Содержание.
Пиит в сей оде, несравненно долгой и прекраснейшей из всех Пиндаровых од, восходит до знаменитого происхождения Архезилая[1], царя Цирены. Сие подает ему причину к пространному разглагольствию о повести Язона и аргонавтов. Потом Пиндар требует помилования Демофилу, изгнанному из Цирены, его отечества, за соучаствование в возмущении, и удалившегося в Фивы.

О муза полная небесными огнями!
Предстань в сей день к тому, кто так любезен мне,
К Царю владющу проворными конями;[2]
Неси его хвалы повсюду в сей стране;
И дань достойную да платит песнь гремяща
Тому, которому воздвигнут в Пифе храм,
Где жрица, между двух златых орлов сидяща, [3]
Велела Батту плыть к дальнейшим берегам, [4]
И презря шум и рев ярящейся стихии,
Устроишь славный град среди песков Ливии.

Так предвещание оракула свершению, [5]
Которо некогда Медея изрекла,
Что богом было ей всесильным вдохновенно;
Словами громкими она произнесла,
В семнадцатом сие случилось поколенье,
Во слух полубогов, Язоновых друзей:
Героев отрасли, бессмертных порожденье!
Внемлите звук моих спасительных речей;
На сей земле, водой морскою орошенной
Эпафа дщерь пришед, град славной учредит, [6].
Которой множество других градов родит.

Плывущи в сих волнах дельфины кратко–крылы[7]
Заменятся коней парящею толпой;
А вместо весл вожди, наполненные силы,
На колесницы сев, воздвигнут прах густой.
В болоты глубоко днесь Тера погруженна,
Куда Эфем пристал с Тритонских берегов,
Десницей божеской ему как дар врученно
Получит силу, блеск владычицы градов.
Таков оракул мой; он верно совершится;
Веление судеб не может не событься.

О достоверности событий толь чудесных
Ударом громовым Юпитер возвестил;
Он ясным голосом вещал с высот небесных,
Когда нас щедрый рок от бури сохранил;
Когда двенадцать дней в пустынях мы ходили,
В которы вал морской яряся ударял;
Когда мы на плечах деревья те носили,
Из коих наш корабль разбитой состоял.
Когда же якорь наш в песке остановился,
То в виде старческом к нам Гений появился.

Он принял мирно нас, явил нам вид приятной
И нам как странникам убежище давал.
Эфем же, предприять желая путь возвратный,
Остаться более в сем месте не желал.
Сей старец Эрифил [8], которым мы пленились,
От бога волн морских рождение приял;
Он ведая, что мы в свой путь итти решились,
Гостеприимные дары нам предлагал;
Эфем приемлет их, на берег выступает
И руку старцеву в знак дружбы пожимает.

Эрифил дал ему кусок земли чудесной,
Который, как о том сказали после мне,
Быв брошен с корабля, как камень полновесной
Погряз в морских волнах и скрылся в глубине.
Геспера влажна тень по морю простиралась;
Трудящимся рабам я строго повелел,
Чтоб глыба та у них прилежно сохранялась;
Но мой приказ никто исполнить не хотел.
Земля, таящая страны обширной семя,
Смесилась с островом и с морем в скоро время.

Когда б Эфем, сей царь Эвропою рожденный,
До возвращения ту землю сохранил;
Когда бы он, пришед в Тенару, град священный, [9]
Ко устью адову ту глыбу приложил;
Тогда б с четвертого в сем роде поколенья
Влилась Ливийска кровь в Данаевых сынов;
Обширную страну имели б во владенье,
И поселилось бы на множество веков.
Но Аргонавты вдруг придут рукою сильной, [10]
Найдут себе супруг, родят от них сынов;
А кроткому царю страны златой, обильной,
Оракул возвестит все таинства богов.

Достигнет сей герой ко храму Аполлона;
С огромным флотом плыть он будет побужден
К обильным тем полям, где царствует Помона,
Где мрачный лес густой Зевесу посвящен. [11]
Такие словеса Медеей изреченны,
И Аргонавты знав, что глас богов велит,
От удивления в молчанье погруженны.
О, Полимнастов сын! Мелисса говорит, [12]
Что подвиг сей тебе судьба определяет;
Она тебя царем Цирены проглашает.

