Жизнь, датировка
Корнелий Непот (мы не знаем его первого имени) родился предположительно около 100 г. до Р. Х.; в любом случае в 63 г. до Р. Х. это уже не молодой человек (Plin. nat. 9, 137). Вероятно, его родина - Тицин; можно точно сказать, что он транспаданец[1], как и Катулл, который обращается к нему в своем посвятительном стихотворении и которого он сам упоминает с похвалой (Nep. Att. 12, 4). Он никогда не занимал должности, дающей доступ в сенат, но целиком посвятил себя своей семье (ср. Cic. Att. 16, 14, 4) и писательству (Plin. epist. 5, 3, 6). Как Варрон и Аттик, он образованный литератор из всаднического сословия. Как Марк и Квинт Цицерон, Гортензий и, может быть, Варрон, он относится к кружку друзей Аттика. В 65 году он слушает речь Цицерона за Корнелия[2]. Хотя великий оратор в своей реплике о нем подчеркивает дистанцию (Att. 16, 5, 5), его переписка с Непотом была опубликована. Биограф описывает жизнь Цицерона. Непот занимался также изданием (Цицерона? Катулла?): Фронтон (epist. p. 20 Nab. - 15 V. D. H.) называет его в одном ряду с Лампадионом, Стаберием и Аттиком. Он переживает своего друга Аттика[3] и заканчивает свой долгий жизненный путь уже при Августе[4].
Обзор творчества
1. Три книги Chronica - созданные до 54 г. до Р. Х. - были самым ранним прозаическим произведением Непота (Catull. 1, 3-7). Там были синхронно представлены события греческой и римской истории. Произведение затрагивало также и историю литературы.
2. Exempla - написанные после 44 г. по крайней мере в 5 книгах (frg. 12 Peter =frg. 21 Marshall) - представляли собой новый для Рима жанр - тематически выстроенный сборник анекдотов. Вероятно, они - как позднее произведение Валерия Максима - в каждом случае делились на греческую и римскую часть.
3. Отдельно Непот опубликовал обстоятельные жизнеописания Катона и Цицерона.
4. Его главное произведение De viris illustribus повествовало в по меньшей мере шестнадцати книгах об иностранных и римских царях, полководцах, ораторах (см. стр.534 о фрг. Корнелии), историках, поэтах и грамматиках (две дальнейших группы остаются неназванными). Мы располагаем книгой[5] об иностранных полководцах (за которым следовала утраченная о римских: Hann. 13, 4) и частично - изображениями римских историков (Катон, Аттик; фраза о значении Цицерона для историографии сохранилась из введения). Первое издание Жизнеописания Аттика (относящегося к биографиям историков) выходит между 35 и 32 г. Непот намекает на второе издание (между 32 и 27 гг. до Р. Х.; Att. 19, 1)[6]. Жизнеописания Датама, Гамилькара и Ганнибала (в последнем об Аттике говорится как об умершем - 13, 1), как и отрывок reges в книге о полководцах, могли бы быть дополнениями ко второму изданию. Попытка отрицать наличие второго издания[7] неубедительна[8].
Сохранившаяся книга De excellentibus ducibus exterarum gentium содержит двадцать биографий греческих полководцев[9]. К ним примыкает обзор тематики царей - предмета ранней части труда. В качестве приложения следуют Гамилькар и Ганнибал. Эстетическая композиция книги, кажется, не предусматривалась; ср. чисто внешний переход (возможно, к дополнению второго издания): De quibus quoniam satis dictum putamus, non incommodum videtur non praeterire Hamilcarem et Hannibalem ("поскольку мы считаем, что о них сказано достаточно, то не кажется неуместным не пропускать и Гамилъкара и Ганнибала", reg. 3,5). Однако расположение могло быть продумано и лучше, чем это часто кажется[10].
Биографии Катона и Аттика, естественно, взяты из той книги, где шла речь о латинских историках. О композиции отдельных биографий мы будем говорить в связи с литературной техникой.
