Аристоксен Тарентский

Составитель: 

Свидетельства

(T. 1) Suidas s. v.
Аристоксен. Сын Мнесия (также известного как Спинтарос), который был авторитетом в музыке, из Тараса в Италии. Поселившись в Мантинее, он стал философом и, приобщившись к музыке, проявил к ней большой талант, как ученик своего отца и Лампроса Эритрейского, затем Ксенофила пифагорейского и, наконец, Аристотеля. Он осыпал оскорблениями последнего после его смерти, потому что оставил Феофраста главой школы, хотя сам Аристоксен достиг больших успехов среди учеников Аристотеля. И он процветал во времена Александра и последующие годы, чтобы быть около 111‑й Олимпиады современником Дикарха мессенского. Он сочинял произведения по музыке, философии, истории и всем аспектам культуры. Число его книг 453.
(T. 2) Stephanus Byzant. s. v.
Тарас (Тарент), город и река того же названия в Италии на < Ионическом > море. Гражданин < называется> тарантинец. И многие из них перечислены в списках с таким обозначением, особенно ученики Пифагора, а также музыкант Аристоксен, ученик Аристотеля.
(T. 3) Cicero Epist. ad Atticum XIII 32:
Пришли, пожалуйста, обе книги Дикеарха «О душе» и «О спуске»; «О тройном государственном устройстве» я не нахожу, как и его письма, которое он послал Аристоксену.
(T. 4) ib. Vlll 4,1:
Клянусь, можно было бы сказать, что приглашают Дикеарха или Аристоксена, а не человека болтливее всех и менее всего способного к преподаванию.
(T. 5): cf. fr. 62.
писавший о музыке Аристоксен, достойный большого удивления, так как он и сам был паразитом при Нелее.
(T. 6) Apollonius Hist. mirab. 49:
См. фр. 76
(T. 7) Aelian. Varia Historia VIII 13:
Аристоксен тоже известен как великий противник смеха…
(T. 8) Proclus In Platonis Timaeum comment. III 192 A:
Возможно, поэтому верно то, что говорит Адраст, который высмеивает Аристоксена как человека не очень элегантных манер, но старающегося казаться говорящим что–то новое.
(T. 9a) Hieronymus Ghronicon 664 a. Chr. (p. 94 Helm):
Известность получают Архилох, Симонид и музыкант Аристоксен.
(T. 9 b) Syncellus Chronograph. 213:
музыканты Архилох, Симонид и Аристоксен стали известными.
(T. 9c) Cyrill. Contra Julianum I 12:
См. фр. 55

