Вопрос о начале деятельности Фемистокла важен по нескольким причинам. По-первых, рассматриваемое в контексте эпохи, оно позволяет выяснить условия, в которых разворачиваются общественно-политические преобразования Фемистокла, определить их место в эволюции афинского полиса. Это тем более актуально, что, с одной стороны, и в античной, так и в современной историографии, существует устойчивая тенденция к представлению об этом деятеле как о главном "виновнике" победы эллинов над "варварами", даже как о "спасителем Эллады", а с другой - попытки сделать его ответственным за все дальнейшее демократическое развитие Афин. Кроме того, рассмотрение этого вопроса кажется полезным и для уточнения некоторых аспектов политического соперничества в послеклисфеновских Афинах 500-490-х гг. до Р. Х. Наконец, представляет определенный интерес исследование процесса развертывания самой морской программы Афин, апогеем которой стало создание постоянного государственного военно-морского флота и, как его логическое дополнение, укрепление морских баз, преобразование полиса в хорошо укрепленную крепость.
Рассмотрение всего этого комплекса вопросов осложняется состоянием источниковедческой базы: противоречивыми, а часто и просто анекдотическими свидетельствами античных авторов с одной стороны, а с другой - необходимостью учитывать при анализе указанных проблем Целого многообразия факторов, которые, на первый взгляд, не имеют прямого отношения к проблеме. Так, Геродот в своем повествовании про меры афинян по организации защиты от персидской агрессии в 480 г. до Р. Х. пишет: "Был тогда среди афинян человек, который только недавно появился среди первых граждан; по имени он был Фемистокл и называли его сыном Неокла" (Hdt. VII. 143). Из этого пассажа делают иногда вывод о невлиятельности Фемистокла в 490-е годы и о появлении его на политической арене только после 490 г.
Однако другие показания, о которых речь пойдет далее, позволяют обсудить возможность достаточно активной общественно-политической деятельности Фемистокла значительно раньше - по крайней мере с 493/2 г.При этом, в современной историографии широко дискутируются вопросы о месте Фемистокла в политической борьбе 500-490 гг. до Р. Х. его судебную практику в тот период, возможную хорегию при постановке трагедии Фриниха "Взятие Милета", исполнение магистратуры "надзирателя за водами", гипотетический архонтат в течение 493/2 г. и в этой связи - о начале укрепления Пирея в том же году, в конце концов, о взаимоотношениях с другими политическими деятелями, в особенности - с Мильтиадом. Ключевым моментом при решении этих вопросов является принятие или отрицание 493/2 г. как года архонтата Фемистокла.
Основными источниками об архонтате Фемистокла для нас являются письменные показания Фукидида, Армянская версия хроники Евсевия и сообщение Дионисия Галикарнасcкого.
Фукидид (Thuc. 1. 93. 3 - 1. 95. 1), описывая укрепления Афин и Пирея после битвы при Саламине, говорит: "Фемистокл убедил [сограждан - В. С.] застроить и другую часть Пирея (начало этому было положено ранее, во время исполнения той должности, которую он занимал у афинян год за годом), считая, что местность эта, с тремя естественными гаванями, очень удобная, а превращение их [то есть афинян] в моряков будет существенно способствовать их усилению (ибо он первым осмелился сказать, что необходимо обратиться к морю), и сам немедленно положил тому начало".
Из Дионисия Галикарнасского (Dion. Halic. Ant. Rom. VI. 34. 1) известно, что архонтом-эпонимом в 493/2 г. был Фемистокл. Это особенно важно, учитывая распространенное мнение относительно точности цитирования Дионисием списка архонтов.
И, наконец, в Армянской версии хроники Евсевия под первым годом 71 Олимпиады (Ol. 71.1 = 496/5 г. до Р. Х.) отмечено: "Пирей был укреплен Фемистоклом" (Piraeus munitus est a Themistocle).
Широко распространенной является традиционная мысль, что эти показания дополняют друг друга и, таким образом, Фемистокл начал укреплять Пирей в 493/2 г. к Р. Х., когда он был архонтом-эпонимом. Вместе с тем, существуют и другие соображения на этот счет, а именно: что Фемистокл был архонтом-эпонимом не в 493/2, а в 481 г.; что Фемистокл был архонтом-эпонимом действительно в 498 г. но планы по укреплению Пирея, как и вся морская программа целом, у него созрели несколько позже, по крайней мере после битвы при Марафоне; и, наконец, что Фемистокл был архонтом-эпонимом в 493-2 г., даже, возможно, контролировал ход работ в Пирее, и велись они не по его инициативе, а по решению Совета (Буле), который и поручил их архонту для надзора.
Такое разнообразие суждений обусловливается состоянием наших источников. Наименее дискуссионным, но одновременно и наименее содержательным, является сообщение Дионисия Галикарнасского (Dion. Halic. Ant. Rom. V 34. 1), которое не сопровождается никакими комментариями. Общее мнение относительно надежности Дионисия при цитировании списка афинских архонтов уже приводилось. Не вызывает сомнения, таким образом, факт архонтата в 493 г. до Р. Х. какого-то Фемистокла. Но еще вопрос, "наш" ли это Фемистокл? - в специальной литературе высказываются сомнения относительно этого.
Альтернативной версией могло бы стать принятие в качестве архонта 493 г. до Р. Х. дяди Фемистокла, о котором упоминается в восьмом письме Фемистокла. Однако версия эта кажется маловероятной: указанное письмо часто считается поздней фальсификацией; другие же источники про этого родственника Фемистокла ничего не сообщают. Сама его историчность, таким образом, весьма сомнительна: кажется странным, чтобы влиятельный политический деятель, которым с необходимостью должен бы быть архонт-эпоним, член Совета Ареопага, после выполнения магистратуры вовсе исчез бы с политической арены. Во всяком случае, среди многочисленных надписей на остраконах, которые достаточно исчерпывающе представляют нам основных политиков 480-х лет, до сих пор не удалось найти имени этого гипотетического деятеля. Принимая во внимание эти соображения, приходится оставить версию об идентификации архонта 493/2 г. до Р. Х. со "вторым" Фемистоклом как являющуюся совершенно неудовлетворительной.
Схожей с рассматриваемой версией может считаться и другая, а именно: что Фемистокл, сын Неокла, был архонтом в 482/1 г.Это хорошо согласуется, во-первых, с замечанием Hdt. VII. 143 о Фемистокле 480 г. как ставшем только недавно политически влиятельным, и, во-вторых, с отсутствием в источниках имени архонта-эпонима для 482/1 г. до Р. Х.
Что касается второго аргумента, то он кажется неубедительным: действительно, почему мы должны предоставлять преимущество отсутствию информации о 482/1 г. сообщению о 493/2 г. у Дионисия Галикарнасского? Кроме того, связь между деятельностью Фемистокла по реализации "морского закона" в 483/2 г. до Р. Х. с его гипотетическим архонтатом в следующем году, 482/1 г., является надуманной и не выдерживает серьезной критики: после введения в 487/6 г. до Р. Х. жребия в процедуру выборов в коллегии архонтов зависимость между возможностью замещения этой должности и популярностью кандидата перестала играть решающую роль, хотя, возможно, в некоторой степени и сохранилась.
Сложнее кажется дело с Hdt. VII. 143. Здесь возможны два варианта.
Вариант первый - считать заметки Геродота случайной обмолвкой или просто недоразумением, или стремлением в угоду логическому построению пожертвовать историческим фактом. Как известно, подобный подход сообщениям Геродота уже практиковался в науке и полностью дискредитировал себя как деструктивный. На наш взгляд, нельзя увидеть здесь "злонамеренности" Геродота, его попытки приуменьшить роль и значение Фемистокла: с подобной версией можно согласиться, допустив толкование второй части параграфа "по имени он был Фемистокл и называли его сыном Неокла" как стремление унизить Фемистокла, поскольку обе части параграфа генетически между собой связаны. Контекст, однако, повода для подобных выводов не дает.
Разберем это место подробнее. Геродот рассказывает о приготовлениях в Афинах по преодолению персидской угрозы. В этой связи он считает благом решение афинян о переносе основного внимания в борьбе с Ксерксом на море ("... если бы афиняне из страха перед угрожающей опасностью покинули свою страну или, не покидая и оставаясь на месте, отдались бы во власть Ксеркса, никто бы не решился выступить против царя на море"), потому что без этого "Эллада подпала бы под власть персов. Действительно, - пишет Геродот, - я не могу понять, какова была бы польза от стен, выстроенных на Истме, когда бы море было во власти царя. Вот почему, не погрешу против истины, афинян можно назвать спасителями Эллады; поэтому должно было победить то решение дела, которое выбрали афиняне" (Hdt. VII. 139).
Из этого видно, что Геродот считает залогом спасения Греции решение об эвакуации Афин - во-первых, а во-вторых, как проступает из контекста, - наличие морской силы, без которой, конечно же, было невозможным сопротивление царю на море.
Далее Геродот (Hdt. VII. 140) передает версию о Дельфийском оракуле, второй из которых и побудил афинян принять решение об оставлении города: "Афиняне же отправили было послов в Дельфы вопросить оракул. После того, как послы, выполнив установленные обряды у храма, вступили в мегарон и там воссели, Пифия по имени Аристоника изрекла им следующее:

"Эй вы злые бедняги! Зачем сидеть? Убегайте,
Туда, где край света! Дома и города вершину покиньте.
Все в ужасной опасности, и темя и тело,
Руки и ноги терпят беды, все суставы и туловище,
Все они уничтожат, ничто не останется целым.
Пламя и бурный Арей сирийский на колеснице.
Других много твердынь кроме твоей без сожаления он погубит.
Храмы бессмертных богов он отдаст огню на съедение,
Сейчас эти боги стоят, обливаясь горьким потом,
Трясутся, проникнутые страхом, а с конька крыши над ними
Кровь черной мазью течет, несчастий неминуемое предзнаменование.
Вон из храма убегайте, к беде готовя душу".

"Услышав это, - пишет далее Геродот (Hdt. VII. 141), - послы афинян были охвачены печалью. И вот, когда они уже упали в отчаянии от извещенных им бед, Тимон, сын Андробула, один из первейших дельфийских граждан, посоветовал им вернуться в святилище, взяв ветви ходатаев, и еще раз вопросить оракул уже в качестве "молящих о защите". Афиняне послушались его совету и обратились к богу с такими словами: "Владыка! Прореки нам что-нибудь поутешительнее о нашем отечестве, смилостивься ради этих вот призывающих ветвей, которые мы держим; иначе мы не выйдем из храма, но останемся здесь до конца наших дней". Так они говорили, пока пророчица не изрекла им вторично вот что:

Там на Олимпе не может Паллада умилостивить Зевса.
Тщетно умоляя отца, потоками слов премудрых.
Снова скажу тебе слово, что будет прочнее стали,
Будет добыто места, на холме, где домКекропа,
Будет осквернена еще Киферона священная пещера.
Стену деревянную всевидящий даст Олимпиец Афине,
Эта среди других руин останется там незыблемой.
Она спасет и тебя и детей тебе милых в городе
Ты не жди стойко прихода пехоты и конницы,
Спину к ним оберни, отступай, отходи осторожно.
День еще наступит, и ты отобьешь противного Перса.
О Саламин святой! Детей ты много погубишь,
Там дары Деметры засевают, а впоследствии собирают".

"Это изречение оракула, - продолжает Геродот (Hdt. VII. 141), - они записали, поскольку он казался им (и так оно и было) более милостивым, чем первый, и отбыли в Афины. Когда же посланцы вернувшись, объявили ответ оракула народному собранию, было высказано много различных мнений для объяснения этого оракула) и, в особенности, два противоположных, а именно: некоторые из стариков говорили, что, по их мнению, бог возвещает то, что акрополь останется невредимым, поскольку в древние времена акрополь Афин был огорожен плетеной изгородью из терновника. Следовательно, одни из них считали Относительно ограждения, что это и есть "деревянная стена"; другие же, в свою очередь, говорили, что бог указывает на корабли, и настаивали на том, чтобы их готовить к бою, оставив все остальное. Однако тех, кто понимал под "стеной деревянной" корабли, смущали два последних стихотворения, произнесенные Пифией: "О Саламин святой! Детей ты много погубишь. Там дары Деметры засевают, а потом собирают". От этих стихов возникло замешательство в мыслях тех, которые говорили, что корабли - это "стена деревянная", так как толкователи оракулов объясняли их так, что им, приготовленным к морскому бою, надлежит быть побежденными при Саламине".
И, наконец, Геродот (Hdt. VII. 143) вполне однозначно делает ответственным за толкование оракула Фемистокла. Приведем этот параграф полностью: "Был тогда среди афинян человек, который только недавно появился среди первостепенных граждан; по имени он был Фемистокл, называли его сыном Неокла. Вот этот человек говорил, что толкователи оракулов верно объяснили не все, и утверждал следующее: если бы упомянутый стих действительно относился афинян, то, по мнению Фемистокла, он не был бы выражен в столь легких выражениях, и было бы сказано "О, злосчастный Саламин" вместо "О, святой Саламин", - если бы действительно жителям [Афин. - В. С.] суждено погибнуть у него; таким образом, для того, кто правильно понял оракул, бог это сказал о врагах, а не об афинянах. Следовательно, он советовал им готовиться к морскому бою, потому что там они будут за деревянной стеной. Когда Фемистокл высказал такое мнение, афиняне признали, что оно лучшее по мнению толкователей оракулов, которые советовали не готовиться к морскому бою, да и вообще не оказывать сопротивления, но покинуть Аттику и заселить какую-нибудь другую землю".
И далее (VII. 144): "Перед тем, к счастью, была признана наилучшей и другая мысль Фемистокла...", то есть инициатива относительно построения флота на средства от рудников Лавриона. На наш взгляд, здесь Геродот сообщает о фактах, которые служат исключительно для прославления Фемистокла: он побуждает афинян к эвакуации с целью организации сопротивления Ксерксу на море силой флота, который был создан ранее, по его же инициативе, - версия вполне логичная и, несомненно, нет никакой необходимости выискивать для определения позиции Геродота в оценке Фемистокла дополнительные факты. Тем более, если брать во внимание то, что он описывал деятельность Фемистокла в русле сложившейся традиции, которая в данном случае могла быть благосклонна, или же, по крайней мере, нейтральной в отношении Фемистокла, а в других случаях, как, например, при оценке Фемистокла в послесаламинский период, - менее благосклонной или даже враждебной. Оценка Фемистокла у Геродота неоднозначна и, даже, до определенной степени противоречива, однако свидетельствует это только о полезности Геродота как историка: его портрет Фемистокла реалистичный и потому неоднозначный. Неоднозначен же и противоречив был и сам этот выдающийся деятель античной эпохи. Для его изображения не достаточно только розовой или черной краски - необходимо использовать все разнообразие цветов.
Геродот, таким образом, ни в коей мере не стремился к унижению Фемистокла в рассматриваемом месте; скорее наоборот: смысл всего этого пассажа заключается в том, чтобы постепенно подвести читателя к описанию основного деяния Фемистокла - построения по его инициативе военного флота Афин.
Следовательно, в этом контексте фраза "по имени он был Фемистокл, называли его сыном Неокла", не может иметь отрицательного оттенка - иначе она просто выпадает из общего русла рассуждений Геродота. Собственно говоря, поводом для обвинения Геродота в попытке "унизить" здесь Фемистокла служит определенная двусмысленность фразы, буквально: по имени он был Фемистокл, называли же его (обычно - ?) сыном Неокла", или же: "но его звали сыном Неокла". Ленардон предлагает понимать эту фразу как: его имя было Фемистокл, но в юности его обычно называли сыном Неокла; или: его имя было Фемистокл, однако юношу его обычно называли Neokles, где Neokles - Nominativus вместо Neokleos - Genetivus: Геродот просто ошибочно поставил родительный падеж вместо именительного. По нашему мнению, сама эта проблема является, в некотором роде, надуманной. Геродота можно понять и буквально, не вкладывая в его уста слов, которых он не говорив: можно, в особенности, высказать предположение, что Фемистокл в глазах афинян, вплоть до битвы при Саламине, которая прославила его на всю Элладу, был прежде всего сыном достаточно для них известного, по неизвестным нам причинам, Неокла. Версия вполне вероятна, хотя и гипотетическая из-за двусмысленности самого слова Neokleos (Neos в древнегреческом языке имеет два значения: "юная" и "новая"; Neokles может означать и "молодая, юная слава", и "новая слава").
