Cod. 265. Демосфен. Речи

Автор: 
Автор: 
Переводчик: 

Прочитал почти все речи Демосфена; 65 подлинные из тех, что приписывают ему, из которых, как думает большинство людей, наилучше составленными являются речи к народу[1].
Некоторые говорят, что речь «О Галоннесе», — которую также называют «Вторая речь против Филиппа»[2], потому что в ней оратор отвечает на письмо Филиппа, — некоторые по крайней мере говорят, что это не подлинная речь Демосфена; и ссылаются в поддержку своего мнения на выражения, лексикон и соразмерность композиции; эти элементы гораздо выше в манере Демосфена; действительно, стиль здесь спокойный и не последовательный, значительно уступающий мастерству оратора в этих отраслях. Те, кто убирает эту речь у Демосфена, приписывают ее Гегесиппу[3]. Я думаю, что зачастую произведения разных авторов показывает великое сходство, а сочинения разного характера исходят из одного и того же автора. Потому что человеческие возможности не всегда неизменны и постоянны, и в письме не меньше, чем в других жизненных сферах. Прежде всего, учитывая различия, которые не улавливаются даже на самых существенных характеристиках ораторского стиля, но весьма ничтожные, я не знаю, как с определенностью решить, что речь «О Галоннесе» является работой Гегесиппа или временным ослаблением таланта Демосфена.
Подобным образом речь, которая озаглавлена «О договоре с Александром» приписывается Гипериду вместо Демосфена, поскольку последний по многим пунктам превосходит других ораторов, прежде всего в выборе слов, тогда как настоящая речь даже содержит низкопробные выражения, такие как «богатейчики», «гонориться» и так далее и тому подобное.
Есть и такие, кто отвергает две речи против Аристогитона как неподлинные. Но эти люди оставляют их осиротевшими, будучи не способны назвать их родителей. Среди них Дионисий Галикарнасский, который не подкрепляет свои предположения какими–либо доказательствами; он даже отказывается признать факт, который имеет гораздо больший вес, чем его отрицание, именно, Аристогитон сам признал, что Демосфен писал против него, потому что он увидел свою защиту, не мимоходом, но в ходе подробной дискуссии, в речи озаглавленной «Апология против преследования Ликурга и Демосфена».
Речи против Мидия и против Эсхина одинаково обвиняются в отсутствии некоторых качеств, которые характеризуют стиль Демосфена[4].
В этих двух речах, действительно, через определенные промежутки он, как кажется, принимает на себя те же самые идеи, борется с собой, словно некто упражняется, а не так как будто некто на самом деле полемизирует. Вот почему некоторые говорят, что эти две речи остались в состоянии черновика, не будучи вычищены для обнародования: тем не менее вопрос использования речи в обличительном процессе весьма умозрительный. Но что должны те, кому представят на суд, сказать об Аристиде[5], который как кажется злоупотребляет такими стилистическими трюками до предела, точно также как напрягает свои усилия сверх разумного и использует сравнения не пропорциональные необходимому совершенству, но запредельные? Это прежде всего речь против Эсхина, которая остается открытой для упреков в том, что оставлена в черновом варианте, и не получила окончательной шлифовки, ибо причина в том, что все то, что очень смущает и не имеет отношения к обвинению, оставлено на конец речи, обстоятельство, которое от оратора не должно было ускользнуть, если бы он внимательно просматривал свой труд. На самом деле, речь Лисия «Против Мнесиптолема»[6] строится не так, и во всех частях, которые требуют этого, он сохранил пафос без какого–либо ослабления своей энергии, но скорее усиливает ее, и неослабно держит своих слушателей в напряжении, даже в конце. Однако, согласно некоторым, речь «О ложном посольстве» оставлена в набросках и не была написана для обнародования, брошенная в процессе редактирования. Почему? Потому что после элементов заключительной части, которые многочисленны и которые занимают значительное место, автор, который уже дал много антитез, снова возвращается к антитезам, которые не организованы и беспорядочны.
Что касается речи «За Сатира об опеке против Харидема»[7] есть те, кто уверенно судят, что это Демосфен, но Каллимах[8], который даже не способен к суждению, думает, что это Динарх. Некоторые приписывают ее Лисию, в чем они идут против хронологических фактов, а равным образом против всех характеристик работы, предмета и стиля. Наблюдения в пользу авторства Демосфена основываются на косвенных обстоятельства, устойчивых характеристики периодов и их энергичности, потому что от введения вся речь усыпана этими особенностями. И конечно выбор слов превосходен и композиция почти совершенна. Свидетельствуют также фигуры: они сжаты, энергичны и безсоюзны, такие как любил использовать Демосфен больше всего. Но прежде всего композиция — четкая и украшенная не в ущерб ясности; периоды доведены до совершенства и придерживаются совершенной меры во всем.
