Умеренность и добросовестность ваша, Квириты, качества, прославлявшие вас между всеми народами, внушают мне страх за вас, когда я говорю о тиранстве Л. Суллы. Судя сами по себе, не предполагая других способными к злодействам, о которых самая мысль далека от вас, вы незаметно попадете в расставленные для вас сети. Особенно когда дело идет о человеке, основавшем все свои надежды на злодействе и коварстве; все его ручательство и безопасность заключается в том: быть хуже и ненавистнее, чем вы можете предполагать, и от вас порабощенных отнять всякое помышление о свободе, преисполнив меру ваших зол. Если же вы и провидете что, то вы удовольствуетесь отклонить от себя опасность, а не отмстить виновнику её. Товарищи и сотрудники этого человека, нося славные имена, происходя от предков, совершивших славные подвиги, к непонятому моему удивлению, не стыдятся ценою собственного рабства покупать себе у него право порабощать вас. Таким образом это двойное унижение они предпочитают тому, чтобы пользоваться свободою и честно проводить жизнь под сенью законов. Славные потомки Брутов, Эмилиев и Лутациев, вы родились на ниспровержение того, что ваши предки заслужили доблестно. От Пирра, Аннибала, Филиппа и Антиоха отстаивали мы не иное что, как свободу нашу, право собственности каждого и право повиноваться одним законам, а не личности человека. Неистовый этот Ромул попрал все это и господствует над нами, как бы по праву завоевания. Не удовольствовался он гибелью войска, консула, многих именитых граждан, павших жертвою изменчивости военного счастия; но успехи не сделали его добрее и снисходительнее, а как будто еще более ого ожесточили. Он первый на памяти людей придумывал наказывать людей, которые еще не родились; еще не воспользовались благами жизни, они были уже жертвою осуждения. Таким образом он находит для себя защиту в самой громадности своих преступлений; ужасом он вас держит в рабстве, и вы опасаетесь защищать свою свободу, чтобы не впасть в злейшее рабство.
Нужно действовать, Квириты, и предупредить его, если вы не желаете упрочить ему торжество на развалинах похищенной у вас свободы. Не нужно откладывать вдаль, и обеты тут будут бесполезны. Не надеетесь ли вы может быть, что ему надоест тиранство или ему стыдно будет его, и что он, добровольно, к собственной гибели, откажется от власти, доставшейся ему ценою стольких злодейств. Но теперь для него дело уже идет не о славе, а о безопасности; теперь для него хороши и честны все средства, лишь бы удержать власть в руках. Итак покой и безопасность, соединенные с свободою - самый завидный удел для мирного и честного гражданина, часто им предпочитаемый деятельности, но сопряженной с заботами и трудами-уже для нас невозможны. Нам остается или раболепствовать или предписывать законы; надобно, Квириты, или самим жить в постоянном страхе или внушать его другим.
Чего нам еще ждать? Какие законы человеческие не попраны и божественные не осквернены? Народ Римский, еще недавно повелитель всех народов земли, ныне попран, унижен, презрен, обнажен от покрова законов, чести, славы, власти, возможности полезной деятельности, не имеет избытка и в той самой пище, которая дается невольникам. Многие союзники и большая часть Латинцев, полученное от вас за многие и полезные услуги, право гражданства утратили по произволу одного человека. Родовая поземельная собственность невинного простого народа досталась в награду за преступления немногим спутникам его. Законы, судебная власть, общественная казна, провинция, цари - все принадлежит одному; наконец он же присвоил себе над согражданами право жизни и смерти; при нем видели вы человеческие жертвы и гроба, орошенные кровью граждан. При таких обстоятельствах, что же остается нам, как взявшись за оружие иди отмстить или честно умереть? А умереть - подо всем, как бы ни защищена была жизнь наша; терпеливо же дожидаться горькой участи, ничего не предпринимая, свойственно разве слабому характеру женщины.
