XIV. О симмориях
ВВЕДЕНИЕ ЛИБАНИЯ
Так как распространилась молва, что персидский царь делает приготовления к походу против греков, афинский народ встревожился и уже готов был созывать греков и сейчас же начать войну. Но Демосфен советует не спешить с выступлением, а дожидаться, пока сам царь не начнет враждебных действий. Сейчас ведь, рассуждает он, мы не сумеем убедить греков вступить в союз с нами, так как они воображают, что им не грозит никакой опасности; тогда же сама опасность заставит их присоединиться к нам. Таким образом он убеждает их, не нарушая спокойствия, наладить у себя порядок и подготовиться к войне. При этом он подробно излагает им, каким образом им следует установить этот порядок. Поэтому речь и озаглавлена "О симмориях": симморией у жителей Аттики называется объединение граждан, исполняющих литургию.
РЕЧЬ
(1) Люди, восхваляющие ваших предков, граждане афинские, задаются, мне кажется, целью сказать приятную речь, но делают дело бесполезное для тех, кого они прославляют. Именно, принимаясь говорить о делах, которых ни один из них по достоинству не мог бы выразить своим словом, они сами себе снискивают славу искусных ораторов, но доблесть тех людей представляют ниже сложившегося о ней у слушателей мнения. Я же полагаю, что для них высшей похвалой является время: хотя с тех пор прошел уже большой срок, выше тех деяний, которые совершены ими, никто другой ничего не мог исполнить. (2) Я сам лично постараюсь рассказать вам, каким способом вы лучше всего, на мой взгляд, можете подготовиться. Дело вот в чем: если бы мы все, собирающиеся выступать с речами, оказались искусными ораторами, то ваши дела, я уверен, от этого ничуть не улучшились бы; но если бы один кто-нибудь, кто бы это ни был, выступив, сумел разъяснить дело и убедить вас, какое снаряжение потребуется, в каком количестве и откуда оно может быть взято, чтобы послужило на пользу государства, тогда весь наш теперешний страх рассеется. Я со своей стороны вот это по мере возможности и постараюсь сделать; но только предварительно скажу вам коротко, как я смотрю на вопрос об отношениях к царю[1].
(3) Я лично считаю царя общим врагом всех греков, но все-таки в этом я еще не вижу основания к тому, чтобы посоветовать вам совершенно одним без чужой помощи начать войну против него. Ведь и сами греки, как я вижу, не все находятся между собой в дружелюбных отношениях, но некоторые доверяют больше ему, чем иным из своей среды. Вот почему и важно для вас я думаю, если уж начинать войну, то соблюдать такое условие, чтобы ее начало было для всех равным и справедливым, а приготовления следует делать все, какие нужны, и это должно быть главным. (4) По-моему, граждане афинские, если бы грекам стало ясно и очевидно, что царь предпринимает что-то против них, они не только заключили бы союз, но и были бы весьма благодарны тем людям, которые стали бы за них и вместе с ними бороться против него. Но если уж теперь, когда это еще не стало очевидным, мы сами наперед навлечем на себя враждебное отношение, тогда я боюсь, граждане афинские, как бы нам по необходимости не пришлось воевать не только с царем, но и с теми людьми, за которых мы теперь хлопочем. (5) Царь, конечно, выждет временно со своими военными предприятиями, если действительно решил выступать против греков; он одарит деньгами некоторых из них и посулит им дружбу, а они, желая поправить дела в своих частных войнах и думая только об этом, проглядят общее спасение всех. Но мой совет вам - смотрите, не ввергните наше государство в эту свалку и в это безрассудство.