Таким образом из анализа контекста можно сделать вывод о смысловой нейтральности фразы "Был же некий из афинян муж среди первейших недавно пребывающий".
В свою очередь, это может означать, что Геродот, в соответствии с распространенной в его времена традицией, действительно считал, что Фемистокл лишь "недавно" перед Саламином появился среди protoi ("первостепенных граждан") и что Геродот этими словами отнюдь не собирался "унизить" Фемистокла, преуменьшить степень его влияния на политическую жизнь Афин.
Следовательно, остается другой вариант: Геродот имел основания считать, что Фемистокл в 481/0 г. до Р. Х., когда в Афинах обсуждались полученные из Дельф оракулы, уже был среди "первостепенных граждан", но только с недавних пор. При этом есть две возможности трактовки слов Геродота: первая - с 482/1 г. до Р. Х., то есть с года гипотетического архонтатуа Фемистокла, и вторая - с 483/2 г. до Р. Х., то есть с года принятия "морского закона Фемистокла.
Оба эти события в хронологическом отношении примерно равноценны. В принципе, можно высказать предположение, что Геродот имел в виду как то, так и другое событие. Но уже само звучание фразы свидетельствует о том, что историк подразумевал какой-то одномоментный акт, который сразу же выдвинул Фемистокла в число первых и наиболее влиятельных граждан Афин. Кроме того, если допустить иное толкование Геродота, то придется, по сути, снять вопрос как не поддающийся решению: ведь при желании под "недавно" можно увидеть и 484/3 г. до Р. Х., когда Фемистокл добился остракизма Аристида, и любой вообще из 480-х годов, когда Фемистокл уже был политически довольно активным. Гадать, что Геродот мог отдать предпочтение гипотетическом архонтату Фемистокла в 482/1 г. до Р. Х., про который он, к тому же, нигде больше не обмолвился ни словом (как впрочем, и о конкретных шагах Фемистокла того года), перед его инициативой в 483/2 г., высоко оцененной им уже в следующем параграфе, просто нелогично. (Hdt. VII. 144: "Еще до того, к счастью [! - В. С.], восторжествовала и другое мнение того же Фемистокла: когда у афинян в полисную казну было собрано много денег, поступивших из рудников Лавриона, и когда граждане пожелали разделить их между собой по десять драхм на человека, тогда Фемистокл убедил афинян воздержаться от распределения и построить на эти средства двести кораблей для войны...").
Таким образом, под "недавно" в VII. 143 Геродот имеет в виду 483/2 г. до Р. X., а именно - год "морского закона Фемистокла, год реализации его уже издавна взлелеянных планов, что убедительно подтвердило влиятельность Фемистокла в общественно-политической жизни Афин, сразу ввело его в круг наиболее заметных политических фигур, protoi (Ср. Белох. История Греции... - С. 288 прим. 2: "Гипотетическое архонтство Фемистокла в 482/1 г. до Р. Х. основано только на абсолютно Произвольной комбинации... Если Геродот (VII. 143) называет Фемистокла еще в 480 г. до Р. Х. "муж среди первейших недавно пребывающий", то он, очевидно, имел в виду изданный за три года до того закон относительно флота; ведь ясно, что за Фемистоклом должно было стоять уже долгое политическое прошлое, когда он был в состоянии провести такой важный законопроект"). И как наиболее общий вывод: вся фраза Геродота (VII. 143) отнюдь не намекает на архонтат Фемистокла в 482/1 г. до Р. Х., скорее - она даже исключает его возможность, а значит - ни в коем случае не может служить аргументом для установления историчности его архонтату.
Остается, однако, еще один вопрос, связанный с Hdt. VII. 14: как согласуется фраза Геродота с сообщением Дионисия Галикарнасского об архонтате Фемистокла в 493/2 г., объяснить, что Фемистокл для Геродота, несмотря на занимаемую должность, и в 480 г. до Р. Х. только "недавно" политически влиятельный.
На наш взгляд, из этого можно сделать следующий вывод: историк или ничего не знает об архонтате Фемистокла, а следовательно Hdt VII. 143 должно рассматриваться как контраргумент против историчности архонтата Фемистокла в 493/2 г. до Р. Х., или же знает, но ничего об этом не говорит, как не говорит он и о многих других архонтах этого периода; иначе говоря, Геродот вообще не рассматривал должности архонта как повод для зачисления лиц, которые когда-то ее занимали, в состав "protoi".
Как уже было показано выше, каких-либо серьезных оснований для исключения "нашего" Фемистокла из списка архонтов не существует: все возражения построены исключительно на надуманных, не выдерживающих критики, домыслах.
Таким образом, более убедительной кажется версия вторая: Геродот ничего не говорит об архонтате Фемистокла там, что он писал не его биографию, но историю греко-персидских войн; архонтат 483/2 г. не привлек его внимание чем-то особенным, имеющим непосредственное отношение к описываемым событиям, а кроме того сама должность архонтов не рассматривалась им как основание для отождествления ее исполнителей с наиболее влиятельными политическими деятелями афинского полиса рассматриваемой эпохи.
