Полное имя Энния было Квинт Энний (Quintus Ennius), но обычно он называется просто Ennius. Это имя засвидетельствовано в собственной эпиграмме Энния, приведенной Цицероном в "Тускуланских беседах" (I, 15, 34), а полное имя дается Цицероном в речи "За Архия" (22), Корнелием Непотом в "Катоне" (1, 4) и многими другими авторами.
Связной биографии Энния, кроме краткой заметки у Иеронима (в дополнении к хронике Евсевия - г. 1777), не имеется. Сведения о жизни Энния извлекаются из фрагментов сочинений самого Энния, из сообщений Цицерона, Корнелия Непота и других авторов. Год рождения - 239 г. до н. э. и смерти - 169 г. до н. э. устанавливаются по свидетельству Цицерона ("Катон", 14 и "Брут", 78), а также по данным Авла Геллия (XVII, 21, 43; ср. Цицерон, "Брут", 72 и "Тускуланские беседы", I, 1, 3). Место рождения - калабрийский город Рудии - указано самим Эннием в его "Анналах" (фр. 377 V).
Ни одного из произведений Энния не дошло до нас целиком, но фрагментов - много. Самые значительные фрагменты сохранились в сочинениях Цицерона ("О гадании", I, 20, 40 сл. и I, 48, 107 сл.). Произведения Энния были следующие: "Летопись", или "Анналы" (Annales); трагедии: "Ахилл" (Achilles), "Аякс" (Aiax), "Алкмеон" (Alcmeo), "Александр" (Alexander), "Андромаха" (Andromaoha), "Андромеда" (Andromeda), "Атамант" (Athamas), "Кресфонт" (Cresphontes), "Эрехтей" (Erechtheus), "Эвмениды" (Eumenides), "Выкуп Гектора" (Hectoris lytra), "Гекуба" (Hecuba), "Ифигения" (Iphigenia), "Медея" (Medea), "Меланиппа" (Melanippa), "Немея" (Nemea), "Феникс" (Phoenix), "Теламон" (Telamo), "Телеф" (Telephus), "Фиест" (Thyestes); претексты: "Амбракия" (Ambracia), "Сабинянки" (Sabinae); комедии: "Трактирщица" (Caupuncula), "Панкратиаст" (Paneratiastes) ; сатуры (?); "Сципион" (Scipio); эпиграммы; "Сота" (Sota); "Правила" (Praecepta); "Лакомые блюда" (Hedyphagetica); "Эпихарм" (Epicharmus); "Эвгемер" (Euhemerus) ; фрагменты из неизвестных произведений. Ввиду того что сколько-нибудь подробных и точных свидетельств о некоторых из перечисленных произведений не сохранилось, приведенный список не может претендовать на исчерпывающую полноту.
Начиная со времен Цицерона, имеется много свидетельств о деятельности Энния и о нем самом. Эти свидетельства собраны в издании сохранившихся фрагментов Энния, выпущенном Фаленом (Ennianae poesis reliquiae. Reoensuit Iohannes Vahlen. Lipsiae, В. G. Teubner, 1854. Второе издание этого труда вышло в 1903 г., третье - в 1928). В 1885 г. фрагменты Энния были изданы в Петербурге Лукианом Мюллером (Q. Enni carminum reliquiae. Aocedunt Cn. Naevi belli Poenici quae supersunt). Новейшее издание фрагментов Энния, сделанное Вармингтоном, вышло в Лондоне в 1935 г. (Remains of Old Latin. Vol. I. London, 1935). Некоторые отрывки Энния переведены В. И. Модестовым в его "Лекциях по истории римской литературы".
По завершении длительной борьбы за господство в Италии, борьбы, длившейся около двух с половиной столетий и начавшейся покорением Лация, а закончившейся завоеванием в 265 г. до н. э. этрусского города Волсиний, Рим стал могущественным городом-государством, которому вскоре удалось выйти на первое место среди прочих государств Средиземноморья.
В области литературы создание своеобразного культурного целого, начавшееся с деятельности Ливия Андроника, Невия и Плавта, становится особенно хорошо видно по творчеству Квинта Энния, которого Цицерон считал крупнейшим римским эпическим поэтом ("Речь за Бальба", § 22; "Брут", § 19; "О лучшем роде ораторов", § 1 и др.), и который, по словам Горация, сделался для римлян вторым Гомером ("Послания", II, 1, 50).
Молодость Энния приходится на время второй войны Рима с Карфагеном (218-201 гг. до н. э.), а в дальнейшей своей жизни Энний был свидетелем все больших и больших успехов римлян в завоевании бассейна Средиземного моря.
Квинт Энний родился в городе Рудиях в Калабрии, или Мессапии.
Хотя Рудии и не были греческой колонией, подобно Таренту и другим городам Великой Греции, но этот древний италийский город [1] давно уже был эллинизирован, как и вся область мессапов. Понятно поэтому, что Энний, принадлежавший к местной аристократии и даже считавший себя потомком древних мессапских царей (Овидий, "Искусство любви", III, 409, Силий Италик и др.), с ранних лет находился под воздействием греческой культуры и был "полугреком", как называет его Светоний ("О грамматиках", 1). Кроме осского языка, на котором говорили на его родине, и языка греческого, Энний, вероятно уже в юности, прекрасно владел и латинским языком. Авл Геллий (XVII, 17, 1) сообщает: "Квинт Энний сказывал, что у него три естества (tria corda), потому что он умел говорить и по-гречески, и по-осски, и по-латыни". Где получил Энний свое несомненно очень тщательное образование, нам неизвестно, по вполне вероятно, что в Таренте. Косвенным указанием на это может служить ошибочное свидетельство Иеронима (хроника, г. 1777, 240 до н. э.), который говорит, будто родиной Энния был Тарент. Будучи воспитан в аристократической среде, симпатии которой были на стороне Рима, Энний был горячим приверженцем римлян и во вторую Пуническую войну служил в римском войске в должности центуриона. На острове Сардинии в 204 г. до н. э. ему посчастливилось обратить на себя внимание Марка Порция Катона, бывшего в это время квестором. Уезжая из Сардинии в Рим, Катон взял с собою Энния, который и остался жить в Риме, поселившись в плебейском квартале на Авентине, где находился храм Минервы, служивший со времен Ливия Андроника местом сборища поэтов и актеров (Фест, р. 333 М). По свидетельству Светония ("О грамматиках", 1), Энний первое время занимался преподаванием греческого языка, очевидно для заработка, и в то же время не забывал и о литературной деятельности. Смерть Ливия Андроника и удаление из Рима Невия создали выгодные условия для выступления Энния в качестве драматурга, который мог не опасаться таких сильных соперников в области трагедии. В Риме Энний сблизился со Сципионом Африканским Старшим, как об этом свидетельствует Цицерон в речи за поэта Архия (§ 22), и с другими влиятельными римлянами, поклонниками греческой культуры, разойдясь, таким образом, с противником увлечения ею и первоначальным своим покровителем Катоном Старшим. О дружеских отношениях Энния со Сципионами свидетельствует и анекдот, приводимый Цицероном в диалоге "Об ораторе" (II, 68, 276) и, возможно, рассказанный самим Эннием в его "сатурах": однажды Сципион Назика (который был консулом в 191 г. до н. э.) пришел к Эннию, но служанка его не впустила, сказав, что Энния нет дома. Назика ушел, но заподозрил, что поэт был дома, и только приказал служанке не говорить этого. Несколько дней спустя, когда Энний пришел к Назике и, подойдя к двери, его окликнул, Назика крикнул, что его нет дома. Тогда Энний сказал: "Что ж, ты думаешь, я не узнаю твоего голоса?". Тогда Назика ответил: "Как тебе не стыдно. Когда я спрашивал тебя, я поверил твоей служанке, что тебя нет дома, а ты не веришь мне самому".
В 189 г. до н. э. консул Марк Фульвий Нобилиор, отправляясь на войну в Этолию, взял с собою Энния в качестве поэта, который должен был воспевать его подвиги (Цицерон, "Речь за поэта Архия", 27; "Тускуланские беседы", I, 2, 3; "Брут", 20, 79), что Энний и выполнил как в своих "Анналах", так и в претексте "Амбракия", названной по имени этолийского города, взятого и разгромленного Фульвием. О том, каково было прославление Фульвия Эннием, мы судить не можем, так как от книги XV "Анналов", где описывалась Этолийская война, и от "Амбракии" не сохранилось ничего, кроме нескольких разрозненных фрагментов[2]. В 184 г. до н. э. (в год смерти Плавта) Энний при содействии сына Фульвия, Квинта, получил римское гражданство, что представлялось высшим почетом потомку мессапских царей:

Стали мы римлянами, а были мы раньше рудийцы [3],

- восклицает Энний в "Анналах" (377 V).
Близость Энния к Сципионам и к другим представителям римского нобилитета, которые были поборниками приобщения Рима к эллинистической культуре, вызывала, по-видимому резкое недовольство Катона, защитника старых римских обычаев. В речи Катона, о которой мы знаем по "Тускуланским беседам" Цицерона (I, 2, 3), были жестокие упреки Марку Фульвию за то, что он взял с собою в свою провинцию поэтов. Это, очевидно, намек именно на Энния. Более чем вероятно, что Катон был решительно против "эллинизации" римской поэзии, которую проводил Энний; а уж такие философские произведения Энния, как "Эпихарм" и "Эвгемер", вызывали сильное беспокойство консервативного блюстителя нравов и римской религии.
Что касается отношений Энния с современными ему писателями, то об этом нам почти ничего не известно. С Ливием Андроником и Невием Энний не был знаком лично, так как ко времени переселения Энния в Рим первый умер, а второй был удален из Рима. Никаких данных нет у нас и о возможности личного знакомства Энния с Плавтом. Иероним в своей хронике (г. 1838, 179 до н. э.) упоминает о близости Энния с комедиографом Цецилием, которого называет товарищем (contubernalis) Энния. Несомненно, Энний хорошо знал Пакувия, который был его племянником (Плиний, "Естественная история", XXXV, 19). Но Пакувий, бывший долгое время живописцем, вряд ли переменил свою профессию и стал драматургом при жизни Энния, хотя, по свидетельству какого-то Помпилия, приводимому Нонием (88, 5-7), Пакувий был учеником своего дяди.
Несмотря на близость к римскому нобилитету, Энний до конца своей жизни был небогат и вел очень скромный образ жизни, о чем свидетельствует Цицерон ("Катон Старший", 5, 14). Он умер, по указанию того же Цицерона ("Брут", 20, 78), в возрасте семидесяти лет, после постановки на сцене своей трагедии "Фиест". Известие о том, что Энний был погребен в фамильном склепе Сципионов, более чем сомнительно; нельзя считать достоверным и то, что там стояло его изваяние (Цицерон, "Речь за поэта Архия", 9, 22; Тит Ливий, XXXVIII, 56; Овидий, "Наука любви", III, 409). В склепе Сципионов портрета Энния при раскопках найдено не было. Изображений Энния не сохранилось, а на найденной в Риме скульптуре с надписью "Кв. Энний" нет головы[4]. Цицерон сохранил в "Тускуланских беседах" (I, 15, 34) четыре стиха из эпиграммы-эпитафии, сочиненной самим Эннием. Если соединить эти стихи в одно целое, то они звучат так:

Граждане, о посмотрите на старого Энния образ!
Славные он воспевал подвиги ваших отцов.
Не почитайте меня ни слезами, ни похоронным
Воплем. Зачем? Я живой буду порхать по устам[5].
(Перевод В. И. Модестова)

В римской литературной традиции образ Энния как человека обрисован несколькими очень живыми чертами. По словам Горация, Энний приступал к описанию сражений не иначе, как выпив вина ("Послания", I, 19, 17):

Ennius ipse pater numquam nisi potus ad arma prosiluit dicenda.

Цицерон ("Катон Старший", 5, 14) говорит, что Энний так относился к своей старости и бедности, будто и то и другое не только его не тяготят, но даже доставляют ему удовольствие. Авл Геллий ("Аттические ночи", XII, 4, 4) приводит слова Элия Стилона о том, что Энний изобразил самого себя в собеседнике "знатного человека" (viri nobilis) Сервилия Гемина и дает этот автопортрет из седьмой книги "Анналов":

Так он сказал и зовет того, с кем частенько охотно
Стол и беседу свою, и дел своих бремя делил он
Тяжкое, после того как придет, бывало, усталый,
Целый день проведя в обсуждении дел государства
Или на Форуме он, иль в собраньи священном Сената.
Вольно беседовал c ним о важных делах и ничтожных
И поболтать был не прочь, говоря и серьезно и в шутку
Без опасенья о всем, что только на мысль приходило.
Наедине и при всех ему был мил и любезен
Тот, у кого на уме и быть никогда не могло бы
Сделать дурное, хотя бы нечаянно; верный, ученый,
Ласков он был и речист; довольный своим и счастливый,
Тонкий, умевший оказать все вовремя, вежливый; слова
Даром не трашл; хранил об усопших он память; преклонный
Возраст его умудрил в обычаях древних и новых;
Много законов былых - и людских и божеских ведал;
И промолчать он умел и сказать свое веское слово.
К этому мужу в бою Сервилий так обратился.
(Перевод Ф. А. Петровского)

Очень вероятно, что Геллий не совсем правильно понял слова Элия Стилона, которые (как он говорит) ему передавали. Известный ученый древности, учитель Марка Теренция Варрона, мог говорить, что, описывая другого человека, Энний, сам того не подозревая, дал свой собственный портрет, а вовсе не восхвалил себя самого сознательно. Но как бы то ни было, в римской традиции остался образ Энния не только как крупнейшего поэта, но и как очень привлекательного и легкого по характеру человека.
Указание одного из поздних латинских авторов - Серена Саммоника - в его медицинской поэме о том, что Энний умер от подагры (о чем говорит и Иероним в своей хронике под 1849 г.) в результате пристрастия к вину, не имеет, по всей вероятности, документальной ценности, а основано, в конечном счете, на словах самого Энния -

Я стихотворец только при подагре[6]

и на том шуточном замечании Горация, которое было приведено выше.

Словно как дождь на трибуна от всюду слетаются стрелы:
Щит прокололи, бренчит вместе с ним от копейных ударов
Медный шишак, но не может никто проколоть его тело.
Целые тучи он копий ломает и прочь отрясает.
Тело его покрывается по́том и сильно томится,
Некогда даже вздохнуть ему: истряне снова бросают
Быстрые стрелы рукою в него, все его разжигая.
(Перевод В. И. Модестова)

Но Вармингтон относит этот отрывок к книге XVI.
[3] Nos sumus Romani, qui fuimus ante Rudini.
[4] См. журнал «Not. d. scav.», 1903, 600 сл.
[5] Aspicite, o cives, senis Enni imaginis formam.
Hic vestrum panxit maxima facta patrum.
Nemo me lacrimis decoret, nec funera fletu
Faxit. Cur? Volito vivus per ora virum.
[6] Numquam poetor, nisi si podager («Сатуры», 64 V).