География

Автор: 
Страбон
Переводчик: 
Мищенко Ф.С.
Источник текста: 

Издание к. Т. Солдатенкова. Москва. Типография Т. Рис, у Яузск. ч. д. Медынцевой. 1879

Предисловие

Издавая Географию Страбона в русском переводе, мы сочли необходимым предпослать тексту краткое обозрение сохранившихся рукописей греческого подлинника, разбросанных в разных европейских библиотеках и сильно потерпевших от времени, сырости и других неблагоприятных условий. Нынешнее состояние текста объяснит русским читателям присутствие и в русском переводе многочисленных, более или менее значительных пробелов, неполных слов и фраз, различно дополняемых и объясняемых разными издателями и толкователями географа. Знакомство с нынешним состоянием греческого текста Географии тем интереснее, что недавно в Италии, подле Рима найдена древняя рукопись издаваемого труда, быть может способная восполнить недостатки известных до сих пор списков Страбоновой Географии.
Можно утверждать решительно, что ни один писатель греко-римской древности не дает нам такого обилия сведений, относящихся к различным отраслям знания, к различным временам, странам и народностям, как географ Страбон, родом из Амасии Понтской, и в то же время ни одно сколько-нибудь значительное произведение древне-греческой или римской литературы не дошло до нас в таком печальном виде, как География Страбона. Если большинство сочинений древности не мало пострадало от времени, от невежества и небрежности читателей, переписчиков и владельцев рукописей, если в большинстве сочинений существуют более или менее значительные пробелы, или позднейшие вставки, или перестановки и искажения отдельных слов, то текст Страбоновой Географии подвергся совокупному разрушительному действию всех этих случайностей. Для объяснения подобного состояния текста Авг. Мейнеке[1], критик и издатель нашего географа, делает предположение, что автор не успел дать своему труду окончательной отделки, что он не успел привести в настоящую связь с прочими частями труда тех заметок, которые, по самому свойству работы, ему приходилось делать на полях рукописи по мере накопления материала. Однако число подобных прибавок, сделанных самим автором и внесенных впоследствии в текст, весьма невелико сравнительно с количеством мест Географии, обличающих руку неискусных интерполяторов.
Тот же Мейнеке считает необходимым принять, что задолго до появления в свет наших рукописей, древнейшая из которых содержит только сокращение (epitome) Географии и относится к концу 10 в., - что задолго до этого времени существовал список, поля которого были переполнены множеством заметок, объяснений, принадлежавших разным лицам и вошедших в контест той рукописи, от которой и ведут свою генеалогию уцелевшие до сих пор списки. До последнего времени число рукописей Страбоновой Географии, сличенных в разное время учеными, начиная от Альда Мануция (1516 г.) и кончая современным голландским критиком К. Г. Кобетом[2], простирается до 28; в это число не входят еще 4 рукописи, известные ученым только по имени и месту их нахождения; из них одна хранится в библиотеке Аѳонского монастыря. Во главе рукописей, сохранивших Страбона в полном виде, а не в сокращении, стоит одна из парижских, обозначаемая C. Parisiensis 1397, перенесенная из Флоренции в Париж Мариею Медичи. Она относится к XII в. и значительно древнее прочих, из которых иные не восходят далее XV в. Но во-первых, и эта главнейшая рукопись содержит всего половину Географии, именно девять первых книг; во вторых, в ней есть большие пробелы, происшедшие от потери целых тетрадей и соответствующие трем - четырем нашим печатным листам, именно: в ней недостает, как и во всех прочих рукописях, второй половины седьмой книги, обнимающей подробное описание Македонии и Ѳракии; нет конца второй книги, чему соответствует в нынешних изданиях семнадцать параграфов и др.; наконец, в третьих, зубы мышей и сырость сильно повредили края рукописи, особенно в восьмой и девятой книгах Географии так, что не только буквы, но многие целые слова в этих книгах оторваны. В таком виде рукопись попала к концу XIV в. в руки писца. Этот последний, по мнению одного из переводчиков Страбона на Французский язык, De la Porte du Theil'я[3] человек ученый и достаточно вооруженный средствами критики, пополнил пробелы, частью с помощью конъектур, а главным образом пользуясь сочинением Стефана Византийского, комментариями Евстаѳия, наконец "сокращениями" Географии - Палатинским и Географией Гемиста; таким образом, по мнению того же ученого, которому следовал позднейший переводчик Страбона на немецкий язык и толкователь Гроскурд[4], исправлено и восстановлено было около 2,000 поврежденных мест, причем со стороны писца не обошлось разумеется без произвола и ошибок, для исправления которых и нам необходимо обращаться к конъектурам. Несостоятельность этого мнения окончательно разоблачена Густ. Крамером, издание которого, снабженное критическим комментарием, сделанное после тщательного многолетнего изучения и сличения всех сколько-нибудь значительных рукописей, составляет несомненно эпоху в истории критики текста греческого географа[5]. На основании более внимательного сличения первой и второй рук Парижского кодекса между собою, а также этого последнего с прочими, Крамер доказывает - и аргументация его принята Авг. Мейнеке, Карл. Мюллером[6], и очевидно Кобетом, - что писец не был лицом ученым, дававшим простор догадкам, черпавшим подлинную речь Страбона из сочинений византийских писателей и из сокращений Географии, во первых потому, что самая обширная ученость, самое тонкое остроумие недостаточны для восстановления пробелов, простирающихся на несколько листов (folia) пергамента; между тем второй руке нашего списка принадлежит удачное, правильное пополнение именно подобных пробелов. Не мог быть этот писец ученым грамматиком еще и потому, что другие пробелы в несколько букв или в несколько слов, легко открываемые внимательным читателем, оставлены в нашем списке нетронутыми. Наконец в пользу мнения Крамера может свидетельствовать еще то обстоятельство, что во многих местах рукописи внесены второю рукою между строк чтения, отличные от письма первой руки, т. н. разночтения. Итак, вероятнее всего, что позднейший писец (конца XIV в.) обращался с пострадавшею рукописью не как ученый современный критик текста, но как обыкновенный копист, имеющий под руками другую рукопись; с помощью этой другой рукописи, также немало поврежденной, также без второй половины седьмой книги, с немалым количеством пробелов в книгах восьмой и девятой, писец XIV в. привел Cod. Parisiensis 1897 в тот вид, в каком он был впервые открыт в начале XIV в. Генр. Скримгером в римской библиотеке Строцци и сличен им вместе с несколькими другими списками для Альдинского издания. В этом списке различают впрочем еще третью руку, самую позднюю, которой принадлежат наименее удачные попытки исправления текста, сделанные или по какому-нибудь третьему списку, или же с помощью собственных конъектур писца.
Что касается прочих рукописей, то, уступая описанной выше парижской и но древности, и по доброкачественности текста, они значительно разнятся между собою, вышли из разных источников и имеют далеко неодинаковое значение; их не считают более простыми копиями Cod. Paris. 1397, как принимали прежде относительно первых девяти книг. Всех списков, которые содержат первые девять книг Географии отдельно или вместе с прочими, насчитывается восемнадцать. По сходству и разнице чтений, по размерам и содержанию пробелов, наконец по некоторым другим более внешним признакам, рукописи эти разделяются на три группы, или на три семейства. Прежде всего необходимо заметить, что все известные в настоящее время списки, - причем не исключаются Палатинское и Ватиканское сокращения (Palat. 398. Vatic 482), из которых первое относится ко второй половине X в., а последнее к XIV в., и которые одни имеют седьмую книгу, конечно в извлечении, - что все списки содержат восьмую и девятую книгу в неполном виде, с обозначением пробелов или без оного, вследствие чего в этих двух книгах остается не мало пропусков и до сих пор. В каком виде вышли эти книги из рук Страбона, не представляли ли они первоначально только конспекта, который автору оставалось распространить, этого вопроса не задают себе критики и издатели Географии; решению его в категорически-положительном или отрицательном смысле препятствует, во-первых, крайняя скудость известий древних о труде Страбона, который был так мало распространен в древности, что им не пользовались даже такие писатели, как Павсаний, Клавдий, Птолемей, Плиний, что не подлежащую сомнению ссылку на него мы находим у одного только писателя древности, Аѳенея (III стр.121; XIV, 637); вторым препятствием к разрешению вопроса служит то обстоятельство, что между Страбоном и древнейшим из списков его Географии лежит период времени в восемь с лишним веков, такой промежуток, в течении которого текст Страбона подвергался многоразличным изменениям и повреждениям. Мы остановились на этом пункте главным образом в виду новооткрытой рукописи, которая по мнению виновника открытия относится к VI в. Итак, шесть списков[7] из восемнадцати, будучи более или менее тесно соединены между собою общими им всем особенностями, общим им всем сходством с двумя "сокращениями" и наконец общими всем им отличиями от первой руки Cod. Paris. 1397, составляют первую группу, или первое семейство наших списков. Начало свое все они ведут не от древнейшего и лучшего из парижских кодексов под n° 1397, как думал De la Porte du Theil, а за ним Фридеман[8] и Гроскурд, но от списка более древнего, в первоначальном виде имевшего еще всю седьмую книгу, положившего начало тем спискам, по которым сделаны Палатинское и Ватиканское "сокращения"; от этого первообраза всех наших списков произошла рукопись, пострадавшая в седьмой книге Географии, хотя меньше, нежели в Парижской древнейшей, которая и послужила источником шести списков, сделанных в разное время, разными лицами. Из этого же самого источника вышли те дополнения Cod. Parisiensis 1397, которые относятся к XIV в.; это ясно следует из сличения второй руки этого кодекса в особенности с одним из венецианских кодексов (cod. Venet. 377). Понятно таким образом, почему при восстановлении текста Страбоновой Геоцюфии нельзя игнорировать этих списков, и с другой стороны, почему нельзя чересчур умалять значение позднейшего письма главного списка. Во главе второй группы, или второго семейства восемнадцати списков стоит столько раз нами упомянутый наиболее важный Codex Parisiensis, хранящийся в парижской национальной библиотеке под n° 1397 без второй половины седьмой книги, сильно поврежденный во многих местах восьмой и девятой, оставшихся непополненными позднейшим писцом, но по всей вероятности в этих книгах несокращенный. Списки с этого кодекса, сделанные впрочем через посредство других копий, для нас потерянных, представляют следующие шесть рукописей: Vatic. 174, Mosquensis[9], Escurlalensis, а потом: Etonens., Vatic. 173, Paris. 1394. К этой же группе принадлежит позднейшая част одного из Флорентийских списков, входящих в первую группу, именно C. Med. 5 pl. 28, потому что в дополнениях к восьмой и девятой книгам, находящихся на полях этого кодекса, замечаются те же пробелы, что и во второй руке C. Paris. 1397. Ясно, что рукописи этого второго семейства, при тщательном сличении оригинала их, имеют очень мало значения. Но этот последний Флорентийский список в своей позднейшей части сделан не прямо с Paris. 1397, а с какой-то неудачной копии последнего, в которой многое было изменено в восьмой и девятой книгах, многое с полей внесено в контекст. Таким образом, Cod. Med. 5 pl. 28 представляет две книги Географии в новом виде, очень далеком от подлинного; на этом основании он вместе с несколькими копиями с него образует третью группу списков[10]. От одного из этих списков, Paris. 1390, происходит Paris. 1395, самый поздний и самый худший из списков, отпечатанный в типографии Альда Мануция, чем и объясняется множество ошибок как в первом издании (Ed. princeps), так и во многих позднейших, отправлявшихся в редакции текста от Альдинского издания.
Вторая половина Географии, т. е. последние восемь книг[11], сохранилась отдельно от первых девяти или вместе с ними в двадцати рукописях: в числе их есть впрочем три рукописи (Med. 15 pi. 28; Vеп. 379; Paris. 1398; в двух последних десять первых книг к "сокращении" ), которые содержат только семь последних книг, а одна - Vatic. 1329 конец XII книги и пять последних (ἀϰέφαλος). Эта же вторая половина Географии содержится в извлечении в двух упомянутых нами прежде "сокращениях", из которых Ватиканское, хотя более позднее, важнее Палатинского, так как первое передает труд Страбона в последней части в менее сокращенном виде, с большим вниманием в оригиналу, следоват. ближе к подлинному тексту. Сличение пробелов и разночтений кодексов во второй части Географии приводит к разделению их на две группы, причем Ватиканское сокращение и C. Vatic. 1329, вышедшие из общего источника, по достоинству чтений, по меньшей степени повреждения, значительно превосходят вторую группу; в этой последней важнее прочих Ven. 640, список с которого представляет Московская рукопись и Paris. 1393; большинство списков, около четырнадцати, может быть в этой группе оставлено без внимания, как более или менее неудачные копии нескольких других.
Критическое обозрение существующих рукописей Страбона мы пополним ознакомлением с мемуаром базилианского монаха Джуз. Коццы, открывшего в 1875 г. древнюю рукопись Географии. Автор снабдил свой мемуар тремя таблицами, из которых первая, приложенная в начале, представляет фотографический снимок листа пергамента, содержащего рукопись, а две в конце дают отрывки текста, в том виде, как они прочитаны Коццою, литерами, точно скопированными с рукописных. Из брошюры, носящей название: Dell'antico codice della Geografia di Strabone scoperto nei palirasesti della Badia di Grottaferrata. Mem. di Gius. Cozza, monaco Basiliano. Con un facsim. del palims. in fotograt. e con due tavole del codice trascritto. Roma 1875, мы узнаем, что новая рукопись Географии - древний палимпсест, на котором текст Страбона похоронен был под двойным слоем других текстов религиозного содержания: верхний, слой, самый поздний содержит три главы Ветхого Завета из книги Левит (XII, XIII, XVI); относится он, по мнению автора мемуара к VI веку по Р. Х. Листы пергамента составляют том (volume) в 24 сантиметра длины и в 14 ширины, но первоначально лист пергамента состоял из двух таких листов, так что раскрытый он имел 24 сантиметра в длину в 28 в ширину. Что листы разорваны пополам, это обличают края найденного пергамента, на которых иные слова, занесенные второю рукою, разорваны; так наприм. в первом столбце приложенного Факсимиле в 28-й строке осталось четыре буквы Ι, Θ, Ε, Ν. от сл. ἐϰεῖϑεν. Рукопись начертана в три столбца, каждый средним числом в 38 строк, каждая строка. приблизительно в 14 букв[12]; литеры прописные (unzialiomajuscolr), несколько наклонены вправо, не соединены между собою, а слова не разделены. Палимпсест найден в библиотеке аббатства Грот-таферрата недалеко от Рима; в числе нескольких плохо сохранившихся пергаментов он находился в общем свертке уцелевших обрывков от различных кодексов под n° 96. Многие внешние особенности новооткрытого кодекса несомненно свидетельствуют в пользу его древности; таковы: прописной шрифт, раздельность букв (не слов), отсутствие сокращений в словах, меньший размер ω сравнительно с прочими буквами, наконец письмо в три столбца[13]; будущим исследователям остается точно определить эпоху появления этой рукописи, потому что мнение Дж. Коццы в этом деле, относящего рукопись к VI в., не может иметь большего значения, как увидим далее. Не смотря на древность, или скорее вследствие своей древности, кодекс Географии, как показывает Фотографическое Факсимиле, сильно поврежден: во многих местах разорван, изъеден молью, в других совершенно замаран; приложенная автором страница текста имеет немало пробелов, один ив которых простирается строк на восемь. В сожалению, Коцца не объясняет свойства этих пробелов: произошли ли они от повреждения рукописи в позднейшее время, или же обозначены самим писцом. Текст носит на себе следы второй , - уки, которой принадлежат поправки, причем буквы, подлежащие исправлению, перечеркнуты, а сверху над ними поставлены другие, или же буквы, подлежащие уничтожению, отмечены поставленными сверху точками, как часто встречается в рукописях.
Что касается доброкачественности текста, то несмотря на неоднократные похвалы ему со стороны автора[14] мемуара, она далеко уступает древности рукописи. Достаточно сличить текст отрывка начала IX кн., оттиснутого автором на второй таблице, носящей сверху имя Страбона и букву ϑ. (Στράβωνος). Мы передаем здесь этот отрывок:
περιωδευϰόσι δὲ τὴν πελοπόννησον πρώτΟν ἔφαμεν ϰαὶ ἐλαχίστην τῶν συντΕϑεισῶν τὴν Ἑλλάδα Κερρονήσων εφεξῆς ἂν εἴη τὰς συνεχείς ἐπελϑεῖν ἢν δὲ δευτέρα με... ἡ προστΕϑεῖσα τῆ πελοποννήσω τὴν Μεγαρίδα τρίτην δἠ ταύτην προσλαμβονουΣιΝ τὴν ἀττιϰἠν ϰαὶ τὴν βοιωτίαν ϰαὶ τῆς φωϰίδος τίμέρος ϰαὶ τῶν ἐπιϰνηιϰιδίων λοϰρῶν ὥστε.
Между πελοπόννησον и πρῶτον в рукописи отмечен пробел, который давно восстановлен по имеющимся спискам; πρῶτον вм. правильного πρώτην (πελοπόννησον): συντεϑεισῶν Κερρόνησον, προστεϑεῖσα невозможные формы; τριτην, вм. τρίτη, как в предыдущей строке δευτέρα; вообще от сл. τρίτην до конца конструкция совсем неверная.
У Крамера, восстановившего в 1847 г. этот отрывок без особенного труда, по имеющимся рукописям читаем:
ΓΙεριωδευϰόσι δὲ τήν Πελοπόννησον, ἣν πρώτην ἔφαμεν ϰαὶ ἐλαχίστην τῶν συντιϑεισῶν τὴν Ἑλλάδα χερρονήσων, έφεξῆς ἂν εἴη τὰς συνεχεῖς ἐπελϑεῖν. ἦν δὲ δευτέρα μὲν ή προστιϑεῖσα τῇ Πελοποννήσῳ τὴν Μεγαρίδα τρίτη δὲ ἡ πρὸς ταύτη προσλαμβάνουσα ϰτλ.
Таким образом мы видим, что этот отрывок не дает критике ничего кроме элементарных погрешностей, и мог бы без ущерба для Страбонова текста вовсе не появляться на свет. Нельзя при этом не обратить внимания на то обстоятельство, что Коцца выбрал отрывок, удовлетворительно восстановленный в существующих изданиях, тогда как девятая книга есть одна из тех, в которых до настоящего времени существуют десятки пробелов: очевидно, для оправдания похвал находке автору мемуара следовало привести один из таких отрывков своего кодекса, в котором не имеется пробелов нынешних изданий. Он поступил как раз на оборот; остановился даже на том самом слове, за которым следует в наших рукописях пропуск.
Не более удачно выбран автором отрывок из восьмой книги, также, как известно, сильно пострадавшей в Cod. Paris. 1397. Страница текста, воспроизведенная на третьей таблице мемуара, соответствует в нынешних изданиях кн. VIII гл.4, 10- 1 и гл.5 § 1 до слов συνεχής ἐστι τῇ включительно (по изд. Casaub. рр. 362-363). В первом столбце очевидные ошибки следующие: в восьмой строке совершенно неуместное αὐτῶν после ποήμασιν, по всей вероятности перенесенное сюда небрежным писцом из ближайшей верхней строки, где оно вполне законно и следует также за слогом σιν; 16-я строка: ἀπεστήσαντας, относящееся к подлежащ. в им. п., где по всей вероятности повторяет окончание предыдущего слова πισάτας; 18-я стр.τον Ὀρχομένων вм. изданн. τον 'Ορχομενοῦ, или, по мнению Кобета, τῶν Ὀρχομενίων·, стр.34: τὴν δέδωϰε вм. τήνδε δέδωϰε из элегии Тиртея, уже у Бергка в правильной редакции[15]; в первой строке второго столбца читаем ἀφιϰέμεϑα вм. ἀφιϰόμεϑα. Во втором и третьем столбцах подобных ошибок меньше, но зато пробелов гораздо больше и притом в таких местах, в каких парижская рукопись не имеет их. К числу разностей гроттафферратского кодекса, безразличных для критики, следует отнести такие, как Ἀριστοϰράτη вм. Ἀριστοϰράτην (18 стр.1-го столб.); εἶναι (ἐϰε) ῖϑεν φησιν вм. εἶναί φησιν ἐϰεῖϑεν (28 стр.1-го столб.); πλείοσιν τοῖς вм. πλείοσι τοῖς (8 стр.2-го столб.); εἰσὶν περὶ вм. εἰσὶ περὶ (стр. 3-го столб.); ϰατ ἴτος παῤ αὐτοῖς вм. παῤ αὐτοῖς ϰατ' ἔτος (10 стр.3-го столбца).
К числу разночтений, которые могут считаться приобретением для критики Географии, относится слово (τε) λέως (22 стр.2 ст.), которого нет ни в одной из прежних рукописей, и которое восстановлено совершенно неправильно автором мемуара (παντε?) λέως, ионич. форма, тогда как География писана на наречии аттическом. Некоторое значение имеет чтение προ (σε) τατ (τε) вм. ἐπέταττε (12 стр 2 столб.), отсутствие ἐλϑὼν έξ Ἐρινεοῦ, предложенных Казобоном и внесенных Мейнеке в текст.
Очевидно, эта часть открытия внушает мало веры во внутреннюю доброкачественность рукописи, сопровождающую, по словам брошюры, внешние достоинства текста, которые сами по себе имели бы очень мало значения[16]; очевидно также, что этого весьма недостаточно для удовлетворения требований не только самой тонкой и строгой, но и весьма снисходительной критики;[17] очевидно наконец, что автору следовало поступить несколько иначе, чтобы открытие его приветствовали, как одно из значительнейших приобретений в области географии, археологии, литературы и истории[18]. К сожалению, автор не сообщает даже того, на скольких листах пергамента написана География, содержит ли кодекс весь труд Страбона, или только какую-нибудь часть его, если часть, что вероятнее (frammenti), то есть ли какая-нибудь надежда с помощью его пополнить вторую половину седьмой книги, множество пробелов восьмой и девятой. Остается ждать будущей всемирной географической выставки в Париже, для которой назначает Дж. Коцца свою находку от имени италиянского клира[19]
Как ни кратки и мало определенны были сведения из Рима в 1875 году об открытой рукописи, в них тем не менее ясно указывалось, как на обстоятельство, поднимающее значение открытия, на прочтение на том же палимпсесте нескольких, будто бы до сих пор неизвестных стихов элегического поэта Тиртея. Действительно, в своем мемуаре автор рассуждает об участии Тиртея в мессенских войнах, о важности элегий поэта, упоминаемых часто древними, в особенности о его Εὐνομία, о ценности уцелевших до нашего времени отрывков, - я все это по поводу четверостишие Тиртея в изданной автором странице Страбоновского текста, того четверостишие, которое давним давно восстановлено в Географии, которое еще в 1843 году вошло в собрание греческих лирических произведений Бергка. Замечание Дж. Коццы, что эти четыре стиха представляют новый вариант, и потому относящееся сюда место кодекса должно будто бы не мало послужить для восстановления подлинного содержания песни Тиртея, это замечание более, чем ионич. παντελέως, обнаруживает весьма ограниченное знакомство автора с предметом. На стр.305 книги Бергка, равно как и во всех нынешних изданиях Географии Страбона, мы читаем четыре стиха Тиртея совершенно в той же редакции, в какой приведены они у Коццы, правда с тою разницею (con qnalche variante), что в кодексе в последнем стихе мы имеем ἀφιϰέμεϑα, вм. ἀφιϰόμεϑα, а во втором, благодаря небрежности переписчика, τήν вм. τήνδε, чем нарушается размер стиха: αὐτὸς γὰρ Κρονίων ϰαλλιστε φάνου πόσις Ἥρης Ζεὺς Ἡραϰλείδαις τήνδε δέδωϰε πόλιν.
О Тиртее Коцца ничего больше не сообщает. Нам необходимо остановиться еще на приемах критики автора мемуара и на тех результатах, в которым они его приводят. В начале § 10 гл.4 кн. VIII Страбон сообщает сведения о времени и обстоятельствах мессенских войн, причем между прочим называет союзников Мессенцев во второй войне: τήν δὲ δευτέραν, ϰαϑ᾿ ἣν ἑλόμενοι συμμάχους Αργείους τε ϰαὶ Ἀρϰάδας ϰαὶ Πισάτας ἀπέστησαν ϰτλ. Во всех сличенных до сих пор списках, а также в кодексе Коццы называются в числе союзников Месеенцев вместо Аркадян Елейцы: Ἠλείους. До Крамера издатели удерживали чтение рукописей, только Кораи в своем издании[20] после Ηλείους прибавил ϰαὶ Ἀρϰάδας. Также удерживая в тексте традиционное Ἠλείους, Крамер выражает сомнение в его подлинности на основании главным образом противоречия этого чтения с предшествующим местом в 3 гл.30 § (или стр.335 Casaub). В этом последнем месте действительно читаем: "Лакедемоняне помогали Елейцам после окончательного покорения Месеенцев, так как Елейцы состояли в этой войне в союзе с ними (συμμαχήσασιν αὐτοῖς) против потомков Нестора и Аркадян, сражавшихся с Мессенцами"; таким образом весьма вероятно, что Елейцы состояли во время второй Мессенской войны в союзе (σύμμαχοι) не с Мессенцами, а с Лакедемонянами. Конъектуру Крамера приняли Авг. Мейнеке, внесший Ἀρϰάδας в текст, К. Мюллер[21] и Кобет. Но в ссылку Крамера на это предшестующее место вкралась, к несчастью для Коццы, опечатка: вм. р. 355 по Казобону напечатано р. 555, т. е. страница, соответствующая 3 й главе XΙΙ книги, посвященной описанию Малой Азии, где конечно нет и речи об Елейцах или Аркадянах. Понятно, что Коцца, защищая чтение своего кодекса против "скептицизма" Крамера[22], не нашел ничего на 555 стр.в пользу принятой конъектуры и с полным правом мог заметить, указывая на эту страницу: ivi non si lege cio, come ognnn puo vedere. Но подлинная цитата осталась ему очевидно неизвестною, а потому и опровержения его не имеют силы. Недостаток знакомства с Страбоном обнаружил автор мемуара еще более по другому поводу. Он удивляется тому, как такие елленисты, как Дюбнер и Мюллер, переводят в начале IX книги прилаг. ἐλαχίστην, относящееся к τὴν πελοπόννησον словом наименьший (minimum) из полуостровов, составляющих Елладу. "Но как может таким образом выражаться географ", восклицает Коцца, "когда это самый больший полуостров?" Ошибку переводчиков автор мемуара объясняет тем, что они понимают прилаг. ἐλάχιστος в одном только значении: наименьший, тогда как оно кроме этого имеет еще два значения: наиболее низкий и крайний (infirno e estremo), для подтверждения чего ссылается на Thesaurus Linguae Graeeae. Но при этом Коцца не упоминает о другом месте труда нашего географа, где тот же полуостров также назван ἐλαχίστη, и где не может быть места сомнению, почему и в каком смысле Страбон называет Пелопоннес наименьшим из полуостровов. Дело в том, что Страбон разделяет Елладу на четыре полуострова, из которых каждый меньший содержится в большем. Кн. VIII гл.I, § 3, читаем: "Первый из полуостровов Пелопоннес, замыкаемый перешейком в сорок стадий. Второй, обнимающий собою и первый, - тот, перешеек которого в 120 стадий с лишним от одного моря до другого, лежит между Пагами мегарскими и Нисаею, пристанью мегарцев. Третий полуостров, содержащий в себе и второй, - тот, перешеек которого тянется от угла Крисайского залива до Ѳермопил.... Четвертый имеет перешеек от Амбракийского залива чрез Ойту и Трахинию до залива малейского в 800 стадий, включая сюда и Ѳермопилы.... Нам следует начать с наименьшего полуострова, хотя наиболее прославленного". За сим глава 2 начинается описанием именно Пелопоннеса. Ясно, что ἐλαχίστη не может иметь другого значения, как наименьший, и в первом месте. После всего сказанного можно пожелать, чтобы в приготовлении найденного текста к ближайшей географической выставке в Париже приняли участие лица, сами более подготовленные к подобному труду, чем базилианский монах Джузеппе Коцца.

Страбон (Στράβων) родом из Амасии, азиатского города со смешанным населением из туземцев и Еллинов, входившего в состав провинции Понта при Черном море. Свидетельства об этом имеются главным образом в Географии Страбона, а также у византийских грамматиков Стефана Византийского и Свиды (см. Свида сл. Πολύβιος; Стеф. Визант. сл. Ἀμάσεια). О родном городе географа, о благоприятном местоположении его находим достаточные сведения также в самой Географии: XII, 3, 15. 30. 38. 39. Срвн. Указат. Страбон. Год рождения и смерти Страбона в точности неизвестен, но частое упоминание в труде современных автору событий и личностей не позволяет сомневаться в том, что время жизни греческого географа принадлежит эпохе Помпея, Цицерона, Ю. Цезаря, что он жил еще в правление Августа и Тиберия. См. V, А, 9; VI, 4, 2; VII, 1, 5; XII, 1, 4. 8, 18; XIII, 2, 3. 4. 8; XVII, 1, 54 и мн. др.
Обстоятельная характеристика обширного труда Страбона, оценка употребительных в нем приемов исследования определение степени достоверности, равно как и подробное восстановление обстоятельств личной жизни географа, все этой по своей сложности, разнообразию предметов исследования не могло войти в Предисловие и должно составить задачу особого специального труда.
Ѳ. Мищенко.


[1] Vindiciar. Strabonianar. Lib. Berol. 1862 стр.VI и сл. Его же. Strabonis Geographica. II Voll. Lips. 1853.
[2] Mnemosyne. Lugdun. Batav. 1875. 1876 гг.
[3] Geographic de Strabon, traduite du greeen irancais. Paris, 1805 —1819 Vol. III стр.288 сл.
[4] Strabons Erdbesclireibung in siebenzehn Büchern. Verdeutscht v. Chr. Gottis Groekurd. Berl. u Stett. 1831- 33. Einl. XLVII сл.
[5] Strabonis Geographica. Recens., commentar. eritico instruxit Gust. Kramer—Rerol. 1844-52 Praef. VXCIX.
[6] Στράβωνος Γεωγραφιϰα. Paris. 1853-58 v. II Praef. стр.938.
[7] Paris. 1393; Par. 1408; Venet. 377; Venet. 318; Ambros. M. 53; Ambr. 9, 93; Medic. 5; Plat. XXVIII.
[8] Strabonis rer. geographical, libri XVII. Phil. SiebeDkeee. Vol. 7 Lips. 1796— 1818. Начиная с седьмой книги издание продолжал К. Г. Чукке (Tzechuke). В предисловиях к I, II, III и VII томам помещены сведения о рукописях Страбона. Автор последнего предисловия, Фридеман, заимствовал сведении ив лондонского издания Фоконера. Срв. XXV и сл. Частью заимствованные из этих изданий, но в большей части самостоятельные сообщения о рукописях мы находим в предисловии к изданию Крамера.
[9] Московский список сличен был К. Ф. Маттиэ, для лондонского издания Страбона Фоконером (1807 г., 2 т.). По словам Маттиэ список содержал все 17 книг, написан в конце XV или начале XYI в. лицом просвещенным (a seriba docto). Экземпляр амстердамского издания Альмеювена, (1707 г.) на молях которого руною Маттиэ отмечены разночтения Московского списка, хранится в Дрезденской библиотеке. По сходству чтений и по пробелу в 14 книге, вторая половина Московского списка ближе всего стоит к одному из венецианских (Venet 640), относящемуся к началу XIV в. Существует ли Московский список до сих пор, неизвестно.
[10] Med. 5 pi. 28; Ambros. M, 53; Med. 40 pl. 28. Parisiens. 1396.
[11] Можно принять за верное, что труд Страбона делился с давнего времени на две части, причем первую часть составляли первые девять книг, а вторую — последние восемь; существовало и другое деление, по которому первая часть обнимала описание Европы, т. е. первые девять книг, а вторая описание Азии и Либии. Ясные следы двоякого способа делении сохранились в уцелевших рукописях (пробелы между концом IX и началом X книги); две части Географии, в некоторых кодексах, написаны разными лицами, наконец многие списки содержат только одну из двух таким образом разделенных частей.
[12] Рукопись Paris. 1397 написана во всю ширину листа пергамента; каждая страница имеет 36 строк, в каждой строке около 40 букв.
[13] Рукописи, написанные в три столбца, очень редки: в числе их находится ватиканская рукопись Ветхого и Нового Завета.
[14] Antichita e pregio che si fa più eensibile dall’ essere stato an codice scritto in grandissime proporzioni, e descritto a tre colonne, come i piu antiche e piu preziosi, che ei conoacano. pp. 10, 5, 9, 12 и др.
[15] Poetae lyr, graeci. 1843. Стр. 305.
[16] Questi che diremmo estrinseci caratteri del testo, sarebbon ben poco autorevoli, ee non foesero accompagnati dalla intrinsepd sua bonta. 12.
[17] Sebbene un pin lungo atudio sopra i nostri frammenti sarebbe meglio a mostrar cib, pure dalle nostre prime osservazioni ne abbiam tento da appagar le esigenze della critica piu eottilee severa. p. 20.
[18] Questa ecoperta dovrebbe…. esser salutata comenno dei piu nobili acqui sti per il patrimonio della geografia, dell’ arcbeologia, della letteraturo e della storia. Стр. 20.
[19] perche dal clero d'Italia, ei concoresae con questa aingolare liovitii alia prossinis Eeposizioue Geografica naondiale di Parigi. Стр. 3.
[20] Στράβων. Γεωγραφιϰ. ββ, § 7. Α. Κοράη· Paris 1815—19. voll. 4.
[21] Pars II. р. 994.
[22] р. 14—18.

Книга Первая


Глава Первая

Доказательства, что изучение Географии - достойное философа занятие а) Древнейшие философы были вместе и географами: б) необходимые для географии познания - прямо философское дело; в) География важна для условий самой жизни. Обстоятельный извод каждого из этих положений: а) Гомер был хороший географ. Его верные понятия о форме и положении Земли вообще и частей её в особенности; прилив и отлив морской также ему знакомы. Гомер утверждает, что Земля - остров; Страбон доказывает это положение. Гомер знает Средиземное море в точности. В добавок ко всему этому заметки об Анаксимандре, ученике Ѳалета, и о Гекатее Милетском, древнейших после Гомера географах; Анаксимандр дал первую географическую карту, а Гекатей написал первое географическое сочинение. - Извод второго положения (б). - Извод третьего (в): Польза географии для общественной жизни, для истории. География стоит в тесной связи с философскими науками, с геометрией и астрономией. Хотя изучение её и не требует совершенно точных математических сведений, однако же необходимо понимать важнейшие положения математики, к каким прибегает География. С этой целью Страбон и написал свою книгу.
1) Мы полагаем, что география, избранная предметом настоящего труда, не менее всякой другой науки входит в круг занятий философа. Что мы думая таким образом, не ошибаемся, тому есть многие доказательства. Первые, решившиеся заняться описанием Земли, были также философами: Гомер, Анаксимандр из Милета и его согражданин Гекатей, как утверждает Эратосѳен; также Демокрит, Евдокс, Дикеарх, Полибий, Посейдоний были то же философы. Потом самая многосторонность сведений, с которою только и можно приступать к этому делу, свойственна лицу, обнимающему своим умом божеские и человеческие вещи; а науку об них и называют философе; наконец приложение географии разнообразно: ею могут пользоваться государства, вожди, она облегчает знакомство с небесными палениями, с земноводными и морскими животными, растениями и плодами, и всякими иными предметами, какие встречаются в каждой местности. Это свойство географии предполагает также философа, человека размышляющего об искусстве жить в обществе и о благополучии.
2) Теперь рассмотрим подробнее и в отдельности то, что высказано нами вообще. Во первых, как мы, так и предшественники наши, в числе которых находился и Гиппарх, были правы, считая Гомера родоначальником географической науки, того Гомера, который превзошел всех древних и позднейших поэтов не только поэтическими достоинствами своих произведений, но почти в такой же мере и знанием условий общественной жизни. Благодаря этой своей опытности, Гомер заботился не только о том, чтобы узнать возможно больше событий и передать их потомкам, он исследовал местности, как отдельные, так вообще всю обитаемую землю и море. В противном случае он не мог бы касаться крайних пределов Земли и не упоминал бы о всей окружности.
3) Прежде всего он объявил, что Земля, как это и на самом деле, кругом омывается океаном; потом, некоторые из местностей называл по-именно, о других же давал знать намеками. Так Либию, Эѳиопию, Сидонцев и Эрембов (которых также можно называть Арабами Троглодитами) поэт называет определенно; а места жительства тех народов, которые обитают на Востоке и Западе, он обозначает указанием, что они омываются океаном. Ибо он изображает солнце выходящим из океана и снова в него погружающимся, равно как и звезды. "Потом солнце, вышедши из тихих и глубоких вод океана, снова коснулось Земли"[1], а также:
"В океан погрузился яркий свет солнца, влача за собою черную ночь".
Звезды также по его словам купаются в океане.
4) Что касается жителей Запада, он указывает на их счастливую жизнь и на благорастворенность окружающего их воздуха, ибо ему известны были, без сомнения, богатства Иберии, ради которых совершил туда путь Геракл, потом Финикияне, которые овладели большею частью страны, после них Римляне. Здесь же дуют ветры Зефира, тут помещает поэт и Елисейскую равнину, куда, говорит он, послали боги Менелая:
"Тебя на Елисейскую равнину, к пределам земли пошлют бессмертные, туда, где белокурый Радаманѳ, где самый счастливый для людей образ жизни; там нет ни снегу, ни продолжительной зимы, ни даже дождя, только вечно дует тихий ветер Зефира, посылаемый океаном"[2].
5) Точно также острова "блаженных" расположены у крайней западной части Маврузии, у той части, с которою соприкасается и западная граница Иберии. Уже из одного имени ясно, что и эти острова считались счастливыми, вследствие своего соседства с такими местами (Иберии).
6) Далее он говорит, что Эѳиопы жили на краю, подле океана. Что они жили на краю, говорится в следующем стихе:
"Эѳиопов, которые живут разделенные на две части, на краю людей"[3].
Что разделены на две части, сказано верно, как мы докажем в последствии; а что Эѳиопы живут при Океане, об этом говорится следующим образом:
"Вчера Зевс отправился на Океан к беспорочным Эѳиопам на пир"[4]
Далее, что крайняя страна подле медведицы также граничит с Океаном, он намекает на это следующими словами о медведице:
"Она одна не купается в водах океана"[5]. Потому что словом "медведица", а также "колесница" поэт обозначает арктический круг; иначе он не сказал бы, что только одна изъята из вод океана, ибо многие звезды совершают круговое движение в одной и той же части неба, всегда для нас видимой. Поэтому Гомера не обвиняют более в невежестве за то, что он признавал будто бы одну медведицу вместо двух: не вероятно, чтобы в его время вторая медведица помещена была в число созвездий; только с того времени, как наблюдали ее Финикияне, пользовались ею в своих мореплаваниях, такое распределение звезд перешло к Элиннам; равно как Волосы Береники и Каноб очень недавно получили свои наименования, а многие звезды и до сих пор не имеют названий, что утверждает и Арат. Следовательно, Кратет поправил неверно: "Он один изъят из вод Океана"[6], отвергая то, чего не следует отвергать. Гораздо благоразумнее и сообразнее с Гомером поступает Гераклит, когда он под медведицей понимает арктический круг. "Медведица - общая граница утренней и вечерней зари, а против медведицы дует ветер светлого Зевса"; действительно, арктический круг, а не медведица составляет границу Востока с Западом. Итак, Гомер под именем медведицы, которую он называет также колесницею, и которая, по его словам, наблюдает за Орионом[7], понимает арктический круг, а под Океаном разумеется у него горизонт, под который и над которым совершается заход и восход светил. Если Гомер говорит, что медведица обращается на одном и том же месте, не погружаясь в Океан, то это потому, что он знал, что арктический круг проходит через самую северную точку горизонта. Согласуя с этими объяснениями слова поэта, мы должны принять, что горизонт есть то место, которое на земле соответствует Океану, а под арктическим кругом должны разуметь тот круг, который, по свидетельству наших чувств, наиболее лежит к северу обитаемой земли. Таким образом эта часть земли будет также омываться Океаном, выражаясь языком Гомера. Он знал кроме того хорошо обитателей полярных стран, хотя не называет их по имени (да они даже теперь не носят одного общего имени); поэт обозначает их по образу жизни, называя "Номадами", "гордыми доителями кобылиц", "питающимися молоком и чуждыми насилия"[8].
7) Поэт и в других выражениях говорят о том, что Океан облегает кругом земли кольцом. Так например говорит Гера: "Я иду посмотреть пределы кормилицы Земли и родителя богов Океана"[9]. Следовательно поэт полагал, что Океан прилегает ко всем пределам земли; самые же пределы располагаются кругом. В "Приготовлении вооружения"[10], Океан кольцом окружает края Ахиллова щита. Доказательством той же любознательности поэта служит знание им приливов в океане и отливов, когда он называет "Океан текущим обратно"[11], и когда выражается так:
"Трижды она (Харибда) изрыгает воду, трижды поглощает".
Так как не трижды, но дважды в день бывает прилив моря, то здесь нужно допустить ошибку рассказчика или неверность переписчика; во всяком случае намерение поэта было обозначить прилив и отлив. Даже выражение "тихо текущий" заключает в себе некоторый намек на прилив, когда вода прибывает тихо, а вовсе не стремительно. Посейдоний полагает, что стремительность течения во время приливов и отливов обозначается у Гомера тем, что он называет скалы то покрываемыми, то обнажаемыми, а также тем, что Океан он называет рекою. Первое соображение верно, второе же не имеет смысла, потому что движения прилива вовсе не походят на течение реки, движение отлива и того менее. Объяснение Кратета более вероятно. Он говорит, что глубоким, обратно текущим, равно как и рекою называет поэт весь Океан; когда же он говорит так:
"После того как корабль покинул течение реки Океана и пришел к волнам обширного моря",[12] тогда он рекою называет часть Океана, а течением реки - течение не целого океана, но части его. Ибо в этих стихах говорит поэт не обо всем океане, а о течении реки в Океане, составляющей часть Океана. Река, по словам Кратета, есть как бы бухта иди залив, который простирается от зимнего тропика до южного полюса. Вышедши из этого залива, можно находиться тем не менее в океане; но никак не возможно, чтобы, покинувши весь океан, все таки быть в Океане. Гомер говорит так:
......покинул течение реки.........
......пришел к волнам моря.......
Море здесь ничто иное, как океан. И так: если понимать это место иначе, то выходит, что вышедши из океана, он пришел в океан. Однако это требует более подробного обсуждения.
8) Что обитаемая земля есть остров, можно заключить из свидетельства наших чувств, а также из опыта. Везде, где человеку возможно было проникнуть до самых пределов земли, находится море, которое мы и называем океаном. Там же, где этого нельзя воспринять чувством, убеждает разум. Мореплаватели объехали восточную сторону, населенную Индусами и западную, занятую Иберийцами и Маврусийцами, равно как большую часть южной и северной; остальное пространство, недоступное до сих пор для наших кораблей вследствие отсутствия взаимных сношений между нами и теми, которые объехали противоположные страны, - это пространство не значительно, если кто сопоставит рядом с ним расстояния, сделавшиеся для нас доступными. Не вероятно, чтобы Атлантический бассейн состоял из двух морей, разделяясь таким образом узкими перешейками, которые будто бы и мешают плаванию кругом; гораздо правдоподобнее, что он течет в одном бассейне и не прерывается. Ибо те, которые решились объехать землю кругом и возвращались потом назад, утверждают, что дальнейшее плавание было приостановлено не каким нибудь материком, который бы стоял на пути и мешал проехать, но единственно недостатком съестных припасов, необитаемостью мест, между тем как море не менее прежнего было свободно для плавания. Наше мнение более согласно и с тем, что претерпевает океан во время отливов и приливов: везде совершаются перемены, т. е. поднятие и понижение воды одним и тем же способом или с небольшим только отличием, как бы они производились движением в одном море, действием одной причины.
9) Гиппарх не заслуживает веры, когда возражает против этой мысли, говоря, что во 1-х Океан не во всех частях испытывает одни и те же изменения, и во 2-х, что если б даже и так, то из этого еще не следует, что океан образует один цельный круг. При этом Гиппарх пользуется свидетельством Селевка Бабилонского, что на океане совершаются не везде одни и те же явления. Что касается более подробного рассуждения об Океане, то мы отсылаем к Посейдонию и Аѳенодору, так как они об этом предмете распространялись достаточно; в настоящем же труде мы только утверждаем, что однообразие явлений на Океане более согласно с нашим мнением; а также небесные тела тем лучше питаются испарениями, исходящими из Океана, чем в большем изобилии влага разлита кругом земли.
10) Как ясно знает и определяет Гомер пределы обитаемой земли и её окружность, так равно известно ему и внутреннее море. Кругом этого моря, если начать от Геракловых столбов, лежат страны: Либия, Египет и Финикия, далее окрестности Кипра, потом живут Солимы, Лакийды и Карийцы; затем идет та часть берега, которая заключается между Микале и Троадою, а также соседние острова; обо всем этом он упоминает. Вслед за этим поэт называет народы, обитающие кругом Пропонтиды, говорит об Евксине до Колхиды и о походе Язона. Кроме того он знает также Боспор Киммерийский и самих Киммерийцев, ибо не возможно, что бы он знал только имя Киммерийцев, а не знал бы самого народа, который в то время или не задолго перед этил совершал набеги на всю страну от Боспора до Ионии. Он намекает на туманный климат их страны, говоря таким образом:
"Парами и облаками покрыты, и никогда яркое солнце не освещает их своими лучами, но над ними распростерта гибельная ночь!"[13]
Равным образом он знал Истр, ибо он упоминает о Ѳракийском народе Мизийцах, обитающем подле Истра. Также ему известен был лежащий за этим народом ѳракийский морской берег до Пенея. Он по именам называет Пеонов, Аѳон, Аксий и лежащие перед ними острова. Далее следует морской берег Эллинов до Ѳеспротов, о котором также упоминается. Он знает оконечности Италии, называя их Темесою, и Сицилию; равно и оконечности Иберии, благополучие обитателей их, о котором мы только что говорили. Если в промежутках и есть какие либо пропуски, то это можно извинить, потому что даже тот, кто собственно занят землеописанием, иногда пропускает мелочи. Можно также извинить поэта и в тех случаях, когда к его историческому и дидактическому рассказу приплетаются какие либо сказки, и не должно за это порицать его. Ибо неправильно говорит Эратосѳен, что всякий поэт желает только доставить удовольствие, а не поучать. Совершенно противоположное этому утверждают разумнейшие из тех, которые говорили что либо о поэтическом творчестве, называя поэзию первою философиею. Впрочем гораздо больше мы будем говорить против Эратосѳена в другом месте, и там снова будет речь о поэте.
11) Теперь же сказанное нами достаточно убеждает, что Гомер положил начало географии. Нет сомнения, что и из тех мужей, которые следовали за ним, были некоторые знамениты и знакомы с философиею. Первых двух из них называет Эратосѳен: Анаксимандра, ученика и согражданина балета, и Гекатея Милетского. По словам Эратосѳена, Анаксимандр первый издал географическую карту, Гекатей оставил рукопись, принадлежность которой ему доказывается из прочих его трудов.
12) Уже многие говорили о том, что для занятий географией необходимы многосторонние сведения. Гиппарх в своем сочинении, написанном против Эратосѳена, прекрасно доказывает, что как не просвещенный человек, так равно и занимающийся наукою нуждаются в знании географии, но не могут овладеть им в достаточной степени без понимания небесных явлений и без умения определить затмения. Так например невозможно узнать, севернее ли Александрия, что в Египте, Бабилона, или южнее, и на какое расстояние, - без науки о климатах. Равным образом узнать, ближе ли какие нибудь страны к востоку или к западу, можно только через сравнение затмений солнца и луны. Так говорит об этих предметах Гиппарх.
13) Всякий, кто только берется объяснить особенности местностей, обращается преимущественно к Астрономии и Геометрии, чтобы показать фигуру, величину, взаимные расстояния, климаты, тепло, холод и вообще свойства окружающей атмосферы. Так как даже плотник, собираясь строить дом, или архитектор воздвигать город, должен это предусматривать, то тем более это нужно человеку, обнимающему умом всю обитаемую землю; и этому последнему гораздо больше. Относительно незначительных пространств нет большой разницы, расположены ли они на севере или на юге; на всей же окружности обитаемой земли север обнимает страны до крайних пределов Скиѳии или Кельтики, а юг до крайних племен Эѳиопских, что составляет очень большую разницу. Также точно далеко не одно и тоже: жить ли у Индусов, или у Иберийцев, из которых одни - как мы знаем - наиболее восточны, другие западны, будучи как бы антиподами друг друга.
14) Все подобные явления, имеющие свое начало в движении солнца и прочих светил, а также в стремлении их к центру, заставляют обращать взор наш к небу и к тем явлениям его, которые видны каждому из нас; в небесных явлениях замечается большая разница по различию мест наблюдения. Поэтому кто может, излагая различия местностей, правильно и достаточно их объяснить, не обратив до подробностей внимания на все эти явления? Если нам и невозможно, согласно с свойством нашего труда, который должен быть прежде всего политическим, если нам не возможно определить все с точностью, то все таки полезно представить эти сведения на столько, на сколько может ими воспользоваться человек, живущий политическою жизнью.
15) Тот, кто уже так высоко поднялся своею мыслию, не удержится от описания всей земли, потому что смешно было бы, если бы, желая с точностью описать обитаемую землю, кто либо решился бы коснуться небесных явлений, воспользоваться ими в своих объяснениях, и не имел бы в виду всей земли, часть которой составляют населенные страны, не показал бы, каково её пространство, какова она по своим качествам, какое место она занимает во всем мире; точно также, заселена ли она только в той части, которая занимается нами, или во многих частях, и сколько их, равно как определить необитаемую её часть, какова она, сколько её и почему не заселена. Отсюда ясно, что этот отдел географии находится в связи с наукой об атмосферических явлениях и с геометрией, связывая явления на земле и на небе в одно, как очень близкие, а вовсе не раздельные между собою так,
"как небо отстоит от земли"[14]
16) К таким многосторонним сведениям мы должны присоединить еще землеведение, т. е. знание животных, растений и прочих предметов, какие на пользу и во вред человеку производят земля и море. Полагаю, что таким образом яснее сделается то, что я говорю. Что всякий, усвоивший себе подобные сведения, получает пользу, очевидно как из свидетельства древности, так и по собственному соображению. Во 1-х, поэты изображают разумнейшими из героев тех, которые побывали во многих местах и долго странствовали: очень важным обстоятельством считается у них - "видеть города многих народов и знать их нравы"[15]. Сам Нестор хвалится тем, что он имел сношения с Лапиѳами и по приглашению пришел к ним:
"Из отдаленной страны, потому что они позвали меня".
Менелай говорит так:
"Посетил я Кипр, Финикию, правдивых Египтян, Эѳиопов, Сидонцев и Эрембов, а также Либию, где ягнята рождаются с рогами",[16] прибавивши при этом и особенность страны:
"Овцы рождают трижды в продолжение года".
О Египетских Ѳивах:
"Где плодоносное поле производит хлеб в изобилии",[17] а также:
"Город имеет сто ворот, в каждые из них проезжают двести человек с лошадьми и колесницами".
Все это составляет важное приготовление для ума, давая возможность узнать свойства страны, воды, животных и растений; к этому нужно прибавить также и море с его богатствами, ибо мы некоторым образом амфибии и столько же морские, сколько и земные существа. Далее, кажется мне, Геракл был назван именно за свою многоопытность и сведения "знающим великие дела"[18].
Таким образом сказанное нами в начале подтверждается и свидетельством древности и простым соображением. Но особенно мне кажется важно для настоящего моего вывода то обстоятельство, что большая часть географии относится к предметам политической жизни. Потому что место действий человека - земля и море, которые мы населяем; не большое место - для неважных деяний, большое для крупных событий; но наибольшее место - вся земля в совокупности, которую собственно и называем обитаемою землею, которая и должна служить поэтому местом самых важных событий. Далее самые сильные правители - те, которые могут управлять всею землею и морем, подводя все народы и города под одну власть, к одному политическому строю. Отсюда ясно, что всеобщая география влияет и па действия правителей, так как она описывает материки и моря, все находящееся в пределах или вне пределов обитаемой земли. Для подобных лиц, для которых составляет разницу, так ли все это, или иначе, известно ли, или не известно, География важна. Очевидно правители лучше могут управлять страною, если знают, как велика она, её расположение, каковы её свойства как в окружающей атмосфере, так и в самой почве. Так как в одном месте господствуют одни лица, в другом другие, так как они занимаются делами, оставаясь в своем отечестве и в своем государстве, далее, так как они распространяют пределы своего господства, то им необходимо знать все это в таких же размерах, как и географам; однако у тех и других лиц одно будет более ясно, другое менее. Потому что едва ли возможно, чтобы все было известно одинаково, хотя бы даже вся населенная земля подчинена была одной власти и приведена была к одному государственному строю. Местности более близкие будут и более исследованы; и конечно необходимо возможно более объяснить их свойства, чтобы они были вполне известны, ибо эти местности ближе прочих для удовлетворения наших нужд. Таким образом вовсе не удивительно, если один описатель стран полезен более для Индийцев, другой для Эѳиопов, третий для Эллинов и Римлян; на сколько прилично было бы Индийскому географу говорить относительно беотийцев так, как говорит Гомер:
"Которые владели Гирией, каменистой Авлидою, а также Схойном и Скалом".
Между тем для нас это полезно. С другой стороны, то что есть у Индийцев и у какого-либо другого народа, не подобает подробно описывать нам, потому что не вынуждают к этому наши потребности, которые должны наиболее определять меру подобного рода сведений.
17) Что мы сказали о географии, подтверждается и в делах незначительных, как наприм. в охоте. Удачнее будет охотиться тот, кто знает лес, его качества, размеры, равным образом только знающий страну правильно устроит лагерь, засаду или совершит путешествие. В делах военных это гораздо очевиднее, потому что тем более вознаграждены будут знания, и тем больше будет вред от невежества. Так флот Агамемнона, ограбивший вместо Троады Мизию, со стыдом возвратился назад. Точно также Персы и Либийцы, считая свободные проходы безвыходными отмелями, подверглись большим опасностям; оставили даже памятники своего неблагоразумия: Персы могилу Салганея подле Еврипа Халкидского, Салганея умерщвленного ими же за то, что он дурно повел их флот от Малеев до Еврипа; Либийцы - гробницу Пелора, казненного за такую же вину. Во время похода Ксеркса Эллада была свидетельницею множества кораблекрушений. Выселение Эолян и Ионян сопровождалось также множеством подобных несчастий. С другой стороны успехи, где они только были, достигались знанием местности. Так, говорят, Ефиальт в Ѳермопильской теснине, показавши Персам непроходимый путь через горы, предал в их руки товарищей Леонида и провел варваров по сю сторону Пил. Оставивши древнее время, я считаю достаточным подтверждением сказанного поход Римлян против Парѳов, равно как и поход их против Германцев и Кельтов, когда варвары спрятались в болотах и не проницаемых пустынных лесах, когда близкие пункты казались отдаленными людям не знающим местности, когда варвары заграждали пути, лишая Римлян средств пропитания и других предметов.
18) Итак, мы сказали, что более значительная доля Географии имеет отношение к жизни и нуждам правителей; но большею частью около жизни правителей и вращается нравственная и политическая философия. Доказательство этого заключается в том, что различия государственных форм мы определяем по их правителям: одно правление мы считаем монархией, называя его также царством, другое аристократией, третье демократией; столько же мы считаем и видов государства, называя последние теми же именами, как будто бы эти формы государственной жизни от правителей ведут свое начало. И действительно законы, исходящие от царя, иные, нежели законы, идущие от аристократов или от народа, а закон и составляет то, что мы называем типом, формою государства; вследствие чего некоторые определяли право как интерес сильнейшего. Если таким образом политическая философия обращается преимущественно к правителям, а география касается именно их потребностей, то она должна иметь преимущество перед другими науками, хотя это преимущество имеет значение собственно для практической жизни.
19) Однако, География имеет важное также теоретическое значение, по отношению к архитектуре, математике и физике, значение, заключающееся равным образом в истории и баснях, вовсе не относящихся к практическим действиям. Так например: если кто нибудь читает странствование Одиссея, Менелая и Язона, то он не может извлечь оттуда ничего для развития своего рассудка, чего ищет человек практический, разве если присоединены будут сюда полезные правила из того, что должны были претерпеть эти путешественники; но полное наслаждение доставят эти рассказы тому, кто посетит места, где созданы миѳы. Деловые люди тоже стремятся к этим местностям вследствие славы их и прелестей, впрочем не надолго, так как они преданы занятиям и предметам выгодным. Поэтому и географ должен заниматься этими предметами предпочтительно перед первыми. Точно также должно сказать об Истории и Математике, именно что и в этих науках следует больше заниматься полезным и достоверным.
20) Но мне кажется, наука наша нуждается наиболее, как уже было сказано, в Астрономии и Геометрии, и это совершенно справедливо, потому что невозможно понять хорошо фигуры стран, климаты их, протяжение и прочие подобные условия, не обращаясь к этому методу. Так как все относящееся к измерению целой земли показано в другом месте, то здесь нужно принять на веру то, что изложено там. Так нужно допустить шарообразный вид мира, а также поверхности земли, и еще прежде этого стремление тел к центру. Это доступно нашим чувствам или общим понятиям, а потому, выражаясь в немногих словах, мы скажем например, что земля шарообразна; доказывается, же это или не прямым путем, из стремления тел к центру, а так же тем, что каждое отдельное тело склоняется к своему центру тяжести; или же ближайшим путем, из явлений, совершающихся на море и на небе, что может засвидетельствовать наше чувство и общий способ понимания. Мореплаватели ясно усматривают кривизну моря, вследствие которой нельзя видеть вдали находящихся огней, расположенных на одной высоте с органом зрения плавателей; но эти же самые: огни, поднятые выше органа зрения, становятся видными, хотя бы они отстояли на большем расстоянии. Равным образом, если поднять глаза, то можно видеть предметы, скрывавшиеся от зрения прежде. На это и указывает также и поэт, потому что следующие слова его именно сюда относятся: "Очень далеко увидевши вперед, будучи поднят большою волною"[19]. Так точно перед теми, которые приплывают к берегу, материк открывается постепенно и то, что казалось в начале низким, возвышается более и более. Вращательное движение небесных тел очевидно из многих обстоятельств и между прочим по солнечным часам. Отсюда рассудок тотчас заключает, что подобного движения не было бы вовсе, если бы земля простирала свои корни до беcпредельности. О климатах будет излагаться в той части труда которая занимается жилищами.
21) Теперь из того, что мы уже изложили, можно заимствовать некоторые полезные указания, как для политика, так и для военачальника. Нельзя до такой степени не знать небесных явлений и положения земли, чтобы пришедши в такие местности, где некоторые небесные явления хорошо знакомые толпе, уклоняются от нормы, смущаться духом и говорить:
"Друзья! мы не знаем, где запад, и где утренняя заря, где скрывается под землю солнце светящее смертным, и где оно восходит?"[20]
С другой стороны нет нужды знать с такою точностью, чтобы определить светила единовременно восходящие, заходящие и вступающие на меридиан в какой бы то ни было стране, какова высота полюса в каждой местности и точка зенита и другие подобные явления, которые зависят от изменения горизонтов и арктических кругов, и бывают или только видимые, или действительные. Одно можно опустить вовсе, если только не пожелают коснуться его ради философского умозрения; другое же можно принять на веру, хотя бы и не зная, почему это так; ибо последнее есть дело философа, а у политика нет столько досуга, или не всегда он бывает. Однако тот, кому случится читать это сочинение, не должен быть столь непросвещенным и недалеким, чтобы прежде не видел он шара, кругов, описанных на нем, из которых одни параллельны, другие находятся к этим под прямым углом, третьи наклонны; также, чтобы не знал тропиков, экватора, положения зодиака, через который солнце делает поворот, и который объясняет разницу климатов и ветров. Если кто-нибудь неправильно будет понимать горизонты, арктические круги и подобные предметы, составляющие введение в Математику, то, он не в состоянии следить и за тем, что здесь излагается. Тот, кто не знает прямой линии или кривой, ни круга, ни сферической поверхности или плоскости, тот кто на небе не знает ни семи звезд большой медведицы, ни чего-либо другого подобного, тот или вовсе не должен приступать к географии, или по крайней мере не прежде, как усвоив себе понятия, без которых он окажется к этой науке неспособным.
22) Одним словом это сочинение должно быть обще-полезным и для политика, и для массы, подобно тому как и История. Политиком мы называем там (в Истории) человека не совершенно непросвещенного, но усвоившего известный круг наук и окончившего образование, обыкновенное для лиц свободных и философствующих; потому что не может справедливо ни порицать, ни хвалить, ни решить, какие события достойны памяти, тот, кто вовсе не занимается вопросами о добродетели, о мудрости и теми рассуждениями, которые к этим вопросам имеют отношение.
23) Вот почему мы, составивши "Исторические записки", полезные, как мы полагаем, для нравственной и политической философии, решили присоединить и этот труд; одинаковый с прежним по внешней форме, он предназначается для тех же самых лиц, и преимущественно для людей высоко поставленных. Далее, подобно тому как все там упоминаемое относится к людям знаменитым и их жизни, опускается незначительное и не пользующееся славою, так равно и здесь следует оставлять в стороне маловажное и не имеющее славы и останавливаться более на предметах замечательных, грандиозных, в которых соединяется полезное, достойное памяти и приятное. Если в колоссальных статуях мы не ищем верности в частностях, но более обращаем внимание на общее, именно правильны ли они в целом, то и в этом деле нужно судить таким же образом, потому что и наш труд есть как бы колоссальное произведение, трактующее о великом и мировом, исключая те случаи, когда встречается что-нибудь хотя маловажное, но способное заинтересовать любознательного и делового человека. Пускай это покажет, что предпринятый нами труд серьезен и достоин философа.


[1] Илиада VII, 421. Одис. XIX, 433.
[2] Одис. IV, 563.
[3] Одис. 1, 23.
[4] Ил. I, 423.
[5] Ил. XVIII, 489. Одис. V, 275.
[6] Грамматик Кратет из г. Малла в Киликии, желая защитить Гомера от упреков в незнании другой медведицы, предлагал читать в известном месте Илиады (XVII. 489) οἰος вм. οῖη с целью показать, что Гомер говорит здесь об арктическом круге (οἰος ἀρϰτιϰός), а не о медведице (ή ἂρϰτος). Но такую поправку Страбон считает излишнею, так как древнейшие писатели словом ἂρϰτο; обозначали не одну медведицу, но арктический круг.
[7] Одис. V, 274.
[8] Ил. ΧΙΙΙ, 5, 6.
[9] Илиад. XIV, 200.
[10] Так называется 18я песня Илиады (ὁπλοποιΐα).
[11] XVIII, — 399.
[12] Илиада XIV, 245 и сл.
[13] Од. XI, 15, 19.
[14] Илиада VIII. 16.
[15] Одис. I, 3.
[16] Одис. IV, 83
[17] Одис. IV, 229.
[18] Од. XXI, 26.
[19] Од. V, 393.
[20] Од. X, 190.

Глава Вторая

Страбон оправдывает издание нового географического труда, не смотря на то, что многие и до него писали уже об этом предмете: многие части Земли стали теперь известнее прежнего; предшествовавшие ему географы допустили много ошибок; он в особенности хочет указать на Эратосѳена, Посейдония, Гиппарха, Полибия и некоторых других. Ошибки Эратосѳена: он утверждает, будто для поэта одна забота - нравиться, а до истины нет ему никакого дела; а между тем поэты были ведь первые философы, и у Гомера мы действительно видим географические познания, да также и у других. Конечно поэт, как и законодатель, должны допускать кое что баснословное ради пользы и естественной наклонности людей к чудесам; полезное дается нам через это приятнейшим образом. Примеры: странствия Одиссея и сведения Гомера о Египте. Знал ли что-нибудь Гомер о Ниле и его устьях? Зачем Фар является у него островом? Как именно понимать то, что Эѳиопов называет он разделенными? Еще несколько заметок о Ниле, его свойствах, и об острове Фар. Исследование о путешествии Менелая в Египет, Эѳиопию, к Эрембам. Еще нечто о Харибде; разъяснение по одной укоризне Аполлодора Каллимаху. Поход Аргонавтов не безызвестен Гомеру.
1) Если мы собираемся говорить о том же самом, о чем говорили многие прежде, то не следует упрекать нас за это, разве только мы все будем излагать тем же самым способом, как и наши предшественники. Хотя они различные части обработали правильно, однако осталась еще значительная доля труда; если мы к прежним работам в состоянии прибавить хотя немного, то нужно считать это достаточным поводом к нашему предприятию. Владычество Римлян и Парѳов прибавило немало к Географическим познаниям наших современников, подобно тому как следовавшие за Александром поколения умножили свои сведения вследствие его похода, как утверждает Эратосѳен. Он открыл нам большую часть Азии, весь север Европы до Истра, а Римляне - всю западную часть Европы до реки Альбия, разделяющей Германию на две части, и страны, лежащие по ту сторону Истра до реки Тира. Дальнейшие страны, простирающиеся до Меотов и до той части морского берега, которая идет к Колхидянам сделал известными Миѳридат, названый Евпатором, и его полководцы. Что касается Парѳов, то они расширили наши сведения о Гиркании, о Бактрианах, а также Скиѳах, живущих вверх от этих стран. Так как они были менее известны нашим предкам, то мы могли бы сказать об них больше, чем предшественники наши. Преимущественно можно видеть это из возражений, направленных против тех писателей, которые жили ранее нас, не столько против древних, сколько против преемников Эрастосѳена и его самого. На сколько они просвещеннее толпы, настолько, понятно, труднее уличить их нам, потомкам, если что нибудь они говорят неправильно. Если мы вынуждены будем возражать тем самым, которым мы наиболее следуем в другом, то это следует извинить нам. Потому что мы будем возражать не против всех, большую часть из них придется оставить в стороне, так как они не достойны того, чтобы следовать за ними; мы будем разбирать только тех, которые, по нашему убеждению, в большинстве случаев были правы. Не стоит труда рассуждать со всеми; но справедливость требует вступать в споры с Эратосѳеном, Посейдонием, Гиппархом, Полибием и другими подобными.
2) Прежде всего должно рассмотреть нам Эратосѳена, присоединяя возражения сделанные против него Гиппархом. Эратосѳена вовсе не так легко опровергать, чтобы можно было вообще сказать, что он не видел Аѳин, как старается доказать Полемон, но с другой стороны он не на столько заслуживает веры, на сколько думали некоторые, хотя он, как и сам говорит, имел случаи встречаться с очень многими достойными личностями. "Потому что были в то время, говорит Эратосѳен, за одною стеною, в одном городе Аристон, Аркезилай и другие рядом с ним знаменитые философы". Но я полагаю, что этого не достаточно; нужно правильно решить, кому из названных учителей следовало доверять наиболее. Он считает Аркезилая и Аристона корифеями знаменитых в его время философов; он также много распространяется об Апеллесе и Пионе, который, по его словам, первый облек философию в цветистую речь; однако об нем можно бы часто сказать: "какую силу показывает (Бион) из под лохмотьев"[1].
Этими самыми выражениями Эратосѳен достаточно обнаруживает слабость своего понимания. Будучи учеником в Аѳинах Зенона Киттиейского он не упоминает ни о ком из тех, которые за ним следовали; между тем о противниках его, не оставивших по себе никаких преемников, говорит, что они в то время процветали. Изданные им сочинения "О благах", "Упражнения" и другие подобные свидетельствуют в пользу моего мнения. Оттуда видно, что он занимал середину между человеком, желающим философствовать, и не решающимся овладеть самому этою наукою, но дошедшим только до того момента, когда человек только кажется философом, или же делает из неё род отступления от прочих обычных занятий, для развлечения или для своего образования. Некоторым образом он и в остальном таков; впрочем это оставим. В настоящее время мы должны приступить к тому, что может послужить к исправлению его "Географии", и прежде всего возвратимся к тому, что мы только что покинули.
3) Он утверждает, что поэт заботится всегда о том только, чтобы развлекать, но не поучать. Совершенно противоположное думали древние, когда высказывали, что поэзия - как бы первая философия, которая вводит нас в жизнь с детства и, доставляя удовольствие, научает понимать характеры, страсти и действия человека. Современные нам писатели утверждали, что единственный мудрец-это поэт, вследствие чего жители эллинских городов воспитывают своих детей прежде всего на поэзии, не ради конечно пустого развлечения, по для развития в них благоразумия; точно также музыканты, обучающие петь под звуки инструментов или играть на флейте и лире, ценятся за эти услуги, считаясь образователями и исправителями характеров. Речь в пользу этого можно слышать не только от пиѳагорейцев, - сам Аристоксен высказывается в таком же смысле. Кроме того, Гомер называет певцов блюстителями нравственности. Так о страже Клитемнестры говорит:
"Которому много наказывал Атрид, отправляясь к Трое, хранить супругу"[2], Также он говорит, что Эгисѳ овладел ею не прежде чем "отвезши певца на пустынный остров, там покинул; тогда имея такое же желание, как Клитемнестра, он увел ее в свой дом".[3]
И помимо этого Эратосѳен противоречит сам себе. Немного прежде чем высказать свое мнение, он, начиная "Трактат географии", утверждает, что с самых отдаленных времен все люди имели желание сообщать публике свои сведения по этой науке (Географии). Так Гомер, по его словам, внес в свою поэму то, что он знал об Эѳиопах, а также о жителях Египта и Либии; относительно Эллады и соседних стран он приводил даже слишком многие подробности, называя Ѳисбу обильною голубями,[4] "Галиарт - богатым травою,[5] Анѳедон, лежащим на краю,[6] Лилею у источников Кефиса,[7] не опуская вообще никакого хотя бы неважного эпитета. Поступая таким образом, поэт представляется развлекающим или поучающим? По нашему убеждению поучающим; так говорил об этом и Эратосѳен. Но возражают на это: то, что лежит за пределами наших чувств, как Гомер, так и прочие писатели наполнили баснословными рассказами о чудесах. Поэтому не нужно ли было скорее так сказать: что всякий поэт излагает одно ради забавы, другое для поучения? Между тем Эратосѳен внес в свое сочинение, что все ради забавы и ничего для наставления. К этому он присоединяет вопрос для подтверждения своей мысли: что прибавляется к достоинству поэта тем, что он знает многие местности, военное искусство, земледелие, реторику и другие предметы, знание которых желали некоторые приписать Гомеру? Старание наделит поэта всеми знаниями обыкновенно исходит от ошибочного усердия; наделять поэта всяким знанием и всяким искусством - тоже самое как если бы кто нибудь, говорит Гиппарх, приписывал Аттике Эйресионе яблони, груши, которых производить она не в состоянии. В последнем ты может быть прав, Эратосѳен; но не прав в первом, именно: отнимая у поэтов знание столь многих предметов, и объявляя поэзию изложением старушечьих сказок, в котором, будто бы, дозволяется все то, что кажется способным развлечь слушателя. Неужели в самом деле слушатели поэтов не извлекают ничего полезного для своей добродетели? Я говорю о знании поэтом многих местностей, военного искусства, земледелия, реторики, всего того, что представляет нам слушание поэзии?
4) Однако Гомер наделяет всем этим Одиссея, которого он отличает от прочих героев всевозможными достоинствами. Так поэт говорит, что он
"Видел города многих народов и знал их нравы"[8]
Он же называется "знающим всякого рода козни и разумные планы"[9]
Его же обыкновенно называет поэт "сокрушителем городов", взявшим Илион
"Своими советами, речами и коварною ловкостью".
"Если он будет сопутствовать мне, то мы выйдем оба из пылающего огня"[10], говорит об нем Диомед.
Тот же Одиссей хвалится уменьем обрабатывать землю и косить. Так он говорит:
"Если бы мне взять в руки хорошо изогнутую косу и тебе такую же",
а относительно паханья:
"Тогда ты увидел бы, как я прорезываю непрерывные борозды".
Не только Гомер так думал об этом, но и все просвещенные люди пользуются его свидетельством, как правдивого поэта, что подобные знания больше, чем что нибудь другое увеличивают нашу опытность.
5) Что же касается реторики, то это искусство речи. Сведения в ней обнаруживает Одиссей во всей поэме: в "Испытании"[11], в "Мольбах"[12], в "Посольстве"[13], где поэт говорит:
"Когда он испускает из груди сильный голос и слова подобные зимним снегам, тогда никакой другой смертный не мог бы состязаться с Одиссеем".
Кто же способен подумать, что поэт, изображая других искусно говорящими, опытными полководцами и обнаруживающими разные иные доблести, - сам из числа болтунов, фокусников, которые могут только надувать слушателей фокусами и льстить им, но не приносить пользы. Неужели в самом деле мы можем считать достоинством поэта что либо другое, как не искусство изображать жизнь помощью слова? Как же способен поэт изображать жизнь, сам не зная её, и будучи человеком непонимающим! Не в том, по нашему убеждению, достоинство поэтов, в чем плотников и кузнецов: достоинство последних не требует чего либо благородного или возвышенного от обладателей их; между тем достоинство поэта связано. с достоинством человека, и нельзя сделаться хорошим поэтом тому, кто не сделался прежде хорошим человеком.
6) Впрочем, отнимать у поэта знание реторики свойственно лицу, которое просто смеется над нами. Что же наиболее свойственно оратору или поэту, как не уменье выражаться? И кто в состоянии выразить что-либо словами лучше Гомера? - Но скажут - поэтический слог отличается от ораторского. Да; в самой поэзии есть слог трагический и комический, точно также как в прозе исторический и судебный. Однако, не есть ли речь - понятие родовое, виды которого стихотворная и прозаическая речь? или же только речь вообще составляет род, а не ораторская речь, ораторский слог и достоинство этой речи? Говоря по справедливости, речь прозаическая, и именно обработанная есть подражание поэтической. Прежде всего появилось в свет поэтическое изложение и приобрело славу; потом, подражая ей, разрешая стих, но сохраняя прочие поэтические особенности, писали свои произведения Кадмы, Ферекиды, Гекатеи; затем позднейшие писатели, постоянно отнимая что нибудь из поэтических свойств, низвели речь к её настоящему виду, как бы с какого то возвышенного положения. Подобно этому можно сказать, что комедия получила способ изложения от трагедии и низошла с высоты последней до так называемой теперь разговорной речи. Употребление древними поэтами слова петь вместо говорить свидетельствует о том же, т. е. что поэзия была источником и началом искусственной, ораторской речи. К тому же поэзия при публичном исполнении соединялась с пением; это собственно была песня или певучая речь; отсюда образовались слова: рапсодия, трагедии, комедия. Итак, если слово говорить обозначало прежде всего поэтическую речь, и эта последняя сопровождалась пением, то слово петь значило тоже самое, что и говорить; потом один из терминов был приложен по злоупотреблению к прозе, а еще позже злоупотребление распространилось и на другой термин. Наконец самое название речи без метра прозаическою[14] обозначает речь как бы опустившуюся с некоторой высоты, с колесницы на землю.
7) Однако Гомер излагает не только то, что близко к нам, как говорит Эратосѳен, и что существует среди Эллинов, но с такою же точностью он говорит о многих предметах отдаленных народов, и даже с большею точностью, чем последующие поэты, излагавшие миѳы. Он говорит не о чудесах исключительно, но сообщает и полезные знания, облекая их в аллегорическую форму, украшая речь или направляя людей, как в прочих рассказах, так в особенности в повести о странствованиях Одиссея. Относительно этих повествований Эратосѳен сильно заблуждается, называя и толкователей их и самого поэта болтунами, что заслуживает подробнейшего разбора.
8) Сначала мы заметим, что не одни поэты занимались миѳами, но гораздо прежде пользовались ими правители государств и законодатели для достижения полезных целей, так как было обращено внимание на естественную наклонность человека, одаренного разумом животного. Человек любознателен, и любовь его к сказкам представляет первую ступень любознательности; вот почему дети начинают слушаньем сказок и потом все более и более участвуют в разговорах об них. Причина этого в том, что сказка представляет изложение чего-нибудь нового; она повествует не о действительном, но о чем-либо отличном от действительности; а приятно для нас то, что ново, чего мы не знали прежде; это самое свойство и делает нас любознательными. Если присоединяется что нибудь чудесное, удивительное, то оно увеличивает наше удовольствие, которое составляет прелесть познания. В начале необходимо обращаться к подобным приятным приправам; потом, когда дитя вырастет, нужно вести его к познанию действительных вещей, потому что рассудок окреп и не нуждается более в забаве. Всякий невежда, непросвещенный есть некоторым образом дитя и точно также любит сказки, что замечается и у людей недостаточно образованных, у которых рассудок не окреп; к этому присоединяется еще привычка с детства. Но так как чудесное в сказках есть не только приятное, но и страшное, то можно пользоваться обоими видами и для детей и для взрослых, именно приятные рассказы мы предлагаем детям для обращения их к добру, а страшные для отвращения от дурного. Этого рода сказки следующие: Ламия, Горго, Эфиальт, Мормолеке. Большая часть жителей государств побуждается к хорошему приятными сказками, когда слушают поэтов, излагающих баснословные знаменитые подвиги героев, напр. деяния Геракла или Ѳезея, а также почести, снисканные ими от богов, или же они видят рисунки, статуи, изображения из глины, которые означают какое нибудь миѳическое событие. Те же самые люди отвращаются от пороков, когда они слышат о наказаниях от богов, об ужасах и угрозах, все это; в речах или каких-нибудь страшных фигурах. Женщин и толпу грубого народа невозможно побудить и призвать к благочестию и вере философским словом, но нужно действовать посредством суеверного страха; а этот последний не может иметь места без сказок и чудес. Молния, эгида, трезубец, факелы, драконы, ѳирсы, все эти орудия богов, и все древнее учение о богах, - басни. Все это приняли основатели государств, как некоторые страшилища для неразумных. Так как значение сказок таково, и так как они влияют на общественные и политические формы жизни, а также на знание действительных вещей, то древние сохранили детское воспитание до зрелого возраста и полагали, что посредством поэзии всякий возраст достаточно воспитывается для добродетели. С течением времени появились на свет история и теперешняя философия. Но тогда как эта последняя существует для немногих, поэзия более полезна для всего народа и способна привлекать толпы в театр; а поэзия Гомера преимущественно перед другими. Первые историки и физики были также миѳографами.
9) Хотя поэт, излагая миѳы для образования нравов, большею частью заботился об истине, однако он прибавлял и неправду. Принимая первое за основание, посредством второго он руководит и управляет народными массами: "Подобное тому, как какой-нибудь муж кругом обвивает золото серебром",[15] так точно и Гомер присоединяет к истинным событиям басню, делая свою речь приятною, и украшает ее, стремясь тем не менее к той же цели, что и историк, и повествователь о действительных событиях. Так, избравши Троянскую войну, происходившую на самом деле, он украсил ее вымыслами, точно также и странствование Одиссея. Сочинить новый рассказ о чудесах без всякой правды в основании - прием не гомеровский. Нами воспринимается с большею верою та ложь, в которой есть примесь правды, что утверждает и Полибий, говоря о странствовании Одиссея. Об этом есть и у Гомера: "Измышлял много ложного похожего на правду".[16] Поэт сказал не все, но много; в противном случае оно не было бы похоже на правду. Из истории поэт взял основу своего рассказа: история гласит, что Эол владычествовал над островами, лежащими вокруг Липары, а Киклопы и какие то негостеприимные Лестригоны господствовали в окресностях Этны и Леонтины, вследствие чего местности, прилегавшие к проливу, были в то время недоступны. Харибда и Скиллей были в руках разбойников. Таким же образом мы узнаем о местах жительства прочих народов, упоминаемых Гомером. Зная, что Киммерийцы сжили у Боспора Киммерийского в местности мрачной, поэт удобно перенес их в какое то место у самой преисподней, что было для него выгодно в басни о странствовании Одиссея. Что он знал Киммерийцев, доказывают хронографы, описывавшие вторжение их совершившееся немного ранее его или в его время.
10) Равным образом, зная Колхидян, плавание Язона в Айю (Αἶα), также рассказы о Кирке и Медее и об их волшебствах и т. п., он изобразил их родственницами, несмотря на разделявшее их расстояние, как так одна жила в глубине Понта, а другая в Италии, - и поместил обеих в открытом океане. Может быть, Язон и доходил в своих блужданиях до Италии, потому что указывают на несомненные признаки путешествия аргонавтов в окрестностях Керавнских гор, около Адрии в Посейдонском заливе и на островах, лежащих против Тирренского моря. Подкрепляли это предположение Кианеи, свалы, которые у некоторых называются Симплегадами, и которые делают опасным плавание через Византийский пролив. От города Айи получилось название острова Айая (Αἰαίη), а из Симплегад Планкты, и плавание через них Язона представлялось правдоподобным. Вообще, в то время Понтийское море как и всякое другое, представляли себе океаном, и плавающие по нем казались столь же далеко отошедшими, как и те, которые отправлялись далеко за Геракловы столбы, тем более, что оно считалось наибольшим из наших морей, почему и назвали его Понтом, морем по преимуществу (Πόντος), как Гомера назвали поэтом. Может быть вследствие этого он перенес события, совершившиеся на Понте, в Океан, так как перемещение это легко могло быть принято слушателями, благодаря господствовавшему образу мыслей. Я также думаю, что так как Солимы занимали самые высшие вершины Тавра, простирающегося от Ликии до Писидии, и так как они владели самыми главными дорогами для жителей по ту сторону Тавра и в особенности для окрестных обитателей моря, - дорогами, шедшими с юга, - то вследствие сходства он и этот народ перенес в открытый океан, потому что он говорит об Одиссее, плывущем на своем судне так:
"Возвращаясь от Эѳиопов, мощный потрясатель земли увидел его издалека, с гор Солимских"[17]. Может быть, что одноглазых киклопов он заимствовал из истории Скиѳов. Говорят, что таковы (одноглазые) некие Аримаспы, о которых впервые заявил Аристей Проконнисский в т. н. Аримасповой поэме.
11) Установивши это, нужно исследовать, рассказы тех, которые, согласно с Гомером, признают местом странствования Одиссея Сицилию или Италию, а также тех, которые это отрицают; потому что можно понимать это двояко: правильно и неправильно. Правильно понято было бы в том случае, если бы Гомера представляли убежденным в том, что Одиссей доходил до тех мест; что он взял эту действительную основу, и потом поэтически ее обработал. Это было бы сказано об нем правильно: не только в окрестностях Италии, но даже до крайних пределов Иберии можно открыть следы странствований Одиссея и многих других лиц. Ложно было бы понято, если бы кто нибудь признал и поэтические украшения правдивым рассказом: его Океан, Ад, быков солнца и гостеприимство богинь, превращения, размеры Киклопов и Лестригонов, вид Скиллы, проплытые пространства и многие другие подобные предметы, чудесные, очевидно вымышленные поэтом. Не стоит возражать такому человеку, ибо он явно взводит клевету на поэта, равным образом как не стоило бы возражать, если бы кто утверждал, что таким путем, как повествует Гомер, совершалось возвращение Одиссея в Иѳаку, умерщвление женихов и происшедшее вне города сражение Иѳакийцев с ним; точно также нам кажется несправедливым спорить с тем, кто понимает поэта надлежащим образом.
12) Эратосѳен выступает против обоих мнений неудачно. Против второго потому, что он опровергает бесспорно-ложное и недостойное рассуждения длинным разбором; против первого потому, что он представляет себе всякого поэта болтуном, который не знает ни местностей, ни каких-либо средств вести к добродетели, хотя одни события помещаются поэтом в местностях не вымышленных, как Илион, Пелион и Ида, - другие же в вымышленных, как те, в которых действуют Горгоны и Герион. Он утверждает, что рассказы о странствованиях Одиссея относятся к тому же разряду. Относительно же тех лиц, которые называют эти предметы не вымышленными, но существующими на самом деле, он доказывает их заблуждение противоречием между ними: потому что Сирен одни помещают в Пелориаде, другие в Сиракузах, отстоящих от первого места более, чем на две тысячи стадий, также тем, что Сирены - это скала с тремя вершинами, разделяющая Кумский и Посейдониатский заливы. Однако это не трехвершинная скала и вообще не такой пункт, который поднимается вверх: это длинный, узкий изгиб от соседних к Сурренту местностей до пролива Капреи, имеет на одной гористой стороне храм Сирен, а на другой подле Посейдониатского залива три, лежащие впереди, острова, пустынные, каменистые, которые и называются Сиренами; у этого же залива находится храм Аѳины, именем которого и самый изгиб называется.
13) Однако если не согласны между собою те, которые дают описание местностей, то еще нельзя тотчас отвергать и все описание; иногда можно с помощью разногласий лучше проверить основу рассказа. Например, в настоящем случае, если я спрашиваю: было ли плавание в Сицилию и Италию, и здесь ли должно поместить Сирен? Кто утверждает, что они были в Пелориаде, тот не соглашается с тем, который помещает их в Сиракузах, а оба они не разногласят с тем, по мнению которого Сирены обитали в окрестностях Сицилии и Италии; напротив, они делают мнение последнего еще более вероятным, потому что хотя они говорят не об одном и том же месте, однако не выходят за пределы Италии или Сицилии. Далее, если бы кто нибудь прибавил, что в Неаполе показывают могилу одной из Сирен, Парѳенопы, то вероятность еще более увеличилась бы, несмотря на то, что то была бы третья местность. Что в том заливе, который у Эратосѳена именуется Кумским, и который образуют Сиракузы, расположен и Неаполь, это обстоятельство еще более убеждает нас, что Сирены находились в тех местах. По моему мнению, нельзя узнать от поэта все точно и подробно, и мы этой точности от него и не требуем. Следовательно, мы вовсе не склонны предполагать, будто Гомер сочинял свою поэму, ничего не зная о блуждании Одиссея, где и как оно совершалось.
14) Далее, Эратосѳен предполагает, что Гезиод знал о странствованиях Одиссея, именно, что последний был в Сицилии и Италии, подтверждая себя тем обстоятельством, что у Гезиода упоминаются не только те местности, о которых говорит Гомер, но также Этна, Ортигия, небольшой остров подле Сиракуз, и Тиррены. Он думает что Гомер не знал всего этого и никогда не желал приурочивать странствования Одиссея к известным местностям. Но неужели Этна и Тиррены известны, а Скиллей, Харибда, Киркей, а также острова Сиренусы никому незнакомы? Или же нужно допустить, что Гезиоду прилично было не болтать, но следовать общепринятым мнениям, Гомеру же свойственно было высказывать с шумом все, что ни пришло бы на его неразумный язык? Но не говоря даже о свойственном Гомеру упомянутом нами способе изложения басен, множество писателей, прославлявших те же события, а также существующая в этих местностях молва, могут доказать, что это не вымыслы поэтов или историков, но следы на самом деле бывших личностей и событий.
15) Полибий точно также правильно понимает рассказы о странствованиях. Он утверждает, что некто Эол предуказал путь, которым можно проплыть через пролив, опасный для плавания вследствие приливов и отливов; назван был за это распорядителем ветров и наделен титулом царя; подобно тому как Данай за то, что показал водные источники в Аргосе, а Атрей за то, что научил, что движение солнца противоположно движению неба, названы были гадателями и царями, толкующими жертвоприношения; египетские жрецы, халдеи и маги, превосходившие остальных мудростью, получали у наших предков власть и почести; точно также и каждый из богов почитается за то, что изобрел что нибудь полезное. Заранее это установивши, Полибий не допускает, чтобы Эол принимался за басню, а равно и все странствование Одиссея. Он утверждает, что только не многое было присочинено, равно как и в Троянской войне; все же то, что относительно Сицилии описывается Гомером, находится и у разных историков, которые излагают события, совершавшиеся в местностях соседних с Италией" и Сицилиею. Он не одобряет того мнения Эратосѳена, что будто тогда можно открыть, куда плавал Одиссей, когда укажут кожевника, сшившего мешок для ветров. Напротив, по его мнению, Гомерово описание ловли рыбы Скиллою совершенно согласуется с тем, что происходит около Скиллея, именно:
"Здесь, вокруг скалы она, отыскивая с жадностью, ловит рыб, дельфинов, собак, хватает и более крупную добычу, если таковая попадется".
Потому что тунцы, толпами уносимые течением к берегам Италии, попавши в пролив и не допускаемые в Сицилию, встречаются с более крупными животными, как дельфины, собаки и другие большие рыбы. Ловлею их откармливаются галеоты, которые, говорят, называются также мечами и собаками. Все происходящее здесь, а также во время разлитий в Ниле и прочих реках, - совершенно тоже, что происходит в зажженном лесу: животные, собираясь в кучи, убегают от огня или воды, делаясь добычею сильнейших.
16) Сказавши об этом, Полибий описывает нам ловлю галеотов, которая производится около Скиллея: ставят наблюдателя общего для всех рыбаков, стоящих в иле на двухвесельных лодках, по два в каждой лодке; потом один гонит лодку, а другой, держа в руках копье, стоит на передней части судна, между тем как наблюдатель дает знать о появлении галеота. Это животное плывет обыкновенно третьей частью на поверхности воды. Когда лодка касается его, один из рыбаков наносит удар; потом выдергивает из тела дротик, оставивши в нем лезвие, потому что последнее загнуто на подобие якоря и намеренно прикреплено к шесту очень слабо; на лезвии висит длинная веревка, которая будучи прикреплена к лезвию, спускается с лодки за раненным животным, пока оно не изнемогает, сопротивляясь и скрываясь под воду; тогда вытаскивают его на берег, или кладут в лодку, если туловище не очень велико. Копье если бы и упало в море, не пропадает, потому что оно сколочено из дуба и ели, так что, хотя часть из дуба погружается вследствие тяжести, остальная находится на поверхности воды и легко может быть снова взята. Иногда впрочем случается, что гребец получает рану через лодку, если меч галеота очень длинен, и вследствие значительной силы животного охота на него бывает похожа на ловлю дикого кабана. Из всего этого может всякий заключить, говорит он, что около Сицилии было странствование Одиссея согласно с Гомером, потому что он приурочивает к Скиллею подобную охоту, которая наиболее обыкновенна у этого пункта равно как тоже заключение можно сделать из того, что рассказывается о Харибде, вполне подобное происходящему в проливе на самом деле, именно:
"Трижды она извергает".
Слово трижды вместо дважды - ошибка переписчика или рассказчика.
17) То, что происходит в Менинге, продолжает Полибий, согласуется с рассказом о Лотофагах. Если в чем нибудь нет согласия, то причиною разницы нужно считать или незнание, или поэтическую вольность, которая состоит в том, что история употребляется рядом с диаѳезою и баснею. Цель истории, говорит он, - истина, почему поэт в "Каталоге кораблей" повествует об особенностях каждой отдельной местности: так один город он называет каменистым, другой расположенными на краю, третий изобилующими голубями, четвертый приморским. Цель диаѳезы - производить впечатление; как например, когда поэт вводит в рассказы сражающихся; наконец цель басни - удовольствие и изумление. Вымышлять всецело - не правдоподобно вообще и не свойственно Гомеру; потому что, говорит Полибий, все считают поэзию Гомера философским сочинением, - совершенно иначе чем кажется Эратосѳену, который не дозволяет судить о поэтических произведениях со стороны рассудочной или искать в них чего-либо действительного. Полибий полагает, что следующий стих: "Оттуда девять дней носили меня гибельные ветры"[18] нужно понимать в смысле небольшого расстояния (потому что гибельные ветры не благоприятствуют плаванию по прямому пути), а вовсе не так, будто бы Одиссей вынесен был в открытый океан, как бы вследствие дувших непрестанно благоприятных ветров. Предположивши расстояние от Малеев до Геракловых столбов в 22,500 стадий, и предположивши (говорить он), что путь этот совершен в девять дней, то окажется, что каждый день проплывалось 2500 стадий. Кто когда бы то ни было утверждал, что случалось проезжать кому-либо из Ликии или Родоса в Александрию в два дня, между тем как расстояние этих местностей 4000 стадий? Точно также против тех, которые спрашивают, каким образом Одиссей трижды прибывавший в Сицилию, ни разу не переплывал пролива, он возражает· потому что и позднейшие плаватели избегали этого пути.
18) Так говорит Полибий. Есть много и другого, сказанного им верно. Но когда он отвергает плавание Одиссея в открытом океане, а также с точностью определяет девятидневное странствование и расстояния проплываемые каждый час, он доходит до крайнего заблуждения. Для подтверждения своего положения он приводит следующие стихи:
"Оттуда девять дней несли меня гибельные ветры," и вместе с тем скрывает другие; потому что у того же поэта есть следующее место:
"После того как корабль покинул течение реки Океана", а также:
"На острове Огигии, где находится пуп моря",[19] где, говорит он, живет дочь Атланта. Кроме того о Феакийцах:
"Мы живем вдали на краю, в море с большими волнами, и никто другой из смертных не имеет с нами сношений"[20].
Все это очевидно показывает, что вымыслы относятся к Атлантическому морю. Между тем Полибий скрывает то, что без сомнения разрушает его положение; а это не правильно. Что около Сицилии и Италии было странствование, это верно и подтверждается самими названиями местностей: ибо какой поэт или прозаик убеждал Неаполитанцев назвать себя "обладателями гробницы Сирены Парѳенопы?" Кто убедил также жителей Кимы, Дикеархии и окрестностей Везувия говорит о Перифлегетонѳе, Ахерузийском озере, об оракуле мертвых в Аорно, а также о Байе и Миссене, спутниках Одиссея? Точно тоже самое относится и к рассказам о Сиракузах, о проливе, о Скилле, Харибде и об Эоле; всего этого не должно исследовать с точностью, но и нельзя оставлять как неимеющее корня и основания в действительности, как такое, в чем нет ничего правдивого или полезного на подобие истории.
19). Сам Эратосѳен, разумея тоже самое, говорит: "кто нибудь может подумать, что поэт желал поместить странствования Одиссея в местах к западу лежащих; но что он отступил от действительности, частью потому, что кое чего он не знал с точностью, частью же потому, что он и не имел в виду изложить так, как было на самом деле, но во всем он рассчитывал на страшное и более чудесное". До сих пор правильно; но он неверно понял цель, ради которой так поступил поэт; ведь не для болтовни, но для пользы. Справедливо обвинить Эратосѳена за это, равно как и за то его мнение, будто потому Гомер наиболее чудесное сообщал об отдаленных странах, что в рассказах об них легче можно было говорить неправду, потому что только самую малую часть басен составляют те, поприщем которых служат местности отдаленные, сравнительно с теми баснями, которые не выходят из пределов Эллады, или имеют местом своего действия страны соседние с Элладою, - например рассказы о подвигах Геракла, Ѳезея, рассказы о событиях на Крите и в Сицилии, также на прочих островах, равным образом в окрестностях Киѳерона, Геликона, Парнасса, Пелиона, всей Аттики, Пелопоннеса. И никто не обвиняет за эти миѳы авторов их в невежестве. Кроме того, так как поэты не все вымышляют, но только прибавляют несколько вымысла к действительности, а преимущественно так поступает Гомер, то Эратосѳен, спрашивая, что присочинили древние поэты, не должен разбирать, присочиненное существует ли на самом деле, или нет; он больше должен доискиваться истины относительно мест и лиц, которые вдохновили поэта к вымыслу; так например относительно странствования Одиссея, он должен исследовать, было ли оно, и в каких местах.
20) Вообще несправедливо смешивать поэзию Гомера и прочих поэтов в одно и не признавать за ним никакого превосходства как в знании географии, которая составляет предмет настоящего изложения, так и в других отношениях. Оставивши все другое в стороне, если мы возьмем "Триптолема" Софокла или пролог в "Вакханках Еврипида, и сопоставим точность описания тех же предметов у Гомера, то легко можно видеть превосходство последнего или покрайней мере разницу. Везде, где требуется порядок в исчислении упоминаемых местностей, Гомер и соблюдает порядок, как относительно Эллинских, так равно и остальных местностей.
"Они желали положить Оссу на Олимп, а затем на Оссу Пелион, где дует ветер, колеблющий листья"[21].
Потом:
"Гера, устремившись, покинула вершину Олимпа, прошла Пиерию и привлекательную Эмаѳию и прибыла к снежным горам Ѳракийцев - всадников; а с Аѳона направилась к морю"[22].
В "Каталоге" он называет города не в порядке, потому что нет нужды в этом, но народности исчисляются в порядке. Точно той же системы держится он относительно и мест отдаленных:
"Прибывши после долгих блужданий в Кипр, Финикию и к Египтянам, я пришел к Эѳиопам, Сидонцам, Эрембам и в Либию"[23], что заметил впрочем и Гиппарх. Между тем оба трагика в тех случаях, когда нужно соблюсти порядок, именно Еврипид, когда говорит о Вакхе, приходившем к разным народам, а Софокл, говоря о Триптолеме, называющем засеянные им страны, ставят рядом местности, далеко отстоящие одна от другой, разделяя напротив те, которые в действительности смежны.
"Покинувши поля Лидян, обилующие золотом, и равнины Фригийцев, Персов, озаряемые солнечными лучами, я пришел к Батрийским стенам, в холодную страну Мидян и счастливую Арабию".
Подобным образом поступает и Триптолем. - Упоминая о климатах и ветрах, Гомер и здесь обнаруживает обширные географические познания. В описании местностей он часто говорит обо всем вместе:
"Она (Иѳака) низменна, но расположена на море выше прочих к мрачному западу; другие острова напротив удалены к утренней заре и к восходу солнца".
Или:
"Есть двое ворот: одни обращены к Борею, другие к Ноту".
Или:
"Пускай направляются направо к утренней заре и солнцу, или на лево к мрачному западу".
Сам Гомер видит в незнании подобных предметов причину крайнего смущения:
"О друзья! мы ведь не знаем, где запад, где утренняя заря, и даже где восход солнца"[24]. Кроме того, поэт сказал верно:
"Борей и Зефир дуют из Ѳракии"[25], а Эратосѳен, неправильно понявши, обвиняет Гомера, будто этот вообще говорит, что Зефир дует из Ѳракии, между тем как поэт говорит не вообще, но о том случае, когда ветры эти встречаются на ѳракийском море, составляющем часть эгейского, около Черного залива того же (ѳракийского) моря. Потому что Ѳракия в той части, где она соприкасается с Македонией, вступая в море, получает направление к югу, вследствие чего и представляется жителям Ѳаса (Ѳазоса), Лемна, Имбра, Самоѳракии, а также, со стороны моря, их окружающего, что Зефир дует из Ѳракии, подобно тому как Аттике кажется, что ветры эти дуют от скиронских скал, отчего Зефиры называются Скиронами, а еще чаще Аргесты. Хотя Эратосѳен не понял этого, однако он подозревал истинный смысл. Он сам говорит о том уклонении Ѳракии к югу, о котором упоминаю я. Но так как он понимает слова поэта в общем смысле, то и обвиняет его в незнании, потому-де что по мнению Гомера Зефир дует с запада от Иберии, тогда как Ѳракия туда не простирается. Но неужели поэт не знал, что Зефир дует с запада? Он, который в следующих выражениях отводит ему подобающее место: "Вместе бросились Евр, Нот, враждебный Зефир и Борей"[26]! Или он не знал, что Ѳракия не простирается по ту сторону пеонских и ѳессалийских гор? Но ведь он знал те народы, которые следовали за ѳракийцами, называл по именам жителей морского берега и внутренней страны: Магнетов, Малеев и затем исчисляет Эллинов до Ѳеспротов. Равным образом он упоминает о Долопах смежных с Пеонами, о Селлах в окрестностях Додоны до р. Ахелоя; дальше о Ѳракийцах он не говорит. С особенным удовольствием говорит Гомер о ближайшем и наиболее ему известном море, как напр. в следующих стихах:
"Заволновалось собрание, как обширные волны морские в Икарийском понте".
21) Некоторые утверждают, что есть два главных ветра: Борей и Нот, прочие же отличаются от них только небольшим отклонением: Евр дующий от летнего востока (с С. В.), Апелиот от зимнего востока (Ю. В.), Зефир от летнего запада (С. З.), а от зимнего запада (Ю. З.) Аргест. Существование двух ветров подтверждается свидетельством: Ѳрасиалка и самого поэта, когда он Аргеста соединяет с Нотом.,
"Аргеста-Нота"[27], а Зефира с Бореем:
"Борей и Зефир, оба дуют из Ѳракии"[28]. Впрочем Посейдоний утверждает, что о ветрах не рассуждал так никто из тех, которые известны своими трактатами об этом предмете; как например: Аристотель, Тимосѳен, астролог Бион. Напротив они называют Кайкия тот ветер, который дует от летнего востока, а тот, который дует с диаметрально-противоположной стороны, именно от зимнего запада, называют Либом. Потом, Евром называется ветер, дующий от зимнего востока, а противоположный ему Артестом; средние между ними - Апелиотом и Зефиром. У поэта враждебно дующим Зефиром называется ветер, известный у нас под именем Аргеста; приятно дующим Зефиром называет поэт наш Зефир, а Аргестом Нотом - наш Левконот, названный так потому, что он сгоняет легкие облака, тогда как остальпой Нот - весь почти Евр:
"Подобно тому как, когда Зефир разгоняет облака Аргеста Нота, поражая их сильною бурею".
Здесь поэт говорит о Зефире враждебно дующем, который обыкновенно разгоняет малые облака, собранные Левкопотом; при этом Нот он снабжает эпитетом Аргест. Вот это, изложенное Эратосѳеном в начале первой книги своей "Географии", требовало сделанных нами поправок.
22) Далее, имея ложное представление о Гомере, он утверждает, что Гомер не знал, что есть несколько устьев Нила, ни даже самого имени реки, "Гезиод же знал, потому что упоминает об нем". Что касается до имени, то вероятно, что во время Гомера оно не употреблялось; точно также, если устья Нила были тогда не исследованы, и только не многим было известно, что их несколько, а не одно, то можно допустить, что и Гомер не знал этого. Но если наиболее известным из того, чем обладает Египет, наиболее достославным и достойным памяти и знания была а есть река, с её разлитиями и устьями, то кто же может предположить, что лица, рассказывавшие Гомеру о Египетской реке, о самой стране, о Египетских Ѳивах и Фаре, что они не знали всего этого, или хотя и знали, но не сообщили, - разве впрочем потому, что считали это известным? Еще более не вероятно, чтобы Гомер, повествуя об Эѳиопии, Сидонцах, Эрембах, о внешнем море, о разделении Эѳиопов на две части, не знал бы близких и всем известных стран. Если он об этом не упоминал, то здесь еще нет доказательства его незнания; потому что он не упоминал и о своей родине, и о многом другом; он считал это слишком известным, а потому недостойным упоминания для тех, которые знали и без него.
23) Точно также несправедливо упрекают Гомера за то, что он называет остров Фар "окруженным морем", и объясняют это выражение незнанием. Совершенно напротив: всякий легко мог бы воспользоваться этою данною для доказательства того, что поэту было известно все, сказанное только что об Египте; и вот почему. Всякий, рассказывая о своих странствованиях, склонен из хвастовства прибавить. К числу таких лиц принадлежал и Менелай, который, прошедши до Эѳиопов, слышал о разлитиях Нила, о том, какое количество ила они приносят стране, и о канале перед устьями, который вследствие наносов из Нила почти соединялся с материком, так что весь Египет назван Геродотом совершенно верно "даром Нила"; если даже не весь, то по крайней мере область Дельты, так называемый нижний Египет. Что Фар находится в открытом море, рассказывал также поэту Менелай; Гомер прибавил ложно "в окрытом", так как в его время остров уже не был так далек от Египта, чтобы можно было назвать его лежащим в открытом море. Но если Гомер, изобразил Менелая повествующим обо всем этом то следует заключить, что поэт знал и о прибытиях воды в Ниле, и об устьях его.
24) Точно также ошибочно и то мнение, будто Гомер не знал перешейка между египетским морем и арабским заливом, и будто он неверно говорит:
"Эѳиопов, которые живут на краю людей и разделены на две части"! Так как поэт говорит в этом случае верно, то позднейшие писатели упрекают его несправедливо. По моему мнению так далеко от истины незнание Гомером этого перешейка, что я думаю, он не только знал его, но и открыто высказался об этом; только грамматики не поняли его слов, начиная от Аристарха и Кратета, главных представителей этой науки. Когда поэт говорит:
"Эѳиопов, которые живут на краю людей и разделены на две части", оба грамматика не соглашаются между собою относительно следующего за этим стиха, именно: Аристарх пишет:
"Одни у восхода Гипериона, другие у захода",[29]
а Кратет:
"И у восхода, и у захода Гипериона",
хотя нет никакой разницы для мнения обоих, так ли писать, или иначе. Один, следуя тому методу, который, кажется, называется математическим, утверждает, что тропический пояс обнимается океаном, по обеим сторонам его находится умеренный пояс, как занимаемый нами, так и лежащий в другой части света. Подобно тому как Эѳиопами называются у нас те, которые живут по направлению к югу на всей обитаемой земле, на краю всех остальных народов, вдоль Океана, так Гомер думает, что следует некоторых Эѳиопов, живущих вдоль этого самого Океана и на краю прочих обитателей этого второго умеренного пояса, следует считать их обитающими по ту сторону Океана. Он полагает, что есть два народа Эѳиопов, и что на две части они разделяются океаном. Слова же:
"И у захода Гипериона, и у восхода" прибавлены потому, что Зодиак небесный всегда находится прямо над Зодиаком земным, а этот последний никогда в своем изгибе не выходит за пределы обеих Эѳиопии, вследствие чего необходимо представлять себе весь путь солнца в пределах этого пространства; причем восход и заход солнца совершаются для разных народов в различных пунктах и различным образом. Так объясняет Кратет, считая это объяснение более, нежели другое, согласным с началами Астрономии. Но можно было сказать проще, оставляя неприкосновенным факт разделения Эѳиопов на две части, именно: что от восхода до захода солнца вдоль океана по обеим сторонам его живут Эѳиопы. Какая в самом деле разница в смысле, выразить ли это так, как он, или как Аристарх, т. е.
"Одни у захода Гипериона, другие у восхода"? потому что это последнее значит, что Эѳиопы живут на востоке и на западе по обеим сторонам Океана. Однако Аристарх отвергает такое мнение, полагая, что Гомер говорит о разделении на две части только наших Эѳиопов, тех, которые по отношению к Эллинам живут на крайнем юге; и что эти Эѳиопы не разделяются на две части так, чтобы образовать две Эѳиопии, одну на востоке, другую на западе; он признает только одну Эѳиопию, лежащую по отношению к Эллинам на юге и примыкающую к Египту. Не зная этого, равно как и других предметов, на которые указывает Аполлодор во второй книге своего рассуждения о "Каталоге кораблей", Гомер, по мнению Аристарха, выдумал о местах жительства Эѳиопов то, чего нет.
25) Против Кратета можно привести много такого, что, быть может, не имеет никакого отношения к настоящему труду. Аристарха мы одобряем за то, что он, отвергнувши положение Кратета, допускающее многие возражения, предполагает, что речь поэта была о нашей Эѳиопии; в остальном же мы подвергаем его критике. Прежде всего нужно заметить, что он напрасно пускается в мелочные соображения относительно чтения, потому что и иное чтение может быть согласно с его способом понимания. Какая действительно разница-так ли выразиться: в нашем полушарии существует две народности Эѳиопов: одни на востоке, другие на западе; или же так: и на востоке и на западе? Во вторых, он защищает ложное мнение. Предположим, что поэт не знал перешейка, и что в следующем стихе он упоминает об Эѳиопии, граничащей с Египтом:
"Эѳиопов, которые разделены на две части".
Неужели на самом деле они не разделяются на две народности, и поэт сказал это по неведению? Неужели Египет и Египтяне, начиная от Дельты до Сиэны, не разделяются Нилом на две части?
"Одни у захода Гиперионы, другие у восхода"? Что же представляет Египет, как не речной остров, который подвергается наводнениям? Он располагается по обеим сторонам реки, на восточной и западной. Эѳиопия лежит по прямой линии непосредственно за Египтом, в подобном же отношении находится к Нилу, обладает теми же особенностями местоположения; и она также как Египет узка, длинна и подвержена наводнениям. Вне пределов наводнений, она пустынна, безводна, способна к незначительному заселению, как на восточном, так и на западном берегу реки. Почему же она не разделена на две части? Или Нил представляется достаточной границею для того, чтобы отделить Азию от Либии, потому что он течет к югу на расстоянии более 10,000 стадий, и имеет ширины столько, что обнимает многолюдные острова, из которых значительнее всех Мероэ, царская резиденция и главный город Эѳиопов; но этот же Нил неужели оказывается недостаточным разделить на две части Эѳиопию? Возражатели против тех, которые разделяют материк рекой, выставляют тот важнейший аргумент, что они будто бы разрывают Египет и Эѳиопию, и делают одну часть каждой из них либийскою, другую-азиатскою; чтобы избежать этого неудобства, нужно или вовсе не разделять материков, или же делить не рекою.
26) Но можно разделить и Эѳиопию иным способом. Все плававшие в Океане вдоль берегов Либии, как те, которые отправлялись от Красного моря, так и те, которые плавали от Геракловых столбов, дошедши до известного пункта, поворачивали назад, задерживаемые многими препятствиями, вследствие чего очень многие проникались тем мнением, что море разделялось по середине перешейком. Между тем все Атлантическое. море, особенно в южной части, не прерывается в своем течении. Все мореплаватели называли Эѳиопскими крайние места, до которых они доходили, и делали их известными, под этим именем. Что же несообразного представляет то что Гомер увлекаемый молвою, также разделял Эѳиопов, помещая одних на востоке, других на западе? Между тем относительно промежуточных местностей не известно было, заняты они, или нет. Впрочем Ефор сообщает другое древнее известие, которое, можно думать не без основания, известно было и Гомеру. Он передает, что по мнению, господствовавшему среди Тартесийцев, Эѳиопы вторгались в Либию до запада, причем одни остались здесь, а другие заняли большую часть морского побережья. Но убеждению Ефора разделение это побудило и Гомера выразиться:
"Эѳиопов, которые живут на краю людей и разделены на две части".
27) Такие возражения можно сделать Аристарху и тем, которые следуют за ним; можно также сказать и другое еще более убедительное, чем устраняется упрек Гомеру в грубом невежестве. Я утверждаю согласно с мнением древних Эллинов, что северные народы назывались одним именем Скиѳов или Номадов, точно также как и у Гомера, и что когда то с течением времени открыты были западные страны, для названия здешних народов употреблялись общие имена Кельтов, Иберов, или же смешанные имена Кельтиберов и Кельтоскиѳов; потому что вследствие неведения разные народы соединялись в одном общем имени, подобно этому все южные страны, расположенные у Океана, назывались Эѳиопией, что доказывается следующим обстоятельством: Эсхил в "Скованном Промеѳее" говорит так: (Ты увидишь) священное течение Эриѳрейского моря по пурпурному руслу, а также озера с медным отблеском подле Океана, кормильца Эѳиопов, там, где всевидящее солнце теплыми волнами мягкой воды освежает свое тело и усталых коней".
Так как океан во всей южной полосе занимает одинаковое положение к солнцу и оказывает ему одинаково услугу (о которой говорит Эсхил), то мне кажется, что, по мнению поэта, Эѳиопы занимали всю южную полосу. Потом Еврипид в "Фаэѳонте" говорит, что Климена
"-дана была Меропу, владыке земли, той земли, которую прежде всего солнце с высоты своей колесницы, запряженной четверкою, согревает золотым пламенем. Чернокожие соседи называют ее "стойлами лошадей солнца и блестящей Авроры". В этом месте солнцу и Авроре приписываются общие стойла; а в следующих стихах поэт утверждает, что они находятся вблизи дворца Меропа. Вообще во всем ходе драмы это перепутывается: говорится не собственно о нашей Эѳиопии, которая граничит с Египтом, но скорее вообще оберегах Океана, которые тянутся во всей южной полосе.
28) Ефор также разделяет мнение древних об Эѳиопии, когда говорит в своем трактате о Европе: "если область неба и земли мы разделим на четыре части, то одна в пределах Апелиота будет занята Индийцами, другая южная Эѳиопами, третья западная Кельтами, четвертая, лежащая в пределах ветра Борея, Скиѳами. "При этом он прибавляет что Эѳиопия и Скиѳия обширнее других стран. "Кажется", говорит он, народ Эѳиопский тянется от зимнего востока до запада, а Скиѳия расположена против этого народа". Что Гомер с этим согласен, видно уже из того, что по его словам, Иѳака лежит
"Во мраке (что значит на севере), а прочие острова далеко в области Авроры и солнца"[30]: так он называет южную часть земли.
Потом в другом месте:
"Пускай идут или направо к Авроре и солнцу, или налево в область мрака"[31]. Пли далее: "О друзья! ведь мы не знаем, где область мрака и Аврора, где светящее смертным солнце уходит под землю, и где оно восходит",[32] о чем мы будем говорить яснее, когда речь пойдет об Иѳаке. И так, когда поэт говорит:
"Вчера Зевс отправился на Океан к беспорочным Эѳиопам",[33] то нужно понимать эти слова в более общем смысле, разумея под Океаном вообще всю южную полосу а не одну Эѳиопию, потому что к какому бы пункту этой полосы мы не обратили наши взоры, всегда мы будем на Океане и в Эѳиопии. Точно тоже самое говорится и в следующих стихах:
(увидел) его (Посейдон), возвращавшийся тогда от Эѳиопов, с высоты отдаленных солимских гор"[34]
Выражения эти означают тоже самое, что "из южных стран", так как Солимами он называет не тех, которые живут в Писидии, но, как я сказал прежде, он выдумал одноименный народ, который находится в том же отношении к блуждающему на судне Одиссею и к южным народам, каковы напр: Эѳиопы, в таком же отношении, говорю я, как Писидийские Солимы к Понту и к Ээиопам, живущим выше Египта. Потом он ведет речь о журавлях, обобщая ее таким же образом:
"Когда они бегут от зимы и от обильных дождей, они с криком летят к водам океана, неся войну Пигмеям и смерть"[35]
Журавля несущегося к югу, видит не только в Элладе, но также и в Италии, Иберии, в Каспии и Бактриане. Так как Океан простирается по всему южному побережью, и так как журавли улетают от зимы во всю эту область, то и относительно Пигмеев нужно принимать, что, по мнению Гомера, они заселяли всю эту страну. Если же позднейшие писатели ограничивают область Эѳиопов только теми, которые живут над Египтом и только в ним приурочивают и оказание о Пигмеях, то это нисколько не распространяется на древних. Ведь мы в настоящее время не называем Ахейцами и Аргивянами всех сражавшихся под Троею, между тем как Гомер называет этим именем всех их. Близко в этому и то, что я говорю о разделении Эѳиопов на две части, именно: что нужно понимать под этим именем те народы, которые занимают весь берег Океана от восхода солнца до захода. Так понимаемые Эѳиопы, действительно разделены физически Арабским заливом, который уподобляется значительной части меридионального круга и наподобие реки тянется в длину почти на 15.000 стадий, а наибольшая ширина которого не превышает 1,000 стадий; длина его увеличивается еще тем, что самая углубленная часть залива отделяется от Пелузийскаго моря всего тремя или четырьмя днями пути, перешейком. Подобно тому как остроумнейшие из тех, которые отделяют Азию от Либии, считают более естественною гранью обоих материков залив, а не реку Нил, потому что залив простирается почти от одного моря до другого, тогда как Нил течет далеко от Океана, а потому и не может собственно отделять Азию от Либии, - подобно тому и я полагаю, что по мнению поэта, вся южная область обитаемой земли разделялись на две части этим заливом. Как мог не знать он в таком случае перешейка, который образуется Арабским заливом и Египетским морем?
29) Но уже совершенно не сообразным кажется мнение, что поэт знал в точности египетские Ѳивы, отстоящие от нашего моря немного менее, чем на 5,000 стадий и в тоже время не знал будто бы ни углублений арабийского залива, ни перешейка подле него, имевшего ширины не более 1.000 стадий. Еще несообразнее было бы, если бы Гомер знал, что Нил носит одно название с столь обширною страною как Египет, но не понимал бы причины этого. Очень ясно должно было представиться Гомеру то, о чем говорил Геродот, именно: что страна была даром реки и через это получила от неё название. Впрочем из особенностей каждой местности наиболее известны бывают те, которые представляют что нибудь необыкновенное и очевидны для всех, а таково в данном случае разлитие Нила, и вследствие того наносы в море. Подобно тому как приезжая в Египет, путешественники узнают прежде прочих свойств страны природу Нила; потому что туземцы не могут сообщить иностранцам ничего более для них нового и в тоже время более интересного у самих Египтян (так как лицу познакомившемуся с рекою делаются вполне ясными особенности всей страны), - подобно этому узнают прежде всего о Ниле и те, которые слушают рассказы о Египте вдали. К этому же присоединяется любознательность поэта, его любовь к путешествиям, что признают за ним все, рассказывавшие, его биографию; впрочем многие примеры этого можно позаимствовать из самих произведений поэта. И так, много есть доказательств того, что Гомер всегда знал и ясно излагал то, о чем нужно было говорить, и умалчивал о том, что слишком хорошо было известно, или же обозначал только эпитетами.
30) Удивительно, что Египтяне и Сирийцы, к которым мы теперь обращаемся, не понимают Гомера трактующего о их же предметах, и обвиняют его в незнании, в котором они виновны сами, как показывает наше рассуждение. Вообще, не говорить о чем либо вовсе не служит признаком незнания; ведь поэт не говорит ни о течениях Еврипа, ни о Ѳермопилах, ни о многом ином, что было известно всем Эллинам; конечно и он знал все это. В других случаях он. говорит о каких либо предметах, но намеренно глухие отрицают это, почему нужно обвинять их же самих. Так поэт называет "упавшими с неба", не только ручьи, но всякие течения воды, потому что все они наполняются дождевою водою. Однако общее свойство делается частным в применении к какому-либо предмету, превосходящему остальные того же рода; иначе следует понимать эпитет "упавший с неба" при слове ручей (χειμάρρους) и иначе при слове "река постоянно текущая" (ἀένναον); в этом случае мы имеем как бы двоякое превосходство. Подобно тому как есть преувеличения в самых преувеличениях, как например: "быть легче тени корки", "трусливее зайца Фригийскаго", "обладать куском земли более легким, чем письмо лаконское", подобно этому в названии Нила "упавшим с неба", к одному превосходству прибавлено другое. Потому что ручей скорее прочих рек может быть назван упавшим с неба, Нил же скорее, нежели ручьи, ибо он наполняется столь значительным количеством воды и в течении столь продолжительного времени. Итак, если поэту известно было разлитие Нила, как мы утверждаем в противоположность другим, и если он прилагает к нему этот эпитет, то не иначе это нужно понимать, как мы изложили теперь. То обстоятельство, что Нил заканчивается множеством устьев, - общее у Нила с другими реками, почему поэт считает это не столько достойным упоминания, особенно для знающих; равным образом не говорит об этом и Алкей, хотя и сообщает, что он сам посещал Египет. Наносы могли подразумеваться сами собою, как следствие разлитий, а также и из того, что он говорит о Фаре. Что бы кто-либо говорил Гомеру или точнее, чтобы общая молва гласила, что остров в то время на столько отстоял от материка, сколько корабль проходит в день, это не возможно,: подобная ложь была слишком очевидна. Что же касается до разлития и до наносов, то вероятно, что он слышал сведения менее определенные, более общие; сообразивши, что остров во время посещения Египта Менелаем находился на большем расстоянии от суши, нежели в его время, поэт уже от себя в несколько раз увеличил расстояние, чтобы сообщить рассказу вид басни. Но басня выдумываются не вследствие незнания, доказательства чего существуют на лицо: что повествуют поэты о Протее, Пигмеях, о силе чар и т. п. предметах, это рассказывается не вследствие незнания, но для доставления слушателям удовольствия и развлечения. "Каким образом Гомер говорит о Фаре, что он имеет воду, тогда как остров безводен?"
"Есть в нем удобная гавань, откуда выгоняют в море закругленные корабли, запасшись черной водою"[36]
Не возможно, чтобы источник высох; с другой стороны поэт вовсе не говорит, что воду доставали на острове, упоминая только о нагружении водою, благодаря удобству пристани, причем воду можно было черпать на противоположном берегу. Из этого эмфатического выражения поэта видно, что он сам понимал, что, называя остров "окруженным морем", он высказывал не истину, по преувеличение и басню.
31) Далее, так как рассказы о странствованиях Менелая, кажется, подтверждают незнание поэтом тех местностей, то может быть лучше всего изложить то, чего ищут в этих стихах, и таким образом в одно время и полнее объяснить, и защитить поэта. Менелай обращается с такими словами к Телемаху, выразившему удивление относительно украшений его царского дворца: "Многое претерпевши, много блуждая, я носился на кораблях, а на восьмом году посетил Кипр и Финикию, Египтян, пришел к Эѳиопам, Сидонцам, Эрембам и в Либию".[37]
Спрашивают, к каким Эѳиопам он прибыл, плывя из Египта? потому что в нашем море не обитают никакие Эѳиопы, а с другой стороны нельзя было кораблям проехать через катаракты Нила? потом кто эти Сидонцы? Потому что нельзя разуметь тех, которые живут в Финикии; поэт должен был упомянуть о виде, сказавши прежде о роде. Кто же Эрембы? Это имя новое. Аристоник, современный нам граматик, в своем трактате "о странствованиях Менелая" изложил мнения многих лиц о каждом из этих вопросов; для нас же будет достаточно сказать об этом кратко. Одни из тех, которые утверждают, что Менелай плавал в Эѳиопию, ведут путь его через Гадиру в Индию, соглашая вместе с этим и время путешествия, из которого Менелай, по собственным словам его, возвратился на восьмом году. Другие полагают, что он прошел через Арабский залив, вдоль перешейка этого залива; наконец по мнению третьих он переплыл через какой нибудь из каналов Нила. Итак, тот путь, по которому ведет Менелая Кратет, не единственный; не потому чтобы он был не возможен (потому что не безусловно невозможны и странствования Одиссея), но потопу, что он не согласуется с математическими положениями этого автора и с продолжительностью странствования. Менелая задерживали некоторые препятствия против его желания, как напр. опасности плавания, ибо он сам говорит, что у него осталось из 60-ти кораблей пять, но были задержки и добровольные, из корыстолюбия. Так говорит Нестор:
"Он, собирая здесь средства к жизни и золото, блуждал с кораблями".[38]
"Странствуя по Кипру, Финикии и среди Египтян".[39]
Путь через перешеек или один из каналов, если бы и был упомянут поэтом, должен быть принят как басня; а не будучи назван поэтом, он вводится в рассказы напрасно и противно вероятности. Невероятным я называю его потому, что до Троянской войны не существовало никакого канала; говорят, что Сезострис, решившись первый прорыть его, оставил свое намерение не осуществленным, потому что считал уровень моря слишком высоким. Самый перешеек был непроходим для кораблей, и Эратосѳен ошибается, предполагая противное, именно думая, что в то время не было еще разрыва материка у Геракловых столбов, поэтому будто бы у перешейка море внешнее было на одном уровне с внутренним и, будучи выше перешейка, покрывало последний, а после того как перерыв у Гадиры совершился, внутреннее море понизилось и обнажило сушу, что подле Касия и Пелузия до Красного моря. Но какое мы имеем свидетельство того, что разрыва до Троянской войны еще не было? Может быть, поэт, изображая Одиссея плывущим этим путем (с запада) в Океане, дает знать, что пролив в то время уже образовался, а вместе с тем, заставляя Менелая плыть из Египта в Красное море, он не предполагал существования пролива. Впрочем поэт выводит Протея, говорящего так Менелаю:
"Но тебя в Елисейскую равнину и на края земли бессмертные пошлют".[40]
Какая же страна называется здесь крайнею, как не западный предел земли, что доказывает упоминание о Зефире:
"Океан посылает тиходующие ветры Зефира".[41]
Все рассуждение Эратосѳена исполнено неясностей.
32) Итак, если поэт знал, что перешеек некогда всецело был покрыть морем, то насколько больше заслуживает нашей веры известие о разделении Эѳиопов на две части, разорванных столь значительным проливом? И какая корысть могла быть Менелаю от Эѳиопов внешнего мора и тех, которые обитали по берегам океана? Действительно, спутники Телемаха удивляются обилию украшений царских палат, украшений состоявших "из золота, янтаря, серебра и слоновой кости".[42]
Из этих предметов ни-один не имелся у Эѳиопов в изобилии, кроме слоновой кости, так как большая часть Эѳиопов были очень бедны и к тому же вели кочевой образ жизни. Это правда, скажут; но подле них лежала Арабия и некоторые области Индии; Арабия, которая одна называется счастливою, преимущественно перед всеми странами мира; хотя Индия не называется тем же именем, однако и ее считают и изображают как "счастливейшую страну" мы отвечаем на это, что Индии Гомер не знал; в противном случае он упомянул бы об ней; а что касается Арабии, которую теперь называют счастливою, то она не была в то время богата, напротив была бедна и население её городов обитало в палатках. Область, доставляющая ароматы, откуда и происходит самое имя её (ἀροματοφόρος), перенесенное потом на всю Арабию в силу того, что подобные товары в наших странах редки и дороги, - область эта незначительна. В наше время жители Арабии пользуются благосостоянием и богаты, благодаря непрерывным и многочисленным сношениям; тогда же, по всей вероятности, этого не было.
Разумеется, кто торговал ароматами и гонял верблюдов, тот и приобретал подобною торговлею некоторый достаток. Менедаю нужны были добыча или подарки от царей и вельмож, которые, обладая средствами, охотно давали бы ему за его знатность и славу. Египтяне и соседние с ними Эѳиопы, Арабы не были ни совершенно дики, ни совершенно несведущи относительно славы Атридов, приобретенной главным образом успешным окончанием Троянской войны, так что Менелай мог надеяться получить от них подарки, подобно тому как по поводу брони Агамемнона сказано:
"Его некогда в знак гостеприимства дал ему Кинир, потому что до Кипра доходила его великая слава".
Необходимо при этом сказать, что большую часть времени Менелай странствовал по Фииикии, Сирии, Египту, в Либии, а также в окрестностях Кипра и вообще по берегам нашего моря и по нашим островам, потому что в этих местностях можно было получить и дары и гостеприимства, и приобрести кое что силою и разбоем, в особенности от тех, которые сражались в союзе с Троянцами. Между тем отдаленные варвары, жившие на берегах внешнего моря, не внушали Менелаю никакой надежды на приобретение. Поэт говорит, что Менелай приходил в Эѳиопию, а не так, будто бы он достиг только границ её, прилегающих к Египту; кроме того границы эти могли быть в то время ближе к Ѳивам, нежели теперь; и в настоящее время близки эти границы, поре Сиэны и Фил. Из этих городов первый лежит в Египте, а население второго состоит из Эѳиопов и Египтян. Что Менелай, пришедши в Ѳивы, мог дойти не только до границ, но проникнуть и далее до Эѳиопов, благодаря гостеприимству царя, - ничего нет в этом невозможного. Одиссей говорит так, что он приходил в страну киклопов, направившись вперед от моря к пещере, потому что она расположена была на краю страны. Он говорит также, что приходил в Эолию, к Лестригонам и в прочие местности, куда только ни приставал его корабль. Таким же образом приходил и Менелай в Эѳиопию, в Либию, потому что он приставал к берегам этих стран. Отсюда гавань, что подле Ардании выше Парайтания, называется Менелаем.
33) Если поэт, упомянувши о Финикиянах, называет по имени Сидонцев, т. е. жителей главного города Финикии, он пользуется обыкновенным оборотом, как наприм. к кораблям. "Он привел Трояцнев и Гектора"[43].
Или:
"Не было более в живых сыновей мужественного Ойнея; не было более и его самого; и Мелеагр белокурый умер"[44]
Или:
"Достиг Иды....и Гаргара"[45]
Или:
"Они владели Евбеей... Халкидою и Эретрией".
Также Сапфо говорит:
"Тебя родил ила Кипр, или Паф или Панорм":
Было что-нибудь другое, побудившее поэта, упомянувши о Финикии, снова отдельно назвать Сидон; потому что для исчисления народов по порядку ему достаточно было сказать так: Странствуя по Кипру, Финикии и среди Египтян, я пришел к Эѳиопам. А чтобы показать, что Менелай пробыл у Сидонцев дольше, так как прежде он слышал рассказы об их благосостояний, то ему прилично было превозносить их, упоминать об их искусствах, а также о том, что Елена прежде радушно была здесь принята, вместе с Александром. Вот почему он говорит, что у Александра сложено много драгоценных предметов от Сидонцев:
"Здесь были разукрашенные пеплы, изделия сидонских женщин, которых сам богоподобный Александр увез из Сидона, плывши но широкому морю, - тем самым путем, которым он увез и Елену"[46].
У Менелая точно также были сокровища; он говорит Телемаху:
"Я дам тебе искусно отделанную чашу: вся она из серебра и по краям обвита золотом, изделие Гефеста; подарил мне ее знаменитый герой, царь Сидонцев, в то время, когда он принимал меня в своем доме на обратном пути"[47]:
Нужно понимать, что "изделия Гефеста" сказано гиперболически, как называют прекрасные вещи изделиями Аѳины, Харит или Муз. Что Сидонцы были хорошие мастера, он намекает на это своею похвалою чаше, которую Евней дал за Ликаона, говоря:
- "далеко превосходила красотою все остальные, какие есть на земле, потому что сделали ее прекрасно многоискусные Сидонцы, а привезли Финикийские мужи".
34) Об Эрембах говорено было много, но наиболее заслуживают веры те, которые полагают, что именем этим называются Арабы, а наш Зенон даже пишет так (вместо обыкновенного чтения): "Я приходил к Эѳиопам, к Сидонцам, Арабам (вместо Эрембам)."
Но нет необходимости изменять чтение, так как оно идет от древности; гораздо скорее можно объяснять это переменою имени, что часто встречается у всех народов; а иногда без сомнения делают это лица, занимающиеся грамматическими объяснениями. Лучше всех, кажется мне, говорит Посейдоний. отыскивая первоначальный смысл имени в родстве и общении народов. Народы Армянские, Сирийские и Арабский обнаруживают большое племенное родство в языке, образе жизни, наружных чертах, в особенности там, где они находятся в соседстве между со-и бою. Очевидно, Месопотамия населена этими тремя народами, и здесь сходство их наиболее очевидно. Хотя есть некоторая разница согласно с климатом между теми, которые ближе к северу, и теми, которые к югу и средними между этими двумя ветвями, но все таки общие черты между ними преобладают. С другой стороны Ассирияне, Ариане и Армянцы стоят близко как к тел поименованным выше, так и между собою. Отсюда, по предположению Посейдония, получилось и сходство названия этих: народов. Действительно так названные нами Сирийцы самыми Сирийцами) называются Армянами и Арамеями; на это последнее походит имя Армян, Арабов и Эрембов, каким именем древние Эллины называли, быть может, Арабов, тем более, что это подтверждается коренным значением слова. Так, большинство производит слово Эрембы от εἰς τὸν ἔραν ἐμβαίνειν (проникать под землю); в последствии заменивши это название более понятным, назвали тот же народ Троглодитами, а эта последние суть те из Арабов, которые расположены на другой стороне арабийского залива, что подле Египта и Эѳиопии. По всей вероятности, думает Посейдоний, поэт упоминает об них; к ним, по его словам, приходил Менелай, а темь самым и к Эѳиопам, потому что эти последние живут в соседстве со Ѳиваидою. Равным образом, поэт упоминает об этих путешествиях, не вследствие торговых сношений и богатства этих народов (то и другое было незначительно), но вследствие продолжительности пути и его славы, потому что достославно было столь отдаленное путешествие; это подтверждается следующими стихами:
"Он видел города многих народов и знал их нравы".
Или:
"Много претерпевши и после многих блужданий а привез (мои сокровища)."
Гезиод в "Каталоге" говорит:
"И дочь Араба, которого родил благодушный Гермес и Ѳрония, дочь владыки Бела".
Точно также говорил и Стезихор. И так можно полагать, что от Араба и страна Арабия получила тогда уже свое имя, но этого быть может еще не было во время героев.
35) Те, которые воображают, что Эрембы - особый эѳиопский народ, что Кефены (Κηφῆνες) составляют другой народ, Пигмей - третий и множество других, - представляющие себе дело таким образом, заслуживают меньшей веры. Кроме того, что это не вероятно, изложение это смешивает историю с баснею. Похожи на этих и те, которые полагают, что Сидонцы обитают на берегах Персидского моря или какой нибудь части океана, перенося вместе с тем и странствования Менелая и Финикийцев в открытый океан. Немаловажная причина того, почему им нельзя верить, заключается в том, что они противоречат друг другу. Одни утверждают, что и Финикийцы и Сидонцы нашего моря - колония Садонцев океанийских, указывая и причину наименования их Финикийцами, именно будто бы потому так они названы, что море имеет красный цвет; другие же тех Сидонцев называют колонистами наших. Некоторые и Эѳиопию переносят в нашу Финикию, утверждая, что повествуемое об Андромеде случилось подле Иопы, и они говорят это не потому, чтобы не знали местностей, но желают пользоваться свободою басни, - подобно тем рассказам, которые есть у Гезиода и других поэтов. Рассказы эти приводит Аполлодор, не зная, как согласить их с рассказами Гомера. Он приводит слова Гомера о Понте и Египте, обвиняя его в искажении, утверждая, что поэт желал сообщить действительное, но он говорит о недействительном как действительном вследствие незнания. Но ведь Гезиода не может кто-либо обвинять в незнании, когда он говорит о "Полусобаках", "Макрокефалах" и "Пигмеях", не упрекают и Гомера, рассказывающего о таких же предметах, в том числе и о Пигмеях, ни Алкмана, когда он повествует о "Стеганоподах", или Эсхила о "Кинокефалах", Стернофѳальмах" и "Мономматахъ". Кроме того, мы не обращаем внимания на прозаических писателей, излагающих многое под видом истории, хотя на самом деле, сознаются что пишут басни. Тотчас обнаруживается, что они сознательно приплетают басни, не вследствие незнания того, что есть в действительности, но измышляя невозможное для того, чтобы чудесным доставить удовольствие слушателю; между тем кажется, что они сочиняют по незнанию; ибо наиболее неправдоподобное рассказывают они о странах темных и незнакомых. Ѳеопомп сознается открыто, что он рядом с историей будет излагать и басни, только лучше, чем Геродот, Ктезия, Гелланик и те, которые писали об Индии.
36) О явлениях на океане рассказывается в форме басни, потому что такой формы поэту следует держаться. В рассказе о Харибде, идет у Гомера речь, об отливах и приливах; ибо самая Харибда не была вполне изобретением Гомера, но рассказ о ней был сочинен из того, что совершается у Сицилийского пролива. Если же прилив и отлив происходили только дважды каждый день и каждую ночь, а поэт говорит трижды:
"Трижды в день она изрыгает воду и трижды ее поглощает", то в оправдание сего можно сказать так. Должно понимать, что сказано это не вследствие незнания самого явления, но для трагизма и ужаса, что прибавила это к своим речам Кирка для отвращения Одиссея от его намерения, с какою целью и примешала ложь. Вот как говорит Кирка в тех же самых стихах:
"Трижды в день она изрыгает, трижды страшно поглощает, и ты не попадай туда в тот момент, когда она поглощает, потому что и сам Посейдон не в силах будет тогда спасти тебя".
Но Одиссей попал туда именно во время поглощения и не погиб, как сам говорит об этом:
"она поглощала соленую воду моря, но я, поднявшись вверх на высокую смоковницу, прицепился там, как летучая мышь".
Потом, дождавшись обломков корабля и схватившись за них, он был спасен. Следовательно Кирка солгала как в этом, так равно и в том, что Харибда изрыгает в день трижды вместо дважды, тем более, что общеупотребительна подобная гипербола, потому что говорят "трижды блаженные", "трижды несчастные". Поэт говорит:
"Трижды блаженные Данаи".
Йли:
"Прелестная и трижды желанная"[48]
Или:
"На три, на четыре куска (раздробившись)".
Может быть, можно доказать самым количеством времени, что поэт верно намекает на действительность, потому что более сообразно с двойным приливом и отливом в продолжение дня и ночи, чем с тройным то, что Одиссей так долго ждал обломков корабля находившихся под водою, что он сильно желал возвращения их, держась непрерывно за ветви смоковницы.
"Я крепко держался, пока она не изрыгнула обратно мачты и киля корабля, но это наступило поздно, не смотря на мое желание; именно когда муж покидает собрание и отправляется ужинать, решивши многие тяжбы юных тяжущихся; тогда только явились ко мне эти обломки из Харибды"[49].
Все это заключает в себе намек на значительный промежуток времени, а особенно то, что поэт говорит о наступлении вечера, и что он не употребляет общего выражения: "Когда поднимается судья", но прибавляет: "разрешивши многие тяжбы", через что время несколько замедляется.
Вообще поэт изобразил бы спасение потерпевшего кораблекрушение не-вероятным, если бы, прежде чем Одиссей далеко отделился от Харибды, прилив тотчас снова увлек бы его обратно.
37) Впрочем Аполлодор соглашаясь с Эратосѳеном, делает упрек Каллимаху, за то, что он будучи грамматиком, называл в противоположность мнению Гомера, у которого места странствования Одиссея, переносятся в открытый океан - называл Гавд и Коркиру в числе пунктов, куда приставал Одиссей. Если странствования не было вовсе, но все это вымысел Гомера, тогда упрек справедлив. А если странствование было, только около других мест, тогда нужно тотчас сказать, около каких и исправить тем ошибку. И так, если нельзя с вероятностью утверждать, что все это вымысел, как мы показали, и так как нельзя указать никаких других мест, более согласных с описанием поэта (нежели Гавд и Коркира), то обвинение Каллимаха Аполлодором должно рушиться.
38) Деметрий из Скепсиса рассуждает также неправильно, и к тому же он оказывается виновным в некоторых ошибках Аполлодора. С жаром возражая Неапѳу из Кизика, сказавшему, что Аргонавты, плывя в Фазис, - плавание засвидетельствованное Гомером и другими писателями, - построили подле Кизика храм матери Идаи, - он говорит, что Гомер вообще не знал странствования Язона в Фазис. Это противоречит не только тому, что рассказывает Гомер, но собственным словам Деметрия, потому что он говорит, что Ахилл опустошил Лаб и другие страны, но удержался от Лемна и соседних островов вследствие родства с Язоном и сыном его Евнеем, который в то время владел островом. Каким же образом поэт знал, что Язон и Ахилл родственники или одноплеменники, или соседи, или что они находились в каких нибудь иных близких отношениях вследствие того, что оба они происходили из Ѳессалии: один из Иолка, другой из Ахейской Фѳиотиды), - не зная того, каким образом случилось, что Язон, родом из Иолка не оставил по себе на родине, в Ѳессалии, никаких преемников, между тем сына своего сделал владыкою Лемна? Ведь поэт знал Пелию и дочерей его, красивейшую из них Алкестиду и сына её:
"Божественная из женщин Алкестида, прекраснейшая по наружности из дочерей Пелии родила Евмеда."[50]
Неужели он ничего не слышал о приключениях с Язоном, с кораблем Арго и с Аргонавтами, о чем единогласно рассказывается всеми? Или неужели он всецело выдумал плавание по океану от Айета без всякого исторического основания?
39) Нет, потому что все говорят, что плавание в Фазис вероятно, совершено было по распоряжению Пелии, правдоподобно также возвращение и занятие некоторых островов во время плавания. Я убежден, что отдаленное странствование Язона, равно как Одиссея и Менелая, было на самом деле, что доказывается достоверными памятниками, существующими до нашего времени и произведениями Гомера. Около Фазиса показывают город Айю (Αἷα); считается также достоверным, что Айет царствовал в Колхиде, и среди тамошних жителей имя это сделалось народным. Далее повествуется о чародейке Медее и богатствах той страны, состоящих из золота, серебра и железа, богатствах которые и заставляют подозревать истинную причину похода, побудившую прежде Фрикса совершить это плавание. Существуют кроме того памятники обоих походов: один Фрикса по границам Колхиды и Иберии, Язоновы же памятники находятся во многих местах Армении, Мидии (Μηδείας), а также в соседних с этими местностях. Броме того, говорят, что есть много следов походов Язона и Фрикса в окрестностях Синопы и на её морском берегу, около Пропонтиды, Геллеспонта до Лемна; следы Язонова путешествия и преследования его Колхидянами рассеяны везде до Крита, Италии и Адрии; некоторые из них обозначает Каллимах, как напр: Эйглету, Анафе соседнюю с Ѳерою спартанскою"[51].
Говорит в начале стихотворения:
"Как герои от Айета Китея (Κυταίον) снова приплыли в древнюю Гемонию".
Потом о Колхидянах:
"Они, у Иллирийского моря опустивши весла, основали город не далеко от камня змеи, умертвившей белокурую Гармонию; у Греков он называется городком "Изгнанных" а на языке Колхидян Полы (Πόλαι)[52].
Некоторые утверждают, что Язон с своими спутниками проплыл вверх по Истру на большое расстояние; другие же, что он доезжал только до Адриатического моря. Первые так утверждают вследствие незнания местностей, а вторые, говоря, что река Истр получает начало из большего Истра и изливается в Адриатическое море, не высказывают ничего невероятного и невозможного.
40) Излагая подобные события, Гомер в одном соглашается с историками, другое прибавляет от себя, следуя общим для всех поэтов приемам и своему собственному. Он согласенъс историками, когда называет Айета, Язона, говорит об Арго, когда по поводу Айета вымышляет Айю и помещает Евнея на Лемне, самый остров он представляет дорогим для Ахилла и изображает чародейку Кирку "родную сестру гибель замышляющего Айета на подобие Медеи"[53].
Напротив он вымышляет от себя, когда переносит в открытый океан место странствований, совершенных на обратном пути из Колхиды. Следующее сказано верно, если мы допустим предыдущее разделение:
"Арго всем известный,"
т. е. плавание на этом корабле совершено было в местностях известных и густо населенных. Если же, как утверждает Деметрий из Скепсиса, пользуясь свидетельством Мимнерма, поместить жилище Айета в океане и предполагать, что Язон был послан Пелией к востоку, к внешнему морю, в таком случае путешествие туда за руном в неизвестные и темные места становится невероятным; самое плавание через страны пустынные и ненаселенные и к тому же столь отдаленные от нас, не представляется ни знаменитым ни интересующим всех.
"Никогда бы Язон не возвратился из Айи с руном, совершивши полный бед путь, исполняя трудное поручение злого Пелии, и никогда бы он с спутниками не пришел к прекрасному течению Океана".
И потом дальше:
"Город Айета, где лучи быстрого солнца покоятся в золотом тереме, у берегов океана, куда приходил божественный Язон".


