Полития лакедемонян
I. (1) Но, поразмыслив однажды, как это Спарта, будучи одним из самых малолюдных полисов, оказалась могущественнейшей в Элладе, я не мог уяснить, по какой причине такое произошло; однако, когда принял во внимание обычаи спартанцев, то больше уже не изумлялся. (2) А вот Ликургом, давшим законы, подчиняясь которым спартанцы благоденствовали, восхищаюсь и признаю его человеком в высшей степени мудрым. Ведь он, не подражая остальным, даже и устанавливая противоположное законам многих других полисов, сделал свою родину всех превосходящей благосостоянием.
(3) Итак, начну с самого начала — с деторождения. Все другие эллины, дабы воспитать должным образом девушек, которым когда-нибудь в будущем предстоит рожать, кормят их насколько это возможно умереннее хлебом и другой едой, приучая либо вовсе отказаться от вина, либо разбавлять его водой. Иные требуют, чтобы их дочери, подобно большинству ремесленников, сидели бы себе за работою и пряли в одиночестве шерсть. Можно ли поэтому ожидать, что воспитанные подобным образом полноправные гражданки породят нечто достойное внимания? (4) А Ликург, полагая, что одежду способны изготовить и рабыни, для свободных важнейшим считал деторождение. В первую очередь он постановил женскому полу упражнять тело не меньше, чем мужскому, затем устроил состязания в беге и силе, как для мужчин, так и для женщин, считая, что от крепких людей и дети родятся здоровыми.
(5) Видя, что некоторые мужья в первое время неумеренно сближаются с женами, когда женщина переходит к мужу, спартанский законодатель и относительно этого придерживался иного мнения, полагая, что как входящему в женские покои, так и выходящему стыдно быть замеченным. И если супруги живут так, то с необходимостью относятся друг к Другу более страстно, и если при этом рождается дитя, то получается гораздо более здоровым, нежели если б они были друг другом пресыщены. (6) Кроме того, отменив тот обычай, при котором каждый берет жену, когда захочет, он постановил заключать браки в расцвете сил, считая и это полезным для хорошего рождения. (7) Если же случается старику иметь молодую жену, Ликург. видя, что люди такого возраста особенно ревностно стерегут жён, и в этом решил по-иному, и сделал так, что старик мог привести для деторождения такого мужчину, чье тело и душа его восхитили. (8) Если кто-то не хочет вообще иметь жены, но хочет иметь замечательных детей, то и для этого случая Ликург составил закон: «Ежели увидит кто женщину благородную и рождающую хороших детей, то сможет иметь от нее потомство, убедив в этом ее законного мужа». (9) Он позволяет и другие подобные вещи, жены ведь стремятся занимать два дома, а мужи — присоединять к своим родным сыновьям братьев, которые вступают в их род и воинское подразделение, но на имущество не притязают. (10) Желающий пусть рассмотрит, доставил ли он Спарте мужей выдающихся ростом и крепостью, придерживаясь мнения о деторождении, противоположного другим.
II. (1) Теперь же, рассказав о рождении, хочу поведать и о воспитании у тех и у других. Те из прочих эллинов, которые утверждают, что именно они наилучшим образом воспитывают сыновей, поступают следующим образом. Как только дети начинают понимать сказанное, к ним приставляют слуг-педагогов и посылают к учителям изучать грамоту, музыку и то, чем все обычно занимаются в палестре. К тому же изнеживают ноги детей обувью, тела ослабляют сменой гиматиев, а мерою в питании считают желудок. (2) А Ликург вместо того, чтобы к каждому ребенку приставляли отдельного раба-педагога, поставил управлять детьми взрослого человека из числа назначавшихся на высшие государственные должности, который получил название педонома. Ликург дал ему право собирать мальчиков и, наблюдая, не ведёт ли кто себя недостойно, строго взыскивать. Дал ему и биченосцев из юношей, чтобы те наказывали детей, когда это следует. Поэтому большая почтительность соседствовала там со столь же большим послушанием. (3) А вместо того, чтоб изнеживать ноги детей обувью, Ликург постановил укреплять их хождением босиком, считая, что если упражняться в этом, то намного легче будет взбираться по отвесным скалам, безопаснее и спускаться по крутым склонам. И если ноги закалены, то необутый прыгает, скачет и бегает быстрее, чем обутый. (4) И решил также: вместо того, чтобы изнеживать детские тела гиматиями, приучать к одному в год, полагая, что так лучше можно подготовить себя и к холоду, и к жаре. (5) Ликург постановил советовать мужскому полу употреблять пищи столько, чтоб никогда не страдать от пресыщения и знать нужду, полагая, что обученные таким образом, если только понадобится, смогут больше работать без пропитания. Да и на скудной пище, если только будет предписано, смогут лучше и дольше продержаться, меньше нуждаться в лакомствах и терпимее относиться ко всяческой еде. (6) И считал он, что кормление, делающее тела легкими, более способствует здоровой жизни и увеличению роста, нежели то, которое из-за обилия пищи ведет к телесной полноте.
