Изложение Либания
Эта речь носит заглавие О Галоннесе, но было бы правильнее назвать ее: На письмо Филиппа. Филипп послал аѳинянам письмо, в котором в числе многих предметов говорил и о Галоннесе, давнем владении аѳинян, во времена Филиппа попавшем в руки разбойников; по изгнании разбойников отсюда, Филипп, когда аѳиняне просили остров обратно, не возвращал его, говоря, что остров принадлежит ему, но обещал подарить им остров, если они у него попросят. Речь эта, кажется мне, не принадлежит Демосѳену, как ясно показывает язык её и характер построения, сильно разнящиеся от манеры Демосѳена; по сравнению со способом выражения этого оратора, язык её волен и бессвязен. Немаловажным показателем подложности служат также следующие слова в конце: "если, конечно, вы носите ваш мозг в висках, а не попираете его пятою". Хотя Демосѳен обыкновенно говорит без стеснения, но эти слова оскорбительны и не в меру ругательны; помимо того, что выражение чересчур грубо, самая мысль, что люди имеют мозг в висках, неумна. Уже предшественники наши подозревали, что речь не принадлежит Демосѳену, и кое-кто из них предполагал, что она составлена Гегесиппом, на основании способа выражения, свойственного Гегесиппу, и её содержания. Составитель речи говорит, что предъявил обвинение в нарушении законов против пеанийца Каллиппа, а известно, что не Демосѳен, а Гегесипп выступил с этим обвинением против Каллиппа. Правда, в этой речи предлагается аѳинянам не получить Галоннес, но получить обратно, и препирательство идет о словах, а по уверению Эсхина, совет этот давал Демосѳен. Как же быть наконец? Одно и то же предложение мог делать и Демосѳен, и Гегесипп, потому что и во всех других случаях они одинаково понимали выгоды государства, возражали ораторам, стоявшим за Филиппа, и Демосѳен упоминает о Гегесиппе, как о своем товарище в посольстве и противнике македонского царя. Очевидно, речь Демосѳена о Галоннесе не сохранилась, и за её отсутствием приписали ему ту, какую нашли. Исходя из того соображения, что нашим оратором была произнесена речь о Галоннесе, не вникали в то, могла ли быть найденная речь составлена Демосѳеном.
Речь
(1) Невозможно, граждане аѳинские, чтобы жалобы Филиппа[1] на ораторов, которые в речах перед вами отстаивают ваши права, препятствовали нам давать полезные советы. Было бы, в самом деле, возмутительно, если бы получаемые от него письма изгнали свободу слова с этого возвышения. И вот, граждане аѳинские, я решился говорить прежде всего о письме, присланном нам[2] от Филиппа, потом о заявлениях послов, наконец, об ответе, какой мы должны дать им.
(2) Филипп начинает с упоминания о Галоннесе[3] и пишет, что желает дать вам остров, ему принадлежащий, но что требовать его обратно вы не имеете права; будь остров, поясняет он, вашею собственностью, он не стал бы захватывать его, да и теперь не оставлял бы его в своей власти. Кое что в том же роде он говорил и в то время, когда мы ходили[4] к нему послами, именно, что он отнял этот остров у морских разбойников и этим способом приобрел его, и что он принадлежит ему по всей справедливости. (3) Однако, не трудно доказать всю ошибочность такого его утверждения. Дело в том, что все разбойники, захвативши чужие местности и укрепив их, совершают оттуда нападения на все народы, а потому лицо, успевшее покарать разбойников и одолевшее их, не в праве утверждать, что чужое достояние, которым разбойники владели незаконно, обращается в его собственность. (4) Раз только вы согласились бы с его толкованием, вы ничего не могли бы возражать против того, если бы разбойники захватили какую-либо местность в Аттике, или на Лемне, Имбре, Скире[5] и если бы, по истреблении кем-либо этих разбойников, та местность, на которой они находились, и которая составляет наше достояние, обратилась в собственность людей, разбойников покаравших. (5) Филипп сознает неправоту своих уверений, понимает ее не хуже всякого другого, но полагает, что вас успели обойти ораторы, которые раньше ему обещали уладить здешние дела по его желанию, а теперь и действуют в том же направлении[6]. От него не укрылось также, что вы будете владеть островом под тем или другим именем, какое сами предпочтете, получите ли вы его, или получите обратно[7]. (6) Итак, почему для него выгоднее не отдать вам остров обратно, употребивши точное выражение, но дать его в дар, допустивши неточность в словах? Не потому, чтобы он хотел оказать вам своего рода благодеяние, - да и смешно было бы такое благодеяние, - но для того, чтобы перед всеми эллинами засвидетельствовать, что аѳиняне рады, получению из рук македонского царя лежащих на море укреплений, а этого-то вы и не должны допускать, граждане аѳинские.