(6) Да нет! - остальные греки, как я вижу, держатся совершенно иных взглядов на вопрос об отношениях к царю, чем вы; но в то время, как многие их них считают, мне кажется, допустимым ради какой-нибудь выгоды лично для себя пожертвовать остальными греками, вам, наоборот, даже, когда терпите обиду, честь не позволяет применить по отношению к своим обидчикам такого возмездия, - допустить, чтобы некоторые из них подпали под власть варвара. (7) А раз это так, надо смотреть, чтобы ни мы в случае войны не оказались в неравных условиях, ни он, который наверное, как мы думаем, что-нибудь замышляет против греков, не снискал у них доверия под видом друга. Как же это может быть достигнуто? - При том условии, если сила нашего государства будет у всех на виду как испытанная и подготовленная, и если всем будет ясно, что государство, опираясь на нее, стремиться блюсти справедливость[2]. (8) Людям же, которые кичатся отвагой и с большой охотой предлагают воевать, я могу сказать, что нетрудно и тогда, когда, требуется обсуждение, приобрести славу мужества, и тогда, когда близка какая-нибудь опасность, показать себя искусным оратором, но вот что трудно и что именно нужно: в опасностях - выказывать свое мужество, а на совещаниях - уметь внести предложения благоразумнее остальных. (9) Я лично, граждане афинские, думаю, что война с царем может оказаться тяжелой для государства, но военные действия, с ней сопряженные, легкими. Почему? Да потому, что все войны обязательно, как я думаю, требуют триер[3], денег и подходящих мест, а это все у него, по моему расчету, есть в большей степени, чем у нас. Военные же действия ни в чем другом, как я вижу, не нуждаются столько, как в доблестных воинах, а этих последних, я полагаю, больше у нас и у тех, кто решается воевать на нашей стороне.
(10) Так вот по этим соображениям я и советую войну никоим образом не начинать первым, но к военным действиям, по-моему, нам необходимо подготовиться, как следует. Конечно, если бы военные силы для обороны от варваров были одного какого-нибудь рода, а для борьбы с греками - другого рода, тогда естественно, может быть, мы и выдали бы себя, что собираемся выступать против царя. (11) Но так как всякое военное приготовление ведется одним и тем же способом и всякая военная сила должна иметь своей главной задачей одно и то же - именно, чтобы была способна отразить врагов, помогать своим наличным союзникам, спасать имеющееся достояние, тогда зачем же мы, имея врагов общепризнанных[4], ищем еще других? Нет, будем готовиться против них, а тем самым мы защитим себя и от царя на случай, если он станет предпринимать что-нибудь против нас. (12) И вот теперь вы призываете к себе на помощь греков[5]; но если вы не будете исполнять того, что они предлагают, поскольку некоторые относятся к вам недоброжелательно, тогда как же можно рассчитывать, чтобы кто-нибудь вас послушался? - "Да ведь они, клянусь Зевсом, от нас услышат, что царь имеет замыслы против них". А сами они, - скажите ради Зевса, - разве, вы думаете, не видят этого? Я по крайнем мере, полагаю, что видят. Но только боязнь этого еще не пересилила у некоторых вражды к вам и друг к другу. Значит, не чем иным, как пустыми сказами рапсодов[6] будут речи послов, когда они станут обходить города. (13) Но, если только будет исполняться то, что сейчас имеем в виду мы, тогда, конечно, из всех решительно греков не будет уже ни одного столь самоуверенного, который, видя в вашем распоряжении тысячу всадников, гоплитов[7] в любом количестве, корабли в числе трехсот, не пришел бы к вам и не стал обращаться с ходатайствами, понимая, что при наличии этих данных он всего вернее может найти спасение. Таким образом, если станете приглашать теперь, то придется просить и в случае безуспешности получить даже отказ; если же вы выждете время и вместе с тем подготовите заранее свои собственные силы, тогда вы будете в состоянии спасать тех, кто станет обращаться к вам за помощью, и можете быть уверенными, что все к вам придут.
(14) Я, граждане афинские, принимая во внимание эти и подобные им соображения, не хотел придумывать никакого слишком смелого или широковещательного, но несбыточного предложения. Зато относительно подготовки, чтобы она была проведена как можно лучше и быстрее, я весьма много потрудился, стараясь тщательно продумать этот вопрос. Я полагаю таким образом, что вам следует прослушать этот план и, если будет угодно, принять его своим голосованием. Итак, первым условием этой подготовки, граждане афинские, и самым важным является такое отношение с вашей стороны, чтобы каждый сознательно и с охотой исполнял все, что потребуется. (15) Вы, разумеется, видите, граждане афинские, что, если когда-либо по каким-нибудь делам вы все согласно высказывали свое пожелание и, если после этого каждый в отдельности признавал исполнение этого дела своей личной обязанностью, ни одно никогда не ускользало от вас; но в тех случаях, когда вы, раз высказав пожелание, после этого обращали взоры друг на друга, причем каждый думал про себя, что сам не будет этим заниматься, а что исполнит кто-то другой, в этих случаях ничего никогда у вас не удавалось. (16) Ввиду того что у вас сейчас такое настроение и что вы так возбуждены, я предлагаю число тысячу двести[8] пополнить и довести до двух тысяч, прибавив к прежним еще восемьсот. Дело в том, что если вы поставите это число, то, я думаю, когда выключить наследниц[9], сирот[10], имения клерухов[11], общие владения[12] и таких людей, которые окажутся неплатежеспособными, то и получится у вас тысяча двести лиц. (17) Так вот из этих лиц, по-моему, надо составить двадцать симморий, как это есть теперь, по шестидесяти лиц в каждой. Из этих симморий я предлагаю каждую разделить на пять частей по двенадцати человек, пополняя их состав каждый раз равномерно с расчетом, чтобы на одного особенно богатого приходилось всегда несколько наименее состоятельных. И вот личный состав я предлагаю распределить таким образом; а почему - это вы узнаете, когда прослушаете весь порядок этого устройства[13]. (18) А как же с триерами? - Все количество их я предлагаю определить в триста, затем образовать двадцать частей по пятнадцати в каждой, причем предоставить из первой сотни на каждую часть по пяти, из второй по пяти и из третьей по пяти; затем по жребию распределить на каждую симморию людей по пятнадцати кораблей, а симмория в свою очередь должна каждой своей части дать заказ на три триеры. (19) Когда все это будет так сделано, я в дальнейшем предлагаю,- ввиду того, что ценз всей страны составляет шесть тысяч талантов[14], а ведь у вас должен быть составлен расчет и на деньги, - разделить эту сумму и образовать сто частей по шестидесяти талантов в каждой, затем пять таких частей в шестьдесят талантов назначить по жребию на каждую из двадцати больших симморий, а симмория должна каждому из своих подразделений дать по одной единице в шестьдесят талантов. (20) Таким образом, если вам потребуется сто триер, расход на каждую будет оплачиваться с суммы в шестьдесят талантов, и триерархов[15] будет двенадцать; если потребуется двести триер, сумма в тридцать талантов будет оплачивать расход на каждую, и шесть лиц будут исполнять обязанности триерархов; если потребуется триста триер, тогда двадцать талантов будут оплачивать расход на каждую, и четыре лица будут нести обязанности триерархов[16]. (21) Таким же точно образом и оснастку для триер, оставшуюся сейчас, граждане афинские, невыполненной[17], я предлагаю всю подвергнуть оценке по расчетной ведомости и распределить на двадцать частей; затем по жребию разложить между большими симмориями - по одной части должников на каждую, а каждой симморий назначить их на каждую из ее частей поровну; двенадцать лиц в каждой такой части обязаны будут взыскать недоимки и представить в готовом виде триеры, какие каждому из них достанутся по жребию. (22) Покрытие расходов, постройка корабельных кузовов, назначение триерархов и поставка снастей - все это, я думаю, таким именно способом могло бы лучше всего быть достигнуто и подготовлено. Что же касается набора экипажа - как сделать его верным и легким, об этом я буду говорить позднее[18]. По моему мнению, стратегам[19] следует распределить верфи[20] на десять участков с таким расчетом, чтобы корабельные дома были расположены по тридцати как можно ближе друг к другу: когда сделают это, пускай они назначат две симморий и тридцать триер на каждый из этих участков, а затем по жребию наметят филы[21]. (23) В свою очередь и каждый таксиарх[22] должен тот участок, который достанется ему по жребию, разделить на три части, а таким же порядком и корабли, затем кинуть жребий между тритиями[23], так чтобы среди всех вообще верфей для каждой из фил был отведен один участок, а в каждом участке третью часть занимала триттия: тогда в случае надобности вы будете знать, во-первых, где размещена данная фила, затем, где данная триттия, далее, кто - триерархи и какие там триеры, и тогда каждая фила будет иметь тридцать триер, а каждая триттия десять[24]. Когда это будет таким образом поставлено на правильный путь, то если даже что-нибудь мы сейчас упускаем из виду (сразу все предусмотреть, конечно, нелегко), само дело найдет себе средство исправления, и будет тогда единый порядок и со всеми вообще триерами, и с каждой частью их.
(24) Что касается денег и некоторого, теперь уже очевидного, их источника, то хотя я и знаю, что слова мои покажутся неожиданными, но все-таки это надо будет сказать. Именно, я уверен, что для всякого, кто сумеет правильно взглянуть на вещи, станет очевидно, что один только я говорил правильно и предвидел будущее. Я лично полагаю, что сейчас не к чему говорить о деньгах. Дело в том, что у нас есть в случае надобности источник - большой, прекрасный и справедливый; но если мы будем его искать сейчас, мы должны будем себе представить, что потом в нужное время у нас его может не оказаться; тем более не следует нам пользоваться им теперь. А если сейчас мы оставим его в неприкосновенности, он у нас будет. Что же это за источник, которого сейчас нет, но который потом явится? Да, это похоже на загадку. (25) Я объясню. Вы видите наше государство, граждане афинские, все вот это[25]. В нем богатств чуть ли не столько же, сколько во всех остальных государствах вместе взятых. Но владельцы этих богатств держатся такого взгляда, что если бы все ораторы стали пугать их, говоря, будто придет царь, будто он уже пришел, будто иначе и быть не может, и если бы наряду с ораторами столько же прорицателей[26] стали предсказывать это же самое, они и тогда не только не сделали бы взносов[27], но и в ведомости не показали бы и даже не признались бы, что имеют такие средства. (26) Но если бы они воочию увидели, как эти вещи, сейчас столь страшные на словах, сбываются на деле, тогда не будет ни одного столь глупого человека, который сам не предложил бы и даже первым не сделал бы взносов. Кто в самом деле предпочтет погибнуть сам со всем своим состоянием, чем внести часть своего имущества ради спасения себя и остального достояния? Так вот насчет денег я и говорю, что они будут тогда, в случае действительной надобности, а ранее этого - нет. Поэтому и искать их я не советую. Ведь то, что вы теперь сумели бы достать, если бы решили доставать, еще более смехотворно, чем ничего. (27) Ну что, если, представим себе, кто-нибудь предложит вносить сотую часть?[28] Это составит шестьдесят талантов[29]. Или может быть, кто-нибудь предложит пятидесятую часть, двойное количество? Это составит сто двадцать талантов[30]. Но что это значит по сравнению с тысячей двумястами верблюдов, которые возят для царя деньги, как утверждают вот они?[31] Или, если вам угодно, мне надо положить, что мы внесем двенадцатую часть, т.е. пятьсот талантов?[32] Но и вы не согласитесь на это; да если и внесете эти деньги, они слишком ничтожны для предстоящей войны. (28) Вы должны, значит, сделать все остальные приготовления; что же касается денег, то в настоящее время надо оставить их на руках у владельцев, так как нигде в другом месте не будут они в лучшей сохранности у государства. Если же когда-нибудь наступит такая крайность, тогда они будут сами добровольно вносить их, и вы так получите их. Это и возможно, граждане афинские, и кроме того, будет благородным и полезным для вас делом; да и кстати будет, если про вас будет сообщено царю; это вызовет у него немалый страх. (29) Он, конечно, знает, что в битве с двумястами триер[33], из которых сто выставили мы, его предки потеряли тысячу кораблей; а тут он услышит, что теперь вы сами наготове имеете их триста. Таким образом он и поймет, хотя бы был совсем помешанным, что окажется в далеко не легком положении, если сделает своим врагом наше государство. Но, конечно, если он имеет основание кичиться своим богатством, то все-таки и в нем он найдет более слабую опору, чем та, какая есть у вас. (30) Он, говорят, золота получает много. Но если он раздаст его, ему придется искать нового: ведь и источники, и колодцы, естественно иссякают, если из них часто берут все целиком. Про нас же, наоборот, он услышит, что у нас основой является ценз всей страны, *именно шесть тысяч талантов*[34]; а как мы будем защищать ее от наступления врагов, это лучше всего могли бы знать те из его предков, которые сражались при Марафоне[35], а пока мы будем владеть своей землей, средства у нас, конечно, не могут истощиться.
(31) Далее, если некоторые опасаются, что он, обладая средствами, соберет себе большое войско наемников, то и это тоже не представляется мне верным. Именно, я полагаю, что против Египта и Оронта[36] и вообще против некоторых из варваров охотно пошли бы к нему на службу в качестве наемников многие из греков - вовсе не из такого расчета, чтобы он победил кого-нибудь из этих людей, но каждый в отдельности думал бы только о том, чтобы получить какое-нибудь обеспечение для самого себя и через это освободиться от теперешней своей бедности. Но против Греции, я думаю, не пошел бы ни один грек. Действительно, куда он сам обратится тогда? Во Фригию[37] что ли пойдет, чтобы быть там рабом? (32) Ведь никакой другой цели не преследует война с варваром[38], как защиту страны, жизни, обычаев, свободы и всего тому подобного. Кто же настолько несчастный человек, что захочет предать себя, родителей, могилы, отечество из-за ничтожной корысти? Я лично думаю, что никто на это не решится. Да, с другой стороны, и царю нет расчета с помощью наемников одолеть греков, так как те, кто победят нас, уж конечно, сильнее его; но он хочет вовсе не того, чтобы, уничтожив нас, оказаться под властью других, но главным образом того, чтобы самому властвовать, если не над всеми, то по крайней мере над имеющимися у него теперь рабами.