Вместе с тем, необходимо отметить, что вопрос о важности архонтата тесно переплетается с вопросом о его сути и складывается в отдельную проблему, на сегодняшний день еще окончательно не разрешенную. (Не будем прибегать к детальному анализу традиционной точки зрения по важность архонтату, суть которой в целом сводится к признанию за ним заметной роли в управлении полисом даже после реформ Клисфена. Ведель утверждает, что архонт-эпоним еще в 489 г. мог добиться решения, которое соответствовало бы силе законодательства, вопреки воле экклесии, как это следует из Plato. Gorg. 51 be, и что только после 487 г. архонтат потерял любое основание для вмешательства в работу экклесии. Отметим, что в последнее время все чаще осуществляются попытки пересмотреть оценку роли архонтов в политической жизни Афин. Наиболее показательна в этом отношении точка зрения Фроста, согласно которой почти все архонты 507-487 гг. к Р. Х. были неизвестные для нас лица, а все известные во время пребывания на должности архонтов были молодыми (Фемистокл, Аристид, Гиппарх и, во времена тирании, Мильтиад); отсюда Фрост делает вывод о том, что архонтат в тот период был лишь "испытательным полигоном" для перспективных молодых людей) Наиболее убедительной кажется версия, что должность архонта-эпонима была важной, престижной и значимой и в послеклисфеновских Афинах, хотя, возможно, уже и стала в определенной степени заменяемой созданными Клисфеном стратегией, экклесией и советом 500. По Ленардону реформы Клисфена придали много значения коллегии десяти стратегов, однако нельзя считать, что Клисфен собирался полностью подорвать могущество и влияние архонтата или что архонтат был относительно невлиятельным на протяжении 490-х лет. В пользу весомости архонтата свидетельствует и проведение в 487/6 г. реформы архонтата. Действительно, если признали эту магистратуру второстепенной, то реформа кажется лишь пустой, ничего не стоящей проформой и потеряет весь свой смысл. Мы придерживаемся мнения, что реформа 488/7 г. стала важным шагом на пути к демократизации Афин, поскольку она, с одной стороны, открыла доступ к должности архонтов более широким слоям гражданской общественности и таким образом привела к изменению социального состава Ареопага, а с другой стороны - способствовала росту политического значения новых, свободных от консервативного влияния традиции должностей. Можно также допустить, что в глазах Геродота архонтат в значительной мере уже утратил свое значения именно в следствие реформы 487/6, г. до Р. Х. и, таким, образом вполне мог не увидеть в исполнении Фемистоклом обязанностей архонта достаточных оснований для того, чтобы считать его одним из protoi.
И, наконец, еще одно соображение в связи с Hdt. VII. 143 может усилить приведенную аргументацию: для Геродота, восхищенного величием победы созданного в 483/2 г. до Р. Х. Фемистоклом флота вся его другая деятельность казалась второстепенной, и поэтому для него Фемистокл в 480 г. к Р. Х., перед Саламином, оказался лишь недавно, то есть с 483/2 г. до Р. Х., достойным быть причисленным к кругу выдающихся граждан. Таким образом, Hdt. VII. 143 не может служить ни аргументом для гипотетического архонтата Фемистокла в 482-1 г. до Р. Х., ни, тем более, контраргументом против его архонтата в 493/2 г. до Р. Х.: Геродот в данном случае имеет в виду совсем другие события, на которых он акцентирует свое внимание.
Отметим также, что в нашем распоряжении вообще нет ни одного свидетельства, которое может быть использовано для опровержения Dion. Halic. Ant. Rom. VI. 34.1. Мы должны считать сообщения Дионисия историческим фактом, a Hdt. VII. 143 обычно считается препятствием для этого, как argumentum a contrario; он свидетельствует в пользу Дионисия уже тем, что не опровергает его.
Теперь вернемся к сообщениям Фукидида и Евсевия Памфила. В данном случае для нас важно установить, можно ли воспользоваться ими как аргументами в пользу архонтата Фемистокла в 493/2 г. до Р. Х.
Общим для Фукидида и Евсевия является то, что оба они очевидно, говорят про одни и те же события, то есть - о строительстве, начатом Фемистоклом в Пирее еще задолго до развертывания основных работ в послесаламинский период. При этом, армянская версия хроники Евсевия позволяет определить во времени эти события, учитывая разницу в 3-4 года между Дионисием Галикарнасским и данными Евсевия, общераспространенную во всех имеющихся вариантах хроники, и мы можем датировать показания Arm. Euseb. 493/2 г. до Р. Х., то есть годом ожидаемого архонтату Фемистокла.
Следовательно, можно сделать вывод, что Дионисий Галикарнасский и Армянская версия хроники Евсевия освещают один и тот же период деятельности Фемистокла, хотя и оповещают о различных ее аспектах: в то время, когда Дионисий Галикарнасский говорит об официальном статусе Фемистокла, Arm. Euseb. наполняет его реальным содержанием.
Наиболее существенным при этом является элементы взаимодополнения этих источников. Однако безусловному принятию такой реконструкции периода противоречит версия хроники Евсевия, переданная Иеронимом. В ней нет информации о деятельности Фемистокла по укреплению Пирея в 490-е годы, но в Ol. 75 (480-477 гг. до Р. Х.) в Иерониме находим: Athenienses Piraeum muro vallant.
