Эта речь, как и предыдущая, была написана вскоре после восстановления демократии в Афинах в 403 году до н. э. Обвиняемый Евтиной удержал один талант из трех, оставленных ему на хранение Никием. От лица последнего выступает один из его друзей. Дело Евтиноя слушалось без свидетелей (в рукописях сохранился подзаголовок: ἀμάρτυρος). В конце речи возможен пропуск. Аристотель в своей «Риторике» (см.: Arst. Rhet. II. 19) цитирует одну фразу из «Против Евтиноя» Исократа, отсутствующую в рукописях.

(1) У меня нет недостатка в поводах для того, чтобы говорить в защиту присутствующего здесь Никия. Ведь он Мне друг и к тому же оказался в затруднительном положении, став жертвой несправедливости. А говорить сам за себя он не может. Все это вынуждает меня выступить в его защиту.

(2) О том, как возникло у него это дело с Евтиноем, я постараюсь рассказать вам, насколько смогу коротко. Так нот, этот самый Никий, когда Тридцать пришли к власти, был вычеркнут его врагами из списков граждан и внесен в список лиц, составленный по соглашению с Лисандром
[1].

Так как сложившиеся обстоятельства страшили его, он заложил свой дом, домашних вывез за границу, пожитки перенес ко мне, а три таланта серебром отдал на хранение Евтиною. Сам же он поселился за городом. (3) Спустя немного времени он захотел уехать и попросил вернуть ему деньги. Евтиной же отдал два таланта, а про третий сказал, что его вообще не брал. Никий в то время ничего другого не мог поделать, как только пойти к своим друзьям и взывать К их состраданию, жалуясь и рассказывая о том, что с ним произошло. Впрочем, он был столь высокого мнения об Евтиное и к тому же так напуган случившимися событиями, что скорее смолчал бы, даже лишившись кое–чего, чем стал жаловаться, ничего не потеряв.

(4) Так обстоят дела. Мы находимся в затруднительном положении. Ведь при Никии, когда он отдавал на хранение эти деньги и когда он получал их обратно, не было ни одного человека: ни свободного, ни раба
[2], так что ни с помощью пыток, ни из свидетельских показаний невозможно узнать что‑либо об этом деле. И по необходимости приходится нам только с помощью доводов рассудка доказывать нашу правоту, а вам судить — кто из нас говорит правду.

(5) Я полагаю, все вы хорошо знаете, что ложными доносами занимаются обычно люди, умеющие хорошо говорить, у которых, однако, нет ничего за душой. Жертвами же доносов становятся чаще всего люди, не способные к публичным выступлениям, денег же для уплаты имеющие вполне достаточно. Но Никий как раз богаче Евтиноя, в речах же менее искусен. Поэтому нет ничего такого, что побуждало бы его к несправедливому выступлению против Евтиноя. (6) Да и по самой сути дела можно понять, что гораздо скорее Евтиной мог взять деньги, а затем отрицать это, чем Никий стал бы обвинять его, если бы он ничего ему в действительности не давал. Понятно ведь, что все совершающие бесчестные поступки делают это ради выгоды. Вор владеет тем, ради чего он пошел на преступление. Подавший же на него жалобу еще не знает, получит он назад свое имущество или нет. (7) К тому же политическое положение в государстве было тогда неустойчивым и суды не работали, так что жаловаться было совершенно бесполезно, а захвативший чужое имущество мог ничего не бояться. И ничего удивительного в том, чтобы присвоить деньги, полученные с глазу на глаз, не было в то время, когда и бравшие в долг при свидетелях потом отрицали это. Поэтому нелепо было бы в те времена надеться получить что‑нибудь по ложной жалобе, когда невозможно было добиться того, что тебе по справедливости причиталось.

(8) Но, даже если бы Никию ничто не препятствовало, но он и мог бы, и хотел стать вымогателем, он, конечно, быстро бы понял, что ему ни в коем случае не следует подавать жалобу на Евтиноя. Ведь люди, решившиеся на такое дело, никогда не начинают с друзей, а наоборот, с их помощью нападают на других и обычно стараются вовлечь в тяжбу такого человека, которого им нет надобности бояться или стыдиться, про которого они знают, что он богат, но одинок и не может сам вести дело. (9) Евтиной же — человек как раз совершенно противоположного рода. Он — двоюродный брат Никия, говорить и действовать умеет лучше, чем он. Денег у него — мало, друзей, напротив, — много. Так что трудно найти менее подходящего человека, чем этот, для того чтобы затеять с ним тяжбу. Впрочем, мне кажется, поскольку я знаю о их близком родстве, Евтиной и сам не осмелился бы нанести Никию эту обиду, если бы только мог из кого‑нибудь другого вытянуть столько же денег.

(10) Но у них дело было проще
[3]. Ведь жаловаться можно на кого угодно, выбрав его среди всех прочих. Обокрасть же можно только того, кто тебе что‑нибудь оставил на храпение. Итак, Никий, если бы он действительно имел намерение заниматься ложными доносами, конечно, не стал бы привлекать к суду Евтиноя, Евтиной же, напротив, раз уж он решил захватить чужое имущество, не мог найти никого другого, более подходящего для этой цели.

(11) И вот самое лучшее и вполне убедительное доказательство этого: когда жалоба была подана, в городе у власти была олигархия, при которой положение обоих тяжущихся было таково, что Никий, если бы он и в самом деле уже до этого имел обыкновение заниматься ложными доносами, тогда, конечно, должен был бы воздержаться от этого, Евтиной же, даже если бы прежде он никогда не помышлял о беззаконии, в то время скорее всего осмелился бы пойти на это. (12) Ведь один из них именно за свои провинности был тогда в почете, другой же из‑за своего богатства подвергался опасности — все вы знаете, что в то время опаснее было прослыть богатым человеком, чем преступником, ибо эти захватывали чужое, те же лишались своего имущества. Ведь те люди, которым принадлежала тогда власть в государстве, не заботились о наказании преступников, людей же имущих лишали того, что у них было, и считали тех, кто творил беззакония, верными себе, богачей же — своими врагами
[4]. (13) Так что Никий в то время не о том должен был заботиться, чтобы с помощью ложных обвинений заполучить чужое имущество, а о том, как бы самому; не зная за собой никакой вины, не навлечь на себя какую‑нибудь беду. Ведь человек, который тогда пользовался таким же влиянием, как Евтиной, мог свободно захватить то, что он взял у кого‑нибудь, и обвинить того, кто отказался дать ему в долг. Л те люди, которые оказались в том же положении, что и Никий, вынуждены были прощать своим должникам их долга и отдавать свое имущество вымогателям. (14) В том, что я сейчас говорю правду, сам Евтиной мог бы быть вам свидетелем. Ведь он знает, что Тимодем заставил этого самого Никия уплатить ему 30 мин, хотя он и не объявил его своим должником, а только пригрозил выдать его властям. Так неужели же можно поверить в то, что Никий был настолько безумен, что, в то время как его собственная жизнь подвергалась опасности, он стал бы сочинять ложные обвинения против других людей; (15) что, не имея возможности спасти свое собственное имущество, он покушался захватить чужое; что к уже имеющимся у него врагам он стал бы присоединять еще и других и несправедливо обвинять тех людей, от которых он не смог бы добиться возмещения, даже если бы они признались, что ограбили его; что он пытался приобрести больше, чем у него было, в то время как и равного‑то возмещения убытков не мог бы получить; что, наконец, вынужденный вернуть долг, которого он не брал, он сам вознамерился бы получить обратно то, чего он в действительности не давал?

(16) Но хватит об этом. Может быть, Евтиной скажет, как он раньше уже говорил, что, если бы он хотел действовать вопреки закону, он, конечно, никогда не отдал бы две трети доверенных ему денег, оставив за собой только третью их часть, но, каковы бы ни были его намерения, он, и нарушая закон, и соблюдая его, поступил бы одинаково со всей этой суммой. (17) Но, я думаю, все вы знаете, что любой человек, когда он решается на неправедное дело, думает и о предстоящей ему защите, и нет ничего удивительного в том, что Евтиной, предвидя наше сегодняшнее словопрение, поступил именно так, а не иначе. Я мог бы назвать и других людей, которые, взяв в долг деньги, большую их часть потом отдавали, удержав только небольшую сумму, и благодаря этому, греша по мелочам, в значительных делах показывали себя порядочными людьми. Так что Евтиной — совсем не первый и не единственный, кто поступает таким образом. (18) Вам следует учесть, что, если вы будете внимать оправданиям такого рода, вы тем самым установите правило для нарушителей закона, и впредь они будут одно отдавать, другое оставлять при себе. Ведь если уж они имеют такое намерение, для них будет прямой выгодой то, что они смогут, пользуясь уже отданным как свидетельством своей благонадежности, безнаказанно присваивать все остальное.

(19) Обратите внимание также и на то, что Никий легко мог бы привести в свою пользу те же доказательства, которые Евтиной использовал для своей защиты. В самом деле, когда он получал назад свои два таланта, при нем никого не было, и, если бы он имел желание и решился стать вымогателем, он, конечно, никогда не признал бы, что получил эти деньга, но потребовал бы все их целиком; Евтиной же, со своей стороны, рисковал бы гораздо более крупной суммой, чем теперь, и вместе с тем у него не было бы и того доказательства его невиновности, которым он теперь пользуется. (20) И кроме того, никто не мог бы объяснить, почему Никий подал именно такую жалобу, а не какую‑нибудь другую, тогда как причины поведения Евтиноя легко понять каждому. Ведь, когда с Никием случилось это несчастье, все его родные и близкие знали, что деньги, которые у него были, он оставил на хранение Евтиною. (21) Этот же, со своей стороны, знал что многие люди осведомлены о том, что деньги находятся у него, хотя никто не знал, сколько их. Вот он и рассудил, что, если он возьмет себе только часть от всей суммы, никто не сможет его уличить в этом, если же захватит все, все будут знать об этом. Он, стало быть, предпочел, взяв достаточное количество денег, сохранить за собой средство самозащиты, нежели, ничего не отдавая, лишиться потом всякой возможности отпереться.