F 3.1-3.3: Правление Тимофея

3.1
Ὁ δὲ Τιμόθεος παραλαβὼν τὴν ἀρχὴν οὕτω ταύτην ἐπὶ τὸ πρᾳότερον καὶ δημοκρατικώτερον μετερρύθμιζεν, ὡς μηκέτι τύραννον ἀλλ´ εὐεργέτην αὐτὸν οἷς ἔπραττε καὶ σωτῆρα ὀνομάζεσθαι. Τά τε γὰρ χρέα τοῖς δανεισταῖς παρ´ ἑαυτοῦ διελύσατο, καὶ τοῖς χρῄζουσι πρὸς τὰς ἐμπορίας καὶ τὸν ἄλλον βίον τόκων ἄνευ ἐπήρκεσε, καὶ τῶν δεσμωτηρίων οὐ τοὺς ἀνευθύνους μόνον ἀλλὰ καὶ τοὺς ἐν αἰτίαις διηφίει καὶ δικαστὴς ἀκριβὴς ἦν ὁμοῦ καὶ φιλάνθρωπος, καὶ τὰ ἄλλα χρηστὸς καὶ τὰς ὑποθέσεις οὐκ ἀπιστούμενος. Ἐφ´ οἷς καὶ τὸν ἀδελφὸν Διονύσιον τά τε ἄλλα πατρικῶς περιεῖπε, καὶ κοινωνὸν μὲν εἶχεν αὐτίκα τῆς ἀρχῆς, ἐχομένως δὲ καὶ διάδοχον. Взявши власть, Тимофей так изменил ее в сторону смягчения и демократизации, что благодаря своим делам стал называться не тираном, но благодетелем и спасителем. Ведь он из своих средств оплатил ростовщикам задолженность, а нуждающимся предоставил беспроцентную денежную помощь для ведения торговли и других дел и из тюрем отпустил не только невиновных, но и тех, на ком была вина. Тимофей был судьей строгим, но вместе с тем человеколюбивым и хорошим человеком во всем остальном и, в частности, никому не внушал подозрения своими мыслями. Обладая такими качествами характера, он отечески любил своего брата Дионисия и, в частности, сразу сделал его соучастником власти и назначил наследником.

ὁ δὲ Τιμόθεος παραλαβὼν τὴν ἀρχὴν:
Сатир, похоже, передал большую часть полномочий Тимофею еще при своей жизни (см. F 2,4). Последний поэтому легко занял положение единоличного правителя после кончины дяди, хотя он был еще несовершеннолетним, вероятно около 345 г. Наверняка он был окружен советниками, сторонниками отца и дяди, хотя источники молчат об этом.
οὕτω ταύτην ἐπὶ τὸ πρᾳότερον καὶ δημοκρατικώτερον μετερρύθμιζεν, ὡς μηκέτι τύραννον ἀλλ´ εὐεργέτην αὐτὸν οἷς ἔπραττε καὶ σωτῆρα ὀνομάζεσθαι:
Смерть Сатира и приход Тимофея к единоличной власти отмечают переходный период в истории Гераклеи, где тирания вполне укоренилась в основном из–за насильственного правления Клеарха и Сатира. Кажется, что гераклеоты приняли их нового руководителя, по крайней мере, без враждебных протестов, возможно из–за репрессий которые открывали царствования первых двух тиранов.
Местная традиция, сохранившаяся у Мемнона, показывает, что Тимофей пользовался большой популярностью и престижем. Исократ в письме к Тимофею указывает, насколько он ценит то, что тот будет лучше использовать власть, чем его отец: «я поздравляю тебя во–первых, потому что я узнал, что ты используешь власть, которой обладаешь, благороднее и мудрее, чем твой отец (Lettres, VII, 1). Его комментарии являются тем более удивительными, что он весьма критично относится к своему бывшему ученику, отцу Тимофея. Хотя эти два свидетельства высветили поразительную перемену, начатую Тимофеем в Гераклее, следует иметь в виду, что враждебность Нимфида к первым двум тиранам только увеличивает контраст между портретами Клеарха и Сатира, обозначенными как плохие тираны, и Тимофеем.