Как видно, данные обеих версий можно считать свидетельством об одних и тех же событиях, а именно: об укреплении афинянами Пирея. При этом, свидетельство Иеронима хорошо согласуется с данными, которые приводят другие античные авторы относительно строительства в Пирее после Саламина (См. Plut. Them. XIX; Thuc. 1.90.3.; Diod. XI. 39; Nep. Them. 6 f; Justin. II. 15; Polyaen. I. 30. 50; Frontin. 1.1. 10). Кроме того, устойчивым является мнение о большей вероятности версии хроники Евсевия в передаче Иеронима, по сравнению с армянской версией. Отсюда - естественная попытка объяснить сообщение Arm. Euseb. простой ошибкой, которое вообще невозможно использовать при освещении периода, связанного с деятельностью Фемистокла на должности архонта-эпонима.
Таким образом, очевидно, что вопрос об использовании Евсевия как аргумента для подтверждения историчности архонтата Фемистокла сводится, в конечном счете, к проблеме вероятности Армянской версии.
Наиболее обстоятельной работой по этой теме еще и сегодня остается уже используемая нами статья Моссхаммера; "Архонтат Фемистокла в хронографической традиции", лейтмотивом которой является тезис, что свидетельство Евсевия "...требует более полного исследования, чем это было сделано до сегодняшнего дня" Моссхаммер в своем анализе исходит из нескольких посылок. Первое, факт укрепления Пирея в 71-ю олимпиаду у Arm. Euseb. отсутствует в хронике Иеронима, однако в последней, в свою очередь, сообщается, что в 75-ю олимпиаду (480-477 гг. до Р. Х. Athenienses Piraeum muro vallant, чего нет в Армянской версии. Во-вторых, укрепление Пирея афинянами в 75-ю олимпиаду подтверждается и другими источниками, а именно: Thuc. I. 93, после изгнания Ксеркса, и Diod. XI. 41, в архонтат Адейманта, то есть 477/6 г. до Р. Х. (Sync. 247 b (470,5) "Пирей укрепили стеной"; Thuc. I. 93. 3; Thuc. I. 93. 3; Plut. Them. XXIX; Nep. Them. VI. I).
Таким образом, очевидной является убедительность сообщения Иеронима и напрашивается вывод об ошибке армянского переводчика, который просто переместил сообщения о Пирей Евсевия на 16 лет вверх, как это и допускает Форнара. Однако отмечает Моссгаммер, "этого случиться не могло. Перемещение более чем на четыре олимпиады не имеет больше параллелей". Кроме того, при условии беспристрастного рассмотрения обоих сообщений нетрудно увидеть разницу между обеими заметками: в то время как Армянская версия говорит об укреплении Пирея Фемистоклом, Иероним имеет в виду афинян вообще. Отсюда Моссхаммер делает вывод о самостоятельности обеих заметок, которые оповещают об абсолютно разных, как на время, так и по сути своей, событиях.
На этом можно было бы и остановиться. Для нас важным было установить, в первую очередь, факт самостоятельности и отличия обоих сообщений. Ведь, в таком случае, заметка в Армянской версии о строительной деятельности Фемистокла в 493/2 г. до Р. Х. (или же, по крайней мере, в 490-е годы) может рассматриваться как один из аргументов в пользу его общественно-политической активности в 490-е годы, одним из моментов которой могло быть и строительство в Пирее, начатое им, вероятнее всего, на посту архонта-эпонима, а значит мы можем констатировать, что Армянская версия наполняет реальным содержанием архонтат Фемистокла, о котором говорится у Дионисия; и, наконец, что сообщения Армянской версии необходимо считать аргументом, хотя и косвенным, в пользу архонтата Фемистокла именно в 493/2 г. до Р. Х.; и более общий вывод: сообщение Иеронима, с оглядкой на его генетическое различие, не может и не должно рассматриваться как контраргумент, который отрицает ценность заметки Армянской версии хроники Евсевия. Как уже отмечалось, для нас, в принципе, можно было бы и ограничиться констатацией расхождений в сообщениях Армянской версии и версии Иеронима. Однако Моссгаммер предлагает в своей статье более глубокий анализ, основные моменты которого сводятся к следующему.
У византийского монаха Георгия Синкелла сохранились под рубрикой "Отдельные заметки", которые были им заимствованы из хроники Евсевия, в том числе - два сообщения о Пирейском проекте. Под 470,1 у него: "Пирей был укреплен стеной Фемистоклом";, что соответствует Piraeus munitus est a Themistocle (Arm. Euseb.), а под 470,5 "Афиняне укрепили стеной Пирей", что тождественно Athenienses Piraeum muro vallant в Иерониме. Из этого делается вывод о том, Что обе заметки относительно Пирейского проекта принадлежат самому Евсевию, который разместил первое сообщение под 71-й олимпиадой. Как дополнительный аргумент в пользу авторства Евсевия для обоих заметок Моссгаммер (полемизируя с Гельмом, который считал, что Евсевий не включил в свою Хронику сообщение о Фемистокле, сосредоточив свое внимание на слишком длинном описании действий Кориолана в 493 г. до Р. Х.), приводит данные одной из наиболее древних рукописей Иеронима, Lucensis bibl. capit. 490, где в 71 олимпиаде содержится замечание: Pireum muro cinctum est athenis. Хотя в Луканской рукописи и не упоминается о Фемистокле, однако само звучание фразы, грамматический состав, в котором используется пассивное состояние, приближающее его к Армянской версии и к первому сообщению Георгия Сінкелла; отсюда вывод - оригинальная хроника Евсевия содержала две записи по Пирейскому проекту. Армянская версия сохранила первую, древняя рукопись Иеронима вторую, Луканский рукопись подтверждает обе; благодаря Синкеллу мы имеем в своем пользовании греческую редакцию обоих сообщений.
