Книга XI

Глава 1

О происхождении названия италийской земли; о том штрафе, который называют максимальным и смысле этого термина; а также о законе Атерния и о том, в каких терминах в древности обыкновенно назначался минимальный штраф
(1) Тимей[1] в своей "Истории", которую он составил по-гречески о делах римского народа,[2] и Марк Варрон[3] в "Делах человеческих" писали, что италийская земля получила свое наименование от одного греческого слова, поскольку быки, каковых в Италии было множество и для прокорма которых существовали многочисленные пастбища, по-древнегречески назывались ι̉ταλοί.[4]
(2) Мы же можем предположить, что по той же самой причине, а именно поскольку Италия была тогда весьма богата крупным рогатым скотом, штраф, который назывался multa suprema (максимальный), был установлен в размере двух овец или тридцати быков единовременно[5] вследствие обилия быков и нехватки овец. При этом, когда магистраты налагали такого рода штраф, требовавший уплаты крупным и мелким скотом, иногда для уплаты пригонялись быки и овцы малой ценности, иногда - большой. Это делало штраф не всегда одинаковым. Вот почему затем по закону Атерния[6] была установлена стоимость одной овцы в 10 ассов, а одного быка - в 100 ассов.
(3) Что касается минимального штрафа (multa minima), то он равен одной овце. Максимальный штраф заключается в том количестве [животных], которое мы назвали. Налагать больший единовременный штраф закон не позволяет, поэтому данный штраф называется максимальным и является наибольшим.
(4) Потому и теперь, когда магистраты римского народа назначают по обычаю предков минимальный или максимальный штраф, обыкновенно соблюдается правило использовать слово "бараны", а не "овцы".[7] Итак, Марк Варрон воспроизводит слова, которыми определяется минимальный штраф, следующим образом: "Ввиду того что Марк Теренций был вызван в суд, но не ответил и не попросил прощения, я назначаю ему штраф в одного барана".[8] Штраф, о назначении которого было объявлено иным образом, считался незаконным.
(5) Что же касается самого слова multa (штраф), то Марк Варрон в двадцать первой книге "Дел человеческих" говорит, что оно не латинское, а сабинское.[9] Он также отмечает, что это слово сохранилось до его времени в языке самнитов, которые произошли от сабинов. Но большинство современных грамматиков утверждает, что оно, как и некоторые другие, употребляется κατὰ α̉ντίφρασιν (по антифразе).[10] (6) Ввиду того что обычай и привычка языка таковы, что мы и теперь говорим multam dixit ("он назначил штраф") и multa dicta est ("штраф был назначен"), как это делало большинство древних, я подумал, будет кстати отметить, что Марк Катон[11] говорил иначе. Ибо в четвертой книге "Начал" у него есть такие слова: "Наш император устанавливает штраф (multam facit) тому, кто вышел сражаться вне строя". (7) Впрочем, может показаться, что он изменил слово вследствие намеренной утонченности,[12] поскольку штраф был установлен в военном лагере и в войске, а не провозглашался в комициях, перед народом.

Глава 2

О том, что слово "утонченность" (elegantia) употреблялось древними авторами применительно не к особо тонкой натуре, но к чрезмерно изысканному одеянию и образу жизни, что воспринималось с осуждением
(1) [В древности] человека не называли "утонченным" (elegans), желая похвалить, но почти до времени Марка Катона это слово служило для обозначения недостатка, а не того, что заслуживает одобрения.[13] (2) Ведь как и в некоторых других сочинениях такое [словоупотребление] можно наблюдать в книге Марка Катона, озаглавленной "Поэма о нравах".[14] Вот фраза из этой книги: "Они полагали, что алчность содержит в себе все пороки; тот, кто считался расточительным (sumtuosus), страстным (cupidus), утонченным (elegans), порочным (vitiosus), никчемным (irritus), удостаивался похвалы".[15] (3) Из этих слов видно, что "утонченный" (elegans) говорили в древности не в применении к утонченной натуре, но о том, кто был излишне привержен обеденному ложу и приятностям жизни.
(4) Затем [слово] "утонченный" (elegans) перестало употребляться с осуждением, но с похвалой произносилось оно лишь тогда, когда утонченность того, о ком говорят, была весьма умеренной. Так, Марк Туллий похвалил Луция Красса и Квинта Сцеволу[16] не за чистую утонченность, но за такую, к которой примешивается бережливость. "Красс, - сказал он, - был самым бережливым из утонченных; Сцевола - самым утонченным из бережливых".[17]
(5) Мы припомнили, кроме того, из той же книги Катона и следующие слова, взятые из разных ее мест отрывочно. "Он говорит, что был обычай одеваться на форум с достоинством, а дома - носить то, что удобно. Лошадей покупали по более высокой цене, чем поваров. Поэтическое искусство было не в почете. Того, кто усердно занимался им или предавался пирам, называли гулякой (crassator)".[18] (6) Вот еще одно высказывание из той же книги, исполненное прекрасной истины: "Ведь жизнь человеческая почти как железо: если ты заставляешь его работать, оно изнашивается, если не заставляешь - его уничтожает ржавчина. Точно так же мы видим, как люди изнашиваются от труда; если же ни в чем не упражняться, то лень и вялость приносят больше вреда, чем труд".[19]

Глава 3

Сколь различны значения предлога "рrо"; и здесь же о примерах его разнообразного [употребления]
(1) Когда случается отдых от судейства[20] и прочих дел, и ради укрепления тела я прогуливаюсь пешком или в повозке, то иногда подвергаю рассмотрению сам для себя некоторые малозначительные подробности, которые как мелочи презирает человек недостаточно образованный. Однако же для углубленного изучения текстов древних писателей и знания латинского языка такие мелочи являются особенно необходимыми. Так, гуляя однажды вечером в одиночестве в Пренестинской расселине,[21] я размышлял о том, сколь велико и значительно в латинском языке разнообразие предлогов. Таков и предлог pro.[22] (2) Ведь я обратил внимание на то, что, с одной стороны, говорят: "Понтифики приняли решение от имени коллегии (pro collegio)", а с другой: "Некто, вызванный свидетельствовать в суд, выступил в качестве свидетеля (pro testimonio)". Иначе пишет Катон в четвертой книге "Начал": "Сражение началось и было выиграно перед лагерем (pro castris)",[23] - и у него же в пятой [книге]: "Все города и острова располагались до иллирийской территории (pro agro Illyrico)".[24] Еще говорят: "перед храмом Кастора" (pro aede Castoris), - а также: "перед Рострами" (pro rostris) и "перед трибуналом" (pro tribunali), и еще: "перед собранием" (pro contione), и еще: "Народный трибун подал протест в силу своих полномочий (pro potestate)". (3) Все же, я думаю, заблуждается тот, кто рассматривает все эти выражения как полностью синонимичные и равнозначные по смыслу или же как совершенно противоположные. Я полагаю, что это разнообразие имеет один и тот же источник и происхождение, но не один и тот же результат. (4) Это, конечно, легко поймет тот, кто проявляет усердие в своих занятиях и постоянно обращается к древним текстам.