Но Сулла говорит, что я бунтовщик за то, что преследую грабивших отечество во время смут и что ищу войны я, домогающийся только возможности оставаться покойным под защитою законов. Точно как будто спасение и безопасность вас и отечества зависели оттого, чтобы Веттий Пицентянин или писец Корнелий разделили себе чужую собственность, честными трудами нажитую; для той же цели вам нужно подтвердить приговор гибели многих граждан, вина которых заключалась в одном богатстве. Для того погибли в мучениях многие именитые люди, другие бежали, город осиротел; имения и пожитки несчастных его жителей, как бы военная добыча, захваченная у Кимвров, проданы с аукциона или розданы в подарки. Но, мне скажут, ты сам покупал имения опальных граждан; не верх ли злодейств этого человека, что никому не дозволено было безнаказанно оставаться честным. Теперь, я то, что купил по чувству робости, и за что платил наличные деньги, возвращаю прежним законным владельцам и не допущу на себя подозрения, что я обогатился во время бедствия соотечественников. Положим конец господству безумия с одной, и излишнего терпения с другой стороны, Римские войска сражались одно с другим и обращали на своих оружие, назначенное для чужих. Положим конец таким позорным и преступным действиям; Сулла же на этот предмет иного мнения; он не только не жалеет о случившемся, а относит его к своей чести; даже если бы это возможно было, готов снова начать все, что было. Дело впрочем уже не в том, что он за человек, какого вы о нем мнения, но осталось ли у вас довольно присутствия духа для собственной обороны? Вот в этом я сомневаюсь. Берегитесь, как бы выжидая друг от друга первого примера, вы не были предупреждены не открытыми силами его, незначительными и пустыми; но вашею же беспечностью докажете вы, что он столько же может надеяться на счастие, сколько и на собственную смелость.
Рассмотрите, кто за одно с ним, кроме немногих приближенных, опозоривших себя злодействами наравне с ним? А торжество всех кончилось для каждого весьма не одинаково. Не воины ли Суллы за него? Они, которые проливали кровь для приобретения богатств Тарруле и Сцирру, самым позорным рабам? Или не те ли партии Суллы, которым предпочтен в гражданских должностях Фузидий, гнусный и подлый человек, недостойный названия мужчины; ему достаточно получить место, чтобы его опозорить. Итак, с надеждою смотрю я на победоносное войско, которое столькими трудами и ранами не заслужило себе ничего, кроме - тиранна. Может быть воины взялись за оружие для ниспровержения власти трибунов, с таким трудом основанной вашими предками для защиты прав их и власти? Ну так они получили прекрасное вознаграждение! Будучи сосланы в леса и в болота, они видят награды немногих, а себе ничего, кроме посрамления и обиды.
Откуда же в нем столько самоуверенности и смелости? Оттого, что счастие служит самим лучшим прикрытием порокам; с изменением же его Сулла столько же будет презираем, сколько прежде внушал страха. Не потому ли надеется на успех, что своему преступлению и отцеубийству придает наименования согласия и мира? Он утверждает, что народ Римский не прежде будет наслаждаться спокойствием, как когда чернь будет лишена поземельной собственности, когда имущество граждан будет достоянием грабежа, а власть, принадлежность народа Римского, достанется ему одному. Если вы хотите испытать, каков мир и спокойствие, обещаемые вам Суллою, то вы этим будете причиною страшных смут в отечестве и гибели его; подтвердите предложенные им законы, примите от него спокойствие вместе с рабством и завещайте потомкам неслыханный пример, как народ Римский собственною кровью стяжал себе рабство. Я, хотя занимаю высшее место в управлении, достаточное для чести имени моего, для достоинства и даже безопасности моей; но не намерен заботиться о себе только, и предпочту борьбу за вольность, сопряженную с опасностью, спокойствию, могущему повлечь за собою рабство. Если вы одобряете слова кои, Квириты, с помощью богов последуйте за консулом вашим М. Эмилием; он будет вашим вождем в начинающейся борьбе за вольность и за ваши права.