F 62: Александр и алкоголь

Arr., An. VII 29, 4

καὶ οἱ πότοι δέ, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος, οὐ τοῦ οἴνου ἕνεκα μακροὶ αὐτῷ ἐγίγνοντο, οὐ γὰρ πίνειν πολὺν οἶνον Ἀλέξανδρον, ἀλλὰ φιλοφροσύνης τῆς ἐς τοὺς ἑταίρους.

По словам Аристобула, его застолья были продолжительными, но не ради вина — Александр пил мало — а ради дружбы со спутниками

Фрагмент касается отношения Александра к алкоголю. Арриан, сообщив о смерти Александра, начинает восхвалять македонского царя своего рода эпитафией, призванной сделать очевидными его выдающиеся в каждой сфере качества [1]. Последние два параграфа "Анабасиса", следовательно, направлены на то, чтобы защитить Александра от обвинений, которые обычно ему предъявлялись: гнев и высокомерие, желание подражать обычаям варваров, притязание на рождение от бога, принятие персидской одежды и, действительно, пристрастие к выпивке [2].
Именно в этой связи упоминается цитата Аристобула, согласно которому продолжительность застолий должна была объясняться не столько страстью Александра к вину (царь мало пил), сколько дружбой с этерами.
Ясно, что Аристобул хотел защитить Александра от обвинения в чрезмерном употреблении алкоголя, которое приписано ему из многочисленных источников. Поэтому стоит попытаться обобщить, что эти источники утверждают.
Арриан рассматривает отношение Александра к выпивке в двух других случаях, обоих в эпизоде с убийством Клита: в первом упоминаются «новые привычки» Александра, которые включали также длительное присутствие на пирах и на попойках [3].
Второй случай, напротив, отражает размышления Арриана об этом эпизоде, и очень важно, что историк жалеет Александра, потому что он стал жертвой двух пороков, гнева и пьянства, однако, никомедиец перевертывает роли, потому что причиной убийства становится высокомерие Клита [4]. Следовательно, Арриан не может молчать о склонности Александра к многопитию и о вредных последствиях его застолий, но он всегда стремится оправдать правителя, занимая позицию, которая, исходя из анализа фрагмента, должна была подходить и Аристобулу.
Есть многочисленные упоминания об отношении Александра к выпивке и в корпусе произведений Плутарха. Он говорит об этом несколько раз в биографии: в начале, описывая внешность и характер Александра, Плутарх говорит об особом тепле, которое исходило от его тела и которое делала его ποτικὸς «склонным к выпивке» [5]: разговор о тепле тела, причине запаха Александра, а также его вспыльчивости будет возобновлен в Quaestiones conviviales, хотя вне связи с выпивкой [6].
В другом отрывке из "Жизни" Плутарх делает акцент на том, что Александр был менее предан вину, чем казалось, потому что он провел много времени за чашей, беседуя со своими друзьями: источник этого пассажа должен отождествляться с Аристобулом [7].
Также начало параграфа Quaestiones convivales, посвященного склонности Александра к пьянству, подтверждает то, о чем говорил Аристобул: Александр мало пил, но много времени проводил на симпосиях и беседах со своими друзьями [8]. Однако сразу же один из присутствующих при беседе ответил со ссылкой на Эфемериды, что после симпосия Александр весь день спал. В дополнение к этому упоминанию, однако, в этом параграфе приводятся некоторые анекдоты об аромате, исходящем от царя, или о Каллисфене, который не хотел пить из чаши Александра, и поэтому упоминаний об эпизодах, связанных с пьянством Александром, нет. Поэтому в разделе о πολυποσία (многопитии) царя изображение последнего не особенно пострадало.
Поразительно, что Диодор почти не упоминает о склонности Александра к пьянству. Сцена коллективного питья — та, что следует за захватом Персеполя, но как пьяными описываются этеры, а Александр появляется на сцене только тогда, когда он решает поджечь дворец [9]. Выпивающий Александр встречается только на пирушке у Медия, которая как раз предшествует смерти государя [10]. Поэтому очевидно, что у Диодора и в его источниках владыка Македонии не был представлен как пристрастившийся вину и вообще склонным к пьянству, даже если не найдены апологетические утверждения, которые можно проследить к Аристобулу.
Курций Руф упоминает о склонности Александра к выпивке в частности три раза: в первом случае македонский царь обвиняется в том, что он запятнал своей страстью к вину все необыкновенные добродетели, которыми он обладал и которые делали его исключительным человеком [11]. Второй вставлен в описание перемены Александра, которая произошла, по словам Курция, после битвы при Гавгамеле и разгрома Агиса: царь уступил привычкам и порокам варваров, обрекая себя тем самым на непопулярность у своего народа, македонцев. Страсть к вину и к долгим пирам связана с этой варваризацией Александра и становится одной из причин морального упадка македонского царя [12]. Весьма критическое суждение Курция Руфа о склонности Александра к излишнему винопитию и, в более общем плане, о его неспособности контролировать себя, в конце сочинения смягчается: предлагая читателю суждение о своей работе, Курций выставляет обвинением недостатки молодости царя, заявляя, что его внезапная и безвременная смерть не позволила ему узнать, утихнет ли с возрастом это излишество. Поэтому Курций Руф, хотя и жестко обвиняет Александра в его склонности к питью, является единственным источником, который обвиняет в этом дефекте возраст, почти делая его грехом юности, которому, возможно, суждено было исчезнуть.
Суждение Трога–Юстина гораздо более сурово: пьянство было «семейным дефектом», который был общим для Филиппа и Александра, но у последнего этот дефект был хуже, потому что от его пьянства страдали друзья [13]; вполне вероятно, что и в этом случае делается указание на убийство Клита.
Афиней также посвящает небольшую часть своей работы пьянству Александра, цитируя разные источники, но не предоставляя новых эпизодов: Эфипп и Никобула связывают смерть Александра с чрезмерным употреблением алкоголя; Линкей Самосский, Харет и Аристобул упоминают об отказе Каллисфена отпить из чаши, которую вручил ему Александр; как и у Плутарха, сообщается, что в Эфемеридах сказано, что, выпив, Александр весь день спал. Кроме того, есть фрагмент Менандра, из которого мы можем сделать вывод, что способность Александра выпивать большое количество вина вскоре стала общеизвестной [14].
Страсть Александра к вину зафиксирована и Элианом, который включил его в число крупнейших выпивох, упомянув его также как организатора соревнования среди тех, кто выпьет больше во время погребения Калана [15]. Затем Элиан, как и Афиней, цитирует Эфемериды, чтобы отметить многочисленные похмелья царя за один месяц, однако также поставив под сомнение это известие именно потому, что количество похмелий показалось ему преувеличенным [16]. Наконец, Александр признан чемпионом среди людей в выпивке, говорит Элиан, показывая, что образ царя как пьяницы стал топосом [17].
Итак, в заключение, образ пьющего Александра становится в какой–то момент актуальным. Тот факт, что многие авторы, которые описывают застолья царя, упоминают Эфемериды как источник, заставляет нас думать, что, возможно, именно эти сообщения были источником этой характеристики. Что касается Аристобула, то его текст также может быть основой Plut., Alex. 23, 1 и цитаты из Quaestiones Conviviales. Кроме того, желание защитить Александра от обвинения в чрезмерном употреблении алкоголя можно увидеть в других фрагментах:
Во фрагменте 29 об убийстве Клита, Арриан сообщает, что Аристобул не сказал о причине опьянения, но обвинял только Клита, виновного в том, что он не покинул зал симпосия [18].
Во фрагменте 30 о провале заговора пажей говорится, что, согласно Аристобулу, Александр не прекратил пира и пил всю ночь, потому, что ему приказала сирийская пророчица [19].
Во фрагменте 59 о причине смерти Александра Аристобул старается указать, что Александр пил только потому, что у него уже была лихорадка, и он испытывал сильную жажду [20].
Поэтому можно сказать, что уже во времена Аристобула некоторые описывали Александра как настолько большого пьяницу, что историк считает своим долгом защищать правителя от этих обвинений. Александр, зависимый от вина и неспособный контролировать себя, не соответствовал положительному образу государя, который Аристобул хотел наметить в своей работе.