[1] Одис. XVIII, 74.
[2] Одис. III, 267.
[3] Одис. III, 270.
[4] Илиад. II. 502.
[5] Ил. II, 503.
[6] Ил. II. 508.
[7] Ил. II, 523.
[8] Од. I, 3
[9] Ил. III, 202.
[10] Ил. X, 246.
[11] διάπειρα назыв. II п· Илиад.
[12] λιται обозначают. иногда IX п.
[13] Посольст. Менелая и Одиссея в Трою, чтобы потребовать обратно Елену.
[14] Прозаический по Греч. πεζος; собств. пеший.
[15] Одис. VI, 232.
[16] Одис. XIX, 203.
[17] Од. V. 232.
[18] Одис. IX, 82.
[19] Срав. Од. I. 50.
[20] Од. VI, 204.
[21] Од. XI, 314.
[22] Ил. XIV, 225.
[23] Одис. IV, 83.
[24] Одис. X, 190.
[25] Ил. IX, 5.
[26] Одис. V, 295.
[27] Ил. XI, 306.
[28] Ил. IX, 5.
[29] Од. I, 24.
[30] Одисс. I, 25.
[31] Ил. XII, 239.
[32] Од. X. 190.
[33] Ил. I, 423.
[34] Од. V, 282.
[35] Ил. III, 4.
[36] Одис. IV, 358.
[37] IV, 81.
[38] Одис. II, 301.
[39] Одисс. IV, 83.
[40] Одис. IV, 563.
[41] Одис. IV, 567.
[42] Одисс. IV, 73.
[43] Ил. XIII. 1.
[44] Илиад. II, 641.
[45] Илиад. VIII, 47.
[46] Илиад. VI. 289.
[47] Одис. IV, 615.
[48] Илиад. VIII, 488.
[49] Од. XII, 437.
[50] Ил. ΙΙ, 214,
[51] № 113
[52] Ibid. № 104.
[53] Одис. X 137.

Глава Третья

Доказательства своих положений Эратосѳен часто берет у плохих писателей. О взгляде Эратосѳена на всю Землю и о претерпленных ею исподволь изменениях. Стратон приписывал перемены эти тому, что будто бы речные наносы возвышали постепенно дно моря, которое, все поднимаясь, разрывало наконец сушу проливами. То же утверждал и Лидиец Ксанѳ. Страбон опровергает Стратона утверждением, что наносный речной ил останавливается у самых устьев рек, а потом сам объясняет постигшие Землю изменения и приводит достаточные им примеры.
1) Не прав Эратосѳен также в том, что он часто упоминает о личностях недостойных упоминания, в одном их опровергая, в другом доверяясь им, пользуясь их свидетельством, как наприм. Дамаста и других подобных ему. Хотя они говорят что нибудь правильно, однако и в таких случаях, не следует пользоваться их свидетельствами, или вследствие того доверять им; напротив, должно пользоваться таким образом только теми достойными писателями, которые многое сообщают верно, хотя бы многое и опустили или высказали недостаточно, но не ошибочно. Тот, кто пользуется свидетельством Дамасты, нисколько не отличается от того, который называет свидетелей Бергая или Мессенца Евемера и прочих, которых сам же Эратосѳен уличает в болтовне. Тот же Эратосѳен сообщает нам нелепое мнение Бергая, будто Арабийский залив - озеро; что Диотим, сын Стромбиха, стоявший во главе аѳинского посольства, плыл вверх по Кидну из Киликии к реке Хѳаспис, которая течет подле Суз, и что он пришел в Сузы через сорок дней; он прибавляет, что сам Диотим рассказывал ему это. Потом он удивляется, как возможно, чтобы Кидн пересекал Евфрат и Тигр, впадая в Хоаспис.
2) Можно указать впрочем не только на это, но также и на то, что Эратосѳен говорит, будто в его время не знали еще ничего о тех морях, которые, напротив, тогда до подробностей были известны. Он советует не доверяться легко первому попавшемуся, пространно излагая причины, по которым доверяться не следует, как например относительно рассказов о Понте и Адриатическом море, между тем как сам верит каждому. Так он поверил, что Иссикский залив представляет самую восточную часть нашего моря, между тем, как Диоскуриада, лежащая в глубине Понта, почти на 3000 стадий находится далее к востоку, даже согласно с тем измерением по стадиям, о котором он сам говорит; а описывая северные и крайние части Адриатического моря, он не пропускает ни-одной басни. Он верит также тому множеству басен, которые рассказываются о местностях, лежащих по ту сторону Геракловых столбов; он называет по именам остров Керну и другие места, которых теперь нигде нельзя видеть, и о которых мы упомянем после. Сказавши, что древнейшие народы плавали с целью грабежа или торговли, но что они не пускались в открытое море, а держались берега, как например Язон, который, по его словам, оставивши корабль, направлялся до Армении и Мидии от Колхидян сухим путем, - сказавши это, он прибавляет потом, что в древности никто не дерзал плавать по Египетскому морю, подле Либии, Сирии или Киликии. И так, если древними он называет тех, о которых не сохранилось у нас воспоминаний, то мне нет нужды говорить об них, плавали они, или нет. Если же говорится о народах, которых мы помним, то можно ли сомневаться что древние совершали более длинные странствования на суше и на море, чем их потомки, если только нужно верить сообщениям историков, как например: Дионис, Геракл, или сам Язон; кроме того упоминаемые Гомером: Одиссей и Менелай. Точно также вероятно, что Ѳезей и Пейриѳой, благодаря совершенным ими длинным походом, оставили по себе ту молву, что они нисходили в Ад; а Диоскуры по той же причине названы были хранителями моря и спасителями плавающих. Предметом народной молвы служит также господство Миноса на море и мореплавания Финикиян. Эти последние посещали страны, лежащие за пределами геракловых столбов, основали там города, равно как и на средних частях либийского морского побережья, немного спустя после Троянской войны. А Энея, Антенора, Енетов (Ἐνετοί) и вообще всех блуждавших по окончании Троянской войны по всей обитаемой земле, неужели нельзя их считать в числе древних людей? Эллинам того времени, а равно и варварам времен Трои приходилось терять и то, что они имели дома, и то что приобретено было войною. Поэтому после разрушения Трои победители обратились к разбоям вследствие своей бедности, а еще более побежденные, которые остались после войны в живых. Говорят, что этими последними основаны были очень многие города по всему морскому побережью вне Эллады, а некоторые и на Средиземном море.
3) Далее, Эратосѳен, показавши, на сколько расширилась область сведений об обитаемой земле для поколений после Александра и уже при жизни его, он переходит к рассуждению о фигуре земли, впрочем не той, которая населена, что было бы более согласно с сущностью его трактата, но всей земли вообще. Конечно, следовало упомянуть и об этом, но кстати. И так, сказавши, что вся земля имеет вид круга, не на подобие впрочем выточенного колеса, потому что имеет некоторые неровности, - сказавши это, он излагает те многочисленные её изменения, которые происходят от действия воды, огня, сотрясений, испарений и других подобных явлений, хотя, во всем этом автором порядок не соблюдается. Шаровидность целой земли происходит от устройства всего мира, а перемены, на которые он указывает, нисколько не изменяют фигуры всей земли: столь незначительное теряется в огромном; впрочем эти перемены производят некоторые изменения в обитаемой части земли и зависят от разных причин.
4) По его словам, важнейший вопрос состоит в том: почему в двух и трех тысячах стадий от моря внутри материка встречаются часто и в большом количестве раковины, створки и херамиды, а также озера с морскою водою, как например, говорит он, в окрестности храма Аммона и на пути, ведущем к нему и простирающемся на 3000 стадий? Много рассыпано здесь створок, много еще и теперь находят соли и бьющую вверх морскую воду. Кроме того, показывают обломки морских судов, которые, по преданию, выброшены через какое нибудь отверстие в почве, наконец столбики с дельфинами на верху и с надписью "коринѳских Ѳеоров". Сказавши это, Эратосѳен одобряет мнение физика Стратона, а также Ксанѳа-лидийца. Ксанѳ утверждает, что во время Артаксеркса была сильная засуха, так что высохли реки, озера и колодцы; что он сам нередко видел вдали от моря камни, имевшие форму раковин, а также отпечатки имеющие вид гребней и херамид, находил также озера с морскою водою среди Армян, Матиенов и в нижней Фригии, вследствие чего он убежден, что некогда равнины эти были морем. Что касается Стратона, то он еще ближе рассматривает причины всего этого: по его мнению, Евксинское море не имело прежде того прохода, что у Византии, но что те реки, которые в него изливаются, прорвали его силою своего течения, после чего вода пошла в Пропонтиду и Геллеспонт. Он полагает что, тоже самое произошло и с нашим морем, именно: что проход у Геракловых столбов образовался вследствие того, что море было переполнено реками, и когда вода вытекла, то низменные части дна обнажились. Он приводит и причины этого факта: во первых, что дно внешнего моря и внутреннего не одно и то же; во вторых, что и теперь еще тянется от Европы до Либии полоса земли на подобие ленты, находящаяся под морем, как бы свидетельствуя, что прежде внутреннее и внешнее море не составляли одного бассейна. Далее он говорит, что воды Понта наиболее мелки, но что очень глубоки моря: Критское, Сицилийское, Сардинское. Так как в первое море текут многие очень большие реки с севера и с востока, то оно наполняется илом, а остальные моря остаются глубокими; в этом, полагает он, причина того, почему самая сладкая вода в Понте, и почему течение его совершается в направлениях понижения Дна. Ему кажется, что весь Понт с течением времени будет запружен илом рек, если сохранятся подобные течения и в будущем, потому что и теперь уже, говорит он, обратилась в болото левая сторона Понта, где лежит Салмидесс, местности, соседние к Истру и называемые у моряков Стеѳа (Στήϑη), а также пустыня Скиѳская. По его мнению, и то возможно, что храм Аммона прежде находился у моря и лежат теперь на материке вследствие того, что часть воды из моря вытекла. Он предполагает, что оракул совершенно естественно сделался столь известным и знаменитым, благодаря своему положению при море; столь далекое расстояние от моря, в каком он находится теперь, делает непонятными настоящую его известность и славу. Впрочем и Египет в древности омывался морем до болот, лежащих в окрестностях Пелузия, подле горы Касия и Сирбонидского озера, потому что и теперь еще, по его словам, находят в Египте, когда роют соляные копи, углубления с песчаным дном и наполненные раковинами, как будто страна была покрыта морем; кроме того все окрестности Касия и т. н. Герр представляли неглубокие пространства, примыкавшие к Эриѳрейскому заливу. Когда количество воды в море убыло, тогда эти местности сделались открытыми, но Сирбонидское озеро осталось, в последствии прорвано было и оно, и обратилось в болото. Точно также берега озера Мериды больше походят на берега моря, нежели реки. Что некогда значительная часть материков находилась под водою, а потом обнажилась, это допустить следует; равно как и то, что не вся земля, находящаяся теперь под водою, имеет одинаковую поверхность, совершенно также, как и земля, не покрытая морем, на которой мы живем, подвержена множеству тех перемен, о которых говорит сам Эратосѳен. Таким образом в рассуждении Ксанѳа нельзя усмотреть ничего нелепого.
5) Напротив, относительно Стратона можно заметить, что он, опустивши многие действительные причины, вместо их приводит мнимые. Первая причина, говорит он, та, что дно и глубина внутреннего моря (Понта) и внешнего (Пропонтиды) не одни и те же. Напротив, относительно поднятия моря и понижения, а также того, что некоторые местности наводняются морем, а потом снова оставляются открытыми, следует предполагать причину не в том, что дно моря различно, в одних местах ниже, в других выше, но в том, что иногда самое дно поднимается, а потом снова опускается, а вместе с ним и море то поднимается, то опускается; поднявшись, оно наводняет сушу, а опустившись, возвращается в прежний бассейн. В противном случае необходимо, чтобы внезапная прибыль воды в море сопровождалась наводнением, подобно тому, как это происходит во время приливов или разлитий рек, именно в первом случае вода переносится с одних сторон, во втором количество её прибавляется. Но эти прибавления воды в море, происходящие вследствие разлития рек, не бывают ни часты, ни внезапны; с другой стороны приливы не продолжаются столь долгое время; они совершенно правильны, и они ни в нашем море, ни в каком либо другом не производят наводнений. Остается искать причины в свойствах почвы той, которая находится постоянно под морем, или же в той, которая покрывается водою по временам; впрочем скорее в той, которая находится под морем, потому что эта последняя подвижнее, и кроме того, все влажное подвергается более быстрым изменениям; здесь также и сила ветра, причина всех подобных явлений, гораздо больше. Но, как и я сказал, причина этих явлений состоит в том, что тоже самое дно иногда поднимается, иногда понижается, а не в том, что одна часть его выше другой. Это последнее принимает Стратон, как причину, полагая, что происходящее в реках случается также и на море, именно: что течение совершается с частей более возвышенных. В противном случае он не искал бы причины того течения, что у Византии, в разнице высоты грунта, говоря, что дно Евксинского моря выше, чем Пропонтиды и следующего за ней моря, прибавляя при этом и замечание относительно причины: что илом, который сверху приносится реками, переполняется бассейн моря Евксинского, и оно становится мелким, а поэтому вода из него течет за пределы. Тоже самое рассуждение он переносит и на все наше море по отношению его к внешнему, потому что он представляет дно его выше того, которое лежит под Атлантическим океаном и потому будто бы оно выше, что наполняется множеством рек и получает осадки ила. Но в таком случае нужно было бы, чтобы и течение моря, что у Геракловых столбов и у Кальпы, было похоже на то, которое у Византии. Впрочем мы это оставим, потому что скажут, что и там (у Геракловых столбов) совершается тоже самое; только оно теряется в приливах и отливах, скрываясь в них.
6) Но я спрошу теперь: что мешало, прежде чем открылся проход у Византии, и когда (как и теперь) дно Евксинского моря было ниже Пропонтиды и соседнего моря, что мешало Евксинскому морю наполняться реками, морем ли оно было и прежде, иди озером больше Меотийского? Если мне в этом уступают, я прибавлю следующее: поверхности вод морей Евксинского и Пропонтиды находились в таком отношении между собою, что пока уровень в обеих морях оставался тот же, вода не вытекала вследствие равновесия между давлением и сопротивлением; а потом, когда внутреннее море поднялось, тогда излишек воды устремился из него с силою и вытек; вот почему внешнее море образовало одно течение с внутренним и приобрело тот же уровень, что и внутреннее, было ли оно прежде морем, или же озером, которое в последствии сделалось морем через смешение и преобладание моря. Если и в этом уступят мне, то понятно, что ничто не могло помешать образованию настоящего течения и в настоящее время, и что течение это происходит не от возвышенного или наклонного грунта, как то заявлял Стратон.
7) Это можно распространить на все наше море, а также и на внешнее, полагая причину течения не в грунте, не в наклонности его, но в реках, потому что не лишено вероятия и согласно с мнениями Эратосѳена и Стратона то положение, что, если даже все наше море было прежде озером, то, наполняясь водою рек, оно все таки, получивши излишек, выливалось за пределы через проход у Геракловых столбов, как через катаракты. Внешнее море, увеличиваясь постоянно все более и более, образовало по прошествии некоторого времени одно общее течение, составило одну поверхность с внутренним, а вследствие перевеса морской воды и первое получило свойства моря. Вообще не согласно с началами физики уподоблять море рекам, потому что реки текут по наклонному руслу, тогда как море такой покатости не имеет. Течение в проливах зависит от другой причины, а не от того, что ил из рек возвышает дно моря. Наносы ила имеют место подле самых устьев рек, как например, подле устья Истра так называемые Стеѳа, точно также пустыня Скиѳов и Салмидесс, что производят впрочем и другие ручьи; так у устьев Фазиса колхидский морской берег песчаный, низменный и топкий; около Ѳермодонта и Ириса целая Ѳемискира, равнина Амазонок и большая часть Сидены; точно тоже замечается и в других реках. Все эти реки как бы подражают Нилу, присоединяя к материку часть моря, лежащую перед их устьями, одни быстрее, другие медленнее. Медленнее те, которые приносят не много ила, скорее же те, которые несут его много, текут по топкому грунту и принимают в себя много притоков. В числе их находится Пирам, который значительно увеличил Киликию, и о котором высказано было такое изречение:
"Это случится среди тех потомков, когда Пирам, текущий широкими волнами, отдалит берег и достигнет священного Кипра!"[1]
Будучи удобным для плавания, он течет из средних равнин Катаонии и, ниспадая через ущелья Тавра в Киликию, вливается в пролив, который находится между ним и Кипром.
8) Причина того явления, что наносы из рек не выступают в море далее вперед, заключается в том, что море своим обратным движением, ему свойственным, отбрасывает нанос назад. Море подобно животным, которые непрерывно вдыхают и выдыхают, производит постоянное движение от себя и опять обратно в себя. Это явно для того, кто стоит на берегу и наблюдает волнение моря, потому что ноги его то обливаются водою, то обнажаются, снова обливаются, и так далее непрерывно. Вместе с волнением моря набегает волна, и хотя бы она была наиболее спокойна, все таки устремляясь вперед, приобретает большую и большую силу, и все постороннее выбрасывает на берег.
"И много на берег моря выбрасывал водорослей".
Это происходит в большей части случаев во время ветра, но также и в безветрие, и даже при ветрах дующих с суши; волна несется на берег и против ветра, как будто бы вместе с нею происходит какое-то движение, морю свойственное. Сюда относится следующее место:
"Изгибаясь около берегов, волна поднимается и выбрасывает морскую пену".
Или:
"Когда море изрыгает пену, берега издают звуки".
9) И так, движение волны обладает некоторою силою, так что предметы посторонние выбрасываются из моря. Это явление называют еще некоторым очищением моря, благодаря которому выбрасываются волнами на сушу мертвые тела и обломки кораблей. Обратное движение не имеет на столько силы, чтобы труп, бревно или даже самый легкий кусок коры, выброшенный волною на берег, даже из ближайших к морю пунктов возвращался обратно в море. Таким образом нанос реки и вместе с ним вода, сделавшаяся мутною, отбрасывается, чему помогает еще собственная тяжесть воды, так что прежде, чем уйти далеко в море, речная вода останавливается у берегов, потому что сила течения реки прекращается, лишь только вода выступает далее речного устья. И так, все море при этом условии может быть некогда занесено грязью, начиная от берегов, если только оно будет иметь непрерывные притоки из рек; и это может случиться, хотя мы допустим, что Понт глубже Сардинского моря, которое, говорят, глубже всех до сих пор измеренных морей на 1000 оргий, как утверждает Посейдоний.
10) Быть может, подобное объяснение явления будет принято менее доверчиво, чем Эратосѳеново; поэтому лучше доказать свое положение тем, что более очевидно и что некоторым образом мы наблюдаем каждый день. Наводнения, землетрясения, извержения, поднятия морского дна поднимают также и море, а с другой стороны опускание материка понижает море. Огромные массы железа могут быть подняты из моря, точно также малые острова и большие; даже не только острова могут быть подняты, но и материки. Равным образом области понижения могут быть обширны и незначительны: иногда пропасти, поглощают целые местности и жилища, как Бура, Бизона и многие другие были, по преданию, поглощены вследствие землетрясения; с одинаковою вероятностью можно предположить, что Сицилия оторвана от Италии, как и то, что она выброшена огнем из глубины Этны; точно также как острова Липарские и Пиѳекузские.
11) Забавно видеть, как Эратосѳен, сам будучи математиком, отвергает мнение Архимеда, находящееся в трактате "о носящихся телах" (περὶ τῶν ὀχουμένων), что "поверхность всякой жидкости в состоянии покоя имеет шарообразную форму, и этот шар имеет общий центр с землею". Это положение принимают все, занимавшиеся хоть сколько нибудь математическими науками. Между тем Эратосѳен полагает, что внутреннее море, хотя и составляет, по его же словам, один бассейн, не имеет одного и того же уровня, даже в соседних частях. Для подкрепления себя в подобном невежестве он приводит архитекторов, хотя сами математики объявляют, что архитектура только часть математики. Именно, он говорит, что Деметрий имел намерение перерезать Пелопоннесский перешеек, чтобы открыть свободное плавание для кораблей, но что его удержали от исполнения замысла архитекторы, объявивши после измерений, что море в заливе Коринѳском выше того, что у Кенхр; поэтому, если бы он перерезал промежуточную между ними полосу земли, то переполнился бы водою из Коринѳского залива тот пролив, что подле Эгины, затоплены были бы Эгина и соседние с ней острова; самое плавание через перешеек окажется таким образом бесполезным. Вследствие этой же неровности, по мнению Эратосѳена, имеет свое течение Еврип, а главным образом Сицилийский пролив, который, говорит он, подвергается изменениям похожим на приливы и отливы в океане: течение в нем переменяется дважды каждый день и каждую ночь, подобно тому, как океан имеет дважды прилив и дважды отлив. Приливу соответствует течение, которое идет из Тирренского моря в Сицилийское, как бы от высшего уровня воды, почему течение это называется также нисходящим. Соответствует приливу оно и потому, что течение это начинается и оканчивается в то самое время, как и приливы: начинается оно при восходе луны и заходе, а прекращается, когда луна вступает на меридиан над землею ли, или под землею. Противоположное течение, соответствующее отливу, называется выходящим (ἐξιών); оно начинается во время нахождения луны на меридиане в обоих полушариях подобно тому, как и отливы в океане, а оканчивается с достижением луною пунктов восхода и захода.
12) О приливах и отливах достаточно говорят Посейдоний и Аѳенодор. Что же касается обратного течения в проливах, имеющего также физическую причину, то в настоящем трактате достаточно сказать только, что не во всех проливах один и тот же способ течения, по крайней мере по видимому, потому что в противном случае Сицилийский пролив не переменял бы своего течения дважды каждый день, как говорит Эратосѳен, тогда как Халкидонский семь раз, а Византийский никогда, ибо последний имеет только одно течение, идущее из Понтийского моря в Пропонтиду, а как сообщает Гиппарх, иногда и "оно останавливается." Впрочем, если бы даже был один способ течения во всех проливах, то причина его не та, которую называет Эратосѳен, именно, что море в двух противоположных частях имеет различный уровень, - неровности этой не было бы даже в реках, если бы они не имели катаррактов. Притом самые реки с катаррактами не имеют попеременного течения, но несут свои воды по руслу, постепенно понижающемуся; и это совершается вследствие того, что русло рек покато, равно как и поверхность их. Но кто же может сказать, что поверхность моря наклонна? Особенно если соглашаться с тем положением, что четыре элементарные тела сферические. Таким образом, реки не имеют обратного течения, но и не стоят на месте, не пребывают в покое, так как в них совершается течение вследствие того, что уровень их не одинаков, но частью выше, частью ниже. Ибо вода не то, что земля, которая, будучи твердою, получила устойчивую форму, так что имеет постоянные пещеры на своей поверхности и таковые же возвышения; между тем вода силою собственной тяжести приводится в движение по земле, приобретает ту поверхность, которую приписывает ей Архимед.
13) К тому, что сказано об Аммоне и Египте, Эратосѳен прибавляет, что по его мнению гора Касий также была покрыта морем, равно как и все то место, где находятся так называемые теперь Герры, которые составляли болото, соприкавшееся с заливом Эриѳрейского моря, и открылось с того момента, когда подошло к нему море. Чтобы упомянутое место образовало болото, соприкасавшееся с заливом Эриѳрейского моря, это сомнительно, потому то соприкосновение (τὸ συνάπτειν) означает взаимную близость и единение, так что, если бы там была вода, то она бы слилась в один бассейн. Итак, я допускаю, что по смыслу этого мнения, те болота находились вблизи к морю Эриѳрейскому до тех пор, пока у Геракловых столбов не было прохода; а когда здесь перешеек был разорван, болото начало отступать, так как вследствие истечения через пролив наше море понизилось. Гиппарх, принявши, что соприкосновение означает ничто иное, как общность бассейна нашего моря с Эриѳрейским, вследствие изобилия воды в первом, порицает Эратосѳеиа, спрашивая: почему вследствие истечения воды у Геракловых столбов только наше море изменило свой уровень, но не изменило Эриѳрейское, имеющее общий с ним бассейн, ибо оно осталось с тем же уровнем, нисколько не понизившись? Тем более, что по мнению самого же Эратосѳена, все внешнее море образует один бассейн, так что и Западное и Эриѳрейское моря составляют собственно одно море. Сказавши это, он делает отсюда заключение, что как море, лежащее вне Геракловых столбов, так и Эриѳрейское имеют одну и туже высоту, и первое со вторым имеет общее течение.
14) Однако Эратосѳен отрицает, будто он того мнения, что наше море вследствие изобилия воды образовало одно течение с Эриѳрейским -, оно только приблизилось к этому последнему; кроме того он говорит, что наше море у Лехея и Кенхреи не имеет одной и той же поверхности. Впрочем на это указывает и Гиппарх в своем рассуждении, направленном против Эратосѳена. Зная подобное мнение последнего, Гиппарх должен бы, скажем мы, возражать собственно ему, а не ставить общее положение, что всякий, называя все внешнее море одним, вместе с тем утверждает, что и уровень его везде один и тот же.
15) Далее, сказавши, что надпись на дельфинах: "Коринѳских Ѳеоров" ошибочна, Гиппарх приводит недостаточное объяснение, именно: что основание Кирены относится к тому времени, о котором сохранилось воспоминание, тогда как у нас нет никаких известий о существовании при море какого бы то ни было оракула и когда бы то ни было. Между тем, почему нельзя заключить из некоторых свидетельств, в числе коих находятся эти посвященные богу дельфины и надпись на них, сделанная Коринѳскими Ѳеорами, почему нельзя из этого заключить, что местность храма Аммонского лежала некогда у моря, не смотря на отсутствие указаний какого либо историка? Соглашаясь с тем, что с поднятием почвы поднялось также и море и затопило местности, простирающиеся от берега до оракула на расстоянии более трех тысяч стадий, он в тоже время не допускает такого поднятия, вследствие которого был бы затоплен целый Фар и многие части Египта, как будто столь значительное возвышение воды (как то, о котором он перед тем говорит) не способно затопить все эти места. Потом он говорит: "если бы наше море прежде, чем образовался перерыв у Геракловых столбов, на столько наполнилось водою, на сколько говорит Эратосѳен, то необходимо было бы принять, что некогда покрыты были водою вся Либия, многие части Европы и Азии; при этом добавляет, что и Понт должен был в некоторых местах сливаться с Адриатическим морем, потому что Истр, разделяясь на два рукава, начиная от Понта, изливается в оба названные моря вследствие особенного расположения местностей". Но Истр получает свое начало не в области Понта, а в стороне противоположной, в горах лежащих над Адриатическим морем и течет не в оба моря, но только в одно, в Понт, разделяясь только у своих устьев. В этом пункте Эратосѳен разделяет ложное мнение некоторых из своих предшественников, которые полагали, что есть какая то другая река, носящая общее наименование с Истром; которая будто бы впадает в Адриатическое море, отделившись от того Истра: от этого последнего целый народ Истров, через страну которых он протекает, получил свое имя; и будто бы Язон совершил обратное плавание от Колхиды этим путем.
16) Чтобы такие перемены, какие мы назвали причинами затоплений и других подобных явлений нами упомянутых, что совершаются подле Сицилии, у островов Эола и Пиѳекузских, не возбудили у читателя удивления, то следует рядом с ними упомянуть о некоторых других, происходящих в иных местностях, или когда либо происходивших и похожих на те. Собравши все подобные примеры и изложивши их ясно, мы положим конец изумлению читателей. Если истина смущает нас, то это доказывает наше незнание естественных явлений и вообще всей жизни; как например смущается слушатель рассказами о явлениях, наблюдаемых в окрестностях Ѳеры, Ѳерасии, островов, которые лежат между Критом и Киренаикой (из них Ѳера - метрополия Кирены), или же рассказами о явлениях в Египте и многих частях Эллады. Между Ѳерою и Ѳерасией поднималось из моря пламя, так что все море в течении 4 дней кипело и горело, выдвинувши спустя немного времени остров, как бы поднятый какими-то орудиями, остров, состоящий из железной массы и имеющий в окружности 12 стадий. По прекращении извержения, Родосцы, приобретшие господство над морем, прежде всех решились подплыть к этому месту и соорудили на острове храм в честь Посейдона Асфалия. Далее, Посейдоний рассказывает, что в Финикии вследствие землетрясения город, лежавший выше Сидона, был поглощен и почти две третьх самого Сидона разрушились, причем людей погибло не много. Тоже самое явление распространилось на всю Сирию, однако в небольшой степени, перешло также на некоторые острова Кикладские и на Евбею, так что источники Ареѳузы (река в Халкиде) исчезли; только спустя много дней, они начали бить снова, но через другое отверстие. Землетрясения на острове, в различных частях его, прекратились не прежде, чем образовалось на равнине Лелантской отверстие, из которого потекла река пылающей грязи,
17) Так как многие лица приводили подобные примеры, то для нас достаточно будет примеров Деметрия из Скепсиса, взятых только с разбором. Упомянувши о следующих стихах Гомера:
"Они прибыли к прекрасным источником, откуда стремительно текут два ручья, образующие бурный Скамандр; один из ручьев имеет теплую воду, в другом и летом вода подобна "льду",[2] упомянувши об этих стихах, Деметрий советует не удивляться тому, что в настоящее время остался только один ручей с холодною водою, а теплого не видно; он прибавляет, что нужно объяснить это исчезновение ручья с теплою водою испарением её. Кроме того, он упоминает о том, что рассказывает Демокл, именно о каких-то больших землетрясениях, которые в древности были в окрестностях Лидии и Ионии до Троады, вследствие которых поглощены были деревни, разрушен Сипил в царствование Тантала, из болот образовались озера, а Трою затопило море. Фар, что в Египте, был также окружен морем, а в настоящее время он каким то образом превратился в полуостров, точно так как Тир и Клазо-Мены. Наконец в то время, как мы были в Александрии Египетской, море, поднявшись около Пелусия и горы Касия, затопило сушу и обратило гору в остров, вследствие чего путь мимо Касия в Финикию совершался в лодке. Итак, ничего нет удивительного, если когда-нибудь перешеек, отделяющий Египетское море от Эриѳрейского, прорвавшись или опустившись, превратится в пролив, и соединятся течения внешнего и внутреннего морей, как это случилось с проливом, что у Геракловых столбов. О таких предметах говорилось уже кое что в начале этого труда, но все это необходимо свести в одно для усиления степени вероятности рассказов об этих и других явлениях, совершающихся в природе.
18) Говорят, что Пирей так назван потому, что некогда был островом и лежал за берегом (πέραν τῆς αϰτῆς); наоборот Левкадия, после того как Коринѳяне прорыли перешеек, сделалась островом, будучи прежде мысом; об нем, полагают, говорит Лаэрт в следующих стихах:
"Каким я был, когда овладел Неритом, хорошо построенным городом, на мысе Эпира".
Здесь находился перерез, сделанный руками человеческими: в одних местах насыпи, в других мосты, подобно тому напр., как на острове против Сиракуз находится в настоящее время мост, соединяющий этот остров с материком; прежде была здесь насыпь из собранного, как говорит Ибик, камня, который поэт и называет отборным (ἐϰλεϰτόν). Что же касается Буры и Гелика, то первая поглощена была пропастью, вторая погибла под водою. Окрестности Меѳоны, лежащей в Гермионском заливе, были подняты на семь стадий извержением пламени; в течение дня эти местности были недоступны вследствие жара и серного запаха; ночью это извергавшееся пламя получало приятный запах, далеко освещало и грело, так что море кипело на пространстве пяти стадий, а волновалось на пространстве 20 стадий; кроме того, на нем лежали оторванные камни, не уступавшие по величине башням. Копайским озером поглощена была Арна и Мидея, которую поэт в "Каталоге" называет по имени:
"Те, которые владели Арною, изобиловавшею виноградниками, и те, которые владели Мидеей."[3]
Также озером Бистонидою и т. н. в настоящее время Афнитидою потоплены, кажется, некоторые города Ѳракийцев, а по мнению других, Треров, соседей Ѳракийцев, а один из Эхинадских островов, называвшийся прежде Артемитою, сделался материком. Говорят, тоже самое претерпели и другие из островков, лежащих около Ахелоя, вследствие наносов из реки в море; присоединяются к материку и остальные островки, как утверждает Гезиод. Некоторые части берегов Этолии также были некогда островами; преобразовалась Астерия, которую Гомер называет Астеридою:
"Есть на средине моря некий скалистый остров, небольшая Астерида, а в ней есть две гавани, убежище для кораблей".
В настоящее время там нет даже удобного места для якоря. Точно также на острове Пѳаке теперь нет никакой пещеры или жилища Нимф, как говорит Гомер. Правильнее объяснить это отсутствие переменами, а не невежеством поэта или намеренною ложью об этих местностях с целью украсить рассказ чем нибудь чудесным. Впрочем так как это с точностью неизвестно, то я оставляю на усмотрение каждого.
19) Антисса была прежде островом, говорит Мирсил. Так как Лесб назывался прежде Иссою, то остров, лежавший напротив, должен был называться Антиссою, а в настоящее время Антисса - город Лесба. Некоторые полагают, что Лесб оторван был от Иды, подобно тому как Прохита и Пиѳекуза от Мисена, Капрея от Аѳенея, Сицилия от Регина, Осса от Олимпа. Около других пунктов произошли подобные перемены: так река Ладон, что в Аркадии, некогда прекратила свое течение. Дурис утверждает, что Рагады, которые находятся в Мидии (Μηδέια) так названы потому, что вследствие землетрясения оторвана была (ραγεῖσα) часть земли у Каспийских ворот; так что опрокинуты были многие города, деревни, а реки претерпели многоразличные изменения. Ион так выражается об Евбее в сатирической драме "Омфала":
"Легкое течение Еврипа отделило Евбейскую землю от Беотийского берега, вырезавши длинный пролив".
20) Деметрий Каллатиан полагает, что землетрясения были некогда во всей Элладе, и говорит, что многие из Лихадских островов, а также большая часть Кенея были поглощены, тогда как теплые источники в Айдепсе и Ѳермопилах задержаны были в течение трех дней и потом потекли снова, с тою разницею, что источники Айдепса прорвались в других местах. Стена Орея, что была подле моря, и около 700 домов были разрушены. Пострадали Эхина, Фалары, Геракдея, что в Трахине; два из них разрушены были в значительной своей части, а Фалары до основания. Подобная судьба постигла Ламию и Лариссу. Скарфея была оторвана от своих оснований, не менее 1700 её обитателей погибло под водою, а Ѳракийцев более половины этого цисла. Поднялась тройная волна: одна часть её полилась к Скарфее и Ѳронию, другая к Ѳермопилам, третья устремилась по равнине до Дафнунта Фокейского. Источники рек высохли на несколько дней; Сперхей переменил свое течение и преобразовал дороги в удобные для плавания пути. Боагрий направился по другой долине. Кроме того, повреждены были многие части Алопы, Кина и Опунта. Крепость Ойон (Οἶον), лежавшая выше города, была разрушена вся. Разрушена была также часть стены города Элатеи; а во время ѳесмофорий в окрестностях Алпоны двадцать пять девиц взбежали на башню, которая стояла в гавани, чтобы насладиться зрелищем, но башня опрокинулась, и вместе с нею упали в море девицы. Говорят также, что средняя часть острова Аталанты, лежащей подле Евбеи, была разорвана, сделалась по средине удобопроходимою для кораблей, а также, что в некоторых местах затоплены были равнины на пространстве почти 20 стадий, а одна трирема была унесена с верфи и перекинута через стены.
21) К этим переменам присоединяют еще те, которые произошли вследствие переселения народов, чтобы усилить еще больше то состояние аѳавмастии, которое восхваляет Демокрит и все прочие философы; так как оно встречается рядом с бесстрашием, ясностью и спокойствием духа. Так напр. западные Иберийцы переселились в местности, лежащие над Понтом и Колхидою, которые, как утверждает Аполлодор, отделяются Араксом от Армении или скорее Куром и горами Мосхскими. Египтяне переселились к Эѳиопам и Колхидянам; Енеты (Ενετοί) из Пафлагонии к Адриатическому морю; тоже самое случилось и с Эллинскими народностями, как Ионяне, Доряне, Ахейцы и Эоляне. Эниане, живущие ныне в соседстве с Этолянами, жили в окрестностях Дотия и Оссы с Перребами; но и сами Перребы - переселенцы. Однако наш настоящий труд переполнен подобными примерами, и некоторые из них известны всем. Переселения Карийцев, Треров, Тевкров, Галатов, а вместе с тем отдаленные странствования вождей, как напр. Мадия Скиѳского, Теарко Эѳиопского, Коба Трера Сесостриса и Псаммитиха египетских, точно также странствования Персов, начиная от времен Кира до Ксеркса, - все это не всем известно. Равным образом Киммерийцы, которых писатели называют также Трерами, или какой нибудь из народцев этого племени, часто делали набеги на правую сторону Понта и на местности смежные с ним, врываясь иногда к Пафлагонцам или к Фригийцам, в то самое время, когда, говорят, Мида, напившись бычачьей крови, умер. Лигдамис, предводительствуя своими воинами, дошел до Лидии и Ионии и овладел Сардами, но погиб в Киликии. Часто Киммерийцы и Треры совершали подобные набеги; но говорят, что Треры и Коб были наконец изгнаны Мадием, царем Киммерийским. Все это сказано нами здесь потому, что оно имеет отношение к общему обзору земли.
22) Мы теперь приступаем к продолжению того, что мы покинули. Геродот говорит, что нет никаких Гипербореев, потому что нет и Гипернотов; Эратосѳен же замечает, что такое доказательство Геродота похоже на софизм, состоящий в том, что отрицается существование людей, радующихся несчастью ближнего, тем, что отрицается существование людей, радующихся счастью других. Так точно может быть и Гиперноты существуют: если нот не дует в Эѳиопии, то он дует ниже этой области. Странно было бы, признавая, что ветер дует при всяком климате, и что везде южный ветер называется нотом, утверждать, что есть страна, где этого нет. Совершенно напротив, не только Эѳиопия, но и вся область лежащая выше её, до самого экватора, должны иметь наш нот. Если это так, то Геродота следует упрекать за то, что он тот народ разумеет под Гипербореями, у которого Борей вовсе не дует, потому что хотя поэт говорит об этом в баснях, но их толкователи должны понимать истину, т. е. что под Бореями разумеется народ, обитающий на крайнем севере. Пределом северных стран служит полюс, а южных экватор, тот же самый предел существует и относительно ветров. Вслед за этим Эратосѳен возражает тем, которые утверждают очевидно-выдуманное и невозможное; одно на подобие сказки, другое под видом действительной истории, но об них не стоит упоминать и Эратосѳену не следовало разбирать этих болтунов в таком трактате, как его. Таково объяснение на первую книгу его "Записок".


[1] Oracula sibyllina IV, 97,
[2] Ил. X, 147.
[3] Ил. II, 507.

Глава Четвертая

Об ошибках во второй книге Эратосѳена. Ошибки в вычислении расстояний по широте и долготе. Как Эратосѳен разделяет сушу, с некоторыми выходящими отсюда заметками о пользе верного и правильного раздела.
1) Во второй книге Эратосѳен пытается исправить Географию и предлагает собственные мнения; с нашей стороны нужно постараться сделать к нему поправки, если таковые необходимы. Что он советует ввести в географию положения математики и физики, это справедливо; а также его мнение, что земля, как и весь мир, шарообразна и заселена кругом, и другие подобные мысли верны. Но прочие географы не согласны с ним относительно величины земли. Последующие писатели не одобряют его измерения; однако Гиппарх пользуется для обозначения небесных явлений в каждой отдельной местности промежуточными расстояниями, показанными Эратосѳеном по меридиану Мероэ, Александрии, Борисѳена, хотя при этом прибавляет, что исчисления его уклоняются немного от истины. Вслед за этим Эратосѳен пространно трактует о фигуре земли, и, доказывая, что вся земля вместе с влажным элементом шарообразна равно как и небо, он кажется теряет из виду собственный предмет рассуждения, потому что для него достаточно было коснуться этого мимоходом.
2) После этого, определяя ширину обитаемой земли, он утверждает, что от Мероэ, - собственно от меридиана, проходящего через это место, до Александрии 10,000 стадий; отсюда же до Геллеспонта около 8,100 стадий, потом до Борисѳена 5,000 стадий, наконец от параллельного круга, проходящего через Ѳулу которая по словам Пиѳеи (Πίϑέας) отстоит от Британнии к северу на шесть дней плавания и близко к Ледовитому морю, еще около 10,500 стадий. И так, если мы прибавим еще для стран лежащих выше Мероэ 3,400 стадий, чтобы обнять остров Египтян, Кинамомофор и Тапробану, то получим 38,000 стадий.
3) Относительно всех других расстояний можно ему уступить, так как здесь соглашаются с ним обыкновенно все. Но кто может признать верным расстояние, установленное им от Борисѳена до параллельного круга в Ѳуле? Пиѳеа в рассказах о Ѳуле оказывается величайшим лгуном, и те, которые видели Британнию и Иерну, не говорят ничего о Ѳуле, упоминая о других небольших островах подле Британнии. Самая Британния но длине почти равняется Кельтике простирающейся подле, имеет не более 5,000 стадий и граничит с оконечностями противолежащей Кельтики. В этих двух странах восточные оконечности противолежат восточным и западные западным; восточные части обеих лежат одни к другим так близко, что с одного берега можно видеть противоположный, именно Кантий с одной стороны и устье Рейна с другой. Между тем он говорит, что остров (Британния) тянется в длину более нежели на 20,000 стадий, а Кантий, по его словам, отстоит от Кельтики на несколько дней плавания. Что касается Остимий и местностей, лежащих по ту сторону Рейна до Скиѳии, все известия Пиѳеи ложны. Кто наговорил столько неправды о местах известных всем, едва ли может сообщать истину о тех странах, которые неизвестны никому.
4) Гиппарх и другие писатели полагают, что параллельный круг, проходящий через Борисѳен, тот же самый, что проходит через Британнию; основываются они при этом на том, что один и тот же круг существует для Византии и Массалии; потому что, говорит Пиѳея, отношение гномона в Массалии к тени, замеченное Эратосѳеном, совершенно тоже самое, какое Гиппарх нашел в Византии в одинаковых условиях времени. Из Массалии до середины Британнии не более 5.000 стадий; а прошедши далее от середины Британнии не больше 4.000 стадий, едва ли можно найти удобообитаемую землю (это было бы на высоте Иерны), так что те дальнейшие местности, в которые он переносит Ѳулу, уже наверно необитаемы. Я не понимаю таким образом, откуда Эратосѳен выводит, что расстояние между параллельным кругом, проходящим через Ѳулу, и Борисѳенским равняется 11,500 стад.
5) Сделавши ошибку относительно ширины земли, Эратосѳен необходимо должен был погрешить и в определении длины её. Что длина известной части земли более чем вдвое превышает ширину её, это единогласно утверждают как позднейшие писатели, так и из прежних наиболее даровитые. Я имею в виду землю простирающуюся от оконечностей Индии до крайних пределов Иберии, и от параллельного круга Эѳиопов до того, на котором лежит Иерна. Взявши вместо этого ширину, от крайних Эѳиопов до Ѳулы, он должен был длину увеличить, чтобы получить расстояние вдвое более, чем ширина. И так, он утверждает, что в самом узком месте от границ Индии до реки Инда 16,000 стадий; а если принять к сведению и мысы Индии, то длина увеличивается на 3, 600 стадий; а оттуда до Каспийских ворот 14,000; потом до Евфрата 10,000; от Евфрата до Нила 5,000; до устьев Каноба еще 1,300; далее до Карѳагена 13,500; до Геракловых столбов не менее 8,000. В общей сумме длина превышает ширину на 70,800 стадий; но к этому, думает он, нужно прибавить тот изгиб Европы, который лежит вне Геракловых столбов, находится против Иберийцев и направляется к Западу; он имеет не менее 3,000 стадий; кроме того различные мысы этого берега и между ними мыс в стране Остимиев, называемый Кабеем, и прилежащие сюда острова, крайний из которых Укспсама, отстоят, по словам Пиѳеи, на три дня плавания. Сказавши это, он присоединяет крайние области около мысов, а также около Остимиев, Уксисамы и тех островов, о которых он говорит, потому что страны эти все расположены далее к северу, и они Кельтские, а не Иберийские; однако вероятнее, что все это выдумка Пиѳеи. К обозначенным расстояниям длины он прибавляет еще 2,000 стадий на западе, 2,000 на востоке, чтобы, ширина не оказалось более половины длины.
6) После этого Эратосѳен старается подробно доказать, что согласно с самою природою промежуток между востоком и западом больше Другого. "Согласно с природою, говорит он, населяемая земля должна иметь наибольшую длину между восходом и заходом солнца, как мы говорили, и если верно мнение математиков, что земля образует круг, соединяя свои оконечности. Так что если б обширность Атлантического моря не препятствовала нам, то можно было бы переплыть из Иберии в Индию по одному и тому же параллельному кругу, что составляет дополнение к упомянутому расстоянию, превосходящее третью часть целого круга, если только круг проходящий через Аѳины имеет меньше 200,000 стадий, тот круг, по которому мы измеряли упомянутое расстояние между Индией и Иберией". В этом Эратосѳен ошибается. Его рассуждение об умеренном или нашем поясе, часть которого составляет обитаемая земля, согласно с мнениями математиков и верно; но нельзя прилагать того же самого только к населяемой земле. Под этою последнею мы разумеем ту часть всей земли, на которой мы живем, и которую мы знаем. В одном и том же умеренном поясе могут быть две населенных страны или даже больше, в особенности вблизи к кругу, который описывается через Аѳины и пересекает Атлантическое море. С другой стороны, останавливаясь вторично на доказательстве шарообразности земли, он заслуживает также упрека, равно как и за то, что не перестает нападать на Гомера в одних и тех же вопросах.
7) Вслед за этим Эратосѳен говорит, что много рассуждали о материках, что одни разделали их реками Нилом и Танаидом, представляя материки островами; другие же с помощью перешей ков, один из которых простирается между Каспийским морем и Понтом, а другой между Эриѳрейским и Экрегматом представляя таким образ. материк полуостровами; при этом он замечает что для него не понятно, каким образом подобное исследование может приносить пользу, и что это разногласие есть только спор людей, дебатирующих на подобие Демокрита, потому что, говорит он, "если нет точных границ как для Колитта и Мелиты, именно, столбов или стен, тогда можно говорит вообще, что это Колит, а то Мелита, но нельзя точно определить пограничную линию. Вот почему часто относительно некоторых стран происходили споры; как например у Аргивян и Лакедемонян относительно Ѳиреи, у Аѳинян и Беотян относительно Оропа. Впрочем Эллины, различая три материка, имеют в виду не всю населяемую землю, но только ту часть её, которую занимают сами и противолежащую ей, именно Карию, на которой живут Ионяне и соседние с Ионянами народности; потом с течением времени они подвигались вперед, и когда число известных им стран увеличилось, они распространили деление и на них". И так, чтобы начать с конца и вести спор не так, как Демокрит, но как сам Эратосѳен, я спрашиваю: неужели первые, разделившие три материка, были те лица, которые желали отделить землю Эллинов от противоположной им страны Карийцев? Или же те Эллины имели в виду только Элладу, Карию и небольшую часть соседней области? Таким образом исключали Европу, Азию и Либию? И только другие, обративши внимание на всю населенную землю, по крайней мере в тех пределах, в каких они могли описывать, были виновниками деления на три части? Но в таком случае, каким образом произошло, что первое деление не распространилось на всю населяемую землю? Говоря о трех частях и называя каждую часть материком, кто может не обнимать мыслью то целое, часть которого он делит? Если же он не имел в виду всей населенной земли и занимался делением только какой нибудь части её, то частью которой из частей населенной земли он считал Азию или Европу или вообще материк? И так все это изложено нескладно.
8) Но еще более нескладно излагает Эратосѳен свои мысли о том, что определение границ не может принести никакой практической пользы, как например разграничение Колитта и Мелиты; после этого он тотчас обращается в противоположную сторону. Именно он говорит: если войны из за Ѳиреи и Оропа происходили вследствие незнания границы их, то отсюда видно, что разделение стран может принести практическую пользу. Или быть может он говорит, что точное определение границ для отдельных местностей, именно для определенных народностей, полезно, но излишне для целых материков? Нет, и для материков он считает не менее важным, потому что и относительно материков между сильными правителями могут возникать недоразумения: кому принадлежит Египет (очевидно т. н. нижняя часть Египта): тому ли, кто владеет Азией, или тому, кто управляет Либией. Но не настаивая на этом случае по его редкости, все таки должно сказать, что материки следует делить иначе, обширными пограничными межами, которые могли бы быть перенесены и на всю обитаемую землю; и не должно при этом смущаться, если лица разделяющие страны реками, оставят не разделенными какие нибудь местности по той причине, что реки не доходят до океана, не обнимают материков, как бы образуя из них острова.
9) В конце своих "Записок" Эратосѳен, порицая тех, которые разделяют все человечество на две части, на Эллинов и варваров, а равно тех, которые советовали Александру обращаться с Эллинами; как с друзьями, а с варварами как с врагами, - говорит, что правильнее разделять людей на добродетельных и порочных. Ибо многие из Эллинов - люди порочные, равно как и среди варварских народов есть некоторые с хорошим политическим устройством, как например: Индийцы и Арианы, не говоря уже о Римлянах и Карѳагенянах, пользующихся достойными удивления государственными формами. Вот почему Александр, не обращая внимания на советников, собирал около себя замечательных людей, сколько можно было найти, и награждал их своими милостями". Точно также лица, разделившие людей на две части, из которых одних считали достойными презрения, других похвалы, руководились при делении только тем, что среди одних господствует законность, гражданское устройство, вкус к образованию, к умственной деятельности, а у других совершенно этому противоположное. Равным образом Александр, не пренебрегая советниками, но одобряя мнения их, поступал согласно с ними, а не наперекор им, обращая только внимание на намерение тех, которые так советовали.


