Книга III

Переводчик: 
Переводчик: 

1. (1) Между тем Александр, отправив Клеандра с деньгами[1], чтобы привести солдат из Пелопоннеса, и уладив дела в Ликии и Памфилии[2], подвел войско к городу Келенам. (2) Посреди города в то время протекала река Марсий, прославленная в греческих легендах[3]. (3) Эта река берет начало на самой вершине горы, с большим шумом низвергает свои воды на стоящую внизу скалу, затем, растекаясь, орошает прилегающие поля, оставаясь прозрачной и несущей только свои воды. (4) Вот почему цвет ее воды, подобный цвету спокойного моря, дал основание для поэтического вымысла, будто бы нимфы, полюбившие эту реку, пребывают здесь на скале. (5) Пока она течет по городу, она сохраняет свое название, но там, где она вытекает за пределы его и катит воды с большой силой, ее называют Ликом. (6) Итак, Александр вошел в город, оставленный жителями; намереваясь взять приступом крепость, в которую они убежали[4], он посылает туда вестника[5] сказать им, что если они не сдадутся, то претерпят крайние бедствия. (7) Те приводят вестника к башне, выдающейся своим расположением и укрепленной, предлагают ему посмотреть, какова ее высота, и передать Александру, что он и местные жители по-разному расценивают укрепления города: они считают их неприступными, а в крайнем случае готовы умереть по долгу верности. (8) Впрочем, когда они увидели, что крепость осаждена и что у них с каждым днем становится все меньше запасов, они, заключив перемирие на 60 дней, обещали сдать город, если в течение этого времени Дарий не придет им на помощь; так как никакой помощи прислано не было, в назначенный день они сдались царю.
(9) Затем приходят послы от афинян с просьбой вернуть им пленных, захваченных у реки Граник[6]. На это Александр ответил, что по окончании войны с персами он прикажет возвратить своим не только этих, но и остальных греков. (10) Сам же Александр, угрожая Дарию, о котором он узнал, что тот еще не перешел Евфрат, собирает отовсюду войска, чтобы вступить в столь опасную войну со всеми своими силами. (11) Во Фригии, через которую Александр вел войско, было больше сел, чем городов. (12) Там же находился прославленный в то время дворец Мидаса[7]. Название города - Гордий; через него протекает река Сангарий, и он находится на одинаковом расстоянии от Понтийского и Киликийского морей. Здесь, между этими морями, как мы знаем, самое узкое место Азии, так как и то и другое море сдавливают землю, создавая теснины. (13) Хотя Азия и соединена с континентом, но большей частью окружена водой и схожа с островом[8]; и если бы не было этого перешейка, то они слились бы друг с другом. (14) Александр, подчинив город своей власти, вступает в храм Юпитера[9]. Там он увидел колесницу, на которой, как утверждают, ездил Гордий, отец Мидаса[10]. Она по своему убранству ничем не отличалась от самых дешевых, наиболее распространенных. (15) Примечательным было ярмо, стянутое многочисленными узлами, спутанными между собой и скрывающими связи. (16) Когда жители города сообщили Александру, что, по предсказанию оракула, Азию покорит тот, кто развяжет этот запутанный узел[11], им овладело страстное желание выполнить то, что предсказано. (17) Вокруг царя собралась толпа фригийцев и македонцев: первые напряженно ждали, а вторые испытывали страх из-за безрассудной самоуверенности царя. И действительно, ремень был так плотно связан узлами, что было невозможно ни рассчитать, ни разглядеть, где начинается и где кончается сплетение. Попытки царя развязать узел внушали толпе опасение, как бы неудача не оказалась плохим предзнаменованием. (18) Долго и напрасно провозившись с этими запутанными узлами, царь сказал: "Безразлично, каким способом будут они развязаны", и, разрубив все узлы мечом[12], он тем самым не то посмеялся над предсказанием оракула, не то выполнил его. (19) Затем, решив захватить Дария, где бы тот ни был, чтобы иметь прочный тыл, он поручил Амфотеру командование флотом у берегов Геллеспонта, а Гегелоху - сухопутными войсками, чтобы освободить от вражеских гарнизонов острова Лесбос, Хиос и Кос[13]. (20) Им было выдано на военные расходы 500 талантов, а Антипатру и защищавшим греческие города послано 600 талантов. От союзников царь потребовал, согласно договору, прислать корабли для охраны Геллеспонта. (21) Александр еще не знал тогда о смерти Мемнона[14], внушавшего ему большие заботы, так как Александр понимал, что все будет легко выполнить, если не помешает Мемнон.
(22) И уже он прибыл в город Анкиру, откуда, произведя подсчет своим войскам, выступает в Пафлагонию. По соседству с ней жили генеты, от которых, как думают, происходят венеты[15]. (23) Вся эта страна покорилась царю; дав заложников, жители ее добились, чтобы их не принуждали платить подать, которой они не платили даже персам. (24) Во главе этой страны был поставлен Калат[16], а сам Александр, приняв только что прибывшие из Македонии войска[17], направился в Каппадокию.

2. (1) Дарий, узнав о смерти Мемнона и, естественно, обеспокоенный, лишившийся всякой надежды, решил сам сразиться с Александром: он осуждал все совершенное его полководцами, будучи убежден, что многим из них недоставало усердия и всем - удачи. (2) И вот, расположившись лагерем у Вавилона, чтобы солдаты с большим усердием начали войну, он выставил напоказ все свои силы и, построив укрепление вместимостью в 10 тысяч вооруженных воинов, начал производить подсчет войскам по примеру Ксеркса[18]. (3) От восхода солнца до ночи отряды, как было приказано, входили в укрепление. Выходя оттуда, они заняли равнины Месопотамии; конница и пехота, казавшиеся бесчисленными, заставляли думать, что армия больше, чем на самом деле. (4) Персов было 100 тысяч, из них 30 тысяч всадников[19], мидийцев - 10 тысяч всадников и 50 тысяч пехотинцев. (5) Барканцев было 2 тысячи всадников, вооруженных двусторонними секирами и легкими щитами, очень похожими на цетры[20], за ними следовало 10 тысяч пехоты с таким же вооружением. (6) Армяне послали 40 тысяч пехотинцев вдобавок к их 7 тысячам всадников. (7) Гирканцы набрали 6 тысяч отличных, как у всех этих племен, всадников, прибавив к ним тысячу тапуров. Дербики снарядили 40 тысяч пехотинцев, у большинства из них были копья с медными или железными наконечниками, у некоторых же - древки, обожженные на огне; их сопровождали 2 тысячи всадников из того же племени. (8) С Каспийского моря прибыло 8 тысяч пехотинцев и 200 всадников. С ними были и другие, неизвестные племена, выставившие 2 тысячи пехоты и вдвое больше конницы. (9) К этим силам прибавилось 30 тысяч греческих наемников, воинов во цвете лет. Спешность помешала собрать бактрийцев, согдийцев, индов и другие живущие у Красного моря племена, названия которых не знал и сам царь.
(10) Менее всего у него ощущался недостаток в количестве солдат. Радуясь столь многочисленному войску и слушая придворных, воспламенявших, как обычно, своей лестью его надежды, он обратился к афинянину Харидему[21], опытному в военном деле и ненавидевшему Александра за свое изгнание из Афин по его приказу, и стал расспрашивать его, не считает ли он его достаточно сильным, чтобы раздавить врага. (11) Но Харидем, забывший о своем положении и гордости царя, ответил: "Ты, может быть, не захочешь выслушать правду, но если не теперь, то в другой раз я не смогу уже ее высказать. (12) Эта столь вооруженная армия, состоящая из стольких народов со всего Востока, оторванных от своих очагов, может внушать страх своим соседям: она сверкает золотом и пурпуром, поражает богатством вооружения, которое невозможно представить себе, не увидев собственными глазами. (13) Македонское же войско, дикое и без внешнего блеска, прикрывает щитами и копьями неподвижный строй и сомкнутые ряды крепких воинов. Этот прочный строй пехоты они называют фалангой: в ней воин стоит к воину, оружие одного находит на оружие другого. Фаланга обучена по первому же знаку идти за знаменами, сохраняя ряды. (14) Солдаты исполняют все, что им приказывают: сопротивляются, окружают, переходят на фланги; менять ход сражения они умеют не хуже полководцев. (15) И не думай, что их влечет жажда золота и серебра: эта дисциплина до сих пор крепка, ибо создана бедностью: постелью уставшим служит земля, еды им достаточно той, которую они раздобудут; а время их сна - неполная ночь. (16) А фессалийскую, акарнанскую и этолийскую конницу, эти непобедимые в сражении отряды, разве отразят пращи и обожженные на огне копья? Тебе нужны равноценные им силы: ищи их для себя в той земле, которая их породила, пошли твое золото и серебро для найма солдат". (17) Дарий по характеру был мягким и отзывчивым, но счастье часто портило его податливую натуру. И вот, не снеся правды, он приказал увести на казнь преданного ему гостя, давшего столь полезный совет. (18) Грек, не забывший и тогда о своем свободном происхождении, сказал: "Уже готов мститель за мою смерть, за пренебрежение моим советом тебя накажет тот, против которого я предостерегал тебя. А ты, будучи самовластным царем, так быстро изменился, что послужишь потомкам примером того, как люди, ослепленные удачей, забывают о своей природе". (19) Едва он произнес эти слова, как слуги по приказу царя задушили его. Но потом к царю пришло позднее раскаяние, и, признав, что грек говорил правду, он велел похоронить его с почетом.

