3. Правление сыновей Эвридики

Аминта III спас свое царство от иностранного правления и династических распрей. Он искусно преодолевал бедствия и угрозы. Хроническая военная слабость Аминты III ограничивала его инициативу. На практике ему всегда приходилось сотрудничать с другими державами, фактически подчиняясь им. С другой стороны, он правил долго для македонского царя и, в отличие от многих аргеадов, умер в старости и не от насилия.
Трое сыновей Аминты III от Эвридики проводили агрессивную политику, чтобы избежать затруднений отца. Династическая нестабильность делала возможным вмешательство и вторжения иностранных держав и амбициозных аргеадов. Филипп II стабилизировал положение в царстве около 357 года, что позволило избежать дальнейших проблем. Александр II правил немногим более года, прежде чем был убит македонской группировкой. Пердикка III потерпел сокрушительное поражение, процарствовав дольше, чем его брат, но далеко не так долго, как его отец. Следовательно, между 370 и 357 годами Македонию лихорадило внутренне и внешне.
Первые два преемника Аминты, старшие сыновья Эвридики, были, возможно, еще менее успешны, чем он сам. Не сразу было очевидно, что и его третьему сыну, Филиппу II, будет лучше; конечно, шансы казались не в его пользу, когда он занял трон. Именно в этот длительный период внутренней и внешней нестабильности после смерти Аминты III Эвридике предстояло сыграть важную роль.

Александр II (370/69–368/7)

Диодор (15.60.3) отмечает, что Аминта III умер в тот же год, когда был убит Ясон из Фер, амбициозный правитель Фессалии. Годом ранее произошла битва при Левктрах, и Фивы обрели статус великой державы. Александр II столкнулся с последствиями этих событий и с новой ситуацией, которая изменила баланс сил на греческом полуострове, особенно на севере. [1]
Несмотря на свою молодость, [2] Александр II наследовал своему отцу без помех изнутри. Вскоре иллирийские народы возможно вторглись или угрожали вторгнуться. Александру II пришлось умиротворять иллирийцев, возможно, предложив своего брата, будущего Филиппа II, в качестве заложника (Just. 7.5.1; см. также Diod. 16.2.2). [3].
Алевады из Лариссы в Фессалии попросили у Александра II помощи против их нового и деспотичного сюзерена, Александра из Фер, Александр II подчинился и перешел в наступление. Пока Александр из Фер готовился вторгнуться в Македонию, Александр II со своими фессалийскими союзниками захватил Лариссу и Краннон. Несомненно, Александр II надеялся снискать военную славу в самом начале своего правления. Помимо общего признания, которое эта кампания могла бы принести новому царю, Александр II, возможно, также думал изменить относительно подчиненные отношения с Фессалией, существовавших при Аминте III. Первоначально, как мы уже отмечали, Александр II сохранил «традиционный» союз своей семьи с Алевадами. Однако после этого успеха при Лариссе и Кранноне молодой царь отказался уступить своим союзникам-Алевадам захваченные им города, хотя и обещал (Diod. 15.61.3–5). Александр II отрекся от Алевадов ради территориальной выгоды, как и его отец Аминта III.
Алевады, преданные своим союзником, затем обратились за помощью к вновь обретшим могущество Фивам (Plut. Pelop. 26.1; Diod. 15.67.3). Александр II, по–видимому, не считал возможной фиванскую интервенцию. Согласно Диодору (15.67.3–4), фиванцы поручили Пелопиду уладить дела в Фессалии в интересах Фив. К моменту прибытия Пелопида Александр II, по–видимому, покинул Фессалию. Пелопид изгнал гарнизон Александра II из Лариссы и двинулся в Македонию. [4] Диодор утверждает, что Пелопид затем заключил союз с Александром II. Вряд ли это был союз равных. Александр II не только подвергся военному унижению, но и ему пришлось отдать Пелопиду в заложники своего брата Филиппа. Пелопид, уладив дела в Фессалии и в Македонии по своему вкусу, вернулся в Фивы.
Диодор и Плутарх разноречат о вмешательстве Пелопида в македонские дела. Диодор подразумевает, что Пелопид наказал Александра II за деятельность в Фессалии. Плутарх не упоминает Александра II или его вмешательство в дела Фессалии, но говорит, что Александр II и его соперник пригласили Пелопида в Македонию. Плутарх говорит о действиях Пелопида в Македонии подробнее, чем Диодор. Плутарх уточняет, что после того, как Пелопид уладил дела в Фессалии, он отправился в Македонию, потому что Птолемей (Плутарх не называет его отчества) находился в состоянии войны с Александром II, и оба попросили Пелопида выступить арбитром и оказать помощь той стороне, которую он сочтет обиженной. Согласно Плутарху, Пелопид предположительно урегулировал их разногласия, вернул македонских изгнанников (кого именно и кем изгнанных у Плутарха неясно, но, вероятно, изгнанных Аминтой III) и взял в заложники не только Филиппа, как сообщал Диодор, но и тридцать сыновей самых выдающихся македонцев.
О взятии заложников Диодор и Плутарх также говорят каждый свое. Пелопид взял только Филиппа (Диодор), Пелопид взял тридцать мальчиков (Плутарх). Пелопид взял заложника в наказание за поведение Александра II (Диодор), большее число заложников гарантировало успех урегулирования спора между Александром II и Птолемеем (Плутарх). Неизвестно, принадлежали ли заложники обоим спорщикам (то есть Александру II и Птолемею). Плутарх не называет заложника со стороны Птолемея и говорит, что от Александра II был взят его брат Филипп, поэтому Александр II (что неудивительно, учитывая роль Пелопида как защитника Фессалии), кажется, был более сурово наказан, а Птолемей, можно сказать, выкрутился. С другой стороны заложники, вероятно, требовались с обеих сторон, хотя со стороны Птолемея могло быть меньше.
Плутарх утверждает, что и Птолемей, и Александр II пригласили Пелопида. Но Александр II мог сделать хорошую мину при плохой игре на появление Пелопида в Македонии по приглашению одного Птолемея. Фиванский генерал явно действовал в своих собственных интересах и в интересах фиванцев, безусловно, еще больше ослабляя позиции Александра II, предположительно, чтобы извлечь выгоду для Фив за счет Македонии. Рассказ Плутарха делает больше, чем рассказ Диодора, для понимания македонской политики.
Первое урегулирование Пелопидом фессалийских и македонских дел скоро накрылось. Диодор сообщает о Птолемей (по прозвищу «Алорит», что означает «из Алора») вероломно убил Александра II (Diod. 15.71.1, 16.2.4). Диодор сообщает, что Птолемей был братом Александра II и царствовал в течение трех лет. Марсий, (предположительно Марсий из Пеллы), [5] утверждает (FGrH 135/6 F 11 = Athen. 14. 629D), что Александр II был убит клевретами Птолемея, когда смотрел македонский танец. [6]
Плутарх (Pelор. 27.1–3) рассказывает о неурядицах в Македонии после убийства царя Птолемеем. Друзья Александра II взывали к Пелопиду за помощью. Демосфен (19.195–196) упоминает некоего Аполлофана из Пидны как одного из убийц Александра II. Юстин (7.5.4–5) утверждает, что Эвридика вероломно убила своего сына Александра. Схолиаст к Эсхину (2.29) говорит о сотрудничестве Птолемея и Эвридики с целью убить Александра II (схолиаст также единственный сообщает, что Птолемей женился на Эвридике).
Почему правление Александра II рухнуло с такой поразительной быстротой? Мы рассмотрим роль Эвридики в этих событиях в следующей главе, а также более подробно обсудим личность таинственного Птолемея (который мог быть Аргеадом, а мог и не быть). Учитывая совершенно разный характер дошедших до нас сообщений, невозможно сказать, действительно ли Птолемей был против провальной политики Александра II в Фессалии или же просто воспользовался неудачей Александра для достижения своих давно существующих целей. Я склоняюсь к последнему мнению. Птолемей не смог бы начать, возможно, даже до убийства, гражданскую войну (если понимать буквально Plut. Pelор. 26.3), если бы у него уже не было достаточно широкой поддержки.
Замечания Марсия и Демосфена указывают на виновность в убийстве Александра II и Птолемея, и его фракции. Его мать Эвридика могла быть причастна к убийству. Фессалийская авантюра Александра II (то ли потому, что он предал Алевадов, то ли, что более вероятно, потому, что он был унижен фессалийцами и фиванцами) лишила молодого царя значительной части поддержки, с которой он начал свое правление. Можно легко предположить, что многие македоняне считали его опрометчивым и неопытным молодым царем, и что Птолемей приобрел сторонников, изображая себя зрелым мужем и противником злоупотреблений. Александр II, должно быть, был довольно молод, когда вступил на престол, но, хотя Александру III и Филиппу II было примерно столько же лет, когда они вступили на престол, они проявили гораздо больше здравого смысла и смогли, пусть и постепенно, создать и сохранять широкую группу поддержки, в то время как у Александра II она быстро ослабла.