Книга Вторая


Глава Первая

А. Об ошибках в третьей книге Эратосѳена; защита Эратосѳена против некоторых гиппарховых нападок.
По Эратосѳену, древняя карта земли нуждается в исправлении, так как против проводимой им от запада к востоку черты Индия слишком уже выдается на север. Возражение на это Гиппарха и опровержение его довода, равно как и всей его теории.
Подробности о Мероэ.
Б. Разделение земли на полосы или участки.
Эратосѳен поделил землю на участки: Гиппарх возражает против верности некоторых из них, особенно против третьего и четвертого. Страбон защищает Эратосѳена, но со своей стороны находит многое ему возразить. Особенно порицает он его шаткое определение долгот.
1) В третьей книге своей "Географии" Эратосѳен, сделавши карту обитаемой земли, разделяет ее на две части линиею, которая простирается от запада к востоку параллельно экваториальной линии. Оконечностями этой линии на западе он считает Геракловы столбы, а на востоке крайние части тех гор, которые составляют северную границу Индии. Линию он проводит от столбов Геракла через Сицилийский пролив, южные оконечности Пелопоннеса и Аттики до Родоса и залива Иссика. При этом он добавляет, что до сих пор упомянутая линия идет через море и прилегающие к. нему материки, потому что самое наше море тянется таким образом в длину до Киликии, потом почти прямо линия эта тянется вдоль хребта Тавра до Индии. Тавр, говорит он, протягиваясь по прямой линии от моря, начинающегося у столбов Геракла, разделяет в длину всю Азию на две части: одну часть её делая северною, другую южною; поэтому Тавр находится, равно как и море, простирающееся сюда от столбов Геракла, под параллельным кругом, проходящим через Аѳины.
2) После этого Эратосѳен высказывает мнение, что необходимо исправить древнюю географическую карту, потому что восточные части гор по этой карте отклоняются далеко на север, а вместе с ними идет в том же направлении Индия, делаясь более северною, чем как она лежит на самом деле. Достоверность сказанного он подтверждает следующим соображением: что многие писатели единогласно противополагают крайние южные оконечности Индии стране Мероэ, руководимые в своем предположении сходством метеорологических и небесных явлений; отсюда же до наиболее северных частей Индии, лежащих подле Кавказских гор, по словам Патрокла, которому следует доверять наиболее, вследствие важности занимаемого им положения и знания Географии, - 15,000 стадий; от Мероэ до параллельного круга в Аѳинах почти столько же; вследствие этого северные части Индии, смежные с Кавказскими горами, оканчиваются у этого круга.
3) Другое доказательство, приводимое им, то, что расстояние от залива Иссика до моря Понта, идущее по направлению от юга к северу к местностям подле Амиса и Синопы, около 3,000 стадий, столько, сколько имеют горы в ширину. "Направляясь же от Амиса к экваториальному востоку, мы прежде всего, говорит он, встречаем Колхиду, потом узкий проход, который ведет к морю Гирканскону, а вслед за этим дорога в Бактрию и к Скиѳам, живущим на другой стороне её, причем горы остаются на право от дороги; эта же самая линия к западу от Амиса идет через Пропонтиду и Геллеспонт. От Мероэ до Геллеспонта 18,000 стадий, столько именно, сколько от южной стороны Индии до тех частей, которые лежат около Бактрийцев. Еще должно прибавить 3,000 стадий к тем 15,000 которые составляли пространства Индии, тогда как первые (3,000) ширину хребта".
4) Против этого мнения возражает Гиппарх, опровергая доказательства Эратосѳена. Он говорит, что не следует верить Патроклу, потому что против него свидетельствуют два писателя: Деимах и Мегасѳен, которые утверждают согласно с древними картами, что ширина Индии от южного моря в одних местах простирается до 20,000 стадий, в других местах до 30,000. Он считает нелепостью доверять одному Патроклу, оставляя в стороне столько свидетелей против него, и по нем исправлять древние карты вместо того, чтобы оставить их в прежнем виде, пока не узнаем об этом предмете чего либо более достоверного.
5) Я полагаю, что это рассуждение Гиппарха страдает многими недостатками. Во первых, Эратосѳен пользуется многими свидетелями а не одним Патроклом, как утверждает Гиппарх. И так, какие писатели высказывали мысль, что южные оконечности Индии лежат против Мероэ? Кто говорил, что расстояние от Мероэ до параллельного круга в Аѳинах именно таково? С другой стороны, кто утверждал, что ширина гор или расстояние от Киликии до Амиса то же самое? Кто говорил, что дорога от Амиса через страну Колхидян и Гирканию до Бактрийцев, жителей, находящихся по ту сторону Бактрии до восточного моря, направляется по прямой линии до экваториального востока вдоль гор, по левой стороне их? Или же что та же самая линия, идущая в прямом направлении к западу, пересекает Пропонтиду и Геллеспонт? Все это принимает Эратосѳен, как засвидетельствованное лицами, побывавшими в тех местностях, ибо ему приходилось читать множество записок путешественников; записками этими он обладал в изобилии в своей библиотеке, об обширности которой говорит сам Гиппарх.
6) Кроме того, достоверность известий Патрокла подтверждается множеством соображений: тем, что цари облекли его столь обширною властью, свойством лиц, следовавших за ним в своих мнениях, а также слабостью его противников, как говорит и сам Гиппарх, так как возражения против них служат доказательством в пользу того, что говорит Патрокл. Не может считаться также неправильным то мнение Патрокла, что участники в походах Александра узнавали разные предметы на ходу, а Александр один делал точные исследования, благодаря описаниям всей страны, сделанным для него наиболее сведущими лицами. Он утверждает, что это описание дано было ему в последствии Ксеноклом казнохранителем.
7) Далее, во второй из своих "Записок" Гиппарх говорит, что Эратосѳен сам достаточно опровергает речь Патрокла указанием на то, что этот последний не согласен с Мегасѳеном в вопросе о длине северной стороны Индии: Мегасѳен определяет эту границу в 16,000 стадий, а Патрокл вычитает из этой цифры тысячу. Эратосѳен говорит, что имея под руками описания расстояний какого то безыменного автора, он придерживался расчетов этого последнего, не доверяя ни Мегасѳену, ни Патроклу вследствие их разногласия. "И так, говорит Гиппарх, если в этом случае вследствие разногласия Патрокл не заслуживает веры, притом же разница равняется всего 1,000 стадий, то во сколько раз нельзя доверять ему в том случае, когда разница доходит до 8,000 стадий, в то время как два другие лица соглашаются между собою? Именно они определяют ширину Индии В 20,000 стадий, а Патрокл в 12,000 стадий?".
8) Но на этот вопрос мы ответим Гиппарху, что Эратосѳен не порицает Патрокла просто за разногласие с Мегасѳеном, но сравнивает его мнение с общепринятым достойным веры описанием расстояний. Вовсе не удивительно, если что нибудь одно оказывается более вероятным, чем другое также вероятное, и если одному и тому же лицу в одном мы доверяем, в другом нет, если у кого нибудь другого это последнее основательнее. Смешно думать, что разногласие в важных пунктах делает несоглашающихся между собою менее заслуживающими веры; совершенно напротив: незначительное разногласие скорее заставляет подозревать ошибку; ошибка в мелочах случается не только с каждым обыкновенным человеком, но также и с теми, которые просвещеннее других; между тем как в важных пунктах ошибается обыкновенно простой человек, а гораздо менее склонен будет к этому человек просвещенный, а потому тем легче мы должны доверять ему.
9) Все, писавшие об Индии, большею частью сообщали неправду, но преимущественно Деимах; за ним следуют Мегасѳен, Онесикрит, Неарх и другие, у которых замечается не мало болтовни. Это мы видели яснее, когда излагали историю деяний Александра. Не заслуживают доверия главным образом Деимах и Мегасѳен. Они рассказывают о людях спящих на своих ушах, о безротых, безносых, одноглазых, длинноногих и с пальцами обращенными назад; они же возобновили гомеровскую басню о сражениях Пигмеев с журавлями, назвавши их людьми в три ладони величиною. Они же рассказывают о журавлях, вырывающих золото, о Панах гвоздеголовых, о змеях поглощающих быков и оленей с рогами; и в этих рассказах уличают друг друга в неверности, как говорит и Эратосѳен. Оба они ходили в качестве послов в Палимбоѳры: Мегасѳен к Сандрокоту, Деимах к Аллитрохаду, сыну первого. Побуждаемые, неизвестными для нас мотивами, они оставили о своих путешествиях подобные записки. Патрокл нисколько не похож на них, равно как и остальные свидетели, которыми пользуется Эратосѳен, не заслуживают недоверия в такой степени.
10) (Следует в тексте пробел, который не мог быть пополнен до сих пор, не смотря на все усилия критики...). Если меридиан, который проходит через Родос и Византию, взят верно, то окажется верным и тот, который проходит через Киликию и Амис, потому что множеством наблюдений доказана параллельность этих линий, так как нигде они не совпадают.
11) Что путь из Амиса в Колхиду идет по направлению к экваториальному востоку, доказывается ветрами, временами года, плодами и самим восходом солнца; в том же направлении идет ущелье к Каспийскому морю и следующий за тем путь до Бактрии. Часто очевидность и общее единогласие всех путешественников более заслуживают веры, чем показания инструментов. Сам Гиппарх не инструментами, не геометрически доказал, что вся линия от Геракловых столбов до пролива Сицилийского идет в прямом направлении и к экваториальному востоку, - он поверил путешественникам. И так, он не прав, утверждая, что если мы не можем определить взаимного отношения наибольшего дня и наикратчайшего, или отношение тени к гномону на всей горной цепи, идущей от Киликии до Индийцев, то мы не можем также говорить о том, существует ли отклонение в параллельной линии от её пути; поэтому мы должны оставить не исправленным тот изгиб, который находим на древних картах. Во первых, не иметь возможности сказать совершенно одной тоже, что удерживаться от тою, что бы говорить·, а кто воздерживается, тот не склоняется еще ни на одну, ни па другую сторону; но советуя оставить предмет в том виде, в каком он был у древних, мы склоняемся на сторону древности. Гиппарх поступил бы более последовательно в том случае, если бы посоветовал нам не заниматься вовсе землеописанием на том основании, что мы не можем говорить с полною точностью и о положении других гор, как Альпийских, Пиренейских, Ѳракийских, Иллирийских и Германских. Но кто может считать древних писателей более заслуживающими веры, чем новых? тех древних, которые сделали столько ошибок при составлении карт, в чем справедливо упрекает их Эратосѳен, и против чего не говорит Гиппарх?
12) Следующие рассуждения Гиппарха также полны важных недостатков. Обратите внимание на то, сколько будет несообразного в том случае, если оставить нетронутым мнение о противоположности южных оконечностей Индии стране Мероэ, а также то, что расстояние от Мероэ до Византийского пролива около 18,000 стадий, с другой стороны, если определить расстояние от Индии до гор в 30,000 стадий. Во первых, если параллельный круг, проходящий через Византию, тот же, что проходит через Массалию (как говорит Гиппарх, доверяя Пиѳее), и один и тот же меридиан проходит через Византию и Борисѳен, каково мнение и самого Гиппарха, который исчисляет расстояние от Византии до Борисѳена в 3,700 стадий, - то такое же число стадий будет от Массалии до параллельного круга через Борисѳен, который должен совпасть с тем, что идет через страны Кельтики, прилегающие к океану, потому что, прошедши 37,000 стадий, мы достигаем океана.
13) Потом, так как мы знаем, что Кинамомофор - крайняя область населяемой земли, и, что согласно и с самим Гиппархом, параллельный круг, проходящий через него, служит началом умеренной части земли, отстоя от экватора почти на 8,800 стадий; так как вместе с тем Гиппарх утверждает, что параллельный круг через Борисѳен отстоит от экватора на 34,000 стадий, то остальное расстояние от этого круга, который ограничивает жаркую и умеренную полосы земли до круга, проходящего через Борисѳен и приокеаническую Кельтику, будет 25,200 стадий. Далее, крайним пунктом плавания на север от Кельтики у современников считается Иерна, лежащая по ту сторону Британии, скудно населенная вследствие холода; почему страны, лежащие по ту сторону Британии, мы называем необитаемыми. Говорят также, что Иерна отстоит от Кельтики не более как на 5,000 стадий, так что количество всех стадий, составляющих ширину населяемой земли, 30,000 стадий или не много более.
14) Теперь мы должны перейти к стороне, лежащей против Кинамомофора, на том же самом параллельном круге к востоку; страна эта Тапробана. Считают за верное, что Тапробана - большой остров, лежащий против Индии к югу, и что он тянется в направлении к Эѳиопии более чем на 5,000 стадий, откуда, говорят, привозится слоновая кость в порты Индийцев, а также черепаха и другие товары. Если этому острову придать ширину, соответствующую его длине, и прибавить переход к нему из Индии, то получится расстояние не менее 3,000 стадий, именно столько, сколько было бы от предела населяемой земли до Мероэ, если только оконечности Индии лежат как раз против Мероэ, но может быть количество немного больше этого будет правдоподобнее. Итак, если эти 3,000 стадий присоединить к тем 30,000 стад., которые тянутся, по словам Деимаха, до прохода в Бактрию и Согдиану, то окажется, что эти все народы находятся вне пределов населяемой и умеренной полосы. И так, кто осмелится это утверждать, зная и от древних и от современников наших об умеренности климата и плодородии почвы как северной части Индии, так и Гиркании, Азии, за тем Маргианы и Бактрианы? Все эти страны находятся в соседстве с северною стороною Тавра; а Бактриана приближается к горному проходу, ведущему к Индийцам; пользуются они к тому же таким благосостоянием, которое совершенно не соответствует представлению необитаемой страны. Так в Гиркании, говорят, виноградная лоза дает метрит вина, смоковница приносит 60 медимнов фруктов; зерна упавших колосьев вырастают снова, в деревьях устраиваются пчелами ульи, и мед течет из листьев. Все это наблюдается в Матиане, области Мидии, в Сакасене и Араксене, областях Армении; впрочем не следует удивляться этому благосостоянию в только что названных странах, ибо страны эти южнее Гиркании, к тому же они отличаются благорастворенностью воздуха преимущественно перед прочими частями занимаемой ими области; в Гиркании же это заслуживает более удивления. Далее говорят, что в Маргиане находят иногда ствол виноградной лозы такой толщины, что едва могут обнять его два человека; а виноградная кисть в два локтя длиною. Говорят, что Ария похожа на Маргиану, но превосходит последнюю доброкачественностью вина; в ней вино сохраняется до третьего поколения в сосудах незамазанных смолою. Бактриана, граничащая с Арией, также производит все плоды, кроме оливы.
15) Если в некоторых частях этих местностей холодно, именно, в возвышенных и гористых, то этому не должно удивляться; потому что даже в южных климатах на горах и вообще в частях возвышенных, хотя бы и равнинных холодно. Части Каппадокии, лежащие подле Евксинского моря, гораздо севернее тех, которые лежат подле Тавра; однако Багадания обширная равнина, лежащая между горами Аргеем и Тавром, производит мало плодовых деревьев, хотя она южнее Понтийского моря на 3,000 стадий; между тем предместья города Сипопы, Амиса и большая часть Фанарои производят оливковые деревья. Далее говорят, что Окс, отделяющий Бактриану от Согдианы, на столько удобен для плавания, что перевозимые по нем Индийские товары легко доставляются в Гирканию и в местности далее лежащие до Понта посредством рек.
16) Неужели можно найти подобное благосостояние около Борисѳена и и приокеанийской Кельтики, - где не растет виноградная лоза, или если и растет, то не дает плодов? А в местностях, которые южнее этих и лежат при море, а также в прибоспорских странах она приносит плоды, но мелкие, и на зиму ее покрывают землею.! Кроме того в этих местностях собирается столько льда у входа в озеро Меотийское, что в том месте, где полководец Миѳридат победил варваров в конном сражении на льду, он же одержал победу летом над теми же варварами, когда лед растаял. Эратосѳен приводит следующую надпись, найденную в храме Асклепия в в Пантикапее на медном кувшине, который раскололся от льда:
"Если кто из людей не верит, что делается у нас, пускай убедится, взглянувши на этот кувшин, который жрец Стратий поставил здесь, не как прекрасное посвящение богу, но как доказательство суровой у нас зимы".
И так, если то, что находится в местностях перечисленных нами, не должно быть сравниваемо с явлениями в прибоспорских странах, а также с тем, что встречаем в Амисе и Синопе (этих местностей никак нельзя считать умереннее тех по своему климату), если так, то тем менее можно сравнивать их с тем, что находится в Борисѳене и среди крайних Кельтов. Ибо едва ли те пункты, которые единогласно признаются более южными, нежели Борисѳен и Кельты, на 3,700 стадий, едва ли они находятся на одной высоте с жителями Амиса, Синопы, Византии и Массалии.
17) Если последователи Деимаха прибавят к 30,000 стадий промежуток до Тапробаны и пределов жаркого пояса, который необходимо считать не менее как в 4,000 стадий, тогда Бактра и Ария отодвигаются в страны, отстоящие от жаркого пояса на 34,000 стадий; то есть на столько, на сколько Борисѳен отстоит от экватора, по словам Гиппарха. Таким образом, Бактра и Ария переносятся в страны более северные, чем Борисѳен и Кельтика, на 8,800 стадий, на столько именно, на сколько экватор южнее круга, разграничивающего жаркий и умеренный пояс, и который, по нашему мнению, проходит через область Индии, производящую кинамон (Кинамомофор). Мы доказываем, что страны, лежащие по ту сторону Кельтики до Иерни, едва ли обитаемы; они имеют не более 5,000 стадий, между тем разбираемое нами мнение Деимаха представляет обитаемою область параллельного круга, проходящего даже севернее, нежели Иерна на 3,800стадий. Бактриана, поэтому расчету, была бы гораздо севернее, нежели страны, лежащие при входе в Каспийское или Гирканское море, вход же этот отстоит от середины Каспийского моря, а также от Армянских и Индийских гор почти на 6,000 стадий, и кажется, что этот пункт приморского берега до Индии наиболее северный, и туда можно переплыть от Индии, как свидетельствует Патрокл, долгое время управлявший этими местами. Кроме того, Бактриана простирается к северу на 1,000 стадий, а Скиѳы занимают страну, лежащую по ту сторону Бактрианы, и более обширную, чем эта последняя; оканчивается она у северного моря, будучи населена, хотя и кочевыми народцами. Но как это возможно, если самая Бактриана выходит за пределы населяемой земли? Потому что расстояние от Кавказа до северного моря через Бактриану составит не много более 4,000 стадий. Если мы прибавим это к расстоянию от Иерны к северу, то все пространство через необитаемую землю вместе с количеством стадий через Иерну, составит 7,800 стадий. Если же кто опустит те 4,000 стадий, то часть Бактрианы, граничащая с Кавказом, окажется севернее Иерны на 3,800 стадий, Кельтики же и Борисѳена на 8,800 ст.
18) Гиппарх утверждает, что около Борисѳена и в Кельтике в продолжении целых летних ночей сияет солнечный свет, по направлению от запада к востоку; со времени зимнего солнцестояния солнце не поднимается более как на 9 локтей; в тех же местностях, которые отстоят от Массалии на 6,300 стадий (которые Гиппарх считает еще Кельтскими, а по моему мнению здесь живут Британцы севернее Кельтики на 2,500 стадий), это же самое происходит в гораздо большей степени: в зимние дни солнце поднимается на 6-ть локтей, на 4 локтя в тех, которые отстоят от Массалии на 9,100 стадий; менее чем на три локтя в странах, лежащих еще далее, которые, по нашему расчету, должны быть гораздо севернее Иерны. Между тем Гиппарх, доверяя Пиѳее, помещает эту страну южнее Британнии и говорит, что здесь самый длинный день, имеющий 19 экваториальных часов, а 18 часов там, где солнце поднимается на 4 локтя, т. е. в тех местностях, которые отстоят от Массалии на 9,100 стадий, так что наиболее южные из Британцев живут севернее этих народов. Таким образом они обитают на одном и том же параллельном круге, что и Бактрийцы прикавказские или на соседнем; ибо мы сказали, что по Деимаху, Бактрийцы прикавказские севернее Иерны на 3,800 стадий; а если мы это число прибавим к тем, которые лежат между Массалией и Иерной, то получится 12,500 стадий. И так, кто наблюдал в тех местностях - я имею в виду Бактриану - упомянутую выше продолжительность наибольших дней или высоту солнца на меридиане во время зимнего солнцестояния. Все это, очевидно, такие явления, которые понятны для каждого человека и не требует математических объяснений, вследствие чего должны бы упоминаться в описаниях Персии многих древних авторов, а также позднейших писателей из наших современников. Каким же образом благосостояние тех стран соответствовало бы подобным небесным явлениям? Из сказанного ясно, как ловко Гиппарх опровергает показания Эратосѳена, употребляя между тем как доказательства то, что подлежит еще исследованию и то, что само нуждается в доказательстве.
19) Эратосѳен снова желает показать, что Деимах не сведущ и не опытен в этих предметах, потому что по его мнению Индия лежит между осенним равноденствием и зимним тропиком и не соглашается с Мегасѳеном, который утверждал, что в южных частях Индии заходят медведицы и бросают свет в противоположные стороны; между тем по мнению Эратосѳена ни одно из этих явлений не совершается нигде в пределах Индии. В этом видно невежество Деимаха, ибо думать, что осеннее равноденствие отстоит от тропиков на иное расстояние, чем весеннее, ошибочно, так как и круг, описываемый солнцем и восход этого светила одни и те же на обоих равноденствиях. Далее, так как расстояния зимнего тропика от экватора, между которыми Деимах помещает Индию, оказались при тщательном измерении гораздо меньше 20,000 стадий, то из слов самого Деимаха следует заключение против него же и в нашу пользу; ибо, если Индия простирается на 20 или на 30,000 стадий, тогда она не может заключаться в этом промежуточном пространстве; таким образом рушится то, что он сам утверждал. Следствием того же невежества представляется его мнение о том, что ни в каком месте Индии медведицы не заходят, и тени не падают в противоположные стороны, между тем начало этого явления обнаруживается тотчас, когда отойдем от Александрии на 5,000 стадий. Итак, Гиппарх неудачно поправляет в этом Эратосѳена, принявши во первых летний тропик вместо зимнего; во вторых, полагая, что не должно пользоваться в вопросах математических свидетельством человека не сведущего в астрономии, как будто Эратосѳен ценил выше всего свидетельства Деимаха, как будто он не поступал с ним так, как обыкновенно все поступают с болтунами. Потому что один из способов опровергнуть грубые противоречия состоит в том, чтобы показать, что мнение лица, противоречащего нам, каково бы это лицо ни было, служит в нашу пользу.
20) И так, предположивши теперь, что самые южные части Индии лежат против Мероэ, в чем согласны между собою многие, и чему обыкновенно все верят, мы показали несостоятельность предположений Гиппарха. Но так как Гиппарх, ничего не возражая против этого предположения, отказывается допустить его во второй книге своих записок, то нужно подвергнуть разбору и последние его доводы. Он утверждает, что если расстояние между двумя противолежащими пунктами на одном и том же параллельном круге велико, то невозможно определить, действительно ли эти места находятся на одном и том же круге, если не сравнить между собою наклонений обоих пунктов. Что касается наклонения Мероэ, то Филон, описавший свое мореплавание в Эѳиопию, сообщает что там за 45 дней до летнего солнцестояния солнце бывает в зените; тоже самое показывает отношение гномона к тени на тропиках и на экваторе. Эратосѳен почти вполне соглашается с Филоном. Что же касается наклонения Индии, то об нем не говорит никто, даже сам Эратосѳен. Хотя обе медведицы там и заходят, как думают обыкновенно, доверяя исследованиям Неарха, все таки невозможно, чтобы Мероэ и эти оконечности Индии лежали на одном и том же параллельном круге. Если Эратосѳен соглашается с теми, по мнению которых обе медведицы здесь заходят, то каким образом Гиппарх говорит, что никто не высказывался о наклонении в Индии, ни сам Эратосѳен, тогда как Эратосѳен трактует в этом случае именно о наклонении. Если же он не соглашается с другими, то необходимо освободить его от обвинения. Действительно, Эратосѳен не соглашается, и когда Деимах говорит, что нигде в Индии медведицы не заходят, и тени не падают в противоположные стороны, что принимал Мегасѳен, он обличает Деимаха в невежестве, и полагает, что ложь здесь двойная, и что первая лож признается всеми и в том числе и Гиппархом, именно, будто тени от медведиц не падают в противоположные стороны; если даже южная оконечность Индии и не лежит против Мероэ, то все таки она южнее Сиэны (Σοήνη).
21) Вслед за тем Гиппарх рассуждает о тех же предметах, причем или повторяет тоже самое, что мы уже опровергли, или пользуется ложными данными, или же наконец предлагает непоследовательные заключения. Так, например, из того, что от Бабилона до Ѳапсака 4,800 стадий, а отсюда в направлении к северу до Армянских гор 1,100 стадий, - не следует, что от Бабилона по меридиану, переходящему через него до северных гор, более 6,000 стадий; равным образом Эратосѳен не говорит, что от Ѳапсака до гор 1,100 стадий, но только, что в этом промежуточном расстоянии остается еще пространство до сих пор неизмеренное. По этому следующий за тем вывод из ложных данных не состоятелен. С другой стороны Эратосѳен никогда не заявлял, что Ѳапсак лежит к северу от Бабилона более, чем на 4,500 стадий.
22) После этого Гиппарх, защищая древние таблицы, приводит то, чего вовсе не говорит Эратосѳен о третьей сфрагиде, и в угоду себе сочиняет данные для опровержения Эратосѳена. Эратосѳен, следуя прежде нами упомянутому заключению о Тавре и о море, текущем от Геракловых столбов, разделяет линиею, идущею в этом направлении, населяемую землю на две части, из которых одну называет северною, а другую южною; потом пытается разделить каждую из них на возможное число частей, называя эти последние сфрагидами. Назвавши первую сфрагиду южной части Индией, вторую Арианою, сказавши, что и та и другая могут быть легко разграничены, он имел возможность определить длину и ширину обеих частей, а также положение и фигуру их с помощью своих сведений в Геометрии. Он говорит, что Индия имеет вид ромба, потому что две её стороны омываются южным и восточным морями, которые образуют берег, совершенно лишенный заливов; что касается остальных сторон, то одна граничит горою, а другая рекою, которая сообщает стране почти прямолинейную фигуру. Далее, он видел, что Ариана имеет три стороны, составляющие три стороны параллелограмма, но не был в состоянии определить с точностью западную страну, потому что живущие там народы перемешаны одни с другими. Однако он обозначает ее линиею, идущею от Каспийских ворот до пределов Кармании, примыкающих к Персидскому заливу. И так, эту сторону он называет западною, а восточною называет ту, которая обращена к реке Инду; параллельными он не называет их. Он не говорит того и о других сторонах, из которых одна ограничивается горою, а другая морем, называя только одну из них северною, другую южною.
23) Таким образом, Эратосѳен дает самое общее представление о второй сфрагиде. но еще более общее находим мы у него о третьей по многим причинам. Первая та, о которой мы говорили уже, именно: что не вполне ясно определяется линия, идущая от Каспийских ворот до Кармании и общая третьей сфрагиде со второю. Вторая причина та, что Персидский залив врезывается в южный берег третьей сфрагиды, о чем говорит и сам Эратосѳен; поэтому он был вынужден принять за прямую линию путь из Бабилона через Сузы и Персеполис до гор Карманских и Персии, путь определенный с точностью, равняющийся на всем протяжении почти 9,000 стадий. Этот путь он называет южною границею фигуры, но говорит, что она непараллельна северной. Очевидно, Евфрат, которым он ограничивает западную сторону, не образует прямой линии; потому что он течет с гор в направлении к югу, потом поворачивает к востоку и снова к югу до впадения в море. Эратосѳен указывает на непрямое течение реки, говоря, что фигура Месопотамии, которую составляют соединяющиеся в одну реку Тигр и Евфрат, похожа на судно, снабженное веслами. Эта западная сторона обозначаемая между Ѳапсаком и Арменией, заключающаяся Евфратом, измерена не на всем протяжении по словам Эратосѳена; именно он говорит, что не может определить длины той стороны, которая прилегает к Армении и к северным горам вследствие того, что она пока не намерена. Он сам сознается, что вследствие всего этого дает о третьей части только смутное представление, прибавляя, что промежуточные расстояния обозначены им по многим трактатам об измерении, многие из которых принадлежат анонимным писателям. Таким образом оказывается, что Гиппарх несправедлив, возражая геометрическими доказательствами против общего очерка, за который мы все таки должны быть обязаны Эратосѳену признательностью, потому что он сообщает нам хотя какие нибудь сведения о природе местностей. Но когда Гиппарх приводит геометрические положения, не основанные на том, что говорит Эратосѳен, но им самим вымышленные, тогда еще яснее обнаруживается его тщеславие.
24) Так, по мнению Эратосѳена, третья часть, будучи определяема в общих чертах, имеет в себе 10,000 стадий, начиная от Каспийских ворот до Евфрата. Разделяя это пространство на части, он поступает следующим образом, начиная теперь от Евфрата и от перехода через него у Ѳапсака. До реки Тигра, где перешел ее Александр, он назначает 2,400 стадий; направляясь отсюда до следующих за тем пунктов через Гавгамелы, Лик, Арбелы и Экбатаны по той дороге, по которой Дарий бежал из Гавгамел, и до Каспийских ворот, он получает те 10,000 стадий, с излишком только в 300 стадий. Так измеряет Эратосѳен северную сторону, не считая её идущею параллельно цепи гор, или линии, проведенной через Геракловы столбы, Аѳины и Родос, потому что ему известно было, что Ѳапсак отстоит на значительное расстояние от гор, а горная цепь и путь от Ѳапсака совпадают у Каспийских ворот; эти последние составляют северную оконечность занимающей нас границы.
25) Изобразивши таким образом северную сторону, Эратосѳен продолжает, что невозможно ясно представить себе южную следующую вдоль морского берега границу вследствие того, что Персидский залив врезывается в сушу; но путь от Бабилона через Сузы, Персеполис до границ Персии и Кармании имеет в себе 9,200 стадий. Этот путь он называет южною стороною фигуры, однако не прибавляя что южная параллельна северной. Он говорит, что разница в длине этих линий, принимаемых им за северную и южную границы, происходит от того, что Евфрат течет на некотором расстоянии в южном направлении, а потом круто поворачивает к востоку.
26) Из двух поперечных сторон Эратосѳен трактует прежде о западной; но какова она, образует ли она одну линию или две, это он оставляет неразъясненным. Он говорит, что от перехода у Ѳапсака вдоль Евфрата до Бабилона 4,800 стадий; а отсюда до устьев Евфрата и города Тередона 3,000; что касается пространства от Ѳапсака в северном направлении, то, по его словам, оно измерено до армянских ворот и заключает в себе около 1,100 стадий; но следующая часть через Гортиэю и Армению пока не измерена, а потому нет её и в исчислении Эратосѳена. Переходя к той части восточной стороны, которая тянется через Персию от Эриѳрейского моря, как бы к Мидии и к северу, он полагает, что эта сторона имеет не менее 8,000 стадий; если же брать ее от некоторых мысов, то длина превзойдет 9,000 стадий; остальная часть через Парайтакену и Мидию до Каспийских ворот имеет около 3,000. Реки Тигр и Евфрат, направляясь из Армении к югу, обогнувши Гордиейские горы, образуют обширный круг около большой страны, называемой Месопотамией; затем поворачивают к зимнему востоку и югу, преимущественно Евфрат. Потом Евфрат, приближаясь все более и более к Тигру подле стены Семирамиды и деревни Опис (Ὂπις), протекая от последней на расстоянии всего 200 стадий и направляясь через Бабилон, впадает в Персидский залив. Таким образом составляется, говорит он, фигура из Бабилона и Месопотамии на подобие судна, снабженного веслами. Вот изложение Эратосѳена.
27) В рассуждении о третьей сфрагиде он делает некоторые погрешности, которые мы разберем в последствии. Впрочем Гиппарх упрекает его несправедливо; мы рассмотрим, что говорит последний. Желая прежде всего утвердить то положение, что нельзя, как того хочет Эратосѳен, переместить Индию далее на юг, Гиппарх говорит, что мнение его может быть доказано с совершенною ясностью на основании собственных выражений Эратосѳена. Ибо, по его словам, третья сфрагида ограничивается с северной стороны линиею, которая идет от ворот Каспийских до Евфрата на протяжении 10,000 стадий; после этого Эратосѳен замечает, что южная сторона, которая тянется от Бабилона до гор Кармании, заключает в себе немного больше 9,000 стадий. Что касается далее западной стороны, то от Ѳапсака до Бабилона вдоль Евфрата она имеет 4,800 ст., а отсюда до устьев реки 3,000; далее к северу от Ѳапсака длина одной части её по измерении доходит до 1,100, а остальная еще не измерена. И так, говорит Гиппарх, если северная сторона третьей части имеет в себе около 10,000 стадий, а параллельная ей сторона, т. е. прямая линия, идущая от Бабилона до восточной границы, простирается не много более чем на 9,000 стадий, то очевидно, что Бабилон восточнее перехода через Евфрат в Ѳапсаке немного более, чем на 1,000 стад.
28) На это мы скажем, что если бы Каспийские ворота точно находились на одной и тойже южной линии, что и пределы Кармании и Персии, и если бы линии к Ѳапсаку и Бабилону были проведены под прямым углом к этой южной линии, тогда действительно было бы так. Ибо линия, проведенная подле той, которая идет через Бабилон до прямой южной через Ѳапсак, была бы равна или почти равна той, которая идет от Каспийских ворот до Ѳапсака; так что Бабилон был бы восточнее Ѳапсака тем промежуточным расстоянием, на каком линия от Каспийских ворот до Ѳапсака находится от линии, идущей через пределы Кармании до Бабилона. Но Эратосѳен не говорит, что линия, ограничивающая западную сторону Арианы, тянется по меридиану, не говорит также того, будто линия, идущая от Каспийских ворот до Ѳапсака перпендикулярна к меридиану Каспийских ворот. Он скорее говорит так о линии, образуемой горою, с которою составляет угол линия, проведенная к Ѳапсаку, и отправляющаяся от того же самого пункта, от которого идет и линия горной цепи. Точно также Эратосѳен не называет линии, идущей от Кармании до Бабилона, параллельною той, которая проводится им до Ѳапсака; даже, если бы и была она параллельна, не будучи однако перпендикулярной к меридиану Каспийских ворот, даже и тогда заключение Гиппарха было бы не более основательно.
29) Принявши эти положения, как готовые, и доказавши, как он думает, что Бабилон, по мнению Эратосѳена, восточнее Ѳапсака не много более чем на 1,000 стадий, Гиппарх снова выдумывает предложение для дальнейшего доказательства, говоря так: если вообразить себе прямую линию, идущую от Ѳапсака до меридиана, и опущенный к ней перпендикуляр от Бабилона, то образуется прямоугольный треугольник, состоящий из линии, которая тянется до Бабилона от Ѳапсака, потом из перпендикуляра, опущенного от Бабилона на ѳапсакский меридиан, и наконец из самого меридиана, проходящего через Ѳапсак. Стороною этого треугольника, противолежащею прямому углу (гипотенузою), он представляет ту линию, которая идет от Ѳапсака до Бабилона, и которая, по его словам, содержит в себе 4800 стадий; а ту перпендикулярную линию, которая опущена из Бабилона на меридиан Ѳапсакский, он определяет в 1000 стадий с небольшим, именно в то количество стадий, на какое превышает линия к Ѳапсаку линию, идущую до Бабилона. Из длины этих линий он заключает о последней из сторон, образующих прямой угол, что она в несколько раз больше упомянутого перпендикуляра. Он прибавляет к этой самой стороне линию, которую Эратосѳен ведет от Ѳапсака в северном направлевии до гор Армянских, одну часть которой Эратосѳен считал измеренной и определял в 1,100 стадий, другую же он оставлял неизмеренною. Гиппарх же определяет эту часть линии по крайней мере в 1,000 стадий, так что они обе составляют 2,100 стадий. Прибавивши эту последнюю цифру к той стороне треугольника, которая находится при прямом угле (противоположная гипотенузе), и которая тянется до перпендикуляра, опущенного от Бабилона, он получает расстояние в несколько тысяч стадий от гор Армянских и параллельного круга через Аѳины до перпендикуляра из Бабилона, который (перпендикуляр) совпадает с параллельным кругом через Бабилон. Расстояние от параллельного круга через Аѳины до круга, проходящего через Бабилон, он определяет не более как в 2,400 стадий, предположивши, что весь меридиан имеет столько, сколько считает Эратосѳен. Если это так, то горы Армянские и Тавр не могут быть на одном и том же параллельном круге Аѳин, но, согласно с самим Эратосѳеном, несколькими тысячами стадий севернее. В этом месте Гиппарх, кроме того, что пользуется для построения прямоугольного треугольника несостоятельными положениями, но еще принимает то, что не составляет данной, именно: что гипотенуза его треугольника, или прямая линия, идущая от Ѳапсака до Бабилона, имеет 4,800 стадий длины. Ибо Эратосѳен утверждает, что путь такой длины идет вдоль Евфрата, говоря также, что Месопотамия вместе с Бабилонией содержатся, как бы в большом кругу, между реками Евфратом и Тигром; но большая часть области окружена Евфратом, говорит он. Таким образом прямая линия, идущая от Ѳапсака до Бабилона, не простирается вдоль Евфрата и не имеет даже приблизительно столько стадий длины. И так рассчет Гиппарха опровергнут. Кроме того, прежде было сказано, что невозможно, чтобы две линии, проведенные от Каспийских ворот, одна до Ѳапсака, другая до гор Армянских, лежащих против Ѳапсака, которые удалены от Ѳапсака, по словам самого же Гиппарха, по меньшей мере на 2,100 стадий, - чтобы обе они были параллельны между собою, равно как и с тою линиею, которая проходит через Бабилон, и которую Эратосѳен назвал южною стороною сфрагиды. Этот последний, будучи не в состоянии определить точно длину пути, идущего вдоль гор, определяет тот, который тянется от Ѳапсака до Каспийских ворот, прибавивши при этом: говоря вообще (ὡς τυπωδῶς εἰπεῖν). Притом так как Эратосѳен желал только обозначить длину стороны, которая простирается за Ариану до Евфрата, то не было для него большой разницы: измерить ту или другую линию. Кто полагает, что эти линии считались Эратосѳеном за параллельные, тот представляется лицом, обвиняющим Эратосѳена в детском невежестве. Поэтому эти рассуждения как детские следует оставить без внимания.
30) За что можно по справедливости упрекнуть Эратосѳена, так это за следующее. Подобно тому как рассечение по суставам отличается от простого резания по частям (потому что сечение по суставам производится по естественному делению, отличается некоторою правильностью и определенною формою, почему Гомер говорит так:
"Разрезавши (жертву) по суставам"[1]
между тем как последний способ не представляет ничего подобного), и мы пользуемся тем или другим способом, смотря по времени и потребности, подобно этому и в географии, когда нам необходимо делить на части, постепенно переходя от одной к другой в подробном их описании, мы должны более подражать сечению по суставам, нежели случайному на какие бы то ни было части, потому что только первым способом можно получить определенные формы и точные границы, в чем именно и нуждается географ. Точно определяются границы какой нибудь страны в том случае, если она может быть ограничена реками, горами или морем, обозначена народностью или несколькими народами, наконец, если это возможно, точным определением пространства её и фигуры. Во всех случаях достаточно простого, в общих чертах вместо геометрического определения. Так определение пространства удовлетворительно, если известна наибольшая длина и наибольшая ширина местности; напр. относительно населяемой земли достаточно сказать, что она имеет длины 70,000 стадий, а ширина немного менее половины длины. Если идет речь о фигуре, то достаточно уподобить страну какой-нибудь геометрической фигуре, как напр. Сицилию треугольнику, или какой-нибудь другой из известных фигур; так Иберию бычачьей коже, Пелопоннес платанову листу. Вообще, чем значительнее по размеру область, подлежащая делению, тем приличнее будет деление в общих чертах.
31) Далее, населяемая земля разделяется горою Тавром и морем до столбов Геракла совершенно правильно на северную часть и южную. Индия имеет множество границ: цепь гор, реку, море, обозначается одним общим именем, населена одним народом, вследствие чего она справедливо называется четырехстороннею и ромбовидною. Границы Арианы определяются с меньшею точностью, потому что западная сторона совпадает с прочими; однако она ограничивается с трех сторон почти прямыми линиями, называется одним именем, заселена одним народом. Третья сфрагида остается вовсе неописанною, неопределенною, потому что сторона общая ей с Арианою смешана с другими, как сказано выше; и южная сторона обозначена очень не точно: она не ограничивает сфрагиды, но проходит по середине её и оставляет на юге многие её части; она не представляет также наибольшей длины, потому что северная сторона длиннее. Точно также Евфрат не есть западная граница, даже если бы он протекал по прямой линии, так как его верховья находятся не на одном и том же меридиане, так что можно спросить, почему Евфрат более западная, нежели южная граница. Кроме того, так как не значительно остальное расстояние до моря Киликии и Сирии, то не понятно, почему Эратосѳен не провел сфрагиды до этого пункта, тем более что и Семирамиды и Нин называются обыкновенно Сирийцами: Семирамида построила Бабилон и царствовала в нем, а второй основал Нин, который считается метрополией Сирии; к тому же язык до настоящего времени остается тот же на обоих берегах Евфрата; и было бы в высшей степени не рационально разделять такою пограничною линиею известнейший народ, относя части его к разным народностям. Не мог бы Эратосѳен возразить, что он вынужден был к этому значительными размерами третьей сфрагиды: будучи продолжена даже до моря, она не может сравняться ни с Индией, ни с Арианою, хотя бы даже присоединить сюда область до пределов счастливой Арабии и Египта. Таким образом было бы гораздо лучше дойти до того пункта, прибавивши сюда пространство до Сирийского моря, и считать южною границею третьей сфрагиды не ту линию, которую он приводит, и не прямую линию, но морской берег тотчас от Кармании, остающийся на правой стороне, если плыть к персидскому заливу, до устьев Евфрата; потом берег этот соприкасается с пределами Месены и Бабилонии, которая составляет начало перешейка, отделяющего счастливую Арабию от остального материка: наконец переходит этот самый перешеек, проникая в глубь Арабского залива до Селусия и до Канобского устья Нила. Такова южная сторона третьей сфрагиды; что же касается остающейся еще стороны западной, то ее составляет приморский берег от Канобского устья до Киликии.
32) Четвертая сфрагида может составиться из счастливой Арабии, Арабского залива, всего Египта и Эѳиопии. Длина этой части определяется двумя меридианами: один из них проходит через наиболее западный пункт этой сфрагиды, другой через наиболее восточный. Ширина определяется двумя параллельными кругами, из которых один описывается через самый северный пункт, другой через наиболее южный; в фигурах неправильных, границами которых не возможно определить ширину и длину их, пространство должно определять именно этим способом. Вообще должно заметить, что о длине и ширине нельзя говорить одинаково, идет ли речь о целом, или о части: в целом большее протяжение называется длиною, меньшее шириною; если же говорится о части, то длина её будет представляться разрезом параллельным длине целого, которое бы из протяжений ни было больше, даже хотя бы расстояние, понимаемое как ширина, оказалось длиннее того, которое принимается за длину. Поэтому, так как населяемая земля в длину простирается от востока до запада, а в ширину от севера до юга, и так как длина её обозначается линией параллельной экватору, а ширина считается по меридиану, то необходимо принять, что и в частях разрезы, параллельные длине всей населяемой земли, будут представлять длину этих частей, а параллельные ширине всей земли - ширину их. Таким путем точнее можно обозначить: во первых пространство-всей населяемой земли, потом расположение и фигуры её частей, из которых в одних при сравнении окажется недостаток в тол, в чем другие имеют избыток.
33) Однако Эратосѳен, измеривши длину населяемой земли по прямой линии, которая проводится через Геракловы столбы, Каспийские ворота и через Кавказ, определяет длину третьей части по линии, проходящей через Каспийские ворота и Ѳапсак; длину четвертой измеряет по линии, идуцей через Ѳапсак и город Героон до морского берега между устьями Нила, и окончивающейся в окрестностях Каноба и Александрии, потому что здесь находится крайнее из устьев, так называемое Канобское, или Гераклеотское. И так, он считает эти расстояния лежащими одно за другим непосредственно по прямой линии, или же так, что две линии образуют угол в Ѳапсаке; но что ни одна из них не параллельна длине всей населяемой земли, это очевидно из того, что он говорит сам. Ибо он измеряет длину населяемой земли путем через Тавр и через море по прямой линии до Геракловых столбов, наконец вдоль линии, идущей через Кавказ, Родос и Аѳины. От Родоса до Александрии по меридиану, проходящему через эти места, он насчитывает не более 4,000 стадий; таков же следовательно будет промежуток между двумя параллельными кругами, из которых один проходит через Родос, а другой через Александрию; этот последний есть почти тот самый, который проходит через город Героон, или южнее последнего, так что линия, встречающаяся с этим параллельным кругом и с тем, который проходит через Родос и Каспийские ворота, не может быть параллельна ни одной из них. Таким образом длина взята здесь неверно; неверно также взяты части, лежащие в северном полушарии.
34) Однако мы обратимся прежде к Гиппарху и рассмотрим, что он говорит далее. Снова сам выдумавши основания, он решается опровергать с помощью геометрических доказательств то, что высказано Эратосѳеном в общих чертах. Так он утверждает, что, по словам Эратосѳена, расстояние от Бабилона до Каспийских ворот равняется 6,700 стадий; а до гор Кармании и Персии больше 9,000 по прямой линии, проведенной до экваториального востока, перпендикулярной к стороне общей второй и третьей сфрагиде; таким образом, будто бы по его словам образуется прямоугольный треугольник, прямой угол которого находится у пределов Кармании, а гипотенуза короче одной из двух сторон прямого угла, откуда следует, что Персия составляет часть второй сфрагиды. Против этого было сделано нами возражение, что та линия, которая идет от Бабилона в Карманию, не проводится Эратосѳеном по параллельному кругу, а также не названа меридианом та линия, которая разделяет две сфрагиды. Таким образом Гиппарх ничего не сказал здесь против Эрагосѳена, равно как и в том, что за этим следует. Так как Эратосѳен полагает на расстояние между Каспийскими воротами и Бабилоном столько стадий, как мы сказали, потом 4,900 стадий между Каспийскими воротами и Сузою, между Сузою и Бабилоном 3,400, - Гиппарх, снова отправляясь от тех же самых предположений, говорит, что составляется тупоугольный треугольник, если соединить вместе линиями Каспийские ворота, Сузы и Бабилон, причем тупой угол будет у Суз, а длина сторон такая, какая определена Эратосѳеном; потом отсюда он заключает, что меридиан, проходящий через Каспийские ворота, пересечет параллельный круг через Бабилон и Сузу западнее взаимного пересечения этого самого параллельного круга и той прямой линии, которая идет от Каспийских ворот до пределов Кармании и Персии, более чем на 4,400 стадий; что та же самая линия, продолженная почти до меридиана Каспийских ворот, образует половину прямого угла, проходя через Каспийские ворота, пределы Кармании и Персии, и наклоняется между полуднем и экваториальным востоком; что наконец река Инд параллельна ей, так что она течет с гор не к полудню, как утверждает Эратосѳен, но направляется между полуднем и экваториальным востоком, подобно тому как обозначается она на древних нартах. И так, кто же согласится с Гиппархом, что составленный таким способом треугольник-тупоугольный, не соглашаясь с тем, что треугольник, в котором он содержится, прямоугольный? Кто же согласится, что линия, лежащая на параллельном круге, проведенная от Бабилона до Суз, есть одна из тех, которые обнимают тупой угол, когда мы не допустим этого для целой линии идущей до Кармании? Кто также согласится, что линия, проведенная от Каспийских ворот до пределов Кармании, параллельна реке Инду? Без всех этих уступок рассуждения Гиппарха не состоятельны. Кроме этого, Эратосѳен, по словам Гиппарха, утверждает, что фигура Индии ромбовидная, и подобно тому как восточная сторона этой сфрагиды далеко простирается к востоку, благодаря наиболее крайнему мысу, который вместе с тем направляется к югу больше, чем остальной берег, - подобное этому нужно принять и относительно стороны, которая омывается Индом.
35) Все это Гиппарх доказывает с помощью геометрии, но неубедительно; тем более, что он сам себя опровергает, оправдывая тем Эратосѳена. Так он говорит, что если бы речь шла о малых расстояниях, то ошибку можно было бы Эратосѳену извинить; но так как он ошибается на тысячи стадий, то этого простить нельзя, особенно если он сам объявил, что промежуточное расстояние в 400 стадий между двумя параллельными кругами, из которых один например проходит через Аѳины, другой через Родос делает разницу между ними чувствительной. Но свидетельство наших чувств не одинаково: ширина один раз кажется больше, другой раз меньше; больше, когда мы в суждении о климатах доверяем органу зрения, свойству плодов или температуре атмосферы; ширина кажется меньшею, когда мы пользуемся гномоническими и диоптрическими инструментами. И так, параллельный круг, проходящий через Аѳины, а также тот, который проходит через Родос и Карию, наблюдались посредством гномона и потому небольшое между ними расстояние выраженное в стадия, представилось значительным. Но кто возьмет пространство в 3,000 стадий ширины, в 40,000 длины через цепь гор и 30,000 морем, проведет линию от запада до экваториального востока и определит с обеих сторон этой линии южную область и северную, а эти последние разделит снова на площадки и сфрагиды, - то мы должны узнать, в каком смысле он одни стороны называет северными, другие - южными, а также одни западными, другие восточными; пускай он также даст отчет в том, почему оставляет без внимания большие погрешности; равно как с другой стороны он достоин будет порицания в том случае, если не пропускает незначительных ошибок. Что касается Эратосѳена, то он не заслуживает ни того, ни другого упрека, потому что в вопросе о столь большой ширине не могут быть даны какие-либо геометрические доказательства; и Гиппарх в тех случаях, когда желает действовать как геометр, пользуется положениями не общепринятыми, но им самим вымышленными.
36) Основательнее рассуждает Гиппарх о четвертой сфрагиде, хотя здесь к прежним его слабостям присоединяется страсть к обвинению и к упорству в одних и тех же или сходных предположениях. Он справедливо упрекает Эратосѳена за то, что тот представляет длину этой части посредством линии, идущей от Ѳапсака до Египта, так точно, как если бы кто-нибудь длиною параллелограмма назвал его диаметр. Ибо Ѳапсак и приморский берег Египта лежат не на одном и том же параллельном кругу, но на двух, далеко отстоящих один от другого; между ними идет непрямая линия от Ѳапсака до Египта на подобие диагонали. Но несправедливо он удивляется тому, что Эратосѳен решился сказать, что расстояние между Пелусием и Ѳапсаком равняется 6,000 стадий, тогда как оно составляет больше 8,000 стадий. Именно, он доказывает, что параллельный круг, проходящий через Пелусий, южнее Бабилонского параллельного круга более, чем на 2,500 стадий; согласно же с Эратосѳеном (думает он) Ѳапсакский параллельный круг севернее Бабилонского на 4,800 стадий; таким способом составляется, по его словам, более 8,000 стадий. Я спрашиваю, каким образом следует из слов Эратосѳена такое расстояние Бабилонского параллельного круга от Ѳапсакского. Что расстояние от Ѳапсака до Бабилона именно таково, Эратосѳен говорит; но он не говорит, что таково расстояние от одного из этих параллельных кругов к другому; а также не говорит того, что на одном и том же меридиане лежать Ѳапсак и Бабилон. Сам Гиппарх доказал противоположное, именно, что по словам Эратосѳена Бабилон восточнее Ѳапсака более, чем на 2,000 стадий. Мы приводили также слова Эратосѳена, в которых высказывается мысль, что Тигр и Евфрат окружают на подобие кольца Месопотамию и Бабилонию, и что большую часть этого круга образует Евфрат, потому что, направляясь от севера на юг, он поворачивает на восток и потом снова течет на юг. Итак, если путь от севера к югу как бы совпадает с направлением самого меридиана, то поворот реки на восток и к Бабилону представляет уклонение от меридиана; поэтому путь идет не по прямой линии вследствие упомянутого нами изгиба. Потом Эратосѳен определяет путь от Ѳапсака до Бабилона в 4,800 стадий, прибавивши при этом слова "вдоль Евфрата", как бы опасаясь, чтобы кто-либо не считал этого пути прямою линиею, и чтобы не приняли этого за меру расстояния между двумя параллелями. Если мы это отрицаем, тогда, кажется, Гиппарх напрасно доказывает следующие за тем положения, именно: если прямоугольный треугольник составится из линий, соединяющих Пелусий, Ѳапсак и пересечение Ѳапсакского параллельного круга с меридианом Пелусийским, то одна из сторон, образующих прямой угол, именно идущая по меридиану, будет длиннее другой стороны, гипотенузы, идущей от Ѳапсака до Пелусия. Напрасно будет также находящееся в связи с этим доказательство, так как оно выводится из положения, нами отвергаемого. Ибо нигде у Эратосѳена не говорится, что расстояние от Бабилона до меридиана Каспийских ворот равняется 4,800 стадий, потому что мы доказали, что Гиппарх сделал это заключение из тех положений, которых вовсе нет у Эратосѳена. Однако, чтобы лишить силы то, что высказал Эратосѳен, он принимает, что от Бабилона до той линии, которая тянется от Каспийских ворот до пределов Кармании, линии, проведенной так, как проводит Эратосѳен, более 9,000 ст., и он доказал то, что ему было желательно.
37) Итак, не за это должно порицать Эратосѳена; необходимо было показать, что должно существовать какое-нибудь измерение величин и форм, как бы пространства широки ни были; и в одном случае Эратосѳен должен был признать большую ширину, в другом меньшую. Ибо если взята ширина гор, которые тянутся по направлению к экваториальному востоку на 3,000 стадий, если равным образом взята ширина моря до Геракловых столбов, тогда скорее можно допустить, что параллели, проведенные в одной и той же широте, представляют как бы одну линию, чем то, что таковую составляют линии встречающиеся. Что же касается линий встречающихся, то легче допустить это относительно тех, которые лежат в пределах широты, нежели относительно тех, которые вне её. Точно туже разницу нужно принять по отношению к линиям расходящимся до выхода за пределы широты и вышедшим за эти пределы; наконец легче допустить это для линий более длинных, чем для более коротких, потому что неодинаковость длины и несходство фигур легче может быть скрыто. Так например, если мы предположим, что ширина всего Тавра и моря до Геракловых столбов равняется 3,000 стадий, то при этом разумеется пространство, заключенное в параллельных линиях, которое вмещает и всю ту горную цепь и упомянутое море. И так, если разделить длину на несколько параллелограммов и взять диаметр как целого параллелограмма, так и частей его, то диаметр целого параллелограмма скорее может считаться параллельным и равным той стороне, которая представляет длину фигуры, чем сумма диаметров частей параллелограмма; и чем меньше взятый частный параллелограмм, тем более это будет иметь место, ибо косвенное направление диаметра и неравенство его с длиною менее обнаруживаются в фигурах больших, так что в таких фигурах можно без колебания считать длиною их диаметр. И так, если усилить косвенное направление диаметра до такой степени, чтобы он вышел за обе стороны фигуры или за одну из двух, тогда это еще не может случиться. Таков, я говорю, способ измерения, если определяют фигуры в общих чертах. Между тем Эратосѳен принимает, что одна линия от Каспийских ворот, проведенная через самые горы, находится на одном и том же параллельном круге до Геракловых столбов, а другая тотчас значительно уклоняется от гор, направляясь к Ѳапсаку; потом он проводит третью линию от Ѳапсака до Египта, обнимающую столь значительное пространство, и наконец длиною этой второй линии он измеряет длину всей фигуры, желая очевидно измерить длину четырехугольника длиною его диаметра. Далее, так как это не диаметр, а ломаная линия, то он разумеется впал в еще более грубую ошибку, а именно: та линия, которая тянется от Каспийских ворот через Ѳапсак до Нила, есть ломаная. За это следует упрекнуть Эратосѳена.
38) Что касается Гиппарха, то против него можно сказать следующее: он должен был, порицая Эратосѳена, предложить собственное исправление его погрешностей, как поступаем мы. Между тем Гиппарх, если иногда и имеет это в виду, ограничивается советом обратиться в древним авторам, тогда как эти последние нуждаются еще в больших поправках, чем карта Эратосѳена. Дальнейшие нападки страдают тем же недостатком. Ибо в основание своих рассуждений он принимает положение, которое составляет заключение из таких данных, которых вовсе нет-у Эратосѳена, как мы уже доказали, именно, что Бабилон восточнее Ѳапсака не более как на 1,000 стадий. Поэтому, если из сказанного Эратосѳеном само собою следует заключение, что Бабилон восточнее Ѳапсака более чем на 2,400 стадий, - из того места его, где он замечает, что самый краткий путь от Ѳапсака до того пункта Тигра, где перешел эту реку Александр, заключает в себе 2,400 стадей; Тигр же и Евфрат, обогнувши кольцом Месопотамию, направляются несколько на восток, потом поворачивают к югу, наконец сближаются взаимно, приближаясь вместе с тем к Бабилону, - если все это следует само собою, то в рассуждении Эратосѳена ничего нет нелепого.
39) Точно также ошибается Гиппарх и в дальнейших нападках на Эратосѳена, в которых он желает доказать, что путь от Ѳапсака до Каспийских ворот, который Эратосѳен определяет в 10,000 стадий, не может быть измерен по прямому направлению, тогда как у Эратосѳена он не принимается за прямую линию, потому что прямая, между этими двумя местами гораздо короче. Способ доказательства у Гиппарха следующий. Он говорит, что и по мнению Эратосѳена один и тот же меридиан проходит и через Канобское устье, и через Кианеи (Κυανέων); отстоит этот меридиан от ѳапсакского на 6,300 стадий, а Кианеи отстоят на 6,600 стадий от гор Каспийских, которые лежат у прохода из Колхиды к Каспийскому морю. Таким образом от меридиана Кианейского до Ѳапсака и до Каспийского моря получается одинаковое расстояние, именно около 300 стадий; следов. Ѳапсак и Каспийская гора лежат как бы на одном и том же меридиане. Отсюда следует, говорит он, что Каспийские ворота отстоят на одинаковое расстояние от Ѳапсака и от Каспийской горы, менее чем на 10,000 стадий, которые, по словам Эратосѳена, отделяют Ѳапсак от Каспийских ворот: прямая линия между этими двумя пунктами будет гораздо короче 10,000 стадий; только по кривой линии получатся те 10,000, которые Эратосѳен полагает по прямой между Каспийскими воротами и Ѳапсаком. На это мы можем возразить Гиппарху, что Эратосѳен, как свойственно вообще географам, не заботился о точности, когда брал прямые линии, как напр. меридианы и те, которые проводятся по направлению к меридиональному востоку; между тем Гиппарх исправляет его с геометрическою точностью, как будто Эратосѳен проводил каждую из своих линий при помощи инструментов; тогда как даже сам Гиппарх не всегда это делает инструментами, но чаще берет и перпендикуляры, и. параллели по предположению, В этом состоит одна его ошибка. Другая ошибка та, что он не воспроизводит промежуточные расстояния так, как они даны у Эратосѳена, и не против них направляет свои возражения, но против собственных, вымышленных им самим. Так во 1-х Эратосѳен определяет расстояние между устьями Фазиса и Евксинским морем в 8,000 стадий, прибавляет отсюда до Диоскуриады 600 стадий; проход от Диоскуриады до Каспийской горы определяет в пять дней, или по Гиппарху 1,000 стадий; таким образом по Эратосѳену вся длина будет 9,600 стадий. Что касается Гиппарха, то он отнимает часть и говорит: от Кианей до Фазиса 5,600, а отсюда до Каспийской горы 1,000 стадий. И так, не Эратосѳен, но сам Гиппарх виноват в том, что Каспийская гора и Ѳапсак оказались на одном и том же меридиане. Но допустим, что это по Эратосѳену. В таком случае, каким образом отсюда может следовать, что линия, проведенная от Каспийской горы до Каспийских ворот, равна той, которая тянется от Ѳапсака до того же самого пункта?
40) Во второй своей записке, взявшись снова за тот же самый вопрос о горной цепи Тавра, о котором мы говорили уже достаточно, Гиппарх переходит к северным частям населяемой земли. Затем излагает то, что говорить Эратосѳен о местностях, которые следуют за Понтом; в особенности о тех мысах Европы или полуостровах, которые, по словам Эратосѳена, тянутся с севера на юг: один, на котором расположен Пелопоннесс, другой - Италия, третий - Лигистика; этими мысами образуются заливы: Адриатический и Тирренский. Изложивши это в общих чертах, Гиппарх делает попытку опровергнуть каждое положение в отдельности и поступает при этом больше как геометр, а не географ. Однако здесь такое количество ошибок сделано и Эратосѳеном и Тимосѳеном, который писал о гаванях, и которого Эратосѳен ставит выше всех прочих, хотя в очень многих пунктах они расходятся между собою, - что я считаю не стоящим труда разбирать и их, сделавших столько ошибок, и Гиппарха; тем более, что этот последний пропускает без внимания одни погрешности, других не исправляет, замечая только, что это ложно или противоречит чему-либо другому. Быть может, кто-либо по справедливости мог бы упрекнуть Эратосѳена за то, что он насчитывает только три мыса или полуострова Европы, в числе их помещая и тот, на котором лежит Пелопоннесс, тогда как мыс этот разделяется на несколько частей. Равным образом Суний на столько же мыс, как и Лаконика, будучи не менее южным, чем Малея, и образуя значительный залив; точно также Ѳракийский Херсонес обнимает вместе с Сунием залив Мелан и несколько македонских. Однако если мы даже оставим это в стороне, большинство промежуточных расстояний окажется определенными неверно и обличают крайнее незнание Эратосѳеном местностей. Ошибки его не требуют геометрических опровержений, будучи очевидными и разоблачаемыми самим же его трактатом. Таково например мнение Эратосѳена, что сухопутный переход от Эпидамна до Ѳермайского залива, заключающий в себе больше 2,000 стадий, имеет только, по его словам, 900; потом от Александрии до Карѳагена он насчитывает сверху 13,000, тогда как здесь на самом деле не более 9,000, если только, как утверждает впрочем и сам Эратосѳен, Кария и Родос лежат на одном меридиане с Александрией, а с другой стороны сицилийский пролив на одном меридиане с Карѳагеном. Все согласны относительно того, что водный путь от Карий до сицилийского пролива имеет длины 5,000 стадий. Меридиан, взятый на каком нибудь большом расстоянии, может быть признан тем же самым, что и тот, который лежит от него к западу на столько, на сколько Карѳаген западнее сицилийского пролива; но на расстоянии 3,000 стадий ошибка будет совершенно очевидна. Равным образом Эратосѳен, помещая Рим на одном меридиане с Карѳагеном, не смотря на то, что первый лежит значительно западнее последнего, обнаруживает крайнее незнание местностей, как этих, так и тех, которые лежат далее за ними на запад до Геракловых столбов.
41) Гиппарху, который писал не трактат географии, но только разбирал то, что высказано Эратоеѳеном в "Географии", свойственно было входить в подробную критику. Мы же считаем своим долгом представить подробное изложение всех предметов, о которых трактует Эратосѳен. В одном он прав, в другом ошибается, в одном случае мы его исправляем, в другом освобождаем от обвинений, взводимых Гиппархом, и подвергаем критике самого Гиппарха, еслион говорит что-либо из страсти порицать. В настоящем случае мы, видя, что Эратосѳен заблуждается, а Гиппарх справедливо нападает на него, мы считаем достаточным исправлять его мнения, излагая в нашем географическом трактате предметы так, как они существуют на самом деле. Где же ошибок много и они следуют одна за другой непрерывно, тогда лучше не упоминать об них вовсе, разве возможно реже и в общих выражениях, что мы и попытаемся сделать в каждом отдельном случае. Теперь должно заметить, что ни Тимосѳен, ни Эратосѳен, ни предшественники их совершенно не знали Иберии и Кельтики и еще более Германии, Британнии, равно как страны Гетов и Бастарнов. Большое невежество они обнаруживают в рассуждениях о странах Италии, Адриатического моря, Понта, а также о других, лежащих далее к северу; хотя быть может такое мнение будет свидетельствовать о страсти к порицанию с нашей стороны. Так, если Эратосѳен объявляет, что он будет говорить о расстояниях, которые, по словам других, расположены далеко, и что он говорит так, как узнал от других писателей, прибавляя разве в каких-нибудь случаях, что расстояние приближается более или менее к прямой линии, - тогда не должно выставлять серьезных опровержений против измерений, несогласных между собою, как старается поступать Гиппарх в том, о чем упоминали раньше, а также относительно тех мест трактата, где Эратосѳен определяет расстояния от Гиркании до Бактрии и до народов, лежащих по ту сторону последней, кроме того от Колхиды до моря Гирканского. Ибо не должно с одинаковою строгостью критиковать Эратосѳена в описании и отдаленных стран, и тех, которые лежат на берегах Европы, или других столь же известных местностей; кроме того к этим трактатам нужно прилагать не геометрический, но географический прием критики. Порицая Эратосѳена за некоторые мнения об Эѳиопах во второй из своих "Записок", составленных против географии Эратосѳена, Гиппарх в третьей "Записке" говорит, что способ рассмотрения будет более географический, нежели геометрический, между тем, мне кажется, что и в этой "Записке" он поступает исключительно как математик, не давая места географии. Впрочем сам Эратосѳен подал к этому повод, чаще обращаясь к математическим соображениям, чем подобает географу; между тем не дает строгих объяснений, ограничиваясь самыми общими; так что некоторым образом он является математиком в рассуждениях о предметах географии и географом в математических вопросах; поэтому дает повод возражателям говорить против обеих частей. В этой третьей "Записке" Гиппарха поводы к порицанию, представляемые как Эратосѳеном, так и Тимосѳеном, совершенно достаточны, так что нам нет нужды исследовать эти вопросы вместе с Гиппархом, и можно удовлетвориться тем, что говорит этот последний.


[1] Од. I, 291. Ил. XXIV, 409.

Глава Вторая

Об ошибках Посейдония.
1) Теперь посмотрим, что говорит Посейдоний в своем трактате "Об Океане". В этом труде он излагает многое по части географии, обсуждая одно собственно как географ, другое более как математик. И так, не бесполезно будет разобрать некоторые мнения Посейдония, одни тотчас, а другие в тех случаях, когда окажется нужным, соблюдая однако меру. Собственно к Географии относится предположение Посейдония, что вся земля, равно как и мир, шарообразна, а также и все последствия такого предположения. Сюда же принадлежит и то его мнение, что земля разделяется на пять поясов.
2) Посейдоний утверждает, что виновником мнения о разделении земли на пять поясов был Парменид, и прибавляет, что Парменид представлял жаркий пояс, находящийся между тропиками, вдвое шире, чем он на самом деле, так как у него этот пояс переходит за пределы обоих тропиков до умеренных поясов. Аристотель же называл (по словам того же Парменида) жарким тот пояс, который лежит между тропиками, а умеренными те, которые лежат между тропиками и полярными кругами. Посейдоний справедливо порицает обоих. Ибо жарким называется пояс, необитаемый вследствие жары; между тем только не много больше половины того пояса, который лежит между тропиками, необитаемо, что доказывается поселениями Эѳиопов выше Египта. Все пространство между тропиками разделяется экватором на две половины. В половине пространство между Сиэною (Συήνη), которая составляет предел летнего тропика, и Мероэ равняется 5,000 стадий а отсюда до параллельного круга Кинамомофора, который составляет начало жаркого пояса, 3,000. Всё это пространство измеримо, его можно пройти как морем, так и сухим путем. Следующее затем расстояние, именно до экватора, по измерению земли, сделанному Эратосѳеном, имеет в себе 8,800 стадий, т. е. какое отношение имеют 8,000 к 8,800, в таком же находится пространство между тропиками по отношению к ширине жаркого пояса. Если бы ввести из позднейших измерений то, которое наиболее сокращает размеры земли, имеющей но словам Посейдония около 180,000 стадий, в таком случае жаркий пояс составит половину или только немного больше половины пояса, лежащего между тропиками; но уж никак он не будет равен последнему. Далее, кто же и каким образом может ограничить умеренные поясы, неизменяемые, полярными кругами, которые существуют не у всех, и которые не везде, где они есть, одни и те же? Что касается того мнения Посейдония, что полярные круги существуют не везде, то оно не имеет важного значения, потому что, если полярные круги существуют для всех тех, которые обитают в умеренных поясах, то значит, что они существуют для всех, и по отношению только к полярным кругам поясы и называются умеренными. Но то, что полярные круги не везде одни и те же, и что они изменчивы, это понято верно.
3) Разделивши землю на поясы, Посейдоний утверждает, что для наблюдения небесных явлений необходимо их пять. Из них два перискии (περίσϰιοι), простирающиеся до тех стран под полюсами, для которых тропиками служат полярные круги. Гетероскии (ἐτερόσϰιοι), следующие за этими двумя до народов, живущих под тропиками; наконец амфиский (αμφίσϰιος) - лежащий между тропиками. По отношению к населению он вводит еще два других пояса, узкие, лежащие под тропиками, которые и разделяют каждый из тех на две части; здесь солнце в течении полумесяца находится в зените. По его словам поясы эти имеют ту особенность, что они чрезвычайно сухи, песчаны, пустынны, производят только сильфий да обожженные плоды растения похожего на пшеницу; ибо вблизи нет гор, чтобы собирающиеся облака могли производить дожди; реки также не протекают через эти страны. Вот почему животные рождаются здесь с курчавыми волосами, с изогнутыми рогами, с выдающимися губами и с широкими носами; ибо оконечности членов их загибаются. В этих поясах обитают также Ихѳиофаги. Что это представляет особенности названных поясов, доказывается, говорит Посейдоний, тем, что те, которые живут южнее, пользуются более умеренным климатом, более плодородною и лучше орошенною почвою.


Глава Третья

Об ошибках Полибия и несправедливых упреках его Эратосѳену. Неверное определение долготы Европы. Неверное указание европейских мысов.
1) Полибий насчитывает шесть поясов: два находятся до полярных кругов, два между полярными кругами и тропиками и наконец два между этими последними и экватором. Однако разделение на пять поясов кажется мне и естественным, и согласным с началами географии. Деление это естественно потому, что оно соответствует и явлениям неба, и температуре воздуха. Соответствие его с явлениями небесными зависит от того, что оно наилучше разграничивает перискии и амфискии, а вместе с тем указывает наблюдателю, по крайней мере в общих чертах, изменения светил. Температуре атмосферы деление это соответствует потому, что будучи определяема по отношению к солнцу, температура атмосферы представляет три существеннейших различия, находящихся в связи с конструкцией животных, растений и остальных предметов, которые находятся под давлением воздуха и в самом воздухе, - именно: излишек тепла, недостаток его и средняя степень. Это разделение на поясы содержит в себе надлежащее распределение температур: два холодных пояса, имеющих общие свойства температуры, предполагают недостаток там тепла, умеренные, точно также имеющие одну и ту же температуру, представляют среднее количество тепла; что касается остального пояса, то он один, именно жаркий. Очевидно, что разделение это также и географическое. Ибо география старается определить населяемую нами часть двух умеренных поясов. На западе. и на востоке границею этой части служит море; на юге же и на севере температура: будучи умеренною в середине как для животных, так и для растений, она неумеренна по обеим сторонам этой средней области вследствие излишка и недостатка тепла. Для установления этих трех различий необходимо было разделение на пять поясов. Шар земли, разделенный экватором на две части, на северное полушарие, в котором мы живем, и южное, предполагает эти три различия, именно: страны, лежащие на экваторе и в жарком поясе, не обитаемы вследствие жары; лежащие у полюсов также не обитаемы вследствие холода, средние же 'части умеренны и обитаемы. Посейдоний, прибавляя те, которые лежат под тропиками, прибавляет не-аналогичные тем пяти поясам, и в основе отличия их от прочих лежит не физическое начало, но оно обозначает поясы как бы по отличиям этнографическим: один Эѳиопский, другой Скиѳский и Кельтический, третий средний между теми крайними.
2) Полибий неправильно представляет некоторые поясы ограниченными полярными кругами, помещая два пояса под самыми кругами, а другие два между этими кругами и тропиками; неверно потому, что, как мы уже сказали, нельзя ограничивать постоянные поясы переменяющими свое место знаками; точно также нельзя пользоваться тропиками, как границами южного пояса, и об этом было сказано выше. Разделяя третий пояс на две части, Полибий руководился, как кажется нам, правильным соображением, именно тем, в силу которого мы удобно разделяем посредством экватора всю землю на две части: на северное полушарие и южное (ибо ясно, что земля разделяется так с помощью экватора), и такое же разделение жаркого пояса представляет то удобство, что каждое полушарие составляется из трех целых поясов, и поясы одного полушария подобны поясам другого. Итак, это разделение земли допускает деление на шесть поясов, а другое такового не допускает. В самом деле, если кругом, проведенным через полюсы, мы разделяем землю пополам, то никаким удовлетворительным способом мы не разделим обоих полушарий, западного и восточного на шесть частей, и деление на пять частей было бы в этом случае достаточно; ибо общие естественные свойства обеих частей жаркого пояса, образуемых экватором, а также смежность их делает излишним и бесполезным самое деление этого пояса на части. Умеренные и холодные поясы хотя также подобны один другому, но они не смежны, вследствие этого всю землю, если она понимается как состоящая из полушарий, совершенно достаточно разделить на пять поясов. Если же, как утверждает Эратосѳен, и как соглашается с ним Полибий, умеренный пояс находится еще и под экватором (причем Полибий прибавляет, что область эта очень возвышенна, часто посещается дождями, так как северные облака, гонимые в огромном количестве пассатными ветрами, падают на наиболее выдающиеся пункты области), то было бы гораздо правильнее представлять себе эту узкую область третьим умеренным поясом, чем вводить тропические поясы, тем более, что с этим согласно и то, что говорит Посейдоний, именно, что перемещения солнца в косвенном направлении (по эклиптике) совершаются в этой области быстрее, равно как и движение солнца от востока к западу, потому что движения одинаковой продолжительности будут быстрее в большем круге.
3) Далее, Посейдоний порицает Полибия за то, что тот область под экватором называет очень возвышенною, тогда как на шарообразной поверхности нет возвышенности, ибо на всем своем протяжении она ровна. Область под экватором не гориста; это скорее равнина, лежащая на одном уровне с поверхностью моря; что же касается до дождей, наполняющих Нил, то они приносятся с гор Эѳиопских. Но высказавшись таким образом в этом месте, Посейдоний в других местах соглашается с тем же самым мнением Полибия, говоря, что, и по его мнению, область, лежащая под экватором гориста, и что на эти горы со стороны обоих умеренных поясов падают облака, производящие дожди. Это очевидное противоречие. Кроме того, если допустим, что область, лежащая под экватором, гориста, то возникает другое противоречие, потому что те же самые писатели говорят, что океан образует один сплошной бассейн; каким же образом они поставят по середине его горы? Разве только в том случае, если горами они желают назвать некоторые острова. Как это имеется на самом деле, решение вопроса этого выходит за пределы географии; и может быть, исследование его должно предоставить тому, кто возьмется написать трактат об океане.
4) Упомянувши о тех, которые считаются объехавшими кругом Либию, он говорит, что, по мнению Геродота, некоторые лица посланы были Дарием совершить это плавание, а что Гераклид Понтский в своем "Диалоге", сообщает, будто какой-то маг, приходивший к Гелону, также утверждал, что он совершил это плавание кругом Либии. Сказавши, что известия эти недостаточно засвидетельствованы, Посейдоний рассказывает, как некий Евдокс из Кизика пришел в качестве ѳеора и спондофора на корийских играх в Египте, в царствование Евергета II, что этот Евдокс представлен был царю и его приближенным, расспрашивал их главным образом о способе плавания вверх по Нилу, как человек, интересующийся местными особенностями этой страны и не без сведений в этом предмете. В то же самое время случилось, что какой-то Индиец был приведен к царю стражами Арабского залива, которые заявляли, что они нашли этого человека полумертвым, одного на корабле, но не знают, кто он и откуда, потому что не понимают его языка. Царь передал его некоторым лицам, которые должны были научить его греческому языку. Научившись погречески, Индиец объяснил, что он, плывя из Индии, заблудился, что он один спасся, потерявши всех спутников, которые умерли от голода. При этом он обещал, как бы в благодарность за оказанное попечение, указать водный путь к Индийцам, если царь поручит кому либо отправиться туда; в числе последних был Евдокс. Отплывши туда с дарами, он, возвратившись, привез в замен их разные предметы и драгоценные камни, из которых одни приносятся реками вместе с камешками, другие же вырываются из земли, образовались из жидкости как наши кристаллы. Но Евдокс обманулся в своих надеждах, потому что Евергет отнял у него все товары. По-смерти Евергета, жена его Клеопатра получила царскую власть; и она послала снова Евдокса с большими приготовлениями. На обратном пути Евдокс был занесен в страну, находящуюся выше Эѳиопии. Приставая здесь к некоторым местностям, он располагал к себе население подарками: хлебом, вином, фигами, которых там не было; за это он получал от них воду и проводников, причем записал также некоторые слова туземного языка. Когда он нашел оконечность передней части корабля, уцелевшую от кораблекрушения, на которой вырезан был конь, он посредством расспросов узнал, что кораблекрушение потерпели плывшие с запада, и взял этот обломок с собою, отправляясь в обратный путь. Когда он прибыл в Египет, где царствовала уже не Клеопатра, а сын её, у него снова отняли все, да еще и уличили в присвоении себе некоторых предметов. Понесши на рынок в гавань оконечность передней части корабля, он показал его матросам и от них узнал, что это обломок гадейрского корабля, что богатые гадейряне снаряжают большие суда, а бедные - маленькие, которые и называют лошадьми от изображений на носу корабля; на них плывут до реки Ликса в пределах Маврузии ловить рыбу. Некоторые из матросов узнали оконечность корабельного носа: она принадлежала одному из кораблей, отплывших довольно далеко от Ликса и более не возвращавшихся. Евдокс из этого заключил, что круговое плавание около Либии возможно, и вот, отправившись домой, он сложил все состояние свое на корабль и вышел из гавани. Прежде всего он прибыл в Дикеархию, потом в Массалию, посетил далее лежащий морской берег до Гадейры. Везде, куда он ни приезжал, разглашал о своем предприятии, и, собравши достаточно денег, построил большое судно и две шлюпки, похожие на пиратские лодки; посадил на них мальчиков, музыкантов, врачей и разных других мастеров, поплыл наконец в открытое Индийское море, сопровождаемый попутным постоянным западным ветром. Когда товарищи его были утомлены плаванием, он поневоле пристал к суше, опасаясь приливов и отливов. Действительно случилось то, чего он боялся: судно село на мель, но постепенно, так что оно не вдруг погибло, и товары и большая часть бревен и досок были снесены на сушу. Из них Евдокс сколотил третье судно, почти равное по силе пятидесятивесельному кораблю, пока не приплыл к народу, говорившему тем же самым языком, слова которого записаны были им прежде. Вместе с этим он узнал, что живущие здесь люди принадлежат к одному племени с Эѳиопами, и что на них похожи те, которые обитали в царстве Бога. Окончивши путь в Индию, он возвратился домой. На обратном пути он увидел остров пустынный, хорошо снабженный водою, покрытый деревьями и заметил его положение. Высадившись благополучно в Маврузии и продавши свои суда, он пешком отправился к Богу и советовал ему предпринять морскую экспедицию. Но друзьям царя удалось убедить его в противоположном. Они навели на царя страх, что после того неприятелю легко будет напасть на страну, потому что откроется дорога для тех, которые извне пожелают вторгнуться в страну. Когда же Евдокс узнал, что его посылают в морскую экспедицию только на словах, а на деле собираются выбросить на пустынный остров, он бежал в римские владения, а оттуда в Иберию. Снарядивши опять круглое судно (στρογγύλον) и длинное пятидесятивесельное, чтобы на одном плавать в открытом море, а на другом держаться берегов, положивши земледельческие орудия, семена, он взял также искусных плотников и отправился в туже экспедицию, с тем намерением, чтобы, если плавание замедлится, провести зиму на упомянутом прежде острове, и, посеявши семена и собравши плоды, совершить плавание, задуманное в начале.
5) "До этого момента, говорит Посейдоний, известна мне история Евдокса; что случилось с ним после, то вероятно знают жители Гадейры и Иберии". "Из всего же этого, говорит он, ясно, что населяемая земля огибается кругом океаном."
"Его (океан) не окружает никакая полоса суши: он разлит на беспредельном пространстве, и ничто не мутит вод его." Во всем этом рассказе Посейдоний достоин удивления, прежде всего за то, что считает недоказанным круговое плавание мага, о котором сообщает Гераклид, и другое плавание, совершенное по повелению Дария, о котором повествует Геродот; между тем он дает веру рассказу Бергея, или им самим выдуманному, или на веру принятому от других, которые его выдумали. Какое же есть основание верить тому, что с Индийцем на самом деле случилось все, здесь рассказанное? Арабский залив на подобие реки узок и имеет длины до того канала, который служит входом в него, и который также очень узок, около 15,000 стадий. И так, не вероятно, чтобы Индийцы, плывя вне этого залива, попали бы заблудившись в залив, потому что узкий вход в залив, показал бы им ошибку; если же они въехали в залив по собственному. желанию, то им нельзя было объяснять этого ошибкою и непостоянством ветров. Далее, каким образом случилось, что погибли все от голода, кроме одного? Потом, каким образом этот один, оставшись в живых, снарядил судно, которое к тому же было не малых размеров, и которое могло проплыть столько морей? Какова была скорость изучения языка, с помощью которого Индиец мог убедить царя, что он способен быть проводником в Индию? Какова также была малочисленность подобных проводников у Евергета, тогда как море в этом направлении известно было многим? Далее, каким образом спондофор и ѳеор из Кизика, покинувши родной город, поплыл к Индийцам? На каком основании поверили ему в таком деле? Каким образом случилось, что он по возвращении был сверх ожидания лишен всего, был обесчещен, а все-таки ему поручено большое количество даров? Потом, возвращаясь домой и занесенный в Эѳиопию, с какою целью он записывал слова эѳиопского языка, или расспрашивал, с какой стороны выброшена была на берег оконечность носа судна? Ибо принадлежность обломков корабля плывшим с запада не могла служить указанием на что-либо, потому что и он сам должен был на обратном пути плыть от запада? Далее, прибывши в Александрию, он был явно уличен в присвоении себе многого, а между тем не был наказан, хотя он даже обращался к морякам с расспросами, показывая им при этом оконечность корабельного носа? С другой стороны узнавший эту вещь неужели не выразил удивления? Но еще более должен был удивляться Евдокс, поверивши этому сообщению. В силу этой уверенности он, возвратившись домой, совершил оттуда путешествие за Геракловы столбы. Но без разрешения нельзя было отъехать из Александрии, да еще лицу, похитившему царские вещи; он не мог отплыть тайно, потому что гавань и прочие выходы были ограждаемы значительной стражей, которая существует и теперь, как мы знаем из нашего долговременного пребывания в Александрии, хотя в настоящее время под владычеством римлян строгость уменьшилась; прежние царские гарнизоны были гораздо многочисленнее. Впрочем после того, как он прибыл в Гадейры и, построивши корабли, отправился в путь по царски, и когда разбился его корабль, каким образом он в пустынной стране мог построить себе третье судно? Каким образом, снова пустившись в море, и открывши западных Эѳиопов, говорящих одним языком с восточными, он не возымел желания совершить дальнейшее плавание, будучи таким горячим любителем путешествий, тем более, что он мог надеяться, что не исследованных местностей осталось мало? Неужели он, оставивши этот план, желал совершить путешествие по поручению Бога? Каким образом он узнал о замыслах, которые составлялись против него тайно? Что был за расчет у Бога умертвить лицо, от которого он мог освободиться иным путем? А узнавши о замыслах, каким образом он мог предупредить исполнение их бегством в безопасные места? Хотя разумеется все это не невозможно, однако весьма трудно, случается редко, при каких-либо благоприятных условиях; между тем Евдокс, поставленный среди непрерывных опасностей, Всегда выходил из них счастливо. Почему же наконец, бежавши от Бога, он не боялся плыть снова мимо Либии с запасами достаточными для колонизации острова? И так, все это мало отличается от ложных известий Пиѳеи, Евемера и Антифана, но эти последние заслуживают извинения, потому что они занимаются этим как фокусники, но кто же может простить это диалектику, философу и почти претендующему на пальму первенства между философами? И так, Посейдоний здесь не прав.
6) Не за то у него правильно трактуется о временных поднятиях и. понижениях земли а также об изменениях, которые бывают бедствием землетрясений и других подобных явлений, которые исчислены нами выше. К этому он кстати присоединяет то мнение Платона, что рассказы об острове Атлантиде могут быть не пустым вымыслом. Об этом острове, говорит он, рассказывал Солон, слышавший от египетских жрецов, что Атлантида некогда существовала, но исчезла, и что по величине она была не меньше материка. Он полагает, что это мнение вернее, чем то, что этот остров уничтожен тем самым поэтом, который его выдумал, как говорят по поводу стены ахейцев, упоминаемой Гомером. Он предполагает, также, что выселение Кимбров и соседних с ними народов из родины совершилось морским путем и не за один раз. Он думает также, что длина населяемой земли равна почти 70,000 стадий и составляет следовательно половину целого круга, по которому она взята. Вот почему, говорит Евдокс, плывя от запада с попутным ветром Евром, он прибыл к Индийцам, прошедши такое именно количество стадий.
7) Потом Посейдоний приступает к опровержению тех, которые этим способом разделяли части материков, а не кругами параллельными экватору, посредством коих они могли бы показать различия в животных, растениях и в температуре, из которых одни смежны с пределами холодной области, другие - жаркой, так что материки представлялись бы поясами; потом он отрекается от своего мнения, хвалит опять общепринятое деление, ведя дебаты сам в вопросах и ответах без всякой пользы. Такого рода различия, равно как различия народностей и языков определяются не по заранее составленному представлению, но случаем и обстоятельствами. Вообще искусства, дарования, разного рода занятия процветают в каком угодно климате, если только кем-нибудь положено им начало. Однако следует кое что отнести и на долю климата, так что одни учреждения свойственнее стране в силу её природы, другие в силу установлений и упражнения. Таким образом Аѳиняне отличаются любовью к просвещению (φιλόλογοι), а Лакедемоняне нет, не по природе, равно как и соседи их Ѳиванцы, - но скорее в силу воспитания. Точно также Бабилоняне и Египтяне - философствующие народы не по природе, но вследствие упражнения и воспитания; достоинство лошадей, быков и прочих животных зависит не только от местности, но и от упражнений. Все это Посейдоний смешивает. Далее, одобряя то разделение материков, какое существует теперь, он указывает для примера на отличие Индийцев от Эѳиопов, живущих в Либии: первые крепче последних и менее подвергаются действию жаркого и сухого воздуха. Поэтому-то, говорит он, и Гомер, упоминая о всех Эѳиопах, разделил их на два народа:
"Одни у захода солнца, другие у восхода"! Кто желает найти в этом месте указание на другую населяемую землю, которой не знал Гомер, тот находится под давлением своей гипоѳезы, и Посейдоний утверждает, что место Гомера нужно изменить таким образом:
Одни у солнца удаляющегося Οἱ μὲν ἀπερχομένου Ὑπερίονος (вместо Οἱ μὲν δυσσομένου Ὑπερίονος),
как бы отклонящегося от меридиана.
8) И так, прежде всего Эѳиопы, которые живут в соседстве с Египтом и разделяются на два народа, из которых один живет в Азии, другой в Либии, ничем не отличаются одни от других. Далее, Гомер не потому делил Эѳиопов, что он знал каких то Индийцев с такой же почти физической организацией, так как по всей вероятности Гомер не знал Индийцев вовсе. Из басни об Евдоксе видно, что Евергет также не знал Индии и того водного пути, которым можно было проехать в Индию; следовательно Гомер руководился при разделении тем, на что мы указали выше. Там мы высказались по поводу чтения, предлагаемого Кратетом, что нет никакой разницы для дела, так ли читать, или иначе; но Посейдоний говорит, что разница есть, что лучше исправить так:
Одни у солнца удаляющегося (οἱ μὲν άπερχομενου). В чем же разница для смысла этого чтения от другого:
Одни у заходящего солнца (οἱ μεν δυσομένου)? Ведь весь сегмент от меридиана до запада называется западом, равно как и половина круга горизонта, тому сегменту соответствующего, на что указывает и Арат:
"Где смешиваются одни с другими крайние пределы запада и востока".
Однако, если чтение Кратета, исправленное таким образом, лучше, то скажут, что в поправке нуждается и Аристархово чтение. Только это возражение мы теперь делаем Посейдонию; потому что многое, что относится к географии, будет подвергнуто обсуждению в отдельных частях нашего трактата; а то, что относится к области физики, нужно исследовать в других трудах или вовсе оставить без внимания: он много занимается отыскиванием причин, подражая Аристотелю, что мы отклоняем от себя вследствие того, что причины скрыты от исследователя.