(33) Далее, если кто-нибудь думает, что фиванцы будут на его стороне, трудно перед вами говорить о них, потому что вы из-за ненависти к ним не захотите послушать доброго слова о них, хотя бы то была и правда. А все-таки людям, которые берутся за рассмотрение важных вопросов, не следует упускать из виду ни одного полезного соображения ни под каким предлогом. Я, со своей стороны, думаю, что фиванцы не только никогда не пойдут совместно с ним против греков, (34) но, наоборот, сами дали бы большие деньги,- если бы могли их дать,- за то только, чтобы представился им какой-нибудь случай искупить свои прежние прегрешения по отношению к грекам[39]. Ну, а если- уж кто-нибудь считает фиванцев от природы настолько несчастными во всех отношениях, то все вы, конечно, понимаете то, что раз фиванцы будут настроены в его пользу, тогда их противники[40] обязательно будут держать сторону греков.
(35) Итак, я лично держусь того мнения, что в этом и заключается дело справедливости и что сторонники ее одержат верх над предателями и над варваром во всех отношениях. Следовательно, не надо, по-моему, ни чрезмерно предаваться страху, ни дать себя увлечь, чтобы первыми начать войну. Да и из остальных греков никто, как я вижу, естественно, не устрашился бы этой войны. (36) Ведь кто же из них не знает, что, пока они считали его своим общим врагом и хранили согласие между собой, они обладали многими благами, но как только они стали считать его своим другом и завели между собой распри из-за личных споров - вот тут и постигли их такие бедствия, каких ни один даже заклятый враг не мог бы придумать для них? Так неужели же нам бояться того человека, кого судьба и божество показывают бесполезным в качестве друга и полезным в качестве врага? Ни в коем случае! Но зато не будем и задевать его: этого не следует, как ради нас самих, так и ввиду неладов и взаимного недоверия среди прочих греков; (37) ведь, конечно, если бы можно было единодушно всем вместе напасть на него одного, тогда я такое действие против него даже не почел бы за несправедливость. Но раз этого нет, то, по-моему, надо соблюдать осторожность, чтобы не дать предлога царю выступать в качестве защитника за права остальных греков. Ведь, если вы будете держаться спокойно, он всяким действием такого рода будет возбуждать подозрение; если же вы первыми начнете войну, тогда, естественно, будет казаться, что он из вражды к вам хочет быть другом всем остальным. (38) Итак, смотрите же, не раскройте, в каком плохом состоянии находятся дела в Греции, - не созывайте людей в такое время, когда они не откликнутся, и не начинайте войны, когда не в состоянии будете ее вести. Нет, держитесь спокойно, сохраняя мужество и делая приготовления; и если будут доходить о вас сведения до царя, - то пускай он слышит не о том, клянусь Зевсом, будто все греки, и афиняне в том числе, испытывают затруднения, будто находятся в страхе или в тревоге, (39) - нет, совсем не об этом, а, наоборот, о том, что если бы ложь и клятвопреступление не считались у греков таким же позором, как у него считаются славным делом, тогда уж давно бы вы пошли походом против него; но что в данное время вы этого не сделали бы из своих собственных соображений, а только молите всех богов наслать на него такое же безумие, как некогда на его предков. И если он станет вдумываться в такое положение, он найдет, что вы не плохо принимаете свои решения. (40) Ему по крайней мере известно, что благодаря войнам с его предками наше государство сделалось богатым и великим, а вследствие спокойствия, которое оно некогда хранило[41], оно не могло тогда возвыситься ни над одним из греческих государств в такой степени, как теперь. Кроме того, он видит что и грекам нужен какой-то посредник - сам ли взявший это на себя, или в силу обстоятельств - и таковым мог бы явиться для них - он знает это - он сам[42], если бы начал войну. Значит, знакомыми и правдоподобными будут для него сообщения, которые он услышит от своих осведомителей.
(41) Однако, чтобы не утомлять вас, граждане афинские, слишком длинной речью, я сейчас уйду, указав только главные черты своего предложения. Готовиться надо против явных врагов - вот что я предлагаю; обороняться же и против царя, и против всех, кто только сделает попытку нанести вам обиду, надо, по-моему, с помощью все одних и тех же сил, но самим не быть зачинщиками в несправедливости ни словом, ни делом. Надо стараться, чтобы не только речи на трибуне, но и дела наши были достойны предков. И если вы будете так поступать, вы сделаете полезное не только для самих себя, но и для тех людей, которые стараются убедить вас в противном, так как вам не придется на них гневаться потом, совершив ошибку теперь.
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
Симмории - особые компании или группы богатых граждан, на которые возлагалось исполнение так называемых литургий, т.е. общественных обязанностей, требовавших крупных расходов, например триерархия, т.е. постройка или оснастка и снаряжение военного трехпалубного корабля, триеры. Ранее, в V в., эти литургии исполнялись единолично, но в IV в., в связи с оскудением материальных и моральных сил после Пелопоннесской войны, единоличного исполнения уже нельзя было требовать; это дело стали распределять между целыми группами богатых граждан. Распределением их заведовали стратеги. Впервые этот порядок введен в архонтство Навсиника в 378/377 г. Первоначально к этой повинности привлекались все граждане, но позднее, начиная с 357/356 г., ее стали возлагать только на богатых. При этом- нередко происходили споры и неудовольствия, особенно оттого, что наиболее богатые, внося вперед всю требующуюся сумму, потом с лихвой взыскивали ее с остальных участников.
Речь "О симмориях" - первая из сохранившихся до нас политических речей Демосфена была произнесена в Народном собрании в 354 г. до н.э. В этом году в Афинах началась паника и связи с распространившимися слухами о больших военных приготовлениях персидского царя Артаксеркса III Оха. Эти приготовления на самом деле были вызваны отпадением Финикии, Кипра и Египта, но так как афиняне помогали восставшему сатрапу Артабазу, то явилось предположение, что готовится поход в Грецию, подобный походам Дария и Ксеркса в 492, 490 и 480 гг. Некоторые ораторы призывали к войне. Однако положение Греции было не такое, как во время персидских войн V в. Среди греков не было единодушия. Афины были истощены тяжелой и безуспешной войной с отпавшими союзниками (357-355 гг.). Демосфен, как и некоторые другие дальновидные политики, полагал, что, пока еще слухи остаются не подтвержденными, воинственная политика может обострить политические отношения и привести к действительному вторжению персов. Но, отклоняя мысль о столкновении в ближайшее время, он считал необходимым воспользоваться этим случаем, чтобы поднять боеспособность государства, - он уже предвидел угрозу со стороны растущей силы Македонии, с которой, хотя и вяло, велась война с 357 г.
В связи с этим Демосфен предложил проект новой организации симморий. В основе его плана лежит система, практиковавшаяся уже до этого, начиная с 357 г. Так как из основного кадра 1200 богатых граждан значительная часть (до 800) числится лишь номинально, получая освобождение по разным основаниям, он предложил довести номинальную цифру до 2000, чтобы было 1200 фактических участников. При этом он стремится к большой равномерности в распределении, объединяя в отдельных группах людей разной состоятельности и уравнивая общую материальную способность самих групп. Хотя речь эта была принята с одобрением, как видно из следующей речи "О свободе родосцев" (XV, 6), но осуществилась только первая ее часть: никаких военных действий против персов не было начато; проект же новой, более справедливой организации симморий осуществился лишь много позднее, в 340 г., когда назрело решительное столкновение с Македонией.
План речи
Вступление. Нужны не красивые слова, а дельный совет (§ 1 - 2).
Главная часть. I. Вопрос о войне с персами (§ 3 -13). Не следует объявлять войну персам, так как остальные греки в данный момент не поддержат афинян и, может быть, даже примкнут к персам. Надо вообще готовиться к войне, и это пригодится и на случай войны с персами. II. Сущность предложения оратора: 1) организация симморий (§ 14 -17); надо самим делать, не рассчитывая на других (§ 14-15); 2) вопрос о триерах (§ 18-23); 3) вопрос о средствах: в случае опасности граждане сами дадут средства (§ 24-30). III. Опровержение возражений противников: 1) опасность со стороны наемных войск царя (§ 31-32); 2) опасность перехода фиванцев на сторону персов (§ 33 - 34); 3) война с персами не страшна, но начинать ее самим не следует в такой момент, когда они могут привлечь на свою сторону многих греков (§ 35 - 40).
