Глава 6
Читатель узнает, что для попытки узурпации Кир попросил о помощи спартанцев и получил ее. Говорят, что он начал марш против своего брата, не раскрывая цели своего предприятия греческим наемникам. Тиссаферн информирует Великого царя о намерениях Кира, что вызывает суматоху при дворе и первую открытую ссору между Парисатидой и Статирой.
6.1-9 Для анализа источников будет полезно разделить эту главу на два раздела, но нельзя с уверенностью исключить, что Плутарх использовал одного донора для обоих (Динон?):
1. В Artax. 6, 1-5 основное внимание уделяется Киру, его отношениям со Спартой и его военным приготовлениям.
2. В Artax. 6, 6-9 описываются события при дворе Великого царя после того, как намерения Кира были раскрыты.
На первый взгляд трудно определить источник Плутарха: как Ксенофонт, так и Эфор, а также Ктесий и Динон, оба из которых упомянуты в заключительном разделе этой главы, кажутся возможными. Кроме того, вмешательства Плутарха в своего донора нельзя исключать.
В дополнение к размерам греческого контингента армии Кира Младшего как у Ксенофонта, так и у Диодора встречается запрос о помощи от Кира к Спарте (Xen. Hell. 3, 1, 1; Diod. 14, 19, 4f.). Оба автора согласны с тем, что узурпатор отправил в Спарту послов, чтобы получить помощь за свое содействие ей в Пелопоннесской войне. О том, что Кир обращался письменно, как упоминает Плутарх, Ксенофонт и Диодор ничего не знают. Эфоры просьбу Кира одобрили и послали к Киру новоизбранного наварха Самия (у Ксенофонта в Элленике) или Сама (у Диодора) с 35 кораблями (неясно с навархом Пифагором, который согласно Xen. 1, 4, 2 под руководством египтянина Тамоса приводит к Киру корабли. Диодор также упоминает, что спартанцы предоставили 800 гоплитов под командованием Хейрисофа. Ксенофонт также называет Хейрисофа в своем Анабасисе, но у него количество боевиков составляет всего 700 человек, и он, похоже, является не официальным, а частным лицом (Xen. 1, 4, 3). Льюис не видит причин сомневаться в активной спартанской поддержке Киру, поскольку о ней помимо Ксенофонта открыто сказано у Диодора (an. 3, 1, 1). Различия в изложении Плутарха незначительны (посольство вместо письма), но Ксенофонт и/или источник Диодора кажутся менее убедительными в качестве доноров.
Роль Клеарха: Проблематичным является факт, что у Плутарха фигура Клеарха берет на себя роль, которую играют у Ксенофонта и Диодора Сам/Самий и Хейрисоф. Диодор сообщает, что в Иссе спартанские части Хейрисофа присоединились к армии Кира. В этот момент он также показывает, что, казалось бы, в войска Кира поступали частные лица, хотя это происходило с согласия эфоров (Diod. 14, 21, 1f., Xen. Hell. 3, 1, 1 и, предположительно, также Xen. an. 1, 4, 3). Он также знает, что Клеарх является главнокомандующим пелопоннесских соединений на службе у Кира (14, 19, 8), но здесь нет ничего об официальной миссии.
Поэтому было высказано предположение, что Плутарх использовал для этой заметки не Ксенофонта и, вероятно, не источник Диодора, но некоего другого донора. Ктесий, которого называет сам Плутарх (13, 7), кажется убедительным, поскольку тот не упоминает, как и Ксенофонт, о том, что Клеарх был приговорен к смертной казни в Спарте. Наоборот, он действовал как официальный представитель Спарты. К сожалению, выдержки из Фотия не могут дать никаких подтверждающих свидетельств.
Поэтому было бы целесообразно принять Ктесия в качестве источника этой информации. Следует, однако, отметить, что Плутарх противоречит самому себе: В Artax. 8, 4 он обвиняет Клеарха в том, что он осторожно поступал в битве при Кунаксе, хотя он «безоговорочно» отправился воевать за Кира, вопреки распоряжениям эфоров. Это противоречие должно было возникнуть из–за того, что Плутарх либо следовал двум различным источникам, здесь, возможно, Ктесию, либо вмешивался в его изложение. Из–за сильного сокращения, которое сделал здесь Плутарх (поскольку он не хотел писать какую–либо историю событий) и, вероятно, из–за важной роли, которую играет Клеарх в ксенофонтовом Анабасисе, ценимом Плутархом, у него действие одной фигуры связано с другой, что для Плутарха важнее.
