По пути, пролженному Эврипидом, шло все дальнейшее развитие трагедии, явно обреченной, однако, на переход в другой вид литературы: по мере того как Эврипид все больше ослаблял связь своих драм с мифом, последний начинал все сильнее стеснять драматургов, и это толкало поэзию на поиски новых, более гибких форм. От преемников Эврипида не дошло ни одной драмы целиком кроме "Реса".
В "Лягушках" Аристофана Геракл спрашивает: жив ли Иофонт? (ст. 73-78). Так звали одного из сыновей Софокла, который еще при жизни отца одерживал победы на состязаниях,[1] причем он пользовался помощью своего отца. Из его пьес древние называют: "Ахиллеса", "Взятие Илиона", ,,Телефа", "Вакханок" и "Пенфея". В 428 г. он выступал в состязании с Эврипидом и Ионом, получив вторую награду; первую получил Эврипид за своего "Ипполита" (древнее предисловие к этой трагедии). Приписывали ему древние и "Антигону", оспаривая ее принадлежность его великому отцу.
Афиней (XI, р. 496b) указывает, что относительно трагедии "Пирифой" были сомнения, принадлежит она Эврипиду или Критию, главарю правления тридцати тираннов в Афинах. Этот ярый сторонник Спарты, о государственном строе которой он написал особое сочинение, среди бурной политической деятельности писал и трагедии; наиболее обширный отрывок сохранился из его трагедии "Сисиф".
Есть свидетельство,[2] будто сын Эврипида, носивший то же имя, после смерти отца поставил в Афинах "Ифигению в Авлиде", "Алкмеона" и "Вакханок". Племянник Эврипида, которому древние приписывали сочинение "Ореста", "Медеи" и "Поликсены", также носил имя своего дяди. Все это показывает, что в семьях и Эврипида и Софокла наблюдалась та же самая преемственность занятий, какая была вообще широко распространена у греков.
Ряд ценных свидетельств древних сохранился о трагическом поэте Агафоне. В "Лягушках" Аристофана на вопрос Геракла, где Агафон, Дионис отвечает, что этот хороший и желанный для друзей поэт, покинув его, удалился на "пир счастливых" (ст. 83-85). Схолии к этому месту указывают имя его отца Тисамена и объясняют ответ Диониса двояко: или Агафон к этому времени умер, или вместе с другими поэтами удалился в Македонию к Царю Архелаю. Дом Агафона избрал Платон местом действия своего диалога "Пир", куда по случаю одержанной Агафоном на состязании победы собрались его друзья с Аристофаном и Сократом во главе. Хотя Платон дал здесь полный простор своему художественному творчеству, все же несомненно, что обрисовке Агафона и его круга приданы исторические черты.
По свидетельству Аристотеля (Поэтика, гл. 18), Агафон первый стал отрывать содержание песен хора от связи с общим ходом пьесы и вводить "вставочные песни" в те места трагедии, где этого требовало ее исконное построение. У позднейших трагиков это чисто внешнее применение хора стало обычным и в итоге привело к полному его исчезновению из драмы, как это наблюдается в "новой" комедии.
Аристофан в комедии "Женщины на празднике Фесмофорий" (ст. 29-65) развертывает действие перед домом Агафона, откуда выходит сперва его слуга а затем и он сам. Отмечается здесь его стремление к красивым, утонченным словам и напевам (ст. 49, 60, 67); затем сам Агафон в сопровождении хора исполняет песенку, в которой Аристофан блестяще показывает свое мастерство литературной пародии (ст. 101 слл.). Ήο помимо этих художественных вкусов и приемов Агафона, Аристофан высмеивает его изнеженность, которая делает его как раз подходящим участником собрания женщин (ст. 90); при этом Аристофан откровенно подчеркивает противоестественность его привычек (ст. 35, 142, 205), чему соответствует и его женский убор (ст. 258). Подобные же сведения сохранил и Элиан (Пестр, ист. II, 21; XIII, 4). Задевал его Аристофан и в комедии "Геритад" (фр. 169 К), причем намеки его одинаково могут касаться как изнеженности его наружности, так и утонченности его стиля (фр. 326), отмечаемой и другими свидетелями.[3] Аристотель, отмечающий в своей "Поэтике" неудачу Агафона на состязании вследствие технической неловкости (гл. 18), в общем отзывается о нем вполне благожелательно (гл.9). Очень хвалит он (гл. 15) и изображение Агафоном жестокосердого Ахиллеса. Из пьес Агафона особенно известна была "Цветок", где и имена и события целиком принадлежали к области вымысла.[4]
Аристотель в "Поэтике" (гл. 16,17) дважды упоминает трагика Каркина, в частности его трагедию "Фиест". Одна надпись (IG, II, 971) отмечает победу Каркина под 447/446 г. От него надо отличать младшего носителя того же имени, победы которого указаны в надписи IG II 977, но кроме Заглавий его трагедий "Аякс", "Алопа", "Эдип", "Медея", "Семела", "Тиро" от них почти ничего не сохранилось. Время его жизни относится к 100-й олимпиаде, и он не раз бывал в Сиракузах (Диодор V, 5).
В трагедии Каркина "Медея" ее дети сами не выступали: в оправдательной речи Медея говорила, что хотела убить не детей, а Ясона.[5]
Древнее предисловие к "Медее" Эврипида приводит свидетельство Дикеарха о переработке для этой трагедии Эврипидом трагедии Неофрона, с которой сравнивает отдельные места трагедии и ее схолиаст (к ст. 666, 1387). Свида приписывает сикионцу Неофрону сочинение 120 трагедий, но, кроме все той же "Медеи", ни одна его пьеса точно не указана, а сохранившиеся от нее отрывки обнаруживают технику более позднюю, чем подлинные пьесы Эврипида, близкую к приемам трагиков IV века. Очень знаменательно, что Аристотель, в своей "Поэтике" не раз ссылающийся на "Медею" Эврипида, не только не отмечает ее зависимости от Неофрона, но и вообще не упоминает об этом трагике, что заставляет признать в свидетельствах о нем других древних наличие ошибки либо путаницы.
Среди папирусов Британского музея один, относящийся к II-III веку н. э., содержит отрывок пролога трагедии "Медея", сильно отступающий от Эврипида, но видеть в нем непременно остаток трагедии Неофрона нет оснований: может быть этот отрывок принадлежит трагедии Каркина или Дикеогена.[6]