Далее, он затруднил присвоение недостающего, но чтобы не слишком уж мучились воспитанники от голода, позволил красть им то, чем можно голод облегчить. (7) Никто не сомневается, думаю, в том, что Ликург позволил им самим добывать пропитание не потому, что не мог им его дать. Ведь ясно, что тому, кто собирается красть, нужно ночью не спать, а днем обманывать. И устраивать засады, и готовить лазутчиков необходимо тому, кто собирается что-то похитить. Итак, из всего этого, конечно же, следует, что желая сделать мальчиков более изобретательными в добывании необходимого, он таким образом воспитывал их и более способными к войне. (8) Может, кто-то скажет: почему же тогда, считая воровство благом, пойманному назначил он множество ударов? Отвечаю: потому, что и в остальном наставники всегда наказывают исполняющего что-либо плохо. Вот и наказывают е Спарте пойманных на краже детей, как плохо ворующих. (9) Также, считая прекрасным похищение наибольшего числа сыров у Орфии, другим приказал бичевать укравших, желая показать тем самым, что претерпевшему кратковременные страдания суждено долго радоваться доброй славе. В этом мы видим, что там, где требуется спешка, медлительный приобретает пользы мало, а забот множество.
(10) В том случае, если педоном удалится, чтобы дети не оказались без руководителя, Ликург дал право любому присутствующему из граждан приказывать мальчикам делать то, что считает полезным, и наказывать их, если в чем-либо провинятся. Сделав так, он добился того, что мальчики стали более почтительными. Ведь никого так не чтят дети и взрослые, как тех, кто имеет над ними власть. (11) Ну, а если не окажется поблизости ни одного мужа, то, чтобы дети и в этом случае не оставались без начальника, предписал он, что над любой илой должен командовать самый дельный из иренов. Так что никогда дети там не пребывают без руководителя.
(12) Следует сказать, по-моему, и относительно любви к мальчикам, ведь и это как-то касается воспитания. Так, у других эллинов мужчина и мальчик живут вместе в близкой связи, как у беотийцев, или как у элейцев — пользуются молодостью за подарки, — есть и такие, которые вовсе не допускают, чтобы поклонники общались с мальчиками. (13) Ликург и об этом имел противоположное всем мнение. Если кто-то, будучи человеком достойным, возлюбив душу мальчика, попытался сделать из него безупречного друга и быть с ним вместе, того Ликург хвалил и считал такое воспитание прекраснейшим. Считая одновременно позорнейшим, если кто-то обнаружит стремление к телу ребенка, законодатель сделал так, что в Лакедемоне поклонники ничуть не менее избегали любовной связи с любимцами, чем родители и дети, или родные братья. (14) Впрочем, не удивлюсь, если некоторые не поверят этому, ведь во многих полисах законы не препятствуют влечению к мальчикам. (15) Итак, сказано о лаконском воспитании и о воспитании прочих эллинов. При каком из них получаются мужи более послушные, более скромные и более сдержанные в чем следует — пусть, кто хочет, рассмотрит и это.
III. (1) Когда от детства переходят к отрочеству, тогда прочие расстаются с педагогами, расстаются и с учителями, и никто над отроками уже не начальствует, им предоставляют возможность быть самостоятельными. (2) Ликург же и в этом постановил противоположное. Заметив, что возрасту этому присуща наибольшая самоуверенность, а дерзость проявляется особенно сильно и присутствует сильнейшее желание удовольствий, именно в это время Ликург возложил на «их труды наибольшие и решил оставить им как можно меньше свободного времени. (3) Добавив также, что если кто-то станет избегать этого, того не ждет ничего хорошего в будущем, Ликург добился, что не только представители власти. но и рядовые граждане, заботящиеся о каждом, прилагали усилия, дабы вовсе не было в общине людей, от трудов уклонившихся и за это презираемых. (4) Вдобавок, сильно желая привить отрокам скромность, постановил, чтобы шли, держа свои руки в гиматиях, и двигались молча, да не смотрели бы по сторонам, но лишь на то, что под ногами. Вот отсюда и стало ясно, что род мужской и в сдержанности сильнее природы женской. (5) Ибо услышишь от них меньше слов, чем от каменной статуи, и меньше сможешь привлечь к себе их взгляд, чем если б они были медными, и сочтешь их даже более стыдливыми, нежели те девы, которые проживают в покоях; когда же приходят отроки в филитию, то насилу можно услышать от них хотя бы ответ на вопрос. Таким вот образом заботился Ликург о подростках.