Жизнь Пифагора

1. Clemens Alex. Strom. I, p. 129 ed. Sylb. :
Пифагор был сыном Мнесарха с острова Самос. Однако Аристоксен в Жизнеописании Пифагора, а также Аристарх и Теопомп утверждают, что родом он был из Тира.
Diogen. L. VIII, 1:
Пифагор, сын Мнесарха — камнереза, родом самосец (как говорит Гермипп) или тирренец (как говорит Аристоксен) с одного из тех островов, которыми завладели афиняне, выгнав оттуда тирренцев.
2. Diogen. L. VIII, 8:
Аристоксен утверждает, что большая часть этических положений взята Пифагором у фемистоклеи, дельфийской жрицы
3. Diogen. L. I, 118:
Аристоксен (в книге «О Пифагоре и его учениках») утверждает, что он заболел и был похоронен Пифагором на Делосе
4. Porphyr. Vit. Pyth. § 9:
Но в сорок лет (по словам Аристоксена) он увидел, что тирания Поликрата слишком сурова, чтобы свободный человек мог выносить такую деспотическую власть; и тогда он собрался и отправился в Италию
5. Porphyr, ibid. § 22:
Даже луканы, мессапы, певкетии, римляне, по словам Аристоксена, приходили к нему.
6. Athenoeus II, p. 47, A:
Хлеб с медом, как свидетельствует Аристоксен, был пищею пифагорейцев: кто ел его на завтрак, те никогда не болели.
7. Diogenes L. VIII, 20:
Впрочем, Аристоксен уверяет, что Пифагор воздерживался только от пахотных быков и от баранов, а остальных животных дозволял в пищу.
Athen. X, p. 480, F:
Gellius N.  A. IV, 11:
Но музыкант Аристоксен, муж, весьма сведущий в [изучении] древних книг, слушатель философа Аристотеля, в книге «О Пифагоре“, которую он оставил [после себя], говорит, что Пифагор ни одно стручковое растение не употреблял чаще, чем бобы, поскольку эта пища постепенно очищает желудок и облегчает [пищеварение]. Я привел ниже слова самого Аристоксена: «Пифагор же из стручковых растений особенно ценил бобы; ведь они смягчают и расслабляют; поэтому он употреблял их более всего“.
(6) Тот же Аристоксен передает, что он воздерживался также от молочных поросят и молодых козлят.
8. Porphyrius Vit. Pyth. § 22:
И не только через своих друзей умирял он раздоры внутренние и междоусобные, но и через их потомков во многих поколениях и по всем городам Италии и Сицилии. Ибо для всех, и для многих и для немногих, было у него на устах правило: беги от всякой хитрости, отсекай огнем, железом и любым орудием от тела болезнь, от души — невежество, от утробы — роскошество, от города — смуту, от семьи — ссору, от всего, что есть, неумеренность. Если верить рассказам о нем старинных и надежных писателей, то наставления его обращались даже к бессловесным животным.
9. Iamblich. Vit. Pyth. § 233:
Если собираешься вступить в подлинно дружеские отношения, прежде всего, говорили они, требуется разделить и распределить обязанности и обозначить их правильно и не как попало, но в соответствии с нравом каждой из сторон, чтобы ни одна встреча не была незначительной и случайной, но соблюдались уважение друг друга, единомыслие и порядок и чтобы своевольно, дурно и ошибочно не вспыхнула бы какая–либо страсть, как, например, гнев или пылкое желание. Но можно привести примеры и того, как они в одно и то же время отклоняли решительно дружбу чуждых им людей и весьма старательно их избегали и остерегались, а дружбу между собою сохраняли строго в течение многих поколений. Это очевидно из того, что рассказывает Аристоксен в своем сочинении «О пифагорейской жизни» со слов Дионисия, сицилийского тиранна, с которым он встречался, когда тот, лишенный власти, изучал науки в Коринфе. (234) Аристоксен рассказывает следующее: «От жалоб, слез и тому подобного те мужи воздерживались, насколько возможно. То же самое можно сказать о лести, просьбах, мольбе и всем прочем в этом роде. Итак, Дионисий, лишившись власти тиранна и прибыв в Коринф, часто рассказывал нам о Финтии и Дамоне. Речь шла о происшедшем ручательстве за смерть. Обстоятельства, при которых оно случилось, были следующими. Дионисий говорил, что некоторые из его окружения, часто упоминавшие о пифагорейцах, высмеивали их, бранили и называли хвастунами, говоря, что с них слетела бы эта важность, притворная верность принципам, бесстрастие, заставь их кто–нибудь испытать настоящий страх. (235) Так как другие стали им возражать и возник спор, условились разыграть с Финтием такой спектакль. Дионисий, призвав Финтия, сказал, что некто обвиняет его в том, что он вместе с другими состоит в заговоре против него, Дионисия, и присутствующие подтвердили это, так что негодование Дионисия выглядело совершенно правдоподобным. Финтия же эти слова удивили. Но так как сам Дионисий сказал, что это установлено точно и поэтому он должен умереть, Финтии ответил, что если уж Дионисию кажется, что это так и есть, то он просит предоставить ему оставшуюся часть дня, чтобы уладить домашние дела, свои и Дамона, так как эти мужи жили вместе и имели общее имущество, а Финтий, будучи старшим, большую часть домашних дел взял на себя. Поэтому он просил отпустить его, говоря, что поручителем он оставит Дамона. (236) Дионисий, как он сам рассказывает, был удивлен этим и спросил, найдется ли такой человек, который останется в качестве заложника ждать смерти. После того как Финтий сказал, что найдется, и послали за Дамоном, последний явился и, выслушав о том, что произошло, сказал, что он ручается за Финтия и будет ждать здесь, пока тот возвратится. Сам он, говорит о себе Дионисий, просто был поражен всем этим; те же, которые с самого начала подбивали его на испытание, смеялись над Дамоном как над обреченным на смерть и говорили в шутку, что взамен оставлена лань. Итак, солнце уже клонилось к закату, когда явился приговоренный к смерти Финтий, чем все были поражены и покорены. Сам же он, говорит Дионисий, обнял и поцеловал этих мужей, просил принять его третьим в их дружеский союз, но они наотрез отказались это сделать, несмотря на его настоятельные просьбы». (237) Это, говорит Аристоксен, узнал он от самого Дионисия.
10. Diog. L. VIII, 14:
первый ввел у эллинов меры и веса (так говорит Аристоксен–музыковед).
11. Iamblicli. Vit. Pylli. § 248:
Но были такие люди, которые враждовали с этими мужами и восставали против них. Итак, с тем, что заговор возник в отсутствие Пифагора, согласны все авторы, разногласия же имеются лишь по поводу случившегося в это время отъезда Пифагора: одни говорят, что он уехал к Ферекиду Сиросскому, другие — в Метапонт. Причин же заговора называют много, одна же, возникшая благодаря так называемым килоновцам, заключается вот в чем. Кротонец Килон, превосходивший всех граждан родовитостью, славой и богатством, однако по складу характера тяжелый, склонный к насилию, воинственный и тираннический человек, приложив все старания, чтобы приобщиться к образу жизни пифагорейцев, и придя к самому Пифагору, получил от него отказ по указанной нами причине. (249) После того как это произошло, и сам он, и его друзья стали стремиться к настоящей войне против Пифагора и его товарищей. И самолюбие Килона и его сторонников оказалось таким сильным и неодолимым, что они готовы были истребить всех пифагорейцев до единого. Итак, Пифагор с какой–то целью отправился в Метапонт и там, говорят, окончил жизнь. Сторонники же Килона продолжали бунтовать против пифагорейцев и выказывать к ним всяческое недоброжелательство. Но все–таки до определенного времени их сдерживало добронравие пифагорейцев и благоволение к ним самих полисов, которые хотели, чтобы общественными делами руководили пифагорейцы. Но наконец злой умысел килоновцев против этих мужей достиг такого предела, что они, когда пифагорейцы собрались в доме Милона в Кротоне и обсуждали общественные дела, поджегши дом, сожгли их, кроме двоих — Архиппа и Лисида: эти двое, будучи самыми молодыми и сильными, каким–то образом вырвались наружу. (250) После того как это случилось и полисы не приняли никакого решения о приключившейся беде, пифагорейцы отошли от дел. Произошло это по двум причинам: во–первых, из–за пренебрежения полисов (ведь они не обратили никакого внимания на столь великое бедствие) и, во–вторых, из–за гибели самых авторитетных пифагорейцев. Из двоих спасшихся (оба были из Тарента) Архипп вернулся в Тарент, Лисид же, возненавидев свой город за его бездействие, уехал в Элладу и жил в Ахайе Пелопоннеской, а затем при чьей–то поддержке переселился в Фивы. Его слушателем стал Эпаминонд, называвший Лисида отцом. Здесь он и умер. Остальные пифагорейцы, за исключением Архита из Тарента, оставили Италию. Собравшись в Регии, они проводили там время, общаясь между собою. По прошествии некоторого времени, после ухудшения порядка в полисах… [пропуск в тексте]. Наиболее ревностными среди них были флиунтцы Фантон, Эхекрат, Полимнаст и Диокл, а также Ксенофил–халкидянин из Халкидики Фракийской. Они сохраняли, хотя школа уже пришла в упадок, первоначальные нравы и учение до тех пор, пока благородно не окончили жизнь. Вот что рассказывает Аристоксен.
12. Diogen. L. VIII, 45:
Расцвет его приходится на 60‑ю олимпиаду, а установления его держались еще девять или десять поколений — ибо последними из пифагорейцев были те, которых еще застал Аристоксен: Ксенофил из фракийской Халкидики, Фантон Флиунтский, Эхекрат, Диокл и Полимнаст — тоже из Флиунта; они были слушателями Филолая и Еврита Тарентских.

