О том, что не следует делать долгов
Введение
Вопрос о принадлежности Плутарху трактата «О том, что не следует делать долгов» (De vitando aere alieno, 827e — 832a) долгое время вызывал споры. Г. Бензелер [1] причислил его к сомнительным, а Р. Фолькман пришел к выводу о том, что трактат написан не Плутархом [2]. Позднее X. Хейнце [3], У. Виламовиц [4] и, наконец, И. Гартман [5], обстоятельно проанализировавший аргументы Р. Фолькмана, отнесли это сочинение к числу подлинных. Этого же мнения придерживаются К. Циглер[6], К. Хуберт [7], Д. Бабю [8] и др.
Для датировки трактата точных данных нет, однако обычно (К. Циглер, И. Гартман, К. Хуберт) его причисляют к ранним произведениям Плутарха и сопоставляют с киническим диалогом «Грилл, или о том, что животные обладают разумом» (Bruta animalia ratione uti, 958b-992e). Таким образом, трактат написан в 80–е гг. I в. На раннее происхождение этого сочинения указывает его стиль, «изобилующее риторическими цветочками» (К. Хуберт) изложение материала и вообще мало свойственная Плутарху страстность. Кроме того, по своему синтаксису трактат близок к таким, бесспорно, ранним произведениям, как декламации «Об удаче римлян» и «Об удаче и доблести Александра Великого».
Жанр этого сочинения — типичная диатриба в духе Эпиктета, а его содержание чрезвычайно близко к диатрибе никополитанского философа «Против тех, кто страшится нужды». Правда, Плутарх не называет Эпиктета по имени, зато один раз очень точно его цитирует (см. прим. 27) и использует образы из упомянутой диатрибы (см. прим. 37 и 43). Кроме того, он ссылается на римского стоика Музония Руфа, ставит в пример стоика Клеанфа, дважды ссылается на киника Кратета и использует образ, заимствованный (?) из увлекавшегося кинизмом поэта Керкида. В целом трактат выдержан в духе стоицизма, проповедующего кинический образ жизни (откажись от роскоши, пользуйся плодами своего собственного труда и будь счастлив от того, что ты зависишь только от самого себя). При этом важно иметь в виду, что Эпиктет, Музоний Руф и упоминаемый в трактате Рутилий (Рутилий Галлик?) были современниками Плутарха; во время написания этого сочинения все они были живы и еще не превратились в хрестоматийных героев. Материал, заимствованный у Эпиктета, почерпнут, бесспорно, не из труда Арриана, который появился много позднее, а из каких‑то неизвестных нам стоических эфемерид. Все это указывает на близкое знакомство автора со стоиками. Можно предположить, что трактат, если он действительно принадлежит Плутарху, относится к тому периоду, когда Плутарх уже стал интересоваться мировоззрением стоиков, но еще не выработал собственного отношения к нему, поскольку намеков на разногласия со стоицизмом, за исключением замечания о «безумной спеси стоиков», здесь не содержится.
Несмотря на то, что трактат менее всего претендует на то, чтобы быть экономическим исследованием, он представляет собой значительный интерес как исторический источник. Здесь, правда, несколько наивно, но весьма ярко нарисована картина деятельности ростовщиков и их взаимоотношений с клиентами. И что особенно важно, Плутарх показывает, каким образом возникал и увеличивался ростовщический капитал, обращает внимание на то, что его рост основан на неизбежном и полном разорении клиентов ростовщика.
Трактат был популярен в Византии. Его подробный пересказ содержится в «Беседе на 14 псалом и на ростовщиков» у Василия Кесарийского.
Трактат многократно издавался в составе «Моралий», но отдельных изданий его нет.
Перевод выполнен по изданию: Plutarchus, Moralia, vol. V, fasc. 1, recensuit et emendavit С. Hubert, praeparationem scripsit M. Pohlenz. Lipsiae in aedibus B. G. Teubneri, 1957.
Перевод, введение и комментарии Г. П. Чистякова.
О том, что не следует делать долгов
Платон в «Законах» [9] не позволяет соседям пользоваться водой соседа, если они, докопав у себя до слоя земли, называемого (Е) глинистым, не обнаружат, что место безводно. Ведь глинистый слой земли, будучи жирным и плотным, задерживает впитанную влагу и не пропускает ее ниже. Чужой водой следует пользоваться тем, кто не нашел своей собственной, ибо в нужде закон помогает. 2. А разве не стал нужен закон о деньгах: чтобы их не брали взаймы друг у друга и не спешили к чужим источникам, не собрав прежде дома свои средства и не объединив их все как будто из ручейков, — закон полезный и необходимый? 3. Сейчас ведь из‑за роскоши [10], изнеженности и расточительности люди не пользуются тем, что имеют, (F) а берут в долг, не испытывая нужды. Вот тому яркое свидетельство: дают взаймы не нуждающимся, а тем, кто надеется извлечь для себя какую‑то выгоду, кто привлекает свидетеля и достойного поручителя в том, что заслуживает доверия, ссужают, тогда как именно такому не следует брать в долг.
(828) II. Что ты потакаешь меняле или барышнику? Возьми взаймы у собственного стола! У тебя есть кубки, серебряные чаши, блюда. Воспользуйся ими! Колиада или Тенедос [11] украсят твой стол глиняными сосудами, которые получше серебряных. 2. Они не издают тяжелый и несносный запах лихвы [12], подобной ржавчине, которая беспрерывно подтачивает твое изобилие. Они не напомнят календ или новолуния[13], того священнейшего дня, который заимодавцы делают роковым и безысходным. 3. Тем, кто вместо того, чтобы что‑то продать, отдает это под залог, не поможет даже Зевс Ктесий [14]: ведь они стыдятся получить выручку, а за свое добро отдавать ЛИХВУ не стыдятся! 4. Не случайно же всем известный Перикл сделал (В) украшения богини, содержавшие сорок талантов очищенного золота, снимающимися, «чтобы, — как он сказал, — использовав их для войны, мы возвратили бы назад не меньшие» [15]. Вот так и мы как будто во время осады не допустим до себя врага–заимодавца, чтобы не увидеть свои вещи отданными в рабство. 5. Поэтому, изгнав то, в чем нет необходимости, со стола, с ложа, из дорожных средств и из повседневной жизни, отстоим свою свободу, чтобы вернуть все это обратно, как только преуспеем снова.
III. Тогда как римские женщины посвятили в жертву Аполлону (С) Пифийскому украшения, благодаря чему и был послан в Дельфы золотой кратер [16], карфагенянки остригли головы и дали возможность своими волосами натянуть машины и орудия для защиты родины [17]. 2. Мы же, стыдясь ограничиться своим добром, закабаляем себя закладами и обязательствами, тогда как нам нужно на эти средства, сократив и умерив расходы, уничтожив и распродав бесполезные и ненужные вещи, соорудить святилище Свободы для себя, своих детей и жен. 3. Как Артемида Эфесская должникам, когда (D) они прибегают в ее святилище, дает убежище и освобождает их от долгов [18], так и наше святилище Умеренности, неприкосновенное и неприступное, широко раскрыто для благоразумных людей, предоставляя им широкое поля для разнообразных занятий, приятных и вполне достойных. 4. Как известно, во время Персидских войн Пифия объявила афинянам, что бог дает им «деревянную стену», а они, бросив землю, город, вещи и дома, бежали на корабли[19]. Подобно этому и нам бог дает деревянный стол [20], глиняную миску и простую одежду, если мы хотим быть свободными. 5. «Не жди ни (Ε) конницы» [21], ни запряженных повозок, украшенных рогом или серебром, за которыми спешат и которые догоняют лихие проценты, а воспользуйся каким‑нибудь ослом или простой лошадкой и беги от заимодавца, врага и тирана, ибо он не «земли и воды»[22] добивается, как Перс, а нападает на твою свободу и выставляет на позор твое достоинство. 6. Если ты не отдаешь, пристает, а если ты можешь отдать — не берет; если ты продаешь, снижает цену, а если не продаешь — вынуждает продать; если ты его обвиняешь, уходит от ответа, а если даешь клятву — тебя же обвиняет; если ты приходишь к его дверям, он их запирает, если же остаешься дома — приходит к тебе сам и стучится у входа.