Динон против Ктесия: Второй раздел, в котором представлен вариант выбора между Ктесием и Диноном, снова предлагает один из пассажей в этой Vita, который, на мой взгляд, ясно показывает, что Ктесий не был главным донором Плутарха. Как и в случае с личным именем Артаксеркса II, Плутарх явно выступает против Динона и отстаивает версию Ктесия по вопросу о дате убийства Статиры, но с последующей резкой критикой работы Ктесия, который в этом случае кажется заслуживающим доверия, однако, в остальном часто допускает смещения во времени и склонен к невероятным и драматическим преувеличениям. Внезапный перерыв в повествовании (Artax. 6, 9), вызванный тем, что Плутарх нашел Динона описывающим убийство Статиры во время войны, а Ктесия сообщившим о ее отравлении позже (как подтверждают эксцерпты Фотия), предполагает, что Плутарх следовал в главе 6 Динону. Еще раз становится ясно, что Плутарх вообще не доверял Ктесию. По крайней мере, считать Динона донором для сцены между Статирой и Парисатидой (Artax. 6, 6-9) кажется вполне обоснованным.
6.1 После характеристики Великого царя Плутарх дает здесь рисунок Кира Младшего. С одной стороны, читатель узнает, что, очевидно, была при дворе партия (что также должно быть понято из Artax. 6, 2), которая хотели видеть на троне Кира (сюда подхдит и Xen. an. 1, 1, 5). Однако характеризование Плутархом этих людей как «смутьянов» и «повстанцев» не является положительным явлением. Факт, что эти круги поддерживали Кира, не соответствует позитивному имиджу ксенофонтова Кира. Ксенофонт говорит (an. 1, 9, 28): «Поэтому я убежден в том, что слышал: никто больше не был любим греками или варварами». Он также подчеркивает скромный характер своего «работодателя» (1, 9, 5).
Однако, характеристика Плутарха в Vita Артаксеркса вполне последовательна. Следовал ли Плутарх донору или он приводит свою собственную характеристику Кира в качестве антитезы его более пассивному брату Артаксеркса, нельзя решить, потому что весь пассаж настолько общий, что его невозможно кому–либо приписать.
Возможно, Плутарх передает здесь содержание легитимных усилий Кира Младшего, пропаганду подготовки, так сказать, его кампании: Состояние дел требовало способного царя, тогда как Артаксеркс неспособен гарантировать стабильность и порядок в империи — это информация, которую, несмотря на множество параллелей этого отрывка с описаниями Ксенофонта, у последнего не найти. В произведениях Ксенофонта не упоминается, что ситуация назрела и необходима смена на ахеменидском престоле. Однако пропагандистский характер этого отрывка, является ли он изобретением Плутарха или его источников или передачи исторических высказываний, недвусмыслен: Кир превосходит своего брата во всех главных областях.
Оценка Кира у Ксенофонта аналогична (an. 1, 9, 1-28), хотя и более подробна. Здесь Кир считается лучшим во всех областях; отличаясь скромностью в юности, он совершил необычайные подвиги на войне и продемонстрировал свою храбрость (например, на охоте). Также интересно описание Кира как хорошего садовника (Xen. Oik. 4, 20-25) с тесными связями с природой, которая отсутствует у Плутарха, но играла для Ахеменидов действительно важную роль в царской идеологии, как можно увидеть из различных пассажей в античной литературе (Hdt. 7, 31, Plin., Nat., 17, 42).
Кроме того, его характеристику как хорошего товарища и друга можно найти в энкомии ему Ксенофонта (an. 1, 9, 20-25). Согласно Страбону, на гробнице Дария I говорится, что великий царь всегда был другом своих друзей (Strabo 15, 3, 8), поэтому, согласно греческому свидетельству хорошие друзья, похоже, были важны для Ахеменидов. Однако подобного пассажа нет на могильной надписи, сохранившейся в Накш-и Рустам. Хотя Дарий упоминает, что он заботится о лояльных и полезных подданных, это не совсем соответствует тексту, цитируемому из Онесикрита Страбоном.