3. (1) Тимод, сын Ментора[22], был доблестным юношей. Ему царь приказал принять от Фарнабаза командование всеми иноземными войсками, на которые царь больше всего надеялся, чтобы использовать их во время войны. Самому же Фарнабазу царь передал[23] высшие полномочия, которыми ранее наделил Мемнона. (2) Под действием постоянных забот царя стали даже во время сна беспокоить угрожающие видения, вызываемые его тревогой или пророческими свойствами души. (3) То ему снилось, будто лагерь Александра сверкает ослепительным светом, то будто Александра привели к нему в таком же одеянии, какое раньше носил он сам, то будто, проезжая верхом по Вавилону, Александр вместе с конем вдруг исчез с его глаз. (4) Еще и предсказатели усиливали его беспокойство разными истолкованиями его снов. Одни говорили, что это хорошее предзнаменование, так как вражеский лагерь горел и Дарий видел Александpa, снявшего царскую одежду и приведенного к нему в обычной одежде персов. (5) Другие толковали это иначе: блеск македонского лагеря предсказывает успех Александру, а что ему предназначено владеть Азией бесспорно доказывалось тем, что Дарий был в такой же одежде, когда его провозгласили царем. (6) Как всегда бывает, беспокойство напомнило и старые пророчества. Вспомнили, что Дарий в начале царствования приказал изменить форму персидских ножен для акинака[24] по образцу греческой, а халдеи тогда же объявили, что власть над персами перейдет к тем, оружию которых он подражает. (7) Впрочем, Дарий, радуясь и благоприятным толкованиям предсказателей, которые разглашались в народе, и видениям своих снов, приказал перенести лагерь поближе к Евфрату.
(8) У персов был древний обычай не отправляться в путь до восхода солнца. Сигнал к выступлению давали из царского шатра, когда уже совсем рассветало. Над шатром, откуда все могли его видеть, поднималось сверкающее отражение солнца на стекле. (9) Походный строй был таков. Впереди на серебряных алтарях несли огонь, который у персов считается вечным и священным. Маги[25] пели древние гимны. (10) За ними следовали 365 одетых в пурпурные плащи юношей, по числу дней года, так как и у персов год делился на столько же дней. (11) Затем белые кони везли колесницу, посвященную Юпитеру[26], за ней следовал конь огромного роста, называемый конем Солнца[27]. Золотые ветви и белые одеяния украшали правящих конями. (12) Недалеко от них находились 10 колесниц, обильно украшенных золотом и серебром. За ними - всадники 12 племен в различных одеждах и по-разному вооруженные. (13) Далее шли те, кого персы называют "бессмертными", числом до 10 тысяч[28], ни у кого больше не было столь по-варварски пышной одежды: у них были золотые ожерелья, плащи, расшитые золотом, и туники с длинными рукавами, украшенные драгоценными камнями. (14) На небольшом расстоянии шли так называемые "родичи царя"[29] числом до 15 тысяч. Эта толпа с ее почти женской роскошью в нарядах выделялась больше пышностью, чем красотой вооружения. (15) Следовавшие за ними придворные, которые обычно хранили царскую одежду, назывались копьеносцами. Они шли перед колесницей царя, в которой он возвышался над остальными. (16) С обеих сторон колесница была украшена золотыми и серебряными фигурами богов, на дышле сверкали драгоценные камни, а над ними возвышались две золотые статуи, каждая в локоть высотой: одна - Нина, другая - Бела[30]. Между ними находилось священное золотое изображение, похожее на орла с распростертыми крыльями. (17) Одежда самого царя превосходила роскошью все остальное: пурпурная туника с вытканной посредине белой полосой; (18) плащ, расшитый золотом, с золотыми же ястребами, сходящимися друг с другом клювами, по-женски опоясанный кушаком. Царь подвесил к нему акинак в ножнах, украшенных драгоценными камнями. (19) Головной убор царя, называемый персами "кидарис"[31], украшали фиолетовые с белым завязки. (20) За колесницей шли 10 тысяч копьеносцев с богато украшенными серебром копьями и стрелами с золотыми наконечниками. (21) Около 200 приближенных вельмож следовало справа и слева от царя. Их отряд замыкал 30 тысяч пехотинцев в сопровождении 400 царских коней. (22) За ними на расстоянии одного стадия[32] колесница везла мать царя Сисигамбис, в другой колеснице была его жена. Толпа женщин на конях сопровождала цариц. (23) За ними следовали 15 повозок, называемых гармаксами: в них находились царские дети, их воспитатели и множество евнухов, вовсе не презираемых у этих народов. (24) Далее ехали 360 царских наложниц[33], одетых тоже в царственные наряды, затем 600 мулов и 300 верблюдов везли царскую казну: их сопровождал отряд стрелков. (25) Следом за ними - жены родных и друзей даря и толпы торговцев и обозной прислуги. Последними шли замыкавшие строй отряды легковооруженных воинов, каждый со своим командиром.
(26) Если бы кто мог тогда же увидеть македонскую армию, она представила бы собой совсем иное зрелище: люди и кони блестели в ней не золотом и пестрыми одеждами, но железом и медью. (27) Эта армия не была перегружена поклажей или прислугой, готовая к походу или к остановке, она чутко отзывалась не только на сигналы, но даже на знаки полководца. Ей хватало и места для лагеря, и провизии для воинов. (28) Стало быть, в войске Александра не было недостатка в солдатах, Дарий же, повелитель такой огромной армии, из-за тесноты поля боя свел ее к той самой малочисленности, за какую презирал врага.

4. (1) Между тем Александр, поставив во главе Каппадокии Абистамена[34], отправился со всем своим войском в Киликию и прибыл на место, называемое "Лагерь Кира": там была стоянка Кира, когда он вел армию в Лидию против Креза[35]. (2) Это место находилось на расстоянии 50 стадиев от входа в Киликию. Местные жители называют его теснины "воротами"; по своей природной форме они напоминают укрепления, созданные человеческими руками. (3) Поэтому Арсам, правивший Киликией[36], вспомнив о советах Мемнона в начале войны, решил применить на деле, хоть и поздно, его спасительный план: он опустошает Киликию огнем и мечом, чтобы оставить врагу пустыню, уничтожить все, что может оказаться полезным неприятелю, чтобы голой и бесплодной оставить землю, которую он не мог защитить. (4) Гораздо полезнее было бы закрыть большим отрядом войска узкий проход, открывающий путь в Киликию, и завладеть скалой, удобно нависающей там над проходом, с которой он без риска мог бы остановить или уничтожить приближающегося врага. (5) Теперь же, оставив немногих для охраны горных проходов, он отступил, став разорителем страны, которую должен был спасти от разорения. Поэтому оставленные им, считая себя преданными, не захотели даже увидеть врага, хотя и меньшее число людей могло бы защитить проходы. (6) Ведь Киликия защищена непрерывной крутой и обрывистой цепью гор; она начинается у моря и, как бы описав дугой залив, снова возвращается Другим своим концом к морю в другом месте. (7) Через эту горную цепь в том месте, где море наиболее вдается в берега, ведут три узких и крутых прохода; войти в Киликию можно по одному из них. Эта страна, плоская в сторону моря, пересечена многими реками: через нее протекают знаменитые реки Пирам и Кидн. (8) Кидн замечателен не шириной потока, но прозрачностью воды, так как от своих истоков он плавно течет по чистой почве, и нет никаких притоков, которые могли бы замутить его. (9) Поэтому вода очень чиста и холодна, живописные берега все время осеняют его, и в море он впадает таким же, каким выходит из истоков. (10) В этой стране время истребило много памятников, прославленных в песнях: здесь были видны места, где стояли города Лирнесс и Фивы[37], пещера Тифона[38] и Корикийская роща, где растет шафран[39], и другие, о которых сохранилась только молва.
(11) Александр вошел в горный проход, называемый "воротами". Рассмотрев окружающую местность, он, говорят, особенно удивился своему счастью: он признался, что мог бы быть завален камнями, если бы нашлось кому сбрасывать их на идущее внизу войско. (12) Дорога едва давала возможность идти по ней только четырем воинам в ряд; гора нависала над дорогой, не только узкой, но и обрывистой, а также часто пересекаемой потоками, текущими с гор. (13) Все же Александр приказал легковооруженным фракийцам идти в голове отряда и осматривать тропы, чтобы спрятавшийся враг не мог внезапно наброситься на следующую за ними армию. Отряд стрелков также занял торный проход: они держали луки наготове, настроенные не на марш, а на бой. (14) Таким образом армия подошла к Тарсу, который персы в это время поджигали, чтобы не достался врагу богатый город. (15) Но Александр послал Пармениона с отрядом легковооруженных воинов потушить огонь и, узнав, что варвары побежали от его людей, тотчас вошел в спасенный им город[40].

5. (1) Река Кидн, о которой уже было сказано, протекает посредине города. Тогда было летнее время, и солнечный жар раскалял Киликию больше, чем какую-нибудь другую страну, и наступило самое жаркое время дня.
(2) Прозрачные воды реки соблазнили царя, покрытого потом и пылью, выкупаться, чтобы обмыть свое разгоряченное тело. Сняв одежду на виду у войска, полагая, что будет пристойно показать своим воинам, как мало нужно ему для ухода за своим телом, он вошел в реку. (3) Но едва он вступил в воду, как его члены, охваченные дрожью, начали цепенеть, затем он побледнел, и жизненное тепло почти покинуло тело[41]. (4) Слуги подхватили его на руки, полуживого и почти потерявшего сознание, отнесли в шатер. (5) В лагере распространилось беспокойство и почти уже траур; со слезами все скорбели о том, что славнейший царь всех времен и преданий в самом расцвете успеха и славы был поражен не врагом, не в сражении, но вырван из их рядов смертью тогда, когда омывал водой свое тело. (6) Победителем окажется Дарий, еще не видевший своего врага. А им, воинам, придется завоевывать снова те земли, где они уже раз прошли с победой и где все уничтожено ими же или врагами. В бесплодной пустыне их будут терзать голод и нужда, даже если никто не захочет их преследовать. (7) Кто будет руководить ими в обратном походе? Кто осмелится занять место Александра? Даже если они доберутся в своем бегстве до Геллеспонта, кто приготовит флот для переправы? (8) Затем их скорбь снова обратилась к царю, и, забыв о себе, они начали печалиться, что такой гений, к тому же их царь и товарищ по оружию вырван из их рядов в расцвете юности.
(9) Между тем царь стал дышать свободнее, открыл глаза и по мере того, как сознание возвращалось к нему, стал узнавать окружавших его друзей. Ослабление его болезни проявилось уже и в том, что он осознал величину несчастья. (10) Но душевная боль вновь отняла у него силы, когда ему сообщили, что Дарий будет в Киликии на 5-й день. Александр жаловался, что он с головой выдан Дарию, и что из рук его вырвана славная победа, и сам он поражен мрачной и бесславной смертью в своей палатке. (11) Итак, созвав своих друзей и врачей, он сказал: "Вы видите, при каких обстоятельствах поразила меня судьба. Мне кажется, что я слышу звон вражеского оружия, а сам, начав эту войну, не могу в ней участвовать. (12) Значит, Дарий,. когда писал столь надменное письмо[42], определил мою судьбу. Но этого не будет, если я буду лечиться, как сам хочу. (13) Мое положение не допускает медленно действующих средств и осторожных врачей: для меня лучше сразу умереть, нежели поправиться слишком поздно. Поэтому если у врачей есть возможность и уменье, то пусть они знают, что мне нужно средство не для спасения жизни, а для продолжения войны". (14) Это пылкое безрассудство царя внушило всем большое беспокойство. И каждый в отдельности начал уговаривать его не увеличивать опасности поспешностью, но подчиниться воле врачей. (15) У войска, мол, есть основания опасаться неиспытанных лекарств, ибо враг может даже среди его близких подкупить кого-нибудь, чтобы погубить его. (16) Действительно, Дарий объявил, что всякому, кто умертвит Александра, он даст тысячу талантов[43]. Поэтому полагали, что никто не осмелится применить лекарство, которое может показаться подозрительным из-за своей новизны.

6. (1) Среди знаменитых врачей, следовавших за Александром из Македонии, был акарнянин Филипп, особенно преданный царю. Он был другом и хранителем здоровья царя с его детских лет и особенно любил его не только как своего царя, но и как своего воспитанника. (2) Он обещал дать лекарство не столь быстро, сколь сильно действующее и ослабить болезнь целебным питьем. Его обещание не понравилось никому, кроме того, кому предназначалось, из-за опасности. (3) Ведь царь согласен был претерпеть что угодно, кроме затяжной болезни: оружие и армия были у него перед глазами, и он считал, что победа зависит ют его возможности занять место перед знаменами. Он тяготился тем, что по предписанию врача должен был выпить лекарство лишь через три дня.
(4) В это время царь получил от самого верного из своих царедворцев, Пармениона, письмо[44] с предупреждением не доверять своего здоровья Филиппу, которого подкупил Дарий тысячей талантов и обещанием выдать за него свою сестру. (5) Это письмо наполнило душу Александра великим беспокойством, и тайно от других он взвешивал в уме страх и надежду. (6) "Решиться ли мне принять лекарство? Ведь если в него положен яд, то окажется, что я заслужил случившееся. Заподозрить ли преданность врача? Допустить ли, чтобы я был убит в своей палатке? Все же лучше умереть от преступления другого, чем от собственного страха". (7) После долгих размышлений он, не сообщив никому содержания письма, запечатал его своим перстнем и спрятал под подушку, на которой лежал. (8) По истечении двух дней таких раздумий забрезжил день, назначенный врачом, и Филипп вошел, держа в руках чашу, в которой развел лекарство. (9) Увидев его, Александр, приподнявшись на постели и держа письмо Пармениона в левой руке, взял чашу и бесстрашно выпил лекарство. Затем он приказал Филиппу прочесть письмо, а сам не отрывал от его глаз, думая, что заметит признаки виновности в выражении его лица. (10) Но Филипп, прочитав письмо, выказал больше негодования, чем страха, и, бросив перед постелью письмо и плащ, сказал: "О царь, мое дыхание всегда зависело от тебя, но теперь я убедился, что оно выходит из твоих свято почитаемых уст. (11) Обвинение в убийстве, направленное против меня, будет опровергнуто твоим выздоровлением, спасенный мною, ты дашь мне жизнь. Прошу и заклинаю тебя, отбрось свой страх, позволь лекарству проникнуть в твои вены, облегчи на некоторое время душу, которую твои друзья, несомненно преданные, но слишком осторожные, смущают неуместной заботливостью". (12) Эти слова не только успокоили царя, но придали ему радостную надежду. Он сказал: "О, Филипп, если бы боги предоставили тебе испытать мои чувства наиболее угодным тебе способом, ты мог бы избрать и другой путь, но ты не мог даже пожелать более верного способа, чем тот, который ты применил. (13) Прочитав это письмо, я все же выпил приготовленное тобою лекарство и теперь верю, что ты беспокоишься о своей верности не меньше, чем о моем здоровье". Сказав это, он протянул Филиппу правую руку. (14) Но сила напитка была столь велика, что последующие события как будто подтвердили обвинение Пармениона: дыхание царя стало прерывистым и затрудненным. Но Филипп не упустил ни одного средства: он применил горячие припарки, возбуждал бесчувственного ароматом то пищи, то вина. (15) Как только он замечал, что Александр пришел в себя, он не переставал напоминать ему то о матери и сестрах, то о приближающейся великой победе. (16) Когда же лекарство растеклось по венам и его целительная сила стала ощущаться во всем теле, сначала дух, а затем и тело Александра обрели прежнюю силу даже быстрее, чем ожидалось; ведь уже через три дня, проведенные в таком состоянии, он появился перед солдатами. (17) Все войско приняло Филиппа с таким чувством, как самого царя; каждый жал ему руку и благодарил его, как посланного богом. Трудно передать, как велика была, помимо прирожденного почтения македонцев к царям, их преданность именно этому царю, их пламенная к нему любовь. (18) Все были убеждены, что он ничего не предпринимает без помощи богов; ибо если кому-либо постоянно сопутствует счастье, то даже безрассудство ведет его к славе. (19) Возраст царя, едва созревшего для таких деяний, оказался вполне достаточным и прославил все его дела. Вещи, которым обычно не придают значения, имеют большую цену в глазах солдат: соревнование царя с солдатами в телесных упражнениях, его одежда и манера держаться, мало отличающие его от простого человека, его воинский дух. (20) Все это то ли как дар природы, то ли как достижение души сделали его в равной степени достойным уважения и любви.