Таким образом, тот факт, что ни один тип композиции не отсутствует, но все, что содержится в его периодах, связывает Исократа с Демосфеном, также как и Лисия. Но то что различает их, это очень разные длины в построении частей фразы в периодах. В большинстве случаев Исократ растягивает их, а Лисий сокращает, тогда как Демосфен держится равной меры между этими двумя.
Что касается речи «О мире», многие, и в частности софист Либаний[9] считают, что она была написана, но никогда не произносилась. На самом деле оратор в своем судебном иске против Эсхина немало упрекает его за то, что посоветовал афинянам принять постановление, что Филипп будет одним из Амфиктионов. Таким образом, как можно осмелиться дать такой совет в деле, где он яростно критикует другого? Потому что речь «О мире» четко предполагает, что Филипп станет Амфиктионом.
Речь «Против Неэры», обвиняемая в пошлости, некоторыми критиками исключается из трудов Демосфена вместе с речью «О любви», которая приписывается ему, также как и «Погребальная речь».
Говорят, что в возрасте 24 лет Демосфен работал над речью «О [налоговых] исключениях или против Лептина», начало которой рассматривается как воинственное критиком Лонгином. Лонгин жил при Клавдии[10] и часто вел юридические дела для Зеновии, царицы Орсохены, которая царствовала после смерти своего мужа Одената. Древняя традиция сообщает, что она приняла еврейские обычаи и отвергла языческие суеверия. Как бы там ни было, Лонгин дал заключение о введении мною упомянутое. Другие ошибочно говорят, что
вступление относится к типу нравоучительных. Многие другие критики молчат о трудности этой речи: такие как ритор Аспасий[11], например, потому что он даже не выдвинул своих знаний об этой речи с указанной четкостью.
Все то же самое с речью «Против Мидия», потому что она занимала внимание многих людей и снабдила их материалом для многочисленных споров. Некоторые говорят, что она принадлежит к жанру пафоса и использует преувеличение. Другие говорят, что она практического жанра. Итак, словарь энергичен, композиция гармоничная; он приспосабливает стиль пафоса к рассуждениям, а аргументы к пафосу, и те, что практического характера, он приспосабливает к форме, которая им подходит. Автор удерживает равновесие не только в этой речи, но и во многих других. Тем не менее трудно боевитому автору удерживать равновесие от схватки к схватке со своими противниками, прежде всего когда он от природы живой и страстный, черты характера недостающие ни Демосфену, ни Аристиду. Именно поэтому они часто позволяют себе увлечься: их темпперамент срывал их намерения, потому что искусство не может управлять волей, если только этому не способствуют черты характера.
В возрасте 38 лет оратор речью убедил народ послать помощь против Филиппа олинфянам, которые просили об этом через посольство.
Этот Демосфен был сыном Демосфена и Клеобулы из дема Пеаниа. Его отец умер, когда ему было семь лет, осталась также сестра на два года младше. Он жил с матерью и прошел обучение у ритора Исократа, а по мнению большинства, у Исея из Халкиды, который преподавал в Афинах. Исей сам был учеником Исократа и соперником Фукидида и философа Платона. Каждый сообщает разные факты относительно образования Демосфена и его учителей. По достижении совершеннолетия, как только он получил от своих опекунов усеченное наследство, он возбудил против них иск по причине их бесхозяйственности; было их трое: Афоб, Фериппид и Демофонт — некоторые называют Демея вместо Демофонта — требуя десять талантов с них в каждом иске. Все то же самое, он не взял с них ничего когда однажды получил признание; он добился соглашения с одними и простил других из милосердия. Избранный хорегом, он был побит в театре Мидием из Анагиры во время исполнения своих обязанностей; он привлек его к суду и допустил проигрыш, когда другой дал ему три тысячи драхм.
Говорят, что он исправил многие природные недостатки упорными упражнениями. В юности он заперся в пещере и провел там время в занятиях философией, обрив себе часть головы с тем чтобы его наружность помешала ему оставить ее, даже если бы он захотел. Говорят еще, что он спал на узкой кровати, с тем чтобы быстро подняться; будучи не в состоянии выговаривать букву «ро», он добился этого тяжким трудом. Так как в ходе своих риторических упражнений он двигал плечами в наименее изящной манере, он подвесил к потолку вертел, или как говорят некоторые, небольшой меч, чтобы пока он упражнялся ограничить свою подвижность из страха пораниться, и таким образом он избавился от этого позорной привычки.
Так как шум толпы смущал его, он шел к Фалерну, так как страдал не больше, и делая свои риторические упражнения, сталкиваясь с шумом волн, исправил природу через практику. Он даже сделал зеркало в полный рост, и использовал, чтобы смотреть на себя и проверить себя с тем чтобы, если есть какая–нибудь небрежность в позе, когда он говорит, он мог прийти к исправлению этого, изучая себя.
Ему не хватало духу говорить очень длинные периоды на одном дыхании, так что он дал десять тысяч драхм актеру Неоптолему, обучившему его контролю над дыханием. Узкая носоглотка, которой мы втягиваем воздух через нёбо, так чтобы освежить и обогреть грудь, вдыхая воздух, и из которой выходит пар, была у него слишком узкой для его профессии; ибо это очень важный фактор для чистоты голоса. Он расширил ее естественный диаметр заполняя рот маслом, при этом идя в верх по крутому склону; под действием движения, вдыхая через ноздри, природная ограниченность эффективности носоглотки пришла в норму[12].
Когда он занялся политикой, он увидел, что некоторые граждане поддерживают Филиппа, тогда как другие обращались к народу в интересах свободы города, он вошел в состав хорошей партии и работал с Гиперидом, Навсиклом, Полиэвктом и Диотимом. При этом он приобрел для афинян союз с Фивами, а также в Эвбеей, Корркирой, Коринфом, Беотией, а также с многими другими эллинами.
Однажды он обратился к народу, но был изгнал из театра и ушел домой обескураженный. Евном из Фрии, который тогда был старцем, повстречался ему на пути, узнал причину его уныния, и увещевал его мужаться и вернуть уверенность в себе. Даже больше чем Евном, актер Андроник сказал ему, что его речи хороши, и даже превосходны, и что ему только недостает актерского мастерства. Демосфен отдал себя в руки Андроника и научился от него технике ораторской жестикуляции. Вот почему, когда кто–нибудь спрашивал его, что является первым элементом ораторского искусства, он отвечал: «Жестикуляция»; и вторым — «жестикуляция», и третьим — «жестикуляция», показывая этим, что жестикуляция является важным элементом искусства публичных выступлений. Он поклялся, согласно Деметрию
Фалернскому[13], «землей, источниками, потоками и реками». Однажды, когда он принес клятву в таких выражения, он спровоцировал беспорядки среди народа, так как он также богохульственно поклялся Акслепием и поставил ударение на третий от конца слог[14]. Все то же самое, после того как он побывал учеником Евбулида из Милета, который был непревзойденным в искусстве красноречия, он исправил привычки, которые могли использоваться для его критики.
Сообщают, что Филипп Македонский, когда ему доставили и прочитали речи Демосфена, составленные против него, восхитился из величию и сказал: «Я сам, если бы слышал Демосфена, говорящего против меня, выбрал бы этого человека вести войну против меня». Один из друзей спросил его, какие речи самые убедительные и самые действенные, Демосфена или Исократа: он ответил, что речи Демосфена напоминают солдат, потому что их энергия сильна и воинственна; тогда как Исократовы напоминают атлетов, потому что они дают удовольствие слушающим.
Когда Эсхин был приговорен к изгнанию, Демосфен верхом последовал за ним, предлагая ему различные утешения, и вручив ему талант серебра, тогда как Эсхин ожидал нечто противоположное. В самом деле, когда он увидел Демосфена преследующего его, Эсхин счел, что он преследует его с целью причинить вред, и уже бросился к нему в ноги с покрытой головой, умоляя о безопасности; и Демосфен, как было сказано, повел себя с ним на манер более приличествующий философу, чем оратору. Когда он призвал его перенести изгнание с мужеством, Эсхин сказал: «Как могу я, быть изгнан из такого города, где враги превосходят добротою и благородством тех, кого в других местах мы считаем друзьями?»
Назначенный управлять поставками зерна и обвиненный в краже, Демосфен был оправдан. Когда Филипп захватил Элатею, он сам пошел на войну с теми, кто был разбит при Херонее; выяснилось, что он покинул свой пост. Когда он бежал и плащом зацепился за терновник, его обвиняли, что он обернулся и сказал: «оставь мне жизнь». Его щит изображал Фортуну в виде этого предмета[15].