О Батт! когда желал в языке ты свободы,
Тогда о жертвах ты спросил самих богов.
Возрадуйся, осьмой герой твоей породы;
Архезилай блажен и краше он цветов;
Архезилай, кому судейскими устами[13]
Бог света в Пифе днесь корону даровал:
На колесниц он с проворными конями
Награду должную торжественно приял.
Да славится во век он чистыми сестрами;
Им предков петь его судьбою суждено,
Которы в прежни дни, хранимые богами,
Златое, славное похитили руно.

Но подвига сего чем славилось начало?
Чем рок полубогов с сим действием связал?
Хотя им бедствие ужасно угрожало,
Хоть ясно Пелию оракул предвещал,
Что он погубится советом, иль руками
Жестоких, яростных Эоловых сынов. [14]
Носился голос сей близ Пифы над лесами,
Повелевал ему храниться от врагов,
Повелевал граждан и странников бояться,
Коль кто из них сошед от стад с горы крутой,
В Иолку к западу потщится пробираться,
И скоро побежит с разутою ногой.[15]

Приходит некто в день, назначенный судьбою;
Двумя ужасными копьями он грозит.
Сей человек покрыт одеждою деойною:
Одна искусственно весь стан его хранит;
Из кожи тигровой обернут епанчою, [16]
Служащею ему защитою в дождях;
Власы, не срезанны вовек ни чьей рукою [17]
Вилися у него волною на плечах.
Ногою твердой он отважно выступает,
Толпу народную он грудью пробивает,
Прорвав ея, в перед без робости грядет
В места священные, где собран был совет.

Ни кем незнаемый, вселяет он почтенье;
Различное о нем творится заключенье,
К нему и общий взор и речь устремлены:
Не сей ли Аполлон, иль грозной бог войны?
Погибли б Наксос Ифимедии чада;
Дияна острою и меткою стрелой
Повергла Тития во мрачны бездны ада,
Да смертные владеть научатся собой,
Да не гоняются за лестною мечтой.

Такие суть о сем пришельце разговоры;
На колесниц вдруг явился Пелион,
Дивяся страннику, к нему простерши взоры,
У правыя ноги ремень приметил он;
Тогда оракула слова воспоминает,
И трепет в сердце скрыв, к герою он вещает:
Скажи, о странник! мне отечество твое;
Но истину открой без всякого упорства,
И уст не оскверняй языком ты притворства.

Герой ответствует с отважной простотой:
Хирон меня учил; его невинны дщери,
Имея двадцать лет смотренье надо мной,
Чрез воспитанье мне открыли к щастью двери;
Я честен, льсти мои не ведают уста:
Веленьем я судеб пришел в сии места,
В мое отечество, и правами закона
Я буду требовать отеческого трона;
Я ведаю, что сам отец богов велел,
Чтоб в славной сей земле Эолов род владел;
Я слышу, что Пелей, безумством ослепленный, [18]
Принадлежащим мне престолом овладел;
Что мой отец и мать им были притесненны,
И что в тот самый час, когда я свет узрел,
Родители мои его жестокость зная,
Старались утаить, что я на свет рожден;
Что вопли, слезы жен палаты наполняя,
Уверили, что я злой смертью похищен;
Что багряницею они меня одели,
И устрашайся злодея своего,
В ночи отнесть меня к Хирону повелели,
Чтоб я воспитан был старанием его.

Я все сказал; но вам те действия не новы,
Сограждане мои; — они известны вам,
Скажите где мои отеческие кровы?[19]
Я знаю, что пришел не к чуждым берегам:
Я вам и брат и друг, рожденный от Эзона;
Дано Центавром мн название Язона.
Сказав сие к отцу в палаты он идет:
Узнав его Эзон обильны слезы льет.
В безмерной радости он сына обнимает;
Сей сын своей красой всех смертных превышает.

Узнав о сем чрез глас гремящий Реномеи,
Все сродники его из разных мест сошлись:
Ферес, Амитаон с потоков Гипереи,
Адмет, Меламн от стран дальнейших собрались,
И всяк из них любовь Эзону изъявляет,
Которой их в своем жилище принимает,
Гостеприимные готовит им дары;
Пять дней продлилися веселья и пиры,
Соборы пышные и праздники священны
Чистейшей радостью все время растворенны.

Когда же день шестой по сих пирах настал,
То для совету все они соединились:
К народу речь свою Эзон им всем сказал,
И все они восстав в Пелеев дом стремились;
Их встретил Тиров сын с кудрявою главой.
Язон со кротостью и смелостью вещает,
Законные права свои он утверждает,
И рек ему, блестя умом и добротой:

Пелей! всегда умы склоняются людские,
Что бы стяжания не правы утвердить,
Забыв, что следствия родиться могут злые;
Нам должно ненависть в начале укротить
И примирением нелестным и сердечным
Соделать щастие в семействах наших вечным;
Я средства предложу, что б нам вкушать покой:
И Крет и Салмоней от матери одной
Три поколения со дней тех миновались
До дня, который мы с тобою повстречались,
В которой оба мы сиянье солнца зрим;
Но Парка мщением всегда грозит своим,
Тому, кто связанный родством, единой кровью
Стремится злобу скрыть притворною любовью.

К мечам прибегнуть мы не можем без стыда.
Для разделения отцов своих богатства;
Я все тебе отдам бесчисленны стада,
Все их сокровища без всякого препятства,
Да ими возрастет в обилии твой дом;
Но царску власть, но трон, на коем чада Крета
Сияли мужеством и мудростью совета,
И правили народ и сердцем и умом;
Ты должен мне отдать не споря в том со мною,
Когда не хочешь быть великих бед виною.
С примерной тихостью сказал ему Пелей:
Исполнить все хочу по воле я твоей,
Но я и слаб теперь, а ты в цветущих силах,
Горяща кровь кипит, в твоих лиется жилах;
Ты можешь умолить разгневанных богов;
Тень Фриксова зовет меня в страны отцов;
Велит мне прах его нести в страну природну
И с оным то руно густое съединить,
С которым он преплыл пучину 6урну водну,
Когда от мачихи хотел себя сокрыть[20]

Таков то есть приказ, во сне мне Фриксом, данной,
Он голосом в меня посеял трепет странной;
Я бога вопрошал, которому народ
Служение творит в близи Кастальских вод,[21]
Что б знать, какой успех судьба мне обещает.
Сей бог вооружить мне флот повелевает
И поручить тебе преславной подвиг сей;
Ты замени меня при старости моей.
По возвращении, я клятвой утверждаю,
Что будет здесь венец носить твоя глава;
В свидетели того Зевеса призываю.
Он рек, и все его одобрили слова.

Про сей поход, куда влекла его судьбина
Язон провозгласить герольдам повелел;
Тотчас явились три Юпитерова сына,
Хотящи быть его участниками дел,
Сии два спутника с густыми волосами
Из Пилоса пришли с Тенаровых высот;
Эфем и Периклем, вы громкими делами
Известны будете прославясь в род и род!
Еще им спутствует сын юный Аполлона,
Драгой Орфей, отец лирического тона.

С жезлом златым Эрмий туда же посылает[22]
Сынов, во цвете лет, прекрасных близнецов:
Эхия, Эврита; он им повелевает
С другими разделить все тяжести трудов
Горит усердье в них и ревность не притворны,
Уже они спешат и дом оставить свой;
Зетес и Калаис два втра благотворны,
Багряны крылия носящи за спиной,
Стремятся сократить теченье их дороги;
Юноны властью все младые полубоги
Собравшиеся в путь, в виду имущи честь,
Горят желанием скорее в Арго сесть;

Под кровом отчим жить в спокойствии стыдятся
И в безопасности влачить бесславны дни;
Но добродетелью от смерти защищаться
За правило себе поставили они.
В Иолку воинство Язон свое сбирает
И делает осмотр младых своих пловцов,
Приличною хвалой он всех их ободряет:
Гадатель Мопс на птиц летающих взирает,
Что б знать чрез их полет веление богов.
Он им садиться всем в корабль повелевает,
И якорь в тот же час поъдемлют из валов.

Начальник их Язон, в сред кормы стоящий
И кубок золотый в руке своей держащий,
Для помощи к себе зовет отца богов,
Зовет Юпитера помощника в бедах,
Громовою стрелой вселяющего страх;
Приносит он мольбу морским волнам ревущим:
Он просит ясных дней и чуждых всех препон,
Дабы в отечество щастливо прибыл он.
Гремит ужасный гром и молния сверкает,
Дороги огненны по небу простирает.
Смущается Язон, и сонм его друзей,
Не зная изъяснить, что гром являет сей.

Гадатель Мопс, глядя на грозное явленье,
Своим сопутникам вселяет ободренье:
Нагнуться и налечь на веслы им велит;
Стихия бурная от силы рук бежит;
Тогда полуденны им ветры помогают,
К враждующим странам их вскоре приближают,
Касаются они Нептуновых лесов,[23]
Где видят множество пасущихся волов;
Нептуну, богу вод, на жертву их приносят,
Защиты у него в своих напастях просят.

Но им плывущие те камни не вредят, [24]
Которы вкруг носясь им гибелью грозят;
Ужасны трески вдруг по морю раздаются,
Те горы каменны как бурный ветр несутся,
Но кажется, что их корабль остановил,
Который на себе полубогов носил;
Когда же их корабль, пристав избег волненья,
На бреге началось жестокое сраженье
Между приплывшими от Греческих брегов
И между жителей богатыя Колхиды,
Аэтом собранных против его врагов;
Но Греки ясно зрят, что милость к ним Киприды
От всех грозящих бед дарует им покров:
Богиня нежная с Олимпа к ним снисходит
За колесницею привязанну приводит
Июнку птицу ту, котора прежде всех [25]
Вдохнула страсть любви, желание утех.

Богиня подает Язону наставленье,
Что б он любовию Медею преклонил;
Забыть к родителям преданность и почтенье,
Чтоб он прельстя ея, желанье ей внушил,
С ним плыть во Грецию; когда ж она пленится,
В отцовском таинстве тогда должна открыться,
Но что б с победою из бед его известь,
То масло на него волшебно проливает,
Что б мог мученья он и раны перенесть.
Уже взаимна страсть в сердцах у них пылает;
Они свои судьбы чрез брак хотят соплесть.

Меж тем алмазный плуг Аэт влечет с собою
И ставит он его в средине пришлецов,
В него впрягает он при них своей рукою.
Пылающих огнем огромнейших волов;
Их ноги гибкие подемлются упорно,
Ногтями их земля разрезанна дрожит;
Аэт гоняет их отважно и проворно,
Бразду широкую и длинную творит.
Когда начальник ваш, он Грекам говорит,
Искусство мне теперь покажет таковое
И столько же земли сим плугом разрешит;
То соглашусь отдать ему руно златое
Которо с бахрамой на сей земле лежит.

Он рек… Язон богов на помощь призывает
И багряницу сняв к работе приступает;
Но мудрою во всем Медеей научен,
От огненных волов он не был изумлен: [26]
Увязший в землю плуг с усилием влечет,
На гордую главу волов ярмо кладет,
Верьвями крепкими их к плугу прикрепляет,
Пространство сказанно пройти их принуждает.
Аэт сей силою Язона удивлен,
Со криком подвиг сей чудесный одобряет,
Но стонет внутренно, что им он побежден.

Язона спутники, весельем восхищенны,
Зеленый на чело кладут ему венец; [27]
Отвага с силою повсюду проглашенны,
Приобрели к нему почтенье всех сердец;
Аэт меж тем ему то место показует,
Где славное руно сокрытое лежит,
На коем агнец сей от Фриска был убит; [28]
Но внутренно Аэт смеется, торжествует,
Что будет жертвою в сем подвиге Язон,
И что пожрет его ужасный тот дракон,
Простертый посреде глубокия пещеры,
Сокрытый под кустом кудрявыя гедеры
Бесценное сие сокровище хранит,
И тела страшного огромные размеры [29]
Большего корабля имели грозный вид.

