Первая часть этой речи потеряна. Поэтому в ней нет ни вступления, ни диэгезы, а только аргументация. Но возможно предположить, что это - "девтерология", т. е. вторая, дополнительная речь: как мы сказали во введении к речи III, при суде в Ареопаге каждой из тяжущихся сторон предоставлялось по две речи. Таким образом, изложение дела было в первой речи. Юридический казус, для которого она написана, тот же, что в речи III. Дело идет также о нанесении раны с целью убийства с заранее обдуманным намерением. Поэтому суд происходит также в Ареопаге. Наказание, грозящее подсудимому, - также изгнание из отечества и конфискация имущества.
Истец и ответчик совместно пользовались девушкой-рабыней. Истец доказывал, что он был единственным собственником ее; ответчик утверждает, что она была предметом общего владения их обоих.
Дело, по-видимому, состояло в следующем. Между этими противниками возник спор по поводу литургии (см. речь III, примеч. 4), которую один хотел свалить на другого; дело дошло до обмена имущества (из этого видно, что оба они были люди состоятельные). Но они скоро примирились, и в силу этого каждый должен был вернуть имущество прежнему владельцу. Но еще раньше этого они вскладчину купили рабыню и пользовались ею сообща. По-видимому, она находилась у подсудимого, а при обмене имущества она, вместе с прочим достоянием его, перешла к обвинителю; из-за нее-то, как уверяет подсудимый в § 2, истец и желал произвести обмен имущества (но текст в этом месте не вполне ясен). Когда произошло примирение и оба имущества вернулись к прежним владельцам, обвинитель, возвратив подсудимому волов, рабов и все прочие предметы сельского хозяйства, рабыню оставил себе, как будто единственный владелец ее, не уплатив совладельцу затраченной им на нее суммы. Ввиду этого ответчик, придя однажды в дом истца (впрочем, по приглашению его, как видно из § 11), заявил свои права на нее. Между ними произошла драка, причем истец получил легкую рану, за которую он и привлек своего соперника к суду.

* * *

(1) Странное дело, члены Совета: он оспаривает, что между нами состоялось примирение, и, не имея возможности отрицать, что он вернул пару волов, рабов и все предметы сельского хозяйства, полученные им[1] при обмене имущества,[2] тем не менее отрицает наш уговор о рабыне, о том, чтобы нам пользоваться ею сообща, - хотя его согласие касалось очевидно всех предметов. (2) Обмен имущества он произвел, несомненно, из-за нее: но причину, по которой он отдал то, что[3] получил, он едва ли укажет другую (если захочет сказать правду), кроме той, что друзья устроили примирение между нами по всем этим пунктам. (3) Как жаль, что ему не выпал жребий быть судьей на Дионисиях![4] Тогда вам было бы видно, что он со мной примирился, если бы он присудил победу моей филе.[5] Но он записал это в наше условие, а жребий ему не выпал. (4) Что я говорю правду, это знают Филин и Диокл;[6] но им нельзя выступить свидетелями, потому что они не принесли присяги по делу, по которому я обвиняюсь; а то у вас не было бы никакого сомнения в том, что я его предложил в кандидаты на место судьи и что, насколько от меня зависело, он сел на судейском месте. (5) Но пусть он был моим врагом, если он так хочет; я не стану с ним пререкаться об этом; это безразлично. Итак, я пришел сам с целью его убить, как он утверждает, и силою вошел к нему в дом. Так почему же я его не убил, если жизнь его была в моих руках и перевес был на моей стороне до такой степени, что я мог даже увести с собою рабыню? Пусть он объяснит это вам. Нет, он не может этого сказать. (6) Затем, все вы знаете, что ударом кинжала я скорее убил бы его, чем битьем кулаками. Между тем, как видите, он и сам не обвиняет меня в том, что со мною было что-нибудь подобное, а говорит, что удар ему нанесен был черепком.[7] Но уже из его слов видно, что тут не было обдуманного намерения. (7) В самом деле, я не пришел бы так, безо всего, потому что ведь неизвестно было, найду ли я у него что-нибудь, чем его убить, но, идя к нему, я взял бы что-нибудь из дома. Но он признает, что я пришел к нему на пир, где были мальчики, флейтистки и вино. Если так, то какое же тут обдуманное намерение? Я, с своей стороны, никоим образом его не вижу. (8) Но он в своей безрассудной страсти поступает как раз наоборот по сравнению с другими: он хочет сразу двух вещей,-- и денег не отдавать, и владеть этой рабыней. Возбужденный страстью к ней, он имеет наклонность драться и буйствовать; приходится по необходимости дать ему отпор. А она, желая, чтобы мы оба любили ее, то его, то меня уверяет в своей любви.
(9) Я, как сначала смотрел на это спокойно, так и теперь смотрю; а он дошел до такого безумия, что не стыдится называть синяк раной, приказывать носить себя на носилках и делать вид, будто он чувствует себя ужасно плохо, - и все это из-за распутной бабы, которой он может владеть без всяких пререканий, если отдаст мне мои деньги/[8] (10) Он уверяет, что против него готовилось опасное покушение, и возражает мне по всем пунктам; однако, хотя он мог представить доказательства этого посредством пытки этой женщины,[9] он на это не согласился. А между тем она дала бы показание: во-первых, о том, обоим ли нам сообща она принадлежала или ему одному; потом, уплатил ли я половину денег или он отдал все; помирились ли мы или все еще были врагами; (11) затем, по приглашению ли я пришел или никто меня не звал; он ли начал драку пли я первый ударил его. Каждый из этих вопросов и все другие легко было бы выяснить как судьям, так и всем другим.
(12) Вот сколько аргументов и свидетельств представил я вам, члены Совета, в доказательство того, что здесь не было заранее обдуманного намерения и что вообще я не виноват перед ним. И, как для него послужил бы важным доказательством истины его показаний мой отказ подвергнуть пытке моего раба, так, думаю я, для меня должно служить столь же важным свидетельством моей правдивости его нежелание представить доказательство при посредстве этой рабыни; не должно придавать такого большого значения и его заявлению, что она - свободная; ведь и от меня в одинаковой степени зависит ее свобода, потому что я уплатил столько же денег. (13) Нет, он лжет, он не говорит правды. Получается возмутительная несообразность: для освобождения себя из неприятельского плена я мог бы сделать с ней что угодно; а когда я подвергаюсь опасности лишиться отечества, у меня не будет возможности даже узнать от нее правду о том деле, за которое я попал на суд. А конечно, гораздо более справедливо было бы подвергнуть ее пытке по этой причине, чем продать ее для выкупа себя от неприятелей, потому что, если неприятели захотят отпустить из плена, то можно добыть денег другими способами, чтобы вернуться на родину; а если попадешь в руки личных врагов, то это невозможно, потому что они не стремятся получить деньги, а ставят своею целью изгнать своего врага из отечества. (14) Поэтому вы не должны верить его заявлению, что он не хочет подвергать пытке эту женщину потому, что она будто бы свободная; скорее вы должны признать его виновным в ложном доносе на том основании, что он, не воспользовавшись таким верным способом найти истину, надеялся легко вас обмануть.
(15) Разумеется, предлагаемое им средство - подвергнуть пытке его слуг, вы не должны считать более надежным, чем предлагаемое мною.[10] Ведь то, что они знали, - именно, что я пришел к нему, - я тоже признаю; но пришел ли я по приглашению или нет, а также мне ли был раньше нанесен удар или я нанес его, - об этом она могла лучше знать. (16) Кроме того, если бы мы стали пытать его слуг, принадлежащих только ему, то, вероятно, они, в угоду ему и вопреки правде, сделали бы ложное показание против меня; а она принадлежала нам обоим, потому что мы оба одинаково заплатили за нее деньги, и она лучше всех знала, так как из-за нее случилось все, что произошло между нами. (17) Я вполне понимал, что, даже если подвергнуть пытке ее, я все-таки не был бы в одинаковом с ним положении; но я готов был идти на этот риск: она, несомненно, им гораздо больше дорожила, чем мной; с ним она действовала во вред мне, а со мною никогда не делала ничего против него. Но все-таки я думал найти в ней защиту, а он не доверял ей.
(18) Итак, члены Совета, ввиду столь опасного для меня положения дела, вы не должны с легким сердцем принимать на веру его слова: подумайте о том, что для меня решается вопрос об отечестве и достоянии, примите во внимание эти предложения.[11] Не требуйте доказательств еще сильнее этих, потому что, кроме этих, я не мог бы привести других в пользу того, что у меня не было злого умысла против него. (19) Прискорбно мне, члены Совета, что мне грозит опасность лишиться таких великих благ из-за распутной бабы, из-за рабыни, и за что? Какое зло сделал я государству или ему самому? Перед кем из сограждан я хоть в чем-нибудь провинился? Ничего подобного я не сделал, а тем не менее, как это ни противно здравому смыслу, я рискую из-за них навлечь на себя гораздо большее несчастие.[12] (20) Итак, прошу вас, умоляю ради ваших детей и жен, ради богов, покровителей этого места,[13] сжальтесь надо мною, не отдавайте меня во власть ему, не ввергайте меня в бедствие безысходное: я не заслужил такой кары - изгнания из отечества, а он не вправе требовать такого наказания для меня за то преступление, которое я будто бы совершил по отношению к нему, хотя на самом деле я его не совершил.

[2] См. введение к этой речи и примеч. 4 к речи III.

[3] Принято чтение ά̉ (Hude) вместо μ (Thalheim).

[4] Праздник в честь бога вина Диониса (иначе Вакха), называвшийся «Великие Дионисии» (в отличие от «Малых») и справлявшийся весной, в марте или апреле.

[5] На основании намека оратора (впрочем, не вполне ясного) надо представлять себе дело в таком виде. Когда между противниками состоялось примирение при посредстве их друзей (§ 2), они заключили условие (§ 3), конечно, частного характера, одним из пунктов которого было обязательство обвинителя, что если он будет выбран судьей на состязании (вероятно, музыкальном) во время Дионисий, то признает победительницей филу, к которой принадлежал подсудимый. Конечно, нельзя предполагать, чтобы тут не было личного мотива: вероятно, литургия подсудимого (о которой мы сказали во введении) состояла в «хорегии», — именно в том, что на него возлагалась повинность нести издержки по постановке музыкального состязания на Дионисиях. [Надо заметить, что хореги отчасти из тщеславия, желая отличиться друг перед другом, отчасти же из благочестия, не щадили расходов, чтобы исполнить свою литургию как можно лучше. После состязания хорег, лучше всех исполнивший свои обязанности, был признаваем победителем и получал в награду венок. Музыкальные состязания происходили между филами, и честь победы присваивалась прежде всего той или другой филе, а затем уже хорегу, бывшему ее представителем]. Но, как видно из § 4, хотя подсудимый и предложил обвинителя в кандидаты на место судьи, но быть судьей ему не выпал жребий. Интересна наивная откровенность, с которой подсудимый рассказывает о сделке, по которой обвинитель должен был смошенничать, т. е. присудить победу филе не на основании качества ее хора, а лишь по дружбе к ее представителю. Если практика присуждать победы на состязаниях по протекции действительно существовала, то аргументация, здесь приведенная, не лишена основания: если бы истец попал в судьи и присудил победу филе ответчика (а через это и самому ответчику), то это, конечно, было бы доказательством их примирения. Но, может быть, Лисий нарочно представляет своего клиента таким наивным и откровенным, чтобы он показался ареопагитам правдивым.

[6] Филин и Диокл     лица неизвестные; вероятно, члены той же филы.

[7] См. примеч. 10 к речи III.

[8] Как видно из этого места, обвиняемый нисколько не любит эту рабыню; все дело лишь в том, чтобы его противник заплатил ему деньги, затраченные на нее. Совсем иначе характеризуется подсудимый в речи III.

[9] См. примеч. 11 к речи III.

[10]  Место испорченное, переведено по предполагаемому смыслу.

[11] Предложение подсудимого подвергнуть рабыню пытке.

[12] Т. е. большее, чем если бы я совершил преступление против государства.

[13] Т. е. Ареопага.