Содержание.
Сия ода прославляет победу на Пифическихе играх одержанную конем Феником, коего Гиерон послал В 26ю или 27ю Пифияду, — сия ода паче всего драгоценна по утешениям, каковыя пиит делает Гиерону, одержимому тяжкою каменною болезнью, коей тогдашние врачи не могли исцелить; сие подало ему повод к разным посторонним повестям, как то: о рождении Эскулапия, о постоянстве Кадма, о Пелее и проч.

Когда бы глас мой, посвященный
Движениям духовных сил,
Со гласом общим съединенный
Сердец желанье изъявил:
То видеть бы меж нас хотелось мне Хирона, [1]
Священну отрасль от богов[2]
И человеческих сынов,
Владевшего в долинах Пелиона:
Он был чудовище; но в дикости своей
Он также был и друг людей.
Он Эскулапа был учитель; [3]
Наставил он его болезни исцелять,
И прежню силу возвращать.
Хирон сей, смертных утешитель,
От Коронисы был рожден.[4]

Когда Иллита к ней еще не появилась,
То жребий ей определен,
Чтоб прежде нежели ока включилась
В число щастливых матерей;
То в тартар надлежит поверженной быть ей
От стрел Дианиных пронзенной, [5]
Которой так велел бог света разъяренной.
Толико грозен гнев Зевесовых детей!
Ужаснейшая месть над нимфой сей свершилась,
За то, что позабыв ту нежну связь,
Которая давно меж ней и Фебом крылась,
Любовью новой воспалясь,
Чрез тайный брак она со смертным съединилась.

Она тогда, забывши вдруг,
Что семя божеско в утробе сокрывает,
Ни брачна торжества, ни пиршеств не желает,
Ни песней стройных от подруг,
Ни пляски юношей под
Флейтой сладкогласной, [6]
Какая в брачный день бывает завсегда;
Ко страннику горя любовью самой страстной,
В оъбятия его поверглась без стыда.
Безумны смертные, которы презирая
Собор всех данных вам судьбиною даров,
И мысль к мечтаньям устремляя,
Хотите обмануть всеведущих богов.

Познайте вы по сей напасти,
Сколь вредно предаваться страсти,
Которой нимфа воспылав,
Забыла и богов и честности устав:
Ея не скрылось преступленье
От быстрых Фебовых очей,[7]
Всегда творящих наблюденье
За действиями всех людей.
Из недр святилища, где жертв огни курятся,
Оракул где решит гадательную тьму,
Всесильный света бог мог скоро догадаться
О Коронисиной неверности к нему.

Не может лож прельстить его своей мечтою;
Он видит действия, и самых мыслей бег.
Узнав, что сын Эллатов пренебрег,
Возженный страстию слепою,
Гостеприимности священнейший закон;
Что с Коронисою имел знакомство он.
Феб яростью горя безмерной,
Сестре своей немедленно велит,
Да нимфе мстит она неверной.
Дияна гневная, как молния летит:
Она к Лацере притекает;
И нимфа с дарогим казнь должну получает:
Вдруг оба падают от стрел,
От солнца и луны прияли по удару,
Зараза грозная, подобная пожару,
Опустошает весь земли сея предел.

Едва костер, воздвигнутый стеною,
К сожженью тела воспылал,
Как Аполлон, беседуя с собою,
Сии слова сказал:
Не должно матери виновной вероломство
В погибели её сгубить мое потомство.
Сказав сие, оставил он свой трон;
К Лацерии поспешно прилетает,
Из умирающей свой плод он вынимает.
Раскрылся огнь костра, когда явился он:
Магнезиянину Кентавру поручает [8]
Хирона сына своего;
Притом ему повелевает,
Чтоб врачеванию он выучил его.

Кто раны получил мечем, копьем глубоки, [9]
Иль камнем брошенным из рук,
Терпящие зимой горячки прежестоки
Все тщанием его избавлены от мук.
В болезнях действует он пением волшебным,[10]
И некиим питьем приятным и целебным.
Иным он мази раздавал,
Других разрезами он раны облегчал,[11]

Но жадная корысть и мудрых унижает;
Рукою щедрою от золота прельщен,
Сын нимфы, странника такова оживляет, [12]
Который алчною был смертью похищен.
В тот час Юпитер, гром держащий,
В них брося стрелы, в мрак ввергает обоих.
Ужаснейший пример и смертного учащий,
Всегда в предписанных пределах быть своих,
И противу судеб вовек не ополчаться.

О дух мой, выше сил не тщися напрягаться!
Не мни бессмертье дать, летая в высоты,
Тем людям, коих любить ты.
О, как бы я умом и сердцем восхищался,
Когда бы жил еще Хирон!
Я б сладкой песнию призвать его старался,
Чтоб он к тебе явился, Гиерон,
Для облегчения твоих недугов.
Почто я не могу созвать с небесных кругов
Хирона и других Латониных детей,
Иль Феба самого, чтоб он рукой своей
В возмездье за твои деяния блестящи,
Не медля погасил огонь в тебе горящий!
Сколь быстро б я летел среди валов морских
К полям Ионии, к потокам Аретузы,
Для облегчения болезней тяжких, злых
Владельца доброго пространной Сиракузы!