(F) IV. Помог ли афинянам Солон, запретив брать в долг «под залог тела»? [23]. Ведь они и сейчас служат как рабы своим заимодавцам и даже не им самим — это было бы не так страшно, — а их рабам, наглым, грубым и диким, как те «грозные, как огонь» мстители и палачи, стоящие над нечестивцами в Аиде, о которых говорит Платон[24]. 2. Именно они, показывая несчастным должникам, что агора — это место нечестивцев, пожирают их наподобие коршунов и (829) разрывают на части, «в глубь утробы вгрызаясь», они, обступая их как будто Тантала [25], не позволяют притронуться к тому, что те собирали и накапливали для себя. 3. Дарий послал в Афины Датиса и Артаферна с цепями и веревками для пленников в руках[26], подобным образом и они, нося по Элладе, словно кандалы, полные мешки расписок и долговых обязательств, посещают и объезжают города, чтобы сеять не «хлеб питающий», как это сделал Триптолем, а (В) губительные, плодовитые и почти все заполнившие корни заемов, которые, распространяясь и разрастаясь повсюду, подчиняют себе и душат города. 4. Говорят, что зайчихи рожают, кормят предыдущих и уже носят снова одновременно [27], а у этих негодяев и «варваров» ссуды рожают, прежде чем успеют зачать, поскольку давши, они тут же требуют обратно, и получив, берут и дают в долг то, что взяли с должника сверх отданного ему взаймы.
V. У мессенцев есть пословица:
Есть и до Пилоса Пилос, но есть и еще один Пилос ,
а о ростовщиках можно сказать:
Есть и до прибыли прибыль, но есть и еще одна прибыль
(С) 2. Ну, конечно, они смеются над физиками, говорящими, что ничто из ничего не рождается [28], потому что у них‑то прибыль рождается от того, что еще не существует или еще не получено. Собирать налоги, когда это предписывает закон, они считают позорным, но, давая в рост, в сущности противозаконно собирают налоги и в большинстве случаев, по правде говоря, обманывают своих должников, поскольку тот, кто получает денег меньше, чем записывается, (D) становится жертвой обмана. 3. Персы, как известно [29], считают ложь вторым по величине проступком, а долги — первым. Ведь ложь часто сопутствует долгам. Хотя лгут больше дающие в долг, ведь они подтасовывают записи в своих дневниках, отмечая, что дали такому‑то столько‑то, тогда как дали ему меньше. 4. Причина этой лжи в выгоде, а не в нужде и безвыходном положении, в алчности, плоды которой им самим не нужны и бесполезны, но для пострадавших — губительны. 5. Ведь поля должников, которые к ним переходят, они не возделывают, а в их домах, выгнав хозяев, не живут, и ни их столы, ни их одежду не используют. Но как только погибнет кто‑то один, они начинают преследовать следующего, увлекая его вслед за предыдущим. 6. Как огонь распространяется это зло, (Ε) раздуваемое гибелью тех, кто стал его жертвою, и истребляет их одного за другим, тогда как он, ростовщик, раздувающий и поддерживающий его всеми силами, ничего не получает, кроме того, что время от времени подсчитывает, скольких он разорил, скольких пустил по свету и откуда именно и как получил собранное и накопленное серебро [30].
VI. Но не подумайте, однако, что я говорю это, объявляя войну заимодавцам,
Ибо они никогда коней моих не угоняли .
