Взаимоотношения с Римской республикой занимали важное место в политике царей Понта. Во второй половине II в. до н. э. Понтийское царство при явном содействии Рима сумело присоединить к себе большую часть прежних земель Отанидов. Однако в дальнейшем Рим, верный своей традиционной тактике ослаблять им же усиленного союзника, попытался ограничить могущество Понта. Поэтому начало царствования Митридата Евпатора ознаменовалось резким ослаблением влияния Понта в малоазийских делах, что привело к почти полной потере приобретенных ранее территорий. Поскольку укрепление политических позиций Евпатора происходило на фоне обострения борьбы за престол с проримски настроенными кругами при понтийском дворе, а сам молодой монарх провозгласил преемственность политики своего отца, известного дружбой к Риму, то взаимоотношения двух государств с самого начала приобрели особую сложность и противоречивость. Апогеем развития двусторонних отношений явился открытый вооруженный конфликт между ними, оказавший огромное влияние на внутриполитическое положение в самом Риме и на судьбы эллинистической цивилизации. В ходе этого противоборства Понтийская держава достигла не только наивысшего, пусть и кратковременного, могущества, но и пережила период полного упадка и краха. Вот почему именно римско-понтийские взаимоотношения вызывали наибольший интерес исследователей не только римской истории, но и эллинистического мира в целом.
Из всех вопросов, связанных с Понтийским царством, отношения Митридата Евпатора и Рима являются наиболее изученными с точки зрения социального, политического и военно-исторического аспектов проблемы. Пристальный интерес к ней вызван не в последнюю очередь хорошей источниковой базой, опирающейся на римскую историческую традицию, освещавшую Митридатовы войны с позиции официальной римской политики укрепления интересов Республики на Востоке, и эллинистическую историко-новеллистическую литературу, выдвигавшую на передний план личные заслуги и успехи Митридата VI, который выступил защитником эллинства перед угрозой римского завоевания. Поэтому мы не ставим задачу всестороннего исследования отношений Понта и Рима, ибо оно исчерпывающе проведено в трудах многих известных исследователей античности[1], а попытаемся дать общую картину этих взаимоотношений, показать их влияние на социально-экономические процессы в Понтийском государстве и их роль на фоне выполнения главной исторической миссии династии Митридатидов - реставрации в полном объеме всех наследственных владений предков Отанидов и Ахеменидов в Малой Азии. Именно противоборство с Римом способствовало развитию в Понтийском царстве эллинистических по сути процессов укрепления экономической и социальной базы царской власти и полисного землевладения, их трансформации и поглощению второго первым, а также усилению понтийского влияния во вновь присоединенных землях. Это питало идею возвращения исторических владений Ахеменидов под власть Митридатовской династии, а с другой стороны - сама идея содействовала усилению эллинистических устоев на означенных землях. Данный аспект большой проблемы наименее изучен в литературе.
В 116 г., когда влияние Понтийского царства в Малой Азии снизилось из-за внутренних раздоров и интриг римлян, Митридат Евпатор начал укреплять свои позиции в соседней Каппадокии. Воспользовавшись недовольством местной знати правлением царя Ариарата VI, мужа его сестры Лаодики, он сблизился с Гордием, возглавившим заговор против царя и осуществившим его убийство. Большую помощь в этом оказала Лаодика, ставшая регентшей при малолетнем сыне убитого царя Ариарате VII и проводником понтийского влияния в стране (Justin. XXXVIII. I. 1). Дата начала экспансионистской политики Евпатора устанавливается по монетам Ариарата VI, датируемым 15 годом его правления- последним в его жизни. Поскольку первый год его царствования приходится на 131/130 г., то 15 лет правления включали протекторат Митридата Эвергета, интронизацию Евпатора и семь лет его вынужденного изгнания[2]. К этому времени Митридат VI уже расправился с матерью и братом Хрестом (см. выше) и управлял самостоятельно. Следовательно установление даты проникновения в Каппадокию доказывает правомерность сделанного ранее вывода о приходе к власти Евпатора тотчас после убийства Эвергета в 123/122 г., что согласуется с 116 г. как началом его активной внешнеполитической деятельности. Если же отстаивать 120 г. в качестве традиционной даты восшествия на престол, то убийство Ариарата VI должно было бы прийтись на 113/112 г., что противоречит данным нумизматики. Поэтому ясно, что политика Митридата VI в отношении Ариарата VI явилась ответом на действия Рима по ограничению влияния Понта в Анатолии путем аннексии Великой Фригии, Пафлагонии и Галатии и превращения первой из них в провинцию.
Любопытно, что политика понтийского царя в Каппадокии не ознаменовалась ее прямым захватом, а строилась на поддержке ставленников Лаодики, Ариарата VII и Гордия, что указывало на преемственность политической линии Эвергета и не могло вызвать у римлян особых подозрений. Действия царя были призваны продемонстрировать его верность проримской политике даже несмотря на аннексионистские захваты понтийских владений римскими властями, а также уважение династийных традиций каппадокийских царей.
После успешных северопричерноморских кампаний, Митридат Евпатор в 109-108 гг. совершил инкогнито поездку в Вифинию и римскую провинцию Азию с целью узнать состояние дел у римлян и отношение к их правлению на западе Малой Азии[3]. Поскольку после этой поездки началась активная деятельность Понта в Вифинии и Пафлагонии, то нам представляется, что одной из задач путешествия было определить расстановку сил перед началом борьбы за восстановление понтийской гегемонии в Пафлагонии, Галатии и Великой Фригии (Justin. XXXVII. 3.4-6).
Одним из результатов этой поездки было заключение союза с Вифинией. Ранее отношения Понта и Никомеда III были прохладными из-за территориальных споров вокруг Великой Фригии. Теперь, после того, как эта область отошла к римлянам, создались условия для сближения двух государств, одинаково недовольных позицией Рима. Из слов Юстина, будто Митридат после посещения Вифинии "точно был уже владыкой ее" (XXXVII.3.5), можно заключить, что его позиции в этом царстве были весьма сильными, а его царь - верным союзником. Очевидно, в качестве компенсации за потерю Фригии для той и другой стороны была выбрана соседняя Пафлагония и оба монарха договорились разделить ее между собой. На протяжении 108-103 гг. они вторгались в Пафлагонию. Митридату достались земли по побережью до Гераклеи Понтийской и долина р. Амний (Justin. XXXVII. 4.3; XXXVIII. 5.4; 7.10; Strabo. XII .3.1; 9), а Никомеду внутренние районы[4]. Римский сенат, куда обратились изгнанные оттуда династы, либерально отнеся к этому событию, постановив "вернуть народу (пафлагонскому) его прежнее положение". Однако, Митридат сослался на законное право владеть Пафлагонией как наследственным доменом отца (Justin. XXXVII. 4.5-6), что являлось явным намеком на претензию править наследственными вотчинами Отанидов (ср. XXXVIII. 7.10). Под этим предлогом он не только не покинул страну, а захватил еще и Галатию, приблизившись к границам вожделенной Фригии и другим римским владениям. Никомед же, не имевший никаких оснований на власть в Пафлагонии, вынужден был действовать через ставленников, объявив своего сына царем и дав ему местное тронное имя Пилемен.
Знаменательно, что римляне не отреагировали на эти захватнические действия, хотя невооруженным глазом было заметно, что Митридат подбирается к отторгнутой у него ранее Великой Фригии. Принято считать, что в этом деле сыграла свою роль взятка, с помощью которой послы понтийского царя в 103-101 гг. подкупили сенаторов и при их поддержке добились публичного суда над Апулеем Сатурнином, народным трибуном 103/102 и 100 гг., обвинившим и сенат, и послов во взяточничестве (Diod. XXXVI. 15.1-2)[5]. Возможно, что взятка и осложнения во взаимоотношениях Рима с кимврами сыграли свою роль, но дело, как представляется, было в другом.
Поскольку в эти годы наметилось противостояние Никомеда и Митридата VI в Каппадокии, а вифинские земли всегда находились в поле зрения понтийских царей, метивших в преемники Отанидов, то раскол во взаимоотношениях двух временных союзников был для римлян очевиден. К тому же прибытие послов Митридата для "умиротворения" сената совпало по времени с началом экспансии Понта в соседней Каппадокии, поэтому целью посольства могла быть попытка склонить сенаторов на свою сторону в предстоявшей войне в Каппадокии. Вот почему в Риме решили прибегнуть к традиционной тактике во взаимоотношениях с восточными союзниками: не вмешиваясь открыто, добиться их распри и последующего взаимного ослабления, чтобы затем легко склонить к выгодной для Рима уступчивости. А борьба за влияние в Каппадокии отвлекала царей от римской Фригии и провинции Азии. Это стало причиной сохранения за ними всего захваченного в Пафлагонии.
После каппадокийского кризиса 116 г. Митридат Евпатор поддерживал влияние в Каппадокии через сестру Лаодику и ее сына Ариарата VII, считавшегося его верным вассалом. Последнее послужило причиной включения его портрета в 102 г. в галерею союзников и друзей Митридата Евпатора в Делосском герооне, построенном жрецом Гелианактом (Durrbach F. Choix... P. 221, N 136 g = ID. 1576), где он находился вместе с бюстами сирийского царя Антиоха VIII Грипа и двух представителей парфянских Аршакидов[6], в союзные отношения с которыми Митридат вступил перед тем, как окончательно закрепить Каппадокийское царство за собой. Как показывают монеты Ариарата VII, такая политика продолжалась в течение 16 лет (116- 101 гг.)[7]. В 103/102 гг. Никомед III вторгся в Каппадокию, и Лаодика, очевидно, знавшая о намерениях брата полностью завладеть страной и убрать с престола ее и сына как последнего из законных царей династии Ариаратидов, пошла на союз с вифинским правителем (Justin. XXXVIII. 1.1-2). Не исключено, что Лаодика вступила в сговор с Никомедом и это послужило причиной его вторжения в страну, поскольку Митридат, узнав об акции соседнего царя, послал сестре войско, а она, отказавшись от помощи брата, вышла за Никомеда замуж (Ibid. 3-5). Такую переориентацию регентши-матери в то время, когда она и ее сын пользовались полной поддержкой Понта, трудно объяснить, поэтому напрашивается вывод о заранее готовившейся измене и, видимо, дошедших до царицы сведениях о планах Митридата в Каппадокии[8]. Для их предотвращения и был выбран Никомед III, увидевший шанс установить собственную власть в стране.
Однако неожиданно Митридат изменил планы и в противовес Вифинии поддержал законного царя Каппадокии, своего племянника Ариарата VII, предоставив Риму повод думать, что не питает надежды прибрать к рукам соседнее царство и уважает династийные традиции каппадокийского ответвления рода Отанидов. Напротив, он дает понять, что это Никомед Вифинский незаконно вторгся и аннексировал страну, союзницу и Рима и Понта. Под таким предлогом у него появилась возможность оправдать ввод войск в Каппадокию и установить там свою гегемонию. Получалось, что такой мудрой тактикой Митридат Евпатор создавал видимость продолжения политики своего отца по поддержанию дружбы с Римом и под ее прикрытием поэтапно захватывал наследственные территории. Вот почему правы те исследователи, которые считают, что планы войны с Римом созрели у царя задолго до Митридатовых войн[9]. Он понимал, что вооруженной конфронтации с римлянами не избежать, так как бо́льшая часть наследственного домена Отанидов находилась в их руках. Однако, действуя, как и его отец, под маской их друга и союзника, он хотел усилиться еще больше и представить римлян перед греками Азии в качестве несправедливых захватчиков, а себя пострадавшим от их империализма и носителем правого дела объединения народов под властью законного царя, преемника истинных властителей региона - Отанидов и персидских Ахеменидов.
Вторгшись в Каппадокию, Митридат Евпатор изгнал оттуда вифинцев и Лаодику, которая вынуждена была бежать в Вифинию, а единоличным правителем страны сделал Ариарата VII. Однако он потребовал вернуть в Каппадокию Гордия, изгнанного за убийство Ариарата VI. Когда возмущенный племянник отказался, Митридат двинулся во главе войска в Каппадокию. Несмотря на то, что в его распоряжении были значительные силы- 80 тыс. пехоты, 10 тыс. конницы, 600 боевых колесниц, снабженных сернами, - царь Понта опасался за исход войны и решил действовать коварством. Он склонил Ариарата на переговоры и во время беседы самолично заколол молодого царя (Memn. XXX. 1). Это случилось в 101/100 г., после чего на престол был посажен сын Митридата, получивший местное династийное имя Ариарата IX, а регентом нового властителя стал давний друг и сторонник Митридата Гордий, фактически управлявший страной (Justin. XXXVIII. 1.5-10)[10]. Так Каппадокия полностью оказалась во власти Понта, а царская династия Ариаратидов, правившая свыше двухсот лет, была устранена с престола. Интронизацией сына и наречением его местным царским именем понтийский властитель хотел доказать, что он соблюдает местные традиции царской власти, а это было важно для сохранения лояльности к Риму и завоевания популярности у широких масс населения. Но фактически в глазах остальных царей Передней Азии Митридат VI, отстранив Ариаратидов, превращался в единственного преемника Отанидов и Ахеменидов в Анатолии. Тем самым у него появлялись дополнительные козыри утверждать, что только он имеет право на власть в прежних владениях Отанидов, в том числе и в тех, которые оставались в руках римлян. Так что упомянутую акцию в Каппадокии можно рассматривать как антиримскую.
В свое время Э. Бадиан отмечал, что в Каппадокийском царстве в это время шла ожесточенная политическая борьба между двумя группировками аристократии: пропонтийской, возглавляемой Гордием, ставленником Митридата Евпатора, и проримской, которую олицетворял будущий царь Ариобарзан I[11]. Мы ничего не знаем о происхождении Гордия, однако то, что он упорно добивался свержения Ариаратидов, имел прочные связи при понтийском и армянском дворах и способствовал объединению внешнеполитических интересов Великой Армении и Понта, позволяет раскрыть значение этой важной политической фигуры. Имя "Гордий" тождественно имени фригийского царя, который, согласно легендам, переселился в район Армении, где на границе с Вавилонией от его имени пошло название области Гордиеи или Гордиены и ее жителей гордиеев. И хотя Л. Робер считает имя каппадокийским[12], не исключено, особенно в свете теории И. М. Дьяконова о фригийских корнях армян[13], что Гордий был армянского происхождения. А в связи с тем, что в Армении правили потомки Гидарна, сподвижника Отана и Дария I в убийстве Гауматы (Strabo. XI.14.15), партия Гордия могла выступать за передачу Каппадокии либо потомкам Отана, либо наследникам Гидарна как лицам, наиболее близко стоявшим к Ахеменидам в лице Дария I Гистаспа, поделившего Восточную Анатолию между этими двумя из "Семи персов". С этой точки зрения понятны не только прочный союз Митридата VI и Тиграна II Армянского, но и попытка понтийского царя усилиями Гордия использовать Тиграна для восстановления митридатовского протектората над Каппадокией. Союз этот еще более упрочивался в связи с тем, что Дарий III, от которого вели отсчет своего правления первые Митридатиды, начинал карьеру с наместничества в Армении (см. выше).
