О патронатах (or. XLVII F)

1. Если бы я не видел, государь, что ты в течение долгих лет, среди множества дел, ищешь радости в благе подданных и желаешь, чтобы никто не терпел неправды ни от кого, я остановился бы, может быть, на решении пребывать в бездействии и не стал бы беспокоить и докучать тому, кто выслушает меня с неудовольствием. Но так как твой нрав внушает мне надежду, что тем, о чем я намерен сказать, я и угожу тебе, и склоню тебя в пользу своего мнения, и приобрету известность твоею ко мне благосклонностью, то с радостью и готовностью приступаю я в совету, который скорее будет иметь вид твоего, чем моего так как словам ты даешь силу, довершая их делом. А без последнего слово оставалось бы тщетным.
2. Что касается тех, которые будут гневаться, людей, увеличивающих свое благосостояние насчет бедствий ближнего, я знаю, государь, их много и они сильны, но уверен, что, как они ни будут раздражены и как ни будут они добиваться мщения мне, это им никогда не удастся, пока твоя глава хранима богами, ценящими твою жизнь. Не захочешь ты предать своего советника и, стараясь помочь ему, будешь в силах то выполнить. К чему же молчать, питая опасения, беспричинные при такой надежной защите?
3. Итак мое желание, чтобы благоденствовали и правители над всеми государственными силами, и подвластные им начальники частей государства и чтобы жили в довольстве и те, и другие, но, чтобы они не пользовались, однако, неправым прибытком и другим не давали воли переступать в своей дерзости все границы. В наше время подобный образ действий наблюдается нередко. Выслушай же, государь, и прими к сведению.
4. Есть большие деревни и каждая из них имеет над собою много господ. Они прибегают к помощи воинов, что помещены у них на постое, не для того, чтобы себя обезопасить, но чтобы другим вредить. Платой воинам служат продукты земли: пшеница, ячмень, древесные плоды, или же золото, или другая равноценная монета. Выставив себе на защиту их десницы, уплатившие покупают себе свободу полного произвола действий. И вот одни причиняют соседям бедствия и хлопоты: отнимают участки земли, вырубают деревья, хватают скот, режут его, разнимают его на куски, съедают. Тут другие, хозяева, смотрят и льют слезы, а те угощаются и насмехаются, да еще так далеки от опасения, как бы кто не проведал о их поступках, что добавляют угрозы не пощадить и прочего. 5. Тебе, государь, это представляется возмутительным, но не слыхал ты самого важного, если важнее коз и овец дочери, а и их они не щадят. Что ж говорить после того о побоях, издевательствах, о том, как женщины таскают женщин, ухватив их за волосы, как они делают негодными к употреблению хозяев колодцы, кидая в них отбросы, как лишают их рек и с ними садов, все благодаря тому, что содержать те в большем, те в меньшем числе воинов, которые большею частью сидят на деревне и после обильной мясной трапезы и выпивки предаются сну, дабы, если кто из обиженных с горя вздумает обороняться и попадет удар и воину, это было бы на погибель виновному, так как в этом случае никакого оправдания не допускается, ни при каких обстоятельствах? [1] Следует, говорят, быть покорным воину, как бы пьян он не был, вынося все терпеливо, и законы в таких случаях ничего не значат. 6. Вот что превращает земледельцев в разбойников, вот что влагаешь им в руки железо, не то, что дружит с землею, а то, что убивает [2]. Дело в том, что с возрастанием, благодаря пребывающим у них на постое воинам, их могущества, растешь и дерзость, так как стражи области смотрят, по пословице, сквозь пальцы. Они уверены, что их помощь существующему порядку будет хорошо оплачена, благодаря патрону. Действительно, и такому злу они придали это название. Между тем оно, полагаю, подобает тем, кто правою помощью обеспечивают слабых против насилия.
