§ 1. Битва при Гранике. Малоазийский поход (334-333 гг. до н. э.)

Поход на Восток Александр начал весной 334 г. до н. э. после того, как завершил усмирение своих северных соседей и мятежных греческих государств. Его армия двинулась вдоль северного побережья Эгейского моря по направлению к Геллеспонту, через который он намеревался совершить свой мгновенный переход из Европы в Азию. Его флот должен был достичь города Сеста и быть готовым конвоировать армию через пролив. Когда через 20 дней после ухода из Македонии армия достигла Сеста, флот уже был там и ожидал ее прибытия [3].
Греко-македонская армия переправилась через Геллеспонт беспрепятственно [4]. Эта удачная высадка в Азии означала для войска Александра успешное преодоление большой трудности и серьезной опасности. Она укрепила у македонян уверенность в успехе. Армия противника, хотя и имела значительные военные силы и господствовала на море, не предпринимала никаких действенных мер, чтобы помешать этому.
Немецкий историк Керст считает, что в этом случае действовала слепая вера персидского царя в свои силы, в превосходство средств. Сказался также и тот недостаток решительности и предусмотрительности, который проявлялся со стороны персов в течение всего завоевательного похода Александра [5]. В самих источниках мы найдем более определенный ответ на эту непонятную бездеятельность персов. Арриан объясняет такое положение недальновидной политикой персидских сатрапов, которые одновременно являлись и военачальниками персов. На военном совете их главнокомандующий родосец Мемнон предложил не вступать в сражение с македонянами, а отступать, вытаптывая подножный корм конницей, жечь урожай и не щадить даже своих городов. При таких условиях Александр не сможет продвигаться вперед. Мемнон считал такую позицию правильной потому, что македонская пехота значительно сильнее персидской и что сам Александр находится при войске, а Дария тут нет. Против этого плана резко выступили Арсит, Гиппарх и Фригин. Выражая общее мнение сатрапов, Арсит сказал, что не допустит, чтобы у его подданных сгорел хоть один дом. Персы стали ка его сторону. Они подозревали, что греческий наемник Мемнон хочет сознательно затянуть войну[6]. Диодор приводит и некоторые другие подробности плана Мемнона. Последний, "известный своей воинской мудростью", предлагал не только не вступать в сражения и, опустошая страну, не давать македонянам идти вперед, но и переправить в Македонию морские и пешие силы персов и перенести военные действия в Европу[7]. Если Арриан сообщает только первую оборонительную часть плана Мемнона, то Диодор говорит о его наступательной части. При объединении этих двух вполне возможных версий Арриана и Диодора план Мемнона соединял эффективную оборону с активным наступлением. Его осуществление означало бы большую опасность для Александра, что подтвердили последующие мероприятия персидского главнокомандующего в районе Эгейского моря. Керст, однако, сомневается в реальности этого плана, так как трудно было нарушить снабжение врага в стране, в которой персидское господство было вражеским. Кроме того, этот план требовал большого единства, уверенности и решительности, которые отсутствовали тогда в лагере великого царя[8].
Характерно, что Арриан, излагая план Мемнона, не дает этому плану никакой оценки. Диодор же, наоборот, совершенно определенно указывает, что советы Мемнона были превосходны, хотя они и не убедили персидских военачальников, которые сочли эти советы недостойными душевного величия персов [9]. Сатрапы полагались на силу персидской конницы, значение которой в плане Мемнона мало подчеркивалось. Этим, с одной стороны, возбуждалась личная ревность к вождю эллинских наемников, находившемуся в доверии персидского царя, с другой - было оскорблено чувство собственного достоинства руководителей персидской конницы. Поэтому решение вступить в бой возобладало. Собрав отовсюду войска, значительно превосходившие силы македонян, персы разбили лагерь у реки Граник, чтобы здесь дать немедленное решительное сражение македонской армии [10]. Половинчатый план войны, продиктованный местными интересами сатрапов Малой Азии, вскоре обнаружил свою несостоятельность.
У реки Граник в мае 334 г. до н. э. произошло первое столкновение Александра с персидским войском. В античных источниках эта битва получила довольно подробное отражение. Описание ее отсутствует только у Курция Руфа, так как две первые книги его сочинений, в которых находились эти материалы, потеряны. В тех источниках, где они имеются, существуют расхождения, которые мешают выяснить истинный ход сражения, с полной ясностью представить действительную его тактическую картину.
Самое подробное описание битвы при Гранике мы находим у Арриана. В этом описании показаны подготовка к сражению, роль разведки, действия противников во время сражения, роль конницы и причины победы македонского оружия.
Согласно Арриану, Александр подошел к реке Граник в боевом строю: он построил гоплитов двойной фалангой, всадников поместил с флангов, обозу велел двигаться сзади. Разведка под командованием Гегелоха доставляла нужные сведения. В частности, она сообщила, что за Граником стоят персы, готовые к бою [11]. Это сообщение заставило Александра выстроить свое войско в боевую готовность, несмотря на возражения опытного полководца Пармениона [12]. Последнему было поручено командование левым крылом, сам Александр пошел на правое, которым должен был быть нанесен главный удар. На этом крыле стояла тяжелая конница (гетайры), усиленная лучниками и копейщиками. На левом крыле была поставлена фессалийская и союзническая конница, в центре - фаланга тяжелой пехоты. Каждое подразделение боевого. порядка македонской армии имело свои самостоятельные задачи, которые должны были выполняться, согласно данным Арриана, под руководством 14 командиров[13]. Эти самостоятельные действия были объединены единым планом общего командования.
У персов было примерно 20 тыс. наемников и 20 тыс, конных и пеших лучников. Они заняли высокий правый берег реки Граник, выстроили свою конницу вдоль ее берега вытянутой линией. Пехоту поставили за всадниками. Против того места, где они увидели Александра, они усилили свое левое крыло конными отрядами [14].
В течение некоторого времени противники стояли спокойно на противоположных берегах реки, страшась предстоящей битвы. Персы, использовав естественные препятствия правого берега, пытались добиться тактических преимуществ и напасть на македонян, не давая им выйти из реки. Сражение начал Александр. Он послал вперед конных разведчиков вместе с авангардам. Сам же, приказав окружающим следовать за ним и вести себя достойно, под звуки труб и воинственных криков вошел в реку, все время держа строй наискосок течению, чтобы персы не могли напасть на него сбоку, когда он будет выходить из реки [15].
Первые попытки авангарда македонской армии форсировать реку не имели успеха. Персы сверху бросились на передовые отряды Аминты и Сократа, подошедшие к берегу: одни метали дротики и копья в реку с прибрежных высот, другие же, кто стоял внизу, вбегали в самую воду. Всадники смешались: одни стремились выйти на берег, другие им мешали; персы кидали множество дротиков, македоняне сражались копьями. Персы здесь превосходили македонян численностью, у них было преимущество и в позиции. Они занимали береговые высоты, в то время как македоняне должны были отражать натиск врага, стоя в реке. Кроме того, здесь была выстроена лучшая часть персидской конницы, и вместе с ней сражался Мемнон со своими сыновьями. В этой первой схватке большинство македонян, участвовавших в ней, было изрублено. Видя гибель своего авангарда, Александр повел в бой правое крыло войска, бросившись на персов туда, где сбилась вся их конница и стояли их военачальники. В это время полки македонян один за другим -фаланга пехоты и левое крыло македонской армии- без особого труда перешли реку. Завязалась жестокая "битва. "Сражение было конное, - пишет Арриан, - но оно больше походило на сражение пехоты" [16]. Конь бросался на коня, человек схватывался с человеком; македоняне стремились совсем оттеснить персов от берега и прогнать их на равнину; персы - помешать им выйти и столкнуть обратно в реку. Однако здесь сказалось преимущество македонян; их военный опыт и лучшее вооружение принесли им желанную победу. Персы, поражаемые отовсюду в лицо копьями, были отброшены легковооруженной македонской пехотой, перемешанной с конницей. Вскоре дрогнул центр персидской линии, конница на обоих флангах была прорвана, и началось повальное бегство. Погибло около тысячи персидских всадников. Наемная пехота персов, стоявшая во второй линии на высоте, охваченная ужасом перед неожиданностью, бездействовала и не поддержала первую линию. Александр повел на этих наемников пехоту, а всадникам своим приказал напасть на них со всех сторон. Они почти все были перебиты; никому не удалось беж-ать, спаслись только те, кто спрятался среди трупов; из 20 тыс. наемников в плен было взято около 2 тыс. человек [17]. В этом сражении погиб цвет персидского командования, среди которого было 4 близких родственника персидского царя Дария (его сын, зять, шурин и внук Артарксеркса), 2 важных представителя его администрации. Арсит, ярый противник Мемнона на военном совете в начале войны, с поля битвы бежал во Фракию, где он покончил с собой, потому что персы считали его виновником своего тогдашнего поражения.
У македонян пало 25 "друзей", погибших в первой схватке; остальных всадников пало больше 60, а пехотинцев около 30 человек [18].
Арриан говорит об исключительной роли в этом сражении Александра, который показал как храбрость и решительность, так и заботу о своих погибших воинах. Во время битвы у него сломалось копье; он попросил другое у Ареты, но и у того копье было сломано, и он лихо дрался с оставшейся половинкой. Один из "друзей" царя, коринфянин Демарат, отдал ему свое копье. Александр взял его и им поразил Мифридата, зятя Дария. В это время персу Ресаку удалось ударить Александра по голове кинжалом, разрубить его шлем; Александр сбросил его на землю, копьем поразив в грудь. Когда Спифридат замахнулся сзади кинжалом на обнаженную голову Александра, Клит, сын Дропида, опередил его и отсек ему от самого плеча руку вместе с кинжалом [19].
После битвы Александр проявил большую заботу о раненых; сам обошел всех, осмотрел раны, расспросил, при каких обстоятельствах кто был ранен, каждому давал возможность и рассказать о том, что он сделал, и похвастаться. Погибших воинов он похоронил с оружием и воинскими почестями; их родители и дети были освобождены от поземельных, имущественных и прочих налогов, а также от обязательных работ. Медные статуи героев были, по приказу Александра, сделаны Лисиппом и установлены в храме[20].
Идеализируя своего героя, Арриан приписывает его гению причину победы у реки Граник. В целом близок к изложению Арриана Диодор. В отличие от первого, который главным образом обращает внимание на поведение в бою войск Александра, второй раскрывает нам и мужественное поведение персов, которые выстроили против македонского войска большую конницу. Они рассчитывали, что именно она должна решить исход сражения[21]. На левом крыле со своими всадниками стояли родосец Мемнон и сатрап Арсамен, за ними выстроил своих конников, пафлагонцев Ионии, Спифробат. На правом крыле стояли тысячи медов, 4 тыс. всадников, из которых половина бактрийцев. В центре находились всадники из других племен; было их много числом, пишет Диодор, и воины были они отборные. Всего имелось больше 10 тыс. всадников. Что касается пехоты, которая стояла в арьергарде и фактически в битве не участвовала, то она насчитывала не менее 100 тыс. человек.
У Арриана нет упоминания о роли Пармениона в данном сражении. Он ограничивает свой интерес борьбой Александра. И известия о нем кажутся несколько приукрашенными. Возможно, уже здесь начинает проявляться официальная александровская тенденция, которую разделял Арриан, стремящийся принизить значение Пармениона. Диодор же определенно указывает, что фессалийская конница, стоявшая под командой Пармениона на левом крыле, мужественно встретила натиск отряда, выстроенного против нее [22]. Фессалийские всадники великолепно маневрировали и отлично сражались [23].
Диодор подчеркивает мужество персов, ярость которых наталкивалась на такое же мужество македонян [24]. Зять Дария с большим конным отрядом сумел прорвать македонский строй, а 40 человек его родственников, отличавшиеся мужеством и храбростью, обрушились на противника [25]. Но преодолеть упорство его не смогли. Когда погибло много начальников и все персидское войско было разбито, оставшиеся воины обратились в бегство. После бегства конницы вступила в сражение пехота, но ее роль в нем была крайне незначительна. Потрясенная бегством конницы, она пала духом и вскоре последовала ее примеру.
Точка зрения обоих историков совпадает при определении роли Александра как полководца. Он был единогласно признан первым храбрецом и сочтен главным виновником всей победы[26]. Во время битвы он первый поскакал на персов и в схватке с врагами перебил многих[27]. Его единоборство с зятем царя, сатрапом Ионии Спифробатом, стремление брата последнего Ресака рассечь кинжалом голову Александра и спасение его Клитом отражены у Диодора так же, как у Арриана; у первого этот эпизод несколько больше драматизирован[28]. Диодор подтверждает, что после сражения царь устроил великолепные похороны погибшим. В этом акте автор видит не столько благородство Александра, сколько его продуманный расчет, что такие почести сделают его солдат еще неустрашимее [29].
Некоторые иные подробности сражения у реки Граник сообщает нам Плутарх. Он указывает, что большинство македонских воинов испугалось глубокой реки и обрывистого крутого берега, на который надо выходить сражаясь. Но Александр, пренебрегая сонетом Пармениона, с 13 конными отрядами под вражескими стрелами кинулся в поток, который уносил и заливал его солдат. Казалось, пишет Плутарх, их ведет безумец, а не вождь, разумный и осмотрительный. С трудом преодолев переправу, мокрый и грязный, он сразу же вынужден был вступить в бой, несмотря на беспорядок в рядах своего войска. Противники схватились один на один; конница бросилась на конницу, сражались копьями, а когда они сломались, стали рубиться мечами. Македонская фаланга переправилась в тот "момент, когда конница очутилась в опасном и трудном положении.
Плутарх указывает, что сопротивление персов оказалось слабым и недолгим. Вскоре их войско, за исключением греческих наемников, обратилось в бегство. Что касается последних, то они, выстроившись возле какого-то холма, хотели сдаться Александру на честное слово, но Александр, движимый гневом, первый напал на них. Потеряв всякую надежду, они мужественно отстаивали свою жизнь, поэтому на этом месте больше всего оказалось раненых и убитых.
Некоторые разночтения имеются у Плутарха и относительно поединка Александра с двумя полководцами: Ресаком и Спифридатом. Здесь роли этих полководцев перепутаны; Александр в рукопашной схватке боролся с первым, а второй, который ударил Александра персидским мечом по шлему и стремился убить его новым ударом, был пронзен копьем Клята насквозь. Под мечом Александра пал и Ресак[30].
Основные расхождения в источниках касаются количества войск, главным образом пехоты, количества погибших в битве и роли в ней пехоты. Если Диодор говорит, что персидская армия состояла из 110 тыс. человек, в числе которых было только 10 тыс. всадников, то Арриан, напротив, говорит, что македоняне далеко превосходили персов численностью пехоты. Он не называет вообще общего количества войск, ограничиваясь указанием, что у персов было 20 тыс. греческих наемников и 20 тыс. всадников. А где же персидская пехота? Арриан о ней ничего не говорит. Эти противоречивые численные данные затрудняют выяснение соотношения сил накануне битвы. Не совсем ясно в источниках участие персидской пехоты. Данные Юстина (XI, 6, 11) об этом бессмысленны: они противоречат определенным высказываниям Арриана (I, 14, 4), которые, в свою очередь, не согласуются с данньши Диодора (XVII, 19, 5). То, что Арриан сообщает об эллинских наемниках, у Диодора относится к персидской пехоте.
Противоречивы и указания относительно потерь сторон. Только Плутарх и Арриан говорят о потерях македонян. Первый, ссылаясь на Аристобула, говорит, что убитых македонян было 34 человека, в том числе 9 пехотинцев; второй - 85 всадников и 30 пехотинцев. Если данные последнего, особенно касающиеся числа убитых всадников, могут быть подтверждены рассказами о ходе самого сражения и месте конницы в нем, то цифры Аристобула маловероятны и вызывают сомнение. Не согласуются сведения о потерях персов. По Диодору у них погибло пехотинцев больше 10 тыс., всадников - не меньше 2 тыс., в плен взято больше 20 тыс. человек. У Плутарха погибло пехотинцев 20 тыс., всадников - 2,5 тыс.
Исчерпывающий марксистский анализ битвы при Графике мы находим у Ф. Энгельса в его статьях "Армия", "Пехота", "Кавалерия", написанных для одного из лучших в то время научно-справочных изданий - "Новой американской энциклопедии". Он рассматривает это сражение в связи с общим состоянием военных сил противников, подчеркивая преимущество конницы перед другими родами войск, значение их тактики.
Учителями персидской регулярной конницы Ф. Энгельс считает греков Малой Азии, а также греческих наемников, служивших в армии персов. Значительная часть этой конницы, сражавшейся против Александра, была более или менее обучена регулярным действиям в сомкнутом строю. Однако она не могла сравниться с македонской, которая занимала в армии почетное место[31]. Она была новым родом войск, который должен был укрепить боеспособность приходившей в упадок тяжелой пехоты [32].
Хотя в сражении при Гранике армия Александра состояла из всех родов войск, но решающую роль сыграла конница. Персидская конница, построенная в одну линию, была расположена на дистанцию атаки от речных бродов. Она напала на головные части македонских колонн, поднимавшихся на берег, и опрокинула их прежде, чем они смогли развернуться, заставив их снова спуститься в реку. Этот маневр с полным успехом был несколько раз повторен прошв авангарда, которым командовал Птолемей, пока македонские тяжеловооруженные всадники не переправились через реку и не атаковали персов с фланга. Последним пришлось отступить ввиду отсутствия у них второй линии или резерва. В продолжительном бою они в конечном итоге были разгромлены.
Ф. Энгельс отдает должное тактике, примененной Мемноном в этом сражении, которая носила не столько азиатский характер, сколько греческий. Эта тактика дала полную возможность персидской коннице напасть врасплох на пехоту как раз в момент, когда она была максимально ослаблена, при переходе из одного тактического положения в другое. Поражение персов Ф. Энгельс объясняет отсутствием у них резервов и пассивной ролью азиатских греков [33]. Македонская же армия была регулярной, имела разнообразную тактику действий, хорошее вооружение, способное и опытное командование. По утверждению Ф. Энгельса, Александр был в числе полководцев, особенно предпочитавших атаку [34].
На основании тщательного изучения источников и основополагающих указаний Ф. Энгельса можно прийти к определенному выводу, что первое крупное столкновение противников завершилось блестящей победой Александра, показавшего в нем свои незаурядные полководческие способности [35]. Об этом говорят: наличие разведки, правильный выбор пункта атаки, построение боевого порядка армии и первые в истории военного искусства приемы ее маневрирования, хорошее взаимодействие родов войск.
Победа на реке Граник была не только крупным военным успехом македонян, но и важным политическим мероприятием. Сокрушив аилы персов, они уничтожили или, по крайней мере, ослабили средства дальнейшего их сопротивления в Малой Азии. Персидский флот был отрезан от гавани и берега, откуда он мог нанести удары по наступающей македонской армии; остальные военные силы персов, состоявшие частью из персидских, а большей частью из греческих наемных отрядов, не были отмобилизованы и, рассеянные по отдельным гарнизонам, не представляли непосредственной опасности. Победа при Гранике открывала Александру путь в Малую Азию, прибрежные районы которой были усеяны греческими городами, признанными как владения персидского царя миром 387-386 гг. и декретом, принятым в 378-377 гг. вторым Афинским союзом.
Широко рекламируя демагогический лозунг освобождения малоазийских греков от гнета и унижения, которым полвека назад они подверглись из-за диктата персидского правительства, Александр использовал его в политических целях для завоевания симпатий у населения городов Малой Азии. Мероприятия Александра после битвы при Гранике со всей очевидностью это подчеркивают. Плутарх не без основания отмечает, что сражение при Гранике сразу произвело большой переворот в отношениях к Александру [36]. Важным результатом этого события было отпадение малоазийских эллинов от Персидского царства. Без всякого сопротивления сдались обе столицы персидских областей - Геллеспонтской Фригии и Лидии - Даскили и Сарды, которые являлись воротами к центральным малоазийским землям. Гарнизон первого покинул его раньше, чем туда прибыл Парменион [37]. Что касается второго, то его комендант Мифрий добровольно передал победителю город и казну[38]. Весьма примечательно, что Сарды, этот древний лидийский царский город, важнейший оплот могущества персов, пал не поднимая меча [39]. Это тем более поразительно, что Сарды имели полную возможность сопротивляться. В его кремле стоял персидский гарнизон, сам город был неприступен: он стоял на очень высоком, со всех сторон обрывистом месте и был окружен тройной стеной[40]. Арриан указывает, что Александр даровал лидийцам свободу и разрешил им жить по старинным законам [41]. Если нужно было специальное разрешение и право применять "старые законы", значит население Лидии было их лишено во время персидского господства. Ни один историк не говорит о конкретных выражениях свободы, которую пожаловал лидийцам Александр, как и об ограничениях ее при персидской власти. Указания П. Клоше о том, что они приобрели довольно ограниченные привилегии, выраженные получением части оккупированной зоны, управления финансами и духовной жизнью, в источниках не получают подтверждения[42]. Одно ясно: в отношении Александра к лидийцам мы видим уже первое доказательство той политики, предполагавшей обдуманный подход к местным жителям подчиненных земель, игру в покровительство местной религии и традиций, - которую позднее мы встретили особенно отчетливо в Египте и Вавилонии[43].
Из Лидии Александр пошел на Эфес, гарнизон которого, состоявший из греческих наемников, при известии о македонской победе на Гранике, оставил свои позиции и обратился в бегство. Александр прибыл в Эфес четыре дня спустя [44]. В этом крупном городе Ионии в то время шла жестокая борьба между олигархами и демократами. Первые правили городом еще во время битвы при Гранине. В период их правления вожди демократической партии были изгнаны, статуя Филиппа, воздвигнутая в храме Артемиды, была низвергнута, а сам храм предан разграблению[45]. Как только Александр занял Эфес, он сверг олигархию, основанную здесь с помощью персов и ставшую их оплотом, и восстановил демократию [46]. Представители последней, вновь вернувшись к власти, были охвачены жаждой мести своим политическим противникам, но Александр ограничивал свободу их действий. Не в его интересах было углублять и разжигать гражданскую войну в городах Ионии. Ему нужно было уничтожить персидскую ориентацию населения, ее приверженцев и вдохновителей, без чего невозможно было найти точку опоры в этих землях. Арриан это поведение Александра рассматривает с психологической точки зрения. Понимая, что демократы, если им дать волю, убьют вместе с виновными и невиновных, одних по злобе, других - из-за грабежа, Александр запретил разыскивать и наказывать изгнанных олигархов. По мнению Арриана, его поведение в Эфесе "заслуживает доброй славы" [47].
В Эфесе Александр принес жертву Артемиде и устроил в ее честь торжественное шествие всего войска, вооруженного и выстроенного как для сражения[48]. На пользу храма шла та подать, которую эфесцы раньше платили персидскому правительству[49]. Возможно, шла речь и о расходах на восстановление храма[50].
Будучи еще в Эфесе, Александр принял граждан Магнесии и Тралл, пришедших сдавать свои города. Для их оккупации он направил во главе с Парменионом 2500 пехотинцев-наемников, примерно столько же македонян и около 200 всадников- $1друзей" [51]. В это же время он направил столько же войск в эллинские города Ионии и Эллады, которые еще находились под властью персов. Всюду Александр приказал уничтожать олигархию, восстанавливать демократическое правление, разрешать всем жить по их законам, освобождать их от прежней персидской подати[52]. Восстановление демократии, как правильно указывал А. Б. Ранович, диктовалось в первую очередь не демократическими убеждениями Александра, а военными соображениями, мы бы добавили: военно-политическими соображениями. Тираны и олигархи держали сторону персов, поэтому на них опереться было невозможно [53]. Однако источники не говорят о том, в какой мере этот приказ был проведен в жизнь, был ли он проведен вообще или дело ограничилось обещаниями. Но в результате такой политики антиперсидское движение охватило все побережье до юга и перебросилось с материка на острова Эгейского моря. Из труда Арриана и некоторых эпиграфических памятников можно заключить, что сторону Александра приняли Тенедос, города на острове Лесбос, прежде всего, Мити лена, .может быть, и Хиос[54].
Начиная с Дройзена, в буржуазной науке очень широко трактуется та свобода, которую греческим городам Малой Азии предоставил Александр. По выражению Дройзена, он им возвратил "свет и воздух"[55]. В советской науке А. Б. Ранович показал, что слово Ελευθερία во времена Александра означало только свободу от долгов и не включало в себя государственный суверенитет. Это видно хотя бы из Приенской надписи 334 г. до н. э. и надписи из Хиоса 332 г. до н. э. В период диадохов это слово вообще теряет всякую связь с понятием государственной независимости и суверенитета.
Подвергнув тщательному критическому анализу самые разнообразные источники, как нарративные, так и эпиграфические и папирологические, советский историк приходит к интересным, оригинальным выводам.
Остро полемизируя с буржуазным американским историком Э. Бикерманом, А. Б. Ранович выдвигает интересную мысль о том, что Александр рассматривал "свободу" греческих городов с точки зрения нового мировоззрения своего времени, а именно: в эту эпоху задачей "эллинистических монархий было положить конец партикуляризму, ограниченности, раздробленности греческих полисов" [56].
В какое отношение вступали "освобожденные" эллины Малой Азии и соседних островов к Коринфскому союзу, от имени которого Александр начал войну с персами? Использовал ли он их присоединение для расширения этого союза и тем самым для дальнейшей пропаганды панэллинской идеи, или он имел намерение в освобожденных городах создать оплот для утверждения и укрепления своей собственной позиции в малоазийских землях, использовать их как опору своей власти против греков материка? Этот интересный вопрос был впервые поставлен Ю. Керстом [57]. Но ответить на этот вопрос оказывается довольно трудным. Нам очень мало знакома государственно-правовая организация малоазийских греков. Мы точно знаем, что некоторые города входили в Коринфский союз, но у нас нет никаких свидетельств о принадлежности к нему эллинских городов на азиатском материке [58].
Керст полагает, что островные греки, которые, по крайней мере, формально сохранили свой суверенитет по Анталкидовому миру, включались в Эллинский союз; напротив, малоазийские греки, бывшие подданные Персидского государства, вступали в особые отношения с Александром, как их "освободителем", и в особые союзы. Александр не хотел допускать в Азии власть Эллинского союза, поэтому ему противопоставил объединение малоазийских греков[59]. Такое маневрирование Александра было связано также и с тем, что далеко не все города Малой Азии переходили на его сторону. Такие крупные ее города, как Милет и Галикарнас, оказали ему сопротивление. Борьба за овладение этими городами представляет собой важную веху в военной истории восточных походов [60].
Вождь греческих наемников Гегесистрат, защищавший Милет, сначала, собирался сдать его Александру, но затем в надежде на поддержку со стороны персидских вооруженных сил, находящихся под командованием Мемнона, прежде всего персидского флота, пытался сохранить город для персов [61]. Это затрудняло положение Александра, но его выручил командующий эллинским флотом Никанор, который, опередив персов, на три дня раньше их пришел к Милету со своими 160 кораблями и бросил якорь у острова Лады, лежащего против милетского порта. В этой позиции он мог серьезно противодействовать персидским кораблям Мемнона. Персидские навархи, узнав об этом, бросили якорь у Микале, не осмеливаясь напасть на своих противников. Александр занял предместья города и разместил на острове Лады около 4 тыс. фракийцев и других наемников [62].
В это время милетяне сделали Александру предложение. От имени жителей города и наемников милетянин Главкипп пытался выговорить для Милета нейтральное положение: они просили снять осаду на условиях, что откроют свои ворота и гавани одинаково македонянам и персам [63]. Александр в резкой форме отклонил это предложение, приказал послу немедленно возвращаться домой и объявить тем, кто его послал, что с рассветом он начинает сражение за город. Он поставил у стен осадные машины, которыми разрушались стены, после чего через развалины и проломы повел свое войско на город. Персы у Ми-кале были прямыми свидетелями этого штурма, но ничем не могли помочь осажденным, потому что сами были блокированы в милетской гавани судами Никанора.
Диодор, в отличие от Арриана, говорит о трудной победе Александра. Сначала его ежедневные приступы и атаки легко отбивались со стен осажденными; в городе собралось много войска, хорошо вооруженного. Лишь тогда, когда машины стали разбивать стены, а македоняне ринулись в город через проломы и началась также осада с моря, защитники города, уступая силе, обратились в бегство [64].
Под натиском македонских войск часть милетян и наемников бросилась в море и доплыла до маленького безымянного островка на своих щитах; другие пытались на лодках ускользнуть от македонских триер, но были застигнуты у входа в гавань; большинство же погибло в самом городе [65].
В описании этого события Арриан не может обойтись без моментов идеализации Александра. Он показывает его благородство при взятии города и обнаружении беглецов на острове, готовых стоять на смерть. Его охватила жалость к этим людям, он предложил им мир на условии, что они пойдут к нему на службу. Уцелевших милетян он отпустил и даровал им свободу[66]. Диодор подтверждает, что Александр с ними обошелся человеколюбиво, но не раскрывает, что именно в это понятие включается. Зато определенно говорит о том, что всех остальных он обратил в рабство [67].
В это время персидский флот делал безуспешные попытки вызвать эллинские корабли на сражение и уничтожить их своей численностью. Они сторожили милетскую гавань, не подпуская туда персов. Одновременно к Микале Александром был послан Филота со всадниками и тремя пехотными полками, чтобы не допустить высадку персидских кораблей. Персы попали в положение осажденных и вследствие недостатка воды и припасов должны были отплыть на Самос[68]. При новой попытке вызвать в море корабли Александра, пять подплывавших к ним персидских триер подверглись атаке противника и вместе с остальным персидским флотом, ничего не добившись, отплыли из-под Милета [69].
После Милета Александру предстояло решить еще одну важную военную задачу на побережье Малой Азии. Дело касалось К арии, столица которой Галикарнас могла стать новым бастионом на пути дальнейшего продвижения македонских войск. Это был самый большой из городов Карии с превосходными крепостями[70]. В городе находились остатки армии, разбитой при Гранике; там также было много наемников во главе с афинянином Эбиальтом, изгнанным с родины Александром осенью 335 г. Сам город вследствие своего природного расположения был хорошо укреплен; наконец, порт Галикарнаса, защищенный прочными стенами и двумя цитаделями, прикрывали корабли Мемнона, которым не удалось спасти Милет. Персидские вооруженные силы находились под командованием карийского сатрапа Оронтабата и особенно Мемнона, которому Дарий теперь передал верховное командование на всем побережье Средиземного моря[71].
Александр оказался перед необходимостью приготовиться к тяжелой и продолжительной осаде. Вместе с тем ему нужно было решить еще и запутанные политические и династические вопросы, которые в Карий к тому времени приобрели особую остроту.
Правительница Карии Ада в 343 г. унаследовала страну от своего брата и мужа Идрия, второго сына карийского царя Гекатемна [72]. Но ее младший брат Пиксадор лишил ее власти в свою пользу. После его смерти управление перешло к его зятю Оронтабату. Ада удержалась лишь в единственном городе Алинде. Когда Александр вторгся в Карию, она вышла ему навстречу, добровольно сдала ему этот город и назвала его сыном. Он оставил ей город, принял управление и, когда завладел остальной Карией, вручил ей правление всей страной [73]. Так Александр стал называться сыном царицы, один из братьев и предшественников которой Мавcол то поддерживал, то порабощал союзников Афин, а другой брат Идрий помогал персидскому царю подавлять мятежных киприотов.
Установившиеся новые отношения с Адой облегчили македонскому царю захват Карии. Диодор прямо говорит, что благодеяние, оказанное Александром Аде, расположило к нему карийцев [74]. Заключив с ней соглашение, он стал готовиться к захвату Галикарнаса.
В источниках это событие наиболее полное отражение получило у Арриана и Диодора. Арриан сообщает, что в первый день, когда Александр подошел к стенам города, на него устремились персидские воины со стрелами и дротиками, но они без труда были отброшены и загнаны обратно в город[75]. Несколько дней спустя Александр тщательно осматривал стены города в поисках удобного места для начала приступа. Он надеялся стремительно овладеть соседним городом Миндом, жители которого обещали ему вручить город, если он подойдет незаметно ночью. На эту операцию он возлагал большие надежды, так как надеялся, что захват Минда станет ему "великой подмогой" при осаде Галикарнаса. Но расчеты его не оправдались. Жители Минда своего обещания не выполнили, а Александр, надеясь на их измену, не взял с собой ни машин, ни лестниц. Он вынужден был подвести македонскую фалангу, которой приказал подорвать стену. Македоняне свалили одну башню, но она упала, не проломив стены. В лице горожан Минда он встретил энергичных защитников города; с моря к ним направлялась помощь из Галикарнаса. План молниеносного захвата Минда сорвался. Александр, не добившись цели, повернул обратно и занялся осадой Галикарнаса [76]. Осада оказалась тяжелой. Прежде всего, надо было засыпать огромный ров, опоясывавший город, чтобы приблизить к нему осадные машины и приспособления. Когда эта задача была решена, осажденные сделали ночную вылазку, чтобы сжечь эти осадные сооружения. Но эта вылазка не принесла успеха. С персидской стороны в ней погибло 170 человек; у Александра - 16 и ранено 300 человек[77]. Вылазка с этой целью вскоре повторилась, в результате чего часть защитных сооружений сгорела [78]. Неоднократно подводились машины к стенам; с башен машин метали стрелы и выпускали огромные камни, от которых осажденные ловко увертывались; со своей стороны последние бросали в машины факелы и разные горючие вещества, чтобы вызвать пожар. Много людей вышло из города и храбро сражалось в рукопашной схватке с македонянами, погибая в борьбе[79]. Вышедших из города через тройные ворота македоняне обратили в бегство; во время отступления многие из них погибли, падая в ров, будучи растоптанными своими или пораженными сверху воинами Александра. Самая большая резня произошла у самых ворот, которые были закрыты раньше времени, отрезав возвращение своим защитникам. Они были перебиты у самых стен. Осажденные потеряли до тысячи людей; Александр - около 40 человек[80]. Арриан говорит, что еще одно небольшое усилие -и город должен был пасть, но Александр скомандовал отбой; он хотел сохранить Галикарнас и ожидал от галикарнасцев дружеских предложений[81].
После многократных попыток отрезать атаки македонского войска и свести на нет действие вражеских машин персидские военачальники убедились в том, что при создавшемся положении они не в состоянии больше защищать уже сильно поврежденные стены, и сами стали поджигать город, чтобы он не достался врагу[82]. Александр приказал убивать поджигателей, а взяв город, сравнял его с землей [83]. Здесь и в остальной Карии он оставил 3 тыс. пехотинцев из наемников и около 200 всадников под начальством Птолемея [84].
В рассказе Диодора, вероятно, содержатся сведения, идущие из лагеря эллинских наемников. В этом рассказе борьба за Галикарнае изображена как сложная драматическая эпопея, в которой обе стороны проявили ожесточение и неуступчивость. Александр вел осаду деятельным и устрашающим образом [85]. Сначала он посылал войска на один приступ за другим и целый день проводил в сражении; затем начал усиленно таранами бить по башням и стенам; за этим этапом следовали рукопашные бон в городе[86]. Мемнон отражал атаки, поджигал машины, организовывал рукопашные схватки и вместе с другими военачальниками сражался в первых рядах[87]. Македоняне, пишет Диодор, значительно превосходили врага храбростью; преимущество персов состояло в их числе и подготовленности [88].
Дальше Диодор излагает эпизод, которого нет у Арриана и который подчеркивает его происхождение из информации эллинских наемников. Этот эпизод показывает роль последних в решительных сражениях за Галикарнас. Предводитель наемников Эфиальт- мужественный и физически сильный - потребовал на военном совете, чтобы разрешили наемникам со своими начальниками первыми напасть на врага. Это требование было удовлетворено Мемноном. Из наемников Эфиальт отобрал 2 тыс. лучших воинов, разделил их на две половины, одной вручил зажженные факелы, другую выстроил в боевом порядке и внезапно велел распахнуть ворота. Вскоре вспыхнул огромный пожар, в результате которого были подожжены осадные. машины. В это время Эфиальт обрушился на македонян, сам показывая чудеса храбрости. Александр бросил против него самые отборные войска, отличавшиеся своей исключительной храбростью. Завязалась великая битва [89]. Македоняне не дали огню распространиться, но воины Эфиальта одержали в сражении верх. Многие македоняне пали от стрел, остальные вынуждены были отступить. Александр оказался в большом затруднении[90]. Спасли ему положение македонские ветераны.
Диодор утверждает, что перевес уже оказывался на стороне галикарнасцев, когда македонские ветераны остановили неприятеля, считавшего себя победителем [91]. В этой схватке погиб Эфиальт, а многие его воины бежали в город. В этих условиях Мемнон со своими военачальниками и сатрапам, и решил покинуть город, оставив в крепости сильный и хорошо вооруженный гарнизон под командованием Оронтабата, а самим вместе с главными силами и своими сокровищами отправиться на Кос[92]. Александр разрушил город и оставил только один отряд для осады крепостей. От Арриана мы узнаем, что несколько позднее гарнизон, охранявший галикарнасский акрополь и удерживавший под своей властью окрестности, был разбит в большом сражении с отрядами Александра под руководством Птолемея и Асандра [93].
Хотя в описаниях Арриана и Диодора имеются явные расхождения, свидетельствующие о том, что они следовали разным историческим традициям, но их объединяет общий вывод, заключающийся в том, что борьба за Галикарнас представляет собой важный этап в осадном искусстве Александра, что эта борьба требовала необыкновенных усилий и мужества македонских войск вследствие малодоступной местности, сильных укреплений и упорной обороны, что она была весьма кровопролитной и тяжелой. С захватом Галикарнаса пал важнейший центр сопротивления в Малой Азии.
Таким образом, осенью 334 г. до н. э. был уничтожен крупный город, который являлся выдающимся памятником эллинского искусства.
После покорения некоторых пунктов и островов весною 333 г. до н. э. в этом районе установилось македонское преобладание. Этим закончился первый этап завоевания Малой Азии -покорение ее приморских областей, и начался второй этап - покорение ее внутренних областей. До этого в течение зимы 334-333 гг. до н. э.Александр поставил себе задачу захватить юго-запад полуострова, чтобы пересечь связи флота Мемнона со значительными силами персидского царя, которые он постоянно имел в Малой Азии. Эта задача была выполнена.
После завоевания Галикарнаса Александр отослал часть своего войска, состоящую из фессалийской конницы, союзнических отрядов и всего обоза, во главе с Парменионом в Сарды и приказал покорить оттуда Фригию [94]. Сам же он решил оккупировать области Ликии и Памфилии и тем самым помешать вражескому флоту использовать малоазийское побережье как базу военных действий [95]. С другой стороны, им руководило стремление к возможно более основательному и широкому захвату вражеской территории, на которой он желал установить свою собственную власть [96].
Согласно апологетической традиции македонское войско в Ликии не встретило какого-либо достойного сопротивления. Прежде всего, покорилось около 30 городов и местечек долины Ксанфа [97]. После этого, в разгар зимы Александр проник во внутреннее нагорье, в область Милиада, где ему одновременно сдалось большинство остальных ликийсиих городов и прежде всего греческий город - родосская колония Фаселида. Послы ее увенчали Александра золотым венком и просили у него дружбы. С такой же просьбой обратились к нему и другие жители Нижней Ликии. Александр удовлетворил их просьбу. Он прибыл ненадолго в Фаселиду и помог ее укрепить от набегов соседних горных племен [98].
Из Фаселиды Александр направился в Памфилию. Часть своего войска через горы он послал к Перге - ее главному городу. Дорогу, которая была длинна и тяжела, прокладывали фракийцы [99]. Перга почти тут же покорилась. Затем Александр пошел к Сиде - к городу, расположенному на границе с Памфилией, жители которого считали себя переселенцами из Кум [100]. По дороге он встретил послов из города Аспенда, который считался аргосской колонией. Послы заявили, что они подчинились бы ему при условии, что будут избавлены от военного гарнизона. Если их условие будет принято, они обещали внести 50 талантов и отдать коней, предназначавшихся как дань персам. Александр согласился на это условие. Но когда его посланцы пришли за выполнением этих условий, перед ними заперли ворота. Александр, занятый тогда осадой крепости Силион, вынужден был приостановить эту операцию и, вернувшись назад, занял нижний город, покинутый аспендийцами, убежавшими в крепость. Когда перед лицом большой вражеской армии они выразили готовность выполнить свои обещания, Александр продиктовал им очень тяжелые условия, которые они вынуждены были принять. Он потребовал от них лошадей, денег в два раза больше, чем во время первой договоренности; они должны были подчиняться сатрапу, поставленному Александром, платить ежегодно македонянам дань и решить судебным путем вопрос о территориальной распре с их соседями. Кроме того, как залог верности, из влиятельных людей были затребованы заложники [101]. Так Александр, который широко распространял мысль, что освобождает малоазийские греческие города от персидского ига, самолично лишил независимости и важных доходов город греческого происхождения.
П. Клоше, который, вопреки фактам, выражает сомнение в том, что Александр плохо обошелся с городами, оставшимися верными эллинизму, строгость по отношению к аспендийцам объясняет следующим: Александр прогневался на них за то, что они уклонились от исполнения своих обещаний, и считал необходимым дать им суровый урок [102].
После этого события Александр снова вернулся в Пергу, чтобы постараться захватить великую Фригию, отделенную от юго-западной Малой Азии возвышенностями Писидии [103].
Продвигаясь дальше на север, за пять переходов македоняне оказались под стенами Келены - столицы Фригии. Находившийся здесь карийский и греческий гарнизон обещал сдать крепость, если он до определенного срока не получит подкрепления [104]. Александр пошел на это, оставил под стенами города часть своих войск в количестве 2500 человек, а сам направился в Гордий, в столицу старого фригийского царя, где он простоял довольно долгое время. Здесь он объединился с Парменионом, здесь встретились и македоняне, которые были посланы до начала зимы на родину, незначительно усиленные новым набором [105].
Гордий занимал важное положение на пути из Ионии в Персию. Сюда пришло к Александру посольство из Афин, которое просило его освободить афинян, воевавших на стороне персов в битве при Гранике и плененных македонянами. Александр не удовлетворил эту просьбу, считая, что не следует ослаблять "страх греков", пока продолжались военные действия на Востоке. Он ответил послам, что пусть они приходят просить за пленных афинян, когда его предприятие счастливо закончится [106]. Отрицательный ответ, данный афинским послам, показывает, с какой заботой он еще наблюдал за развитием дел в Греции [107].
Покинув Гордий, Александр пошел дальше на Восток, захватил Анкир (Галатия) на южном склоне гор, которые возвышались на границе Пафлагонии. Сюда прибыло посольство от пафлагонцев с сообщением, что народ их сдается, вступает с македонянами в переговоры, но просит не входить на их землю с войском [108]. Своей покорностью пафлагонцы избавили свою страну от прохода македонских войск через их территорию. Дав заложников, жители этой страны добились, чтобы их не принуждали платить подать, которую они не платили даже персам [109]. Александр поставил Пафлагонию под управление сатрапа от геллеспонтской Фригии Каласа и подчинил себе Каппадокию до реки Галис и частично за ней [110]. Сам он поспешно двинулся в Киликию (на юго-восток Малой Азии), где Дарий сосредоточил внушительные силы. Опасения Александра, что главный перевал в горах Тавра легко мог быть заперт персами и форсирование его будет связано со значительным напряжением и трудностями, оказались напрасными. Персы и здесь не провели никаких особых мер защиты. Это тем более странно, что в этих местах проходы могли охраняться незначительным числом людей, так как Киликия была защищена непрерывной крутой и обрывистой цепью гор. Курций говорит, что когда Александр вошел в горный проход, он признался, что мог быть завален камнями, если бы кто-нибудь с высоты стал сбрасывать их на его войско. По нему только четыре воина могли пройти в ряд; кроме того, гора нависала над ним только узкой, но обрывистой и часто пересекаемой потоками, текущими с гор, стороной [111]. В этих условиях Александр так расставил свои войска, что они, опрокинув вражеские посты в горах Тавра, пересекли ущелья этой горы, вторглись в Киликию и захватили город Тарс[112]. Сатрап Киликии Арсам имел намерение удержать город; но когда он услышал о быстром переходе через Тавр македонян, испугался и поспешно бежал из Тарса к царю Дарию [113].
В Тарсе македонское войско вынуждено было надолго задержаться из-за опасной болезни Александра. По словам Аристобула, он заболел от усталости; другие рассказывают, что он весь в поту, разгоряченный, бросился в ледяную воду реки Кинда, сразу простудился и серьезно заболел [114]. Его спас один из знаменитых врачей, следовавших за македонской армией, акарнянин Филипп, приготовив сильнодействующее целебное лекарство[115].
После своего выздоровления Александр послал Пармениона к ассирийско-ликийским воротам, как назывались перевалы, господствовавшие над переходами из Киликии в Сирию, чтобы занять их[116]. Сам он сделал еще один успешный поход против горных жителей Кили-кии. Арриан говорит, что Александр сначала прибыл в город Анхиал, основанный ассирийцем Сарданапалом [117]. Оттуда он прибыл в С алы, оставил там гарнизон, наложил на жителей города штраф в 200 талантов, поскольку они были благорасположены к персам. Впрочем, у нас нет никаких точных сведений о "персофильской" деятельности их населения. Отсюда с тремя полками пехоты, всеми лучниками и агрианами он устремился на киликийцев, удерживавших горы. В течение недели он бил одних, договаривался с другими, а затем вернулся в Салы, которым дал демократическое правление [118]. Курций не упоминает Анхиала. Он говорит, что из Тарса Александр пришел прямо в Салы [119]. Оттуда он повернул снова к Тарсу. Из Тарса Александр прибыл в Матарс, затем направился в Малл - колонию Аргоса, где он усмирил старые разногласия, освободил горожан от всяких податей и учредил жертвоприношение в честь легендарного основателя их города - Амфилоха [120].
Завоеванием Киликии, по существу, закончилась первая фаза событий в истории восточных походов. В результате первого года войны была захвачена большая территория малоазийских земель. Этому способствовал ряд обстоятельств. К ним можно отнести: близорукость персидского командования, отсутствие единого фронта малоазийских городов во всеобщей борьбе против македонян вследствие раздиравшего их соперничества и разногласий, превосходство македонского оружия, тактики и стратегии, сложная и гибкая политика Александра.
Захватив малоазийские города, македоняне принимают ряд мер для упрочения своего положения в Малой Азии: они укрепляли важнейшие стратегические пункты, в которых были поставлены сильные гарнизоны, составлявшие стратегический резерв, создавали склады продовольствия, оружия и снаряжения. Всем этим они создали условия для последующих действий в глубинных областях персидской территории.


[3] Arr. I, 11, 5.
[4] Arr. I, 11, 3; 12, 6; Plut. Alex. 15; Diod. XVII, 17, 1.
[5] J. Kaerst. Op. cit., S. 254.
[6] Arr. I, 12, 8—10.
[7] Diod. XVII, 18, 3.
[8] J. Kaerst. Op. cit., S. 255.
[9] Diod. XVII, 18, 3.
[10] Горная речка Граник вытекала из гор Ида и впадала в Мраморное море.
[11] Arr. I, 13, 1—2.
[12] Там же, 2—6.
[13] Arr. I, 14, 1—3.
[14] Там же, 5.
[15] Там же, 6—7.
[16] Arr. I, 15, 4.
[17] Там же, 16, 4.
[18] Там же, 4.
[19] Arr. I, 15, 6—7.
[20] Там же, 16, 4—5.
[21] Diod. XVII, 19, 3.
[22] Diod. XVII, 19, 6.
[23] Там же, 21, 4.
[24] Там же, 20, 1.
[25] Там же, 2.
[26] Там же, 21, 4.
[27] Там же, 19, 6.
[28] Там же, 20, 2—7.
[29] Diod. XVII, 21, 6
[30] Plut. Alex. 16.
[31] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 14, стр. 298.
[32] Там же, стр. 363.
[33] Там же, стр. 9, 17, 298.
[34] Там же, стр. 72.
[35] В советской военно–исторической науке мы имеем более или менее подробное рассмотрение этого сражения у Е. А. Разина («История военного искусства», т. 1, стр. 223—224). У других военных советских историков — А. А. Строкова, К. И. Бочарова и в коллективном труде «История военного искусства» под общей редакцией П. А. Ротмистрова, к сожалению, это важное сражение не получило должного освещения.
[36] Plut. Alex. 17.
[37] Arr. I, 17 2.
[38] Там же, 3—4; Diod. XVII, 21, 6.
[39] Plut. Alex. 17.
[40] Arr. I, 17, 5.
[41] Там же, 4.
[42] P. Cloche. Alexandre le Grand. Paris, 1961, p. 16—17; ср. Arr. I, 17, 7.
[43] J. Kaerst. Op. cit., S. 259.
[44] Arr. I, 17, 10.
[45] Arr. I, 17, 11.
[46] Там же, 17, 10.
[47] Там же, 12
[48] Там же, 18, 2.
[49] Там же, 17, 10.
[50] Ср. Strabo, XIV, 1, 22, стр. 641.
[51] Arr. I, 18, 1.
[52] Arr. I, 18, 2. Диодор указывает, что греческие города Александр привлек к себе своей добротой и особенно их облагодетельствовал: дал им автономию, освободил от податей и заявил, что поднялся войной на персов ради освобождения эллинов. (Diod. XVII, 24, 1).
[53] См. А. Б. Ранович. Александр Македонский и греческие города Малой Азии. — ВДИ, 1947, № 4, стр. 57.
[54] Arr. II, 2, 2; III, 2, 3.
[55] И. Г. Дройзен. История эллинизма, т. 1, стр. 131.
[56] А. Б. Ранович. Указ. соч., стр. 59.
[57] J. Kaerst. Op. cit., S. 261 u. w.
[58] Различные союзы греческих городов Малой Азии известны только в послеалександровский период. Так, мы знаем о союзе, который группировался вокруг святыни илийской Афины. Он существовал уже до 306 г. до н. э. — прежде, чем Антигон принял царский титул. (Dittenberger, Sylloge², 169). Из надписей, относящихся ко времени Лизимаха и Антиоха I, нам известен союз ионийских городов (Dittenberger, Sylloge², 189). Страбон рассказывает об одном священном участке, находящемся вблизи от Теоса, посвященном Александру. Там в его честь проводились праздничные игры под названием александрийских, устраиваемые общим собранием ионийцев (Strabo, XIV, 1, 31, стр. 644). По–видимому, Александр чествовался в этом объединении эллинских городов как «божественный освободитель», подобно тому, как позднее чествовался островными греками Птолемей I (Dittenberger, Sylloge², 202).
[59] J. Kaerst. Op. cit., S. 263. A. Б. Ранович также полагает, что освобожденные города Азии не включались в Коринфскую лигу, ибо расширение Эллинского государства не входило в интересы Александра (см. А. Б. Ранович. Указ. соч., стр. 60—61).
[60] См. С. А. Жебелев. Милет и Ольвия. — «Северное Причерноморье». М, Изд–во АН СССР, 1953, стр. 40.
[61] Arr. I, 18, 3—4; Diod. XVII, 22, 1.
[62] Arr. I, 18, 5.
[63] Там же, 19, 1.
[64] Diod. XVII, 22, 2—4.
[65] Arr. I, 19, 3—4.
[66] Там же, 5—6.
[67] Diod. XVII, 22, 5.
[68] Arr. I, 19. 7—8.
[69] Там же, 10.
[70] Diod. XVII, 23, 4.
[71] Arr. I, 20, 3; Diod. XVII. 23, 3- б.
[72] Strabo, XIV, 11, 17, стр. 657,
[73] Arr. I, 23, 7—8; Diod. XVII, 24, 3; Strabo, XIV, 11, 17, стр. 657.
[74] Diod. XVII, 24, 2—3.
[75] Arr. I, 20, 4.
[76] Там же, 5—7.
[77] Arr. I, 20, 5—7.
[78] Там же, 10.
[79] Там же, 22, 20.
[80] Там же, 7.
[81] Там же.
[82] Там же, I, 23, 1—3.
[83] Там же, 6.
[84] Там же.
[85] Diod. XVII, 24, 3.
[86] Там же, 24, 4—5.
[87] Там же, 25, 3.
[88] Там же, 24, 6.
[89] Там же, 26, 5.
[90] Diod. XVII, 7.
[91] Там же, 27, 1—2.
[92] Там же, 5.
[93] Arr. II, 5, 7.
[94] Arr. I, 24, 3; ср. Plut. Alex. 17.
[95] Arr. I, 24, 3.
[96] J. Kaerst. Op. cit., S. 267.
[97] Arr. I, 24, 4.
[98] Там же, 4—5; ср. Plut. Alex. 17; Strabo, XIV, III, 9, стр. 667.
[99] Arr. I, 26, 1.
[100] Там же, 4.
[101] Arr. I, 27, 4.
[102] P. Cloche. Alexandre le Grand, p. 23.
[103] Arr. I, 27, 5.
[104] Arr. 1,29, I; ср. Curt. III, 1, 6 и сл.
[105] Arr. I, 29, 4.
[106] Там же, 6.
[107] J. Kaerst. Op. cit., S. 270,
[108] Arr, II, 4, 1.
[109] Curt. III, 1, 23.
[110] Arr. II, 4, 1,
[111] Curt. III, 4, 11—13.
[112] Курций сообщает, что персы стали поджигать Тарс, чтобы врагу не достался богатый город. Но Александр послал Пармениона с отрядом легковооруженных потушить огонь и, узнав, что жители города его оставили, тотчас вошел в спасенный им город (Curt. III, 4, 14).
[113] Arr. I. II, 4, 5—6. Это изложение Арриана находится в прямом противоречии с сообщением Курция о планомерном опустошении страны Аргамом (ср. Curt. III, 4, 3).
[114] Arr. II, 4, 7; Curt. III, 5, 2—14; Plut. Alex. !9.
[115] Arr. II, 4, 9; Curt, III, 6, 1 — 16; Plut. Alex. 19.
[116] Arr. II, 5. 1.
[117] Там же, 2.
[118] Там же, 5—8.
[119] Curt. III, 7, 2.
[120] Arr. II, 5, 9; Curt. III, 7, 3—5.