Утрате поддержки могла способствовать и политика Александра II. Фрагмент Анаксимена (FGrH 72 F 4) приписывает царю по имени Александр создание petzhetairoi (пеших спутников), с которыми царь имел взаимоотношения как с гетайрами. Этим царем мог быть Александр II, и, таким образом, мотивация (или, по крайней мере, поддержка) убийства Александра II могла возникнуть из–за того, что нововведение угрожало существующему порядку, в частности, абсолютному господству македонской элиты, имевшей монополию на военные дела, хотя ни в одном повествовании не упоминается связь между появлением педзэтеров и убийством Александра II. Хацопулос предполагает, что заговор Птолемея был инспирирован прибрежными городами и их правящей элитой в рамках регионального спора.

Пердикка III (368/7–360/359) и Птолемей

События после убийства Александра II сомнительны и противоречивы. В источниках нет однозначной информации о статусе Птолемея: правил ли он самостоятельно или стал регентом при Пердикке III, втором сыне Аминты III и Эвридики. Схолиаст к Эсхину (2.29) утверждает, что Птолемей и Эвридика убили Александра II и что Эвридика вышла замуж за Птолемея. Но если Эвридика и вышла за Птолемея, другие источники об этом не знают.
Я отстаиваю следующий порядок событий: вскоре после убийства Александра II некий Павсаний попытался предъявить права на трон, но афинский полководец Ификрат помешал ему и сохранил трон для оставшихся детей Эвридики; Птолемей правил самостоятельно, но был вынужден принять регентство после второго вмешательства Пелопида. Все эти события, вероятно, произошли в течение нескольких месяцев. Если Эвридика действительно вышла замуж за Птолемея, то наиболее вероятная дата — после второго урегулирования Македонии Пелопидом, менее вероятная — вскоре после убийства Александра II (см. дальнейшее обсуждение в главе 4).
Я также предполагаю, что Птолемей, вероятно, пытался добиться признания в качестве царя, но потерпел неудачу. На мой взгляд, вскоре после убийства Александра II афиняне вмешались, по приглашению Эвридики, в пользу наследования сыновей Эвридики и в противовес вторжению другого аргеадского претендента, а затем фиванцы вторглись в Македонию во второй раз, и Пелопид поддержал наследование Пердикки III и ограничил Птолемея регентством. Некоторые ученые помещают афинскую интервенцию до смерти Александра II (а не после нее) и до второй фиванской интервенции.
Диодор считал Птолемея царем и «назначил» ему трехлетнее царствование (Diod. 15.71). Паросский мрамор [FGrH 239A 74] и другие хронологии также считают Птолемея царем. Нет уверенности, что Птолемей был царем на самом деле. На монетах того периода имя Птолемея не указано. Эсхин называет Птолемея эпитропом (то есть опекуном) в период после афинского вмешательства. Схолиаст к Эсхину называет Птолемея эпитропом для Пердикки и Филиппа, утверждая, что он правил три года. Плутарх (Pelop. 27.2–3) говорит, что Птолемей захватил власть, но у него неясно, стал ли он царем. Несомненно, Птолемей убил Александра II, надеясь, что его признают царем, в то время как Эвридика и ее сыновья считали царем Пердикку, ее второго сына, хотя он, вероятно, еще не вырос. Возможно, оба кандидата получили одобрение от разных групп.
Три древних источника поднимают вопрос о том, стал ли Птолемей царем после смерти Александра II, но его хронология проблематична. Эсхин (2.26–27) много лет спустя описывает события, связанные с угрозой престолонаследию сыновей Эвридики. Угроза исходит не от Птолемея, как можно было бы предположить. (Сам Эсхин не мог быть очевидцем, и его источником мог быть афинянин, а не македонянин). Согласно Эсхину, некий Павсаний, побывав в изгнании (Суда говорит, что он был изгнан Аминтой III), вернулся, чтобы править, и ему помогали ситуация и поддержка масс. Павсаний собрал греческие войска и захватил Анфемунт, Термы, Стрепсу и другие места (Суда говорит, что он фактически принял правление). Эсхин утверждает, что большинство македонян поддерживали Павсания, хотя и не все. Смысл замечаний Эсхина, безусловно, заключается в том, что Павсаний был аргеадом, возможно, более влиятельным, чем Птолемей. Диодор (16.2.6), как бы то ни было, говорит, что Павсаний был «связан с царским домом». Согласно Эсхину (2.29), Эвридика выручила, убедив афинского адмирала Ификрата оказать помощь. У Суды говорится, что Эвридика и афинский военачальник (предположительно Ификрат) заключили союз и изгнали Павсания. На момент этого инцидента Птолемей явно не был царем и, вероятно, не был и регентом, поскольку он не упоминается ни в одном источнике.