Заключение. Основная сущность предложения: делать приготовления, но самим военных действий не начинать (§ 41).
[1] Под словом «царь» (βασιλεύς, как собственное имя без члена), без дальнейших пояснений, везде разумеется персидский царь.
[2] Принимаем чтение второстепенных рукописей: ετίι ταύτη φρονεΤν αίρουμε νη.
[3] Триера — военный трехпалубный корабль, на котором гребцы располагались в три яруса.
[4] Здесь, как и в § 41, намек на Филиппа Македонского, с которым уже с 357 г. велась война, но очень нерешительно и вяло. Это — первое открытое выступление Демосфена против Филиппа.
[5] Имеется в виду призыв ко всем грекам некоторых ораторов, например Исократа, Объединиться для борьбы с персами.
[6] Рапсодами назывались исполнители эпических поэм, например Гомера. Поскольку они не создавали новых произведений и исполняли только готовое и в то же время в личных отношениях часто отличались крайней самоуверенностью и самомнением (ср., например, тип, выведенный Платоном в диалоге «Ион»), к ним в греческом обществе установилось довольно пренебрежительное отношение.
[7] Гоплиты — тяжеловооруженная пехота, составлявшая основное ядро греческой армии. В одной сохранившейся надписи от 356/355 г. состав флота определяется в 383 триеры.
[8] Об устройстве симморий см. введение к данной речи.
[9] Термин «наследницы» (έπίκληροι) — в греческих отношениях имеет особое значение: если по смерти гражданина у него не оставалось мужских потомков, наследственные права переходили к дочери, причем ближайший родственник обязывался жениться на ней, хотя бы пришлось ради этого развестись со своей женой, если он был женат, и таким образом продолжать его род. Права таких девушек-наследниц тщательно ограждались аттическими законами.
[10] Сироты всех вообще граждан на время своего малолетства освобождались от несения повинностей. Но здесь имеются в виду сироты воинов, павших в боях за отечество. Они воспитывались на казенный счет и пользовались всевозможными привилегиями.
[11] Клерухи — афинские граждане, которые получили земельные наделы (κλήροι) в других странах, особенно в завоеванных областях, чем обеспечивалась прочность завоевания.
[12] Когда после смерти гражданина наследство его оставалось за малолетством наследников неразделенным, оно не подлежало обложению уже потому, что каждая часть его в отдельности могла оказаться ниже нормы, подлежащей обложению.
[13] См. § 20.
[14] 6000 талантов (около 14 400 000 рублей) — сумма доходов, подлежащих обложению. Цифра эта, очевидно, округленная. В 378/377 г. в архонтство Навсиника была произведена оценка имущества, давшая цифру 5750 талантов. Остается спорным, обнимает ли эта цифра сумму всего имущества Аттики (мнение Белоха, Das Volksvermogen von Attica, Hermes XX, Ss. 236—261 и Das attische Timema, Hermes XXII, Ss. 371 — 377), или стоимость только той части имущества, которая подлежала обложению.
[15] Триерархами назывались те граждане, на которых возлагалось снаряжение триеры в качестве общественной повинности — один из видов так называемых литургий — λητουργιαι. Они же исполняли обязанности капитанов на оборудованных ими кораблях.
[16] При общем цензе государства в 6 ООО талантов постройка или оснастка каждой триеры при их количестве в триста триер приходится пропорционально на сумму в 20 талантов и падает на обязанность четырех лиц в качестве триерархов, при количестве в двести триер на сумму в 30 талантов — на шестерых триерархов, при количестве в сто триер на сумму в 60 талантов — на двенадцать триерархов. Разумеется, стоимость самого дела считается одинаковой, но налоговая тяжесть при различном распределении изменяется, так как раскладывается на разные доли имущественных средств налогоплательщиков.
[17] Очевидно, триерархи предыдущего, 355 г. не выполнили своих обязанностей. Такие случаи бывали нередко: пример этого указывается в речи Демосфена «Против Эверга», XLVII, 20.
[18] О комплектах экипажа Демосфен говорил, очевидно, в какой-то другой, несохранившейся речи.
[19] Стратеги — коллегия из десяти лиц, избиравшаяся голосованием по одному от каждой из десяти фил, основного деления Аттики (см. прим. 21), из состоятельных граждан для руководства военными делами под председательством архонта-полемарха.
[20] Судостроительные заводы или верфи (νεώρια) и корабельные дома (νεώσοιχοι)— нечто вроде парков или сараев, служивших как бы доками для вытащенных на сушу кораблей, для каждого отдельный.
[21] Со времени законодательства Клисфена в 508 г. вся Аттика разделена по территориальному принципу, в противоположность прежнему родовому, на десять частей — фил, составленных из трех подразделений — так называемых триттий (третий), принадлежавших к трем различным по социальному составу районам: пригородному, горной области и побережью. При оборудовании трехсот триер на каждую филу приходится по тридцати.
[22] Таксиарх — начальник пехоты отдельной филы.
[23] Триттия — третья часть филы, см. прим. 21.
[24] Последние слова, начиная с: «и тогда каждая фила...», некоторые издатели вычеркивают, как неподлинные, но для этого нет серьезного основания.
[25] В Афинах заседания Народного собрания происходили на холме Пниксе, с которого открывался вид на город и окрестности.
[26] Греки, как и все древние народы, были суеверны; гадания и пророчества были весьма распространены, и некоторые прорицатели оказывали влияние на политические события. Известны, например, Лампой в период сицилийского похода в 415 г., Диопиф во времена Перикла.
[27] Военные предприятия, требовавшие больших расходов, ложились тяжелым бременем на имущие классы, которые облагались особенно крупными единовременными взносами (εισφορά).
[28] Сотая часть, т.е. 1%, пятидесятая часть, т.е. 2% с имущества.
[29] 60 талантов — около 144 ООО рублей.
[30] 120 талантов — около 288 ООО рублей.
[31] Имеется в виду группа ораторов, призывавших к войне с Персией. — Богатства персидского царя вошли в пословицу.
[32] Разумеется 1/12 от общей суммы государственного ценза в 6000 талантов, т.е. 500 талантов — около 1 200 000 рублей.
[33] Сражение при Саламине в 480 г. до н. э. Однако Геродот (VIII, 44 и 48) говорит, что греческий флот состоял из 378 кораблей, из которых 180 были афинские. Демосфен в речи «О венке» (XVIII, 238) приводит круглые цифры — на 300 греческих кораблей 200 афинских; Эсхил, участник этой битвы, в «Персах» (ст. 339 сл.) исчисляет размер греческого флота в 310 судов; Фукидид (I, 74) дает общую цифру греческих кораблей около 400, а афинских считает две трети. У персов и Эсхил (там же), и Геродот (VII, 89 и 184) насчитывают 1207 кораблей.
[34] Слова, отмеченные звездочками, по-видимому, являются позднейшей вставкой.
[35] При Марафоне в 490 г. до н. э. большая армия персов разбита афинянами под начальством Мильтиада.
[36] Оронт — персидский сатрап в Мизии (в Малой Азии), который в 362 г. поднял восстание против персидского царя. Одновременно происходило восстание и в Египте (Диодор, XV, 90 сл.; XVI, 40).
[37] Фригия — область Малой Азии. Отсюда было много рабов в Греции, отличавшихся крайней распущенностью и изнеженностью.
[38] Варвар, т.е. в данном случае перс; имеется в виду царь, как представитель всего народа.
[39] Фиванцы во время греко-персидских войн были изменниками общему делу и стали на сторону вторгшихся персов. Среди греков фиванцы были известны своей грубостью и невежеством. В 379 г. им удалось изгнать от себя спартанский гарнизон и на некоторое время, от 371 до 362 г., установить даже свою гегемонию в Греции. Это вызвало к ним враждебное отношение со стороны афинян; но в битве при Мантинее афиняне вместе со спартанцами потерпели поражение. Однако предположения Демосфена оправдались, и фиванцы поддержали восстание сатрапа Артабаза против персидского царя.
[40] Таковы фокидяне, с которыми в 355 г. началась так называемая Священная война.
[41] Некогда, т.е. до греко-персидских войн.
[42] Так называемая третья Священная война (355-346 гг.) разделила греков на два лагеря. Демосфен высказывает ту мысль, что, если бы персидский царь в этот момент сам начал войну, он мог бы сделаться посредником между греками и примирителем, так как греки по необходимости должны были бы объединиться для борьбы с ним. В этой войне руководство взял, по предложению фиванцев, Филипп Македонский.