5. Кроме того, Непот писал маленькие стихотворения (Plin. epist. 5, 3, 6), может быть, и географический труд, однако вряд ли произведение о возрастании роскоши во всех областях человеческой жизни; ведь относящиеся к этой теме заметки могли находиться и в одной из других его работ.
Источники, образцы, жанры
Для Chronica образцом служила (правда, написанная комическими триметрами) хроника Аполлодора Афинского (II в. до Р. Х.). Этот автор также обращал внимание и на историю литературы. Здесь Непот, как и Аполлодор, относит основание Рима к 751/50 г. до Р. Х.
В пяти книгах Exempla Непот предположительно примыкает к традиции греческих парадоксографов[11]. Источниками для биографий сейчас вновь считаются исторические труды, которые тогда были легкодоступны. Непот называет Фукидида (Them, 1, 4; 9, 1; 10, 4; Pans, 2, 2; Ale. 11, 1), Ксенофонта (Ages. 1, 1), Теопомпа и Тимея (Ale. 11, 1), Динона (Соп. 5, 4); для Ганнибала (13, 1, 3) он цитирует Силена и Сосила; в иных случаях он ссылается на Аттика, Полибия, Сульпиция Блифона. Нужно считаться и с возможностью использования Эфора и Каллисфена. К ранее распространенной версии - о промежуточном греческом источнике Περὶ ἐνδόξων ἀνδρῶν[12] - теперь относятся скептически, поскольку известные нам сочинения с этим заглавием не содержали биографий политиков[13]. Однако и кроме таких сборников были энкомии политикам, а техника энкомия, как видно, оказала влияние на Непота.
В любом случае тезис, что у греков (до Полибия) не было биографий политиков, покоится частично на argumentum ex silentio, частично на слишком узком определении биографии, заведомо исключающем весь наличный материал[14]. Однако сам Непот (Epam. 4, 6) указывает на complures scriptores[15]. В эллинистическую эпоху задачу написания политической биографии много раз брали на себя историографы[16].
Частично Непот следует перипатетической традиции жизнеописаний, довести которую до возможного совершенства еще предстоит Плутарху. В биографии Датама он и на самом деле должен был использовать Динона. В случае с Аттиком Непот прибегает к собственным знаниям, как он сделает и в утраченной биографии Цицерона. Непот знает, что для историка письма - важные документы; он говорит о цицероновской переписке: quae qui legat, non multum desideret historiam contextam eorum temporum, "кто их прочтет, тот вполне обойдется без связной истории этого времени" (Att. 16). Письма цитировали уже эллинистические биографы.
Независимо от вопроса, является ли Непот творцом жанра политической биографии, этот жанр играет в Риме особую роль. Он особенно созвучен римскому миросозерцанию; достаточно вспомнить о традиции imagines. По Иерониму[17] первыми биографами Рима били Варрон, Сантра, Гигин и Непот. О биографическом интересе свидетельствуют и imagines Варрона, сопровождаемые кратким текстом (и не ограничившиеся политиками). Книга об иностранных полководцах посвящена Аттику: незадолго до того тот написал эпиграммы к портретам римских государственных деятелей (Nep. Att. 18, 5 сл.). Возможно, Аттик посоветовал Непоту включить политиков в свой сборник.
В Риме было много автобиографий, которые сложились в относительно негреческий жанр, процветавший со времени Г. Гракха[18]: Рутилий Руф и Эмилий Скавр оставили свои воспоминания. Биографиями занимались многие вольноотпущенники: Корнелий Эпикад завершил и издал мемуары Суллы; Л. Волтацилий Пифолай повествовал о подвигах Помпея Страбона и Помпея Магна[19], правда, скорее как историк. Тирон был вольноотпущенником и биографом Цицерона.
В рамках римской литературы Непот со своими Chronica, Exempla и сборником биографий разрабатывал целину. То, что он включает в последний биографии политиков, было, насколько мы можем видеть, беспрецедентным шагом. Новшеством является также и то, что в сборник включается биография благополучно здравствующего современника (Аттика).