7. Но этот патронат поступает совсем наоборот. Он даешь силу на то, чтобы вредить другим. В числе них являются и сборщики подати [3]. Желал бы, чтобы они явились здесь свидетелями мне и вопияли о том, каковым испытаниям они подверглись. Во всяком случае показание сопровождалось бы слезами людей, сделавшихся из состоятельных бедняками. Ты требуешь, государь, объяснений, как стали они такими? В деревни эти, укрепленные военачальниками [4], являются люди, коим предстоит взыскать подать, для коих сбор её является специальным их делом, их повинностью [5]. Так вот сначала они требуют её спокойно и тихо, но встречая презрение и насмешки, уже с раздражением и голосом более громким, так, как естественно поступать людям, которые терпят неудачу в справедливых своих требованиях. Далее они пускают в дело угрозы деревенским властям, бесполезно, так как их меньшинство среди деревенского населения, пользующегося доходами с земли. Наконец они хватают их и влекут за собою. Те показывают. что у них найдутся и камни. 8. И вот сборщики возвращаются в город, получив вместо натуральной подати [6] раны, и кровь на плащах их ясно свидетельствует, чему они подверглись. Нет человека, который проявил бы гнев свой за них, и того не дозволяет влиятельность лица, получившего мзду, но несчастные узнают, что надо вносить или подвергнуться бичеванию до потери сознания. В виду настоятельной необходимости выполнить обязанность, а с деревень получить что-либо, отчаявшись и опасаясь там новых увечий, за недостатком золота и серебра, они плачут да продают служанок, продают рабов-провожатых, сыновей своих дядек, которые тщетно обнимают колени продающего их хозяина. 9 Являются они и в поместья свои, но не так, как раньше, с детьми, но с целью эти поместья продать, с покупщиками их. Устраивается для них общий стол, а цена за землю на глазах продавца идет на подать. Удаляясь из отцовского, иной раз еще дедовского поместья, смотря на могилы близких своих и посылая им рукою прощальный привет в знак почтения, моля у них прощения, они удаляются. Затем наступает для них забота о пропитании себя, жены и детей, наконец, когда ни каких путей к тому не оказывается, необходимость просить милостыни.
10. Так сенатор вычеркивается из списка сената, при чем не губка стирает буквы [7], но вызывает то отсутствие имущества, Вот причина, которая делает сенаты из важных незначительными, вот причина, которая многолюдство каждого из них превращаете в малолюдство, вот что является невзгодою для целого города [8]. В самом деле, если в остальном он пользуется благополучием, а хромает по этой части, то прочее маловажно и умаляет состояние царства [9]. Ведь в подданных своих последнее развивается и наоборот. Итак эти хваленые патронаты вредят сенатам, вред, нанесенный последним отзывается на городах, в свою очередь, им причиненный вред сказывается на военных силах. Ими пренебрегать тебе, государь, не следует, при посредстве их можно побеждать, но не покоряться и грозить, но не бояться угроз. Отмени такие патронаты, существования коих у нас могли бы пожелать враги наши.
11. Искать патрона случается не только тем селениям, которые принадлежать многим, при чем каждый владеет небольшой долей земли, но и тем, где владельцам земли является одно лицо. И эти селения увеличивают расход хозяина тратою на наемников, доставляя и выдавая жалованье им из тех средств, каких лишают хозяина. Между тем это селения знатных людей и таких, которые в состоянии протянуть обижаемым руку помощи. Но не для избежания притеснений, а в целях наносить вред, полагаю, покупают жители боевую силу из того или другого числа воинов, опираясь на которую в течение долгого времени, и на собственных господ своих, когда те торопят их с работою, какой требует земля, они устремляют свирепый взгляд, как будто на них не лежит никакого обязательства и они работают по доброй воле и как будто они не намерены приступить к работе, если хозяева их не уговорят к тому. 12. Первые, отважившиеся на это, быстро нашли многих последователей. явившихся подражателями дурному примеру. И вот они подают жалобы и обвиняют, а у других есть помощники и на словах, и на деле, и помощник одерживает верх над законами, так что происходящее пред нами представляет скорбное зрелище. Что же именно? крики тружеников-земледельцев [10] дерзкие речи, толпа адвокатов, процессы, тяжбы, победы. Один уходит, поникнув головою, другие следуют за ними, издеваясь. Нечто подобное, государь, произошло и у меня.
