Приведенный выше анализ с полной определенностью, как нам кажется подтверждает историчность архонтата Фемистокла в 493/2 г. до Р. Х.; во время же пребывания Фемистокла на этой должности им была свершена попытка реализации первых шагов морской программы - состояние наших источников таково, что признание историчности первого одновременно является аргументом в пользу другого. При этом, если понимать под морской программой Фемистокла ее материальное, предметное выявление - то есть строительство флота и всего комплекса военно-морских вооружений - и не рассматривать социальный, или даже социально-политический ее аспект, то нужно, очевидно, определить: до какой степени эти первые шаги отражали саму суть программы? Иначе говоря что конкретно из всего комплекса мероприятий было осуществлено?
Мнения исследователей по этому вопросу разделились. Одни из них полагают, что в 493/2 г. до Р. Х., вместе с укреплением Пирея, была осуществлена и попытка строительства флота; другие - что в этом году были начаты какие-то работы в Пирее; другие считают, что осуществление морской программы началось лишь в 483 году, когда Фемистокл внес свое предложение относительно строительства кораблей на средства Лавриона.
Такое распределение мнений обусловливается, в особенности, и разногласиями в самих источниках. Так, Аристотель и Геродот сообщают о Лаврионе, о флоте, однако ничего не говорят о Пирее и об официальном статусе Фемистокла на то время. Фукидид же и зависимый, как уже отмечалось, от него в этом месте Павсаний, несмотря на всю внутреннюю неоднозначность показания, доносят сведения о Пирее и о какой-то должности. Добавим к этому и уже рассматриваемое сообщение в Arm. Euseb. Ol. 71. 1, в котором говорится только про Пирей Фемистокла, впрочем, без каких-либо намеков на его статус.
Из всего сказанного может сложиться впечатление, будто в глазах античных авторов строительная деятельность Фемистокла в Пирее и его предложение по поводу флота - две разные вещи. На наш взгляд, это не совсем так. Скорее наоборот: для них Пирей был одним из этапов того приобщение северян к морю, о котором подробно говорит Плутарх в биографии Фемистокла (Plut. Them. IV). Приведем его слова: "Поскольку у афинян существовал обычай делить прибыль от серебряных рудников Лавриона между собой, он [Фемистокл. - В. С.] сперва решился выступить перед народом с предложением прекратить этот дележ, а на эти деньги построить триеры для войны с Эгиной. Эта война тогда была в полном разгаре в Элладе, и Эгина благодаря своему сильному флоту контролировала море. Тем легче было Фемистоклу убедить граждан, не пугая их ни Дарием, ни персами (потому что они были далеко, и не было вполне твердых оснований бояться их нашествия); но он очень вовремя использовал их соперничество и гнев против эгинцев для приготовления [к войне с персами. - В. С.]. На эти средства были построены сто триер, которые и сражались с Ксерксом на море.
После этого, потихоньку заманивая и уводя полис к морю под тем предлогом, что на суше они не равны силами даже с соседями, тогда как мощью кораблей могут и отбить варваров и править Элладой, он, по выражению Платона (Plato. Leg. 706 с), сделал из стойких гоплитов матросов и моряков; этим он дал повод для злословия, что, якобы, Фемистокл отнял у граждан копье и щит и унизил афинский народ до гребной скамьи и весла. Совершил же это он, как рассказывает Стесимброт (FGrH 107 F 2), победив Мильтиада, который выступал против этого. Или навредил он этим строгости и чистоте полисного строя, или нет, - это вопрос скорее философский; а вот что спасение эллинов тогда зависело от моря, и что те триеры восстановили афинский полис, это, наряду с другими доказательствами, засвидетельствовал и сам Ксеркс. Хотя сухопутные силы его оставались еще невредимы, он бежал после гибели флота как не равный силами и оставил Мардония, по моему мнению, не столько для порабощения эллинов, сколько для того, чтобы помешать им преследовать его".
Еще четче, хотя и лаконичнее, связывает с развитием Пирея претворение афинян в моряков, которое невозможно представить без создание флота, Фукидид (Thuc. I. 93. 4). Так, развивая свой рассказ о начале проведения работ Фемистоклом в Пирее, он констатирует: "Местность эту, с тремя естественными гаванями, Фемистокл находил прекрасною, а превращение афинян в морской народ должно было, по его мнению, много содействовать их усилению. Действительно, Фемистокл первый осмелился сказать, что необходимо заняться морским делом, и сам немедленно положил тому начало".
Общий смысл этой фразы, на наш взгляд, лучше понимается в английском комментарии Гомма: "План укрепления Афин, предложенный Фемистоклом, помог основанию афинского государства", а не как в имеющихся русскоязычных переводах Мищенко и Стратановского. Ленардон замечает, что большинство же тех, кто отрицает карьеру Фемистокла в 490-е годы, принимает архонтство Фемистокла в 493 г., но то же большинство считает, что он не начинал укреплять Пирей вплоть до какого-то более позднего времени.
В конце концов, в пользу такой связи выступает и простая логика: строительство гаваней в Пирее (до этого афиняне пользовались Фалерским рейдом) было ориентировано на более полное удовлетворение потребностей флота, возможно - флота, который возрастал.
В таком случае весьма вероятным кажется предположение, и гавани в Пирее, и корабли (возможно - триеры) строились одновременно. В подтверждение этого, кроме уже указанных соображений, можно привести и факт увеличения флота Афин с 50 кораблей в какой-то (трудно определить его точно во времени) период до Марафонской битвы по крайней мере до 70 на время Паросской экспедиции Мильтиада после нее. Так, Геродот, описывая начало войны Афин с Эгиной и роль в ней эгинского изгнанника Никодрома (Hdt. VI. 88-90), вспоминает об имеющихся у афинян 50 кораблей:
"После этого Никодром, по договоренности с афинянами, овладел так называемым старым городом, но афиняне не явились в назначенное время. Произошло это потому, что у них не было достаточно кораблей, чтобы драться с эгинцами; пока же они просили коринфян одолжить им корабли, все дело пропало. Коринфяне, которые были тогда в ближайшие друзьями афинянам, дали, правда, им нужные 20 кораблей, продав их по пять драхм за каждый: дарить ведь, согласно закону, запрещалось. Взяв эти корабли и свои собственные, и снарядив, таким образом, всего семьдесят кораблей, афиняне отплыли на Эгину и опоздали на один день против оговоренного срока".
Рассказывая же о начале похода против афинской эскадры обвиняемого в медизме Пароса историк уже говорит о 70 собственно афинских кораблях: "После поражения [персов. - В. С.] при Марафоне Мильтиад, и до того почитавшийся афинянами, приобрел еще большее влияние. Он потребовал от афинян семьдесят кораблей, войско и деньги, не сказав, однако, против которой земли намерен идти войной, но заявил лишь, что они разбогатеют, если последуют за ним: он же ведь поведет их в такую землю, где они легко добудут много золота; так вот он говорил, требуя корабли. Афиняне же соблазнились всем этим и предоставили их. Вот с этим войском, Мильтиад и поплыл на Парос" (Hdt. VI. 132-133).
(Ср. Nep. Milt. 7, где говорится о походе Мильтиада не против Пароса, а против обвиняемых в медизме островов Эгейского моря: Post hoc proelium [то есть после битвы при Марафоне. - В. С.] classem septuaginta navium Athenienses eidem Miltiadi dederunt, ut insulas quae barbaros adiuverant bello persequeretur).
Считать известие Геродота, в особенности Hdt. VI. 132, о 70 кораблях у Афин после Марафона, только недоразумением нельзя: такой подход к отбору источников очень напоминает уже давно критикуемый гиперкритицизм. Можно было бы, в принципе, предположить, что Геродот просто ошибся словами и, имея перед собой количество кораблей во время Эгинской войны, механически перенес цифровые данные с одного события на другое. Можно было бы также предположить, что 70 кораблей Мильтиада - это те же самые 50 афинских кораблей плюс 20 коринфских, которые сражались с эгинцами до нашествия Дария.
Вторая версия кажется более убедительной. Однако и она не безупречна. И действительно, Геродот (Hdt. VI. 93-94) замечает: "Эгинцы, когда афиняне были в беспорядке, напали на них со своими кораблями, победили и захватили четыре с афинских кораблей вместе с их экипажами. Так у афинян началась война с эгинцами".