Увидев, что события стали развиваться не совсем так, как они того хотели, римляне всерьез забеспокоились о судьбе Великой Фригии и провинции Азии. Ведь стало ясно, что Митридат VI открыто перешел к реализации давних планов своих предков по объединению под властью Митридатидов наследственных земель Отана и персов. И хотя прямой угрозы римским владениям еще не было, потенциальная опасность для них возросла. Для оказания давления на Митридата Евпатора к нему отправился Гай Марий, который встретился с царем и провел с ним переговоры в 99/98 г. (Plut. Mar. XXXI. 2-3)[14].
Из описания Плутархом миссии Мария видно, что римский полководец хотел спровоцировать понтийского царя на войну для достижения личных выгод, поэтому действовал на переговорах весьма жестко. По этому поводу в современной литературе существуют два подхода: согласно одному - Марий действительно искал повод к войне, чтобы повысить свой политический вес в Риме, так как Митридат VI уже давно замышлял войну с Республикой[15], согласно другому- Марий изучал возможность войны, но не стремился вызвать ее во что бы то ни стало[16]. Второе мнение представляется нам ближе к истине. В Риме видели, что война с Митридатом неизбежна, и это понимал сам понтийский царь. Однако он еще был не готов к ней, поскольку не завершил завоевания в Причерноморье: оставались непокоренными Северо-Восточное и Северо-Западное его побережья, а позиции во Фракии недостаточно прочными. К тому же он видел, и миссия Мария это наглядно показала, что Рим не хочет войны, а угрозы главы посольства скорее его личные амбиции, нежели официальная позиция сената, продолжавшего линию на переговоры. Если бы Митридат ответил вооруженным путем на угрозы Мария, это было бы расценено как нарушение дружбы с Римом, что выставило бы его перед населением Малой Азии откровенным захватчиком, а римлян - пострадавшей стороной. Поэтому царь решил пока не обострять отношений с Римом и дождаться откровенно враждебной акции с его стороны, чтобы этим привлечь к себе как можно большее число сочувствующих и сторонников. Вот почему, по сообщению Плутарха, он как бы испугался угроз Мария, а это, как следует из текста Юстина (XXXVIII. 2.1-2), привело к выводу его войск из Каппадокии и отзыву оттуда сына и Гордия. Эти действия, несомненно, связаны с посольством Мария, поскольку, согласно монетам, правление Ариарата IX Евсебия длилось не более пяти лет[17]. Если воцарение сына Евпатора имело место в 101/100 г., то его отзыв датируется 97/96 г., что последовало сразу за прибытием Гая Мария в Рим.
Была и другая причина подобного шага: согласно Трогу (Юстину) население Каппадокии, недовольное правлением ставленников Митридата VI, отложилось от него, призвав на царство Ариарата VIII, брата Ариарата VII, воспитывавшегося в римской провинции Азия. Это указывает на вероятные проримские симпатии нового царя и дает повод думать о маневрах Рима против Митридата VI с целью ослабить влияние последнего в Каппадокии, когда тот, поддавшись давлению Мария и Сената, вынужден был уйти оттуда. Это вызвало ответную реакцию царя, опять вторгшегося в страну и изгнавшего Ариарата VIII, который вскоре умер.
В связи с ослаблением власти Митридата Евпатора в Каппадокии снова активизировал действия Никомед III, не оставивший намерений присоединить ее к своим владениям. С этой целью он вознамерился посадить на каппадокийский престол собственного ставленника, выдав его за третьего сына Ариарата VI и Лаодики. Добиваясь поддержки в Риме, он направил туда посольство во главе с Лаодикой. В ответ Митридат отправил свое посольство во главе с Гордием, которое должно было доказать, что Ариарат IX являлся сыном Ариарата V, союзника римлян в войне против Аристоника (см. выше) и потому имел все нрава на Каппадокию. Столь явный обман со стороны Митридата становится понятен, если принять во внимание сообщение Валерия Максима (III. 7.8), будто legatio Asiatica Марка Эмилия Скавра замешано во взятках от Митридата. Поскольку посольство Скавра к понтийскому царю датируется 97-96 гг.[18], то передача ему взятки, очевидно, связана с попыткой Митридата усилиями этого римского деятеля склонить решение сената в пользу своего претендента на трон Каппадокии перед ставленником Вифинии. Это предположение подтверждается тем, что Скавр и Ариарат VIII имели отношение к провинции Азия, а события, в которых они принимали участие, происходили в одно и то же время. Однако сенаторы поняли обман и вынесли решение отобрать у Митридата VI Каппадокию, а у Никомеда III принадлежавшую ему часть Пафлагонии (то же произошло, очевидно, и с удерживаемой Митридатом частью Пафлагонии) и даровать им свободу (Justin. XXXVIII. 1-8). Поручение довести это решение до сведения понтийского царя было возложено на Скавра.
Получив свободу из рук римлян, каппадокийцы попросили сенат назначить им нового царя, ссылаясь на невозможность жить без него. В соответствии с договором о дружбе и союзе Рим позволил им голосованием выбрать правителя и в 96 г. им стал Ариобарзан I Филоромей, представитель проримской партии (Strabo. XII. 2.11; Justin. XXXVIII. 2.8). Римское влияние в этом царстве значительно усилилось. Гордий также участвовал в выборах в качестве кандидата, но проиграл (Justin. XXXVIII. 5.9). Таким образом, Митридат Евпатор временно вынужден был уступить свои позиции в Каппадокии, хотя продолжал поддерживать Гордия[19], который попытался восстановить свою власть.
В 94 г. Гордий и Митридат склонили Тиграна II начать войну с Ариобарзаном. В связи с укреплением власти Армении в Софене граница Армянского царства приблизилась к Каппадокии; это толкало Тиграна на расширение влияния в соседней стране, ибо гарантировало контроль над Софеной, спорной с Каппадокией территорией. Данным обстоятельством воспользовался Понт, склонив Армению к союзу. Договор с Митридатом был крайне выгоден Тиграну II, обеспечивая поддержку могущественного соседа в связи с угрозой со стороны Парфии, с которой Митридат имел неплохие отношения. Он был направлен и против Рима, поскольку интересы обоих царей сошлись на дружественной Риму Каппадокии[20]. Митридату Евпатору дружба и союз с Арменией давали нового союзника в предстоящей борьбе за возврат земель Отанидов, закладывая основу для антиримской коалиции наследников Ахеменидов, противостоявшей римской экспансии. В то же время договор открывал понтийскому царю возможность чужими руками действовать в Каппадокии, сохраняя для вида дружбу с Римом[21]. Руководствуясь этими соображениями, Митридат VI скрепил союз с Арменией браком с Тиграном своей дочери Клеопатры (Justin. XXXVIII. 3.2). Нельзя исключить предположение, что Митридат преследовал далеко идущие планы со временем присоединить к своей державе и Армению. Поэтому действовал в стиле своего отца, который некогда пытался вначале укрепить влияние в Каппадокии через брак одной из дочерей с местным царем с целью включить ее в будущем в состав своих владений.