13. Иудеи, из тех, что, с очень давней поры, обрабатывают у нас землю, четыре поколения, пожелали изменить свое положение, и, стряхнув старое иго, требовали сами установить свои отношения во мне. Я не снес этого и обратился в судилищу. Заседавший, узнав, что они, против него замышляют дерзость, в чем полагают свои надежды, одних связал двойными узами, тюрьмы и колодок, других приказал вести на допрос [11]. Отдав такое распоряжение и рассердившись на меня, когда я заикнулся о их освобождении, он поспешил уйти куда то в другое место, а те обратились туда, где большинство устраиваешь свои ловкие проделки, в дом военачальника, под сень щита, всегдашнего противника правосудия. Пущены в ход и ячмень, и пшеница, и утки, и сеяо для коней. 14. Тог приказал оставить в покое дезертиров, а судья повиновался и согласился. И стать судья, чем не был, а чем был, перестал быть, из судьи стал защитником. Вследствие этого он ежедневно оттягивал дело с своим приговором мне, засылая то того, то другого с заявлениями, что уже намерен вынести его, что ему досадно, если еще не решил дела, служа ревностно потворству враждебному богам. И так ясно было, что он намерен пожертвовать справедливостью в угоду другому, что некоторые из моих 8накомых, выходившие от него ночью, говорили встречным, что процесс мой решен и победа будет на стороне противников.
15. Что это было так, оказалось на следующий день. Риторы, выступившие с моей стороны, при обилии у них сильных доказательств, выслушивали приказание молчать, а со стороны тех, кто защищал моих противников, ни один аргумент не казался слабым, хотя все они были только тенью таковых. Но когда вынесен был приговор, такой, какого желали шлем и панцирь, тот, кто дал его, сам себя уличал, — совесть не давала ему покою, — и перед своими посетителями, хотя они ни в чем его не винили, разражался всякими клятвами в том, что в самом деле правильно рассудил тяжбу. Это понятно: он считал меньшим злом нечестие в отношении к богам, нежели раскрытие чего нибудь такого, о чем молчание военачальнике предпочел бы. 16. Я же предпочел бы, чтобы он более опасался изменить требованиям справедливости, чем того, как бы кто нибудь не узнал, что он отдал такое распоряжение. Ведь если последнее было справедливо, чего ему было стыдиться, а если нет, зачем он стремился к таким решениям? Если справедливость не была соблюдена и для меня, который так много трудился на поприще красноречия, удостоен твоих грамот и могу рассчитывать на сочувствие бывших учеников моих, что же предполагать о прочих, у кого нет никаких таких преимуществ?
17. Итак вот мои доказательства в пользу того, что такими уловками земледельцев колеблется благосостояние многих домов. Ведь такие земледельцы, двери таких приютов, такие наймы, такие сделки, такие добытки, такие убытки, такие поводы торжества и уныния наблюдаются в каждом городе. Даже из прочих деревень, которым нет возможности так дерзко нарушать право, немало людей, покинув жен и детей, отправляются к этим сильным людям. к таким башням [12], чтобы воспользоваться их беззаконным могуществом. А если выищется кто нибудь, кто станет винить военачальника, последний сразит своего обличителя, заявив только, что это уж его дело, и тем отбояривается.
18. Кому же надлежит положить конец этим способам отделываться от обязательств, кому надлежит сохранить деревни за теми, кто их взял за себя? Твое, государь, это дело. От тебя должен исходить этот дар. Тебе приходится и страдать, и излечить зло, и не закрывать глаз на то, как распространяется это соревнование. Вернее сказать, оно уже долгое время не замечалось и надо, чтобы зло это было наконец остановлено.