[1] Arr., An. VII 28.
[2] Arr., An. VII 29.
[3] Arr., An. IV 8, 2.
[4] Arr., An. IV 9, 1.
[5] Plut., Alex. 4, 1.
[6] Plut., Quaest. conv. I 623e.
[7] Plut., Alex. 23, 1.
[8] Plut., Quaest. conv. I, 623d-624a.
[9] Diod. XVII 72.
[10] Diod. XVII 117.
[11] Curt. Ruf. V 7, 1.
[12] Curt. Ruf. VI 2, 2.
[13] Curt. Ruf. IX 1, 9-10.
[14] Ath. X 44, 434a-d (= Ephippos, FGrHist 126 F 3; Ephemerides, FGrHist 117 F 2b; Menand., fr. 2 Arnott; Nikobule, FGrHist 127 F 1; Callisth., FGrHist 124 T 12; Aristobulos, FGrHist 139 F 32; Chares, FGrHist 125 F 13; Lync., fr. 34 Dalby).
[15] Ael., HV II 41.
[16] Ael., HV III 23.
[17] Ael., HV XII 26. Также в рамках известной критики Александра Ливием упоминается его пьянство и, в частности, убийство друзей, когда царь находился под воздействием алкоголя. См. Liv., ab urbe condita IX 18, 1.
[18] Arr., An. IV 8, 9.
[19] Arr., An. IV 13, 5.
[20] Plut., Alex. 75.