Глава 4

Каким образом Квинт Энний попытался перевести стихи Еврипида
(1) У Еврипида[25] в "Гекубе" есть блистательные по мысли и краткости выражения стихи. (2) Гекуба говорит Улиссу:

Пусть дурно скажешь, но твое достоинство
Одержит верх; ведь слово из безвестных (ε̉κ α̉δοξούντων)
уст -
Не то, что из почтенных (δοκούντων), и в цене другой.[26]

(3) Энний,[27] который перевел эту трагедию Еврипида [на латинский], не без успеха предложил свой вариант приведенных выше стихов. Вот те же стихи Энния:

Ты ведь даже молвив кривду, убедишь собрание:
Ведь богатый (opulenti) и незнатный (ignobiles)
только кажутся равны -
Говорят они одно, а слышат их по-разному.[28]

(4) Я уже сказал, что [стихи] Энния хороши, но все же "незнатные" (ignobiles) и "богатые" (opulenti) вместо "безвестные" (α̉δοξούντων) и "известные" (δουκούντων), пожалуй, не соответствуют смыслу [исходного] выражения, ибо вовсе не обязательно все незнатные являются безвестными (α̉δοξου̃σι), <а все богатые обладают хорошей репутацией (ευ̉δοξου̃σι)>.[29]

Глава 5

Краткие заметки о философах-пирроновцах и академиках, а также о разнице между ними
(1) Те, кого мы называем пирроновцами,[30] по-гречески называются "скептиками" (σκεπτικοί), (2) что примерно означает "исследователи" и "наблюдатели". (3) Ибо они не приходят ни к какому [окончательному] решению и ничего не утверждают, но всегда в поиске и исследовании, что есть во всех явлениях такого, относительно чего можно принимать решения и утверждать. (4) Они полагают, что не могут ничего видеть и слышать непосредственно, но подвергаются [такому] воздействию, словно видят и слышат. При этом они не спешат в суждении относительно того, какого рода то самое, что оказало на них такое воздействие, и утверждают, будто истинность и подлинность всех вещей кажется настолько неразличимой по причине смешения признаков верного и ложного начала, что всякий разумный человек, нерасточительный в своем суждении, должен усвоить следующие слова, которыми, как они говорят, воспользовался Пиррон, основатель этой философии: "[Всякая вещь] есть "это" не в большей степени, чем "то", или не то и не другое" (ου̉ μα̃λλον ου̉τως 'έχει τόδε 'ή ε̉κείνως 'ή ου̉δετέρως). Поэтому они отрицают возможность воспринять и постичь подлинные отличительные черты и особенности каждого предмета и стараются доказать и продемонстрировать это множеством способов. (5) На эту тему Фаворин сочинил десять книг, которые он называет "Пирроновы положения".[31] Книги отличаются весьма остроумным и тонким стилем подачи материала. (6) Впрочем, вопрос этот стар: на эту тему писали очень многие греческие авторы [стремясь выяснить], что и насколько отличает философов-пирроновцев от академиков.[32] Дело в том, что и те и другие называются скептиками (σκεπτικοί), эфектиками (ε̉φεκτικοί) и апоретиками (α̉πορητικοί),[33] ибо и те и другие ничего не утверждают и полагают, что ничего нельзя постичь. Однако, по их мнению, из всех явлений формируются образы, которые они называют φαντασίας (видения, явления). Образы эти являются не отражением самой природы вещей, но реакцией души и тела тех, до кого эти образы доходят. (7) Таким образом, абсолютно все объекты, которые воздействуют на чувства человека, они называют τω̃ν πρός τι (из числа имеющих к чему-либо отношение). Это выражение означает, что нет ничего, состоящего [только] из самого себя, и ничто не имеет собственной силы и природы, но абсолютно все с чем-то связано и кажется таким, каков его образ, пока воспринимается, и [таким], каким [этот образ] создается в наших чувствах, куда он поступает, а не тем, чем является само по себе то, откуда [образ] изошел. (8) Несмотря на то что это весьма сходным образом излагают как пирроновцы, так и академики, считается, что они все же расходятся между собой в некоторых вопросах, в особенности же в следующем: академики по меньшей мере понимают, что ничто не может быть воспринято, и полагают, что ни о чем нельзя вынести суждение. Пирроновцы же говорят, что даже это [высказывание] не может считаться истинным, ибо ничто не может быть таковым.

Глава 6

[О том], что женщины в Риме не клянутся именем Геркулеса, а мужчины - именем Кастора
(1) В древних текстах женщины не клянутся именем Геркулеса, а мужчины - именем Кастора. (2) Причина, по которой женщины не клянутся Геркулесом, вполне ясна: дело в том, что они не принимают участия в жертвоприношениях Геркулесу. (3) Но почему мужчины не прибегают в клятвах к имени Кастора - сказать нелегко. Невозможно найти письменные свидетельства, по крайней мере у авторов, заслуживающих доверия, ни того, чтобы женщина говорила "клянусь Геркулесом" (mehercule), ни того, чтобы мужчина говорил "клянусь Кастором" (mecastor); (4) что же касается [слова] edepol, [обозначающего] клятву Поллуксом, то оно является общим и для мужчин, и для женщин. (5) Впрочем, Марк Варрон[34] решительно утверждает, что в древнейшие [времена] мужи не имели обыкновения клясться ни Кастором, ни Поллуксом, но клятва эта была в обиходе только у женщин, которые восприняли ее из Элевсинских мистерий. (6) Однако постепенно, ввиду незнания [традиций] древности, мужчины начали говорить edepol (клянусь Поллуксом), и привычка клясться таким образом стала обычаем; при этом невозможно найти в каком-нибудь древнем тексте указание на то, чтобы мужчина выразился mecastor (клянусь Кастором).

Глава 7

[О том], что следует как можно реже использовать очень древние и вышедшие из употребления слова
(1) Одинаковой ошибкой представляется употребление слов как сильно устаревших и избитых,[35] так и неприятно поражающих своей новизной. Тем не менее я думаю, что хуже и предосудительнее употреблять новые, неизвестные, ранее не слышанные слова, чем общеупотребительные и грубые.
(2) Вместе с тем я замечаю, что кажутся неслыханными новшествами даже древние слова, если они вышли из употребления и основательно забыты. (3) Это весьма обычный недостаток позднего образования, который греки называют ο̉ψιμαθία:[36] тому, что ты [раньше] никогда не изучал, долгое время игнорировал и, наконец, в какой-то степени постиг, ты придаешь большое значение и готов говорить об этом с кем угодно. Так, в Риме, в нашем присутствии, пожилой человек, достигший известности в судебных делах, но чьи знания были поверхностны и беспорядочны, произнося речь перед префектом города и желая сказать, что некий человек жил бедно, ел хлеб с отрубями и пил прокисшее, дурно пахнущее вино, изрек: "Этот римский всадник ел мякину (apluda)[37] и пил винный осадок (flocces)". (4) Все присутствовавшие сначала с недоумением посмотрели друг на друга, [не понимая], каково значение этих двух слов, а потом рассмеялись, словно он сказал по-этрусски или по-галльски. (5) Ведь он прочитал, что когда-то раньше земледельцы называли [словом] apluda хлебные отруби, и это слово использовал в одной комедии Плавт, если, конечно, комедия под названием "Астраба" принадлежит ему.[38] (6) Точно так же он слышал, что в древнем языке слово flocces обозначает винный осадок (faex) после отжима, подобно масляному отстою (fraces) из олив. Прочитав об этом у Цецилия[39] в "Полуменах", он сохранил [в памяти] эти два слова для украшения [своей] речи.
(7) Другой человек, лишенный вкуса[40] и слабо знакомый с подобной литературой, в ситуации, когда противник[41] заявил о необходимости переноса рассмотрения дела, сказал: "Претор, прошу, помоги, приди на помощь. До каких же пор этот бовинатор (bovinator)[42] будет нас задерживать?"
Он три или четыре раза громким голосом воскликнул: "[Этот человек] бовинатор (bovinator)!" (8) Большинство присутствовавших стали перешептываться, придя в изумление от необычного слова. (9) Однако он, ликуя и размахивая руками, сказал: "Ведь вы не читали Луцилия,[43] который называет любителя уловок (tergiversator) bovinator". И действительно, в одиннадцатой книге Луцилия есть такой стих:

Если он создает трудности и прибегает
к уловкам (bovinatorque), нечестный,
с наглым лицом.[44]

Глава 8

Что думал и говорил Марк Катон об Альбине, который, будучи римлянином, написал римскую историю на греческом языке, попросив прощения за плохое его знание
(1) Справедливо и весьма изящно, как говорят, осудил Марк Катон Авла Альбина.[45] (2) Альбин, который был консулом вместе с Лицинием Лукуллом,[46] изложил по-гречески историю римского народа. (3) Начинается его сочинение примерно так: никто не должен на него сердиться, если что-либо в его книгах будет изложено не очень складно или недостаточно изящно, ведь, как он пишет, "я римлянин родом из Лация, греческий язык нам в высшей степени чужд"; поэтому он извиняется и просит о снисхождении при строгой оценке [своего труда], если что-либо окажется ошибочным. (4) Прочтя это, Марк Катон произнес: "Ты поистине большой пустомеля, Авл, раз предпочел скорее извиняться за ошибку, чем попытаться ее избежать. Ибо мы обыкновенно просим о снисхождении либо когда сами по неосторожности допускаем ошибку, либо тогда, когда дурно поступаем по принуждению. Но я спрашиваю, кто же заставил тебя поступить таким образом: просить прощения, прежде чем ты [что-либо] сделал"? (5) Это описано в сочинении Корнелия Непота "О знаменитых людях", в двенадцатой книге.[47]

Глава 9

История о послах Милета и ораторе Демосфене, найденная в книгах Критолая
(1) Критолай[48] написал, что послы Милета приехали по государственным делам в Афины, вероятнее всего, с просьбой о помощи. Здесь они по собственному усмотрению назначили тех, кто должен был говорить в их защиту. Последние, как было поручено, выступили с речью перед народом в защиту милетян. Демосфен же[49] в ответ на требования милетян весьма энергично доказывал, что и милетяне недостойны помощи, и [просьба их] противоречит интересам [Афинского] государства. Слушание дела было перенесено на следующий день. Тогда послы пришли к Демосфену и стали усердно просить, чтобы он не выступал против них. Он потребовал денег и получил столько, сколько просил. На следующий день, когда дело стали рассматривать вновь, Демосфен, плотно обмотав шею и затылок шерстью, вышел к народу и заявил, что болен лихорадкой и поэтому не в состоянии выступить против милетян. Тогда один из толпы воскликнул, что Демосфен страдает не простой, а "золотой" лихорадкой.[50]
(2) Впрочем, даже сам Демосфен, как передает тот же Критолай, не делал из этого тайны, а, напротив, причислял к своим заслугам. Ибо когда однажды он спросил драматического актера Аристодема,[51] какую плату тот получает за игру и когда Аристодем ответил: "Один талант", Демосфен [в свою очередь] сказал: "А я получил больше за молчание".[52]

Глава 10

О том, что Гай Гракх в одной из своих речей связывает представленную выше историю с оратором Демадом, а не с Демосфеном; а также слова самого Гая Гракха
(1) То, что, как мы сказали в предыдущей главе, было написано Критолаем по поводу Демосфена, Гай Гракх[53] в той своей речи, где он выступал против закона Ауфея,[54] отнес к Демаду[55] в следующих словах: (2) "Даже если вы, квириты, призовете на помощь всю свою рассудительность и порядочность, вы все равно не найдете среди нас никого, кто вышел бы на эту трибуну бескорыстно. Все мы, произносящие здесь речи, к чему-либо стремимся, и каждый, кто выступает перед вами, делает это лишь ради того, чтобы достичь выгоды, и ни для чего другого. (3) Я сам убеждаю вас увеличить пошлины с целью облегчения управления своими интересами и государственными делами. Я выступаю не задаром, но, по правде говоря, я хочу от вас не денег, а уважения и почета. (4) Те, кто выступают перед вами с намерением разубедить вас принимать этот закон, хотят не почета от вас, а денег от Никомеда. Те же, кто убеждают вас принять этот закон, тоже не стремятся к доброй славе. Они ждут от царя Митридата наград и денег на собственные нужды. Ну а те, кто [присутствуя] здесь сейчас молчат - самые ловкие: они получают деньги со всех сторон и всех обманывают. (5) Вы, полагая, что они держатся в стороне от этих дел, награждаете их хорошей репутацией; (6) посольства от царей, думая, что эти люди молчат именно в их интересах, предоставляют им большие суммы и оплачивают их расходы. Вот так обстояли дела в Греции, где некогда [один] трагический актер похвалялся тем, что за одну пьесу ему заплатили целый талант. В ответ на это Демад, красноречивейший человек своего города, как говорят, сказал: "Тебе кажется удивительным, что ты заработал один талант за то, что говорил? Я же за то, что хранил молчание, получил от царя десять талантов". Точно так же эти люди получают и теперь за свое молчание наибольшую плату".[56]

Глава 11

Слова Публия Нигидия, в которых он утверждает, что "лгать" (mentiri) и "говорить неправду" (mendacium dicere) - не одно и то же
(1) Вот точные слова Публия Нигидия,[57] человека, преуспевшего в изучении свободных искусств, которого Марк Цицерон весьма уважал за ум и ученость: "Есть различие между понятиями "говорить неправду" (mendacium dicere) и "лгать" (mentiri). Тот, кто лжет, сам не ошибается, но старается обмануть другого. А тот, кто говорит неправду, сам заблуждается". Кроме того, он добавил: (2) "Тот, кто лжет, обманывает настолько, насколько в состоянии, а тот, кто говорит неправду, сам, насколько это в его силах, не обманывает". (3) И далее он говорит о том же: "Добропорядочный человек должен брать на себя ответственность, чтобы не лгать; мудрый - чтобы не говорить неправды; одно зависит от человека, другое - нет".[58] (4) Различными изящными способами, клянусь Геркулесом, Нигидий осветил с разных сторон один и тот же вопрос, будто бы говоря всякий раз нечто новое.

Глава 12

О том. что философ Хрисипп утверждает: любое слово двусмысленно и неопределенно, а Диодор, наоборот, считает, что нет ни одного двусмысленного слова
(1) Хрисипп[59] говорит, что любое слово двусмысленно по своей природе, ибо из него можно воспринять два или более [значений]. (2) Диодор же, по прозвищу Кронос,[60] сказал: "Ни одно слово не является двусмысленным, и никто ничего двусмысленного не говорит и не чувствует, и ничто не должно казаться сказанным иначе, чем задумал тот, кто говорит". (3) Он также добавляет: "Если я подумал об одном, а ты воспринял другое, сказанное может показаться скорее неясным, чем двусмысленным. Дело в том, что природа двусмысленного слова должна быть такова, что произносящий его произносит два и более [слова одновременно]. Однако никто не произносит два и более [слова], понимая, что говорит одно".
Глава 13
Что Тит Кастриицй думал о словах и об одной фразе Гая Гракха; и как он показал, что она не содержит в себе никакого дополнительного смысла
(1) У Тита Кастриция,[61] человека, преуспевшего в области риторики, мнение которого считалось весьма авторитетным, читали речь Гая Гракха против Публия Попилия.[62] (2) Во введении к этой речи слова организованы с несколько большей тщательностью и мелодичностью, чем обычно свойственно древним ораторам. (3) Эта речь, как я уже сказал, была составлена так: "Quae vos cupide per hosce annos adpetistis atque voluistis, ea si temere repudiaritis, abesse non potest quin aut olim cupide adpetisse aut nunc temere repudiasse dicamini" (Если вы легкомысленно откажетесь от того, к чему вы страстно стремились и чего страстно желали в течение последних лет, то не сможете избежать того, чтобы о вас не сказали, что вы или недостаточно страстно к [этому] стремились, или ныне легкомысленно отказались).[63]
(4) Итак, нам доставляет особенное и исключительное наслаждение плавный и законченный ход и звучание мысли, тем более, что, как мы видели, уже тогда Гаю Гракху, мужу знаменитому и суровому, было по сердцу такое построение фразы. (5) Однако когда эти самые слова по нашей просьбе были прочитаны несколько раз, Кастриций дал нам совет задуматься над тем, какова сила и преимущество этой мысли, и не позволить нашим ушам, убаюканным ритмом плавно льющейся фразы, наполнить душу пустой усладой.
Настроив нас своим советом к большему вниманию, он сказал: "Вдумайтесь до конца, какой эффект создают эти слова, и пусть кто-нибудь из вас любезно скажет мне, основательностью ли отдает эта мысль или приятностью: "Если вы легкомысленно откажетесь от того, к чему вы страстно стремились и чего страстно желали в течение последних лет, то не сможете избежать того, чтобы о вас не сказали, что вы или недостаточно страстно к [этому] стремились, или ныне легкомысленно отказались". (6) Ибо кому из людей не приходит на ум совершенно банальная мысль, а именно: про тебя скажут, что ты страстно стремился к тому, к чему страстно стремился, и легкомысленно отверг то, что легкомысленно отверг? (7) Но я полагаю, что, если бы было сказано так: "Quae vos per hosce annos adpetistis atque voluistis ea nunc si repudiaritis, abesse non potest quin aut olim cupide adpetisse aut nunc temere repudiasse dicamini" (To, к чему вы страстно стремились и чего страстно желали в течение последних лет, если теперь вы от этого откажетесь, то не сможете избежать того, чтобы о вас не сказали, что вы или недостаточно страстно к этому стремились, или ныне легкомысленно отказались), (8) тогда фраза, конечно, была бы более весомой и уж всяко более содержательной и получила бы в известном отношении справедливую оценку у слушающего. (9) Ведь теперь эти слова cupide (страстно) и temere (легкомысленно), в которых заключен основной смысл, помещены все же не в завершении фразы, но более сдвинуты к началу и находятся там, где их еще не ожидают. [Эти слова], которые должны возникнуть из самой сути дела, произносятся еще до того, как обстоятельства этого требуют. Ибо тот, кто говорит: "si hoc feceris cupide fecisse diceris" (если ты это делаешь, про тебя скажут, что ты сделал это со страстью), характеризует обстоятельства, взаимосвязанные мыслью и известной логикой. Тот же, кто говорит: "si cupide feceris, cupide fecisse diceris" (если ты делаешь это со страстью, про тебя скажут, что ты сделал это со страстью) произносит почти то же самое, как если сказать: "si cupide feceris, cupide feceris" (если ты делаешь со страстью, [значит] ты делаешь это со страстью). (10) Я указал на все это, - сказал [Тит Кастриций], - не для того, чтобы упрекнуть в ошибке Гая Гракха - пусть боги даруют мне более достойное желание, - ибо, если кто-то сможет указать на недостатки или ошибки у столь сильного в красноречии мужа, все это будет поглощено его авторитетом и уничтожено древностью, но затем, дабы вы позаботились о том, чтобы вас не ослепило с легкостью ритмичное звучание гладкой речи, и для того, чтобы вы прежде всего думали о смысле содержания и собственном значении слов. Ведь если вам действительно кажется, что была произнесена сильная, цельная и искусная фраза, тогда вы рукоплещете по ходу развертывания речи, а если в словах, связно и ритмично организованных во фразу, заключается пустой, ничтожный и ненадежный смысл, разве вы не подумаете, что дело обстоит не иначе, [чем] когда люди, отмеченные явным уродством, с нелепым выражением лица, вызывающим смех, жестикулируют, подражая актерам".

Глава 14

Рассудительный и весьма изящный ответ царя Ромула по поводу употребления вина
(1) Луций Пизон Фруги[64] в первой книге "Анналов" приятным и весьма изящным слогом описал жизнь и манеру поведения царя Ромула.[65] (2) Вот его собственные слова: "Про того же Ромула рассказывают, будто он, будучи зван на обед, [во время трапезы] много не пил, потому что на следующий день, [по его словам], у него была важная встреча. Ему стали говорить: "Ромул, если так будут вести себя все люди, то вино станет дешевле". Он им ответил: "Напротив, [останется] дорогим, если каждый будет пить столько, сколько захочет, ибо я выпил столько, сколько хотел"".[66]

Глава 15

О словах "ludibundus" (играющий, веселящийся), "еrrаbundus" (заблуждающйся) и подобных отглагольных образованиях: и о том, что Лаберий употребил [слово] "amorabunda" (влюбленная) так, как говорят "ludibunda" (играющая) и "errabunda" (заблуждающаяся); а также о том, что Сизенна благодаря подобным словам ввел в оборот новое выражение
(1) Лаберий[67] в "Авернском озере" назвал влюбленную женщину несколько необычно образованным словом - amorabunda. (2) Цезеллий Виндекс[68] в "Комментариях к древним чтениям" сказал, что слово это образовано по той же модели, что и ludibunda, ridibunda, errabunda, то есть как ludens (играющая), ridens (смеющаяся), errans (заблуждающаяся). (3) Однако Теренций Скавр,[69] пожалуй, наиболее известный из грамматиков времени божественного Адриана,[70] среди прочего, упомянутого им в труде "Об ошибках Цезеллия", отметил [также], что тот ошибся и с этим словом, написав, будто оно представляет собой тот же случай, что и ludens - ludibunda, ridens - ridibunda, errans - errabunda. "Ведь [слова] ludibunda, ridibunda и errabunda, - пишет Скавр, - говорят о женщине, которая либо играет, либо смеется, либо заблуждается, либо притворяется, что так поступает".
(4) Однако, по правде говоря, мы не понимаем, что побудило Скавра подобным образом упрекнуть Цезеллия. Ведь нет сомнения в том, что эти [слова] по своей природе означают то же самое, на что указывают и те, от которых они образованы. Мы же предпочитаем скорее сделать вид, что не понимаем [смысла выражения] ludentem agere uel imitare ("играть или подражать играющему"), чем обвинить самого [Скавра] в том, что он понимает его еще меньше. (5) Более того, не должен ли был Скавр, критикуя "Комментарии" Цезеллия, понять даже то, что тот обошел молчанием: различаются ли [по смыслу] и насколько ludibundus и ludens, ridibundus и ridens, errabundus и errans и прочие слова такого типа; насколько отличается значение [этих слов] от тех глаголов, от которых они образованы, и каков вообще смысл того суффикса, который добавляется к такого рода словам.[71] (6) Ведь прежде всего в такого рода изысканиях следовало бы рассмотреть, как это обычно делается для [слов типа] vinolentus (пьяный), lutulentus (грязный), turbulentus (бурный), является ли такое словообразование пустым и бессодержательным, - то есть того сорта, что греки называют παραγογή,[72] - или все же этот конечный суффикс имеет какой-то свой особый смысл. (7) В тот момент, когда мы записывали этот упрек в адрес Скавра, нам вспомнилось, что Сизенна[73] в четвертой книге "Истории" следующим образом воспользовался словом, образованным по модели того же типа. Он сказал так: "populabundus agros ad oppidum pervenit" (разоряя поля, он подошел к городу), что, конечно, следует понимать в смысле "cum agros popularetur" (тогда, когда он разорял поля), а не так, как Скавр писал по поводу подобных слов: "когда он разорял или изображал из себя разоряющего".
(8) Разбираясь, каково же может быть значение и происхождение populabundus (разоряющий), errabundus (заблуждающийся), laetabundus (радующийся) и ludibundus (играющий), а также многих других слов того же рода, [мы отметили, что] наш Аполлинарий,[74] клянусь Геркулесом, весьма тонко (ευ̉επιβόλως) заметил, что, по его мнению, этот суффикс означает силу и, так сказать, изобилие, полноту того свойства, которое обозначается самим словом. То есть laetabundus говорится о том, кто много и безудержно радуется; errabundus - о том, кто долго и сверх меры заблуждается. Он показал также, что и все прочие слова такого типа употреблялись так, что этот суффикс обозначал щедро и широко льющееся могущество и изобилие.

Глава 16

О том, что перевод [75] некоторых греческих слов на латинский язык весьма затруднителен, как, например, греческого слова πολυπραγμοσύνη
(1) Мы нередко обращали внимание на большое количество понятий, которые невозможно ни обозначить одним словом, как в греческом, ни даже, если мы используем много слов, объяснить их с достаточной ясностью и точностью, как это делают греки, называя их одним единственным словом. (2) Недавно нам принесли сочинение Плутарха,[76] и мы прочли его заголовок - Пер! πολυπραγμοσύνης ("О любопытстве"). Когда же один человек, в равной степени несведущий и в греческой литературе, и в греческом языке, стал спрашивать, кому принадлежит книга и чему она посвящена, мы ему сразу же сказали, кто является автором, но не смогли сразу объяснить, о чем именно написана эта книга. (3) Тогда, подумав, что будет не вполне правильно перевести название книги как De negotiositate[77] ("О занятости многими делами"), я решил поискать то, что было бы, как говорится, буквальной передачей этого слова. (4) Ничего из прочитанного не приходило мне на память и, даже пытаясь самостоятельно составить одно слово из [понятий] nеgotio (дело, занятие) и multiiudo (множество) по образцу употребляемых нами muluugia (разнообразные), multicolora (многоцветные), multiformia (многообразные), я не мог образовать [ни одного слова], которое не являлось бы грубым и нелепым. (5) Однако не менее грубо сказал бы тот, кто захотел бы выразить [на латинском] одним словом такие [понятия], как πολυφιλία (дружба с многими людьми), πολυτροπία (многообразие; хитрость),[78] πολυσαρκία (избыток плоти, тучность). (6) Вот почему, пробыв довольно долго в молчании, я ответил, что мне не представляется возможным определить одним словом это понятие, и потому я готов в связной речи объяснить, что означает это греческое слово.
"Итак, - сказал я, - πολυπραγμοσύνη по-гречески [означает стремление] приступить ко многим вещам и заниматься ими всеми. Именно этому и посвящена книга, как на то указывает ее заголовок". (7) Тогда из-за моего невнятного и незавершенного ответа этот необразованный человек решил,[79] что πολυπραγμοσύνη - это добродетель. Он сказал: "Этот Плутарх, о котором я прежде не слышал, побуждает нас к тому, чтобы взяться [за как можно большее число] дел и быстро и тщательно делать многое [одновременно]. Название же этой самой добродетели, о которой он, по твоим словам, намеревается говорить в самой книге, он весьма кстати поместил в заголовок [своего сочинения]". (8) "Совсем не так, - сказал я. - Ведь то, о чем говорится по-гречески в этой книге, вовсе не является добродетелью, а то, что ты подумал, не соответствует ни тому, что я хотел сказать, ни тому, что написал Плутарх. Ибо в этом сочинении он по мере возможности отвращает нас от планирования и стремления [заниматься] без разбора огромным количеством всякого рода необязательных дел. (9) Однако, - продолжал я, - я полагаю, что вина за твою ошибку заключена в моем неуклюжем объяснении, ведь я не смог даже во многих словах ясно выразить то, что у греков говорится четко и ясно одним словом".

Глава 17

О том, что означает в старинных преторских эдиктах [выражение] "qui flumina reianda publicc redempta habent" (тe, кому государством отдана на откуп забота об очищении рек)
(1) Как-то раз мы сидели в библиотеке храма Траяна,[80] и, хотя мы изучали что-то другое, нам попали в руки эдикты древних преторов,[81] с которыми мы с удовольствием ознакомились. (2) Итак, мы обнаружили, что в одном относительно древнем эдикте было написано следующее: "Qui flumina retanda publice redempta habent, si quis eorum ad me eductus fuerit, qui dicatur, quod eum ex lege locationis facere oportuerit, non fecisse..." (Если кто-либо из тех, кому государством отдана на откуп забота об очищении рек, будет выведен передо мной и про него скажут, что он не сделал того, что ему полагалось совершить по положению закона...).[82] (3) Итак, мы задались вопросом, каково же значение слова retanda.[83]
(4) Тогда кто-то из моих друзей, сидящих с нами, сказал, что ему довелось читать в седьмой книге Гавия[84] "О происхождении слов", что retae называли деревья, нависающие с берегов рек, либо стоящие [прямо] в их руслах. Название же было произведено от слова rete (сеть), ибо они, словно сетями, захватывали проходящие корабли, мешая им плыть. Вот почему, по его мнению, возникла привычка определять сдачу на откуп рек как retanda. Последнее означает, что реку надлежит чистить (purganda), чтобы корабли, попадающие в такого рода заросли, не задерживались и не подвергались опасности.

Глава 18

Какое наказание для воров предусматривал Драконт Афинянин в законах, написанных им для афинского народа, какое впоследствии - Солон, а позже - наши децемвиры, составившие Двенадцать таблиц; здесь же добавлено, что у египтян воровство признается законным и дозволенным, а у лакедемонян [воровству] предаются со страстью и широко практикуют его как полезное упражнение; и кроме того, [здесь же] приведено заслуживающее упоминания высказывание Катона о том, как надлежит наказывать воров
(1) Драконт Афинянин,[85] который слыл человеком добропорядочным, был знатоком права божественного и человеческого. (2) Этот Драконт был первым из всех афинских законодателей. (3) В своих законах он посчитал необходимым в наказание вору предписать смертную казнь за любую кражу. Законы его содержали и многие другие излишне суровые наказания. (4) Этими его законами, ибо они казались слишком жестокими, афиняне перестали пользоваться не по чьему-либо распоряжению или приказу, а по молчаливому согласию, не зафиксированному письменно.[86] (5) Затем афиняне применяли более мягкие законы, составленные Солоном.[87] Этот Солон был одним из семи мудрецов.[88] В своих законах Солон постановил наказывать воров не как ранее Драконт - смертной казнью, а двойным штрафом.
(6) Наши же децемвиры,[89] которые, после того как цари были изгнаны, записали на Двенадцати таблицах[90] законы для римского народа, не прибегли в наказаниях за любого вида кражу ни к равной [Драконту] суровости, ни к излишней мягкости. (7) Ибо вора, схваченного с поличным на месте преступления,[91] разрешалось убить только в том случае, если он совершал кражу ночью или, будучи захвачен днем, сопротивлялся с оружием в руках. (8) Что же касается остальных воров, застигнутых с поличным, то свободных было предписано высечь и передать пострадавшему от кражи, если только дело происходило днем и вор не защищался с оружием в руках.[92] Рабов, захваченных с поличным, [децемвиры] предписывали бить плетьми и сбрасывать со скалы, но несовершеннолетние подростки, по желанию децемвиров, под надзором претора должны были быть наказаны плетьми, [после чего] возместить причиненный ущерб.[93] (9) Те же кражи, что были расследованы "с чашей и перевязью" (per lancem liciumque),[94] наказывались так же, как и явные кражи.[95]
(10) Теперь, однако, от этих законов децемвиров отошли. Ведь если кто пожелает судиться по поводу явной кражи в соответствии с законом и порядком, то он получает четырехкратное возмещение.[96] (11) Явной же кражей (furtum manifestum) является, согласно Мазурию,[97] та, что обнаруживается во время ее совершения.[98] Конечным моментом совершения [кражи] считается [тот], когда [похищенное] полностью перенесено туда, куда его начали уносить. (12) Наказанием за furtum conceptum, как и за furtum oblatu[99] служит штраф в тройном размере.
Впрочем, что такое [furtum] conceptum и [furtum] oblatum, а также многое другое того же рода, заимствованное из достойных обычаев предков, [каждый] может не без приятности и не без пользы для познания прочесть в книге Сабина под названием "О кражах". (13) Там также написано - а это весьма непривычно для большинства, - что объектом кражи могут быть не только люди и предметы движимого имущества, которые можно тайно унести и спрятать, но также земельные владения и постройки; так, был осужден за кражу колон, который обокрал своего господина, продав его владение, которое арендовал. (14) [В этой книге можно встретить] и еще более неожиданные [вещи]. Так, Сабин рассказывает, что был осужден за воровство человек, который, когда беглый раб случайно попался на глаза своему хозяину, словно бы драпируясь, прикрыл раба тогой, чтобы господин его не увидел.[100]
(15) Что касается всех прочих видов краж, которые называются неявными (пес manifesta), то за них [децемвиры] установили наказание двойным штрафом. (16) Я вспомнил, кроме того, что прочел в книге юриста Аристона,[101] весьма образованного человека, следующее: у древних египтян, народа, который, как известно, искусен в изобретениях и научных открытиях, а также проницателен в познании сути вещей, все виды краж были дозволены и безнаказанны.[102]
(17) Говорят, что у лакедемонян - этих рассудительных и энергичных людей, свидетельства о делах которых не столь отдалены во времени, как то, что касается египтян, - как пишут многие известные авторы, повествующие об их обычаях и нравах, был [следующий] закон и порядок относительно воровства. Оно практиковалось их молодежью не ради постыдного корыстолюбия, не ради возмещения расходов, необходимых для удовлетворения страстей, и не для стяжания богатства, но в качестве упражнения и обучения военному делу. Дело в том, что, [по мнению спартанцев], благодаря воровству приобретаются ловкость и опыт и в военных хитростях, и в выносливости при ночных бдениях, и в умении быстро [и незаметно] подкрадываться, что укрепляет и закаляет души молодых людей.
(18) Однако же Марк Катон в речи, которая озаглавлена "О разделе добычи между воинами", в страстных и выразительных словах жалуется на произвол и безнаказанность расхищения государственных денег. Эти слова, поскольку они нам очень понравились, мы приписали [ниже]: "Воры, совершившие кражу у частных лиц, - сказал он, - проводят время в тюрьме в оковах, а расхитители казенного - в золоте и пурпуре".[103]
(19) Однако же, несмотря на то сколь тщательно и строго мудрейшими людьми определено, что является кражей, я не считаю нужным оставить без внимания следующее: пусть никто не думает, что вором является только тот, кто незаметно берет или тайно уносит. (20) У Сабина во второй книге "Гражданского права" есть следующие слова: "Кто покусился на чужое имущество, хотя должен был осознавать, что поступает вопреки воле владельца, считается вором".[104] (21) У него же в другой главе: "Кто поднял брошенное[105] чужое [имущество] с целью получения прибыли, обвиняется в краже вне зависимости от того, знал он, чье это имущество, или нет".[106]
(22) Вот что написал сам Сабин в той [книге], о которой я только что сказал, насчет краж вещей. (23) Однако мы должны помнить в соответствии с тем, что я написал выше, что кража может произойти и без того, чтобы брать [чужое], когда только разум и душа допускают ее совершение. (24) Вот почему Сабин говорит, что не сомневается в том, что следует осудить за воровство господина, приказавшего своему рабу совершить кражу.[107]


[1] Fr. 42а Jacoby. Тимей (356—60 гг. до н. э.) — греческий историк. Известны три его сочинения: «История» в 38 книгах, «Олимпионики» и «Войны Пирра», от которых сохранились лишь фрагменты. Судя по отзывам античных авторов, Тимей оказал существенное влияние на развитие античной историографии.

[2] Характеристика не вполне точна, ибо, насколько можно судить по сохранившейся информации, римская история не была главным сюжетом этого сочинения Тимея.

[3] X, fr. 1 Mirch. Марк Теренций Варрон — см. комм. к Noct. Ait., 1,16, 3.

[4] В этимологическом плане название «Италия» восходит к имени италиков — одного из народов, населявших ее в древности. Этимология, представленная у Авла Геллия, научного значения не имеет и основана на случайном внешнем созвучии: ι̉ταλοί — выдуманное, не существующее на самом деле слово, в какой-то мере похожее на латинское слово vitulum —«теленок».

[5] Выражение in singulos dies («ежедневно, на каждый день») в данном контексте не вполне понятно, поэтому Гроновий предлагает эмендацию singulos reos («для каждого из наказанных»), а Каррио — просто reos («наказанным»).

[6] Закон Спурия Тарпея и Авла Атерния 454 г. до н. э. (lex Aternia Tarpeia) ограничивал право консулов налагать штрафы за уголовные преступления. Подробнее см.: Cage J. La lex Aternia // Antiquite Classique. Vol. 47. 1978. P. 70-85.

[7] Латинское слово ovis обозначает в зависимости от контекста и овцу и барана.

[8] Ant. rer. hum., XXIII, fr. 2 Mirsch. Ср.: Non. P. 39,1. 29.

[9] Ant. rer. hum., XXI, fr. 1 Mirsch. Ср.: Fest. P. 127, I. 1.

[10] Понятие «антифраза» является специальным грамматическим термином, обозначающим употребление слова в противоположном смысле, например Эвмениды вместо Эринии. В данном случае это заявление остается непонятным, так как Авл Геллий не раскрывает мнения грамматиков.

[11] Марк Порций Катон — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 17.

[12] Часть рукописей дает чтение vitasse вместо mutasse, т. е. «избегал слова вследствие намеренной утонченности».

[13] Ср.: Non. Р. 744, I. 20.

[14] Fr. 82 Peter. Марк Порций Катон Старший — см. комм. к Noct. Alt., I, 12, 17. От данного произведения до нас дошли лишь три цитаты, поэтому неизвестен даже его жанр (поэзия это или проза). Сохранившиеся строчки в общем укладываются в размер, и, вероятнее всего, упомянутое сочинение Марка Катона действительно представляло собой поэму морально-назидательного характера.

[15] Фраза вне контекста выглядит не вполне понятной. Меурзий предлагает читать вместо vitiosus (порочный) — vinosus (пьющий), причем Мараш помещает эту конъектуру в основной текст; Гроновий исправляет inritus на invidus (завистливый), Уатт — на improvidus (беспечный); Беренс предлагает читать вместо laudabatur (удостаивался похвалы) — audiebat avarus (считался алчным).

[16] Луций Лициний Красс (140—90 гг. до н. э.) — римский политический деятель; считался одним из лучших ораторов своего времени; в 95 г. был консулом совместно с Муцием Сцеволой. Квинт Муций Сцевола — см. комм. к Noct. Att., III, 2, 12.

[17] Cic. Brut., 148.

[18] Fr. 2 Jordan.

[19] Fr. 3 Jordan.

[20] О судейской деятельности Авла Геллия в Риме см. также: Noct. Att., XII, 13, 1.

[21] Пренесте (совр. Палестрина) — городок в предгорьях Апеннин в 40 км от Рима, служивший местом отдыха состоятельных римлян. Можно предположить, что у Авла Геллия была в этих местах вилла, хотя никакими точными сведениями на этот счет мы не располагаем.

[22] Значение pro рассматривает также Фест, причем более полно и подробно, чем Геллий (Fest. Р. 256, I. 9).

[23] Fr. 91 Peter.

[24] Fr. 96 Peter.

[25] Еврипид — см. комм. к Noct. Att., I, 15, 17.

[26] Eur. Нес, 293—296. Перевод А. Я. Тыжова.

[27] Квинт Энний — см. комм. к Noct. Att., I, 22, 16.

[28] Fr. 172 Jocelyn. Перевод Μ. Л. Гаспарова.

[29] Последняя часть фразы появляется только в позднейших кодексах XV в. И. Анненский при переводе процитированного выше фрагмента Еврипида передает δουκούντων примерно так же, как и Энний, заменяя понятие «известный, прославленный» на «вельможный», т. е. «знатный»:

Из уст безвестных и вельможных уст
Одна и та же речь звучит различно.

[30] Пиррон из Элиды (ок. 360 — ок. 270 г. до н. э.) — древнегреческий философ, основатель скептицизма, возведший сомнение в основной принцип; утверждал условность всякого знания и относительность всякого суждения. Учение Пиррона было устным, оно реконструируется на основе позднейших источников.

[31] Фаворин — см. комм. к Noct. Att., I, 3, 27. В тексте заглавие дано по-гречески.

[32] Ставший в эпоху эллинизма весьма популярным учением, скептицизм господствовал также в Средней и Новой платоновской Академии; умеренный академический скептицизм получил название «пробабилизм» (от лат. probabilis — «возможный, вероятный»).

[33] Буквально: σκεπτικοί — «рассматривающие», ε̉φεκτικοί — «воздерживающиеся от суждения» и α̉πορητικοί — «сомневающиеся».

[34] Р. 375 Bipont. Марк Теренций Варрон — см. комм. к Noct. Att., I, 16, 3.

[35] Ср. Noct. Att., I, 10, где Геллий также говорит о неуместности архаичных слов в обыденной речи.

[36] Буквально: «учение в позднем возрасте».

[37] Ср.: Non. Р. 97, I. 13; Plin. Nat. Hist., XVIII, 10, 98; CGL VI, 80.

[38] Тит Макций Плавт — см. комм. к Noct. Att., I, 7, 3. Проблему подлинности приписываемых Плавту комедий Геллий рассматривает в Noct. Att., III, 3.

[39] V. 190 Ribbeck. Цецилий Стаций — см. комм. к Noct. Att., II, 23, 5.

[40] В тексте использовано транскрибированное латинскими буквами (apirocalus) греческое слово α̉πειρόκαλος — «несведущий в прекрасном, лишенный вкуса, вульгарный».

[41] Речь идет о судебном процессе.

[42] Bovinator — редчайшее слово, производное от глагола bovinari, который, согласно Фесту, близок по смыслу к conviciari (бранить, порицать) (Fest. Р. 27, 1. 26). Ноний, также цитирующий приведенный Геллием стих Луцилия, добавляет: «Βοvinator — тот, кого ныне мы называем malitiosus (коварный, лукавый) и tergiversator (уклончивый человек, любитель уверток)» (Non. Р. 112, I. 1).

[43] Гай Луцилий — см. комм. к Noct. Att., I, 3, 19.

[44] V. 417 Marx.

[45] Марк Порций Катон Старший — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 17. Авл Постумий Альбин — претор 155 г. до н. э. и консул 151 г. до н. э. Цицерон отзывается о нем как о весьма образованном и начитанном человеке (Brut., 81).

[46] Дед Луция Лициния Лукулла, известного римского полководца и общественного деятеля I в. до н. э.

[47] Корнелий Непот — см. комм. к Noct. Att., VI, 18, 11. Впервые и наиболее подробно этот случай изложен Полибием (XXXIX, 12, 1—9); его приводит также Плутарх (Cat., 12).
Всю главу с незначительными изменениями воспроизводит Макробий (Sat., Praef., 13).

[48] Fr. 33 Wehrli. Критолай — см. комм. к Noct. Att., VI, 14, 9.

[49] Демосфен — см. комм. к Noct. Att., I, 5, 1.

[50] Fr. 55 Malc. В тексте игра греческих слов, которые Геллий приводит в латинской транскрипции: synanche (ангина) и искусственного слова argyranche («сребрангина»), образованного безвестным остроумцем путем замены префикса на слово ’άργυρος (серебро, деньги).

[51] Аристодем из Метапонта (I в. до н. э.) — актер-трагик, получивший афинское гражданство и пользовавшийся в Афинах почетом И уважением. Был участником посольства, отправленного к Филиппу Македонскому для заключения мира.

[52] Ср.: Ioh. Saris. Policr., V, 10.

[53] Гай Гракх — см. комм. к Noct. Att., I, 7, 7.

[54] Закон Ауфея (124 г. до н. э.) должен был подтвердить передачу римскому союзнику, царю Понтийского царства Митридату V Эвергету (150—121 гг. до н. э.) Великой Фригии, однако на эту территорию претендовал также вифинский царь Никомед III (128— 94 гг. до н. э.).

[55] Демад (ок. 380—319/318 г. до н. э.) — афинский оратор и политик, приверженец Филиппа Македонского, пользовавшийся впоследствии также расположением Александра; часто выступал как противник Демосфена. От его речей до нас дошли лишь незначительные отрывки.

[56] Fr. 44 Malc.

[57] Fr. 49 Swoboda. Публий Нигидий Фигул — см. комм. к Noct. Att., II, 22, 31.

[58] Нигидий хочет сказать, что добросовестное заблуждение неподвластно воле человека, а желание обманывать — подвластно. Ср.: Non. Р. 709.

[59] Fr. 152 Arnim. Хрисипп — см. комм. к Noct. Att., I, 2, 10.

[60] Диодор Кронос из Иасоса (IV в. до н. э.) — философ мегарской школы.

[61] Тит Кастриций — см. комм. к Noct. Att., I, 6, 4.

[62] Гай Гракх и Публий Попилий Ленат — см. комм. к Noct. Att., I, 7, 7, где Геллий цитирует эту же речь.

[63] 63 Fr. 32 Malc.

[64] Fr. 8 Peter. Луций Кальпурний Пизон Фруги — см. комм. к Noct. Att., VII, 1, 9.

[65] Ромул — см. комм. к Noct. Att., IV, 16, 16.

[66] Иными словами, Ромул хотел сказать следующее: «Каждый пьет столько, сколько хочет. Пусть я выпил мало, но другие все равно пьют столько, сколько хотят, т. е. много, и, следовательно, цены на вино не упадут».

[67] V. 57 Ribbeck. Децим Лаберий — см. комм. к Noct. Att., I, 7, 12.

[68] Цезеллий Виндекс — см. комм. к Noct. Att., II, 16, 5.

[69] Квинт Теренций Скавр (1 пол. II в. н. э.) — римский грамматик. Известны три его произведения: «Грамматика», «Об ошибках Цезеллия» и небольшой трактат «Об орфографии»; полностью до нас дошел только последний, от прочих трудов Скавра сохранились лишь отрывки.

[70] Адриан — римский император в 117—138 гг.

[71] Цезеллий Виндекс справедливо отмечает, что прилагательные на -bundus по значению весьма близки к активным причастиям настоящего времени. Различие между ними не смысловое, а, скорее, стилистическое: прилагательные на -bundus характерны прежде всего для поэтической речи.

[72] Отклонение в сторону.

[73] Fr. 55 Peter. Луций Корнелий Сизенна — см. комм. к Noct. Att., II, 25, 9.

[74] Гай Сульпиций Аполлинарий — см. комм. к Noct. Att., II, 16, 8.

[75] Геллий, которого очень интересуют проблемы перевода (см. Noct. Att., VIII, 8; Χ, 22, 3; XIV, 1, 32; XVII, 20, 8; XX, 5, 13), довольно необычным образом употребил здесь слово mutatio, засвидетельствованное в значении «перевод» еще только один раз (Quint., II, 14, 4).

[76] Плутарх — см. комм. к Noct. Att., I, 1, 1.

[77] Слово, по-видимому, образовано самим Геллием (более нигде не встречается) от хорошо известного прилагательного negofiosus (занятый делами; деловой; хлопотный). Геллий пытается дать буквальный перевод понятия πολυπραγμοσύνη, которое обычно переводилось на латинский язык словом curiositas (любопытство, любознательность). Сам Плутарх определяет предмет своего исследования так: «Любопытство — это как бы страстное желание знать чужие изъяны, и с недугом этим всегда, видимо, связана зависть и злоба» (De curios., 1; Перевод Η. Брагинского).

[78] Данное слово является первой характеристикой Одиссея в «Одиссее»; оно встречается уже в первой строчке поэмы.

[79] Ratus (решил) — конъектура Гроновия; в рукописях либо слово пропущено, либо стоит iratus (гневный), что не соответствует контексту.

[80] Траян основал две библиотеки: греческую и латинскую; они располагались к северу от форума Траяна.

[81] Претор — см. комм. к Noct. Att., I, 22, 6.

[82] Геллий, процитировав интересующую его часть фразы, опустил завершающую формулу: ...damnatum esto («...да будет осужден»).

[83] Помимо «Аттических ночей», слово засвидетельствовано только у Феста (Fest. Р. 336, I. 25).

[84] Fr. 2 Fun. Гавий Басс — см. комм. к Noct. Att., II, 4, 3.

[85] Драконт Афинский — один из первых греческих законодателей, составивший для Афинского государства в 621/620 г. до н. э. первые письменные законы. С историко-правовой точки зрения законы Драконта были первыми правовыми нормами, обязательными для всех и принятыми для устранения традиций кровной мести, характерной для родоплеменного общества.

[86] Согласно Плутарху (Sol., 17), законы Драконта (кроме законов об убийстве) были официально отменены Солоном.

[87] Солон — см. комм. к Noct. Att., II, 12, 1.

[88] Семь мудрецов — см. комм. к Noct. Att., I, 3, 1.

[89] Децемвиры — см. комм. к Noct. Att., VIII, 1.

[90] XII Tab. VIII, 13 sq. Двенадцать таблиц — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 18. О суровости древних законов против воровства см. также: Noct. Att., VI, 15; в дальнейшем Геллий посвящает дискуссии по поводу законов Двенадцати таблиц между юристом Секстом Цецилием и Фаворином целую главу (Noct. Att., XX, 1).

[91] Речь идет об одном из ключевых понятий римского законодательства — противопоставлении furtum mamjestum («явной кражи»), когда вор пойман с поличным, и furtum nес manifestum («неявной кражи»), когда вору удалось скрыться; за явную и неявную кражу предусматривались разные наказания.

[92] Дальнейшая судьба вора, отданного потерпевшему, была неясна уже самим римским юристам: становился ли он немедленно его рабом или в течение 60 дней мог быть выкуплен третьим лицом и только после истечения этого срока продан в рабство (Gajus III, 189).

[93] Ulpian. Dig., 47, 2, 23.

[94] Т. е. с соблюдением всех установленных формальных норм. Речь идет об очень архаичной процедуре, описанной у Гая: «Он предписывает только то, чтобы желающий провести расследование, проводил его обнаженным, обвившись перевязью и имея при себе чашу; если он что-либо обнаружит, то по закону эта кража будет считаться явной» (Gajus III, 189). Сам Гай объяснял этот курьезный обычай тем, что нагота должна была исключить возможность принести что-либо под одеждой; ту же функцию выполняла чаша, занимавшая руки дознавателя. Ср. также: Fest. Р. 104,1. 5.

[95] То есть ответственность за кражу возлагалась на лицо, в доме которого была обнаружена похищенная вещь.

[96] Ср.: Gajus IV, 173.

[97] Fr. 7 Hushke. Целий Мазурий Сабин — см. комм. к Noct. Att., III, 16, 23.

[98] То есть когда вор пойман с поличным.

[99] Согласно Гаю, за furtum conceptum нес наказание хозяин дома, где в результате обыска в присутствии свидетелей (упрощенная форма обыска с пониженной ответственностью в отличие от упомянутого выше quaestio lance et licio) была обнаружена похищенная вещь (III, 186). В то же время понесший наказание за furtum conceptum мог возбудить против вора, продавшего или передавшего ему на хранение краденое, дело по обвинению в furtum oblatum (Gajus III, 187).

[100] Fr. 7 Hushke. Ср.: Gajus II, 51.

[101] Fr. 1 Hushke. Титий Аристон (2-я пол. I в. н. э. — нач. II в. н. э.) — крупный юрист, ученик Кассия Лонгина, близкий друг и корреспондент Плиния Младшего (Epist. I, 22, 1; V, 3; VIII, 14).

[102] Cp.:Diod. I, 80.

[103] Fr. 224 Malc.

[104] Fr. 2 Hushke.

[105] Слово jacens (брошенное) восстановлено на основании текста «Дигест» (47, 2, 43, 4); все рукописи дают tacens (молчащий), что в данном контексте бессмысленно.

[106] Fr. 3 Hushke.

[107] Fr. 4 Hushke.