6.2 Не может быть никаких сомнений в том, что Кир, наряду с вполне лояльными сторонниками в своей среде (также Diod. 14, 19, 9) имел поддержку и при дворе. В противном случае восстание было бы немыслимо, поскольку речь шла не о региональных потрясениях в Западной Малой Азии, а о контроле над всей империей. Крышей с неформальным влиянием могла быть его мать Парисатида. Плутарх уже охарактеризовал эту партию как мятежную (см. Artax. 6, 1) и ниже упоминает (6, 6), что друзья Парисатиды подозревались после восстания как его участники. В этом смысле также следует понимать Ксенофонта в Анабасисе (1, 1, 5): Кир пытается щедрым поведением привлечь сторонников при дворе своего брата. Это не означает, что Кир раскрыл свои планы, но в любом случае он ставит их в опасную ситуацию.
6.3 Содержание этого контента в значительной степени идентично обещаниям Кира спартанцам в Regum et imperatorum apophthegmata (mor. 173F), так что снова выступает связь между этими трудами Плутарха как и с анекдотами про Омиза и Синета. Ксенофонт упоминает в своем панегирике Киру в Анабасисе (1, 9), что стратеги и лохаги, которые пришли служить Киру за плату, поняли, что верность выгоднее месячного жалованья (Xen. an. 1, 9, 17f.). Конкретная близость к Плутарху, у которого говорится, что оплата будет не засчитываться, а измеряться, здесь кажется налицо. Разработал ли Плутарх этот более длинный и подробный отрывок из этого описания Ксенофонта, как предполагает Чамбри, маловероятно, поскольку изображение Кира Плутархом в отличие от Ксенофонта окрашено отрицательным тоном. Я предпочитаю видеть здесь одного из авторов «Персики» 4‑го века до нашей эры (Динон?).
6.4 Этот раздел тесно связан с содержанием Artax. 6, 1 и может быть отображением пропаганды узурпатора. Этот отрывок также встречается в Regum et imperatorum apophthegmata (Mor. 173E-F). Помимо того, что есть только это хвастовство, а затем обещания Кира спартанцам, отрывки почти идентичны. В обоих случаях самовосхваления Кира адресованы его греческим партнерам.
Прежде всего, опять выступает наружу факт, что характеристика Плутарха Кира Младшего не является положительной, потому что принц выражается «с бахвальством, хвастливо». Как и в Artax. 6, 1, Плутарх тем самым отклоняется от ксенофонтовой характеристики Кира как скромника (an. 1, 9). Плутарх видит его, в отличие от его более пассивного и, возможно, даже наивного брата, амбициозным, но также беспокойным, неконтролируемым и небрежным молодым человеком (см. также Artax. 8, 3). Невозможно решить, зависит ли эта характеристика от донора или мнения Плутарха. Плутарх говорит, что его взгляд на Великого царя отличается от мнения большинства. По словам Плутарха, Кир утверждает спартанцам, что он превосходит своего брата по пяти пунктам:
1. У него крепкое/сильное сердце (возможно, более «серьезное, достойное»), чем у его брата. Если «более сильное сердце» следует интерпретировать как признак особого мужества, оно должно рассматриваться в связи с упреком в пункте 5.
2. У него более развитый ум или он лучший ученый. Неясно, являет ли Плутарх здесь качество Кира как более справедливого царя или тут имеется в виду, что Кир лучше знаком с учением магов. Циглер подразумевает здесь просто общее интеллектуальное превосходство, поскольку согласно ахеменидской идеологии долг законного и «хорошего» царя заключался в том, чтобы бороться с неправильным и лживым и поддерживать контроль над собой, что, как правило, есть признак более глубокого благоразумия: «Провозглашает Дарий, царь: По милости Ахурамазды я из того рода, что я дружу с правильным, (но) не дружу с неправильным. Я не желаю, чтобы слабого можно было обижать ради сильного, и это не мое желание, чтобы сильный неправильно обращался со слабым. Что (правильно), это (есть) мое желание. С человеком, следующим за ложью, я не дружу. Я не вспыльчивый. Что бы ни случилось со мной в ссоре, я сдерживаю свой гнев; я твердо контролирую себя».