Он удостоил тех кто пал бою надгробной речью: он сделал ее в манере, которая несомненно соответствовала обстоятельствам, но которая была весьма далека от его ораторских способностей. Позже он ремонтировал укрепления города; будучи назначен для их содержания он столкнулся с расходами, дав 100 мин серебра из собственного состояния. Он дал 1000 драхм делегации религиозных празднеств. Он взошел на трирему и совершил поездку для сбора денег с союзников. За свои услуги он несколько раз удостаивался золотого венка, сначала от Демотела, Аристоника и Гиперида, позднее от Ктесифона; этот последний указ как якобы незаконный (оспорили) Диодот и Эсхин; он говорил в свою защиту и взял верх.
Позже, когда Александр переправился в Азию и Гарпал[16] бежал в Афины с деньгами, сперва Демоосфен выступал против приема этого человека в городе; но как только Гарпал прибыл и, как говорят, Демосфен получил 1000 дариков[17], он явился к тем кто поддерживал Гарпала и, когда афиняне хотели передать Гарпала Антипатру, он выступил против и издал указ, что деньги Гарпала должны храниться в Акрополе, не сказав народу даже переданной им суммы. Гарпал что привез 700 талантов, которые он передал на хранение в Акрополь, но только 308 или чуть больше были найдены там. Из тюрьмы Гапрал сбежал, одни говорят на Крит, другие — в Тенар в Лаконии; Демосфен столкнулся с обвинениями во взяточничестве.
Привлеченный к суду по этому обвинению Гиперидом, Пифеем, Менесайхмом, Гимерием и Проклом, которые убедили ареопаг осудить его, он был признан виновным, после чего отправился в изгнание, потому что не мог выплатить в пятикратном размере сумму им полученную: его обвиняли в том, что он позволил подкупить себя 30 талантами. Существует и другая версия этой истории, которая утверждает, что не дожидаясь приговора он удалился в изгнание, чтобы те, кто будет судить его, не дали ему своих снадобий.
Немного позже афиняне отправили Полиевкта послом в Аркадийский союз, чтобы оторвать их от союза с македонянами. Когда Полиевкт ничего не добился, появился Демосфен, выступил на ту же самую тему и убедил аркадян. Это деяние принесло ему восхищение афинян и отзыв из ссылки; был принят декрет и послана за ним трирема. Указ постановлял, что вместо выплаты 30 талантов он должен восстановить алтарь Зевса в Пирее. Он возвратился к политической деятельности как и прежде.
Но когда Антипатр уничтожил Фарсал, угрожая осадить Афины, если ораторы не будут доставлены к нему, Демосфен покинул город не способный защитить себя и отправился в изгнание. Сначала он поехал в Эгину, затем, опасаясь гнева Антипатра[18] и здесь, переехал на Калаврию[19]. Афиняне проголосовали выдать ораторов, он укрылся в храме Посейдона. Архий, по прозвищу ищейка осужденных, последовал за ним и пытался убедить его покинуть храм и довериться Антипатру. «Голубчик», сказал он, «ты не убеждал меня своими трагедиями, так и теперь не убедишь своими советами». Когда Архий попытался захватить его силой, горожане помешали ему. И Демосфен сказал с большим благородством и самообладанием: «Я бежал в Калаврию не из страха за свою безопасность, но потому что хотел доказать, что македоняне способны запятнать себя насилием против богов». Он попросил дощечку и, говорят, написал на ней элегическое двустишие для статуи, которую афиняне выбили позже: «О Демосфен, если б ты имел силу, равную твоему разуму, Македонский Арес никогда бы не правил над греками». Так говорит Деметрий из Магнезии[20]; другие говорят, что на табличке не нашли ничего кроме слов «Демосфен приветствует Антипатра». Некоторые говорят, что оратор умер, проглотив отравленное питье, другие — высосав яд, который был в его пере, потому что оно было в его руках пока он писал. Другие дают ему браслет на руку, и в котором был спрятан яд. Другая версия сообщает, что умер он задержав дыхание, а еще одна, что благодаря яду, который был спрятан в печати его перстня.
Он прожил 70 лет согласно мнению большинства: или 67 лет согласно некоторым. Политикой он занимался 22 года. Он оставил двоих детей от той самой жены, что была из знатной семьи. Есть его статуя в Пританее, несущая меч, потому что, говорят, в таком виде выступал он перед народом против Антипатра, когда последний хотел вынудить ораторов покинуть Афины. Позже город предоставил бесплатное пропитание в Пританее родственникам оратора; другие посмертные почести были присуждены ему и на площади установлена статуя.