Глава Четвертая

Ближайшее введение в Географию.
При изучении этой науки предполагается много сведений из физики и математики. Обзор этих необходимых пособий. - Фигура и величина обитаемой земли. Как определяются та и другая. Как нанести изображение обитаемой земли на шар или на плоскость.
1) Полибий, описывая страны Европы, говорит, что древних писателей он оставляет в стороне, но что разберет тех, которые уличали древних в ошибках, как например Дикеарха, Эратосѳена, который занимался собственно географией последний, и Пиѳею, который многих ввел в заблуждение. Так он утверждал, что всю доступную для путешественников Британнию он прошел пешком, и окружность острова исчислял более, чем в 40,000 стадий. Потом он рассказывает о Ѳуле и о тех местностях, где нет более земли, моря или воздуха, а вместо их смесь всего этого, похожая на морское легкое, где земля, море и вообще все висит в воздухе, и эта масса служит как бы связью всего мира, по которой невозможно ни ходить пешком, ни плыть на корабле. Что это имеет форму легкого, Пиѳеа сам видел, как он говорит; все же остальное он сообщает по слухам. Так говорит Пиѳеа, прибавляющий, что пустившись отсюда в обратный путь, он прошел пешком весь европейский берег океана от Гадейр до Танаида.
2) Но Полибий говорит, что и это невероятно, ибо каким образом человек частный, да к тому же бедняк, мог проплыть и пройти столь большие расстояния? Между тем Эратосѳен, также не решаясь верить подобным рассказам, верил однако тому, что сообщал Пиѳеа о Британнии, Гадейрах, Иберии. Но Полибий замечает, что лучше верить Мессенцу, чем Пиѳее. Покрайней мере тот рассказывает, что он посетил одну страну, Панхаю, тогда как этот последний говорит, что он доходил до пределов мира, исследовал всю часть Европы, лежащую на севере, в чем нельзя было бы верить самому Гермесу. Между тем Эратосѳен называет Евемера, Бергея, верит Пиѳее, тому самому Пиѳее, которому не верил даже Дикеарх. Замечание Полибия: "которому не верил даже Дикеарх", забавно, как будто Эратосѳен должен был брать за образец себе такого писателя, против которого выставляет столько возражений сам Полибий. Нами было указано на то что Эратосѳен не знал западной и северной частей Европы. Впрочем и ему и Дикеарху можно простить это, так как они сами не видели тех местностей. Но кто может простить Полибию и Посейдонию? Однако Полибий уличает в ошибках все те мнения, которые существуют относительно расстояний в этих и многих других местностях, тогда как сам не свободен от заблуждений в выставляемых им возражениях. Таким образом Дикеарх говорит, что от Пелопоннеса до Геракловых столбов 10,000 стадий, и что больше этого числа то количество стадий, которое находится между Пелопеннесом и углублением Адриатического моря; он определяет потом ту часть расстояния между Пелопоннесом и Геракловыми столбами, которая простирается до Сицилийского пролива, в 3,000 стадий, а следовательно остальная часть от этого пролива до столбов Геракла равняется 7,000. Полибий по поводу этого места замечает, что он не обращает внимания на то, правильно ли взяты 3,000, или нет; но 7,000 стадий взяты неверно, будут ли измерять это расстояние по береговой морской линии, или по линии, проведенной через середину моря. По его словам морской берег более всего похож на тупой угол, одна сторона которого идет до Сицилийского пролива, а другая до Геракловых столбов, вершина же которого в Нарбоне; таким образом составляется треугольник, основанием которого служит прямая линия, проведенная через море, а боковые стороны представляются линиями, ограничивающими упомянутый у гол. Одна из них, идущая от Сицилийского пролива до Нарбона, имеет более 11,200 стадий, другая же немного менее 8,000. Самое большое расстояние между Европою и Либией, которое измеряется по Тирренскому морю, простирается, как всем известно, говорит Полибий, до 3,000 стадий; а если измерять по Сардинскому морю, то оно будет меньше. Но пускай будет, говорит Полибий, столько же и по этому направлению; пускай прибавят к этому количеству еще 2,000 стадий, именно глубину Нарбонского залива, или, говоря другими словами, длину перпендикуляра, опущенного из вершины на основание тупоугольного треугольника. Очевидно, говорит он, даже для детей, умеющих мерять, что весь морской берег от пролива до Геракловых столбов превосходит почти на 500 стадий прямую, проведенную через море. Если к этой длине мы прибавим расстояние в 3,000 стадий от Пелопоннеса до Сицилийского пролива, то вся сумма стадий, представляющая длину упомянутой прямой линии, превысит более чем в два раза то количество, которое назначает Дикеарх; и согласно его счету, говорит Полибий, необходимо положить на расстояние от Пелопоннеса до глубины Адриатического залива еще более стадий.
3) Но друг мой, Полибий! можно бы сказать: подобно тому как опыт ставит вне всякого сомнения ошибку Дикеарха, как видно из того, что говоришь ты сам, именно, что от Пелопоннеса до Левкады 700 стадий, столько же от Левкады до Коркиры, столько же опять отсюда до Керавнии и направо до Япигии, а от Керавнских гор Иллирийский берег тянется на 6,150 стадий, - подобно этому ошибочны и другие исчисления Дикеарха, именно определение им расстояния между Сицилийским проливом и Геракловыми столбами в 7,000 стадий, ошибочность чего ты доказал кажется сам. Большинство согласно между собою в том, что расстояние между проливом и Геракловыми столбами равняется 12,000 стадий, если измерять по морю; эта цифра согласна с определением длины населяемой земли, именно с цифрою 70,000 стадий; а вся западная часть этой длины от Иссикского залива до наиболее западных оконечностей Иберии, немного менее 30,000. Получают эту сумму следующим образом: от Иссикского залива до Родоса 5,700 стадий, от Родоса до Салмония, восточного мыса острова Крита, 1,000, сам же Крит до передней части Крия имеет в длину более 2,000, отсюда до Пахина в Сицилии 4,500 стадий, а от Пахина до Сицилийского пролива больше 1,000; наконец промежуток между проливом и столбами Геракла 13,000, а от столбов Геракла до оконечности Священного мыса Иберии считается около 3,000. Впрочем, перпендикуляр взят также неверно, если только Нарбон находится почти на одном параллельном круге с Массалией, а эта последняя с Византией, как убежден и Гиппарх; далее линия проведенная через море лежит на одном параллельном круге с линией, проходящей через Сицилийский пролив и Родос. От Родоса до Византии, как бы лежащих на одном меридиане, считается около 5,000 стадий; столько же стадий должен иметь и упомянутый выше перпендикуляр. Но когда наибольшее расстояние по этому морю между Европой и Либией определяют в 5,000 стадий от углубления залива Галатийского, то мне кажется здесь делается ошибка, или же Либия в этой части отклоняется к северу и соприкасается с параллельным крутом, проходящим через Геракловы столбы! Другая ошибка состоит в том, что Полибий оканчивает названный перпендикуляр подле Сардинии, потому что не подле Сардинии, но гораздо западнее идет эта линия, так как кроме Сардинии между ними лежит еще почти целое Лигистикское море. Кроме того, у Полибия увеличена также длина морского берега, хотя не настолько.
4) Вслед за сим он исправляет рассуждения Эратосѳена, в одних случаях удачно, в других делая сам еще большие ошибки, чем Эратосѳен. Так Эратосѳен полагал, что от Иѳаки до Коркиры 300 стадий, а Полибий считает более 900; от Эпидамна до Ѳессалоники тот считает 900, а Полибий - более 2,000. Это правильно. Далее, тогда как Эратосѳен назначает 7,000 стадий для промежутка между Массалией и столбами Геракла, он определяет это расстояние неверно в 9,000 стадий слишком от Массалии, немного менее 8,000 от Пирены; цифры Эратосѳена ближе к истине, ибо современные нам географы соглашаются в том, - если только устранить неровности путей, - что вся Иберия от Пирены до западной границы имеет в длину не более 6,000 стадий. Между тем Полибий определяет длину реки Тага от истоков до устьев в 8,000 стадий; при этом он не имеет в виду уклонений в сторону (потому что иначе прием не был бы географический), а измеряет по прямому направлению; источники реки Тага отстоят от Пирены более чем на 1,000 стадий. За то следующее мнение Полибия снова верно, именно, что Эратосѳен не знал Иберии, и вследствие того в его рассуждениях об ней обнаруживаются иногда противоречия; так, сказавши, что береговые части Испании до Гадейр заселены Галатами, которые действительно занимают западную часть Европы до Гадейр, он как бы забыл об этом, нигде не упоминая о Галатах в своем описании всех берегов Иберии.
5) Высказывая ту мысль, что Европа по длине меньше Либии и Азии, взятых вместе, Полибий делает неверное сравнение. Относительно прохода у столбов Геракла он говорит, что он находится у экваториального запада, а Танаид течет от летнего востока; Европа таким образом окажется по длине меньше обоих их взятых вместе промежуточным расстоянием между летним и экваториальным востоком, так как Азия захватывает ту часть северного круга, которая обращена к экваториальному востоку. Кроме того, что он останавливается напрасно на предметах совершенно понятных, Полибий делает ошибку в том, что заставляет Танаид течь от летнего востока, ибо все сведущие в географии этих местностей утверждают, что Танаид течет с севера и впадает в Меотиду, так что устья реки, вход в Меотиду и самая река лежат, на сколько известно, на одном и том же меридиане.
6) Некоторые достойные внимания писатели говорили, что Танаид берет начало в местах близких к Истру и течет с запада; но они не сообразили при этом, что в промежутке текут в Понт несколько больших рек, как Тира, Борисѳен и Гипанис. Первая из них параллельна Истру, а прочие Танаиду; и если не открыты истоки Тиры, Борисѳена и Гипаниса, то еще менее должны быть известны те страны, которые лежат далее к северу. Таким образом, если кто проводит Танаид через эти страны к Меотиде, потом заставляет его делать поворот (ибо устья реки несомненно находятся в северных частях озера и в наиболее восточных), тот высказывает ложную и ни на чем не основанную гипотезу. Неосновательно точно также мнение тех, которые утверждают, будто река эта течет через Кавказ по направлению к северу, потом поворачивается к Меотиде. Об этом уже было сказано. Однако никто не говорит, что она течет с востока; если бы она текла таким образом, то наши более остроумные географы не стали бы доказывать, что течение её противоположно Нилу и даже некоторым образом диаметрально противоположно, как будто эти две реки проходят вдоль одного и того же меридиана.
7) Кроме того, измерение длины населяемой земли производится по линии, параллельной экватору, потому что самая земля тянется в длину именно таким образом; поэтому и длина каждого из материков должна быть представляема между двумя меридианами, а измерения длины производятся определением расстояний в стадиях, или стадиасмами, которые мы получаем проходя или самую длину, или же совершая пути сухопутные или водные, параллельные этой длине. Между тем Полибий оставляет этот общепринятый способ и вводит новый, принимая за меру длины сегмент северного полукруга между летним и экваториальным востоком (вместо расстояния между двумя меридианами). Однако по отношению к величинам постоянным никто не станет употреблять приемов и мер изменчивых, к величинам безотносительным и не допускающим перемены прилагать такие приемы, которые различны для различных положений. Длина материка неизменна и определяется безотносительно, тогда как экваториальный восток и запад, точно также зимний и летний, существуют не сами по себе, но по отношению к нам: по мере того как мы будем изменять места своего пребывания, переменяться будут и места запада, экваториального востока и тропического, между тем длина материка остается та же самая. Поэтому ничего нет несообразного в том, если Танаид и Нил принимаются за границы, но таковыми считать летний или экваториальный восток - странно.
8) Что касается того обстоятельства, что Европа оканчивается многими полуостровами, то Полибий рассуждает здесь правильнее Эратосѳена, хотя все-таки неудовлетворительно. Эратосѳен насчитывает три полуострова: один, простирающийся до столбов Геракла, на котором лежит Иберия; другой тянется до Сицилийского пролива, на нем лежит Италия; третий - до Малей, на котором обитают все народности между Адриатическим морем, Евксином и Танаидом. Полибий приводит два первых согласно с Эратосѳеном, третьим он считает тот, который лежит между Малеей и Сунием, на котором находятся вся Эллада, Иллирия и некоторые части Ѳракии; четвертый составляет полуостров Ѳракийский, на котором лежит узкий проход между Сестом и Абидом; владеют им Ѳракийцы; наконец пятый - тот, который лежит подле Киммерийского Боспора и Меотиды. С своей стороны мы соглашаемся относительно двух первых полуостровов, потому что они заключены между значительными заливами: один омывается заливом, находящимся между Кальпою и Священным мысом, на котором Гадейры, а с другой стороны тем морем, которое помещается между столбами Геракла и Сицилией; другой полуостров лежит между этим самым морем и Адриатическим. Однако так как врезывается в море мыс Япигов, то можно бы возразить, что он разделяет оконечность Италии на два мыса; а остальные полуострова еще яспее делятся на части и потому требуют иного распределения. Равным образом деление Европы на шесть частей согласно с количеством полуостровов вызывает подобное же возражение. В каждом отдельном случае мы сделаем надлежащие поправки и в этих рассуждениях Полибия, а также и в других, где он впадает в ошибки в описаниях Европы и Либии; а теперь достаточно будет сказанного нами в опровержение наших предшественников. Поправляя их, мы кажется достаточно оправдали тем и наш труд, так как сделанное прежде требует значительных поправок и дополнений.


Глава Пятая

Дополнительные об этом замечания и особенно изложение причин, почему Страбон может дать читателю более против своих предшественников. Плащеобразный вид обитаемой земли. - Общий её очерк. - Описание Средиземного моря. Европа. Азия. Либия. - О климатах. Исчисление климатов по Гиппарху. Распределение обитателей земли по тени.
1) Так как, не ограничиваясь возражениями против предшествовавших географов, мы имеем в виду исполнить наше обещание, то, принимая в руководство другой принцип, мы объявляем, что желающий описать различные страны, обязан многое, что трактуется собственно в физике и математике, принять за истину и дальнейшие рассуждения согласовать с доказанными там положениями. Прежде было сказано, что ни плотник, ни архитектор не в состоянии устроить хорошо дом или город, если прежде не познакомились с небесными наклонениями, с фигурами и размерами той или другой области, со степенью тепла и холода и другими подобными условиями; точно тоже самое относится к тому, кто намерен описать всю населяемую землю. Действительно, представить в описании земли на одной и той же плоскости Иберию, Индию и страны, лежащие между ними, а также определить восток, запад и полдень для всех местностей, облегчит занятие географией, если; он предварительно узнал расположение и движение неба, если он понял, что поверхность земли на самом деле шарообразна, хотя Для зрения представляется плоскою; без этих знаний, все это не принесет пользы для занятий географией. Лицам, проходящим через обширные равнины, каковы напр. Бабилонские, или же через море, все то, что впереди их, назади и по сторонам, кажется лежащим на одинаковой поверхности, причем нет по видимому никакой перемены в нашем отношении к небу, к движениям и положениям солнца и остальных светил, - подобное однообразие должно исчезнуть перед географом. Мореплаватель, а также странствующий сухим путем по равнинной местности, руководится некоторыми общеизвестными явлениями, по которым одинаково поступают и человек необразованный, и государственный муж, оба несведущие в явлениях неба, оба незнающие того, что не согласно с видимыми явлениями. Так, он наблюдает, что солнце восходит, заходит, доходит до середины неба; но не исследует, каким образом это совершается; потому что это было бы для него совершенно бесполезно среди его занятий, равным образом как знание того, параллельно ли занимаемое им место, или нет тому месту, на котором находится его собеседник; а если он что-нибудь и станет исследовать, то относительно предметов математики он будет иметь мнения туземцев: каждая местность имеет свои предубеждения. Между тем географ пишет свою географию не для жителя той или другой местности, и не для такого государственного лужа, который пренебрегает всем, о чем трактует математика, точно также не для жнеца или землекопа, но для тех, которые способны проникнуться убеждением, что вся земля такова, как представляют ее математики, равно как и все остальное, что вытекает из этой гипотезы. Географ советует своим ученикам заранее усвоить себе математические истины и только тогда идти далее; он будет сообщать им то, что составляет последствия тех аксиом; поэтому ученики его, если слушали прежде математику, окажутся более способными сделать верное употребление из того, что будет им сообщено; он говорит, что географ не пишет для тех, которые не приготовлены таким образом.
2) Необходимо, чтобы географ полагался в том, что имеет для него значение основного начала, на геометров, измеривших всю землю, а эти последние должны опираться на измерениях астрономов, которые в свою очередь должны полагаться на физиков. Что касается физики, то это наука в некотором роде совершенная. Совершенными науками называются такие, которые не имеют гипотез, откуда либо заимствованных, которые зависят сами от себя, имеют в самих себе и начала, и способы доказательства. И так, в числе положений доказанных физиками, находятся следующие: мир шарообразен, равно как и небо; тела притягиваются к центру тяжести; около этого; пункта расположена земля, имеет общий центр с небом и остается неподвижною; через нее проходит та же ось, около которой обращается, и небо. Небо вращается около земли и около своей оси от востока к западу, а вместе с ним и неподвижные звезды с такою же скоростью, как и полюс. Неподвижные звезды вращаются по параллельным кругам, из которых наиболее известны: экватор, два тропика и полярные круги. Что касается звезд подвижных, а также солнца и луны, то они вращаются по кругам косвенным, находящимся в пределах зодиака. Доверяя этому, или всему, или части какой-нибудь, астрономы трактуют дальнейшее самостоятельно, именно: движения светил, возмущающие их, затмения, размеры, взаимные их расстояния и многое подобное. Точно также измеряющие всю землю геометры пользуются, как готовыми, положениями физиков, а выводами геометров пользуются в свою очередь географы.
3) Таким образом должно предполагать, что небо делится на пять поясов, а также и земля, и что поясы земли носят те же наименования, что и поясы неба; причины такого разделения на поясы мы уже показали выше. Что касается границ поясов, то таковыми могут служить круги параллельные экватору по обеим сторонам последнего; два из них обнимают жаркий пояс, два другие следующие за первыми, заключающими жаркий пояс, образуют два пояса умеренных; за умеренными следуют холодные. Каждому из небесных кругов соответствует одноименный с ним круг на земле, и поясу пояс. Умеренными поясами называют те, которые могут быть обитаемы; остальные называют необитаемыми, один вследствие жары, другие по причине холода. Точно таким же образом поступают относительно тропиков и полярных кругов в тех конечно странах, где полярные круги есть, именно: распределяют круги на земле соответственно небесным, давая первым общие названия с последними. Так как экватор разделяет все небо на две части, то необходимо, чтобы разделена была таким же образом и земля посредством своего экватора. Каждое из двух полушарий небесных и земных называются одно северным, другое южным. Очевидно, что и из умеренных поясов один - северный, другой южный, называется общим именем с тем полушарием, в котором каждый из них лежит. Северным полушарием называется полушарие, обнимающее тот умеренный пояс, в котором, если смотреть от востока к западу, на правой стороне будем иметь полюс, а па левой экватор, или же, если смотреть по направлению к югу, на правой стороне будем иметь запад, а на левой восток. Южным полушарием называется то, в котором все это наоборот. Отсюда ясно, что мы находимся в одном из полушарий, именно в северном; быть в обоих невозможно, потому что в промежутке между ними текут большие реки, океан и наконец лежит жаркий пояс. Самый океан, разделяя землю, не находится посередине населяемой земли, равным образом как и жаркая страна; точно также часть её не представляется областью, имеющею климаты, совершенно противоположные тем, которые находятся в северном умеренном поясе.
4) И так, геометр принявши это, и кроме того, пользуясь гномоном и другими средствами, которые указывает астрономия, и с помощью которых можно найти для каждой отдельной местности круги параллельные экватору, те, которые пересекают их под прямыми углами, и проходящие через полюсы, принявши это, он измеряет всю землю, одну часть её, обитаемую, прошедши сам, а другую определяет на основании промежуточных расстояний на небе. Этим способом можно найти, сколь велико расстояние от экватора до полюса, что составляет четвертую часть наибольшего круга на земле; если это известно, то известно и расстояние в 4 раза больше этого, т. е. окружность земли. Подобно тому как измеряющий землю принимает от астронома основные начала, а астроном от физика, подобно этому географ должен принять за истину то, что сообщает измеривший всю землю, и, доверяя тому, чему и тот доверял, определить прежде всего пространство населяемой нами земли, её фигуру, естественные свойства и её отношение ко всей земле; это составляет собственный предмет географии. После этого географ сообщит надлежащие сведения об отдельных частях суши и моря; при этом он укажет на то, что недостаточно было сообщаемо нашими предшественниками, особенно теми, которые считаются в таких вопросах наиболее заслуживающими веры.
5) И так, предположим, что суша вместе с морем шарообразна и находится на одном уровне с водами морей; ибо выдающиеся части земли могут скрываться при столь обширных размерах, как незначительные или даже незаметные. Впрочем, шарообразность земли не может быть сравниваема с гончарным кругом или с кругом геометра; шарообразною она представляется нашему чувству, довольно грубому. Далее, представим себе этот шар разделенным на пять поясов, пересекающий его диаметральный круг, другой параллельный этому, ограничивающий холодный пояс в северном полушарии, наконец третий круг, проходящий через полюсы и пересекающий два первые под прямыми углами. Если северное полушарие занимает ²/₄ земли, которые заключены между экватором и кругом, проведенным через полюсы, то в каждой из этих двух четвертей заключается четырехсторонняя фигура, северная сторона которой составляет половину того параллельного круга, что лежит у полюса; южная сторона составляет половину экватора, а две остальные суть сегменты круга, проведенного через полюсы, сегменты, лежащие один против другого и равные по длине. В одной из этих четырехсторонних фигур (безразлично, в какой) расположена, по нашему мнению, населяемая нами земля, кругом омываемая морем и похожая на остров. Было уже сказано, что это ясно как для внешних чувств, так и из доказательств рассудка. Если же кто-нибудь этому не верит, то можно отвечать, что для географии безразлично, представлять ли землю островом, или держаться того мнения, которое мы получаем из опыта, именно, что, отправляясь от востока, можно совершить плавание кругом земли, равно как если мы отправимся с за па да, - разве кроме небольшого числа в средине лежащих пространств. При этом совершенно безразлично, ограничиваются ли эти пространства морем, или необитаемой землею; ибо географ исследует известные части населяемой земли, а неизвестные, равно как и лежащие за пределами её, оставляет без внимания. Достаточно будет соединить прямою линиею крайние пункты мореплавания по обеим сторонам, чтобы получить полную фигуру острова, о котором мы говорим.
6) Предположим, что остров этот находится в упомянутом четырехстороннике. В таком случае нужно определить кажущуюся длину его, отнявши от всего пространства земли полушарие, населяемое нами; потом от нашего полушария отнимем половину, а от этой половины четырехстороннюю фигуру, в которой, по нашему мнению, лежит обитаемая земля. Подобным же образом и относительно фигуры должно судить по тому, что нам кажется, соглашая заключение с основными положениями. Впрочем так как сегмент северного полушария, лежащий между экватором и обозначенным выше параллельным кругом, что у полюса, имеет вид позвонка, а этот последний разделяется на две части кругом, проходящим через полюсы и полушарие и образующим четырехсторонник, - то очевидно, что четырехсторонник, на котором лежит атлантический бассейн, будет похож на поверхность позвонка; а что касается обитаемой земли, то она в океане представляет фигуру похожую на плащ и составляет менее половины той четырехсторонней фигуры. Это ясно видно как из геометрии, так и из обширности разлитого кругом моря, которое закрывает оконечности материков с обеих сторон (на востоке и западе), и которое сообщает ей вид усеченной фигуры, имеющей только треть своей длины при наибольшей ширине. Длина обитаемой земли определяется в 70,000 стадий и ограничена со всех сторон морем, которое вследствие обширности и пустынности недоступно для дальнейшего плавания; ширина же исчисляется менее чем в 30,000 стадий и ограничивается странами необитаемыми вследствие жары и холода. Необитаемая вследствие жары часть четырехсторонника имеет ширины 8,800 стадий, а наибольшая длина её 126,000, что составляет половину экватора, а потому она должна быть больше остальной части четырехсторонника.
7) С этим согласно в некоторой степени и то, что говорит Гипиарх. Предполагая пространство всей земли такое, как и Эратосѳен, он утверждает, что от этого пространства необходимо отнять пространство обитаемой земли, потому что, по его мнению, небольшая будет разница по отношению к явлениям неба для каждой местности, так измерить обитаемую землю, или же так, как измеряют ее позднейшие географы. Если, согласно с Эратосѳеном, экваториальный круг считать равным 252,000 стадий, то четвертая часть его будет заключать в себе 63,000 стадий, и таково же расстояние от экватора до полюса, именно ¹⁵/₆₀ экватора. Расстояние от экватора до летнего тропика составляет ⁴/₆₀, а этот тропик - в тоже время параллельный круг, проведенный через Сиэну. Известно, что промежуточные расстояния отдельных пунктов определяются помощью небесных явлений, как действительных способов измерения; так например, что тропик совпадает с Сиэною, заключают из того, что здесь во время летнего солнцестояния гномон в полдень не бросает от себя тени. Далее, меридиан Сиэнский проходит главным образом через течение Нила, именно от Мероэ до Александрии, а это составляет около 10,000 стадий. Сиэна же оказывается расположенною по середине этого расстояния, так что от неё до Мероэ 5,000 стадий. Если же пройти вперед по прямому направлению к югу около 3,000 стадий, то найдем местности, уже не обитаемые вследствие жары; таким образом параллельный круг, проходящий через эти места, будет тот же самый, что проходит через Кинамомофор и должен быть признан за начало и конец со стороны юга населяемой нами земли. И так, если расстояние от Сиэны до Мероэ 5,000 стадий, то прибавивши остальное пространство, получим для всего расстояния от Сиэны до пределов обитаемой земли 8,000 стадий; до экватора же от Сиэны 16,800 стадий (столько именно стадий заключают в себе ⁴/₆₀, полагая на каждую такую часть 4,200 стадий), так что остальное пространство от пределов обитаемой земли до экватора имеет 8,800, а от Александрии до экватора 21,800 стадий. Далее, все согласны в том, что морской путь от Александрии до Родоса направляется по одной прямой линии с течением Нила; а от Родоса в том же направлении путь идет мимо Карий, Ионии до Троады, Византии и Борисѳена. Итак, пользуясь (расстояниями известными и доступными для плавания, исследуют местности, лежащие по ту сторону Борисѳена по той же самой прямой линии до того пункта, где земля перестает быть обитаемою, и где со стороны севера обитаемая земля оканчивается. Выше Борисѳена обитают крайние известные нам представители скиѳского племени, именно Роксоланы, которые живут южнее последних, нам известных обитателей области, лежащей выше Британнии. Дальнейшие страны уже не обитаемы по причине холода. К югу от этого народа, обитают Савроматы и Скиѳы до мест жительства восточных Скиѳов.
8) Массалиец Пиѳеа говорит, что наиболее северная область Британнии, лежащая около Ѳулы, составляет последний предел обитаемой земли, где летний тропик тоже самое что полярный круг; но никакой другой путешественник не рассказывает ничего подобного, ни того, что Ѳула какой-то остров, ни того, обитаема ли земля до того предела, где летний тропик совпадает с полярным кругом. Я же полагаю, что северный предел обитаемой земли лежит гораздо южнее. Современные исследователи ничего не могут сообщить о странах, лежащих далее Гиерны, которая расположена на небольшом расстоянии к северу от Британнии и служит местом жительства народов совершенно диких, ведущих жалкий образ жизни по причине холода; поэтому я полагаю, что здесь необходимо положить предел. Далее, если параллельный круг, проходящий через Византию, проходит также и через Массалию, как утверждает Гиппарх со слов Пиѳеи (ибо, говорит он, в Византии тоже самое отношение гномона к тени, какое Пиѳея наблюдал в Массалии), а если Борисѳенский параллельный круг отстоит от Византийского почти на 3,800 стадий, то из расстояния от Массалии до Британнии следует, что параллельный круг, проходящий через Борисѳен, пройдет также и через всю Британнию. Но Пиѳея, часто вводящий людей в обман, и здесь говорит неправду. Действительно, то мнение, что линия, идущая от Столбов Геракла до окрестностей Сицилийского пролива, Аѳин и Рода, лежит на одном и том же параллельном круге, это мнение разделяется многими; точно также соглашаются относительно того, что часть этой линии от Столбов Геракла до Сицилийского пролива, проходит по середине моря. Кроме того, мореплаватели утверждают, что самое большое расстояние от Кельтики до Либии, именно от Галатского залива, будет 5,000 стадий; это же и наибольшая ширина моря. Таким образом расстояние от упомянутой выше линии до углубления залива составит 2,500 стадий, а до Массалии меньше этого числа, потому что Массалия южнее углубления залива. Далее, от Рода до Византии почти 4,900 стадий, так что параллельный круг через Византию лежит гораздо севернее Массалийского параллельного круга; а расстояние от Массалии до Британнии может равняться расстоянию от Византии до Борисѳена; от Борисѳена же до Гиерны расстояние не известно, и, как ясно из пред-идущего, нет необходимости доискиваться, обитаемы ли далее лежащие местности, или нет. Для науки достаточно установить, подобно тому как мы приняли для южных частей, что далее Мероэ, именно на рас стоянии около 3,000 стадий нужно признать предел обитаемой земли; конечно нельзя считать этого предела точным, а только близким к Действительному. Границу эту нужно считать лежащею выше Британнии на таком же расстоянии, или только немного большем, например на расстоянии 4,000 стадий. Для целей правительственных не может быть никакой пользы от знания подобных стран и их обитателей; Даже если бы эти острова и были заселены, то все-таки они не могут быть для нас ни вредными, ни полезными, потому что сообщение с ними невозможно. Так Римляне, имея возможность занять Британнию, пренебрегли этим, принимая в соображение, что с одной стороны обитатели её не угрожают никакою опасностью (потому что они не настолько сильны, чтобы перейти к нам), с другой стороны, если бы сами они владели этим островом, то не имели бы большой выгоды. Кажется, что в настоящее время пошлины приносят нам больше, чем сколько могли дать в то время подати, отнимая при этом расходы на содержание войска, которое должно было охранять остров и собирать подати. Бесполезность была бы еще больше от занятия других островов, лежащих вокруг Британнии.
9) И так, если к расстоянию от Рода до Борисовна прибавить расстояние в 4,000 стадий от Борисѳена до северной границы, то получится всего 12,700 стадий; а так как от Рода до южного предела обитаемой земли 16,600 стадий, то ширина всей обитаемой земли от юга до севера будет менее 30,000 стадий. Длина определяется более, чем в 70,000 стадий, в направлении от запада к востоку, именно от оконечностей Иберии до оконечностей Индии; длина эта измеряется частью по сухому пути, частью морем. Что длина земли заключается в названном выше четырехстороннике, очевидно из отношения параллельных кругов к экватору; таким образом длина оказывается вдвое больше ширины. Сказано было также, что земля имеет форму плаща, потому что ширина значительно сокращается к краям и наиболее к западу, что очевидно, если мы станем исследовать землю подробно.
10) И так мы теперь описали на сферической поверхности местность, на которой, мы говорим, расположена обитаемая земля. Нужно, чтобы тот, кто желает, невозможности приблизиться к истине во всех соделанных рукою изображениях, сделал землю шаром, как поступил Кратет, чтобы он, обозначивши на нем четырехсторонник, внутри этого последнего написал таблицу географии. Но так как нужен огромный шар, чтобы вышеупомянутый четырехсторонник составлял очень малую часть его и чтобы достаточно было его для ясного вписания в нем всех частей обитаемой земли, и чтобы смотрящий мог их видеть, то конечно прекрасно если кто в состоянии сделать такой шар: он будет иметь в диаметре не менее десяти футов; кто не может приготовить такой шар или немного меньший, тому нужно начертить его на ровной доске по крайней мере в семь футов. Ведь мало будет различия, если вместо кругов, как параллельных, так и меридиональных, которыми мы обозначаем климаты, ветры и прочие отличия и соотношения частей земли между собою и с небом, будем писать прямые - параллельные вместо параллельных кругов, а вместо меридиональных те, которые падали бы на круги под прямыми углами, так как мыслительная способность может легко перенести глазом видимую на равной поверхности фигуру и величину на поверхность круглую и шарообразную. Подобно мы говорим касательно прямых линий и кривых кругов. Хотя меридиональные круги, идущие через полюсы, все сходятся на шаре в одном пункте, однако неважно, если прямые, малые меридианы только сходятся на ровной плоскости. Кроме того во многих случаях это и не необходимо, самое сближение незаметно так, как шарообразность, потому что линии переносятся на ровную доску и изображаются прямыми.
11) Последующую речь мы будем так вести, как если бы чертеж находился на ровной гладкой доске. Описание земли и моря, мы будем излагать или по личным наблюдениям, или по тем сведениям, и которые мы получили от рассказчиков или писателей. Сами мы прошли к западу от Армении до тех мест Этрурии, которые противоположны Сардинии; к югу же - от Евксейна до границ Эѳиопии. Что касается остальных лиц, которые писали о расположении земли, то нельзя указать ни на одного, который исходил бы упомянутые нами пространства больше, нежели мы. Ибо те, которые проникали далее меня в западных странах, не достигали столь отдаленных пунктов на востоке; другие, проходившие дальше меня на восток, остались позади меня на западе. Тоже самое можно сказать и относительно стран, лежащих на юге и на севере. Но во всяком случае большую часть сведений о странах мы излагаем подобно другим, получивши их из рассказов других лиц, напр., о фигуре, величине, о качестве и составных частях земли точно таким образом, как ум наш составляет понятия из впечатлений. Так например, от формы, цвета и величины яблока, равно как от вкуса, запаха твердости и кислоты получаются впечатления, а рассудок из этих впечатлений слагает понятие яблока. Даже в фигурах очень больших чувство постигает только части, а рассудок из того, что постигнуто чувством, образует понятие о целом. Подобно этому поступают и люди любознательные. Доверяя, как органам своих чувств, тем лицам, которым пришлось побывать в разных странах, и которые видели те или другие части земли, составляют одну картину мира из рассказов о частях его. Так и полководцы все делают сами, хотя и не везде присутствуют, многое обделывая через других, доверяя вестникам и рассылая нужные поручения согласно с полученными сведениями. Человек, уверяющий что знают только видевшие, не допускает сведений, получаемых путем рассказа, который, для знания может быть гораздо важнее зрения.
12) Преимущественно современники наши могут сообщить кое что достоверное относительно Британцев, Германцев, а также тех народов, которые обитают около Истра, как по сю, так и по ту сторону его, - Гетов, Тюригетов, Бастарнов, жителей Кавказа, как-то: Албанцев, Иберов. Нам также кое что известно от тех, которые писали о парѳянских войнах, и во главе которых стоит Аполлодор Артемит, так как о Гиркании и Бактриане они дают сведения более определенные, чем многие другие писатели. Далее, так как Римляне только недавно вторглись в Счастливую Арабию под предводительством Элия Галла, друга и товарища моего, и так как купцы из Александрии плавают на торговых кораблях по Нилу и Арабскому заливу до Индии, то все эти страны более известны нашим современникам, чем были известны нашим предкам. Когда Галл управлял Египтом, я, находясь вместе с ним и дошедши до Сиены и до границ эѳиопских, узнал, что из гавани мышь (Μύς) к Индии ходит сто двадцать кораблей между тем как прежде во времена Птоломеев только очень немногие дерзали плавать туда и ввозить индийские товары.
13) Первое и самое важное как для науки, так и для государственных нужд - изобразить возможно более просто фигуру и величину того что отмечается на географической карте какая это часть целой земли и как она велика. Ибо таково дело географа; что же касается до того, чтобы вполне строго и верно вести речь о целой земле и о целом круге пояса, о котором мы говорим, то это относится к другой науке; так например, если требуется знать, обитаем ли круг и на другой четверти, и если действительно он обитаем, то там живут люди не такие, как у нас. Во всяком случае и другую часть света надо считать обитаемой, что вполне вероятно. Нам же надлежит говорить о нашей части земли.
14) Но форме своей наша обитаемая земля похожа на плащ, самую большую ширину которого составляет линия идущая по Нилу; она начинается от параллели, идущей через Киннамомофор, и от другой через остров беглых Египтян, а оканчивается параллелью, идущею через Гиерну. Длину земли составляет та линия, которая падает на эту под прямым углом, начинаясь от запада и проходя через Столбы и Сицилийский пролив до Родии и Иссикского залива, тянется она вдоль Тавра, опоясывающего Азию, и поворачивает к восточному морю между Индийцами и Скиѳами, лежащими за Бактрианой, где и оканчивается. Следует представить себе параллелограмм, в котором плащеобразная фигура вписана так, что длина её соответствует длине и наибольшая из них равна наибольшей длине, а ширина соответствует ширине. Эта плащеобразная фигура и есть обитаемая земля. Мы говорили, что ширина её определяется крайними параллельными линиями, которые отделяют с обеих сторон обитаемую часть от необитаемой; это те самые линии из которых одна, как мы сказали, проходит на севере через Гиерну, а другая у жаркого пояса через Киннамомофор. Они, простираясь к востоку и к западу до противоположных обитаемой земле частей, составят вместе с теми меридианами, которые соединяют названные края, упомянутый параллелограмм. Что в этом параллелограмме заключается обитаемая земля, ясно из того, что ни самая большая ширина её, ни длина не выходят за пределы его. Что форма земли плащеобразна, видно из того, что концы длины, омываемые морем, с обеих сторон остро заканчиваются и суживают ширину. Это по крайней мере известно через тех, которые плавали по обеим сторонам восточных и западных частей. Они говорят, что гораздо южнее Индии лежит остров, обитаемый еще и теперь, и находящийся против острова Египтян и против земли, доставляющей киннамом; состав воздуха в этих местах одинаков; остров называется Тапробаною. Таким образом те страны, которые лежат у устья Гирканского моря, севернее крайней Скиѳии, что за Индийцами, а еще севернее Гиерна. Тоже самое относится к стране, лежащей по ту сторону Столбов. Самым западным пунктом обитаемой земли считается мыс в Иберии; он называется Священным и лежит на одной линии с Гадейрами, Столбами, Сицилийским проливом Родией; ибо говорят, что солнечные часы, ветры, благоприятные для обеих сторон, и продолжительность наибольших дней и ночей, - все это совпадает в этих пунктах. Самый больший день и самая большая ночь равняется здесь четырнадцати равноденственным часам, а на берегу подле Гадейр и Столбов некогда были видны... Посейдоний говорит, что он с какого-то в высокого здания в городе, отстоящем от этих мест почти на четыреста стадий, видел звезду, которую он принял за самый Каноб частью потому, что те, которые из Иберии отправлялись недалеко к югу, говорят, что видели эту звезду, а частью на основании рассказов, ходящих в Книде. Обсерватория Евдокса возвышается немного над прочими домами; однако, говорят, с этого места он видел звезду Каноб.
15) Если плыть отсюда в южном направлении, то там находим Либию, самые западные части которой немного выступают вперед от Гадейр; потом, образовавши узкий мыс, она отступает к востоку и к югу и постепенно расширяется до соприкосновения с западными Эѳиопами; эти последние находятся ниже Кархедона, на самом конце обитаемой земли, соприкасаясь с линией, идущей через Киннамомофор. Для плывущих в противоположную сторону от Священного мыса до так называемых Артабров водный путь идет в северу, причем Лузитания остается вправо; затем остальной путь, образуя тупой угол, направляется к востоку до мысов Пирены, скрывающихся в океане; этим мысам противолежат на севере западные берега Британнии, равно как Артабрам противолежат на севере так называемые Катитеридские острова, находящиеся в открытом море, почти под британским кругом широты. Итак отсюда видно, насколько края обитаемой земли по длине сближаются в узкую полосу омывающим ее морем.
16) При такой общей форме земли представляется полезным взять две прямые линии, которые, пересекая одна другую под прямым углом, шли бы: одна через всю самую большую длину, а другая через ширину; первая из них будет одною из параллелей, а вторая од-пим из меридианов. Потом мы представляем себе другие линии, параллельные первым с обеих сторон, и разделяем по ним землю и море таким способом, какой мы только что употребили. Таким образом фигура земли яснее представится в том виде, в каком мы описали ее, по величине линий длины и ширины, имеющих различную меру; лучше обозначатся и наклонения, как восточные, так и западная, равно южные и северные. Так как необходимо, чтобы эти прямые проходили через известные места то две линии были уже взяты, а я говорю еще о двух средних, упомянутых выше и представляющих собою длину и ширину. Остальные линии легко могут быть определены с помощью этих; пользуясь ими, как руководящими, мы в состоянии определить параллельные страны и другие отношения мест жительства на земле и явлений на небе.
17) Определяет сушу и дает ей форму главным образом море, образуя заливы, береговые моря и проливы, а также перешейки, полуострова и мысы. Морю помогают реки и горы. С помощью всего этого определены материки, племена, удобные положения городов и другие явления, знаками которых полна хорографическая карта. В числе этих явлений следует разуметь множество островов, рассеянных по морям и вдоль каждого берега. Различные местности обладают различными достоинствами и недостатками, с зависящими от них выгодами и неудобствами, из которых одни естественны, другие искусственны; нам надлежит говорить о природных условиях, потому что они постоянны, а искусственные подвергаются изменениям. Впрочем и из этих последних следует указать такие, которые сохраняются в течении некоторого времени... не долго; особенно если они приобрели чем-либо большую известность, которая сохраняется в последствии и тем, так сказать, скрепляет известные учреждения с самою местностью, хотя бы эти учреждения и перестали существовать в данном месте. Попятно, почему следует упомянуть о таких условиях; Например о многих городах можно сказать то, что сказал Демосѳен о соседних с Олинѳом городах, которые, говорит он, были до того разрушены, что пришедший сюда не мог бы даже подумать, что когда либо были города здесь. Между тем находятся охотники посетить подобные местности, желая увидеть по крайней мере следы замечательных сооружений подобно тому, как посещаются гробницы славных мужей. Равным образом мы не пройдем забвением тех законов и политических форм, которые более не существуют, но из которых мы можем извлечь пользу, равно как и из знакомства с событиями, то подражая в них, то остерегаясь их.
18) Начнем мы снова с первого очерка и прибавим теперь, что наша обитаемая земля, будучи окружена морем, принимает в себя множество заливов из Внешнего моря (или Океана); из четырех, самых больших из них, северный называется Каспийским, или Гирканским морем. Персидский и Арабский заливы идут от южного моря, первый из них лежит главным образом против Каспийского, моря, а второй против Понтийского. Что касается четвертого залива, то он, далеко превосходя по величине первые три, образует Внутреннее, или так называемое Наше море. Он получает начало на западе, начинаясь проливом между Столбами, простирается до восточной стороны, то расширяясь, то суживаясь, затем разделяясь и оканчиваясь в двух морских заливах, из которых один налево называется Евксейном, а другой составляется из Египетского, Памфилийского и Иссикского морей. Все исчисленные заливы имеют со стороны Внешнего моря узкие входы, преимущественно Арабский залив и тот, что между Столбами, прочие менее. Обнимающая их суша разделяется на три части. Из них Европа по очертанию своих форм разнообразнее прочих. Либия в этом отношении противоположна Европе; Азия занимает средину между двумя первыми. Но все они имеют причину большего или меньшего разнообразия во внутреннем морском берегу. Внешний морской берег за исключением вышеозначенных заливов прост и плащеобразен, как уже сказано мною. Прочие отличительные черты как мелкие можно опустить, так как малое при большом ничего не значит. Однако в географическом исследовании мы рассматриваем не только формы и величину стран, но, как мы сказали, и их взаимные отношения, и в этом случае морской берег Внутреннего моря представляет более разнообразия, чем берег Внешнего. Первый берег, отличаясь прекрасным климатом, пользуется гораздо большею известностью, усеян городами и населен народами, имеющими хорошие законы более, чем берег Внешнего моря. Мы конечно желаем знать те племена, которые известны большим числом событий, политическим устройством, искусствами и вообще всем, что способствует образованию ума; с другой стороны нужды заставляют нас обращаться к тем странам, с которыми возможны торговые и иные сношения; а это именно места, заселенные, и еще более - густо заселенные. Во всем этом, как я сказал, Наше море имеет большие преимущества; поэтому с него мы и начинаем описание.
19) Уже прежде было сказано, что начало этого залива составляет пролив между Столбами, наименьшая ширина, которого равняется почти семидесяти стадиям. Проплывши узкий проход, имеющий сто двадцать стадий, мы видим, что берега делают большие изгибы, в особенности левый берег. Затем открывается вид на большое море; оно ограничивается с правой стороны либийским берегом до Кархедона, с другой - берегом иберийским и кельтским до Нарбона и Массалии, затем берегами лигистикским и наконец италийским до пролива Сицилийского. Восточную границу моря составляет Сицилия и проходы по обеим сторонам её: один против Италии в семь стадий, другой против Кархедона, в тысячу пятьсот стадий. Линия, идущая от Столбов к семистадевому проливу, есть часть той линии, которая направляется через Род и Тавр и рассекает упомянутое море почти посередине. Длина её равняется, говорят, двенадцати тысячам стадий, она же представляет и длину моря. Наибольшая ширина моря равняется пяти тысячам стадий, именно от залива Галатского между Нарбоном и Массалией до противоположных ему берегов Либии. Всю часть этого моря при Либии называют Либийским морем, а часть моря у противоположного материка называют морем Иберийским, Лигистикским, Сардинским, и наконец до Сицилии Тюрренским. Вдоль берега Тирренского моря до Лигистики, лежит много островов. Самые большие из них - конечно после Сицилии - Сардиния и Кирн. Сицилия считается самым большим и самым лучшим из всех, находящихся на Нашем море. Пондатария и Понтия, лежащие в открытом море, далеко уступают выше названным. Недалеко от берега лежат Эѳалия, Планазия, Пиѳекусса, Прохита, Каприи, Левкосия и другие подобные. На другой стороне Лигистики перед остальною частью берега до Столбов лежит немного островов, в числе которых находятся Гимнезия и Ебис. Немного их также пред Либией и Сицилией; в числе последних Воссура, Эгимур и острова Липарские; Липарские называются иногда островами Эола.
20) За Сицилией и двумя прилегающими к ней проливами следуют другие моря, именно перед Сиртами и Киренаикой; самые же Сирты, а также море, в древности называвшееся Авзонским, а теперь Сицилийским, сливаются в одно с тем морем. Море, которое простирается перед Сиртами и Киренаикой, называется Либийским; оно оканчивается в Египетском. Меньший из Сирт имеет в окружности около тысячи шестисот стадий. С обеих сторон перед входом лежат острова Менинг и Керкина. Окружность большего Сирта Ератосѳен определяет в пять тысяч стадий, а глубину в тысячу восемьсот, от Гесперид до Автомала и до границ Кирены с остальною частью тамошней Либии. Другие полагают, что окружность равняется четырем тысячам стадий, а глубина тысяче пятистам, - такова же и ширина входа. Сицилийское море находится перед Сицилией и Италией с востока, а также перед проливом Регинским до Локров и от Мессении до Сиракуз и Пахина. Оно простирается к востоку до краев Крита, при чем омывает большую часть Пелопоннеса и наполняет, так сказать, Коринѳский залив; на севере оно доходит до мыса Япигия и до входа в залив Ионийский, к южным частям Епира до Амбракийского залива и до берега, образующего с Пелопоннесом Коринѳский залив. Ионийский залив есть часть так называемого Адрия; правую сторону его составляет Иллирия, а левую Италия до самого углубления Акилеи. Поднимаясь к северу и к западу, залив делается узким и малым; в длину он имеет около шести тысяч стадий, а самая большая его ширина равняется тысяче двумстам стадий. Здесь перед Иллирией густо расположены острова: Апсиртиды, Кириктика, Либирниды, Исса, Трагурий, Черная Коркира и Фар, а перед Италией острова Диомеда. Длина Сицилийского моря от Пахина до Крита определяется в четыре тысячи пятьсот стадий, столько же до Тенара Лаконского. От мыса Япигия до внутренности Коринѳского залива считается менее трех тысяч стадий, а от мыса Япигия до Либии морской путь определяется в четыре тысячи стадий. Здесь острова: Коркира, Сибота перед Епиром; затем перед Коринѳским заливом: Кефалления, Иѳака, Закинѳ и Ехинады.
21) С Сицилийским морем соединяются моря: Критское, Сароническое и Миртойское, которое находится между Критом, Аргеей и Аттикой и имеет наибольшую ширину со стороны Аттики, именно около тысячи двухсот стадий, а длина несколько менее двойного числа. Острова на этом море следующие: Киѳера, Калаврия, Эгина, Саламин и несколько Кикладских. В соединении с этим морем находится море Эгейское вместе с Меданским заливом и Геллеспонтом, а также моря Икарийсксе и Карпаѳское до Рода, Крита, Кипра и до передних частей Азии. Затем лежат острова Кикладские, Спорадские и те, которые расположены перед Карией, Ионией, Эолидой До Троады, именно: Кос, Сам (Самос), Хий (Хиос), Лесб и Тенед (Тенедос), а также те, которые лежат перед Елладой до Македонии и соприкасающейся с нею Ѳракии, именно: Евбея, Скир, Пепареѳ, Лемн (Лемнос), Ѳаз (Ѳазос), Имбр (Имброс), Самоѳракия и многие другие, о которых мы скажем в частном описании. Длина этого моря равняется четырем тысячам стадий или немного более, а ширина почти двум тысячам стадий. Окружено оно вышеупомянутыми частями Азии, морским берегом, простирающимся от Суния до Ѳермейского залива, и имеющим морской путь к северу, а также Македонскими заливами до Ѳракийского полуострова.
22) При этом последнем находится семистадевый пролив между Сестом и Абидом; через него Эгейское море и Геллеспонт изливаются к северу в другое море, которое называется Пропонтидою, а это опять в другое, в так называемый Понт Евксейн. Это последнее как бы состоит из двух морей: почти посредине его выдвигаются два мыса, один на севере - из Европы, из северн. стран, другой, противоположный первому, из Азии; суживая промежуточный путь, они образуют два больших моря. Мыс со стороны Европы называется Криуметопом, а со стороны Азии Карамбией. Мысы отстоят один от другого почти на тысячу пятисот стадий. Далее, длина западного моря, начиная от Византии до устьев Борисѳена, доходит до трех тысяч восьмисот стадий, а ширина до двух тысяч. В этом море замечателен остров Левка. Восточное море продолговато; оно тянется до узкого углубления, которое находится при Диоскуриаде, простираясь в длину почти на пять тысяч или немного более стадий, а в ширину оно имеет около трех тысяч стадий. Окружность всего моря равняется двадцати пяти тысячам стадий. Некоторые сравнивают форму его окружности с натянутым скиѳским луком, уподобляя тетиве правую сторону Понта, где от устья моря существует водный путь до самой внутренней части при Диоскуриаде; ибо за исключением Карамбии весь прочий берег имеет незначительные выпуклости и углубления, что уподобляет его прямой линии. Остальную часть берега сравнивают с рогом лука, имеющего двойной изгиб, более закругленный вверху, менее круглый внизу; таким образом и этот берег образует два залива, из которых западный гораздо круглее восточного.
23) Над восточным заливом к северу лежит Меотидское озеро, имеющее в окружности девять тысяч стадий, а может быть и немного более. Изливается оно в Понт через так называемый Киммерийский Боспор; Понт изливается в Пропонтиду через Ѳракийский Боспор (Византийский пролив действительно называют Ѳракийским Боспором); последний имеет четыре стадии в ширину. Пропонтида, говорят, от Троады до Византии имеет в длину тысячу пятьсот стадий; ширина её почти такая же. Здесь расположен остров Кизикенов, окруженный островками. - Таково и столь велико разлитие Эгейского моря к северу.
24) Далее от Родии начинается другое разлитие моря, которое образует моря Египетское, Памфилийское и Иссикское на пространстве пяти тысяч стадий к востоку вдоль Ликии, Памфилии и всего берега Киликии. Оттуда Сирия, Финикия и Египет обнимают это море к югу и к западу до Александрии. В Иссиксом и Памфилийском заливах лежит Кипр, соприкасающийся с морем Египетским. Переправа от Рода до Александрии по направлению северного ветра равняется четырем тысячам стадий а окольный путь в два раза больше. Ератосѳен говорит, что мнение о переправе через это море принадлежит морякам, из которых одни говорят действительно так, но другие смело утверждают, что путь этот равняется пяти тысячам стадий. Сам Ератосѳен пишет, что он с помощью гномона определил это расстояние в три тысячи семьсот пятьдесят стадий. Часть этого моря у Киликии и Памфилии, затем правая сторона Понта с Пропонтидою и ближайший морской берег до Памфилии образуют большой полуостров и длинный его перешеек, который идет от моря при Тарсе до города Амиса и Ѳемискиры, равнины Амазонок. Местность, которая находится по сю сторону линии до Карий, Ионии и племен, обитающих по сю сторону Галия, окружается Эгейским морем и названными частями его с обеих сторон. Эту страну мы называем общим именем со всею Азией.
25) Говоря кратко, наиболее южный пункт нашего моря - углубленная часть большего Сирта, за ним Египетская Александрия и устья Нила, а самый северный - устье Борисѳена; если же Меотиду присоединить к этому морю (а она и в самом деле есть часть его), в таком случае северным пунктом будет не устье Борисѳена, а устье Танаида. Самый западный пункт есть пролив при Столбах, а самый восточный - углубленная упомянутая часть при Диоскуриаде. Ератосѳен неправильно трактует об Иссиксом заливе; этот залив находится на одном общем меридиане с Амисом и Ѳемискирою; если угодно, то можно присоединить к ним Сидену до Фарнакии. От этих частей на восток до Диоскуриады морской путь имеет более трех тысяч стадий, что яснее покажет описание каждой части в отдельности. - Таково Наше море.
26) Теперь следует обратиться к описанию земель, лежащих кругом Нашего моря, начавши с тех частей, с которых мы начали описание самого моря. Если мы вплывем в пролив между Столбами, то прежде всего увидим с правой стороны Либию, которая тянется до самого течения Нила; с левой, противоположной стороны увидим Европу до Танаида; оба берега заканчиваются около Азии. Надлежит начать с Европы, потому что она очень разнообразна по форме, наиболее благоприятна для облагорожения человека и гражданина, и сообщает большую часть своих благ прочим землям. Бея она удобообитаема за исключением небольшой части, необитаемой вследствие холода; эта страна служит границею Гамаксойкам, которые живут около Танаида, Меотиды и Борисѳена. Что касается обитаемых частей, то холодные благодаря своей природе и гористые населены плохо; однако, получивши хороших владетелей, даже те земли, которые заселены были плохо и разбойниками, улучшаются. Так Еллины, овладевши горами и свалами, жили там хорошо, благодаря заботам о гражданских учреждениях, искусствах и вообще благодаря житейской мудрости. Тоже можно сказать о Римлянах, которые, завоевавши многие страны, неудобные для густого населения, гористые или лишенные гаваней и портов, или холодные, или неудобные по какой-либо другой причине, научили несообщительные народы вступать в сношения между собою и жить не дикой жизнью, а гражданской. Части Европы ровные и лежащие в хорошем климате находят в самой природе помощницу во всем этом.
Как в благодатной стране все мирно, так в бесплодной воинственно и отважно, почему в некоторых случаях они могут быть взаимно полезны. Одни снабжают других оружием, а эти последние наделяют их плодами, учат искусствам и благоустройству; отсюда ясно также, что страны потерпят обоюдный ущерб, если не будут снабжать друг друга своими продуктами. Конечно положение людей, обладающих оружием, будет несколько выгоднее, если только сила оружия не будет перевешиваться многочисленностью. Далее, этот материк обладает еще одною важною особенностью: вся Европа изрезана равнинами и горами, что дает возможность жить здесь бок-о-бок и воину, и земледельцу, и горожанину; впрочем большая часть населения живет здесь мирно, и за нею остается превосходство. Мирный образ жизни начал особенно развиваться на материке Европы с тех пор, как им завладели сначала Еллины, потом Македоняне и наконец Римляне. Вследствие этого Европа - самая сильная страна и в мирных учреждениях, и в военном деле, ибо она имеет в изобилии и людей способных к войне, и обрабатывающих землю, и населяющих города. Материк отличается еще и тем, что производит самые лучшие, а также необходимые для жизни плоды и имеет все полезные металлы. Благовонные предметы и драгоценные камни привозятся в нее извне; так что Европейцы, лишенные этих предметов, живут тем не менее нисколько не хуже тех, страна которых изобилует ими. Равным образом здесь водится очень много скота, но нет диких зверей. - Такова в общих чертах природа этого материка.
27) Первая часть Европы на западе - Иберия, страна похожая на разложенную бычачью кожу, таким образом, что шейные части её заходят в соседнюю Кельтику; это - части восточные; ими отрезана одна сторона... так называемая гора Пирена. Иберия омывается с юга Нашим морем до Столбов, а в остальных частях Атлантическим океаном, от Столбов до северных краев Пирены. Наибольшая длина этой страны равняется почти шести тысячам стадий, а ширина пяти тысячам. За нею в востоку до реки Рейна идет Кельтика, ограниченная с северной стороны всем Британским проливом: весь остров этот лежит против всей Кельтики, параллельно ей, и имеет в длину почти пять тысяч стадий. Восточная сторона Кельтики ограничивается ре-· кою Рейном, текущим параллельно Пирене. Южная сторона, идущая от Рейна, ограничивается Альпами и потом Нашим морем именно там, где врезывается так называемый Галатский залив, при котором расположены два замечательных города: Массалия и Нарбон. Против этого залива, на другой стороне Иберии лежит другой залив, который обращен к северу и к Британнии и называется тем же самым именем, как и первый. Между этими заливами Кельтика имеет наименьшую ширину, потому что здесь она суживается в перешеек, имеющий в длину более двух тысяч стадий, но менее трех. Посередине Кельтики тянется горный хребет, перпендикулярный к Пирене и называемый Кемменскою горою, которая оканчивается в глубине равнин Кельтских. Что касается Альп, то это чрезвычайно высокие горы, образующие дугообразную линию, которая своею выпуклою стороною обращена к упомянутым равнинам Кельтов и в Кемменской горе, а вогнутою к Лигистике и Италии. Горы эти заселены племенами кельтскими, за исключением Лигиев, последние не единоплеменны с Кельтами, но ведут подобный образ жизни. Лигии занимают ту часть Альп, которая соприкасается с Апеннинскими горами, а также и часть самих Апеннин. Апеннины представляют горную цепь, идущую через всю длину Италии с севера на юг, и заканчивающуюся у Сицилийского пролива.
Италия начинается равнинами, которые расположены у подошвы Альп и тянутся до угла Адриатического моря и до близлежащих к нему местностей. За этими равнинами Италия представляет длинный, узкий и заканчивающийся мысами полуостров, во всю длину которого тянутся, как я сказал, Апеннинские горы на семь тысяч стадий; ширина их не везде одинакова. Полуостровом делают Италию моря: Тирренское, начинающееся от Лигистики, Авзонское и Адриатическое.
За Италией и Кельтикой к востоку следуют прочие страны Европы, которая рекою Истром делится на две части. Истр течет с запада на восток, в Евксейнский Понт, влево оставляя всю Германию начинающуюся от Рейна, всю землю Гетов, Тюригетов, Бастардов, Савроматов до реки Танаида и Меотидского озера, а вправо всю Ѳракию, Иллирию, Македонию и наконец в заключение Елладу. Перед Европой лежат острова, о которых мы уже упоминали по ту сторону Столбов: Гадейры, Каттитеридские и Британские, а по сю сторону Столбов Гимнесии и другие островки Финикиян, Массалиотов и Лигиев, затем островки, лежащие перед Италией, до островов Эола и Сицилии, и наконец все, расположенные около Епира и Еллады до Македонии и Ѳракийского полуострова.
28) От Танаида и Меотиды следуют части Азии по сю сторону Тавра, к которым примыкают лежащие по ту сторону горы. Так как Азия разделяется горою Тавром, на две части, причем Тавр тянется от краев Памфилии до восточного моря подле Индийцев и Скиѳов, там живущих, то Еллины называют ту часть материка, которая склоняется к северу, лежащею по сю сторону Тавра, а склоняющуюся к югу лежащею по ту сторону. Части, следующие тотчас за Меотидой и Танаидом, и составляют части, лежащие по сю сторону Тавра. Самые передние лежат между Каспийским морем и Евксейнским Понтом, с одной стороны заканчиваются у Танаид и Океана, как внешнего, так и того, что над Гирканским морем, с другой стороны у перешейка, где он от угла Понта до Каспийского моря наиболее узок. Затем, по сю сторону Тавра лежать страны за Гирканией до Индийцев и Скиѳов, живущих у этого моря и на горе Имее. Страны эти занимают отчасти Меоты, а частью простирающиеся до Иберов и Албанцев, живущие между Гирканским морем и Понтом до Кавказа: Савроматы, Скиѳы, Ахайи, Зиги и Гениохи. Теми странами, что за Гирканским морем, и прочими, которые за Индийцами к северу, владеют Скиѳы, Гирканы, Парѳяне, Бактры и Согдианы. К югу от некоторой части Гирканского моря и от всего перешейка, что между этим морем и Понтом, лежит большая часть Армении, Колхида и вся Каппадокия до Евксейнского Понта и до народностей Тибаренских; далее страна, называемая "страною по сю сторону Галия", в которой живут вдоль Понта и Пропонтиды Пафлагонцы, Биѳины, Мизы; тут же лежит Фригия, обыкновенно называемая "Фригией при Геллеспонте", к которой принадлежит и Троада; далее, вдоль Эгейского моря лежат Эолида, Иония, Кария и Ликия; внутри материка Фригия, Галло-греческая часть которой называется Галатией, часть Епиктета, Ликаония и Лидия.
29) К народам, живущим по сю сторону Тавра, примыкают жители гор: Паропамисады, Парѳы, племена Мидян, Армян, Киликийцев, Ликаоны и Писиды. За горными народами следуют страны по ту сторону Тавра. Первая страна - Индия, населенная самым многочисленным и самым богатым племенем, оканчивающаяся у восточного моря и южной части Атлантического. В южном море лежит перед Индией остров Тапробана, не меньший Британнии. За Индией, если отправляться к западу, оставляя горы направо, представляется обширная страна, вследствие скудной почвы плохо заселенная народами разноплеменными и совсем варварскими, которые называются Арианами, и которые простираются от гор до Гедрозии и Кармании. Вслед за ними при море живут Персы, Сузийцы, Бабилонцы, простирающиеся до моря Персидского, а подле них другие небольшие племена. Подле гор обитают Парѳы, в самых горах Мидяне, Армяне и пограничные с ними племена; там же лежит и Месопотамия. За Месопотамией идут земли по сю сторону Евфрата: это вся счастливая Арабия, отделенная от других мест целым Арабским и Персидским заливом; потом страна Скенитов и Филархов, которые обитают до Евфрата и Сирии; далее следуют народы по ту сторону Арабского залива до Нила: Эѳиопы, Арабы, за ними Египтяне, Сирийцы, Киликийцы, Трахиоты и наконец Памфилы.
30) За Азией следует Либия, граничащаяся с Египтом и Эѳиопией. Берег её вдоль Нашего моря, начиная от Александрии и до Столбов, тянется почти по прямой линии, за исключением Сиртов, небольших заливов и образующих заливные изгибы мысов. Сторона приокеаническая только от Эѳиопии до известного пункта параллельна первой, затем от южных частей суживается в заостренный выступ, выдающийся немного за Столбы и образующий небольшой четыреугольник. Далее, как многие другие, так и Гней Пизон, управлявший этою страною, говорят, что она похожа на кожу барса, потому что усажена обитаемыми местами, как пятнами, окруженными землей безводной и пустынной; такие местности Египтяне называют авазами. Будучи такою вообще, Либия представляет некоторые различия, делящие ее на три части: большая часть того морского берега, который обращен к нам, очень богата, в особенности Кирена и земля около Кархедона до Маврузийцев и Столбов Геракловых; не дурно населен и приокеанийский берег; но средняя, которая производит сильфий, населена плохо, большею частью пустынна, не ровна и песчана. Такие же неудобства представляет и та часть Азии, которая простирается по прямой, идущей через Эѳиопию, Троглодитику, Арабию и ту часть Гедрозии, которая находится во власти Ихѳиофагов. Племена, населяющие Либию, по большей части не известны нам, потому что иностранным путешественникам и войскам удавалось проникать недалеко; а туземцы приходят к нам редко, рассказывают неправдоподобное и далеко не все. Сведения их следующие: наиболее южные народы называются Эѳиопами; живущие ниже их, наиболее, распространенные называются Гарамантами, Форузиями и Нигритами; те же, которые еще ниже, Гетулами. Далее следуют народы, обитающие близ моря или даже совсем при море; подле Египта до Киренаики живут Мармариды; над последними и над Сиртами - Псиллы, Насамоны и некоторые племена Гетулов; затем до Кархедона Синты и Бизаки. Большое пространство занимает Кархедония; с нею соприкасаются номады, из которых наиболее известные называются то Насилиями, то Масайсилиями; последние - Маврузийцы (Мавры). Вся полоса земли от Кархедона до Столбов плодородна; но в ней водится, как и на всем материке, очень много диких зверей. Нельзя поэтому не допустить, что некоторые жители ведут кочевой образ жизни именно потому, что не могут обрабатывать землю вследствие множества зверей, издавна там существующих; впрочем в наше время они с успехом охотятся на зверей, в чем не мало способствуют им и Римляне, страстные к охоте; поэтому теперь у них и есть звери, и обрабатывается земля. Столько сказано о материках.
31) Остается сказать о наклонениях, или широтах местностей, что требует также общего очерка, при чем мы будем отправляться от тех линий, которые названы нами руководящими: одна из них определяет наибольшую длину, а другая наибольшую ширину; я имею в виду в особенности последнюю. Пространнее излагаются эти предметы лицами, занимающимися астрономией, как сделал, напр., Гиппарх. Он обозначал, как говорит сам, существующие в небесном мире различиях по отношению к каждому пункту земли, которая находится в нашей четверти; я говорю о той четверти, которая простирается от экватора до северного полюса. Пишущие географию не обязаны заниматься тем, что лежит вне обитаемой земли, а человеку деловому не следует пускаться в такое множество различий, потому что это слишком сухо. Достаточно изложить различия более замечательные и более простые из тех, о которых говорит Гиппарх; при чем мы, как и он, предполагаем величину земли в 252,000 стадий, что говорит и Ератосѳен. Уклонение от этой цифры не произведет большой разницы в расстояниях между обитаемыми местами. Если разделить наибольшей круг земли на 360 частей, то каждая часть будет иметь 700 стадий; этою мерою Гиппарх пользуется для расстояний, взятых на меридиане через Мерое. Он начинает с народов, живущих на экваторе, и потом, переходя к местам жительства по выше сказанному меридиану, он старается определять явления, которые совершаются на расстоянии каждых 700 стад. Нам нет необходимости начинать оттуда, ибо хотя и обитаема эта местность, как некоторые полагают, однако она составляет узкую полосу, врезывающуюся посредине необитаемой вследствие жаров земли. Географ между тем имеет дело только с нашей обитаемой землею. Эта последняя определяется следующими границами: с юга параллелью через Киннамомофор, с севера параллелью через Гиерну. Излишне проходить все места жительства, сколько находится их в этом промежуточном пространстве, имея в виду географическую точку зрения; равным образом мы не станем определять все происходящие здесь явления. Нам следует начать, как поступает и Гиппарх, с южных частей.
32) Он говорит, что жители параллели, проходящей через Киннамомофор и отстоящей от Мерое на три тысячи стадий к югу, а от экватора на 8,800, помещаются почти посередине между экватором и летним тропиком, который проходит через Сиену, Сиена же, отстоит от Мерое на пять тысяч стадий. У этих обитателей, говорит он, в арктическом круге заключается вся малая медведица, всегда там видимая, потому что блестящая звезда, находящаяся в конце хвоста и наиболее южная, находится в самом арктическом круге, так что касается горизонта. Далее, параллельно вышеупомянутому меридиану, к востоку от него лежит Арабский залив; выходом его во Внешнее море служит Киннамомофор, где издавна производилась охота за слонами. Параллель эта проходит с одной стороны немного южнее Тапробаны или крайних её обитателей, а с другой - падает на самые южные оконечности Либии.
33) У обитателей Мерое и Птолемаиды в Троглодитике наибольший день равняется тринадцати равноденственным часам. Эти страны находятся почти посередине между экватором и параллелью, идущею через Александрию, если исключить лишние 1,800 стадий при экваторе. Параллель через Мерое идет частью через неизвестные страны, а частью через края Индии. В Сиене, в Беренике, что у Арабского залива, в Троглодитике, солнце во время летнего поворота находится в зените. Самый длинный день здесь равняется тринадцати с половиною равноденственным часам. В арктическом круге видна почти вся большая медведица, за исключением голеней, конца хвоста и одной из звезд четырехугольника. Параллель, проходящая через Сиену, тянется с одной стороны через область Ихѳиофагов в Гедрозии и через Индию, а с другой через области, лежащие по крайней мере на пять тысяч стадий южнее Кирены.
34) На все пространство, что лежит между тропиком и равноденственным кругом, тени падают попеременно с обеих сторон, с севера и юга. Напротив, у тех, которые обитают за Сиеной по ту сторону летнего тропика, тени в полдень падают к северу. Первые народы, называются Амфискиями, вторые Гетероскиями. Страна тропических обитателей, как мы сказали выше при описании поясов песчана, суха, производит сильфий, тогда как более южные страны богаты водою и плодородны.
35) Далее, в странах, которые лежат почти на 400 стадий южнее параллели, идущей через Александрию и Кирену, самый длинный день равняется четырнадцати равноденственным часам, а звезда Арктур стоит в зените, немного только отклоняясь к югу. В Александрии гномон находится в таком отношении к равноденственной тени как 5 к 7. Эти местности, южнее Кархедона на 1,300 стадий лежат если только в Кархедоне гномон имеет отношение к равноденственной тени такое, как 11 к 7. Эта параллель проходит с одной стороны через Кирену и места, лежащие южнее Кархедона на 900 стадий, до середины Маврузии, а с другой через Египет, углубленную Сирию, верхнюю Сирию, через Бабилон. Сусиаду, Персиду, Карманию, верхнюю Гедрозию до Индии.
36) Около Птолемаиды, что в Финикии, около Сидона и Тира наибольший день равняется четырнадцати с четвертью равноденственным часам. Здешние жители севернее Александрии почти на 1,600 стадий и севернее Кархедона почти на 700. В Пелопоннесе, посередине Родии, около ликийского города Ксанѳа и немного южнее, напр. южнее Сиракузян на 400 стадий, самый длинный день равняется 141/2 равнод. часам. Отстоят эти места от Александрии на 3,640 стад.; а эта параллель проходит, по словам Ератосѳена, через Карию, Ликаонию, Катаонию, Медию, Каспийские ворота и через страну Индийцев на Кавказе.
37) В окрестностях Александрии, входящей в состав Троады, около Амфипода и Аполлонии, в Епире, а также в местностях южнее· Рима, но севернее Неаполя наибольший день равняется пятнадцати равноденственным часам. Эта параллель отстоит от параллели, проходящей через египетскую Александрию, почти на семь тысяч стад. к северу; от экватора более, чем на 28,800; от параллели, проходящей через Род, на 3,400; к югу от Византии, Никеи и Масеалии на 1,500. Немного севернее лежит параллель, проходящая через Лизимахию, именно та параллель, которая, по словам Ератосѳена, ткнется через Мизию, Пафлагонию, через местности подле Синопы, Гиркании и Бактры.
38) В окрестностях Византии самый длинный день равняется 151/4 равноденственным часам Гномон во время летнего поворота имеет там такое отношение к тени, как 120 к 41⁴/₅․ Места эти отстоят от параллели, проходящей через середину Родии, почти на 4,900 стадий, а от экватора на 30,300 стад. Если войти в Понт и проникнуть вперед к северу на 1,400 ст., то наибольший день будет равняться 151/2 равноденственным часам. Эти места отстоят на одинаковое расстояние от полюса и от экватора; арктический круг здесь в зените; на нем лежит звезда в шее Кассиопеи, а другая немного севернее, на правом локте Персея.
39) У народов, живущих от Византии к северу почти на 3,800 стадий, наибольший день равняется шестнадцати равноденственным часам; таким образом Кассиопея вращается уже в арктическом круге. Места эти находятся около Борисѳена и южных частей Меотиды, а отстоят от экватора на 34,100. Там северная сторона горизонта освещается солнцем в продолжении почти целых летних ночей, потому что свет распространяется от запада к востоку; ибо летний тропик лежит ниже горизонта на половину и двенадцатую часть знака; настолько же отстоит солнце от горизонта в полночь. У нас, когда солнце находится в таком же расстоянии ниже от горизонта, оно освещает воздух на востоке или на западе перед рассветом и после сумерек. Впрочем в тех странах солнце поднимается в зимние дни не больше, как на девять локтей. Ератосѳен говорит, что эта полоса земли отстоит от Мерое немного более, чем на 23,000 стадий, именно: до Геллеспонта считается 18,000, а потом до Борисѳена 5,000. В тех местностях, которые отстоят от Византии на 6,300 стадий и находятся севернее Меотиды, солнце в зимние дни поднимается не выше, как на шесть локтей: наибольший день равняется там семнадцати равноденственным часам.
40) Местности, лежащие еще далее и приближающиеся к поясу необитаемому вследствие холода, представляются для географа бесполезными. Если кто желает познакомиться с ними, равно как и с небесными явлениями, тот пускай обратится за подобными сведениями к Гиппарху; мы же опускаем это потому, что оно выходит за пределы нашего сочинения. О Перискиях, Амфискиях, Гетероскиях трактует подробнее Посейдоний. Если мы упоминаем о них, то на столько, чтобы дать понять, в какой мере сведения эти полезны или бесполезны для географии. Когда идет речь о тенях солнца, а солнце по нашему представлению движется по тому же пути, что и весь небесный мир, то те жители земли, у которых во время каждого поворота небесного мира происходит день и ночь, - день, когда солнце над землею, ночь, когда оно под землею, - представляются то Амфискиями, то Гетероскиями. Амфискии - все те народы, у которых в полдень тени падают в одну сторону, пока солнце освещает гномон с юга, гномон, перпендикулярный к подлежащей плоскости, а после того в противоположную сторону, когда солнце перейдет на противоположиую сторону; впрочем это случается только у тех, которые живут между тропиками. Гетероскии - все те народы, у которых тени падают или Всегда к северу, как у нас, или всегда к югу, как у тех, которые живут в другом умеренном поясе; вообще это совершается у всех, у которых арктический круг меньше тропика. Начало Перискиев находится там, где арктический круг равен или больше тропика, а конец у тех, которые обитают под полюсом. Так как солнце во время обращения всего неба проходит над землею, то без сомнения и тень будет обращаться кругом гномона. Отсюда Посейдоний и назвал их Перискиями (кругом отеняемыми). Страны эти не имеют никакого значения для географии, как необитаемые вследствие холода, о чем мы говорили в возражениях против Пиѳеи. Посему нет нужды рассуждать о величине этой необитаемой страны, узнавши раз, что народы, у которых тропиком служит арктический круг, лежат под кругом, описываемым полюсом зодиака во время поворота мира, причем расстояние между экватором и тропиком предполагается в четыре шестидесятых наибольшего круга.


