С этой точки зрения наиболее интересным для нас мыслителем является Пселл. Ему одному реально удалось осуществить двойной синтез: между языческими теологиями, как греческими, так и "варварскими", с одной стороны, и между этими языческими теологиями и христианской теологией - с другой.
Основную часть своего времени Пселл посвящал служению императорам - занимаясь написанием Хронографии. Но его деятельность и влияние не ограничивались дворцом, так как он заведовал кафедрой философии в "университете". В качестве преподавателя он пользовался большим успехом и привлек к себе множество учащихся. Помимо Хропографии, которая начинается с царствования Василия II и которая, изобилуя забавными эпизодами и личными заметками, по жанру ближе к мемуарам, чем к официальной истории, Пселл писал надгробные речи для своих друзей, родственников и известных людей; ему принадлежит огромная корреспонденция, а также сборник, названный издателями De omnifaria doctrina, который представляет собой совокупность небольших трактатов, посвященных различным философским понятиям и в большинстве своем написанных под влиянием De philosophorum placitis Плутарха, и т. д.
Полученное Пселлом образование, внедрению которого он и сам впоследствии способствовал как преподаватель императорской школы, объясняет свойственное ему стремление к синтезу. В надгробном похвальном слове в честь своего учителя Никиты Пселл признается: "Прежде чем я отдался философии, я был влюблен в риторику", - и в этом он идет по стопам Дамаския (см. главу "Платонизм" Части шестой, с. 694). Чтобы сформировать собственный стиль, он терпеливо и прилежно читал Демосфена, Платона, Плутарха и Лисия. Вот почему в одном из своих писем он доверительно сообщает: "Я сочетаю философию с риторикой и стремлюсь достичь согласия со всеми вещами с помощью их обеих".
Целью курса философии, который обеспечивал Пселл в императорском "университете", было преподать, посредством Аристотелевой логики и физики, основы философской мысли. Довольно точное отображение этого преподавания можно найти в Малых философских произведениях, опубликованных в 1989 г. под названием Philosophica minora, в двух томах, где трактуются проблемы логики, естественных наук, метафизики и философской теологии. Эти примечания к курсу и ответы на вопросы, касающиеся конкретных философских проблем, - труд истинного преподавателя философии. Однако философия представлялась Пселлу лишь предуготовлением к метафизике, а в этой области все проистекало от Аристотеля или, точнее сказать, от аристотелевской интерпретации Платона, переданной через Плотина и особенно через Прокла. Таким образом, понятно, почему метафизика оказывается тождественной теологии. С другой стороны, история философии, как, впрочем, и у Прокла, не ограничивалась у Пселла греческой мыслью. Она простиралась и на "варварскую" мудрость (Египет, Халдея, Палестина) и должна была достигнуть гармонии с христианской верой.
И действительно, наиболее ценные, в силу их количества и качества, сведения Пселл сообщает нам именно о Халдейских оракулах (относительно этих загадочных текстов см. главу "Платонизм", с. 689). Халдейским оракулам Пселл посвятил целый ряд малых произведений. Три важнейшие из них - следующие:
1. Комментарий на "Халдейские оракулы".
2. Изложение халдейских верований.
3. Очерк верований халдеев.
Наряду с этими основными сочинениями, в его трудах там и тут встречаются краткие ученые рассуждения, в которых Пселл сжато излагает систему халдеев. Оракулы окажут определяющее влияние не только на Пселла: еще и в XIV в. Никифор Григора, комментируя трактат Синесия О сновидениях, будет их широко цитировать. А Георгию Плифону мы обязаны первым изданием Халдейских оракулов (под названием Магические оракулы учеников Зороастра).
