§ 69. Причины войны. — I . Первая половина войны до сражения при Левктре включительно (378-371); — § 70. Война в Беотаи. — Действия Агесилая и Пелопида — § 71 Война Афин со Спартою на море. — Действия Хабрия, Тимофея и Ификрата. — § 72. Общий мир, за исключением Фив; — Война Спарты с одними Фивами; — Сражение при Левктре (372-371). — II . Вторая половина войны со времени победы при Левктре (371-362). — § 73. Следствия победы при Левктре. — Война в Пелопоннесе. — 1-й и 2-й походы Эпаминонда в Пелопоннес (371-368). — § 74. Война в Фессалии. — 1-й я 2-й походы Пелопида в Фессалии (368-367). — § 75. Война в Пелопоннесе (366-365). — 3-й поход Эпаминонда в Пелопоннес (366). — § 76. 3-й поход Пелопида в Фессалии (365). — Действия Эпаминонда на море. — § 77. Война в Пелопоннесе (364-362). — 4-й и последний поход Эпаминонда в Пелопоннес (362). — Сражение при Мантинее. — Общий мир. — § 78. Общий вывод о военном устройстве греков и состоянии у них военного искусства вообще и искусства ведения войны в особенности, от нашествия персов на Грецию до времен Филиппа Македонского.

Источники: Ксенофонта Элленики, Плутарх, Диодор Сицилийский Корнелий Непот, Полибий и указанные выше.

§ 69. Причины войны.

Поставленная, в силу Анталкидова договора, исполнительницей оного, Спарта снова приобрела верховную власть в Греции, снова начала действовать с надменностью и самоуправством, притесняя слабейших, строго наблюдая за автономиею (самоуправлением) городов и не допуская образования нигде и никаких союзов. Между прочим, в 382 году она вероломно овладела, при пособии фивских аристократов, фивским замком Кадмеею, поставила в него спартанский гарнизон, изменила демократический образ правления в Фивах в олигархический и вполне подчинила себе эту республику. По взятии войсками ее, после двухлетней, трудной осады (382-380), Олинфа, богатого и сильного греческого города на берегах Македонии, вокруг которого, под первенством его, начал образоваться союз, — в Греции, казалось, уже не было более ни одной республики, ни одного города, которые смели и могли бы восстать против Спарты, как вдруг переворот в Фивах изменил все. Несколько Фивских изгнанников-демократов (в числе их находился и знаменитый в последствии Пелопид) в декабре 379 года успели скрытно пробраться в Фивы, умертвили начальников олигархической партии и овладели замком Кадмеею, спартанский гарнизон которого, не имея продовольствия, сдал оный на условии свободного выхода (в январе 378 года).
Восстановив независимость Фив и демократический образ правления в них, Фивяне приготовились к упорнейшей обороне. Спартанское же правительство немедленно послало в Беотию войско, предводительство над которым, отклоненное Агесилаем под предлогом старости, вверило другому спартанскому царю, молодому Клеомброту, с приказанием обеспечить независимость беотийских городов от Фив и автономию их.

I.
Первая половина войны до сражения при Левктре включительно (378-371).

§ 70. Война в Беотии. — Действия Агесилая и Пелопида.

Клеомброт, вступив в Беотию, ограничился буквальным исполнением данного ему назначения: поставил в города Беотии спартанских. армостов или правителей, с спартанскими гарнизонами, а сам с главными силами воротился в Пелопоннес. По удалении его, армост города Феспия, Сфодрий, как кажется подкупленный фивянами, самовольно двинулся к афинскому Пирею, в намерении овладеть им посредством внезапного ночного нападения. Но не успев прибыть к Пирею до рассвета, он воротился в Феспий, разграбив и сжегши несколько сельских жилищ на пути чрез Аттику. Афиняне жаловались на него Спарте, но когда он, влиянием Агесилая, был оправдан, то немедленно приняли сторону фивян, послали им Хабрия с вспомогательным отрядом войск и начали вооружать сильный флот для ведения войны против Спарты на море (378).
Со своей стороны Спарта вторично послала в Беотию войско, уже под предводительством Агесилая, который на этот раз не мог более отказаться от начальствования (378).
С этого времени начинается и семь лет до самого сражения при Левктре (378-371) почти беспрерывно продолжается война в Беотии, весьма замечательная теми: искусством и постоянным успехом, с которыми ее вели фивяне. Со спартанской же стороны, в войне этой заслуживают некоторого внимания только действия Агесилая в первых двух годах (378-377).
В первом походе 378 года Агесилай начал с того, что обеспечил себе средства вступления из Пелопоннеса в Беотию, уже затрудненного присоединением Афин к Фивам. Чтобы проникнуть в Беотию, необходимо было иметь в своей власти горные проходы между этою областью и Аттикою. Для достижения этого, Агесилай искусно и удачно воспользовался войною, происходившею в это время между орхоменянами и клиторянами, гражданами небольшого, соседственного с Орхоменом города. Он приказал тем и другим немедленно прекратить войну и потребовал, чтобы наемные войска клиторян заняли горные проходы между Беотиею и Аттикою, обещая за то обеспечить земли клиторян от внешних нападений. Орхоменяне и клиторяне не смели ослушаться из опасения мщения Спарты — и вход в Беотию был открыт Агесилаю. Фивское правительство приняло между тем всевозможные меры для прикрытия и обеспечения фивских земель, и оградило их пределы укрепленными линиями. Но так как фивских войск было мало и для обороны линий недостаточно, и следовательно линии эти были на всех пунктах слабы, то Агесилай и прорвался сквозь них без труда. Он не мог однако принудить фивян к общей битве, от которой они постоянно уклонялись, укрываясь за стенами Фив. И потому, разграбив и разорив фивския земли до самых Фив, он воротился в Пелопоннес. По удалении его, Фебид, начальник спартанского гарнизона в Феспие, продолжал грабить и разорять фивские земли. Но фивяне, уклонявшиеся от битвы со всем спартанским войском, лично предвидимым Агесилаем, уже смело двинулись против слабейшего в силах Фебидова отряда и, предвидимые Пелопидом, разбили его при Феспие, после чего разорили соседственные беотийские земли, ободрились и усилились (378).
В следующем 377 году Агесилай, заняв заблаговременно проходы чрез Киферон, снова вторгнулся в Беотию — и снова фивяне стали уклоняться от общей битвы с ним, деятельно ведя однако малую войну, и нанесли ему столько же вреда, сколько и он причинил им разграблением и разорением их земель. Этим впрочем и ограничились действия и успехи его в Беотии. Он возвратился в Пелопоннес и по причине тяжкой болезни уже долгое время не мог предводительствовать войском, которым с тех пор начальствовал неопытный и неспособный Клеомброт. Предводительствуемые им спартанцы продолжали почти ежегодно вторгаться в Беотию, но уже с постоянным неуспехом и постепенно возраставшим вредом для себя. Ибо фивяне по-прежнему продолжали уклоняться от общей битвы и деятельно, искусно — и успешно вели малую войну, пользуясь всеми возможными случаями для одержания над спартанцами частных успехов и поражения их по частям. Ежедневные стычки с ними, хота и нерешительные, были однако же важны 1) тем, что служили ее упражнению фивян в военном деле, в котором они были далеко не столь опытны и искусны, сколько спартанцы, целую жизнь свою упражнявшиеся в нем, и 2) тем, что воспламеняли мужество фивян, укрепляли их тело, доставляли им военную опытность и внушали необходимое самодоверие. Таким образом спартанцы, так сказать, сами, против своей воли, были наставниками фивян в военном деле. Но еще более, нежели спартанцам, фивяне были обязаны в этом отношении достойным своим предводителям, которые удачно избирали удобные для нападений на спартанцев случаи, вводили фивян в бой вовремя и кстати, и беспрестанно одерживали над спартанцами более или менее важные успехи. Пелодиду, бывшему в это время одним из 7-ми фивских беотархов и лично начальствовавшему только что учрежденною фивскою священною дружиною, в особенности принадлежат честь и слава такого рода действий и успехов фивяв. Он преимущественно руководил и управлял первыми и способствовал одержанию последних. Из частных успехов предводительствуемых им фивян над спартанцами, замечательнейшими, после поражения Фебида, были одержанные при Танагре и особенно при Тегире. Уже давно выжидал Пелолид удобного случая для овладения, посредством внезапного нападения, Орхоменом, который, держась стороны Спарты, получил от последней в защиту отряд пехоты. Однажды, узнав, что отряд этот вышел из Орхомена для произведения набега на Локриду, и надеясь застигнуть Орхомен беззащитным, Пелопид двинулся к нему с священною дружиною и небольшим числом конницы. Но приблизясь к Орхомену, он узнал, что из Спарты идет отряд войск на смену орхоменского гарнизона, и потому двинулся назад чрез Тегиру (лежавшую между копаисским озером в Беотии и эвбейским проливом). To был единственный путь, которым он мог следовать вдоль подошвы гор, ибо вся соседственная равнина была понята разливом реки Меласа. На этом пути фивяне неожиданно встретили спартанский отряд, возвращавшийся из Локриды. Выйдя с боку из горного ущелья, он преградил фивянам путь. Пелопид немедленно выдвинул вперед свою конницу, шедшую в хвосте, а священную дружину построил между тем в тесно сомкнутый четвероугольник. {В первы й раз, ибо дотоле священная дружина в бою была распределяема по передним шеренгам фаланги. С этого же времени она всегда составляла отдельную, самостоятельную часть.} Спартанцы, которых было 2 моры пехоты, первые стремительно напали на фивян. Произошел упорный рукопашный бой, в котором оба начальствовавшие спартанцами полемарха и с ними множество гоплитов были убиты, а оставшиеся спартанские войска были принуждены расступиться, чтобы пропустить Пелопида. Но Пелопид, вместо того, чтобы воспользоваться этим и свободно продолжать движение, снова напал на спартанцев. еще находившихся в строю, нанес им большой урон и принудил остатки их спасаться бегством. Фивяне преследовали их, однако же, недалеко, опасаясь находившихся по близости орхоменян и вновь прибывшего спартанского отряда. Довольные тем, что пробились сквозь неприятеля, нанеся ему сильные поражение и урон, они воздвигли трофей и воротились в Фивы.
Вообще война, веденная фивянами в Беотии под главным руководством Пелопида, заслуживает полных внимания и похвалы. Она бесспорно принесла Фивам более пользы, а Пелопиду более чести, нежели сколько оных снискали бы им, может быть самые блистательные и громкие победы. Она собственно положила основание силе и величию Фив. В ней фивяне значительно усовершенствовались в военном деле., снова утвердили господство свое над городами Беотии, совершенно вытеснили спартанцев из этой области, уничтожили влияние их на нее, усилились и начали уже вторгаться в союзную с Спартою Фокиду. Фокеане просили помощи Спарты, и спартанское правительство послало в Фокиду Клеомброта с войском, но уже не чрез коринфский залив; фивяне очистили Фокиду, а Клеомброт остался в ней для обеспечения ее впредь от нападений фивян (372).

§ 71. Война Афин с Спартою на море. — Действия Хабрия, Тимофея и Ификрата.

Между тем, как фивяне удачно воевали против Спарты на твердой земле, в Беотии, — союзники, их, афиняне вели против нее не менее деятельную, искусную и успешную войну на море. В войне этой особенно отличились афинские полководцы: Хабрий, достойный сын Конона — Тимофей, и, Ификрат.
Неудачи и вообще вялое ведение войны в Беотии побудили эфоров в 376 году подкрепить сухопутные действия морскими. — Имея в виду пресечь подвозы продовольствия в Афины морем, и голодом принудить эту республику в отложению от союза с Фивами и примирению с Спартою, они поставили 60 спартанских трирем, под начальством Поллия, при островах Эгине, Косе и Андросе, с приказанием перехватывать все суда с продовольствием, плывшие в Афины. Но Хабрий, предводительствуя афинским флотом, разбил Поллия при Наксосе, взял у него 24 триремы и значительную добычу, и восстановил свободный подвоз продовольствия в Афины. Затем Тимофей, посланный с 60-ю афинскими триремами кругом Пелопоннеса в коринфский залив, чрез который спартанцы намеревались переправить войско в Беотию, опустошил берега Пелопоннеса, утвердился в коринфском заливе и принудил спартанцев не только отказаться от переправы войска в Беотию, но и помышлять об обороне Пелопоннеса. После того, обратясь к Коркире, он успел привлечь этот богатый и сильный остров, имевший довольно значительный флот, на сторону Афин. Завидуя такому усилению морских сил Афин и вместе тревожась им, Спарта послала к Коркире 55 трирем под предводительством Николоха. Но Тимофей разбил Николоха при Коркире и усилился после того присоединением коркирских судов, до числа 70-ти трирем. Совершенный недостаток денег для ведения войны принудил однако афинян. искать примирения с Спартою. Мир был заключен — и вскоре прерван Спартою под тем предлогом, что Тимофей, на обратном плавании с флотом в Афины, способствовал возвращению на Закинф некоторых изгнанников этого острова. Пользуясь тем, что афинский флот уже был разоружен, спартанское правительство отправило 60 трирем под предводительством Мнасиппа к Коркире для обратного покорения этого острова. Мпасипп обложил на нем главный город Коркиру; во жители его оборонялись упорно и долго, а между тем афиняне послали им в помощь Ификрата с флотом. Ификрат, во время плавания кругом Пелопоннеса, беспрерывно занимал людей на флоте морскими упражнениями, был во всегдашней готовности к бою и вместе с тем, стараясь по возможности ускорить плавание, продолжал оное, сверх обыкновения, даже и по ночам. Прибыв к устью р. Алфея (в Элиде), он сведал, что при одной вылазке коркирян, Мнасипп был разбит и убит, а остатки его войска воротились в Пелопоннес. Тогда Ификрат направился к острову Кефаллении, привел его в подданство Афин, затем захватил при Коркире 9 трирем, присланных Дионисием старшим, тираном сиракузским, в подкрепление спартанскому флоту, утвердил влияние Афин в Акарнания и, усилив флот свой уже до числа 90 трирем, готовился напасть на Пелопоннес (372). Но в это самое время Афины вторично вступили с Спартою в мирные переговоры.

§ 72. Общий мир, за исключением Фив; война Спарты одними Фивами; сражение при Левктре (372-371).

