1. ПОСИДОНИЙ

Посидоний родился в Апамее (Сирия), но впоследствии был принят в число граждан Родоса[1] где и занимал должность притана[2] и откуда вместе с Молоном ездил посланником в Рим для переговоров с Марием.
В Афинах Посидоний слушал последнего крупного представителя Стой Панэтия, но учеником его не остался, поскольку ему хотелось в корне реформировать весь древний стоицизм. Для этой цели он основал собственную философскую школу на Родосе, которую посещали многие образованные люди того времени, в том числе и римляне, и среди них Цицерон в 78 г. и Помпей в 66 и 62 гг. Известно, что Посидоний много путешествовал с научными целями, в результате чего объездил весь Запад, не исключая Испании, Галлии, а также был в Египте, производя разного рода географические, астрономические и этнографические наблюдения. Известен рассказ о том, что, страдая подагрой, Посидоний как настоящий стоик продолжал учить, что болезнь не есть зло, и с подобным шуточным наставлением обращался и к своей подагре. О политических взглядах Посидония свидетельствуют его симпатии к Помпею и сенату [3].
Сочинений Посидония было очень много. Ни одно из них до нас не дошло полностью, от некоторых дошли лишь названия. Даже фрагментов Посидония сохранилось очень немного. И тем не менее, благодаря работе филологов, содержание многих сочинений Посидония удалось в значительной мере воссоздать на основании более известных нам писателей, находившихся под его влиянием или имевших его своим источником. Ввиду исключительной дробности и кропотливости всех относящихся сюда филологических аргументов нет никакой возможности касаться их в настоящем изложении. Поэтому мы ограничимся приведением названий главнейших сочинений Посидония, а его философию придется изложить лишь в общем виде.
Чисто философским и гносеологическим темам были посвящены два трактата - "Увещания" с проповедью главенства философского ума в человеке и "О критерии". К религиозной области относились трактаты "О богах", "О судьбе" и "О мантике". Философско-космологические взгляды Посидония представлены в его комментарии к "Тимею" Платона. К этико-психологической области относятся трактаты Посидония "Этическое учение", "О душе", "О добродетелях", "О страстях", "О гневе", "О долге".
Огромное внимание, как сказано, уделял Посидоний вопросам естественнонаучным, а именно, географически-астрономическим. Сюда относятся: "Физическое учение", "Об океане" (излагается у Страбона [4] с указанием на учение Посидония о шарообразности земли и всего мира), "О метеорах". Чтобы убедиться в разнообразии географических и астрономических изысканий Посидония, стоит почитать Страбона, который полемизирует с ним по ряду вопросов, критикуя, например, учение Гомера и Посидония об окружении земли рекой Океаном [5].
Огромным историческим и этнографическим трудом Посидония были "Истории" в 52 книгах, являвшиеся продолжением труда Полибия и охватывавшие период с 144 по 86 г. до н. э. Указанный труд был, вероятно, наполнен этнографическими, географическими и бытовыми наблюдениями и моральными рассуждениями; эти особенности мы находим у историков, бывших под влиянием Посидония, прежде всего у Саллюстия, Тацита и Плутарха. Риторике посвящен трактат "О словесном выражении" и трактат против ритора Гермагора. Весьма характерно название еще одного трактата Посидония - "Сравнение Гомера и Арата", свидетельствующее о тенденции реставрировать древние мифы с точки зрения науки, в частности астрономии.
Посидоний поражает удивительным разнообразием тематики, чисто эмпирическим и позитивным отношением к изображаемой им природе и истории, а также огромной наблюдательностью и интересом к бесконечной пестроте жизни. Он писал о размерах земли, о материках, о климатических поясах, о движении Океана о землетрясениях, о глубине Сардинского моря, об италийских рудниках, об иберийских городах, о ливийских реках, о кипрской меди, о перешейке между Понтом и Каспием, об извержении Этны, о разливах Нила, о минералах, о нефти, о глине, о разных народах - финикийцах, лигурийцах, галлах, римлянах, египтянах.
В своих сочинениях он частично рассказал о том, что видел во время многочисленных путешествий, частично использовал слышанные им рассказы и анекдоты. В Лигурии он видел женщину, у которой, во время тяжелой работы случились роды, что не помешало ей продолжать работу[6]. По его словам, на одной равнине в Сирии нашли "мертвую змею длиной почти в сто футов и такой ширины, что два всадника, стоя по обеим сторонам змеи, не видели друг друга; пасть у нее была так велика, что могла вместить в себя всадника с конем, а каждый листок чешуи был больше щита" [7]. При описании галльских нравов Посидоний обращает внимание на такие обычаи, как обезглавливание врагов и вывешивание их голов на стенах своих сеней [8].
Мифология, которой Посидоний следовал несмотря на свой позитивизм, еще увеличивала пестроту и живописность изображаемого им. Он совершенно серьезно относится к мифическим Геракловым Столбам[9], гомеровскому Океану и Платоновой Атлантиде [10]; атомистическое учение, по его мнению, принес в Грецию сириец из Сида Мох еще до Троянской войны [11].
