Авторство и время написания трактата

Авторство Аристотеля в отношении дошедшего под его именем трактата "О мире" было подвергнуто сомнению еще в поздней античности (например, Проклом), окончательно же неподлинность трактата установил Эразм Роттердамский. В настоящее время принято считать, что сочинение датируется I в. до н. э. - серединой II в. н. э. (скорее всего I - серединой II в. н. э.). Как бы то ни было, оно пользовалось популярностью на протяжении всего позднеантичного времени и в средние века (о чем можно судить по большому количеству копий, а также по многочисленным переводам на латинский, сирийский и древнеармянский языки).
В XIX - начале XX в. трактат было принято относить к школе Посидония (поздний стоицизм с элементами платонизма), особенно в части естественнонаучных описаний. Однако, объективно оценивая его текст, следует сказать, что ничего связанного с идеями именно Посидония в нем нет. Прежде всего он слишком элементарен, и рассматриваемые в нем общефилософские проблемы освещаются в целом (см., например, гл. 1) в рамках общеплатонической традиции (которая, впрочем, не противоречила и позднему стоицизму). Что касается естественнонаучной стороны трактата, то здесь вообще не наблюдается выхода за пределы общеантичных представлений.
Интересно сопоставить "направление взгляда" трех предоставленных трактатов: Псевдо-Аристотеля, Солина и Ямвлиха. Если у Ямвлиха взгляд направлен исключительно вверх, на умозрительное, а у Солина - вниз, на занимательное, то Псевдо-Аристотель выбора еще не сделал (вернее, он совмещает и то и другое). С одной стороны, Псевдо-Аристотель отвергает увлечение мелочами, признает только глобальные описания явлений природы (см. гл. 1), с другой, его Бог еще не эмансипировался от мира и обладает бытием, по сути, только вместе с ним, так что о Боге, как таковом, рассуждать невозможно. Для трактата "О мире" характерна некоторая сухость языка естественнонаучных разделов (гл. 2-4; разумеется, тут отчасти виной конспективность изложения), которая, на наш взгляд, вполне компенсируется полными неподдельного пафоса описаниями космоса в целом (гл. 5) и роли Бога в космосе (гл. 6-7).
Читателю следует обратить внимание на оценку Псевдо-Аристотелем противоположностей в природе как источника всеобщей гармонии в космосе (гл. 5), сопоставив эту оценку с точкой зрения Ямвлиха на них как на причину гибели. Правда, у Псевдо-Аристотеля всеобщая гармония и гибель не отрицают друг друга: разумеется, он признает гибель отдельных вещей (в том числе и людей), но именно благодаря этой гибели мир у него спасается в целом. О спасении же отдельного человека здесь еще нет и не может быть речи (да и зачем ему спасаться, если душа все равно бессмертна и уж ей-то в любом случае ничего не грозит). Так что верный путь философа в жизни - сколько хватит сил любоваться этим совершенным материальным миром (не забывая в то же время усматривать в нем проявления божественного присутствия), а потом безмятежно умирать с сознанием неизбежности и совершенства всего происходящего (ср. гл. 6). Сравнивать Солина с автором трактата "О мире" вряд ли правомерно, поскольку он целиком зависит от Плиния Старшего. Интересно, впрочем, не адресован ли упрек Псевдо-Аристотеля в излишне подробной разработке мелких тем также и авторам энциклопедических сочинений, подобных "Естественной истории" Плиния? Ведь Плиний - весь в деталях, в подробностях, в мелочах (в чем, собственно, и состоит наука). При этом теряется из вида и мир в целом, и человек в мире, что, видимо, не соответствует умонастроению автора трактата "О мире".
И. И. Маханьков