Итак, подобно Проклу, Пселл хочет гармонизировать теологии Платона и Пифагора и теологические учения Орфических рапсодий и Халдейских оракулов. Но, в отличие от Прокла, он пытается согласовать эти языческие теологии с теологией христианской. Теория плагиата, согласно которой все написанное греками заимствовано у Моисея, позволяет ему достигнуть этой цели. Однако именно интерес Пселла к Халдейским оракулам вынуждает его выступать против теургии, прорицательства и культа демонов. Эти выступления, которые были сочтены малоубедительными, не спасли его от обвинения в языческих тенденциях, выдвинутого Иоанном Ксифилином из Трапезунда.
Пселл стремится реализовать тот обширный синтез всех дисциплин, включая и оккультные науки, который пытались осуществить неоплатоники Афинской школы. Все управляется каузальностью в рамках универсального детерминизма. Каждая реальность имеет свою причину, и, двигаясь от следствий к причинам, можно взойти к Богу - первой причине, - который, однако, действует через посредство природы каждой реальности. Хотя у всего есть свое собственное основание существования, это не значит, что все причины нам известны. Божественное недоступно для нас в своей целостности, но и природа не может быть познана в своей целостности путем рассуждения. Только ум, который превыше рассуждения, постигает вещи непосредственно, без доказательства, через интуицию.
Таковы идеи, развиваемые в трактате О золотой цепи. Тема Золотой цепи напрямую связана со следующим знаменитым местом из Илиады. Зевс собрал богов на самой вершине Олимпа. Он воспрещает им оказывать помощь троянцам или данайцам и грозит тем, кто вздумает его ослушаться. Свою речь он заканчивает такими словами:

Или дерзайте, изведайте, боги, да все убедитесь:
Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба,
Все до последнего бога и все до последней богини
Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю
Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились!
Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, -
С самой землею и с самым морем ее повлеку я
И моею десницею окрест вершины Олимпа
Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет -
Столько превыше богов и столько превыше я смертных!
(.Илиада VIII, 18-27)[1]

В соответствии с неоплатонической метафизикой трех ипостасей, Кронос, следующий за Ураном, уподобляемым Единому, рассматривается как чистый Ум, который дает рождение Мировой Душе и с которым сопряжены узы творения в целом. Определив место, занимаемое Зевсом в этой системе, Пселл переходит к этимологии его имени. Бог этот называется то "Зевс", то "Дий". Два имени, слитые в одно, выражают его функцию и его потенцию. Зевс дает рождение всем богам, всем ангелам, всем героям и соответственным существам женского рода. Если перечисленные существа разделены на пары, то это значит, что мужские божества соотносятся с Умом, а женские божества - с Душами.
Для Пселла золотая цепь есть символ сцепления всех вещей. Она связывает низшие существа с первой причиной. Но, даже соединенные с Зевсом, низшие существа не способны заставить его спуститься вниз, в то время как Зевс может заставить их подниматься вверх, подчиняя двоякому движению: "исхождение" /"возвращение".
Трактат завершается интерпретацией темы золотой цепи в духе христианства. Но в данном случае речь идет только о способе выражения. Пселл ограничивается тем, что заменяет имена Зевса и других языческих божеств именами христианского Бога и небесных духов. Он объясняет, что золотая цепь - не что иное, как связь ангелов и людей с тем Богом, который находится на верхнем конце этой цепи.
При таком подходе цель человеческого существования состоит в уподоблении Богу посредством добродетели. Для достижения этой цели надо преодолеть множественные уровни добродетелей, впервые выделенные и описанные Порфирием (Сентенции, 32): гражданские добродетели, которые в чувственном мире регулируют отношения человека с ему подобными; очищающие добродетели, которые позволяют мудрецу абстрагироваться от чувственного, чтобы достигнуть бесстрастия на пути к умопостигаемому; добродетели созерцательные, имеющие своей целью созерцание умопостигаемого; добродетели теургические, позволяющие через экстаз соединиться с первым Богом.
Пселл не ограничивается выявлением скрытого смысла мифов и прояснением символов, заключенных в числах; он аллегорически перетолковывает притчи и делает это уже не на ученом языке, а на языке народном, обнаруживая тем самым, что ему также присуща способность образного осмысления вещей божественных.