Большое число шуток и остроумных замечаний приписывают ему, каждая их которых подходит к потребностям случая, и которые его слушатели сохранили в памяти и записали.
Однажды, когда афиняне были против, чтобы он выступал на собрании, он заявил, что хочет сказать всего несколько слов. Они согласились. «Юноша», начал он, «как–то летом нанял осла для поездки из Афин в Мегару. Когда примерно в полдень стало припекать, владелец осла и захотели спрятаться в тени осла; один говорил, что другой нанял осла, но не его тень; наниматель утверждал, что поскольку он заплатил хозяину за тело осла, то имеет право на пользоваться тем, что является результатом существования этого тела». На этом месте он ушел, возбудив в слушателях интерес дослушать остальную часть истории. И когда афиняне остановили его и требовали, чтобы он закончил свою историю, он ответил: «Итак, вы хотите послушать о тени осла, но не о серьезных и полезных делах для города».
Его прозвали Баталом[21], некоторые говорят, потому что в юности он носил женскую одежду на гулянках; другие говорят с тем чтобы нанести ему обиду, что он получил это прозвище от уменьшительного имени своей няни. Другие, следуя за софистом Либанием, говорят, что в юности он был слабым и болезненным, ибо по этой причине он не часто посещал палестру, как привыкли делать все дети в Афинах; вот почему, когда он вырос, он был осмеян врагами из свою изнеженность прозвищем Батал. На самом деле, эфесский флейтист, называемый Баталом, первым надел женскую обувь на сцене и использовал нежные мелодии; он сделал свои выступления полностью женоподобными; отсюда впоследствии развратные и женственные мужчины получили прозвище Батал.


[1] На сегодняшний день сохранилось 60 речей Демосфена (384/322 до н. э.). Большая часть этого материала исходит от Псевдо—Плутарха.
[2] Это ошибка, речь «О Галоннесе» не является Второй Филиппикой.
[3] Современник и соратник Демосфена. Рассказ Фотия связано Либаниевым множеством литературных связей. Источником как для Либания, так и для Фотия был Цецилий.
[4] Уилсон утверждает, что здесь, по–видимому еще одна ошибка, так как «Против Эсхина» должно быть то же самое, что «О ложном посольстве», упомянутой ниже.
[5] Этот Аристит возможно оратор римского периода второй софистики, предмет кодексов 246-8. Он также упомянут в кодексе 158.
[6] Эта речь утрачена: Уилсон предполагает, что это означает то, что Фотий, вероятно, здесь цитирует свой источник более или менее дословно.
[7] Еще одна утраченная речь.
[8] Поэт и библиотекарь из Александрии, который составил Таблицы (Pinakes), своего рода библиографическое руководство по Греческой литературе. Этот отрывок дан как фрагмент 446 в издании R. Pfeiffer'а.
[9] Известный софист из Антиохии (304-395 г. до н. э.) Этот пункт, кажется, скопирован непосредственно из Либания.
[10] Клавдий II Готский (268-270 н. э.).
[11] Малоизвестный софист второго века нашей эры.
[12] Генри утверждает, что это не из Псевдо—Плутарха; Вилсон, что анекдот этот невразумительно записан, и возможно и сам Фотий не понимал его.
[13] Ученик Аристотеля и друг Теофраста. Македоняне утвердили его правителем города в 317 г. и он оставался им до 307 г. до н. э. Его многочисленные труды ныне утрачены.
[14] Ударение должно падать на последний слог.
[15] Псевдо—Плутарх рассказывает, что там была надпись «На удачу», а не картинка.
[16] Гарпал — знатный македонянин, оставленный Александром в Вавилоне надзирать за его имуществом. Он проявил нечестивость и когда Александр вернулся, бежал в Афины, где безуспешно пытался подкупить ведущих политиков. Затем он отправился на Крит, где был убит одним из своих офицеров.
[17] Дарик — персидская монета достоинством в две драхмы.
[18] В обоих рукописях стоит «Филипп», и Генри так и переводит; но Вилсон справедливо замечает, что субъектом является Антипатр и таким образом здесь содержится ошибка.
[19] Калаврия — остров рядом с Торйзеном.
[20] Компилятор 1‑го века н. э. Из его работ ничего не уцелело; это цитата из Псевдо—Плутарха.
[21] Это имя также можно отнести к заике.

Ссылки на другие материалы: