Поиск источников Библиотеки давно уже стал топ–дисциплиной. Даже беглый взгляд на библиографию этой работы показывает, что, за очень немногими исключениями, все исследования заняты лишь одним вопросом: какой донор мог быть основой для того или иного пассажа? Шварц в 1905 году пишет:
«Вопрос об информантах еще более важен у Диодоре, чем у других второстепенных историках. Ибо его Библиотека и в самом деле будет не чем иным, как серией эксцерптов, которые должны избавить читателя от долгого чтения великих произведений; только стиль подведен под копирку, но он не важен. […] Ни один компилятор предвизантийского периода не отражает относительно столь точной картины своих доноров, как Диодор. Удачным обстоятельством является то, что Диодор обычно выбирал для «грабежа» знаменитые и уважаемые произведения, а не мутные композиции».
Некоторые моменты, которые Шварц выражал на своеобразном языке своего времени, были пересмотрены или, по крайней мере, релятивизированы в исследованиях с середины двадцатого века. Однако до сегодняшнего дня держалось мнение, что поиск доноров Библиотеки должен иметь главный приоритет. Причина этой предпосылки столь же очевидна, сколь и понятна: ни от какого другого периода древности не дошло столь плохой традиция, как от эллинизма. Помимо нескольких сохранившихся книг из исторической работы Полибия, у нас после Ксенофонта нет значительной историографической работы. Что мы хотим узнать об этой эпохе из литературных свидетельств, мы должны по большей части брать из фрагментов историков, собранных Якоби.
Поскольку Диодор выступает в роли компилятора и выполняет функцию литературного танкера, его всемирная история формально предлагает себя как сокровищница. Исходя из этого, использование сложной методологии с целью получения дополнительных материалов для отдельных эллинистических авторов и, по крайней мере, частичное заполнение большого пробела в литературной истории вылезали наружу. Даже для 5‑го и 4‑го веков ищут следы других малоизвестных авторов, которые писали истории вместе с Геродотом, Фукидидом или Ксенофонтом. Отсюда берется предположение о том, что жалкий писец, как назвал его Моммзен, оставил своих доноров почти неотредактированными и лишь скомпилированными. Поэтому подавляющее большинство исследователей Диодор по сей день руководствуются мнением, что от себя передатчик почти ничего не написал.
Судьбу, что он должен служить карьером для разнообразных собраний фрагментов иначе потерянных авторов, Диодор разделяет со многими другими компиляторски работающими историками. Ваксмут через несколько лет после Шварца указывает, что опус Диодора оказался «совокупностью эксцерптов, которые весьма неуклюже соседствуют друг с другом». Примечательно, что эти и схожие отзывы Нибура, Моммзена, Ваксмута, Виламовица–Меллендорфа или Шварца все еще можно найти в многочисленных исследованиях о Диодоре. Однако, после должного дистанцирования от этих взглядов 19‑го века сегодняшние исследователи применяют уточненные методы, но их цель та же: искать желаемых авторов, стоящих за Диодором.
Работы Лакера о Тимее, Эфоре и Диодоре, которые были опубликованы в период с 1906 по 1958 год, является топовой и в то же время конечной точкой ранних исследований о Диодоре. В духе Ваксмута и Шварца он считал, что в Библиотеке с филологической проницательностью можно отделить «филе». Его работа вызвала ожесточенную оппозицию. Этот единодушный отпор удивляет, поскольку он лишь последовательно применил процедуру, которая поддерживалась в течение добрых 100 лет и подталкивалась для дальнейшего уточнения доноров. Решающим фактором, вероятно, является тот факт, что благодаря этой эскалации он довел процедуру до абсурда. В конце концов, он невольно оказал услугу науке. Ибо, за некоторыми исключениями (Хорнблауэр, Малиц, Пирсон) с середины двадцатого века в этом духе не было ни одной работы.
Исследователи второго поколения, гораздо более осторожные, вроде Хорнблауэр, Пирсона, Стилиану или Сулимани видели в руке древнего компилятора ножницы, с помощью которых он разрезал свои источники на части, чтобы повторно склеить их вместе в виде коллажа в Библиотеке. В конечном счете, он лишь сокращал своих доноров и частично адаптировал их к языку своего времени. Интересно отметить, что эти исследователи в современную эпоху пытались выполнить обратный процесс, вырезая на этот раз текстовый коллаж для восстановления доноров.
Несмотря на обилие критически важных исследований, никто еще не пришел к соглашению с вопросом о критериях отбора Диодора. Согласно преобладающему мнению, Диодор брал «из знаменитых и уважаемых работ», но наряду с Дионисием Скитобрахионом, Эвгемером Мессенским, Ямбулом или Ктесием из Книда мы находим в Библиотеке также менее уважаемых авторов. Далее, в большинстве случаев простое упоминание автора Диодором принималось в качестве зацепки для приписывания соответствующих текстовых отрывков из Библиотеки источнику, предусмотренному соответствующим исследователем. Этот метод казался настолько простым, насколько было разумно в этом предвзятом исследовании. Эксцерпты, согласно преобладающему мнению, «в очень сыром виде» толпились рядом друг с другом, так что более глубокой дискуссии не требовалось.
Младшие исследователи Диодора — Палм, Шперри, Паван, Мейстер, Рид [Рубинкам], Сакс, Амбальо и Виатер — несмотря на все различия в деталях, уже не настолько явно предполагают, что Библиотека может быть легко демонтирована, рассуждают гораздо более дифференцированно и более подробно обосновывают свои результаты. Прежде всего, они одобряют собственный вклад Диодора в работу. И уже Якоби выступил против отождествления целых частей Библиотеки с возможными донорами.
Глядя сегодня на итоги примерно 150 лет изучения Диодора, результат в основном отрезвляет. В качестве потенциальных источников были выдвинуты все мыслимые авторы. Горячо обсуждался так называемая Einquellentheorie, теория единого источника, согласно которой историограф использовал для каждого раздела своей всемирной истории одного донора. Эта простая теория изначально получила критическую оценку в конце XIX века и теперь считается устаревшей.
Более сложная модель основана на представлении, что в каждом разделе выписывались и связывались друг с другом два основных источника. Наконец, был выдвинут тезис, согласно которому Диодор составил свою всемирную историю от самых разных авторов. Только Нойбер и Виатер восприняли это как возможность подчеркнуть самостоятельность автора. Однако эта точка зрения также указывает на определенную степень пессимизма, поскольку с использованием существующих методов доноры Библиотеки не могут быть серьезно исследованы. Иногда делается ссылка на существование возможных промежуточных источников, через посредство которых компилятор использовал соответствующих авторов. В принципе, все эти тезисы, за исключением Einquellentheorie, все еще обсуждаются.
По словам Перла, часто необходимо демонтировать горы старых гипотез и предрассудков, прежде чем можно проникнуть к самим фактам. Поэтому для поиска источников настоящей работы должна применяться методическая максима поиска не доноров Диодора, а критериев, которые он использовал при их обработке. Они остаются неизменными в разных частях Библиотеки. Идея заключается в том, что мы только тогда сможем принять собственный подход Диодора как независимого автора достаточно надежным, если одна и та же обработка источников или одинаковых высказываний может быть доказана в частях, которые нельзя с уверенностью отнести к одному и тому же донору. Чем шире распространена определенная процедура или постановка в работе, тем выше вероятность собственного графика Диодора и его собственного мнения.
Следовательно, в дальнейшем нам следует избегать невыразительного исследования источника по старому методу. Скорее, мы должны сосредоточиться на вопросе о том, что мы действительно получим от достоверной информации о донорах Диодора, если мы ищем не конкретного автора, а скорее исследуем работу в целом и, прежде всего, рассмотрим фундаментальный подход автора к его источникам.
Это означает, что в центре обсуждения находятся Диодор и его работа, а не охота за его донорами. Новые вопросы для грядущих глав: как и в какой форме он комментирует свой выбор? Может ли компиляторски работающий историограф поставить своей работе цель? Какие критерии он использовал для выбора своих доноров? Когда он называет свои источники по имени и что мы можем заключить из этого? Какую материальную организацию мы можем у него идентифицировать и какие выводы об использовании его источника это позволяет сделать?