Книга Третья


Глава Первая

Иберия. Общее описание страны. Плодоносная и неплодоносная почва. Очертание или фигура всей страны. Длина и ширина. Границы. Священный мыс и его достопримечательности. Сказания о шипении моря при закате солнца и необыкновенная величина последнего. Общее описание Бетики. Река Ана и Бетий. Народы: Кельты, Каристаны, Оретаны, Веттоны. Бетика (Турдетания). Турдетаны и Турдулы. Пролив у Столбов. Бостетаны и Бостулы. Гора Кальта. Меллария. Город а рева Белон. Зелий. Гадейры (Кадикс). Приставь Менесѳея. Что такое анахись. Остров, образуемый двумя устьями Бетия. Оракул Менесѳея. Башня Капиона. Ебура. Описание внутренней Бетики.
1) Сделавши общий очерк описания земли, мы вслед за этим опишем как следует каждую в отдельности часть земли. Таков наш план, и я думаю, что до настоящего времени разделение моего труда было вполне правильно. Поэтому я нахожу нужным начать снова с Европы и с тех именно частей её с каких мы начинали и прежде, по тем же причинам.
2) Первая страна Европы к западу, как мы сказали уже, Иберия (Испания). Большая часть Иберии населена плохо, потому что люди принуждены жить на тощей почве, покрытой горами, лесами и равнинами притом большая часть страны орошена неравномерно. Та часть Иберии, которая расположена на севере, при неровности почвы отличается еще чрезвычайным холодом, а часть, лежащая у океана, сверх того несколько дика и лишена всякого сообщения с другими странами, так что неудобствами для жизни она превосходит прочие части. Таковы эти части Иберии. Напротив, вся южная Иберия богата, в особенности та часть её, которая лежит по ту сторону Геракловых Столбов; мы это ясно покажем в описании каждой части в отдельности, а сначала определим фигуру и величину всей Иберии.
3) Иберия может быть уподоблена бычачьей шкуре, разложенной в длину от запада к востоку (так однако, чтобы передние части были обращены к востоку), а в ширину - от севера к югу. В длину кожа имеет шесть тысяч стадий, а в ширину пять тысяч; но это наибольшая мера, потому что в иных местах она имеет меньше трех тысяч стадий, и наименьше по краям Пиренейской горы, составляющей восточную границу полуострова. Эта гора, идя на всем протяжений с севера на юг, отделяет Кельтику от Иберии. Ширина Кельтики и Иберии не одинакова; обе они представляют наименьшую ширину в направлении от Нашего моря до океана, в близости к Пиренейской горе от одного конца её до другого. Тут же образуются заливы, из которых одни при океане, другие при Нашем море. Кельтские заливы, которые иначе называются Галатскими, обширнее иберийских, суживая перешеек сравнительно с иберийскою частью. Гора Пирена составляет восточную границу Иберии; южную составляет Наше море от Пирены до Геракловых Столбов, а затем океан до так называемого Священного мыса. Третья граница западная, почти параллельная с горою Пиреной, тянется от Священного мыса до Артабрийского, который обыкновенно называется мысом Нерием; наконец четвертая граница идет от этого мыса до северных пределов Пирены.
4) Мы будем описывать каждую часть в отдельности, начиная от Священного мыса. Мыс этот - самая западная оконечность не только Европы, но и целой обитаемой земли. Ибо обитаемая земля на западе оканчивается мысами Европы и Либии, из которых первыми владеют Иберийцы, а вторыми Мавры. Среди оконечностей Иберии выдается особенно мыс, о котором мы уже говорили, и который имеет около тысячи пятисот стадий в окружности. Страну, прилегающую к этому мысу, обыкновенно называют Кунеем, латинским словом. Самый мыс, выступающий далеко в море, Артемидор, бывший по его словам на месте, уподобляет кораблю, прибавляя при этом, что сходство его с кораблем увеличивают три близлежащие островка, из которых один расположен так, что образует как бы нос корабля, а два других, у которых есть небольшие стоянки для кораблей, представляют как бы эпотиды корабля. Артемидор замечает, что на этом мысе нет храма Геракла, а что выдумал его Ефор; здесь нет ни алтаря Гераклова, ни какого-либо другого бога; но в некоторых местах камни лежат по-три по-четыре вместе; их переворачивают посетители в силу обычая предков, а сделавши возлияние, отбрасывают их в другое место. Приносить жертвы здесь вовсе не в обычае и к тому месту, где лежат камни, подходить ночью не дозволяется, так как, по верованию туземцев, в ночное время сами боги посещают эту гору; поэтому люди, приходящие сюда с целью посмотреть, обыкновенно ночуют в близлежащей деревне, где ждут рассвета, когда и поднимаются на гору, взявши с собою воды, потому что там её нет.
5) Все это возможно, и в этом следует верить Артемидору; но нельзя верить тому, что выдумывает он подобно невежественной толпе. Толпа, говорит Посейдоний, уверена, что на прибрежье океана солнце при погружении в океан увеличивается, при чем заходит с величайшим шумом и свистом, как будто шипение моря происходит при погашении светила, так как последнее погружается будто бы в недра океана. Несправедливо также, будто ночь наступает тотчас после захода солнца; вовсе не тотчас, а немного спустя, как это бывает и на прочих больших морях. Где солнце заходит за высокие горы, там после заката день еще несколько продолжается, благодаря боковым лучам; напротив там на океане, продолжения дня не бывает, но вместе с тем и темнота наступает не вдруг; на больших равнинах точно также. Что касается до кажущегося увеличения солнца, какое наблюдается в открытом море как перед восходом, так и перед заходом, то это происходит от густых испарений, там поднимающихся; через эти испарения, как через стекла, зрение преломляется и воспринимает предмет в увеличенном виде; равным образом, если глаз наш смотрит через сухое и прозрачное облако на солнце или луну при заходе иди восходе, то он видит светило несколько увеличенным и вместе красноватым. Этот обман зрения, говорит Посейдоний, заметил он в течении тех тридцати дней, которые провел в Гадейрах и которые он посвятил наблюдению над заходом солнца. Артемидор напротив уверяет, что солнце здесь при заходе увеличивается во сто раз, и что ночь наступает вдруг; он говорит, что сам это видел на Священном мысе. Читателям однако не следует полагаться на его уверения, потому что он ведь сказал, что присутствовать ночью на этом мысе никому не дозволяется, а так как ночь наступает там немедленно за днем, то всякий конечно должен удаляться с мыса еще за некоторое время до захода солнца. Невозможно также, чтобы он видел это в другом каком нибудь месте при океане. Ибо Гадейры находятся у океана, а между тем Посейдоний и многие другие отрицают это.
6) Побережье, прилегающее к Священному мысу, служит с одной стороны началом западного берега Иберии до устьев реки Того, а с другой южного берега до устьев другой реки, называемой Ана (Гвади-Ана). Обе реки текут из восточных частей Иберии. Первая, будучи гораздо больше второй, направляется прямо до самого устья на запад; река же Ана поворачивает к югу, образуя междуречье, заселенное преимущественно Кельтами и отчасти Лузитанами, которых Римляне переселили с противоположного берега Таго. В верхних частях живут Карпетаны, Оретаны и Веттоны в большом количестве. Страна эта умеренно плодородна, а местность, прилегающая к ней на востоке и юге, не уступает ни одной местности на всей обитаемой земле по обилию произведений, добываемых здесь из земли и моря. Это - та самая страна, через которую протекает река Бетий, берущая начало в одних местах, с Аною и Таго, по величине занимающая середину между обеими реками. Река Бетий подобно Ане течет сначала на запад, потом поворачивает на юг и изливается в море на том же берегу, что и река Ана. От имени реки и страна называется Бетикой, называясь также и Турдетанией по имени народов, населяющих ее. Народы эти называются и Турдетанами, и Турдулами. Одни полагают, что оба имени принадлежат одному и тому же народу, а по мнению других, под этими именами скрываются различные народы; между прочими Полибий утверждает, что Турдулы северные соседи Турдетанов. В настоящее время между двумя народами не видно никакого различия. Между Иберийцами Турдетаны считаются самым образованным народом: они имеют письменность, написанную древнюю историю, поэмы и законы, изложенные, как говорят, в 6,000 стихов. Прочие народы Иберии также владеют письменностью, но с другим алфавитом, потому что они говорят на разных языках. Та страна, которая лежит по сю сторону реки Аны, тянется к востоку до Оретании, к югу направляется до поморья от устьев Аны до Геракловых Столбов. Необходимо поговорить подробнее и об этой стране, и о близлежащих к ней, чтобы тем легче было узнать их прекрасную природу и богатства. ,
7) Атлантическое море, врезываясь в промежуток между иберийским прибрежьем, где находятся устья рек Бетия и Аны, и между краями Маврузии, образует пролив, Геракловы Столбы, посредством которого Атлантическое море соединяется с Нашим. Тут, в земле Иберийцев-Бастетанов, которых называют также Бастулами, находится гора Кальпа. В объеме гора эта не велика, но отвесная высота её до того значительна, что издали можно принять ее за остров. Если плыть из Нашего моря в Атлантический океан, то Кальпа останется на правой стороне. Недалеко от этой горы, на расстоянии сорока стадий, лежит замечательный древний город Картея, бывший когда-то иберийскою пристанью. Некоторые писатели говорят, что основание городу положил Геракл; мнение это разделяет и Тимосѳен, прибавляя, что в древности город назывался Гераклеей; еще и теперь можно видеть огромную стену, его окружавшую, и корабельные стоянки.
8) Далее следует Мелдария, имеющая заведения для соления рыбы; немного дальше находится город Белон при реке того же имени. Отсюда обыкновенно совершается переправа различных товаров и соленой рыбы в Маврузийский Тингий. По соседству с Тингием находился город по имени Зелий; но Римляне перенесли этот город на противоположный берег пролива, переселивши сюда и некоторых Тингийцев; в новый город послали еще римских колонистов и назвали его Юлией Иозой. Затем следует остров Гадейры, отделенный от Турдетании узким каналом и удаленный от Кальпы почти на 700 стадий, а по мнению других на 800. Этот остров не отличается чем-либо особенным от прочих островов; но, благодаря неустрашимости его жителей в мореходстве и дружбе с Римлянами, различные блага его возросли до того, что не смотря на положение на краю земли он замечательнее всех прочих островов. Мы будем говорить о нем при описании других островов.
9) По порядку следует так называемая гавань Менесѳея, а потом анахись при Асте и Набриссе. Анахисью называется береговая лощина, наполняемая морскою водою во время приливов, и дающая возможность подобно рекам проникать в глубь страны и в городам, лежащим внутри материка. Вслед за анахисью находится разделенное надвое устье Бетия. Остров, образуемый двумя рукавами этой реки, по свидетельству одних имеет в окружности сто стадий, а по свидетельству других больше этого. Тут же и оракул Менесѳея и Кепионова башня, построенная на скале, окруженной со всех сторон водою. Эта башня прекрасно построена и подобно Фару предназначена для спасения моряков. Действительно, постоянно выбрасываемый рекою ил образует здесь мели, и притом все дно берега усеяно подводными камнями, почему и необходим какой нибудь знак, видимый издали. Далее следует вход в Бетий и город Ебура, также храм Фосфора, который называют также Луксдубией. Несколько дальше - течения других рек с входами в них во время разливов; далее река Ана с двумя устьями и со входами в них; наконец Священный мыс, отстоящий от Гадейры менее, чем на 2,000 стадий, от устьев реки Ана на шестьдесят миль, как полагают некоторые; отсюда до устьев Бетия считают сто миль, от устьев Бетия до Гадейр семьдесят миль.


Глава Вторая

Границы и величина Турдетании. Кордуба. Гиспалий. Бетий. Италика. Астига. Обулкон. Мунда. Атегва. Уреоя. Тукий. Юлия. Эгва. Аста. Конисторгий. Край по обеим сторонам Бетия хорошо возделан. Плавание по этой реке. Горы неподалеку от нее. Плодородие Турдетании. Польза анахисей для судоходства и неудобства их. Набрисса. Аноба. Оссаноба. Меноба. Водосоединение. Исключительный торг с Италией и Римом. Предметы вывоза. Зловредность проливов. Обилие морских животных. Обилие металлов. Серебряная гора близ Кастула. Эриѳия. Сведения Гомера о богатстве этого края. Образование Турдетанов через помесь с Римлянами. Впервые узнали Иберию через Финикиян. Карѳагеняне свидетельствуют о здешних местах. Позднейшие стихотворцы.
1) Над морским берегом по сю сторону реки Аны лежит Турдетания, по которой протекает река Бетий. Турдетания с запада и севера ограничивается рекою Аною, с востока некоторыми карпетанскими и оретанскими областями, с юга теми Бастетанами, которые занимают узкую прибрежную полосу от Кальпы до Гадейр; остальную часть её границ составляет море до самой реки Аны. К Турдетанам принадлежат, во-первых, Бастетаны, упомянутые мною, во-вторых, народ, живущий за рекою Аною, и некоторые другие соседние народы. Величина этой области как в длину, так и в ширину не более двух тысяч стадий; но число городов очень велико: всех их, говорят, двести. Наиболее замечательные из них те, которые расположены при реках, при море или у анахисей, благодаря сношениям. Наибольшую славу и могущество приобрели город Кордуба, колония Маркелла, и город Гадитанов. Последний замечателен мореходством и союзом с Римлянами, а первый богатством и величиной территории, заключающей в себе большую часть бассейна реки Бетия. С самого начала заселили его отборные Римляне и туземцы; этот город был первою колонией Римлян, основанною в этой стране. После Кордубы и города Гадитанов третий наиболее замечательный город Гиспалий; он основан тоже Римлянами. Теперь он ведет торговлю; но Бетий, не смотря на небольшое население, превосходит Гиспалий благодаря тому обстоятельству, что в недавнее время помещены здесь Кесаревы солдаты.
2) За этими городами следуют Италика и Илипа, на Бетии; гораздо дальше расположены три города: Астига, Кармон и Обулкон. За этими городами следуют те, в которых разбиты были сыновья Помпея, именно: Мунда, Атегва (или Атегуа), Урсон, Туккий, Юлия и Эгва; все они находятся недалеко от Кордубы. Метрополию в этой стране представляет Мунда; она удалена на 1,400 стадий от Картеи. в которую бежал после поражения Гней, отплывши из этого города, он высадился где-то на берегу, защищенном высокими горами, и там был убит. Брат его Секст, спасшись бегством из Кордубы, воевал несколько времени в Иберии и взбунтовал было Сицилию; из Сицилии он попал в Азию и, схваченный здесь солдатами Антония, кончил жизнь в Милете. В стране Кельтов самый замечательный город Конисторгий, а из городов, расположенных при анахисях, самый замечательный Аста, куда обыкновенно собираются Гадитоны, так как город этот лежит выше гавани их острова не более, как на сто стадий.
3) Берега реки Бетия населены чрезвычайно густо. Вверх по этой реке можно проплыть почти на тысячу двести стадий, начиная от моря и кончая городом Кордубою, даже несколько выше. Речное прибрежье и островки на реке возделаны очень тщательно, а великолепные рощи и разнообразные сады представляют приятное зрелище для глаза. Отсюда до города Гиспалия, что составляет расстояние в пятьсот стадий или немного менее, ходят очень большие корабли; корабли же меньшей величины ходят даже до города Илипы, несколько выше Гиспалия, а до города Кордубы ходят небольшие сколоченные речные суда, которые заменили древние лодки из одного бревна. От Кордубы до Кастлона река перестает быть судоходною. Горы, которые тянутся в несколько параллельных хребтов вдоль северного берега реки, то приближаясь к нему, то удаляясь, изобилуют металлами. Серебром особенно богаты окрестности Илипы и Сизапа как нового, так и старого. Медь и золото добывают возле так называемых Котин. Если плыть вверх по реке, то горы остаются по левую руку, а по правую открывается огромная возвышенная равнина, покрытая садами, лесами и пастбищами. Плавание вверх совершается и по реке Ане, но только на менее нагруженных судах и на меньшем расстоянии. На северном берегу этой реки возвышаются богатые металлами горы; они простираются по реке Таго. Места, изобилующие металлами, как и следует ожидать, отличаются неровностью и бесплодием; таковы, например, местности, прилегающие к Карпетании, и еще более те, которые прилегают к границам кельтиберийскам. Такова же и Бетурия, сухие и бесплодные равнины которой тянутся вдоль Аны.
4) Собственная Турдетания изумительно плодородна. Изобилуя множеством разнообразных продуктов, она удваивает свои богатства сбытом: излишек плодов легко сбывается купцам, которых здесь очень много. Морская торговля ведется успешно, благодаря рекам и анахисам, которые, как я сказал, имеют значение рек, потому что по ним можно плавать вверх от моря в города, лежащие внутри материка, на малых судах и на больших. Большая часть прибрежной полосы, заключенной между Столбами и Священным мысом, представляет собою большую равнину. Здесь во многих местах от самого моря вглубь материка тянутся лощины, похожие на долины умеренной величины или на речные русла в несколько стадий длиною. Эти ложбины во время морских приливов наполняются водою, так что по ним можно плыть вверх также удобно, как и по рекам, если даже не удобнее; в это время плавание по ним совершается также, как и по рекам, так как ничто не противодействует плаванию, напротив сила прилива, как течение реки, благоприятствует ему. Морские прибои бывают здесь гораздо сильнее, чем в других местах, потому что вода, устремляясь из обширного моря в узкий проход, который находится между Маврузией и Иберией, на пути своем получает обратные толчки и несется стремительно к уступающим частям материка. Некоторые ложбины во время морских отливов совершенно обнажаются; другие никогда вполне не осушаются, а в иных помещаются острова. Таковы ложбины между Священным мысом и Столбами, где прибои воды сильнее, чем в других местах. Эти значительные прибои доставляют морякам много выгод, потому что благодаря им анахиси бывают очень велики, часто до восьми стадий и превращают всю береговую полосу в удобное для судоходства пространство, облегчая тем ввоз и вывоз товаров. Но с ними соединены и некоторые важные неудобства: плавание по рекам, в которых прибывающая морская вода противодействует обычному течению реки, угрожает большою опасностью морякам, плывущим как вниз, так и вверх. С другой стороны, отливы в анахисях также не безвредны, потому что отливы, как и приливы стремительны; вода уходит с чрезвычайною скоростью, и потому корабли нередко остаются на мели. Скот, который ходит на островах до наступления анахисей, во время приливов уносится водою или же оказывается отрезанным и, не будучи в силах при всем старании вернуться на берег, при переходе тонет. Однако коровы знакомые уже с этим остаются на островах и переходят на сушу, только дождавшись возвращения воды.
5) Узнавши природу этих мест и понявши, что анахиси могут быть так же полезны, как и реки, жители построили при них города и разного рода поселения, как и на берегах рек; там основаны города Аста, Набрисса, Оноба, Оссоноба, Меноба и много других. Жители этих городов получают сверх того большие выгоды от каналов, которые вырыты на различных местах и которые дают возможность перевозить товары из одних пунктов в другие, как внутри страны, так и за границу. Подобно этому приносят пользу соединения рек во время больших разливов на промежуточную землю, образуя водную полосу, годную для судоходства, так что в это время совершается правильное движение из рек в анахиси и обратно. Вся торговля этой страны ведется с Италией и с Римом. Торговый путь до Столбов (пролив представляет некоторые неудобства) равно как и на Нашем море удобен; путь этот идет в благоприятной полосе, особенно на море, что важно для грузовых кораблей. При том морские ветры дуют здесь правильно. Наконец спокойствие, существующее здесь после уничтожения пиратов, обеспечивает моряков от опасности. Впрочем Посейдоний указывает особенное неудобство, подмеченное им на обратном пути из Иберии, именно: на море до Серединского залива дуют постоянные восточные ветры, вследствие чего он только через три месяца прибыл в Италию и то с трудом, потому что блуждал около островов Гимнезии, Сардинии и некоторых частей Либии, обращенных к этим островам.
6) Из Турдетании вывозят хлеб, много вина и большое количество превосходного масла; вывозится также воск, мед, смола, много кошенили и киновари, не уступающей синопской. Кроме того Турдетаны имеют много туземного леса для постройки морских судов. Богатство их состоит еще в минеральной соли; немало у них и речных соляных потоков. Здесь занимаются в больших размерах солением рыбы, которое по качеству не уступает понтийскому, и не только здесь, но и на всей остальной части прибрежья по ту сторону Столбов. К нам прежде приходило от них много тканей и материй, а в настоящее время шерсть их считается выше коракской, и действительно это верх красоты. Поэтому для развода покупают баранов, платя за них здесь по таланту. Самые лучшие ткани приготовляются Салтигетами. Прибавим, что страна изобилует всевозможного рода животными как домашними, так и дикими. Вредных животных здесь нет, исключая зайцев, роющих землю; иные называют их кожицами; они портят растения и посевы, изгрызая корни. Эти вредные животные встречаются почти во всей Иберии даже до Массаллии не исключая и островов. Рассказывают даже, что однажды жители Гимнезийских островов послали послов к Римлянам с просьбой отвести им новую землю, потому что они вытесняются этими животными, не будучи в состоянии защитить себя от чрезмерного количества их. В самом деле необходимо прибегать к подобному средству в столь опасной борьбе, какая впрочем бывает не всегда, а только при зачумленном состоянии змей и полевых мышей. Против умеренного количества зайцев устраивают охоты; между прочим на них пускают диких кошек, которые плодятся в Либии; им надевают намордники и посылают в норы, откуда те вытаскивают когтями попавшихся зайцев или выгоняют их на открытое место; и зайцы попадают в руки расположившихся здесь охотников. Величина и количество судов, на которых вывозятся из Турдетании продукты её указывает на обилие их. Действительно, между разнообразными кораблями, которые приходят в Дикеархию и в римскую гавань Остию, самые большие корабли Турдетанов; по количеству они почти равняются либийским.
7) Как ни богата внутренность Турдетании, но приморская часть её едва ли уступит материковой по богатству продуктов, получаемых из моря: раковины и черепахи во Внешнем море вообще и в особенности здесь отличаются величиною, многочисленностью, потому что здесь приливы и отливы сильнее, чем в других местах, а это увеличивает объем и число животных: они больше упражняются. Тоже самое можно сказать о разного рода китах, северных каперах и кашалотах; во время дыхания из них поднимается пар, имеющий издали вид облачного столба. Здесь ловят также морских угрей, которые гораздо больше наших, равно как мурены и прочие морские рыбы. Близ Картеи, говорят, ловятся огромные пурпуровые раковины в десять котилов, а мурена и угри в более отдаленных местах весят более восьмидесяти мин; полип весом в талант; волосатки в два локтя и т. п. Тунцы, приплывающие сюда с внешнего берега в большем количестве, тучны и толсты. Они питаются желудями, растущими в море на дубе низком, но дающем здоровые плоды. Это дерево растет часто и на материке Иберии; оно имеет ту особенность, что корни его так же велики, как и выросшего дуба, между тем в стволу он ниже низкого кустарника; однако и он приносит столько плодов, что после периода зрелости весь берег как по сю сторону Столбов, так и по ту покрывается ими во время морских приливов. Впрочем желуди по ту сторону Столбов всегда мельче. Полибий говорит, что прилив заносит эти желуди до латинского берега, если только, прибавляет он, не доставляют их Сардиния и соседние острова. Тунцы по мере приближения к Столбам из Внешнего моря худеют от недостатка пищи. Тунец - нечто в роде морской свиньи; он питается желудями и замечательно тучнеет от них; поэтому обилие желудей ведет за собою обилие тунцов.
8) При таких богатствах этой страны нельзя не удивляться замечательному обилию в ней металлов. Ими изобилует вся земля Иберийцев; за то не вся опа одинаково плодородна и благодатна, наименьше те части её, которые изобилуют металлами. Редко страна бывает и богата металлами, и вместе плодородна; редко также, чтобы какая-нибудь область на небольшом пространстве изобиловала всякого рода металлами. Но Турдетания и соседняя с нею область могут похвалиться и плодородием почвы, и обилием металлов. Так до настоящего времени нигде на земле нет ни золота, ни серебра, ни меди, ни железа в таком большем количестве и такого достоинства, как здесь. Золото добывается не только из гор, но также из рек и лесных потоков, которые выносят золотой песок, находимый даже в неорошенных местах, но здесь он не заметен, в местах же орошенных золотой песок виднеется; поэтому безводные местности орошаются нарочно водою, и тогда золотой песок блестит. Даже при рытье колодцев и в других подобных случаях жители находят золотой песок, из которого посредством промывки получают чистое золото, и теперь имеется здесь больше промывален, чем золотых копей. Галаты считают, что их металлы, добываемые в горе Кеммене и у подошвы горы Пирены, наилучшие; но на самом деле металлы иберийские всегда предпочитаются. Говорят, что иногда в золотом песку находят слитки весом до полуфунта, называемые палами; они не требуют большой очистки. В расколотых камнях также находят небольшие слитки, похожие на грудные соски.
Из золота, выплавленного и очищенного с помощью квасцовой земли, получается в остатке металл электр; после вторичного вываривания электра, представляющего смесь серебра и золота, серебро сжигается, и остается золото, которое легко плавится и мягко, как масло. Поэтому золото плавят здесь чаще на соломеном огне, так как это, пламя, более мягкое соответствует уступчивому и легко плавящему золоту; напротив пламя от углей уничтожает значительную часть металла, потому что благодаря своей силе оно пережигает его и уменьшает. Золотой песок черпают из русла реки, промывают его в близ стоящих корытах или же вырывают колодезь, где выброшенную землю моют. Плавильные печи для серебра строятся высоко с тою целью, чтобы дым от руды поднимался высоко в воздух; дым этот тяжел и вреден для здоровья. Некоторые медные рудники называются золотыми, из чего заключают, что прежде оттуда добывалось, золото.
9) Посейдоний, восхваляя изобилие и достоинство Иберийских металлов, не только не воздерживается от обычных цветов красноречия, но в энтузиазме впадает в преувеличения. Так, например, он верит той басне, что, когда однажды загорелись леса, то земля с серебряною и золотою рудою расплавилась будто бы и вытекла на поверхность, в доказательство чего он прибавляет, что каждая гора там и каждый холм представляют кучи денег, насыпанные щедрою судьбою. Одним словом, говорит он, всякий видевший эти местности должен согласиться, что здесь находятся неиссякаемые сокровища природы, или неистощимое казнохранилище какого-нибудь царства. Не только страна богата, но и недра земли, и действительно у них в подземном море обитают боги Ад и Плутон. Так повествует Посейдоний в своей образной и пространной речи о тех рудниках, как будто он сам из рудника черпал свою словообильную речь. Говоря о работе Иберийских рудокопов, он приводит замечание Деметрия Фалерского, что в серебряных аттических рудниках люди роют землю с таким усердием, как будто они надеются вырыть самого Плутона; потом подобным же образом он рисует прилежание и трудолюбие Турдетанов, которые вырывают извилистые и глубокие каналы и часто попадающиеся в рудниках ручьи вычерпывают египетскими насосами из раковин. Положение их не таково как аттических рудокопов, к горному делу которых прилагается следующая загадка: "не получили того, обратно, что дала, потеряли то, что имели". Напротив Турдетанам работы эти приносят чрезвычайную прибыль в особенности потому, что четвертая часть выброшенной из земли медь, а некоторые собственники серебряных рудников каждые три дня добывают по евбейскому таланту. Что касается олова, то по словам Посейдония оно не встречается на поверхности земли, как рассказывают историки, но также вырывается. Посейдоний прибавляет, что олово есть и у варваров, которые живут выше Лузитании и на Каттитеридских островах; кроме того из Британских островов оно доставляется в Массилию. У Артабров, заключает он, которые живут на северо-восточном краю Лузитании, земля блестит от серебра, олова и белого золота, - последнее в смеси с серебром. Землю, смешанную с металлами, приносят реки, и женщины, собравши ее граблями, очищают через сплетенные сита над ящиками. Вот что сообщает Посейдоний о горном деле.
10) Полибий, заговоривши о серебряных рудниках близ нового Кархедона, замечает, что это - самые большие рудники, и что от города отстоят они на двадцать стадий; они занимают место, имеющее в окружности четыреста стадий. Там живет сорок тысяч рабочего народа, который в то время платил Римлянам ежедневно двадцать пять тысяч драхм. Я умалчиваю об обработке металла, потому что это было бы слишком длинно. Но по словам Полибия собранный крупный песок сначала разбивают и пропускают в воду через сита, осадок снова толкут и снова просевают, сливши воду опять толкут. Только пятый остаток плавится и дает по отделении свинца чистое серебро, и впрочем еще и теперь существуют серебряные рудники; но ни здесь, ни в других местах они не принадлежат более государству, а составляют частную собственность. Золотые рудники напротив большею частью принадлежат государству. В Касталоне и в других местностях есть особые копи свинца, в смеси с ним находится небольшое количество серебра, но отделять последнее не стоит труда.
11) Недалеко от Касталона есть гора, с которой течет река Бетий и которую называют Серебряною, благодаря находящимся в ней серебряным рудам. Полибий утверждает, что Бетий и Ана берут свое начало в Кельтиберии, протекая одна от другой на расстоянии девятисот стадий. Кельтиберийцы, достигши могущества, дали всей соседней стране свое имя. Древние кажется называли Бетий Тартессом, а Гадейры со всеми соседними островами Ериѳеей. Вот почему, полагают, Стезихор таи говорил о пастухе Герионе: "Почти против знаменитой Ериѳеи, недалеко от бездонных источников Тартесса, находящихся в серебряных копях, они родились". Так как Бетий впадает в море двумя устьями, то, говорят, между ними находился некогда город, называвшийся Тартессом по имени реки, а Тартесидою называлась та страна, которую теперь населяют Турдулы. Ератосѳен говорит, что страна, прилегающая к Кальпе, называется Тартессидою, и что Ериѳея богатый остров. Но Артемидор, опровергая это, говорит, что Ератосѳен ошибается в этом, ровно как и в том, будто бы Священный мыс отстоит от Гадейр на пять дней пути, между тем как расстояние это не больше тысячи семисот стадий. Не верно и то, будто там оканчиваются приливы и отливы, потому что они имеют место кругом всей обитаемой земли. Ложно и то, будто обращенные к северу части Иберии представляют путь в Кельтику более легкий, чем по Океану. Многое и другое он сообщает со слов Пиѳеи из любви к болтовне.
12) Поэт много воспевший и много знающий (Гомер) дает повод думать, что он знал и эти места, если только мы пожелаем правильно сделать заключение из обоих сведений, из которых одно неверно, а другое хорошо и верно. Ложное свидетельство состоит в том, будто Тартесс лежит на крайнем западе, где, по словам же Гомера, в Океан
"Ниспадает яркое светило солнца, облекая в черную ночь плодородную равнину".
Из того, что ночь пользуется дурной славой и находится подле ада, а ад подле тартара, можно предположить, что Гомер, узнавши о Тартессе, назвал его Тартаром, как самый отдаленный подземный пункт, что по обычаю поэтов он тотчас сложил и басню. Так опять, узнавши, что Киммерийцы заселяют местности у Боспора, с севера и запада пролива, он поместил их подле преисподней, быть может, вследствие общей всем Ионянам ненависти к этому народу за то, что во время Гомера или немного раньше Киммерийцы совершали вторжения в Азию до Эолиды и Ионии. Далее, он выдумал скалы Планкты на подобие Кианейских, постоянно сочиняя миѳы на основании каких-нибудь подлинных данных. В самом деле он рассказывает, что есть какие-то опасные скалы в роде Кианейских, почему и называются Симплегадами, и что будто бы и Язон, направлял через них свой путь. И пролив у Столбов, и другой при Сицилии подали ему повод к вымыслу басни о Планктах: таким образом по ложности сказаний о Тартаре можно заключить о степени знания Гомером окрестностей Тартесса.
13) Другое заключение можно сделать из следующих более правильных свидетельств: как странствования Геракла, простиравшиеся до этих стран, так и экспедиция Финикиян указывали Гомеру на богатство и роскошь здешних народов. Народы эти находились под владычеством Финикиян до такой степени, что еще и теперь большая часть городов Турдетании и соседних с нею областей заселены Финикийцами. Мне кажется, что путешествие Одиссея, которое простиралось до этих мест и было рассказано Гомером, подало последнему повод перенести из сферы истории в область поэзии и обычной поэтам басни и Одиссею, и Илиаду. Не только Италия, Сицилия и некоторые другие подобные страны могут засвидетельствовать достоверность этого события, но в Иберии еще и теперь существуют город Одиссея, храм Аѳины и многие другие следы странствований Одиссея и других героев, уцелевших после троянской войны, от которой одинаково потерпели и побежденные и покорители Трои. Эти последние одержали победу над Кадмейцами, так как домашнее состояние их погибло, и каждому досталась незначительная военная добыча. Таким образом лица, оставшиеся в живых, вышедшие из опасностей, как неприятели, так и Еллины обратились к морским разбоям; первые доведены были до этого разорением, а вторые стыдом, так как каждый из них рассуждал: стыдно быть так долго в отсутствии и возвратиться домой с пустыми руками[1]. Существуют также предания о странствованиях Энея, Антенора и Венетов, равно как Диомеда, Менелая, Менесѳея и многих других. И так, поэт, узнавши о многих путешествиях к краям Иберии, о богатстве и о других достоинствах страны (Финикияне открыли это), поместил здесь страну блаженных и Елисейское поле, куда по словам Протея предстояло отправиться Менелаю:
"Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь
Послан богами, туда, где живет Радаманѳ златовласый,
Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зим не бывает;
Где сладкошумно летающий веет зефир, Океаном
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным".
Действительно, стране этой свойствен прекрасный климат и тихо дующий зефир, потому что она тепла, лежит на западе; но присочинено было, будто область расположена на краю земли, где, как мы говорим, помещался баснословный ад. Здесь течет Радаманѳ, свидетельствующий о близости этого места к Миносу, о котором Гомер говорит:
"В аде увидел я Миноса, славного сына Зевса; он держал золотой, скипетр в руке, разбирая тяжбы умерших".
Позднейшие поэты сочиняют походы к стадам Гериона, к золотым яблокам Гесперид, упоминают о каких-то островах, блаженных, которые, как известно, существуют еще и теперь, не очень далеко от берегов Маврузии, лежащих против Гадейр.
14) По моему мнению, свидетелями всего этого были для них Финикияне, которые еще до Гомера завладели наилучшими частями Иберии и Либии и оставались владетелями их до тех пор, пока Римляне не сокрушили их господства. Признаком богатства Иберии может служит еще то обстоятельство, что Кархедонцы, в этом соглашаются все писатели, совершившие сюда поход под предводительством Барки, нашли у Турдетанов в употреблении серебряные чаши и бочки. Можно даже полагать, что здешние жители и особенно правители их названы долговечными благодаря их высокому благополучию, и что именно вследствие этого Анакреонт так говорит:
"Я не пожелал бы ни рога Амалѳии, ни полутораста лет царствования в Тартессе".
Геродот упоминает самое имя царя их, называя его Арганѳонием; поэтому Анакреонт, говоря "Я бы не пожелал долго царствовать в Тартессе", имел в виду или собственно Арганѳониа, или выражался вообще. Впрочем некоторые под Тартессом разумеют нынешнюю Картею.
15) С богатством страны соединяются мягкие нравы и общительность Турдетанов, что замечается и у Кельтов, хотя в меньшей мере, так как они живут по деревням; причина этого - соседство Турдетанов, или, как полагает Посейдоний, родство с ними. Турдетаны вообще, а в особенности живущие по берегам Бетия совершенно усвоили римский образ жизни, забывши даже родной язык; большинство их сделалось латинскими гражданами, они приняли к себе римских колонистов, так что все легко могут совсем обратиться в Римлян. Существование таких городов, как Паксавгуста у Кельтиков, Августа Емерита у Турдулов, Кесаравгуста у Кельтиберов и некоторые другие поселения указывает на изменение политических учреждений этих народов. Все Иберийцы, живущие по-римски, называются "Столатами" или "Тогатами", между ними есть и Кельтиберы, некогда считавшиеся самым диким народом. Это о Турдетании.


[1] Ил. II, 298.

Глава Третья

Описание западной стороны, или Лузитании и её жителей. Оретаны, Карпетаны, Веттоны, Ваккаи. Город Аконтиа; Калланки. Касталон и Ориа, важнейшие города Оретании. Границы, величина и естественный свойства. Реки. Артабры и мыс Нериум. Быт Лузитанов, особенно горных: Пренебрежение к земледелию. Оружие, образ жизни, ворожба. Нравы, обычаи, пища, одежда. Причины суровости северных иберских народов, смягчение нравов их Римлянами.
1) Если за исходную точку возьмем снова Священный мыс и отправимся к другой стороне морского берега до Таго, то сначала будем иметь залив, потом мыс Барбарий с высокою башнею и недалеко устья Тага, до которых считается десять стадий прямым путем. Тут находятся анахиси; одна из них лежит на расстоянии более 400 стадий от вышеупомянутой башни, где находятся цистерны, где как а сказал, запасаются пресною водою. Устье Тага имеет в ширину около двадцати стадий, а глубина реки так велика, что по ней могут плыть вверх большие товарные суда. Во время приливов Таго образует две анахиси в выше лежащих равнинах, так что затопляется пространство почти в сто пятьдесят стадий, и равнина делается удобною для судоходства. Верхняя анахись захватывает и островок, имеющий тридцать стадий длины и немного меньше ширины, покрытый прекрасными рощами и виноградниками. Этот остров лежит подле города Морона, хорошо расположенного на горе близ реки, и отстоящего от моря почти на пятьсот стадий; город имеет в окрестностях прекрасную землю и удобные водные пути вверх по реке даже для больших судов, а выше для речных лодок. Выше Морона существует еще более длинный путь. Брут по прозванию Коллаик пользовался этим городом как пунктом отправления военных действий когда вел войну с Лузитанами и покорил их. На берегах реки он основал и укрепил город Олисипон, чтобы иметь свободными водные пути в глубь страны для доставки припасов; таким образом из городов, лежащих при Таго, эти считаются самыми сильными. Река изобилует рыбой и полна устриц. Она берет начало в стране Кельтиберов и направляется через страны Веттонов, Карпетанов и Лузитан в равноденственному западу; на некотором расстоянии она течет параллельно рекам Ана и Бетию, а потом отклоняется от них к южному берегу.
2) Из народов, живущих по ту сторону упомянутых гор, Оретаны южнее всех, отчасти достигают даже мореного берега по сю сторону Столбов. К северу от них живут Карпетаны, потом Веттоны и Ваккаи, через область которых протекает река Дурий, переходимая у города Ваккаев Аконтии. Далее, последними живут Каллаики, занимающие большую часть горного хребта, вследствие чего покорение их было очень трудно; завоевателю Лузитании они дали прозвание Каллаика и достигли того, что теперь большая часть Лузитан называется Каллаиками. Сильнейшие города Оретании: Кастулон, или Касталон и Ория.
3) Из областей, лежащих к северу от Того, Лузитания самая важная, и народ её дольше всех сопротивлялся Римлянам. Южную границу этой области составляет река Таго, западную и северную океан, восточную Карпетаны, Веттоны, Ваккаи и Каллаики, - все народы известные. О других племенах не стоит упоминать по их незначительности и малоизвестности, некоторые впрочем в противность нам и их называют Лузитанами. Соседями Астурийцев и Кельтиберов с восточной стороны оказываются Каллаики и Кельтиберы, а прочие народы граничат только с Кельтиберами. В длину Лузитания имеет тринадцать тысяч стадий, а в ширину гораздо меньше; ширину представляет восточная граница до противоположного морского берега. Восточный край высок и суров, а вся нижележащая местность за исключением нескольких незначительных гор - равнина простирающаяся до самого моря. Поэтому Аристотель, как передает Посейдоний, ошибочно приписывал причину приливов и отливов свойствам этого берега и Маврского, говоря, что море то прибывает, то убывает благодаря высоким скалистым берегам, сурово принимающим морские волны и отбрасывающим их к противоположному берегу; напротив, справедливо замечает Посейдоний, берега здесь большею частью низки и песчаны.
4) Лузитания, о которой мы говорим, богата, изрезана большими и малыми реками, которые все вытекают из восточных частей страны и параллельны реке Таго. Большая часть рек судоходны и содержат в себе очень много золотого песку. Наиболее замечательные после Таго реки Мунда и Вакуя, судоходные впрочем только на небольшом расстоянии. За ними следует Дурий, вытекающий издалека, идущий мимо Нумантии и многих других городов, населенных Кельтиберами и Ваккаями. Дурий судоходен даже для больших судов почти на протяжении восьмисот стадий. Потом следуют другие реки, далее Леѳа, которую одни называют Лимаей, а другие Бенионом. Она течет из области Кельтиберов и Ваккаев. За нею следует Бений (другие называют Минием), самая большая из Лузитанских рек; она судоходна вверх на протяжении восьмисот стадий. Посейдоний однако утверждает, что река эта вытекает из области Кантабров; перед устьем её лежит остров и две плотины, образующие удобную корабельную пристань. Достойны похвалы свойства этих рек, потому что они имеют высокие берега, которые могут сдержать море во время приливов; вследствие чего вода никогда не выходит из берегов и не наводняет равнины. Бений служил пределом военных походов Брута. Далее текут многие другие реки, параллельные упомянутым.
5) Крайние из Лузитан, Артабры, живут в окрестностях мыса Церия, который составляет оконечность западной и северной стороны. Около него живут также Кельтики, родственные с народом, обитающим вдоль реки Ана. Рассказывают, что эти последние, сделавши туда вместе с Турдулами набег, после перехода через реку Лимаю разделились; когда к ссоре присоединилась еще потеря предводителя, они рассеявшись в разные стороны остались здесь, вследствие чего река Лимая названа была Леѳой (Забвение). Артабры имеют много городов которые расположены у залива; приплывающие в эти местности моряки называют залив гаванью Артабров. В наше время Артабры называются Аротребами. Всех народов, которые заселяют страну между Таго и Артабрами, насчитывают до тридцати. Хотя эта область богата плодами, скотом, изобилует золотом, серебром и другими подобными предметами, однако большинство Лузитан перестало добывать средства к жизни из земли, проводили жизнь в грабежах и непрерывных войнах между собою или же с соседями, живущими за рекою Таго, пока наконец Римляне не укротили их, обративши большую часть городов их в деревни, а некоторые заселивши лучше прежнего. Вероятно, виновниками этих беззаконий были горцы; живя в стране скудной, обладая ничтожными средствами к жизни, они устремлялись к чужому; народ, подвергавшийся нападениям, вынужден был необходимостью борьбы оставлять собственные дела, и вместо того, чтобы обрабатывать землю, вести войны; таким образом страна оставаясь без ухода, и будучи лишена свойственных ей продуктов, заселялась только разбойниками.
6) Говорят, что Лузитане искусны в преследовании и в разведывании, быстры, легки, ловки в нападении. Они вооружены, во-первых, малым двухфутовым в диаметре щитом, вогнутым с передней стороны и висящим на ремне, так как он не имеет ни колец, ни рукоятки... кроме этого вооружения они имеют нож или меч, большинство носит полотняные панцири; только не многие имеют кольчугу и треугольный шлем из железных колец и с тремя гребнями, все прочие носят шлемы из ремней. Пешие воины носят поножи; каждый имеет с собою много дротиков, а некоторые вооружены копьями с медными наконечниками. Рассказывают, что часть населения, живущего у реки Дуриа, ведет лаконский образ жизни; они дважды натирают себя маслом, употребляют бани, нагреваемые раскаленными камнями, а также холодные ванны; едят раз в день, чисто и просто. Лузитане любят приносить жертвы, гадают по внутренностям животных, не вырезывая их; они рассматривают также жилы в груди и гадают щупая их. Они производят гадания и по внутренностям людей, употребляя для этого пленников, которых предварительно закутывают в плащ, потом жрец гадатель наносит пленнику смертельный удар во внутренности, тогда гадают, прежде всего по падению тела убитого. Отрезанные правые руки посвящаются богам.
7) Все горцы отличаются простотою, пьют воду, спят на голой земле и подобно женщинам носят очень длинные волосы, на которые во время сражения кладут повязку. Козлиное мясо они любят наибольше, и Арею приносят в жертву козла, а также пленников с лошадьми их. Ежегодно по обычаю Греков устраивают всякого рода гекатомбы, как говорит и Пиндар: "Всего по сту в жертву приносят". Горцы устраивают кроме того гимнастические состязания, в тяжелом вооружении и на лошадях, состязаются в кулачном бою, в беге, в борьбе и в сражении отрядами. В течении двух частей года они питаются одними дубовыми желудями, из которых приготовляют себе хлеб, высушивши их и смоловши; хлеб этот сохраняется долго. Они употребляют также ячменное пиво, а вино у них редко; если бывает вино, то его быстро потребляют в пиру с родственниками. Вместо деревянного масла они употребляют коровье. Едят они сидя на скамейках устроенных вдоль стен, садятся по достоинству; пища обносится кругом. Как и Кельты, они употребляют деревянные чашки. На пирушках под звуки флейты и трубы танцуют, причем подскакивают и приседают. В Бастетании женщины танцуют вместе с мужчинами, держа друг друга за руку. Все одеваются в черное; большая часть носит плащи, в котором и спят на постелях из сухой травы. Женщины носят цветные платья. Жители долин, заменяют употребление денег меною или же дают за товар отрубленную серебряную пластинку. Осужденных на смерть они бросают с скалы, а отцеубийц побивают камнями за пределами страны или города. Брак у них совершается так же как у Греков. Больные, что было и у древних Ассирийцев, выносятся на улицы для того, чтобы получить совет от лиц, знающих болезнь по собственному опыту. До Брута жители страны употребляли кожаные лодки во и время наводнений и на болотах, и теперь однодеревки редки у них. Соль здесь темно-красного цвета, а разбитая делается белою. Таков образ жизни горцев; я разумею тех которые занимают северную границу Иберии: Каллаиков, Астуров и Контабров до Васконов и горы Пирены; образ жизни всех этих народов одинаков. Увеличивать число имен не желаю, избегая скучного начертания их тем более, что никому не будет приятно слышать названия Плевтавров, Бардиетов, Аллотригов и другие, еще более темные и незначительные.
8) Дикость и суровость этих народов - следствие не только войн, но и отдаленного положения; морской путь к ним не короче сухого; вследствие недостатка сношений, они потеряли обходительность и приветливость. Впрочем в настоящее время народы эти меньше прежнего страдают подобными недостатками благодаря миру и присутствию Римлян; но те, которых влияние Рима коснулось меньше, более дики и злы. Дикость усиливается еще суровостью их почвы и гор. Теперь однако, как я сказал, войны кончились везде, потому что даже Кантабры, которые дольше всех занимались разбоями, покорены наконец Кесарем Августом вместе с соседями, и теперь вместо того чтобы грабить Римских союзников, они сражаются за Римлян, равно как Кониаки, и Плентуисы, живущие у истоков Ибера. Тиберий наследовавший Августу, поставил в тех областях гарнизон из трех отрядов, благодаря, чему жители их сделались не только мирными, но некоторые даже цивилизованными.


Глава Четвертая

Описание остальной Испании к востоку от Кальпы до Пирены а внутренности края от Пировы до Лузитании. Длина берета и численность обитающих здесь народов. Горы вдоль берега. Малака, Майнаки, город Екситанов, Абдера. Посещение края Одисеем. Лотофаги. Иберы не были способны ни к какому большому предприятию, потому что были разделены. Новый Карѳаген. Река и город Сукрон Геиеросконий или Дианий. Острова Планезиа, Плумбария. Сномбрария, Сагунт, Дертона. Река Ибер. Памятник Поипею. Тарок, Емпорий, Ход. Внутренность края. Горные хребты Идубеда и Ороспеда. Кесаравгуста и Целься. Якустаны и Илергеты. Илерда и Оска. Васконы, Керетаны. Разделение Кельтиберии. Бераны с главным городом Варией; Ареваки, Лузоны. Нумантия. Богатство и могущество Кельтиберов. Недостаток городов внутри и причины этого. Вооружение. Естественно-исторические достопримечательности. Произведения. Грубость народа. Варварские украшения женщин. Презрение к смерти. Женщины рожают очень легко. Разнообразный надел земли. Различные значение слова Иберия; название этого края Испанией.
1) Остальная часть берега Иберии от Столбов до горы Пирены и вся внутренняя часть материка расположенная под нею имеют ширину неодинаковую, а в длину немного более четырех тысяч стадий; но длина берега считается больше на 2,000 стадий, - даже говорят, что от горы Кальпы у Столбов до Нового Кархедона 2,200 стадий. Эта прибрежная полоса заселена Бастетанами, которых называют также Бастулами, и отчасти Оретанами. От Нового Корхедона до реки Ибера идет другая полоса, почти такой же длины, заселенная Едетанами. От Ибера до Пирены и памятника Помпея считается 1, 600 стадий; здесь живут часть Едетанов и так называемые Инункеты, разделенные на 4 части.
2) Если мы начнем изложение по частям от Кальпы, то прежде всего представится нам скалистая горная цепь, простирающаяся через Бастетанию и область Оретанов, покрытая густым высоким лесом и отделяющая берег от материка. Во многих местах горной цепи находятся рудники золота и других металлов. Первый на этом берегу город - Малака, отстоящий от Кальпы на столько же, на сколько и Гадейры; он служит рынком для кочевых народов противоположного берега, имеет большие запасы соленой рыбы. Некоторые смешивают этот город с Мойнакою, которую мы считаем западнее всех Фокейских городов; но это не правда. Напротив, Майнака теперь уже разрушенная, сохранившая следы греческого происхождения, находится гораздо дальше от Кальпы, нежели Малака и имеет вид Финикийского города. Затем по-порядку следует город Екситанов, от которых получили название экситанские соления.
3) За этим городом следует Абдера, основанная также Финикийцами. Выше этих мест на горе показывают город Одиссею и в нем храм Аѳины, как свидетельствуют Посейдоний, Артемидор и Асклепиад из Марлей, который обучал грамматике в Турдетании и издал описание тамошних народов. Он замечает что в храме Аѳины прибиты в качестве памятников одиссеевых странствований щит и украшения кораблей. Среди Каллаиков, прибавляет он, поселилась часть военных спутников Тевкра; будто бы там же было два города, из которых один назывался Еллинами, а другой Амфилохами, потому что там умер Амфилох, а его спутники проникли даже в глубь материка. Асклепиад кроме того говорит, что в Иберии поселилась часть спутников Геракла и несколько Мессенцев, а часть Кантабрии была занята Лаконцами, в чем соглашаются с ним и другие писатели. Рассказывают, что здесь находился город Окелла, основанный Опелкеллою, который вместе с Антенором и детьми его переселился в Италию. В Либии некоторые верят рассказам Гадейратских купцов, что впрочем передает и Артемидор, будто народы живущие по ту сторону Маврузии в соседстве с западными Эѳиопами, называются Лотофагами; потому что они едят лотос, какую то траву и корень, причем они не нуждаются в питье, да и не имеют его по недостатку воды. Они простираются до стран над Киреною. Впрочем называется Лотофагами и тот народ, который занимает один из двух островов, лежащих перед Малою Сиртою, Менинг.
4) Никто не должен удивляться тому, что поэт составил баснословный рассказ о похождениях Одиссея таким образом, что большая часть сообщаемых о герое событий совершается на Атлантическом море вне Столбов, потому что исторические данные близки к местам и прочим обстоятельствам, вымышленным поэтом, так что Гомер сделал свой вымысел правдоподобным: не должно удивляться также тому, что иные, доверяя историческим преданиям и всестороннему знанию поэта, обратили поэзию Гомера в средство разрешать научные вопросы, как поступал Кратет Маллотский и некоторые другие. Напротив, другие так грубо поняли предприятие поэта, что не только его самого, как садовника какого-нибудь или жнеца, объявили лишенным всяких подобных сведений, по даже считали безумным того, кто таким образом относился к этим произведениям. При этом никто из грамматиков и вообще из ученых не решался защищать мнения таких лиц или поправлять их или сделать по отношению к ним что-нибудь подобное. Мне однако кажется, что можно многие из тех мнений защитить, другие исправить, и в особенности относительно того, в чем Пиѳея обманул многих, поверивших ему по незнанию западных и северных стран, омываемых Океаном. Но оставим этот вопрос, требующий особого и продолжительного исследования.
5) Что касается странствований Еллинов среди варварских народов, то причину этого можно находить в том, что последние были разделены на незначительные части и общины, не состоявшие во взаимной связи вследствие кичливости каждого из них, почему они и были бессильны против внешних врагов. Эта самоуверенность была тем сильнее у Иберийцев, что они от природы соединяли с нею коварство и замкнутость; засады и грабежи были их ремеслом. Дерзая только на малое, они не отваживались на что-либо важное, потому что никогда не составляли большой силы или союзов. Если бы они пожелали помочь друг другу, то Кархедонцам не удалось бы так легко покорить большую часть их страны, раньше этого Тирийцам, потом Кельтам, которые называются теперь Кельтиберами и Беронами. Равным образом не удалась бы попытка разбойника Вириаѳа или Сертория, или других подобных личностей, стремившихся к верховной власти. Сами Римляне, которые благодаря такому устройству, обыкновенно только отчасти одолевали Иберов, потеряли много времени в постепенном завоевании иберийских областей, пока наконец почти после 200 и даже более лет они не подчинили своей власти всех народов Иберии. Но я возвращаюсь к описанию Иберии.
6) За Абдерою следует Новый Кархедон, основанный Асдрубою, наследником Барки и отцом Аннибала, наиболее могущественный из всех городов на этом береге. Хорошо укрепленный самою природою, город обведен кроме того прекрасною стеною, имеет гавань, озеро, богатые серебряные рудники, о которых мы уже говорили; кроме того, и здесь и в соседних местах есть много заведений для соления рыбы. Вообще это важнейший рынок для товаров, приходящих с моря для жителей материка равно как и для всех иностранцев. Почти посередине морского берега между Новым Кархедоном и рекою Ибером вливается в море река Сукрон, при устье которой находится город того же имени. Река эта берет начало из горы, которая соединяется с хребтом, возвышающимся над Малакою и окрестностями Кархедона; эта река, переходимая в брод, кое-где параллельна Иберу и немного менее удалена от Кархедона, нежели от Ибера. Между Сукроном и Кархедоном недалеко от реки лежат три городка Массалиотов, самый замечательный из них Гемероскопий имеет на мысе высокочтимый храм Артемиды Ефесской. Храмом этим Серторий пользовался, как центральным пунктом военных действий, потому что он укреплен самою природою, удобно расположен для грабежа и заметен издали; называется он Дианием, как бы Артемизием, а неподалеку от него имеются прекрасные железные рудники, два островка, Планезия и Плумбария и лагуна, которая имеет в окружности 400 стадий. Далее следует, уже перед Кархедоном остров Геракла, который называется Скомбрарией от ловимых здесь макрелей; из соленой рыбы приготовляется превосходный соус. Остров отстоит от Кархедона только на 24 стадии. Затем, если перейти на ту сторону Сукрона к устью реки Ибера, то представится город Сагунт, колония: Закинѳев; разрушение его Аннибалом, вопреки договору с Римлянами, подало повод этим последним начать вторую войну с Кархедонянами. Далее, близ Сагунта находятся города Херронес, Олеастр и Карталия; у самого перехода реки Ибера лежит поселение Дертосса.
7) Ибер берет начало в области Кантабров и течет к югу по обширной равнине параллельно Пиренейским горам. Между устьями Ибера и оконечностью Пирены, на которой сооружен памятник Помпею первый город Таракон, хотя без гавани, но построенный в бухте и имеющий много других удобств; теперь он населен не менее Кархедона; он имеет удобное местоположение для резиденции наместника, служит главным городом не только области по сю сторону Ибера, но и большей части лежащей по ту сторону реки. Близко перед городом лежат замечательные острова Гимнезийские и Ебис, что также указывает на удобство местоположения. Ератосѳен утверждает, что город имеет корабельную пристань, между тем как, по словам Артемидора, он лишен даже удовлетворительной стояки для кораблей.
8) Вообще весь берег от Столбов до только что упомянутых пунктов не имеет гаваней; за то начиная отсюда, берег изобилует ими. Страна Лестанов, Лартолеитов и других народов до Емпория имеет прекрасную почву; Емпорий, основанный Массалиотами, отстоит от Пирены и от границ Иберии с Кельтикой почти на 400 стадий; все его окрестности обладают прекрасной почвой и хорошими гаванями. Там есть городок Рода, основанный Емпоритами, или по мнению других Родосцами; здесь же как и в Емпорий, чтут Артемиду Ефесскую; причину этого мы объясним, когда будем говорить о Массалии. Прежде Емпорийцы жили на том небольшом противоположном островке, которой теперь называется старым городом; в наше время они живут на материке. Город разделен стеною на две части, потому что некогда с емпорийцами жили Индикеты, которые, имея собственное правление, пожелали для безопасности оградить себя общею стеною с Еллинами, но со временем оба народа образовали одну политическую общину на варварских и еллинских учреждениях, что совершилось и во многих других местах.
9) Не далеко от Емпория протекает река, берущая начало из горы Пирены, устье которой служит для Емпоритов гаванью. Емпориты - искусные ткачи холста. Внутренность страны, которою они владеют, в одних частях имеет прекрасную почву, в других поросла дроком, ни на что негодным болотным ситником. Эту часть страны называют Юнкарийскою равниною. Емпориты занимают также часть горы Пирены до памятника Помпея, через которую переходят из Италии в так называемую Иберию по ту сторону и преимущественно в Бетику. Путь этот то приближается к морю, то удаляется от него, особенно в западных частях. Он направляется к Тарракону от памятника Помпея через Юнкарийскую равнину, через землю Ветеров и через равнину называемую на латинском языке Мараѳонскою, так как на ней растет много укропу (μάραον); от Таракона путь направляется к переходу Ибера подле города Дертоссы, отсюда, пройдя через Сагунт и город Сетабий, он немного отклоняется от моря и касается равнины спартарийской, или так называемой Схойнунтской. Равнина обширна, безводна, производит много годного для плетения дроку; последний вывозится всюду, но преимущественно в Италию. Прежде путь шел через середину равнины и Егедасту, длинный и тяжелый; теперь его проложили ближе к берегу, так что он только касается Схойнунта и тянется в одном направлении с прежним до Кастлона и Обулкона, через которые путь продолжается на Кардубу и Гадейры, значительнейшие торговые пункты страны. Обулкон удален от Кардубы почти на 300 стадий. Историки говорят, что Цесарь употребил 27 дней для прибытия из Рима в Обулкон, где находился его лагерь, когда желал дать битву при Мунде.
10) Таков весь берег от Столбов до границы между Иберами и Кельтами. Страна, лежащая над ним (я имею в виду ту, которая расположена между Пиренейскими горами и северною границею Иберии до Астуров) разделяется двумя цепями гор. Одна, параллельная Пирене, начинается в области Кантабров и оканчивается у Нашего моря; ее называют Идубедою; другая начинается посередине Иберии и, направляясь к западу, отклоняется на юг и к морскому берегу от Столбов. В начале холмистая и обнаженная, эта вторая цепь проходит через так называемую Спартарийскую равнину, потом соединяется с лесом, тянущимся над Кархедониею и с окрестностями Малаки; она называется Ороспедою. Между Пиреной и Идубедой протекает река Ибер параллельно обеим цепям гор, наполняется она ручьями, текущими из этих гор, и другими водами. При Ибере находится так называемый город Кесаравгуста и население Кельса, где переходят реку по каменному мосту. Эта страна населена разнообразными племенами; замечательнейшее из них племя Яккетанов. Начинаясь у подошвы Пирены, оно расстилается по равнинам и соприкасается с местностями подле Илерды и Оски, а также с Илергетами, живущими не очень далеко от Ибера. В этих городах, потом в городе Басконском Калагуре, на берегу в Тараконе и в Гемероскопии, Серторий давал последние битвы после того, как был вытеснен из области Кельтиберов; умер же он в Оске. Позже при Илерде были разбиты Божественным Кесарем Помпеевы полководцы, Афраний и Петрей. Если идти на запад, то Илерда отстоит от Ибера на 160 стадий, от Таракона к югу на 4607 стадий, а от Оски к северу на 540 стадий. Через эти части Иберии идет путь от Таракона к крайним приокеаническим Васконам близ Помпелона, и к городу Ойасону, лежащему при том же Океане; путь этот тянется до самых границ Аквитании и Иберии на 2,400 стадий. Яккетаны то самое племя, в области которого Серторий вел войну с Помпеем, а потом Секст, сын Помпея, с полководцами Кесаря. За Яккетанией к северу живет племя, Васконов, у которых есть город Помпелон, как бы Помпейополь.
11) Иберийская сторона Пирены изобилует вечно зелеными лесами разнообразной породы, а сторона кельтская обнажена, средняя часть горной цепи заключает в себе долины, очень удобные для жительтва· Большею частью этих долин владеют Керетаны, народ Иберийского племени; они приготовляют превосходные окорки, конкурирующие с кантабрийскими и доставляющие жителям значительный доход.
12) Перешедши через Идубеду, мы тотчас видим обширную и разнообразную Кельтиберию. Большая часть её сурова и переполнена реками. Через нее текут реки Ана и Таго, а за ними многие другие начинающиеся в Кельтиберии и направляющиеся в Западное море. Из них Дурий протекает мимо Нумантии и Сергунтии, а Бетий берет начало в Ороспеде, протекает через Оретанию и входит в Бетику. По соседству с северными Кельтиберами живут Бероны, соседи Кантабров конисских, также происходящие от войска кельтов; они имеют город Барию, лежащий у переправы через Ибер; живут в смежности с Бардиетами, которых называют теперь Бардулами. По соседству с западной частью Кельтиберии живет часть Астуров, Каллаиков, Ваккаев, а также Веттанов и Карпетанов; с южной стороны живут Оретаны, а также Бастетаны и Едетаны, населяющие Ороспеду. С востока лежит Идубеда.
13) Из Кельтиберов, разделяющихся на 4 части, самые сильные Артуки, населяющие восточные и южные области и соприкасающиеся с Барпетанами и с истоками Таго. Замечательнейший из их городов Нумантия. Они обнаружили большую храбрость в кельтиберийской двадцатилетней войне с Римлянами; здесь погибли многие предводители вместе с войском; наконец Нумантинцы упорно выдерживали осаду за исключением немногих лиц, которые и предали город неприятелю. Лусоны живут также на востоке и также касаются источников Таго. Города Сегеда и Паллантия принадлежат Аруакам. Нумантия отстоит от Кесаравгусты, расположенной, как мы сказали, при Ибере, почти на 800 стадий. Города Сегобрига и Бильбилий, подле которых Метелл вел войну с Серторием, принадлежат Кельтиберам. Полибий, исчисляя племена и местности Ваккаев и Кельтиберов, упоминает кроме других городов Сегесим и Интеркатию. По словам Посейдония, Марк Маркелл получил от Кельтиберии контрибуцию в 600 талантов, из чего можно заключить, что Кельтиберов было очень много, и что они имели большие средства, хотя и занимали бесплодную страну. Но Посейдоний поправляет то мнение Полибия, будто Тиберий Гракх разрушил 300 городов в Кельтиберии и смеясь над этим говорит, что Полибий хотел польстить Гракху, называя укрепления городами совершенно так, как это бывает в триумфальных процессиях. Должно быть это сказано не без основания, потому что полководцы и историки легко впадают в преувеличения, желая приукрасить свои подвиги; так, когда писатели утверждают, что Иберийских городов было более 1,000, то мне кажется, что они впадают в ошибку, принимая большие деревни за города. Ибо самая природа страны не допускает большего числа городов, именно бесплодие почвы, отдаленность и суровость климата. С другой стороны самый образ жизни и занятия жителей (кроме тех, которые живут на берегу Нашего моря) не позволяют предполагать ничего подобного: деревенские жители совершенно дики, а большинство Иберийцев живете по деревням, самые города не легко их цивилизуют, так как в городах имеют перевес обитатели лесов во вред соседям.
14) За Кельтиберами к югу живут обитатели горы Ороспеды, а страну, лежащую вокруг реки Сукрона до Кархедона, населяют Едетаны, Бастетаны и наконец почти до Малаки Оретаны.
15) Почти все Иберийцы были пелтасты, вооружены легко для разбоев, как и Лузитаны, которых мы описали. Иберийцы вооружены были копьями, пращами и мечами; к пешим войскам присоединялась конница, и лошади их были приучены ходить по горам и легко сгибать колени по приказанию в случае надобности. Иберия доставляет много серн и диких лошадей. Кое-где попадающиеся здесь озера изобилуют птицами, именно лебедями и другими подобными; много тоже драхв; в реках водятся бобры, жир которых не имеет такой силы, как жир понтийских бобров, отличающийся целебными свойствами подобно некоторым другим предметам, как например кипрской меди, которая, по словам Посейдония, одна только дает камень кадмий, купорос и шлак. Он же передает, что вороны в Иберии не черные, а серые. Кельтиберские лошади, будучи переведены в Иберию по ту сторону, изменяют масть; они похожи, прибавляет он, на парѳянских лошадей, потому что быстры и лучшие бегуны, чем какие бы то ни было другие.
16) В Иберии растет множество красильных корней. Что касается оливы, винограда, фиг и подобных растений, то берег Иберии, омываемый Нашим морем, изобилует всем этим; впрочем северный приокеанийский берег лишен всего этого вследствие холода, а остальная часть побережья - главным образом вследствие беспечности населения и потому еще что оно при дурных привычках ищет не удовольствий, но единственно удовлетворения необходимых и животных потребностей, если не считать живущими ради удовольствий тех мужчин и женщин, которые умываются и чистят себе зубы мочой, застоявшейся в отхожих местах, что рассказывают о Кантабрах и их соседях. Этот обычай, а также обычай спать на голой земле свойствен Иберийцам и Кельтам. Некоторые авторы говорят, что Каллаики не имеют богов, а Кельтиберы и их северные соседи по ночам во время полнолуний пляшут со всем семейством и пируют перед дверями своих домов в честь какого то безыменного бога. Когда Веттоны вошли в первый раз в римский лагерь и увидели, как некоторые начальники отряда ходили во время прогулки взад и вперед, то приняли их за сумасшедших и показывали им путь к шатрам, потому что по мнению Веттонов они должны были ли лежать спокойно или сражаться.
17) · Украшение некоторых Иберийских женщин, о котором говорит Артемидор, можно также считать признаком их варварства, именно, некоторые женщины носят на шее железные ожерелья с загнутыми крючками, которые возвышаются над головою и выступают далеко за лоб; на эти крючки надевается, когда угодно, покрывало, которое опустившись закрывает лицо тенью; женщины считают это украшением. В других местах они носят на голове небольшую шляпу на подобие барабана, совершенно круглую при затылке, крепко сжимающую голову до мочки уха и постепенно выгибающуюся вверх и вширь; иные выстригают волосы на передней части головы до такой степени, что она блестит сильнее лба; некоторые ставят на голове палочку величиною в фут, обвивают ее волосами и потом вешают на нее черное покрывало. Кроме этой правды рассказывают еще много басен, вообще о всех Иберийских племенах и в особенности о северных, звероподобных будто бы не только в своей отваге, но также в жестокости и бесчувственности. Так матери во время кантабрской войны убивали детей, чтобы избавить их от плена; по приказанию отца мальчик обнаживши меч, умертвил всех своих и родственников и братьев, взятых в плен и закованных в цепи; одна женщина тоже самое сделала с взятыми вместе с нею пленниками. Другой пленный, призванный к пьяным солдатам, сам кинулся в огонь. Все эти нравы общи им с народами кельтскими, ѳракийскими и скиѳскими; всем этим народам свойственно также мужество не только мужчин, но и женщин. Сами женщины обрабатывают землю, а после родов укладывают в постель вместо себя своих мужей и ухаживают за ними. Часто за работами они моют детей и пеленают, удаляясь к какому нибудь источнику. Так рассказывает Посейдоний со слов гостеприимного хозяина своего в Лигистике, Хармолеона из Массалии. Он нанял мужчин и женщин копать землю. Одна женщина, почувствовавши приближение родов, отошла в сторону не далеко от места работы и родивши, тотчас приступила снова в работе, не желая терять платы. Когда Хармолеон заметил, что она еле работает, но не знал сначала причины, он отослал ее, потом узнавши причину, заплатил ей за работу. Женщина понесла ребенка к источнику, обмыла его, спеленала, чем могла и отнесла домой.
18) Не одним только Иберийцам свойственно обыкновение ездить вдвоем на одной лошади; впрочем один из всадников в битве сражается пешим. Множество мышей, которые бывают здесь нередко причиною заразительных болезней, свойственны не одной Иберии: тоже и самое Римляне видели в Кантабрии, так что там даже назначались награды лицам, поймавшим известное число мышей, тем не менее жители едва избавились от них; к этому бедствию присоединялся еще недостаток хлеба и других предметов, между тем доставка хлеба из Аквитании была затруднительна по причине неудобных путей сообщения. Относительно нечувствительности Кантабров рассказывают, что однажды несколько человек, взятых в плен и пригвожденных к кресту пели победные песни. Подобные случаи доказывают конечно значительную дикость. Но другие факты, быть может не доказывающие цивилизации, по крайней мере не зверские: у Кантабров существует обычай, по которому мужчины дают приданое женщинам, а дочери объявляются наследницами и женят братьев, следовательно женщина имеет здесь некоторое преимущество, что несогласно с гражданственностью. - Иберийцы имеют обыкновение сохранять яд, не причиняющий страданий, добываемый из растения, похожего на петрушку; сохраняют они его, чтобы иметь наготове на всякий случай. У Иберийцев также в обычае связывать себя клятвою умереть за тех, с кем они заключили договор.
19) Некоторые говорят, что эта страна разделена на четыре части, как мы сказали; другие делят ее на пять частей. Решить это с точностью невозможно, по причине изменений и неизвестности этих местностей. В странах известных и знаменитых всякие перемены, как разделение страны, перемена имен и тому подобное, всегда известны, потому что обо всем этом говорят многие, в особенности Еллины, самый болтливый народ, а что происходит в отдаленных варварских странах, разделенных на мелкие части, известия о том будут малочисленны и не верны; а страны очень отдаленные от Еллинов совсем неизвестны. Римские писатели подражают греческим, хотя неудачно: то, что они говорят, заимствовано ими от Еллинов, сами же они обнаруживают мало усердия к исследованию, так что, когда оказываются пробелы у греческих писателей, то их нельзя достаточно пополнить римскими. Кроме того, большая часть знаменитейших имен принадлежит Еллинским писателям.
20) Древние писатели называли Иберией всю страну по ту сторону Родана и перешейка, заключенного в Галатских заливах; между тем современники наши считают границею её гору Пирену и называют одну и ту же страну Испанией и Иберией. Некоторые называли Иберией только страну по сю сторону Ибера; еще ранее, как утверждает Асклепиад Мирлеанский, Иберами называли Иглетов, занимавших небольшой клочок земли. Римляне, назвавши всю эту страну Иберией и Испанией безразлично, разделают ее на две части: на "Испанию по ту сторону" и "Испанию по сю сторону"; однако иногда они разделяют ее иначе, сообразуясь с обстоятельствами. Теперь, когда одни провинции отданы во власть народа и сената, а другие во власть верховного главы Римлян, Бетика принадлежит народу, и в нее посылается претор вместе с квестором и легатом. Восточная граница Бетики тянется близ Кастлона. Остальная часть Иберии принадлежит Кесарю, который от себя посылает двух легатов, преторианского и консульского; преторианский вместе с своим легатом должен производить суд над Лузитанами, которые прилегают к Бетике и простираются до реки Дурия и его устьев; в настоящее время собственно эту страну вместе с городом Августой Емеритой называют Лузитанией.
Остальная часть Иберии, а это самая большая часть её, состоит под управлением консула, располагающего значительным войском, около трех когорт и тремя легатами, из которых один, имея под своею властью две когорты, наблюдает за всею северною частью страны по ту сторону Дурия, которую прежде называли Лузитанией, а теперь Коллаикой. С этою областью соприкасаются северные участки вместе с Астурами и Кантабрами. Через область Астуров протекает река Мельс, а немного дальше стоит город Нойга, неподалеку отсюда находится анахис, отделяющая Астуров от Кантабров. Ближайшей горною страною до Пирены, управляет другой легат с третьею когортою. Под управление к третьего находится внутренность материка, именно народы, которые называются уже тогатами, как бы мирными, цивилизованными на подобие италийцев; они одеваются в тогу. Это - Кельтиберы и жители обоих берегов Ибера, простирающиеся до приморских частей. Сам проконсул зимует в приморских местностях, в особенности в Кархедоне и Тараконе, производя здесь суд; летом он ездит по провинции, с целью узнать, не нуждается ли что-либо в улучшении. Здесь живут также кесарские чиновники, всадники, выдающие солдатам деньги на необходимые потребности.