IV. (1) О юношах заботился он особенно много, считая, что если они станут такими, какими должны быть, то гораздо больше будут способствовать благу полиса. (2) Итак, видя, что у тех, у кого особенно развито честолюбие, и хоры наиболее достойны того, чтобы их слушать, и гимнастические агоны — чтоб их смотреть, Ликург решил, что если и юношей столкнуть друг с другом на состязании в доблести, то они таким образом достигнут наибольшего мужества. А как он этого добился, я сейчас расскажу. (3) Так, эфоры отбирают из тех, кто находится в расцвете сил, трех человек, называемых гиппагретами, каждый из которых набирает сотню человек, объясняя, из-за чего он предпочитает одних, а других отвергает. (4) Таким образом, те, кому не досталась почесть, становятся враждебными по отношению к тем, кто их отверг, и к тем, кто был выбран вместо них, и следят друг за другом, как бы кто не совершил опрометчиво нечто противоположное тому, что считается у спартанцев прекрасным. (5) Это и становится самым приятным для богов и самым гражданственным состязанием, в котором обнаруживается, что следует делать чеговеку хорошему. И каждый в отдельности стремится всегда быть сильнейшим, и если понадобится, то поодиночке помогут юноши полису всеми своими силами. (6) Необходимо им также о телесной крепости позаботиться, ведь и в кулачный бой вступают юноши ради состязания, где бы ни встретились; разнять дерущихся, однако, властен любой присутствующий. А если кто не повинуется разнимающему, того педоном ведет к эфорам и они тогда сурово наказывают его, желая тем самым добиться, чтобы гнев не пересиливал когда-либо повиновения законам.
(7) Что же касается вышедших из юношеского возраста, из которых уже набираются высшие должности, то прочие эллины, прекращая заботиться долее об их физической крепости, тем не менее, предписывают им участвовать в походах. Ликург же ввел закон о том, что в таком возрасте мужчинам прекраснее всего охотиться, если только не препятствует какое-нибудь государственное дело, чтобы могли и эти граждане ничем не хуже юношей переносить воинские тяготы.
V. (1) Итак, почти все сказано о тех занятиях, которые Ликург учредил в законодательном порядке для всякого возраста, ну а какой он всем уготовил образ жизни, — я сейчас попытаюсь изложить. (2) Ведь Ликург, столкнувшись с тем, что спартанцы обедали у себя дома, как прочие эллины, и понимая, что при этом очень многое явно ведется нерадиво, ввел совместное питание, полагая, что так менее всего смогут нарушаться установленные им предписания. (3) И пищи назначил им столько, чтобы не пресыщаться, но и не испытывать недостатка. Многое сверх рациона добывается на охоте, а еще люди богатые вносят пшеничный хлеб вместо обычного ячменного. Так что общий стол никогда не бывает лишённым еды, пока не разойдутся все участники трапезы по своим домам, и не требует много расходов. (4) Также из питья, устранив напитки, не являющиеся необходимыми, которые расслабляют тело, расслабляют и рассудок, Ликург постановил пить каждому только тогда, когда испытывает жажду, полагая, что такое питье является самым безвредным и приятным. Когда таким образом питаются совместно, как же может кто-нибудь повредить чревоугодием либо пьянством себе самому или своему дому? (5) А еще ведь в иных полисах по большей части общаются друг с другом сверстники, которым менее всего свойственно стыдиться друг друга. Ликург же смешал в Спарте все возрасты, дабы младшие многому учились на опыте старших. (6) А еще ведь принято на филитиях говорить, что каждый мог бы сделать прекрасного в полисе. Вследствие чего там менее всего встречается дерзость, менее всего пьяный разгул, менее всего позорные дела и речи. (7) И ещё вот в чем полезно сказывается питание вне дома: они, участники общих трапез, стараются не ослабеть от вина, осознавая, что не останутся там, где отобедали, и надо им чувствовать себя в темноте так же, как днем, к тому же гражданам военнообязанным не позволяется ходить при свете факела.
(8) Когда заметил Ликург, что даже при одинаковом питании те, кто усердно трудится, имеют хороший цвет лица, становятся хорошо сложенными и сильными, а бездеятельные оказываются одутловатыми, безобразными и слабыми, то и этим не пренебрёг, но, осознавая, что, когда люди трудятся по своей воле, то имеют достаточно здоровое тело, предписал старшим в каждом гимнасии следить, чтобы никогда занимающиеся там сограждане не делали меньше, чем позволяет пропитание. (9) И мне кажется, что и в этом законодатель не ошибся, ибо нелегко найти среди эллинов людей более здоровых и физически сильных, чем спартанцы, поскольку они равным образом упражняют и ноги, и Руки, и шею.
