*[1]
Жизнь, датировка
Жизненный путь "Флора" решительно невозможно реконструировать, поскольку неясно, идентичны ли поэт, ритор и историк. Если они тождественны, то возникает яркий - и даже слишком пестрый - образ. Однако среди исследователей достаточно много "унитариев"[2].
Изящное произведение Vergilius orator an poeta, от которого сохранилось только введение, дает нам яркое представление об ораторе с живыми подробностями: коренной африканец, в юности он претерпел унижение от Домициана - провал на поэтических соревнованиях. Затем он много путешествует; занимается в Испании преподаванием. Учитывая поэтические амбиции ритора, не исключено, что он тождествен со стихотворцем, который позднее обменивался столь живыми посланиями с Адрианом; несколько кратких стихотворений сохранились в Historia Augusta и Anthologia Latina; из писем к Адриану не сохранилось практически ничего. Риторико-поэтическая манера историка могла бы указывать на идентичность писателей. Напротив, Pervigilium Veneris восходит к другому автору[3].
Риторический трактат написан при Траяне, краткие стихотворения (в гекзаметрах, ионических диметрах и versus quadrati) при Адриане. Историографический труд Флора, вероятно, относится к концу царствования этого государя[4]. Некоторые датируют его эпохой Траяна[5], в особенности из-за "империалистического духа", который, впрочем, господствует только в первых частях работы; есть еще одна - не вполне надежная - датировка эпохой Антонина Пия[6].
Обзор творчества
Первая книга историографического труда посвящена эпохе до первой Пунической войны, вторая охватывает период вплоть до разрушения Нуманции, третья - до событий накануне заговора Катилины, четвертая - до Августа.
Источники, образцы, жанры
Флор черпает свой материал - прежде всего по раннему Риму - из Ливия (или уже из сокращенной переработки его труда). Ошибки, иногда грубые, частично восходят к оригиналам[7]: например, он считает Августа dictator perpetuus (наряду с Евтропием и De viris illustribus, использовавшими, вероятно, тот же источник). Достойно внимания, что "медлительность" Кунктатора он относит к периоду после битвы при Каннах (как и Ампелий, но не Евтропий, Орозий и Periochae). Однако не стоит полностью отрицать зависимость от Ливия[8]. Скорее, как представляется, в некоторых местах Флор имел в виду создать retractatio Ливия[9]. Материал он группирует иначе, его отношение к Августу - более дружественное, чем у Ливия.
Точки соприкосновения с De viris illustribus и Ампелием наводят на мысль об общем источнике (Гигин, Exempla; De vita rebusque illustrium virorum). Но Флор привлекает также и Цезаря (1, 45 = 3,10), и Саллюстия (1, 36 = 3,1; 2,12 = 4,1), который вообще наложил свой отпечаток на его историческую концепцию; ему известен и Тацит[10].
Совпадения с Луканом раньше сводили к историческому труду Сенеки Старшего[11]. Восходит ли периодизация истории по "возрастам" к старшему[12] или к младшему[13] Сенеке, остается под вопросом (ср. Lact. Inst. 7,15,14-16). Правда, Лактанций в иных местах цитирует только младшего Сенеку, однако философ и не писал историографических трудов. Так что нельзя совершенно исключить, что речь идет о риторе Сенеке[14]. Возможно, дело в том, что Отец Церкви спутал Аннея Сенеку с Аннеем Флором. До Флора сравнение с человеческим возрастом мог употребить и Варрон в De vita populi Romani.
Что касается жанровой принадлежности, мы имеем дело не с простым учебником - хотя произведение позднее и служило этим целям. Против этого свидетельствует, например, неупоминание целой серии крупных битв и полководцев и неясная хронология. Флор пишет для аудитории риторических декламаций. Для сочиняющего панегирик римскому народу нужны не столько факты, сколько эмоциональный комментарий. О возможной тенденции произведения см. разд. Образ мыслей.
Книга Vergilius orator an poeta, где в утраченной главной части, вероятно, разрабатывалась тема взаимоотношения между стихотворчеством и ораторским искусством, относится к тому же жанру, что и De oratore Цицерона, Dialogus Тацита и Octavius Минуция Феликса (ср. также Gell. 18,1, 2-3).