Глава Пятая

Описание лежащих близ Иберии островов. Питиузсиие и Гимнезийские о-ва: Ебус и Офиуса. Из Гимнезийских один большой, другой малый; на первом Пальма и Полентия. Металл Гимнезийский. Пращники. Плодородие. Отсутствие вредных животных. Вблизи два маленькие островка. Гадейры, остров и город, величина и число жителей. Истории постепенного их увеличении. Храмы Сатурна и Геракла. Ериѳея. Основание Гадейр; разнообразное объяснение Столбов; неверное истолкование их в храме Геракла в Гадейрах. Рассказ Полибия о замечательном колодезе в этом храме. Другое о нем известие Посейдония. Объяснения Страбона, Аѳенодора. Посейдоний допускает соответствие между приливом и отливом и движениями небесных светил. Мнение Селевка. Собственные наблюдения Посейдония над высотою приливов в Илипе в Гадейрах. Замечательные деревья в Гадейрах в Новом Кархедоне. Нечто подобное в Египте и в Каппадокии. Каттитериды, сначала посещаемые Финикиянами, потом Римлянами из за олова и свинца.
1) В число островов, лежащих перед Иберией, входят, во первых, два Питиузских и два Гимнезийских, которые называются также Балеарскими; расположены они перед берегом между Тараконом и Сукроном; на этом же берегу стоит город Сагунт. Питиузские острова лежат далее на открытом море и находятся к западу от Гимнезийских. Один из них называется Ебусом с городом того же имени; он имеет в окружности четыреста стадий, и длина его почти такая же, как и ширина. Другой называется Офиусой. Он лежит недалеко от первого, гораздо меньше его и пустынен. Из Гимнезийских островов один, больший, имеет два города, Пальму и Полентию; последний из них лежит на востоке, а первый на западе. Длина острова не много меньше шестисот стадий а ширина двести стадий. Артемидор впрочем говорит, что и ширина и длина вдвое больше этого. Другой остров, меньший, отстоит от Полентии почти на двести семьдесят стадий; по величине он значительно уступает первому, но подостоинствам нисколько не хуже его. Оба острова плодородны и имеют много гаваней, у входов которых есть подводные камни, так что вплывающие в них должны быть осторожны. Благодаря плодородию почвы, жители ведут мирный образ жизни подобно Ебусцам. Когда некоторые из них, преступные, вступили в сообщество с морскими разбойниками, все они были заподозрены, а потом на них пошел Метелл по прозванию Балеарский, который говорят, и основал здесь города. Впрочем жители этих островов благодаря своим богатствам подверглись нападениям, хотя сами были мирны; они считаются самыми лучшими пращниками; говорят, что они упражнялись в этом искусстве особенно с тех пор, как Финикияне завладели их островами. Они же, как рассказывают, первые научили балеарцев носить туники с широкою каймою. В сражении они являлись обыкновенно без поясов, с щитом в руке и с обожженным копьем, только редко снабженным железным наконечником. Вокруг головы они носят три пращи из черного ситника (вид ситника, из которого плетутся веревки; поэтому Филета в "Герменее" говорит:
"Плох хитон, грязью замаран; кругом слабой поясницы обвивается перевязь из черного ситника",
как бы речь идет о препоясанном веревкою из ситника), или из волос, или из жил. Одни пращи - длинные для метания на большое расстояние, другие короткие для метания на малое расстояние и средние для средних расстояний. В пращах они упражнялись еще с детства в такой степени, что не иначе давали детям хлеб, как если они попадали в него пращою. Поэтому Метелл, приплывая к островам, велел растянуть над палубами судов кожи для защиты от пращ. Он привел сюда из Иберии римских колонистов в числе трех тысяч.
2) К плодородию почвы присоединяется еще то, что здесь трудно найти хоть одно вредное животное: самые зайцы там, говорят, не туземны, но расплодились от одной пары, привезенной с берега Иберии; в начале число зайцев было так велико, что они подрывая разрушали дома и деревья и жители вынуждены были, как мы сказали выше, обратиться за помощью в Римлянам. Теперь ловкость охотников предупреждает большой вред от них, и всякий землевладелец может с выгодою для себя обрабатывать землю. Эти острова лежат по сю сторону так называемых Геракловых Столбов.
3) У самых Столбов находятся два островка, из которых один называют островом Геры. Некоторые называют и эти островки Столбами. По ту сторону Столбов лежат Гадейры, о которых мы сказали, что они отстоят от Кальпы на семьсот пятьдесят стадий; остров этот лежит неподалеку от устьев Бетия; о нем рассказывают очень много. Гадитаны снаряжают самые большие и в самом большом числе корабли и в Наше море, и во Внешнее, не смотря на то, что они не занимают большего острова и не владеют большим количеством земли на противоположном берегу, не владеют многими островами, но живут большею частью на море; только не многие остаются дома или живут в Риме. Однако город их по населению, кажется, не уступит ни одному кроме Рима. Так я слыхал, что в одной из переписей нашего времени было насчитано пятьсот душ одних Гадитанских всадников, столько, сколько не оказалось нигде, ни в Италии, ни в Патавии. Таково население острова, который имеет в длину немного больше ста стадий, а в ширину в некоторых местах одну стадию. Сначала они занимали город, совсем малый, но Бальб, удостоенный триумфа Гадитанец, пристроил другой город, который называется "Новым"; из двух городов получилась Дидюма, город, имеющий в окружности не более двадцати стадий. Он не был тесен, потому что только не многие жили дома, а большинство проводило время на море; некоторые жили на противоположном берегу, но в особенности на островке перед берегом, благодаря его плодородию; остров этот сделали дидимцы как бы противоградом, будучи довольны его местоположением. Тем не менее Дидюма, этот город, равно как и тот, что основан Бальбом на противоположном берегу заселены относительно слабо. Город расположен в западной части острова, к нему примыкает храм Крона, находящийся на краю острова против островка. На другой стороне, обращенной к востоку, стоит храм Геракла, у которого остров наибольше приближается к материку, образуя пролив почти в одну стадию. Сравнивая число миль с числом подвигов Геракла, говорят, что храм отстоит от города на двенадцать миль, на самок деле расстояние это больше: оно почти равняется протяжению острова от запада к востоку.
4) Ферекид, кажется, называет Гадейры Ериѳеею, в которой приурочивается миѳ о Герионе. Другие разумеют под этим именем остров, расположенный перед Гадейрами и отделенный от них проливом в одну стадию; так как здесь есть прекрасные пастбища, а молоко пасущихся на них овец вовсе не дает сыворотки, то для приготовления сыра к молоку очень жирному самому по себе прибавляют много воды. В пятьдесят дней животное задыхается, если ему не выпустят сколько нибудь крови. Пожираемая скотом трава суха, но делает животное очень жирным. Это приводится, как доказательство, что басня о стадах Гериока сочинена там... весь берег однако находится в общем владении.
5) Об основании Гадейр рассказывают следующее: Гадитаны упоминают об оракуле, который, говорят, приказал Тирийцам послать колонию к Геракловым Столбам. Посланные для осмотра местности приплыли к заливу при Кальпе и, полагая, что оконечности, образующие залив (а они думали, что, именно их оракул и называет Столбами), составляют край обитаемой земли и предел походов Геракла, то они высадились на том месте по сю сторону пролива, где теперь находится город Екситанов. Здесь они принесли жертву и вернулись назад, так как жертвенные знамения были для них неблагоприятны. Однако впоследствии другие колонисты пошли дальше за пролив почти на тысячу пятьсот стадий от него, к острову, посвященному Гераклу и расположенному против города Онобы в Иберии и, предполагая, что здесь именно находятся Столбы, принесли богу жертву; но когда знамения снова оказались неблагоприятными, они вторично вернулись домой; наконец пришедшие сюда в третий раз основали Гадейры и построили на восточной стороне острова храм, а на западной город. Этим объясняется, что одни считают Геракловыми Столбами мысы в проливе, другие Гадейры, третьи полагают их еще далее, по ту сторону Гадейр. Некоторые считают Столбами Кальпу и Абилик, Либийскую гору, противолежащую Кальпе, которую Ератосѳен помещает в области Метагонцев, кочевого племени. Другие признают за Столбы лежащие неподалеку отсюда островки, из которых один называется островом Геры. Артемидор упоминает об острове Геры и о храме её, но разумеет при этом какой-то другой остров, не упоминая ни о горе Абилике ни о метагонском племени. Некоторые переносят сюда даже Планкты и Симплегады, принимая их за Столбы, которые Пиндар называет Гадейрскими воротами, говоря, что сюда как к крайнему месту, доходил Геракл. Дикеарх, Ератосѳен, Полибий и вообще большинство Еллинов помещают Столбы в проливе. Иберийцы и Либийцы напротив утверждают, что они находятся в Гадейрах, а у пролива, прибавляют они, нет ничего похожего на Столбы. Другие принимают за Столбы те восьмилоктевые медные колоны в храме Геракла в Гадейрах, на которых обозначены издержки на сооружение храма. Окончивши плавание у этого пункта и принесши жертву Гераклу, моряки сочинили басню, что здесь конец земли и моря. Посейдоний полагает, что это мнение наиболее достоверно, но изречение оракула и многократные путешествия он считает выдумкой Финикиян. О путешествиях нельзя говорить ни за, ни против, так как оба предположения не вероятны. Но если не признают сходства островов или гор с Столбами и ищут границ земли и предела путешествия Геракла собственно у Столбов, то это имеет некоторое основание, потому что в древности был обычай обозначать, границы, так, как это сделали Регинцы, которые поставили столб в виде башни у пролива; так называемая башня Пелора возвышается против этого столба. Далее так называемые жертвенники Филенов помещаются почти посередине страны между Сиртами. Упоминают также о столбе на Коринѳском перешейке, который поставили Ионяне, занявшие Аттику и Мегариду по изгнании их из Пелопоннеса вместе с владетелями Пелопоннеса; на стороне столба, обращенной к Мегариде, они написали:
"Это не Пелопоннес, но Иония", а на противоположной стороне: "Это Пелопоннес, а не Иония". Александр, желая обозначить предел похода в Индию, поставил жертвенник на крайнем пункте своего пути к восточным Индийцам, подражая в этом Гераклу и Дионису. Таков был обычай.
6) Вполне естественно, что подобные места получали такое название в особенности после того, как время сокрушало пограничные знаки. Так, теперь уже нет жертвенников Филенов, но место удерживает свое название; говорят также, что в Индии не видно более столбов Геракловых или Дионисовых; тем не менее Македоняне, когда им называли известные места и указывали на них следы Дионисса или Геракла, то принимали их за столбы. Поэтому вероятно, что лица, явившиеся первыми в Гадейры, поставили для обозначения границы жертвенники, башни или столбы на крайних и наиболее заметных пунктах своего пути. Наиболее заметными пунктами для обозначения начала и конца местности оказываются проливы и прилегающие к ним горы и острова. Когда исчезли воздвигнутые человеком памятники, название их перенесено было на самые местности, были ли то острова, или мысы образующие пролив. Теперь трудно определить, относилось ли название Столбов к островам или к мысам, потому что Столбы похожи на те и на другие. Я говорю о сходстве потому, что столбы водружаются в таких местах, которые ясно представляют края, почему этот пролив и многие другие называются устьями, так как устье для входящего в реку представляет начало, а для выходящего конец. Островки, расположенные перед устьем и имеющие правильную и ясно обозначенную форму, легко можно сравнивать с столбами. Равным образом скалы, выступающие в пролив и заканчивающиеся остриями на подобие столбов, могут быть приняты за столбы. Так и Пиндар прав, говоря о Гадейрских воротах, если столбы разумелись при устье, потому что устья похожи на ворота. Однако Гадейры лежат не в таком пункте, чтобы могли обозначать край, они напротив лежать почти посередине большего заливовидного берега. Мнение, будто Геракловыми Столбами называются колоны в Геракловом храме, как мне кажется, еще менее основательно, потому что имя это дано было не купцами, а скорее предводителями, вследствие чего и разнеслась о них молва, как и об Индийских столбах. Кроме того надпись, о которой говорят, содержит в себе не религиозное посвящение, но сумму издержек и таким образом не согласуется с вышеприведенным мнением, потому что, надо полагать, Столбы Геракла должны быть памятником его великих подвигов, а не издержек Финикиян.
7) Полибий говорит, что в гадейрском храме Геракла находится источник с годною для питья водою, к которой ведет лестница в несколько ступеней; течения в этом источнике обратны морским течениям, потому что во время приливов вода в нем спадает, во время отливов поднимается. Полибий объясняет это явление тем, что ветер, поднимающийся из глубины земли на поверхность, возвращается внутрь, задерживаемый в своих обычных проходах, закрывает пути источников и производит недостаток воды вследствие того, что поверхность земли покрыта волнами поднявшегося моря. Потом, когда поверхность земли обнажится, жилы источника освобождаются и он снова несет воду в изобилии. Артемидор не соглашается с ним и предлагает другое объяснение, ссылаясь на мнение историка Силана, которое, как мне кажется, не стоит упоминания, так как ни он, ни Силан ни понимали этого явления. Посейдоний считая этот рассказ недостоверным, замечает, что "в Геракловом храме есть два источника, а в городе третий; меньший из источником, находящихся в храме, высыхает, когда из него долго черпается вода, наполняясь снова, когда перестают черпать из него. Больший имеет воду целый день, и хотя черпание истощает его, как и другие источники, но он снова наполняется ночью, когда черпание прекращается". Так как отлив часто совпадает с новым пополнением этих источников, то туземцы легковерно допускают зависимость этих явлений. Что этому рассказу верят, говорит не только Посейдоний, но и мы находим его в числе чудесных сказок. Мы также слышали, что существуют источники, одни перед городом в садах, другие в самом городе, но вследствие дурного качества воды в них жители города имеют много цистерн. Мы не знаем, существуют ли в каком либо из этих источников следы упоминаемой обратности явлений. Если этот факт действительно существует, то причины его должно считать трудно объяснимыми: может быть, дело стоит так, как говорит Полибий; но возможно также, что некоторые жилы источников, питаемые извне, переполняются и выливают излишек воды в сторону, а не несут ее по прежнему руслу к источнику; питаются же они набегающими волнами неизбежно. Если явления проливов и отливов сколько нибудь похожи на вдыхание и выдыхание, как говорит Аѳенодор, то быть может существуют текучие воды, которые по самой природе пробиваются на поверхность земли на некоторых путях; отверстия последних мы называем ключами или источниками; на других путях эти воды устремляются в глубину моря, которое тогда поднимается, волнуется как бы выдыхает, а они покидают обычное русло, пока морской отлив не дозволит им снова вернутся в него.
8) Не понимаю, почему Посейдоний, считающий обыкновенно Финикиян людьми благоразумными, в настоящем случае представляет их скорее глупыми, чем остроумными. День и ночь измеряются оборотом солнца, находящегося то под землею, то над землею. Но Посейдоний говорит, что движение океана соответствует круговому движению небесных светил, причем океан образует согласно с луною периоды суточный, месячный и годовой. Так, когда луна поднимается на высоту зодиака над горизонтом, тогда и море поднимается и разливается по суше до тех пор, пока луна не станет посредине неба; когда же луна понижается, море мало-помалу отступает назад до тех пор, пока луна не станет над горизонтом на высоте зодиака, море пребывает в спокойном состоянии до тех пор, пока луна не достигнет самого запада и даже дольше того, пока под землею она не отойдет от горизонта на высоту зодиака. После этого море опять поднимается, пока луна под землею нс станет снова посредине неба; потом море снова отступает назад до тех пор, пока луна, приближаясь к востоку, не будет отстоять от горизонта на высоту зодиака; затем море пребывает в покое до тех пор, пока луна не поднимется над землею на высоту зодиака, и затем снова поднимается. Таков, говорит Посейдоний, суточный период. Месячный состоит в том, что большие приливы о отливы бывают во время новолуний, потом уменьшаются до второй четверти; затем снова увеличиваются до полнолуния и опять уменьшаются до конца второй четверти; после этого увеличения происходят до новолуния и бывают значительнее и по времени и по скорости. Далее Посейдоний говорит, что о годичном периоде он узнал от жителей Гадейр, которые уверяли, что понижение и поднятие моря сильнее всего во время летнего поворота. Сам он отсюда заключает, что от поворота до равноденствия явления эти слабеют и усиливаются от равноденствия до зимнего поворота; до весеннего равноденствия снова слабеют и усиливаются до летнего поворота. Так как круговорот приливов и отливов совершается каждый день и каждую ночь, потому что море дважды поднимается и дважды опускается с правильностью в каждый промежуток времени, то каким образом возможно, чтобы пополнение источника, часто совпадало с отливали а его обмеление не часто? или хотя тоже часто, но все таки реже? или хотя бы даже столько раз? Неужели Гадейриты не были способны наблюдать то, что совершается ежедневно и напротив могли бы наблюдать годичные круговороты по тому, что совершается однажды в год? Но что Посейдоний верит им, это очевидно из того, что он сам предполагает ослабление и усиление явлений от одного солнечного поворота до другого и потом обратное движение. Не вероятно, чтобы внимательные наблюдатели не видели совершающегося и верили несуществующему.
9) Посейдоний кроме того сообщает, что Селевк родом с берегов Красного моря полагает правильность и неправильность этих явлений в зависимость от различных положений зодиака, именно: когда луна бывает в зодиаках равноденствия, явления прилива и отлива однообразны, а когда на высоте тропиков, в этих явлениях замечается неправильность в силе и в скорости; что касается прочих положений луны, то отношение определяется большею или меньшею близостью его к тропику или к равноденственному зодиаку. Но он сознается, что живя во время летнего поворота в период полнолуния несколько дней в храме Геракла в Гадейрах, он не мог заметить годовых различий; напротив во время новолуния того же месяца он наблюдал при Илипе значительную разницу в поднятии реки Бетия в сравнении с прежними, когда воды реки не покрывали берегов даже до половины; в тот раз вода поднялась так высоко, что солдаты могли брать ее. Илипа же отстоит от моря почти на семьсот стадий. Между тем приморские равнины почти на пятьдесят стадий покрывались водою во время наводнения, так что образовались даже острова; а фундамент храма, Геракла и насыпь, лежащая перед гаванью в Гадейрах, покрылись водою на десять локтей, как он сам будто бы измерил. Если мы прибавим в высоте наступающего иногда прилива двойную высоту его, то можно будет представить себе размеры, каких достигает разлив в этих равнинах. Впрочем явление это приписывается вообще всему берегу океана. Но кое что новое и своебразное сообщает Посейдоний о реке Ибере: иногда она разливается без проливных дождей и без снегов, когда усиливаются северные ветры. Причина этого заключается будто бы в озере, через которое она течет, потому что ветры выгоняют озерную воду вместе с рекою.
10) Посейдоний кроме того рассказывает, что в Гадейрах есть дерево, ветки которого сгибаются до земли, и большая часть листьев мечевидны, длиною в локоть, а шириною в четыре пальца. Подле Нового Кархедона растет другой вид дерева, замечательный тем, что шипы его доставляют лыко, из которого приготовляются прекрасные ткани. В Египте мы также видели дерево, похожее на гадейрское по наклоненным веткам, но отличающееся от него листьями; плодов оно не дает, чем также отличается от гадейрского, которое, как говорит Посейдоний, приносит плоды. Из терна ткутся также материи в Каппадокии; впрочем здесь не дерево дает шипы, из которых получается лыко, но низкий кустарник. О дереве в Гадейрах Посейдоний рассказывает еще, будто из отломанных веток его течет молоко, а из разрезанного корня сочится жидкость пурпурного цвета. Столько о Гадейрах.
11) Каттитеридских островов десять; лежат они в открытом море близко друг к другу, к северу от гавани Артабров; один из них пустынен; прочие населены народом носящим черные плащи и хитоны длиною до пяток; они опоясывают грудь, гуляют с палками и поэтому имеют сходство с богинями казней, большею частью ведут кочевой образ жизни, питаясь от стад своих. Они обладают оловянными и свинцовыми рудниками и выменивают у купцов за эти металлы и за кожи глину, соль и вещи из меди. В древности одни Финикияне вели торговлю с Гадейрами, скрывая от всех этот путь. Когда однажды Римляне преследовали владельца корабля с целью узнать эти места торговли, то он из корысти намеренно навел, свой корабль на мель и, погубивши таким образом своих преследователей, сам спасся вследствие их кораблекрушения и получил от государства вознаграждение за потерянные товары. Однако Римляне после неоднократных попыток открыли наконец этот морской путь, и когда потом Публий Крас прибыл к островам и увидел, что металлы добываются здесь на незначительной глубине, что здешнее население мирно, и что оно пользуется морем только благодаря досугу, он показал этот путь другим, который длиннее того, что ведет от нас в Британнию. - Столько об Иберии и лежащих перед нею островах.


Книга Четвертая


Глава первая

Галлия. Введение. Гальские народы: Аквитаны, Кельты и Бельги. Границы. Разделение края Юлием Кесарев и Августом. История. Соединение водных путей для торговых целей. Общие свойства края. Нарбонитида. Очертание края. Пограничная с Италией река. Граница с Испанией. Дороги и расстояния между различными местами. Город Массалия. Пристань, укрепление, возникновение города. Общественное устройство. Произведения окрестностей. Прибрежные колонии. Корабельные верфи. Прежние раздоры с соседями Салийцами. Состояние наук. Простота нравов. Западный берег. Нарбон. Арелаты. Реки. Замечательный способ рыбной ловли близ Нарбона. Каменное поле близ Массалии. Устья Родана. Берег обращенный к Италии. Стойхадские острова. Описание восточной стороны Нарбонской Галлии. Родан и впадающие в него реки; земли, по которым они протекают, и народы. Реки: Друентия, Исар, Сулга, Арар, Дубий. Города: Кабалион, Виндал, Авеньон, Аравсион, Аерия; озеро Леман. Народы: Салии, Кавары, Ваконты, Трикории, Инонии, Медулы, Аллоброги, Сегусионы. Западная сторона Нарбонской Галлии, Волки, Арекомиски и главный их город Немавз; две дороги отсюда в Италию. Тектосаги. Переселения их. Откуда взялись сокровища в Толосе. Еще несколько слов о легком перевозе товаров через всю Галлию.
1) Далее по порядку следует Кельтика, по ту сторону Альп. Вид её и пространство описаны были прежде в общих чертах, а теперь следует сказать обо всем в отдельности. Некоторые разделяли жителей Кельтики на три части: на Аквитанов, Белгов и Кельтов. Из них Аквитаны, совершенно отличаясь от прочих не только языком, но и физическим строением, походят больше на Иберийцев, чем на Галатов; прочие, хотя на вид Галаты, говорят не все одним и тем же языком, так как он представляет у иных незначительные особенности; политическое устройство и образ жизни также несколько отличны у разных народов. Аквитанами и Кельтами называли жителей Пирены, отделенных горою Кемменом. Выше было сказано, что эта Кельтика ограничивается с запада Пиренейскими горами, которые касаются моря с обеих сторон, с одной стороны Внутреннего, с другой Внешнего; восточною границею Кельтов служит Рейн, текущий параллельно Пирене; с севера и с юга страна частью омывается океаном, начиная от северных оконечностей Пирены до устьев Рейна; а частью, именно с противоположной стороны, ограничивается морем, у Массалии и Нарбона, а также Альпами от Лигистики до истоков Рейна. Под прямым углом к Пирене через равнины тянется гора Кеммен на расстоянии почти 2,000 стад. и на средине оканчивается близ Лугдуна. Аквитанами назывался народ, занимавший северные части Пирены и Кеммена до океана по сю сторону реки Гаруны. Кельтами называлась те, которые обитали во другую сторону и простирались до моря, Массалии и Нарбона, и касались некоторых частей альпийских гор. Наконец Белгами называли прочих жителей страны, как приокеанических до устьев Рейна, так и часть тех, что жили подле Рейна и Альп. Так говорит Кесарь Божественный в своих Записках. Кесарь же Август, разделивши Кельтику на четыре части, Кельтов соединил в провинции Нарбонитиде; Аквитанов он понимал согласно с Божественным Кесарем, присоединивши к ним впрочем четырнадцать народов из числа тех, которые населяли пространство между Гаруною и рекою Лигером; разделивши остальную Кельтику на две части, он одну половину её до верховьев Рейна назначил для Лугдуна, а другую для Белгов. Что разделено природою и населением, обо всем этом обязан говорить географ, если оно достойно упоминания; что же изменяется многоразлично правителями, управляющими страною согласно требованиям времени, о том достаточно сказать кратко, подробное изложение предоставляя другим.
2) Вся эта страна орошена реками, из которых одни ниспадают с Альп, другие с Кеммена и Парены, одни изливаются в океан, другие в Наше море. Местности, но которым они текут, большею частью равнины и холмы, перерезанные судоходными каналами. Русла рек расположены так удобно по отношению друг другу, что из одного моря можно перевозить товары в другое, потому что они легко переправляются на небольших расстояниях, и через равнины, но большею частью по рекам, допускающим плавание вверх и вниз Родан (Рона) имеет еще одно преимущество в том отношении, что он, как я говорил, принимает много притоков, изливается в Наше море, которое лучше Внешнего, и протекает по благодатнейшей части этой страны. Так, вся Нарбонитида производит те же плоды, что и Италия. Далее на север по направлению к горе Кеммену, оливковое и фиговое деревья исчезают, хотя все прочие деревья есть; еще севернее не легко созревает виноград. Вся остальная Кельтика доставляет много хлеба, проса, желудей и имеет разного рода скот; здесь возделывается вся земля если только не мешают тому болота и леса; впрочем и эти места заселены, хотя больше вследствие избытка населения, а не ухода за нею, потому что женщины здесь очень плодовиты и хорошо воспитывают детей; мужчины - скорее воины, чем земледельцы; в настоящее время, покинувши оружие они вынуждены обрабатывать поля. Все сказанное относится вообще к целой Кельтике по ту сторону, Теперь, сделавши общий очерк, мы желаем подробно поговорить о каждой из четырех частей в отдельности, и прежде всего о Нарбонитиде.
3) Фигура её представляет почти параллелограмм, ограничиваемый с запада Пиреной, с севера Кемменом, с юга морем между Пиреною и Массалией, с востока частью Альпами и но прямой линии с ними промежуточным пространством между Альпами и подгорьем Кеммена, простирающимся до Родана и образующим прямой угол с упомянутым прямым направлением Альп. На южной стороне примыкает, кроме названной выше фигуры, ближайший морской берег, занятый Массалиотами и Салиями до Лигийцев, до частей, обращенных к Италии и к реке Вару, которая, как я выше сказал, составляет границу между Нарбонитидой и Италией; летом река эта мала, но зимой расширяется почти на семь стадий. Отсюда морской берег тянется до храма Пиренейской Афродиты; храм этот служит границей как Нарбонской провинции, так и Иберийской; впрочем некоторые считают границею Иберии и Кельтики то место, на котором находятся трофеи Помпея. Отсюда до Нарбона считается шестьдесят три мили, а из Нарбона в Немавз восемьдесят восемь; от Немавза через Угерн и Тараскон к так называемым Секстиевым теплым водам, которые находятся недалеко от Массалии, пятьдесят три мили, отсюда же до Антиполя и реки Вара семьдесят три, так что в сложности двести семьдесят семь миль береговой линии. Некоторые впрочем от храма Афродиты до Вара считают две тысячи шестьсот стадий, а другие прибавляют к этому еще двести; вообще нет единогласия в показаниях о расстояниях. По другому пути через область Воконтиев и Коттия до Угерна и Тараскона от Немавза пролегает общая дорога, а оттуда до границ Воконтиев и до начала подъема Альп через Друентий и Кабаллион шестьдесят три мили; отсюда до других границ Воконтиев подле земли Коттия девяносто девять миль, именно до деревни Ебродуна; столько же считается через деревни Бригантий, Скинкомаг и через альпийские переходы до Окела, окраины области Коттия. От Скинкомага страна называется уже Италией; оттуда до Окела считают двадцать восемь миль.
4) Массалия, основанная Фокейцами, лежит в местности скалистой; гавань её расположена у подошвы скалы, похожей на театр и обращенной к югу. Как гавань, так и самый город, занимающий значительное пространству, превосходно укреплены. На акрополе стоят святилища Ефесской Артемиды и Аполлона Дельфийского, последнее составляет общую святыню Ионян. Рассказывают, что Фокейцы, удаляясь из отечества, получили изречение оракула, повелевавшее им взять себе в проводники лицо, указанное Артемидою Ефесской. После этого они отправились в Ефес с целью узнать, каким образом они могут получить от богини то, что им велено; в это время одной из почетнейших женщин города предстала во сне богиня и велела ей взять с собою изображение святилища и проводить Фокейцев. Когда это было исполнено, и основание колонии кончено, Фокейцы соорудили храм и сказали чрезвычайные почести Аристархе, избранной в жрицы. Вообще во всех основанных ими колониях Фокейцы чтут эту богиню выше всех прочих, сохраняют особенности её изображения и все те обычаи, которые узаконены в метрополии.
5) Массалиоты имеют аристократический образ правления с превосходными законами; сенат их состоит из шестисот человек, занимающих должность пожизненно; называются они тимухами. Председательствуют в сенате пятнадцать человек, ведению которых подлежат текущие дела. Среди этих пятнадцати председательствуют снова три члена, которым и принадлежит верховная власть. Тимухом не может быть никто, не имеющий детей и не происходящий от граждан в течение трех поколений. Законы у них ионические и выставлены на публичном месте. Местность, занимаемая Массалиотами, производит оливковое дерево и виноград, но беднее хлебом вследствие неровности, а потому, полагаясь больше на море, чем на сушу, они пользуются удобством своего положения для мореплавания. Впоследствии им удалось путем мужественных подвигов приобрести некоторые окрестные равнины, благодаря тому же напряжению сил, с каким они основали и города, - одни в Иберии, как укрепления против Иберийцев, которым они передали и прародительский культ Ефесской Артемиды, вследствие чего жертвоприношение совершается там по еллинскому уставу; другие города, как Рою и Агаѳу, против варваров, живущих подле реки Родана; наконец Тавроентий, Ольбию, Антиполь, Никаю против Салиев и обитающих на Альпах Лигиев. Есть у них помещения для кораблей и арсеналы; прежде они имели в большом количестве суда, оружие, инструменты, необходимые для мореплавания и осады, с помощью которых защищались и против варваров; они приобрели также дружбу Римлян, которым во многом были полезны, и которые с другой стороны содействовала их усилению. Так, Секстий, покоривший Салиев, основал город, названный по его имени не вдалеке от Массалии, и теплых вод, из которых иные, как говорят, превратились в холодные источники; там он поместил римский гарнизон и вытеснил варваров с побережья, которое тянется от Массалии до Италии, тогда как Массалиоты не могли отразить их. Впрочем и Секстию удалось только оттеснить варваров от морского побережья с гаванями на двенадцать стадий, а от каменистого на восемь. Покинутую варварами землю он передал Массалиотам. В городе хранится много военной добычи, которую они приобретали в морских войнах против врагов, несправедливо оспаривавших у них море. Некогда Массалиоты пользовались чрезвычайным счастьем вообще и в особенности дружбою с Римлянами, доказательств которой можно привести много. Так, статуя Артемиды, поставленная Римлянами на Авентине, сделана по образцу той, что у Массалиотов; но во время восстания Помпея против Кесаря, Массалиоты, присоединившиеся к побежденной стороне потеряли большую часть своего благосостояния. Впрочем следы древнего трудолюбия жителей сохранились, в особенности в приготовлении военных орудий и снастей для мореплавания. С того времени как варвары, обитавшие выше их, все больше и больше цивилизовались и вместо войны обратились к гражданской жизни и земледелию, благодаря господству над ними, Римлян с того времени у варваров этих не замечалось прежнего усердия к упомянутым выше занятиям. Это доказывают господствующие теперь занятия: все способные обратились к изучению красноречия и философии, так что город этот с недавнего времени сделался школой для варваров а превратил Галатов в друзей елленизма до такой степени, что они даже договоры свои пишут по-гречески. В настоящее время знатнейшие Римляне, ищущие образования, отправляются в Массалию предпочтительно перед Аѳинами. Видя там Римлян и пребывая в мире, Галаты с удовольствием посвящают досуг подобным же занятиям, и не только отдельные лица но вся община. Они приглашают к себе софистов и врачей, получающих вознаграждение от частных лиц или от городов. Немаловажным доказательством воздержанности и скромности Массалиотов в образе жизни служит то обстоятельство, что наибольший брачный подарок у них составляет сто золотых монет, к которым прибавляется еще пять на платье и пять на золотые украшения; больше этого не дозволяется. Кесарь и следовавшие за ним правители пощадили Массалиотов за проступки совершенные ими во время войны, и, помня старую дружбу, не тронули их самоуправления, которым город пользовался с самого начала, так что ни Массалийцы, ни зависящие от них города не подчинены провинциальным сановникам, посылаемым из Рима. Это о Массалии.
6) Дальше горная страна Салиев отклоняется больше от запада к северу и мало-помалу удаляется от моря, между тем как побережье отклоняется к западу. Выступивши немного, именно стадий на сто, от города Массалии до большего мыса вблизи каменоломни, берег этот оттуда начинает углубляться и образует Галатский залив до храма Афродиты, крайней оконечности Пирены; залив называется также Массалиотским. Впрочем залив этот двойной, потому что в той самой дуге возвышается гора Сетий, которая и разделяет два залива, и которая присоединяет к себе и вблизи расположенный остров Бласкон. Собственно Галатским называется больший из двух заливов, в который изливается Родан; меньший находится у Нарбона до Пирены. Нарбон, наибольший торговый рынок в стране, расположен над устьями Атака и озером Нарбонитидой; а при реке Родане лежит город с немаловажным рынком, Арелатою. Почти на одинаковое расстояние удалены эти торговые пункты и один от другого, и от выше названных мысов: Нарбон от храма Афродиты, Арелата от Массалии. По обеим сторонам Нарбона протекают еще другие реки, из которых одни текут с Кемменских гор, а другие с Пирены; при них лежат города, к которым могут плыть вверх небольшие суда на коротком расстоянии. Из Пирены вытекают Рускинон и Илибиррий; на каждой из них есть город того же имени. Близ Рускинона есть озеро, а не далеко от моря болотистая небольшая местность, изобилующая соляными источниками и содержащая в себе ископаемых головлей; если покопать здесь на глубине двух или трех футов или запустить трезубец в илистую воду; то можно вытащить эту рыбу больших размеров; она питается илом, как и угри. Эти обе реки текут с Пирены между Нарбоном и храмом Афродиты. С Кеммена по другой стороне Нарбона текут в море между прочим Атак, Обрий и Араврий; на одной из них стоит город Байтера недалеко от Нарбона, а на другой Агаѳа, колония Массалиотов.
7) Одна странность выше описанного берега состоит в ископаемой рыбе; о другой более поразительной я намерен теперь упомянуть. Между Массалией и устьями Родана лежит равнина, почти на сто стадий; расстояния от моря; она имеет столько же в диаметре и по виду круглая. Благодаря своим свойствам, равнина называется Лиѳодой, она покрыта камнями величиною в кулак, под ними растет дикая трава, благодаря которой равнина представляет роскошные пастбища. Посреди равнины есть вода, соляные источники и соль. Вся выше лежащая страна подвержена ветрам, но в особенности эта каменная равнина, на которой свирепствует черный северный ветер, сильный и ужасно холодный; говорят, он поднимает и катит множество камней, скидывает людей с повозок, срывает с них оружие и одежду. Аристотель утверждает, что камни эти выброшены на поверхность земли вверх вскидывающими землетрясениями, после чего они скатились в углубления этой местности. Посейдоний полагает, что бывшее здесь некогда озеро затвердело под ударами волн, благодаря которым оно раздробилось на множество камней, похожих на речные камешки и береговые обломки, сходных между собою по величине и гладкости. И так, оба они предлагают свои объяснения; то и другое правдоподобно, потому что расположенные таким образом камни возникли не сами собою, но произошли или из отвердевшей жидкости или были отломаны от больших каменных масс, в которых сделано было много трещин. Впрочем Эсхил, или затрудняясь объяснить это явление, или же по слухам облек его в миѳ; так Промеѳей, указывая Гераклу путь от Кавказа к Гесперидам, говорит у него так:
"Ты придешь к бесстрашному народу Лигиев; там, я знаю наверное, как ты ни отважен, не устоишь в бою; тебе определено судьбою покинуть там стрелы; ты не сможешь поднять камень с земли, потому что вся земля та мягка. Но Зевс, видя твою беспомощность, сжалится над тобою и, распростерши облако, покроет землю градом круглых камней, которыми ты легко рассеешь полчища Лигиев".
Как будто не лучше было бы, возражает на это Посейдоний, бросать камни на самых Лигиев и завалить ими всех, чем делать Геракла нуждающимся в таком множестве камней; но множество камней было необходимо, потому что борьба велась против многочисленной толпы; следовательно, миѳограф скорее заслуживает веры, чем критик миѳа. Слова поэта, что все прочее определено судьбою, не заслуживают упрека, потому что в учениях о провидении и предопределении есть много примеров из жизни человека и природы, относительно которых можно заметить, что лучше, если бы то случилось, а не это; так напр., лучше, чтобы в самом Египте были частые дожди, чем, чтобы Эѳиопия питала ту страну водою; или: лучше, что бы Парис погиб на пути в Спарту, чем чтобы похитивши впоследствии Елену быль отмщен оскорбленными толькопосле причинения стольких бед Еллинам и варварам. Беды эти Еврипид возводит к Зевсу:
"Отец Зевс определив это, желая причинить бедствия Троянцам, страдания Елладе".
8) Полибий нападает на Тимея, замечая, что река Родан имеет не пять устьев, а два; Артемидор говорит, что у неё три устья. Впоследствии когда Марий увидел, что устье реки засорено илом и через то трудно проходимо, он прорезал новый канал и, переведши в него большую часть реки, передал массалиотам в награду за участие в войне против Амбронов и Тоюгенов; благодаря этому Массалиоты сильно разбогатели, потому что облагали пошлиной суда, плывущие вверх и вниз реки. Впрочем вход в Родан все же затруднителен вследствие быстроты течения, наносов ила и до того низкого положения страны, что даже вблизи не видно её во время непогоды. Поэтому для приспособления местности Массалиоты поставили башни и воздвигли храм Артемиды Ефесской на острове, образуемом устьями реки. Над устьями Родана есть морское болото, которое называют стамалимною; оно содержит в себе много черепокожных животных и вообще богато рыбами. Некоторые причислили к устьям Родана и это озеро, в особенности те, по мнению которых река эта имеет семь устьев, но то и другое не верно, потому что озеро отделяется от реки горою. - Таково и столь велико побережье от Пирены до Массалии.
9) Часть берега реки Вара до тамошних Лигиев имеет следующие города Массалиотов: Тавроентий, Альбию, Антиполь, Никаю и корабельную пристань Кесарь Августу, которую называют Юлиевым Форумом. Она расположена между Ольбией и Антиполем и отстоит от Массалии почти на шестьсот стадий. Вар течет между Антиполем и Никаей, отстоя от первого на двадцать стадий, а от второго на шестьдесят. По определенной теперь границе Никая относится к Италии, хотя и принадлежит Массалиотам; эти последние укрепили свои колонии для защиты от обитающих над ними варваров, желая иметь свободным по крайней мере море, когда земля их попала в рука варваров. Местность эта гориста и укреплена самою природою, но при Массалии остается довольно широкая плоская равнина; по мере удаления к востоку горная страна постепенно приближается к морю, оставляя едва проходимый путь. Передними частями берега владеют Салии, а задними Лигии, касающиеся уже Италии; о них мы будем говорить после. Теперь следует прибавить только, что, хотя Антиполь лежит в пределах Нарбонитиды, а Никая в Италии, тем не менее Никая принадлежит Массалиотам и относится к провинции, а Антиполь причисляется к италиянскии городам, после того как он отобран был у Массалиотов и освобожден от их учреждений.
10) Перед этими теснинами начиная от Массалии лежат острова Стойхады, из которых три значительны, а два малы. Массалиоты обрабатывают на них землю. В древности Стойхадские острова, имеющие много гаваней, содержали гарнизон для защиты от разбойничьих набегов. За Стойхадами следуют населенные острова Планасия и Лерон. На Лероне, лежащем против Антиполя, есть и храм в честь героя Лерона. Прочие островки, недостойные упоминания, расположены частью перед Массалией, а частью перед другими частями вышеупомянутого берега. Из гаваней важна только та, что у корабельной пристани, да Массалийская; все прочие не значительны. К ним принадлежит так называемая Оксибская гавань, названная по имени Оксибских Лигиев. - Вот что мы сообщаем о побережье.
11) Выше лежащую страну ограничивают главным образом облегающие ее горы и реки, в особенности Родан, самая большая река, судоходная вверх на очень большом расстоянии и принимающая много притоков. Об этом следует поговорить по порядку. Начиная от Массалии и продолжая путь к стране между Альпами и Роданом до реки Друентии, живут Саллы на пространстве пятисот стадий. За городом Кабалионом, куда переправляются на пароме, следует страна Каваров до впадения Исары в Родан, т. е. до того пункта, где Кеммен касается Родана; расстояние до этого места от Друентии определяется в семьсот стадий. Это пространство, как равнины, так и горы, над ними возвышающиеся, заняты Салиями. Выше Каваров живут Воконтии, Трикории, Иконии и Медулы. Между Друентией и Исаром текут с Альп в Родан еще другие реки, из которых две обтекают кругом город Каваров и, слившись в одно русло, вливаются в Родан. Третья река Сулга сливается с Роданом подле города Виндала, где Гней Энобарб разбил в большом сражении несколько десятков тысяч Кельтов. В этом же промежутке лежат города: Авенион, Аравсион и Аерия, - по истине Аерия, как говорит Артемидор, потому что расположена на большой высоте. Вся прочая страна представляет равнину, богатую пастбищами, а местность, простирающаяся от Аерии до Авениона, имеет узкие и лесистые переходы по горам. В том месте, где сходятся реки Исар, Родан и гора Кеммен, Квинт Фабий Максим Эмилиан разбил двести тысяч Кельтов, располагая неполными тридцатью тысячами солдат. Он поставил здесь памятник из белого мрамора и два храма, один Арею, другой Гераклу. От Исара до Вьенны, столицы Аллоброгов на Родане. считается триста двадцать стадий. Немного выше Вьенны лежит Лугдун, где сливаются Арар и Родан. До этого города считают сухим путем через страну Аллоброгов двести стадий, а водным немного больше Прежде Аллоброги совершали походы в числе целых десятков тысяч человек, а теперь обрабатывают альпийские поля и долины. Все живут по деревням, исключая знатнейших, которые занимают Вьенну; первоначально это была деревня, но впоследствии, так как считалась главным пунктом всего народа, была превращена в город. Лежит она на Родане. Река эта, обильная водою и стремительная, стекает с Альп, а проходя через озеро Леман, она обнажает свое русло на протяжении многих стадий; вступавши на поля Аллоброгов и Сегосианов, она сливается с Араром подле Лугдуна, города Сегосианов. Арар берет начало в Альпах, разделяя Свиванов от Эдуев и Линхасиев; принявши потом реку Дубий, судоходную и берущую начало в тех же самых горах, удерживая свое имя, Арар, состоящий из двух рек, сливаются с Роданом. Отсюда берет верх имя Родана, который направляется в Вьенне. Оказывается таким образом, что эти три реки текут сначала к северу, а потом к западу; соединившись в одно русло, поток принимает другое направление в югу до самых устьев, принимая в себя другие реки; оттуда река совершает остальной путь до моря. Такова страна, лежащая между Альпами и Роданом.
12) Местность по другой стороне реки населена преимущественно Волками, которых называют Арекомисками. Нарбон называется портовым городом их, но вернее было бы считать его таковым для целой Кельтики: на столько он превосходит прочие размерами торговли. Таким образом Волки обитают по близости к реке Родану, а Салии и Кавары на противоположном берегу. Впрочем название Каваров преобладает над прочими, так что именем этим называются все здешние варвары, хотя они более не варвары, потому что большая часть их усвоила римскую внешность, язык, образ жизни Римлян, а иные даже общественное устройство. Подле Арекомисков до Пирены живут другие народы не значительные и безвестные. Главный город Арекомисков Немавз, по количеству иностранцев и по торговым оборотам далеко уступающий Нарбону, но по числу граждан превосходящий его; потому что ему подчинены двадцать четыре деревни с одноплеменным густым населением, которое платит подати Немавзу; к тому же он пользуется так называемым латинским правом, так что лица облеченные званием квестора и эдила в Немавзе, Римляне; поэтому же самому народ этот не состоит под управлением посылаемых из Рима чиновников. Немавз расположен на пути из Иберии в Италию; летом путь этот удобопроходим, но зимою и весною он грязен и покрыт водою рек; через иные из этих речек переправляются на пароме, а через другие по мостам, деревянным или каменным. Эти затруднения от обилия воды прогоняются весенними потоками, которые после таяния снегов низвергаются с Альп иногда до самого лета. Кратчайший путь по упомянутой дороге ведет к Альпам и, как мы сказали, проходит через землю Воконтиев; другой через Массалийское и Лигистисское побережья, длиннее, но имеет за то более удобные проходы в Италию, так как горы там уже понижаются. Немавз отстоит от Родана почти на сто стадий, от того пункта, против которого на другом берегу находится город Тараскон; от Нарбона он удален на семьсот двадцать стадий. Касаясь горы Кеммена и занимая даже южную сторону её до самых оконечностей, живут те Волки, которые называются Тектосагами, и некоторые иные народы. О прочих мы поговорим после.
13) Так называемые Тектосаги живут по близости к Пирене, касаясь также северной стороны Кеммена; вообще они занимают страну богатую золотом. Кажется, некогда они были весьма могущественны и многочисленны, так что во время одного восстания изгнали большие толпы соплеменников, прибавивши к ним лиц и других народностей; к изгнанникам принадлежали также те, которые заняли Фригию, пограничную с Кападокией и Пафлагонией. В доказательство этого мы имеем там еще и теперь так называемых Тектосагов; именно, из трех тамошних народов, один около Анкиры называется Тектосагами, а прочие два Трокмами и Толистобогиями. Что эти последние переселились также из Кельтики, на это указывает родство их с Тектосагами; но из какой именно местности вышли они, этого сказать мы не можем, потому что я не слыхал, чтобы теперь жили какие-нибудь Трокмы или Толистобогии по ту сторону Альп, или в Альпах, или по сю сторону их. Вероятно они исчезли вследствие частых выселений, что случается с многими народами. Так некоторые называют того Бренна, который напал на Дельфы, Правсом; но мы решительно не можем сказать, в какой стране обитали некогда Правсы. Тектосаги, говорят, тоже участвовали в походе на Дельфы, и сокровища, найденные у них в городе Толоссе римским полководцем Кепионом, составляли, говорят, часть дельфийских драгоценностей; местные жители присоединили к добыче часть собственного имущества для посвящения божеству с целью умилостивления. Кепион, говорят, посягнувши на эти сокровища кончил жизнь в несчастиях, будучи изгнан из отечества за святотатство и оставивши наследницами дочерей, которые, по словам Тимагена, отдались проституции и умерли в позоре. Впрочем рассказ Посейдония более вероятен. Он говорит, что найденные в Толоссе сокровища доходили до пятнадцати тысяч талантов; они сохранялись частью в храмах, частью в священных озерах; это было неотделанное золото и серебро. Дельфийский храм, ограбленный Фокейцами в священную войну, продолжает Посейдоний, не имел в то время таких сокровищ; если же что-нибудь и уцелело от войны, то оно было поделено между многими. Кажется, Тектосаги не возвратились на родину, потому что преследуемые несчастиями после отступления от Дельф они вследствие ссор рассеялись по разным странам. Как говорят Посейдоний и многие другие, вероятнее, что страна эта, богатая золотом, населенная богобоязненным и нерасточительным по своему образу жизни народом, имела сокровища во многих пунктах Кельтики. Наиболее надежным помещением для них служили озера, куда жители и опускали слитки серебра и даже золота. Завоевавши страну, Римляне продавали эти озера от государства, и многие купцы находили скованные молотом массы серебра. В Толоссе был священный храм, очень чтимый окрестным населением, благодаря чему в нем накопились сокровища, которые посвящались многими лицами, и на которые никто не дерзал посягнуть.
14) Толосса расположена на самом узком месте перешейка, отделяющего океан от моря у Карбона. Перешеек этот, по словам Посейдония, имеет меньше трех тысяч стадий. Прежде всего следует обратить внимание на то, о чем мы раньше упоминали, именно на правильное соотношение между сушею с одной стороны, реками, Внутренним и Внешним морями с другой. Обративши на это внимание, найдем, что значительная часть удобств этой страны зависит именно от этого; я говорю о легком обмене предметов необходимых для жизни между всеми частями страны, так что пользование ими становится общим, особенно теперь, когда жители покинули войны, стали тщательно обрабатывать землю и устроились политически; все это может представляться делом провидения, потому что местности эти расположены не как попало, но как бы по благоразумному соображению. По Родану можно плыть далеко вверх на торговых судах, проникая ко многим частям страны, потому что впадающие в Родан реки судоходцы и способны нести очень большие грузы. От Родана принимает суда Арар и впадающий в него Дубий. Потом товары перевозятся сухим путем до реки Секвана и оттуда идут к океану, к Лексобиям и Калетам; от этих последних до Британнии меньше одного дна пути. Так как Родан имеет быстрое течение, и плавание по нем вверх затруднительно, то часть тамошних товаров, идущих к Арвернам и к реке Лигеру, перевозится чаще сухим путем на возах; хотя часть Родана приближается к этим местностям, но путь по суше ровен, не велик, всего стадий в восемьсот, предпочтителен тем более пред плаванием вверх по реке, что он легче. Затем легко принимает товар Лигер, текущий в Кемменских горах и впадающий к океан. От Нарбона плывут на небольшом расстоянии вверх по Атаку; длиннее сухой путь до реки Гаруны, именно восемьсот или семьсот стадий. Гаруна также изливается в океан. Вот что мы сообщаем о жителях провинции Нарбонитиды, которых древние называли Кельтами; именем их, я полагаю, Еллины назвали всех Галатов благодаря славе кельтского народа, или же этому содействовали жившие по соседству Массалиоты.


Глава вторая

Аквитания. Обитаемые части первоначальна и впоследствии. Оиски, Битуриги и главный их город Бурдигала. Намниты, Самниты и их главный город Медиоланий. Тарбеллы. Лугдун, город Конвенов. Города Авскиев. Гельвии, Велавии, Арверны, Лемовиви, Петрокории, Нитиобриги, Кадурки, Битуриги, Сантоны, Пиктоны, Рутены, Габалы. Немос, главный город Арвернов. Кенаб, торговый город Карнутов. Прежнее могущество Арвервов. Герговия. Алесия, главный город Мандубиев. Несколько слов о прежнем блеске Арвернов.
1) Теперь следует сказать об Аквитанах и о примыкающих к ним четырнадцати галатских племенах, которые обитают между Гаруною и Лигером, и из которых иные занимают часть речной системы Родана и равнин подле Нарбонитиды. Вообще говоря, Аквитаны отличаются от галатских племен как по физическому устройству, так и но языку, походя больше на Иберов. Они ограничиваются рекою Гаруной, обитая между нею и Пиреною. Аквитанских народцев считается больше двадцати, все небольшие и большею частью неизвестные; одни из них живут вдоль океана, а другие проникают вглубь материка до краев Кемменских гор и касаются Тектосагов. Так как местность эта была очень мала, то к ней присоединено было промежуточное пространство между Гаруною и Лигером. Эти две реки почти параллельны Пирене и образуют вместе с нею две площади в виде параллелограммов, ограничиваемые с прочих сторон океаном и Кемменскими горами. По обеим рекам можно плыть на расстоянии почти двух тысяч стадий. Гаруна, усилившись тремя притоками, изливается в океан между Битуригами, прозываемыми Оисками, и Сантонами, двумя галатскими народами. Только один этот народ, Битуриги, живет среди Аквитанов как чужой и не платит податей; вместе с ними он имеет торговый город Бурдигалу, лежащий у морского озера, которое образует устье река Гаруны. Лагер изливается между Пиктонами и Намнитами. Некогда на этой реке лежал торговый город Корбилон, о котором говорит Полибий, упоминая о баснях Пиѳеи; именно, когда будто бы Сципион обратился к Массалиотам с расспросами о Британнии, то никто из них не мог сообщить ему ничего достоверного, равно как никто из жителей Нарбона и Корбилона, несмотря на то, что последние были самыми значительными городами в этой местности. До такой лжи дошел Пиѳея. Город Сантонов - Медиоланий. Приокеанийский берег Аквитании большею частью песчанен и тощ, питает своих обитателей просом, прочих плодов производит мало. Здесь есть залив, образующий перешеек вместе с Галатским заливом нарбонского берега и сам носящий такое же название. Заливом владеют Тарбеллы, которым принадлежат также богатейшие золотые россыпи; потому что даже в неглубоких ямах находят там слитки золота величиною в кулак, требующие иногда небольшой очистки, а также золотой песок и медь, не требующие большой обработки. Внутренность материка имеет лучшую почву, в особенности подле Пирены земля Конвенов, т. е. товарищей. В ней есть город Лугдун и превосходные теплые ванны с годною для питья водой. Хороша также земля Авскиев.
2) Далее к Аквитанам прилегают народы между Гаруною и Лигером: у Родана начинаются Гельвии, за ними следуют Веллаи, которые некогда соединены были с Арвернами, а теперь существуют самостоятельно. Далее живут Арверны, Лемовики и Петрокории; за ними Нитиобриги, Кадурки и Битуриги, называемые Кубами. У океана живут Сантоны и Пиктоны, одни, как мы сказали, при Гаруне, а другие при Лигере. Рутены и Габалы касаются Нарбонитиды. У Петрокориев есть хорошо устроенные железные заводы, как и у Кубов-Битуригов; у Кадурков хорошие ткацкие фабрики; у Рутенов и Табаков серебряные прииска. Римляне дали латинское право части Аквитанов, а также Авскиям и Конвенам.
3) Арверны обитают на Лигере. Главный город их Немос, лежит при реке Лигере. Эта река, направлялась мимо Кенаба, торгового города Карнутов, лежащего почти на середине реки, изливается в океан. В доказательство прежнего своего могущества Арверны указывают частые войны с Римлянами, когда они выставляли двести тысяч войска, а иногда вдвое больше. С таким войском они воевали с Божественным Кесарем под предводительством Веркингеторига; раньше этого они выставили против Максима Эмилиана двести тысяч и столько же против Домиция Энобарба. Против Кесаря они сразились прежде всего у Герговии, городе Арвернов, расположенного на высокой горе, откуда был родом Веркингеториг, потом при Алесии, городе Макдубиев, соседей Арвернов; этот город расположен также на высоком холме, окружен горами и двумя реками. Здесь предводитель был взят в плен, после чего война кончилась. Сражение с Максимом Эмилианом происходило при соединении Исара с Роданом, там, где гора Кеммен приближается к Родану, с Домицием несколько дальше, при соединении Сулги с Роданом. Арверны распространили свое господство до Нарбона и до границ Массалиотиды; они господствовали над народами до Пирены, даже до океана и Рейна. Отцом того Битуита, который сражался с Максимом и Домицием, был Луерий, отличавшийся, говорят, таким богатством и расточительностью, что раз, желая показать друзьям свои богатства, он, проезжая на колеснице по полю, бросал по сторонам золотые и серебряные монеты, которые собирали следовавшие за ним.


Глава третья

Лугдунская и Белгийская Галлия. Описание Лугдуна, главного города Сегосианов. Секвана. Города Эдуев: Кабуллин и Бибракта. Нантуаты. Гора Адул, откуда вытекает Рейн. Течение Рейна. Секваны, Медиоматрики, Трибокки. Горный кряж Юрасий. Линтоны. Переезд в Британнию. Треворы, Убии, Нервии, Менации, Сугамбры. Кое что о Свевах. Сеноны и Ремия. Атребатии в Эбуроны. Морины, Беллоаки, Амбианы, Свессионы, Калеты. Лес Ардуенский. Парщии и главный город их Лувотокия. Мелды, Левсовии. Дурикортора, главный город. Ремиев.
1) За Аквитанскою областью и Нарбонитидою следует та страна, простирающаяся от рек Лигера и Родана до Рейна, где Родан, спустившись от источника, достигает Лугдуна. Верхние части этой страны у источников рек Рейна и Родана почти до средины равнин подчинены Лугдуну; остальная часть и приокеанийское, побережье подчинены другой области, которую собственно заселяют Белги. Мы представим довольно общие подробности.
2) Лугдуном, расположенным у подошвы холма при соединении реки Арара с Роданом, владеют Римляне. Он населеннее всех прочих городов, исключая Нарбона. Римские правители пользуются городом как рынком, чеканят здесь серебряную и золотую монету. Против города при соединении рек есть святилище, сооруженное в честь Кесаря Августа всеми Галатами; это - прекрасный жертвенник с надписями шестидесяти племен, с изображениями каждого из них; тут же большая статуя. Лугдун главный город племени Сегосианов, обитающих между Роданом и Дубием. Далее живущие народы, простирающиеся до Рейна; ограничиваются одни Дубием, другие Араром. Эти реки, как сказано выше, вышедши также из Альп, сливаются в одно русло и впадают в Родан. Там же течет еще другая река, имеющая истоки свои также в Альпах и называемая Секваной. Течет она в океан параллельно Рейну через область народа того же имени; на востоке область граничит Рейном, а на западе Араром. Отсюда посылается в Рим самая лучшая солонина. Между Дубием и Араром живет народ Эдуев, имеющий на Араре город Кабуллин и крепость Бибракту. Эдуи называли себя родственниками Римлян, и они первые в этой стране вступили в дружбу и союзничество с Римлянами. По ту сторону Арара живут Секваны, исконные враги Римлян и Эдуев; нередко вместе с Германцами они совершали походы в Италию, и обнаруживали не случайную только силу, потому что делали Германцев грозными союзом с ними и слабыми отпадением от них. По той же причине они враждовали с Эдуями; но вражда эта усиливалась еще спорами из-за реки, разделяющей эти народы, потому что каждый из них считал Арар своею собственностью, равно как каждый присваивал себе пошлины с проезжающих по реке. Теперь все это под властью Римлян.
3) Первые обитатели прирейнской страны - Гельветии, в области которых на горе Адуле находятся истоки Рейна. Гора Адул составляет ту часть Альп, откуда течет река Аддуя в противоположную сторону, в Кельтику по сю сторону. Аддуя наполняет озеро Ларий, у которого находится город Ком; вышедши из озера, она впадает в По, о чем мы будем говорить после. Рейн вливается в большие болота и в большое озеро, которого касаются Реты и Виндолики, обитающие частью в Альпах, а частью над Альпами. Асиний определяет, длину Рейна в шесть тысяч стадий; но это не верно, потому что прямая линия его только немного превосходит половину этой цифры, а добавочной тысячи стадий на изгибы будет достаточно. Течение Рейна быстро, что затрудняет проложение мостов через него; но сошедши с гор, он до конца уже течет по равнине. Да и каким образом он мог бы оставаться быстрым и стремительным, если в ровности русла присоединяются еще многочисленные длинные изгибы? Асиний прибавляет, что река эта имеет два устья, порицая при этом тех, которые говорят о нескольких устьях. Изгибы Рейна и Секваны обнимают собою часть страны, но не столько, как иные говорят. Обе текут с юга на север; против них лежит Британния, так близко от Рейна, что с устьев его виден Кантий, составляющий восточную оконечность острова; от Секваны Британния немного дальше. Там Божественный Кесарь построил корабельную верфь, когда переправлялся в Британнию. Плавание по Секване немного длиннее, чем по Лигеру и Гаруне вследствие приема товаров из Арара. От Лугдуна до Секваны считается меньше тысячи стадий, а от устьев Родана до Лугдуна меньше этого расстояния взятого дважды. Говорят, что Гельветии богаты золотом, но тем не менее, видя Кимврские сокровища, .они обращались к разбоям, именно два племени из трех, на которые они разделялись; но они погибли в походах. Однако война с Божественным Кесарем, в которой было убито около четырехсот тысяч человек, ясно показала многочисленность потомков уцелевших жителей. Прочим, которых было около восьми тысяч, Кесарь дал возможность спастись, не желая предоставлять соседям их Германцам безлюдную страну.
4) За Гельветиями вдоль Рейна живут Секваны и Медиоматрикии среди которых поселилось одно германское племя, выселившееся туда из родины, Трибоккхи. В области Секванов возвышается гора Юрасий, отделяющая их от Гельветиев. Над Гельветиями и Секванам к западу живут Эдуи и Лингоны, а над Медиоматриками Левкии, часть Лингонов. Народы между Литером и Секваном по ту сторону Родана и Арара прилегают с севера к Аллоброгам и к жителям окрестностей Лугдуна. Из этих народов наиболее знамениты Арверны и Карнуты, через область которых протекает Лигер, изливающийся в океан. Путь от рек Кельтики до Британнии определяется в триста двадцать стадий, так что, отправляясь вечером во время отлива достигают острова на другой день в восьмом часу. За Медиоматриками и Трибокками живут на Рейне Тревиры, в земле которых Римляне, ведущие войну с Германцами, построили теперь мост. За рекой против этой страны жили Убии, которых Агриппа с их согласия переселил на эту сторону Рейна. С Тревирами граничат Нервии, также германский народ. На самом краю живут Менапии, близко от устьев по обеим сторонам реки, занимая болота и леса не высокие, но густые и похожие на терновые кустарники. Подле них живут Сугамбры, Германцы. Страна по ту сторону всего этого речного бассейна занята теми Германцами, которые называются Соебами (Свевами), и которые превосходят всех могуществом и многочисленностью; народы, вытесненные ими, переселились на этот берег Рейна. В других местностях господствуют другие народы, и возбуждают войны, после того как первоначальные обитатели подавлены.
5) К западу от Тревиров и Нервиев живут Сеноны, Ремы, а также Атребатии и Ебуроны. В соседстве с Менапиями при море живут Морины, Беллоаки, Амбианы, Свессионы и Калеты до устья рек Секваны. На страну Менапиев похожа страна Моринов, Атребатиев и Ебуронов; это - лес невысокий, далеко расстилающийся, хотя не такой большой, как утверждают историки, определяя пространство им занимаемое в четыре тысячи стадий. Лес называют Ардуеною. Во время нападений врагов жители сплетали колючие ветки кустарников, закрывая таким образом доступ врагу, а в иных местах вбивали колья. Сами они со всем домом скрывались в чаще лесов, где на болотах были маленькие острова; в дождливое время они действительно находили там убежище, но в сухую погоду легко попадали в руки врагов. Теперь все народы, живущие по сю сторону Рейна, живут мирно под владычеством Римлян. На реке Секване живут также Парисии, которым принадлежит остров на реке и город Лукотокия; а вдоль океана Мелды и Лексовии. Значительнейший в этой местности народ Ремы с главным городом Дурикорторою, гуще всех населенным и получающим римских правителей.


Глава четвертая

Приморские Белги. Венеты. Устройство судов их. Родство их с Венетами италиянскими и пафлагонскими. Осисмии. Характер Галлов: прямодушие, храбрость, непредусмотрительность. Превосходство конницы над пехотою. Храбрейшие из Галлов. Одежда Галлов, оружие, пища, скотоводство, общественное устройство. Народные собрания. Наиболее почетные классы: барды, ваты и друиды. Суровость нравов, особенно северных племен. Служение Вакху на острове близ устьев Лигера, где дозволено жить только женщинам. Священны во́роны - третейские судьи в спорах. Служение Деметре и Коре на острове близком к Британнии. Яд, получаемый из древесного плода и отравляющий стрелы. Наказание за разжирение.
1) Остающиеся сверх упомянутых доселе народов причисляются к Белгам, живущим у океана; прежде всех Венеты, сражавшиеся с Кесарем на море. Так как они вели в Британнии торговлю, то решились было воспрепятствовать ему перейти в ту страну. Кесарь однако; без труда уничтожил их флот, не употребивши в дело просверливающих носов своих кораблей, потому что доски кораблей неприятельских были очень толсты; но, когда неприятели неслись на них за ветром, Римляне косами сорвали паруса; против сильных ветров неприятель употребил кожаные паруса, прикрепленные вместо канатов цепями. Венеты строят свои суда с широкими килями, с высокими кормами и носами, - все это на случай отлива, а также из дубового дерева, которое имеется у них в изобилии; доски не сбиваются плотно, но между ними оставляются щели, которые законопачиваются мхом в виду того, чтобы дерево, будучи смачиваемо во время стоянки кораблей, не высыхало; мох по природе влажен, а дуб сух и не гибок. Этих Венетов я считаю родоначальниками тех, которые живут по Адрию; потому что и прочие Кельты в Италии почти все переселились туда из-за Альп, как например, Бои и Сеноны; впрочем, благодаря одноименности, их считают также Пафлагонцами. Я высказываю свое мнение нерешительное; но в подобных вопросах достаточно одной вероятности. За Венетами следуют Осисмии, которых Пиѳея называет Оссистиами; живут они на мысе, довольно далеко выступающем в океан, не так далеко впрочем, как утверждает Пиѳея и его последователи. Народности между Секваною и Лигером граничат частью с Секванами, частью с Арвернами.
2) Все племя, называемое ныне Галльским, (Галатским) воинственно, отважно и быстро решается на битву, но вместе с тем простодушно и незлобно. Будучи разгневаны, Галаты толпами бегут в битву, открыто, без предосторожностей, так что их легко одолеть тому, кто желает перехитрить их: когда бы, где бы, под каким бы то ни было предлогом не подстрекнуть их, они всегда готовы встретить опасность, не имея ничего для поддержки себя в борьбе, кроме собственной силы и отваги. Их легко можно склонить к полезному, так что они принимают образование и науки. Сила их обусловливается отчасти большим ростом, а отчасти многочисленностью. Благодаря чистосердечию и прямоте характера они легко собираются толпами, между тем как близкие между собою люди ссорятся постоянно из-за мнимых обид. Теперь все они живут в мире, как подданные, под управлением Римлян покоривших их, так что описание это относится к древним временам, хотя подобные нравы существуют и теперь еще у Германцев. И по природе, и по общественному устройству оба племени сходны между собою и родственны, при том же они занимают смежные страны, разделенные только рекою Рейном, и очень сходные. Германия впрочем лежит севернее Галлии, южные части её сравнительно с южными Галлии и северные сравнительно с северными. Благодаря всему этому, взаимные переселения их совершаются с легкостью; теснимые сильнейшими, они идут толпами и военными отрядами или же еще чаще поднимаются целым домом. Римляне покорили их гораздо легче, чем Иберов: с этими последними они и прежде начали войну и после кончили; напротив, все племена Кельтов, обитающие между Рейном и Пиринейскими горами, покорены были в промежутки; идя вперед кучами и целыми массами, они были и покоряемы в кучах. Между тем Иберы щадили свои силы, дробили сражения, в разных пунктах выставляя разные отряды и ведя партизанскую войну. Все Галаты по природе своей бойцы, но лучшие всадники, чем пехотинцы, и лучшая римская конница состоит из Галатов. Впрочем более северные и приокеанические народы более воинственны.
3) Говорят, что Белги, разделяющиеся на пятнадцать народцев и живущие вдоль океана между Рейном и Лигером, мужественнее всех прочих, почему они одни выдержали напор германских Кимвров и Тевтонов. Среди самих Белгов наиболее мужественны Беллоаки, а потом Свессионы. Как на доказательство многолюдства страны указывают на то, что некогда Белги выставляли до трехсот тысяч человек способных носить оружие. О больших отрядах Гельветиев, Арвернов и их союзников; мы говорили раньше, из того также заключают о многочисленности народов, равно как о достоинствах их женщин по части рождения и воспитания детей. Белги носят короткие плащи, отращивают волосы, одеваются в панталоны, кругом обхватывающие икры; вместо хитонов носят куртку с рукавами, доходящую до половых частей и таза. Здешняя шерсть груба, но длиннорунна; из неё ткут мохнатые плащи, называемые лайнами. Римляне содержат в наиболее северных частях Кельтики, стада овец с довольно хорошею шерстью. Вооружение их соответствует росту: длинная сабля, висящая на правом боку, большой щит, пропорциональное копье и мадарий, род метательного копья; иные употребляют луки и пращи, а также древко, похожее на копье; оно спускается с руки, а не из ремня и летит дальше стрелы; употребляется оно преимущественно на охоте на птиц. Большинство еще и теперь спит на земле, а за едою сидят на соломенных подушках. Главная пища их молоко и всякого рода мясо, преимущественно свинина молодая и соленая. Свиньи проводят ночь в открытом поле; они отличаются ростом, силою и быстротою, так что опасны не только незнакомым людям, но и волчкам. Стада овец и свиней у них так многочисленны, что отсюда доставляются в большом количестве шерстяные плащи и солонина не только в Рим, но и в другие части Италии. Жилища строятся из досок и хворосту: они велики, имеют форму купола и покрываются толстою соломенною крышею. Способ управления был у них большею частью аристократический; однако Кельты издавна избирали себе ежегодно одного князя, а на время войны выбирался народом один полководец. Теперь большею частью они повинуются постановлениям Римлян. Своеобразное правило существует у них в собраниях: если кто заглушает или прерывает оратора, то к нему подходит служитель с обнаженною шпагою и угрожая велит замолчать; если этот не успокаивается, служитель повторяет угрозу второй и третий раз; наконец он отрезывает ему такой кусок плаща, что остаток никуда не годен. Обычай, в силу которого занятия распределены между мужчинами и женщинами обратно нашему, свойствен им наравне с многими другими варварами.
4) У всех кельтских племен три класса людей пользуются особенным почетом: барды, ваты и друиды; барды, как певцы и поэты, ваты, как исполнители священнодействий и знатоки природы, а друиды изучают кроме физической природы нравственную философию. Они считаются справедливейшими людьми, вследствие чего им вверяются частные и общественные тяжбы; они же некогда мирили воюющих и останавливали готовые к нападению войска. Решение дел об убийствах поручалось преимущественно им; полагают, что обилие их сопровождалось богатством страны. И друиды, и прочие учат, что души и мир не преходящи; но что некогда огонь и вода возобладают.
5) К простоте и раздражительности прибавляется у них в большой мере глупость, хвастливость и любовь к нарядам; они носят золото: на шее ожерелья, на руках и на пальцах кольца и браслеты, а лица должностные носят пеструю и расшитую золотом одежду. При таком легкомыслии они невыносимы в роли победителей, а будучи побеждены уничижаются. К глупости их следует отнести также варварский и странный обычай, свойственный обыкновенно северным народам, именно: возвращаясь из сражения, они вешают головы убитых врагов на шею лошадям; уносят их с собою и прибивают в сенях на показ. Посейдоний уверяет, что во многих местах он сам видел подобное зрелище, сначала оно было для него неприятно, но потом привыкши он спокойно выносил его. Головы знатных воинов они смазывали кедровым маслом и показывали иностранцам, не соглашаясь уступить их на вес золота. Римляне однако отучили их от этого, равно как и от способов жертвоприношения и гадания, противоположных нашим; так они наносили удар ножом в спину человека обреченного на жертву и гадали по его судорогам. Жертвы не совершались без друидов. Им приписываются и другие виды человеческих жертв; иных убивали из лука или распинали в храмах; или же делали огромную фигуру из сена и дерева, бросали на нее домашний скот, разных других животных и людей, и все это сожигали.
6) Говорят, что на океане не далеко от берега перед устьем реки Лигера лежит маленький остров; на нем живут будто бы жены Самнитов, посвященные Дионису и чтущие бога в таинственных празднествах и других священнодействиях; ни один мужчина не всходит будто бы на остров, но женщины переправляются на материк для сообщения с мужчинами, после чего снова возвращаются на остров. Есть у них также обычай снимать раз в году крышу с храма и потом покрывать ее снова в тот же день до захода солнца, для чего каждая женщина несет свою долю; та из них, которая выпустить свой груз, разрывается прочими; после этого куски обносятся кругом храма с радостными криками до тех пор, пока не прекратится их состояние неистовства. Обыкновенно находится какая-нибудь женщина, подвергающаяся такой участи. Но еще баснословнее сведения, Артемидора о во́ронах. Он упоминает о бухте на берегу океана, которая называется Бухтою двух во́ронов, там появляются будто бы два во́рона с белым правым крылом; тяжущиеся приходят в это место, кладут на высоком пункте доску, и каждый особо бросает на нее лепешки. Затем прилетают птицы, поедают одни лепешки и разбрасывают другие; чьи лепешки разбросаны, тот остается победителем. Но это очевидно басня. Рассказ Артемидора о Деметре и Коре более вероятен. Подле Британнии есть остров, говорит он, на котором Культ Деметры и Коры организован совершенно так же как и на Самоѳракии. Правдоподобно и то, что в Кельтике растет дерево, похожее на фиговое и дающее плод на подобие капители коринѳской колонны; будучи надрезан, он выпускает из себя смертоносный сок, употребляемый для смазывания стрел. Рассказывают также, что все Кельты охотники до ссор, и что у них не считается стыдом растрата юношами своих сил. Ефор увеличивает Кельтику до чрезвычайных размеров, относя к ней большую часть нынешней Иберии до Гадейр. Он указывает на любовь населения к елленизму и сообщает о народе много своеобразного, несогласного с их теперешними нравами; так они стараются будто бы не разжиреть и не иметь большего живота, и юноша, переступивший определенную меру пояса, наказывается. Это о Кельтике по ту сторону Альп.


Глава пятая

Британния. Очертание её. Переправа из Галлии в Британнию. Пристань Итий. Произведения. Нравы. Общественное устройство. Облачное небо. История края. Безуспешное нападение Кесаря на Бриттов. Переход начальников племен на сторону Римлян при Августе без платежа дани, но с обязательством платить пошлину с товаров. Преимущество этого способа перед занятием ярая войском. Остров Гиерна. Скудость Страбоновых сведений об этом крае. Ѳула. Неверность рассказов Пиѳеи. Относительное значение их.
1) Британния имеет форму треугольника. Наибольшая сторона её лежит вдоль Кельтики, которой она не уступает и не превосходит подлине, так как каждой из этих двух берегов имеет около четырех тысяч трехсот или четырехсот стадий. Кельтийский берег тянется от устьев Рейна до северных оконечностей Пирены подле Аквитании, а Британский от Кантия, крайнего восточного пункта острова и против устьев Рейна, до западной оконечности острова, противолежащей Аквитании и Пирене. Это самое короткое промежуточное расстояние между Пиреной и Рейном, а самое большее, как уже сказано нами, определяется в пять тысяч стадий. Вероятно, река отклоняется к горе от своего параллельного положения, потому что на обеих концах горы, обращенных к океану, есть загибы.
2) Есть четыре пути, служащие обыкновенно для переправы с материка на остров, именно: от устьев Рейна, от устьев Секваны, от устьев Лигера и четвертый от устьев Гаруны. Но отправляющиеся из прирейнских областей начинают путь не от устьев, но от Моринов, живущих в соседстве с Менапиями и имеющих гавань Итий, которою Божественный Кесарь воспользовался как корабельною стоянкой во время переправы на остров. Он снялся оттуда ночью, а высадился на другой день в четвертом часу, совершивши путь в триста двадцать стадий. Он нашел хлеб еще на полях. Большая часть острова представляет равнину, покрытую лесом; но есть и много холмистых местностей. Остров доставляет хлеб, рогатый скот, но также золото, серебро и железо. Эти товары, равно как кожи, невольники и охотничьи собаки, составляют предмет вывоза. Кельты употребляют этих собак и местных также для войны. Жители острова выше Кельтов ростом, менее белокуры и более вялы физически. Свидетельством рослости их может служить следующее: в Риме я сам видел британских юношей, которые были на полфута выше самых высоких тамошних мужчин, но за то косолапы и вообще дурно сложены. Нравы их похожи отчасти на Кельтские или же и еще проще и грубее. Так некоторые имеют молоко в изобилии, но не умеют приготовлять сыр; не сведущи в садоводстве и вообще в земледелии. У них есть для войны правительство; большею частью употребляются как и у некоторых Кельтов боевые колесницы. Города их - леса, именно: они окружают большое пространство срубленными деревьями, там строят для себя хижины, а для скота стойла, но не на долго. Что касается погоды, то у них чаще идут дожди, чем снег; даже в ясные дни туман держится так долго, что за целый день солнце видно только три или четыре часа по полудни. То же самое наблюдается у Моринов, Менапиав и у всех их соседей.
3) Божественный Кесарь дважды переправлялся на этот остров, но возвращался скоро назад без больших успехов, и не проникнувши далеко в страну, с одной стороны потому, что в Кельтике вспыхнули восстания варваров и его собственных солдат, а с другой потому, что многие корабли его погибли вследствие усиления приливов и отливов. Впрочем Кесарь одержал две или три победы над Британцами, хотя перевел на остров всего два отряда своего войска, и увел с собою назад заложников, рабов и множество другой добычи. Некоторые тамошние владыки приобрели в настоящее время дружбу Кесаря Августа посольствами и различными услугами, посвятили в Капитолии некоторые предметы и почти весь остров расположили в пользу Римлян. Они платят очень небольшую пошлину с товаров, вывозимых из острова в Кельтику и ввозимых туда. Предметы вывоза следующие: браслеты слоновой кости, ожерелья, турмалины, стеклянная посуда и другие мелкие товары. Поэтому остров нисколько не нуждается в гарнизоне; требуется разве легион солдат и несколько всадников для сбора податей, но все издержки на войско могут равняться платежам, поступающим оттуда; а наложивши подати, необходимо было бы уменьшить пошлины, употребляя же насилие, подвергаешься некоторым опасностям.
4) Около Британнии есть несколько небольших островов и один большой, Гиерна, обращенный к северной стороне Британнии и простирающийся более в длину, чем в ширину. О нем мы не знаем ничего положительно, разве только то, что жители его еще более дики, чем Британцы, едят человеческое мясо и прожорливы; похвальным делом считается побольше жрать и открыто сообщаться со всеми женщинами без разбора, в том числе с матерями и сестрами. Впрочем относительно всего этого мы не имеем достоверных свидетелей, хотя людоедство свойственно также Скиѳам, равно как во время осады в случае крайней нужды Кельтам, Иберам и многим другим.
5) Сведения наши о Ѳуле вследствие отдаленности её еще скуднее; действительно, она помещается севернее всех стран. Впрочем все, что рассказывает об этом острове Пиѳея, равно как и о других пунктах той страны, вымышлено, как видно из его известий о странах, известных нам. О них он большею часть лгал, как мы говорили выше; очевидно о местностях отдаленных он лгал еще больше. Однако со стороны астрономических явлений и математических вычислений в местностях, близких к холодному поясу, он сделал верные наблюдения... Домашних плодов и животных здесь или вовсе нет, или очень мало, и население питается просом и огородными овощами, а также дикими плодами и кореньями; а где есть хлеб и мед, там приготовляется из них питье. Так как солнечных дней там не бывает, то хлеб молотят в больших строениях, предварительно, снесши туда колосья; открытый ток у них не употребляется по недостатку солнца и обилию дождей.


Глава шестая

Альпы. Начало Альпийских гор. Недостаток гаваней на лигурийсном берегу. Затруднительность пути. Обилие леса и других произведений, отправляемых на рынок в Геную. Лигурийцы - хорошие пехотные солдаты. Греческое происхождение их. Пристань Монойк. Салии. Войны с ними Римлян. Альбии, Альбиойки, Воконтии. Образ правления их. Сикония, Трикории, Медуллы. Реки, вытекающие из гор: Друентия, Дурий, По. Течение По. Таурины, Салассы, Кентроны, Каториги, Варагры, Нантуаты, Реты, Венноны, Лепонтики, Тридентины, Стоны. Затруднительность путей в Альпах. Салассы. Золотые рудники их. Реты и Винделики. Ретийское вино. Норики, Бревны, Генавны, Ликатии, Клавтенатии, Венноны. Руконтии, Бригантии. Эстионы, Карны. Тавриски. Озеро, из которого выходят Исар, Атагий и Атесин. Начало Истра у Соебов близ Геркинского леса. Апеннинский горный хребет. Тулл, Флигадия. Реки Дура и Кланий. Яподы у горы Окры с городами: Метулом, Арупииомт, Монетием и Вендоном. Город Сегестика у Сава. Навпорт. Река Калапий. Дороги через Альпы. Прежнее обилие золота при Акилее. Высота Альп сравнительно с горами Греции. Три большие озера: Бенак. откуда течет Минкий, Вербан, откуда Тикин, и Ларий, откуда выходит Аддуя.
1) За описанием Кельтики по ту сторону Альп и народов, занимающих ее, следует обратиться к Альпам и их обитателям, а затем и к целой Италии, следуя в изложении тому порядку, который указывает сама природа страны. Альпы начинаются не у бухты Моной, как полагают некоторые, но в том же месте, где начинаются и Апеннинские горы, именно подле Генуи, рынка Лигиев, и подле так называемых от Сабатов, или болот Сабата; именно, Апеннины начинаются от Генуи, Альпы - от Сабатов, а расстояние между Генуей и Сабатами двести шестьдесят стадий. На расстоянии трехсот семидесяти стадий оттуда лежит городок Альбингавн, населенный Лигиями Ингавнами; а отсюда до гавани Монойка четыреста восемьдесят стадий. В этом промежутке есть большой город, Альбий Интемелий, жители которого Интемелии. Доказательством того, что Альпы начинаются у Сабатов, служит самое название их, потому что прежде Альпы назывались, говорят, Альбиями, а также Альпинами; еще и теперь высокая гора, что в области Яподов, почти соединяющаяся с Окрою и с Альпами, называется Альбией, как будто Альпы тянутся до этого пункта.
2) Так как одна часть Лигиев Ингавны, а другая Интемелии, то совершенно правильно, поселения их вдоль моря называются одно Альбием Интемелием, как бы Альпийским, а другое сокращенно Альбингавном. Полибий прибавляет в двум названным лигийском народам еще Оксибиев и Декиетов. Вообще весь этот берег от гавани Монойка до Тиррении идет ровно, не имеет гаваней за исключением небольших пристаней и якорных стоянок. Над берегом поднимаются чрезвычайной высоты стены гор, оставляя только узкий проход у моря. Живущие там Лигии питаются большею частью мясом домашнего скота, молоком и ячменным напитком; они занимают местности у моря, но главным образом горы. Тамошние горы изобилуют корабельным крупным лесом, так что есть деревья в восемь футов в диаметре. Многие деревья благодаря пестроте их красок не уступают цитроновому для столярной работы. Эти деревья привозятся на рынок в Геную, равно как скот, кожи и мед; в обмен за эти товары Лигии получают оливковое масло и вино из Италии; своего вина у них мало, к тому же оно терпко и смолисто. Отсюда доставляются также так называемые лошади шипы, клячи и мулы, лигийские хитоны и военные плащи. У них часто встречается лингурий, называемый иными електром. Лигии плохие всадники, но искусные гоплиты и бойцы в рукопашную. Так как они вооружены медными щитами, то некоторые принимают их за Еллинов.
3) Гавань Монойка - пристань для небольших и не большего числа кораблей; она имеет храм так называемого Геракла Монойка. Название это дает право думать, что береговое плавание Массалиотов простиралось до этого пункта. Гавань отстоит от Антиполя немного более, чем на двести стадий. Оттуда до Массалии и немного далее обитает народ Салиев на Альпах, поднимающихся над берегом, и на некоторых частях самого берега вместе с Еллинами. Древние Еллины называли Салиев Лигиями, а страну, занятую Массалиотами, Лигистикой; позднейшие Еллины называют их Кельтолигиями, приобщая к ним равнины до Авеньона и Родана, откуда они, разделенные на десять племен, высылали пехоту и конницу. Из всех Кельтов по ту сторону Альп они первые были покорены Римлянами, после продолжительных войн как с ними, так и с Лигиями, запершими проходы в Иберию вдоль морского берега. Они занимались грабежом на суше и на море и были так сильны, что дорога была едва проходима даже для больших войск. После восьмидесятилетней борьбы Римляне едва достигли того, что был открыт свободный путь в двенадцать стадий ширины для лиц, ехавших по государственным делам. Однако впоследствии Римляне покорили их всех, и, наведши на них страх, сами определили им политическое устройство.
4) За Салиями следуют Альбии, Альбиойки и Воконтии, занимающие северные части гор. Воконтии простираются до Аллоброгов, занимая в глубине гор значительные долины, не уступающие тем, которые заняты Аллоброгами. Аллоброги и Лигии находятся под управлением римских правителей, посылаемых в Нарбонитиду; но Воконтии, как и Волки в окрестностях Немавза, имеют самостоятельное правление. Из Лигиев между Варом и Генуей приморские жители находятся на одном положении с Италийцами; напротив к горным обитателям, как и к прочим совершенным варварам, посылается правитель из сословия всадников.
5) За Воконтиями следуют Иконии, Трикории, дальше Медуллы, занимающие самые высокие горные вершины; наиболее отвесная высота их сто стадий в подъеме, а оттуда спуск к границам Италии во столько же. Вверху в нескольких углублениях лежит озеро и два источника недалеко один от другого; из одного вытекает стремительная река Друентия, ниспадающая в Родану, а с противоположной стороны Дурия, направляющаяся через землю Салассов в Кельтику по сю сторону Альп и сливающаяся с По. Из другого источника, гораздо ниже этих высот, вытекает По, глубокая и быстрая река; по мере удаления от источника, она увеличивается и течет медленнее; она усиливается множеством притоков, уже достигши равнин, и делается здесь широкою, а расширение уменьшает быстроту течения. Она изливается в Адриатическое море, сделавшись наибольшею после Истра европейскою рекою. Медуллы живут непосредственно над соединением Исара с Роданом.
6) На другом склоне Альпийских гор со стороны Италии живут Таврины лигийского племени и другие Лигии. Им принадлежат и так называемые области Донна и Коттия. За ними и за рекою По обитают Салассы, а над этими последними на горных высотах Кентроны, Каториги, Варагры и Нантуаты, потом следует озеро Леманн, через которое протекает Родан, и наконец исток этой реки. Недалеко отсюда лежат и истоки Рейна и гора Адула, с которой Рейн течет на север, а Аддуя в противоположную сторону, в озеро Ларий подле Кона. За Комом, лежащим у подошвы Альп, обитают по направлению к востоку Реты и Венноны; а с другой стороны Лепонтии, Тридентины, Стоны и многие другие мелкие народы, некогда владевшие Италией; они бедны и занимаются грабежом. В настоящее время часть их уничтожена, а другие совершенно смирились, так что через их горы ведут теперь многие пути, прежде малочисленные и трудно проходимые; они безопасны от нападений и благодаря вниманию, на них обращенному, удобны на сколько это возможно. Кесарь Август с покорением разбойников соединил возможнее проведение дорог, потому что не везде можно было одолеть природу, скалы и высочайшие стены, то возвышающиеся над дорогой, то перерезывающие ее, так что оступившийся только немного подвергается опасности упасть в бездонную пропасть; в некоторых местах дорога так узка, что пешеходы и непривычный вьючный скот подвергаются головокружению. Впрочем местные животные переносят грузы спокойно. Кроме этих неудобств, еще менее отвратимы скатывающиеся с гор огромные массы льда, способные опрокинуть целое общество путешественников и низвергнуть их в лежащие внизу пропасти. Множество ледяных пластов лежат один на другом, потому что замерзнувшие слои снега скучиваются, причем верхние всегда легко отделяются от нижних, прежде чем совершенно рас-таят от солнечных лучей.
7) Область Салассов расположена большею частью в глубокой долине, окруженной с обеих сторон горами; впрочем часть Салассов занимает и возвышающиеся над долиною горы. Для переходящих эти горы из Италии путь лежит через названную долину; потом он разделяется на два: один непроходимый для экипажей идет через так называемый Пойнин, через вершину Альп; другой более западный пролегает через страну Кентронов. Земля Салассов имеет золотые рудники, которыми владели равно как и проходами сильные прежде Салассы. В добывании золота много помогает им река Дурий своими промывальнями. С этою целью жители отвели воду во многих местах в побочные каналы, осушивши тем общее русло реки. Это конечно было выгодно для добывания золота, но очень неудобно для тех, которые ниже их обрабатывали землю и лишались орошения, между тем как прежде река, протекая выше их, могла питать их землю. Отсюда возникали непрерывные войны между обоими народами. С покорением Римлянами Салассы потеряли золотые рудники вместе с землею; впрочем владея горами, они все еще продавали воду государственным откупщикам, эксплуатировавшим рудники, откуда у них возникали с откупщиками споры вследствие жадности последних. Таким образом Римляне, всегда охотники до битв, будучи посылаемы в эти страны, часто находили предлог к нападениям. Однако до последнего времени, то ведя войны с Римлянами, то прекращая войну, они были достаточно сильны и, отличаясь хищническими нравами, много вредили лицам, переправлявшимся через их страну по горам. Так они заставили бежавшего из Мутины Децима Брута уплатить по драхме на человека. Мессала, зимовавший недалеко от них, платил дань дровами, топливом и вязом для гимнастических дротиков. Однажды Салассы захватили даже деньги Кесаря и бросали обломки скал на его войско, под предлогом, что они мостили дорогу или устраивали переход через реки. Впоследствии Август совершенно покорил их и всех велел отправить в римскую колонию Епоредию и продать как добычу в рабство тамошние жители могли оказывать только слабое сопротивление, пока народ этот не был уничтожен в конец. Способных носить оружие было между ними восемь тысяч, всех прочих тридцать шесть тысяч. Теренций Варрон, покоривший их полководец, всех продал с аукциона. Кесарь послал туда три тысячи Римлян и основал город Августу на том месте, где Варрон располагался лагерем. Теперь вся соседняя страна до самых высоких горных проходов наслаждается миром.
8) Следующие далее к востоку и югу части гор заняты Ретами и Винделиками, касающимися Гельветиев и Боев, жителей смежных равнин. Реты простираются до Италии над Вероною и Комом. У подошвы их гор выделывается Ретийское вино, не уступающее, как кажется, лучшим винам Италии. Реты доходят также до стран, орошаемых Рейном. В этому племени относятся Лепонтии и Кануны. Винделики и Норики владеют внешним склоном гор большею частью вместе с Бревнами и Генавнами. принадлежащими уже к иллирийскому племени. Все эти народы совершали постоянно набеги на соседние с Италией страны, равно как на области Гельветиев, Сакванов, Боев и Германцев. Самыми отважными из Винделиков считались Ликаттии, Клавтенатии и Венноны, а из Ретов Руконтии и Котуантии; Естионы и Бригантии принадлежат также к Виндедикам. Города их: Бригантий и Камбодун, а Дамасия, - акрополь Ликаттиев. Относительно жестокости этих хищников против Италийцев рассказывают следующее: захвативши какую-нибудь деревню или город, они убивали не только всех совершеннолетних, но даже малолетних детей мужеского пола; не удовлетворяясь и этим, они убивали всех беременных женщин, на которых указывали вещуны их, как на беременных мальчиками.
9) Подле них, уже вблизи угла Адриатического моря и окрестностей Акилеи, живут некоторые племена Нориков и Карны. К Норикам относятся и Тавриски. Буйным набегам этих народов положили конец Тиберий и брат его Друз в течении одного летнего похода, так что уже тридцать три года, как они пребывают в мире и платят подати. Во всей горной Альпийской стране есть хотя холмистые, но очень удобные для обработки местности, а также превосходно расположенные долины; однако большая часть земли в особенности около вершин, где и заседали разбойники, скудна и бесплодна вследствие морозов и неровности почвы. При недостатке пищи и других средств к жизни разбойники иногда щадили жителей равнин, чтобы иметь в них своих поставщиков, которым они за то давали смолу, вар, сосновое дерево, воск, мед и сыр; всего этого у них было в изобилии. Над Карпами возвышается Апеннинский хребет с озером, изливающимся в реку Атесий, которая, принявши другую реку Атагий, изливается в Адриатику. Из того же самого озера вытекает еще одна река, Атесин впадающая в Истр. Истр получает начало также в этих горах, разделяющихся на много ветвей и имеющих множество вершин. От Лигистики до этих местностей беспрерывно тянутся Альпийские горы, представляясь одною цепью; затем, разрываясь и несколько понижаясь, они поднимаются снова, разделяясь на множество ветвей и образуя множество вершин. Первая ветвь посредственной высоты; она тянется к востоку по ту сторону Рейна и его озера, там, где лежат источники Истра близ Соебов и Геркинского леса; другие ветви к которым относится и выше упомянутая гора Апеннин, обращены к Иллирии и Адриатике; в числе их находятся также Тулл, Флигидия и горы, лежащие над Винделиками, из которых текут Дура, Кланий и многие другие горные потоки, впадающие в Истр.
10) Яподы, народ смешанный из Иллирийцев и Кельтов, обитают в этих же странах; возле них и гора Окра. Яподы, прежде многочисленные, и обитавшие по обеим склонам гор, усиливали себя разбоями, но наконец, пораженные Кесарем Августом, они были окончательно ослаблены. Города их: Метул, Арупины, Монетий и Бендон. За ними лежат на равнине город Сегесгика, мимо которой протекает река Сав, впадающая в Истр. Город этот расположен удобно для войны с Даками. Гора Окра - самая низкая часть Альп; там они касаются земли Карнов. Через Окру из Акилеи перевозятся товары в так называемый Навпорт; путь этот имеет немного больше четырехсот стадий. Оттуда по рекам товары доставляются к Истру и к прилегающим к нему местностям. Мимо Навпорта протекает судоходная выходящая из Иллириды река, которая впадает к Сав; благодаря этому товары удобно перевозятся в Сегестику, к·Паннонцам и Таврискам. У Сегестики в Сав изливается и река; Колапий; обе они судоходны и текут с Альп. На Альпах водятся дикие лошади и быки. По словам Полибия, здесь водится также своеобразное животное, по устройству похожее на оленя, но шея и шерсть которого напоминают вепря; под подбородком животное имеет нарост длиною в пядень, на конце покрытый волосами, и толщиною в лошадиный хвост.
11) Из переходов, которые ведут из Италии в Кельтику, по ту сторону, северную, один пролегает через область Салассов к Лугдуну; он разветвляется на два: один, по которому можно проехать, тянется большею частью через землю Кентронов; другой, крутой, узкий, но более короткий, идет через Пойнин. Лугдун лежит посредине страны, как бы акрополь её, благодаря слиянию рек и близости его ко всем частям страны. Поэтому и Агриппа оттуда провел дороги: одну через Кемменские горы до Синтонов и Аквитании, другую до Рейна, третью до океана к Беллоакам и Амбианам, четвертую к Нарбонитиде и к Массалиотскому побережью. Кроме того, если оставить влево Лугдун и страну над ним лежащую, то побочный путь будет вести через самый Пойнин, через Родан и озеро Леманн, на равнины Гельветиев, оттуда следует переход через гору Иор (Юру) к Секванам и Лингонам, в области которых проходы к Рейну и к океану разделяются.
12) Полибий прибавляет, что в его время подле Акилеи у Таврисков-Нориков находились такие богатые золотые россыпи, что, снявши верхний слой земли в два фута, находила золото. Рудник имел не больше пятнадцати футов. Часть золота была находима в чистом виде, кусочками величиною в полевой иди волчий боб, от которых во время плавления отходила только восьмая часть; хотя остальное требовало дальнейшего плавления, тем не менее и оно было чрезвычайно прибыльно. Когда однажды Италийцы работала вместе с варварами в продолжении двух месяцев, золото скоро сделалось дешевле по всей Италии на треть. Заметивши это, Тавриски прогнали сотоварищей и продавали золото одни. Впрочем теперь все золотые копи находятся во власти Римлян. Здесь, как и в Иберии, кроме рудников, реки приносят золотой песок, хота и меньше, чем в Иберии. Говоря о величине и высоте Альп, Полибий сравнивает с ними большие горы Еллады: Тайгет, Ликей, Парнасс, Олимп, Пелий и Оссу, во Ѳракии Гайм, Родопу и Дунак. Он говорит, что проворный путешественник может на каждую из этих гор взойти, ровно как и обойти кругом, почти в один день; между тем на Альпы нельзя взойти и в пять дней, а длина их у равнин две тысячи двести стадий. Потом, он называет только четыре прохода: один через страну Лигиев, очень близко от Тирренского моря, другой через землю Таврисков, на который всходил Аннибал, третий, через область Силассов; и наконец четвертый через страну Ретов. Все они круты. Озер, говорит он, в горах много; больших три. Озеро Бенак. имеет в длину пятьсот стадий, в ширину сто тридцать; из него вытекает река Манкий; следующее озеро Ларий в триста стадий длины и уже первого; из него вытекает река Аддуя. Третье озеро Вербан длиною почти в триста стадий, а шириною в тридцать; оно выпускает большую реку Тикин. Все реки изливаются в По. Столько мы считали нужным сообщить об Альпийских горах.


Книга Пятая


Глава первая

Расширение понятия Италии. Фигура Италии - треугольник. Краткий очерк её. Галлия по сю сторону Альп. Галлии по сю сторону и по ту сторону По. Происхождение Венетов. Реки. Народы, жившие по реке По в древние и позднейшие времена, Боя и Инсумбры. Медиоланий. Верон. Браксия. Мантуя, Регий, Ком или Новумком. Ларий и река Аддуя, текущая с горы Адулы. Торговый город Патавий и пристань его, Медоак. Равенна. Альтин. Бутрий. Спина. Опитергий. Конкордия. Атрия. Викентия. Акилея. Река Тимав и храм Диомеда. Следы бытности Диомеда у Венетов и в других краях Италии. Два храма: Юноны Аргивской и Дианы Этолийской. Особая порода лошадей. Истрийский берег: Тергеста, Нола. Племена по сю сторону По. Бои. Лигуры. Сеноны. Гайсаты. Умбры. Тиррены. Города по сю сторону По: Плакентия. Кремона. Парма. Мутина. Бонония. Анкира, - Регий, Лепвд, Макры-Кампы, Клитерна, Форум Корнелий. Фавентиа-Кезена, Реки Сапий, Тикин, Кластидий. Дереөна. Аквы-Статиэллы. Прежняя граница страны Айсий, позднейшая Рубикон. Произведения страны жёлуди, просо, смола, вино, тонкая шерсть в окрестностях Мутины и реки Окутаны.
1) На склоне Альп начинается нынешняя Италия. Древние называли Италией Ойнотрию, от Сицилийского пролива до заливов Тарантского и Посейдониатского; впоследствии название Италии сделалось преобладающим и распространилось на всю страну до подошвы Альп. Оно обняло даже часть Лигистики от пределов Тирренских до реки Бара и до тамошнего моря, а также от Истрия до Полы. Вероятно, народ, называвшийся первый Италийцами, благоприятствуемый судьбою, передал свое имя соседям; впоследствии оно получило дальнейшее распространение до времени владычества Римлян. Еще позже, когда Римляне даровали Италийцам право гражданства, они соблаговолили почтить тем же и Галатов по сю сторону Альп и Венетов, и назвали всех одинаково Италийцами и Римлянами; они основали там много колоний, одни раньше, другие позже; нелегко указать поселения лучше этих.
2) Обнять всю нынешнюю Италию в одной геометрической фигуре не легко, хотя некоторые и утверждают, что она образует треугольный мыс, простирающийся в югу и к зимнему востоку, вершина которого у Сицилийского пролива, а основание Альпы. Можно согласиться с этим относительно основания и одной стороны, той именно, которая оканчивается у пролива и омывается Тирренским морем. Но собственно треугольником называется прямолинейная фигура; между тем здесь и основание, и боковые стороны изогнуты, так что, хотя и следует, как я полагаю, несколько согласиться с этим сравнением но, тем не менее основание и одну боковую сторону должно относить к криволинейной фигуре. Необходимо допустить кривизну стороны идущей к востоку. Во всем прочем писатели выражаются неточно, проводя одну сторону от угла Адриатического моря до Сицилийского пролива. Стороною мы называем линию без углов, а без углов линия бывает тогда, когда части её или совершенно не наклонены одна к другой, или, если и наклонены, то очень мало. Между тем Линия от Аримина до мыса Япигии и другая от пролива до того же самого мыса значительно наклонены одна к другой. В таком же самом отношении, я полагаю, находятся линии, из которых одна идет от угла Адриатического моря, а другая от Япигии, потому что, сходясь около Аримина и Равенны, они образуют угод, а если и не угол, то во всяком случае значительный изгиб. Если так, то берег от угла Адриатического моря до Япигии, составляя одну сторону, не образует прямой линии; остальная часть берега отсюда до Япииии образует другую линию, но также не прямую. Следовательно фигуру полуострова скорее можно назвать четырехсторонней, чем трехсторонней, но ни в каком случае треугольником, разве по злоупотреблению термином. Гораздо лучше согласиться с тем, что изображение неправильной фигуры не допускает точного очерка.
3) Об отдельных частях полуострова можно сказать следующее. Основание Альп изогнуто и похоже на залив, обращенный отверстием к Италии; середина залива у Салассов, а оконечности загибаются с одной стороны к горе Окр и углу Адриатики, а с другой к берегу Лигистики до Генуи, торгового города Лигиев, где с Альпами соприкасаются Апеннины. Непосредственно под Альпами простирается значительная равнина, имеющая почти одинаковую ширину и длину, именно две тысячи сто стадий; южная сторона её замывается частью морским берегом Венетов и частью Апеннинскими горами, простирающимися в Аримину и Анкону. Апеннинские горы, начинаясь от Лигистики, тянутся до Тиррены, отрезывая узкую береговую полосу; затем, отступая постепенно в середину страны, они, достигши Писатиды, поворачиваются в востоку и Адриатике до окрестностей Аримина и Анкона, где по прямой линии соединяются с морским берегом Венетов. В этих пределах заключена Кельтика по сю сторону Альп, и длина берега вместе с горами доходит почти до шести тысяч трехсот стадий, а ширина немного меньше двух тысяч. Остальная Италия узка и длинна с двумя оконечностями, из которых одна обращена к Сицилийскому проливу, а другая к Япигии. Она сужена с двух сторон: с одной Адриатическим морем, а с другой Тирренским. По форме и величине Адриатическое море похоже на Италию, которая отрезана Апеннинскими горами и морями с обеих сторон, простираясь до Япигии и перешейка между Таранским и Посейдонийским заливами. Наибольшая ширина обоих около тысячи трехсот стадий, а длина немного менее шести тысяч. Остальную часть Италии населяют Бреттии и Левканы. По словам Полибия, сухой путь по морскому берегу от Япигии до пролива имеет три тысячи стадий; омывается он Сицилийским морем. Морской путь имеет меньше пятисот стадий. Апеннинские горы касаются окрестностей Аримина и Анкона, где, определивши ширину Италии от одного моря до другого, делают поворот и перерезывают в длину всю Италию. В направлении к Певкетиям и Левканам они недалеко удаляются от Адриатического моря, а у Левканов отклоняются больше к противоположному морю и, перешедши через середину земли Левканов и Бреттиев, оканчиваются у так называемой Левкапетры Регинской. - Это общий очерк всей нынешней Италии. Теперь попытаемся поговорить о каждой части в отдельности, и прежде всего о тех, которые простираются под Альпами.
4) Это благодатная, изрезанная плодородными холмами равнина. Почти посредине её протекает река По (Πάδος), и потому одна половина равнины называется по сю сторону По, а другая по ту: По сю сторону - все, что лежит у Апеннинских гор и Лигистике, а по ту сторону остальное. Одна заселена народами лигистскими и кельтскими, которые живут частью в горах, а частью на равнинах; другая заселена Кельтами и Венетами. Кельты одноплеменны с народом заальпийским, относительно же Венетов существуют два мнения. По словам одних, они также кельтская колония одноименных с ними приокеанических Кельтов. По мнению других, это часть Пафлагонских Венетов, спасшихся туда после Троянской войны вместе с Антенором; в доказательство чего указывают на тщательный уход их за лошадьми; правда, теперь он исчез у них совершенно, но прежде был в большом почете благодаря давней любви к кобылицам мулам. Об этом упоминает даже Говер:
"Из области Венетов, откуда происходят дикие мулы"[1]
Потом, сицилийский тиран Дионисий устроил завод призовых лошадей из венетской породы, так что у Еллинов вошло в славу венетское воспитание лошадей. Долгое время порода эта ценилась высоко.
5) Вся эта область покрыта реками и болотами, в особенности земля Венетов, которая кроме того подвергается еще действию моря. Это - почти единственные части Нашего моря, претерпевающие подобно океану приливы и отливы, благодаря чему, большая часть этой равнины занята морскими болотами. Впрочем она, подобно так называемому Нижнему Египту, изрезана каналами и насыпями, с помощью которых некоторые места высушены и возделаны, а другие сделаны судоходными. Некоторые тамошние города походят на острова, другие окружены водою только отчасти. Все города, расположенные над озерами на материке, имеют достойные удивления водные пути вверх по рекам, в особенности по реке По, так как она больше всех и часто увеличивается от дождей и снегов. Впрочем, разливаясь в разные стороны у устьев, она делает незаметным свой вход и самое плавание в него опасным. Однако опытность побеждает самые большие затруднения.
6) Издревле еще, как я сказал выше, река заселена была преимущественно Кельтами. Самыми большими кельтскими народами были Бои, Инсубры и Сеноны с Гайсатами, некогда во время набега овладевшие городом Римлян. Позже Римляне окончательно их уничтожили, а Боев вытеснили из этих мест. Переселившись к Истру, они жили вместе с Таврисками в войнах против Даков, пока наконец не погиб весь народ, оставивши соседям землю, входящую в состав Иллириды, как пастбище. Инсубры живут и теперь. Главным городом их был Медиоланий; некогда деревня (все жили по деревням), а теперь значительный город за рекою По, почти касающийся Альп. Близко оттуда лежит Верон, также большой город. Меньшие города: Бриксия, Мантуя, Регий и Ком; последний был незначительным поселением, но Помпей Страбон, отец Помпея Магна, заселил его снова после опустошения Ретами, живущими над ним. Потом Гай Сципион послал в него около трех тысяч колонистов; также Божественный Кесарь прибавил еще пять тысяч, из которых наиболее важными были пятьсот Еллинов. Он даровал им и право гражданства и вписал их в число сограждан. Еллины не только жили там, но и дали колонии название; так все колонисты названы были Неокомитами, что в переводе на латинский значит Новум-Комум. Недалеко от этого места лежит озеро, называемое Ларием. Его наполняет река Ащя, которая впадает в По; источники её находятся на горе Адуле, там же, где и источники Рейна.
7) Итак, города эти лежат далеко за болотами; близко от них расположен Патавий, наилучший из всех городов этой области; он недавно, говорят, выставил пятьсот всадников, а в древности снаряжал сто двадцать тысяч войска. Множество товаров, посылаемых оттуда для продажи в Рим, преимущественно всякого рода платье, показывает густоту населения и богатство города Патавия. К нему из моря вверх по реке, проходящей через озера, ведет путь от большой гавани в двести пятьдесят стадий. Гавань называется Медоаком, одним именем с рекою. Наибольший город среди болот - Равенна, весь построенный из дерева, орошенный, где сообщаются посредством мостов и лодок. Во время приливов город получает не мало воды из моря, так что и приливы и реки уносят все нечистоты, чем предотвращается порча воздуха. Действительно Равенна такое здоровое место, что по распоряжению правителей здесь воспитывают и упражняют единоборцев. Одною из достопримечательностей этой местности должна считаться и безвредность воздуха на болотах; подобно тому, как в египетской Александрии, озеро здесь теряет летом свою вредоносность, благодаря разлитию реки и исчезновению болот. Замечательны также свойства тамошнего винограда: растет он на болотах быстро и приносит много плодов, но умирает через четыре или пять лет. Альтин лежит также на болоте и по местоположению похож на Равенну. В промежутке между обоими городами находится Бутрий, городок Равенны, и Спина, теперь деревенька, а в древности еллинский город. В Дельфах показывают сокровищницу Спинитов, и вообще история повествует о них, как о владыках моря. Говорят также, что первоначально город расположен был при море, а теперь он находится на материке, почти на девяносто стадий от моря. Равенна считается колонией Ѳессалийцев; потом не желая выносить обиды со стороны Тирренов, они приняли к себе добровольно некоторых Омбриков, еще и теперь владеющих городом, и возвратились домой. Эти города окружаются озерами и даже наводняются ими.
8) Опитергий, Конкордия, Атрия, Викентия и другие подобные городки имеют меньше озер и соединены с морем небольшими водными путями. Город Атрия был, говорят, значительным городом, именем которого с небольшим только изменением назван и залив Адрия. Акилея, более прочих приближающаяся к углу залива, основана и укреплена Римлянами против обитающих над нею варваров. По реке Натисону купеческие суда плавают вверх на шестьдесят стадий. Акилея служит рынком для Венетов, равно как и для иллирийских народов обитающих около Истра. Одни привозят произведения моря и вино в деревянных бочках, которые укладываются на повозки; другие доставляют невольников, скот и кожи. Акилея лежит вне пределов Венетской области, потому что город этот отделен от Венетов рекою, вытекающею из Альпийских гор; по ней совершается плавание вверх на протяжении тысячи двухсот стадий к городу Норею, где Гней Карбон имел неудачную битву с Кимбрами. Тут также есть места, где промывается много золота, и рудники железа. В самом углу Адрии находится Тимав, достойный упоминания храм Диомеда; он имеет гавань, прекрасную рощу и семь источников годной для питья воды, прямо изливающихся в море в виде широкой и глубокой реки. Полибий замечает, что все эти источники за исключением одного имеют соленую воду, почему, говорит он, туземцы называют место истоком и матерью Адрии. По словам же Посейдония, река Тимав, выходя из гор, низвергается в пропасть, потом, пронесшись под землею на расстоянии почти ста тридцати стадий, имеет выход у моря.
9) Владычество Диомеда на море свидетельствуется Диомедовыми островами, а также рассказами о Давниях и Аргосе Гиппии, о чем мы сообщим столько, сколько полезно для истории; большую же часть басен и ложных вымыслов следует оставить без внимания, как например, сказания о Фаэѳонте и Гелиадах, превращенных в тополи подле Еридана, который не существует нигде, но в баснях помещается близ По; тоже самое относится к островам Електридам перед По и к Мелеагридам на островах, потому что нет ничего подобного в тех местах. Некоторые писатели утверждают, что Диомеду у Венетов воздавались известные почести; и теперь еще в жертву приносится там белая лошадь. Тут же есть две рощи, одна посвящена Аргивской Гере, а другая Этолийской Артемиде. К этому по обыкновению присочиняют, что в рощах дикие звери живут мирно между собою, олени в одних стадах с волками, что они дозволяют людям подходить в ним и трогать их, и что наконец преследуемое собаками животное, забежавшее в эти места, больше не преследуется. Рассказывают также очень известный следующий случай: один из жителей, охотник до поручительств и за то подвергавшийся насмешкам, встретился однажды с охотниками, державшими в сетях волка; когда в шутку они сказали, что, если он поручится за волка и вознаградит причиненный им вред, то они выпустят волка из сети, тот согласился. Выпущенный на свободу волк погнал большое стадо непомеченных лошадей в конюшню поручителя. Получивши от волка такую благодарность, поручитель выжег на лошадях, отличавшихся больше быстротою, чем красотою знак волка и назвал их носителями волка. Получившие этих лошадей в наследство сохранили и выжженный знак на них и название породы лошадей, и кроме того постановили не продавать кобылиц, чтобы у них одних оставалась чистая порода, и действительно здешнее верховое искусство вошло во славу; теперь, как мы сказали, оно совершенно не существует. За Тимавом следует относящийся к Италии берег Истриев до Полы. Между обоими пунктами лежит крепость Тергеста, отстоящая от Акилеи на сто восемьдесят стадий. Пола заложена в заливе, имеющем вид гавани; в нем есть островки с хорошими пристанями и плодородные. Пола основана в древности Колхами, посланными за Медеей, которые, не исполнивши поручения, сами себя осудили на изгнание, как говорит Каллимах:
"Грек назвал бы его городом изгнанников; но их язык назвал его Полою".
Таким образом земля за рекою По заселена отчасти Венетами, а отчасти Истриями до Полы; над Венетами живут Варны, Кеноманы, Медоаки и Инсубры, одни из них были врагами Римлян, а Кеноманы и Венеты состояли в союзе с ними и до похода Аннибала, когда велись войны против Боев и Инсубров, и после.
10) Народы, обитающие по сю сторону реки По, занимают все пространство, ограничивающееся Ааеннинскими и Альпийскими горами до Генуи и Сабатов. Эгою местностью некогда владели главным образом Бои, Лигии, Сеноны и Гайсаты. Когда же Бои были выгнаны, а Гайсаты и Сеноны уничтожены, остались только народы лигистские и римские колонии. С Римлянами смешалось племя Омбриков (Умбров), а в иных местах и племя Тирренов. Оба племени до времени далекого распространения Римлян враждовали между собою из за первенства и, будучи разделены только Тибром, легко переходили друг, к другу; если иногда один народ выступал в поход на соседей, то и другой старался не отстать от первого в походе в ту же страну. Так, когда Тиррены послали однажды войска против варваров, живших около По, и сначала вели дело успешно, но потом вскоре были выгнаны вследствие изнеженного образа жизни, то Омбрики отправились в поход против выгнавших; потом, попеременно то одни, то другие овладевая различными местностями, они часть поселений подчинили Тирренам, а часть Омбрикам, Омбрикам больше, потому что последние были ближе. Римляне, завоевавши эти страны и пославши во многие места колонистов, удержали за собою и прежних тамошних обитателей. Теперь все они Римляне, хотя иные называются Тер-ренани, другие Омбривами, третьи Венетами, Липами, Инсубрами.
11) Замечательные города по по сторону По и по самой реке: Плакентия и Кремона, ближе всех, почти в середине долины; между ними и Аримином Парма, Мутина и близко от Равенны Бонония; затем посреди их маленькие городки, через которые идет путь в Рим: Анкира. Регий Лепид, Макры Кампы, где ежегодно бывает праздничное собрание народа, Клатерна, Форум Корнелий; Фавентия и Кайсена на реках Сании и Рубиконе почти уже касаются Аримина. Аримин как и Равенна - местожительство Омбриков. Оба города приняли римских колонистов. В Аримине есть гавань и река того же имени. От Плакентии до Аримина считается тысяча триста стадий. За Плакентией по направлению к границам земли Коттия, на расстоянии почти тридцати шести миль, стоит город Тикин, мимо которого протекает река того же имени в По. Несколько в сторону от дороги лежат Кластидий, Дерѳон и Аквыстатиеллы. Прямой путь в Окел вдоль По и реки Дурий имеет во многих местах обрывы, касается многих других рек, в числе которых и Друентии, и определяется в сто шестьдесят миль. Оттуда следуют уже Альпы и Кельтика. У гор, тянущихся за Луной, лежит город Луна; иные племена живут только деревнями. Страна однако населена густо, главным образом оттуда выходит воинственный народ; там же много всадников, из которых пополняется совет. Дерѳон значительный город, лежит на середине дороги из Генуи в Плакентию, отстоит от обоих на четыреста стадий; на этой же дороге и Аквыстатиеллы. О расстоянии между Плакентией и Аримином уже сказано. В Равенну вниз по реке По можно считать двое суток плавания. Большая часть страны по сю сторону По была некрыта болотами, через которые с трудом перешел Аннибал на пути в Тиррению. Но Скавр осушил равнины, прорывши судоходные каналы от По до Пармы. Впадающая в По при Плакентии Требия и многие другие реки переполняют страну. Это тот самый Скавр, который вымостил Эмилиеву дорогу, идущую через Пизу и Луну к Сабатам, а оттуда через Дерѳон. Есть другая Эмилиева дорога, которая продолжает Фламиниеву; Марк Лепид и Гай Фламиний были вместе консулами; покоривши Лигиев, они проложили две дороги: один Фламиниеву из Рима через область Тирренов и Умбрию до окрестностей Аримина, другой продолжение её до Бононии и оттуда, захвативши болота, до Аквилеи вдоль подошвы Альпийских гор. Границею со стороны прочей Италии той страны, которую мы называем Кельтикой по сю сторону, служили некогда Апеннинские горы над Тирренией и река Айсий, а впоследствии Рубикон. Обе реки вливаются в Адриатическое море.
12) Свидетельством доброкачественности этих местностей служит густота населения, величина и богатство городов, в чем тамошние Римляне всегда превосходили жителей остальной Италии. Обработанная земля в изобилии производит всевозможные плоды. Леса так богаты желудями, что Рим питается главным образом здешними стадами свиней. Благодаря обильному орошению страна производит много проса, а это - могущественное средство против голода, потому что просо устоит против всякой погоды, и в нем никогда не бывает недостатка, хотя бы другой хлеб и плохо уродил. Тут есть также замечательные смоляные заводы. На обилие вина указывают бочки, деревянные, величиною больше домов. Обилие смолы содействуют дешевизне вина. Мягкую и самую лучшую шерсть доставляют окрестности Мутины и реки Спутанны; жесткую дает Лигистика и страна Инсубров; большая часть домашней прислуги Италийцев одевается в платье из этой шерсти. Шерсть посредственного достоинства доставляется окрестностями Патавия; из неё ткут драгоценные ковры, одеяла и подобные вещи, волосатые с обеих сторон или с одной. Но все здешние рудники эксплуатируются теперь не одинаково усердно, быть может, вследствие того, что рудники заальпийских Кельтов и в Иберии богаче; но прежде ими занимались. Между прочим рудник был и в Веркеллах, деревня, соседняя с другою деревнею, Ихтиомулами, а обе они лежат подле Плакентии. До сих пор рассмотрена первая часть Италии.


[1] Ил. II, 852.

Глава вторая

Лигистика. Тиррены. Течение Тибра. Предварительные сведения о положении Омбров, Сабинов и Латинов. Происхождение и история. Тирренов. Город Керея. Купальни в Керее. Пеласги. Пространство Тиррении. Луна. Границы между Лигистикой и Тирренией. Пиза. Реки Арн и Эсар. Волатерры. Поплоний. Корсика; города ее: Блесинон, Харакс, Еникония, Вапаны. Сардиния; города: Каралис, Сульхи. Дальнейшее описание Этрурии: Косы, Грависка, Пирги, Альсий, Фрегена. Регисвилла. Арретий, Перузия, Вольсиний, Сутрий, Блера, Фереатин, Фалерий, Фалиск, Непита, Статония, Вейи, Ферония. Клузий. Озера: Умбрия, Сарсина, Аримин, Сена, Камарин. Река Метавр. Фан-Фортуна. Окрикул, Ларул, Нарна. Река Нар. Карсулы, Мевания. Река Тенея. Форум-Фламиний, Нукерия, Форум Семпроний, Интерамна, Сполекий, Айсис и Камерта. Америя, Тудер. Испел, Итур.
1) Второю частью Италии мы назовем Лигистику, лежащую в самых Апеннинских горах, между описанной вами Кельтикой и Тирренией. Она вовсе не заслуживает описания, разве следует заметить, что живут здесь деревнями, пашут и копают неровную землю, или точнее, разбивают камни, как выражается Посейдоний. Третьей частью владеют примыкающие к ним Тиррены, занимающие равнины до реки Тибра, и омываемые с восточной стороны главным образом этою рекою, а с противоположной Тирренским и Сардинским морями. Тибр вытекает из Апеннинских гор и наполняется водами многих рек; он протекает частью через самую Тиррению, затем отделяет от неё во первых Омбрику, во вторых Сабинов и Латинов, живущих подле Рима до берега. В ширину народы эти живут вдоль реки и Тирренов, а в длину один подле другого. Все три народа простираются начиная от моря до Апеннинских гор, близко подходящих к Адрии, прежде всего Омбрики, за ними Сабины и наконец Латины. Следовательно область Латинов лежит между морским берегом от Остии до города Синоессы и Сабиною (Остия - гавань Рима, у которой изливается Тибр, протекающий подле самого города); в длину она тянется до Кампании и Самнитских гор. Область Сабинов лежит между Латинами и Омбриками, простираясь до Самнитских гор или скорее касаясь Апеннинских гор у Вестинов, Пелигнов и Марсов Омбрики живут посередине между Сабиною и Тирренией, переходя через горы и простираясь до Аримина и Равенны. Тиррены начинаются у их моря и реки Тибра и кончаются у подошвы самых гор, обнимающих Тиррению от Лигистики до Адрии. Начиная с Тиррении, мы рассмотрим каждую часть в отдельности.
2) Тиррены называются у Римлян Этрусками и Тусками, Еллины назвали их так от Тиррена, сына Атия (Ἄτυς), который, как говорят, послал туда некогда колонистов из Лидии. Вынуждаемый голодом и бесплодием, Атий, один из потомков Геракла и Омфалы,
отец двух сыновей, удержал при себе одного из них по жребию, Лида, а другого, Тиррена, с большею частью народа выселил из родины. Тиррен назвал страну, в которую прибыл, от своего имени Тирренией и основал в ней двенадцать городов. Строителем их он назначил Таркона, по имени которого город был назван Таркинией. Так как Таркон с детства отличался большим умом, то и сочинили басню, будто он родился седым. В то время Тиррены, подчиненные одному правителю, были очень сильны; но впоследствии союз общин, кажется, рушился, власть разделилась между городами, и народ подпал под власть соседей; иначе они не покинули бы богатой страны и не обратились бы к морскому разбою на различных морях; будучи соединены вместе, они были бы достаточно сильны не только для отражения нападений, но и для наступательных действий и для отдаленных походов. После основания Рима является из Коринѳа Демарат с народом, принятый Тирренами, он приживает с туземкой сына Лукомона; сделавшись другом римского царя, Анка Марция, он сделался царем и переименовался в Л. Тарквиния Приска. И он, и прежде отец украсили Тиррению, один вывезши с собою из родины много художников, а другой, имея богатства из Рима. Говорят, что обстановка триумфа, одеяние консулов и вообще всех должностных лишь перенесены в Рим от Тирренов; равным образом пучки розог, топоры, трубы, жертвенные обряды, искусство гадания, общественная музыка, насколько пользуются ею Римляне. Сын итого Тарквиний был Тарквиний Второй Гордый, последний римский царь, изгнанный из Рима. Порсена, царь Клусинов, жителей Тирренского города, покушался было силою, возвратить ему престол, но будучи не в силах сделать это, прекратил распри и возвратился домой другом Римлян с почестями и большими подарками.
3) Вот о славе Тирренов, к чему следует прибавить еще подвиги Кайретанов.... они разбили Галатов, покоривших было Рим, напавши на них на обратном пути из Рима в земле Сабинов, и силою отняли добычу, добровольно выданную Галатам Римлянами; кроме того, они спасли бежавших к ним из Рима, бессмертный огонь и жриц Весты. Мне кажется, что Римляне по милости плохих правителей того времени не достаточно отблагодарили Кайретанов: даровавши право гражданства, они не вписали их в число граждан Рима; они даже занесли в таблицы Кайретанов некоторых других граждан, не пользовавшихся равенством прав. Напротив у Еллинов город этот за мужество и справедливость его жителей был в большом почете; они воздерживались от пиратства, хотя были сильнее всех прочих, и посвятили в Дельфийском храме так называемое сокровище Агиллаев. Агиллаей, называлась прежде нынешняя Кайрея, которая была, говорят, основана Пеласгами, пришедшими из Ѳессалии. Когда Лидяне, переименованные в Тирренов, пошли войною на Агиллаев, то один из них подошел к стене и спросил название города, вместо ответа кто-то из Ѳессалийцев со стены приветствовал его словомь χαῖρε (здраствуй), Тиррены, усмотревши в этом предзнаменование, назвали так взятый город. Некогда столь блестящий и знаменитый, в настоящее время этот город сохранил только следы прежнего величия; большею густотою населения отличаются теперь близлежащие теплые воды, которые называются Кайретанскими, куда съезжается много больных для лечения.
4) Что касается Пеласгов, то почти все согласны в том, что это древнее племя, которое распространилось по всей Елладе и преимущественно среди Эолийцев в Ѳессалии. Ефор говорит, что Пеласги - первобытные Аркадяне, которые, избравши военный образ жизни и обративши к нему многих других, передали всем прочим свое название, что они приобрели громкую славу и у Еллинов, и вообще у всех, к кому только когда-нибудь попадали. Действительно они имели поселения и на Крите, как говорит Гомер в речи Одиссея к Пенелопе:
"Язык одних смешивается с языком других; там живут
Ахай, здесь отважные туземцы Критяне, так Кидоны, Дорана с
тройным султаном на шлемах и божественные Пеласги".[1]
С другой стороны Пеласгическим Аргосом называется та часть Ѳессалии, которая лежит между устьями Пенея и Ѳермопилами до горной страны у Пинда, потому что некогда местности эти были во власти Пеласгов, а Додонского Зевса сам поэт называет Пеласгическим:
"О Зевс, владыка Додонский Пеласгический"![2]
Иные называли пеласгическими а народы Епира, потому что туда простиралось владычество Пеласгов. Так как многие герои назывались Пеласгами, то впоследствии многие народы получили их название. Так, назван был Пеласгией Лесб, и соседей Киликийцев, что в Троаде, Гомер называет Пеласгами:
"Гипоѳоой вел племена тех копейщиков Пеласгов, которые населяли плодородную Лариссу"[3].
Эсхил в "Просящих", или "Данаидах" выводит племя Пеласгов из Аргоса, что около Микен. И Пелопоннес, как утверждает Ефор, назывался Пеласгией. Еврипид в "Архелае" говорит, что:
"Данай, отец пятидесяти дочерей, пришедши в Аргос, основал город Инаха и постановил, чтобы называвшиеся прежде в Елладе Пеласиами именовались с этого времени Данаями".
Антиклид сообщает, что Пеласги заселили прежде всего Лекн и Имбр, и что отряд Пеласгов вместе с Тирреном, сыном Атия, переселился в Италию. Наконец историки Аттики говорит, что Пеласги жили даже в Аѳинах; так как они постоянно блуждали и подобно птицам посещали разные местности, куда только случай ни приводил их, то жители Аттики и назвали их Пеларгами.
5) Говорят, что наибольшую длину Тиррении представляет морской берег от Луны до Остии, около двух тысяч пятисот стадий, а ширина у гор меньше половины длины. Именно от Луны до Пизы считается больше четырехсот стадий; оттуда до Волатерр двести восемьдесят, от Волатерр до Поплония двести семдесять; от Поплония до Косы почти восемьсот, а по мнению других шестьсот. Полибий говорит, что в сумме нет тысячи четырехсот тридцати стадий. Из этих пунктов Луна - город и гавань; Еллины называют его гаванью и городом Селены. Самый город не велик, но бухта очень велика и хороша, заключает в себе несколько глубоких гаваней, что служило необходимым укреплением для народа, господствовавшего так долго и на таком огромном море. Гавань закрыта высокими горами, с которых можно наблюдать море, видеть Сардинию и значительную часть обоих берегов. Тамошние каменоломни содержат в себе белый и пестрый голубоватый камень в виде цельных пластов и столбов в таком количестве, что большая часть прекрасных зданий в Риме и в других городах сделаны из здешнего камня; доставка его оттуда легка, потому что каменоломни лежат близко над морем, а из моря груз принимается Тибром. Кроме того Тиррения доставляет строевой лес для домов в виде длинных ровных брусьев, большая часть которых спускается с гор в реку непосредственно. У гор, лежащих выше Луны, есть город Лука. Между Луной и Писой лежит местность Мак