Не зная зависти, он ласкою своей
Гостей и странников приемлет как детей.
О, как бы я хотел привесть к нему с собою
Двух граций свежих из полей,
Держащих здравие бесценное рукою,
И музу славящу, что шибче всех коней
Феник его скакал; что цирк ему дивился;
Что в Пифе он венцем победы наградился!
Тогда б я был в его глазах,
Как благотворное светило,
Которое, разгнав туманы на водах
И тучи бурные, все море озарило.
В сем храм, блещущем огромностью столбов,[13]
Взвожу на небо я за Гиегона очи;
Моленье приношу я матери богов,
Которой таинства в тенях густыя ночи
Днесь дщери празднуют мои.
О Гиерон! ты сам в себя войди;
Чрез опыт научен, ты знаешь повесть века,
Бывает ли когда добро для человека,
Чтобы страдания с собой не принесло. [14]
Одни безумные с трудом выносят зло;
А мудрый все терпя, беды одолевает.
Так платье человек по часту обращает, [15]
Что бы на нем пятно быть видно не могло.

Царь града сильного, как можешь ты смущаться?
Смотги, сколь дивною ты славой озарен;
Судьбам твоим все смертные дивятся:
Но в мире сем ничто не чуждо перемен.
Так точно миновал Пелея век блаженный
И Кадма равного богам,
На верх величия фортуной вознесенных.
Их пели музы брак по стогнам и полям,
Когда один из них во граде седмивратном
С Гармониею в брак вступил,
Другой в восторге чувств приятном
В жену Фетиду получил;

При браках сих все боги были
И зрели с радостью супругов молодых,
Сидевших под венцем на тронах золотых;
Все боги им дары вручили;[16]
И новобрачные, ущедренны от них,
Все горести свои, все бедствия забыли.[17]
Но дщерей Кадмовых судбина огорчила:[18]
Из сердца Кадмова веселье истребила,
Хотя Зевес Тиону полюбил,
И с нею ложе разделил.

ФеТиды сын единородный, [19]
Отважный, дивный Ахиллес,
Геройством, духом превосходный,
Какую грусть отцу чрез смерть свою нанес,
Как зрел он труп его стрелою пораженный
И на костре созженный!
Но мудрый мирно все дары богов вкушает,
И не смущаяся он смерти ожидает,
Как неизбежного последствия забав,
Которых прочности претит судеб устав.

А я, хотя бы мне напасти угрожали,
Поставил правилом себе,
Не предаваяся печали,
Довольствоваться всем, покорствовать судбе;
Быть малым с малыми, с большими возвышаться,
И не страшася ничего,
Всегда последовать стараться
Внушеньям духа моего.
Коль буду я богат с душею непорочной,
Тогда скорее я достигну славы прочной.
Начальник Ликиян Нестор и Сарпедон,
Кому всей славой одолженны?
Тем лирам, коих стройный тон
Потомству сообщил доброты их священны.
Но мало в мире есть героев таковых,
Которы встретили те лиры вдохновенны,
Могущи петь достойно их.

---

[1] Сие самое начало свидетельствует о содержании сей оды и о желании Пиндара, что бы Гиерон исцелился от болезни; к сему присовокупляет он утешения любомудрия, могущие способствовать ему к терпеливому болезни его пренесению, буде в исцелении оной человеческая помощь не пред1ъуспеет. Пиндар приписует Хирону совсем не то происхождение, каковое другие Центавры имели, и о коем во 2 й оде упомянуто.
[2] Сие потому сказано, что когда Нептун имел тайное сообщение с Филирою материю Хирона, то он принял на себя виде бодрого коня, от чего и родилось существо, имеющее до половины вид человеческий, а другую часть конскую.
[3] Здесь хотя Эскулап и богом называется, но не почтен изобретателем врачебной науки. Из повести о Коронисе видно, что Аполлон, хотя и сам было бог врачевания, но поручил сына своего Эскулапа Центавру Хирону для обучения его сей науке.
[4] Корониса была нимфа, дочь Флега. Сия баснь есть таже, о коей повествуется в гимне Эскулапу, приписуемом Гомеру. Другие же предания утверждают, будто бог врачевания рожден от Аполлона и Арсинои, дочери Левкипа сына Амиклеева, основателя Спарты (ибо так прежде Лакедемон назывался.) А дед Левкипа назывался Лакедемон. От тайной любви Аполлоновой родились двое детей, Эскулап и Эриопий. От Эскулапа и Эриопия родились Подалир и Махаон. См. в Теогонии Гезиодовой.
[5] Из Гомера видно, что заразительные болезни женские приписывались действию гнева Дияны, а мужеские стрелам Аполлоновым; а по сему Пиндар и прибавляет:

Которой так велел бог света разъяренный.