Жизнь Архита

13. Diogen. L. VIII, 79:
Архит Тарентский, сын Мнесагора (или, по Аристоксену, Гестиея), тоже пифагореец.
14. Diogen. L. VIII, 82:
О пифагорейце Аристоксен говорит, что в свое военачальство он ни разу не потерпел поражения; а однажды, когда ему стали завидовать, он отказался от начальства, и войско тотчас было разбито.
15. Athenaeus XII, p. 545, A:
Музыковед Аристоксен в «Жизнеописани Архита» рассказывает, как однажды в Тарент прибыли послы от Дионисия Младшего, среди которых был и ПОЛИАРХ по прозвищу Сладострастник, искушенный в телесных наслаждениях не только на практике, но и в теории. Поскольку он был знакомцем Архита и не вполне чужд философии, то хаживал в священную рощу и прогуливался там вместе с учениками Архита, слушая его речи. И однажды, когда поставлен был вопрос о вожделениях и о телесных наслаждениях, Полиарх сказал: «Когда я, господа, не раз об этом задумывался, то мне становилось ясно, что отвергать такие ценности нелепо и противоестественно. Ибо каждый раз, когда мы слышим подлинный голос природы, он велит нам следовать за наслаждением, потому что это признак человека разумного. А сопротивляться этому или обуздывать желания — это свойственно тем, кто неразумен, несчастен и не понимает состава человеческого естества. Лучшее доказательство — в том, что все люди, обретя достаточно богатства и силы, обращают их на службу именно телесным своим наслаждениям, видя в этом главную цель, а все прочее полагая второстепенным. В пример можно привести нынешнего персидского царя, да и всякого, достаточно самовластного правителя: как когда–то цари Лидии, Мидии и (Ас)сирии. Они не упустили ни единого наслаждения; напротив, у персов, говорят, за изобретение новых наслаждений назначаются награды. И это правильно: потому что природа человеческая быстро пресыщается затяжными наслаждениями, даже самыми отборными, а значит, если новизна имеет способность усиливать наслаждение, ею нельзя пренебрегать, но со всем тщанием добиваться. Оттого–то и придумано столько яств, и печений, и умащений, и благовоний, и столько плащей, и покрывал, и чаш и прочей утвари: все приносит наслаждение, если опирается на то, что радует природу человеческую. Таково и золото, и серебро, и все, что редкостью радует взгляд, когда обработано по правилам искусства».
После этого он рассказал о сладкой жизни персидского царя — сколько и каких у него прислужниц, как он занимается любовью, чем душится и красится, с кем общается, какими зрелищами услаждает глаз и какой музыкой слух, — и объявил персидского царя счастливейшим из людей, ныне живущих. «Наслаждений у него больше, чем у всех, и они намного совершенней. На второе место, — сказал он, — очень далеко от первого, я бы поставил нашего государя. Ибо царским наслаждениям служит вся Азия… и в сравнении с этим возможности Дионисия показались бы очень скромными. Но что за такую жизнь можно и нужно бороться, видно из истории: так мидийцы с великими опасностями отняли власть у [ас]сирийцев, и не ради чего иного, а только чтобы завладеть их богатствами; так мидийцев по той же причине покорили персы — а причина эта есть наслаждение телесными удовольствиями. Но законодатели в своем желании выровнять род человеческий, чтобы никто из граждан не выделялся роскошью, возвысили некоторый род добродетели.
И они написали законы о всяких согласованиях и обо всем, что нужно для гражданского общения, и об одеждах, и об образе жизни, чтобы все это у всех было одинаково. Так боролись они против алчности и ради этого возвеличивали справедливость: потому и у поэта сказано:
Златой лик Справедливости.
И еще:
Златое око Справедливости.
Самое имя Справедливости стало божественным, так что кое–где ей воздвигают алтари и приносят жертвы. А потом стали превозносить Умеренность и Воздержанность, а лучшие наслаждения порочить именем Алчности, — вот так законопослушные граждане, оказались пред лицом закона и молвы ограничены в своих телесных наслаждениях».

Жизнь Ксенофила

16. Lucian. Longoev. с. 18, p. 642 cd. Did. :
Музыкант Ксенофил, как говорит Аристоксен, приняв философию Пифагора, прожил в Афинах свыше ста пяти лет.
Valerius Max. VIII, 13, 3:
Двумя годами был его моложе Ксенофил Халкидянин Пифагорической секты но не меньше счастлив был онаго Потому что он [как говорит) Аристоксен Мусик ] не им я никакого несчаcтия; в жизни случающегося людям, в крайней будучи славе совершеннейшаго учения умер.

Сентенции пифагорейцев

17. Stobaeus Florileg. X, 67:
О так называемой телесной страсти, как говорят, эти мужи рассуждали так. Сама страсть есть некая устремленность души, порыв, стремление либо к некому удовлетворению, либо к наличию определенного ощущения, либо к настроению, отражающему состояние чувств. Но бывает страстное желание и противоположных вещей, например, желание опорожнения, отсутствия ощущения или нежелание воспринимать некоторые вещи. Это состояние души сложно и, пожалуй, наиболее разнообразно из всех человеческих чувств. Но большую часть страстей люди приобрели и развили сами, и поэтому это состояние души требует величайшего внимания и заботы и незаурядной физической подготовки. Ведь желание пищи после опорожнения тела естественно, как и естественно, наоборот, желать после наполнения соответствующего опорожнения. Желание же излишней пищи, или бесполезной и роскошной одежды и постели, или бесполезного, дорогого и роскошно отделанного жилья есть желание приобретенное. То же касается обстановки, утвари, слуг и животных, употребляемых в пищу.
17a. Stobaeus Florileg. V, 70:
О желании они учили так. Эта страсть разнообразна и наиболее многоразлична. Из желаний одни — благоприобретенные и искусственные, другие — врожденные. Желание как таковое есть некий порыв, стремление и влечение души к наполнению, или присутствию ощущения, или опустошению и отсутствию и нечувствительности. Есть три наиболее известных вида ошибочного я дурного желания: непристойность, неумеренность, неуместность. Действительно, желание бывает непристойным, пошлым и вульгарным либо с самого начала, либо это не так, но оно сильней и продолжительней, чем подобает, либо, в-третьих, [оно бывает таким], когда возникает в неположенное время и направлено на неположенный предмет.
18. Idem ibid. XLIII, 49, ex eodem libro:
Вообще, думали они, надо полагать, что нет большего зла, чем анархия, ибо человек по своей природе не может спастись, если им никто не руководит. О правителях и подчиненных они думали так. Правители должны быть не только знающими, во и человеколюбивыми, а подчиненные не только покладистыми, но и любящими правителей. Они считали также, что надо заботиться о всяком возрасте: детей учить грамоте и прочим наукам, юношей приучать к обычаям и законам города; мужи должны посвящать себя делам и общественным обязанностям (литургиям), а старцы, используя все свои знания, должны предаваться размышлениям, вынесениям решений и советам, с тем чтобы и дети не вели себя по–младенчески, и юноши по–детски, и мужи по–юношески, и старцы не впадали в маразм. С самого детства, говорили они, и питаться надо по правилам, ибо, как они учили, порядок и пропорция прекрасны и полезны, а беспорядок и диспропорция безобразны и вредны,
19. Idem ibid. LXXIX, 45:
Из «Пифагорейских изречений» Аристоксена. После богов и демонов больше всего уважать родителей и законы, и не притворно, но с убеждением настраивая себя на это. Они одобряли верность отеческим обычаям и законам, даже если они чуть хуже других.
20. Idem ibid. CI, 4:
О рождении детей они учили так: всячески остерегаться так называемой скороспелости, ибо ни скороспелые растения, ни [рано созревшие] животные не приносят хороших плодов, но требуется некоторое подготовительное время для плодоношения, по истечении которого окрепшие и созревшие тела способны производить семя и приносить плоды. В человеческой жизни есть много такого, чему лучше научиться с опозданием, — таковы любовные сношения. Поэтому детей следует занимать упражнениями так, чтобы у них не оставалось досуга и чтобы они по возможности не только не искали, но и не знали о существовании такой связи до двадцати лет. А по достижении двадцати лет заниматься любовью следует изредка: это весьма полезно и для здоровья родителей и для здоровья будущих детей. Он учил также, что нельзя сходиться с женщинами для деторождения ни объевшись, ни напившись, ибо, но его мнению, от дурной, неслаженной и беспорядочной конституции тела отнюдь не родится гармоничное (eu]ruqma) и красивое, равно как и [нравственно] хорошее потомство.
21. Stobaeus Ecl. Phys. I, 7, 18 ed. Heeren:
Об удаче (tu>ch) они учили так. В ней есть нечто божественное, ибо на одних людей божество влияет к лучшему, на других — к худшему; явно поэтому одни удачливы, другие неудачливы. С особенной очевидностью это явствует из того, что тем, кто делает нечто непреднамеренно и наугад, это часто удается, а тем, кто преднамеренно и по плану — не удается. Есть и другой вид удачи, благодаря которому одни рождаются одаренными и везучими, а другие — бездарными и обладающими противоположной натурой. Первые попадают прямо в цель, куда бы ни метили, вторые бьют мимо цели, и мысль у них движется невпопад и в замешательстве: такое невезение врожденное, а не привнесенное.
22. Joann. Damauscius in Append, ad Stob. Floril. éd. Gsid. p. 46:
Они говорили, что всякое изучение наук и искусств если оно добровольно, то правильно и достигает цели, а если недобровольно, то негодно и безрезультатно.
23. Theolog. arithm. p. 40 Ast. :
Пифагореец Андрокид, автор книги О символах, а также пифагореец Эвбулид, Аристоксен, Гиппобот и Неанф, писавшие «о том муже», утверждали, что его метемпсихоз происходил через 216 лет. Стало быть, после стольких лет Пифагор достиг возрождения и ожил как бы после первого оборота и возвращения душеродного куба шести, возвратного благодаря сферичности, так что в другой раз через такой же период он возродился снова. По времени с этим согласуется то, что он имел душу Эвфорба. В самом деле, как сообщают, почти 514 лет прошло со времени Троянской войны до времён физика Ксенофана, Анакреонта и Поликрата, равно как осады и опустошения Ионии мидянином Гарпагом, бежав от которого фокейцы основали Массалию. А Пифагор — современник этих событий. Сообщают, что когда Камбис захватил Египет, то Пифагор, учившийся там у жрецов, оказался в числе пленных и, угнанный в Вавилон, был посвящён в мистерии варваров; а Камбис — современник тирании Поликрата, бежав от которой, Пифагор перебрался в Египет. Стало быть, если дважды отнять период, то есть два раза по 216, остатком будет сама его жизнь в 82 года.
24. Manían. Capella IX, p. 177 ed. Meib. :
Пифагорейцы слишком усмирили свирепость мужских духов трубами и струнами и учили, что между душами и телами существует прочно связывающая связь. [924] я задумал иметь числа, лежащие в основе конечностей человеческих тел, о чем свидетельствуют Аристоксен и Пифагор.

Жизнь Сократа

25. Diogen. Laert. II, iy:
После осуждения Анаксагора он слушал Архелая–физика и даже (по словам Аристоксена) был его наложником.
Suidas v:
Аристоксен говорит, что его первым учителем был Архелай, которому он даже дал наслаждение. Он говорит также, что Сократ был очень склонен к любовным наслаждениям, но не доходил, однако, до несправедливости, как мы читаем в Истории философии Порфирия.
26. Diog. L. II, 20:
Аристоксен, сын Спинфара, уверяет, что он даже наживался на перекупках: вкладывал деньги, собирал прибыль, тратил ее и начинал сначала.
27. Plutarch. De malign. Her. p. 856, С:
К этим людям близки те, которые скрашивают свои поношения мало чего стоящими похвалами. Таков, например, Аристоксен: он назвал Сократа неучем, некультурным и невоспитанным человеком, но прибавил к этому: «В несправедливости же его обвинять нельзя».
Theodor. XII, p. 67З, A:
Они (Мирто и Ксантиппа) постоянно ссорились друг с другом, а прекратив свои ссоры, накидывались на Сократа, так как он никогда не мешал им ссориться и только смеялся, видя, как они ссорятся между собой или с ним. «В своих отношениях, — говорит он, — Сократ был иногда сварливым, дерзким, грубым». Сказав это о повседневной жизни Сократа, Порфирий добавляет: «О нем говорили, что он плохо вел себя в детстве и что он не был хорошо воспитан. Во–первых, говорят, что он никогда не слушался своего отца. Когда отец приказывал ему взять инструменты, связанные с их ремеслом, и отнести их куда–нибудь, он не обращал на это никакого внимания и уходил бродить, где ему хотелось. Во–вторых, когда ему было около 17 лет, к нему подошел Архелай, ученик Анаксагора, который заявил ему, что он в него влюблен. Сократ отнюдь не отказался от встреч и общества Архелая, а, напротив, провел с ним несколько лет подряд. И вот таким образом Архелай побудил Сократа заниматься философией». Затем, несколько дальше читаем: «Среди других обвинений против Сократа выдвигалось еще такое: его упрекали в том, что он всегда был в толпе и проводил свое время около столов менял и у статуй Гермеса».
Synesius Encom. Calvit. p. 81:
То же само Аристоксен говорит о самом Сократе, что он по природе был склонен к быстрому гневу и что когда им овладевала эта страсть, о впадал во все тяжкие.
28. Cyrillus C. Jul. lib. VI, p. 208, ex Porphyrio:
Вероятно, можно было бы усомниться в том, что рассказывают о Сократе, но никто не посмеет оспаривать написанное Порфирием, который дал письменное изложение биографии каждого из древних философов. Такова действительно цель, которую он перед собой поставил, и он посвятил этому много труда. Итак, вот что он говорил о Сократе: «Аристоксен, излагая Жизнь Сократа, говорит, что то, что касается Сократа, он слышал из уст Спинфара, который был одним из тех, кто с ним встречался. Тот говорил, что сам не встречал много людей, способных так убеждать, как это умел Сократ. Убедительности способствовали и его голос, и лицо, и отражающийся в лице характер, а кроме того — и его особенный вид. Но это все действовало лишь тогда, когда он был спокоен, не был в гневе, ибо когда он был охвачен этой страстью, то был ужасен. Тогда действительно не было ни слов, ни действий, от которых он бы воздержался».
Idem ibid. palillo post:: Вот что пишет Порфирий о Сократе в третьей книге своей Истории философии: «Выяснив эти пункты, расскажем о чертах Сократа, которые и другими авторами были сочтены достойными сохранения в памяти. Мы постараемся кратко отобрать штрихи, рассказанные различным образом авторами, одни из которых его хвалят, другие — стремятся дискредитировать. Мы оставим без подробного рассмотрения вопрос о том, работал ли он каменотесом вместе с отцом или же отец один занимался этим делом. Ибо само это занятие — если только он делал это недолго — ни в коей мере не помешало ему быть мудрецом. Если же он был скульптором, то это еще лучше, поскольку это ремесло достойно уважения и не бросает тень на человека». И дальше: «Сократ был рабочим; он практиковал ремесло своего отца — ремесло каменщика <…>, и Тимей говорит в девятой книге, что Сократ научился обтесывать камни. Но если один [= Аристоксен] не заслуживает доверия из–за своей враждебности, а другой [= Тимей] — из–за времени, когда он жил, — он действительно жил позже Сократа, — то тогда надо положиться на Менедема из Пирры, который был учеником Платона и который жил раньше, чем Аристоксен. Но он заявляет в своем Филократе, что Сократ не переставал говорить о своем отце как о каменотесе, а о своей матери как об акушерке».
29. Plutarch. Aristid. с 27:
Деметрий Фалерский, Иероним Родосский, музыкант Аристоксен и Аристотель (если только книгу «О благородстве» следует числить среди подлинно принадлежащих Аристотелю) утверждают, что Мирто, внучка Аристида, была замужем за философом Сократом, который, хотя и был женат, взял ее к себе в дом, когда она овдовела и впала в крайнюю нужду. Их мнение достаточно убедительно опровергает Панетий в сочинении о Сократе.
30. Athenasus XIII, p. 555, D:
В Афинах первым завел единобрачие Кекроп, а до него люди соединялись беспорядочно, и мужья, и жены были общие. Оттого, по мнению некоторых, его и прозвали «двуприродным», так как раньше человек не мог знать собственного отца среди многих других».
Исходя из этого, можно было бы оспорить тех писателей, которые уверяют, будто у Сократа было две законные жены: Ксантиппа и Мирто, дочь Аристида, — не того, который Справедливый (это никак не возможно по времени), но его внука. Это и Каллисфен, и Деметрий Фалерский, и перипатетик Сатир, и Аристоксен; а навел их на эту мысль Аристотель в книге «О знатном рождении»
31. Euscb. Pr. Ev. XI, 3:
Теперь Аристоксен–музыкант говорит, что этот аргумент исходит от индийцев: от определенного человека, из этого народа который пришёл к Сократу в Афинах, и спросил его, что он делает в философии: и когда он сказал, что он изучает жизнь человека, индиец смеялся над ним, и сказал, что никто не может постичь вещи человека, если он был в неведении о делах божественных.
31a. Scliol. in Platon. Apolog. p. 330 ed. Bekk. :
Анит был сыном Антемиона, родом афинянин, любовник Алкивиада, богатый кожевник. По этой причине, когда Сократ посмеялся над ним, он заплатил Мелету, чтобы тот возбудил дело против Сократа. Его упоминают Лисий в апологии Сократа, а также Ксенофонт и Аристоксен в жизни Сократа.

Жизнь Платона

32. Diog. L. Ill, 8:
В походах он участвовал трижды (говорит Аристоксен): один раз — на Танагру, другой — на Коринф, третий — к Делию, где весьма отличился.
33. Diog. L. III, З7:
Это «Государство», по уверению Аристоксена, почти все входит в состав «Противоречий» Протагора.
34. Diog. L. IV:
Аристотель — учитель гимнастики, упоминаемый Аристоксеном в «Жизнеописании Платона»
35. Enseb. Pr. Ev. XV, c. 2, ex Aristoclis libr. VII de Philos. Platónica:
«Или кто поверит, что Аристоксен музыкант говорит в своей Жизни Платона? Ибо он утверждает, что во время его скитаний и долгого отсутствия из дома некоторые незнакомые люди восстали против него и поставили перипатов в оппозицию к нему. Поэтому некоторые думают, что он говорит, это со ссылкой на Аристотеля, в то время как Аристоксен всегда говорит о Аристотеле с благоговением.

Жизнь Телеста

36. Apollonius Hist. Mirab. с. 40:
Музыкант Аристоксен заявляет в своей Жизни Телеста, что во время его визита в Италию некоторых замечательных вещей произошло, из которых была одна, которая касалась женщин. Кажется, что они были охвачены с безумием, которое возникало у них, когда сидели порой за ужином, казалось они отвечали на зов, а затем тотчас ринулись через дверь и бежали из города. Когда локрийцы и регийцы попросили совета оракула по вопросу, ответ был, что для того, чтобы освободиться от этой кары они должны петь пеаны весне в течение шестидесяти дней. Отсюда и большое количество писателей пеанов в Италии.
З7. Plutarch. Lycurg. с 31, 6:
Скончался Ликург, по словам некоторых писателей, в Кирре, Аполлофемид сообщает, что незадолго до смерти он прибыл в Элиду, Тимей и Аристоксен — что последние дни его жизни прошли на Крите; Аристоксен пишет, что критяне даже показывают его могилу близ Пергама у большой дороги.
38. Cesorinus De die nat. c. 5:
Гиппону же Метапонтийскому (или, по Аристоксену, — - Самосскому) представлялось, будто семя изливается из костного мозга, и подтверждалось это тем, что если кто после случки скота забивает самцов, то костного мозга не обнаруживает, точно тот иссяк.
39. Diog. L. V, 92:
Аристоксен–музыкант говорит, что Гераклид Понтийский сочинял и трагедии, приписывая их Феспиду

О трагических поэтах

Книга первая
40. Ammonius:
Аристоксен в книге первой о младших трагиках о слове пишет это «… и… различны потому что … обозначает умереть свободным, … сохранить
41. Vita Sophocl. init. p. 126 in Bioyp. Westerm. Ibid. fin:
Софокл был родом из Афин, сын Софилла, не плотника и не медника, как говорит Аристоксен
42. Plutarch. De music, p. 11 36, D:
Миксолидийский лад — тоже патетический и подходящий для трагедии. Аристоксен утверждает, что первая изобрела миксолидийский лад Сафо, а от нее узнали его трагические поэты. Заимствовав его, они соединили его с дорийским, так как последний обладает пышностью и серьезностью, а первый — патетическим характером, трагедия же представляет смешение обоихЗатем афинянин Лампрокл, заметив, что строй этот имеет раздел не там, где почти все его находили, а вверху, дал ему такую форму, в которой он идет от парамесы [si] до гипаты гипат [нижнее si].
«Спущенный» лидийский, «гиполидийский» лад, противоположный миксолидийскому, но весьма сходный с ионийским, был, говорят, найден афинянином Дамоном. Но в «Истории гармонии» изобретение его приписывается флейтисту Пифоклиду, а иные утверждают, что впервые применил этот строй Меланиппид
43. Zenob. II, 85:
Бросок Ахилла два куба и четыре. Это Еврипид. Также Аристоксен (Аристарх) пишет трагедию Телеф Еврипид исправлял и улучшал играя в петтею.

О трагических танцах

Книга первая
44. Etym. M. p. 71a, 54:
Сикин сатирический танец, эммелия трагический, кордакс комический, как пишет Аристоксен в книге первой о трагических танцах.
Bekker. Anecd. p. 101, 17:
Кордак род танца согласно Аристоксену в книге о трагических танцах, его слова: Род трагического танца который называют эвмелия, сикульский также сатирический сикинн, но комический назван кордакс.
45. Athenaeus XIV, p. 630, В:
Сатировская пляска, как о том пишет Аристокл в восьмой книге «О хорах», называется «сикиннида» (выше, 618с, 629d и 20е), а сатиры — сикиннистами. Одни говорят, что изобретатель ее, Сикинн, был из варваров, другие — что из критян: ведь, как пишет Аристоксен, критяне — отличные плясуны.
46. Idem XIV, p. 630, E:
Пирриха, как пишет Аристоксен, названа по Пирриху Лаконскому, — и действительно, такое имя есть у лаконцев и по сей день.
47. Idem XIV, p. 631, С:
Аристоксен говорит, что прежде, чем отправляться в театр, в старину упражнялись сперва в гимнопедии, а потом в пиррихе.
48. Idem I, p. 19, F:
Согласно Аристоксену, большой известностью пользовался и шут Эвдик, представлявший пародии на борцовские схватки и кулачные бои.
49. Idem I, p. 22, В:
Из народных же танцев известны следующие: лаконские, трезенские, эпизефирские, критские, ионийские, мантинейские. Последние Аристоксен выделял за особенные движения рук.

Сравнения

50. Idem XIV, p. 631, E:
Впрочем, алетером называется также одна итакийская пляска, как пишет Аристоксен в первой книге «Сравнений»

О Праксидаманте

51. Harpoсratio v.
А о Мусее Аристоксен говорит в сочинении «О Праксидаманте» [фр. 91 Wehrli], что одни считают его уроженцем Фракии, другие — автохтоном из Элевсина.
52. Diog. L. I, 42:
Аристоксен в «Разрозненных заметках» говорит, что он был схож с Тимоном и Апемантом, то есть был человеконенавистник. Так, в Лакедемоне видели, как он смеялся, оставшись наедине с собой; а когда кто–то неожиданно явился перед ним и спросил, почему он смеется, когда кругом никого нет, он ответил: «Как раз поэтому». И далее Аристоксен говорит, что безвестным Мисон остался оттого, что был не из города, а из деревни, и притом неприметной; а из–за его безвестности иные приписывали его суждения тирану Писистрату.
53. Scliol. Cruq. ad Horat. Sntir. II, 1, 30:
[Как Луцилию было, хотя он… обоих нас лучше.
Всякие тайны свои, как друзьям, поверял он листочкам. ]:
Эта идея исходит от Аристоксена, который указывает в своих трудах, что Сапфо и Алкей сделали друзей из их книг.
54. Diogen. L. IV, 25:
шестой Ксенократ — сочинитель песнопений, о котором говорит Аристоксен.
(55.) Cyrillus C. Jul. p. 12, С:
В двадцать девятую Олимпиаду жили Гиппонакт и Симонид говорит музыкант Аристоксен.
56. Athenaeus XIV, p. 638, В:
Аристоксен пишет: «Как иные гексаметрические стихи скоро вызвали смешные пародии, так и кифаредов первым стал пародировать Энона, а за ним Полиевкт Ахейский и Диокл из Кинефы».
57. Idem XIV, p. 620, E:
И в «Кратких заметках» Аристоксен говорит: «Ификл презрел влюбленную в него Гарпалику, и она умерла, а в ее память было установлено состязание девушек в песнях, которые по ней называются «гарпалики».
58. Idem XIV, p. 621, С:
Аристоксен говорит, что гилародия своей возвышенностью близка трагедии, а магодия — комедии. Часто магоды прямо берут комедийные сюжеты и разыгрывают их на свой вкус и лад. А название «магодия» — оттого, что они произносят волхвующие слова и обладают колдовскою силою.
59. Atheneus XIV, p. 634, D:
Объясняя этот стих, грамматик Аристарх (которого Панетий Родосский называл прорицателем за то, что он легко разгадывал смысл стихов) прямо заявляет, что магадида — это род флейты, хотя ничего подобного не говорят ни Аристоксен в книгах «О флейтистах» и «О флейтах и инструментах
60. Athenaeus IV, p. 184, D:
Аристоксен же пишет, что фиванец Эпаминонд обучался авлетике у Олимпиодора и Орфагора.

О трубах и музыкальных инструментах

61. Alhenseus IV, p. 174, E:
Впрочем, Аристоксен вообще предпочитает струнные и ударные инструменты духовым, потому что на духовых играть слишком легко: потому, говорит он, многие и не учась играют на авлосах и сирингах, даже пастухи.
62. ídem IV, p. 174, В:
К духовым или струнным инструментам относится гидравлос, — вопрос спорный. Аристоксену, по крайней мере, он еще не известен.
63. Ammonius:
… и … различны, свидетельствует Аристоксен в работе О музыкальных инструментах. Действительно …лира, которую используют кифаристы которые…говорят, но кифару используют кифареды.
64. Athenaeus IV, p. 182, F:
Аристоксен называет в числе иноземных инструментов фениксы, пектиды, магадиды, самбики, а также тригоны, клепсиямбы, скиндапсы и так называемый эннеахорд (девятиструнник).
65. Idem XIV, p. 635, E:
Но пектида и магадида — одно и то же, как утверждают Аристоксен
66. Idem XIV, p. 635, В:
И Аристоксен подтверждает, что на магадиде и пектиде одинаково можно играть без плектра, одними пальцами: об этом (говорит он) сказал и Пиндар в сколии Гиерону

О сверлении флейт

Книга первая
67. Athcnaeus XIV, p. 6З4, E:
«Друг мой Эмилиан, грамматик Дидим в «Противотолкованиях к Иону» понимает под магадидой ки–фарную флейту, о котором упоминает и Аристоксен в первой книге «О сверлении флейт», когда говорит, что есть пять видов флейт: девичий, детский, кифарный, полный и сверхполный

О музыке

Книга первая
68. Plutarch. De mus. С. 16, p. 11 36, С:
Так, Аристоксен в первой книге «О музыке» говорит, что впервые Олимп сыграл на флейте в лидийском ладе похоронную песнь на смерть Пифона.
69. Idem ib. с. 11, p. 11 3. 1, E:
Как говорит Аристоксен, музыканты считают Олимпа изобретателем энгармонического строя; до него все песни были диатоническими и хроматичесними.
70. Athenaeus XIV, p. 624, В:
А что музыка даже излечивает болезни, пишет в книге «О вдохновении» Феофраст: кто страдает седалищным нервом, у тех проходит боль, если над этим местом что–нибудь сыграть во фригийском ладу.
Этот лад первыми изобрели фригийцы и навсегда остались ему верны: потому–то эллины обзывают своих флейтистов «фригийскими рабами». Таковы у Алкмана Самбас, Адон и Телос, у Гиппонакта — Кион, Кодал и Бабий; последний даже попал в поговорку про плохих флейтистов: «и все–таки не хуже Бабия». Изобретателем этого лада был, по словам Аристоксена, фригиец Гиагнид.
Книга вторая
71. Plutarch. De mus. с. 17, p. 1 1З7, E:
Так как из этих ладов один — похоронного характера, а другой — расслабляющего, то Платон вполне основательно отверг оба и отдал предпочтение дорийскому, как подходящему для людей воинственных и уравновешенных. Конечно, он, по словам Аристоксена во второй книге «О музыке», хорошо знал, что и в этих ладах было нечто полезное для консервативного государства.
Книга четвёртая
72. Atheiueus XlV, p. 619, D:
Аристоксен в четвертой книге «О музыке» говорит: «В старину женщины вели песню, именуемую «калика». Это стихотворение Стесихора, в котором девушка по имени Калика, полюбив юношу Эватла, целомудренно молит Афродиту об этом замужестве. Но юноша презрел ее, и она оттого бросилась в пропасть. Это несчастье случилось на Левкаде. Скромным и целомудренным изобразил поэт нрав девушки: она не желала сойтись с юношей любой ценой, а молилась о том, чтобы стать, если возможно, Эватлу законной женой, или, если это невозможно, распроститься с жизнью».
73. Plutarch. De mus. c. 31, p. 1142, B:
А что сохранение верного пути или уклонение от него получается под влиянием воспитания и изучения, на это ясно указал Аристоксен. А именно, он рассказывает, что одному из его современников, фиванцу Телесию, пришлось в молодости воспитываться под воздействием прекраснейшей музыки и усвоить произведения наиболее знаменитых композиторов, между прочим — Пиндара, Дионисия фиванца, Лампра, Пратина и всех остальных лириков, известных своими [вокальными и] инструментальными композициями. Он умел хорошо играть на флейте и успешно занимался прочими отраслями общего образования. Уже миновали его цветущие годы, когда им с такой силой овладело обманчивое увлечение затейливой театральной музыкой, что он, презрев прекрасные образцы, на которых вырос, стал разучивать произведения Филоксена и Тимофея, и притом те из них, в которых пестрота стиля и погоня за новизной были доведены до крайности. Но когда он взялся за композицию и стал пробовать свои силы в обоих стилях: пиндаровом и филоксеновом, то в филоксеновом не мог достигнуть успеха; причиной этого было прекрасное воспитание, полученное в детстве.
74. Plutarch. Qu. Conv. VII, 8, p. 711, С:
Софист немедленно откликнулся на наше Диогенианом предложение и сказал, что, отсылая прочие виды акроаматического сопровождения симпосиев к сцене и орхестре, он признает для симпосия недавно введенную в Риме, но еще не получившую широкого распространения разновидность: «Вы знаете, что среди диалогов Платона есть повествовательные, а есть драматические; вот из этих драматических наиболее легкие дают заучить наизусть молодым рабам для актерского исполнения на симпосиуме, с усвоением речевых и мимических приемов, соответствующих характерам участников воспроизводимого диалога. Это новшество чрезвычайно понравилось всем серьезным и образованным людям; но против него выступили обабившиеся, лишенные слуха, художественного вкуса и понимания прекрасного, люди, о которых Аристоксен говорит, что их рвет желчью, когда до их извращенных ушей донесется что–нибудь гармоничное; не удивлюсь, если они и вовсе искоренят это: ведь бабство преобладает».
Id. ibid. VII, 5, p. 704, F:
«Я не считаю распущенностью, — сказал он, — пристрастие к удовольствиям для слуха и зрения, но не согласен и с Аристоксеном, который только то, что доставляет удовольствие этого рода, считает заслуживающим оценки «прекрасно» (καλω̃ς): ведь прекрасным мы можем назвать и вкусные блюда и духи; «прекрасно провели время» могут сказать о себе вкусно пообедавшие
75. Slrabo I, p. 16:
Эратосфен указывает, что цель всякого поэта — доставлять наслаждения, а не поучать. Древние же, напротив, утверждали, что поэзия есть нечто вроде начальной философии, которая с детства вводит нас в жизнь и, доставляя нам удовольствие, формирует наш характер, чувства и поступки. И наша школа, сверх того, утверждает, что «только мудрец является поэтом». Поэтому–то различные государства Греции первоначально воспитывают молодежь на поэзии; конечно, не для простого развлечения, но ради морального назидания. Поэтому также и музыканты, обучаясь петь, играть на лире или на флейте, претендуют на понимание этого искусства: ведь они утверждают, что эти занятия имеют воспитательное значение и способствуют нравственному усовершенствованию. Такие утверждения можно услышать не только от пифагорейцев, в таком же духе высказывается и Аристоксен.
(76. ) Apollon. Hist. Mirab.  c. 49:
«То, что Теофраст сказал в своем сочинении О божественном вдохновении (энтузиазме), заслуживает внимания. Ведь он говорит, что музыка излечивает от многих душевных и телесных страданий, таких как обморок, страхи и долговременное помутнение рассудка. Игра на авле, говорит он, излечивает ишиас и эпилепсию: так некий человек, обезумевший от звуков трубы, пришел к музыканту Аристоксену — ведь он получил оракул… При первом звуке трубы, этот человек начинал до неприличия громко кричать, если же до него доносился звук походного горна, он просто сходил с ума, страдая еще сильнее. Тогда Аристоксен начал понемногу приучать его к звуку авла, и в результате так выработанной привычки, он затем смог переносить и звук трубы».

О слушании музыки

77. Sclol. Platon, p. З81. ed. Bekk. :
Искусство Главка. Его упоминает Аристоксен в книге О слушании музыки и Никокл в книге О теории.

Обзор законов и учреждений

Книга первая
78. Ammonius:
Аристоксен музыкант в первой книге Обзора законов и учреждений разницу выражений … и … определяет так, как … относится к возрасту, мужественности, опыту.
…знает, к всем превосходствам согласны с
… относится первым к
Книга десятая
79. Diog. L. VIII, 15:
И остальные пифагорейцы говорили, что не все для всех молвится (как пишет Аристоксен в Х книге «Воспитательных законов»; там же он сообщает, что пифагореец Ксенофил на вопрос, как лучше всего воспитывать сына, ответил: «Родить его в благозаконном государстве»).

LEGES AD REMPUBL. SPECTANTES.

Книга первая
80. Athenaus XIV, p. 618, D:
Термин «гемина» известен сочинителям приписываемых Эпихарму стихотворений. Так, в сочинении, озаглавленном «Хирон», говорится [следует фр. В 58]. Эти псевдоэпихармовы [стихотворения] сочинили знаменитые мужи: как говорит Аристоксен в восьмой книге «Государственных законов»
81. Stobei Eclog. Phys. I, p. 16 ed. Heer. :
Из книг Аристоксена «Об арифметике». Судя по всему, больше всех [наук] Пифагор почитал науку о числах [=арифметику]; он продвинул ее вперед, выведя ее за пределы [практического] употребления в торговле и сравнивая все вещи с числами [возможно толкование: «выражая, моделируя все вещи числами»]. По его мнению, все вещи имеют число и между всеми числами имеется отношение (логос). <Относительно изобретения числа существуют различные точки зрения. > Египтяне считают его изобретением Гермеса, которого они называют Тот. Другие [ср. : ФИЛИПП ОПУНТСКИЙ. Послезаконие, 978 С] полагают, что понятие числа возникло из наблюдений за круговращениями божественных тел [=светил]. Единица (монада) — начало (архэ) числа, а число — множество, состоящее из единиц. Четными числами называются те, что делятся на равные части, нечетными — те, что на неравные и имеют середину. Поэтому считается, что по нечетным дням происходят кризисы болезней и перемены, связанные с началом [болезни], кульминацией и выздоровлением, так как нечетное число имеет начало, середину и конец.
82. Cicero Tuscul. I, l0:
Не так уж давно Аристоксен, музыкант и философ, вслед за еще более давними мыслителями, говорил, что душа есть некоторое напряжение всего тела, такое, какое в музыке и пении называется «гармонией»; сама природа и облик тела производят различные движения души, как пение производит звуки
Id. ibid.: Так говорит он, держась своего ремесла; но сказанное им было уже много раньше сказано и разъяснено Платоном.
Id. ib.  c. 18: О Дикеархе и Аристоксене, его сверстнике и соученике, при всей их учености говорить не приходится: первый из них, по–видимому, настолько был бесчувствен, что даже не заметил души у самого себя, а второй настолько поглощен своей музыкой, что и о душе судил как о песне.
Laclantius Instit. Div. VII, 13: Что же насчет Аристоксена, который вообще отрицал существование хоть какой–то души, даже когда она живет в теле? Но, говорит он, как в кифаре от растяжения жил выходит согласный звук и мелодия, который музыканты называют гармонией, так и в телах из соединения внутренностей и из энергии членов возникает сила чувственности.
Idem De Opif. Dei c. XVI: Остерегайся также того, чтобы когда–нибудь посчитать похожим на истину то, что говорит Аристоксен, будто нет никакого разумного начала вообще, но из самого строения тела и соединений внутренностей возникает сила чувственности подобно тому, как в кифаре рождается гармония [звука]. В самом деле, музыканты безошибочно обращают натяжение и созвучность струн в гармонию звуков. 14. Стало быть, они думают, будто разумное начало [animum] существует в человеке так же, как в кифаре — звуковая гармония, т.  е. будто прочная связь отдельных частей тела и единство всех органов производят чувст–ценное движение и [тем самым] приводят в движение ум, как хорошо натянутые струны рождают звук. 15. И будто, как в кифаре, если обрывается или ослабевает хотя бы одна струна, нарушается и расстраивается все звучание, так и в теле, если повреждается какая–либо часть органов, нарушаются все, а если разрушаются или приходят в негодность все, то исчезает [всякое] чувство и наступает смерть. 16. Впрочем, если бы этот [философ] имел хоть сколько–нибудь ума, то никогда бы не переносил созвучие кифары на [разум] человека.

Исторические записки

83. Diog. Laert. IX, 4:
Аристоксен в «Исторических записках» сообщает, что Платон хотел сжечь все сочинения Демокрита, какие только мог собрать, но пифагорейцы Амикл и Клиний помешали ему, указав, что это бесполезно: книги его уже у многих на руках.
84. Plutarch. Alcxandr. M. c. 4:
Кожа Александра очень приятно пахла, а изо рта и от всего тела исходило благоухание, которое передавалось его одежде, — это я читал в записках Аристоксена.
85. Athenaeus XIV, 619, D:
«Ификл презрел влюбленную в него Гарпалику, и она умерла, а в ее память было установлено состязание девушек в песнях, которые по ней называются «гарпалики».

Разрозненные Записки

86. Porphyrius Comm. in Ptol. Harmon, p. 257:
Аристоксен же почему–то построил исследование не на звучаниях, а на голосе, который мы издаем; ссылался же он на то, что некоторые звучания превосходят наш слух и из–за этого не слышны, как мы еще покажем. Тем не менее, исследуя и голос наш, и слух, где–то в «Разрозненных заметках» он говорит, что наибольший интервал и наименьший противоположны по значению для нашего восприятия: в сторону увеличения мы раньше останавливаемся, когда издаем звуки, чем когда их слышим, а в сторону уменьшения мы раньше прекращаем слышать, чем петь.
87. Elianus N.  A. VIII, 7:
И Аристоксен говорит где–то, что человек убивший змею руками, хотя избежал укуса, умер несмотря на это. И даже одежда, что была на нем в тот момент, когда он убил змею, через короткое время сгнила.
88. Apollonius Hist. Mirab. с. 30:
Музыкант Аристоксен утверждает что те, кто страдали квартаной, освободились от болезни, если травой гелксина перед подходом лихорадки тертой с оливой.
89. Diog. L. 1, 107. de Mysone:
Аристоксен в «Разрозненных заметках» говорит, что он был схож с Тимоном и Апемантом, то есть был человеконенавистник.

Застольная смесь

90. Athenaeus XIV, p. 6З2, A:
Поэтому Аристоксен и пишет в книге «Застольная смесь»: «Мы — как жители Посейдонии, обитающие на берегах Тирренского залива. В старину они были эллинами, но потом смешались с варварами и превратились в тирренов или римлян, переменили язык и прочие обычаи; однако они еще и по сей день сходятся на один из эллинских праздников, вспоминают старинные слова и порядки, горюют по ним, плачут и расходятся по домам. Вот так и мы, — продолжает Аристоксен, — когда зрелища наши стали варварскими, а музыка испорчена общедоступным вкусом, мы, немногие оставшиеся, наедине с собой вспоминаем, какой эта музыка была прежде». Так пишет Аристоксен.
91. Plutarchus De mus. с 43, p. 1146, F:
Приходилось, ведь, вводить музыку как средство, способное уравновесить и успокоить горячительное действие вина, как где–то говорит и ваш Аристоксен. По его словам, музыка вводилась ввиду того, что вино обладает свойством пошатывать тело и ум тех, кто им чрезмерно пользуется, а музыка своей стройностью и симметрией приводит их в противоположное состояние и успокаивает.
92. Fulgentíus Mythol. II, 6:
Говорят, что Прометей создал человека из глины, но оставил его без души и чувств. Минерва в своем вос–хищении обязалась помочь ему, и если что–нибудь из божественных подарков могло ему помочь, то он мог это попросить; если это было бы возможно она бы подняла его к богам и затем, если бы он там увидел что–нибудь полезное для своей глиняной мастерской, поскольку он обладал более отточенным глазом в своем деле. Она унесла работника, подняв его в небо между складками ее щита с семью покрытиями; и когда он увидел небесных существ, замешанных в пылающих парах, он втайне прикрепил пучок укропа к колесам колесницы Феба и украл огонь; подложив его в хилую грудь человека, которому он дал телесную жизнь. Описывают, как он был привязан на бесконечное истязание его печени стервятником. И хотя Никагор в своей книге Distemistea описывает, как он впервые был изображен и объясняет истязание его печени стервятником как представление враждебности, сравните с Петронием Арбитром, который говорит:
Стервятник отбирает печень внутри
И пробует грудь и внутренности
Но это не он, чье имя поэты зовут,
А злоба и разврат внутри сердца;
и Аристоксен в своей книге Lindosecemarium делает похожее предположение.