19. Иной задаст мне в защиту земледельцев вопрос, разве не позволительно будет им искать себе средств облегчить свое положение. Я бы сказал, таких, какие не противны справедливости, да, недобросовестных — никоим образом. Первым из них является помощь от богов, какая достигается молитвами и жертвоприношениями; затем та, что заключается в отводе потоков, способных повредить полям, и в проведении тех водных источников, от которых ожидается польза полям [13]. Можно, наконец, склонить на милость к себе и владельцев земли, чтобы освободили от одного, даровали другое; если, далее, подчиненные им люди нуждаются в судебном процессе [14] между собою, чтобы владелец выступал за них, за исключением особо важных случаев. Но не следует пользоваться всякими способами помощи себе, если они даже будут противны закону и лишают меня власти над тем, что мне принадлежит. Есть у нас, царь, города на границах с варварами. Так вот, если город одолеваемый другим в каком-нибудь споре или соревновании, призовет на помощь соседей-варваров, такой его поступок можно ли будет снести и одобрить, похвалы ли будет он достоин или скорее наказания? По моему, такой город стоит даже срыть до основания. превратить его в могилу его граждан, дабы не допускать подобных побед. Ведь если и надо было ему одержать верх путем той или другой поддержки, таковая должна была явиться дома, от своих.
21. Ведь и рабу, который желает получить удовлетворение за то, что потерпел, не подобает обращаться к тому или другому и приступать с мольбою к лицу, коему власть над ним не принадлежишь, отстранив своего господина. Тогда бы он уже не весь принадлежал!, господину, но в немалой части тому, кто помог ему, и стал бы уделять ему и привязанность свою, и свой физический труд. Конечно, и такому рабу возмездия искать следовало, но искать его при посредстве господина. Α чужие слуги нередко способны даже отнять раба у его хозяина, который вследствие помощи ему другого встречает со стороны раба небрежное отношение к себе.
22. «Но, скажет мой противнику как же быть, если владелец деревни оказывается более слабым, чем то допускают нужды её, и если представляется надобность в личности более сильной? Пусть тогда те, кому то нужно, обращаются к владельцу, а владелец к влиятельному лицу, ты проси владельца, а тот пусть обращается с просьбой к этому лицу. Таким образом и ты получишь помощь, да и владелец не пострадает, благодаря сохранению установленных отношений. Не бывало бы тогда так, чтобы эти сильные люди земледельцев, живущих вдали от городов, проводящих время в обществе своего скота, слушались и им помогали, а на господ их и внимания не обращали, и получить взятку с первых считали в порядке вещей, а со вторых неподобающим, в то время как это одно и то же. Но не все равно, дают ли людям сильным господа в интересах работников, или работники против господ. Одно укрепляет имущество за его владельцами, другое не дает им чувствовать себя спокойными, находясь как бы на зыбкой почве. 23. Кроме того, у немалого числа их есть и сила на то, чтобы помогать другим. Почему же не достаточно для земледельцев, а скорее и для владельцев и их интересов, чтобы стратеги приобретали по корыстолюбию своему собственному? Если бы через посредство владельцев, земледельцам не было бы при этом надежды воспользоваться собственностью своих господ против них. Но им желательно было, чтобы им самим можно было предпринимать против господ своих, первых, потом и против множества других лиц то, о чем я рассказал выше. Вот почему тех, кто владеет силой законной, но невооруженной, они так мало ценят, как будто бы их и не было.
24. «Ничего нет недозволительная, говорит против-ник, в том, чтобы они брали себе еще лишних попечителей». Что это не так, я доказывал там, где говорил о рабе. То же должен я сказать о земледельцах. В самом деле, если даже бог отнял у них всякую силу, лучше жить в такой их слабости и нести бремя судьбы, чем покупать силу и унижать владельцев, так как и жена, конечно, была бы сильнее при двух мужьях, но разве кто одобрить, что одного она имеет в браке, а другого как любовника. А между тем нередко прелюбодей может быть богаче и от него может быть больше пользы женщине, чем от того, кто взял ее за себя по воле Гименея. Но разве мы потерпим её речи, вроде того, что не все равно один и два, высокий и низенький, красивый и безобразный? Так исчезнет закон о браках, которым больше всего крепка жизнь людей.
25. Иной из тех, кто льстить властям, скажет и такое слово, что у военачальников уменьшатся доходы, если заградить путь этому притоку средств. Что ж дурного, если прекратятся нынешние неправые источники дохода? Не о том стоить подумать, получать ли они меньше, а о том, не будет ли это справедливее, чем нынешний порядок и не избавить ли это от дурной славы лиц, стоящих у военной власти. Ведь одинаковая выгода и для притеснителей, и для обиженных последним больше не страдать от неправды, а первым больше не делать её.
26. «Военачальники, говорит он, придут в уныние, если им будет воспрещена такая жатва». Но ведь и воры, и подкапыватели, и срезыватели кошелей, и те, кто тревожат могилы и покушаются на священную казну, все эти люди бывают недовольны наказанием за каждый проступок. Но они недовольны, а законы вопиют за ту кару, какой должны подвергаться уличенные в преступлении. И хоть вполне они не уничтожают дерзости этих людей, однако немало ослабляют самую решимость их. Не найдется человека столь отчаянного, который посмел бы сказать: «Государь, отменим эти законы, мешающие деятельности этих преступников, дабы не огорчить тех, кому они не дают поживиться и дабы не казалось, будто мы завидуем их благополучию». 27. Пусть же поэтому и военным чинам будет закрыта дорога к неправому добытку и пусть никто не позволяет себе их интересы блюсти, а долей тех, кто владеет немногим, пренебрегать. Ведь не то поддерживает у римлян их мощь и страх перед ними врагов, если ежедневно и еженощно военачальникам будет являться надобность в новых ларцах для притока их богатства; не от богатства станет вождь способнее к своему делу, а благодаря доблести, выучке, ревности к славе, большей боязни порицания, чем смерти. 28. И не тот человек по справедливости должен обладать такою властью, у кого можно насчитать немало талантов, но тот. за кем числится много военной добычи, пленников, трофеев, вроде тех военачальников, каких видать случалось нашим отцам. Из них один, долгое время стоявший во главе многочисленного войска, едва собрался со средствами купить одно поместье, да и то не из лучших, рабов, и тех всего одиннадцать, мулов двенадцать, коней трех, лаконских псов четырех, но при всем том страх, пред ним жил в душах врагов. На бабке моей [15] он женился с большим приданым, а калымом была его слава. После женитьбы он и за обедом не допивался допьяна, — того не бывало с ним и в пору его военной карьеры, — ни когда созывал гостей, ни когда его самого звали в гости, но чрево свое он держал в повиновении не менее, чем своих воинов. Нынешнее же поколение портит и самая жизнь в таких условиях, заставляя их больше дорожить жизнью, чем честью, и побуждая их от опасностей, сопряженных со славою, бежать туда, где можно предаваться роскошной жизни [16]. 29. Вследствие этого всем вам надлежало бы не давать военачальникам средств к обогащению, а внушить им стремление к великим подвигам. На самом деле они имеют перед глазами одну цель, деньги, и всякий случай, могущий дать их, ловится ими на лету и в домах их вздымаются путем накопления все новых сумм такие горы золота и серебра, что, узнавая о них от приставленных к этому лиц, они не верят, чтобы у них было столько денег. А в вашей сокровищнице. коей, как правительственной, следовало бы быть полной более, чем их казне, чуть не весь пол наружу, а покрыто лишь малое пространство. Однако, зная то и другое, вы не привлекаете к обложению на нужды войны хоть что-нибудь из их имущества, но не трогаете скопленных ими капиталов, хотя