Литературная техника
Непоту приходится отмежевывать свою писательскую манеру от таковой же историков (Pel 1): quod vereor; si res explicare incipiam, ne non vitam eius enarrare, sed historiam videar scribere, "потому я опасаюсь, если начну объяснять обстоятельства, что покажется, будто я не рассказываю о его жизни, а пишу историю". Биографии Непота не обладают строгой жанровой формой: он колеблется в выборе между различными возможностями[20]. Согласно удобной, но устаревшей схеме "александрийская биография" наряду с наброском внешних событий давала очерк характера в анекдотах; этот жанр известен прежде всего из жизнеописаний поэтов. "Перипатетическая биография" ("плутарховского типа"), напротив, предполагала эстетическую композицию[21]. Оба типа смешиваются в писательской практике Непота. Литературную и политическую биографию в Риме также нет возможности резко отграничить друг от друга[22]. Биографии в тесном смысле слова, о которых мы знаем, на греческом языке выходили только сериями; в этом отношении каждый конкретный человек - представитель своего жанра (напр., поэт). Серии политических биографий до Не-пота, кажется, не засвидетельствованы[23].
Литературная форма биографий Непота многообразна. Возможно простое хронологическое изложение, однако включение государственных людей в сборники предполагает также и постановку моральных целей, и близость повествовательной техники к историографической. Жизнеописания Кимона, Конона, Ификрата, Хабрия, Тимофея кратки, однако даже и они не являются чисто "александрийскими", потому что при всем лаконизме в них чувствуется интерес к virtutes и vitia.
С другой стороны, он знает также формы, близкие к энкомию, как, напр., в биографии Эпаминонда, чей характер вызывает большее восхищение, чем жизнь. Для Агесилая и Аттика Непот также использует эстетический арсенал похвальной речи. Теория эпидейктического энкомия предоставляет на выбор две композиционных возможности: по "доблестям", ἀρεταί, или хронологически (Quint, inst. 3, 7, 15). Биографы используют обе формы без особого различия[24].
Контраст энкомию образует антитетично-амбивалентная характеристика Алкивиада (1, 2-4), в которой - несмотря на воодушевление финала (11, 6) - смешиваются похвала и порицание; в этом усматривают "перипатетический" элемент[25]. Жизнеописание Диона делится на восходящую и нисходящую части: первая содержит элементы "похвалы", ἔπαινος, вторая - "порицания",ψόγος[26].
Если у Непота по большей части интерес сосредоточен на особенностях полководцев, выбор этой категории не обусловлен ни только литературными факторами как таковыми, ни жанровыми рамками, а свойствами римской жизни[27]. Так у Непота конституируются определенные отличительные черты римской биографии. В Ификрате он (как позднее Светоний) между описаниями disciplina militaris, "военной выучки" и конца жизни вставляет замечания о наружности и характере[28]. Важно также и типично римское подразделение на vita publica и privata[29]. Непот искусно чередует главы о частной жизни и о публичной деятельности, "эйдологический" и "хронологический" подход[30]. В последовательности эпизодов можно прочесть историю внутреннего развития героя[31]. Свое суждение автор высказывает в "промифиях" или в postscripts "собрание этих суждений дало бы, вероятно, набор основных римских исторических понятий"[32]. Однако часто оценка скрывается в композиции материала.
Язык и стиль
Подход к языку в рамках классичности, однако нет и ожидаемой чистоты. Повседневный язык, как видно, оказал влияние на этого писателя, которому несколько чужда тщательность в отделке. Так, иногда проскальзывает "древнее корнесловие", странное для современника Цезаря и Цицерона.
Тон выдержан в рамках аттицизма; его регистр - genus tenue, "тонкий род". Только иногда можно встретить легкие риторические заострения, как, напр., actorem auctoremque ("действующее лицо и инициатора", Att. 3, 2). В основном же манера письма лишена напряжения, что соответствует далекой от политических бурь жизни и зрелому возрасту автора. Конечно, она неравномерна, но не лишена приятности, а иногда и вовсе привлекательна. Достаточно взглянуть на двойное и тройное членение и тонкую ритмизацию в "превозносящем" отрывке, как, напр., Epam. 3.