Литературная техника
Историческое повествование здесь - не исторический труд в полном смысле слова, а своего рода панегирик римскому народу.
Флор хочет не описывать события в духе хроники, а делает из отдельных сюжетов маленькие произведения искусства[15]. Он не следит строго за последовательностью событий и не придает никакого значения полноте. Ради эстетического эффекта он не останавливается перед искажением исторических событий[16]. Повествование эмоционально окрашено[17]. "Герой" произведения - римский народ. Полководцы - только исполнительные органы; автора не слишком заботят их имена. Во второй книге populus Romanus больше не играет ведущей роли; зато в конце на первый план выходит положительный образ Августа.
Характерны обобщения и промежуточные вступления, которые затрагивают тему возраста на достигнутом историческом уровне и таким образом помогают придать труду внутреннее единство.
Язык и стиль
Стиль изыскан; Флор не поддается и архаизаторским тенденциям. Он последовательно стремится к краткости и таким образом предпочитает Ablativus absolutus. Ритмика клаузул напоминает риторические, а не историографические тексты; кретик и трохей здесь встречаются чаще, чем у Цицерона, правда, дитрохей - реже[18].
Флор умеет очаровать читателя метафорами: Антоний - fax et turbo sequentis saeculi ("пламя и вихрь настающего века", 2,14, 2 = 4, 3, 2); emptio frumenti ipsos rei publicae nervos exhauriebat, aerarium ("покупка зерна истощала самые жилы государства, казну", 2,1, 7 = 3* 13, 7). Его несколько аффектированная элегантность превращает знакомое в непривычное. В этом у него можно иногда обнаружить и поэтические достоинства[19]. Стилистически он далек от Ливия и приближается к афористическому стилю Сенеки и лаконизму Тацита, например, igitur breve id gaudium ("радость же эта была недолгой", 2, 30, 30 = 4,12, 30). Или: cum ille- o securitas! - ad tribunal citaret ("когда тот - о беспечность! - взывал к трибуналу", 2, 30, 44 = 4,12, 44). Он эффектно использует антитезы: difficilius est provindas obtinere quam facere; viribus parantur, iure retinentur ("провинции труднее удержать за собой, чем завоевать: для второго нужна сила, для первого - справедливость", 2, 30, 29 = 4, 12, 29). Или: Germani victi magis quam domiti erant ("германцы скорее были побеждены, нежели укрощены", 2, 30, 30 = 4,12, 30). Труд Флора - римская история, "поставленная на пуанты"[20].
Образ мыслей I. Литературные размышления
Флор усматривает свою литературную задачу в том, чтобы описать "историю жизни" Рима и споспешествовать славе своего народа; тем самым задача оратора, биографа и историка образуют у него единый сплав[21]. Это самоощущение объясняет также и особенности его манеры.
Образ мыслей II
В произведении намечен общий очерк развития римского государства, что свидетельствует - по крайней мере в зачаточном состоянии - об определенных историософских интересах. Как Аппиан, Плутарх и Аристид, Флор восхваляет всеохватность Римской Империи. Рим - завершение исторического процесса. Одна из главных целей автора - изобразить magnitudo imperii, "величие державы" (1 praef. 1).
Произведение Флора построено по принципу человеческих возрастов[22]. Внутренние противоречия объясняются тем, что вступление из политических соображений постулирует вторую молодость при Траяне. Сравнение с возрастом приобретает более глубокое значение благодаря антитезе fortuna-virtus (1 praef. 2) и теме libertas. Virtus включает и остальные добродетели: pietas, fries, modestia, iustitia, clementia. Греки прибавили к этому учение о преемственности держав, но его следы не обнаруживаются у Флора.
В первой книге прославляется империализм, во второй - мир. Однако не надо делать отсюда аналитических заключений[23]; эта полярность издавна свойственна римскому мышлению. Своим ростом Рим обязан virtus, своим упадком - недостатку в ней; Fortuna энергичнее как раз в такие эпохи[24]. Упадок и senectus, "старость", находятся в ее власти. Libertas тесно связана с respublica (годичность, коллегиальность, leges, auctoritas). Вместе с virtus погибает также и libertas. Императоры до Траяна виновны в inertia. Эта особенность - сущностная черта старости (Cic. off. 1,123).
Основа - материал Ливия. На него накладывается Саллюстиева мысль. Однако Флор - в отличие от Саллюстия - настроен проаристократически. Для Ливия центральный пункт - urbs, "Город", для Флора - imperium и populus Romanus[25]. Так Cunctator, "медлитель", становится "щитом державы" (а не Рима, как говорят Посидоний и Плутарх) и примером (адриановской) оборонительной политики. Несчастье проистекает из благополучия: Causa tantae calamitatis eadem quae omnium, nimia felicitas ("причина такой катастрофы - та же, что и у всех остальных, избыток благополучия", 2, 13, 8= 4, 2, 8). Это саллюстиевская мысль.
После Канн Ганнибал не воспользовался своим шансом (1, 22, 20 = 2, 6, 20). Причина - предопределенность мирового господства Рима (fatum urbis imperaturae) или недостаток инициативы со стороны самого карфагенского вождя (aut ipsius mens mala) в сочетании с враждебностью богов к его городу (et aversi a Carthagine di). Флор (продолжая традицию Ливия) полагает, что притязания Рима на мировое господство оправданны божественным призванием.
Есть только намеки на "философское" истолкование. Александрова ἁρμονία превращается в pax Romana. Некоторые[26] обнаруживают у него "стоическую" надпартийность. И на самом деле он с пониманием относится к побежденным карфагенянам, осуждает жестокую победу над Нуманцией и готов признавать ошибки римлян и в других случаях. Однако он все вновь и вновь подтверждает свое презрение к варварам[27].
Будучи в общем и целом настроен рационалистически, он не слишком считается с предзнаменованиями[28]. Флор отражает менталитет сенаторов и всадников; он представляет историческое понимание среднего образованного римлянина[29]. С точки зрения истории культуры интересно восьмое стихотворение, если оно, конечно, принадлежит тому же автору; оно свидетельствует о прогрессе эллинизации: обычная болтовня о "римскости" разоблачается как лицемерие. Уже можно отважиться открыто признаться в своем пристрастии к греческой культуре. Эта позиция также соответствует времени Адриана.
Исторический труд Флора - вовсе не простое резюме Ливия. Это tabella (praef. 3), картина истории римского народа. С одной стороны, Флор прославляет завоевания от Ромула до Августа, с другой - показывает большую опасность, которую может принести продолжение экспансии[30]. Этот труд, таким образом, документ эпохи Адриана.
Традиция[31]
Важнейшая рукопись - Codex B = Bambergensis EIII22 (IX либо X в.), представляющий самостоятельную ветвь (вместе с работой Иордана, черпавшего материал у Флора - De summa tempomm vel origine actibusque gentis Romanorum[32]). Многочисленные остальные рукописи вместе образуют второй класс, к главным представителям которого относится лоршский Nazarianus N = Palatinus Latinus Heidelbergensis 894 (IX в.).
Качество B (достоверного произведения необразованного переписчика), возможно, несколько переоценивалось после его открытия в начале XIX в. (тем не менее только он содержит 2, 18, 2-6 = 4, 8, 2-6); другой класс дает более гладкий текст, чья привлекательность все же может быть обманчивой. Общие ошибки обоих классов указывают на единую (позднеантичную) копию[33].
Влияние на позднейшие эпохи
Флор оказал воздействие на многих авторов[34]: Аммиана Марцеллина, Феста (Breviarium rerum gestarum populi Romani), Орозия, Иордана, Малалу. Вероятно, его даже перевели на греческий язык, и он был актуален и для византийской литературы. Римские исторические примеры, с которыми полемизируют христиане, сохраняют отпечаток Флора. Августин сражается не только с Ливием, но и с малыми историками, в том числе с нашим автором[35].
В эпоху средневековья и даже в XVIII в.[36] Флор - школьный автор и с полным правом вызывает восхищение своей brevitas.
Высокое мнение Петрарки († 1374 г.) о стиле Флора разделяет Хуан Луис Вивес († 1540 г.): Flori opusculum, quo nihil potest fingi in illo genere vel acutius vel lepidius, "небольшое произведение Флора, ни тоньше, ни приятнее которого нельзя себе ничего даже и представить"[37]. Аналогичным образом рассуждает Юст Липсий († 1606 г.)[38]. Иосиф Скалигер († 1609 г.) называет Флора "un tres bel auteur", "превосходным автором"[39]. Только в Нидерландах между 1638 и 1674 гг. выходит в свет шесть изданий. Ф. Н. Кёфто († 1623 г.) пишет французский перевод. Следы рецепции Флора обнаруживаются и в Испании[40]. Сервантес († 1616 г.) использует нашего автора как источник для своей Numancia, Расин († 1699 г.) - для Mithridate. Польские историки-патриоты подражают Флору на латыни[41] и охотно применяют его сентенции к истории своей родины.
Монтескье († 1755 г.) в своем Essai sur le gout особенно ценит критику в адрес Ганнибала - cum victoria posset uti, frui maluit, "он мог бы получить от своей победы пользу, но предпочел - удовольствие", (Flor. epit. 1, 22, 21 = 2, 6, 21). В Esprit des Lois он метко объясняет предложение hie erit Scipio qui in exitium Africae crescit, "это будет тот Сципион; который растет на погибель Африке", (Flor. epit. 1, 22,11 = 2, 6,11): "Vous croyez voir un enfant qui croit et s'eleve comme un geant", "вам кажется, что вы видите ребенка, который растет и воспитывается как гигант"[42].
Ego nolo Caesar esse / ambulare per Britannos, "не желаю быть владыкой, / жить, кочуя у британцев". С этими стихами Флора знаком Гете, как и с ответной репликой императора Адриана: Ego nolo Floras esse / ambulare per tabemas, "не желаю быть я Флором, / жить, кочуя по тавернам". Следует прочесть вступление к 15-й Римской элегии, а затем еще раз Погребок Ауэрбаха (Faust 2095 сл.)[43]: "Ich halt es wenigstens fur reichlichen Gewinn, / DaB ich nicht Kaiser oder Kanzler bin", "я по крайней мере то считаю величайшей удачей, что я - не император и не канцлер".
Леопарди († 1837 г.) в Pensieri пишет о Флоре. Он видит в нашем авторе поэта, который владеет риторическими средствами[44], и умеет ценить поэтические качества стиля Флора.
Леопольд фон Ранке († 1886 г.) предпочитает описание битвы в Тевтобургском лесу, принадлежащее перу Флора, всем остальным (сегодня предпочтение отдают рассказу Кассия Диона). Вплоть до новейшего времени его портрет Мария, а также образ Спартака, оказывал сильнейшее влияние. Современное обозначение слонов как "танков древности" обусловлено описаниями Флора. На самом деле слоны больше служили для обороны; за их спинами могла укрыться и подготовиться к атаке кавалерия[45].
В произведении Флора история как "жизнеописание римского народа" становится предметом риторически окрашенного энкомия. Сравнение с человеческим возрастом можно считать, хотя и скромным, историософским опытом. Влияние на позднейшие эпохи показывает, что, несмотря на все ошибки по существу, писательское воодушевление и способность давать живописные описания не остались без внимания.

---

[1] Поэта зовут Аннием, ритора П. Аннием и историка Аннеем (или Юлием) Флором.
[2] В последнее время J. M. Alonso—Nunez 1983,1 с лит.
[3] R. Schilling, Pervigilium Veneris, Paris 1944, Intr. стр.xxii–xxxiii; I. Cazzaniga, Storia della letteratura latina, Milano 1962, 727—729.
[4] P. Jal, изд., стр.CLV.
[5] P. Zancan 1942, особенно 66 сл.
[6] L. Havas, Zur Geschichtskonzeption des Florus, Klio 66, 590—598 (основная концепция Флора не совпадает с политической доктриной как Траяна, так и Адриана).
[7] L. Bessone 1978, особенно 422—426.
[8] Это делает P. Zancan 1942, 61 сл.
[9] P. Jal 1965, 367.
[10] О Саллюстии: A. Nordh 1952, особенно 127 сл.; о Таците: P. Jal, изд., стр.XXX, прим. 3.
[11] O. Rossbach, De Senecae philosophi librorum recensione et emendatione, Breslauer Philol. Abh. 2, 3,1888,162—173, особенно 169 сл.; о Вергилии и Лукане: Р. Jal, изд., XXIX, прим. 8; XXX, прим. 1..
[12] L. Castiglioni, Lattanzio e le Storie di Seneca Padre, RFIC 56, 1928, 454—475, особенно 474 сл.
[13] R. Haussler 1964, особенно 315—319; однако сегодня HAussler выступает за Сенеку Старшего.
[14] J. M. Alonso—Nunez 1982, 9 сл.
[15] A. Klotz 1940,115.
[16] A. Klotz 1940,116.
[17] Достаточно сравнить Flor. 1, 38,16 = 3, 3 16 с Appian. 6, 72; или даже Flor. 2,22 = 4,12.
[18] P. Jal, изд., стр.LVII-LXIX.
[19] Ср. разд. Влияние па позднейшие эпохи: Леопарди.
[20] R. Pichon, Histoire de la litterature latine, Paris 1898, 701.
[21] Его писательское самоощущение нельзя отделить от самоощущения историка.
[22] Выступая против попыток оставить во вступлении сохраненные традицией числа, R. Haussler 1964 считает необходимым emendatio. Сравнения с возрастом: Flor. prooem. 4—6; Lact. inst. 7,15,15—16; Hist. Aug. Car. 2; Amm. 14, 6, 3; H. Fuchs, Der geistige Widerstand gegen Rom in der antiken Welt, Berlin 1938, 88; cp. также J. Scholtemeijer 1974, особенно 82 и 92 сл.
[23] Иначе O. Hirschfeld, Anlage und Abfassungszeit der Epitome des Florus, SPAW1899, 542—554 (= Kl. Schr., Berlin 1913, 867—880).
[24] О fortuna и virtus у Цицерона, Саллюстия и Сенеки: A. Nordh 1952; ср. также Liv. 9, 17—19; в отличие от Плутарха (De fortuna Romanorum 317 B—C), который объясняет успех римлян скорее τύχη), чем apenq, Флор подчеркивает virtus, прежде всего в период экспансии.
[25] 2, 34, 61 = 4,12, 61; всеобщий мир 2, 34, 64 = 4,12, 64.
[26] V. Alba 1953, 62; 71.
[27] 2, 26,13 = 4,12,13; 2, 27,17 = 4,12,17; 2, 29, 20 = 4,12, 20 = 2, 30, 30 сл. = 4,12, 30 сл.
[28] V. Alba 1953, 56 сл.
[29] W. Den Boer 1965,367.
[30] P. Jal, изд., стр.XLI-XLIII.
[31] M. D. Reeve, The Transmission of Florus, Epitome de Tito Livio and the Perio–chae, CQ NS 38,1988, 477—491.
[32] Изд. Th. Mommsen, MGH: Auctores antiquissimi 5,1, Berlin 1882, перепечатка 1961.
[33] P. K. Marshall b: Reynolds, Texts 164—166.
[34] W. Den Boer 1965, 369 сл.
[35] Flor. 1,1,13 у Aug. civ. 3,13; Flor. 2, 9,14—16 = 3, 21,14—16 у Aug. civ. 3, 27 fin.; таких авторов, как Флор, Августин имеет в виду civ. 3,19.
[36] W. Den Boer 1965, 367; J. Straub 1977,137; P. Jal, изд., стр.XXXVII.
[37] De tradendis disciplinis, цит. у V. Alba 1953,157.
[38] V. Alba 1953,157.
[39] Scaligerana, ed. des Maizeaux, Amsterdam 1740, 2, 377.
[40] V. Alba 1953,160 сл.
[41] Так, Иоахим Пасторий в 1641 г. издает Florus Polonicus sen Polonicae historiae epitome nova; об этом I. Lewandowski, Florus w Polsce, Warszawa 1970.
[42] V. Alba 1953, 161; ср. также оценку стиля в Essai sur le gout, изд. Pleiade 2, p. 1257; Fl°r- epil- U 5, 8 = 1, 11, 8 Idem tunc Faesulae quod Carrhae nuper, …Tiberis quod Euphrates, «тогда Фезулы значили то же самое, что недавно Карры, а Тибр — что недавно Евфрат».
[43] Hist. Aug. Hadr. 16, 3 сл.; R. Jakobi, Eine verkannte Reminiszenz an die Hadri–an–Vita in Goethes Faust, Arcadia 24,1989, 67—68.
[44] V. Alba 1953,164 сл.
[45] W. Den Boer 1965, 384.