Я ведь только показываю легкомысленно берущим взаймы, с каким позором и закабалением это связано, и объясняю, что брать в долг — дело крайнего безумия и малодушия. 2. — Есть у (F) тебя деньги? Не бери в долг, ибо ты не нуждаешься. — Нет? Не бери в долг, ибо не выплатишь его. Теперь, однако, рассмотрим все это по порядку. 3. Катон сказал некоему плутовавшему старцу: «Человек, что же ты к старости, которая и без того связана с многочисленными неприятностями, добавляешь позор от своего плутовства» [31]. (830) Вот также и ты — к бедности, которой сопутствует множество неприятностей, не присоединяй трудностей, происходящих от того, что влезают в долги и берут взаймы. Не лишай бедности одного того, чем она превосходит богатство, — беззаботности. 4. Чтобы не оказалась смешной пословица:
Трудно козу мне поднять, быка навалите на шею![32]
Не имея сил переносить бедность, ты сажаешь себе на шею заимодавца, ношу и для богатого непереносимую. 5. — Но как же я иначе прокормлюсь? — И это ты спрашиваешь, имея руки, имея ноги, владея речью, будучи человеком, которому свойственно любить и быть любимым, оказывать помощь и благодарить за нее? Как? — Обучая грамоте, воспитывая детей, охраняя дома, плавая и трудясь на корабле [33]. Во всем этом нет ничего такого, что было бы неприят- В нее и позорнее, чем услышать: «Отдавай!»
VII. Известный Рутилий [34], придя в Рим к Музонию [35], сказал: «Музоний, Зевс Сотер, которому ты подражаешь и походить на которого стремишься, не берет в долг». А Музоний, засмеявшись, ответил: «И не дает в рост». Ведь Рутилий, сам давая в рост, упрекал его за то, что он делал долги. 2. О безумная спесь стоиков! Зачем это тебе нужно приводить в пример Зевса Сотера! Здесь следует упомянуть то, что находится перед глазами. Ласточки не берут в долг, не берут в долг муравьи [36], которым природа не дала ни рук, ни дара речи, ни умения трудиться. Люди же, наделенные разумом, (С) кормят за их сметливость коней и собак, куропаток, зайцев и галок. 3. Что же ты счел себя более неприспособленным, чем галка, и более безгласным, чем куропатка [37], наконец, более жалким, чем собака, и думаешь, что не получишь от человека никакой помощи за то, что ты ему служишь, его развлекаешь, сторожишь и защищаешь.
4. Разве ты не видишь, как много тебе дают земля и море?
Видел я там и Микилла,
— говорит Кратет [38],
Шерсть он чесал, а жена чесать ему помогала,
Ибо спасались они от голода в бедности страшной .
5. Царь Антигон [39], увидев в Афинах Клеанта, которого долгое время не встречал, спросил у него: «Ты все еще мелешь, Клеант?» — «Буду молоть и буду делать это, чтобы не расстаться с Зеноном и с (D) философией», — ответил он [40]. 6. Такова мысль мужа, который рядом с мельницей и лоханью рукой, пекшей хлеб и моловшей, писал о богах, о луне, о солнце и звездах [41]. 7. А нам такие дела кажутся рабскими [42]! И вот именно поэтому нам приходиться брать в долг, льстить людям рабского происхождения, угождать им, давать обеды, делать подарки и подношения — и все это, чтобы сохранить свободу! И не из‑за бедности, ибо бедняку в долг никто не даст, а из‑за чрезмерной расточительности. 8. Ведь если бы мы ограничились тем, что необходимо для жизни, то самого рода заимодавцев не было бы, как нету кентавров или горгон, потому что заимодавцев (Ε) породила роскошь, не меньше чем мастеров по золоту и серебру и тех, кто приготовляет благовония и яркие краски,. 9. Деньги‑то мы берем в долг не на хлеб или на вино, а на землю, на рабов, на мулов, на триклинии, на общественные обеды, для того, чтобы неизвестно зачем устраивать городские праздники и с крайним честолюбием ублажать пустых и неблагодарных людей. 10. Тот, кто однажды запутается, навечно остается должником, несущим одного седока за другим, словно взнузданная лошадь. Отсюда нельзя бежать ни на какие поля или луга! И вот скитается должник подобно гонимым богам и упавшим с неба демонам у Эмпедокла:
(F) Сила эфирная их низвергает до самого моря,
Море бросает на твердь, а земля к неустанному свету
Солнца, которое их отправляет в вихри эфира .