Непот - хороший рассказчик анекдотов. Он умеет правильно расположить изюминку, принести в жертву лишние детали и выделить основное. Его повествовательное искусство можно сравнить с цицероновским. Ненавязчивое изящество изображения открывается лишь при внимательном чтении, для которого, к сожалению, еще слишком мало научных и педагогических пособий.
Образ мыслей I. Литературные размышления
Leve et non satis dignum, "легкая и недостаточно серьезная": так, по предположению Непота, будут оценивать его "манеру письма", genus scripturae (praef.). При этом он понимает биографию как жанр[33]. Была ли она в пренебрежении потому, что ею занимались вольноотпущенники? Или Непот защищает свой аттицистский стиль? Проблема, как он говорит сам, скорее содержательного характера: именно "незначительные" детали в биографии часто становятся самыми красноречивыми. Summi viri, "наиболее выдающимися людьми", он называет не политиков[34], но "знаменитостей", viri illustres (ἔδοξοι). Непот сознательно ставит перед собой писательскую задачу. Обращение с фактами у морализирующего писателя иное, чем у историка-исследователя; ср. Pel 1: "Фиванец Пелопид больше известен историкам, чем широкой публике. Я нахожусь в сомнении, как нужно описать его заслуги: опасаюсь, что, если я начну перечислять его подвиги, то создастся впечатление, что я не рассказываю о его жизни, а пишу историю; если же я их только коснусь, то приходится опасаться, что читателям, не знающим греческой литературы, не будет достаточно ясно, насколько велик этот человек. Поэтому я попытаюсь не впасть ни в ту, ни в другую ошибку и прийти на помощь как пресыщению, так и в особенности незнанию читателя"[35].
Речь, следовательно, идет о delectare и docere. В принципе Непот не чувствует себя историком, но в данном случае он вынужден в должной мере считаться с историческим материалом. Дело не в различии между стремящимся к полноте научным и избирательно- художественным подходом[36], но в том, чтобы не соскользнуть в историографию. Масштабом остается значительность героя (quantus ille fuerit, "сколь велик он был"; Harm. 5, 4). Намерение Непота - exprimere imaginem consuetudinis atque vitae ("создать картину обычаев и жизни", Epam. 1,3). Таким образом он остается верен своей биографической цели. Исторический материал исполняет только иллюстративную функцию. Интерес к tituli и родословному древу - вообще типично римское явление (Nep. Att. 18, 4): quibus libris nihil potest esse dulcius Us, qui aliquam cupiditatem habent notitiae clarorum virorum, "ничего не может быть приятнее этих книг для тех, кто испытывает удовольствие, узнавая что-то о великих мужах".
Образ мыслей II
Категории похвалы и порицания - не философские, а риторические. Когда в своем письме к Цицерону (frg. 39 Marshall) Непот дистанцируется от принципа philosophia magistra vitae, это могли бы принять за отказ от греческой образованности. Однако введение в книгу о полководцах дает нам лучшие наставления - Непот проявляет редкую восприимчивость к греческой культуре: "Будут люди, не имеющие греческого образования, которые ничего не будут считать правильным, кроме того, что соответствует их привычкам" (praef. 2). Непот вовсе не такой упрямо-консервативный защитник римской древности, каким он кажется по переписке с Цицероном. В Chronica - этой sui generis назидательной притче - доля греческого материала была велика. Непот, правда, не теоретик. Он любит практический элемент; и поучения, которые он извлекает из событий, скорее умны, чем возвышенны (Thras. 2, 3; Epam. 3, 2), однако он отваживается выставить грека в качестве образца для римских полководцев (Ages. 4, 2). У Непота отсутствует нездоровый интерес к сенсационному; сексуальная сфера, напр., играет в его биографиях только подчиненную роль - ср. Ale. 2, 3. В этом отношении Непот, как и Цицерон, испытывает влияние староримского менталитета.
С исторической точки зрения его трактовка греческого материала куда менее достоверна, чем таковая же римского. Непот был знаком с римской аристократией и мог черпать обильный материал из первых рук. Его политическая позиция - республиканская (ср. Dion 9, 5: quam invisa sit singularis potentia, "сколь ненавистна власть одного"), предостережение против единоличной власти во времена Непота приобрело актуальность. Однако, как римский всадник, он обладает и беспартийностью, свойственной аполитичным людям. В биографии Ганнибала совершенно нельзя почувствовать следов римской национальной ненависти. В соответствии с римским чувством virtus и дидактическими намерениями самого Непота изображение добродетелей и пороков играет большую роль (Pans. 1, 1; Epam. 10, 4; Timoth. 1); однако Непот изображает живых людей.
Традиция
Мы располагаем более чем 70 рукописями и знаем о 15 пропавших. Основополагающий Codex Petri Danielis, или Gifanianus (вероятно, XII в.), к сожалению, сегодня утрачен. Эксцерпты из P. Daniel сегодня доступны в старых изданиях (Francoforti 1608; Pauli Manutii in Attici vitam scholia, изд. Venetiis 1548; Amstelodami 1684. Однако прежде всего сохранились копии: на первом месте Leidensis B. P. L. 2011 (L; XV в.); в этой рукописи (которую использовал J. H. Boeiler в страсбургском издании 1640 г. и вновь открыл P. K. Marshall) отсутствуют жизнеописание Катона и фрагменты Корнелии. Вторая копия, Parcensis (P; XV в.), из премонстратского монастыря Park'a рядом с Лувеном, сгорела в этом городе в 1914 г.; мы располагаем коллациями, которые сделал L. Roersch[37], но прежде всего - рукописными пометками, оставленными К. Л. Ротом на полях своего печатного издания 1841 г., входящего в фонды Академической библиотеки Базеля (Nachlaß K. L. Roth, № 3). Эта копия не свободна от ошибок, но вместе с L дает хорошую основу.
Старейшая рукопись, Guelferbytanus Gudianus lat. 166 (А; конец XII в.), восходит - через промежуточный источник - к Codex Danielis и в целом хороша, но иногда хуже, чем LP (Them. 1, 3; Ale. 3, 2; Ages. 8, 1). У А только один раз есть преимущество перед LP: Hann. 4. 3.
В биографии Катона L бросает нас на произвол судьбы, биография Аттика отсутствует в Р, для фрагментов Корнелии нам приходится обходиться без L и P. Все остальные рукописи восходят к XV в. и зависят от A.
Влияние на позднейшие эпохи
Хроника Непота, вероятно, была вытеснена работой Аттика (которая, правда, начиналась от основания Рима). Однако прямое влияние Непота можно установить для Геллия (17, 21, 3), а косвенное - для Солина. Плиний Старший использует хронологическую таблицу, основанную на труде Непота. Нужно считаться с влиянием последнего на Плутарха и на scholia Bobiensia к Цицерону. Непот также - общий источник Ампелия и так называемого Аврелия Виктора (Devins illustribus)[38]. Непот - важнейший предшественник Светония, который, к сожалению, не слишком часто его называет. Гигин, Светоний и Иероним (vir. ill. praef.) подражают его жизнеописаниям. Авзоний посылает (проявляя свое критически-сдержанное отношение) Хронику Непота некоему Пробу[39].
Первые издания жизнеописаний появляются под именем Эмилия Проба. Правда, в рукописях указывается, что жизнеописания Катона и Аттика (а также письмо Корнелии) - эксцерпты из Непота; но книга о полководцах в начале и в конце сопровождается именем Эмилия Проба. Эпиграмма, стоящая под subscription заключает в себе посвящение Проба императору Феодосию II (408-450 гг.). Только О. Гифаний (антверпенское издание Лукреция, 1566 г.) и Д. Ламбин (парижское издание 1569 г.) приписали книгу о полководцах Непоту, причем с хорошими содержательными и языковыми аргументами[40].
В Новое время Непот часто служит школьным автором, за что высказывался, в частности, и Коменский[41]. Первый перевод на новоевропейский язык появляется уже в 1550 г. (Ремид-жо Флорентийский). Гете вспоминает о своих занятиях и Корнелии Непоте, "столь неподатливом для молодых людей"[42]. В Мантуе, претендующей на то, что она родина Корнелия Непота, в 1868 г. воздвигли памятник нашему автору. Однако нелицеприятное суждение немецкой классической филологии[43] прежде всего привело к тому, что он все более вытеснялся со школьного поприща. Теперь Непота - особенно читательски ценную биографию Аттика - открывают вновь.
Во многих отношениях Непот разрабатывает целину. Хроника была первым произведением латинской историографии, которое не ограничивалось римской историей. Катулл хвалит отвагу Непота (ausus es 1, 5). Наш автор свободен от слепой национальной гордости, свойственной многим римлянам (ср. Hann. 1, 1-2 и пролог к De excellentibus ducibus). Великие образы греческой истории он делает близкими читателям, не знающим по-гречески (vir. ill. praef. 2: expertes litterarum Graecarum; Pel 1: rudibus Graecarum litterarum).
Непот вообще не первый, но старейший дошедший до нас римский биограф; кроме того, он первый, о котором мы знаем, что он составлял серии политических биографий. Это уже важная вещь, независимо от того, принадлежало ли это новшество Непоту - включать политиков в состав ἔνδοξοι. Его Chronica и Exempla были долговечным завоеванием для римской литературы. Непоту отказывают в размахе исторического созерцания, в упорядоченности и композиции и в умении отличать важное от неважного. "Плоское морализирование"[44] тоже воспринимается как помеха. При этом не принимается во внимание намерение биографа сделать явственным характер личности именно с помощью незначительных деталей.
И все-таки Непот первым признал историческую ценность переписки Цицерона с Аттиком (Att. 16, 3-4), и его жизнеописание Аттика - первая римская биография современника - черпает свои сведения из первых рук и является важным документом эпохи. У нас перед глазами портрет представителя всаднического сословия без политического честолюбия - важное дополнение к таким фигурам, как Цицерон, Саллюстий, Тацит - и к испытавшему их влияние образу римскости.
Непот относится к числу еще не открытых авторов. Он заслуживает большего внимания со стороны филологов и педагогов. Его стиль не столь напряжен и более доступен, чем стиль Саллюстия или Тацита, и со своей прозрачной ясностью более приспособлен для раннего чтения. Но и с содержательной точки зрения к его непредвзятому тону - который вообще не часто можно обнаружить в Риме - в наше время стоило бы прислушаться.

---

[1] Plin. nat. 3, 127; Plin. epist. 4, 28, 1.
[2] Hier. c. Ioh. 12 (419) = PL 23, 381 Migne.
[3] Умершего в 32 г. (Nep. Att. 19, 1).
[4] Следовательно, по–видимому, после 27 г. до Р. Х. (Plin. nat. 9, 137; 10, 60).
[5] О подлинности см. раздел Влияние на позднейшие эпохи.
[6] Литература и дискуссии о втором издании: О. Schonberger 1970, 154, прим. 5.
[7] H. Rahn, Die Atticus—Biographie und die Frage der zweiten Auflage der Biographiensammlung des Cornelius Nepos, Hermes 85, 1957, 205 сл.
[8] R. Stark, Zur Atticus—Vita des Cornelius Nepos, RhM 107, 1964, 175 сл.
[9] Мильтиада, Фемистокла, Аристида, Павсания, Кимона, Лисандра, Алкивиада, Фрасибула, Конона, Диона, Ификрата, Хабрия, Тимофея, Датама, Эпаминонда, Пелопида, Агесилая, Эвмена, Фокиона, Тимолеона; за авторство Гигина: Р. L. Schmidt, Das Corpus Aurelianum und S. Aurelius Victor, RE Suppl. 15, 1978, 1583—1676, особенно 1641—1647; за авторство Непота: J. Geiger, Cornelius Nepos and the Authorship of the Books on Foreign Generals, LCM 7, 1982, 134-136.
[10] O. Schönberger 1970, 155.
[11] L. Traube, Untersuchungen zur Uberlieferungsgeschichte romischer Schrift–steller, SBAW 1891,397 = L. T., Vorlesungen und Abhandlungen 3, изд. S. Brandt, Mimchen 1920, 9; W. Spoerri, LAW s. v. Buntschriftstellerei.
[12] Литература об ἔνδοξοι ἄνδρες, «знаменитых мужах»: W. Steidle 1951, 141 сл.; Schanz—Hosius 1, 358.
[13] J. Geiger 1985, 56—58; правда, античные авторы заведомо умалчивают о своих промежуточных источниках, зато цитируют знаменитостей.
[14] Теперь, однако, см. J. Geiger 1985; Антигон из Кариста писал также о законодателях (могли они не быть политиками?), о чем J. Geiger 1985, 54 не упоминает.
[15] J. Geiger 1985, 34 сл. предполагает, что это были историки, а не биографы. Однако Непот имеет в виду биографии.
[16] J. Geiger 1985, passim.
[17] У Funaioli, GRF, Leipzig 1907, 384.
[18] E. Badian, The early Historians, в: T. A. Dorey, изд., Latin Historians, London 1966, 1—38.
[19] Nepos? frg. 57 Marshall = Suet. rhet. 27.
[20] Leo, Biogr. 207; 211.
[21] Обоснованная критика этого разграничения: S. West, Satyrus: Peripatetic or Alexandrinian?, GRBS 15, 1974, 279—286.
[22] W. Steidle 1951, 142 и др. против Лео; снова в пользу четкого разграничения: J. Geiger 1985, passim.
[23] J. Geiger 1985, passim.
[24] W. Steidle 1951, 131.
[25] E. M. Jenkinson 1973, 710.
[26] N. Holzberg 1989, 188 сл.
[27] W. Steidle 1951, 112.
[28] W. Steidle 1951, 145.
[29] W. Steidle 1951 passim, напр., 148.
[30] E. M. Jenkinson 1967, 1—15.
[31] O. Schonberger 1970, 157.
[32] O. Schonberger 1970, 158.
[33] W. Steidle 1951, 141.
[34] Иначе J. Geiger 1985, 38.
[35] О противоположности между биографией и историографией (Nep. Pel. 1) ср. также Polyb. 10, 21, особенно § 8; Plut. Alex. 1, 2 сл.; Nic. 1, 5; Galba 2, 5; W. Steidle 1951, 11.
[36] Справедливо W. Steidle 1951, 109 против Leo.
[37] H. Holzberg 1989.
[38] G. Wissowa 1900, Sp. 1416.
[39] Auson. epist. 12, p. 238 Peiper = 16, p. 174 Schenkl; 10, p. 247 Prete.
[40] К вопросу о Пробе: L. Traube, Untersuchungen zur Uberlieferungsge–schichte romischer Schriftsteller, SBAW 1891, 409—425 = L. T., Vorlesungen und Abhandlungen, Bd. 3, изд. S. Brandt, Munchen 1920, 20—30.
[41] O. Schonberger 1970, 153, со ссылкой на F. A. Eckstein, Lateinischer und griechischer Unterricht, изд. H. Heyden, Leipzig 1887, 212.
[42] Dichtungund Wahrheit 1, 1; W. A. 1, 26, 48 (22, 36).
[43] Резко Norden, LG 42 сл.; несколько мягче Schanz—Hosius, LG 14, 358 сл.; Teuffel—Kroll, LG 16, 455 сл.
[44] G. Wissowa 1900, Sp. 1416.