Когда армянские и понтийские войска вторглись в страну, Ариобарзан I бежал в Рим. Каппадокия опять оказалась во власти Митридата и на престол вновь взошел Ариарат IX и его опекун Гордий (Justin. XXXVIII. 3.3). Дальнейший ход событий восстанавливается на основании сопоставления различных источников, так как связное их изложение у Трога сильно сокращено его эпитоматором Юстином. Согласно Плутарху (Sulla. V. 6), Сулла после своего преторства был послан в Каппадокию, чтобы исполнить решение сената и вернуть туда Ариобарзана I, восстановить там влияние Рима и изгнать Митридата. Собрав незначительные силы в провинции Киликия, наместником которой он являлся, и используя помощь союзников, Сулла вступил в битву с полководцем Митридата Архелаем, командовавшим объединенным армяно-понтийским контингентом, и перебив многих армян и каппадокийцев (понтийцев, т. е. воинов из Понтийской Каппадокии, пришедших с Архелаем), одержал победу (Plut. Sulla. V. 6; Liv. Ep. 70; Frontin. I. 5.18). После этого он изгнал Гордия и водворил на царство Ариобарзана (Plut. Sulla. V. 6; App. Mithr. 10; 57); при этом Митридат подчинился решению Рима и не оспаривал правомерности действий Суллы, предпочтя снова не обострять отношений, чтобы в дальнейшем обвинить римлян в развязывании войны и предстать их жертвой.
Хронология указанных событий вызывает расхождения среди современных историков. Опираясь на сведения Веллея Патеркула (II. 15.3), что за год до Союзнической войны (91/90 г.) Сулла был претором, преторство будущего диктатора датируют 93 г., а каппадокийскую экспедицию, совпадающую по времени с его наместничеством в Киликии, 92 г. до н. э.[22] Однако Э. Бадиан и Э. Ольсхаузен несколько удревнили события, продатировав их, соответственно, 97 и 96 гг.[23] Последняя хронология кажется нам наименее вероятной по следующим причинам: после первого пятилетнего отрезка правления Ариарата IX, завершившегося в 97 г. (101-97 гг.), и небольшого перерыва, когда в Каппадокии вообще не было царей (кратковременный эпизод с Ариаратом VIII не может считаться полноценным правлением, очередная оккупация страны Митридатом VI, выборы нового царя) в 96/95 г. на престол вступил Ариобарзан I, правивший как показывают монеты, первые три года без перерыва[24]. После этого он был изгнан Тиграном II и Гордием, что не могло произойти ранее 95 г. до н. э. - года вступления на престол Великой Армении Тиграна II и смерти Артавазда 1, а точнее имело место в 94 г. до н. э. (96/95-94/93 гг. - первые три года правления Ариобарзана I). Вот почему 94/93 г. представляется наиболее вероятной датой изгнания Ариобарзана I, а 93/92 г. более всего подходит для каппадокийской кампании Суллы и реставрации Ариобарзана I[25]. А это не позволяет согласиться с теми, кто считает, будто во время каппадокийского похода Сулла воевал только с Гордием и Митридатом Евпатором, а Тигран II никакого участия в означенных событиях не принимал[26], равно как и с теми, кто полагает, будто в этом эпизоде были задействованы лишь Тигран и Гордий, а Митридат VI и его сын Ариарат IX сохраняли нейтралитет и лояльность к Риму[27]. Как свидетельствуют источники, Сулле пришлось применить силу против Тиграна II и его союзника Митридата Евпатора, а значит и его сына, поддерживаемого Гордием. Таким образом, следует согласиться с Б. Макгингом, что данный эпизод - первое вооруженное столкновение Митридата с Римом[28]. Неудача в этом конфликте способствовала еще большей уступчивости понтийского царя, не пожелавшего до поры до времени обострять отношения с римлянами и отступившего в который раз из Каппадокии.
Вынужденный оставить Каппадокию, Митридат обратил взоры на соседнюю Вифинию, с которой соперничал за господство в Каппадокийском царстве. В 94 г. до н. э. умер Никомед III, не имевший прямых наследников, рожденных в законном браке, но оставивший двух сыновей от внебрачных связей - старшего Никомеда и младшего Сократа Хреста. По закону престолонаследником стал Никомед, сын танцовщицы Нисы. Для закрепления своих прав на престол Никомед IV женился на Нисе, дочери Ариарата VI и Лаодики, сестры Митридата, племяннице понтийского царя. Такой ход событий не устраивал Митридата; поскольку он вел длительную борьбу с отцом и тещей нового вифинского правителя за власть в Каппадокии, провозглашение царицей Вифинского государства ее наследницы грозило вывести эту борьбу на новый виток. Имея особые виды на Вифинию как домен своих предков, который должен был войти в качестве одной из областей в его будущую империю, составленную из наследственных земель Отанидов и Ахеменидов, Митридат понимал, что укрепление позиций Никомеда IV в отцовском царстве отодвигает эти планы на неопределенное время. А своим проникновением в соседнее государство он вызывал на ответные действия Рим, понимавший, что, присоединив Вифинию, Понтийское царство вплотную приблизилось бы к римским владениям в Азии и угрожало Великой Фригии. Поэтому царь Понта ожидал как вполне вероятные провокации со стороны римских властей (что и произошло, но об этом ниже), а это давало Евпатору повод предстать жертвой агрессора и вызвать к себе сочувствие и поддержку всех недовольных римских господством слоев населения. Наконец, устранением Никомеда IV Митридат лишал Рим важного союзника против Понта. По этим соображениям царь сначала подослал к нему наемного убийцу, а когда это преступление не удалось, поддержал притязания на вифинский престол Сократа Хреста, получившего в 91 г. отказ сената в признании царем и обратившегося за помощью к Понту. Дав Хресту войско, Митридат изгнал Никомеда IV, вынужденного бежать в Рим, и водворил на престол его младшего сводного брата (Licinianus. P. 36 (Bonn); Justin. XXXVIII. 3.4; 5.10; Memn. XXX. 3.; App. Mithr. 7; 10; 13; 57; Liv. Ep. 76; Trog. Prol. 38; Cic. De Orat. III. 229)[29].
Как только его позиции в Вифинии упрочились и она практически полностью перешла под его власть, Митридат в союзе с Тиграном в 91/90 г. опять вторгся в Каппадокию и выгнал Ариобарзана. В этом ему помогли армянские военачальники Митраас и Багой, командовавшие войсками (App. Mithr. 10; Liv. Ep. 74)[30]. Столь дерзкая и наглая акция понтийского царя, совершенная менее чем через год после статус-кво Л. Корнелия Суллы в Каппадокии и совпавшая с антиримским по сути переворотом в Вифинии, показывает, что Митридат VI открыто провоцировал римлян к войне. Он хотел использовать их обеспокоенность возросшим могуществом Понта и его территориальными приобретениями за счет римских союзников и друзей, что позволило ему окружить своими владениями лакомый кусочек земель Отанидов, а ныне Рима - область Великой Фригии и Фригии Эпиктет, а также Галатию. В подобной ситуации Рим не мог не ответить на вызов царя Понта, а это было то, в чем теперь так нуждался Митридат, когда у него сложился союз с Тиграном II и парфянами, сарматы и бастарны практически ему подчинились, а позиции в Колхиде и Иберии становились как никогда прочными (App. Mithr. 15; Memn. XXX. 3). Митридат ждал реакции римлян, готовился к ней и провоцировал ее всеми возможными способами. Ответные действия римских властей не заставили себя ждать.
