Речь «Похвала Елене»

11. Украшение городу — храбрость его мужей, телу же — красота, душе — мудрость, делу — добродетель, слову — истина. Противоположность же (всему) этому беспорядочность. И мужа и жену, и слово и дело, и город и занятие, если они достойны похвалы, следует чтить похвалою, недостойных же (должно) порицать. Ибо в одинаковой мере ошибочно и неразумно как порицать заслуживающее похвалы, так и хвалить достойное порицания.
(2) Дело одного и того же мужа — и сказать правильно то, что должно, и опровергнуть (то, что говорится неправильно). (Итак, должно опровергнуть тех), которые порицают Елену, женщину относительно которой у всех поэтов было согласие и единодушное мнение. (Таково же было) убеждение (всех), слышавших (ее историю), к (такое) значение (приобрело) ее имя, которое стало (символом, служащим) памятью о несчастиях[1]. Я же хочу, приведя в своей речи некоторые мысли, оправдать (Елену), пользующуюся дурной славой, от (возводимого на нее) обвинения, доказать, что порицающие (ее) лгут; выявив истину, я хочу заставить невежество замолчать.
(3) Итак, что по своей природе и происхождению жена, о которой идет эта речь, знатнее знатнейших мужей и жен, это вполне очевидно для весьма многих. А именно, очевидно, что (она родилась) от матери Леды, от отца же (либо от одного), бывшего богом, (либо от другого), называвшегося смертным, от Тиндерея и Зевса, из которых один признавался (ее отцом) вследствие того, что (действительно) был таковым, другой же благодаря молве ошибочно считался (ее отцом) и был один из них самым лучшим из мужей, другой же — царем над всеми.
(4) Происходя от таковых (родителей), она имела богоравную красоту и, обладая такой (красотой), она не скрывала ее. (И естественно), она у весьма многих возбудила сильную любовную страсть (к себе). Одним (своим) телом она собрала (вокруг себя) множество мужей, гордившихся своими преимуществами, из коих одни имели большие богатства, другие же — славу древнего благородного (происхождения), третьи — телесную силу и ловкость, четвертые — способность врожденной мудрости. И все они от соперничества в любви дошли до неукротимого соревнования.
(5) Кто (из них) и почему и каким образом удовлетворил свою любовную страсть, овладев Еленою, этого я не стану рассказывать. Ибо говорить знающим то, что они знают, правда, (значит) находить себе слушателей, которых не приходится убеждать, но удовольствия (это им) не доставляет. Сейчас я не стану останавливаться в своей речи на том, что происходило в то время, приступлю же к началу предстоящей речи и покажу причины, в силу которых становится понятным отплытие Елены в Трою.
(6) Елена сделала то, что она сделала либо по воле судьбы, по решению богов и в силу роковой необходимости, либо (она сделала это), будучи насильственно похищена, либо соблазненная речами или плененная любовью. Итак, если (она сделала это) вследствие первой причины, то вина падает на виновника (божество). Ибо человеческими мероприятиями нельзя помешать желанию бога. Ведь таков закон природы, что более сильное не может быть удержано более слабым, но более слабое подчиняется более сильному и им управляется, и более сильное руководит, более же слабое следует за ним. Бог же могущественнее человека и силой, и мудростью, и (всем) прочим. Итак, если причину должно отнести на счет судьбы и бога, то с Елены следует снять бесславие.
(7) Если же насильственно она была похищена, противозаконно изнасилована и несправедливо обесчещена, то ясно, что неправое дело совершил тот, кто похитил ее, так как он ее обесчестил, она же, похищенная, поскольку она была обесчещена, потерпела несчастие. Итак, варвар, совершивший варварский и по разуму, и по закону, и по делу поступок, заслуживает по разуму осуждения, по закону бесчестия, по делу же наказания. Изнасилованная же и лишенная родины и друзей (женщина) разве по справедливости не должна вызывать к себе скорее жалость, чем стать жертвой злословия? Ибо тот совершил ужасное (преступление), она же претерпела (бедствие). Следовательно, справедливо ее пожалеть, а его возненавидеть.
(8) Если же (причиной поступка Елены было) слово, убедившее и соблазнившее душу ее, то и в этом случае ей не трудно защищаться и оправдаться от обвинения следующим образом. Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо оно может и страх изгнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить. Каким же образом это происходит, я покажу (далее).
(9) Следует это показать слушателям и при помощи воображения. Я считаю и называю всю поэзию в целом речью, обладающей размером. Теми, кто слушает ее, овладевают то трепет ужаса, то слезы сострадания, то печаль тоски, и по поводу счастия и несчастия чужих дел и тел душа через посредство речей испытывает некоторое собственное чувствование. Ну (теперь) перейду от одного к другому слову.
(10) Боговдохновенные песни через посредство (заключающихся в них) слов приводят (людей) в (состояние) удовольствия и уничтожают печаль. Связанная же с воображением души сила песни очаровала, убедила и изменила ее своим волшебством. Изобретены же два искусства волшебства и магии, которые (оба) суть заблуждения души и обманы воображения.
(11) Сколь многие сколь многих о сколь многом и (в прошлом) убедили и (ныне) убеждают, сочиняя ложную речь. Ибо если бы все обо всем (все знали, а именно) имели память о прошедшем, понятие о настоящем и предвидение будущего, то речь не была бы так подобной (той речи, какая бывает у тех), кто ныне не в состоянии ни понимать прошедшее, ни ориентироваться в настоящем, ни предсказывать будущее. Таким образом, весьма многие о весьма многом доставляют душе мнение, которое является (для нее) подателем совета (т. е. руководством к действию). Будучи обманчивым и шатким, мнение доставляет тем, кто им пользуется, обманчивые и шаткие успехи.
