Убийство Архелая в 399 году привело к династическому хаосу, который, в самом худшем случае, продолжался около семи лет. Аминта III (394/3–370/69), муж Эвридики и отец Филиппа II, смог править в течение длительного периода. Македонские цари обычно «умирали в сапогах». Аминта умер естественной смертью, что было достижением и имело последствия. Его потомки правили царством до тех пор, пока в его роду не осталось мужчин.
Царствование Аминты было отмечено иностранным вторжением и интервенцией. Аминта столкнулся с множеством унижений, но его поздние этапы правления были более стабильными. В критических ситуациях он успешно убеждал могущественные силы прийти на помощь. Аминта оставался в игре до конца своего правления и помог своему преемнику, Александру II. Историки часто презрительно относятся к Аминте III, но Царнт восстановил его репутацию, утверждая, что рейтинг ему поубавило сравнение с Филиппом и Александром III. Македония имела проблемы с давлением извне и с князьями Верхней Македонии. Аминта проявил недюжинные навыки преодоления трудностей, особенно в дипломатии, но менее удачлив он был в военном плане.

Проблемы с источниками в период правления Аминты III

События в Македонии в период правления Аминты III были малодоступны для понимания большинству греков. Древние источники описывают запутанную и противоречивую ситуацию. Повествовательные истории часто противоречат друг другу и другим источникам. Датирование и продолжительность царствований, а также статус царей вызывают разногласия. Юджин Борза справедливо назвал этот период «историографическим кошмаром». Личность нескольких правителей и претендентов на трон остается в тумане. Родословная Аминты III не установлена, что вызывает споры о его происхождении и этнической принадлежности. Разные работы об этом периоде предлагают различные списки царей, даты царствования и генеалогические древа.
Источники скудны сведениями о правлении Аминты и его сыновей. Наиболее важным источником является Диодор Сицилийский. Юстин также предлагает повествование, но более сокращенное и живописное. Проспартанская «Эллиника» Ксенофонта содержит материалы о македонских событиях. У Исократа также есть ссылки на события того периода. Монеты свидетельствуют об относительной стабильности во время правления Аминты.
Обсуждение правления Аминты III и его сыновей затрудняется серьезными проблемами с источниками. Моя цель — дать представление об общей картине и движущих силах событий в правление Аминты и его сыновей. Эвридика играла активную и пассивную роль, помогая мужу и сыновьям удержать трон.

Правление Аминты III (394/3–370/69)

Аминта III вряд ли был непосредственным преемником Архелая; за смертью Архелая последовал длительный династический раздор. Диодор (14.37.6) рассказывает, что после смерти Архелая ему наследовал Орест, мальчик. [1] Юный Орест был убит своим опекуном Аэропом, который затем правил в течение шести лет. У Аэропа не сохранилось отчества, но его, вероятно, не выбрали бы опекуном, если бы он не был близким родственником Ореста и Аргеадом. [2] Орест нигде не назван сыном Архелая, но представляется весьма вероятным, что он им был. Вполне возможно, что Диодор смешал роль опекуна и регента, что Орест никогда не был царем и Аэроп стал царем сразу после смерти Архелая; тогда он убил бы Ореста не для себя, а скорее для того, чтобы царствовал его собственный сын.
Кроме нескольких неудачных попыток, по–видимому, в союзе с фессалийцами, выступить против спартанцев (Polyaen. 2.1.17, 4.4.3; Xen. Hell. 4.3.10), об Аэропе больше ничего не известно. Диодор утверждает (14.84.6), что Аэроп умер от болезни, и ему, в свою очередь, наследовал его сын Павсаний, хотя Павсаний правил всего год, прежде чем был убит человеком по имени Аминта (Diod. 14.89.1–2). Диодор явно верил, что именно этот Аминта был Аминтой III и отцом Филиппа II. Аминта III, по словам Диодора, правил двадцать четыре года. [3] Дело еще более усложняется тем, что в хронологических списках между Аэропом и Павсанием фигурирует другой правитель — что еще хуже, другой Аминта (далее Аминта II). [4] Таким образом, Аминта III взошел на трон после более чем пяти лет династической неразберихи и хаоса.
Важно то, что происхождение Аминты III, не говоря уже о его родословной, остается в потемках. Диодор (15.60.3; см. также Syncellus, р. 500 с исправлениями Диндорфа) именует его сыном Арридея, но Юстин (7.4.3) называет его сыном Менелая, брата Александра I. Элиан (V. H.12.43) не только называет Аминту внуком Менелая (которого Элиан считает бастардом), но он также утверждает, что Аминта был слугой и рабом Аэропа. Надписи (SIG 135, 157), однако, подтверждают, что Аминта был сыном Арридея. [5] Если он был сыном Арридея, то Аминта III не был сыном или внуком царя, на самом деле, возможно, только правнуком или даже более отдаленным родственником царя. [6] Как бы то ни было, источники, похоже, соглашаются или, по крайней мере, подразумевают, что он входил в царский клан, и материал у Элиана, как отметил Огден, указывает на попытку, возможно, со стороны конкурирующего претендента на трон очернить родословную Аминты.