(7) Далее, когда он пишет, что готов предоставить спор на решение суда[8], то желает только насмеяться над вами, уже одним своим требованием, чтобы вы, аѳиняне, препирались на суде с уроженцем Пеллы[9] о том, ваши ли это острова, или его. Значит, такое войско, как ваше, которое спасло свободу эллинам, не в силах сохранить за вами лежащие на море укрепления, а сделают это судьи, к которым вы обратитесь, полномочные вершители спора, если еще Филипп не подкупит их. (8) Раз только вы допустите тяжбу, вы неоспоримо утрачиваете ваши права на все владения на материке и перед всеми народами свидетельствуете, что ни за одно из своих· владений не станете бороться с оружием в руках, если за ваши владения на море, где признается ваше превосходство, вы не борьбу будете вести, но судебную тяжбу.
(9) Потом, он говорит, что послал к вам послов для заключения торгового договора[10], но что договор этот войдет в силу не по утверждении его в вашем судилище, как требует того закон, но после передачи ему на просмотр, подчиняя, таким образом, ваше определение его оценке. Действительно, ему хочется лишить вас вашего права и посредством договора добиться того, чтобы вы в положении обиженных не предъявляли никаких жалоб на обиды, допущенные в Потидейском деле[11], но чтобы подтвердили, что он законно и взял Потидею, и владеет ею. (10) В самом деле, все аѳиняне, какие жили в Потидее, были лишены им своих имуществ, хотя не в войне были с Филиппом, но в союзе, скрепленном клятвою, которую Филипп дал жителям Потидеи[12]. Вот он и старается добыть от вас подтверждение правоты многократных и многообразных его беззаконий и установить договором, что вы не и жалуетесь на него и не считаете его неправым. (11) Что македоняне нисколько не нуждаются в торговом договоре с аѳинянами, доказательство могут дать вам прошлые времена: ни отец Филиппа, Аминта[13], ни прочие цари никогда не заключали торговых договоров с нашим государством, хотя взаимные отношения между двумя государствами были в те времена более часты, нежели теперь. (12) Так, Македония находилась в зависимости от нас, и македоняне платили нам дань; мы тамошними гаванями, а они нашими пользовались тогда чаще, нежели теперь; торговые тяжбы не были, как теперь, определены точно месячным сроком[14], что делает договоры между народами, разделенными столь большим расстоянием, совершенно ненужными. (13) И вот, при полнейшем отсутствии подобного права, не было никакой выгоды ни заключать договор, пи из Македонии переплывать в Аѳины ради судебного разбирательства, ни нам плыть в Македонию; мы получили удовлетворение по тамошним узаконениям, а македоняне по нашим. Поймите же, что и нынешний договор заключается с целью показать всякому, что вы больше не оспариваете у него Потидеи[15].
(14) Что касается морских разбойников, то он считает справедливым, чтобы вы и он сообща наблюдали за народами, промышляющими разбоем на море[16]. Этим он стремится достигнуть не больше не меньше, как признания вами его господства на море и вашего открытого сознания, (15) что без Филиппа вы не в состоянии охранять море, а также что вы предоставили ему свободу плавания, плавает ли он в открытом море, или бросает якорь у островов под предлогом наблюдения за разбойниками, другими словами, свободу подкупать островитян и отторгать их от вас, не только перевезти обратно ваших изгнанников из его страны на Ѳас[17] с разрешения ваших военачальников, но присвоить себе и остальные острова, для чего будет посылать своих людей во флот ваших военачальников, как бы для участия в охране моря. (16) Правда, есть люди, уверяющие, что он не нуждается в море. Действительно, не имея в том никакой надобности, он заказывает триеры, сооружает доки, собирается спускать флот на море, тратит немаленькие суммы на упражнения в морских битвах, которые его вовсе не занимают...[18]
(17) Неужели вы думаете, граждане аѳинские, что Филипп стал бы требовать от вас этих уступок, если бы оп не относился к вам пренебрежительно и питал полное доверие к тем из наших граждан, кого он выбрал себе в друзья, тех граждан, которым не стыдно жить для Филиппа, а не для своей родины, и которые, получая от него взятки, воображают, что продажей собственного достоинства приумножают свое благополучие[19].
(18) Что касается предложенного нами исправления мирного договора, которое послы от него предоставили нам сделать, и которое все народы без различия признают справедливым, именно, чтобы каждая сторона удерживала за собою собственные владения[20], то он возражает, что не предоставлял такого исправления[21], и что его послы не говорили об этом с вами, и все это он говорит единственно потому, что люди, дружбой которых он пользуется, уверили его, что вы забываете то, что говорится в народном собрании[22]. (19) Но именно этого-то вы и не можете не помнить. В самом деле, в одном и том же собрании и явившиеся от него послы держали речь перед вами, и было записано постановление собрания. Невозможно, чтобы вы тотчас по выслушании речей и по прочтении определения, непосредственно за сим последовавшем, утвердили предложение, ложно приписывающее послам то, чего они не говорили. Таким образом, упрек Филиппа направлен не против меня, но против вас, в том, что вы дали и отправили ответ на то, чего, совсем не слышали. (20) С другой стороны, и те самые послы, которым постановление ложно приписало эти слова, когда вы велели в ответ им прочитать постановление и приглашали их на пиршество, не осмелились, должно быть, выступить вперед с заявлением: "вы клевещете на нас, граждане аѳинские, и приписываете нам слова, каких мы не произносили", но без малейшего возражения удалились от нас в обратный путь. Я желаю, граждане аѳинские, напомнить вам самые слова, сказанные послом: вы, конечно, еще пе забыли их, а тогдашний посол Пиѳон[23] заслужил ваше одобрение за свою речь. (21) Слова посла близко подходили к тем, с какими и теперь обращается к нам Филипп. Так, он жаловался на нас, ораторов, что мы клевещем на Филиппа, а вас укорял за то, что вы сами идете наперекор его стараниям делать вам добро и его горячему желанию приобрести вашу дружбу предпочтительно перед прочими эллинами, потому что вы сочувственно слушаете речи клеветников, которые и вымогают от него деньги, и вместе клевещут на него[24]. Действительно, подобные речи, порочившие его, а вас восхищавшие, когда были сообщены ему, изменили его отношение к вам, потому что обнаружили недоверие со стороны людей, благодетельствовать которым он поставил было себе целью. (22) Тогда он стал запрещать ораторам порицать мирный договор в народном собрании, так как, говорил он, несправедливо нарушать мир. Если же в писанных условиях мира содержится какая-либо неправильность, то он предлагал исправить ее, ибо Филипп готов сделать все, что бы вы ни постановили. Наоборот, если ораторы будут продолжать клеветать, сами не внося никакого предложения для того, чтобы и мир упрочить, и снять подозрение с Филиппа, то на таких людей не стоит обращать внимания. (23) Эти речи вы слушали сочувственно и заявили, что Пиѳон говорит верно. И это, в самом деле, было верно. Однако, Пиѳон произносил такую речь не для того, чтобы из условий мира изъять те, которые были Филиппу выгодны и ради которых он истратил большие деньги, но потому, что был предварительно научен здешними своими наставниками[25], а эти последние полагали, что у нас никто не дерзнет внести предложение, противное Филократову определению, которое лишило вас Амфиполя[26]. (24) Граждане аѳинские, я, действительно, не дерзнул бы предложить что-либо противозаконное, но предлагать противное постановлению Филократа не было противозаконным, как я это докажу. Дело в том, что определение Филократа. согласно которому вы утратили Амфиполь, шло наперекор прежним определениям, согласно которым вы приобрели эту область. (25) Таким образом, противозаконным было это последнее определение, определение Филократа, и потому невозможно было виновнику предложения, с законами согласно, предлагать то же, что содержалось в определении противозаконном. Предлагая то же самое, что содержалось в прежних известных определениях, вполне законных и ограждавших целость вашей области, я внес согласное с законами предложение и изобличал Филиппа в том, что он обманывал вас и желал не исправить мирные условия, но навлечь подозрение на ораторов, говорящих в ваших выгодах. (26) И всем вам известно, что Филипп, допустивши исправление, теперь отрицает его. Он уверяет, что Амфиполь - его, потому что вы вашим постановлением утвердили это, когда определили, чтобы он владел тем, чем владеет. Правда, такое определение вы приняли, но это не значит, что Амфиполь составляет собственность Филиппа[27], потому что можно владеть и чужим достоянием, и не все владельцы владеют своим: многие держат в своих руках и чужое. (27) Таким образом, его лукавые доводы[28] - нелепица. Далее, определение Филократа он помнит, но позабыл письмо[29], которое послал вам, когда осаждал Амфиполь, и в котором соглашался, что Амфиполь принадлежит вам, именно: он писал, что по взятии города осадою возвратит его вам, как вам принадлежащий, а не тому, кто им овладеет. (28) И выходит, что прежние обитатели Амфиполя. до захвата его Филиппом, владели аѳинской областью, а Филипп после того, как его захватил, владеет не аѳинской областью, но своей собственной. Точно так[30] же в Олинѳе, Аполлонии, Паллене[31] он владеет не чужими областями, но своими собственными... (29) Неужели вы воображаете, что он пишет вам обо всем с такою осмотрительностью, потому что желает иметь вид человека, который и говорит, и делает то, что у всех народов, без различия, почитается честным, а не потому, что он преисполнен крайнего презрения к другим, когда область[32], которую и эллины, и персидский царь единогласно признали за вашу, называет своей областью, а не вашей?
(30) Перейдем к другой поправке, сделанной вами в мирном договоре, именно: что всем прочим эллинам, не участвующим в договоре, быть свободными и независимыми[33], и если кто пойдет на них войною, то участвующим в договоре оказывать им помощь. (31) Действительно, справедливость и великодушие требуют не того, чтобы только мы с нашими союзниками и Филипп с его союзниками жили в мире, а прочие народы, не находящиеся в союзе ни с нами, ни с Филиппом, оставались бы открытыми для утеснения сильнейшим народом, но чтобы неприкосновенность была обеспечена вашим договором и этим народам, я чтобы мы, сложивши оружие, на самом деле пользовались миром. (32) Как видите, он в письме своем признает эту поправку справедливой и принимает ее, а в то же время отнял город у фереян[34] и в кремле их поставил гарнизон, должно быть, ради независимости их[35], идет войною на Амбракию[36], три города Касопии[37]: Пандосию, Бухеты и Елатию, елидские поселения, отдал во власть Александра, своего шурина, опустошивши поля огнем и вторгнувшись силою в эти города. Дела эти показывают ясно, как горячо в нем желание, чтобы эллины были свободны и независимы...
(33) Относительно великих благодеяний, какие он вам непрерывно сулит в своих обещаниях, Филипп утверждает, что я взвожу на него напраслину и клевещу на него перед эллинами[38], так как, по его словам, он ничего подобного вам не обещал. До чего доходит наглость человека, писавшего в письме[39], которое хранится в здании совета[40], что, если мир будет заключен, он окажет вам столько благодеяний, что зажмет рот нам, его противникам, что те блага, о каких он пишет, и какие мы должны бы получить по заключении мира, были как бы припасены и заготовлены им тогда уже, когда он узнал, что мир будет заключен. (34) Между тем, по заключении мира, блага, которые мы должны были получить, отошли в сторону, и наступило унижение эллинов[41], вам известное. В последнем письме он опять сулит вам щедрые благодеяния, если вы будете доверяться его друзьям и сторонникам и накажете нас, клевещущих на него перед эллинами. (35) Что касается его благодеяний, то они будут в таком роде: вашего достояния он не возвратит вам, потому что называет его своим, не будет вам и даров в этом мире[42] во избежание нареканий со стороны эллинов, но, полагать следует, откроется какая-нибудь другая страна, другая область, где и будут преподнесены вам дары.