7. (1) Дарий, получив известие о болезни Александра, со всей скоростью, на которую была способна его тяжеловесная армия, поспешил к Евфрату, перекинул через него мост и переправлял по нему свою армию в течение 5 дней, торопясь завладеть Киликией. (2) Александр же, восстановивший свое здоровье, прибыл в город Солы. Заняв его, он наложил на город штраф в 200 талантов[45] и поместил в крепости гарнизон солдат. (3) Затем он выполнил обеты, данные за его выздоровление, устроил торжественные состязания в честь Эскулапа и Минервы[46] - этим он показал, как презирает варваров. (4) Когда он смотрел на состязания, пришли хорошие известия из Галикарнаса: в сражении персы были побеждены его войсками, покорены ему были миндии, кавнии и много земель на том же пути[47]. (5) Затем, закончив состязания и снявшись с лагеря, он перешел, наведя мост, реку Пирам и прибыл в город Малл, а оттуда на второй день достиг города Кастабал. (6) Там его встретил Парменион, посланный вперед разведать путь через горные проходы, по которым можно было пройти к городу по названию Исс. (7) Заняв самую узкую часть дороги и оставив сам небольшой отряд, Парменион захватил Исс, также покинутый варварами. Продвинувшись оттуда, он вытеснил оборонявших внутренние горные районы, все укрепил гарнизонами и, овладев дорогой, как было сказано, пришел с известиями о своих успехах. (8) Тогда и Александр придвинул свою армию к Иссу. Там, после обсуждения, идти ли дальше или ждать свежие силы, шедшие, как только что сказано, из Македонии, Парменион высказал мнение, что нет другого более удобного места для сражения. (9) Ведь здесь силы обоих царей будут равны, узкий проход не сможет вместить большого количества людей, а его людям надо избегать равнин и открытых полей, где их могут окружить и перебить в бою. на два фронта. Он боялся, что македонцы будут побеждены не силой врага, но из-за своей усталости: если они станут более свободным строем, то свежие силы персов будут непрерывно наступать на них, (10) Разумные доводы его легко были приняты, и Александр решил дожидаться врага среди горных теснин.
(11) В армии Александра был перс по имени Сисен, когда-то присланный царю Филиппу правителем Египта; получив дары и почести всякого рода, он променял родину на изгнание, последовал за Александром в Азию и значился среди его верных друзей. (12) Именно ему солдат-критянин передал письмо, запечатанное перстнем с незнакомой ему печатью. Это письмо прислал полководец Дария Набарзан, убеждая Сисена сделать что-либо достойное его происхождения и нрава, чтобы заслужить почет у Дария. (13) Это письмо ни в чем не повинный Сисен часто пытался передать Александру, но видя, что царь занят разными заботами и приготовлениями к войне, дожидался удобного случая, и это усиливало подозрение, что он замышляет преступление. (14) Ибо письмо еще ранее попало в руки Александра, который, прочитав его и запечатав незнакомым Сисену перстнем, велел отдать его персу, чтобы испытать верность варвара. (15) Но так как последний не приближался к Александру несколько дней, решили, что он скрыл письмо с преступной целью; в походе он был убит критянами, без сомнения, по приказу царя[48].

8. (1) Греческие воины, полученные Тимодом от Фарнабаза, главная и почти единственная надежда Дария, пришли наконец к нему. (2) Они усиленно уговаривали его вернуться на просторные равнины Месопотамии или, если он это отвергнет, по крайней мере разделить свои несметные силы и не допускать, чтобы вся армия его зависела от одного удара судьбы. (3) Этот совет был не так неприятен царю, как его придворным: они утверждали, что здесь отражена сомнительная верность и купленное за деньги предательство: разделить армию Дарию предлагается для того, чтобы сами греки могли разойтись в разных направлениях и выдать Александру данные им поручения; (4) Благоразумнее всего окружить их всем войском, засыпать стрелами и тем доказать, что предательство не остается безнаказанным. (5) Но Дарий, человек справедливый и мягкого характера, заявил, что не совершит такого преступления, как избиение своих солдат, поверивших его слову. Какое племя доверит ему после этого свою судьбу, если он обагрит руки кровью стольких солдат? (6) Никого нельзя карать смертью за нелепый совет, ведь никто тогда не решится давать советы, если это будет связано с опасностью. В конце концов их самих он ежедневно приглашает на совещания, и они высказывают разные мнения, однако он не считает того, кто высказал более разумный совет, человеком, стоящим и большего доверия. (7) Итак, он приказал сообщить грекам, что благодарит за их расположение, но если бы он стал отступать, то ему, конечно, пришлось бы отдать свое царство врагу. Исход войны зависит от воинской славы, а о том, кто отступает, думают, что он убегает. (8) Едва ли есть причины затягивать войну; приближается зима, и для его большой армии может не хватить припасов в местности, которую по очереди разоряли свои и враги. (9) Да и сохраняя обычаи предков, он не может разделить свою армию, так как персы всегда бросали в решительный бой все свои силы. (10) И боги свидетели, что Александр, царь прежде грозный, а из-за его отсутствия вознесшийся в суетной самоуверенности, теперь, узнав о его приближении, сменил безрассудство на осторожность и спрятался в горных ущельях, подобно мелкому зверю, который, услышав шаги путника, скрывается в лесной норе. (11) Теперь он обманывает своих воинов, притворяясь больным. Но он, Дарий, больше не даст ему избегнуть столкновения: в той же тесноте, куда спрятались трусы, он перебьет всех уклоняющихся от сражения. Но он не оправдал этих хвастливых слов. (12) Впрочем, отослав все свои деньги и самые большие драгоценности с небольшим отрядом солдат в Дамаск в Сирии, Дарий повел остальных в Киликию; его мать и жена по отеческому обычаю следовали за армией; его незамужние Дочери и маленький сын тоже сопровождали отца. (13) Случилось так, что в одну и ту же ночь Александр подошел к проходу, ведущему в Сирию, а Дарий - к месту, называемому Аманские ворота[49]. (14) Персы не сомневались, что македонцы бежали, покинув взятый ими Исс, потому что они захватили несколько больных и раненых, которые не могли следовать за своим войском. (15) У них у всех по подстрекательству придворных с варварской жестокостью отрезали и прижгли руки, и Дарий приказал провести их по стану, чтобы они видели его армию и, осмотрев достаточно все, могли рассказать своему царю о виденном[50]. (16) Затем Дарий снялся с лагеря и перешел реку Пинар, намереваясь преследовать по пятам предполагаемых беглецов. Но те, у кого отрезали руки, проникают в лагерь македонцев и сообщают, что за ними следует Дарий со всей доступной ему быстротой. (17) Им с трудом поверили: поэтому Александр приказал разведчикам разузнать в приморских областях, едет ли сам Дарий или кто-либо из его полководцев заставил подумать, что приближается вся армия. (18) Но когда разведчики возвращались, вдали уже показалось множество людей. Затем на полях зажглись огни, и казалось, что все охвачено сплошным пожаром, так как беспорядочная толпа из-за большого количества вьючных животных поставила шатры просторнее, чем обычно. (19) Тогда Александр приказал своим людям разбить лагерь на том месте, где они стояли, радуясь, что по всем его молитвам сражение произойдет именно в этих теснинах. (20) Впрочем, как всегда бывает, когда наступил решительный момент, его уверенность сменилась беспокойством. Он боялся той самой судьбы, по милости которой он имел столько успехов, и от мысли о ее благодеяниях, он, вполне естественно, перешел к мысли об ее изменчивости: ведь только одна ночь оставалась до исхода великого столкновения. (21) С другой стороны, он убеждал себя, что ожидаемая награда больше, чем опасность, и что хотя нет твердой уверенности в его победе, но известно одно: что он погибнет храбро и с великой славой. (22) Поэтому он приказал солдатам подкрепиться и быть готовыми и вооруженными к третьей смене караула[51]. Сам он поднялся на вершину высокой горы и при свете множества факелов принес по обычаю предков жертву богам - хранителям места. (23) Солдаты же, предупрежденные заранее и готовые к походу и к сражению, как только услышали третий трубный сигнал, бодро выступили по команде и к рассвету подошли к теснине, которую решено было занять.
(24) Посланные вперед донесли, что Дарий находится на расстоянии 30 стадиев. Тогда Александр приказывает войску остановиться и, вооружившись сам, строит его для сражения. Перепуганные поселяне сообщили Дарию о приближении врага. Но ему не верилось, что преследуемые им беглецы идут ему навстречу. (25) Поэтому немалый страх охватил всех, кто подготовился больше к походу, чем к сражению, и все поспешно начали вооружаться. Но сама суета бегавших по лагерю и созывавших своих товарищей внушала еще больший страх. (26) Некоторые поднялись на горы, чтобы оттуда увидеть приближающихся врагов, многие взнуздывали коней. Армия, беспорядочная и не имеющая единого командования, пришла в полное смятение. (27) Сначала Дарий решил занять частью своих сил горные вершины, чтобы окружить врага спереди и сзади, а там, где море прикрывало его правый фланг, бросить в бой остальные силы и теснить врага со всех сторон. (28) Кроме того, вперед были посланы с отрядом лучников 20 тысяч пехоты, чтобы, перейдя реку Пинар, протекавшую между двумя армиями, выйти навстречу македонцам; если им не удалось это сделать, они должны были отступить в горы и тайно зайти в тыл врага. (29) Но судьба сильнее всех расчетов; она опрокинула этот выгодный план. Одни от страха не отважились выполнить приказ, другие же напрасно пытались это сделать, ибо там, где расшатываются части, рушится и целое.