Но что в толь дальний путь паренье устремляю?
Я паки возвращусь к ристанью колесниц;
Пути к ним вдаю, других я наставляю,
Что часто выходить не должно из границ.
Внемли, Архезилай, я музой вдохновенный
Скажу тебн, как рок сей подвиг учредил,
Очарованием Медеи подкрепленный,
Язон ужасного дракона умертвил:
Что он во Грецию увез Медею тайно;
Что похитителя Целея он убил;
Что плаванье сверша совсем необычайно,
Он бурный Океан и Чермный переплыл;
Что Аргонавты им к Лемносу преведенны, [30]
С Убийцами мужей женами соединенны,
Средь цирка на борьбах явили силу рук;
Что громких их побед везде раздастся звук.

Но все, что в мире есть, покорствует судбине,
Свершают брак и в день, и в мрачностях ночных:
О Аргонавты! вам земли чужой в средине
Сияет первый луч дней красных и благих;
От крови Греческой с Лемносскою смешенной,
Потомки сильные Эфема родились,
Которы устремись к Ливии отдаленной,
С брегов отеческих в Каллистру собрались:
Там с помощью богов почтенье возрастало,
Которое всегда потомство воздавало
Твоим, Архезилай, почтенным праотцам;
Ты их достойный сын; премудро ты владеешь;
Ты подданных твоих сердца в руках имеешь;
Они внутри давно тебе воздвигли храм.

Во всех Эдиповых познаньях наученный, [31]
Загадку разреши ты в сих стихах моих:
Секирой поражен дуб гордый потрясенный,
Лишася ветвей всех и прелестей своих,
Нам с корня жолудей он больше не рождает
Но в зимни холоды он нас обогревает,
Обрублен служит он подпорой наших стен;
Им часто также свод в палатах укреплен;
Архизелай, тебя прославил Феб чрез меру;
Премудрого врача последуя примеру,
Мгновенье в пользу ты потщись употребить,
И бальзам к ранам всех подвластных приложить,
Что б тихо истребить все язвы застарелы;
Легко и глупому потрясть земель пределы,
Но дашь градам покой, блаженну, мирну часть,
Не всем равно дана сия чудесна власть;
Не всякой божеской премудростью управлен;
В такое звание от Граций ты поставлен;
Пекись, чтоб слышан был от самых дальних стран
Сей звук: Архезилай отец Цириниян.

Взвесь в мудрости твоей, что нам Гомер вещает:
Сколь щастлив, кто послал разумного посла,
Он с честию свершит важнейшие дела;
Сколь сила в сих словах чрез музу возрастает:
Архезилай, весь град и сонм твоих людей,
Все знают правоту и кротость Демофила:
С младыми молод он, стар мудростью своею,
Котора всех своей любезностью пленила;
Он гнусной клеветой языка не сквернит
На бунты, на раздор он с ужасом глядит.

В пустые прения во веки не вступает,
И добры замыслы не медля исполняет;
Он знает, что случай не должно пропускать,[32]
Не тщится на бегу он щастье уловлять
Не могут граждане о нем не сокрушаться,
Познанием его платя почтенья дань,
Что должен он от стран природных удаляться;
Атлас против небес воздвигнуть смевший брань,
На самый край земли за гордость удаленный,
Скитается богатств, отечества лишенный;
Так было, но Зевес Титанов разрешил.[33]
И ветр со временем иначе направленный,
Велит, чтоб кормщик путь в теченье пременил.

От прежней буйныя заразы став свободным,
Желает Демофил притти к брегам природным,
Желает разогнать он тучи мыслей мрачных,
И паки съединясь друзей своих с тоской,
При бреге радостном Кастальских струй прозрачных,
В отечестве вкусить приятнейший покой,
Желает, паки быть в беседе с мудрецами,
Учившими его на лире воспевать;
И в сладкой тишине звучащими струнами;
От всех граждан любовь потщится он снискать.
Архизелай, позволь, да сам тебе он скажет,
С какою ласкою он в Фивах принят был,
Да лирой сладкою он сам тебе покажет,
Какие он дары в сем граде получил!

---

[1] Цирена был знаменитый город в Ливии, основанный Баттом. См. Геродота в книге его Истории, названной Мельпомена.
Семейство Баттов, из коих происходит Архезий сын Полимнестора, последнего царя Цирены, обладало престолом в течение двух столетий. Сие семейство почитало себя происходящим от Аргонавтов, что и подало повод ко всеме фикциям сей оды.
Архезилай провозглашен был победителем на ристании колесниц в Дельфе, в 31 Пифику. Таковой же чести он потом удостоился и в Олимпиике 80ю Олимпияду. Но поелику стихотворец в сей оде упоминает токмо о первой его победе, то сия ода и помещена в числе Пифических.
[2] Ливийские лошади славились в древности: их почитали одной породы с Лакедемонскими скакунами. Древнее предание почитало Ливиян изобретателями все–го до конской науки касающегося. Баснословие повествует, что в Ливии родилась конная Минерва, и что Нептун сообщил Ливиянам искусство уздою укрощать ретивейших коней.
[3] Баснословие повествует, что Юпитер, возжелав узнать средину окружности земного шара,, послал двух орлов, одного, дабы он облетел Восток, а другого Западе; что остров Дельф был центральный пункт, где сии орлы встретились; а сие было причиною, что Греки в Дельфийском Аполлоновом храме посвятили сему богу двух золотых орлов, на крыльях коих утвержден был пьедестал или подножие, на которое первосвященница садилась для произнесения оракулов. Сей богатый дар с прочими сокровищами был похищено Евмением, что и подало повод к священной брани и к совершенному рассеянию Фокиян.
[4] Батт, по мнению Геродота, назывался Арисотом. Он прозвание Батта получил от Греческого слова Βαταριζειν батаризеин, значущего бормотать, быть косноязычным иди неявственно говорить, на что Пиндар и делает указание в 9 строфе сей оды, говоря, что основатель Цирены вопрошал Аполлона.
О Батт, когда желал в языке ты свободы,
Тогда о жертвах ты спросил самих богов.
Оракул же вместо ответа повелел Батту перевести в Ливию Греческую колонию.
Пиндар называешь Теру священным островом по той причине, что поселившиеся на оном Лакедемоняне посвятили его Минерве и Нептуну.
[5] Аргонавты, при возвращении своем из Колхиды, попавшись в песчаные пустыни Африки, принуждены были, по совету Медеи, разобрав корабль свой по частям, на плечах переносить его до моря.
Когда они достигли острова Теры, где царствовал Еврипил, сын Европы и Нептуна, то сей государь, бывший волшебник, принял их дружелюбно, а при отшествии их подарил им глыбу земли, которая скоро поглощена была морем. Медея открыла Аргонавтам смысл сего таинства, а именно, что в десятом поколении один из их потомков, то есть Батт, устроит колонию в самом том месте, где сия глыба была от грунта отделена, и что из сей колонии составится город, долженствующий над многими другими первенствовать.
[6] Героида Ливийская, ибо все страны почитались состоящими под покровительством какого либо божества, без коих никакие человеческие предприятия не совершались.
[7] Дельфины имеют род висящих крыл, пособляющих им нырять и из воды подниматься.
[8] Другие говорят, что то был Тритон, что Аполонию и подало повод назвать острове Теру островом Тритоном.
[9] Тенара, город Лаконийский, первое жилище Эфема, по мнению Пиндара; в сем городе, по мнению пиитов, существовал вход или двери в ад. Но не одно сие место удостоено было таковой почести; все глубокие пещеры подавали повод к вымышлению таковых басен. См, Виргилиеву Энеиду песнь V.
[10] Аргонавты, при возвращений из Колхиды, пристав к острову Лемносу, нашли оный населенным женщинами, убившими мужей своих во отмщение за разные от них притеснения. Они в сем острове остановились токмо на время, потребное для размножения рода
человеческого и возвратились в Пелопонес. Дети, рожденные от сих тайных браков, в последовании времени оставили остров Лемносе, и со своими матерями прибыли в Лакедемоне, где были приняты в число граждан. Но после того за умысл, произвесть возмущение и присвоить себе власть, посажены были в темницы. Матери их, введенные с ними вместе в темницы, разменялись с ними платьями и чрез то способствовали их освобождению. Когда же Лакедемоняне опять ихе захватили, то Тера, сын Анфесима, потребовал их к себе для переселения их в остров Калист, в чем преуспев, переменил название острова и дал оному свое имя. Ве числе сих поселенцев находился Самий, один из предков Баттовых сын Полимнаста, семнадцатого потомка Эфема, который сам основал новую колонию в Цирене.
Таким–то обуазом схолиясты, согласуяся с IV. ю кн. Геродота, объеясняют исполнение, прореченного Медеею.
[11] Место сего леса называлось у древних чернооблачными полями, от того, что там частые и сильные были дожди или по причине густых испарений из земли поднимавшихся и паки на оную росами упадавших; а по мнению других, место сие называлось мрачным, по причине песков, воздымавшихся и горизонт омрачавших. Сей лес и все место посвящено было Юпитеру.
[12] Мелисса значит пчела; сие имя есть общее жрицам Цереры и некоторым другим, по причине мнимого целомудрия пчел, которое есть символ целомудрия, Пифинес. Некоторые повествуют, что когда Нимфы, служившие во храме Аполлона, восхотели человеков склонить, что бы они не питались мясам, то одна из сих Нимф, имянеме Мелисса, нашла пчельный улий; первая вкусила из оного мед и смешав с водою, сделала приятный напиток; что с того времени пчел стали называть именем той, которая открыла благоуханный, сладкий сок в их восковых жилищах. Лактанций уверяет, что существовал Критский Царь Мелисс, коего дочь Мелисса или Амалтея питала Юпитера своим молоком; что удостоило её чести быть жрицею Сибиллы, а от сего происходит баснь, что Юпитер, сокрытый в острове Крите, вскормлен был там пчелами.
[13] Судьи сии назывались Амфихтионами. Они были депутаты, посылаемые от двенадцати главных Греческих народов и собирались весною в Дельфе, где они присуждали венцы победителям на Пифических играх.
[14] Пелий и Язон оба происходили от Тира и Сальмонеи. Пелий же почитался сыном Нептуна; Язонов прадед был Кретей, сын Эола.
[15] Пелий или Пелияс делал Нептуну торжественное жертвоприношение, к коему он пригласил всех своих сограждан. Язон Магнезиянин, то есть Фессалиянин по Эзону, отцу своему, и по Эолу, своему прапрадеду, яко странник вновь с Пелиона сошедший, яко никому неизвестный, а потому вкупе и гражданин и пришлец, пахал поле близь реки Адура. Извещенный о вышесказанном торжественном жертвоприношении, пустился он вплавь чрез реку, дабы оного быть свидетелем; когда он плыл, то одна из его сандалий упала в воду; он привязал другую, и так с одною сандалиею пришел на праздник. Таким образом схолияст обясняет оракул и исполнение оного.
[16] Сия кожа дана ему была Хироном для одежды по обычаю древних, покрывавшихся кожами диких зверей для изображения их силы и мужества.
[17] Не резанные волосы были знак свободы, однакож по обычаю древних посвящались рекам и им в жертву приносились. Таким образом Ахиллесе, обрезав в первый раз свои волосы на погребении Патрокла, посвятил их реке Сперхий. См. Илиады песнь XXIII.
[18] Пелий не токмо притеснял брата своего Эзона, но принудил его пить бычачью кровь, что древние почитали отравою.
[19] Яко совсем чуждый и в младенчестве из отечества удаленный Язон забыл доме родительский, а потому о нем и вопрошает.
[20] Баснословы повествуют, что Фриксова мачеха, разными именами от них называемая, влюбясь в своего пасынка, но не преуспев в намерении своем его ко взаимной любви склонить, обвинила его пред своим супругом, будто бы он хотел её изнасиловать; что Фрикс от мщения её спасся помощию овна златокожого, на коем он с сестрою своею Медеею бежал в Колхиду.