(831) Один за другим преследуют его заимодавец за барышником, коринфянин, следом за ним патреец, а за ним афинянин, пока, пораженный со всех сторон, он сам не распадется на проценты и не рассыпется на мелочь. 11. Таким же точно образом как попавший в грязь, хотя ему нужно либо сразу выбраться оттуда, либо остаться там, не двигаясь, поворачивается и крутится мокрым и скользким телом, а поэтому набирает на себя еще больше мерзости, так и в переводах и обменах долгов те, которые берут еще больше и наращивают лихву на лихву, всегда увязают глубже. Они ничем не отличаются от В больных разлитием желчи. 12. На лечение они не соглашаются, а извергнув из себя положенное, снова набирают еще больше желчи и таким образом вечно влачат свою жизнь. Так и эти очиститься не хотят, а в определенное время года всегда выплачивая проценты с болью и отчаяньем, как только образуются следующие, вновь испытывают приступы тошноты и страдают от головной боли; тогда как нужно, освободившись, стать чистыми и свободными.
VIII. У меня уже есть слово и для людей наиболее богатых и изнеженных, которые говорят: «Как это я останусь без рабов, без хозяйства, без дома? [43]. А что, если бы больной, страдающий водянкой и опухший, сказал врачу: «Как это я сделаюсь худым и тощим?» 2. Что же? Разве ты не готов пойти на это, чтобы выздороветь? — (С) Так и ты, останься без рабов, чтобы не стать рабом самому, и, наконец, останься без собственности, чтобы самому не попасть в собственность к другому. 3. А еще послушай басню о коршунах [44]: «Когда у одного из них началась рвота, он сказал, что изрыгнул внутренности. Его же товарищ ответил: «Что же в этом страшного? Ведь ты не свои собственные внутренности изрыгнул, а трупа, который мы только что растерзали»". Точно так же и любой из должников продает не свою землю и не свой собственный дом, а дом ростовщика, которого он по закону сделал его хозяином. 4. «Клянусь Зевсом, — говорит он, — но мой отец оставил мне это поле». Но ведь отец дал тебе еще свободу и достоинство, которые для тебя должны значить Ю больше! Он кроме того дал тебе и ногу, и руку, но если она начнет гнить, ты ведь заплатишь тому, кто ее отрубит. 5. Одиссею Калипсо подарила одежду,
В плащ благовонный его одевши ,
пахнущий телом бессмертным, в дар как воспоминание о ее любви. Но когда опрокинутый и тонущий, он едва уцелел, а одежда стала мокрой и тяжелой, раздевшись, он ее бросил и, опоясав какой‑то повязкой голую грудь,
Плыл, к земле устремись .
Когда же он спасся, ни в одежде, ни в еде нужды не испытал [45].
6. Что же? Не наступает ли такая же буря для должников, когда по прошествии какого‑то времени появляется заимодавец и говорит (Ε) «Отдавай!».
Так возгласив, облака собрал он и, вспенивши море,
С Эвром обрушился Нот и Зефир, навстречу летящий,
лихву громоздя на лихву. Итак, утопающий в долгах сопротивляется волнам, но ни выплыть, ни убежать возможности не имеет и устремляется в глубину вместе с поручившимися за него друзьями.