Причины, побудившие Афины искать примирения с Спартою, заключались во 1-х в недостатке денежных средств для ведения войны, во 2-х в усилении Фив уже до такой степени, что они не нуждались более в помощи Афин, и в- 3-х в неудовольствии, возбужденном в афинянах жестоким поступком фивян с феспийцами и в особенности с платеянами, всегда усердствовавшими афинянам, всегда сопротивлявшимися власти фивян, а именно — фивяне изгнали и феспийцев, и платеян из их городов. Изгнанники просили помощи Афин и афиняне, — дав. им убежище у себя, отправили в Спарту посольство для переговоров о мире. Вскоре в Спарте собрались послы всех вообще греческих республик, в том числе и фивской, и в июле 372-го года заключен был мирный договор, подтверждавший договор Анталкидов и автономию греческих городов. Фивские послы, имея во главе Эпаминонда, настоятельно требовали утверждения ими договора своею подписью не за одни Фивы, но и за все города Беотии, представляя, что Фивы имеют такое же право господствовать над городами Беотии, как Афины над городами Аттики и Спарта над городами Лаконии. Но Агесилай восстал против этого — и Фивы, исключенные из общего договора и оставшись одни, без союзников, против Спарты, хотевшей принудить их к признанию автономии беотийских городов, решились всеми силами сопротивляться ей и не только удержать за собою господство над Беотиею, но даже сокрушить власть Спарты и достигнуть первенства в Греции. Такова уже действительно была цель, предположенная фивским правительством или лучше сказать двумя отличнейшими членами онаго — Пелопидом и Эпаминондом. Многие обстоятельства подавали достаточный повод надеяться на успех столь важного и трудного предприятия. С одной стороны все народы и республики Греции, и даже давнишние союзники Спарты в Пелопоннесе, были более или менее одушевлены неприязнью к этой высокомерной республике. С другой стороны, почти в каждом греческом городе и даже в самом Клеомбротовом войске была преданная фивянам партия. Фивяне достигли уже числительной и нравственной силы и совершенства — в воинских устройстве, порядке и искусстве — в достаточной степени для того, чтобы с вероятностью успеха отважиться на решительную борьбу с Спартою, войска которой они уже ее раз побеждали в частных встречах. Но всего важнее было решительное превосходство их в начальствовании войсками. Между теш, как со стороны спартанцев Агесилай был дряхл и болен, а Клеомброт неспособен, малоуважаем и даже обвиняем некоторыми в тайных: расположении и действиях в пользу фивян, в главе последних были два вождя, ознаменовавшие себя, один в высших, другой — еще в низших званиях и чинах, необыкновенными доблестями души и дарованиями военными. Предводимые ими, фивяне, при всех других, благоприятных Спарте обстоятельствах, уже могли иметь не только вероятность, но и полную надежду на успех.
И с самого начала надежда эта начала осуществляться под блистательнейшими предзнаменованиями. Ожидая вторжения Клеомброта яз Фокиды, Пелопид я Эпаминонд укрепили с этой стороны границы Беотии и заняли войсками горные проходы между Беотиею и Фокидою. Действительно, Клеомброт получил приказание вступить из Фокиды в Беотию, для восстановления автономии ее городов. Но он обманул ожидания Пелопида и Эпаминонда, скрытно и беспрепятственно совершив движение, вместо востока к югу, малоизвестным горным путем, к Креузе, беотийской пристани на берегу коринфского залива. Овладев горным проходом из мегарской области в Беотию, он без сопротивления вступил в феспийский округ и расположился станом при Левктре. Это фланговое, скрытное движение Клеомброт из Фокиды — чужой, хотя и союзной, области, отделенной от Пелопоннеса коринфским заливом — на главный, прямой путь из Пелопоннеса в Беотию чрез коринфский перешеек, было не без достоинства и заставляет предполагать, что Клеомброт произвел его не по собственному соображению, а по чьему-либо чужому внушению. Между фивянами оно распространило величайший страх. Беотархи собрались на совет, и здесь произошло тоже самое, что и в совете афинских стратегов перед сражением при Марафоне. Большинство мнений требовало того или другого рода оборонительных действий: но Эпаминонд, бывший в это время беотархом, решительно потребовал, подобно Мильтиаду, немедленных: движения против Клеомброта и вступления с ним в битву. По-видимому, это было весьма естественно, но если принять в соображение, что здесь дело шло уже о нападении фивян впервые на целое спартанское войско, и притом превосходное в силах, то мнение Эпаминонда действительно должно быть признано необыкновенно решительным и смелым, особенно при тогдашнем нравственном состоянии фивян. Пелопид первый присоединился к этому мнению, и так как он пользовался чрезвычайными уважением и доверием фивян, хотя и не был в это время беотархом, а начальствовал только священною дружиною, то и все беотархи также согласились на битву в открытом поле. Употребив всевозможные средства для ободрения и одушевления фивян, сильными, убедительными речами, благоприятными предзнаменованиями и т.п., они вверили Эпаминонду главное начальствование и все распоряжения к битве — и двинулись к Левктре.

Здесь, между тем, Клеомброт оставался в непостижимом бездействии. Подчиненные военачальники всеми силами старались внушить ему деятельность и мужество, которых, если верить Ксенофонту, он не оказывал нимало, и советовали ему немедленно идти против фивян и вступить с ними в битву. Собран был военный совет: но пока в нем происходили совещания и прения, приблизилось фивское войско и по необходимости должно было изготовиться к бою (8-го июля 371-го года по полудни). Войско построили впереди стала следующим образом: Клеомброт стад на правом крыле с спартанскою фалангою, имевшею 12 шеренг в глубину; впереди ее, без всякой основательной причины, без всякой видимой пользы, потому только, что тут была ровная местность, поставлена спартанская конница, в это время в особенности плохая; в средине же и на левом крыле расположены союзные войска. Всего в спартанском войске было, по свидетельству Плутарха, 10.000 челов. пехоты и 1.000 челов. конницы; другие писатели не означают числительной его силы и говорят только, что оно было почти вдвое сильнее фивскаго или же значительно превосходило его числом.
В фивском войске было всего только 8.000 челов., а именно: 6.000 челов. тяжелой и 1.500 чел. легкой пехоты, и 500 чел. фессалийской конницы. Приблизясь к неприятельскому войску и усмотрев числительное его превосходство, Эпаминонд убедился в невыгоде и даже опасности фронтального нападения на него — и мысль новая, блистательная, родилась в уме его. Он решился произвести удар но целым своим фронтом на целый же фронт неприятеля, но усиленным левым крылом своим на правое крыло неприятельского войска, т.е. на лучшую, надежнейшую часть и главную силу его — спартанскую фалангу, удерживая между тем на месте правое свое крыло, а в средине наступая, для поддержания левого крыла, уступами с левого фланга, словом — левым своим крылом произвести нападение на правоё врыло неприятеля в косвенном боевом порядке. Для этого он построил оконечность левого крыла фивской фаланги в один сомкнутый, глубокий четвероугольник (по нынешнему в колону), имевший 32 ряда во фронте и 48 шеренг в глубину, следовательно всего 1.536 гоплитов. Средину же и правое. крыло фаланги (остальных 4.464 гоплитов) он построил глубиною только в 8 шеренг и придал им всю легкую пехоту. {Если принять, что обыкновенною глубиною фивской фаланги была 8-ми шереножная, то с вероятностью предположить можно, что фивская боевая колонна была составлена или 1) из 6-ти частей, имевших каждая по 32 ряда во фронте и 8 шеренг в глубину, и построенных одна позади другой, — или же, что вероятнее, 2) из 12 частей, имевших каждая по 16-ти рядов во Фронте и 8 шеренг в глубину и построенных, по две в ряд одна позади других. } Священную дружину он поставил на левом фланге своего четвероугольника. Расположение же спартанской конницы впереди спартанской фаланги побудило его, в намерении воспользоваться этою ошибкою, расположить отличную, бывшую у него фессалийскую конницу., также впереди своего левого крыла, насупротив спартанской. Построив таким образом фивское войско, он лично повел боевой четвероугольник прямо на средину и правый фланг спартанской фаланги.
Изумленные при виде новых для них построения и наступления фивян, спартанцы продолжили — как выражаются Ксенофонт, Плутарх и другие древние писатели — правое крыло свое, т.е. двинули собственную своею фалангу вправо для удержания Эпаминонда с фронта и воспрепятствования ему взять фалангу их во фланг и в тыл. Но в то самое время, когда спартанская фаланга шла шеренгами на право и между нею и срединою спартанского войска образовался промежуток, более и более увеличивавшийся, фессалийская конница напала на спартанскую и опрокинула ее на двигавшуюся позади спартанскую фалангу. Приведенная тем в расстройство и еще не успев оправиться, спартанская фаланга была, стремительно атакована фивским четвероугольником с фронта, а священною дружиною во фланг и в тыл. Произошел жестокий и кровопролитный рукопашный бой, в котором Клеомброт был один из первых смертельно ранен и с ним пало множество спартанских военачальников и гоплитов. Наконец спартанская фаланга была прорвана фивским четвероугольником, и с огромным уроном, в довольно большом беспорядке отступила в находившийся позади стан. Между тем, как ее преследовала фессалийская конница, Эпаминонд с четвероугольником и священною дружиною обратился вправо против средины неприятельского войска, оставшейся открытою с правого фланга. Но угрожаемые им справа, а остальным фивским войском — с фронта, неприятельские центр и левое крыло не выждали нападения и бежали назад в стан, вовсе не. участвовав в битве. Потеряв убитыми, сверх Клеомброта, более 400 спартанских гоплитов (из числа 700) и до 1.000 лакедемонян, спартанцы просили перемирия для погребения убитых, и тем признали себя побежденными; — фивяне же, понеся незначительный урон, воздвигли на поле битвы победные трофеи, но не отваживаясь напасть на укрепленный, выгодно-расположенный на высотах стан спартанского войска, обложили его, в намерении отрезать это войско от подкреплений и подвозов продовольствия из Пелопоннеса, и голодом принудить его наконец в сдаче.
Такова была знаменитая битва при Левктре, в которой фивяне, благодаря превосходным тактическим распоряжениям Эпаминонда и впервые употребленному им, косвенному боевому порядку, одержали решительнейшую победу над превосходным в силах спартанским войском и наголову разбили самих спартанцев!

II.
Вторая половина войны со времени победы при Левктре (371-362).

§ 73. Следствия победы при Левктре. Война в Пелопоннезе. 1-й и 2 — и походы Эпаминонда в Пелопоннесе (371-368).

Победа при Левктре была решительною и сама по себе, и по своим последствиям. Она нанесла Спарте жестокий удар в нравственном и политическом отношениях, унизив гордую республику сию и сокрушив господство ее над Грециею, и послужила началом быстрых: усиления и возвеличения Фив, и распространения влияния их в Греции. Сообразно с тем изменяется и война между этими двумя республиками. Фивы действуют уже решительным наступательным образом, Спарта же является стороною обороняющеюся. Подобно тому, как до битвы при Левктрах, спартанцы вели наступательную войну в Беотии, так теперь фивяне, вмешавшись в дела Пелопоннеса и приобрев в нем союзников, начали вносить войну во внутренность его и даже самой Лаконии. И они вели войну с замечательными искусством, и успехом: ибо главными действователями в ней с их стороны были Пелопид и особенно Эпаминонд. Последний явился в ней столько же искусным политиком, сколько и великим полководцем, и едва не сокрушил совершенно Спарты.
При вести о поражении спартанского войска при Левктре, спартанцы явили большую твердость, и правительство их немедленно призвало к оружию всех граждан Спарты и лакедемонян свыше 40-ка летнего возраста, не исключая и должностных лиц. По усилении их вскоре вспомогательными войсками пелопонесских союзников Спарты, они были отправлены, под предводительством Агесилаева сына, Архидама, в помощь войску, обложенному при Левктре.
С своей стороны фивяне предложили афинянам и Иасону, тирану Фер в Фессалии, вступить в союз с ними. Афиняне, уже завидуя возраставшей силе Фив и тревожась, ею, отказали фивянам в союзе. Но Иасон, могущественнейший в это время в Фессалии владетель, быстро двинулся с сильным войском в Фокиду и, не встретив в ней сопротивления, в Беотии соединился с фивянами. Здесь он явился посредником между Фивами и Спартою, способствовал заключению между ними перемирия и тем доставил возможность обложенному при Левктре спартанскому войску отступить чрез Киферон в. мегарскую область, где оно соединилось с войском Архидама и вместе с ним возвратилось в Пелопоннес (371).
В следующем году (370) Эпаминонде успел возбудить против Спарты врагов в самом Пелопоннесе — и с этого времени Пелопоннес сделался поприщем раздоров и междоусобий, подававших Фивам повод постоянно вмешиваться в дела этой части Греции и вносить в нее войну. Мантинеяне восстановили Мантинею, а города Аркадии (исключая Орхомена) составили новые, самостоятельный, демократический союз, средоточием которого сделался вновь сооруженный для того аркадянами город Мегалополь (370). Недовольная этим, противная олигархическая партия просила помощи Спарты. Но все усилия Агесилая и спартанцев остались тщетными, Зимою с 370 на 369 год Агесилай совершил поход в Аркадию, имел верх во всех стычках и частных делах с аркадянами, ведшими малую войну, но не мог принудить их к общей битве, от которой они постоянно уклонялись. И потому, разграбив и разорив земля аркадские и мантинейские, он без дальнейших успехов возвратился в Лаконию. Эпаминонд поспешил воспользоваться таким разделением Пелопоннеса в самом себе. Фивы приняли сторону аркадскаго союза, возбудили соседственныя с ними республики против Спарты и в январе 369 года фивское войско (числом около 6.000 челов.), усиленное вспомогательными войсками фокеян, локрян, акарнанян, мелосцев, эвбеян и некот. друг., двинулось, под предводительством Эпаминонда, в Педопоннес. He найдя уже более Агесилая в Аркадии и усилевный вспомогательными войсками аргивян, элеян, аркадян и даже беглецами из самой Лаконии, уже до числа 70.000 челов. (между которыми одной тяжелой пехоты было уже до 40.000 челов.), Эпаминонд обеспечил независимость Мантинеи и самобытность аркадскаго союза, утвердил влияние Фив в Пелопоннесе и затем хотел уже предпринять обратный поход в Беотию. Но пелопоннесские союзники фивян представили ему, что в Лаконии было множество недовольных, готовых к восстанию, войско распущено и в скорости могли быть выставлены только одни спартанские войска, ибо большая часть лакедемонян отказалась бы стать под оружие, — а с другой стороны, что фивяне имели на своей стороне решительное превосходство в силах, устройстве и одушевлении. И потому они убедительно просили Эпаминонда двинуться в Лаконию и напасть на самую Спарту. Эпаминонд склонялся на их просьбы, и хотя время было зимнее, беотархам оставался только месяц до срока их начальствования, границы Лаконии были защищены горами, проходы в горах заняты спартанскими войсками и в Спарте должно было ожидать упорнейшего сопротивления, однако он решился идти в Лаконию. Пелопид присоединился к его мнению, а затем и прочие беотархи изъявили также свое согласие и вверили Эпаминонду и Пелопиду главное начальствование. Вследствие того, в том же январе месяце 369-го года 70.000 войск двинулись в Лаконию по двум главным направлениям. Вспомогательные войска фивских союзников пошли туда чрез Ионский горный проход в горном хребте Бореоне, на сев. — зап. границе Лаконии с Аркадиею, близ одного из источников р. Еврота. Проход этот был занят довольно значительным числом лакедемонских неодамов и тегейских беглецов, под начальством спартанца Исхолая. Расположенный на невыгодной местности, Исхолай был окружен превосходным в силах неприятелем, разбит и сам убит, а большая часть его отряда истреблена. В тоже время собственные фивския войска двинулись чрез другой, гораздо труднейший, но неприятелем незанятый горный проход, несколько к сев. — вост. от Ионскаго, при городке Барии, близ истока речки Эна, впадавшей в Еврот. Миновав этот проход беспрепятственно, фивяне соединились с войсками союзников и, не встречая сопротивления, двинулись в долину Еврота и потом вниз по левому берегу этой реки к Спарте, сожгли Селлазию и на пути все кругом предавали разорению и огню. На второй день, при переходе через горы, они прибыли к мосту на Евроте, по другую сторону которого, в недальнем расстоянии лежала неукрепленная, со всех сторон открытая Спарта. Найдя мост сильно занятым и избегая взятия оного приступом, Эпаминонд и Пелопид двинулись далее вниз по Евроту, перешли через него при Амиклах и оттуда направились уже к Спарте, продолжая грабить и разорять край. Этим они хотели, как кажется, выманить спартанцев из Спарты и разбить их в открытом поле.
Спарта была в ужасе и волнении. Никогда еще дотоле, в течение 600 лет; Лакония не видала в пределах своих неприятеля и никогда еще спартанцы не являли такого малодушия, так мало любви к отечеству и преданности, повиновения своему правительству! В самой Спарте открыт был заговор, и правительство, не доверяя свободным гражданам Спарты и лакедемонянам, не смело вооружить их. Но престарелый Агесилай, твердыми, решительными, деятельными и строгими мерами своими спас Спарту или, по крайней мере много способствовал спасению ее. Он казнил заговорщиков, вооружил 6.000 илотов, обещав им за верную службу свободу, и расположил их в средине и на важнейших пунктах города, твердо намеренный принять бой в нем, а не в открытом поле, как того желали фивяне. Коль же скоро он открыл, что неприятель переходит через Еврот для нападения на Спарту, то немедленно сосредоточил все свои войска на высотах в самой средине города, здесь уже намереваясь противопоставить упорнейшее сопротивление. В тоже время к союзникам Спарты в северо-западном Пелопоннесе, равно и к афинянам отправлены были послы с просьбою о помощи. Коринф; Сикион, Флиунт, Эпидавр в некоторые другие города северо-западного Пелопоннеса немедленно послали Спарте вспомогательные войска. Афиняне же разделились на две партии: одна хотела, чтобы Спарта была предоставлена грозившей ей участи, другая, напротив, движимая признательностью за великодушие Спарты после победы при Эгос-Потамосе и вместе завистью к возраставшему могуществу Фив и опасением оного, требовала, чтобы Спарте была подана просимая ею помощь. Последняя партия взяла наконец верх и Ификрат был послан с афинским войском в Пелопоннес.
Между тем фивское войско подступило к Спарте с южной ее стороны. Здесь показания историков чрезвычайно разногласны и даже противоречат одни другим. Так Плутарх в жизнеописании Агесилая говорит только, что Эпаминонд хотел вступить с спартанцами в бой в самой Спарте и там воздвигнуть трофей, но не мог принудить Агесилая ни к выступлению в бой, ни к сходу с занятых им в средине города высот, и потому принужден был отступить. В жизнеописании Пелопида он вовсе не говорит о действиях при Спарте и причинах отступления от нее. Плутархово же жизнеописание Эпаминонда, к сожалению, утрачено. Диодор Сицилийский говорит, что спартанцы вышли из Спарты на встречу фивскому войску во время перехода его через Еврот, вступили с ним в битву, нанесли ему большой урон, но по причине значительного превосходства его в силах, отступили с боем к Спарте. Здесь, на краю города, произошла вторичная, удобнейшая и кровопролитнейшая битва, в которой фивяне несколько раз уже почти совершенно овладевали Спартою, до при этом понесли такой урон, что Эпаминонд был принужден отступить и затем продолжал разорять Лаконию. Наконец Ксенофонт в своих Эллениках говорит, что когда фивское войско, предшествуемое многочисленною конницею (фивскою, фокейскою, локрийскою, элейскою и фессалийскою), подступило к Спарте, на встречу ему вышла спартанская конница. С презрением взирая да нее и ее малочисленность, фивское войско продолжало идти вперед, но едва из близлежавшего храма выступил скрытно-расположенный в нем, в засаде, небольшой отряд спартанской пехоты, показывая вид, что хочет поддержать свою конницу, как вся конница и по ее примеру многочисленная пехота фивскаго войска начали отступать в беспорядке — таковы будто еще были, по словам Ксенофонта, слава спартанских войск и внушаемый ими страх. He имея в виду ни преследовать неприятеля, ни вступать с ним в битву, но желая только угрожать ему боем, Агесилай расположил спартанские войска на выгоднейших пунктах впереди города. Фивское войско, отступив да некоторое расстояние от Спарты, расположилось станом. Возбудив против Спарты грозу, Эпаминонд вскоре не мог более совладеть с нею. В собственных фивских войсках он постоянно соблюдал строгие воинские подчиненность, порядок и осторожность; — но в войсках аркадян и других союзников никак не мог воспрепятствовать беспорядкам, неосторожности и оплошности, неразлучным с грабежом, которому войска эти предавались в высочайшей степени. Аркадяне, аргивяне и элеяне удалились даже, без ведома и согласия Эпаминонда и беотархов, в свои области, с приобретенною ими добычею. Остальные же войска начали нуждаться в продовольствии, время года было неблагоприятное для действий, и потому совет беотархов решил отступить от Спарты вниз по Евроту к морю и потом, чрез Мессению, из Пелопоннеса в Беотию.
Из этих разноречащих показаний (из коих сомнительнее всех Ксенофонтово) можно вообще заключить, что Эпаминонд и Пелопид первоначально хотели выманить спартанцев из Спарты и разбить их в открытом поле, во что Агесилай не отважился выйдя из Спарты и хотел принять бой в самом городе. Тогда беотархи решились перейти через Еврот и напасть на Спарту. Но или нападение было произведено только частью сил и отражено, или беотархи, видя Агесилаево войско расположенным на высотах в средине города, не зная, какие оборонительные меры приняты Агесилаем внутри города, опасаясь, может быть, отчаянной обороны и упорной, кровопролитной битвы в нем, не полагаясь на союзные войска свои, не в силах будучи удерживать их в повиновении и порядке, ослабленные самовольным удалением большой части оных, нуждаясь в продовольствии и слыша о приближении к Спарте из северо-западного Пелопоннеса вспомогательных войск, и о движении Ификрата с афинским. войском в Пелопоннес — вовсе не произвели нападение на Спарту и решились отступить от нее и из Пелононнеса.
Во всяком случае несомненно однако то, что они или, лучше сказать, Эпаминонд и Пелопид положили, еще до отступления из Лаконии и Пелопоннеса, довершить разорение первой из них и восстановить свободу и самобытность Мессении. Вследствие того фивское войско двинулось вниз по правому берегу Еврота, грабя города и селения, разоряя край и предавая все огню. Так без сопротивления достигло оно Гифия, на берегу моря, и, по словам Ксенофонта, три дня без успеха нападало на этот город, а по более вероятному свидетельству других писателей — овладело им и истребило находившиеся в нем, единственные у спартанцев морские склады. Затем, вступив в Мессению, беотархи восстановили независимость мессенян, находившихся столько веков под игом Спарты, основали и укрепили для них у подошвы горы Ифома новый город, названный Мессеною, оставили в нем фивский гарнизон и затем двинулись к коринфскому перешейку.
На пути из Тегея в Аргос, имея уже одни войска фивския и вспомогательные северных фивских союзников, беотархи встретили при Кенхрее (в Арголиде, близ границ ее с Аркадиею и Лакониею) афинское войско под предводительством Ификрата. Здесь, по свидетельству Плутарха, Ификрат был разбит и отступил, не на коринфский перешеек, для занятия на нем горных проходов и преграждения беотархам пути, но к Коринфу, чем и дозволил фивскому войску свободно отступить из Пелопоннеса в Беотию. Пристрастный к Афинам и Спарте, и несправедливый в отношении к Эпаминонду, Ксенофонт ничего но упоминает о поражении Ификрата и говорит только, что Ификрат, принадлежа к той именно партии, которая противилась оказанию Спарте помощи, с намерением отступил в сторону к Коринфу и что, следовательно, фивское войско одному этому обстоятельству, будто бы, было обязано свободным отступлением из Пелопоннеса. Как бы то ни были впрочем, фивское войско прошло чрез коринфский перешеек и возвратилось в Беотию, свершив первый, 85-ти дневный (по Диодору) поход свой в Пелопоннесе, результаты которого были столь же полезны и блистательны для Фив, сколько вредны и унизительны для Спарты.
По удалении фивян из Пелопоннеса; Спарта, окруженная в нем врагами (аргивянами, аркадянами и мессенянами) и волнуемая внутренними смутами (вся северо-западная часть ее была в восстании), видела необходимость соединяться сколь можно теснейшим союзом с Афинами, и вступила с ними в переговоры о совокупных действиях в предстоявшем походе. Оба правительства согласились было уже, чтобы верховное начальствование на твердой земле было предоставлено спартанцам, а на море афинянам. Но дух партий взял верх над благоразумием и выгодами обеих республик — и решено было, чтобы верховное начальствование на твердой земле и море принадлежало афинянам и спартанцам поочередно в продолжение 5-ти суток. Весною 368-го года соединенное спартанско-афинское войско собралось при Коринфе для того, чтобы преградить фивянам путь в Пелопоннес, а между тем часть сил была выдвинута вперед для занятия проходов в онейских горах, в средине коринфского перешейка. Но Эпаминонд, снова двинувшийся с фивским войском в Пелопоннес, успел, вследствие измены или, может быть, слабости сил начальствовавшего в онейских горах спартанского полемарха, заключить с ним перемирие и, пользуясь тем, пройти чрез коринфский перешеек и спокойно соединиться с аргивянами, аркадянами и элеянами. Значительно уступая ему в силах, войска спартанские и афинские оставались в оборонительном положении под защитою стен Коринфа, отразили, предводительствуемые Хабрием, нападение фивян и союзников их на одни из ворот этого города, но позволили им беспрепятственно разграбить и разорить владения его и Эпидавра. Вскоре военные действия, открытые Александром, тираном ферским, против северных союзников фивян, побудили Эпаминонда поспешно идти из Пелопоннеса в Беотию. По удалении его, вспомогательные войска, присланные Дионисием старшим, тираном сиракузским, в помощь Спарте, и состоявшие из галльской и испанской пехоты и из греко-сицилийской конницы, одержали немаловажные успехи над союзниками фивян в Пелопоннесе, причинили им много вреда и, взяв у них богатую добычу, возвратились в Сицилию.
Угрожаемая бедственною участию, Спарта снова обратилась между тем к персам — и в Греции явился некто Филиск, грек из Абидоса, в звании посла персидского сатрапа Вифинии, Ариобарзана, и с предложением посредничества Артаксерксова для заключения общего между греками мира (368). Но Фивяне никак не хотели согласиться, чтобы Мессения была снова возвращена под власть Спарты. Тогда Филиск, не успев примирить греков, снабдил спартанцев данными ему Ариобарзаном деньгами, и вскоре сын Агесилая, Архидам, с набранными помощью этих денег наемниками и снова прибывшими из Сицилии вспомогательными сиракузскими войсками, двинулся в Аркадию. Руководимые знатным, способным и честолюбивым согражданином своим, Ликомедом, и стремясь к равной с Фивами власти, аркадяне уже прервали связи свои с ними и с элэянами, и под предводительством Ликомеда одержали в Пелопоннесе многие важные успехи над спартанцами и афинянами. Но Архидам, вступив. в Аркадию, нанес соединенному аркадскому, аргивскому и мессенскому войску жестокое и решительное поражение (368) в битве, в которой, по Диодору, пало более 10.000 человек союзников и ни одного спартанца (почему спартанцы и назвали ее бесслезною). Победа Архидама положила конец успехам аркадян и была, как означено ниже, не без пользы для Спарты.

§ 74 Война в Фессалии. 1-й и 2-й походы Пелопида в Фессалии (368- 367).

Между тем, как это происходило в Пелопоннесе, фивяне на севере вмешались также и в дела Фессалии. Жестоко угнетаемые Александром Ферским, родственником убитого Иасона, фессаляне просили помощи и защиты Фив — и фивское правительство, радуясь случаю утвердить влияние свое в многочисленных и сильных, но дурно управляемых городах Фессалии, послало в эту область Пелопида с войском и полномочием действовать сообразно с выгодами Фив (368). Пелопид проник до Лариссы, вытеснил из нее, с помощью народа, Александров гарнизон, затем открыл переговоры со всеми городами Фессалии, обеспечил их со стороны Александра, отправился в Македонию, явился посредником между царем ее, Александром, и братом его, Птолемеем, заключил с первым из них союз, взял от него заложником младшего, еще малолетнего брата его, Филиппа (отца Александра Великого), и утвердив влияние Фив в Фессалии и Македонии, возвратился в Фивы.
По Диодору, на следующий год (367) Пелопид совершил вторичный и — по собственной его неосторожности — неудачный для него поход в Фессалию. Движимый великодушным рвением положить конец бедствиям войны и вступить в полезные для Фив переговоры, он явился невооруженный, с малым числом сопровождавших его лиц, на совещание с Александром ферским — и был взят им в плен. Поступок, столь вероломный, побудил Фивы к мщению; но беотархи, посланные в Фессалию, проникнув далеко во внутренность этой области и не встретив ожиданнаго со стороны фессалян содействия, были принуждены отступать перед многочисленным войском Александра ферскаго, имея всего только 8.000 человек пехоты и 600 человек конницы. На равнинах Фессалии превосходная числом фессалийская конница настигла их и нанесла им довольно сильный урон. Тогда войско фивское единогласно провозгласило своим предводителем Эпаминонда, служившего в это время в низшем военачальническом звании, и его искусству и отличным распоряжениям было обязано спасением своим от совершенного истребления. Сверх того переговорами, подкрепленными вероятно силою оружия, Эпаминонд освободил наконец Пелопида из плена, хотя и не без пожертвований (367-366).

§ 75. Война в Пелопоннесе (366-365). — 3-й поход Эпаминонда в Пелопоннесе (366).

Содействие Спарте афинян, наемных и сиракузских войск в особенно персов, — победа Архидама, — раздоры между фивскими союзниками в Пелопоннесе, — война фивян с Александром ферским и успехи оружия сего последнего — все это, вместе взятое, казалось, уже готово было доставить Спарте перевес в войне. Усматривая, что главною причиною тому было содействие Спарте персов, фивяне отправили Пелолида к Артаксерксу, чтобы склонить его на свою сторону. Пелодид искусными переговорами вполне успел в этом; но новое вмешательство персов в дела Греции, бывшее следствием того, не имело для Фив желанных ими последствий. Греческие республики, и особенно аркадский союз, решительно воспротивились заключению мира, предписываемого Фивами чрез посредничество персов.
Тогда Эпаминонд, всегда деятельный в заботливости о благе своей родины, положил принудить Ахайю, в Пелопоннесе, отложиться от союза с Спартою и присоединиться к союзу с Фивами — и в третий раз двинулся в Пелопоннес (366). Для воспрепятствования вступлению его в оный, спартанцы и афиняне заняли проходы в онейских горах двумя отрядами войск, из коих один имел спартанского, а другой афинского начальника. Но пелопоннесские союзники фивян помогли им пройти, не смотря на то, чрез перешеек. Вследствие беспечности и оплошности обоих неприятельских военачальников, аргивсвий полководец Писий успел занять 2-мя тысячами человек войск одну высоту, обладание которою доставило Эпаминонду возможность без большого затруднения вступить в Пелопоннес. Соединясь с войсками пелопоннесских союзников, он двинулся в Ахайю. Но знатнейшие ахэяне, с полною доверенностью к благородным свойствам души Эпаминонда, предоставили на его волю судьбу страны своей. И он не обманул доверия их: взяв с ахэян только обещание и заложников в верности Фивам, вывел войско из Ахайи и воротился в Беотию (366).
Сильнее и сильнее разгорались между тем внутренние раздоры и междоусобия в Пелопоннесе, в которых принимали участие, с одной стороны — Фивы, а с другой — Спарта и Афины. Аргивяне и аркадяне, поддерживаемые фивянами, вели войну с флиунтинянми, которым вспомоществовали афиняне, и в тоже время аркадяне были в войне с элэянами (366-365). Среди этих междоусобий, ничем особенным незамечательных, политические отношения враждовавших часто изменялись. Так Аркадия вступила в союз с Афинами, а Коринф, Флиунт и Эпидавр — с Фивами.

§ 76. 3-й поход Пелопида в Фессалии (368). Действия Эпаминонда на море.

Новые жестокости Александра ферского принудили фессалян снова просить помощи Фив, и Пелопида в предводители, — вследствие чего Пелопид и был опять посдан в Фессалию с 7.000 человек войск (365). Вступив туда чрез Фермопилы и излишне полагаясь, может быть, на превосходство беотийской тяжелой пехоты, он слишком поторопился напасть на Александра, ожидавшего его с превосходным в силах (до 20.000 человек) войском на крепкой, выгодной местности при Киноскефадах. С самого начала происшедшего здесь сражения, Пелопидова конница опрокинула Александрову. Но так как пехота Александрова заняла высоты, охватывавшие Пелопидово войско, то оно и было принуждено отступать. Пелопид бросился вперед с конницею, чтобы восстановить бой, опрокинул фессалян и, увлеченный боевым пылом, устремился против самого Александра, но здесь, к сожалению, был убит. Ожесточенные тем, фивяне произвели новое, сильнейшее нападение и, наконец, совершенно разбили войско Александра, нанеся ему урон, простиравшийся до 3.000 человек. Так повествуют Диодор, Непот и Плутарх. Из сказаний же Ксенофонта и Полибия должно заключить, что битва при Киноскефадах не имела решительного успеха ни для той, ни для другой стороны. По смерти Пелопида, фивское войско оставалось еще в Фессалии, и по свидетельству Диодора и Плутарха вторично одержало победу над Александром, разбив его на голову: но из Ксенофонта и Полибия этого заключить нельзя. Вообще обстоятельства Фессалийской войны мало известны. Достоверно однако же то, что она кончилась столь же выгодно для Фив, сколько и для Фессалии — миром и союзом фивян с Александром ферским, и примирением последнего, чрез посредничество первых, с фессалийскими городами.
И так, благодаря Пелопиду и Эпаминонду, оружие фивян венчалось успехом и на юге, и на севере, и в Пелопоннесе, и в Фессалии. Но доселе Фивы веди войну только на твердой земле Греции и в войне этой фивяне и афиняне сражались одни против других только в чужих владениях, ни разу не внеся войны, фивяне — в Аттику, а афиняне — в Беотию, не смотря на сопредельность этих двух областей. Теперь же Эпаминонд составил смелый замысел — отнять у афинян господство на море и сделать Фивы морским государством. Соорудив флот и лично предводительствуя им, он защитил Родос, Хиос и Византию от нападений афинского флота, предводительствуемого Лахесом (365). Но Тимофей, главный предводитель сухопутных. и морских сил Афин, освободил обложенный фивянами Кизик в малой Азии и отнял у них Тороду и Потидею на берегах Македонии. Вообще окончательно афиняне успели удержать за собою господство да море, Эпаминонд же последовавшими обстоятельствами был принужден отложить исполнение своих замыслов касательно морского господства.

§77. Война в Пелопоннесе (364-362). — 4-й и последний поход Эпаминонда в Пелопоннесе (362). — Сражение при Мантинее. — Общий мир.

В 364-д и 363-м годах Пелопоннес продолжал быть раздираем междоусобиями. Главными виновниками их и действователями в них были аркадяне, уже союзника не Фив, а Афин. Но со смертью главы аркадского союза, Ликомеда, убитого изгнанными аркадскими аристократами, рушился и союз Аркадии с Афинами. Аркадия разделилась на две враждебные между собою стороны: одна держалась Фив, другая — Спарты и Афин. От этого беспорядки в Пелопоннесе увеличились еще более. Чтобы положить конец им и поддержать влияние Фив в Пелопоннесе, Эпаминонд положил снова двинуться, в него с войском. С, своей стороны Спарта, Афины, Элида и часть Аркадии и Ахайи соединились тесным союзом и вооружились против Фив.
Усиленный войсками союзных с Фивами городов Эвбеи и Локриды, и многочисленными вспомогательными войсками, присланными от Александра ферского и городов Фессалии, Эпаминонд летом 362-го года поспешил предупредить противников на коринфском перешейке. Успев в этом, он остановился при Немее, надеясь встретить и разбить здесь афинские войска, долженствовавшие соединиться с войсками спартанского союза. Но афиняне имели предосторожность отправить войска свои в Лаконию морем, и Эпаминонд двинулся к Тегее. Здесь к нему присоединились война пелопонесских союзников фивян: аргивян. мессенян и аркадских городов Мегалополя, Тегеи, Ассеи и Палантия. Соединенное при Тегее под его предводительством, войско имело, по Диодору, более 30.000 челов. пехоты и около 3.000 челов. конницы. В тоже время при Мантинее собрались войска пелопоннесских союзников Спарты. Лучшими между ними были аркадския, элэйския и ахэйския. Афинские еще не успели прибыть, а спартанцы присоединили к союзникам только свою конницу, отряд своих наемников и небольшое число спартанской пехоты, большая часть которой осталась с Агесилаем в Спарте. Собранные при Мантинее войска были числом (сколько именно- неизвестно) гораздо слабее Эпаминондовых и расположены на крепкой, выгодной для обороны местности.
Эпаминонд оставался некоторое время при Тегее в бездействии, подлинные причины которого не объяснены ни Ксенофонтов, ни другими историками. Судя по последующим действиям Эпаминонда, должно однако предполагать, что став с превосходными силами между Спартою и собранными при Мантинее войсками ее союзников, и угрожая той и другим, он хотел выждать присоединения пелопоннесских союзников Спарты к Фивам, или выманить войска их из выгодного их расположения при Мантинее, а Агесилая с спартанскою пехотою — из Спарты, и разбить их по частям, или же овладеть беззащитною Спартою посредством внезапного нападения. Как бы то ни было, бездействие такого полководца и с таким сильным войском привело союзников Спарты, собранных при Мантинее, в сильное беспокойство и они убедительно просили спартанское правительство прислать им Агесилая с остальною спартанскою пехотою. Довольно странно то, что спартанское правительство, для поддержания союзников своих, решилось оставить Спарту без защиты и отправило Агесилая в Мантинее.
Едва Эпаминонд узнал, что Агесилай выступил из Спарты (он пошел, вероятно, по направлению к ионскому проходу), как немедленно вечером двинулся со всем своим войском кратчайшею, весьма слабо и небрежно занятою спартанцами дорогою чрез Селлазию к Спарте. И на этот раз он весьма вероятно овладел бы ею, если бы один критянин ее уведомил Агесилая о движении Эпаминонда, и Агесилай, поспешно воротясь назад, не успел предупредить Эпаминонда в Спарте. Так как вся спартанская конница и часть спартанской пехоты находились при Мантинее, то остальных у Агесилая войск едва было достаточно для обороны открытого со всех сторон города против сильного фивскаго войска. Но Агесилай вооружил всех остававшихся в Спарте граждан, даже стариков, несовершеннолетних и женщин, и разместил их по краям и во внутренности города, выгоднейшим для обороны оного образом.
Прибыв к Спарте, Эпаминонд, по свидетельству Полибия, произвел на Спарту нападение и проник до самой Агоры (главной народной площади в средине города, где происходили общественные собрания), но отступил и поэтому, как предполагать должно, был отражен. Другие писатели: Ксенофонт, Диодор, Корнелий Непот и Плутарх ничего не упоминают об этом, но говорят только, что Эпаминонд не захотел напасть на Спарту с одной из тех сторон, где прилежащая местность была ровная и открытая, откуда спартанцы именно ожидали нападения и где приготовились в наиболее сильному отпору, но обходом занял одну высоту, с которой удобно мог действовать против спартанцев сильною стрельбою из луков. К этому Ксенофонт присовокупляет, будто бы Архидам, не более, как со 100 спартанцами, двинулся к занятой Эпаминондом высоте, чтобы отнять ее — и изумленные этим неожиданным наступлением, войска Эпаминонда, занимавшие высоту, обратились в бегство, были преследованы и потеряли несколько человек убитыми, — что фивяне просили выдачи тел убитых воинов и тем признали себя побежденными. Но это свидетельство Ксенофонта не заслуживает вероятия. Вернее предположить можно, что Эпаминонд, обманутый в надежде овладеть Спартою посредством внезапного нападения в притом нуждаясь в продовольствии, без боя отступил от Спарты обратно к Тегее. Остановившись здесь с пехотою для того, чтобы, после усиленного, быстрого и трудного движения чрез горы, дать ей кратковременный отдых, и предполагая, что мантинеяне, пользуясь его удалением, выйдут с рабами и скотом на жатву, он послал конницу свою вперед к Мантинее для завладения, посредством внезапного нападения, и жатвою, и рабами, и скотом мантинеян. Этим он хотел, как кажется, выманить неприятельское войско из его расположения. Мантинеяне действительно находились на жатве и, в ужасе при внезапном появлении Эпаминондовой конницы, просиди помощи небольшого афинского конного отряда, только что прибывшего из Элевзиса чрез Клеону к Мантинее. Хотя и всадники, и кони этого отряда были весьма утомлены усиленным и быстрым походом, однако, по убедительным просьбам мантинеян, отряд этот двинулся на встречу превосходной числом и качеством Эпаминондовой коннице, и в происшедшем вследствие того конном бою окончательно одержал, по уверению Ксенофонта, успех, что весьма сомнительно.
Между тем войско союзников Спарты (которое для краткости будем называть спартанским, так как Эпаминондово — фивским) продолжало оставаться в прежнем своем расположении при Мантинее. Усиленное уже прибывшими афинскими войсками, оно имело (по Диодору) около 20.000 челов. пехоты и около 2.000 челов. конницы. По условию между союзниками, главное. начальствование над ними, пока оно находилось во владениях одной из союзных республик, долженствовало принадлежать полководцам этой республики, под руководством ее правительства. Поэтому здесь, во владениях мантинейских, начальствовали мантинейские полководцы и на правом крыле войска стояла мантинейская пехота. Возле нее находилась спартанская, в средине — аркадская, элэйская и ахэйская, а на левом крыле — афинская. Спартанская конница была расположена на правом, а афинская — на левом флангах пехоты, элейская же позади ахейской и афинской пехоты.
He успев выманить спартанского войска из его расположения, нуждаясь в продовольствии и видя приближение срока своего начальствования и времени распущения войск фивских союзников, и необходимость сильного удара и блистательного успеха, Эпаминонд решился уже немедленно напасть на спартанское войско и двинулся от Тегеи в Мантинее, имея в голове священную дружину и фивскую тяжелую пехоту. Приблизясь к Мантинее (4-го июля 362 года) — и обозрев силу и расположение спартанского войска, он положил, как при Левктре, левым усиленным крылом своим напасть на правое крыло неприятеля, в косвенном боевом порядке. С этою целью он построил свое войско нижеследующим образом: фивскую тяжелую пехоту поставил на левом крыле, аргивскую на правом, а остальную в средине, конницу же, перемешанную с легкою пехотою — по флангам, и именно — большую ее часть на левом, а меньшую — на правом. Левое крыло фивской фаланги он построил в такой же четвероугольник, как и при Левктре, и на левом его фланге также поставил священную дружину. В этом порядке он двинулся вперед и, прибыв на высоты, противоположные тем, на которых находилось спартанское войско, остановился и велел сложить оружие, как бы для разбивки стана. Обманутые этим и полагая, что Эпаминонд в этот день сражаться не будет, неприятельские полководцы велели также сложить оружие, от чего в войске их произошел беспорядок и боевой ныл охладел совершенно. Эпаминонд того только и ожидал: войско его, заблаговременно им предваренное, немедленно вооружилось, спустилось с высот и двинулось против неприятеля. Лично ведя левый фланговый четвероугольник фивской тяжелой пехоты и священную дружину, он приказал: 1) левой фланговой коннице — идти на одной с ними высоте и напасть на спартанскую конницу в то самое время, когда они нападут на правое крыло неприятельской пехоты; 2) правой фланговой коннице — оставаться на месте и в таком только случае двинуться вперед, когда ей представится возможность с несомненным успехом напасть на неприятеля; — 3) правой фланговой тяжелой пехоте (аргивской) — поддерживать, в случае надобности, эту конницу, и наконец 4) всей остальной тяжелой пехоте в средине войска — следовать за движением священной дружины и четвероугольника уступами с левого фланга вперед.

Усмотрев наступление его, спартанское войско бросилось к оружию, отчего беспорядок в нем увеличился еще более. Однако, оно успело построиться еще прежде, нежели Эпаминонд произвел на него натиск. Битва началась нападением левой фланговой фивской конницы на спартанскую. Превосходство числа и качества первой из них и содействие ей легкой пехоты были причинами, что спартанская конница была тотчас опрокинута и рассеяна. Между тем, как фивская конница преследовала ее, предводимые Эпаминондом священная дружина и четвероульник фивской тяжелой пехоты произвели стремительный натиск с фронта на правое крыло неприятельского войска (т.е. на мантинейскую и спартанскую пехоту), — после упорного и жестокого рукопашного боя с ним, успели прорвать, расстроить и опрокинуть его, и затем преследовали спартанскую тяжелую пехоту, отступавшую с боем. При виде поражения правого своего крыла и наступления против нее средины фивскаго войска с фронта, средина спартанского войска обратилась в бегство. Но афинские пехота и конница, равно и элэйская конница, на левом крыле спартанского войска, стояли твердо на своих местах. Против них и двинулась правая фланговая фивская конница. Видя поражение правого и бегство средины неприятельского войска, она сочла это мгновение удобнейшим для произведения удара, и напав на противостоявшую афинскую конницу, опрокинула ее и напала на афинскую пехоту во фланг и в тыл; но здесь, сама, в свою очередь взятая во фланг элейскою конницею и атакованная афинскою, была опрокинута и принуждена отступить к занимаемому ею в начале боя месту. He смотря на то, победа, казалось, уже совершенно склонялась на сторону фивян, как в это самое время Эпаминонд, лично сражавшийся с спартанцами в голове фивскаго четвероугольника, пал смертельно раненый дротиком в грудь. Лишась любимого своего вождя, пораженное скорбью об утрате его, фивское войско пришло, если и не в беспорядок, то в недоумение и смятение, — не отступило, но и не продолжало более своего наступления. С обеих сторон произошло кратковременное бездействие — и затем оба войска в одно время отступили в противоположные стороны, оба хвалясь победою, фивское однако же с большею справедливостью. Ибо в нем одна только конница правого крыла была опрокинута, но и та сохранила прежнее свое место в боевом порядке. В спартанском же войске, напротив, одни только афинские пехота и конница, и конница элейская удержались на своих местах, все же прочие войска были опрокинуты. За всем тем победа фивян в битве при Мантинее, столь удачно начатой ими и столь замечательной превосходными тактическими распоряжениями Эпаминонда, была сама по себе и по своим последствиям победою нерешительною. Вскоре после нее общий между греками мир, коим признана независимость Мессении (362), положил конец войне; но не победа фивян при Мантинее была причиною его, а общее, совершенное истощение сил и в особенности двух главных, враждовавших республик, Спарты и Фив, ослабленных 16-тя летнею войною и сверх того, Спарта — утратою Мессении, а Фивы — Пелопида и Эпаминонда.

§ 78. Общий вывод о военном устройстве греков и состоянии у них военного искусства вообще и искусства ведения войны в особенности, от нашествия персов на Грецию до времен Филиппа Македонского.

Нашествие персов на Грецию, побудив греков в развитию всех своих сил и деятельности для сохранения своей независимости, сделалось первою и главною причиною быстрого усовершенствования греческого военного искусства. Обязанные успехами своими над персами преимущественно правильным устройству и действиям войск своих, греки приложили особенное попечение о дальнейшем развитии и усовершенствовании их. Следствием этого было то, что все отрасли военного искусства, и в особенности тактика, постепенно достигли в Греции высокой степени развития и совершенства, и военное искусство впервые возведено было греками на степень науки. Тщательно исследуя, изучая и совершенствуя его, греки начертали правила оного, из которых с ходом времени постепенно образовалась первая теория или наука военного искусства.
Из числа всех народов Греции, слава наибольшего участия в усовершенствовании греческого военного искусства принадлежит афинянам, спартанцам и под конец фивянам. Они первенствовали в нем над всеми народами Греции и имели на них решительное в атом отношении влияние.
Собственно искусство ведения войны у греков в этом периоде следовало тому же постепенному ходу, который усматривается и в прочих отраслях военного искусства. Еще. весьма мало развитое до войны пелопоннесской, оно значительно развилось в ней и еще более после нее. Частое ведение греками, в пространстве времени от окончания ее до Филиппа македонского, войн вне пределов Греции, и. в особенности высокие военные дарования и искусство трех знаменитейших- греческих полководцев этого времени — Ксенофонта, Агесилая и Эпаминонда, были причинами, что искусство ведения войны у греков, сравнительно с прежним, получило гораздо большие объем и размеры, значение и важность.
За всем тем, говоря вообще, войны, веденные греками в пределах самой Греции, равно и искусство ведения их, по необходимости должны были иметь и действительно имели чрезвычайно малые и тесные объем и размеры, и характер малой войны и набегов. Причины этого, как равно и самый характер внутренних, междоусобных греческих войн, уже были изображены выше, в общем выводе о войне пелопоннесской (глава VIII § 60).
Что касается военного устройства и военных учреждений греков, то они следовали иному ходу, нежели греческое военное искусство. Между тем, как последнее постоянно и быстро развивалось, совершенствовалось и возвышалось, военное устройство и военные учреждения, вместе с постепенным нравственным упадком народа и войска греческих, более я более изменялись в духе и характере, и приходили в упадок, хотя и сохраняли, более или менее, прежние, наружные, формы свои.
Заключая этим военную историю греков в блистательнейшем их периоде, переходим к тому народу, который, заимствовав военное искусство их, превзошел в нем самих наставников своих.