[6] Брачное торжество сопровождаемо было двойною эпиталамою. Одна торжествовалась в самый вечер брака при провождении супругов к брачному ложу, а другая при восхождении зари. См. Данаиды Эсхиловы я 18 идиллию Теокритову, называемую; Эпиталама Елены.
[7] Гезиод в своей Теогонии говорит, что ворон возвестил Аполлону о преступлении Коронисы.
[8] Магнезиянин и фессалиянин есть тоже.
[9] Здесь делается исчисление различных болезней, от коих Хирон исцелял.
[10] Пению и музыке древние приписывали чудесные целительные силы. О таковом пении повествуется в ХIХ песни Одиссея, что дети Автолика посредством оного исцелили Улисса от раны, нанесенной ему кабаном.
[11] У древних хирургия и её операция нераздельно сопряжены были с медициною.
[12] Кто был сей человек? Упоминают о Гипполите, Тиндаре, Капанее, Главке сыне Миносовом, Гименее, о дщерях Претовых, об Орионе, кои по преданиями все были оживлены Эскулапом. Из всех сих имен единого Гипполита исцеление дошло до нас по преданию несколько достовернейшему. Не сущее ли безумие наша модные мудрецы показывают, уподобляя исцеление сего мнимого бога, чудесам божественного Мессии, человеку от падения его обетованного и основавшего святейший и чистейший законе любви, закон, коего ни нападки, ни насмешки софистов от начала мира потрясть не могли и устоявший даже противу лютейших Гонений, кои послужили к единому токмо утверждению и распространению божественного света.
[13] О происхождении сего храма, упомянутого мною в моем вступлении, повествуют следующим образом
Один на флейте играющий ученик Пиндаров, уединясь на некую гору для удобнейшего в игрании упражнения, почувствовал колебания, при землетрясении бывающие. В ту минуту, когда молния из облака сверкнула, он видел, или мнил видеть истукан Геи матери богов, движущийся по размеру музыки вкупе с истуканом Пана. Когда он рассказал сие произществие своему учителю Пиндару, то сей последний велел у своих вороте поставить истуканы сих двух богов, коих служения были между собою единосмысленны, ибо Рея или Сивилла почитается натурою, материю всего сущего, а Пан богом гор (великое все).
Когда слух о землетрясении, почувствованном учеником Пиндара, разнесся по городу, то Фивцы вопрошали Дельфийского оракула о сем происшествии; оный им повелел построить храм в честь сих двух богов, на том самом месте, где Пиндар их истуканы поставил, а дочерей Пиндаровых, Протомахию и Эвмату, избрать для служения сим таинствам, кои по принятому в Фивах обыкновению, всегда по ночам торжествуемы были.
[14] Сие Гомер изобразил двумя урнами; одна с благими, другая с злыми, поставленными в чертоге Юпитеровом. См, Илияда, песнь XXIV.
[15] Прекрасная метафора, коей нигде, кроме Пиндара до него не было употребляемо.
[16] Церера даровала Кадму обильную жатву пшеницы. Меркурий дал ему лиру, Паллада ожерелье, покрывало и флейты. Венера надела на Гармонию то золотое ожерелье, отданное после Полиником Эрифиле, дабы склонить её к открытию убежища супруга её Амфиария. Нептун подарил Пелею тех бессмертных коней, доставшихся потом сыну его Ахиллесу. Вулкан вооружил Пелея мечем, божественно закаленным, Так поступили и другие боги. Аполлон играл на лире при обеих браках и Музы надували свирели.
[17] Кадм феникиянин, посланный отцом своим Агенором для отыскания сестры своей Европы, с тем, что бы не дерзал и входить в отцовские пределы, ежели её не привезет с собою, и принужденный оракулом отречься отечества своего, переселился в Беоцию и основал седмивратный град Фивы.
В вознаграждение за претерпенные им в странствии его бедствия, Юпитер, похитивший Европу, дал ему Нимфу Гармонию.
Пелей, ложно обвиненный бесстыдною Крефидою, так как Беллерофон супругою Прета, (Илияды песнь VI.) прикован был Акасштм к горе Пелион; Юпитер сжалившись на его невинность, послал ему чрез Вулкана меч божественной закалки, коим Пелион поражал диких зверей, устремлявшихся его растерзать. Наконец Пелион, избавленный от оков с малым числом людей, вступил во Фтию, одержал победу над Акастом и овладел престолом. Потом Юпитер дал ему в супружество Фетиду; в другой Оде Пиндар повествует, как сие случилось.
[18] Ина и Агаия в бешенстве растерзали одна сына своего Мелицерта, а другая сына своего Пентея. Третия Кадмова дочь Семелея была нещастна, ибо хотя и удостоена была ложа Юпитерова, но поражена громовою стрелою.
[19] По баснословию, Ахилл был не один сын, происшедший от брака Фетиды и Пелея; она имела трех сынов. Но когда она положила их в теплый пепел, дабы отнять у них то, что им дано от отца смертного, то двое сгорели. Один Ахилл, коего Фетида из предосторожности намазала амврозиею, выдержал долее жар и был от оного избавлен Пелеем.