Когда Ификрат спас положение? В тексте Эсхина говорится о спасательной операции Ификрата после смерти Аминты III и Александра II. Эсхин упоминает Пердикку и Филиппа как несовершеннолетних наследников. У Эсхина Эвридика просит Ификрата защитить царство для своих сыновей, но не упоминается Птолемей, хотя позже Эсхин обвиняет эпитропа Птолемея в антиафинской политике в Амфиполе и союзе с Фивами. Эсхин обвиняет и Пердикку III в антиафинской политике в Амфиполе и союзе с Фивами. Итак, у Эсхина очевидным наследником является несовершеннолетний сын Эвридики, Ификрат призван защитить притязания сыновей Эвридики на трон от Павсания, Птолемей становится регентом, затем Пердикка III становится царем. Корнелий Непот (Iphicr. 3.2) подразумевает, что инцидент произошел после смерти Александра II, поскольку он упоминает только двух сыновей (Пердикку и Филиппа) как изгнанных. Единственный другой древний источник, в котором упоминается вмешательство Ификрата, не указывает на то, что инцидент произошел после смерти Александра II. У Суды говорится, что инцидент произошел после смерти Аминты, но не упоминается смерть Александра II, и говорится, что сыновья Аминты (имена не указаны) были изгнаны Павсанием. Если бы инцидент произошел при жизни Александра II, это означало бы, что тот был изгнан из своего царства. В целом представляется наиболее вероятным, что вторжение Павсания и ответ Ификрата произошли вскоре после убийства Александра II.
Согласно Плутарху (Pelop. 27.2–3), после смерти Александра II друзья покойного царя обратились за помощью к Пелопиду (который уже вернулся в Фессалию, чтобы справиться с тамошними проблемами). Если принять мой порядок событий, возобновление интереса фиванцев к Македонии могло быть вызвано, отчасти, вмешательством Афин, а не только призывом от друзей Александра II после его убийства Птолемеем. Пелопид был мотивирован желанием сохранить положение Фив на севере и соперничеством с Афинами за господство на севере. Пелопид отправился в Фессалию с дипломатической миссией, не взяв солдат, поэтому нанял наемников. Он выступил против Птолемея в Македонии, но Птолемей подкупил наемников, чтобы они перешли на его сторону.
Встретившись с Пелопидом, он приветствовал его, попросил об одолжении, согласился сохранить царство для братьев умершего и иметь тех же друзей и врагов, что и фиванцы. Кроме того, он отдал Пелопиду своего сына Филоксена и пятьдесят гетайров в качестве заложников. Вторая попытка Пелопида урегулировать конфликт отдает предпочтение сыновьям Эвридики перед Птолемеем: его сын теперь был заложником, и число заложников было больше, хотя на этот раз заложники, возможно, принадлежали только к одной фракции (птолемеевской), а не к двум, как в предыдущем эпизоде. Несмотря на кратковременную уязвимость Пелопида из–за отсутствия немедленного доступа к собственным войскам, действия Птолемея, очевидно, свидетельствуют о его признании большей мощи Фив.
Пелопид стремится усилить роль Фив в северной Греции, но он также заинтересован в поддержании стабильности в Македонии. Повествование Плутарха подразумевает, что изначально Пелопид и фессалийцы были недовольны Александром II больше, чем Птолемеем, но помешали Птолемею стать царем после убийства Александра II и сохранили трон за братьями Александра II. Эсхин называет Птолемея эпитропом и критикует его «неблагодарное и беспринципное поведение» за то, что он принял союз с фиванцами, когда афиняне спорили с Фивами об Амфиполе. Антиафинская политика Птолемея в Амфиполе может быть результатом давления со стороны Фив или возвращения к традиционной македонской политике в Амфиполе.
После убийства Александра II фиванцы и афиняне закрепили трон за сыновьями Эвридики и вынудили Птолемея принять регентство. Сыновья Эвридики не смогли бы унаследовать или удержать трон без внешней поддержки двух крупнейших держав того времени. Можно добавить, что, возможно, самым важным долгосрочным результатом правления Александра II стал отъезд Филиппа и более восьмидесяти других элитных македонцев в Фивы; их фиванский опыт будет иметь как военные, так и политические последствия для будущего Македонии и всего греческого полуострова.
Следующий эпизод в этой династической мыльной опере был чем–то средним между предсказуемым и неизбежным. Диодор (16.2.2) рассказывает, что Птолемей был убит своим «братом» Пердиккой, который с тех пор правил самостоятельно как царь. Схолиаст к Эсхину указывает на заговор Пердикки с целью устранения Птолемея. Но маловероятно, что Пердикка убил Птолемея после принятия независимого правления.
Брат Пердикки III Филипп вернулся после долгих лет пребывания заложником в Фивах, вероятно, вскоре после смерти Птолемея и начала независимого правления Пердикки. Каристий Пергамский утверждал, что Евфрей, ученик Платона, убедил Пердикку предоставить Филиппу некоторую собственную территорию, названную «началом его басилейи» (правления или царства), где Филипп держал какую–то военную силу. После смерти Пердикки в битве Филипп, имея это войско в готовности, взял командование на себя (Athen. 11.506E–F; Афиней вставил комментарий, указывающий на его сомнения в правдивости этой истории).