Следовательно, даже если высказать догадку о том, что коринфские корабли в течение по крайней мере 2-3 лет оставались у афинян, то есть что они входили в состав тех 70, которые были предоставлены после Марафона в распоряжение Мильтиада, то и тогда нужно объяснить восстановление, по крайней мере четырех утраченных кораблей (а возможно и больше) построением новых. Далее, анализируя изложение событий у Геродота, даже соглашаясь с Гаммондом, который датирует вторую (ту, что нас интересует) фазу войны с Эгиной 491-490 гг. к Р. Х. можно, на наш взгляд, предположить определенную временную дистанцию между поражением афинян и походом Дария и Марафонской битвой. Мы не знаем условий, при которых были одолжены корабли в Коринфе. Даже больше: мы не знаем вообще ничего относительно правил или обычаев, которые регламентировали бы совершения подобных сделок между различными полисами. Но можно все-таки предположить, что такая сделка была ограниченной во времени и что после завершение активных боевых действий корабли были возвращены Коринфу.
Кроме того, из нашего единственного источника с определенностью следует, что корабли были предоставлены Коринфом конкретно для войны с Эгиной. Таким образом, более вероятным кажется возвращение кораблей Афинами после завершения кампании.
Можно, далее, предположить, что война с Эгиной в 491-490 гг. достаточно четко продемонстрировала слабость афинской морской силы, и естественным следствием стала попытка полиса стряхнуть столь ощутимую зависимость от приверженности дружественных городов - то есть попытка обезопасить себя на будущее. Конкретным выявлением этой попытки и могло стать построение 20 кораблей: тех кораблей, которых не хватало Афинам для ведения боевых действий с Эгиной, тех кораблей, которые они вынуждены были вернуть коринфянам после окончания войны, в конце концов, тех двадцати кораблей, которые - вместе с имеющимися пятьюдесятью, восстановленными привычным порядком афинскими навкрариями, - были предоставлены после Марафона в распоряжение Мильтиада и о которых говорит Hdt. VI. 132!
Таким образом, ход наших рассуждений, в основе которого лежит тщательное следование источникам, неизбежно приводит к выводу, что по крайней мере в период между поражением в морской битве от эгинцев и до Марафона Афины могли принять меры по усилению своего флота, превысив устоявшийся со времен Клисфена лимит в 50 кораблей, которые выстраивались навкрариями. Даже больше: строительство кораблей они просто вынуждены были начать, учитывая то, что по крайней мере четыре корабля (где гарантия, что не больше?) были потеряны в боях. При этом, очевидно, перед афинянами встала проблема финансирования этого строительства: если нужно было возместить потерю коринфских кораблей (а где гарантия, что они не были именно коринфскими?) то обязывать конкретные, в произвольном порядке выбранные навкрарии выполнять повинность в пользу всего полиса было бы несправедливо. Следовательно, можно предположить, что такая повинность возлагалась на все 50 навкрарий. В таком случае, на наш взгляд, вполне вероятной кажется мысль о желании афинян решить одним махом всю проблему: построить не только то количество кораблей, которое нужно было возместить, но и то, в котором нуждался полис для обеспечения своей безопасности со стороны моря - то есть именно 20, относительно которых они вынуждены были обратиться к Коринфу. Возможно, именно это событие имел в виду Стесимброт, рассказывая о сооружении флота Фемистоклом, который преодолевает при этом сопротивление Мильтиада. В таком случае, опять же, можно предположить, что ответственным за сооружение этих 20 кораблей является именно Фемистокл, что это было составной частью его программы морских вооружений, начатой строительством в Пирее в год его архонтата. В то самое время, когда строительство в Пирее не вызвало особых возражений, - возможно этому способствовала в определенной степени и то обстоятельство, что подобные работы проводились в Пирее уже Гиппием (Arist. Athen.polit. 19. 2), - увеличение количества кораблей более 50 предусматривало изменения в системе финансирования этого мероприятия, то есть в системе навкрарий. Вполне возможно, что против этого выступил не только Мильтиад, но и другие политические силы, в том числе и Аристид: ничего не мешает именно так расценивать сообщение Плутарха (Plut. Arist. III. 1) о том, что Аристиду часто приходилось противодействовать Фемистоклу в проведении преобразований. Очевидно, лишь неудача в Эгинской войне принудила афинян сделать выбор в пользу Фемистокла - по крайней мере частично, хотя бы только с тем, чтобы возместить потерю 20 кораблей, необходимость в которых они сами признали, обратившись за помощью к Коринфу.