Единственное прямое свидетельство о контактах между Фемистоклом и Мильтиадом приводит нам Плутарх (Plut. Them. IV), ссылаясь на Стесимброта. Описывая события, которые разворачивались вокруг проведения морского закона Фемистоклом в 483/2 г. до Р. Х., Плутарх отмечает. "Сделал же это он, как рассказывает Стесимброт (FGrH 107 F 2), победив Мильтиада, который выступал против этого".
На первый взгляд, эти слова Стесимброта являются простой хронологической ошибкой, поскольку в 483 году, о котором идет речь у Плутарха, Мильтиада уже не было в живых. Конечно, нет никаких оснований датировать противостояние Мильтиада планам Фемистокла 483 годом. Таким образом, здесь возможны два варианта трактовки слов Стесимброта, которые встречаются у Плутарха.
Можно предположить, что Стесимброт ошибается и Плутарх был введен в заблуждение своим источником. В пользу этого соображения может быть использовано и довольно распространенное мнение о вражде Стесимброта к Фемистоклу, попытки представить его морскую программу как пагубной для Афин. В этой связи легко объяснить память о противодействии Фемистоклу Мильтиада стремлением Стесимброта противопоставить "хорошего" Мильтиада "плохому" Фемистоклу и тем самым еще больше подчеркнуть вредность мероприятий последнего. Усиливает, на наш взгляд, этот тезис и ссылка в той же главе Плутарха на оценку морского закона Платоном. При этом, с необходимостью, нужно допустить сразу два условия: во-первых, что Стесимброт просто придумал данную ситуацию, и, во-вторых, что Плутарх был настолько неосведомленным в отношении описываемых им событий, безоговорочно воспринял эту очевидную фальсификацию Стесимброта за факт. И это - при достаточно аккуратном использовании Плутархом Стесимброта как источника, тенденциозно освещающего деятельность демократических лидеров (см., напр., его замечания при ссылке на Стесимброта в Plut. Pericl. XIII).
Несмотря на всю специфичность жизнеописаний Плутарха, что неоднократно отмечалось в специальных исследованиях, все же нет достаточных оснований признавать его несамостоятельным и неосведомленным относительно описываемой им эпохи.
Значительно более вероятной является вторая версия, а именно: что Плутарх имел основания считать показания Стесимброта вполне историческими и, таким образом, вся фраза требует дополнительного, более детального анализа.
Как уже отмечалось, основной проблемой здесь является то, что ссылка на Стесимброта приводится в связи с описанием у Плутарха обстоятельств проведения Фемистоклом морского закона в 483 году, то есть когда Мильтиада уже не было в живых. Однако контекст, в котором находится данная ссылка, не позволяет с полной определенностью отнести его к конкретному году.
Действительно, у Плутарха речь идет о построении флота по инициативе Фемистокла: "После этого, потихоньку заманивая и уводя полис к морю под тем предлогом, что на суше они не равны силами даже соседям, тогда как мощью кораблей могут и отбить варваров и править Элладой, он, по выражению Платона, сделал из стойких гоплитов матросов и моряков; этим он дал повод для злословия, что, якобы, Фемистокл отнял у граждан копье и щит и унизил афинский народ до гребной скамейки и весла". - а дальше, сразу же: "Совершил же это он, как рассказывает Стесимброт, победив Мильтиада, который выступал против этого".
По нашему мнению, здесь "этого" совсем не обязательно указывает на построение флота Фемистоклом в 483 г. до Р. Х., но возможно касается и слов Платона, который вполне вероятно имеет в виду все усилия Фемистокла относительно воплощения его морской программы в жизнь. Платон признавал величие Саламин и Артемисия, однако считал, что спасли Грецию Марафон и Платеи, которые, к тому же, сделали греков лучшими. Что же касается морских сражений, то они сделали их хуже, поскольку этими битвами было положено начало той политике, которая привела, наконец, к катастрофе (Plato. Leges. IV. 707 b-c). Вполне логичной была бы мысль, что слова Стесимброта приводятся у Плутарха в более широком значении, не только в отношении флота, а, возможно, и для усиления суждений его кумира, "божественного Платона". Имеется в виду в с я морская программа Фемистокла, начатая еще при исполнении им обязанностей архонта 493/2 года и продленная на следующие годы, возможно - вплоть до Марафона включительно. В таком случае, противодействие Мильтиада Фемистоклу должно быть отнесено до этого, начального периода деятельности Фемистокла и сообщение Стесимброта становится вполне историческим.
Но даже если согласиться с тем, что Плутарх в данном случае имеет в виду лишь флот, в пользу чего, в принципе, можно было бы истолковать его дальнейшие рассуждения, то и тогда слова Стесимброта вполне можно воспринять как достоверные. ("Навредил он этим строгости и чистоте полисного строя или нет, - это вопрос скорее философский; но что спасение эллинов тогда зависело от моря, и что те триеры восстановили Афины, это, помимо других доказательств. Показал и сам Ксеркс...". Хотя, на наш взгляд, и здесь нельзя высказываться вполне наверное. Трудно установить, что за год имеется в виду под термином "тогда", который можно сопоставлять с весьма широким временным диапазоном. "Мешает" также и принять наряду с триерами "море": из этого можно сделать вывод и в пользу всей морской программы).
Как уже было указано в предыдущем параграфе, возвращение в Афины Мильтиада совпадает во времени с выполнением Фемистоклом обязанностей архонтаэпонима, когда он приступил к реализации своей морской программы. Таким образом, мы неизбежно приходим и к более определенному выводу, а именно: Фемистокл и Мильтиад были современниками не только с учетом одновременности их существования, но и учитывая одновременность их политической деятельности. Если же учитывать сообщения Стесимброта вместе с фактом командования Мильтиада во время сухопутной битвы при Марафоне и осуществления (в конце концов!) морской программы Фемистоклом, то можно прийти к выводу, что они были не просто политиками-современниками, но и политиками, которые отстаивали различные точки зрения относительно программы вооружений Афин.
Как видим, при условии учета разнообразных дополнительных (но очень существенных!) факторов, сообщение Стесимброта совсем не кажется хронологическому нонсенсом, но выступает важным историческим фактом, который гармонично вписывается во всю картину политических реалий Афин конца 490-х лет. Мильтиад действительно мог оказывать противодействие (и, вероятно, оказывал!) Фемистоклу по построению флоту, как и по осуществлению морской программы в целом, поскольку строительство в Пирее было "заморожено" на целых десять лет; и Фемистокл действительно одержал победу над Мильтиадом, поскольку флот его, хоть и через десять лет, но все же был построен! (Ленардон: "и действительно Мильтиад был противником морской программы Фемистокла в Пирее к Марафону, - хотя впоследствии сам воспользовался флотом, - источники содержат только иллюзии по этому поводу". См. также более категорическое суждение Папаставру: Стесимброт не заслуживает доверия, поскольку экспедицию Мильтиада против Киклад можно рассматривать как продолжение приостановленной перед битвой морской программы Фемистокла.)
Таким образом, мы можем констатировать, что взаимоотношения между Фемистоклом и Мильтиадом не только были возможны, учитывая их современность, но и что мы имеем в своем распоряжении документальные свидетельства в пользу этого.
Кроме того, можно установить, что взаимоотношения Фемистокла и Мильтиада характеризовались, - по крайней мере, что касается морской программы Афин, - моментами политического противоборства. Вопрос в том, насколько глубокими, насколько определяющими оказались эти моменты для развития политических процессов в Афинах.
Можно сформулировать и еще один вопрос: как рассматривать этот факт противоборства - как момент сугубо единичного ограничения во времени, который коренится в разногласиях конкретного, в общем изолированного, хотя и принципиального пункта или может как проявление политического соперничества, агона этих двух фигур. Ответ на эти вопросы в значительной степени зависит от определенной позиции Фемистокла во время процесса над Мильтиадом.
Hdt. VI. 104. 2 сообщает, что сразу же после прибытия Мильтиада, который спасался бегством от финикийцев, в Афины, против него был организован судебный процесс по обвинению в тирании; "...вскоре после того, как он бежал от них [то есть от финикиян. - В. С.], вернулся к своему полису и уже считал себя спасенным, его враги хорошо встретили его и привлекли к суду по обвинению в тирании в Херсонесе. Но он спасся и от них теперь был назначен афинским стратегом, по выбору народа" Нет необходимости считать этот процесс лишь "дублированием" Геродотом процесса второго, который состоялся в 489 г.: такая комбинация невозможна ввиду расхождения общественно-политического климата в Афинах накануне и после Марафона. Это единственное свидетельство о первом процессе против Мильтиада. Сообщение Nep. Milt. 8. 1 относительно процесса над Мильтиадом в 489 г. является результатом смешения этих двух процессов. Принимая во внимание обстоятельства побега Мильтиада в Афины, - который уже сам по себе следует, видно, рассматривать как открытый антиперсидский демарш, подготовленный, в особенности, его достаточно вероятным участием в Ионийском восстании, - можно, на наш взгляд, сделать по крайней мере два вывода: во-первых, что в Афинах общественно-политическая атмосфера в целом характеризовалась преобладанием антиперсидских тенденций.
Этот вывод хорошо гармонирует с политическим окрасом начинаний Фемистокла во время исполнения им обязанностей архонта-эпонима 493/2 г. до Р. Х. Если бы мы не опасались построения своеобразного "заколдованного круга", мы бы, помимо этого, добавили, что это, в свою очередь, может служить дополнительным аргументом в пользу антиперсидского характера военно-морских приготовлений Фемистокла.
Второй же вывод сводится к тому, что прибытие Мильтиада вполне вероятно предвещало перспективу дальнейшего усиления антиперсидской группировки в Афинах. Иначе говоря, возвращение Мильтиада объективно усиливало позиции сторонников борьбы с Персией, - хотя бы учитывая его известность, учитывая приобретенный им опыт ведения военных действий против персов. Нельзя игнорировать и усиления соревновательного духа рода Филаидов, к которому он принадлежал. Имя Мильтиада в Греции было окружено легендами через его участие в скифском походе Дария и совет ионийцам разрушить мост (Папаставру). Если брать во внимание только эти внутриполитические обстоятельства, то кажется маловероятным участие Фемистокла в организации процесса.
Тем более неубедительной кажется версия (Виппера) о поражении Фемистокла в его начинаниях от Мильтиада, который только возвратился до Афин, после чего Фемистокл и присоединился к обвинению: из Геродота (Hdt. VI. 104) вполне ясно следует, что Мильтиад превратился в реальную политическую силу в Афинах только после его оправдания в суде. Можно предположить, однако, что суть процесса Мильтиада не исчерпывается конфликтом между сторонниками и противниками борьбы с Персией, но коренится и в иных, как политических, так и личных мотивах. Обвинения Мильтиада в тирании в Херсонесе "содержало в себе зерно истины", учитывая его связь с Писистратидами (Hdt. VI. 39).
На наш взгляд, специфика этого процесса заключается в невозможности свести его к какой-то одной причине. И действительно, для различных политических сил в Афинах, - как, впрочем, и для полисного коллектива в целом, - Мильтиад выступал одновременно в нескольких "ипостасях", а именно: как бывший тиран Херсонеса, который имел в прошлом дружеские связи с Писистратидами, и в этом отношении процесс нужно рассматривать как антитиранический (в условиях послеклисфеновских Афин этот мотив мог найти широкую поддержку со стороны самых широких прослоек, за исключением, разве что, Писистратидов, которым выдвигать подобные обвинения было, по меньшей мере, неуместного; наиболее странными обвинителями в таком случае, очевидно, нужно считать Алкмеонидов с их тираноборческими традициями, хотя можно предположить и участие в этом деле Фемистокла как выразителя объективно демократических тенденций во внутреннем развитии Афин, и такой комбинации не противоречат предпочтения Фемистокла, ибо Как справедливо замечает Фрост, если Фемистокл был в 480-е годы антиалкмеонидом, то это не означает, что он был им и в 493/2 г.); как представитель влиятельного аристократического рода Филаидов, и в таком случае его возвращение, как уже отмечалось, означало усиление этого рода во внутриполитической борьбе - таким образом, процесс использовался соперниками (очевидно, опять же Алкмеонидами) как инструмент политической борьбы; как заметная фигура, появление которой на политической арене могла вызвать беспокойство у всех политических деятелей, в том числе - и у Фемистокла.
Из всех этих моментов, очевидно, можно сделать вывод, что наиболее вероятными обвинителями Мильтиада были Алкмеониды. Участие Фемистокла в обвинении кажется маловероятным, учитывая его внешнеполитические симпатии, хотя полностью исключить такую возможность также вряд ли правомерно. Тем более сомнительным кажется его защита Мильтиада: как уже отмечалось, это плохо согласуется с объективно демократическим характером морской программы Фемистокла. Кроме того, такое предположение слишком похоже на простой перенос обстоятельств второго процесса против Мильтиада, когда, как это следует из источников, за него действительно заступились ся какие-то влиятельные силы. Мильтиад в данном случае оправдался сам, о чем, собственно, и сообщает Геродот. Оправдался, поскольку в глазах афинян его вина как тирана другого, хотя и дружественного полиса, отступала перед его положением беглеца, который спасается от преследований все более осознаваемых серьезной угрозой персов.
Естественно, что после оправдания Мильтиад примкнул к политической "партии", которая отмечалась наиболее активной внешнеполитической позицией и к которой принадлежал, если и возглавлял ее, Фемистокл.
Таким образом, взаимоотношения между Фемистоклом и Мильтиадом в течение 493-491-х лет вряд ли могут быть определены отношениями политического противоборства: и Фемистокл, и Мильтиад добивались одной и той же внешней цели - цели военного усиления Афин, и поэтому были обречены на сотрудничество в кардинальных внешнеполитических вопросах. Однако средства для достижение этого эффекта им виделись различными. Именно на этом почве развилось их политическое соперничество, результатом которого стало приостановление осуществления морской программы Фемистокла на целых десять лет, о чем и упоминается у Плутарха, - хотя и туманно, хотя и с ссылкой на место из Стесимброта, которое трудно поддается толкованию.
Такая реконструкция событий отнюдь не противоречит Плутарху, который поместил факт победы Фемистокла над Мильтиадом в 483 году: для него было очевидным, что окончательной победой идей Фемистокла стало только масштабное строительство флота в том году, строительство, которое радикально решило проблему морских вооружений для Афин.
Еще раз повторим - это лишь одна из возможных реконструкций периода, на безусловности которой мы не настаиваем. Вполне вероятным нам кажется лишь начало осуществления морской программе Фемистокла в домарафонский период. При этом, как уже было показано, достаточно историческим можно считать факт укрепления Пирея и борьбу за усиление военно-морского флота, которое в противодействие широких политических сил, с Мильтиадом включительно. Насколько успешной для Фемистокла оказалась эта борьба, утверждать трудно, хотя кажется вероятным, что по крайней мере двадцать кораблей ему построить удалось. Это, очевидно, и должно стать ответом на поставленный в начале данного параграфа вопрос.