есть основания, побуждающая наложить на них руку. 30. Охотно задал бы им вопрос пред этим троном, к чему такое обилие у них денег, есть ли смысл в этих кучах их. Не могли бы они сослаться ни на дочерей, ни на сыновей, ни на браки тех или других, ни на пору возведения своего в консулы, ни на какой либо другой расход, против которого ничего нельзя было бы возразить. Так побуждаете вы и не желающего пускаться в такие траты, о которых и во сне помыслить вредно. Так, если кто-либо ставить вас не высоко, скорее сойдет у вас за благодетеля, чем если бы все вам дал. 31. Если же они не могли бы не брать, но неизбежно им страдать этим недугом, много, из многих ключей струится для них потоков и нередко каждого превращают они в Мидаса, Кинира с их богатствами. Для того, чтобы им можно было брать, столько поступает от окружающих их лиц, дающих взятки, столько с провианта для воинских отрядов. Им можно умершего превратить в живого и от имени покойника кормиться самим. 32. При величине этих средств есть Пактолы еще более обильные, золото, которое по справедливости должно бы оставаться в руках солдат, а переходить на руки военачальниками благодаря чему воин одетый в обрывки обуви и плащ — один призрак плаща, нищ и уныл. Нередко доход поступает и на счет желудка солдат, так что на битвы выводят голодных людей. [17] 33. Изобретены и другие хитрости, по прибыльности не хуже золотоносной почвы. Происходит замедление во взносе сенатом подати, не представляющей недоимки, и все же поступившей [18]; это затем вызывает гнев властей, в конце концов ценою примирения являются деньги. Деньги поступают еще и по такому поводу: воин раззадоривает торговца, насмехаясь, задирая его словами, задевая, стаскивая с места, и волоча за собою. Тогда этот и сам дает волю рукам, но так как поступки того и другого оцениваются не одинаково и людям этого сословия запрещается оскорблять воина словом или действием, то того, кто причинит обиду был вынужден, хватают, заносят его имя в списки, и от смерти под плетями он откупается взяткою. Много ежедневно таких посевов и жатв, малых сравнительно с той, о которой скажу сейчас. Это плата за должности, серебро в таком количестве, что хоть грузи на верблюдов. Не считаю того, что ежегодно поступает в их дома от вашего 34. После такого дождя взяток какая надобность делать несчастными людей, у которых нет ничего, кроме поместий? К чему содействовать тем, которые стремятся увеличить свои богатства нечестивым доходом? Скорее несправедливых доходов много; ведь и те, что истекают от могущества, несправедливы, но гораздо несправедливее вот какой. Отец или мать, или родители их оставляют мне в наследство поместье, или я купил сам поместье, где у меня земледельцы, люди смирные и благословляющие судьбу под моим кротким господством. Но вот, получив их в свои руки, ты вовлекаешь их в безумные поступки и вызываешь нежданную войну, а знатных людей делаешь бедняками.
35. Но эти господа по доброй воле никогда бы не обуздали своей ненасытности. Дело, государь, требует твоей мудрости и твоего высокого положения. Ты один можешь явиться врачевателем несносной язвы. Не думай, однако, что услышишь от меня о законе. которому надлежит одних сдержать, другим помочь. Есть он, и писан, и установлен, и виновником его является тот, кто потушил тиранию [19] и остановил скифский пожар. Величайшей для меня опорой в моей борьбе с тем, что происходит, является то, что с моею речью согласуется в своем законе царь, как выразился бы Гомер, богоподобный душой больше, чем телом.
36. О чем же я сейчас стараюсь, если давно уже установлен закон о том? Не о том, чтобы был введен закон, — это было бы смешно, — а о том, чтобы он не оставался мертвой буквой. Тщетен, да, тщетен, государь, текст его, так как продолжаются посещения, продолжаются приемы, при чем одни не ищут себе защитников, другие это делают. Что делалось, когда никакой закон не препятствовал, то происходить и при запрещении со стороны закона, и велико зло это, и молва о нем повсюду. 37. Прошу тебя дать закону силу путем наказания людей, не оказавших ему повиновения Какая же выгода от текста закона, если он ничем не будет разниться от портретов, от которых ничего действительного быть не может? Это наказание подданным, не к чести и законодателя, так как воля его не имеет силы. Но неужели тот, кто нарушил закон такого то государя, понесет наказание, а нарушившей твой собственный останется без возмездия? И остальным твоим будет он верен, а в этом законе настоит на своем, хотя он исходить от той же воли и того же порфироносца? 20. Дай же силу закону и сделай его действительно законом вместо простого названия. Если же не хочешь, подвергни его изъятию. Лучше, чтобы его не стояло в списке законов, чем чтобы, будучи утвержденным, он подвергался обходу. Но пусть никогда не придется мне узреть этого, пусть он остается бессмертным вместе с твоим родом и пусть впредь положение улучшится, благодаря наказанию нарушителей закона.


[1] См. ниже, § 33.
[2] Срв. о Marathocapreni (название у Марц.) ерр. 1443. 1450. orat. XLVIII 36, vol. III pg. 445. Amm. Marc. ХХVIII 2, 11-14.
[3] Они же πολιτευόμενοι. В виду содержания речи Gothofredus, ad cod. Theod., Lib. XII, tit. 1, 28, относил ее как раз к году опубликования этого закона, в защиту членов курии против насилий военных чинов, трибунов, дуков, комитов, подвластных magistro militum. — Речь привлечена и у Сhароt, La frontière d'Euphrate, pg. 154.
[4] См. конец предшествующего примечания.
[5] Эпизод, характеризующей тягость ответственности за сбор подати, см. ер. 163.
[6] άντὶ ϰαϱπῶν τϱαύματα. Разумеются подати натурою, τὰ ἐν εἴδει, срв. примечание 2 к § 19-му речи Против Тизамена.
[7] Срв. Против Икария 1, § 31.
[8] Сборщиками податей являются здесь сенаторы, πολιτευόμενοι. В виду содержания речи Gothofredus. ad cod. Theod. lib. XII, tit. 1, 128. относил ее как раз к году опубликования этого закона в защиту членов курии против военных чинов, 392-му (t. IV; pg. 499). Но Förster, vol. III pg. 401, n. Указывает, что, согласно § 1-му речи, Феодосий царствует уже давно.
[9] Сенат — основание (ὁ ϑεμέλιος), против Икария II § 23, vol. III pg. 56, 26. См. особ. orat. XLIX (К Феодосию, за сенат), vol. III. 452 sqq. О причинах их упадка см. тоже против Тизамена, § 13.
[10] τῶν πεϱὶ τὴν γῆν <πόνους> ἐχόντων Reiske cf. § 22 οἱ πεϱὶ τὴν γῆν.
[11] τὰ ὄντά φϱάσοντας. F, «num φϱάσαντας»? R, τὰ ὄντά μὴ φϱὰσοντας Gothofredus.
[12] Срв. стр. 40, 1.
[13] Указание на ирригационную систему, срв. § 5, срв. сравнение orat. I § 53, vol. I pg. 109, 20 F, стр. 21.
[14] Вместо δίϰης που, как читает и Förster, Reiske предпочитает διϰαστοῦ: «в судье»
[15] О смерти её Либаний упоминает ер. 1402.
[16] Срв. к этому характеристику у Либания современного военного сословия orat II, § 33 vol. I p. 251 F.
[17] Срв. orat. II § 37, vol. I p. 250, 19 sqq. P.
[18] К этому см. речь Против Тизамена § 19 след , см. выше, стр. 141 сл.
[19] Максима, срв. orat. de Tarasyd. §27, ер. 765: «Мои мольбы о доме царя, пишет здесь Либаний Мардонию (по предположению) Seeck'а, S. 204, препозиту sacri cubiculi при Аркадии), знают все люди, ведущие со мною знакомство, и все боги, знают и то, что этим путем я был участником его похода против тирана», срв. Zosim. IV 46, срв. еще orat. XIX (К Феодосию о мятеже), § 14.