В этом отрывке ясно, что отношения между народом и правителем приняли новый поворот с Тимофеем, который представлен как тиран, ценимый в отличие от его предшественников народом. Термин δημοκρατικώτερον, в этом контексте, очевидно, относится к способу правления Тимофея, отличному от клеархова. Это означает, что новый тиран был ближе к своим подданным, более доступным и доброжелательным к ним, в отличие от его отца, который жил в изоляции в своей крепости и меры предосторожности которого для защиты себя только усиливали подозрения в городе. Может показаться удивительным, что этот термин используется потому, что Тимофей незаконно владел властью, и что он постепенно покинул демократический фасад, чтобы превратиться в царя. Общественное признание выражается также в том, что он получил титулы Евергета и Сотера и удостоился поклонения в рамках культа. Вполне вероятно, что именно гераклейское собрание проголосовало за эти почести в благодарность за милости, которыми он одарял подданных. Эти почести, которые, к сожалению, не отражены в эпиграфических источниках, безусловно, были присуждены Тимофею после того, как он начал свои реформы. Его экономическая политика сделала его благодетелем, лидером, который знал, как заботиться о своих подданных, предоставляя им льготы. Что касается прозвища Сотер, то оно, возможно, было присуждено ему за военные операции, или просто за его достоинства как вождя. Его гораздо более мягкий и доброжелательный способ правления позволил гражданам восстановить согласие, которое исчезло ранее под насилием Клеарха и Сатира.
Портрет Тимофея более напоминает доброго царя, которого мыслители четвертого века берут в качестве эталона, когда отличают хороших тиранов от плохих. Сравнение с Дионисием Сиракузским снова приходит на ум, потому что, если его действия и поведение в значительной степени вызвали негативные и стереотипные изображения тирана, как у Платона, Исократа и Диодора, тем не менее, кажется, что его правление смягчилось с течением времени. Действительно, Диодор неоднократно настаивает на доброте и гуманности тирана и замечает, что «он сменил твердость своей тирании на мягкое и доброжелательное поведение по отношению к подданным, и он не приговаривал больше ни к смертной казни, ни к изгнанию, как он проделывал это прежде» (XIV, 45; ср. XIV, 105). Мы, следовательно, совсем не видим тирана, живущего в страхе, окруженного врагами и ведущего себя насильственным образом. Моссе указывает на то, что Диодор приписывает это доброжелательное поведение политическому расчету, потому что «поскольку на его тиранию не покушались, Дионисий, с другой стороны, усугубил ярмо, наложенное им на подданных». Это изменение поведения Дионисия, и кроме того поведение Тимофея напоминают замечания Аристотеля, который указывает, что тиран имеет политические средства: он должен хорошо заведовать государственной казной и не накапливать богатств для своей прибыли; он должен жить без излишеств и проявлять мужество, особенно в военной области; он должен сосредоточиться на благе для подданных и «представать перед своими подданными не как тиран, а как глава семьи и царь» (Politique, V, 11, 1314 B-1315 a). По словам Аристотеля, если тиран ведет себя как царь, поступая как «благодетель», а не единственно для своего удовольствия, он имеет все шансы на поддержку и получение признания власти (Politique, V, 10, 1310 b).
Независимо от того, следовал ли Тимофей мудрым советам мыслителей своего времени и, в частности, Исократу, представляется очевидным, что меры, которые он принял в начале своего правления, были предназначены для его подданных: он намеревался управлять Гераклеей как монарх, но хотел делать это для блага своих подданных. После многих лет клеархова и сатирова террора, кажется, гераклеоты приспособились к тираническому режиму, тем более, что их новый лидер, казалось был склонен сделать их жизнь более приятной, хотя нет никаких свидетельств того, что он отказался жить по лекалам отца.