(36) Относительно укреплений, которые он захватил во время мира, хотя владели ими вы[43], и захватом которых попирается и нарушается мирный договор, он ничего не имеет сказать в свое оправдание и, будучи изобличаем в явном беззаконии, изъявляет готовность отдаться на суд правый и беспристрастный. Однако, в этом случае вовсе не требуется обращение к суду: решается вопрос подсчетом дням, потому что все мы знаем месяц и день[44], когда мир был заключен; (37) и это мы знаем, как равно и то, в каком месяце и в какой день были захвачены крепость Серрий, Ергиска и Священная гора. Деяния эти ни для кого не тайна, в судебном разбирательстве они не нуждаются; нет: всем известно, какой из двух месяцев предшествующий; тот ли, в котором мир заключен, или тот, в котором захвачены названные выше укрепления.
(38) Далее, он напоминает, что возвратил всех наших пленников, какие были им взяты во время войны. И это говорит человек, который по отношению к каристийцу, предстателю[45] нашего государства, выдачи коего вы требовали через троих послов, но отношению к этому-то гражданину он так сильно желал угодить вам, что умертвил его и не выдал его останков для погребения.
(39) Что касается Херсонеса[46], то следует вникнуть в содержание письма к вам, а равно познакомиться с его образом действий. Дело вот в чем: всю местность по ту сторону Агоры он, как свою собственность, вас вовсе не касающуюся, предоставил в пользование кардийцу Аполлониду[47]. (40) На самом деле границею Херсонеса служит не Агора, но жертвенник Зевса Границехранителя, что между Птелеем и мысом Левкою, где должен бы быть Херсонесский перешеек[48], о чем свидетельствует надпись на жертвеннике Зевса Границехранителя[49]. Вот она: "Жители поставили этот прекрасный жертвенник, дабы служил он пограничным знаком между Левкою, Актою и Птелеем. Сам Кронид, владыка блаженных, свидетель неприкосновенности"[50].
(41) Этой-то страной, обширность которой известна большинству из вас, он частью пользуется сам, как своею собственностью, частью отдал в дар другому лицу, и все ваше достояние забрал в свои руки. Потом, он не только присваивает себе страну по ту сторону Агоры, но еще пишет в последнем письме, что вы обязаны распрю вашу, если таковая есть с кардиями, живущими по сю сторону Агоры, разрешить судом, - и это с кардиями[51], обитающими на вашей земле! (42) Кардии, действительно, препираются с вами, и обратите внимание, о каких мелочах они спорят. Они утверждают, что занимают свою собственную землю, а не вашу, и то, чем вы владеете у них, составляет ваше владение на чужой земле, тогда как их владения составляют их собственность на их же земле[52], и прибавляют, что так выразился в своем определении ваш же гражданин, Каллипп пеаниец. (43) В этом они правы, потому что так предложил Каллипп, но вы отменили определение, когда я выступил против виновника его с обвинением в противозаконности[53] предложения. Таким образом, область эту оспаривают у вас, по его вине. Если вы не устыдитесь отдавать на суд спор ваш с кардиями, ваша ли это страна, или их, то на каком основании отказывать в таком же праве и прочим херсонесцам? (44) До чего доходит наглость Филиппа в обращении с вами, когда он выражается, что, если кардии откажутся явиться на суд, он сам заставит их, как будто вы не в силах принудить кардиев поступить по вашему: он берет на себя труд принудить их, потому что вы не в состоянии сделать это! Как же вам не признать в нем вашего великодушного благодетеля? (45) И находятся люди, по словам которых, письмо его написано великолепно: они больше заслуживают вашего негодования, нежели Филипп. Тот, действуя во всем против вас, по крайней мере приобретает себе же славу и богатство, а все аѳиняне, проявляющие любовь не к отечеству, но к Филиппу, заслуживают от вас за свою подлость позорной смерти[54], если только вы носите мозг ваш в висках, а не топчете его пятою[55].
Мне остается на это великолепное письмо и на речи послов предложить ответ, какой я нахожу и справедливым, и для вас полезным[56].