VI. (1) Противоположно большинству мыслил он также в следующем. Ведь в остальных полисах каждый гражданин распоряжается и своими детьми, и домочадцами, и имуществом, а Ликург, желая устроить так, чтобы люди, ни в чем не вредя друг другу, наслаждались взаимным благом, сделал так, что каждый гражданин равным образом распоряжается своими и чужими детьми. (2) Когда кто-нибудь видит перед собой отцов тех детей, которыми распоряжается, то с необходимостью станет и сам распоряжаться так, как хотел бы, дабы распоряжались его детьми. Если же какой-то мальчик когда-нибудь, получив удары от чужого человека, расскажет об этом своему отцу, позорно не добавить ударов такому ребенку. Так отцы верят, что другие люди не потребуют от их детей Ничего позорного.
(3) Сделал Ликург и так, чтобы другим людям можно было воспользоваться чужими домочадцами, если кто-то станет испытывать в этом нужду. Он придумал также и общее пользование охотничьими собаками. Так что нуждающиеся просят у хозяев их собак на время охоты, тот же, кто сам не имеет досуга, с радостью их отпускает. И конями точно так же пользуются спартанцы, ведь больной или желающий куда-то быстро добраться человек, где только увидит коня, берет его и, попользовавшись, спокойно возвращает на место. (4) Сделал и так, чтобы не укоренилось следующее, принятое у других эллинов положение дел в тех случаях, когда задержавшиеся на охоте, если окажутся неподготовленными, то испытают нужду в продовольствии. Здесь Ликург постановил, чтобы те, кто сделал припасы, оставляли их, а нуждающиеся срывали бы печати и, взяв, сколько потребуется, вновь запечатывали кладовые. Таким образом, поскольку спартанцы обмениваются меж собой, даже те, кто имеет мало, пользуются всем тем, что имеется в городской округе, как только в чем-либо испытывают нужду.
VII. (1) И в следующем установил Ликург в Спарте противоположные другим законы. Конечно, в других полисах все наживают деньги, как только могут. Один занимается земледелием, другой — судовладением, третий торгует, а иные ремеслом кормятся. (2) В Спарте же Ликург запретил свободным людям думать о чем-либо, связанном с обогащением. То же, что приносит государствам свободу, постановил считать единственным достойным спартанцев делом. (3) И то правда, стоит ли богатство каких-либо усилий там, где он постановил делать равные взносы на продовольствие, вести одинаковый образ жизни, и так все устроил, что не стремились люди к деньгам ради наслаждений? Но не стоит обогащаться и ради гиматиев, поскольку полноправных граждан украшает не роскошная одежда, а телесная крепость. (4) Не стоит копить деньги и ради того, чтобы тратить их на товарищей, ведь сделал же Ликург так, что помощь того, кто прилагает физические усилия, более почетна, чем помощь тратящего деньги, указав, что одно — дело души, а другое — богатства. (5) Обогащаться же незаконно он запретил и сделал это следующим образом. Прежде всего ввел такую монету, что даже десять мин нельзя было внести в дом без ведома хозяев и домочадцев, ведь потребовалось бы и много места и снаряжение целой повозки. (6) Золото и серебро в Спарте разыскивают и, если где-то обнаруживают, имевший их подвергается штрафу. Стоит ли стремиться к обогащению там, где приобретение доставляет больше печали, нежели пользование — радости?
VIII. (1) То, что в Спарте весьма повинуются властям и законам, мы все знаем. Я же считаю: Ликург не взялся бы устанавливать такой порядок, прежде не сделав своими единомышленниками сильнейших в полисе граждан. (2) Подтверждением служит для меня то, что в других государствах люди, более могущественные, чем другие, не желают, чтобы считали их боящимися властей, но полагают: это свойственно человеку несвободному. В Спарте же сильнейшие граждане и подчиняются всего более властям, и гордятся тем, что покорны. Также гордятся они и тем, что когда зовут их, то они бегом, а не шагом являются на зов, полагая, что если сами будут ревностно подчиняться, то последуют за ними и все остальные. Так на самом деле и произошло. (3) Вероятно, и могущество эфората граждане учредили сами, признав повиновение властям и законам величайшим благом для полиса, для войска и для дома, ведь чем большее могущество имеет власть, тем сильнее, как они полагали, будет она побуждать граждан к повиновению. (4) Поэтому эфоры вправе подвергнуть штрафу кого пожелают, и сделать это они могут немедленно. А могут еще эфоры отстранить на время архонтов и заключить в тюрьму, поставив перед судом вопрос об их казни. Имея такое большое могущество, спартанские эфоры не позволяют, как это делается в других полисах, избранным на должности лицам все время управлять в течение года, как захотят, но, подобно тираннам и эпистатам на гимнастических состязаниях, лишь заметят нечто противозаконное, сразу же немедленно наказывают преступившего закон.
(5) Множество есть и других удачных идей, с помощью которых Ликург пожелал склонить сограждан к повиновению законам. Среди прекраснейших можно также назвать и то, как мне кажется, что он передал народу законы не ранее, чем придя с сильнейшими согражданами в Дельфы и вопросив божество о том, будет ли выгоднее и лучше для Спарты, если станет она подчиняться установленным им законам. Когда же оракул в ответ изрек, что будет это лучше всего, Ликург передал лакедемонянам такое речение, постановив, что не подчиняться предписанным Пифией правилам — не только противозаконно, но и кощунственно.
IX. (1) Достойно удивления у Ликурга и то, как добился он, чтобы в государстве этом прекрасная смерть считалась предпочтительнее позорной жизни. И действительно, при рассмотрении обнаруживается, что согласные с этим мнением люди погибают реже, нежели те, кто предпочитает бежать от опасности. (2) Так что поистине можно сказать следующее: доблесть позволяет дольше остаться в живых, нежели малодушие, ведь она и легче, и приятнее, и доступнее, и устойчивее. Ясно и то, что добрая слава всегда следует за доблестью, поскольку и сражаться-то все хотят рядом с людьми доблестными. (3) Каким же образом спартанский законодатель устроил, чтобы так было? И это нам хорошо бы не упустить, поскольку он явно уготовил доблестным гражданам счастье, а негодным — злосчастье. (4) Ведь в иных полисах, если кто и окажется негодным, то лишь по названию будет считаться таковым, а на самом-то деле этот «негодный» на агоре находится наряду с доблестным и сидит совместно с ним на собраниях, и упражняется в палестрах, если пожелает. В Лакедемоне же всякий полноправный гражданин постыдился бы иметь негодного человека товарищем по палатке и состязаться с таковым в борьбе. (5) Часто, когда распределяют играющих в мяч, остается такой человек без места, и на праздничных хорах изгоняется он на непочетные места, и на дорогах должен уступать другим, и с места вставать даже перед младшими. А девушек, находящихся с ним в родстве, воспитывать должно дома, так что и на них переносится вина и пребывают они без мужей. Очаг человека негодного оставаться должен пустым, без жены, и за это должен он платить штраф. Нельзя выходить ему, умастившись маслом, нельзя и подражать безупречным гражданам, или в противном случае должен он получить удары от более достойных. (6) Я же нисколько не удивлюсь, что при подобном бесчестии, наложенном в Спарте на негодных людей, смерть здесь предпочитают такой бесчестной и позорной жизни.
X. (1) Мне представляется, Ликург прекрасно устроил и то, что доблесть упражняли спартанцы до самой старости. Назначив на конец жизни избрание в герусию, он добился того, что и в старости не пренебрегают граждане нравственным совершенством. (2) Достойно удивления, как заботился он о доблестных людях, достигших старости: сделав геронтов главными в судебных делах о жизни и смерти, добился, что старость стала почетнее, чем физическая крепость людей, находящихся в расцвете сил. (3) Естественно, состязание это весьма занимает людей. Прекрасны ведь и гимнастические агоны, однако они являются телесными состязаниями, состязание же за герусию представляет собой испытание доблестных душ. Итак, насколько душа лучше тела, настолько и состязания человеческих душ более достойны старания, нежели состязания физических сил.
(4) А это ли не достойно у Ликурга великого изумления: когда заметил он, что желающих развивать свою доблесть недостаточно для того, чтобы приумножить могущество родины, то вынудил каждого в Спарте лублично упражняться во всяческих добродетелях?! Как отличаются друг от друга частные лица, упражняющиеся в добродетели и пренебрегающие ей, так и спартанский полис, с очевидностью, отличается от всех остальных эллинских полисов доблестью, как единственный из всех, развивающий нравственное совершенство собственных граждан в порядке государственной необходимости.
(5) И не прекрасно разве следующее установление: когда прочие полисы наказывают тех из граждан, которые наносят обиду другим, Ликург не меньшее наказание наложил на тех, кто открыто пренебрегает возможностью быть как можно лучше?! (6) Вероятно, считал он, что от поработителей, грабителей или воров страдают лишь те, кому нанесен ущерб, негодные же и трусливые люди предают целые государства. Так что, как мне кажется, он наложил величайшие наказания на таких людей по справедливости. (7) Он также ввел безусловную необходимость упражняться во всех гражданских добродетелях. Ведь для тех, кто выполняет предписанное законом, сделал он полис своим в одинаковой мере, не считаясь нисколько с недостатками тела или имущества. А если кто из-за трусости не исполнит предписанного законом, того Ликург постановил не причислять к равным.
(8) Ясно ведь, что законы эти древнейшие, ибо Ликург, говорят, родился во времена первых потомков Геракла, но, будучи древними, они и по сей день для остальных эллинов новейшие. И что удивительнее всего, ведь все хвалят эти порядки, а подражать им не хочет ни один полис.
XI. (1) Все это вместе взятое хорошо как для мира, так и для войны. Если же кто-то желает узнать, что именно Ликург и в войске устроил лучше, чем другие, можно послушать и об этом. (2) Прежде всего эфоры провозглашают, до какого возраста следует выступать в поход и конникам, и гоплитам, и, наконец, ремесленникам. Так что, чем люди пользуются у себя в полисе, всем этим лакедемоняне располагают в военном походе. А если какие из инструментов и понадобятся всему войску, то часть из них предписано везти на повозке, другие — на вьючных животных; при этом менее всего скроется недостающее. (3) Для сражения Ликург предписал иметь пурпурную столу и медный щит. Он посчитал, что это менее всего подобает женщинам и является наиболее подходящим для войны, быстро доводится до блеска и меньше пачкается. Предписывает он и длинные волосы для перешагнувших порог юности, считая, что так воины будут казаться более рослыми, благородными и грозными. (4) И таким образом обустроив это, он разделил конников и гоплитов на 6 мор. Каждая из этих гражданских мор имеет одного полемарха, четырех лохагов, 8 пентеконтеров и 16 эномотархов. Из этих мор по команде все воины распределяются на эномотии, когда на три, а когда и на шесть.
(5) Большинство считает лаконский вооруженный строй самым сложным, но такое предположение совершенно расходится с действительностью, ведь в лаконском строе командиры стоят первыми и каждый ряд бойцов имеет все, что необходимо ему в сражении. (6) Так легко понять все особенности подобного построения, что всякий, кто способен распознавать людей, не ошибется, ведь одним дано на войне предводительствовать, другим положено следовать за ними. Маневры эномотарх, подобно глашатаю, объявляет словесно, — так фаланги и становятся то уже, то глубже, и нет здесь ничего трудного для осмысления. (7) Точно так же приходится сражаться и с появившимся внезапно противником, даже если будут расстроены вдруг ряды бойцов. А вот такой порядок уже вовсе нелегко понять всем, кроме тех, кто воспитан по законам Ликурга. (8) Чрезвычайно легко делают лакедемоняне то, что кажется весьма трудным гоплитам других армий. Ведь когда движутся они флангом, то обычно одна эномотия следует за другой в затылок. Если, однако, вражеская фаланга покажется при этом с противоположной стороны, то эномотарху предписывается поворачиваться влево, пока фаланга не окажется прямо напротив врагов. А если враги при таком расположении спартанского войска покажутся с тылу, то каждый ряд бойцов тогда разворачивается так, чтобы сильнейшие всегда находились напротив врагов.
(9) Когда командир оказывается на левом фланге, то и в этом спартанские воины для себя видят не ущерб, а преимущество, ведь если кто-то и попытается взять их в кольцо, то окружит с защищенной стороны. А если когда предводителю окажется выгоднее по какой-то причине занимать правое крыло, то, повернув агему флангом, разворачивают всю фалангу так, чтобы предводитель находился справа, арьергард же слева. (10) Если же враги окажутся с правой стороны войска, движущегося крылом, то лакедемоняне не предпринимают ничего иного, но только поворачивают каждый лох, словно триеру, носовой частью к противнику, и тогда получается, что лох, находящийся в тылу, оказывается в стороне копья [т. е. справа]. Если же враги подходят с левой стороны, они этого не допускают, но отражают их натиск или поворачивают противостоящие лохи во фронт к противнику и тогда уже лох, стоящий в тылу, располагается в стороне щита [т. е. слева].