Тотчас после очередной провокации Митридата римский Сенат постановил вернуть Ариобарзана I и Никомеда IV в их законные владения. Для проведения этой акции он назначил консуляра Мания Аквилия и наместника провинции Азия Луция Кассия. Митридату было предписано оказывать им содействие - акт, кажущийся странным, если учесть, что именно понтийский властитель являлся виновником создавшегося положения. Митридат отказался, сославшись на враждебность к нему Рима, и нам представляется, что со стороны последнего указанный акт был ни чем иным, как заранее планировавшейся акцией, рассчитанной на заведомый отказ Митридата помочь римлянам, и использование ее в качестве повода к военным действиям. Однако царь Понта вновь сделал вид, что готов выполнить волю римлян, хотя все говорит за то, что он уже не сомневался в неизбежности войны и потому прибег к апробированной тактике предстать прямой жертвой агрессии. Он убил Сократа Хреста и освободил каппадокийский престол, что восстанавливало Никомеда IV и Ариобарзана I в их правах (89 г. до н. э.) (Justin. XXXVIII. 3.4; 5.8; App. Mithr. 11, 57; Memn. XXX, 3; Liv. Epit. 74, 76).
Маний Аквилий, обуреваемый личным тщеславием, а на самом деле действуя в русле тех установок, которые возложил на него сенат, стремившийся положить конец могуществу Митридата, стал склонять Никомеда и Ариобарзана напасть на Понтийское царство. Оба царя боялись Митридата, который, имея уже союз с Великой Арменией, послал за помощью к галатам, сарматам, бастарнам, кимврам[31] и другим народам, входившим в его обширную державу, и подготовился к столкновению с Римом на должном уровне. Однако, задолжавший Манию Аквилию и Луцию Кассию, а также римским ростовщикам за финансовую поддержку своему возвращению в Вифинию, Никомед недолго противился приказанию римлян, вторгся с войском в Пафлагонию и опустошил ее территорию до Амастрии. Даже после этого Митридат не начинал войны, а отправил посольство во главе с Пелопидом к римским полководцам с обоснованием своих претензий и жалобой на Никомеда. Когда из ответа римлян стало ясным, что они поддерживают Никомеда и активно ведут дело к войне, Митридат в 89 г, до н. э. вновь вторгся в Канпадокию, изгнал в очередной раз Ариобарзана и посадил на трон Ариарата IX. Одновременно к римлянам опять прибыл Пелопид и стал укорять их за нарушение договора о дружбе с Понтом и потворство врагам Митридата. Это посольство Пелопида было уже открытым призывом к войне со стороны понтийского царя, который осудил Рим и представил себя в качестве жертвы агрессоров, т. е. публично объявил то, к чему вел дело все годы борьбы за Капнадокию, Вифинию, Пафлагонию и другие наследственные земли Отанидов.
Вооруженный конфликт стал неизбежен, поскольку обе стороны сделали всё, чтобы его развязать: римляне из желания сохранить свои владения и союзников в Азии перед угрозой аннексии их Понтом, а Митридат из стремления во что бы то ни стало завладеть исторически, как он считал, принадлежавшими ему и его предкам землями. Так что война между ними - это логическое завершение той политики, которую проводили понтийские цари, начиная с первых Митридатидов. Однако тот факт, что, начиная с Фарнака I, а в особенности при Митридате V и Митридате VI, римляне имели с Понтийским царством дружественные отношения и при этом добились отторжения у него ряда земель, делало цель Митридата VI в означенной войне с точки зрения большинства недовольных Римом жителей Малой Азии более справедливой. А объявление царем во всеуслышание, что он сам стал жертвой агрессии со стороны римлян, еще больше повышало его моральный престиж. Это отразилось в тех речах, которые, согласно Аппиану и Помпею Трогу, держали Пелопид, перед римлянами и сам Митридат перед своими солдатами. Там всячески подчеркивалось законное право на земли, из-за которых началась война[32].
Военные действия между Митридатом и Римом велись с некоторыми перерывами в течение почти двадцати шести лет. Они вошли в историю под названием Митридатовых войн и подразделяются на Первую (89-85 гг.), Вторую (83-81 гг.) и Третью (74/73-63 гг.). Как говорилось выше, мы не ставим задачу всесторонне исследовать их ход и военно-стратегическое значение, так как намереваемся сделать это в другом месте. Здесь же хотим обрисовать общую картину и показать их влияние на внутреннюю политику династов Понтийского царства и социально-экономические отношения в нем.
Время начала военных действий Митридат VI выбрал очень подходящее: в Италии вспыхнула Союзническая война и силы римлян были отвлечены. К тому же в самом Риме обострилась политическая борьба между Марием и Суллой, предпринимались попытки ослабить влияние сената, развернулось соперничество за право командовать римскими войсками в предстоящей войне с Митридатом. К понтийскому царю обратились за помощью даже италийские союзники, прося его высадиться в Италии и идти походом на Рим. Однако царь заявил, что он сделает это только после захвата всех римских владений в Азии (Diod. XXXVIII.2.11; Poseidonius ap. Athenaeus. V.213 с = FGrH. 87. Fr. 36. P. 246, 9 ff; Sallust. Hist. VI. 13), что служит доказательством первоочередной цели Митридата в войне - захватить все наследственные земли в Малой Азии. На это намекает также и фраза, брошенная им в речи перед войском накануне начала военных действий: "Ведь они (солдаты. - С. С.) слышали о недавно накопленных богатствах царства Аттала и о древних сокровищах Лидии и Ионии, которые они идут не завоевывать, а вступить во владение ими" (Justin. XXXVIII.7.7). Последнее - явный намек на право распоряжаться названными территориями, которые некогда входили в состав домена персидского сатрапа Ариобарзана, сына Митридата, наместника Каппадокии, предка понтийских царей (см. гл. 1). Митридат заранее позаботился о союзниках: его поддерживало большинство греческих городов Малой Азии, Афины, карфагеняне, Египет, Сирия, Парфия, киликийские пираты, хотя реальную помощь оказали далеко не все. Тем не менее царю удалось собрать громадное войско: 190 тыс. пехоты и 10 тыс. конницы (Memn. XXXI. 1), а по другим подсчетам, явно завышенным, даже 250 тыс. пехоты, 50 тыс. конницы, 400 кораблей и 130 колесниц (App. Mithr. 17), что выдает его длительную и кропотливую подготовку к войне.
Военные действия начались с вторжения в Понт Никомеда IV, которому помогали римские полководцы Маний Аквилий, Квинт Оппий и Луций Кассий с сухопутной армией и римский флот под командованием Минуция Руфа и Гая Попилия[33]. Римская и вифинская армии значительно уступали понтийской и это сказалось на ходе военных действий: в битве при р. Амний войска Митридата одержали победу. После этого царь занял Пафлагонию, Вифинию, Фригию, затем Мисию, Памфилию, Ликаонию, Лидию, Ионию, Карию, Галатию, т. е. к нему перешли практически все земли, на которые претендовали цари Понта еще с III в. Греческое и местное население, страдавшее от римских налогов и произвола наместников, с радостью встретило Митридата, усмотрев в нем освободителя эллинства от чужеземного господства. Некоторые греческие полисы, например, Траллы и Анамея, сами перешли на сторону понтийского царя, другие - Кос, Магнесия, Митилена, Эфес приглашали его как освободителя, а третьи - Афродисий, Лаодикея на Лике были им взяты. В 88 г. уже вся Малая Азия подчинялась Митридату, который перенес столицу в Пергам и сделал его своей резиденцией. Там же он чеканил царскую монету по особой пергамской эре. Ненависть к римлянам у населения греческих полисов была столь велика, что оно выдало Митридату трех римских полководцев, виновников войны с царем. Понтийцы милостиво обходились с пленными из малоазийских областей, но жестоко обращались с римлянами, что привлекало к ним местное население. Это объясняется тем, что Митридату крайне необходима была поддержка для удержания покоренных территорий. В 88 г. по призыву Митридата в греческих городах началось массовое уничтожение римлян и италийцев вместе с семьями и вольноотпущенниками (Cic. De Imp. Gn. Pomp. 7), что позволило греческим полисам уменьшить частные и общественные долги, а царской казне пополнить запасы новыми поступлениями за счет конфискаций[34].
Однако Митридат Евпатор не ограничился захватом малоазийских областей. Он решил повторить маршрут своих предков из рода персидских Ахеменидов и покорить Элладу, тем более, что имел прочные связи с Делосом и Афинами[35]. Он захватил ряд островов Эгеиды, Южную Фракию, Македонию, Беотию, Пелопоннес, Аттику, Эвбею и к 87 г. превратился в правителя огромной державы, охватывавшей практически весь эллинистический мир Восточного Средиземноморья. Однако в 86 г. в войну вступил Сулла и после победоносных для римлян битв при Херонее и Орхомснах в Беотии понтийцы были окончательно вытеснены из Эллады. Война была перенесена в Азию, где понтийские войска потерпели ряд чувствительных поражений у Пропонтиды и вынуждены были оставить Пергам под ударами Гая Флавия Фимбрии, нового командующего римской армией на Востоке, заменившего убитого Валерия Флакка, назначенного сенатом вместо Суллы командовать в войне с Митридатом после антисулланского переворота в Риме. Поскольку в результате неудач стратегов Митридата в битвах с римскими войсками во многих греческих городах стало зреть недовольство господством понтийцев, Митридат в 85 г. до н. э. поспешил вступить с Суллой в переговоры о мире и вскоре между ними в местечке Дарданы был заключен мирный договор, который предписывал Митридату оставить захваченные земли, уплатить 2 тыс. талантов контрибуции и отдать 70 боевых кораблей, вернуть на царства в Вифинию и Канпа-докию законных правителей, а хиосцам, которых Митридат изгнал, а землю на острове отдал понтийским клерухам, вернуть законные владения (Plut. Sulla. XXII; App. Mithr. 55)[36].
Вторая Митридатова война была спровоцирована римлянами, которые попытались использовать внутренние трудности в Понтийском царстве, связанные с попыткой отпадения Колхиды и Боспора. Луций Лициний Мурена, оставленный Суллой в 84 г. командующим римскими войсками в Азии, по свидетельству Аппиана, сам искал повод к войне, обуреваемый жаждой триумфа. Формальный повод у него был: это нежелание Митридата выполнить все условия Дарданского мира и попытка сохранить часть Каппадокии, военные приготовления в Понте для войны с боспорцами, воспринимавшиеся в Риме как антиримские, измена стратега царя Архелая. Вторгшись в Понт и Каппадокию, Мурена разорил страну, но был разбит войсками Митридата. Это дало царю повод снова, как до Первой войны, предстать перед греками Азии в качестве жертвы римского нападения, склонить их на свою сторону и реанимировать политику, проводившуюся в 90-х годах, а именно под маской дружбы и согласия с римским миропорядком (для чего он вынужден был примириться с Ариобарзаном I) сохранить за собой часть Каппадокии, собраться с силами и выступить объединителем эллинства против римлян под лозунгом законного права владеть Малой Азией как наследственным доменом предков. А римлян же выставить на этом фоне как несправедливых властителей земель в Азии. Поскольку после поражения Мурены римляне подорвали свой престиж, Митридат получил шанс воспользоваться передышкой в военных действиях, тщательно подготовиться и начать новый этап борьбы за расширение господства Понта в Малой Азии[37].
Поскольку царь понимал, что римляне никогда не согласятся с независимым существованием Понта как государства, угрожавшего их стратегическим интересам в Азии, и будут по-прежнему искать любой шанс к войне с ним, Митридат решил дипломатическим путем заранее перехватить инициативу в будущей Третьей войне с Римом и добиться письменного подписания и ратификации в сенате его договора с Суллой от 85 г. Это давало бы ему шанс в дальнейшем обвинять римлян в нарушении ими же установленного порядка и привлечь еще больше симпатий местного населения на свою сторону. Поэтому в 79 г. царь для вида оставил северную часть Каппадокии и отправил несколько посольств в Рим, однако римляне отказались идти на соглашение с ним.
Тогда Митридат решил использовать и этот фактор в противоборстве с Римом - он обвинил его в нарушении мира. Вступив в союз с Серторием, реорганизовав свою армию на римский манер, Митридат подговорил Тиграна II вступить в Каппадокию, а сам, воспользовавшись смертью в 74 г. Никомеда IV и завещанием его царства Риму, вторгся, как и двадцать лет назад, в Вифинию с целью поддержать права сына умершего царя. Здесь мы сталкиваемся стой же политикой, которую понтийский царь проводил на протяжении многих лет - не желая ссоры с Римом, не допуская роста его владений за счет наследственных земель Отанидов и скрываясь под маской его друга и филэллина, добиться для себя территориальных преимуществ. Вот почему он не пошел на оккупацию Каппадокии, дабы не предстать нарушителем "римского порядка дел в Азии", а подговорил на это своего союзника Тиграна. На виду у ираноязычного населения Каппадокия переходила не под юрисдикцию римлян, а оставалась у наследников Ахеменидов, что выставляло понтийского царя в глазах большинства населения Востока поборником иранских традиций и уважающим свои обязательства перед Суллой. А это давало возможность рассчитывать на поддержку греков, эллинизированных варваров и могущественной Парфии, на что указывает его письмо царю Аршаку, приводимое Саллюстием (Sallust. Hist. VI). Таким образом, в ходе войн с Римом рельефно проявились открытое филэллинство и исконное проиранство царя как две главные линии в антиримской борьбе. Вокруг них строилась и его внутренняя политика.
Оккупация в 73 г. Вифинии означала новую войну с Римом, к чему стремились обе стороны. Поначалу успех был у Митридата, к нему перешли города Вифинии и Мисии. Но когда римляне поручили командование Луцию Лицинию Лукуллу и Марку Аврелию Котте, инициатива перешла к ним. При осаде Кизика Митридат потерпел неудачу, затем он был разбит Лукуллом на море и на суше в битве при р. Риндакс. После этого М. Лициний Лукулл освободил от понтийского господства Левобережный Понт, Фракию, а его брат - Вифинию и Понт. Митридат вынужден был бежать в Армению, но Лукулл вторгся и в пределы владений Тиграна II. Это способствовало сохранению союза последнего с царем Понта. В результате противоречий, возникших в лагере римлян между войсками и командующим, Митридат совместно с Тиграном в 69/68 гг. сумел отвоевать свое родовое царство, но ненадолго. В 66 г. на Восток прибыл новый командующий римской армией Гней Помпей, которому удалось вытеснить Митридата VI сначала в Колхиду, а потом на Боспор. Отсюда Митридат хотел через причерноморские степи, собрав всех подвластных ему варваров, обрушиться на Подунавье, а затем на Рим. Но в результате восстания, вызванного ухудшением материального положения местных городов, он вынужден был капитулировать перед своим сыном Фарнаком и покончить собой в 63 г, до н. э. Так прекратило существование царство Понт, а Рим получил свободу действий на Востоке.
В оценках деятельности Митридата Евпатора до войны исследователи разделились: одни, следуя Т. Моммзену, считали его политику капитулянтской, нетвердой и непоследовательной, выдававшей слабость и проримскую позицию[38]. Другие полагали, что она с самого начала строилась на противоборстве с Римом[39]. Последнее ближе к истине и стало краеугольным камнем всей деятельности царя. Стремясь выступить объединителем земель своих предков, за что боролись его предшественники, Евпатор невольно стал сплачивающей силой всех греков, страдавших от произвола римских властей и их союзников. Продолжая филэллинскую политику отца, делая вид, что сохраняет дружбу к Риму, хотя на деле давно замыслил борьбу с ним, Митридат поощрял полисные привилегии не только в наследственных доменах Понтийской Каппадокии, Пафлагонии, Малой Армении, Колхиде и Боспорском царстве, но и в покоренных областях Западной Малой Азии. А это неизбежно заставляло его расширять полисное землевладение и его социальную базу. Выставляя себя спасителем эллинства, он строил политику на пропаганде любви ко всему греческому как в экономике, так и в религии и культуре. Этим он привлекал широкие слои в городах[40], делая их своей опорой в антиримской борьбе и склоняя к признанию себя законным воспреемником власти прежних наместников. Он провозгласил отмену долгов, освобождение рабов, перераспределение собственности в городах. Особенно широко эти меры применялись в первой половине 80-х годов до н. э. в момент наивысших успехов в Средиземноморье.
Однако власть Митридата в покоренных городах Азии была непрочной (Oros. VI.2.8), так как аристократия и зажиточные круги были недовольны мерами социального характера, проводимыми в интересах средних и малоимущих слоев, и назначением в города тиранов, боровшихся с аристократией. После неудач 87-85 гг. аристократия попыталась привлечь широкие слои горожан на свою сторону, что особенно наглядно показывает так называемый эфесский закон о долгах (OGIS. 338 = Syll.³, 742)[41]. В ответ Митридат объявил свободу греческим городам, дал гражданство метекам, отменил долги и предоставил свободу рабам. Эти меры коснулись и северопричерноморских полисов (Фанагория). Восстания в городах против господства понтийцев (Траллы, Смирна, Колофон, Сарды), сильная оппозиция его власти и проримские настроения (Адрамиттий, Афины, Делос, Хиос) заставляли царя прибегать к чрезвычайным мерам по укреплению своей власти. Среди них главным было усилить военно-административную систему управления, когда центр тяжести с полисного землевладения переносился на царское. Как следствие в окрестностях городов, пользовавшихся политическими привилегиями и некоторой автономией, стали появляться укрепления и военные колонии-катойкии и клерухии на царских землях из царских же воинов, посаженных на землю. Эпизод с хиосцами подтверждает данную тенденцию.
С другой стороны, Митридат с самого начала поставил цель добиться возврата наследственных владений и тщательно готовился к борьбе с Римом. Для увеличения своего могущества он должен был усилить войско, а это можно было сделать привлечением различных категорий населения, многие из которых наделялись землей. Такая политика стала особенно актуальной в годы Митридатовых войн, когда повысилась роль гарнизонов царских воинов, разбросанных по всему царству и призванных сдерживать наступление врага на родовые владения царя. Не вызывает сомнений, что и на покоренных землях подобные поселения на царской земле также были необходимы, так как позволяли удерживать в повиновении местное население, противостоять сепаратистским настроениям в полисах. Поэтому создание военно-административной системы управления в покоренных землях явилось прямым следствием стремления царя предстать наследником Ахеменидов и Отанидов в Малой Азии.
Одной из причин поражения Митридата стало последовательное претворение в жизнь данной политики. Греки поняли, что под маской их друга и союзника скрывался обычный восточный деспот, который стремился установить свое господство за счет насаждения полуиранских порядков в лице сатрапов, тиранов и прочих ставленников из собственного окружения. А после перенесения Митридатом военных действий в Европу и вовсе стало очевидно, что на первый план выдвигаются не привлекательные идеи объединения наследственных земель под властью монарха-филэллина, а заурядное стремление к территориальным захватам. Это привело к некоторому разочарованию среди населения Малой Азии и спровоцировало еще большее усиление гнета со стороны Митридата, пытавшегося подавить такие опасные для него настроения укреплением царской власти на местах опорой на создаваемую им структуру военно-административного управления и царского землевладения, в которой полисные привилегии отодвигались на задний план. Таким образом прогреческая ипостась политики царя уступила место проиранской основе его власти, которая выразилась в усилении царского контроля над всеми землями в Понтийской державе. Все это способствовало поражению Митридата.

---

[1] Моммзен Т. История Рима. М„ 1937. T. II. С. 250–284; 1941. Т. III. С. 45–65, 99— 112; Reinach T. Mithridates Eupator, König von Pontos. Hildesheim; N. Y.. 1975. S. 72–205, 296–409; Holmes T. The Roman Republic. Oxford, 1923. Vol. I. P. 176–217; Magie D. Roman Rule in Asia Minor. Princeton, 1952. Vol. I. P. 208–231, 321–365; Vol. II. P. 1182— 1233; Will E. Histoire politique du monde hellenistique. Nancy, 1967. T. II. P. 387–422; Olshausen E. Mithridates VI und Rom // ANRW. 1972. Bd. I, 1. S. 808–814; Sherwin—White A. Roman Foreign Policy in the East, 168 B. C. — A. D. I. Oklahoma, 1984.
[2] Simoneita B. The Coins of the Cappadocian Kings. Fribourg, 1977. P. 30; Sherwin—White A. A Roman Foreign Policy… P. 105.
[3] Reinach T. Mithridates Eupator… S. 72; McGing B. The Foreign Policy of Mithridates VI Eupator, King of Pontus. Leiden, 1986. P. 66. Дату убийства Ариарата VI— 105 ι. (Meyer Ed. Geschichte des Königreichs Pontos. Leipzig, 1879, S. 103) и 11 I ι. (Reinach T. Mithridates Eupator… P.81; Geyer F. Mithridates // RÈ. 1932. Bd. XV, 2. Hbd. 30. S.2166) следует отклонить.
[4] Reinach T. Mithridates Eupator… S. 86–88: Geyer F. Mithridates. S. 2166; Otshausen E. Pontos// RE. 1978. Suppl. Bd. XV. S. 423; Sherwin—White A. A Roman Foreign Policy… P. 105. Об объеме завоеваний Митридата в Пафлагонии см. Niese B. Straboniana // RhM. 1883. Bd. 38. S. 571 u. folg.; Anderson J. — G. Some Questions Bearing on the Date and Place of Composition of Strabo's Geography // AS presented to Sir W. Ramsay. Manchester, 1923. P. 5.
[5] Reinach T. Mithridates Eupator… S. 88; Sherwin—White A. A Roman Foreign Policy. P. 105; Daux G. Notes de chronologie Delphique // BCH. 1933. Vol. 57. P. 81–83.
[6] ID. 1552: 1581: 1582 = Durrbach F. Choix… N 136h-i; McGing B. Op.cit. P.91.
[7] Simonetta B. Op. cit. P. 35; McGing B. Op. cit. P. 173–175; Sherwin—White A. A Roman Foreign Policy… P. 106.
[8] Я. Зайберт (Seibert J. Historische Beiträge zu den dynastischen Verbindungen in hellenistischer Zeit. Wiesbaden, 1967. S. 117) считает, что Лаодика отстаивала интересы своего сына Ариарата VII.
[9] Ломоури Н. Ю. К истории Понтийского царства. Тбилиси, 1979. С. 82, 83.
[10] Когда Ариарат IX стал царем Каппадокии, ему было 8 лет, а рожден он был в 109/108 г. до н. э. (Reinach T. Mithridates Eupator… S. 86). следовательно, смерть Ариарата VII случилась в 101/100 г., ибо в 102 г. он еще значился в друзьях Митридата VI и удостоился портрета в делосском герооне (см. выше).
[11] Badian E. Sulla's Cilician Command // Athenaeum. 1959. Vol. 37. P. 291.
[12] Robert L. Noms indigènes dans l'Asie Mineure gréco–romaines. P., 1963. P. 526, 548, 549. О Гордиене и гордиеях в Армении см.: Strabo. XI.14.2; 15; XIV. 1.21, 25; 2.5.
[13] Дьяконов И. М. Хетты, фригийцы, армяне // Переднеазиатский сб. М., 1961. С. 360.
[14] Bulin R. Untersuchungen zur Politik und Kriegsführung Roms im Osten von 100–68 v. Chr. Frankfurt a. Mein; Bern, 1983. S. 27–31; Бадиан (Badian E. Sulla's… P. 300, 303) датирует встречу 98 г. до н. э., однако в другой работе (Badian E. Roman Imperialism in the Late Republic. Oxford, 1968. P. 32) — 99 г., как и А. Шервин—Уайт. См.: Sherwin—White A. A Roman Foreign Policy… P. 107, 108.
[15] Luce T. Marius and the Mithridatic Command // Historia. 1970. Vol. 19. P. 186; Remach T. Mithridates Eupator… S. 91.
[16] Sherwm—White A. A Roman Foreign Policy… P. 108; McGing В. Op. cit. P. 76; Bulin R. Op. cit. S. 31.
[17] Mørkholm O. The Coinage of Ariarathcs VII and Ariarathes IX of Cappadocia// Essays in Greek Coinage presented to Stanley Robinson. Oxford, 1968. P. 242 ss.: Simonetta B. Op. cit. P. 38, 39; McGing B. Op. cit. P. 175; ср. также; Reinach T. Trois royaumes de l'Asie Mineure. P.. 1888. P. 51.
[18] Вadian E. Q. Mucius Scaevola and Province of Asia // Athenaeum. 1956. Vol. 34. P. 120— 123; Idem. Sulla's… P. 300.
[19] Существует предположение, что Гордий удерживал за собой, а значит и для Митридата, часть Каппадокийского царства. См.: Badian E. Sulla's… P. 292; Bulin R. Up. cit. S. 41.
[20] Минандян Я. А. Тигран II и Рим. Ереван, 1943. С. 80 и след. Он считает, что договор Понта с Арменией не имел антиримской направленности; против этого убедительные аргументы высказали: Севастьянова О. И. Новый труд по древней "истории Армении // ВДИ. 1946. № 2. С. 116; Ломоури Н. Ю. Указ. соч. С. 83.
[21] Моммзен T. Указ. соч. T. II. С. 264: Glew D. Mithridates Eupator and Rome: A Study of the Background of the First Mithndatic War // Athenaeum. 1977. F. 3/4. P. 391.
[22] Reinaih T. Mithridates F.upator… S. 98, 99; Geyer F. Op. cit. 2167: Моммзен T. Указ. соч. Т. 11. С. 263; Magie D. Op. cit. Vol. I. P. 206; Ломоури Н. Ю. Указ. соч. С. 87; Bulin R. Op. cit. S. 41.
[23] Badian E. Sulla's… P. 287; Olshausen E. Pontos. S. 425.
[24] Simonetta B. Op. cit. P. 89. McGing B. Op. cit. P. 172.
[25] Шервин—Уайт предложил 95 и 94 гг. (Shenvin—White A. Ariobarzanes, Mithridates and Sulla // CQ. 1977. Vol. 27. P. 173 et suiv.), но затем вернулся к традиционной дате 92— 91 гг. (Idem. Roman Foreign Policy. P. III), что не согласуется с показаниями монет. Поэтому 95 г. для преторства Суллы и 94 г. для вторжения в Каппадокию представляются более реальными (Sumner G. V. Sulla's Career in the 90's // Athenaeum. 1978. Vol. 56. P. 395: McGing B. Op. cit. P. 78), но всё же неточными. Лучше всего с данными источников согласуется 93/92 г. как год экспедиции Суллы.
[26] Sordi M. La legatio in Cappadocia di C. Mario nel 99–98 a. C. // RIL. 1973. T. 107. P. 376: Badian E. Sulla's… P. 293.
[27] Glew D. Op. cit. P. 392; Sherwin—White A. Roman Foreign Policy… P. 111 ; Bulin R. Op. cit. S. 41. Последний полагает, что Митридат оказал поддержку Гордию.
[28] McGing B. Op. cit. P. 78.
[29] Reinach T. Mithridates Eupator… S. 106–109; Magie D. Op. cit. Vol. I. P. 207; Calderini A. Op. cit. P. 50, 51.
[30] Desideri P. Posidonio e la guerra Mithridatica // Athenaeum. 1973. Vol. 51. P. 239, 240; Bilin R. Op. cit. S. 43.
[31] Р. Булин предлагает заменить в тексте Юстина (XXXVIII.3.6) племя кимвров на собирательный термин киммерийцы (Bulin R. Op. cit. S. 49–52), что кажется нам неправомерным, так как киммерийцы сошли с исторической арены еще в VI в., а союз с кимврами. кельто–германским племенем, вполне возможен на рубеже 90–80–х годов, особенно в свете недавних успехов Митридата в войне с бастарнами (см. часть II, гл. 2).
[32] Не случайно В. Макгинг (Op. cit. Р. 80–81) оценивает деятельность Пелопида как попытку предотвратить неизбежную войну, что однако, не исключает возможность считать его миссию тактическим маневром его царя. Ср.: Sherwin—White A. Roman Foreign Policy… P. 125.
[33] Война началась в 89 г. до н. э. См.: Badian E. Rome, Athens and Mithridates // AJAH. 1976. Vol. 1. P. 109; Sherwin—White A. The Opening of the Mithridatic War // Miscellanea di studi Classici in onore di Eugenio Manni. Roma, 1980. T. VI. P. 1981.
[34] McGing B. Op. cit. P. 109–111.
[35] Weil R. Das Bundniss der Athener mit Mithridates // AM. 1881. Bd. I. S. 324; Wilamowitz—Moellendorf U. von. Athenion und Aristion // Kleine Schriften. В., 1937. Bd. V. T. 1. S. 204–219; Habicht Ch. Zur Geschichte Athens in der Zeit Mithridates VI // Chiron. 1976. Bd. 6. S. 127 u. folg.
[36] Rostovtzeff M. I., Ormerod H. A. Pontus and It's Neighbours: The First Mithridatic War // CAH. 1932. Vol. IX. P. 238–260; Will E. Op. cit. Vol. II. P. 399–406.
[37] Glew D. G. Between the Wars: Mithridate Eupator and Rome, 85–73 B. C. // Chiron. 1981. Bd. XI. P. 108–130.
[38] Моммзен Т. Указ. соч. T. II. С. 364; Glew D. Mithridates Eupator and Rome.., P. 380— 406.
[39] Ломоури Н. Ю. Указ. соч. С. 89.
[40] Gaggero E. S. La propaganda anliromana di Mithridate VI Eupatore in Asia Minore e in Grecia // Contributi di storia antica in onore di Albino Garzetti. Genova, 1976. P. 108–111.
[41] Oliver J. H. On the F.phesian Debtor Law of 85 B. C. // AJPh. 1939. Vol. 60. P. 468–170; ср.: Asheri D. Leggi Greche sul problema dei debiti // SCO. 1969. Vol. XV11I. P. 92 sg.