τά τε γὰρ χρέα τοῖς δανεισταῖς παρ´ ἑαυτοῦ διελύσατο, καὶ τοῖς χρῄζουσι πρὸς τὰς ἐμπορίας καὶ τὸν ἄλλον βίον τόκων ἄνευ ἐπήρκεσε, καὶ τῶν δεσμωτηρίων οὐ τοὺς ἀνευθύνους μόνον ἀλλὰ καὶ τοὺς ἐν αἰτίαις διηφίει:
Кажется, что молодой лидер Гераклеи быстро принял решение о внесении существенных изменений по сравнению с предшественниками не только в способе правления, но и в экономической сфере. В отличие от отрывков, посвященных царствованиям Клеарха и Сатира, здесь раскрывается основные направления экономической политики, возглавляемой Тимофеем. Биттнер считает, что этот интерес Мемнона или к его источника Нимфида, несомненно, объясняется более мягким характером его правления, что, следовательно, является более приемлемым. Клеарх и Сатир не решили проблему долгов, которая, как представляется, ухудшилась, затронув особенно беднейших граждан. Вопреки традиционному образу тирана, который имел характеристики демагога, удовлетворяющего всем требованиям демоса, предшественники Тимофея не произвели нового раздела земель. С другой стороны, как представляется, существует большая социальная разница между бедными и богатыми. Тимофей не отменил долги, потому что это привело бы к враждебности со стороны кредиторов, то есть, богатых членов общества, которые со времени захвата власти Клеархом сформировали новую аристократию. Тогда юный тиран не мог угождать демосу, не вызывая гнева тех, кто составлял массу сторонников тирании. Тем не менее он смог мудро использовать унаследованное богатство своего отца и отменил долги, причитающиеся ему лично. Его щедрость добавила ему популярности, и его жест не привел к серьезным потрясениям. Исократ также похвалил усилия Тимофея за хорошее использование денег отца, призывая его на этом не останавливаться (Lettres, VII, 6). В дополнение к этой первой символической мере, Тимофей начал помогать гераклеотам, чтобы могли удовлетворить их потребности. Опираясь на свои личные средства, он одалживал деньги гражданам на «другие текущие нужды» (τὸν ἄλλον βίον), которые, безусловно, включали выплату их долгов. Эта мера укрепила связи между тираном и его подданными, поскольку теперь они были лично связаны с их лидером. Поскольку Мемнон говорит о кредитованиях, а не дарениях, необходимо представить себе, что, став новым кредитором его подданных, Тимофей не ограничивался сокращением сохраняющейся проблемы долгов в Гераклее, но что также намеревался окружить себя сетью клиентов, которые были в долгу перед ним. Его наследство также использовалось для помощи гражданам, которые хотели заниматься торговлей. По словам Биттнер, новый лидер, вероятно, стремился компенсировать ликвидацию первыми двумя тиранами богатого слоя гераклейского общества, который в одиночку обладал достаточными средствами для инвестирования в коммерческую деятельность. Этой мерой Тимофей стремился развивать гераклейскую экономику.
καὶ δικαστὴς ἀκριβὴς ἦν ὁμοῦ καὶ φιλάνθρωπος, καὶ τὰ ἄλλα χρηστὸς καὶ τὰς ὑποθέσεις οὐκ ἀπιστούμενος:
Тимофей по смерти своего дяди решил объявить амнистию для всех заключенных. Он освободил тех, кто считался виновным, включая преступников. Его жест был тем более замечательным, что он вывел из тюрем и невиновных, безусловно, политических заключенных, которые вероятно заполняли гераклейские тюрьмы. Этот знак, адресованный оппонентам тирании — или, по крайней мере, тем, кто был обвинен во враждебном отношении к ней — был, несомненно, способом подтверждения его готовности покончить с насилием и подозрениями не в пример его предшественникам. Тем не менее амнистия не касалась изгнанников, вероятно, потому, что у них были требования, которых Тимофей не хотел исполнять.
Исократ, который написал к ему некоторое время спустя после его прихода к власти, похвалил его за первые шаги (Lettres, VII, 1-6), прежде чем дать ему некоторые советы (VII, 7-9). Он приглашает его последовать примеру тирану лесбосской Мефимны, который возвратил изгнанников, вернул их имущество и предложил компенсацию владельцам, которые извлекли выгоду из прошлых конфискаций (VII, 8-9). В результате следует признать, что афинский ритор был осведомлен о его всеобщей амнистии и что последняя не относилась к изгнанникам. По этой причине и, как справедливо отметил Бурштейн, весьма вероятно, что Исократ попытался заступиться перед Тимофеем за гераклейских эмигрантов, которые хотели вернуться в родной город и вернуть прежнюю собственность. Однако по тем же причинам, что и упомянутым выше, Тимофей не мог рисковать разозлить своих сторонников, чья нынешняя ситуация была счастливым для них следствием изгнания и конфискаций, к которым первые тираны прибегали во время своего царствования. Кроме того, изгнанные не должны были быть достаточной угрозой, чтобы подтолкнуть Тимофея вступить в переговоры с ними, так как его власть была достаточно хорошо принята.
Он подчеркивает еще один положительный аспект правления Тимофея, назвав его внимательным и гуманным судьей: δικαστὴς ἀκριβὴς ἦν ὁμοῦ καὶ φιλάνθρωπος. Выбор этих квалификаторов является тем более впечатляющим, что он сильно контрастирует с лексикой, используемой для обозначения его предшественников и, в частности, его отца, называемого мизантропом (F 1,3). Тимофей отступил от произвольных действий Клеарха и Сатира, которые в области правосудия практиковали тюремное заключение и неправомерное убийство. Мы не знаем, осуществлял ли Тимофей функции стратега–автократора, которые приписывались его отцу, потому что источники молчат об этом. Однако, по мнению Берве, эта судебная система не позволяла выполнять функции судьи, не говоря уже о помиловании заключенных. С другой стороны, полномочия Тимофея казались больше сродни царским, предполагая, что молодой правитель убрал демократический фасад, под прикрытием которого его отец и дядя осуществляли свою власть. Кроме того, его решение о привлечении своего брата к власти, как правило, доказывает его готовность утвердить себя в качестве истинного монарха.
ἐφ´ οἷς καὶ τὸν ἀδελφὸν Διονύσιον τά τε ἄλλα πατρικῶς περιεῖπε, καὶ κοινωνὸν μὲν εἶχεν αὐτίκα τῆς ἀρχῆς, ἐχομένως δὲ καὶ διάδοχον:
В очередной раз Мемнон подчеркивает братскую любовь, которая связывает эту фамилию (ср. 2.2-3 о Сатире) и которая, кажется, объясняет долголетие этой «династии» гераклейских тиранов. Действительно, борьба за власть между членами этой семьи, несомненно, ослабила бы режим, установленный Клеархом. Напротив, однако, все указывает на то, что они пытались сохранить власть в своем доме, защищая ее от потенциальных противников. Использование термина πατρικῶς (по–отцовски), безусловно, относится к благосклонности Тимофея к младшему брату, с которым он поступал как любящий и внимательный отец. Вскоре после своего вступления в единоличную власть, молодой правитель официально приобщил своего брата Дионисия к власти и назначил его своим преемником. Следует признать, что во время приобщения Дионисий был еще несовершеннолетним, как и его брат. Хронология Мемнона показывает свои ограничения. Возможно, Тимофей быстро явил свое намерение сделать брата своим преемником, однако, провозглашение в столь короткий промежуток времени после его воцарения представляется рискованным для молодого правителя, чья власть всегда незаконна. Мне кажется, что Тимофею пришлось ждать, прежде чем официально связать своего брата с троном. Следовательно, я предложу более позднюю дату для их совместного правления, которое, несомненно, стало официальным после победоносных кампаний Тимофея. Следовательно, если признать, что Дионисий действовал в контексте осады Византия Филиппом, приобщение Дионисия должно было произойти около 340, или даже 339 г. В дополнение к своему намерению касательно младшего брата, Тимофей позаботился о том, чтобы у него были наилучшие условия для будущего воцарения. Решение Тимофея отражает новое восприятие власти и предполагает его готовность привязать свою фамилию к судьбе Гераклеи. Управление городом его фамилией приучало гераклеотов к господству одного человека. Тот факт, что Тимофей проявил себя более открыто как истинный авторитет в полисе, и отказавшись от этого способа «скрывать тиранию» под маской демократии был принят и стал приемлемым благодаря своим умеренным манерам, и он знал, как воспользоваться своей славой, чтобы заполучить признание того, кого он выбрал в качестве своего преемника.
Событие приобретает большую важность с учетом серии монет, выпущенных Тимофеем в ознаменование создания этого соправления. Монетная история Гераклеи принимает поворотный пункт с царствованием Тимофея, потому что хотя он продолжает выпускать монеты с надписью ΗΕΡΑΚΛΕΙΑ, другая серия показывает стремление молодого правителя занять новое положение в городе, позицию монарха. Действительно, изображения по обеим сторонам монет меняются: справа теперь появляется голова безбородого Диониса, а на реверсе изображен Геракл, воздвигающий трофей. Но самое важное, несомненно, это то, что надпись ΗΕΡΑΚΛΕΙΑ, которая до сих пор идентифицировала город Гераклею как место выпуска, была заменена именами Тимофея и Дионисия в родительном падеже: ΤΙΜΟΘΕΟΥ\ΔΙΟΝΥΣΙΟΥ.