Историческое место Посидония определяется тем, что он пытался синтезировать классические и эллинистические методы мысли. Это означало, что будучи ревностным сторонником одной из раннеэллинистических школ, а именно стоицизма, Посидоний реформировал стоицизм, пытаясь приблизить его к платонизму, т. е. он пропагандировал так называемый стоический платонизм, которым и отличалась возглавляемая им Средняя Стоя от Древней Стой. Это, однако, еще далеко не все. Социальная жизнь того времени неминуемо вела умы в сторону всякого рода мистики. Поэтому Посидоний использовал стоический платонизм для обоснования мистики, прежде всего демонологии и мантики.
Демонология и мантика были исконным достоянием греческой религии; эллинистическая философия особенно в свой поздний период стремилась воскрешать архаические верования; но это делалось всегда с переводом древних суеверий на язык субъективных мыслей и чувств. Демонология и мантика становятся у Посидония предметом философского рассуждения, определения и классификации, а равно и предметом технически тренированной и целесообразно направленной воли. Посидоний использовал и выдвинул на первый план одно из старых стоических учений - о всеобщем законе и судьбе. Это обстоятельство тоже весьма способствовало обоснованию теории мантики. Получилось, что все явления природы и общества подчинены одному непреложному закону, и, следовательно, пользуясь этим законом, можно предсказывать любые явления в будущем. Таким образом, старинные мифологические представления получали у Посидония как бы научный характер. Небесные явления, полет птиц, сновидения и т. д. - все это, будучи проявлениями общих законов, свободно могло рассматриваться в качестве достаточного теоретического обоснования мантики.
Весь материал античной мантики и демонологии подвергся у Посидония подробной классификации. Об этом свидетельствует I книга трактата Цицерона, "О гадании", где использованы материалы из Посидония.
С учениями о мировой симпатии и роке у Посидония связана вера в астрологию, которая была чужда классической мысли Греции, но явилась одним из характерных продуктов эллинистических учений, так как наблюдение небесных светил, необходимое для составления гороскопа, возможно было только в период весьма развитой цивилизации. Здесь, как и везде у Посидония, архаическая мифология объединялась с новейшими достижениями научной мысли.
Ближайшим источником для изучения космологии Посидония является знаменитое "Сновидение Сципиона", содержащееся в конце трактата Цицерона "О государстве".
В физике и биологии Посидоний стоит на той же самой иерархической позиции, что и в теологии. Подобно тому, как между человеком и божеством при помощи демонологии он устанавливает целую систему мельчайших переходов, такие же переходы он мыслит и между камнем и человеком (через растения и животных). Последняя мысль была не чужда уже перипатетикам. Однако в обработке Посидония этот иерархизм принимал последовательную и завершенную форму.
Тот же иерархизм Посидоний проводил и в психологии. Человеческие влечения он вместе с Аристотелем и перипатетиками считает вполне естественным достоянием души человека и животного. Интеллект также трактуется как естественное достояние человеческой души. Таким образом, весь мир, и органический, и неорганический, и одушевленный, и разумный, и человеческий, и демонический, и божественный, являясь разными степенями уплотнения огня, оказывается в то же время и разными степенями интеллектуальности и сознания.
Наконец, необходимо отметить еще одну общую идею философии Посидония. У Посидония нет непроходимой пропасти между человеком и божеством, между человеком и животным, между органическим и неорганическим миром, между мужчиной и женщиной, между греками и варварами, между свободными и рабами, между философом и не философом, между мышлением и ощущением, между спекулятивной теорией и научно-эмпирическим позитивизмом. Мы встречаем у него полное проведение принципа мировой непрерывности.
Подводя итог, необходимо сказать, что Посидоний стал на путь синтезирования главнейших достижений греческой мысли, т. е. мифологии, систем досократиков, Платона, Аристотеля, пифагореизма и стоицизма. То, что не успел сделать он на этом пути, доделали платоники последующих двух столетий, пока весь этот синтетизм и сакрализация не получили завершения в системе неоплатоников.
Эти попытки синтезирования классического наследия греческой мысли с философскими идеями эпохи эллинизма определили влияние Посидония на весь поздний эллинистически-римский мир. В науке довольно точно установлено воздействие Посидония прежде всего на римских писателей I в. до н. э. и I-II вв. н. э. Это и понятно ввиду римских связей Посидония. В первую очередь здесь надо отметить Цицерона, Варрона, Тацита, Плиния Старшего и Апулея ("О божестве Сократа"). Под прямым влиянием Посидония находится и географ Страбон.
Особенно же велико влияние Посидония на последующую философскую литературу, прежде всего Новую Стою, т. е. на Сенеку, Мусония, Эпиктета и Марка Аврелия, затем на весь неопифагореизм, на Плутарха, на герметическую литературу и, наконец, на неоплатонизм.


[1] Страбон, XIV, 2, 12.
[2] Там же, VII, 5, 9.
[3] Страбон, XI, 1, 6.
[4] Там же, II, 2.
[5] Там же, II, 3, 6–9.
[6] Страбон, III, 4, 17.
[7] Там же, XVI, 2, 171.
[8] Там же, IV, 4, 5.
[9] Там же, III, 5, 56.
[10] Там же, II, 3, 6.
[11] Там же, XVI, 2, 24.
Ссылки на другие материалы: