Общим для поселений европейского Запада и поселений культурных народов азиатского Востока, несмотря на все весьма существенные различия между ними, общим является то, что - если формулировать это коротко и потому не совсем точно - на Западе переход к окончательной оседлости есть переход от сильного преобладания скотоводства (или, еще точнее, разведения молочного скота) над земледелием к перевесу земледелия над совместно с ним существовавшим скотоводством, а на Востоке это есть переход от экстенсивного, следовательно, связанного с переходами с места на место землепользования (Ackernutzung) к интенсивному земледелию (zum gartenmässigen Ackerbau) без разведения молочного скота. Эта противоположность относительна и к доисторическим временам, может быть, не относится. Но, поскольку она существовала в историческое время, значение ее было достаточно велико. Ее последствием было то, что присвоение земли в собственность у европейских народов всегда связано с выделением на занятой общиной территории определенных пространств под пастбище и предоставлением их в исключительное пользование более мелким общинам, тогда как у азиатов, напротив, этот исходный пункт и тем самым и обусловленные им явления первобытной "общности полей" (Flurgemeinschaft), например, западное понятие марки и альменды [1], отсутствуют или имеют другой экономический смысл. Поэтому элементы общности полей в деревенском строе азиатского Востока, поскольку они вообще не новейшего происхождения, не возникли, например, из особенностей податной системы, и носят совсем иной отпечаток, чем в Европе. Отсутствует у народов азиатского Востока и "индивидуализм" как форма владения стадами со всеми его последствиями. У западных же народов, напротив (мы имеем в виду преимущественно, но не исключительно, Европу), мы почти повсюду можем проследить развитие до известных исходных пунктов. Обычно тут - насколько мы можем судить - перешедшее окончательно к оседлости земледелие возникло вместе с сужением площади прокорма путем перенесения центра тяжести питания с дохода от разведения молочного скота на доход с полей. Это относится не только к Северо-Западной Европе, но, по существу, и к Южной Европе, и к Передней Азии. Но, впрочем, в Передней Азии (в Месопотамии), как и у единственного крупного африканского культурного народа, египтян, этот ход развития уже в доисторическую эпоху был сильно изменен решающим влиянием связанной с системой орошения культуры, сложившейся по берегам рек (Stromufer-und Bewasserungskultur), которая, как можно себе по крайней мере представить, могла развиться непосредственно из первобытного, предшествовавшего приручению домашних животных, чистого земледелия в свою позднейшую форму огородной культуры, во всяком случае она и в историческую эпоху наложила на всю хозяйственную жизнь свой очень специфический отпечаток.
Напротив, эллинские (несмотря на то, что как раз в античных источниках постоянно подчеркивается значение скота именно как рабочего, а не как молочного), а также римское общества в своей аграрной основе обнаруживают по существу больше родства с нашими средневековыми условиями. Черты, резко отличающие Древность от Средневековья, выработались на той ступени развития, когда после окончательного перехода к прочной оседлости масса населения ввиду необходимости перехода к более интенсивному труду была прикована к земле и по своим экономическим условиям не была уже способна служить для военных целей, так что путем разделения труда выделилось профессиональное военное сословие, которое и старалось для извлечения средств на свое содержание эксплуатировать невооруженную массу. Развитие военного дела (и техники) до степени искусства, требующего постоянного совершенствования и упражнений и потому доступного только людям, посвятившим себя этой профессии, шло с этим параллельно, отчасти как следствие, отчасти как вызывающая его причина. В Европе в начале средних веков подобный процесс привел, как известно, к возникновению "феодализма". В той форме, в какой он возник там и в то время, Древность знала его только в зачатках: соединение вассалитета и бенефиция [2] и та форма, в какую вылилось романо-германское ленное право [3], не имеют полной аналогии в Древности в историческую эпоху. Но ведь совсем и не нужно, и не правильно ограничивать понятие "феодализма" только этой специальной его формой. Культурным народам, как азиатского Востока, так и древней Америки, были известны учреждения, которые мы, имея в виду их функцию, без всякого колебания признаем "феодальными", и непонятно, почему бы не подвести под это понятие и все те социальные учреждения, в основе которых лежит выделение из общей массы населения господствующего слоя (Herrenschicht), живущего для войны и службы царю, и его содержание при помощи привилегированного землевладения (будь то чиновничьи лены (die Amtslehen) в Египте и Вавилонии или спартанское государственное устройство), ренты и барщины, отрабатываемой зависимым невооруженным населением. Различие заключается лишь в том, каким образом военный класс расчленен и экономически обеспечен.
Среди различных возможностей расселение господствующего класса по всей стране в качестве вотчинных землевладельцев (Grundherren) есть та "индивидуалистическая" форма феодализма, которую мы встречаем на Западе в средние века (а в зачатках уже и на исходе Древнего мира) и которая поддается точному анализу. Напротив, средиземноморская и, в частности, эллинская Древность знала в начале своего культурного развития "городской феодализм" ("Stadtfeudalismus") поселенных совместно в укрепленных местах профессиональных воинов. Не то, чтобы "городской, феодализм" был единственной формой феодализма, известной Древности; но в этой форме он прямо господствовал в позднейших центрах "классической" политической культуры в начале их своеобразного политического развития. Он означал поэтому для них нечто большее, чем то, что означало принудительное переселение сельского дворянства в некоторые города в средневековой Италии.
Импорт более развитой иноземной военной техники производился в Южной Европе в древности морским путем и одновременно с тем, как захваченные им раньше всего прибрежные местности вступили в широкий, по крайней мере, если судить по его географическому протяжению, оборот. Как правило, классом, который прежде всего извлекал выгоду из этого оборота, как раз и был господствующий класс феодалов. Поэтому специфически античное феодальное развитие и привело к образованию феодальных городов-государств. Напротив, Центральная Европа в начале средних веков сухим путем была охвачена по существу однородным военно-техническим развитием. Когда она созрела для феодализма, в ней не было такого, как в древности, сильно развитого оборота, в связи с чем здесь феодализм строился в гораздо большей степени на земельной основе и создал феодальное поместье (Grundherrschaft). Поэтому связь, которая связывала здесь господствующий военный слой, была по существу чисто личной связью ленной верности; в древности же это была гораздо более крепкая связь права городского гражданства.
Отношение этого античного городского феодализма к меновому хозяйству напоминает нам рост свободного ремесла в наших средневековых городах, падение господства в городе знатных родов ("Geschlechter"), скрытую борьбу между "городским хозяйством" и "феодальным поместьем" ("Grundherrschaft") и разложение феодального государства благодаря развитию денежного хозяйства в эпоху позднего Средневековья и в Новое время.
Но эти аналогии со средневековыми и современными явлениями, сами собой напрашивающиеся на каждом шагу, по большей части в высшей степени ненадежны и нередко прямо-таки вредны для непредвзятого познания. Ибо эти сходства легко могут быть обманчивы и нередко и действительно бывают такими. Античная культура имеет специфические особенности, которые резко отличают ее как от культуры средневековой, так и от культуры Нового времени. По своему экономическому центру тяжести она до начала императорской эпохи является на Западе береговой, приморской культурой (Küstenkultur), а на Востоке и в Египте прибрежной, речной культурой (Stromuferkultur) с географически экстенсивной и приносящей высокую прибыль внутренней межрегиональной (interlokalen) и международной торговлей, которая, однако, по относительному значению количества обменивавшихся товаров, если исключить некоторые значительные intermezzi [4], остается позади позднего Средневековья.
Правда, предметы торговли очень разнообразны, и в их число входят и неблагородные металлы и гораздо больше сырых материалов, чем можно было бы предполагать a priori. Но, с одной стороны, сухопутная торговля может только в отдельных пунктах, да и то лишь в отдельные периоды, идти в сравнение с (торговлей) позднего Средневековья; с другой стороны, и в морской торговле большинство предметов массового потребления играют действительно господствующую роль лишь в известных высших пунктах политического и экономического развития, прежде всего в случаях монополизирования штапельного права: в Афинах, позднее на Родосе, в Египте и в Риме. Сумма годового оборота, которую Белох определяет на основании данных об аренде пирейских пошлин за 401-400 гг. (пошлина взималась в размере 1/50 стоимости товара, арендная плата равнялась 30-36 талантам [5], следовательно, оборот был около 2000 талантов = около 13 млн. фр.), составила бы, впрочем, для одного Пирея, к тому же очень скоро после Пелопонесской войны [6] (и не принимая во внимание разницы в покупной цене денег) во всяком случае приблизительно 1/10 внешнего оборота теперешнего [Т. е. начала XX в. - (Прим. ред.).] Греческого королевства (130-140 млн.), что составляет, конечно, внушительную сумму и достоверную в том случае, если будет окончательно установлено, что эти торговые пошлины равнялись тогда лишь 2% и что на откуп сданы были только они одни, а не вместе с какими-либо иными платежами. Но тут все спорно. Еще внушительнее была бы сумма в 1 млн. (родосских) драхм (= приблизительно 140 аттическим талантам), которой достигал по утверждению родосцев (NB!) пошлинный сбор их острова (занимавшего, впрочем, исключительно привилегированное положение среди почти всех эллинистических государств) до основания свободной Делосской гавани (после того - только 150 000 драхм!), если бы это утверждение не было довольно-таки сомнительным, несмотря на свой "официальный" характер. Чтобы, тем более, 5%-ный сбор с морского оборота одних союзных городов, не считая Афин и самых больших островов, установленный афинянами в V в. до P. X. взамен известных взносов союзников, хотя бы только по их субъективному расчету мог дать 1000 талантов, как утверждает Белох, представляется мне немыслимым. Место из Фукидида [7], которое имеют при этом в виду, по своей чрезмерной сжатости не может служить достаточным основанием для правильного понимания смысла этого мероприятия, и к тому же эту цифру трудно согласовать с 30-36 талантами аренды пирейских пошлин. И подать, заменяемая 5%-ным повышением цены ввозимых морем товаров, была бы детской игрой. 55 млн. сестерциев [8] (16 млн. франков), которым равнялся годовой ввоз Египта морем из Индии при Веспасиане [9], так как, по-видимому, чтение соответствующего места источника правильно, составляют во всяком случае очень значительную сумму, выше которой, по-видимому, и не поднимался торговый оборот в античном мире в свободной частной торговле - без государственного контроля и без государственного пособия. При всяких цифрах, относящихся к античной древности, надо, кроме того, всегда помнить, что не одни вещи, но также и люди (рабы) составляли (благодаря легкости их транспортировки) во времена расцвета торговли очень важный, а в мирные времена, при хорошем качестве, и очень ценный предмет торговли. Зависимость от подвоза иноземного хлеба там, где она в древности составляет постоянное явление, всегда была обстоятельством, которое вызывало вмешательство со стороны власти и влекло за собой институционные и политические последствия самого широкого характера, потому что частная торговля являлась недостаточной для того, чтобы обеспечить население продовольствием (литургии [10] в Афинах, закупка хлеба государством на деньги, обеспеченные ипотекой, и раздача его гражданам, как в Самосе и т. д., вплоть до грандиозных мероприятий Рима).
Как известно, не только средним векам, но и эпохе меркантилизма, и даже еще в настоящее время России знакома хлебная торговая политика, преследующая подобные же цели. Но по своему политическому значению, хотя бы с вавилонской и египетской системой государственных магазинов (Magazinsystem) [11] или даже с римской системой аннон [12] магазинная политика (die Magazinpolitik) абсолютных государств и даже России (где она достигла наибольшего развития) может быть сравниваема лишь очень издалека.
К тому же здесь и цели, и средства (даже в России) иные. Своеобразие античной хлебной политики по сравнению с современной объясняется главным образом совершенно иным характером античного так называемого "пролетариата" по сравнению с теперешним пролетариатом. То был пролетариат потребителей (ein Konsumenten-Proletariat), толпа деклассированных мелких буржуа, а не нынешний пролетариат - рабочий класс, который на своих плечах несет производство. Современный пролетариат, как класс, в древности не существовал. Ибо античная культура, отчасти благодаря малой стоимости содержания человека в местах ее расцвета, отчасти по причинам историко-политическим, либо опиралась главным образом на рабство - как было в Риме конца республики, - либо, по меньшей мере там, где преобладал в частно-правовом смысле "свободный" труд (как в эпоху эллинизма и в императорскую эпоху), все-таки в такой мере была проникнута рабским трудом, как этого никогда не бывало в средневековой Европе. Конечно, остраконы [13] и папирусы эпохи Птолемеев [14] и Римской империи, так же, как и, например, Талмуд [15], свидетельствуют о значении свободного труда на эллинистическом Востоке и вне пределов требующего выучки ремесла, да и надписи говорят о нем очень ясно. Специфически капиталистическое понятие "работодателя" (εργοδότης) было, по-видимому, развито. Но, что весьма характерно, там, где требуется обеспечение рабочей силой в большем количестве и на твердо определенные сроки, например, хотя бы на птолемеевских монопольных масляных прессах, сейчас же принимаются меры для косвенного или прямого ограничения свободы передвижения. И рабство особенно сильно выступало на первый план как раз в эпохи и в местах "классического" расцвета "свободных" общин. Хотя количество рабов, как и их социальное значение для достаточно больших частей и периодов античного мира (в частности для эпохи эллинизма, более всего для Египта, но также и для более раннего Востока и Греции) было, несомненно, как теперь установлено (см. ниже) довольно сильно преувеличено, однако это все-таки не слишком сильно меняет принципиальное значение этого различия.
Во всяком случае, после всего этого нельзя уже обойти вопрос, не проявляются ли вообще в экономическом строе Древнего мира черты, исключающие возможность применения к нему категорий, которыми мы пользуемся при изучении хозяйственной истории средних веков и тем более Нового времени. Вокруг этого вопроса за последнее десятилетие шли оживленные, отчасти даже страстные, споры.
Исходным пунктом дискуссии послужила теория Родбертуса, по которой античный мир в своей совокупности принадлежал к сконструированному им периоду "ойкосного" хозяйства [16], т. е. производства для собственных надобностей, которое ведет расширенный с помощью несвободного труда дом; античное разделение труда по существу было только специализацией труда в пределах большого рабовладельческого домашнего хозяйства, обмен был явлением непостоянным и случайным, имеющим целью утилизировать случайные излишки в принципе самодовлеющих крупных домашних хозяйств ("автаркия [17] ойкоса"). И Карл Бюдсер принял эту родбертусовскую категорию "ойкоса" как характерный для Древности тип хозяйственной организации, однако, судя по его аутентичному толкованию этого взгляда - насколько я его понимаю - в смысле "идеально-типической" конструкции хозяйственного строя, который в древности выступал с особенно сильным приближением к чистому понятию домашнего хозяйства со всеми его специфическими последствиями, но без того, однако, чтобы домашнее хозяйство господствовало во всем Древнем мире, на всем его протяжении и во все эпохи, и (это можно прибавить без всяких колебаний) без того, чтобы это "господство" в те эпохи, когда оно существовало, означало что-либо большее, чем, правда, очень сильное и по своим последствиям чрезвычайно действенное ограничение явлений обмена в их значении для удовлетворения потребностей и соответственное деклассирование тех слоев общества, которые могли бы быть носителями обмена. Правда, было вполне в порядке вещей, что Бюхер, рассматривая Древность как наглядный пример типа "ойкосного хозяйства" (таков ведь должен был быть тогда смысл его разъяснений), поневоле в известной мере подчеркивал как раз подходящие для этой парадигматической цели составные части античной хозяйственной истории, так что у историков появилось представление, будто, по его мнению, всему античному хозяйству можно целиком приписать характер "ойкосного хозяйства", а рядом с этим, во всяком случае в городах, характер "городского хозяйства" (в "идеально-типическом" смысле этого слова). Э. Мейер в своих возражениях против понятого так (по разъяснению Бюхера, понятого неверно) бюхеровского взгляда пошел так далеко, что отверг вообще применение к Древности особых экономических категорий и сделал попытку, по крайней мере в отношении к классическому периоду расцвета Афин, оперировать [Замечательно то, что эти предполагаемые античные фабрики можно было таким образом "утаить" (Афоб) или "промотать" (Тимерок), что они в буквальном смысле слова исчезли с лица земли, не оставив никакого следа! С современной фабрикой во всяком случае этого не могло бы произойти.] с совсем современными понятиями, такими как "фабрика" и "фабричные рабочие", и вообще доказывал, что мы представляем себе не "в достаточно современном духе" ("gar nicht modern genug") условия тогдашней хозяйственной жизни, между прочим, и то значение, какое имели тогда торговля и банки. Между тем (чтобы ограничиться одним этим замечанием) до сих пор еще не доказано существование в древности даже свободной "домашней промышленности" ("Hausindustrie") в том значении этого понятия, в каком она существовала уже в XIII в. после P. X., т. е. с договорными формами кустарной системы ("Verlagssystem") (следовательно, не только как фактическая эксплуатация производителя знающим рынок купцом, которая была известна, конечно, и в древности). Но уже совершенно не имеется до сих пор никакого доказательства существования "фабрик", хотя бы только в чисто техническом смысле, в организации производства включающем, например, и русские крепостные фабрики, опиравшиеся на барщинный труд, а также и государственные мастерские, работающие для собственного потребления). Ни о каких промышленных предприятиях, которые бы по своим размерам, по своей долговременности и техническим свойствам (концентрации процесса труда в мастерских с разделением и с объединением труда и с "постоянным капиталом) заслуживали бы названия фабрики, как о сколько-нибудь распространенном явлении, источники не знают ничего. В качестве нормальной формы производства они ни разу не встречаются ни в производстве фараонов, ни в монопольном производстве Птолемеев и позднейшей Римской империи, которые скорее всего могли бы их напоминать (см. ниже.). Эллинский έργάστήριον [18] (эргастерий) есть в сущности людская (Gesindestube) состоятельного человека - большей частью купца, в частности импортера ценного сырья (например, слоновой кости) - в которой он с помощью любого количества скупленных или взятых в заклад с правом пользоваться их трудом обученных рабов, под надзором надсмотрщика (ζγεμών ού έργάστήριον) перерабатывал ту часть сырья, которую он не продал свободным ремесленникам (Demosth. XXVII 823, 19). Этот эргастерий можно делить на сколько угодно частей (продавая часть рабов), как кусок свинца, потому что он представляет собой недифференцированное скопление попавших в рабство рабочих у а не дифференцированную организацию труда. И встречающиеся кое-где в крупных сельскохозяйственных производствах "побочные промышленные производства" ("Nebengewerben") для сбыта, так же как и мастерские для переработки сырья при монопольных правительственных организациях (Monopolverwaltungen) на Востоке и во времена Римской империи и, несомненно, как и в средние века, принимавшие иногда более значительные размеры текстильные "производства" (Textil - "Betriebe") хозяек княжеских домов, являются лишь придатком плантаций податного управления или "ойкоса", но не "фабриками".
Если бы действительно где-нибудь можно было доказать наличие зачатков чего-нибудь, в техническом смысле похожего на "фабрику" - что, разумеется, вполне возможно в древности так же, как это было возможно в крепостное время в России - то, конечно, эти исключения по тем же причинам, как и эти русские "фабрики" (см. ниже), лишь "подтверждали бы правило". Ибо, во всяком случае, это не было бы постоянным явлением частной хозяйственной жизни.
Далее, можно доказать или по крайней мере допустить существование в древности в практике государственных откупщиков очень немногих политических центров (главным образом Рима, затем Афин и некоторых других) банковских предприятий, которые по своему объему и характеру превосходят по степени то, что существовало в этом роде в XIII в. в средние века, но превосходят количественно, а не качественно. Деловые формы торговли - морская ссуда, комменда [19] (характерные для прерывности ("Diskontinuität") "раннекапиталистической" торговли), дела по банковым уплатам и банковым переводам - по своей юридической форме характерны ведь для раннего Средневековья; известный уже в эпоху раннего Средневековья вексель [20] существует только в своих начальных стадиях; размер процента по высоте, сроку уплаты и законодательной регламентации также обыкновенно носит ранне-средневековый характер. Отсутствие всяких, уже в средние века известных форм государственного кредита, которые могли бы превратить его в регулярный источник ренты с капитала, характерные его суррогаты, затем колоссальные "сокровищницы" ("Horte") восточных, в частности персидских, царей равно как и сокровища греческих храмов с тем значением, которое они имели, и с их обычным применением - все это показывает, как мало наличные запасы благородного металла находили применения в качестве "капитала".
Нет ничего опаснее, чем представлять себе отношения античного мира на "современный лад": кто делает это, тот недооценивает, как это довольно часто бывает, ту дифференциацию форм, которую произвели - хотя и на свой собственный лад - у нас уже средние века в области капиталистического права (Kapitalsrecht), и которая, тем не менее, не уменьшает расстояния, отделяющего средневековый хозяйственный строй от нашего. Государственным и наполовину государственным денежным операциям хотя бы птолемеевского банка с его колоссальной денежной наличностью или даже денежным операциям римских откупщиков можно найти поразительную параллель в соответствующих явлениях в средневековых городах-государствах (например, в Генуе [21]); однако уже в XIII в. эти последние превзошли их в технике хозяйственного оборота. И далее, необходимо также всегда усиленно настаивать на том, что "ойкос", как его понимает Родбертус, действительно играл в хозяйстве Древнего мира в высшей степени важную роль. Но только он, с одной стороны (это я в свое время старался доказать) - для лежащей в свете истории эллинско-римской Древности, - является продуктом лишь позднейшего развития (императорской эпохи) и составляет переходную ступень к феодальному хозяйству и феодальному обществу раннего Средневековья. С другой стороны, он (на Востоке и отчасти также в Элладе) стоит на пороге доступной нам истории, как ойкос, правда ойкос царей, князей и жрецов, отчасти наряду с мелким домашним хозяйством подданных, отчасти - там, где существует барщина этих подданных - главенствуя над ним. Но и тут он, конечно, отнюдь не был чем-то, в родбертусовском смысле, выросшим непосредственно из расширенного собственного хозяйства древних домовых общин. Отчасти ему присущ государственно-социалистический характер, как это было, может быть, преимущественно в Египте в результате общественно-хозяйственного (gemeinwirtschaftlichen) регулирования воды; отчасти (на Востоке и в древней Элладе) он обязан своим возникновением тем торговым барышам, которые получал древнейший представитель правильных меновых сношений, вождь и князь, путем обмена подарками, от фактической монополии в посреднической торговле, наконец, от самостоятельной торговли (и неразрывно связанного с ней морского разбоя), и какие, в виде его сокровища, служат опорой его господствующего положения и источником расширения его хозяйства. Тем не менее, удовлетворение потребностей в этом ранне-античном "ойкосном" хозяйстве князей и политически господствующего сословия повсюду совершалось главным образом, натурально-хозяйственым способом. Принудительные поборы, барщина, захват рабов путем разбоя давали князьям средства для выменивания чужих товаров, а благородные металлы княжеской казны (даже и персидского царя) служили не для регулярно совершаемого покрытия потребностей денежно-хозяйственным способом, а для награждения тех или иных лиц или для возникавших при случае политических надобностей. Но точно так же натуральное хозяйство получало все большее и большее господство и в феодальных поместьях (Grund- herrschaften), и в организованном в форме "ойкосного" хозяйства ("oikenwirtschaftlich") государственном хозяйстве позднеантичной эпохи (начиная с III в. до P. X.). Напротив, в классические периоды Древности, когда мы видим крупные состояния, заключающиеся в рабах, это было не в такой мере, как полагал Родбертус, и никогда в такой степени, как и я со своей стороны был прежде склонен допускать: по-моему, в этом пункте правым надо признать Э. Мейера и некоторых из его учеников (например, Гуммеруса).
Точно так же следует, по-моему, признать, что само по себе вполне законное стремление выяснить специфические особенности хозяйства Древности, к которым, несомненно, принадлежит также и рабский труд, неоднократно (как, например, было и со мной) приводило к слишком низкой оценке количественного значения свободного труда, как это показали работы Вилькена для Египта, занимающего, впрочем, как раз в этом несколько нестандартную позицию. Древность знает наряду с несвободным и полусвободным земледельцем также и свободного земледельца - в виде собственника, арендатора, снимающего землю за деньги, арендатора из части продукта, она знает наряду с домашним производством (Hausfleiss) и несвободным ремесленным трудом также и свободного ремесленника - в виде ремесленника, работающего для продажи на рынке ("Preiswerker"), в виде ремесленника, работающего на заказ (Lohnwerker) (последнее гораздо чаще) и (тоже очень часто) в качестве занимающегося ремеслом лишь как побочным занятием (Nebenproduzenten) - знает ремесленное производство как семейное или как одиночное производство (широко преобладающее) или как производство, которое вел мастер с одним или несколькими рабами и свободными или (в большинстве случаев) несвободными учениками. Древность знает, далее, совместную работу артелями мелких ремесленников (συνεργοί). Она знает совместный наем обученных рабочих подрядчиком (έργολαβών) для определенной конкретной цели (почти исключительно государственные рабочие). Но в Древности совсем не существует, например, слова для нашего понятия "подмастерья" ("Geselle") (которое ведь возникло благодаря борьбе против "мастера" - опять понятие, чуждое Древности). Ведь, несмотря на довольно богатое развитие союзов, Древность вообще не знает ремесла на такой ступени автономной организации, с таким искусным расчленением и с такой организацией труда (институт подмастерьев), каким уже владели на высшей точке своего развития в средние века. Цеховая или цехообразная организация там, где она существует в древности, почти всегда представляет собой по существу скорее принудительную государственную организацию литургий. Социальное положение ремесленника, за исключением мимолетных и лишь частичных (и то больше кажущихся) перерывов во времена эллинской демократии, было угнетенным, и нигде, очевидно, у занимавшихся промышленностью не хватало силы добиться правовой концентрации в городах, как было в средние века (о причинах см. ниже в главе об Афинах). Наконец, Древность знает свободного необученного наемного рабочего, который постепенно возник из проданного на время (ребенок, должник) или себя самого на время продавшего в рабство человека. Она знает его как работающего во время жатвы и большими массами на общественных земляных и строительных работах или иных государственных предприятиях, в иных же случаях, в общем, как явление случайное, большей частью разрозненное и непрочное.
Теперь спрашивается: знает ли Древность в достаточной (в культурно-историческом смысле) мере капиталистическое хозяйство?
Прежде всего, в общем, первоначальную основу площади прокорма античного города (как и восточного, а также любого средиземноморского полиса древнейшего периода) в такой высокой мере составляло получение рент жившими в городе князьями и знатными родами с их земельных владений, а также взносов, поступавших в определенных случаях с их подданных, как это теперь можно встретить только в специфических городах-резиденциях, или - чтобы взять более подходящий пример - как это было в Москве в эпоху крепостного права в России. Значение этих источников дохода и, в связи с этим, особенно тесная зависимость экономического "расцвета" городов от политических условий, которая обнаруживается в резких перипетиях этого "расцвета", очень сильно давали себя знать и на протяжении всей древней истории. Античные города были всегда в гораздо более высокой мере, чем средневековые, потребительными центрами и, напротив, в гораздо меньшей мере производительными. Ход развития античных городов, несмотря на многочисленные, отчетливо выраженные в них явления "городского хозяйства" (см. ниже), нигде не приводил к "городскому хозяйству" ("Stadtwirtschaft"), так сильно приближающемуся к "идеальному типу", данному в этом понятии, как это было во многих городах средних веков, - вследствие того, что античная культура была по своему основному характеру культурой прибрежной. И вот, если мы видим в древности а) возникновение городских промыслов с целью экспорта некоторых изделий, требующих высоко интенсивной и высокой по качеству работы, б) постоянную зависимость от подвоза хлеба издалека, в) торговлю рабами, г) сильное преобладание специфически торговых интересов в политике, то спрашивается: являются ли эти резкими толчками приливающие и отливающие "хроматические" эпохи эпохами с "капиталистической" структурой?
Это зависит от определения понятия "капиталистический", которое - само собой разумеется - может быть весьма различным. Одно остается во всяком случае неоспоримым - это то, что под "капиталом" всегда следует понимать частнохозяйственный "приобретательский капитал" ("Erwerbskapital"), если вообще терминология должна иметь какую-нибудь ценность для целой классификации; следовательно - блага, которые служат цели приобретения, прибыли в процессе обращения благ. Таким образом, во всяком случае необходимым условием является то, что производство должно иметь своим базисом "меновое хозяйство" ("verkehrswirtschaftliche" Basis). Следовательно, с одной стороны, продукты (по крайней мере отчасти) должны становиться предметами оборота. Но и, с другой стороны, средства производства должны были быть предметами оборота. Под понятие "капиталистический" в аграрной области, следовательно, не подходит всякая вотчинная (grundherrliche) эксплуатация сеньором людей, подвластных ему по личному праву, просто как источник рент, податей и пошлин, как было в начале средних веков, когда крестьян эксплуатировали, собирая с них платежи за владение землей, пошлины с наследства, с оборота и личные платежи как натурой, так и деньгами: ведь здесь ни находящаяся во владении земля, ни находящиеся под властью люди не составляют "капитала", потому что власть над тем и другими (в принципе) опирается не на приобретение в процессе свободного оборота, а на традиционную связанность большей частью обеих сторон друг с другом.
И Древности известна эта форма вотчинного землевладения (Grundherrschaft). С другой стороны, Древности известна входящая в сферу менового хозяйства сдача земельного владения в аренду мелкими участками; но тут земельное владение является источником ренты (Rentenfonds), и "капиталистическое" производство опять отсутствует. Эксплуатация подвластных людей в качестве рабочей силы в собственном производстве господина встречается в древности и как поместное производство (Fronhofsbetrieb) с помощью колонов [22] (царство фараонов, домены [23] императорской эпохи), и как крупное производство с помощью труда покупных рабов, и в виде комбинации того и другого. Первый случай (поместный строй) (Fronhof) представляет трудности в смысле классификации, потому что здесь возможны разнообразнейшие переходные ступени от формально "свободного" земельного оборота и "свободной" аренды колонов (следовательно, на основе менового хозяйства) до полной традиционной социальной связанности обязанных повинностью колонов в отношении к господину и господина в отношении к ним. Последнее непременно является правилом там, где только существует производство с помощью колонов. Сами колоны лично не представляют собой "капитала"; они стоят вне сферы самостоятельного свободного оборота, но их служба (службы) вместе с землей может быть предметом оборота и действительно бывает им (Восток и времена позднейшей Римской империи). Производство в таких случаях есть нечто среднее: оно "капиталистическое", поскольку продукты производятся для рынка и земля является предметом оборота, и не капиталистическое, поскольку рабочая сила как средство производства изъята из сферы купли или найма д процессе свободного оборота. Но, как общее правило, существование вотчинного производства (Fronhofsbetrieb) есть переходное явление или от "ойкоса" к капитализму, или, наоборот, к натуральному хозяйству. Это ведь всегда есть симптом относительной слабости капитала, в частности, слабости производственного капитала, которая находит свое выражение в перекладывании потребности в средствах производства на зависимые хозяйства и в устранении необходимости иметь а) капитал на покупку инвентаря, 2) капитал или на покупку рабов или на заработную плату при помощи эксплуатации подневольного труда и (обыкновенно) объясняется (сравнительно) мало развитой интенсивностью хозяйственного оборота.
Производство при помощи купленных рабов (т. е. производство в условиях, в которых рабы являются нормальным предметов оборота, безотносительно к тому, были ли они действительно (in concreto) приобретены путем купли) на собственной или арендованной земле есть с экономической точки зрения, конечно, "капиталистическое" производство: земля и рабы составляют предмет свободного оборота и, конечно, представляют собой "капитал": рабочая сила, в отличие от того, как это делается в производстве с помощью "свободного труда", покупается, а не нанимается, а если (в виде исключения) нанимается, то не у ее носителя (рабочего), а у его господина. Потребность в капитале для одинакового количества рабочей силы, ceteris paribus [24], здесь, следовательно, значительно больше, чем при применении "свободного труда", - так же, как покупатель земли, ceteris paribus, должен затратить больше капитала, чем ее арендатор.
Наконец, крупное капиталистическое производство со "свободным трудом", которое при одинаковой степени накопления капитала делает возможным гораздо большую затрату капитала на вещественные средства производства, Древности в качестве нормального и постоянного явления в области частного хозяйства ни в сельском хозяйстве, ни вне его неизвестно. Конечно, производство помещичьего типа ("squire" - Betrieb) встречается на Востоке и в Элладе, но как раз в те эпохи и в тех областях, в которых господствуют традиционные порядки (эллинские внутренние области, Талмуд, некоторые эллинистические области), а не в областях с прогрессирующим экономическим развитием. Прочные крупные производства со связанным исключительно лишь контрактом, следовательно, формально "свободным" трудом, если не считать государственных предприятий, о которых речь впереди, насколько известно, не встречаются - во всяком случае в значительной (в практическом, экономическом и социальном смысле) мере, в "классических" местах античной культуры; иначе было (отчасти) на позднем Востоке.
В настоящее время понятие "капиталистического производства" привыкли ориентировать как раз на эту форму производства, потому что именно она порождает своеобразные социальные проблемы современного "капитализма". И поэтому, стоя на этой точке зрения, хотели отвергнуть существование в Древнем мире и господствующее значение "капиталистического хозяйства".
Между тем, если понятие "капиталистического хозяйства" не ограничивать совершенно немотивированно определенным способом эксплуатации капитала - именно эксплуатацией чужого труда путем договора со "свободным" рабочим, - не вносить, следовательно, социальных признаков, но вкладывать в это понятие чисто экономическое содержание и признавать наличие "капиталистического хозяйства" везде там, где объекты владения, составляющие предмет оборота, эксплуатируются частными лицами с целью приобретения прибыли способами, присущими меновому хозяйству, - тогда нет ничего бесспорнее далеко идущего "капиталистического" отпечатка, лежащего на целых - и как раз на "величайших" - эпохах античной истории. Но только и тут надо остерегаться преувеличений (не об этом после). Затем, составные части капитала, точно так же, как и способ его эксплуатации, обнаруживают характерные особенности, имеющие определяющее значение для всего хода античной хозяйственной истории. Среди составных частей капитала, разумеется, отсутствуют все те средства производства, которые созданы техническим развитием последних двух столетий и составляют нынешний "постоянный капитал", с другой стороны, к ним надо прибавить одну важную составную часть, которая отсутствует теперь: рабов, попавших в рабство за долги, и рабов купленных. Среди способов эксплуатации капитала отступает на задний план помещение капитала в промышленность и, в частности, в "крупные производства" в области промышленности; напротив, прямо доминирующее значение имеет в древности один способ эксплуатации капитала, который в настоящее время по своему значению совершенно отступил на задний план: государственный откуп.
Способы помещения капитала во времена классической древности были следующие: 1) взятие на откуп или участие в откупе государственных налогов и общественных работ; 2) разработка рудников; 3) морская торговля (с помощью собственных судов или в форме участия в торговле, в частности, путем морской ссуды); 4) плантационное производство; 5) банковские и им подобные дела; 6) отдача денег взаймы под заклад земли; 7) торговля с заграницей (в форме не прерывающегося крупного предприятия лишь спорадически, - на Западе лишь в первые два века императорской эпохи с севером и северо-востоком - большей частью в виде помещения комменды в караванную торговлю); 8) отдача внаем (иногда обученных) рабов или устройство их как самостоятельных ремесленников или торговцев за "оброк", как бы сказали русские, и наконец, 9) капиталистическая эксплуатация обученных ремеслу рабов, находящихся в полной собственности или же взятых в залог, производившаяся в "мастерских" или без них (примеры ниже, в главе об Афинах). Частое применение рабского труда в собственном частном промышленном производстве не подлежит сомнению. Встречаются ремесленники, работающие сами вместе с несколькими рабами. Капиталистическая эксплуатация рабского труда встречается в форме упомянутого выше эргастерия, о котором еще будет речь. Существовавшая, несомненно, на Востоке и господствовавшая в Египте эксплуатация собственных рабов в форме "несвободной домашней индустрии" (предоставление господином рабу сырья (сырого материала) и рабочего инвентаря, доставка рабом продуктов, изготовленных им у себя на дому), существовала, конечно, и в "классическую" эпоху, хотя существование ее и не может быть доказано с полной достоверностью. Если же на многих (максимум пока около 80) вывезенных за пределы их родины аттических вазах стоит одно и то же имя, то это, конечно, имя "художника" (а не "фабриканта" или скупщика ("Verleger"), которое затем присваивает себе иногда в качестве эпонима [25] семья гончаров, в которой техническое умение переходило как секрет от отца к сыну. Существование целых деревень ремесленников (δήμοι) в Аттике очень характерно для семейного ремесленного производства (см. ниже) как здесь, так и в других местах. Как количественное, так и качественное значение капиталистического приобретательского хозяйства (ErwerbsWirtschaft) в древности определялось всегда целым рядом отдельных моментов, которые выступали в очень различных комбинациях друг с другом.
1. Значение запасов благородных металлов для темпов капиталистического развития, несомненно, должно очень высоко оцениваться. Но в настоящее время нередко замечается склонность переоценивать их значение для самой структуры хозяйства. Хозяйство Вавилонии, несмотря на отсутствие рудников и, очевидно, очень небольшой запас металла - о чем свидетельствует как ограничение функций драгоценного металла одним лишь измерением ценности предметов, так и переписка вавилонских царей с фараонами - уже в древнейшую эпоху сделало такие же успехи в своем развитии в направлении к меновому хозяйству, как и хозяйство любой из стран Востока, и бо́льшие, чем хозяйство богатого золотом Египта; с другой стороны - даже если новейшие изыскания только приблизительно правильны - колоссальные запасы драгоценного металла, которыми владел птолемеевский Египет, несмотря на возникновение здесь вполне развитого денежного хозяйства, не помогли "капитализму", как принципу структуры хозяйства, подняться на особенно заметную высоту, в частности, достигнуть той ступени развития, какой он достиг одновременно в Риме; наконец, тот удивительный взгляд, по которому вторжение натурального хозяйства в позднейшую римскую эпоху было следствием начавшегося истощения рудников, по-видимому, понимает соотношение вещей совершенно наоборот: там, где тогда вообще началось истощение рудников, оно, со своей стороны, могло быть следствием того, что прочно утвердившееся в горном деле в классическую эпоху капиталистическое производство с рабским трудом по совершенно другим причинам уступило место хозяйству мелких арендаторов. Этим вовсе не отвергается громадная культурно-историческая роль, какую сыграло обладание большими запасами благородного металла, и в особенности их внезапное появление на божий свет: древняя вотчинная царская власть (Fronkönigtum) (см. ниже) опирается на "сокровищницу" царя; без рудников Лавриона не было бы аттического флота (?) [26]; превращение сокровищ эллинских храмов в средство обращения могло способствовать (?) изменению цен в V-IV вв. до P. X., а такое же превращение сокровищ персидского царя облегчило развитие эллинистических городов; влияние же явившегося результатом войн колоссального ввоза благородного металла в Рим во II в. до P. X. всем известно. Но условия, благодаря которым этим запасам благородных металлов было найдено именно такое, а не иное применение (например, они могли быть спрятаны в сокровищницы, как это делали на Востоке), конечно, должны были быть заранее налицо: "творческой" силы в смысле создания качественно новых по своей структуре хозяйственных форм большие запасы благородных металлов, как таковые, не обнаружили и в древности.
2. Экономическое своеобразие капиталистической эксплуатации находящихся в собственном владении рабов (Sklavenbesitzes), в отличие от системы "свободного" труда, заключается прежде всего в громадном повышении (Steigerung) количества капитала, затрачиваемого на содержание живой рабочей силы и вкладываемого в ее покупку; когда, в случае застоя в деле, раб оказывается незанятым, капитал этот не только не приносит процентов, - как и машина, - но, кроме того, "съедает" (в буквальном смысле слова) непрерывно присоединяемые к нему прибавки. Уже из одного этого следует замедление а) оборота капитала и б) процесса образования капитала вообще.
Затем, оно заключается в связанном с этим большом риске, который несет как раз эта форма капитала. Риск этот заключается не только в том, что очень высокая при капиталистической эксплуатации и притом совершенно не поддающаяся учету смертность рабов экономически является для их владельца потерей капитала, а также не только в том, что всякая политическая передряга могла совершенно уничтожить капитал, вложенный в рабов, но, кроме этого и прежде всего, в колоссальных колебаниях цен на рабов (Лукулл [27] продавал рабов, доставшихся ему в добычу, по 4 драхмы [28], тогда как в мирное время, при умеренном снабжении рынка рабами, платили сотни драхм, чтобы получить пригодного рабочего), которые влекла за собой постоянная опасность полного обесценения вложенного капитала. Тот базис верного расчета издержек (Kostenkalkuls), который составляет необходимую предпосылку дифференцированного "крупного производства" ("Großbetriebe"), был невозможен. Сюда присоединялся еще один момент; патриархальное рабство, которое преобладало на Востоке, или давало рабу положение члена семьи своего господина, или представляло ему возможность иметь свою собственную семью. В этом последнем случае заранее отказывались от извлечения из хозяйства возможного максимума прибыли. Раб или платил оброки (тогда он являлся источником ренты (Rentenfondes), а не рабочей силой), или - там, где он (в некоторых случаях вместе со своей семьей) служил в качестве рабочей силы, - был барщинником (Fronarbeiter) или несвободным домашним работником (Heimarbeiter) с присущей такому положению ограниченной доходностью для его господина.
Настоящая же "капиталистическая" эксплуатация раба, как простого орудия производства, ограничивалась зависимостью от регулярной поставки рабов на рынок, т. е. от успешности войн. Ибо полная капиталистическая эксплуатация его рабочей силы была возможна при его не только юридической, но и фактической бессемейности раба, т. е. при системе казарм, которая, однако, делала невозможным пополнение класса рабов из их собственной среды. Иначе стоимость и содержание женщин и воспитание детей ложилось бы мертвым балластом на основной капитал. Относительно женщин этого, пожалуй, иногда можно было избежать, найдя их силам применение в текстильной промышленности, хотя при своеобразии античного удовлетворения потребностей и при том значении, какое имело домашнее прядение и ткачество, это далеко не всегда было возможном. Относительно детей одно место у Аппиана [29] (гл. I, 7) может быть понято в том смысле, что, по крайней мере, в известные периоды римской древности выращивание рабов для целей спекуляции носило массовый характер; следовательно, существовало (как в южных штатах Северной Америки) разделение труда между производством и эксплуатацией, по крайней мере, для одной части заключающегося в рабах капитала. Но такое понимание текста Аппиана все-таки остается несколько спорным. Резкие колебания цен на рынке рабов делали выгоду выращивания их для продажи слишком ненадежной. Затем, в главных областях использования рабского труда - в возделывании плантаций, мореплавании, в горном деле, сборе податей - женский труд не был пригодным. В хозяйстве с коммерческими целями (Erwerbswirtschaft) даже было правилом пользоваться главным образом только трудом рабов-мужчин (этих, насколько известно, единственных рабочих в поместьях времен Катона [30], равно как единственных рабочих аттического эргастерия), если только это было возможно, т. е. пока хронические войны обеспечивали правильную поставку рабов на рынок. Рабыни занимались проституцией или домашней работой.
Если регулярная поставка рабов прекращалась надолго, то дальнейший прирост их мог быть обеспечен лишь путем разрушения рабских казарм и восстановления семейной жизни раба, т. е. перенесением интереса к воспроизведению заключающегося в рабах капитала на самого раба, что означало отказ от безграничной эксплуатации его рабочей силы. Но такой отказ, при системе закованных в кандалы и работающих под ударами кнута плантационных рабов, везде должен был означать чистый убыток там, где одновременно с этим не была найдена форма, которая бы делала собственный экономический интерес раба полезным для господина. Ибо, наряду с непрочностью капитала, заключающегося в рабах, и со связанным с ним не поддающимся учету риском, в случае прямой эксплуатации раба как рабочей силы в крупном производстве, отсутствие у раба собственного интереса к делу, конечно, прежде всего противодействовало всякому техническому прогрессу и всякому увеличению интенсивности и качества работы. Имеющие решающее значение для работы "этические" качества рабов при эксплуатации рабов в крупном производстве - самые наихудшие, какие только можно себе представить.
Растрата капитала, вложенного в рабов, сопровождалась растратой капитала, вложенного в рабочий скот и в орудия производства, и застоем в технике орудий производства (например, плугов). Относительно первого пункта прямо раздаются жалобы: применение рабского труда к производству хлебных злаков, поставленному на широкую ногу, оказывается по этой причине невозможным, так как античная земледельческая техника требовала интенсивного труда; да и вообще рабов можно было употреблять в крупном производстве с действительной выгодой только на хорошей почве и при низких рыночных ценах на рабов, и их применение обыкновенно означало переход к экстенсивному хозяйству. И - что было еще важнее - эта особенность рабского труда в промышленной области не только служила препятствием к введению усовершенствованных орудий производства, но вообще к тому комбинированию тесно между собой соприкасающихся и строго разграниченных рабочих сил, которое как раз и составляет сущность специфически современных форм производства, для которых характерна не только численность рабочих.
Применение промышленного труда обученных покупных рабов в крупном производстве на основе разделения труда, несомненно, было по тем же причинам невозможным в древности, равно как и во все времена, как явление нормальное; в отдельных же случаях - но всегда в небольших размерах - оно встречается и тогда (см. ниже). Даже эргастерий, представляющий собой в сущности случайное соединение отдельных рабочих, встречается, главным образом, в местах, занимающих особенно благоприятное в экономическом смысле положение, таких как Афины, Родос, Александрия и т. д., да и там всегда лишь как придаток к торговому делу или к дающему ренту имуществу. Если на рынке нередко появлялись излишки ремесленных изделий барщинного происхождения или несвободной домашней работы, или продуктов крупных домашних хозяйств княжеских или полукняжеских "ойкосов", то, разумеется, надо весьма остерегаться видеть в этом доказательство существования "фабрик" с покупными рабами. Даже такие явления полукапиталистического характера, как применение уже совсем крупными рабовладельцами или монархами принудительного труда для создания "побочных производств" ("Nebenbetrieben") промышленного характера, типом которых в новое время являются многие русские "фабрики" XVIII и первой трети XIX вв., могут существовать, только опираясь на фактическую монополию и при наличии определенных условий. Эти условия - дешевая пища, монопольные цены на продукты, но, кроме того еще, низкие цены на рабов и, следовательно, очень высокая степень эксплуатации, покрывающая риск вымирания (даже по Демосфену и Эсхину [31] от 30% до 100%) - должны были быть налицо для того, чтобы было возможным длительное применение покупных ра0ов-ремесленников в эргастерии господина. Но и тогда эти "производства" были ограничены самое большее несколькими дюжинами рабочих. Не существовало "постоянного капитала", без которого не может существовать никакая "фабрика". В наем отдавали рабов, а не "мастерскую". Сами рабы - это и есть мастерская; содержание рабов господином, а не применение их в концентрированном "производстве", имеет решающее значение. "Мастерская", в свою очередь, была частью "ойкоса", и все те чреватые последствиями изменения в праве, которые еще в XIII-XIV вв. - за много столетий до возникновения наших "фабрик" - сопровождали отделение "мастерской" от домашнего хозяйства семьи, вложенного в дело капитала от частного имущества, остались совершенно неизвестными Древности (поэтому - за немногими характерными исключениями, именно, в области государственного откупа - не существует и всех тех "форм предприятий" ("Unternemungsformen"), которые обеспечивают долговечность производства (des Perennieren des Betriebes) среди превратностей судьбы отдельных состояний, таких как акционерная компания и т. п.). Массовое применение рабского труда в крупном производстве в рудниках, в каменоломнях и на общественных работах представляет собой почти исключительно эксплуатацию труда необученных рабочих.
"Несвободный труд на дому" ("die unfreie Heimarbeit"), как один из видов барщины (des Robottsystems), имеет экономически слабые стороны последней, и еще вопрос, в какой мере она служила целям производства для рынка. Фараоны и храмы пользовались такого рода трудом главным образом для надобностей храма, дворца и государства, в особенности, конечно, в тех случаях, когда сырье было вывезено фараоном (или храмом) из-за границы или добыто им из недр земли; рядом с этим могла производиться продажа продукта на рынке. Во всяком случае, и эта работа там, где она встречается, представляет собой работу в собственном мелком (семейном) производстве раба.
Квалифицированный рабский труд в крупном производстве, как явление длительное и нормальное (и за пределами немногих крупных торговых центров), можно встретить только на местах рабов-руководителей - старшего рабочего или инспектора в руднике или на плантации, в конторе, в частности, ведущего кассу и заведующего счетоводством (ввиду возможности подвергать их пытке) и т. д. Но этой аристократии среди рабов, обыкновенно в интересах самих же господ, разрешалось иметь подобие собственной семьи (contubernium) и подобие собственного имущества (peculium [32]); иной раз даже соглашались уважать их завещания (как у Плиния [33]) и, сверх того, почти всегда предоставляли им возможность выкупа на волю. Тем самым этот род эксплуатации рабов является уже переходной ступенью к эксплуатации обученного раба, т. е. или обучившегося уже до своего обращения в рабство (по причине войны или банкротства), или отданного в ученье господином за свой собственный счет, только как источника ренты (als Rentenfonds).
Такая эксплуатация могла производиться посредством отдачи раба внаем в качестве "работающего на заказ" ("Lohnwerker"), что носило массовый характер, причем нередко риск, связанный со смертью раба, переносился на нанимателя. Но еще выгоднее было, потому что тут затрагивался собственный интерес раба, снабжение раба известной суммой денег (peculium), с которой он мог бы заняться ремеслом или мелкой торговлей на свой страх и риск. Господин получал свою άποφορά [34], которую он мог увеличивать, поскольку это можно было сделать, не ослабив собственного интереса раба; кроме того, он мог амортизировать стоимость вложенного в раба капитала через посредство его самого, предоставив рабу возможность употребить сбережения от своего заработка на выкуп себя из неволи, но и при выкупе раба сохраняя за собой право получать со своего бывшего раба определенные платежи и службы, и - для чего особенно римское право предоставляло в его распоряжение самые разнообразные правовые формы - присваивая себе из наследства вольноотпущенника [35] установленную законом или контрактом, или завещанием долю (в некоторых случаях и все наследство целиком). Риск потери капитала из- за смерти раба сильно уменьшался, когда раб устраивался самостоятельно, обзаводился семьей и обучал детей своему ремеслу. Ручательство господина за коммерческие дела раба, рабское право, обычно ограничивалось лишь размером его пекулия, хотя, конечно, формально он имел право наложить руку целиком и на все предприятие своего раба. Однако, слишком часто пользоваться этим правом, по крайней мере, крупному рабовладельцу в древности - как и в России перед освобождением крестьян - мешала необходимость поддерживать собственный интерес раба, а также - достигшее в России в свое время такого совершенства - искусство рабов утаивать свое имущество. Очень многочисленные во все периоды древней истории и вызывавшие нередко вмешательство законодательства случаи отпуска рабов на волю, которые, конечно, не могут же объясняться одним тщеславием господ и потребностью их приумножить свою клиентуру для политических целей, показывают, как хорошо действовал собственный интерес раба. Но этот несравненно более верный способ извлечения выгоды из владения рабами явным образом уже представлял собой замену капиталистической эксплуатации раба в качестве орудия производства для получения "прибыли" получением с него "ренты" и выкупных денег.
"Борьба между свободным и несвободным трудом" происходила тогда, главным образом, в области мелкого промышленного производства и мелкой торговли; но это не была борьба между крупным производством на основе рабского труда и свободным мелким ремеслом. Тот громадный экономический и политический риск, который ложился бы бременем на всякое состоящее из рабов имущество при непосредственной их эксплуатации, как средства производства, тогда отпадал. Такое положение вещей было широко распространено в древности. Наряду с совершенно лишенными владения свободными крестьянами, мелкими арендаторами, мелкими торговцами и ремесленниками, работающими на заказ (Lohnwerker), существовал а) слой свободных мелких собственников, занимавшихся торговлей и мелким ремесленным производством (для рынка) (Preiswerker), которые могли иметь при себе в поле или в мастерской одного или нескольких рабов, может быть, взятых на войне в качестве добычи или купленных на свои сбережения, в качестве подручных ("Gesellen"), а затем б) слой несвободных обученных ремесленников и мелких торговцев, крепостных крестьян или несвободных мелких арендаторов. Только в качестве взимающего подати господина (Tributherr) стоял тогда над самостоятельно хозяйствующим несвободным его крепостной барин (Leibherr), подобно тому, как над крестьянином и свободным мелким торговцем или ремесленником стоял иногда его кредитор, а над свободным колоном тот, у кого он снял землю. Этот способ эксплуатации раба в качестве "источника ренты" (als "Rentenfonds") для того, чтобы приносить господину прибыль, должен был, само собой разумеется, предполагать широкое местное денежно-хозяйственное разделение труда; но раз оно было налицо, он должен был, по вышеуказанным причинам, иметь тенденцию не только к занятию прочного положения наряду с эксплуатацией раба в качестве средства производства, но, естественно, и распространяться, в особенности там, где господин (как, например, полноправные граждане в противоположность метекам [36], должностная знать в противоположность "рыцарскому (всадническому) сословию") много времени отдавал политической деятельности и потому не мог сам заниматься хозяйством, в особенности, если к тому же цена на рабов держалась высокая.
Что касается конкуренции свободного и несвободного труда, то, при густоте населения, высоких ценах на землю и неизбежно возникающей при этих условиях интенсивной культуре, при свободном обороте, при отсутствии крепостных отношений, эксплуатация деревенского земельного владения в форме сдачи земли в аренду мелкими участками являлась в древности, как и в настоящее время, несомненно, самой выгодной в экономическом отношении. Ведь, вообще мелкое производство в сельском хозяйстве Древности является правилом, и только в плантационных культурах - к которым в древности принадлежали виноделие и культура оливкового масла - крупное производство с применением рабского труда было обычным явлением. Хлебопашество, да еще при состоянии древней техники, требовало слишком большого интереса со стороны рабочего, чтобы оно в качестве нормального явления могло быть доступно производству с рабским трудом. Только дешевизна рабов вместе с высокими ценами на производимые плантациями продукты являлась в сельском хозяйстве условием, благоприятным для крупного производства с применением рабского труда. В промышленности и в мелкой торговле премия на собственный интерес раба в виде возможности выкупа могла, пожалуй, оказывать свое действие и усиливать его конкуренцию везде, где вообще была возможность делать сбережения. Не было случайностью, что вольноотпущенники, которые, будучи еще рабами, научились работать и делать сбережения, достигали экономического преуспеяния; отчасти, конечно, это могло быть также просто последствием закрытия для них доступа к политической деятельности. Если надписи императорской эпохи делают вероятным, что рабский труд а) ив промышленности был представлен на Востоке слабее, чем на Западе, б) рабы чаще употреблялись на более грубых работах, то первое является отчасти следствием выясняемых ниже исторически сложившихся особенностей восточной культуры, отчасти же это показывает, какое важное значение имело обусловленное политическими причинами, более богатое снабжение рабами римского рынка; второе же объясняется тем, что города, естественно, не очень часто брали на себя риск и расходы, связанные с продолжительным обучением рабов. Поэтому нельзя считать прямое вытеснение свободного труда исключительно, или даже хотя бы преимущественно, последствием конкуренции рабского труда.
Впрочем, наряду с усиленным конкуренцией иноземных покупных рабов, и без того не чуждым Древности социальным дискредитированием труда (см. ниже), действовала и такая тенденция к вытеснению свободного труда повсюду там, где только (как позднее на Востоке) бремя военной службы не было возложено на профессиональных воинов, наемных солдат или господствующих в стране чужеземцев; непрерывные тяжелые войны с переменным успехом, удерживавшие свободное население из года в год в походах и разорявшие его экономически, должны были, - как сообщает Аппиан, - благоприятствовать развитию рабского труда в целом в ущерб свободному труду и всех форм рабской эксплуатации. Военное же расширение территории государства и большие победы обыкновенно способствовали расширению рабовладения, удешевлению рабов и вместе с тем усиливали побуждение к капиталистической эксплуатации рабов в собственном производстве (плантации, мореходство, горное дело, эргастерии и т. д.). Для капиталистической эксплуатации рабов, в частности, в сельском хозяйстве, решающее значение должно было иметь, далее, прежде всего, наличие дешевой и притом плодородной земли, что иногда случалось в результате военных или революционных конфискаций, а постоянно там и до тех пор, где и пока редкое заселение больших пространств плодородной земли шло рука об руку с быстрым развитием обладавших покупательной силой городских потребительных центров, - как это было в размерах, не повторявшихся ни до того, ни после, в Риме после объединения древней Италии и после первых победоносных заморских войн.
Уже эти последние замечания и многие замечания, сделанные выше "указывали на то, как сильно" в) политические судьбы и особенности отдельных стран должны были влиять на степень развития свободного и несвободного труда в их отношении друг к другу, на размеры капиталистической эксплуатации этого последнего и на ее направление. Резко подчеркнутое JI. М. Гартманом во всем его значении обременение военными повинностями свободного населения являлось дополнением к рабскому труду больше всего там, где включавшему в свой состав вооруженных за свой счет крестьян и мелких горожан ополчению из свободных граждан приходилось вести хронические войны в больших объемах как это было во времена расцвета эллинской демократии и в республиканском Риме. Условия складывались как раз наоборот, когда войско, по крайней мере часть его - было ли это войско феодальное, или войско неограниченного властителя - являлось войском профессиональным, состояло ли оно из людей, несущих военную повинность, или из наемников, как это было в Египте, во многих эллинистических государствах, в позднейшем греческом полисе, в мировой державе последних римских императоров. Но различие в организации труда в этих последних группах государств показывает, что, во всяком случае, одно военное устройство, как таковое, само по себе не имело решающего значения для степени развития рабства и, следовательно, не определяло окончательно степени и направления развития античного "капитализма". Напротив, громадное влияние имели тут общие политические основы античной жизни и в особенности обусловливаемый, в конце концов, политическим строем характер государственного управления, в частности управления финансового.
Государственные "финансы" в их постепенном развитии из "ойкоса" городского князя с его наполненной драгоценным металлом "сокровищницей" были древнейшим и остаются крупнейшим из всех "хозяйственных предприятий" ("Wirtschaftsbetriebe"). Они отчасти заменяют собой частное накопление капитала, отчасти они являются его ускорителем (Schrittmacher), отчасти, наконец, они его подавляют.
1) Что касается того, что они "заменяют" капитал, то полнее всего это достигалось бюрократически руководимой организацией принудительных работ (Robottapparat) фараонов, которая (первоначально) не знает "предпринимателя". Но финансирование больших общественных сдававшихся на руки частным предпринимателям сооружений эллинских городов, как это видно из надписей на постройках, показывает - особенно характерна здесь обычная уплата предпринимателю вперед производственного капитала из государственной казны, - что частного накопления капитала, достаточного для того, чтобы такие большие суммы могли быть взяты для этого из собственного кармана капиталиста, не существовало, что этот пробел должен был восполняться из податей, взимавшихся силой политического или сакрального авторитета. Тут вмешательство частного предпринимателя имело по существу лишь такой смысл: город-государство, которое, в противоположность управлению фараонов, не располагало необходимыми строительными организационными силами, а также (со времен уничтожения натуральных повинностей граждан) подневольными рабочими руками (за исключением государственных рабов, слишком малочисленных для исполнения таких работ и большей частью занятых другим делом - в канцеляриях и регистратурах, в кассах, в монетном деле, иногда при постройке дорог), передавало организацию этих строительных контор и рабочих сил частным лицам за предпринимательское вознаграждение. Далее, что касается сдачи на откуп податей, то надо иметь в виду, что и она в очень многих случаях не включала в себя как раз той функции частного капитала, которую мы привыкли считать для нее характерной, - уплаты откупной суммы вперед. Откупщики часто выплачивают сумму за которую они поручились лишь после того, как соберут все подати/или, еще чаще, после того, как соберут соответствующую часть податей; мало того, там, где государство располагает исполнительными органами, - как мы это видим, например, в птолемеевских Revenue Laws [37] - откупщик даже не сам собирает подати; их собирает государство, а откупщики, уже после того, как подати, собираемые натурой, обращены в деньги, только отвечают как поручители за дефицит, а излишек берут в свою пользу. Тут цель сдачи на "откуп", очевидно, одна: приобрести в форме наличности твердую основу для государственного бюджета устанавливая минимум государственного дохода в деньгах. Если это также есть продукт развития системы откупов уже в эллинистическую эпоху и если откупщики нередко брали на себя обязательство уплатить хоть часть откупной суммы вперед, то все-таки такое положение вещей показывает, что нередко очень большие откупные суммы не дают еще права делать заключение о соответственно больших размерах частного накопления капитала. Напротив, система государственных откупов, прежде всего в области откупа податей, была, несомненно, важным средством - а в Элладе, наверное, одним из важнейших - для образования частных капиталов.
2. Но простым "ускорителем" (Schrittmacher) процесса образования частных капиталов финансовое хозяйство может сделаться лишь там, где государство-город, которое, как таковое, не располагало собственным бюрократическим механизмом и, следовательно, нуждалось в государственном откупщике, распоряжалось в качестве властелина домена и землей, и податями огромных завоеванных и подвластных ему областей. Так было в древности в Риме времен республики. Поэтому тут и образовался, несомненно, первоначально главным образом из государственных откупщиков, могущественный класс частных капиталистов, которые во время 2-й Пунической войны [38] - момент достаточно характерный - наподобие современных банков своими деньгами поддерживали государство, но зато уже во время 3-й войны могли предписывать ему свою политику, которым для удовлетворения их жадности к наживе такой реформатор, как Гракх [39], вынужден был предоставлять целые провинции и ссуды, чтобы расположить их в пользу своего дела; чья борьба с должностной аристократией, которую они, как "денежные люди" в экономическом отношении имели "в кармане" ("in der Tasche"), наполняет собой последнее столетие республики. Расцвет античного капитализма явился следствием этой констелляции и своеобразной внутренней политической структуры римского государства.
3. Наконец, финансовый строй античных государств мог разными способами оказывать "угнетающее" влияние на развитие частных капиталов.
Прежде всего, общая политическая основа античных государств вообще содействовала усилению и без того, как мы уже видели, большой, вызванной способом его составления, непрочности (Labilität) наличного капитала и его нового образования. Податная система (литургии имущих), обычное для греческого полиса, в особенности в эпохи господства демократии, совершенно бесцеремонное распоряжение государства частным имуществом своих граждан (еще в позднейшую эллинистическую эпоху, например, для целей кредитования, причем таким способом, какого никогда не знали средние века: отмечаются даже случаи заклада городом всей частной земельной собственности); далее, существовавшая во всех античных общинах опасность конфискации при каждом политическом потрясении и смене партий (тем более нередкие в монархиях совершенно произвольные конфискации имущества, такие как, например, конфискация земли "половины Африки" при Нероне [40]), - все это действовало в том же направлении.
Но игравшие гораздо более решающую роль, чем эти - хотя они могли носить и более острый характер - катастрофы, которые затрагивали капиталы отдельных лиц или наличный капитал политической общины, приобретало то, в какой мере практика управления предоставляла простор свободному стремлению частного капитала к прибыли вообще и тем самым и к образованию капитала.
Мера эта часто менялась. Простор этот должен был быть по существу более узким в античных монархиях, чем в республиках. Античный монарх и его государство являются всегда крупнейшими землевладельцами (Grundherren), владевшими землей частью в формах частного права, частью в форме неограниченного господства над покоренными, обязанными платить чинш [41] чужими народами, не имевшими гарантированного права на владение землей. То же самое можно сказать и об античном полисе; в колоссальных размерах это существовало и в Римской республике. Но тогда как для полиса такое владение составляло, конечно, прежде всего объект чисто экономической эксплуатации со стороны постоянно сменяющихся компаний приспешников политических карьеристов и, конечно, прежде всего кредиторов этих последних, и поэтому в городах-государствах, в частности в Риме, именно эти государственные земли в большинстве случаев становились очагами частной капиталистической эксплуатации (спекуляция с откупом податей, спекуляция с арендой земли, производство с рабским трудом - смотря по обстоятельствам), - монарх должен был поступать иначе. С одной стороны, он смотрел на держателей (Hintersassen) своих доменов по существу больше с политической точки зрения: как на опору своего династического могущества. С другой стороны, он должен был в своих же собственных интересах гораздо выше ценить постоянные, обеспеченные ренты, чем это делало руководимое на короткий срок избираемыми должностными лицами управление республиканской общины: ведь для этих последних и для их приспешников на первом плане стояла быстрая нажива в данный момент. Прежде всего, его финансовая политика должна была быть более государственно-хозяйственной, политически ориентированной, направленной на постоянную эксплуатацию платежных сил подданных, следовательно, на осторожно-бережливое отношение к ним, в противоположность на частные капиталистические интересы ориентированную эксплуататорскую политику городов-государств. Поэтому в монархиях мелкая аренда на государственных доменах обыкновенно имеет полное преобладание, тогда как крупная аренда и крупное производство с рабским трудом являются исключением; если римские императоры в своих фамильных поместьях из денежных соображений предпочитали крупную аренду, то в отношении к государственному домену они следовали общему правилу. Но главное то, что в республиканских государствах откуп податей, этот "венец" капиталистической эксплуатации, во всякий момент был готов, как это было в средневековой Генуе, превратить государство в антрепризу [42] государственных кредиторов и государственных откупщиков. Напротив, в монархических государствах откуп податей всегда находится под контролем, часто все дело или почти всецело переходило в руки государства, но всегда было ограничено в своих шансах на барыш и, следовательно, было лишено своей творческой силы в деле образования частных капиталов, или в большинстве случаев было прямо превращено в комбинацию бюрократического управления с организацией монополии, финансируемой как сравнительно мелкое предприятие.
Этот процесс контроля, монополизации и бюрократизации, нередко полнейшего вытеснения частного капитала, неудержимо шел вперед во всех крупных античных монархиях. Он захватывал постепенно, кроме податей и доменов, также и горную промышленность, важные для государства отрасли торговли и мореходства (в особенности снабжение населения хлебом); далее, нужные двору и армии, необходимые для строительства и общественных работ поставки, банки (в форме как государственных, так и коммунальных монопольных банков; последние существовали, например, в эллинистических монархиях и коммунах для всякого рода размена денег). Таким образом, в то время, как полис только в высочайшей мере усиливал по своему внутреннему существу непрочный (labil) характер частных капиталов (не столько почти всегда оставшейся бесплодной борьбой против имущественных различий во имя равенства граждан, сколько постоянно повторявшимися всякого рода политическими и экономическими катастрофами, вытекавшими из самого существа античной борьбы партий и античного способа ведения войны), но в то же время не мешал при этом все новым и новым вспышкам образования капитала и стремления к капиталистической эксплуатации, этот бюрократический "порядок" монархического государственного хозяйства постепенно доводил до полного истощения как раз крупнейшие частные капиталы, закрывая главнейшие источники прибыли. А затем, там, где в замкнутых монархиях приостанавливалась, с одной стороны, изначально присущая как Древности, так и средним векам эксплуатация деревни городом, а с другой стороны, прекращались войны и связанный с ними захват земли и людей в широких масштабах, там прекращалось и необходимое для расширения капиталистической эксплуатации рабского труда переполнение рынка дешевым человеческим товаром и приток удобных для капиталистической эксплуатации новых земель.
Рука об руку с вызванным всем этим ослаблением и замедлением процесса образования капитала шла обыкновенно (недавно очень хорошо выясненная Ростовцевым) тенденция обеспечивать удовлетворение государственных потребностей с помощью дифференциации и расширения круга лиц, отвечающих своим имуществом или своим личным положением за исполнение государственных повинностей и вследствие этого в административно-правовом смысле прикрепленных к своей социальной функции и к своему владению, что, в конце концов, и привело к тому универсальному господству литургий и munera [43], к уничтожению всего того, что во время "классической" Древности называли "свободой", которое столь характерно для так называемых "эпох упадка" античных государств.
Столь благодетельный для массы подданных порядок, принесенный монархией, был как раз смертью для капиталистического развития и всего, что на нем покоилось. Тут рабство в качестве источника капиталистической наживы (Erwerb) отступает далеко назад, образование новых капиталов в форме движимого имущества прекращается, так как стимул к этому, заключавшийся в шансах на эксплуатацию капитала падает ниже минимума, необходимого при том характере (Konstitution), какой был присущ античному капиталу, регламентированный и в административно-правовом смысле связанный, но формально, в частно-правовом смысле "свободный труд выступает на первый план экономической структуры. А где монархия, к тому же, принимает теократический характер, там еще и всегда присутствующая в таких случаях религиозная и законодательная "защита слабых" может - как это было на Востоке - превратиться в довольно крепкую границу капиталистической эксплуатации людей.
Обычными результатами этого процесса развития, поскольку он дает себя знать в области аграрной истории, является: уменьшение относительного значения плантации с покупными рабами, мелкая аренда из части продукта, как господствующая форма эксплуатации земельного владения, княжеское и наполовину частное, опирающееся на княжеское пожалование, приносящее ренты поместье (Rentengrundherrschaft), как социально и экономически преобладающая категория владения.
Итак, в общем, самые главные препятствия, которые встречало развитие капитализма в Древнем мире, заключались: 1) в политическом своеобразии античных общин, только что нами рассмотренном; 2) в рассмотренном раньше экономическом своеобразии античной культуры, а именно - чтобы резюмировать это - в ограниченности рыночного производства вследствие ограниченной, благодаря техническим условиям оборота, (экономической) провозоспособности товаров внутрь страны и обратно, в вызванной экономическими причинами и в самом существе его лежащей непрочности (Labilität) капитала и его образования, в обусловленной техническими причинами ограниченности эксплуатации рабского труда в крупном производстве, и наконец, в ограниченности "отчетности", которая прежде всего обусловливается невозможностью строгого коммерческого расчета при применении рабского труда. (Сама по себе, технически, вовсе не развитая частная бухгалтерия Древнего мира представляет собой отчасти банковскую бухгалтерию, отчасти запись сельскохозяйственной наличности и расширенную отчетность домашнего хозяйства: только первая имеет характер купеческой бухгалтерии; вся остальная частная бухгалтерия - насколько нам это известно - по сравнению с поздним Средневековьем еще совсем не дифференцирована, если приложить к ней мерку капиталистического контроля доходности.)
Существовавшие в древности "крупные производства" с рабским трудом вызваны были к жизни не необходимостью по существу: не способом производства, основанным на разделении и соединении труда, а чисто личными причинами: случайным скоплением человеческого товара в руках одного лица в виде его имущества. Таков истинный смысл "ойкосной" теории. Вот поэтому-то всякое "крупное производство" и остается чем-то до такой степени непрочным (Labiles). "Мытарь" [44], мелкий ремесленник, мелочной торговец являются последним словом денежного хозяйства на Востоке и в эллинистическом мире, и как раз со все увеличивавшейся неподвижностью (Stabilität) политической и экономической жизни Запада и с одновременным замедлением процесса образования капитала они, в конце концов, и здесь оказываются господами положения. Всегда, как раз в периоды "насыщенного" порядка, который как раз тождественен с неподвижностью экономической жизни, останавливается и полет капитализма.
Античный капиталистический предприниматель, которого не следует смешивать с капиталистом-рантье, занимает почти всегда довольно-таки непрочное социальное положение, за частичным исключением разве что известных периодов вавилонского и эллинистического развития, как и развития конца Римской республики и начала императорской эпохи. В классический период главный контингент их составляют метеки и вольноотпущенники. Человек, занимающийся промышленностью, в демократической общине (и как раз именно там) нередко не имеет права занимать какие-либо должности. Политически полноправный гражданин, напротив, в идеале, "чужд корысти" (Nichtinteressent), т. е. на самом деле он - рантье или же приближается к типу рантье и в "свободных" общинах всегда прежде всего (так сказать) он - "обязанный делать военные упражнения резервист" (Übungspflichtiger Heeresreservist). "Антимонетаризм" государственной теории Древности, по крайней мере по существу своему, не имеет этической основы, во всяком случае, не имеет ее и отдаленно в том смысле и в той мере, в каких его проповедовала средневековая церковь, чувствовавшая антипатию к безличному и потому недоступному моральной нормировке характеру чисто "деловых" отношений. Он обоснован, прежде всего, политически: 1) соображениями "государственной необходимости" (о них будет речь в своем месте); 2) идеалами равенства граждан и "автаркии" (самодовления) полиса и 3) социально: как одно из проявлений общего презрительного отношения господствующего класса рантье к ремесленному труду и к его представителям (als Bestandteil des Antibanausentums). С другой стороны, не существовало никакого этического преображения (Verklärung) промышленного труда (Erewerbsarbeit), и слабые его зачатки мы находим только у киников [45] и у мелкой буржуазии эллинистического Востока. Той опоры, какую рационализирована и экономизирование жизни нашло в религиозно, в сущности, мотивированной "профессиональной этике" начала Нового времени, не доставало античному "экономическому человеку". Он остается в сознании своей среды и в своем собственном сознании "лавочником" (Krämer) и "мастеровым" (βάναυσος). То, что обладание собственным кораблем, нагрузка собственных кораблей собственными предметами обмена и их сбыт через посредство слуги (как это делают цари, храмы, знать приморских областей в древнейшую эпоху), а затем ответвившаяся отсюда έμπορια, т. е. производившаяся в областях морской торговли первоначально, наверное, в форме комменды, а затем и вполне на собственный счет нагрузка чужих кораблей скупленными или взятыми на комиссию товарами, считались - впрочем, всегда с оговорками - вполне почтенным занятием, когда они представляли собой, в сущности, случайное, кратковременное распоряжение капиталом (Kapitalbesitz), а не носили характера постоянного "занятия" ("Betriebes"), конечно, не является возражением. Государства Древнего мира, и как раз "свободные" города-государства, были полны сословных различий среди населения и политически обусловленных различий в имущественном праве (в частности, в земельном и наследственном), которые могли сделаться и делались источником всякого рода доходов и прежде всего рент. В особенности в демократиях - стоит только вспомнить политику Афин в отношении к праву гражданства - над всеми другими интересами господствовал мелкобуржуазный интерес к рентам и к "пропитанию". Это отношение ко всему с точки зрения рент и "пропитания" давало себя знать по политическим причинам и в монархиях, поскольку оно не сталкивалось со всемогущими фискальными интересами.
Таким образом, античная аграрная история в своем течении так тесно переплетается со всеми перипетиями истории античного города, что ее едва ли можно было бы рассматривать отдельно от них. Лишь в виде редкого исключения дошли до нас ясные известия об отношениях в тех имевших громадный количественный перевес областях, которые не имели городской организации и, конечно, лишь весьма немногие известия о порядках, существовавших в городских территориях - до возникновения города, а главное, почти никаких известий не дошло до нас из уст самих народов. Древнейшая еврейская традиция, которая, должно быть, была редактирована до возникновения у этого народа городской организации, создалась все же в среде, испытавшей на себе влияние вековой городской культуры и владычества чужеземных культурных народов, и, кроме того, еще до сих пор нельзя установить, в какой мере действительно "древнейшие" части ее подвергались позднейшей ретуши. Но и на Западе, где мы застаем народы на гораздо более примитивных стадиях, чем египтян и вавилонян, дело обстоит едва ли иначе. Чем собственно была первоначально "волость" ("Gau") [46], каков был социальный строй "деревни" ("Dorf") до того, как началась на почве военного дела дифференциация (о ней речь впереди)? Делать об этом заключения на основании тех немногих сведений, какие мы имеем об этих учреждениях в историческое время, хотя бы и в тех местах, где не существовало тогда городского строя (как, например, в Аркадии, Самниуме, Персиде [47]), невозможно, конечно, уже потому, что нельзя знать, в какой мере то состояние, в каком эти учреждения в это время находились, являлось уже продуктом влияния находившихся в непосредственном соседстве городских областей. Тем более, очевидно, не может быть разрешен окончательно и бесповоротно вопрос, к какому времени восходят такие учреждения, как, например, фратрии, филы, курии, трибы [48], наконец, также и "роды". Ибо для этого предварительно надо получить совершенно определенный ответ на вопрос: подходит ли, в частности, "фратрия" (по общераспространенному взгляду самое древнее учреждение) к известным в этнографии типам или нет. В последнем случае, несмотря на все возражения, представляется наиболее вероятным, что она является продуктом уже вторичного, обусловленного военными требованиями развития.
Из различных воззрений на исторический исходный пункт античной социальной истории, которые пользуются почти всеобщим признанием, во всяком случае, одно в настоящее время уже является прямо-таки несостоятельным (если не иметь в виду, может быть, некоторых граничащих с пустыней восточных общин): это - вера в первоначальную "бродячую" жизнь ("Nomadenleben") западных народов, т. е. в существование у них первобытной эпохи, которая знала одно лишь скотоводство и вовсе не была знакома с земледелием. И та роль, которую повсеместно, как это доказано, играет скот как главная составная часть движимого владения (имущества), а вследствие этого и как важнейший объект обложения и обмена, и обладание скотом как главная основа социальной дифференциации и (наряду с металлическими украшениями и драгоценным оружием) как главная составная часть имущества вождя, и уход за скотом как специально мужская (и поэтому достойная и человека благородного сословия) работа, не могут служить подтверждением этого мнения. Даже если в отдельных случаях правдоподобная гипотеза, будто по крайней мере господствующие роды (Herrengeschlechter) произошли в результате нападений чисто пастушеских племен и покорения ими оседлых земледельцев и представляется вероятной, в общем и целом она оказывается неприемлемой, потому что античное аристократическое государство (Adelsstaat) особенно рано и сильно развилось как раз в прибрежных местах, и там известны иные источники господствующего положения царей и знатных граждан. Но как было с социальной стороны организовано земледелие (которое восходит к доисторическим временам, как мы их себе представляем) всех интересующих нас народов, в их крестьянскую "первобытную эпоху", об этом нельзя узнать ничего достоверного. То, о чем можно составить существенно более ясное понятие, это - известные стадии этой организации, которые в известной мере, по-видимому, повторились у всех тех "античных" народов, от Сены до Евфрата, которым вообще было известно городское развитие.
1. Прежде всего - то состояние, когда в качестве отдаленного предшественника позднейшего города существуют лишь валы для защиты от вражеских нападений, домовая община (Hausgemeinschaft) и деревня обеспечивают существование отдельного человека экономически, а союзы для целей кровной мести, культа и военной обороны дают ему полицейскую, сакральную и политическую гарантии, хотя ни о структуре этих союзов, ни о совмещении ими различных функций, ни, наоборот, о разделении их ими между собой в доисторическую эпоху античной культуры ничего вполне достоверного узнать невозможно. Члены племени, принадлежащие к "свободным", все имеют долю во владении землей, при малочисленности рабов, сами принимают участие в полевых работах. Положение политического вождя и его - большей частью временные - функции едва ли были иными, чем, например, у германцев. Он появляется только там, где может быть угроза войны. В качестве "судьи", как у большинства "первобытных народов" (Naturvölker), он располагает только средствами третейского суда: он не может, далее, безнаказанно нарушать традицию, относительно которой его призванными советниками являются самые старые люди. В зависимости от политического положения находится здесь вообще существование общих политических дел. Значение соединяющей между собой членов "рода" (Geschlecht) связи через "кровь" (вместо первоначально единственно решающей общности источника прокорма) сильнее развивается прежде всего в родах вождей (Häuptlingssippen), а воспоминание о военных подвигах или о ценных третейских судебных приговорах узаконивает их положение людей, получивших свои преимущества от богов. Экономические преимущества их заключаются в том, что они получают добровольные подарки, лучшую долю в добыче и, в известных случаях, специально выделенный земельный участок.
2. Затем следует другое состояние, когда появляется другой, более близкий предшественник города - бург и в качестве его владельца "царь", который, выделяясь размерами своих земельных владений, количеством принадлежащих ему рабов, скота и благородного металла, сперва буквально кормит своим столом свою личную дружину (Gefolgchaft); затем наделяет - в виде дарения или ленного пожалования - землей, рабами, скотом и сокровищами, во главе ее предпринимает военные или разбойничьи походы, а в отношении к остальному "народу" занимает весьма разнообразное положение, то просто требуя от него при случае подарков, то совершенно произвольно облагая его натуральными повинностями (Robot) и податями и заставляя его отправляться в поход (в качестве обоза или пехоты), смотря по тому, живет ли он мирно, или же путем завоеваний создает себе "царство" ("Reich") "подданных". Положение лежащей за стенами бурга страны (des platten Landes) на этой стадии для нас в высшей степени темно. Возникновение власти владеющего бургом царя (des Burgenkönigtum) обыкновенно стоит в связи а) с плодородием почвы (со способностью земли давать ренту), б) с торговым барышом. Обычно царская дружина появляется как нечто новое и потому чуждое среди состоящего из крестьян народа. Царское и ленное право (Königs und Lehenrecht) повсюду стоит отдельно от "права народного" ("Volkrecht"). Дружинники не считались принадлежащими к народу даже там, где они в действительности к нему принадлежали. Как это мы видим у многих "первобытных народов" (Naturvölker), предание изображает, например, дружину Давида ("Krethi и Plethi") и легендарного основателя Рима [49] "бандитами", и возможно, что на положении царских ленников в Месопотамии (см. ниже) еще сохранились следы этого. Как только царь выступает в качестве завоевателя, это безразличное отношение его к национальности своих личных верных товарищей, конечно, нередко соответствует и фактам: телохранители становятся фактически наемным отрядом. Возникновение более крупных царств является при этом возможным путем дифференциации богатства владетелей бургов: цари, владеющие самой большой "сокровищницей" ("Hort"), делают других владельцев бургов своими вассалами: таково начало почти всех античных государств.
3. Дальнейшее приближение к "классическому" состоянию средиземноморских стран в античном мире представляет "полис" в тех случаях, когда он соответствует в то же время типу "аристократического государства" ("Adelßtaat"). Подготовленный к военной профессии, благодаря размерам своего владения, заключающегося в земле и в закабаленных за долги рабах (или зависимых), имевший экономическую возможность вооружиться за свой счет (в форме дорого стоящего полного вооружения, доспехов), располагавший средствами для ведения положенного знати рыцарского образа жизни слой "родов" ("Geschlechter") владеет "акрополем" [50], а оттуда и всей страной. И этот слой может образоваться только там, где а) качество почвы делает возможным образование земельной ренты: в речных равнинах, б) где возможен денежный доход: вблизи морского берега. Знать ленников издревле владевшего бургом царя ("Burgkönig") эмансипируется от его власти и - что характерно по контрасту с аналогичным феодально-поместным развитием на континенте в эпоху раннего Средневековья (тогда как развитие в средневековой Италии ранней поры представляет, наоборот, известные сходные черты) - конституируется в самоуправляющуюся, расчлененную для военных надобностей на группы городскую общину, руководимую царем, как primus inter pares [51], или (в дальнейшем ходе развития почти везде) выборными должностными лицами, но - и это решающее обстоятельство - без бюрократии. Кто не может вести рыцарскую жизнь, не может участвовать в военной организации города, тот не принадлежит к союзу "родов" ("Geschlechter"). Вера в значение "крови", происхождения теперь получает общее распространение. Типичной (хотя и не единственной) рабочей силой этого социального строя является закабаленный за долги раб (Schuldknecht). "Знать" есть прежде всего слой кредиторов и становится слоем земельных рантье. Крестьянин - прежде всего должник и в силу этого становится "наследственно подданным" ("erbuntertänig"). Поэтому страна вне городских стен (das platte Land) обычно населена, наряду с не принадлежащими к "родам" крестьянами, широким слоем закабаленных за долги людей. Иногда они и юридически отделены от свободных, в виде особого "сословия". Ведь достаточно было в большинстве случаев долгового и процессуального права древнейшей поры в связи с подчинением судов господствующему классу и выросшего на этой почве института клиентелы [52], чтобы привести к подобному результату.
4. Но от состояния, характеризующегося господством примитивной власти царя-предводителя войска (Heerkönigtum) (см. выше № 2 в конце), возможно развитие в другом направлении: усиливаясь экономически, царь может стать господином своей дружины и военных сил таким образом, что войско превратится прямо в нечто вроде войска из крепостных (Leibeigenenheer), и может - и это главное - создать всецело находящееся у него в руках, иерархически расчлененное сословие чиновников (Beamtenstand), посредством которого он будет управлять "подданными". Тогда "город" становится резиденцией и его, и его придворных чинов (Hofbeamten) или без всякой автономии (как в "лишенном городов" Египте), или с автономией (по существу сакральной - Ассур [53]), или лишь с лишенным политического значения и находящимся под контролем царя местным управлением и с определенными привилегиями (каковыми являются засвидетельствованные источниками иммунитетные привилегии Вавилона). Положение лежащей за стенами города страны (das platte Landes) на древнейших стадиях этой самодержавной городской царской власти (Stadtkönigtum) в большинстве случаев довольно темно. Податные и барщинные повинности подданных могут приводить здесь к почти полному государственному социализму (Египет), или же здесь может оставаться довольно большой простор для частного оборота, смотря по тому, каким способом покрываются потребности царского домашнего обихода: путем барщины или с помощью "податей", следовательно, смотря по тому, была ли эта царская власть больше царской властью, опиравшейся на барщину (Fronkönigtum), или больше властью, опиравшейся на подати (Tributkönigtum). Первая форма в большинстве случаев возникает из последней и, в свою очередь, переходит в форму, о которой сейчас будет идти речь (государство, опирающееся на налоги и на литургии (Steuer und Leiturgiestaat): это процесс "рационализации" (ein"Rationalisierungs" - Process).
Уже в обоих названных сейчас типах (представленных, само собой разумеется, в самых разнообразных оттенках "чистоты") может сказываться влияние менового хозяйства (Verkehrswirtschaft). Развитие второго типа, как общее правило, вообще связано с тем, что вождь (der Häuptling) - вроде того, как "короли" Камеруна перед немецкой оккупацией (отчасти и после нее) - монополизирует внешнюю торговлю или же, по крайней мере, облагает ее теми или иными пошлинами и таким образом собирает "сокровищницу", эту непременную опору всех первобытных "царей" - как Нибелунгов [54], так и микенских царей, иудейских (см. меры, принятые теократией против накопления сокровищ во Второзаконии [55]), персидских, индийских. В связи с этим происходит экономическое подчинение крестьян: легенда об Иосифе [56] (Бытие. 47, 15-26) в типической форме изображает этот процесс: ссуду хлебом для потребления и для посева в трудные годы с отдачей за это скота, земли и себя самого в долговую кабалу и с получением земли и скота обратно на праве колона с уплатой части урожая. Приведет ли дальнейшее развитие к состоянию, изображенному под рубрикой 3 ("аристократический полис) ("Adelspolis"), или же к состоянию, изображенному под рубрикой 4 (бюрократически управляемое царство-город) (Bureaukratisches Stadtkönigtum), очевидно (см. ниже), зависит от сложных, отчасти географических, отчасти чисто исторических условий. Но, разумеется, в обоих этих типах в общем степень прямой эксплуатации рабочих сил подданных в "вотчинной" ("grundherrlichter") ли форме, или в "государственной", для покрытия ли потребностей господствующих родов или царского ойкоса, обратно пропорционально развитию частного оборота в области внутреннего обмена. Но, поскольку основу власти составляют подати, оба эти типа сами по себе занимают нейтральное положение в отношении к земельному обороту. Наследственные права на владение и (в аристократическом государстве вотчинные (grundherrliche), а в монархическом - обусловленные военными соображениями) ограничения земельного оборота существуют, конечно, повсюду. Но царь, стоящий во главе бюрократической монархии (der bureaukratisehe König) (рубрика 4), после образования своего, лично ему "принадлежащего" ("gehörigen") войска и системы чиновников и податей, может легко примириться со свободой земельного оборота. Знатные роды желают этой свободы для крестьянского владения, потому что их положение опирается на земельное барышничество. Но владение самой знати (der adelige Besitz) (фактически или юридически) является связанным благодаря образованию знатных родов (Adelssippe) (gens). Наоборот, деспот, как показал еще Наполеон, политически заинтересован в том, чтобы без исходящего от него специального письменного разрешения не могло возникнуть никаких патримониальных [57] владельческих прав на землю. Поэтому "тиран" ограничивает скопление земли в одних руках там, где это может произойти (Эллада), и, наоборот, не препятствует дроблению земли там, где оно происходит (Восток).
Из 4-го типа, т. е. из бюрократической городской или прибрежной-речной монархии (Stadt-oder Stromufer-Königtum), царю которой войско и чиновники "принадлежат как крепостные (als Leibeigene "gehören"), а "подданные" несут барщину (Robot) и платят подати, развивается, по мере рационализирования способов покрытия государственных потребностей,
(5.) деспотическое, опирающееся на литургии государство (der autoritäre Leiturgiestaat), которое планомерно стремится покрывать свои потребности при помощи сложнейшей (kunstvolles) системы государственных повинностей и смотреть на "подданных", как на простые объекты.
По своей формальной сущности эти повинности являются: 1) прямыми барщинами (direkte Robot) для надобностей двора и государства; 2) организованными на основе этой барщины и иного рода разнообразных прав принуждения монополиями; 3) податями, притом часто главным образом денежными податями или равноценными имущественными взносами, которые, однако, системой принудительного поручительства за их правильное поступление создают ту характерную черту прикрепления к функции, которая так часто присуща восточным деспотиям. "Свободе оборота" это государство не препятствует, поскольку она не мешает его фискальным целям, - наоборот, оно прямо покровительствует ей, где только оно может путем обложения воспользоваться ею для своих фискальных целей.
Этот "просвещенный" деспотизм античного Востока обычно развивается по прямой линии из более примитивных форм бюрократической городской монархии, отличаясь от нее лишь более рациональной организацией. Напротив, разнообразнейшие переходные ступени соединяют третье состояние - "аристократический полис" ("Adelspolis") с
(6.) типом полиса гоплитов ("Hoplitenpolis") [58], распространенного в античных средиземноморских странах. Господство "родов" ("Geschlechter") над городом и города над страной (das platte Land) (формально) рухнуло. Военная повинность (сравнительно) демократизировалась благодаря господству войска гоплитов; она, а вместе с тем и политическое полноправие гражданина, опирается просто на земельное владение, войско есть войско граждан, вооружающихся за свой счет. Дальнейшая стадия развития "полиса гоплитов" есть:
(7.) демократический полис граждан (die demokratische Bürgerpolis): военная повинность, а вместе с ней и полное право гражданства уже не связаны с земельным владением, и существует тенденция (которая, конечно, даже во времена самой радикальной аттической демократии, например, при замещении должностей, никогда в действительности вполне не была осуществлена) всем (в приморских городах), способным к службе во флоте (которая не требовала почти никаких издержек на экипировку), а это значило: просто- напросто всем гражданам открыть доступ к государственным должностям, причем имущественные различия здесь все более и более утрачивают значение.
В полисе гоплитов (рубрика 6) самое ядро войска составляют свободные, имеющие упряжку крестьяне, или, может быть, вернее, занимающиеся земледелием горожане (Ackerbürgerschaft). Оборот, в частности земельный оборот, в нем поставлен в определенные границы. Так называемые "законодательства", столь характерные для конституирования полиса гоплитов, стремятся в принципе создать доступное для всех твердое право и, чтобы смягчить борьбу между кредиторами (знатью) и должниками (крестьянами), раз и навсегда закрепить существующее деление на классы. Поэтому земля была связана не только правами рода, но и военными надобностями (необходимостью содержать максимум способных нести военную повинность гоплитов - своего рода "охрана крестьянского сословия", "Bauernschutz", со стороны полиса), расширение крупного владения прямо или косвенно стесняется (ограничение владения землей, рабами, устранение старого долгового права). При этом такое стремление затруднить дифференциацию среди гражданства приводит к изданию различных постановлений, характерных для "городского хозяйства". Но интересы денежных людей и все поднимающихся городских классов делают свое, и, самое позднее, с переходом к демократическому полису граждан (die demokratische Bürgerpolis) земля подлежит совершенно свободному или почти совершенно свободному распоряжению при жизни владельца и на случай смерти.
Такое положение вещей, как основа аграрных отношений, вполне освещено для нас историческими источниками. То, что предшествовало ему, переходит в "исторический, в полном смысле слова, период аграрных отношений в виде самых разнообразных остатков, от таких крайних случаев, как Спарта, до скудных остатков обремененных литургиями (например, повинностью сооружать дороги и т. д.), полей позднего периода Римской республики. В "классическом" полисе законодательство сознательно истребляло институты "средних веков". Ведь это не случайность, что частное аграрное право исторического периода ни на Востоке (см. выше), ни на Западе не знало не только никакого связывания земли федеикомиссами [59], но и никакой частно-правовой формы обременения земли барщинными повинностями и рентами, вообще никаких иных видов обременения земли, кроме а) заклада и б) абсолютно необходимых водных и дорожных сервитутов [60], - между тем как у публичной власти везде оставалась возможность обременить землю и барщиной, и наследственной арендой; не является случайностью, далее, и то, что наряду со всеми общинно-хозяйствеными формами владения (gemeinwirtschaftlichen Besitzformen) (альменда) были устранены также все виды господской сдачи земли (herrschaftliche Bodenleihe) - за исключением самой простой (nackte), расторжимой для обеих сторон денежной аренды и аренды из части продукта - и все правовые ограничения дробления земли на мелкие участки как в порядке наследования, так, и помимо того, в области частного аграрного права.
Затем начинается капиталистическое развитие: вместо исчезающего института рабства за долги появляются покупные рабы. Эволюция, совершившаяся в землевладении и в производстве под их влиянием и в то же время под влиянием политических перипетий города-государства, составляет тему аграрной истории "классического" периода". Аграрная история этого периода должна рассказывать главным образом о повсеместном падении возвысившегося в "полисе гоплитов" свободного, владеющего землей и упряжкой крестьянства и о выступлении на передний план производства с рабским трудом или трудом мелких арендаторов, и об одновременном выступлении на передний план или наемного войска, или (в Риме) пролетарского войска, опоры цезаризма.
Если в конце "классических" эпох преобладающее положение занимают свободный срочный арендатор и раб - первый на Востоке, второй в качестве сельского рабочего на Западе - хотя ни тот, ни другой, впрочем, не вытесняют сохраняющегося· почти повсюду, а местами составляющего весьма компактную массу и имеющего численный перевес земельного собственника, ведущего самостоятельное хозяйство, - то теперь, в период, следующий за окончательным уничтожением города-государства всемирной военной монархией, мало-помалу, все более и более на передний план выступает одно явление, которое представляет собой, по- видимому, нечто совсем новое: сельское феодальное поместье (Grundherrschaft). Колоны, прикрепленные к земле - к выгоде, но (надо заметить) в известном смысле и к невыгоде помещика (des Herrn), - с установленными, в большей или меньшей мере, традицией повинностями и рабами, помещики (Grundherren) в качестве местной власти, государственные повинности, в частности налоги и поставка рекрутов, как повинности, лежащие на этих поместьях (Grundherrschaften), больших или меньших размеров иммунитеты [61] в их пользу, - вот явления, которых, конечно, не знает "гражданская община" ("Bürgerpolis") (рубрики 6, 7), более того, которых она сознательно у себя обыкновенно не допускает. Поэтому возникновение их кажется чем-то абсолютно новым.
На самом деле они решительно никогда не переставали существовать. Только область их господства сузилась, и их универсальное значение со времен городской монархии (Burgenkönigtum) надолго чрезвычайно уменьшилось. В не имевших городов обширных континентальных областях, без сомнения, всегда существовали феодальные поместья в более или менее развитом виде, и лишь только восточные города- царства (Stadtkönigtümer) и монархии, организованные с помощью системы литургий (Leiturgiemonarchien), разрослись в "мировые державы" - что произошло прежде всего в ассирийском царстве, - они, естественно, образовали в качестве доменов или ленов конгломерат областей, имевших городскую или поместную организацию. То же было и в персидском царстве. То же самое было, по крайней мере (но едва ли только) на земле доменов, где государь нераздельно соединял частно-правовые полномочия владельца со своими правами административного принуждения, в эллинистических монархиях, которые, впрочем, в общем по самой своей структуре (за исключением Египта), решительно покровительствовали полису, как организационной основе, и пропагандировали его. Возникновение римской мировой державы, как завершение античной истории, означало в конце концов и на Западе перемещение культуры и (получавшего все большее и большее значение для военных целей) центра тяжести населения с морских берегов вглубь страны (in das Binnenland) и вместе с тем широкий сдвиг во всех основах общественной организации и в организационных проблемах государственной жизни. С этими перестановками и с их экономическими последствиями для императорской политики было связано тогда развитие тех социальных институций, которые обозначают переход к нашему средневековому обществу. Поэтому центральные явления аграрной истории этой эпохи и позднеантичного поместья (Grundherrschaft) вообще будут рассмотрены в особой статье ("Колонат"). [Статья эта написана для Handwörterbuch der Staatswissonschaften профессором M. И. Ростовцевым и напечатана в соответствующем томе 3-го издания его (Прим. ред. 1-го рус. изд.). В настоящем издании эта статья помещена в Приложениях к настоящему тому (в конце книги, стр. 471).]
Нечего и говорить, что все изображенные здесь "типы" "крестьянской общины", "полиса знатных", "бюрократического города-царства", "полиса гоплитов" и "гражданского полиса", "монархии, опирающейся на литургии" редко существовали один возле другого или после другого в чистом виде. Эти "идеально-типические" понятия служат тут только тому, чтобы сообразно с ними классифицировать каждое отдельное государство, чтобы выяснить, приближается ли оно в большей или меньшей степени в данный момент, в общем или в каких-нибудь определенных отношениях, к тому или другому из этих типических понятий. Ибо реальные государства всем самым важным что в них есть исторически и что составляет своеобразие каждого из них, конечно, являются живым протестом против всякой подобной классификации. Прежде всего один имеющий большое историческое значение тип совсем не нашел себе в ней места: именно, конституировавшаяся в военном отношении как союз гоплитов совокупная община (Samtgemeinde) крестьянских общин (Bauernschaften), которая выступает в древности неоднократно, впрочем, по-моему, всегда имея второстепенное значение, и отчасти заимствуя городские учреждения (древний Израиль, этоляне [62], самнитяне).
Во всяком случае, данная классификация, кроме чисто терминологического, может иметь еще и то значение, что покажет нам, каким коренным образом различаются те стадии развития, на которых мы застаем отдельные античные нации в случайный момент первых исторических свидетельств о них. Месопотамские государства и государство египетское, несомненно, имеют позади себя уже многие тысячелетия городского развития или (Египет) близкого к городскому в тот момент, с которого начинаются древнейшие доступные нам источники. Это уже "царства", опирающиеся на систему литургий" ("Leiturgiekönigtllmer"). Римляне ко времени действительно достоверного предания фактически уже пережили стадию гражданской общины ("Bürgerpolis"). Для эллинов еще можно сделать довольно достоверные заключения относительно стадии "полиса знатных" ("Adelspolis"), даже относительно "городского царства" ("Burgenkönigtum"). Недостоверные известия о кельтах [63] (мы не будем их здесь рассматривать) показывают нам их на всех первых трех "стадиях". Но при этом, далее, ход развития Спарты, аттической демократии времен гегемонии [64] и Рима, представляет собой нечто совершенно "единственное" в своем роде в исторически самых важных пунктах, и вообще нередко отдельные черты различных мысленно разграниченных "стадий" сочетаются в своеобразное конкретное целое.
Наконец - и это прежде всего - эти "типы", в основу разграничения которых положена чисто военная сторона их организации, перекрывались открытой или тайной борьбой светской политической власти с властью теократической, борьбой, оказывавшей влияние на всю структуру социальной жизни. Правда, повсюду первоначально княжеская и жреческая функции соединяются в одном лице. Но с образованием жреческой власти и с развитием теологии разделение этих функций было неизбежным. Могущество жрецов, помимо материального значения их владения, заключавшегося в жертвованных землях и доходах, и господстве над массами, которым они внушали страх перед последствиями святотатства, объяснялось еще и тем, что вся первобытная "наука" находилась в их руках. Из этого вытекало два следствия: 1) вообще - их знание права, которое, пока право не было кодифицировано, создавало родам, в руках которых находились жреческие должности, непоколебимое могущество; 2) в частности - в монархических государствах, управлявшихся бюрократически, всякое образование, которое требовалось для занятия государственных должностей, можно было получить почти исключительно, лишь обучаясь у жрецов. Повсюду восточные жрецы старались забрать в свои руки преподавание: так, в Египте в период "Нового царства", обучение у жрецов заменило светскую "науку" ("Lehre"), которую изучал прежде чиновник. Борьба храмового жречества с военной знатью и с царской властью в бюрократических монархиях и борьба граждан, не принадлежавших к знатному сословию, против правовой монополии жрецов, принадлежавших к знати, в аристократических государствах (Geschlechterstaaten), наполняет собой - в самых разнообразных формах - весь ранний период античной истории и оказывает влияние и на развитие материальной культуры: секуляризации и реставрации, совершаемые узурпаторами, стремящимися к узаконению своей власти, сменяют друг друга. О важных различиях восточной и западной культуры в этом отношении речь будет идти ниже.
Мы не собираемся здесь давать ни классификацию, ни историю всех известных доселе аграрных устройств; мы только пытаемся сделать очерк того, что известно об аграрной истории важнейших по своему историческому значению государств. При этом следует, конечно, настойчиво подчеркнуть, что в настоящее время, если бы речь шла не об обязательстве дать "новое издание", [Речь идет о новом, третьем издании Handwörterbuch der Staatswissenschaften, в котором помещена эта Аграрная история древнего мира. (Прим. ред. 1-го рус. изд.).] эта попытка безусловно должна была быть предоставлена специалистам. Ведь опубликованный за последнее время материал по своему объему и в связи с тем, что он требует, от исследователя овладения всей совокупностью культурно-исторического материала, превосходит силы всякого, кто бы вздумал взяться за его обработку, не имея специальной (т. е. филологическо-археологической) подготовки.

---

[1] Марка (mark, от древне–верхне–герм. marcha) — у древних германцев первоначально — граница частных владений и государственных территорий. Позже этим термином стали обозначаться и пограничные провинции (Dänemark — Дания, Steiermark — Штирия). Уже в VII в. слово «марка» получило и другое, переносное значение — округ, расположенный в известных границах и заключавший в себе разного рода владения, состоящие как в общинной, так и в частной собственности. В Западной Европе в средние века маркой называли также сельскую общину, в которой пашня была индивидуальной собственностью (при сохранении некоторых прав общины), а пастбища, леса и другие угодья — общей собственностью.
Алъменда (нем. Allmende, от ср. — верх. — нем. al(ge)meinde — то, что принадлежит всем) — у германских народов в раннее Средневековье, а позднёе и в других странах Западной Европы — земельные угодья, находящиеся в общем пользовании членов общины (аналогично российскому общинному землепользованию). Право пользования альмендой соответствовало прочим правам, в основном имущественным правам крестьян или горожан, и распространялось на все слои обитателей сельской или городской общины.
[2] …соединение вассалитета и бенефиция… — Вассалитет (фр. vassaliΙέ) — в средние века в Западной Европе система отношений личной зависимости одних феодалов (вассалов) от других (сеньоров). Вассал (фр. vassal) обычно получал от сеньора феод (лен) и был обязан нести за это определенные повинности (прежде всего военную службу).
Бенефиций (от лат. beneficium — благодеяние) — в период раннего Средневековья в Западной Европе земельное владение, которое жаловалось королем (или каким–либо другим крупным феодалом) в пожизненное пользование вассалу на условии несения военной или административной службы. Постепенно превратился в феод.
[3] Лен (нем. Lehn) — в Западной Европе в эпоху феодализма (главным образом в Германии) — земельное владение (реже какой–либо другой источник дохода), которое вассал получал от сеньора на условии несения службы (главным образом военной); с XII в. лен (в отличие от бенефиция) — наследственное владение, практически то же, что и феод. Леном называется также подать, собиравшаяся с ленного поместья. Лицо, находящееся в ленной зависимости, т. е. держатель лена, называется ленником. В исторической литературе термином «лен» часто называют аналогичные формы феодальной собственности в других странах мира.
[4] Intermezzi — вставки, промежуточные объемы (ит.).
[5] Талант (греч. talanton, букв. — вес, весы) — самая крупная весовая и денежно–счетная единица Древней Греции, Египта, Вавилонии, Персии и ряда областей Малой Азии; в Древней Греции была равна 60 мин или 6000 драхм.
[6] Пелопонесская война (431—404 гг. до н. э.) — крупнейшая в истории Древней Греции война (по–существу — серия войн) между союзами греческих полисов: Делосским (во главе с Афинами) и Пелопонесским (во главе со Спартой); охватила Грецию и греческие города Южной Италии и Сицилии. В 404 г. осажденные Афины капитулировали. По условиям мира Делосский союз распускался, и Афины вынуждены были вступить в Пелопонесский союз, кроме того они должны были передать Спарте флот (кроме 12 сторожевых кораблей); укрепления Афин и Пирея ликвидировались, признавалась гегемония Спарты в греческом мире. В Афинах устанавливался олигархический режим «тридцати тиранов».
[7] Фукидид (Thukydides) (ок. 460—400 до н. э.) — древнегреческий (афинский) историк; автор «Истории» (в 8 книгах) — труда, посвященного истории Пелопонесской войны (до 411 г. до н. э.); это сочинение считается вершиной античной историографии.
[8] Сестерций (лат. sestertius, от semis tertius — половина трети) — первоначально (со 2–й половины III в. до н. э.) самая мелкая древнеримская серебряная монета достоинством 2,5 асса (а также 2,5 динария), бывшая в обращении до самого конца существования римского государства. В период поздней Римской республики сестерций был уже бронзовой (медной) монетой; Август велел чеканить его весом 23,7 г из латуни. В начальный период Римской империи вес сестерция часто уменьшался. После хозяйственных неурядиц в III в н. э. чеканка сестериция прекратилась.
[9] Веспасиан Тит Флавий (Titus Flavius Vespasianus) (9—79 н. э.) — римский император, основатель династии Флавиев. Сын откупщика; при Калигуле был военным трибуном, а затем консулом; при Нероне покорил Иудею (за исключением Иерусалима). После низвержения Нерона в 69 г. был провозглашен египетскими войсками императором. Заботился о повышении благосостояния населения; значительно шире, чем его предшественники, распространял на провинциалов права римского и латинского гражданства; при нем был построен амфитеатр Колизей.
[10] Литургия (греч. leiturgia) — государственно–денежная повинность богатых граждан и метеков в древнегреческих полисах (например, содержание участников гимнастических состязаний — гимнасиархия, или оплата хоров, выступавших на празднике Диониса — хорегия); чрезвычайной литургией считалась триерархия — снаряжение военного корабля (триеры) триеры. В Древнем Риме литургии соответствовала мунера. Литургия была распространена и в других государствах Древнего мира. Как пишет М. Вебер: «…принцип литургии — прикрепление владения к государственной функции, владельца — к функции владения».
[11] Магазины — в самом общем смысле это здания или помещения для складирования, хранения, распределения и различного рода реализации каких–либо запасов. Здесь имеются в виду государственные, храмовые или другие общественные учреждения, хранящие и распределяющие чрезвычайные запасы продовольствия на случаи необходимой поддержки бедствующего населения.
[12] Аннона (лат. annona, от annus — год) — в Древнем Риме — годовой урожай и запас хлеба, необходимый для снабжения города; общественный хлеб, отдававшийся по низкой цене или вообще даром беднейшему населению; в поздней Римской империи — натуральная повинность населения поставлять продукты и фураж городам и армиям; цены на годовые урожаи, главным образом, хлеба.
[13] Остракон (греч. глиняный черепок) — часть стенки разбитого сосуда, использовавшаяся для записей.
[14] Птолемеи — в 322 г. до н. э. Египет, находившийся в то время под персидским владычеством (он являлся тогда провинцией Персии), был покорен Александром Македонским, после смерти которого полководец Александра, диадох Птолемей Сотер («спаситель») сын Лага (ок. 367/ 366—283 до н. э.), в 305 г. до н. э. провозгласил себя царем Египта Птолемеем I, основав царскую династию Птолемеев (Лагидов). В истории Египта началась почти трехсотлетняя эллинистическая эпоха. При последней представительнице династии царице Клеопатре после битвы при Акциуме в 30 г. до н. э. Египет был завоеван Римом и вошел в состав Римской империи в качестве провинции.
[15] Талмуд (др. — евр., букв. — изучение) — собрание догматических, религиозно–этических и правовых положений иудаизма, сложившихся в IV в. до н. э. — V в. н. э., главный памятник еврейской раввинской письменности (поучения, легенды, притчи, сведения по истории, географии, астрономии, математике, медицине, естествознанию, промышленности, торговле и др.). Распадается на 2 главные части: 1) Мишна — повторение закона Моисея, т. е. записанные устные предания в дополнение к законам Моисея); состоит из 6 отделов (63 трактата): собрание религиозных, гражданских и уголовных законов, составленных в 189—218 гг. до н. э. на еврейском языке. 2) Гемара (завершение) — собрание толкований к Мишне, изложенных в форме диалогов ученых в палестинских и вавилонских академиях. Составлена в IV–V вв. до н. э. на арамейском языке в 2–х редакциях: иерусалимская Гемара и вавилонская. Последняя пользовалась у евреев наибольшим авторитетом. По содержанию в Талмуде различают части, трактующие о законах — Галаха («Законоположение»), и части, представляющие собой сопутствующие «Законоположению» комментарии и повествования в форме легенд, мифов и т. д. — Агада (или Гаггада). К Талмуду написано много комментариев.
[16] Ойкос — в античности и раннем Средневековье крупное поместье, основанное на натуральном хозяйстве, не связанное с рынком. Может рассматриваться как определенный тип хозяйства, в чистом виде в конкретной исторической действительности встречающийся на очень ранних стадиях развития.
[17] Автаркия ойкоса — имеется в виду политика полного хозяйственного обособления отдельного домового хозяйства.
Автаркия (от греч. autarkeia — достаточность, самоудовлетворение) — 1) Отсутствие потребностей и желаний, независимость от окружающих вещей и людей (у Сократа и Платона); способность к блаженству. Согласно киникам и большему числу стоиков, автаркия — отличительный признак мудреца. 2) Политика хозяйственного обособления отдельной страны. Примерно так определял автаркию и Фукидид (политическая и экономическая независимость какой–либо страны от других государств).
[18] Εργάστήριον — эргастерий (греч. ergasterion — рабочее место) — мастерские, не имевшие сколько–нибудь значительного механического или технического оборудования и производившие продукцию на заказ или впрок. Со второй половины V в. до н. э. выступали как организованные мануфактурные производства. С помощью рабов, вольноотпущенников, а также вольнонаемных рабочих при несколько усилившемся разделении (специализации) труда и при значительном числе работников (до 50 рабов в ремесленных предприятиях и до 1000 человек в горных разработках) эргастерии добивались более высоких производственных показателей. Предприниматели часто вели дело не сами, а предоставляли за вознаграждение помещение, инструменты (оборудование), сырье работнику (рабу), давая ему возможность во всем прочем хозяйствовать самостоятельно. Эргастерии имелись во всех отраслях производства.
[19] Комменда (лат. commenda) — значение термина описано Вебером в его «Истории хозяйства»: «Первоначально все купцы, входившие в состав товарищества общего риска, сами ездили со своими товарами; то были мелкие торговцы, продававшие свой товар в розницу. Но этот обычай мало–помалу выходит из употребления. Вместо него появляется commenda и, по–видимому, одновременно societas maris. Она обнаруживается как в вавилонском и арабском, так и в итальянском праве, а с некоторыми изменениями и в ганзейском, и состоит в том, что из двух членов одной ассоциации один остается в родном портовом городе, а другой везет товар за море. Вначале эти взаимоотношения носили характер личной услуги: один из нескольких купцов по очереди перевозил и сбывал товары остальных товарищей. Впоследствии это превратилось в способ пускать деньги в рост. Капиталистами являлись отчасти профессиональные торговцы, отчасти также, особенно на юге, случайные обладатели денег (например, знатные граждане), желавшие выгодно вложить свои излишки в торговое дело. Сделка совершалась таким образом, что отправлявшийся в плавание socius получал с собой деньги или же товар, оцененный в деньгах; этот вклад составлял торговый капитал и носил техническое наименование commenda. Товар сбывался за морем; на выручку приобретался новый и, по возвращении в родную гавань, оценивался и продавался. Дележ барыша производился следующим образом. Если оставшийся дома socius вложил в дело весь капитал, то он получал прибыли; если же и путешествующий socius вкладывал свою долю (…) то дележ производился поровну. Характерная черта этой сделки состоит в том, что здесь впервые появляется капиталистический расчет…» (см. на стр. 196—197 во втором томе наст, изд.: «История хозяйства. Город». Данное понятие «комменда» не следует путать с коммендацией (от лат. commendo — вверяю, передаю).
[20] Вексель (нем. Wechsel, буквально — обмен) — вид ценной бумаги, абстрактное денежное обязательство строго установленной законом формы, безусловный и бесспорный долговой документ. Различают два вида векселей: простой и переводный (тратта).
[21] Генуя (Genova) — город в Италии, один из крупнейших портов Средиземного моря, административный центр провинции Генуя и области Лигурия. В древности Генуя представляла собой поселение лигуров. В средние века она превратилась в могущественную торговую республику, с XIV в. возглавлявшуюся дожем; владела многими колониями на восточном побережье Средиземного моря (в Леванте) и на Черном море (в том числе и в Крыму).
[22] Колон (лат. colonus) — а) арендаторы земли, главным образом мелкие. Колоны выплачивали землевладельцу денежную аренду или выполняли в его пользу натуральные повинности, а взамен получали право обрабатывать арендованный участок земли. Вместе с тем они могли иметь свою собственную землю и обрабатывать ее. В поздней Империи колоны представляли собой зависимый слой сельского населения. К концу III в. они были прикреплены к земле своего хозяина и уже не могли уйти от него. Так юридические права колонов и свобода их передвижения оказались сильно ограниченными. Императоры, начиная с Константина I, принимали множество постановлений, касающихся правового и социального положения колонов. Наличие экономически самостоятельного хозяйства сближало их со средневековыми крепостными, а в классовом отношении их положение в эпоху поздней античности более походило на положение рабов. Колоны являлись предшественниками средневековых крепостных, но не следует считать, что класс крепостных возник непосредственно из позднеантичной прослойки; б) в латинском языке синоним слова «rusticus» или слова «agricola» (земледелец в широком смысле); в) жители римских колоний в Италии и провинциях.
[23] Домен (лат. dominium, франц., domaine, владение) — земельные владения римского государства, прежде всего императорские. Со II в. первоначально свободные арендаторы через посредство системы колоната все чаще привязывались пожизненным договором к земле. В поздней античности домены стали крупными полуфеодальными поместьями, управляемыми чиновниками. В Западной Европе в эпоху феодализма домен — часть феодального поместья, на которой феодал вел собственное хозяйство, используя труд зависимых крестьян или безземельных работников; королевский домен — наследственные земельные владения короля.
[24] Ceteris paribus — при прочих равных условиях (лат.).
[25] Эпоним (греч. eponymos, от epi — после и onoma — имя) — у древних афинян так называли первого из 9 архонтов, именем которого обозначался год; 2) эпонимом называется также вообще всякий, кто дает чему–либо свое имя.
[26] …без рудников Лавриона не было бы аттического флота… — имеются в виду Лаврийские рудники, расположенные в юго–восточной Аттике. Представляли собой несколько тысяч вырубленных большей частью на глубину 25—55 м шахт и штолен. В 482 г. до н. э. по предложению Фемистокла средства, полученные от разработки этих рудников, были использованы для постройки боевых кораблей. Сам Вебер по этому поводу в своей «Истории хозяйства» пишет так: «Серебряные рудники Лавриона составляли собственность афинского государства. Оно сдавало их в аренду и делило прибыль между гражданами. Афинский флот, одержавший победу при Саламине, был создан на средства, образовавшиеся благодаря отказу граждан получать свою долю дохода в течение целого ряда лет» (См. «История хозяйства», стр. 175 во 2–м т. наст. изд.).
[27] Лукулл (Lucullus) Луций Лициний (ок. 117 — ок. 56 до н. э.) — римский полководец, сторонник Суллы; в 74 г. до н. э. — консул. В войне против Митридата VI, командуя римскими войсками в 74—66 гг. до н. э., добился значительных успехов. Славился богатством, роскошью и пирами («лукуллов пир»).
[28] Драхма (греч. схваченное рукой) — греческая весовая и денежная единица различного достоинства. Вначале употреблялась на Пелопонессе. Масса афинской серебрянной драхмы (= 6 оболов) составляла 4,36 г. Во времена Солона медимн (52,5 л) зерна стоил 1 драхму, бык — 5 драхм, при Перикле прожиточный минимум семьи составлял ⅓ драхмы в день.
[29] Аппиан (? — 70–е годы II в. н. э.) — историк Древнего Рима из Александрии, грек; автор «Римской истории» от основания Рима до начала II в. (на греческом языке); из 24 книг до нас дошли целиком 6—9 и 11—17, полностью утрачены 18—24.
[30] Катон (Cato) Старший — Марк Порций Цензорий (234—149 гг. до н. э.), прозванный Старшим — римский писатель, консервативный политический деятель, непримиримый враг Карфагена, противник греческого влияния в Риме, поборник староримских нравов. Приобрел известность благодаря своей деятельности на посту цензора в 184 г. до н. э. (отсюда прозвище Цензорий). Стремясь к возврату прежней строгости римских правил и обычаев, Катон очистил сенат и всадничество от недостойных, продажных членов, провел в жизнь закон о налоге на роскошь и намеревался тем самым укрепить и стабилизировать власть римского народа. Его экономическая политика была направлена главным образом на повышение рентабельности средних сельских рабовладельческих хозяйств типа вилл, совершенствование сельскохозяйственного труда, для чего им был на месте изучен соответствующий карфагенский метод и отдано распоряжение о переводе на латинский язык сельскохозяйственных трудов карфагенца Магона. В экономических взглядах Катона отразились укрепляющиеся товарно–денежные отношения в Риме, тенденция к росту торговли и ростовщического капитала, а также возникшая в хозяйственной сфере конкуренция. В области литературы Катону приписывается слава основоположника литературной прозы, но полностью сохранился лишь его трактат «О земледелии» («De agri cultura»).
[31] Демосфен — афинский оратор и политический деятель (384—322 гг. до н. э.), сын богатого оружейного мастера. Несмотря на физический недостаток, целеустремленно упражнялся в красноречии. Занимался адвокатской практикой, сочинял судебные речи, затем перешел к политике и стал идейным вождем в борьбе против Филиппа Македонского, в котором видел опаснейшего врага греческой свободы. В 330 г. до н. э. афиняне удостоили его почетного золотого венка за восстановление на свои средства афинских крепостных стен. В своей речи по случаю вручения ему венка Демосфен отстоял свои политические взгляды и вынудил оппонента (Эсхина, который обвинял Ктесифона, предлагавшего наградить Демосфена золотым венком, в нарушении законов) отправиться в ссылку. Несколькими годами спустя Демосфен был впутан в аферу с подкупом и вынужден был бежать из Афин (324 г.). После смерти Александра Македонского Демосфен был призван в Афины, но после очередного захвата города македонянами был осужден на смерть и принял яд, чтобы не попасть в руки преследователей (македонского царя Антипатера и его сторонников).
Эсхин (Aeschinus) (ок. 390—314 до н. э.) — афинский оратор и политический деятель, один из вождей олигархической промакедонской группировки, соперник и постоянный противник Демосфена. Потерпев поражение в деле о присуждении Демосфену золотого венка. Эсхин удалился на Родос, где основал школу красноречия.
[32] Peculium — пекулий (от лат. pecus — скот) — первоначально означал собственность сына или домашнего раба, состоящую из скота. В римском праве — часть имущества, которую глава семейства (pater familias) мог передать сыновьям или рабам в пользование (а не в собственность).
[33] …как у Плиния… — имеется в виду Плиний Младший (Plinius Junior, 61 или 62 гг. — ок. 114 г.), римский писатель, оратор, адвокат, общественный и государственный деятель, племянник и приемный сын Плиния Старшего. Из сочинений Плиния Младшего сохранились сборники писем («Epistulae») в 10 книгах и похвальная речь «Панегирик» императору Траяну. «Письма» рисуют Плиния как образованного, доброго человека, делами доказавшего свою человечность по отношению к рабам и вольноотпущенникам.
[34] Αποφορά, ή (apophora [orum]) (άποφορω) — ион. άποφορή — дань, подать; особый оброк, или подать, которую платили своим господам рабы, отпущенные на заработки; форма денежного или натурального обложения раба господином, пожаловавшим этому рабу определенную сумму денег (пекулий), для того, чтобы тот мог начать свое дело.
[35] Вольноотпущенники (лат. libertus, libertinus) — рабы, отпущенные на волю актом освобождения. В Греции было также распространено т. н. культовое освобождение, когда рабы посвящались богу и благодаря этому становились свободными, хотя и не гражданами (положение греческих вольноотпущенников было близко к положению метеков в Афинах). Кроме освобождения по воле господ, рабы, особенно в поздние времена, могли выкупить себя на свои сбережения. Греческие вольноотпущенники не получали гражданских прав. В Риме они могли подняться до высоких постов в государстве (особенно при Клавдии); сыновья вольноотпущенников во времена Империи могли стать всадниками и даже императорами (например Диоклетиан); но в основном они принадлежали к классу мелких производителей и были доверенными лицами своих патронов.
[36] Метеки (греч. переселенцы) — лично свободные люди, переселившиеся в какой–либо греческий полис и не имеющие в нем гражданских прав. За право на жительство, на занятие ремеслом или торговлей метеки обязаны были платить особый налог — метойкион. Среди метеков были богатые купцы и владельцы ремесленных мастерских.
[37] Revenue Laws — департамент государственных сборов в птолемеевском Египте; чиновники, собирающие государственные подати. Вебер использует здесь английский термин: revenue — годовой доход (особ, государственный), доходные статьи, департамент государственных сборов; laws — мн. ч. от law — закон; право; правило; судейское сословие.
[38] Пунические войны — общее обозначение трех войн Рима против карфагенян (пунийцев). К III в. до н. э., когда Карфаген превратился в сильнейшую торговую и морскую державу Западного Средиземноморья, а Рим стал владыкой всей Италии, их стремления к господству столкнулись. В 1–й Пунической войне (264—241 гг. до н. э.) Карфаген потерял все владения в Сицилии и Сардинии и должен был заплатить крупную контрибуцию. Гасдрубал в 226 г. до н. э. основал Новый Карфаген и заключил с Римом так называемый Эбрский договор, согласно которому река Эбро (Ибер) была признана границей между областями, тяготеющими к Риму, и областями, тяготеющими к Карфагену. После того, как Карфаген в 218 г. до н. э. разрушил союзный Риму Сагунт, Рим объявил Карфагену войну. Началась 2–я Пуническая война, в ходе которой (218— 201 гг. до н. э.) Ганнибал в 218—216 гг. до н. э. чуть не завоевал Италию, но после потери Капуи, Сиракуз и Тарента в Испании вынужден был вернуться в Африку, где потерпел в 202 г. до н. э. от Сципиона поражение в битве при Заме. Карфаген лишился всех своих внеафриканских владений и роли великой державы. Однако при помощи реформ (переход к рабскому интенсивному плантаторскому хозяйству) он смог относительно быстро преодолеть последствия поражения и снова достиг экономической мощи. В Риме решили навеки уничтожить Карфаген как своего конкурента. Поэтому в 3–й Пунической войне (149—146 гг. до н. э.) он был разрушен, а его жители превращены в рабов. Город и страна стали составной частью Римского государства (часть территории Карфагена была превращена в римскую провинцию Африка, часть передана Нумидии).
[39] Гракх Тиберий: (Tiberius Gracchus) (162—133 до н. э.), римский народный трибун 133 г. до н. э. Происходил из знатного плебейского рода. Пытался проведением демократической земельной реформы приостановить разорение крестьянства. Вокруг реформы разразилась ожесточенная борьба, поскольку ее реализация сильно ударяла по интересам многих оптиматов и поэтому встретила сильное противодействие со стороны сената. В результате закон все–таки удалось принять, но ценой смещения (всенародным голосованием) второго трибуна Октавия, наложившего на закон Гракха вето. Недовольство знати было столь сильным, что во время выборов трибунов на следующий год (134 г. до н. э.), ею были организованы крупные беспорядки, в результате которых Тиберий Гракх был убит.
[40] Нерон (Nero) (37—68) — римский император, последний из династии Юлиев–Клавдиев. При рождении получил имя Луций Домиций Агенобарб. Был усыновлен императором Клавдием, получил имя Нерон Клавдий Друз Германик Цезарь и женился на дочери Клавдия Октавии. После отравления Клавдия Агриппиной был возведен преторианцами на престол (в 54 г.). Согласно источникам — жестокий, самовлюбленный, развратный. В 59 г. убил свою мать Агриппину, а в 62 г. — жену Октавию; по его приказу покончили с собой его учитель Сенека, а также Лукан и Петроний. Репрессиями и конфискациями восстановил против себя разные слои римского общества. В 64 г. после страшного пожара, уничтожившего ⅔ города Рима, Нерон, чтобы отвести от себя подозрения в поджоге, обвинил в нем евреев и христиан (первое гонение христиан). С этого же года он стал выступать как актер, певец и возница на арене цирка. Свергнутый Гальбой, 9 июня 68 г. Нерон покончил с собой, а Гальба провозгласил себя императором.
[41] Чинш (полъск. czynsz) — в феодальной Европе — регулярный фиксированный оброк продуктами или деньгами, который платился сеньору.
[42] Антреприза (франц. entreprise) — частное зрелищное предприятие.
[43] Munera — дарение; дары; приносящий дары (лат.). В Древнем Риме мунера — государственно–денежная повинность богатых граждан; соответствует литургии (см. выше, прим. 11).
[44] Мытарь (от «мытить» — отдавать, брать или снимать внаем; нанимать и отдавать внаем; брать из оброка) — оборотистый человек, кулак, барышник, перекупщик (в настоящее время с негативным оттенком — плутоватый, корыстный, хотя и не мелочный, человек); в Евангелиях мытарями называются сборщики податей.
[45] Киники (лат. cynici) — наиболее значительная сократическая школа древнегреческой философии. Получила свое имя либо от Киносарга — гимнасия, в котором со своими учениками занимался основатель кинизма Антисфен, либо от слова «kyon» (собака), поскольку Антисфен считал, что жить следует «подобно собаке». Главные представители кинической школы — Антисфен и Диоген Синопский.
[46] Волость — (έξσυσια (супр.) — область, территория; государство; τυρανυις — власть) — власть; часть земли, государства во владении одного лица; княжеский удел; бытовая единица сельского населения. Волость состоит из нескольких населенных пунктов, владеющих общей землей и выбирающих на сходах старост и других представителей власти. (В древнерусском праве — территория, находящаяся под одной властью; в этом смысле волостью назывались княжества и подвластные им земли; позднее — полусамостоятельный удел; сельская территория, подчиненная городу. В московский период волость имеет 2 значения: крестьянской общины и административного округа. С конца XIV в. — часть уезда. С 1861 г. — единица сословного крестьянского управления.)
[47] Аркадия — горная область в центральной части Пелопонесса, жители которой занимались скотоводством (воспетые поэтами «аркадские пастухи»). В конце II тысячелетия до н. э. «ахейских» аркадян вытеснили в Аркадию дорийцы. Около 550 г. до н. э. Аркадия попала под спартанскую гегемонию. После поражения при Левктре в 371 г. до н. э. был образован союз городов, в который вошли, помимо прочих, Мегалополь, Мантинея, Тегея и Орхомен. С 250 г. до н. э. аркадские города принадлежали к Ахейскому союзу. С 146 г. до н. э. Аркадия отошла к Риму.
Самниум (Самний) — в древней Италии область Аппенин между Апулией, Луканией, Кампанией, Лацием.
Самниты — италийские племена Средней Италии, не составлявшие прочного политического единства; населяли центральную и южную часть Аппенин; в результате Самнитских войн к началу III в. до н. э. были покорены римлянами. Рим заложил в Самнии многочисленные колонии и конфисковал ббльшую часть плодородных земель. В 88 г. до н. э. самниты, как и все прочие италики, получили права римского гражданства.
Самнитские войны (в общей сложности 3 войны: с 343 до 290 гг. до н. э.) — между Римом и союзом италийских племен во главе с самнитами; велись за господство в Центральной Италии. В результате войн союз был распущен, а италийские племена подчинены Риму.
Персида (Парса) — историческая область в Иране; называлась так до арабского завоевания VII в. С VII в. и до настоящего времени носит название Фарс. В средние века — ядро ряда феодальных государств.
[48] Фратрия — phratria (греч. — братство) — в родовом обществе союз нескольких родов, позднее в греческих полисах — гражданское объединение с единым культом и общим владением. Несколько фратрий составляли филу. В Афинах в древнейшее время существовало 12 фратрий примерно по 30 родов в каждой. Первоначально права гражданина определялись членством в какой–либо фратрии. После реформ Клисфена в конце VI в. до н. э. за фратриями сохранилось лишь религиозное значение.
Фила — φυλαι (греч.) — в Древней Греции при первобытно–общинном строе — племя, состоявшее из 3 фратрий, которые в свою очередь делились на отдельные роды; при рабовладельческом строе фила — территориальный округ, основное подразделение гражданского коллектива в древнегреческом полисе; по своему происхождению она восходит к родовому обществу. Фила состояла из нескольких фратрий, образовывала культовое сообщество со своими собственными жрецами, в периоды войны представляла собой воинское подразделение. Число фратрий было различным, в Ионии чаще всего их было 4, в дорийской области — 3. Клисфен заимствовал слово «фила» для территориального деления Аттики и создал в 508—507 гг. до н. э. 10 новых фил, как административных единиц, причем старым филам, в которых власть находилась в руках родовой знати, он также оставил только религиозные функции. Эти новые филы распадались в свою очередь на три триттии (побережье, город и горы) и многочисленные демы. Каждая фила посылала в совет 50 членов, пританов, занимавшихся ведением дел в совете на протяжении 710 части года.
Курия — curia (лат.) — 1) объединение мужчин–воинов в Древнем Риме; 2) совокупность 10 патрицианских родов в Древнем Риме (10 курий составляли трибу), а также здание, в котором собирался сенат в Древнем Риме; 3) провинциальный городской совет в Римской империи; 4) в Западной Европе в средние века — совет сеньора с его вассалами (королевская курия — собрание крупных феодалов, созывавшееся королем).
Триба — tribus (от лат. tres — три) — первоначально — каждое из 3 подразделений, на которые делилось население Рима по происхождению: Ramnes (Рамны — римляне), Titles (Тации — сабиняне) и Luceres (Луцеры — альбанцы или этруски). Позже трибы стали образовываться по территориальному признаку (4 городские и 16 провинциальных). Еще позднее Сервий Туллий разделил территорию Рима уже на 35 административных округов: 4 городские трибы (tribus urbanae) и 31 сельская (tribus rusticae).
[49] Давид — царь Израильско–Иудейского государства в конце XI в. — около 950 г. до н. э. Провозглашенный царем Иудеи после гибели Саула,
Давид присоединил к ней территорию израильских племен и создал государство со столицей в Иерусалиме. По библейской легенде юноша Давид победил великана Голиафа. (См. выше, прим. 111 к Части 1).
Основатель Рима — имеется в виду первый римский царь Ромул (Romulos), который, согласно легенде, со своим братом–близнецом Ремом (оба они, согласно той же легенде, — сыновья Реи Сильвии, дочери царя Нумитора из Альбалонги, и бога Марса — были вскормлены волчицей и воспитаны пастухом) в 753 г. до н. э. основал на реке Тибр город Рим. Убив брата, Ромул населил Рим бесприютными беглецами, дал им в жены сабинянок и установил гражданское и военное устройство.
[50] Акрополь (akröpolis) — возвышенная и укрепленная часть древнегреческого города, так называемый верхний город; крепость (убежище на случай войны). Наиболее известен акрополь в Афинах.
[51] Primus inter pares — первый среди равных (лат.).
[52] Клиентела (лат. clientela, от cliens букв. послушный) — форма социальной зависимости, характерная для ранней стадии рабовладельческого строя в Италии (VI–III вв. до н. э.). Выражалась в персональном или коллективном подчинении клиентов главе рода или большой семьи, которому клиент был обязан прежде всего сельскохозяйственными повинностями с надельной земли и военной службой. Клиентами становились либо чужеродные, а позднее иноплеменники, попавшие в зависимость в результате завоевания, либо младшие сородичи. У знаменитых римских полководцев в клиентелах пребывали целые завоеванные ими народы.
Клиенты — (лат. ед. ч. cliens) — в Древнем Риме отдельные лица или целые общины, отдававшиеся под покровительство патрона; они получали его родовое имя и земельные наделы, неся сельскохозяйственные и военные повинности в его пользу. Происхождение класса спорно: это либо получившие свободу рабы, либо добровольно ушедшие в зависимость свободные жители Лациума. Не следует путать клиентов с плебеями.
[53] Ассур (Ашшур) — город (с IV тысячелетия до н. э. до 614 г. до н. э.) в Ассирии; с середины II тысячелетия до н. э. — столица Ассирии; ныне это руины Калъат–Шаргат в Ираке (укрепления, храмы, зиккураты, жилые и торговые кварталы, библиотека клинописных текстов).
[54] Нибелунги (Nibelunge, по–сканд. Niflungar) — бургундское родовое имя. Бургунды — восточно–германское племя, древнейшие поселения которого находились в районе устья реки Одер. Оттуда они переселились в долину реки Майн. В IV в. бургунды потеснили алеманнов и в 407 г. переправились через Рейн. В 413 г. они получили от императора Гонория приграничные области Галлии (в районе Вормса и Майнца) и осели там после сокрушительного поражения, нанесенного в 437 г. бургундскому королю Гундиоху Аэцием и гуннами в Сапавдии (Савойе) в районе Женевы (эти события нашли свое отражение в сказаниях о Нибелунгах: наиболее распространенный мотив в «Песни о Нибелунгах» — история отношений Зигфрида с бургундскими королями, включая его убийство, и история гибели бургундов). Легендарные сокровища нибелунгов, их заколдованный золотой клад как раз и представляли собой «сокровищницу», эту непременную опору всех первобытных «царей»…». В немецкой «Песни о нибелунгах» нибелунгами названы первоначальные обладатели клада (которым затем завладел Зигфрид) — король «страны нибелунгов», его сыновья Шильбунк и Нибелунг и их дружинники — сказочные существа (великаны или люди огромного роста и необычайной силы), а также бургундские короли Гибихунги (Гунтер и его братья) — после перехода в их руки клада.
[55] Второзаконие — пятая книга Пятикнижия.
Пятикнижие — первые 5 книг Ветхого Завета, приписываемых Моисею: Бытие Исход, Левит, Числа, Второзаконие. Основная часть Пятикнижия создана в IX–VII вв. до н. э., но основную редакцию его относят к V в. до н. э.
« 15…То поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой; из среды братьев твоих поставь над собою царя: не можешь поставить над собою царем иноземца, который не брат тебе. Только чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет для умножения себе коней; ибо Господь сказал вам: «не возвращайтесь более путем сим»; 17 И чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно…» (Второзаконие; 17,15—17).
[56] Иосиф — в библейской мифологии самый любимый из 12 сыновей Иакова и Рахили; был продан братьями в рабство; после долгих злоключений стал править Египтом в качестве первого сановника (наместника фараона).
…легенда об Иосифе… — Семь плодородных лет в Египте сменились семью годами голода. «56 …Отворил Иосиф все житницы и стал продавать [накопленный в системе государственных магазинов] хлеб Египтянам…» (Бытие, 41, 56) «14 …Иосиф собрал все серебро, какое было в земле Египетской и в земле Ханаанской, за хлеб, который покупали, и внес Иосиф серебро в дом фараона. 15 И серебро истощилось в земле Египетской и в земле Ханаанской. Все Египтяне пришли к Иосифу и говорили: дай нам хлеба; зачем нам умирать пред тобою, потому что серебро вышло у нас? 16 Иосиф сказал: пригоняйте скот ваш, и я буду давать вам за скот ваш, если серебро вышло у вас. 17 И пригоняли они к Иосифу скот свой; и давал им Иосиф хлеб за лошадей, и за стада мелкого скота, и за стада крупного скота, и за ослов; и снабжал их хлебом в тот год за весь скот их.
И прошел этот год; и пришли к нему на другой год, и сказали ему: не скроем от господина нашего, что серебро истощилось и стада скота нашего у господина нашего; ничего не осталось у нас пред господином нашим, кроме тел наших и земель наших. 19 Для чего нам погибать в глазах твоих, и нам и землям нашим? купи нас и земли наши за хлеб; и мы с землями нашими будем рабами фараону а ты дай нам семян, чтобы нам быть живыми и не умереть, и чтобы не опустела земля. 20 И купил Иосиф всю землю Египетскую для фараона, потому что продали Египтяне каждый свое поле; ибо голод одолевал их. И досталась земля фараону. 21 И народ сделал он рабами от одного конца Египта до другого. 22 Только земли жрецов не купил, ибо жрецам от фараона положен был участок, и они питались своим участком, который дал им фараон; посему и не продали земли своей. 23 И сказал Иосиф народу: вот, я купил теперь для фараона вас и землю вашу; вот вам семена, и засевайте земою. 24 Когда будет жатва, давайте пятую часть фараону; а четыре части останутся вам на засеяние полей, на пропитание вам, и тем, кто в домах ваших, и на пропитание детям вашим. 26 Они сказали: ты спас нам жизнь; да обретем милость в очах господина нашего, и да будем рабами фараону. И поставил Иосиф в закон земле Египетской, даже до сего дня: пятую часть давать фараону, исключая только землю жрецов, которая не принадлежала фараону.» (Бытие; 47 14—26).
[57] Патримониальный (лат. patrimonialis) — наследственный, родовой.
Патримоний, патримониум (лат. Patrimonium) — наследственное, родовое имущество, состояние; наследственное имение, вотчина; наследство, наследие.
[58] Гоплит (гр. hoplites) — тяжеловооруженный пехотинец в полисном ополчении Древней Греции в VI–IV вв. до н. э. В отличие от бойцов–одиночек гомеровского времени гоплиты сражались в сомкнутых фалангах, ставших в Спарте и Афинах примерно с VII в. до н. э. решающей системой организации вооруженных сил. Гоплитом мог стать человек, обладающий гражданскими правами и средствами для обеспечения собственного снаряжения (гоплиты носили большой щит, шлем и панцирь, а также поножи; его главным оружием были копье и меч).
[59] Фидеикомисс (лат. fideicommissum — поручение по вере) — управление имуществом по завещательному отказу, содержащему распоряжение о передаче имущества или его части другому лицу: в римском частном праве — неформальное поручение наследователя наследнику о выдаче третьему лицу из наследства определенного имущества, а также само имущество (в Германии в Новое время — родовое имущество, отчуждавшееся и передававшееся по наследству в особом порядке). (Фидеикомиссами называли неформальные легаты, заключавшие в себе просьбу (умирающего), устную или письменную, дать или сделать что–либо для другого лица, в завещании не упомянутого, под честное слово.).
[60] Сервитут (лат. servitus [servitutis] — обязанность, обязательство, повинность, рабство) — юр. признанное в законодательстве ряда государств право пользования чужим имуществом в определенных пределах (например, право прохода, проезда через соседний участок земли) или право на ограничение собственника в определенном отношении (например, запрещение прорубать из дома окно в чужой двор и т. д.); первоначально возник путем превращения в определенного рода повинности старых общинных прав.
[61] Иммунитет (лат. immunitas (immunitatis) — освобождение от чего–либо) — юр. исключительное право не подчиняться некоторым общим законам,, предоставленное лицам, занимающим особое положение в государстве. В феодальном праве Западной Европы — совокупность прав феодала осуществлять в своих владениях некоторые государственные функции (суд, сбор налогов и др.) без вмешательства центральной власти.
[62] Этоляне (этолийцы) — жители Этолии — гористой местности в центральной части Древней Греции, занимавшиеся охотой и скотоводством (коневодством). Политическую роль этолийские племена стали играть в период правления Александра Македонского и во времена войн диадохов. В 370 г. до н. э. они основали Этолийский союз, к которому примкнули локряне и аркадяне; он представлял в центральной части Греции политический противовес Македонии.
[63] Кельты (галлы) — древние индоевропейские племена, обитавшие во 2–й половине I тысячелетия до н. э. на территории современных Франции, Бельгии, Швейцарии, южной части Германии, Австрии, северной Италии, северной и западной Испании, Британских островов, Чехии, частично Венгрии и Болгарии. Наиболее значительные племенные группы: бойи, гельветы, белги, секваны, эдуи и др. К середине I в. до н. э. были покорены римлянами.
[64] Аттическая демократия времен гегемонии — имеется в виду период в истории Афин с 479 по 431 гг. до н. э. (так называемое пятидесятилетие), когда Афины и вся Аттика переживали наивысший политический и культурный расцвет и превратились в центр культурной жизни всей Греции. В этот период у власти в Афинах находилась демократическая группировка с выдающимся лидером Периклом. Политическими и военными гегемонами Греции этого периода были Афины и Спарта.