Эти монеты могут быть связаны с военными операциями Тимофея, которые Мемнон представляет как победоносные (ср. F 3.2). Более того, они, безусловно, являются следствием почестей, дарованных Тимофею собранием. Поэтому я предложу хронологию событий следующим образом:
— Тимофей объявляет всеобщую амнистию в первые дни своего прихода к власти и инициирует экономические меры, 345/4?
— Он проводит успешные военные операции (в связи с осадой Византии), около 340?
— Ассамблея, которая еще имела определенные полномочия в начале его правления, наградила его титулами Евергета и Сотера, чтобы поблагодарить его за благосклонность к своим подданным и признать его качества военного лидера, которые, несомненно, позволили Тимофею спасти город от внешних опасностей, 340?
— В силу поддержки, которую он имеет, Тимофей называет своего брата соправителем и преемником и выпускает серию монет в честь его недавних военных побед, чтобы оформить новое положение своей семьи в этом городе как истинной правящей династии: 340/339?
Жест Тимофея не тривиален, так как выпуск монет — это привилегия, которая принадлежала суверенной власти государства. Поместив свое имя и имя своего брата на монетах, Тимофей теперь считал, что суверенной властью города является не собрание, а он и его брат. Тем самым он превратил тиранию в законную и наследственную власть в своей собственной семье. По словам Бурштейна, этот новый способ утверждения монархической власти привел к упадку роли экклесии, которая продолжала собираться во времена правления Тимофея и его преемников, но только для того, чтобы заниматься второстепенными делами. Не была ли экклесия, при присвоении прозвищ Евергета и Сотера Тимофею, простой палатой регистрации воли монарха? Но с учетом популярности Тимофея представляется более вероятным, что решение было инициировано ассамблеей. Однако, не умаляя значения народной поддержки тирану, необходимо представить себе, что чистка, проведенная его предшественниками, устранила какой–либо очаг сопротивления и что ассамблея фактически состояла в основном из его сторонников. Правление Тимофея ознаменовало собой важный переход в истории тирании, потому что демократический фасад, используемый Клеархом и, вероятно, также Сатиром с целью скрыть реальность их власти, был снят. Выбор его брат Дионисия как соправителя дал ему возможность утвердить в глазах всех его стремление основать настоящую династию.

3.2
Οὐ μὴν ἀλλὰ γὰρ καὶ πρὸς τὰς πολεμικὰς τῶν πράξεων ἀνδρείως ἐφέρετο, μεγαλόφρων δὲ ἦν καὶ γενναῖος σῶμα καὶ ψυχήν, ἀλλὰ καὶ πρὸς τὰς τῆς μάχης διαλύσεις εὐγνώμων τε καὶ οὐκ ἄχαρις, πράγματα μὲν συνιδεῖν ἱκανός, ἐξικέσθαι δὲ πρὸς τὰ συνεωραμένα δραστήριος, οἰκτίρμων τε τὸ ἦθος καὶ χρηστός, καὶ τῇ μὲν εὐτολμίᾳ δεινῶς ἀπότομος, τῇ δὲ μετριότητι φιλάνθρωπός τε καὶ μειλίχιος. Διὸ σφόδρα μὲν περιὼν τοῖς πολεμίοις φοβερὸς ἦν, καὶ πάντες αὐτὸν κατωρρώδουν ἐπειδὰν ἀπεχθάνοιτο, τοῖς δ´ ἀρχομένοις γλυκύς τε καὶ ἥμερος. Ἔνθεν καὶ τελευτῶν πόθον αὑτοῦ κατέλιπε πολύν, καὶ πένθος ἤγειρε τῷ πόθῳ ἐνάμιλλον. Тимофей, как свойственно мужчине, увлекался военным делом. Он был велик духом и благороден телом и душой, а также справедлив в разрешении тяжб и не лишен снисходительности; он был проницателен в дознании дел, опытен в исследовании запутанных обстоятельств, сострадателен и добр по нраву, суров в опасности, в обычной же жизни человеколюбив и мягок. Поэтому, пока он был жив, он был страшен для врагов, и все устрашались, когда он гневался на них, в отношении же подданных он был и мягок и кроток. Вследствие этого, скончавшись, он оставил по себе великую скорбь, и поднялся плач, равный скорби.

Портрет Тимофея у Мемнона остается весьма стереотипным. Перечислив преступления, совершенные Клеархом и Сатиром, гераклейский историк использует всевозможные квалификаторы, чтобы подчеркнуть качества Тимофея на войне.
μεγαλόφρων δὲ ἦν καὶ γενναῖος σῶμα καὶ ψυχήν:
Тимофей описывается как идеальный καλὸς κἀγαθός. Согласно портрету Мемнона, вождь Гераклеи обладает добродетелями, продвигаемыми аристократическим идеалом воина: внешностью, мужеством, великодушием. Согласно Аристотелю, величие души (μεγαλοψυχία) является редким качеством и встречается только у тех, кто обладает всеми достоинствами честного и прекрасного человека: «поэтому очень трудно быть по–настоящему великодушным; ибо нельзя быть великодушным, не соединив всех качеств, которые формируют честного человека» (Никомахова этика, IV, 7, 1124a). «Хороший тиран», кажется, обладает всеми качествами, необходимыми главнокомандующему на войне и, в более общем плане, царю. Он отважный воин, который знает, как быть справедливым в борьбе и как проявить милосердие и доброту. Снисходительность Тимофея на войне перекликается со словами Диодора, который, ссылаясь на Дионисия Старшего (XIV, 9), сообщает, как тиран Сицилии проявил человечность и доброту, когда он мешал своим клевретам избивать беглецов: «убитых было немного, потому что Дионисий прискакал верхом, чтобы предотвратить бойню беглецов. Сиракузяне сразу же разбежались по полю, и вскоре собрали семь тысяч всадников. Дионисий похоронил павших в этом деле сиракузян и послал депутатов в Этну, чтобы пригласить беженцев покориться и вернуться на родину, пообещав на их честь не хранить память о прошлом».
Этот портрет добродетельного вождя на войне соответствует монархической модели четвертого века, периода, который знаменует развитие монархических идей в греческой политической мысли. Авторы этого периода рисуют царя с добродетелями, присущими его положению. Фигура Тимофея и качества, которые он проявил на поле боя, очень напоминают портрет царя Спарты Агесилая у Ксенофонта. Этот идеал также похож на македонскую модель, которая закладывает основы царской легитимности в эллинистическую эпоху, которая в значительной степени основана на способности суверена побеждать. В монархическом идеале царь описывается как воин, победоносный лидер, и победа освящает его власть над его подданными. Именно демонстрируя свои военные возможности, монарх может доказать свою способность управлять (см. также Aristot. Politique, V, 11, 1314b о необходимости для тирана «обращать внимание на значимость войны и прославиться в этой области»).
πρὸς τὰς πολεμικὰς τῶν πράξεων ἀνδρείως ἐφέρετο:
В этом отрывке Мемнон представляет тирана на войне, но описание остается общим и идеализированным. Он не предоставляет никакой информации, которая позволила бы уточнить, о какой кампании идет речь. Впрочем, похвала его мужеству и страх, который оно вселяет в своих врагов, кажется, указывает на то, что военные действия были победными.
По словам Бурштейна, изображение Геракла, воздвигающего трофей, который появляется на реверсе монет, выпущенных Тимофеем в память о совместном правлении Дионисия, в то же время отмечало военные победы тирана. Для Берве и Биттнер вполне вероятно, что победы Тимофея — это признак того, что тиран приступил к перевооружению гераклеотов. Возможно, он следовал советам Исократа на эту тему (Lettres, VII, 9), хотя вопрос об изгнанниках доказывает, что молодой лидер Гераклеи не исполнял во всей полноте заповеди афинского ритора. Тем не менее факт, что Тимофей позволил гражданам носить оружие, понятен, так как благодаря своим реформам он завоевал благосклонность своих подданных и не боялся за свою жизнь в отличие от своих предшественников. Эта мера тем более оправдана с учетом крайне нестабильной политической ситуации в конце 340‑х гг. на Понте и на севере Малой Азии из–за операций, проводимых царями великих держав того времени, Артаксерксом III Охом и Филиппом II Македонским.
Вскоре после прихода к власти Артаксеркс III увидел, что его власть потрясена несколькими восстаниями. Первым руководил сатрап Геллеспонтской Фригии Артабаз, который, наконец, при довольно неясных обстоятельствах, отправился около 355 г. ко двору Филиппа II. Персидский царь руководил тогда операциями против Египта, Финикии и Кипра, которые восстали против великого царя. После блестящего восстановления власти в Египте царь вернулся в Азию и попытался подавить восстания в Малой Азии. Он послал туда шурина Артабаза, Ментора, которому удалось положить конец восстанию Гермия, тирана Атарнея (Диодор, XVI, 52, 2) и «других начальников» (XVI, 52, 8), вероятно, из династий Эолиды и Троады. Хотя Западная Анатолия пребывала в напряженности, наиболее угрожающими столкновениями для Гераклеи были, конечно, операции Филиппа II в Перинфе и Византии. Действительно, правление Тимофея соответствует установлению македонской гегемонии. В период 343-339 гг. Филипп II взял под свой контроль всю Фракию вплоть до Дуная и ряд греческих городов в западной части Понта. Расширение македонской власти беспокоило персидского царя, и напряженность между двумя державами выкристаллизовалась в осаде Перинфа Филиппом в 340 году. По запросу Артаксеркса «сатрапы побережья» послали наемников, чтобы поддержать перинфян (Диодор, XVI, 75, 1-2). Не сумев захватить Перинф Филипп осадил Византией в следующем году (Юстин, IX, 1, 2-4). Его наступательные действия против этой мегарской колонии и охота за понтийскими кораблями, вероятно, вызвали беспокойство Гераклеи. Византий получила помощь от Хиоса, Коса и Родоса (Диодор, XVI, 77). Слова Мемнона, кажется, подразумевают, что Тимофей стал вести активную внешнюю политику, не отказываясь от близких отношений между Гераклеей и персидской державой, вероятно, из–за агрессивности Филиппа к греческим городам. Поэтому, вполне вероятно, что именно в этом контексте Тимофей блестяще вел свои бои. Возможно, он участвовал в оборонительной политике, организованной великим царем для борьбы с македонской угрозой путем предоставления кораблей. Аристотель не скрывал своего восхищения гераклейским флотом (Politique, VII, 5, 7, 1327b 15-16) и если признать, что его замечания относятся к периоду с конца 340‑х до начала 330‑х годов, вполне вероятно, что военно–морская мощь Гераклеи развивалась при правлении Тимофея. Независимо от того, принимал ли тиран участие в операциях в Понте, последовательность событий показывает, что Гераклея вскоре увидела, что македонская угроза исчезла, поскольку Филипп не смог захватить Византий и что он снял осаду в конце зимы 340/39 г. (Justin, IX, 2, 10).
Гипотеза привлекательна, но в параллельных источниках нет информации, подтверждающей эту теорию, поскольку нигде не упоминается о направлении вооруженного контингента или о дипломатической деятельности гераклеотов в этом контексте. Кажется удивительным, что Мемнон не сообщил о содержании деятельности Тимофея, и если бы Византия была упомянута, Фотий, безусловно, сообщил бы информацию с учетом его особого интереса к этому городу. Следовательно, не исключено, что источник Мемнона просто нарисовал портрет Тимофея, ограничившись его поведением, а не конкретными действиями в области внешней политики.
Источники не позволяют официально идентифицировать врагов Гераклеи, однако, Бурштейн считает, что две широкие линии политики Гераклеи могут быть выведены из фотиева резюме Мемнона. Прежде всего кажется, что Тимофей не стремился завоевывать новые земли, если в этом смысле интерпретировать «его умеренность». С другой стороны, он, как представляется, пытался усилить влияние Гераклеи, когда ситуация была благоприятной. Это, безусловно, следует понимать, когда Мемнон пишет: «у него был как глаз, способный охватить дела, так и решение выполнить то, что он предполагал».
τοῖς δ´ ἀρχομένοις γλυκύς τε καὶ ἥμερος. Ἔνθεν καὶ τελευτῶν πόθον αὑτοῦ κατέλιπε πολύν, καὶ πένθος ἤγειρε τῷ πόθῳ ἐνάμιλλον:
Мемнон еще раз показывает, как Тимофею удавалось вести себя как великодушному монарху по отношению к своему народу, чтобы лучше подчеркнуть печаль гераклеотов при его смерти. Возможно, пытаясь нарисовать портрет хорошего тирана, Нимфид сознательно не обратилась к некоторым элементам правления Тимофея, что объяснило бы, почему портрет старшего сына Клеарха остается весьма стереотипным. Тимофей умер в 337 году, процарствовав городом девять лет. У него, похоже, не было детей, вероятно, из–за его молодого возраста на момент его смерти (25/26 лет), и поэтому его брат сменил его, как было запланировано прежде. Диодор (XVI, 36, 6) сообщает, что Тимофей царствовал после Клеарха в течение 15 лет, но годы правления Сатира у Диодора должны быть вычтены.

3.3
Ὁ δὲ τούτου ἀδελφὸς Διονύσιος καίει μὲν τὸ σῶμα πολυτελῶς, σπένδει δὲ αὐτῷ καὶ τὰ ἀπὸ βλεφάρων δάκρυα καὶ τὰς ἀπὸ τῶν σπλάγχνων οἰμωγάς, ἐπιτελεῖ δὲ καὶ ἀγῶνας ἱππικούς, οὐχ ἱππικοὺς δὲ μόνον ἀλλὰ καὶ σκηνικοὺς καὶ θυμελικοὺς καὶ γυμνικούς, τοὺς μὲν αὐτίκα, τοὺς δὲ λαμπροτέρους καὶ ὕστερον. Ἀλλὰ ταῦτα μὲν ἡ θʹ καὶ ιʹ τοῦ Μέμνονος, ὡς ἐν ἐπιδρομῇ φάναι, διαγράφει ἱστορία. Брат его Дионисий с большим великолепием сжигает его тело и воздает ему честь слезами своих очей и исходящими из глубины души стенаниями. Он устраивает и конные состязания, и не только конные, но и сценические, а также состязания в пении и гимнастические; одни он устраивает сейчас же, другие же и еще более блестящие — впоследствии. Это описывают, если изложить бегло их содержание, девятой и десятой книги истории Мемнона.

ὁ δὲ τούτου ἀδελφὸς Διονύσιος καίει μὲν τὸ σῶμα πολυτελῶς, σπένδει δὲ αὐτῷ καὶ τὰ ἀπὸ βλεφάρων δάκρυα καὶ τὰς ἀπὸ τῶν σπλάγχνων οἰμωγάς:
Первым делом Дионисий устроил погребение своему брату. Мемнон снова лексически использует поле братской любви, чтобы изобразить отношения между Тимофеем и Дионисием, и предлагает драматическую сцену, в которой младший сын Клеарха показывает всем фонтанирующую привязанность к своему брату. Печаль Дионисия напоминает грусть Александра при смерти Гефестиона. Элиан (H. V. VII, 8), Арриан и Юстин (XII, 12, 12) рассказывают о боли завоевателя по поводу смерти его друга и о том, как он умер до конца своего траура. Сравнение на этом не заканчивается, потому что погребение покойного тирана, похоже, много значили для города. Конечно, Дионисий не мог подражать похоронам, организованным македонским царем для своего спутника.
ἐπιτελεῖ δὲ καὶ ἀγῶνας ἱππικούς, οὐχ ἱππικοὺς δὲ μόνον ἀλλὰ καὶ σκηνικοὺς καὶ θυμελικοὺς καὶ γυμνικούς, τοὺς μὲν αὐτίκα, τοὺς δὲ λαμπροτέρους καὶ ὕστερον:
Это не просто похороны, описанные здесь Мемноном. Дионисий, по–видимому, учредил первые гераклейские праздники в честь обожествленного Тимофея, которые отмечались с большой помпой, размеры которой во время правления Дионисия возрастали. Действительно, из Мемнона видно, что первый фестиваль был открыт конным ристанием. Тиран добавил потом еще гимнастику, драму и музыкальные состязания. Вероятно, что связи с Афинами способствовали развитию театра в Гераклее. Три вида состязаний, организованных в контексте этого культа, аналогичны тем, которые имели место позже в полисах, организовавших торжества в честь обожествленного царя, например, Птолемея I в Александрии или Селевка I в Илионе. Целью этих торжеств было не только празднование правления хорошего монарха, но и узаконение правления его преемника. Берве сравнивает этот тип торжеств с теми, которые организованы для героев или основателей города. Так что можно себе представить, что Тимофей прославился как основатель нового режима, новой эпохи в Гераклее. Его смерть, несомненно, стала для Дионисия поводом создать монархию, которую он намеревался основать в городе и которую он официально провозгласил в 306/5 году, когда получил титул басилея (ср. F 4, 6).