9. (1) Армия Дария построилась следующим образом: Набарзан с кавалерией и примерно 20 тысяч пращников и лучников охраняли правый фланг. (2) Там же находился Тимод во главе 30 тысяч наемных греков-пехотинцев. Это, без сомнения, был цвет войска, по силе равный македонской фаланге. (3) На левом фланге находился фессалиец Аристомед с 20 тысячами варваров-пехотинцев. В резерве поместили наиболее воинственные племена. (4) Сам царь думал сражаться на этом же фланге; его сопровождали 3 тысячи отборной конницы - его обычная охрана - и 40 тысяч пехоты. (5) За ними стояла гирканская и мидийская конница, а за нею - всадники остальных племен с правой и левой ее сторон. Перед этим строем, поставленным как указано, стояли 6 тысяч копейщиков и пращников. (6) Все тесное пространство, где только можно было стать, было заполнено войсками Дария, один фланг которого упирался в горы, Другой - в море. Жену и мать Дария и остальных женщин поместили в центре. (7) Александр поставил впереди сильнейшую часть македонской армии - фалангу. Никанор, сын Пармениона, охранял правый фланг. Рядом с ним стояли Кен, Пердикка, Мелеагр, Птолемей и Аминта, каждый во главе своего войска. (8) На левом фланге, достигавшем морского берега, были Кратер и Парменион, но Кратеру было приказано повиноваться Пармениону; конница была поставлена на обоих флангах: на правом македонская вместе с фессалийской, на левом - пелопоннеская. (9) Перед этим строем Александр поместил отряд пращников, смешанных с лучниками: впереди шли фракийцы и критяне, вооруженные также легко. (10) Но против тех, кого Дарий послал вперед занять горный хребет, Александр поставил агриан[52], недавно приведенных из Греции. Пармениону же он приказал насколько возможно растянуть свое войско к морю, чтобы находиться дальше от занятых варварами гор. (11) Но варвары, не посмевшие ни сразиться с подступившими македонцами, ни окружить их, когда они прошли, бежали, особенно испугавшись вида пращников, и это укрепило фланг войска Александра, опасавшегося нападения на него сверху. (12) Македонцы шли по 32 человека в ряд, так как узкое место не давало возможности больше развернуть строй. Но постепенно горные ущелья стали расширяться, пространства стало больше, так что не только пехота смогла наступать более широким строем, но и конница - прикрывать ее с флангов[53].

10. (1) Обе армии уже видели друг друга, хотя и были на расстоянии, недосягаемом для копья. Тогда персы передних рядов подняли нестройный дикий крик. (2) И македонцы ответили им криком, не соответствовавшим их численности, ибо им отвечало эхо с горных вершин и из глубин лесов: ведь окружающие нас скалы и дубравы всегда с удвоенной силой отражают каждый воспринятый ими звук. (3) Александр шел перед знаменами[54], то и дело жестом руки удерживая своих людей, чтобы они в возбуждении, запыхавшись от поспешного хода, не бросались в бой с излишней горячностью. (4) Объезжая ряды, он обращался к воинам с разными речами, соответственно чувствам каждого. Македонцам, победителям в стольких войнах в Европе, отправившимся не только по его, но и по своей воле покорять Азию и самые дальние страны Востока, он напомнил об их древней доблести. (5) Они, мол, прошедшие по всему миру в пределах пути Геркулеса и Отца Либера[55], покорят себе не только персов, но и все остальные народы: Бактрия и Индия станут македонскими провинциями[56]. Те, что они видят теперь, - это наименьшая часть их добычи; победа откроет перед ними все. (6) Их уделом будет не бесплодный труд на крутых скалах Иллирии и камнях Фракии, но весь Восток станет их добычей. Им почти не понадобятся мечи: всю вражескую армию, дрожащую от страха, они смогут отогнать щитами. (7) Он призвал в свидетели своего отца Филиппа, победителя афинян[57], и напомнил воинам, как была покорена Беотия и сравнен с землей ее славнейший город[58]. Он говорил то о реке Гранике[59], то о том, сколь много городов было ими взято или сдалось на милость победителя, и напомнил воинам, что все находящееся позади них покорена ими и повержено к их ногам. (8) Обращаясь к грекам, он напомнил им, что война против Греции была начата народами Персии сначала по дерзости Дария, а затем Ксеркса[60], потребовавших от них земли и воды, чтобы не оставить сдавшимся ни глотка из их источников, ни привычного куска хлеба. (9) Дважды были разрушены и сожжены греческие храмы, осаждались города[61] и нарушались все божеские и человеческие законы. (10) Иллирийцам же и фракийцам, привыкшим жить грабежом, он приказывал смотреть на вражеское войско, сверкающее золотом и пурпуром, несущее на себе добычу, а не оружие; пусть они, как мужи, отнимут золото у этих по-женски слабых народов и обменяют свои голые скалы, промерзшие от вечного холода[62], на богатые поля и луга персов.

11. (1) Враги уже подошли, друг к другу на расстояние полета стрелы, когда персидская конница яростно устремилась на левый фланг неприятеля; Дарий хотел решить исход боя конницей, считая, что самая сильная часть македонского войска - фаланга, и он начал уже окружать правый фланг Александра. (2) Когда македонец заметил это, он приказал двум отрядам конницы оставаться на горах, а. остальные решительно направил в самое опасное место сражения. (3) Затем он увел с линии сражения фессалийскую конницу и приказал ее командиру незаметно позади своих пробраться к Пармениону и немедленно выполнить, что тот прикажет. (4) Ворвавшись в самую гущу персов, окруженные ими со всех сторон македонцы героически защищались, но сжатые в кучу и притиснутые друг к другу, они не могли размахнуться, и копья, одновременно пущенные в одну цель, сталкивались и падали так, что немногие из них попадали во врагов, нанося им слабые и неопасные удары, большинство же без всякой пользы падало на землю. Принужденные сражаться врукопашную, воины тотчас же схватывались за мечи. (5) Тогда произошло великое кровопролитие: обе армии находились так близко одна от другой, что щиты ударялись о щиты и клинки мечей упирались во врагов. Ни слабые, ни трусы не могли уйти; все сражались лицом к лицу, как в единоборстве, твердо стояли на одном месте и открывали себе путь только победой. (6) Ведь они продвигались, только опрокинув врага. Но уставшим приходилось биться все с новыми и новыми противниками, и раненые не могли, как это обычно бывает, уйти с поля боя, так как спереди теснил их враг, сзади наседало свое же войско. (7) Александр сражался не столько как полководец, сколько как солдат, стремясь прославиться убийством Дария, ибо Дарий стоял, возвышаясь на своей колеснице, и побуждал своих воинов защищать его, а врагов - нападать на него. (8) Поэтому брат его Оксатр, увидев, что Александр бросился к царю, поставил конницу, которой он командовал, перед самой колесницей Дария. Оксатр выделялся своим вооружением и физической силой, был храбр и предан царю, как немногие. Прославился он и в этой битве: наступавших слишком неосторожно он убивал, а других обращал в бегство. (9) Но македонцы, стоявшие рядом с Александром, ободряя друг друга, во главе с ним самим ворвались в середину персидской конницы. Избиение врага походило на его полный разгром. Вокруг колесницы Дария лежали его самые славные полководцы, почетно погибшие на глазах своего царя, все они лежали ничком, так как пали, сражаясь и получив раны в грудь. (10) Среди них узнали Атизия[63], Реомитра и правителя Египта Сабака, командиров больших армий; вокруг них грудой лежали тела неизвестных всадников и пехотинцев. У македонцев тоже были убитые, хотя и немного, очень храбрые мужи; сам Александр был легко ранен мечом в правое бедро. (11) Кони, запряженные в колесницу Дария, исколотые копьями и взбесившиеся от боли, рвались из упряжи, сбрасывая царя с колесницы. Тогда он, опасаясь попасть живым в руки врага, соскочил с нее и был посажен на приготовленного для такого случая коня, позорно бросив знаки царского достоинства[64], чтобы они не выдали его во время бегства. (12) Остальные рассыпались в страхе и бежали, кто куда мог, бросая оружие, которое они только что взяли, чтобы защищаться; так паника заставляет бояться даже средства помощи. (13) Конница, высланная Парменионом, преследовала бегущих по пятам, и случайное бегство привело всех именно на его фланг. (14) На правом же фланге персы сильно теснили фессалийскую конницу, и один отряд был уже рассеян их натиском. Тогда фессалийцы, ловко повернув коней, возвратились в сражение и учинили большое побоище варварам, настолько уверенным в победе, что они уже рассеялись и сами расстроили свои ряды. (15) Кони и всадники персов в равной мере были отягощены пластиночными панцирями и с трудом двигались в этом сражении, где главным была быстрота, так что фессалийцы на своих конях окружили их и брали в плен многих. (16) Когда Александру сообщили об этой удаче, он, раньше не осмеливавшийся преследовать варваров, теперь, победив на обоих флангах, стал гнать бегущих. (17) Царя сопровождало не более тысяч всадников, огромное множество врагов. не устояло. Но кто считает войско в час победы или бегства? Персы, как овцы, бежали от столько немногочисленных врагов, но тот же страх, который заставлял их бежать, сковывал теперь их движения. (18) Греки же, сражавшиеся на стороне Дария во главе с Аминтой (он был полководцем Александра, а теперь стал перебежчиком), ускользнули, отделившись от других, но это не было бегством[65]. (19) Варвары бежали в разных направлениях: кто по дороге, прямо ведущей в Персию, кто окольными путями в горы и в потайные их ущелья, лишь немногие - в лагерь Дария. (20) Но и в этот богатый всевозможными предметами роскоши лагерь уже ворвались победители. Солдаты захватили много золота и серебра, предметов не вооружения, а роскоши, и так как они набрали больше, чем могли унести, дороги были усыпаны менее ценными трофеями, которыми жадность пренебрегла, поскольку другие были дороже. (21) Добравшись до женщин, они срывали с них украшения тем яростнее, чем они были богаче; насилие и похоть не щадили и их тел. (22) Лагерь наполнился шумом и криком разного рода, кому какая выпала судьба, и не была упущена ни одна возможность проявить жестокость, так как необузданная ярость победителей не щадила ни возраста, ни сословия. (23) Тогда действительно можно было увидеть пример превратности Фортуны, ибо те, которые раньше украшали собой шатер Дария, наполненный предметами роскоши и богатства, охраняли его теперь для Александра, словно он был его старым хозяином. Ведь солдаты не тронули его только потому, что существовал обычай, чтобы побежденные встречали победителя в царском шатре. (24) Но все взоры и общее внимание обратили на себя плененные мать и жена Дария: первая внушала уважение не только своей судьбой, но и возрастом, вторая - своей красотой, не помраченной даже в ее положении. Она держала на руках сына, еще не достигшего 6 лет, рожденного для столь же счастливой судьбы, как та, которую только что потерял его отец. (25) А на груди старой бабушки лежали две взрослые девушки, ее внучки, подавленные скорбью не столько за себя, сколько за нее. Вокруг них стояла большая толпа знатных женщин, с распущенными волосами, в разорванных одеждах, забывших о своем прежнем достоинстве, величавших своих цариц и владычиц их истинными титулами, утратившими теперь значение. (26) Те же, забыв о своем несчастье, расспрашивали, на каком фланге был Дарий, каков был исход сражения: они не считали себя пленницами, пока был жив Дарий. А он, часто меняя лошадей, бежал и находился уже очень далеко. (27) В этом сражении было убито 100 тысяч персидских пехотинцев и 10 тысяч всадников. На стороне Александра было 504 раненых, недоставало всего тридцати двух пехотинцев и погибло 150 всадников[66]. Столь легкой ценой досталась эта великая победа.

12. (1) Царь, утомившись преследовать Дария, когда исчезла надежда догнать его и приблизилась ночь, направился в лагерь, недавно захваченный его воинами. (2) Здесь он приказал созвать своих самых близких друзей, так как царапина на бедре не мешала ему участвовать в пиршестве. Но внезапно горестные возгласы с воплями и причитаниями, по восточному обычаю, донеслись из соседней палатки и встревожили пирующих. (3) Когорта же, охранявшая шатер царя[67], опасаясь начала какого-нибудь беспорядка, стала вооружаться. (4) Причиной этой внезапной тревоги было то, что мать и жена Дария вместе с пленными знатными женщинами с криком и рыданиями оплакивали, как они думали, убитого Дария. (5) Случайно оказавшийся у палатки женщин один пленный евнух увидал в чьих-то руках плащ, брошенный Дарием, чтобы не быть узнанным во время бегства, как об этом было сказано выше. Думая, что плащ снят с мертвого Дария, он и принес это ложное известие. (6) Говорят, что Александр, услышав об этом заблуждении женщин, прослезился над судьбой Дария и любовью к нему его семьи. (7) Сначала он приказал владевшему персидским языком Митрену, сдавшему Сарды[68], пойти и утешить женщин, но затем, опасаясь, что вид предателя усилит гнев и боль пленниц, он послал Леонната, из своих приближенных, сообщить женщинам, что они по ошибке оплакивают живого. Леоннат с несколькими оруженосцами вошел в палатку женщин и приказал объявить им, что он послан царем. (8) Но находившиеся у входа люди, увидев вооруженных воинов, подумали, что их госпожам пришел последний час, и вбежали в палатку, крича, что идут воины убивать пленниц. (9) Женщины не могли этому помешать, но и не решались допустить пришедших и в молчании ожидали свершения воли победителя. (10) Леоннат, долгое время ожидавший приглашения войти, оставил своих спутников у входа и, так как никто не решался выйти к нему, сам вошел в палатку. Этот поступок перепугал женщин: им казалось, будто Леоннат ворвался к ним в палатку, а не вошел по приглашению. (11) Поэтому мать и жена Дария, бросившись к ногам Леонната, стали умолять разрешить им, прежде чем их убьют, похоронить прах Дария по их обычаям. Они, мол, готовы встретить смерть после того, как отдадут последний долг царю.
(12) Леоннат сказал им, что Дарий жив, что их никто не тронет и они будут по-прежнему царицами и сохранят все знаки своего достоинства. Только тогда мать Дария позволила поднять себя. (13) На следующий день Александр, с почетом похоронив найденные тела воинов, велел оказать такие же почести знатнейшим персам и предоставил матери Дария похоронить по обычаям их страны кого она пожелает. (14) Она приказала похоронить некоторых из ее ближайших родственников, считая сообразно с новым положением вещей, что обычные у персов торжественные похороны неуместны, когда победители сожгли прах своих товарищей без всякой пышности. (15) И теперь, отдав последний долг погибшим, Александр послал известить пленниц, что сам идет к ним, и, отпустив сопровождавших его, вошел в палатку с Гефестионом. (16) Это был самый любимый из друзей царя, выросший вместе с ним, поверенный всех его тайн, имевший больше других право подавать советы царю. Но этим правом он пользовался так, что казалось, будто он делает это по желанию царя, а не в силу своих притязаний. Будучи ровесником царя, он превосходил его ростом. (17) Поэтому царицы, приняв его за царя, выразили ему покорность по своему обычаю. Когда некоторые из пленных евнухов указали им, кто Александр, Сисигамбис обняла его ноги, прося прощения за то, что она не узнала царя, которого никогда прежде не видела. Царь, взяв ее за руку, помог ей подняться и сказал: "Ты не ошиблась, мать; и этот человек - Александр"[69]. (18) Я склонен думать, что если бы он сохранил эту скромность души до конца жизни, это принесло бы ему больше счастья, чем то триумфальное шествие, в котором он, подражая Отцу Либеру, прошел как победитель по всем странам, от Геллеспонта до Океана[70]. (19) Тогда он, конечно, умел бы подавлять в себе свои неодолимые пороки, гнев и гордыню, не стал бы убивать друзей на пирах[71] и не осуждал бы на смерть без разбора людей, выдающихся в военном деле и вместе с ним покоривших столько народов. (20) В то время удача еще не помрачила его духа: приняв ее в начале очень скромно и мудро, он в конце концов не выдержал ее величия. (21) Он вел себя тогда так, что превзошел сдержанностью и милосердием всех прежних царей. К царственным девушкам изумительной красоты он относился с таким уважением, как к своим единородным сестрам. (22) Жену Дария, с которой не могла сравниться красотой ни одна женщина того времени, он не только не обидел сам, но и позаботился о том, чтобы никто не смел прикоснуться к пленнице. (23) Он приказал возвратить женщинам все их драгоценности, и они, как и прежде, ни в чем не испытывали недостатка, кроме чувства свободы. (24) Тогда Сисигамбис сказала: "О царь, ты достоин того, чтобы мы возносили за тебя те же молитвы, которые возносили за нашего Дария, так как ты превзошел столь великого царя не только счастьем, но и справедливостью. (25) Ты называешь меня матерью и царицей, а я признаю себя только твоей служанкой. Я могу подняться до высоты моего прежнего положения и могу перенести тяжесть нынешнего. Но для тебя важно, чтобы ты в обращении с нами прославился больше милосердием, чем жестокостью". (26) Александр, ободрив женщин, взял на руки сына Дария и, ребенок, совсем не испугавшись человека, которого видел впервые, обхватил шею Александра руками. Тронутый доверчивостью ребенка, царь сказал Гефестиону: "Как бы я хотел, чтобы Дарий имел хоть немного такого характера". (27) Выйдя с этими словами из палатки, Александр воздвиг три алтаря: Юпитеру, Геркулесу и Минерве[72] - на берегу реки Пинара и направился в Сирию, послав Пармениона вперед в Дамаск, где находилась сокровищница царя.

13. (1) Парменион же, узнав, что его опередил сатрап Дария, и опасаясь, что малочисленность его людей вызовет у неприятеля презрение, решил призвать к себе подкрепление. (2) Но в руки высланных Парменионом разведчиков случайно попал мард[73]; приведенный к Пармениону, он передал ему письмо, посланное Александру правителем Дамаска, добавив, что не сомневается в том, что правитель передаст Александру все сокровища и деньги царя. (3) Парменион, приказав взять марда под стражу, вскрыл письмо, в котором было написано, чтобы Александр поспешил прислать одного из своих полководцев с небольшим отрядом, чтобы он мог передать ему то, что Дарий поручил ему охранять. Узнав, в чем дело, Парменион послал марда с несколькими спутниками обратно к предателю. По дороге мард вырвался из рук своей стражи и до рассвета прибыл, в Дамаск.
(4) Это очень обеспокоило Пармениона, опасавшегося засады, и он не осмелился идти по незнакомому пути без проводника. Однако, веря в счастье своего царя, он приказал захватить нескольких поселян, чтобы они показывали путь. Поспешно были найдены проводники, и он прибыл на четвертый день в город, где правитель уже опасался, что ему не оказали доверия.
(5) Будто не полагаясь на городские укрепления, правитель распорядился вынести из города до восхода солнца все деньги царя, называемые персами сокровищем, и самые большие драгоценности; он для вида готовился к бегству, на самом деле намереваясь передать сокровище врагу как добычу. (6) Когда он покидал город, за ним шло много тысяч мужчин и женщин - толпа, способная возбудить сочувствие у всех, кроме человека, верности которого она была поручена. Чтобы повысить цену своего предательства, правитель готовился выдать врагу добычу дороже всяких денег: людей высокого рода, жен и детей полководцев Дария и, кроме того, посланцев греческих городов, которых Дарий оставил в руках у предателя, как в самом безопасном месте. (7) Персы называют людей, переносящих тяжести на своих плечах, "гангабами". Так вот, эти люди не смогли вынести холода, когда во время бури внезапно пошел снег и: землю сковало льдом; они надели пурпурные с золотом одежды, которые несли вместе с деньгами, и никто не посмел остановить их, так как судьба Дария освободила от страха перед ним даже людей самого низкого положения. (8) Пармениону они показались армией, которой не стоит пренебрегать; он ободряет своих людей немногими, но особенно вескими словами, как перед настоящим сражением, и приказывает им, пришпорив коней, внезапно напасть на врага. (9) Но носильщики, побросав свою ношу, в ужасе пускаются бежать; по этой же причине сопровождавшие их вооруженные воины стали бросать оружие и прятаться в известных им укрытиях. (10) Префект[74], делая вид, что он сам в страхе, вызвал общую панику. По полям были разбросаны богатства царя, деньги, предназначенные для оплаты огромной армии, платья и украшения стольких знатных людей и благородных женщин, золотые сосуды, золотая сбруя, палатки, украшенные с царской роскошью, повозки, покинутые их владельцами и наполненные огромными богатствами. Печальная картина даже для грабителя, если что-либо препятствует удовлетворению его алчности. (11) Столь невероятное и несметное богатство, накопленное в течение стольких лет, теперь частью было изодрано ветвями кустарников, частью втоптано в грязь; у грабителей не хватало рук, чтобы подобрать добычу. (12) Наконец добрались до тех, кто бежал первыми: много женщин тащили своих детей следом за собой. Среди них были три дочери Оха, царствовавшего перед Дарием; в свое время они из-за перемены обстоятельств потеряли высокое положение, как дочери своего отца, но судьбе было угодно уготовить им еще более жестокую участь. (13) В этой же толпе была жена названного выше Оха, также и дочь Оксатра, брата Дария, и жена главы царских приближенных Артабаза с его сыном по имени Илионей. (14) Были взяты в плен также жена Фарнабаза, которому Дарий поручил верховное командование на морском берегу, вместе с ее сыном, три дочери Ментора и жена и сын славного полководца Мемнона[75]; едва ли какая-нибудь семья вельможи избежала столь печальной участи. (15) Вместе с ними были захвачены спартанцы и афиняне, которые, нарушив обязательства союзников, присоединились к персам; Аристогитон, Дронид и Ификрат, славнейшие по рождению и влиянию афиняне, и известные у себя на родине спартанцы Павсипп и Ономасторид с Монимом и Калликратидом[76]. (16) Всего чеканной монеты было захвачено на 2600 талантов, а серебряных изделий на 500 фунтов весом. Кроме этого были взяты 30 тысяч пленных и 7 тысяч вьючных животных, тащивших поклажу. (17) Впрочем, боги вскоре послали предателю столь великой судьбы должное наказание. Один из его соучастников, несомненно, из чувства преданности царю даже в его несчастной судьбе принес Дарию голову убитого предателя: слабое возмещение преданному! Так отомстил Дарий своему врагу и вместе с тем убедился, что не во всех заглохла память о его величии.


[1] Одновременно с Клеандром, сыном Полемократа, в Македонию под начальством Птолемея, сына Селевка, были отправлены молодожены, чтобы они провели зиму с женами (Arr, I. 24. 1—2). Клеандр с набранными им греческими наемниками вернулся во время осады Александром Тира (см. далее IV. 3. 11).
[2] О боевых действиях в Ликии и Памфилии см. Arr, I. 24 8 — 6; 26 1 — 27. 4.
[3] По греческой мифологии, Аполлон, одержав победу в музыкальном соревновании над сатиром Марсием, содрал с него кожу и повесил ее в пещере, откуда берет свое начало эта река (Xen. Anab. I. 2. 8) Геродот отмечает, что кожа Марсия висит в самом городе Келены (VII, 26). В «Метаморфозах» Овидия рассказывается о том, что река возникла из слез казнимого Марсия (VI. 382 — 400).
[4] На акрополе города кроме жителей находился гарнизон, состоявший из тысячи карийцев и 100 греческих наемников (Arr, I. 29. 1).
[5] Парламентер (в латинском тексте «кадуцеатор» — (caduceator) назван так по жезлу вестника богов Меркурия (Гермеса).
[6] У реки Граник в мае 334 г. до н. э. состоялось первое крупное сражение с персидским войском, в котором Александр одержал блестящую победу. Среди пленных оказалось 2 тыс. греков–наемников, служивших персам; они были закованы в цепи и отправлены на работы в Македонию (Arr, I. 16. 2; 6). По Арриану, афинское посольство просило о возвращении на родину только своих сограждан (I. 29. 5 — 6).
[7] В греческой мифологии Мидас больше всего был известен благодаря дару Диониса превращать в золото любой предмет, которого он касался (Ovid. Metamorph, XI. 85 — 150).
[8] Здесь Курций Руф повторяет географические представления о Малой Азии, имевшиеся в то время в античной литературе (см., например: Strabo, XII 1. 3).
[9] греческие авторы также обычно называют верховное божество фригийцев Зевсом (см. Arr, II. 8. 6).
[10] По легенде, которую рассказывает Арриан, (II. 3. 2 — 6) во время междоусобной борьбы во Фригии было получено предсказание, что ее прекратит царь, приехавший к фригийцам на колеснице. Во время обсуждения этого предсказания в городе на колеснице появились Мидас, его отец Гордий и мать. Мидас был избран царем и прекратил смуту в стране. Колесницу своего отца Мидас поставил в качестве благодарственного подношения в храме Зевса—Царя.
[11] Австрийский историк Ф. Шахермайр считает, что легенда о «гордиевом узле» первоначально имела узколокальный характер, и человек, развязавший узел, должен был стать царем Фригии (см.: Шахермайр Ф. Александр Македонский. М, 1984. С. 119). Вероятно, с легкой руки официального историка похода Александра Македонского Каллисфена речь уже шла не о маленькой Фригии, а обо всей Азии. Версия Каллисфена нашла свое отражение у Курция Руфа и Арриана (II. 3. 6); Плутарх говорит даже в этой связи о господстве над всей Вселенной (Alex. 18).
[12] Версия о том, что Александр одним ударом разрубил узел, восходит, вероятно, к Каллисфену. Однако у Арриана и Плутарха сохранилась версия Аристобула, согласно которой Александр просто вытащил колышек, который проходил насквозь через дышло и на котором держался весь узел (Arr, II. 3. 7; Plut. Alex. 18).
[13] Острова Хиос а Лесбос, кроме Митилены, были захвачены родосцем Мемноном, назначенным Дарием начальником персидского флота и наместником Нижней Азии (Arr. II. 1. 1—3). См. также Diod, XVII. 29. 2; 31. 3.
[14] Мемнон внезапно умер во время осады Митилены весной 333 г. до н. э. (Arr. II. 1.3). О смерти Мемнона см. также Diod, XVII. 29. 4; 31. 4.
[15] Страбон приводит различные точки зрения по этому вопросу (XII. 3. 8). По одной из существовавших версий, энеты (генеты), жившие ранее в Пафлагонни и прививавшие участие в Троянской войне, после ее окончания переселились сначала во Фракию, а затем в Адриатику (Strabo, XII. 3. 25; XIII. 1. 53).
[16] Арриан пишет, что пафлагонцы просили Александра не вводить на их территорию македонские войска, и Пафлагония была подчинена сатрапу Фригии Калату (II. 4. 2). Кадат. сын Гарпала, до этого командовал фессалинской конницей в войске Александра (Arr. I. 14. 2).
[17] По Арриану (I. 29. 4) молодожены македонской армии, отправленные нa редину под командованием Птолемея, чтобы провести там зиму, прибыли в Гордий, вместе с ними пришли набранные Птолемеем войска пеших македонских воинов — 3 тыс., всадников — около 300, фессалийских всадников — 200, элейцев — 150 человек.
[18] Геродот рассказывает, что Ксеркс приказал соорудить в Дориске (Фракия) огороженное место, вмещающее 10 тыс. человек, и, заводя туда своих воинов, произвел подсчет войска во время похода на Грецию в 480 г. до н. э. (VIII 60).
[19] По Диодору, в армии Дария было 400 тыс. пеших воинов и не менее 10 тыс. всадников (XVII. 31. 2). Арриан сообщает, что общая численность персидского войска была 600 тыс. человек (II. 8. 8); эту же цифру приводит и Плутарх (Alex. 18).
[20] Цетра (cetra) — небольшой кожаный щит.
[21] Харидем был афинским стратегом, изгнанным из Афин по требованию Александра после разгрома Фив. Беседа Дария с Харидемом была подсказана Курцию Руфу примером беседы Ксеркса с Демаратом у Геродота (VII. 101 — 105).
[22] Согласно Арриану (II. 2. 1), Тимонд был племянником Мемнона, сыном его старшего брата Ментора Тимонд должен был переправить греческих наемников в армию Дария.
[23] Фарнабаз, сын Артабаза, был племянником Мемнона, которому последний перед смертью передал свою должность до решения этого вопроса Дарием (Arr, II. 13)
[24] Акинак — короткий меч, бывший на вооружении в основном у скифов и персов.
[25] маги… — Жрецы зороастрийского культа.
[26] То есть колесницу, посвященную верховному божеству зороастризма Ахура—Мазде, символу добра, света, правды. О подобной колеснице в войске Ксеркса см. у Геродота (VII. 40).
[27] Божеством Солнца у персов был бог Митра.
[28] Согласно Геродоту (VII. 83), 10 тыс. отборных воинов назывались «бессмертными», потому что их число было постоянным, так как, когда кто–нибудь из них умирал, на его место сразу назначали нового воина. Первая тысяча этих воинов состояла исключительно из представителей персидской знати и была личной гвардией царя.
[29] Почетный придворный титул; по персидскому обычаю, «родственники» имели право на поцелуй самого царя (ср. Arr. VII. 11. 6).
[30] Бел на аккадском языке «господин», обозначение верховного божества, в этот период с ним обычно отождествляли главного бога Вавилона, Мардука; Нин — на шумерском языке «владыка», под этим именем скорее всего подразумевалось верховное божество Ассирии — Ашшур. В античной литературе известен Нин — легендарный ассирийский царь, основатель Ниневии, муж Семирамиды (см. Diod, II. 1.4 — 7; 2; Strabo, XVI. 1.2).
[31] «Кидарис» — головной убор, похожий на чалму, с приподнятой передней частью.
[32] Стадий — мера длины в древней Греции, величина которой колебалась от 176 до 192 м.
[33] Диодор (XVII. 77. 6) сообщает что позднее Александр завел себе такое же количество наложниц, выбранных из различных народов Азии.
[34] Арриан (II. 4.2) указывает, что наместником Каппадокии был поставлен Сибикт.
[35] Более прав Арриан (II. 4.3), связывающий это место с походом Кира Младшего в 401 г. да н. э., описанным греческим историком Ксенофонтом (Anab, I. 220).
[36] Арсам участвовал в битве при Гранике, убит в сражении при Иссе (Arr, II. 11.8).
[37] По Гомеру, Лирнесс и Фивы Гипоплакийские — города, находившиеся в Троаде и населенные киликийцами, во время Троянской войны были взяты Ахиллом (Hom. 11. II. 690 — 691). После окончания войны часть киликийцев бежала в Памфилию, где ими были основаны одноименные города (Strabo, XIV. 4. 1; 5.21).
[38] Пиндар в одной из своих од (Piph, I. 15) рассказывает, что стоглавое чудовище Тифон, с которым сражался Зевс, было вскормлено «киликийской пропастью».
[39] О Корикийской пещере, где произрастал самый лучший шафран, см. Strabo, XIV. 55. По одному из греческих мифов, в Корикийской пещере был заперт Зевс во время его борьбы с Тифоном (Apollod, I. 6. 3).
[40] О поспешном бегстве Арсама см. у Арриана (II. 4. 5—6).
[41] Арриан (II. 4.7) передает также версию Аристобула, что болезнь Александра была вызвана просто усталостью.
[42] Непонятно, какое письмо имеет в виду Курций Руф, поскольку первое письмо Дарий послал Александру только после битвы при Иссе. Именно это письмо вызвало сильное раздражение у Александра (Curt, IV. 1. 7).
[43] В письме Пармениона говорилось только о том, что эта сумма была обещана врачу Александра Филиппу (Curt, III. 6. 4). Тысяча талантов в качестве награды за убийство фигурирует у Арриана в рассказе о «заговоре» Александра Линкеста (I. 25.3).
[44] О письме Пармениона см. у Арриана (II. 4.9 — 11) и у Плутарха (Alex. 19).
[45] Арриан (II. 5.5; 12.2) говорит, что–то было сделано за благорасположение жителей города Сол к персам. после битвы при Иссе остаток штрафа был прощен и в город были возвращены заложники.
[46] То есть в честь греческих божеств Асклепия и Афины.
[47] Арриан (II. 5.7) пишет, что Александр получил известие от (Птолемея и Асандра об их победе над Оронтобатом, который охранял крепость Галикарнаса и удерживал в своей власти Минд, Кавн, Феру и Каллиополь; были подчинены македонцами также Кос и Триопий. В сражении было убито 700 пеших персидских воинов, 50 всадников и в плен было взято не менее 1 тыс. человек.
[48] У других историков нет рассказа о «заговоре» перса Сисена. Однако у Арриана (I. 25.3 — 4) в рассказе о заговоре Александра Линкеста упоминается перс Сисин, посланный к нему царем Дарием и перехваченный Парменионом.
[49] Проход в восточных отрогах Тавра.
[50] Арриан (II. 71) пишет, что захваченные в Иссе греки после пыток были казнены.
[51] В Древнем Риме ночь разделялась на 4 стражи (vigilia), третья смена караула приходилась на часы незадолго перед рассветом.
[52] фракийско–македонское племя, жившее по реке Стримону между горами Гем и Родопы; славились как искусные стрелки из лука.
[53] О построении армий Дария и Александра Македонского перед сражением см. у Арриана (II. 8.2—11; 9.1—4).
[54] В данном случае Курций Руф использовал слово из терминологии римской армии (signum). Сигнум — в римской армии особый знак манипулы и когорты, представляющий изображение животного или раскрытой руки на длинном древке, под этим изображением табличка с наименованием части.
[55] Геркулес — римское имя Геракла; Либер — староиталийский бог, отождествляемый с греческим богом Дионисом. В греческих мифах рассказывалось о походах обоих божеств в самые разные страны.
[56] В других источниках нет сведений о наличии у Александра столь далеко идущих планов на этом этапе войны. Ср. речь Александра у Арриана (II. 7.6).
[57] В 338 г. до н. э. в битве при Херонее Филипп II разгромил объединенные войска греческих полисов, в которые входили и афиняне. Однако политика Филиппа II и Александра по отношению к Афинам была достаточно доброжелательной.
[58] Во время восстания греков в 335 г. до н. э. Александр уничтожил главный центр восстания Фивы, что произвело шоковое впечатление в Греции.
[59] Речь идет о победе Александра над персами у реки Граник в самом начале похода.
[60] В 490 г. до н э. при Дарий I был совершен морской поход в Аттику, закончившийся битвой при Марафоне. В 480 г. до н. э. Ксеркс вторгся с огромной армией в Грецию, его поход завершился разгромом персов при Саламине и Платеях.
[61] О значительных разрушениях в Греции можно говорить только после похода Ксеркса.
[62] Риторическое преувеличение автора.
[63] Согласно Диодору (XVII. 21.3), Атизий погиб еще при Гранике.
[64] Арриан (II. 11.5) говорит, что Дарий оставил в брошенной им колеснице щит, лук и верхнюю одежду.
[65] Аминта, сын Антиоха, упоминается Аррианом (I. 25.3) в связи с делом Александра Линкеста как якобы передавший при своем бегстве его письма Дарию. Арриан (II. 13.2) перечисляет имена и других командиров греческих наемников, бежавших после битвы при Иссе вместе с Аминтой: Фимонд, сын Ментора, Аристомед фереец, Бианор акарнанец.
[66] Потери персов все источники оценивают одинаково (Arr, II. 11.8; Diod, XVII. 36.6; Plut. Al, 20), однако Диодор отмечает, что в армии Александра погибло 300 пехотинцев.
[67] Здесь Курций Руф использует римскую военную терминологию (cohors praetoria) для обозначения отряда телохранителей Александра.
[68] О Митрене см. Arr, I. 17.3—4 и Diod. XVII. 21.6.
[69] Здесь игра слов: Александр по–гречески значит «защитник людей».
[70] В македонской армии, особенно во время индийского похода, очень популярным было уподобление Александра второму Дионису, который, как варили греки, первый покорил Индию. За Индией, по представлениям греков до похода Александра, должен был начинаться Океан.
[71] Имеется в виду убийство на пиру Клита и убийство в Экбатанах по приказу Александра полководца, соратника Филиппа II, Пармениона (Curt, VII. 2.27; VIII. 1.52).
[72] То есть греческим божествам Зевсу, Гераклу и Афине.
[73] Марды — воинственное горное племя, жившее в Мидии и Гиркании, обычно служили лучниками в войске персов.
[74] Здесь Курций Руф использует римский термин для обозначения должности правителя Дамаска.
[75] Мемнон отослал свою жену и детей к Дарию еще при подготовке к обороне Галикариаса. (Diod, XVII. 23.5). По словам Плутарха (Alex. 21), вдову Мемнона звали Барсина, она получила в свое время греческое образование и была единственной женщиной, с которой сошелся Александр до своей женитьбы на Роксане.
[76] Арриан (II. 15.2) называет иные имена захваченных греческих послов: спартанец Эвфикл, фиванцы Фессалиск и Дионисодор, афинянин Ификрат.