Неудивительно, что после двух насильственных смертей в течение нескольких лет внешние силы снова попытались манипулировать ситуацией в Македонии в своих интересах. Возможно, под влиянием Филиппа или просто из личных интересов, Пердикка III, по–видимому, пытался продолжить союз с Фивами. Фиванцы готовили флот и поэтому нуждались в древесине, и македоняне организовали ее поставки в обмен на поддержку против афинян на севере. Декрет Фиванской лиги примерно от 365 г. признал Пердикку проксеном и эвергетом Фив. Пердикка увеличил доходы от соглашения с Фивами о поставках древесины и реорганизовал финансы. Афинский изгнанник Каллистрат помог удвоить портовые сборы. Пердикка, возможно, использовал эти новые доходы для увеличения численности и качества македонских вооруженных сил, но они не смогли справиться с массированным иллирийским вторжением. В правление Пердикки III афиняне продолжали действовать в северной части Эгейского моря, поддерживали базы в Термейском заливе (Пидна, Мефона и Потидея) и заключали союзы с некоторыми из нагорных македонских царств, Орестидой и Пелагонией (Орестида, опасаясь иллирийского вторжения, присоединилась к молосскому царству). Возможно, без энтузиазма, ок. 364/3 г., Пердикка ненадолго оказал помощь афинскому военачальнику Тимофею против халкидян, но македонско–афинский союз оказался химерой. Даже после падения гегемонии Фив Пердикка фактически помогал амфиполитам противостоять афинянам, и в конце концов афинский полководец Тимофей снял осаду Амфиполя.
Афиняне, однако, были не самой большой проблемой Пердикки III. Его амбиции рухнули из–за внезапного поражения от иллирийцев. Иллирийцы в последние годы снова стали мощной силой, сумев нанести серьезный урон молоссам. Численность армии, которую Пердикка вывел на поле боя против иллирийцев, указывает на улучшение его ресурсов, и на серьезность угрозы со стороны вторгшейся армии Бардилиса. Иллирийцы разгромили македонян в большой битве: Пердикка и четыре тысячи македонян погибли, а македонская армия перестала существовать (Diod. 16.2.4–5). После ошеломляющего поражения Пердикки III пеонийцы начали грабить границы, иллирийцы готовились начать массированное вторжение в районы Македонии, которые еще не находились под их контролем, фракийский царь поддерживал аргеадского претендента на трон (Павсания), а афиняне поддерживали другого претендента на трон (Аргея), подкрепив эти усилия войском в три тысячи гоплитов и флотом под командованием генерала Мантия (Diod. 16.2.5–6).
Пердикка III правил дольше и оказался и компетентнее, и разумнее старшего брата. Он строил более стабильную Македонию, чем кто–либо и когда–либо ранее. Возможно, увеличенная армия была создана в ответ на иллирийскую угрозу, но он не смог ее пережить. Нападение иллирийцев было вызвано их растущей силой и уверенностью в себе, а не слабостью Македонии. Успех иллирийцев вызвал кратковременное возвращение к династическим распрям.
В Македонии в V-IV веках основным разрушителем был царский дом из–за отсутствия четкой схемы наследования и из–за полигамии. Изменение ситуации началось с Аминты III, который правил долго и имел трех сыновей. Насильственная смерть была фактом жизни для правителей Аргеадов. Династия Аминты III обрела легитимность, несмотря на стрессовые обстоятельства. Иностранные державы спонсировали претендентов, но ни один из них не вызвал большого энтузиазма у македонцев, потому что те не принадлежали к династии Аминты III. Царство Македония еще несколько лет оставалось игрушкой тогдашних великих держав, но стало более стабильным. Но династическая стабильность не спасла бы Македонию без великого военачальника Филиппа II, который создал величайшую военную организацию в греческом мире.

Филипп II (360/59–336)

Наши источники расходятся в том, был ли Филипп признан царем сразу после гибели своего брата в битве (Diod. 16.1.3, 2.1) или состоял регентом при малолетнем сыне своего брата Пердикки, Аминте (Just. 7.5.9; Satyr. ap. Ath. 13.557 В). Мы не знаем, мог ли юный Аминта считаться царем автоматически. В то время как некоторые предыдущие аргеады иногда правили вместо молодых царей (как, по–видимому, Птолемей Алорит), обычно эти «регентства» не затягивались и заканчивались устранением правителя–ребенка и переходом регента к прямому правлению. Действительно, некоторые историки сомневаются, что у македонцев было регентство. По–моему, македонцы не признали бы царем ребенка, особенно в условиях военного кризиса, и Филипп, вероятно, стал править как самостоятельный царь сразу же. По–видимому, даже на раннем этапе у Филиппа были основания быть уверенным, что элементы элиты не поддержат его племянника юного Аминту. Таким образом, чтобы начать править, Филипп уже убедил многих членов элиты в том, что он — лучший выбор.
Филипп не устранил своего племянника; это сделал его сын Александр много лет спустя, после убийства Филиппа (Just. 12.6.14). При воцарении Филипп не имел собственных сыновей, но у него был племянник Аминта, который являлся единственным потомком мужского пола по линии Аминты III и Эвридики. Следовательно, Филипп изначально не устранил своего единственного наследника Аминту, потому что он не чувствовал угрозы от его существования. Даже спустя годы после иллирийского кризиса, хотя к тому времени у Филиппа было два сына (Филипп III Арридей и Александр III), у Аминты, поскольку он был по крайней мере на несколько лет старше любого из сыновей Филиппа, было больше шансов дожить до совершеннолетия, чем у его младших кузенов. Более того, поскольку Филипп сам был третьим из трех братьев, занявших трон, у царя были причины держать нескольких наследников в резерве. Действительно, то, что он выдал свою дочь Кинану замуж за Аминту, предполагает, среди прочего, что Аминта действительно, по мнению Филиппа, был запасным наследником. Филипп мог безжалостно убить маленького сына своего брата, но важнее признать, что у него были веские причины сохранить Аминте жизнь.
Правление Филиппа началось в условиях более тяжелого, чем обычно, кризиса: помимо военной катастрофы беспрецедентного масштаба (ранее Аминта III был вынужден бежать из царства, но он не пал в битве вместе с тысячами других, как Пердикка III), иллирийцы, пеонийцы, афиняне, фракийцы стремились определять события в Македонии, и, по крайней мере два соискателя трона (Аргей и Павсаний, и каждый при иностранной поддержке) ухудшали ситуацию.
Филипп смог быстро победить других претендентов из Аргеадов и утвердиться на троне. Филипп консолидировал царскую власть. Он превратил свое царство в величайшую державу на греческом полуострове. Филипп произвел изменения в отношениях между царем и элитой. Изменения были реальными и имели последствия. Филипп понимал необходимость изменения отношений между царем и элитой для изменения царства. Нововведения Филиппа не спасли его от убийства македонским аристократом. Некоторые утверждают, что убийцей двигало недовольство нововведениями Филиппа.
Филипп был признан царем благодаря своему происхождению и родству с македонскими царями. Региональная власть и ответственность, которые были переданы ему его братом Пердиккой, способствовали его признанию. Негламурные и задиристые качества Аминты III и его сыновей, часто терпевших поражения, но никогда не падавших духом, были особенно привлекательны для македонян и они не собирались их сменять.
Ужасное поражение Пердикки и быстрая серия побед Филиппа создали связь между царем и народом. Многие македонцы потеряли членов семьи в резне, в которой погиб Пердикка III. Победа нужна была Филиппу для мести и безопасности. Победы и поражения укрепляют единство и лояльность народа. Военная катастрофа может объединить, а не разделить.
Помимо иллирийской угрозы и вторжения пеонийцев Филиппу пришлось немедленно разобраться с двумя претендентами на трон. Диодор (16.2.6) говорит, что фракийский кандидат Павсаний каким–то образом был родственником царской семьи. Обычно предполагается, что Павсаний был Аргеадом и, вероятно, человеком, который пытался занять трон вскоре после смерти Александра II и с которым имел дело Ификрат, и что афинский кандидат Аргей, вероятно, тот же человек, который, согласно Диодору, правил Македонией в течение двух лет, пока отец Филиппа Аминта находился в изгнании (Diod. 14.92.4). В этом смысле в начале правления Филипп встретил проблемы, с которыми столкнулись его отец и братья, и в некоторых случаях эти проблемы приходилось решать снова, хотя и в гораздо меньших масштабах. По–видимому, это было дежавю, по крайней мере, в некоторых отношениях.
Филипп справился с более скромной угрозой в лице Павсания, предложив фракийскому царю и пеонийцам мир и взятки (Diod. 16.3.4). Подобное делали македонские цари и раньше, но Филипп ввел эти меры не в качестве долгосрочной политики, а только с целью выиграть время, чтобы иметь возможность разобраться с каждым противником по очереди, а не со всеми сразу. Долгосрочное господство Филиппа, в конце концов, зависело от большего военного успеха, чем у любого предыдущего македонского правителя. Аргей был более сложной проблемой, чем другой претендент, не столько сам по себе, сколько из–за афинского спонсорства (Lib. 15.42, 20.23). Несмотря на добровольный уход Филиппа из Амфиполя, афинский полководец Мантий, хотя сам он остался в Мефоне, где он высадился, отправил Аргея с наемниками в Эги. Аргей потерпел ужасную неудачу: сначала жители Эг отказались поддержать его заявку на царствование, и поэтому он был вынужден вернуться в Мефону, а затем появился Филипп, напал и убил многих, хотя и освободил выживших, за исключением македонских изгнанников (Diod. 16.3.5–6). Филиппу пришлось пойти на дальнейшие уступки афинянам по поводу Амфиполя, но об их кандидате Аргее больше ничего не слышно.
Если задуматься, почему Филиппу так быстро удалось оттеснить других претендентов на трон, то наиболее очевидным ответом будет тот, что два претендента, с которыми он имел дело, уже были отстранены от власти вместе с их фракциями и сторонниками его отцом или одним из его братьев. Его предшественники уже продемонстрировали, что эти претенденты потерпели поражение. Важность этих двух людей проистекала из поддержки внешних сил, а не из какого–либо внутреннего македонского энтузиазма по отношению к ним, о чем особенно ясно свидетельствует реакция жителей Эг. Спонсорство враждебных иностранных держав, вероятно, помогло дискредитировать их в глазах македонского народа. То, что Филипп немедленно победил Аргея, только подтвердило его собственную легитимность. Тем не менее, стоит напомнить, что Аминта III (см. главу 2) возвращался к власти по крайней мере один раз и, вероятно, дважды благодаря поддержке иностранных держав. Следовательно, можно сделать вывод, что предыдущие неудачи этих двух заявителей, возможно, оказали большее влияние, чем их поддержка извне.
Претенденты–Аргеады сами по себе не представляли серьезной опасности для правления Филиппа, но если бы благодаря военной победе и искусной дипломатии он не заручился широкой поддержкой широких масс населения и элиты, само царство могло исчезнуть, а вместе с ним и царствование Аргеадов. В своей готовности давать взятки, чтобы предотвратить непосредственные военные угрозы, Филипп, возможно, и напоминал своим подданным своего отца, но его победы не имели аналогов. Филипп II Македонский был искусным политиком, способным использовать кризисы для достижения своих целей. Диодор утверждал, что Филипп почти за одну ночь преобразовал македонскую армию в дисциплинированную боевую силу, совершенно отличную от прежних македонских армий (Diod. 16.1–3), но более вероятно, что реформы происходили в течение многих лет. Победа Филиппа над иллирийцами лишила контроля над Верхней Македонией князей, которые ранее не находились под контролем Аргеадов. Князья отказались от своей независимости в обмен на возвращение своей территории. Несомненно, новая центральная власть Филиппа вызвала недовольства среди княжеских домов, но он его минимизировал. Его политика ранних браков (он сам был отчасти линкестиец) укрепила ситуацию.
Третий претендент на трон действительно появился в правление Филиппа, но время его попытки неясно. По крайней мере, один из сыновей Аминты III от Гигеи либо боролся с Филиппом за трон, либо, считали, что боролся (или собирался). Юстин (8.3.10–11), говоря о разрушении Олинфа в 349/8 году, говорит, что Филипп напал на город и разрушил его, потому что олинфяне укрывали двух его сводных братьев после того, как он убил их брата. Юстин утверждает, что Филипп хотел их умертвить как потенциальных претендентов на власть. Неясно, когда именно сын Гигеи, вероятно, старший, Архелай, предпринял попытку занять трон. Хотя попытка Архелая не поддается какой–либо точной датировке, она, вероятно, была предпринята не во время восшествия на престол Филиппа, учитывая, что в наших источниках упоминаются другие претенденты и не говорится о сыновьях Гигеи, и, возможно, незадолго до преследования Филиппом братьев в Олинфе. Кажется любопытным, что Архелай не заявил о своих притязаниях в начале правления Филиппа, когда Филипп был более уязвим. В отличие от других претендентов Аргеадов, Архелай мог заявить, что он сын Аминты, и на первый взгляд, сын Аминты, казалось бы, представлял для афинян больше привлекательности, чем Аргей, потомок нескольких давно умерших Аргеадов, человек, которого уже однажды изгнали из царства. Неспособность сыновей Гигеи предъявить какие–либо претензии на момент восшествия на престол Филиппа убедительно свидетельствует, о том, что они были слишком молоды (см. главу 2). Убийство Филиппом одного брата и бегство двух других, вероятно, произошли, когда они достигли совершеннолетия, либо потому, что они действительно пытались свергнуть его, либо собирались. Два поколения спустя оба сына Александра Великого будут устранены примерно на этапе их взросления по схожим причинам. В любом случае, непрекращающиеся притязания сыновей Гигеи, несомненно, способствовали очевидному возвышению Эвридики во время правления Филиппа, особенно в начале (см. главу 5).
Филипп утвердился на троне после преодоления внешних и внутренних угроз. Македония столкнулась с силами разрушения и разобщенности из–за элитных групп, сопротивляющихся царской власти. Централизация Македонии достигла невиданных масштабов. Элитные группы продолжали сопротивляться царской власти. Дом Аргеадов исчез в конце четвертого века.
Справившись со всеми этими кризисами и начав военную революцию, которая помогла превратить Македонию в великую державу, Филипп II быстро предпринял шаги по объединению своего хронически разделенного царства. Возможно, он уже был женат по крайней мере один раз до того, как стал царем, но к 357 году у него могло быть целых пять из его семи жен. Филипп быстро перешел от обороны к наступлению, отказавшись сдавать Амфиполь, столкнувшись с войной с афинянами и начав приобретать новые территории. Уже в 358 году он начал вмешиваться в дела Фессалии. Хотя Филипп время от времени терпел поражения (например, от Ономарха Фокейского в 353 году), он продолжал идти вперед, и постепенно внешние силы, которые так часто в прошлом беспокоили Македонию, были включены в состав царства Филиппа или подчинены ему; он действовал в центральной Греции и дипломатически, и политически. Филипп также провел кампанию во Фракии и захватил там большую территорию, несмотря на сотрудничество Фракии и Афин. В 357 году он завоевал Амфиполь, устранив таким образом угрозу, которая доставляла столько хлопот многим его предшественникам. Он раздавал недавно завоеванные земли обычным людям, а также гетайрам и переселял целые народы. Несколько раз воюя и мирясь с афинянами, Филипп разгромил союз Фив и Афин при Херонее в 338 году. На тот момент Филипп практически стал верховным правителем греческого полуострова; он планировал вторгнуться в Персидскую империю, но его убийство в 336 году (недовольным любовником) привело к тому, что совместную греко–македонскую экспедицию возглавил вместо него его сын Александр.
Филипп укрепил мужской царский род; Аргеады теперь были потомками Аминты III и Эвридики. Археологические свидетельства указывают на заметную роль Эвридики в царстве Аргеадов. Филипп выдвинул Эвридику на первый план. В правление Филиппа царь и царская семья стали заметно выделяться на фоне остальной элиты.


[1] Хаммонд считает, что убийство Александра II произошло в конце 368 или даже в начале 367 года; Лейн Фокс помещает смерть Аминта III на лето 369 года, а убийство Александра II — на конец лета 368 года. Царнт датирует смерть Александра II более ранним временем, зимой 369/8 года.
[2] Учитывая, что его родители поженились где–то между 393 и 390 годами и что Александр II вступил на престол около 370 года, он должен был родиться не позднее 388 года, но мог родиться и в 392 году.
[3] Юстин (7.5.1) утверждает, что Александр II отдал иллирийцам Филиппа в качестве заложника, а затем передал его фиванцам, тогда как Диодор (16.2.2) говорит, что это Аминта III отдал его в качестве заложника, а иллирийцы затем передали его фиванцам. Я считаю маловероятным, что он когда–либо был иллирийским заложником.
[4] Многие относят первое вторжение Пелопида в Фессалию и Македонию к лету 369 года.
[5] Было два македонских писателя с таким именем, один из Филипп, другой из Пеллы. Тот, что из Пеллы, был примерно современником Александра Македонского и написал историю Македонии с древнейших времен до своих дней. Я вслед за Геккелем считаю, что этот фрагмент принадлежит Марсию из Пеллы и является достаточно достоверной информацией, учитывая, что писатель родился примерно через десять лет после убийства Александра II и происходил из семьи, которая, вероятно, была хорошо осведомлена о придворных интригах прошлого и настоящего.
[6] Из фрагмента Марсия неясно, происходил ли танец на пиру, или на празднике. Как замечает Мюллер, танец с оружием давал объяснение тому, как можно было подобраться достаточно близко, чтобы убить человека на глазах у его телохранителей. Как она отмечает, в некоторых случаях подробности убийства других Аргеадов не уточняются, иногда предполагается, или подразумевается, что царь был убит случайно. В одной из версий смерти Архелая он погиб в результате несчастного случая на охоте (Diod. 14.37.6), но Аристотель (Pol. 1311b) говорит, что он был убит намеренно. Диодор (16.93.1-94.3) говорит, что в день смерти Филипп II велел своим телохранителям держаться на расстоянии и что человек, убивший его, сам входил в охрану царя. Все эти рассказы могли быть литературными приукрашиваниями, но в мире, где не было многих современных способов убивать на расстоянии, убийцы должны были искать случаи, когда они могли получить доступ к жертве и каким–то образом быть вооруженными.