XII. (1) Расскажу и о том, каким образом Ликург счел целесообразным располагаться лагерем. Принимая во внимание бесполезность в данном случае углов четырехугольника, он постановил разбивать лагерь в форме круга, если только позади не будет безопасной горы, стены или реки. (2) Дневную стражу, состоящую из гоплитов, поставил смотреть внутрь лагеря, и выставлены эти гоплиты были для присмотра за союзниками, а не врагами. Врагов же стерегут конники, расставленные в таких местах, откуда открывается наилучший обзор всей местности. (3) Если кто ночью выходит из места расположения фаланги, то за таким человеком Ликург назначил наблюдать скиритам, а сейчас такое поручение дается спартанцами и иноземцам, из которых кое-кто находится с ними в походе. (4) А что всегда ходят лакедемоняне с копьями, то нужно знать — это происходит по той самой причине, по которой их рабы не допускаются к тяжелому вооружению. А что касается уходящих из расположения лагеря за снабжением, то не следует удивляться этому, ведь отходят они друг от друга и от оружия лишь настолько, чтобы не беспокоиться по поводу взаимной безопасности. И это тоже делают ради собственной же безопасности. (5) Лагеря перемещают часто, чтобы нанести урон врагу и помочь союзникам.
Закон повелевает всем лакедемонянам, когда они находятся в лагере, заниматься гимнастикой, дабы стать уверенными в себе и казаться благороднее других; прогулка или бег должны охватывать не больше пространства, чем занимает одна мора, чтобы никто не оказался вдали от собственного оружия. (6) После гимнастики старший полемарх объявляет через глашатая садиться всем воинам по своим местам, и это есть как бы смотр, затем подается команда завтракать, сразу после чего лакедемоняне отпускают дозорного; позже начинаются беседы и отдых перед вечерними гимнастическими упражнениями. (7) Потом оглашается сигнал к ужину и после того, как воины воспоют хвалу богам, от которых получены были благие предзнаменования, они ложатся отдыхать. Не следует удивляться, что я много об этом пишу, поскольку в том, о чем надо заботиться в военных делах, у лакедемонян менее всего можно обнаружить упущения.
XIII. (1) Расскажу и о том, какую власть и честь уготовил Ликург царю, находящемуся при войске. Итак, во время похода прежде всего полис кормит царя и тех, кто рядом с ним. А живут с ним в одной палатке полемархи, чтобы, находясь всегда поблизости, могли бы дать совет, если понадобится. Вместе с царем в палатке живут также другие трое мужей из числа равных, которые заботятся обо всем необходимом для полемархов и царя, чтобы заботы такого рода не отвлекали руководстве от воинских дел.
(2) Но вернемся к тому, как царь выступает в поход с войском. Ведь поначалу, еще дома, он и приближенные его приносят жертвы Зевсу Предводителю. (3) И если жертвоприношение оказалось благоприятным, огненосец, взяв огонь от алтаря, следует впереди всех по направлению к границам страны, где царь вновь приносит жертвы Зевсу и Афине. Когда жертвы обоим этим божествам оказываются благоприятными, войско покидает пределы страны. Неугасимый огонь от этих жертвоприношений несут впереди спартанского войска, а различные жертвенные животные движутся следом. И когда царь приносит жертвы, то всегда начинает он это дело еще затемно, желая предвосхитить благоволение божества, (4) При жертвоприношении присутствуют полемархи, лохаги, пентеконтеры, командиры наемников, начальники обоза и те, кто пожелает, из числа стратегов от союзных полисов. (5) Присутствуют также два эфора, которые ни-чео не делают во время похода без приказа царя, но по обыкновению, видя, чем занимается каждый спартанский воин, всех поучают. По окончании жертвоприношения царь, созвав всех, приказывает, что нужно сделать. Так что, наблюдая это, можно подумать: все остальные воины из числа эллинов — самоучки, и одни лишь лакедемоняне, по сути, мастера воинских дел.
(6) Когда царь выступает во главе войска и врагов не видно, то перед ним не идет никто, кроме скиритов и конных разведчиков, если же ожидается сражение, то царь, взяв агему из первой моры, ведет ее, развернув по направлению к копью направо, чтобы оказаться меж двух мор и двух полемархов... (7) Людей, которым надлежит располагаться за ними, выстраивает старший из тех, которые наряду с царем содержатся на государственный счет, — среди этих есть и те из числа равных, которые живут в одной палатке вместе с царем, и гадатели, и врачи, и флейтисты, следующие обычно впереди войска, и добровольцы, ежели таковые найдутся. Так что из необходимого ни в чем не испытывают лакедемоняне недостатка, ведь предусмотрено все у них заранее.
(8) Чрезвычайно полезно, как мне кажется, и то, что Ликург придумал для битвы в тяжелом вооружении. Когда покажутся уже враги и заклана будет коза, законом установлено, чтобы все присутствующие флейтисты заиграли на флейтах и никто из лакедемонян не оставался бы неувенчанным; предписал Ликург также, чтобы вооружение воинское сверкало. (9) Спартанскому юноше надлежит вступать в битву тщательно причесанным, радостным и достойным славы.
Приказы эномотарха повторяют подчиненные ему воины, ведь по всей эно-мотин не слышно сказанного эномотархом за пределами нескольких рядов вверенного ему подразделения. О том, чтобы все обстояло как следует в каждой море, надо заботиться полемарху, (10) А когда наступает время расположиться лагерем, то этим распоряжается царь и указывает то место, где следует всему войску остановиться. Отправлять посольство как к союзникам, так и к врагам — тоже обязанность царя. И начинают-то все, когда пожелают что-либо сделать, обычно с царя. (11) Итак, если придет к царю кто-то, нуждающийся в судебном разбирательстве, он отправляет того к элланодикам, если в деньгах нуждающийся вдруг объявится --к казначеям, если же приносит кто добычу — к лафирополам. При подобном порядке царю в походе не остается ничего более, как пред богами быть жрецом, а пред людьми — стратегом.
XIV. (1) Если бы кто спросил меня теперь, считаю ли, что и поныне законы Ликурга пребывают неизменными, клянусь Зевсом, я бы не осмелился так утверждать. (2) Уж мне-то известно, что лакедемоняне предпочитали прежде жить в умеренности дома, среди своих, нежели, будучи гармостами в чужих городах, развращаться лестью. (3) Знаю и то, что прежде боялись они быть изобличенными во владении золотом, а сейчас есть среды них и такие, которые хвастают своим имущественным достатком. (4) Знаю и то, что прежде ради того и существовала у спартанцев ксенеласия и не позволялось им выезжать из полиса, чтобы граждане не перенимали беспечность от иностранцев. А ныне знаю людей, считающихся первыми среди спартанских граждан, которые озабочены, чтобы никогда не перестать быть гармостами за рубежом. (5) Заботились ранее спартанцы и о том, чтобы быть достойными первенства, теперь же всё больше стремятся властвовать, нежели быть достойными власти. (6) Вот почему и шли прежде эллины в Лакедемон, и просили возглавить их против тех, кто казался нарушителями справедливости, теперь же многие призывают друг друга, чтобы воспрепятствовать лакедемонянам вновь управлять ими. (7) Всё же не следует удивляться таким упрекам в их адрес, поскольку стало очевидным, что они не подчиняются теперь ни божеству, ни законам Ликурга.
XV. (1) Хочу поведать и о том, какие отношения Ликург утвердил меж царем и полисом, ведь единственная из всех остальных власть эта сохраняется и поныне такой, какой возникла вначале: всякие же иные ветви власти находим мы теперь у спартанцев уже измененными либо меняющимися. (2) Итак, постановил законодатель: царю, как происходящему от божества, приносить общенародные жертвования от имени государства и вести за собою войска туда, куда посылает его полис. (3) Даровал и почетное право брать лучшие части от жертв и столько лучшей земли во многих общинах, расположенных вокруг города Спарты, дабы никогда басилей не испытывал нужды в умеренном количестве чего-либо, но и не превосходил бы остальных сограждан богатством. (4) Когда же располагались цари в походных шатрах за пределами полиса и его хоры, Ликург учредил особую палатку на общественный счет и почтил басилеев двойной порцией за трапезой — не для того, чтоб ели они в два раза больше всех остальных лакедемонян, но чтобы могли из этого почтить тех, кого захотят. (5) И позволил каждому из басилеев выбрать двух сотрапезников, которые называются пифиями. Разрешил также брать поросенка от каждого помета всех свиней, дабы царь всегда совершить мог жертвоприношение, если понадобится посоветоваться ему о чем-то с богами. (6) Рядом с ойкосом каждого спартанского басилея находится пруд, дающий изобилие воды; о том, что это чрезвычайно полезно, лучше знают люди, не имеющие подобного преимущества. (7) Все сидящие почтительно поднимаются перед царем и лишь эфоры не встают со своих кресел. Ежемесячно обмениваются они клятвами: эфоры — за полис, царь — за себя; он клянется царствовать по законам, существующим в полисе, а полис — хранить царскую власть незыблемой при соблюдении царем его клятвы. (8) Вот какие почести, лишь немногим превосходящие привилегии частных лиц, даны царю при жизни на его родине; законодатель ведь не пожелал ни придавать царям тираническое высокомерие, ни внушать гражданам зависть по отношению к власти своих басилеев. (9) Что же касается почестей, оказываемых почившему царю, то законы Ликурга тем самым хотят показать, что цари лакедемонян почитаются не как люди, но как герои.