Далее, на основании ряда соображений, которые кажутся вполне убедительными, Моссхаммер приходит к выводу, что в хронике Евсевия Памфила Пирейский проект Фемистокла был размещен под четвертым годом 71-й олимпиады, то есть в 493/2 г. до Р. Х., в год архонтата Фемистокла в Афинах.
Таким образом, можно констатировать, что факт архонтата Фемистокла в 493/2 г. до Р. Х., кроме Дионисия Галикарнасского, был зафиксирован, по крайней мере, еще и в хронике Евсевия Памфила, на что вполне ясно указывают как существующие версии самой хроники, так и реминисценции из нее Синкелла. Более того, Моссгаммер, на основании тщательно проведенного анализа хронографической традиции, приходит к выводу, что именно список архонтов с именем Фемистокла побудил Гелланика, аттидографа V ст. до Р. Х., связать с архонтатом Фемистокла начало строительства в Пирее, а уже от Гелланика, через Аполлодора, эта версия перешла и к Евсевию Памфилу. Итак, мы можем с полной уверенностью годом архонтата Фемистокла считать 493/2 г. до Р. Х.: не только единственно возможный в соответствии с целого ряда приведенных выше соображений, но и стоящий в полном соответствии с имеющимися античными источниками, в том числе - и с хронографической традицией V ст. др Р. Х., высказывать сомнения относительно достоверности которой нет оснований хотя бы учитывая ее современность описываемым событиям. Однако и этой констатацией вопрос об архонтате Фемистокла не иссякает. И не исчерпывается оно в первую очередь через наличие еще одного важного свидетельства, которое обычно рассматривается в контексте уже приведенных данных. Речь идет о рассказе Фукидида относительно строительства стен вокруг Пирея после отражения персидского нашествия.
Как уже отмечалось, Фукидид (Thuc. I. 93.3), описывая эти события, замечает: "Фемистокл убедил (граждан) застроить и другую часть Пирея, начало чему было положено ранее, во время выполнения той должности, которую он занимал у афинян в течение года" - буквальный перевод, где вторую часть фразы очень часто понимают и переводят как "в год его архонтства над афинянами" - точка зрения, которая является, по сути, основной в исторической литературе. Ср. очень вольный перевод В. Стратановского: "По настоянию Фемистокла были возобновлены работы по оставшейся еще не укрепленной части Пирея (где работы были начаты уже прежде, в течение года его архонства)". Однако признать ее безусловной, к сожалению, нельзя из-за двузначности самой фразы Фукидида: целый ряд исследователей считает, что Фукидид под полномочиями "архэ", которую занимал тогда Фемистокл, понимает не архонтат, а какую-то другую должность. Таким образом, в связи с Thuc. I. 93.3 важно выяснить несколько моментов.
Во-первых, что Фукидид понимает под термином "архэ" и допустить, что он имеет в виду архонтат; во-вторых, какой именно период описывает Фукидид в данном случае; и, в-третьих, как соотносится эта заметка Фукидида к данным Дионисия Галикарнасского и Евсевия Памфила; нетрудно увидеть, что основным для выяснения всех этих моментов является первый вопрос.
Основным аргументом для тех, кто отрицает версию архонтата в Thuc. I. 93.3 является такое прочтение фразы, согласно которому Фемистокл занимал определенную должность у афинян "год за годом" (kateviautov), что не согласуется с должностью архонта, которую можно было занимать только в течение одного года.
Кроме того, отрицается и сама мысль, согласно которой archein Фукидида обязательно означает занятие должности архонта. Так, cреди прочего, Форнара в своих трудах убедительно доказывает, что этот термин соприкасается с достаточно широким диапазоном должностей, в той числе и со стратегией и Буле. С Форнарою в этом солидаризируется Моссхаммер, который вообще считает, что Фукидид здесь отрицает Гелланика, подчеркивая, что должность, которую занимал Фемистокл, была не архонтатом, а какой-то другой, исполняемой им "год за годом". Добавим, что Моссхаммер здесь исходит в особенности из тезиса, по которому Фукидид исправил Гелланика, принимая во внимание утверждение Hdt. VII. 143 о Фемистокле как лишь о "недавно" политически влиятельном.
Как мы уже видели, использование этого места Геродота для возражения архонтату Фемистокла в 493/2 г. до Р. Х. кажется безукоризненным. Таким образом, выводы Моссхаммера оказываются базированными на ложных тезисах и потому по необходимости и сами не безупречны, а критика Ленардона этих выводов становится более убедительной.
Из сказанного приходится констатировать, что убедительных аргументов в пользу того, что Фукидид в этом месте говорит об архонтате Фемистокла, нет.
Более того, выражение "год за годом" может служить основанием для сомнения относительно этого. Вместе с тем, как уже отмечалось нами выше, нет достаточных оснований считать, что Фукидид в своей "Истории", полемизируя с Геллаником по поводу укрепления Пирея Фемистоклом в год его архонтата, отрицает это свидетельство, подчеркивая, что фемистокл в то время занимал какую-то должность "год за годом", kateviautov. На наш взгляд, Фукидид сообщает об этом вполне индифферентно, поскольку от него этого требует ход повествования, и, таким образом, фраза Thuc. II. 93.3 имеет совсем не полемическая, но, скорее, повествовательную функцию.
Исходя из всего сказанного, мы, в свою очередь, можем констатировать, что парафраза Фукидида, как минимум, не опровергает ни сообщение Дионисия Галикарнасского об архонтате Фемистокла в 493/2 г. до Р. Х., ни Евсевия Памфила, - или, точнее, Гелланика, - об укреплении им в 493 году Пирея, но что Thuc. I. 93.3 имеет самостоятельный характер.
Вместе с тем, на наш взгляд, есть очень мало оснований считать, что Фукидид в этом месте имеет в виду архонтат Фемистокла, хотя полностью исключить такую версию нельзя.
Моссхаммер отрицает интересную версию Шрайнера относительно следования Фукидида в 1.93.9 Гелланику. По нашему мнению, самого только негативного отношения Фукидида к Гелланику не достаточно для отрицания каких-либо заимствований из него, в особенности в том случае, когда данные Гелланика совпадают с другими современными Фукидиду источниками. Кроме того, Фукидид мог здесь воспользоваться и устной традицией о начале укрепления Пирея Фемистоклом в год своего архонства, которую, как уже говорилось, оформил, или даже (что может быть более вероятным) зафиксировал Гелланик. Таким образом, для Фукидида было бы естественным иметь в виду архонтат Фемистокла как отправной момент карьеры Фемистокла, которая была продолжена затем в течение ближайших лет, во время выполнения какой-то иной, менее влиятельной, но все же предоставляющей полномочия для продолжения строительства в Пирее, должности.
Более точное суждение по этому поводу можно будет вынести после определения во времени этого сообщения Фукидида.
Безусловно верным является то, что историк сам не определяет конкретную хронологию описываемых событий: можно только высказать мнение про период до вторжения Ксеркса.(Фукидид не определяет время деятельности Фемистокла: слово proteron в приведенном контексте означает лишь компетенцию, в который Фемистокл начал свое великое дело). Неоднократно приводились рассуждения, суть которых сводится к тому, что под таким периодом надо понимать 484 или 483 г. до Р. Х., то есть годы, связанные с проведением Фемистоклом морского законопроекта.(Хвостов и Ковалев говорят о начале застройки Пирея в 483 г. до Р. Х. но признают, что планы Фемистокла возникли еще в 493 г. до Р. Х.). Нетрудно увидеть, что при этом игнорируются по крайней мере два важных момента, которые достаточно вероятно, свидетельствуют в пользу начала строительства в Пирее в 490-е годы. Во-первых, это совпадение показаний Arm. Euseb. и Thuc. I. 93. 3. При непредвзятом рассмотрении обоих сообщений нельзя не увидеть их очевидную близость - это позволяет думать об одном и том же событии, которое проступает за ними. Как мы уже видели, попытки объяснить сообщения Евсевия всего лишь оформлением распространенной фальсификации имеют сугубо теоретический характер и никак не убедительны. Поэтому логично было бы думать, что и показания Thuc. I. 93. касаются событий 490-х гг. Во-вторых же, привязка начала перестройки Пирею к собственно морскому закону Фемистокла привносит в саму морскую программу элемент необязательности, полной случайности: только открытие новой жилы в Лаврионе подталкивает Фемистокла, а, следовательно - афинян в целом, к счастливой мысли - $1вернуться к морю". При этом полностью зависает в воздухе всякая политическая борьба за программу вооружения, а, таким образом, и за дальнейшее развитие процесса демократизации, перераспределение повинностей между различными группами граждан. Лаврион в этом случае выступает как deus ex machina, благодаря которому быстро, эффективно и безболезненно устраиваются все афинские дела. Конечно же, подобная картина довольно далека от реальностей, и прежде всего - от политических реальностей послеклисфеновских Афин. О них речь пойдет ниже. А сейчас, как резюме, скажем: слова Фукидида (Thuc. 1.93.3) могут иметь в виду лишь события, происходившие в 490-х годах.
На наш взгляд, сообщение Дионисия Галикарнасского, армянской версии хроники Евсевия и Фукидида дополняют друг друга.
Вместе с тем, наиболее реальной кажется следующая реконструкция событий (разумеется, реконструкция только схематическая; проблемы политической борьбы, предпосылок и т. п. будут рассмотрены в дальнейших параграфах данной работы): Фемистокл действительно был архонтом 493/2 г. до Р. Х., как это засвидетельствовано у Дионисия Галикарнасского; во время исполнения своих обязанностей он начал строительство в Пирее, как об этом говорится в Армянской версии хроники Евсевия; строительство это могло быть продолжено им после сложения своих полномочий, в течение выполнения каких-то других, доподлинно нам не известных, обязанностей на должности, которую он занимал kateviautov, возможно в 492/1-491/0 г. до Р. Х., - как у Фукидида. Логичным кажется и предположение, что, таким образом, отход на второй план Фемистокла произошел не сразу же после возвращения из Херсонеса Мильтиада, но проходил постепенно, в течение именно этих лет, и что в ходе этой борьбы между ними, - основным моментом которой стала программа вооружений, - победу одержал Мильтиад и строительство в Пирее, - как и программа морских вооружений вообще, - была приостановлена. Только через 10 лет, после упорной борьбы Фемистокла и его сторонников, морская программа была восстановлена, благодаря, во многих отношениях, счастливому открытию в Лаврионе новых залежей серебра, - открытию, которое стало катализатором, но отнюдь не первопричиной "морской программы".
Именно потому, что Фемистокл не завершил свои начинания 490-х Лет, но потерпел поражение от Мильтиада, у Геродота (Hdt. VII. 143) он лишь "недавно", - то есть после его победы в 483 г. до Р. Х. - становится политическое влиятельным.
И именно потому, что он все-таки победил в борьбе за реализацию своей программы, у Plut. Them. IV.3 Фемистокл строит свой флот, подавив сопротивление Мильтиада. Но про все эти моменты речь пойдет ниже.