Введение: литература и ее история

Слова "римская литература" означают для нас все, написанное на латинском языке в античную эпоху. Официальная дата падения Западной империи приходится на 476 г. по Р. Х.; в 529 году император Юстиниан закрывает Платоновскую Академию, а Бенедикт основывает монашеское братство на Монте Кассино. Так символично одна традиция прерывается как раз тогда, когда зарождается новая.
Различие между сегодняшним общепринятым представлением о литературе и древним следует указать заранее: античная литература включает не только поэзию и прозу с вымышленными сюжетами, но и речи, исторические и философские произведения - то есть художественную прозу в широком смысле. Необходимо принимать во внимание также и научно-популярные книги - о сельском хозяйстве, праве, военном деле, архитектуре и т. д. Разница между литературно обработанными и обычными письмами трудноразличима, и потому было бы чистым произволом принципиально игнорировать в рамках истории литературы как раз самые проникновенные личные сообщения - такие, как переписку Цицерона и Аттика. Таким образом, границы между "изящной" и "прикладной" словесностью менее отчетливы, чем в новое время: даже и "прикладные" тексты часто в определенной мере стремятся к изяществу, а "польза" в глазах римлян вовсе не порок для словесности изящной. Как раз эта особенность, впрочем, и придала жизненные силы римской литературе: с одной стороны, изящные формы делали для читателя более доступной, например, философию, с другой - многие поколения до нас читали латинских авторов не столько ради эстетического наслаждения, сколько ради содержания.
Нашему историко-литературному познанию назначен жесткий предел: только небольшая часть римских литературных памятников дошла до нас, и постоянно необходимо считаться с громадностью утрат. Для многих сохранившихся произведений мы не располагаем их греческими образцами, и становится затруднительно судить о собственном творческом вкладе римского писателя. Для некоторых авторов - иногда для целых групп таковых - под вопросом оказываются датировки, у большинства плохо известны биографии. Что касается реконструкции исторического фона, с которым должно сопоставить литературу, сплошь и рядом мы оказываемся вынуждены привлекать как раз литературные данные. Опасность порочного круга подстерегает на каждом шагу: между пределами понимания современников и потомков лежит пропасть. Обо многом, что для авторов разумеется само собою, они не говорят ни единого слова. То, что они пишут, отражает подчас скорее контекст их образцов, нежели их собственный. Ограничения, накладываемые традицией и жанром, зачастую становятся непреодолимыми. Иногда удается перспективное углубление, в особенности если мы располагаем относительно богатой посторонней информацией: но тогда оказывается, что общепринятые знания[1] подчас скорее скрывают, нежели освещают неповторимость индивидуума и его творческого вклада. Есть ли вообще литературно-исторические пути к постижению величия?
Указанные проблемы отражаются на характере и структуре настоящей книги: величие и значение авторов можно понять с исторической точки зрения не в последнюю очередь по их жизни в последующие эпохи. Показать, что оказывало влияние и что могло его оказывать, - тоже задача истории литературы. Поэтому отражению римской словесности в европейских литературах здесь уделено больше внимания, чем обычно.
Основная отличительная черта римской литературы, которая делает ее матерью европейских литератур, - ее способность к возрождению - в первый раз заявила о себе в христианской латинской словесности античной эпохи; как типичный случай это должно присутствовать в истории римской литературы. Поскольку эпоха поздней Империи живет противостоянием язычества и христианства, отдельное рассмотрение позднеантичного язычества было бы уязвимо и с исторической, и с методической точки зрения.
Конечно, "великим" писателям уделено больше места, чем прочим, но при этом автор не отказывался открывать что-то новое в некоторых из "меньших". В конце концов, занятие менее читаемыми произведениями изощряет взор, делая его восприимчивее к величию общепризнанных[2].


[1] «Величие подлинного искусства… заключается в том, чтобы вновь открыть ту действительность, которая так удалилась от нашей жизни, вновь ее постигнуть и сделать ее известной другим, — действительность, от которой мы отходим на тем большое расстояние, чем более плотной и непроницаемой становится пелена наших конвенциональных познаний, сделавшихся для нас ее заменой». M. Proust, Auf der Suche nach der verlorenen Zeit, VII. Die wiedergefundene Zeit, Frankfurt und Zitrich 1957, 327f.; оригинал: A la recherche du temps perdu, VII. Le temps retrouve, Paris 1954, v. 8, 257.
[2] «Невозможно понять знаменитых, будучи бесчувственным к тем, кто остался в тени» (Franz Grillparzer, Der arme Spielmann).