7. Кратет Фиванский[46], никем не принуждаемый и никому не задолжавший, бросив хозяйственные дела, заботы и хлопоты, оставил (F) собственность на восемь талантов и, соединив с философией суму и рубище, избежал бедности. 8. Анаксагор [47] превратил свою землю в пастбище. Что же можно еще сказать, если некогда Филоксен [48], поэт из сицилийской колонии, владевший там землею, хотя дом и жизнь у него была весьма богатой, созерцая роскошь, жизнь, полную наслаждений, и распространенную там невежественность, сказал: «Клянусь богами, чтобы все мое добро меня не погубило, я $32 сам его погублю». И отдав землю другим, отбыл оттуда. 9. Те люди, которые задолжают, у которых требуют и взимают подати, те, кто служит как раб и мается с серебром, как страдал Финей [49] от неких крылатых прожорливых гарпий[50], которые приносили ему пищу и тут же разрывали ее, страдают от тех, кто, не сообразуясь со временем, покупает хлеб, прежде чем его скосили и прежде чем маслины упадут, несет на рынок масло. — «Вина у меня столько‑то», — говорит торговец и уже вывесил табличку с ценой, а виноград еще висит и зреет, ожидая Арктура [51].
[1] G. Вenseler, De hiatu in scriptoribus Graecis, P. I, Freiberg, 1841, стр. 512.
[2] R. Volkmann, Leben, Schriften und Philosophie von Plutarch von Chaeronea, В., 1969, стр. 180—184.
[3] H. Heinze, Plutarchisch Untersuchungen, В., 1873.
[4] U. v. Wilamοvitz, «Hermes», XXV, 1890, № 6, стр. 206, прим. 2.
[5] J. J. Hartman, De Plutarcho scriptore et philosopho, Leyde, 1916, стр. 492 слл.
[6] Κ. Ζiegler, RE, XXI, 1951, стр. 780—781; он же, Plutarchos von Chaironeia, Stuttgart, 1949, стр. 144 сл.
[7] Plutarchus Moralia, vol. V, fasc. 1, Lipsiae, 1957, стр. 131.
[8] D. Вabut, Plutarque et le stoïcisme, P., 1969, стр. 118.
[9] Legg. VII, 844b.
[10] ? Платон (Legg. VIII, 844а—с)] излагает этот закон, рассматривая взаимоотношения между земледельцами. Он в это положение ни в какой мере не вкладывает того переносного смысла, который придал ему Плутарх. Ср. «Пей воды из своего водоема» (Proverb. 5,15 sqq.).
[11] 8 Колиада — мыс в Аттике, лежащий на юг от Фалера (Pau s., I, 1, 5), где добывалась глина для гончарного производства. См. Athen., XI 482b; Sud., s. v. κωλιάδος κεραμήες. ή Κωλιάς — конъектура К. Хуберта, ранее читалось ή καλή Αύλίς (см. изд. Bernardakis и др.). О тенедосских сосудах см. Diо Сhrys., 42,5. Здесь Колиада и Тенедос употребляются в переносном смысле: гончарные мастерские.
[12] Лихва — в греч. τόκος, т. е. «приплод», который приносят отданные в рост деньги (проценты). В нашем переводе τόκος «лихва» и иногда «прибыль», термин «проценты» употребляется только в том случае, когда без него перевод непонятен.
[13] Календы и новолуние (νουμηνία) — первый день месяца. В эпоху Плутарха проценты были не годовыми, а месячными.
[14] Ктесий — эпитет Зевса, как покровителя домашнего очага и имущества. Афиней (XI, 473b) сообщает об обычае устраивать посвящения Зевсу Ктесию в кладовых (см. также Hуpеrid., fr. 9, Hаrpосr., s. ν. Διός Κτησίου σημεία).
[15] Thuе. 11,13,5; Diоd., XII, 40.
[16] См. Plut., Camil, 8; Liv. V, 21; 25,8—10; Diоd., XIV, 116,9. Перед взятием Вей Камилл пообещал в дар Аполлону Пифийскому десятую часть добычи. Когда же собранного золота не хватило, римские матроны отдали в казну все свои украшения, после чего было решено сделать и отправить в Дельфы золотой кратер.
[17] Источник этого рассказа не установлен.
[18] Об убежище, предоставляемом храмом Артемиды в Эфесе, см. С i е., In Verr. II, 1,33; Аpp., Bell. Mithr. 23; Bell. civ. 4; Тацит (Ann. III, 60) сообщает, что в храмах находили убежище должники, спасавшиеся от кредиторов.
[19] Об этом оракуле рассказывается у Геродота (VII, 141 sqq.).
[20] У Геродота в указ. месте «деревянная стена» (τείχος ξόλινον), Плутарх обыгрывает это выражение, вводя термин ξύλινη τράπεζα.
[21] Цитата из оракула, приведенного у Геродота в указ. месте.
[22] «земли и воды», см. Herod., VI, 48; VII, 131. Формула, с которой обращались персидские цари к эллинам, требуя покорности.
[23] Об этом см. Plut., Sol. 15; Arist., Resp. Ath. 9, 1: «под залог тела»
[24] » Resp. X, 615е.
[25] » H о т., Od. XI, 579.
[26] Датис и Артаферн — военачальники Дария во время похода 490 г. до н. э. Им было дано право обращать жителей греческих городов в рабство (см. Herod., VI, 94, 96 и 101).
[27] Мнение, широко распространенное в древности. См. у Геродота (III, 108) и Филострата (Imag. I, 6, 6).
[28] Вероятно, здесь цитируется хорошо известный Плутарху Эмпедокл (ср. Diels В II), хотя он мог заимствовать этот распространенный тезис из какого‑нибудь другого источника.
[29] Утверждение заимствовано у Геродота (1, 138), который, однако, говорит, что самым позорным проступком считается ложь, а уже потом долги. Плутарх сознательно слегка изменяет смысл этого высказывания.
[30] О том, что ростовщик не использует накапливаемые им средства, говорят очень многие. См. Hоr., Epod. 2, 67—71: все деньги, которые получает ростовщик в качестве прибыли, он снова пускает в рост и плодами своего богатства не пользуется.
[31] Это высказывание Катона Плутарх цитирует несколько раз: Cat. maj. 9.; Моralia, Apophthegm, reg. et imp. 199a; An seni sit ger. resp. 784a. См. также Сiе., De Sen. 18, 62; S t o b., Flor. IV, 50, 82 и др.
[32] Paroem. Gr. II, p. 592.
[33] Ср. с диатрибой Эпиктета, III, 26, 7: «А ты, невредимый (όλόχληρος) человек, имея руки и ноги, так страшишься голода? Разве ты не можешь носить воду, писать, быть воспитателем, быть чьим‑нибудь привратником?» (перевод Г. А. Тароняна — ВДИ, 1976, № 1).
[34] Рутилий, возможно, С. Rutilius Callicus — известное лицо эпохи Домициана, которому Папиний Стаций посвятил одну их своих «Сильв» (Stat. Silvae, I, 4). Об этом см. Groag, RE, I А¹ 1914, стб. 1259.
[35] Гай Музоний Руф — римский стоик I в., учитель Эпиктета. Сам не был чужд проповеди кинического образа жизни, поэтому упоминание о нем в настоящем трактате вряд ли случайно. Фрагменты его сочинений см. О. Hehsе, С. Musonius Rufus. Reliquiae, Lipsiae, 1905. Анекдот, приводимый Плутархом, — φρ. 37 этого издания.
[36] «Ласточки не берут в долг, не берут в долг муравьи» — в старых изданиях эта фраза рассматривалась как пословица. В настоящее время можно указать на вероятный источник этого образа — см. диатрибу Музония Руфа EÏ πάντι. τά γινόμενα τέκναρεπτέον (упоминается у Стобея, Flor. 75, 15, текст диатрибы содержится в Pap. Rendel Harris I; публикация Ε. Powell, Archiv für Papyrusforschung, Bd. 12, 1937, стр, 175—178), где говорится: «Клянусь Зевсом, — говорит он, — но я беден, и у меня нет денег, но имеется множество детей. Как я их всех прокормлю? — А как же маленькие птички, которые намного тебя беднее, ласточки, соловьи, жаворонки и дрозды, кормят своих детенышей?» (пер. Г. П. Чистякова). Другое параллельное место см. Proverb. 6, 6—8: «Пойди к муравью, ленивец, подумай, глядя на его дела, и будь поумнее, чем он. Ведь он, не будучи земледельцем, не имея ни надзирателя, ни господина, готовит себе пищу летом и делает во время жатвы большие запасы».
[37] Ср. с текстами, приведенными в прим. 30. Сравнение навеяно Аристофаном. См. Аristоph., Aves 5 и 7. «Ну не дурак ли я? — Ворону слушался… Ну не глупец ли? — Галке я доверился» (пер. С. Апта).
[38] Кратет Фиванский — известный киник, ученик Диогена Синопского. Цитируемый Плутархом фр. см. Diehl, I2, fr. 5, p. 122.
[39] Имеется в виду Антигон Гонат, сын Деметрия Полиоркета. О его связях с стоиком Зеноном из Китиона см. Athen., XIII, 603d.
[40] Клеанф из Ассоса, ученик Зенона. Многие упоминают о том, что Клеанф по ночам носил воду (см. Sen., Ер. 44.3; Diоg. Lаеrt., VII, 168; Val., Max., VIII, 7); о том, что он молол муку и пек хлеб, кроме Плутарха не сообшает никто. О встрече Клеанфа с Антигоном Гонатом рассказывает Диоген Лаэртский (VII, 169): «Говорят, что Антигон, бывший слушателем Клеанфа, спросил у него, для чего он носит воду, на что тот ответил: «Разве я только ношу воду? Что ж? И не вскапываю землю? Так? И не поливаю? И все это я делаю ради философии». Ибо навел на мысль об этом его Зенон и посоветовал брать обол за работу». В прежних изданиях «Моралий» (Бернардакис и др.) слова Клеанфа читались: «Буду молоть и буду делать это, чтобы жить и не расставаться с философией». В изд. К. Хуберта конъектура И. Арнима του Ζήνωνος вместо του ζήν μόνος (см. SVF, I, прим. 36, на стр. 134).
[41] Ср. SVF, fr. 443—514 (цитаты из Плутарха, Цицерона, Аэция, Стобея и др.)
[42] Ср. с диатрибой Эпиктета, III, 26,7: «Так ты сначала узнай, что позорно (τίνα τά αισχρά εστίν) и вот тогда называй себя перед нами философом» (пер. Г. Тароняна — ВДИ, 1976, № 1).
[43] Ср. с мыслью Эпиктета, III, 25, 21: «И вот, ты боишься голода, как тебе кажется. А ты не голода боишься, но страшишься, что у тебя не будет повара, что у тебя не будет другого, кто будет закупать лакомые яства, другого, кто будет обувать тебя, другого, кто будет одевать тебя…» (пер. Г. Тароняна — ВДИ, 1976, № 1).
[44] Нигде более не приводится.
[45] Этот же пример приводит Эпиктет (III, 26, 33).
[46] Известный факт из жизни киника Кратета. См. Diog. Lаеrt., VI, 87; Аpul., Flor. 22 и др. У Плутарха Кратет и образ жизни, который он вел, упоминаются — De tranqu. anim. 4, p. 466e.
[47] Ср. Plut., Peric. 6; Plato, Hipp. maj. 283a.
[48] Филоксен (435—380 гг. до н. э.); у Афинея сохранен ряд фрагментов из его поэмы Δείπνον, см. Diehl, I2, fr. 3, р. 133—139. В трактате De musica упоминается вместе с Тимофеем (Athen., p. 1135d; р. 1141с; р. 1142с).
[49] О Финее см. Αpоll., Bibl. I. 9, 21.
[50] Возможно, сравнение навеяно стихами, сохраненными в папирусе Brit. Mus. 155. См. Diehl, I2, fr. 3, p. 131, ст. 8—9. «Они словно колчерукие Гарпии извлекают нечистую прибыль (άναγνον κέρδος) из каждого камня». Э. Диль опубликовал эти стихи под заголовком «Против корыстолюбия» (Κατά αίαχροκερδείας), Дж. Пауэлл и A, JI. Нокс считают их принадлежащими Керкиду из Мегалополя (см. прим. у Диля).
[51] Восход Арктура — середина сентября, в это время начинается сбор винограда.