3. Он лучший маг. Цицерон утверждает, что никто не может стать персидским Великим царем, если он не введен в учение магов (Cic. Div. 1, 91), и кажется, что маги отвечали за воспитание сыновей царя (Plat. 121d, Clem. Alex. Paidagogos 1, 7, 55, 2, Plut. Artax. 3, 3), так что предположительно Артаксеркс и Кир были знакомы с учениями государственного священства. В какой степени и возможно ли быть более знакомым с учениями магов, чем конкурент, нельзя судить и выглядит подозрительно.
4. Он пьет и не пьянеет. Это короткое замечание Плутарха (оно обнаруживается, помимо Mor. 173E также в Mor. 620C) может указывать на то, что повышенное потребление алкоголя считалось особым царским качеством Ахеменидов. Ктесий упоминает, что во время жертвоприношений Митре одному великому царю разрешалось пил вино (Athen. 10, 434E), и что Ксеркс II заснул после праздника, а затем был убит (Ktesias, FGrH 688, F 15 [48]). Потребление вина среди персов упоминается в греческих источниках (например, Hdt 1, 126, Xen. Kyr. 1, 3, 9f., Polyain 4, 3, 32), но более важными являются свидетельства в Персепольских табличках. Ксенофонт случайно упоминает, что Кир Младший потреблял вино (an. 1, 9, 25), качественной особенностью которого была, очевидно, его сладость. Однако это не особо удивительное открытие, так как с начала 2‑го тыс. до н. э. вино пили во всех регионах Средиземноморья и Ближнего Востока, и оно являлось ежедневным напитком для всех классов. Но ни царские надписи, ни рельефы не указывают на способность не пьянеть как на признак владения властью, так что для этого пассажа предпочтительнее мнение. что источники Плутарха использовали элемент варварской тематики.
5. Он смелее, чем его брат. Дарий I в своей погребальной надписи говорит о проверке царя в битве и на охоте, а царские охотничьи сцены найдены на многих печатях великих царей. Частые изображения на рельефах в Персеполисе царского героя, который борется с различными животными, также можно рассматривать как вариацию мотивов победоносного правителя, если они тесно связаны с Великим царем. И в греческих источниках наблюдается поведение царя в битве (Xen. an. 1, 7, 9; 1, 8, 12; Diod. 17, 6, 1f.; Plut. Art. 8, 2; Plut. Alex. 20, 8, но встречается и образ трусливого царя, например, Aischyl. Pers. 353–364; 469f. о Ксерксе; Diod. 16,40, 4 о Дарии III) и проверка на охоте (например, Hdt. 3, 129; Xen. an. 1, 9, 5f., Kyr. 1, 3, 15; 1, 4, 7–15; Ktesias, FGrH 688 F 14 [43]). Однако акцент на этих качествах отнюдь не является оригинальным и не обязательно подразумевает конкретный ахеменидский контекст, поскольку мужество и борьба в Греции были характерны для других героев и знати.
Нельзя исключать, что здесь Плутарх предоставляет фрагменты пропаганды Кира Младшего, целью которого было лишить Великого царя его легитимности. Здесь, в частности, замечается последний аспект (упрек в трусости). Однако, исходя из самых общих утверждений всего этого раздела, целесообразно скептически относиться к тому, действительно ли здесь отражается пропаганда Кира, а не возведенные, но правдоподобно сконструированные заявления (написанные Плутархом или его донором). Также вызывает сомнение, почему Кир должен подчеркивать свою легитимность перед спартанцами, которые, с одной стороны, все еще у него в долгу за помощь в прошлой войне и которые, с другой стороны, безусловно, были подвигнуты более твердыми аргументами (в том числе вознаграждениями), чем восприятием, что они помогут прийти к власти более подходящему царю.
6.5 Клеарх родился в Спарте около 450 г. и был командиром в Пелопоннесской войне, в частности в борьбе за Геллеспонт и Византий (Thuc. 8, 8, 2, 8, 39, 2, 8, 80, 1-3). После войны он снова получил назначение в Византий, которому угрожали беспорядки и нападения фракийцев. Из–за своего жестокого режима он был изгнан оттуда спартанскими войсками и приговорен к смертной казни за непослушание спартанским властям (Xen. 2, 6, 4). Затем Клерх бежал к Киру Младшему, который принял его и предоставил средства для вербовки наемной армии. Сначала Клеарх воевал против фракийцев, затем в 401 стал вождем всего греческого наемного контингента в походе против великого царя Артаксеркса II. Факт, что этот внутриахеменидский конфликт поддерживался Спартой в пользу Кира, по–видимому, подтверждается нашими источниками, но что Клеарх был спартанским уполномоченным, даже если его предыдущее осуждение было притворным, не кажется приемлемым. В битве при Кунаксе он возглавил правое крыло с греческими наемниками и одержал тактическую победу, которая превратилась в стратегическое поражение из–за смерти Кира (Artax. 8). После битвы Тиссаферн захватил его и остальных греческих стратегов предательским образом, а затем он был казнен по воле Великого царя. Ксенофонт, который был поклонником Клеарха, описывает его как опытного и эффективного генерала, который был популярен среди своих войск. Тем не менее, в своих действиях Клеарх показал явно насильственный характер и властное поведение. Историческое содержание примечания Плутарха о том, что Клерх действовал по официальным распоряжениям Спарты, довольно невелико (неважно, какой донор предполагается). Ксенофонт неоднократно упоминает, что Клеарх был приговорен к смерти в Спарте (см. 1, 1, 9, 1, 2, 9, 2, 6, 4). Нет причин, по которым Ксенофонт должен был придумать эту информацию, поскольку он говорит о контактах между Спартой и Киром без посредничества Клеарха. Предположение о том, что Спарта легализовала Клеарха и что обвинительный приговор был лишь предлогом или что Клеарх был амнистирован по просьбам Кира, основывается только на утверждении Плутарха, которое из–за проблем с его происхождением должно быть отклонено.
без малого тринадцать тысяч: данные Плутарха о количестве греческих наемников довольно точны и соответствуют числам, которые, согласно сказанному Ксенофонтом, дали два подсчета армии Кира Младшего (an. 1, 2, 9 и 1, 7, 10). Из какого источника Плутарх почерпнул эту информацию, определить нельзя. С одной стороны, она находится у Ксенофонта (для определения точного количества греческих наемников нужно обратить внимание на то, что на первом смотре собрались еще не все греческие войска. На втором же смотре не все присутствовали: Общее количество в соответствии со всеми данными Ксенофонта составило 14 900 бойцов, но Диодор также называет число 13 000 наемников из Пелопоннеса и остальной Греции (14, 19, 7), так что его источник (Эфор) также мог послужить донором для Плутарха.
предлоги Кира: Ксенофонт сообщает, что Кир не только скрывал свои истинные цели во время вооружений, но и распространял дезинформацию и т. п., обманывая великого царя, но и на марше греческие наемники ничего не знали: сперва был снова объявлен поход против писидийцев (1, 2, 1). Однако наемные контингенты не верили и затем восстали (1, 3, 1-19). Только после того, как Кир заявил, что хочет идти к Евфрату против Аброкома, сатрапа Финикии и, что более важно, увеличил плату, продвижение продолжилось (an. 1, 3, 20f.). По достижении Евфрата Кир раскрывает войскам фактическую цель марша, что стоило ему дополнительного пожертвования пяти серебряных мин для каждого наемника (an. 1, 4, 11-13).
Тиссаферн против Кира: Ксенофонт сообщает, что споры между ними за греческие полисы западной Малой Азии, которые носили все более военный характер, дали Киру повод для более крупных вооружений.
друзья Парисатиды: Это утверждение Плутарха трудно интерпретировать, поскольку до сих пор эта группа людей — по крайней мере, напрямую — не упоминалась. Этот отрывок следует рассматривать в контексте упоминания друзей Кироса «в стране». Плутарх может следовать здесь, например, Xen. 1, 1, 5, но также и Динону или, что менее вероятно, Kтесию, но твердо утверждать нельзя.