Очевидно, что слишком много Аминт и тумана не позволяют создать какую–либо даже сносно достоверную реконструкцию воцарения претендентов в этот период. Смерть царя, чей сын, по–видимому, был слишком мал, чтобы править самостоятельно, спровоцировала погружение страны в династический хаос, но царь–ребенок/наследник, вероятно, был не единственным фактором в хаотичной схеме наследования в 390‑х годах. Убийство Архелая, как мы видели, было политически мотивировано, по крайней мере частично; возможно, убийцы предпочитали иметь на троне кого–то не из рода Архелая или противника политики Архелая. По меньшей мере две, а возможно, и три линии происхождения от сыновей Александра I, по–видимому, боролись за господство в годы после убийства Архелая; возможно, в эти конфликты с аргеадами были вовлечены верхнемакедонские правители Элимеи или Линкестиды, хотя в основном это была борьба внутри царского дома. (Следует напомнить, что эти регионы Верхней Македонии еще не находились под контролем аргеадов и имели свои собственные княжеские дома).
Диодор (14.89.2) несколько загадочно комментирует, что Аминта покончил со своим предшественником Павсанием, сыном Аэропа, посредством какого–то трюка или предательством. Даже если мы признаем достоверность свидетельства Диодора, мы должны также отметить, что действия, которые он приписывает Аминте, были довольно типичны для борьбы Аргеадов за престолонаследие, как покажут последующие события. Предположительно, Аминта III знал о недовольстве против Павсания (впрочем, тот правил очень недолго и еще не успел разонравиться), и был осведомлен о поддержке себя. Поэтому он принял меры для захвата трона.
Правление Аминты III в конечном счете привело к большей династической стабильности в Македонии, но не сразу и не без борьбы. Учитывая недавний распад, Аминта и его род устанавливали власть лишь постепенно. Аминта представлял собой еще один пример коварного типа правителя, столь распространенного в династии. Он терпел поражения, но каким–то образом всегда оставался на плаву, обычно призывая на помощь внешние силы. Иностранные державы, которые он убедил оказать ему помощь, часто были соперниками, например Афины и Спарта. Таким образом, он избежал полной зависимости от одной великой державы, будучи зависимым от нескольких. Аминта также имел различные связи с региональными державами, Фессалией и Халкидской лигой (во главе с Олинфом).
Вскоре после того, как Аминта III, более или менее традиционным для аргеадов способом, вероятно, проложил себе путь к трону убийством, в Македонию вторглись иллирийцы и Аминта был вынужден бежать из страны. [7] Диодор (14.92.3–4) уточняет, что Аминта, сочтя дело безнадежным, подарил олинфянам граничащую с Македонией территорию. За короткое время, говорит Диодор, он вернул свое царство с помощью фессалийцев и правил в течение двадцати четырех лет. Диодор отмечает, однако, что некоторые (но не его основные) источники говорят, что после изгнания Аминты некий Аргей правил в течение двух лет, и только после этого перерыва Аминта вернул себе царство. Аргей упоминается в исторических повествованиях только у Диодора, однако хронографические источники также указывают на двухлетнее правление Аргея. [8]
В начале своего правления Аминта был наиболее уязвим с точки зрения внутренних и внешних угроз, поэтому не является невероятным недолгое пребывание у власти спонсированного иллирийцами претендента. Аргея называют Аргеадом, но спекуляции о том, к какой ветви царской семьи он мог принадлежать, кажутся бесполезными, [9] особенно учитывая то, что многие сомневаются в его историчности, хотя я не из их числа. На мой взгляд, историчность Аргея подтверждается существованием претендента с таким именем в начале правления Филиппа II.
Повествование Диодора также содержит второй рассказ об иллирийском вторжении, которое вынудило Аминту бежать. Ученые расходятся во мнениях, следует ли считать, что иллирийцы изгоняли Аминту дважды, или Диодор случайно произвел дубль и таким образом превратил одно событие в два. Второй рассказ Диодора об иллирийском вторжении (15.19.2–3), судя по его размещению в повествовании Диодора, относится к 383/2 г., примерно через десять лет после первого. Как и в первом повествовании, вторгаются иллирийцы, и Аминта отдает олинфянам территорию на их общей границе. [10] На этом этапе этот второй рассказ начинает отличаться от предыдущего: в отличие от первого рассказа, олинфяне не возвращают территорию после реставрации Аминты. Аминта формирует свою собственную армию, вступает в союз со спартанцами против олинфян, убеждает спартанцев послать против олинфян генерала и военные силы, и вместе македонские и спартанские отряды (с союзниками) начинают войну против Олинфа (Diod. 15.20.3, 21.1–3).
«Эллиника» Ксенофонта (5.2.11–13, 37) подтверждает некоторые аспекты повествования Диодора о втором вторжении (помощь спартанцев), но вместо вторжения иллирийцев в ней рассказывается о вторжении олинфян, которые захватили ряд македонских поселений, включая саму Пеллу (другими словами, в этой версии они не просто пытались удержать территорию, которую они уже контролировали). У Ксенофонта инициативу в обращении за помощью к Спарте проявляет не Аминта, а скорее Аканф и Аполлония, недружелюбные соседи Олинфа, которым также угрожала власть Олинфа. Аканфский посол предположительно сообщает спартанцам, что Аминта отступил из многих своих городов и почти изгнан из Македонии (Саацоглу–Палиадели предполагает, что он мог бежать в Эги). Спартанцы идут на север под командованием Телевтия, который поручил Аминте нанять наемников и убедить соседних царей присоединиться к общим усилиям, финансируя их, и он призвал Дерду, царя Элимеи, не оставаться в стороне. Ксенофонт сообщает, что именно элимиотская кавалерия, а не конница Аминты, способствовала поражению Олинфа и роспуску Халкидской лиги (Hell. 5.2.37–3.2, 3.8–9, 18).
Исократ (6.46) еще больше усложняет ситуацию, утверждая, что побежденный Аминта первоначально планировал покинуть Македонию, но, вдохновленный сомнительным афоризмом, вместо этого захватил небольшую крепость, использовал ее как базу для отправки подкреплений, вернул всю Македонию за три месяца, а затем провел остаток своей жизни на троне, умерев стариком. Отрывок Исократа нелегко согласовать с отрывком Диодора или Ксенофонта. [11]
Я не уверена, но склонна думать, что второй отрывок Диодора частично дублирован: Аминта действительно дважды был изгнан из своего царства, но только в первый раз иллирийцами, хотя вполне могли быть и другие иллирийские набеги. Диодор (16.2.2) говорит, что после своего поражения от иллирийцев (какое поражение, неясно) Аминта заплатил им, предположительно, чтобы они не нападали на Македонию (см. ниже). У Диодора, безусловно, есть и другие дублеты. [12] Иллирийцы часто наседали на македонские территории, и македонские цари неоднократно шли навстречу той или иной великой державы, но никогда прежде царь не был вынужден отказаться от всей своей территории, да еще дважды, во второй раз из–за олинфян. Как утверждает Царнт, в 380‑х годах, когда положение Аминты стабилизировалось, он попросил вернуть земли, которые он уступил им во время первого вторжения, но олинфяне отказались: как говорит Ксенофонт, олинфяне поначалу добились успеха, взяли ряд городов и изгнали Аминту из Македонии, но он возвратил свое царство с помощью спартанцев и элимиотов, а Халкидская лига, в которой доминировал Олинф, была распущена в 379 г.
До конца правления Аминты Македония в лучшем случае оставалась региональной державой. С фессалийцами, особенно с кланом Алевадов, сохранялись тесные связи Аминта вступил в союз с Ясоном из Фер, получив в обмен на свое отступничество от Алевадов Перребию, пограничный регион между Македонией и Фессалией (Diod. 15.57.2, 60.2; Xen. Hell. 6.1.11). Как и Пердикка II до него, Аминта ухаживал как за афинянами, так и за спартанцами. Он «усыновил» афинского адмирала Ификрата, заключил договор с Афинами о поставке древесины, выступил арбитром в пограничном споре между Элимеей и Долихой, а позже присоединился к конгрессу эллинов (послал голосовать за него представителя), который привел к Общему миру 371 года (Aeschin. 2.32–33). Жители Пидны, возможно, построили в честь Аминты святилище (Schol. on Dem. 1.5; Ael. Aristid. Or. 38, 715d).
В целом, правление Аминты было менее чем славным, и все же, он получил то, что хотел, минимальными средствами. [13] Ничто не говорит о том, что он сделал что–либо для улучшения инфраструктуры, а небоеспособность его кавалерии во время спартанской кампании (если это не просто клевета Ксенофонта) демонстрирует, что в его правления Македония могла оставаться независимой только благодаря бесконечным интригам своего правителя. Рассказ Ксенофонта об Аминте, как мы видели, далек от лести ему, но у Диодора Аминта достаточно компетентный и активный правитель. Юстин (7.4.4–6) выносит об Аминте удивительно положительный вердикт: он был деятельным и хорошим генералом (см. главу 4). По рейтингу Аминта уступает своему знаменитому сыну Филиппу, но Филипп стал царем благодаря навыкам выживания, которые продемонстрировал его отец.

Браки Аминты III

Теперь обратимся к бракам Аминты III. Юстин (7.4.5) говорит, что у него было две жены: Гигея и Эвридика. От Гигеи у него было трое сыновей: Архелай, Арридей, Менелай. От Эвридики у него было трое сыновей и дочь: Александр, Пердикка, Филипп, Эвриноя. Возможно, у Аминты была более ранняя жена и дети от нее.
Неизвестно, на какой из двух женщин, которых называет Юстин, Аминта женился сначала. Правда, часто предполагается, что его первой женой была Гигея, но поскольку ее сыновья, насколько нам известно, до начала правления Филиппа II, третьего из сыновей Эвридики (Just. 8.3.10–11)не бросали вызов ни одному из сыновей Эвридики, представляется более вероятным, что сыновья Гигеи были моложе, а не старше сыновей Эвридики. Аминта, возможно, в короткий срок женился на обеих женщинах, точно так же, как Филипп II, по–видимому, женился на четырех или, возможно, пяти своих женах в течение двух или трех лет. Если бы Аминта произвел на свет троих сыновей от Гигеи до того, как стал царем, он, скорее всего, не женился бы на Эвридике вскоре после прихода к власти и не отверг бы Гигею и ее сыновей до того, как у него родились сыновья от Эвридики.
Некоторые другие факторы также подразумевают, что брак Эвридики предшествовал браку Гигеи. Юстин первыми упоминает сыновей Эвридики. Два источника называют Александра II старшим из сыновей Аминты III (Diod. 16.2.4; Just. 7.4.8), а третий (Aeschin. 2.26) говорит об Александре II как о старшем брате Филиппа. Возможно, все три источника имеют в виду только полнородных братьев, но, возможно, и нет. Если Юстин перечислил две обоймы детей в порядке рождения, то, как мы уже заметили, Аминта не следовал общепринятой практике македонских царей называть старшего сына именем его деда. Прямых свидетельств того, что Аминта был полигамным, нет, но кажется вполне вероятным, что был.
О Гигее практически ничего не известно, кроме имени у одного Юстина. Единственная другая известная Гигея — Аргеад, сестра Александра I (Herod. 5.17–18). Поэтому предполагалось, что жена Аминты также была членом царской семьи. Если ни один из сыновей Гигеи не правил, а все сыновья Эвридики правили, то что–то в Эвридике и ее связях было настолько важным, что заслуживало привилегий для сыновей Эвридики перед сыновьями другого Аргеада. Однако, если, как я утверждала, сыновья Гигеи были значительно моложе сыновей Эвридики, доминирование сыновей Эвридики легко объяснимо, даже если Гигея действительно была аргеадкой по рождению. Поскольку Юстин не приписывает Гигее никакой этнической принадлежности, независимо от того, была она Аргеад или нет, она, вероятно, была македонянкой.

Личность Эвридики и ее брак с Аминтой III

Проблема с Гигеей: мало информации о ней. Проблема с Эвридикой: много противоречивой информации о ней. Страбон (7.7.8) утверждает, что мать Филиппа, Эвридика, была внучкой Аррабея. Семья Аррабея, линкестийские князья, была частью династии Бакхиадов из Коринфа. Аррабей и его род считались греками и претендовали иметь героического основателя; действительно, и Аргеады, и Вакхиады считались потомками Геракла. Аррабей и его род сопротивлялись власти аргеадов во время Пелопоннесской войны. Во время Пелопоннесской войны, в царствование Пердикки II, Аррабей в союзе с иллирийцами (Thuc. 4.125) выступил против спартанцев и македонян; конечный результат был плачевным для Пердикки II. Как и другие княжеские семьи Верхней Македонии, Аррабей и его род сопротивлялись власти аргеадов. Таким образом, по материнской линии Эвридика происходила из верхнемакедонской династии, претендовавшей на героическое греческое происхождение.
Страбон также утверждает, что отцом Эвридики был Сирра, и это отчество подтверждается тремя надписями из Вергины. К сожалению, мы не знаем, кем был Сирра и откуда он родом. Его по–разному идентифицировали как элимиота, орестийца, линкестийца или иллирийца. Суда (s. v. Karanos) не только говорит, что Эвридика была иллирийкой, но и что некоторые источники утверждают, что ее дети были не от Аминты. [14] Третий отрывок, приписываемый Плутарху (Plut. Mor. 14c) описывает ее как иллирийку и «трижды варварку». [15] Аристотель (Pol. 1311b) ссылается на войну, которую Архелай вел против Аррабея и Сирры, но личность Сирры не раскрывает. Имя «Сирра» в остальном встречается только в одной надписи.
Термин «иллирийка Эвридика» мог не относиться конкретно к ее отцу. Афиней (13.560F) в отрывке из Дуриса Самосского описывает Кинану как иллирийку, хотя она была одной из дочерей Филиппа II от иллирийской жены и, следовательно, только наполовину иллирийкой. Учитывая известный союз между Аррабеем и иллирийцами и тенденцию элит скреплять союзы браками, представляется достаточно вероятным, что внучка линкестийского правителя также была частично иллирийкой.
Единственный действительно убедительный аргумент против приписывания Эвридике хотя бы частично иллирийской национальности связан с известным спором, который произошел ближе к концу правления Филиппа II (в 338 или 337 году). Согласно Плутарху на симпозиуме в честь женитьбы Филиппа на его последней невесте, Клеопатре, ее опекун Аттал пожелал, чтобы македоняне молили богов о рождении законного преемника от брака Филиппа и Клеопатры. Затем Плутарх описывает гнев Александра, который спрашивает, не бастард ли он в таком случае. Афиней (13.557 Е) в несколько иной версии этого инцидента приводит заявление Аттала о том, что теперь (предположительно после женитьбы Филиппа на Клеопатре) родятся законные, а не незаконнорожденные цари. Как правило, оскорбление Аттала понималось не как обвинение Олимпиады в прелюбодеянии, а скорее как то, что она не македонянка, то есть это было этническое, а не личное оскорбление. Филипп, в обоих этих рассказах, либо терпимо относится к замечаниям Аттала, либо активно поддерживает его.
Аргумент состоял в том, что Аттал не осмелился бы произнести эти замечания, а Филипп не поддержал бы его, если бы у самого Филиппа была мать–иностранка, не говоря уже о женщине из народа, который греки считали варварским. Если бы Эвридика была частично иллирийкой, то Филипп II, а не Александр III был бы первым македонским царем, у которого была мать–иностранка. Но не ясно, было ли оскорбление Аттала Александру связано с этнической принадлежностью в большей степени, чем с прелюбодеянием Олимпиады. Замечание Аттала, возможно, было основано на его предположении, что он и его семья круче и, следовательно, более законны, чем семья Олимпиады. Когда вспоминаешь, что Филипп II женился на семи женщинах, только две из которых могли считаться македонянками, начинаешь задумываться. Кажется маловероятным, что Филипп женился бы на стольких женщинах, чьи дети не могли бы считаться законнорожденными, если бы этническая принадлежность была единственным определяющим фактором легитимности.
Как мы уже отмечали, «иллирийцами» греческие авторы называли народы, жившие к северу и северо–западу от Македонии. Во времена аргеадов не существовало единого иллирийского государства, и жители региона не считали себя одним народом. Группы этих иллирийских народов изгнали Аминты III из его царства, а позже победили и убили его сына Пердикку III в битве. Более того, Аррабей, дед Эвридики по материнской линии, несомненно, сражался с аргеадами, причем в союзе с иллирийцами.
Описание Эвридики как «иллирийки», хотя она могла быть иллирийкой самое большее лишь частично, могло быть следствием своего рода расового мышления, подобного тому, что было во многих рабовладельческих обществах, где даже капля африканской крови относила кого–либо к категории «черных». Кинана, дочь Филиппа от его иллирийской жены Авдаты, очевидно, научилась у своей матери быть воином, и она, в свою очередь, передала это умение своей дочери Адее–Эвридике. Хотя мы не знаем ничего, что связывало бы мать Филиппа II Эвридику с войной, она, безусловно, была напористой женщиной, по крайней мере, некоторое время, и карьеры Авдаты, Кинаны и Адеи–Эвридики подразумевают, что женщины иллирийской элиты играли менее ограниченную роль в обществе, чем греческие и македонские дамы. Псевдо–Плутарх преувеличивает предполагаемую негреческую этническую принадлежность Эвридики для подчеркивания своей точки зрения. Риторическое или политическое преувеличение не исключает возможность того, что Эвридика была наполовину иллирийкой.
Проблема предполагаемой иллирийской национальности Эвридики связана с дискуссией о том, были ли древние македонцы греками и происходили ли аргеады от Гераклидов. Александр I своим участием в Олимпийских играх, по–видимому, добился некоторого официального признания, что он эллин. Греческие авторы иногда признавали македонцев греческим народом, а иногда и нет. Многие из наших письменных источников относятся к периоду, когда Филипп постепенно стал доминировать на греческом полуострове, и отражают политическую враждебность по отношению к нему, особенно в Афинах.
В большинстве современных анализов этнической идентичности она рассматривается не как абсолют, а скорее как текучая, часто меняющаяся конструкция. От древнего македонского языка мало что сохранилось, но представляется вероятным, что это был греческий диалект. Олимпийские божества почитались в Македонии, но так же почитались и некоторые религиозные пережитки фракийцев. В середине VI века македонские погребальные обычаи, несмотря на некоторые общие аспекты, отличались от обычаев их соседей фракийцев и фессалийцев. Что сами македонцы, за исключением царской семьи, думали о своей греческой принадлежности, сравнительно неизвестно, поскольку дошедшие до нас источники не македонские. Очевидно, что внутри групп, которые обычно считаются греческими, существовали значительные различия: спартанцы, афиняне и беотийцы вели совершенно разный образ жизни. Македония была менее урбанизированной, чем другие регионы Греции, хотя еще до IV века там были важные городские центры. В отличие от центральной и южной Греции Македония сохранила монархию и архаичные обычаи. Взгляды на Македонию из других регионов Греции различались в зависимости от враждебности или дружелюбия к македонской власти. Сложная генеалогия Эвридики стала политической проблемой для ее сыновей. Они подчеркивали общественную роль матери.
Брак Аминты III и Эвридики произошел в контексте последствий иллирийского вторжения ок. 393/2 г. Эвридика, вероятно, вышла замуж за Аминту III в 390 году, учитывая, что ее старший сын стал правил самостоятельно около 370 года и наверняка в позднем подростковом возрасте. Как я уже предположила, в свое правление Аминта женился дважды, и оба раза относительно рано. Один брак был заключен для решения внешней проблемы иллирийцев (и линкестийцев), а другой, особенно если Гигея была не только македонянкой, но и аргеадом, имел целью консолидацию династии.
Брак Аминты III и Эвридики был политическим событием, связанным с восстановлением Македонии после иллирийского вторжения. Вторжение могло быть совместным предприятием линкестийцев и иллирийцев, тогда как Эвридика была линкестийкой или возможно еще с иллирийским примесом. Брак был частью попытки связать Аминту с проблемным регионом Македонии и его соседями. Неприятности с линкестийцами не были известны до царствования Александра II. Неизвестно, имел ли брак Эвридики отношение к улучшению отношений с линкестийцами.
Иллирийцы также больше не беспокоили Македонию при Аминте, хотя они вторглись в Молоссию и были отбиты лишь с немалыми усилиями. Во время правления сына Эвридики Александра II с иллирийцами были трения, а в правление Пердикки III произошло еще одно очень серьезное иллирийское вторжение (см. главы 3 и 4). Конечно, не существует никаких свидетельств того, что «иллирийцы», изгнавшие Аминту, — это те же самые «иллирийцы», которые создали такие неприятности молоссам или позднее Александру II и особенно Пердикке III. Более того, если брак Эвридики был частью какого–то общего соглашения между Аминтой и линкестийцами и, возможно, иллирийцами, результатом этого соглашения мог быть последующий мир, а не только брак. С другой стороны, брак, казалось, был неотъемлемой частью соглашения. Здесь своего рода проблема курицы и яйца.
Жизнь Эвридики во время правления Аминты III неизвестна, кроме ложных обвинений в прелюбодеянии. Обвинения могут быть выдвинуты после смерти Аминты III, когда на престол вступил его сын Александр II. Если история о Филиппе II как о заложнике иллирийцев считается фейком, все дети Эвридики, возможно, остались в Македонии во время ее брака. Эвридика могла остаться при дворе, способствуя будущему сыновей и возможному замужеству дочери. Надпись Эвридики о ее образовании после взросления сыновей у Псевдо–Плутарха может относиться к периоду после смерти Аминты III. У Эвридики почти наверняка была опора при дворе, но состав фракции постоянно менялся.
Хотя у нас нет подробностей о том, как был выбран следующий царь, похоже, что цари иногда указывали, кого они хотели бы видеть преемником, и обычно старший сын царя — если он был взрослый — мог ожидать, что наследует отцу, но такие решения не всегда соблюдались, а даже если и соблюдались, то не без проблем. Предполагается, что кандидат на трон должен был заручиться поддержкой некоторых групп внутри элиты и затем сохранить эту поддержку. Поскольку старший из сыновей Эвридики занял трон сразу после смерти своего отца, а упоминания в наших источниках (см. главу 3) подразумевают, что изначально у него была поддержка, которую он впоследствии утратил, представляется разумным предположить, что выбран был Александр II (на что могут указывать надписи) и что некоторые элитные группы действительно изначально его поддерживали. Александр II вскоре столкнулся с трудностями и потерял почти всю поддержку, но эта потеря была, как мы увидим, следствием событий после смерти Аминты III.
Почему в приоритете были сыновья Эвридики? Как я уже утверждала, одним из возможных факторов предпочтения сыновей Эвридики гигеевым был бы их возраст, но один только этот фактор не объясняет продолжающегося преимущества сыновей Эвридики в течение еще двух царствований. Действия двух ее младших сыновей, как мы увидим, иногда способствовали их дальнейшему преобладанию, тогда как, когда Александр II стал царем, ни он, ни его братья, насколько нам известно, не были кандидатами железно. Почему же тогда на той ранней стадии предпочтение отдавалось сыновьям линкестийки и, возможно, частично иллирийки, а не сыновьям женщины, почти наверняка македонянки и, возможно, аргеада, учитывая, что ни у одного из сыновей Аминты от обеих матерей пока не было послужного списка? Эвридика, должно быть, была сильнее связями, да и, вероятно, ее линкестийские корни были так же важны, как и возможные иллирийские. Сама Эвридика, возможно, была лучшим защитником престолонаследия, чем Гигея, но единственное свидетельство ее заступничества относится к периоду после смерти Аминты.
Эвридика появляется в источниках после убийства ее сына Александра II. Она состоит во фракции, ориентированной на нее и ее сыновей, и борется за сохранение трона для них. Похоже, она знакома с международной дипломатией и с придворной политикой (см. главу 4). Эти знания не могли быть приобретены в одночасье; она, должно быть, набралась их еще при жизни мужа. Возможно, она была в центре фракции, поддерживавшей нормализацию отношений с иллирийцами. Мое собственное мнение таково, что у нее были филои, которые поддерживали кандидатуру ее сына Александра II. Никто не становился царем без поддержки какой–либо элитной группы, а Александр II изначально стал царем без серьезного соперника, так что за ним, должно быть, стояла фракция.
К концу правления Аминты Эвридика и ее сыновья явно выиграли первый раунд битвы за престолонаследие у Гигеи и ее сыновей. Чрезвычайно враждебная традиция об Эвридике, сохранившаяся у Юстина и некоторых других источников, свидетельствует о первоначальной борьбе за престолонаследие между Гигеей и Эвридикой, когда бы она ни началась, и о ее продолжении в царствование Филиппа. Юстин (7.4.7–8) изображает неверную Эвридику, замышляющую убить своего мужа (ее зять стал ее любовником), и он утверждает, что она даже планировала убить своих сыновей. (Хотя вполне вероятно, что Гигея и ее сторонники продвигали своих сыновей и очерняли сыновей Эвридики).
Аминта умер в старости от естественных причин, сохранив свое царство целым и даже немного процветая в последние годы своего правления, и, по–видимому, он не оставил трон пустым. Эвридике на момент его смерти было, вероятно, около тридцати лет. Учитывая, что ее брак, вероятно, был заключен после иллирийского вторжения в начале правления Аминты, ее положение во время супружеской жизни было сравнительно безопасным (за исключением явно кратковременного вторжения олинфян), тем более что Аминта ясно дал понять, что ее старший сын является его предпочтительным преемником. Но для нее и для остальной Македонии эта безопасность могла быстро закончиться.

---

[1] Аристотель (Pol. 1311b) говорит, что Архелай предложил одну из своих дочерей сыну по имени Аминта в надежде предотвратить разногласия между этим сыном и сыном от Клеопатры. Обычно предполагается, что Орест был сыном Клеопатры.
[2] Если бы Аэроп был дядей Ореста и по этой причине был выбран регентом, он мог бы быть его дядей по отцовской линии, если бы он был другим сыном Пердикки II, или он мог бы быть его двоюродным дедом через брата Пердикки II, Филиппа. Он мог даже быть дядей по материнской линии, что более вероятно, если Клеопатра, предполагаемая мать Ореста, была аргеадом. С другой стороны, Клеопатра могла быть линкестийкой — или, что еще хуже, линкестийкой и Аргеадом, — и поэтому Аэроп мог быть связан с обоими домами. Борза думает, что он был сыном Архелая. Лейн Фокс говорит, что «мы вообще не знаем, был ли Аэроп аргеадом», но затем признает, что он, похоже, действительно правил. Некоторые пришли к выводу, что Аэроп происходил из верхнемакедонского княжеского дома, скорее всего линкестийского.
[3] Борза и Мюллер датируют его воцарение 394/3 годом, тогда как Лейн Фокс относит его к 393/2 году.
[4] Хаммонд предполагает, что Аминта II, Павсаний и Аминта III правили в течение 394/3 года, тогда как Мюллер распределяет их правление между 396/5 и 395/4 гг. Личность Аминты II еще более проблематична: он мог быть сыном Архелая, упомянутого ранее, но прочтение Хаммондом Аристотеля (Pol. 1311b) делает получателя дочери Архелая не Аминтой, сыном Архелая, а сыном некоего Аминты, которого Хаммонд отождествляет с «маленьким Аминтой», упомянутым ранее в отрывке Аристотеля, человеком, который был убит Дердой. Борза предполагает, что Дерда у Аристотеля, возможно, был элимиотом, поскольку это имя было распространено в этом доме, и Аргеады породнились с ними; он, кажется, рассматривает убийство Аминты как возможный заговор элимиотов, который провалился; Эррингтон предполагает, что этот Дерда был элимиотским правителем, который женился на дочери Архелая, и предполагает — учитывая, что Дерда, правитель Элимиотиды, позже помогал Аминте III — что убийство Павсания Аминтой III и убийство Аминты II Дердой были скоординированы. Хэммонд считает, что этот Аминта был сыном сына Александра I Менелая.
[5] Свидетельства надписей, несомненно, должны иметь приоритет; Белох и Гейер (а за ними и Эррингтон) считают, что Юстин и Элиан просто ошиблись; Хаммонд неправдоподобно разрешает конфликт, заключая, что Юстин и Элиан ссылаются на Аминту II; Огден предлагает различные варианты разрешения конфликта: официальное усыновление или обвинения в прелюбодеянии, призванные поставить под угрозу человека, который говорил, что он сын Арридея. Он предполагает, что обвинения могли быть спровоцированы претендентом Аргеем. Эллис принимает версию Элиана и Юстина и считает Аминту III потомком Менелая.
[6] Борза видит в нем правнука Александра I, тогда как Лейн Фокс считает возможным, что он был потомком брата Александра I.
[7] Хаммонд предполагает, что вторжение возглавил Бардилис, иллирийский вождь, который более тридцати лет спустя вторгся в Македонию и чьи войска убили Пердикку III и десять тысяч македонцев.
[8] Какие именно два года — вопрос спорный, хотя более общепринятым является период 387-385 гг. Борза убедительно выступает против этой датировки, поскольку она противоречит единственному источнику, в котором он упоминается. Мюллер предполагает, что он никогда не был официально интронизирован, отсюда и расхождения.
[9] Хаммонд, основываясь на неправдоподобном прочтении загадочного фрагмента Феопомпа (FGrH 115 F 29), утверждает, что он был сыном Архелая. Однако я совершенно уверена, что кандидат на трон, будь то аргеад или линкестиец, при условии, что его поддерживали иллирийцы, пригодился бы, особенно когда началось вторжение.
[10] Мюллер предполагает, что это был временный дар, что Диодор запутался в характере соглашения. Она считает, что эта интерпретация подтверждается первым договором между Аминтой и Халкидской лигой. Договор о взаимной обороне, как правило, считается заключенным в начале его правления, и она утверждает, что он предшествовал вторжению и датируется примерно 393 годом. Эта же стела содержит второй договор между Аминтой и халкидянами, датируемый примерно 391 годом, который представляет собой соглашение, в частности, о македонском экспорте древесины. Бисса предполагает, что договор был заключен в качестве платы за помощь халкидян во время вторжения, а Царнт отмечает, что в этом втором договоре обе договаривающиеся стороны неравны.
[11] Уникальными у Исократа являются крепость–оплот и вдохновение Аминты от истории о Дионисии; отсутствуют олинфяне и дар им территории (присутствует в обоих повествованиях Диодора), история Аргея (первая альтернативная версия Диодора), сопротивление олинфян и спартанский союз (вторая версия Диодора). Двухлетнее правление Аргея во время отсутствия Аминты (первая альтернативная версия Диодора) конкретно противоречит трехмесячному интервалу у Исократа. Как отмечает Борза, даже те, кто верит в два иллирийских вторжения, расходятся во мнениях относительно того, на какое из них ссылается Исократ: Хаммонд считает, что это более раннее вторжение, тогда как Эллис полагает, что это было вторжение 383/2 года. Отрывок Исократа с его сомнительным рассказом о мотивах Аминты не внушает доверия, но больше похож на первую версию Диодора, без альтернативы. Это, конечно, имеет значение только в том случае, если было два вторжения, а не одно.
[12] Хаммонд оспорил некогда общепринятое мнение о том, что иллирийские вторжения были дублетом в повествовании Диодора. Аргумент Хаммонда, похоже, отрицает существование каких–либо дублетов у Диодора; Борза утверждает, что в этих двух отрывках больше сходства, чем различий, и поэтому без энтузиазма одобряет тезиз о двух вторжениях. Мое собственное мнение заключается в том, что первая часть обоих отрывков Диодора очень похожа по словарному запасу — эти разделы читаются как пересказ с небольшими вариациями чего–то, найденного у другого автора, и что после этого Диодор просто включает или исключает несколько иной материал этого автора, в то же время включая некоторый материал из других источников (Аргей, очевидно, в его основном источнике не фигурировал).
[13] Хаммонд утверждает, что в конце его правления Македония была в худшем положении, чем в начале. Это кажется преувеличением. Лейн Фокс считает, что Диодор (16.2.4) и Юстин (7.5.1) указывают на то, что примерно во время смерти Аминты произошло еще одно иллирийское вторжение (этот вопрос связан со сроком пребывания Филиппа в качестве заложника, и я рассмотрю его в главе 3).
[14] Демосфен (9.31) отрицает, что Филипп — грек, похоже, подразумевая, что он был рабом и бастардом, и вообще он ставит македонцев ниже варваров.
[15] Это эссе, хотя и встречается в корпусе сочинений Плутарха, обычно не считается подлинным произведением Плутарха. Кроме того, описание этнической принадлежности Эвридики является частью контраста, создаваемого автором: хотя она была иллирийкой и трижды варваром, все же она была образцом для подражания. Огден утверждает, что упоминания об Эвридике как об иллирийке являются исключительно следствием враждебной традиции, сложившейся в отношении нее во время правления ее сыновей; мое же мнение заключается в том, что враждебная традиция, скорее всего, придавала негативный оттенок любым материалам о ней. Враждебные источники не обязательно придумывают все на пустом месте. Автор эссе использует Эвридику в качестве модели для воспитания детей и явно выставляет ее в качестве образцовой матери; ее этническая принадлежность и особенно ее «варварство» подчеркиваются, чтобы доказать свою точку зрения. По–моему аргументы Огдена о Леоннате не убеждают: у Суды (s.v. «Leonnatos») говорится, что он был родственником матери Филиппа, а у Курция (10.7.23) — что он был царского рода, однако известно, что Эвридика происходила из линкестийского княжеского дома через своего деда по материнской линии. Это не говорит нам ничего определенного о ее отце.