[21] Дельфийский поток, во храме Аполлоновом, орошавший жертвенник сего бога; он так назывался по имени Касталия, сына Аполлонова; сего потока не должно смешивать с другим, таковое же имя носящим, на Парнасе находящемся и Музам посвященным. Сего же имени и третий поток существует — в Сирии близ Антиохии, и славился своими оракулами.
[22] Эрмий или Меркурий отправил в Колхиду двух сынов своих Эхиона и Эврита, коих он имел от Нимфы Иссы.
[23] То есть к брегам Понта Эвксинского, на коем тогда обитали Скифы, народ варварский, убивавший всех людей выкидываемых кораблекрушением на их брега, бывшие неприступными по причине частых бурь, в сих местах случающихся.
Сия страна есть та самая Таврида, где Ифигения была Дианиною жрицею, когда братья её, Орест и Пилад туда прибыли. Нептун имел в сем месте славный храм.
[24] Цианейские с собачьими головами камни близ Сестоса и Абидоса, между коими находится проливе Эврипийский, имеющий длины токмо двадцать стадий, что составит около 3 верст. Сии высокие скалы столь близки одна к другой, что смотря на них с открытого моря, можно подумать, что оные друг с другом сталкиваются · по сей то причине Пиндар их называет пловущими иди живыми камнями. Стихотворцы повествуют, что Юнона, покровительствующая кораблю Аргу, послала цаплю, которая перелетела сии камни без всякого себе вреда, кроме потеряния нескольких из хвоста перьев; сие от мореплавателей признано было щастливым предзнаменованием.
[25] О сей птице упоминается в 2‑й Феокритовой Идиллии; к ней волшебница обратила свою просьбу о возвращении её возлюбленного.
[26] Пиндар не упоминает о наставлениях, данных Медеею её возлюбленному; но баснословы говорят, что она предписала ему следующие правила. 1. не направлять волов противу ветра, дабы пламя их на него не обращалось. 2. не возвращаться вспять по той же бразде, как то обыкновенно пахари делают, но начать другую бразду в ту же сторону.
[27] Таков был древних обычай, во изъявление того, что добродетель никогда не увянет; однакож в Коринфском Истме венцы делали из сухой петрушки.
[28] Иные говорят, что он был принесен в жертву Юпитеру, а по мнению других Марсу, в то время, когда Фрикс избежал сетей от мачехи его, на погибель ему устроенных.
[29] Авлугеллий повествует, что во время первой Пунической войны Атилий Регул, в Африке, близ стен Карфагенских встретил змея длиною во 120 футов, которого его воины убили.
[30] Пиндар помещает сии браки по возвращении Аргонавтов из Колхиды, а Геродот в IV. кн. говорит, что оные совершились при отъезде их из Ионии.
[31] Здесь начинается вторая часть Оды, в коей Пиндар требует от Архезия помилования Демофила, имевшего некоторое участие в случившемся возмущении, и принужденного к бегству; по разбитии его соучастников, удалясь в Фивы, он склонил Пиндара к исходатайствованию ему от Архезия прощения и позволения возвратиться в отечество; так как испрашивание сей милости было трудно, по причине праведного царского гнева, то Пиндар прибегает к риторической фигуре для внушения Архезию, что раскаявшийся Демофил в последствии может быть ему полезным, хотя прежде и был виновен.
[32] Каменосечец Лисип изобразил фортуну или случай под эмблемою молодого человека, быстро бегущего, держащего в руке бритву, имеющего спереди клок волос, а сзади плешивого.
[33] Кажется, будто Пиндар здесь делает некоторое приложение, что Ахиллес в I й песни Иллияды говорит своей матери: "я помню, что, сидя в чертогах отца моего Пелея, часто слышал и тебя похваляющуюся, яко бы ты единая дерзала оборонять отца богов против умыслов бессмертных, Юнона, Нептун и Минерва вознамерились ограничить власть его. Ты тогда появилась, и с помощию стоглавого исполина, тобою на Олимпе призванного, расторгла узы гρомодержца."