6. 8 злопамятство Парисатиды: Плутарх кратко обобщает картину греческих источников о Парисатиде, которая определяет точку зрения на эту царицу по сей день. Он подробно упоминает жестокие примеры ее злопамятства (Artax. 14, 16, 17, 19 и 23). Бросиус опровергает образ влиятельных женщин при дворе, который по–прежнему широко распространен в современных исследованиях. Несмотря на то, что для женщин (например, в экономическом секторе) было достаточно возможностей для маневрирования, они были ограничены. Помимо описаний греческих авторов, которые пытались показать своей аудитории другую картину своей собственной реальности, нет никаких свидетельств прямого влияния женщин на политику или юриспруденцию Великого царя. Поэтому пытки и казни, описанные в греческих источниках, по–моему во многих отношениях недостоверны.
Динон и Ктесий: Отчасти драматичная жизнь Ктесия Книдского не прослежена полностью. Согласно фрагментам он происходил из династии книдских врачей и сам изучил медицинское ремесло. По словам Диодора, Ктесий стал военнопленным в Персидской империи и затем из–за своей профессии был призван ко двору Великого царя. Там он, как он сам говорит, он врачевал царскую семью и имел особые контакты с царицей–матерью Парисатидой. Его Персика оканчивается 397 годом; последнее описанное им событие относится к весне этого года. Если он по собственному свидетельству состоял на персидской службе 17 лет, его пленение приходится на 415/14 г. Поскольку, однако, за этот период не известно ни одного события, при котором он мог быть пленен, и, более того, рассказы Ктесия о Дарии II содержат очень мало подробностей, было заподозрено, что текст поврежден и он находился на персидской службе всего семь лет, а не семнадцать. Реального объяснения того, как тогда Ктесий мог прийти к Великому царю, не существует. Опять если верить собственным заявлениям Ктесия, в последние годы его пребывания в Персии он был вовлечен в важные задачи внешней персидской политики, которая переориентировалась в сторону Спарты. Его наиболее важным поручением была, наконец, дипломатическая миссия по приказанию Великого царя, которая сначала привела его к Конону и Эвагору на Кипр и, наконец, через Спарту на Родос.
Критика непосредственных литературных предшественников почти характерна для греческой историографии и может быть найдена также в творчестве Ктесия, который довел ее до истинного мастерства в этой области. Он неоднократно подчеркивал свой статус очевидца, и притворялся, что видел «царские архивы». Поскольку у него есть знания инсайдера, он описывает своих предшественников как лжецов и сказочников. Очевидно, что Ктесий хотел исправлять и затирать работу Геродота.
К концу 19‑го и началу 20‑го века ктесиева Персика по–прежнему ценилась в науке как историографическая работа. Тогда широко признавалось, что Ктесий мог в значительной степени полагаться на устные передачи от персидских информантов. Белох, например, думает, что правдивые описания ужасного варварства при персидском дворе выявляют в нем точного наблюдателя, в результате чего его ошибочные сообщения можно приписать восточным осведомителям.
Однако сегодня перевешивает более дифференцированный взгляд. Именно Ктесия видят в качестве ответственного за этот «жестокий» образ Востока, так что описания типично «восточных» государств едва ли можно рассматривать как доказательство достоверности близко наблюдающего историка. Уже в древние времена подробности его фантастических историй, например, основание Вавилона Семирамидой или ее индийская кампания подвергались сомнению (Аристотелем, Аррианом и Элианом). Опять же, Ктесий показывает, как заметил Фотий, явный антагонизм к Геродоту. Так, чтобы противодействовать ему, он ошибочно переместил Ниневию с Тигра на Евфрат, удвоил продолжительность мидийской гегемонии у Геродота (со 150 до 300 лет) и поставил битву при Платеях задолго до Саламина, а не потом.
Хотя Ктесий утверждает, что он изучал царские архивы, ничего этого в его работе не ощущается. Все эти несоответствия и фактические ошибки в его работе свидетельствуют о том, что он просто не мог интенсивно изучать источники. Особый интерес представляет тот факт, что даже за период от Кира Старшего до Ксеркса он не может предложить ничего более существенного, чем Геродот. Ланфан готова признать в докладе Ктесия о персидских войнах использование подлинно восточных традиций, но это невозможно обнаружить. Посредством многих примеров Бихлер и Блекманн преуспевают в демонстрации того, что Ктесий отнюдь не предлагает традицию, отличную от Геродота, но часто пытается доказать свою независимость произвольными искажениями геродотовского текста.
Якоби справедливо указывает, что даже замечания Ктесия о его долгом пребывании при дворе Артаксеркса, которое в науке обычно считается фактом, часто исторически непригодны для использования. Всякий раз, когда персона Ктесия слишком вылезает на передний план, Якоби — и здесь он следует Плутарху — рекомендует быть осторожным. Работа Ктесия показывает, что он не использовал свое эксклюзивное положение для сбора информации. По этой причине, также с хорошими аргументами, уже были высказаны сомнения по поводу биографии Ктесия. Основываясь на признании того, что Ктесий также подвергался критике в древности как «историк», Дорати сомневается в его предполагаемом многолетнем пребывании при дворе Великого царя в целом. Имея ряд указаний, итальянский ученый поддерживает свой тезис, что Ктесий никогда не мог быть личным врачом царской семьи. В этих пассажах Персики практически нет полезной информации о структурах при дворе. Даже непреднамеренно, как и следовало ожидать, Ктесий не предлагает существенных результатов. У него отсутствует всякая попытка систематики записи исторических событий. Ктесий лишь штампует клише восточного двора с бесстыдными персонажами, где доминируют постоянно повторяющиеся сценарии насилия (мятежи, заговоры, интриги и мщения), в которых нет стабильности и правил. С этими картинами, написанными яркими красками, он подчинялся предрассудкам и ожиданиям своих слушателей и читателей. Кроме того, расхождения в этой персидской истории того времени с Фукидидом, Ксенофонтом или Исократом вполне убеждают, что Ктесий не изменил свой способ работы даже когда кончился текст Геродота.
Поэтому трудно отнести труды Ктесия к какому–либо литературному жанру. Кто хочет видеть его «историком», тому придется согласиться с Бихлером, что он сообщает мало благоразумного. В самом деле, подход к его Персике как к историографическому тексту связан с большим дискомфортом. В конечном счете, однако, стремление считать историком того, чья работа так явно не соответствует нашим представлениям о жанре, должно потерпеть неудачу. Поэтому Стронк выступает за то, чтобы Ктесий рассматривался не как историограф, а как творческий писатель (как поэт).
По словам Стронка, Ктесий значительно переработал исторические факты и тем самым создал свою версию правды: «В руках Ктесия историография стала творческим повествованием на основе — самого по себе, возможно, надежного — исторического ядра», хотя, конечно, не все подробности должны были быть вымышленными. Оценка Стронка соответствует выводам Бихлера, который рассматривает Персику Ктесия как литературную игру со своими предшественниками, поэтому ее нельзя отнести к жанру историографии.
В результате подчеркивая высокую степень вымышленных элементов в писаниях Ктесия, Стронк и Бихлер согласны с Блекманном, который в отличие от них обоих тем не менее рассматривает Ктесия как автора историографического текста и использует для этой цели термин «вымышленная историография». Однако, при отсутствии независимой параллельной традиции у нас нет базы для раскрытия вымышленных повествований как таковых, чтобы выявить историческое ядро. С методологической точки зрения можно лишь соглашаться с тем, что у ктесиевой Персики нет места в качестве полезного исторического источника для истории Ахеменидской империи.
О Диноне мы не знаем много. Он считается отцом александрийского историка Клитарха, поэтому, как полагают, жил в течение длительного времени в Египте (FGrH 690, T 2). Динон (или Дион) Колофонский упоминается несколько раз в индексах Естественной истории Плиния Старшего. Из 30 сохранившихся фрагментов его работ можно предположить, что «расцвет» его творчества должен был выпадать на 350–330 гг., но последнее событие, которое было упомянуто в фрагментах, это завоевания Египта Артаксерксом III Охом в 343/42 г. (F 21). Это, конечно, только приблизительный terminus post quem; рассказ, возможно, шел дальше, но мы не знаем каких–либо фрагментов с упоминанием Александра.
Датирование Стивенсон диноновой Персики началом 330‑х годов является убедительным. Динон принял — эту картину передают по крайней мере редкие фрагменты — работу Ктесия и продолжил ее. По аналогии с ктесиевой Персикой, она, возможно, состояла из трех синтаксисов с несколькими книгами каждый. Ктесиев состав из Ассириаки, Мидики и Персики у Динона по крайней мере правдоподобен. Ничего не говорит против предположения, что Динон организовал свое сочинение в хронологическом порядке так же, как Ктесий и другие авторы (FF 1,2,3). Количество книг в синтаксисах не уточняется (F 1). Равномерного распределения, однако, не нужно подозревать, как показывает сравнение с ктесиевой Персикой. Работа включала, по крайней мере, период, уже описанный Ктесием от Семирамиды (F 7), и период до конца Артаксеркса II и начала Артаксеркса III (F 21). Фрагменты предполагают, что Динон задумал свое сочинение для читателей с интересом к сказочным, странным и эротическим элементам. Нет сомнений, что четкую направленность в его работе имели любовные дела при дворе и гаремные интриги.
Персика Динона была вероятно не так популярна как работа Ктесия, но его сочинение превратилось в главный греческий источник для времени, не отображенного Ктесием. Трог Помпей, Цицерон, Плутарх, Афиней и Элиан часто использовали его. Динон, как представляется, пользовался лучшей репутацией, чем его литературный предшественник. Непот считал его самым большим авторитетом для персидской истории (F 18). Хотя Плутарх неоднократно выступал против Динона в пользу вариантов Ктесия, ему нигде не доставалось от него как Ктесию.
Динон, как правило, сообщает о событиях менее драматично, чем Ктесий. Так, у Ктесия царица–мать сама убивает свою невестку, а невинная служанка карается за этот поступок. У Динона, однако, активную роль вместо Парисатиды играет служанка Гигия, которая действует сознательно и добровольно, фактическое убийство совершает другой слуга по имени Мелант. В этой сцене нет ненужной драматизации. Следует также отметить, что Динон воспроизводит версию, намного более лестную для матери–царицы. Ктесий, который на самом деле должен считаться дружелюбным к Парисатиде, ставит ее в худшем свете. Памятуя о более позднем примирении между царем и его матерью, сообщение Динона, следовательно, кажется более правдоподобным: виновные наказаны, участие Парисатиды в убийстве прямо не поддается обнаружению, и последующему примирению, в результате, ничего не препятствовало. Аналогичный способ работы можно наблюдать в описании битвы при Кунаксе или смерти Кира в передаче Плутарха.
Великий царь Артаксеркс, кажется, гораздо более позитивным в версии Динона, чем у Ктесия, у которого например, он при Кунаксе выбывает из битвы из–за раны. Эти косвенные свидетельства привели Стивенсон к поиску динонова источника в лице официального представителя двора, и по ее мнению он должен находиться в окружении Тирибаза. Действительно, в версии Динона битвы при Кунаксе Тирибаз играет важную роль, которую нельзя найти в других описаниях сражения. Тем не менее, теперь делается вывод, что все части в Vita Артаксеркса, в которых появляется Тирибаз, должны были возникнуть из Персики Динона. Исходя из предположения о процаристском источнике Динона из среды Тирибаза, Стивенсон делает вывод о том, что изложения Динона ошибочны и низкопробны по сравнению с работой Ктесия: «Из этих двух примеров видно, что Динон пишет вопиющую ложь». Но это неприемлемо. Если бы у Динона был столь хорошо информированный источник, важность его доклада была бы намного выше. Рассказ Динона о смерти Кира показывает, что его источник, очевидно, знал как придворную пропаганду (Великий царь убивает Кира), так и девиантную версию (безымянный кариец умерщвляет узурпатора). Итак, источник Динона или Персика не только отражают подлинно персидский взгляд, но и предоставляют другой вариант.
Скорее, как и Ктесия, Динона следует рассматривать как автора вымышленного исторического текста, который хотел дистанцироваться от своего литературного образца (как и Ктесий от Геродота). Для этого Динон, по–видимому, изменяет подробности ктесиева сообщения. Под конец Стивенсон все же соглашается в результате: динонова Персика имеет очень сомнительную историческую ценность.