(12)[2] …Ибо слово, убедившее душу, принудило ту, которую оно убедило, и повиноваться сказанному, и согласиться с тем, что делалось. Итак, убедивший, как принудивший, несет на себе вину (за содеянное), убежденная же, как принужденная словом, без всякого основания пользуется дурною славою.
(13) А что сила убеждения, которая присуща слову, и душу формирует как хочет, это должно узнать, во–первых, из учений метеорологов[3], которое, противопоставляя мнение мнению, удаляя одно мнение и вселяя другое, достигли того, что невероятные и неизвестные вещи являются очам воображения. Во–вторых же, (этому можно научиться) из словесных состязаний в народных собраниях[4], в которых (бывает, что) одна речь, искусно составленная, но не соответствующая истине, (более всего) нравится народной массе и убеждает ее. В-третьих же, быстрота ума, с легкостью меняющая веру в (то или иное) мнение.
(14) То же самое значение имеет сила слова в отношении к настроению души, какое сила лекарства относительно природы тел. Ибо подобно тому, как из лекарств одни изгоняют из тела одни соки, другие другое, и одни из них устраняют болезнь, а другие прекращают жизнь, точно так же и из речей одни печалят, другие радуют, третьи устрашают, четвертые ободряют, некоторые же отравляют и околдовывают душу, склоняя ее к чему–нибудь дурному.
(15) Что она не совершила вины, но потерпела несчастие в том случае, если она была убеждена словом, (это нами уже) доказано. Четвертую же (возможную) причину я рассмотрю в четвертом доказательстве. А именно, если эрос был тот, кто сделал все это, то она без труда оправдается от обвинения в (приписываемом ей) поступке. Ведь то, что мы видим, имеет не ту природу, какую мы желаем, (чтобы оно имело), но такую, какую кому выпало на долю иметь. Через посредство зрения душа оформляется и в своих устремлениях.
(16) В самом деле, тотчас после того, как неприятели выставят для враждебных действий вражеский строй из меди и железа[5], (бывает, что) самый вид этого устрашает душу, так что часто обращаются в бегство от предстоящей опасности, как будто от настоящей, будучи потрясены (одним видом того, что грозит). Таким образом, сильная привычка установленного закона уничтожается страхом, который (порождается) зрением, и благодаря последнему перестают обращать внимание и на то, что признается законом прекрасным поступком, и на благо, получаемое через победу.
(17) Некоторые, увидев страшную опасность отказываются от своего настоящего намерения, имеющегося у них в настоящее время. Таким образом, страх погасил и изгнал у них рассудок. Многие же (от страха) впадают в напрасные труды, ужасные болезни и неисцелимое сумасшествие. Так зрение запечатлевает образы видимых вещей в рассудке. Причем (должно отметить), что многое страшное пропускается (нами) незамеченным, а то, что остается (что фиксируется вниманием) походит на то, о чем говорилось.
(18) Опять же живописцы услаждают наше зрение, мастерски составляя из многих цветов и тел одно тело и одну форму. Работа скульпторов. состоящая в изготовлении статуй, доставляет глазам приятное зрелище.
Таким образом, одни вещи по природе своей печалят (наше) зрение, другие же вызывают, (к себе) любовь. Многие же у многих вызывает любовь к многим вещам и телам и желание обладать ими.
(19) Итак, если взор Елены, наслаждавшийся телом Париса, передал душе ее желание и ревность Эроса, то что в этом удивительного? Если Эрос, будучи богом, имеет божественную силу богов, то разве более слабое существо в состоянии отогнать и отразить его от себя? Если же любовь есть человеческий недуг и заблуждение души, то не должно ее порицать как вину, но следует считать ее несчастием. Ибо когда она является, то является по прихоти случая, а не по решению ума и по принуждению Эроса, а не по заранее намеченному плану искусства.
(20) Итак, разве можно считать справедливым порицание Елены, которая сделала то, что она сделала, либо потому, что влюбилась, либо потому, что была убеждена словом, либо будучи похищена насильственно, либо в силу божественной необходимости (и таким образом не оказывается ли она) совершенно чистой от вины?
(21) Я снял своей речью позор с женщины, я оставался верным закону, который я установил в начале речи, я постарался уничтожить несправедливость позора и невежественное мнение (о ней), моим желанием было написать похвальное слово Елене, для меня же это было легким развлечением.


[1] Имя Елены стало обозначать Троянскую войну.
[2] Тут текст дошел до нас в безнадежно испорченном виде. Бласс восстанавливает это место следующим образом: «Итак, что мешает признать, что и Елена пришла против своей воли, все равно, как если бы она была похищена силой. Ведь, хотя поступок по убеждению по своему названию противоположен необходимости, но силу имеет ту же самую». Патон предлагает читать: «Итак, какая причина мешает признать, что и Елена, слушая боговдохновенные речи, была как бы похищена силою военных песен. Ибо внушение влияло, своего же ума еще не было». Еще неудачнее восстанавливает это место Краузе. Приблизительный смысл этого места по Г. Дильсу: «Итак, какая причина мешает признать, что и Елена пришла под влиянием речей как бы не по своей воле, как если бы она была силою похищена насильниками. Ибо можно видеть, как побеждает дело убеждения, которое, хотя не имеет внешнего вида необходимости, но силу имеет ту же самую, что и необходимость».
[3] Астрономия и метеорология представляли у древних одно целое и вначале составляли часть философии.
[4] Поправка Альдуса.
[5] Текст в этом месте испорчен. Перевод дается по общему смыслу контекста.
Смотри также: