Книга Шестая
Глава I
Так провели они этот день и, поужинав, легли спать. На следующий день рано утром все союзники[1] собрались к шатру Киаксара. Царь, услышав, какая большая толпа собралась у его дверей, стал одеваться для выхода, а в это время друзья подводили к Киру просителей: одни - кадусиев, которые умоляли его остаться, другие - гирканцев, третий - саков, четвертый - Гобрия, а Гистасп привел евнуха Гадата, который тоже умолял Кира остаться. Кир, конечно, знал, что Гадат давно терзается страхом, как бы войско Кира не было распущено, и потому он с улыбкой обратился к нему:
- Ясно, Гадат, что это Гистасп убедил тебя думать так, как ты говоришь сейчас.
В ответ Гадат воздел руки к небу и поклялся, что вовсе не Гистасп убедил его в этом.
- Ведь я знаю, - сказал он, - что если вы уйдете, мое дело погибнет окончательно. Вот почему я сам заговорил с Гистаспом и спросил его, не знает ли он, как ты намерен поступить [относительно роспуска войска][2].
- Стало быть, - заметил Кир, - я несправедливо упрекаю нашего Гистаспа.
- Конечно, несправедливо, Кир, клянусь Зевсом, - воскликнул Гистасп. - Ведь я сказал Гадату только одно: что тебе нельзя продолжать поход, поскольку отец отзывает тебя обратно.
- Что ты сказал?-переспросил Кир. - Неужели ты посмел болтать об этом, даже не зная, хочу я того или нет?
- Конечно, клянусь Зевсом, - подтвердил Гистасп. - Ведь я вижу, как ты сгораешь от желания явиться в Персию в ореоле славы и рассказать отцу по порядку, как ты добился таких успехов.
- А ты разве не хочешь вернуться домой?-спросил его Кир.
- Нет, клянусь Зевсом, - отвечал Гистасп, - я не двинусь отсюда, но останусь и буду вести войну, пока не сделаю нашего Гадата владыкой над ассирийским царем.
Так они беседовали друг с другом, полушутя-полусерьезно. Но вот, наконец, из своего шатра вышел Киаксар, облаченный в торжественный наряд, и уселся на мидийском троне. Когда собрались все, кто должен был присутствовать, и воцарилось молчание, Киаксар сказал:
- Доблестные союзники, так как я нахожусь среди вас и так как я старше Кира, то будет, пожалуй, справедливо, чтобы я и начал разговор. Я думаю, что сейчас как раз настал момент обменяться мнениями насчет того, стоит ли продолжать военные действия, или же пора распустить войско. Пусть каждый выскажется по этому поводу, как он думает.
После этого первым взял слово предводитель гирканцев.
- Доблестные союзники, - сказал он, - я не знаю, для чего нужны слова там, где сами дела подсказывают лучшее решение. Ведь мы все понимаем, что общими силами можем причинить неприятелям больше вреда, чем они нам. А когда мы все были порознь, они обращались с нами так, чтобы себе доставить как можно больше выгод, а нам - неприятностей.
За ним выступил предводитель кадусиев:
- Что касается нас, то нам едва ли пристало говорить о том, чтобы, вернуться домой и расторгнуть союз, раз уже даже во время похода отделение от основных сил, как и следовало ожидать, не пошло нам на пользу[3]. Действуя в течение недолгого времени отдельно от остальной массы вашего войска, мы дорого заплатили за это, как, впрочем, вы и сами знаете.
После него слово взял Артабаз, тот самый, который некогда выдавал себя за родственника Кира:
- Я не согласен, Киаксар, с теми, кто говорил до меня, только в одном: они заявляют, что надо остаться для ведения войны, а я утверждаю, что воевал именно тогда, когда был дома. Там мне часто приходилось спешить на помощь соплеменникам, когда враги грабили наше достояние, и столь же часто беспокоиться о наших крепостях, охраняя их от вражеских нападений, причем за все это я должен был расплачиваться собственными средствами. А теперь я сам владею чужими крепостями, не боюсь врагов, ем и пью за счет неприятелей. Таким образом, жизнь дома была военной службой, а нынешняя жизнь - сплошной праздник, и потому, - заключил он, - я вовсе не желаю роспуска этого торжественного собрания[4].
За ним выступил Гобрий:
- Что касается меня, доблестные союзники, то до сих пор я мог лишь восхищаться добросовестностью Кира, ибо он ни в чем не нарушал своих обещаний. Но если он теперь уйдет из нашей страны, то, ясно, ассирийский царь воспрянет духом, не понеся наказания за обиды, которые он пытался причинить вам и которые причинил мне. Зато меня он снова покарает, потому что я посмел стать вашим другом.
После них всех выступил Кир, который сказал:
- И мне, воины, также совершенно ясно, что если мы распустим войска, то наша мощь уменьшится, а силы врагов снова возрастут. Ведь те из них, у которых мы отобрали оружие, быстро обзаведутся новым, а те, кто лишился коней, тоже скоро приобретут себе других. На место погибших воинов заступят новые, молодые, так что не придется удивляться, если очень скоро они снова смогут докучать нам. Отчего же тогда я попросил Киаксара обсудить вопрос о роспуске войска? Знайте, что я сделал это из страха за будущее. Ибо я вижу, как к нам приближаются враги, с которыми мы не сможем бороться, если будем продолжать войну прежними методами. В самом деле, наступает зима, а кров, в лучшем случае, есть у нас самих, но его, клянусь Зевсом, нет ни для лошадей, ни для слуг, ни для массы простых воинов, без которых, однако, мы никак не сможем продолжать войну. Что же касается продовольствия, то там, где мы побывали, все запасы истощены, а куда мы не дошли, там местные жители из страха перед нами уже свезли их в укрепленные места с тем, чтобы самим пользоваться всем необходимым, а нам не оставить ни крошки. Итак, я спрашиваю вас: кто настолько мужествен, настолько силен, что сможет воевать, изнемогая в борьбе с голодом и холодом?[5] Если мы будем воевать, как прежде, то, говорю я вам, лучше нам по доброй воле окончить поход, чем быть принужденными к отступлению поневоле. Если же мы всерьез хотим продолжать войну, то я советую сделать следующее: нам надо как можно скорее лишить неприятеля большей части его укреплений и одновременно создать для себя как можно больше таких укрепленных пунктов. В этом случае продовольствия больше будет иметь та сторона, которая успеет захватить и отложить на хранение больше припасов, при этом блокаде подвергнутся именно те, которые окажутся слабее. В настоящий момент мы ничем не отличаемся от плывущих в море; эти. последние тоже плывут и плывут, но пройденное ими пространство ничуть не становится для них роднее того, по которому они еще не плыли. Однако, если в нашем распоряжении окажутся крепости, то это лишит врагов власти над их же собственной страной, мы же обеспечим себе большую безопасность. Быть может, кое-кого из вас пугает, что придется нести сторожевую службу вдали от родины; но пусть это вас не страшит. Мы сами, поскольку мы и так находимся вдали от своей земли, обещаем вам сторожить пункты, ближе всего расположенные к врагу, а вы захватывайте и осваивайте районы Ассирии, сопредельные с вашими землями. Ведь если мы сумеем охранить пункты, находящиеся вблизи от неприятелей, то вы, владея их дальними пределами, будете в полной безопасности, ибо я уверен, что они не посмеют пренебречь ближайшей опасностью ради более дальнего похода против вас.
Лишь только Кир закончил свою речь, как все присутствующие, не исключая и самого Киаксара, стали подниматься и заявлять о своей готовности следовать этому плану; а Гадат и Гобрий вызвались даже, если союзники изъявят на то свое согласие, построить [каждый][6] новую крепость так, чтобы это тоже служило опорой союзникам. Под конец Кир, видя, что все готовы выполнять его предложения, сказал:
- Если мы действительно хотим довести до конца то, что считаем необходимым сделать, то нам надо поскорее раздобыть осадные орудия для разрушения вражеских стен[7] и строителей для возведения своих укреплений.
После этого Киаксар пообещал, что он сам позаботится об изготовлении одной осадной машины, другую пообещали соорудить Гадат и Гобрий, третью - Тигран. Сам же Кир заявил, что он постарается изготовить целых две. Когда это было решено, каждый стал разыскивать мастеров и заготовлять все необходимое для строительства машин. Для руководства работами назначили специальных людей, которые казались наиболее подходящими для такого дела. Когда Кир убедился, что для всего этого понадобится довольно много времени, он расположил войско в месте, которое, на его взгляд, было самым здоровым для людей и самым доступным для подвоза необходимых материалов. Он позаботился о том, чтобы укрепить все подступы, нуждавшиеся в защите, так чтобы часть войска, которой придется здесь оставаться, была в безопасности, даже если бы он продвинулся с главными силами далеко вперед. Кроме того, расспросив людей, наиболее, по его мнению, знакомых с местностью, и узнав от них, где более всего можно достать припасов для войска, он непрерывно выводил воинов для сбора провианта, стремясь одновременно к тому, чтобы запасти для войска все необходимое, чтобы его люди оставались здоровыми и крепкими благодаря непрерывным переходам и чтобы в походах при доставке провианта они помнили о воинском порядке.
Итак, Кир был занят этими делами. Между тем из Вавилона от перебежчиков и от пленных поступили одинаковые известия, что ассирийский царь отправился в Лидию, взяв с собой на много талантов золотых и серебряных денег, а также другие сокровища и разнообразные драгоценности. Простые воины сразу же стали говорить, что неприятель в страхе уже вывозит свои богатства в безопасное место. Но Кир понимал, что ассирийский царь отправился собирать против него новое войско, и потому он энергично стал готовиться к встрече, убежденный, что сражения не избежать. Он старался пополнить ряды персидской конницы[8], забирая коней у пленных, а иногда получая их от друзей. Вообще он принимал все необходимое от любого и не отвергал ничего, предлагал ли кто-нибудь отличное оружие или коня. Кир также занялся оборудованием новых колесниц, используя для этого колесницы, захваченные у врага или раздобытые как-либо иначе. При этом он отказался от того способа использования колесниц, который был распространен прежде, во времена Троянской войны[9], и которым еще и теперь пользуются киренцы[10]; ведь в старину жители Мидии, Сирии, Аравии и вообще все азиатские народы пользовались колесницами так, как теперь это делают киренцы. По его мнению, при таком способе бесспорно лучшая часть войска - ибо на колесницах сражались самые отборные воины - оказывалась на положении простых зачинщиков сражения, не влияющих решающим образом на исход боя. Ведь для трехсот колесниц требуется триста специальных бойцов, а вместе с ними и тысяча двести лошадей; возничими у них служат, естественно, самые надежные, самые храбрые люди; число этих последних, которые ничем сами не чинят вреда неприятелю, тоже доходит до трехсот. Так вот, Кир отказался от прежнего способа использования колесниц. Вместо этого он соорудил новые боевые колесницы, с крепкими колесами, чтобы они меньше ломались, и на длинных осях, потому что широкая повозка меньше рискует перевернуться. Кузов для возничих он велел сделать, как башню, из крепких досок. Высота его доходила до уровня локтей, так чтобы можно было править лошадьми над кузовом. Возничих он одел в панцири, закрывавшие все, кроме глаз. Затем он велел приделать железные серпы, примерно в два локтя длиною, к осям по обе стороны колес и другие серпы - под осью, направленные вниз в землю, чтобы возничие могли гнать колесницы прямо на врагов. Этим типом колесниц, который тогда ввел Кир, пользуются еще и сейчас все народы, живущие во владениях персидского царя[11]. Было у Кира также и большое количество верблюдов, собранных у дружески настроенных племен или захваченных у врагов.
Вот какие меры были приняты Киром. Вместе с тем он хотел послать какого-нибудь соглядатая в Лидию и узнать, что делает ассирийский царь. Он решил, что для этой цели более всего подойдет Арасп, тот самый, который сторожил прекрасную пленницу. С этим Араспом приключилась такая беда: он полюбил свою пленницу и, охваченный страстью, стал уговаривать ее ответить взаимностью. Однако женщина ответила отказом и оставалась верна своему мужу, которого она, невзирая на разлуку, любила всей душой. Все же она не пожаловалась на Араспа Киру, не решаясь вносить раздор между друзьями.
Но когда Арасп, думая, что этим он поможет достижению желаемой цели, стал угрожать женщине и заявил, что если она не уступит по доброй воле, то сделает это по принуждению, тут уже пленница, боясь насилия, не стала больше скрывать, а послала своего евнуха к Киру с наказом все ему рассказать. Услышав обо всем, Кир посмеялся над бедою того, кто хвалился, что он сильнее любви, и послав с евнухом Артабаза, велел передать Араспу, что запрещает ему чинить насилие над столь знатной женщиной, но не возражает, если тот попробует ее убедить. Артабаз, придя к Араспу, выбранил его; напомнив, что женщина была доверена ему лишь на временное попечение, он порицал его нечестие, неверность и невоздержанность, так что под конец Арасп совершенно залился слезами от горя; он готов был провалиться сквозь землю от стыда и умирал от страха, как бы Кир не наказал его.
Узнав об этом, Кир пригласил его к себе и в разговоре с глазу на глаз сказал:
- Я вижу, Арасп, что ты боишься меня и умираешь от стыда. Перестань же мучиться. Я слышал, что даже боги покоряются любви[12], и знаю, что терпят от любви люди, даже те, которых считают самыми разумными. Я ведь и за собой замечал эту слабость, и я не уверен, что у меня хватило бы сил при общении с красивыми людьми остаться к ним равнодушным. Вообще я сам виноват в твоей беде: ведь это я оставил тебя наедине с такой неотразимой красавицей.
Однако Арасп, прервав его, возразил:
- Кир, ты и в этом случае остаешься таким же, как и всегда, - кротким и снисходительным к человеческим слабостям, тогда как все остальные повергают меня в совершенное уныние. Ведь с тех пор, как распространился слух о моем несчастье, враги злорадствуют по моему поводу, а друзья подходят и советуют мне удалиться куда-нибудь, чтобы не испытать тяжести твоего гнева, поскольку я совершил ужасное преступление. - Послушай, Арасп, - сказал тут Кир, - но ведь благодаря такому общему мнению ты мог бы оказать мне большую услугу и сильно помочь нашим союзникам.
- Ах, если бы только было какое-нибудь дело, в котором я мог бы пригодиться тебе, - вздохнул Арасп.
- Вот, - продолжал Кир, - если бы ты согласился прикинуться перебежчиком и в таком виде явиться к нашим врагам, они, я думаю, совершенно поверили бы тебе.
- Еще бы, клянусь Зевсом, - заметил Арасп, - я уверен, что и друзья тогда стали бы говорить, что я бежал от тебя.
- Между тем, - заключил Кир, - ты мог бы вернуться к нам, разузнав все о врагах. Я думаю, что, поверив тебе, они сделали бы тебя участником всех своих бесед и замыслов, так что от тебя ничего бы не укрылось из того, что нам важно знать.
- Считай, что я уже отправляюсь, - воскликнул Арасп. - Ведь, очевидно, это послужит одним из средств внушить им доверие ко мне, если покажется, что я ускользнул от тебя как раз тогда, когда должен был подвергнуться наказанию.
- А сможешь ли ты покинуть прекрасную Панфею?-спросил Кир.
- Да, ведь у меня, Кир, целых две души[13], - отвечал Арасп. - Я дошел до этой премудрости с помощью хитрого софиста Эрота[14]. Ведь, несомненно, если бы душа была одна, она не могла бы быть одновременно хорошей и дурной, стремиться в одно и то же время к делам прекрасным и постыдным, одновременно хотеть и не хотеть что-либо сделать. Ясно, что есть две души, и когда сильнее хорошая, то человек совершает прекрасные поступки, а когда сильнее дурная - постыдные. У меня теперь сильнее хорошая душа, и намного сильнее, ибо она получила в союзники тебя.
- В таком случае, - сказал Кир, - если ты согласен отправиться, надо сделать так, чтобы ты внушил врагам как можно больше доверия. Поведай им также о наших секретах, но поведай так, чтобы твои сообщения стали им наибольшей помехой в затеянных предприятиях. Такой помехой было бы, например, сообщение о том, что мы готовим вторжение в один из районов их страны. Услышав об этом, они едва ли смогут собрать все свои силы в одно место, ибо каждый в особенности будет бояться за свой дом и своих близких. Оставайся у них как можно дольше. Ведь нам будет особенно полезно узнать, что станут они делать, когда окажутся вблизи нашего войска. Ты можешь даже посоветовать им, какой боевой порядок является наилучшим. Ведь когда ты решишь, что достаточно знаком с их боевым построением, и покинешь их лагерь, им все равно придется выстраиваться как прежде. Переменить строй они не решатся, а если все-таки и начнут перестраиваться, то немедленно будут приведены в смятение.
Получив такие наставления, Арасп простился с Киром и, взяв с собой самых преданных слуг и поведав кое-кому то, что считал полезным для дела, покинул лагерь.
Когда Панфея услышала об исчезновении Араспа, она послала к Киру сказать:
- Не огорчайся, Кир, что Арасп ушел к врагам. Если ты позволишь мне послать гонца к моему мужу, ручаюсь тебе, ты приобретешь друга, гораздо более верного, чем Арасп. Я уверена, что он явится к тебе со всем своим войском, какое только сможет взять с собой. Отец нынешнего ассирийского царя был в дружбе с моим мужем, но нынешний правитель, напротив, пытался даже разлучить меня с супругом. Я убеждена, что муж мой видит в нем обидчика и потому с радостью захочет присоединиться к такому вождю, как ты.
Выслушав это, Кир велел ей послать гонца к ее супругу, и она по слала. Как только Абрадат узнал условный знак, посланный ему от жены, и выслушал все, что она просила передать ему, он с радостью отправился к Киру, захватив с собой около тысячи всадников. Подъехав к сторожевым постам персов, он объявляет, кто он такой, и просит передать Киру. А Кир сразу же велит отвести его в шатер жены. Лишь только муж и жена завидели друг друга, как бросились в объятия, охваченные вполне понятной радостью встречи, на которую трудно было надеяться. Затем Панфея рассказала мужу о благочестивом поведении Кира, о его скромности, о сочувствии, проявленном по отношению к ней. Выслушав ее, Абрадат сказал:
- Что должен я сделать, Панфея, чтобы отблагодарить Кира и за тебя и за себя?
- Только одно, - отвечала Панфея, - постарайся быть по отношению к нему таким, каким он был по отношению к тебе.
После этого Абрадат направился к Киру. Подойдя к нему, Абрадат схватил его за руку и воскликнул:
- За все то доброе, что ты сделал для нас, Кир, я могу предложить тебе только одно: располагай мною полностью как другом, слугой и союзником. Отныне я буду стараться быть для тебя, насколько только смогу, лучшим помощником во всех предпринимаемых тобой делах.
- Я принимаю твое предложение, - отвечал ему Кир. - Впрочем, сейчас я отпускаю тебя, чтобы ты мог поужинать с женой, но впредь ты должен будешь обедать у меня вместе с нашими общими друзьями.
Вскоре Абрадат заметил, что усердно занимается Кир устройством серпоносных колесниц и снаряжением одетых в панцири всадников и коней. Тогда он тоже решил снарядить для Кира за счет своей конницы около сотни подобных же колесниц, причем он лично собирался взойти на колесницу, чтобы возглавить этот отряд. Абрадат распорядился снарядить для себя колесницу о четырех дышлах, которую запрягли восьмеркой лошадей[15]. [А его жена Панфея из своих денег сделала для него золотой панцирь, золотой шлем и такие же налокотники][16]. Коней, запряженных в колесницу, он одел в сплошную медную броню.
Меж тем как Абрадат был занят этими приготовлениями, Кир увидел его колесницу о четырех дышлах, ему пришло в голову, что можно соорудить повозку даже и с восьмью дышлами, чтобы восьмью парными упряжками быков можно было вести платформу с боевой машиной. Это сооружение было примерно в три оргии высотой, считая от самого низа вместе с колесами[17]. Кир полагал, что подобного рода башни, следуя за строем воинов, могли оказать большую поддержку его фаланге и причинить великий вред построению врагов. Он соорудил на верху платформ круговые галереи с зубцами и посадил на каждую башню по двадцать воинов. Когда с башнями все было готово, он испробовал их вес и оказалось, что восемь парных упряжек везут такую башню с посаженными на нее людьми гораздо легче, чем каждая упряжка в отдельности везет свой обычный груз. Ведь вес клади для одной упряжки достигал двадцати пяти талантов[18], между тем как совокупный вес башни, сооруженной из брусьев такой же толщины, как театральные подмостки, вместе с весом двадцати вооруженных воинов оказывался таким, что на каждую упряжку приходилось менее пятнадцати талантов[19]. Как только Кир убедился в легкости передвижения этих башен, он немедленно стал готовить их к выступлению вместе со всем войском, полагая, что на войне любое преимущество - одновременно и спасение, и справедливость, и счастье.[20]
Глава II
В это время явились и послы от индийского царя[21], которые привезли с собой деньги, и сообщили Киру, что царь их велит передать ему следующее: "Я рад, Кир, что ты поставил меня в известность о своих нуждах; я хочу быть твоим гостеприимцем[22] и посылаю тебе деньги, а если ты еще в чем-нибудь нуждаешься, сообщи мне об этом. Моим послам поручено исполнить любое твое приказание".
Выслушав это послание, Кир сказал:
- В таком случае я прошу вас всех оставаться там, где вы разбили свои шатры, стеречь деньги и жить в свое удовольствие. Но трое из вас пусть отправятся к нашим врагам под видом послов, явившихся от индийского царя для переговоров о союзе. Разузнав там все, что враги говорят и делают, сообщите об этом как можно скорее мне и вашему царю. Если вы справитесь отлично с этим поручением, то я буду благодарен вам за это еще больше, чем за то, что вы привезли с собой деньги. Ведь наши лазутчики, переодетые рабами[23], не могут разузнать и сообщить больше того, что известно каждому. А люди, подобные вам, зачастую могут разведать даже самые сокровенные замыслы врагов.
Индийцы с удовольствием согласились и, после дружеского приема у Кира, уже на следующий день собрались и отправились в путь, пообещав непременно разузнать как можно больше вражеских секретов и в кратчайший срок вернуться обратно.
Тем временем Кир вел широкую подготовку к войне, действуя во всех отношениях как человек, замысливший отнюдь не малое дело. При этом он не только заботился о выполнении решений союзников, но и старался внушить им всем дух взаимного соревнования, чтобы все они стремились выглядеть лучше других вооруженными, старались показать себя лучшими наездниками, искуснейшими метателями копья и стрелками из лука, прилежными и трудолюбивыми воинами. Чтобы добиться этого, он часто водил их на охоту и отличал лучших в том или ином отношении. Равным образом если он видел, что командиры отрядов также стараются, чтобы их воины были лучшими, то он и этих командиров поощрял, одаряя похвалой и угождая им, чем только мог. А когда он устраивал какое-либо жертвоприношение и справлял праздник, то и в этом случае он проводил состязания во всех видах военных упражнений, какие известны людям, и победителям раздавал великолепные призы, так что все войско было охвачено радостным возбуждением.
Наконец, у Кира было уже почти все подготовлено из того, что он хотел взять с собой в поход, кроме осадных машин. Персидские всадники были доведены числом до десяти тысяч; количество серпоносных колесниц, которые оборудовал сам Кир, было доведено до ста, и равным образом было доведено до ста количество тех колесниц, которые решил оборудовать по типу Кировых сузиец Абрадат. Кир уговорил также Киаксара переделать мидийские колесницы и изменить их тип с троянского и ливийского[24] на нынешний, персидский; их число также было доведено до ста. Затем были определены лучники к верблюдам - по два на каждый. В результате всего этого подавляющая масса воинов прониклась уверенностью, что войну они уже выиграли и что силы врагов не заслуживают того, чтобы принимать их в расчет.
Таково было настроение в войске, когда явились из вражеского стана те индийцы, которых Кир послал на разведку. Они рассказали, что вождем и командующим всех вражеских сил избран Крез, и что всеми союзными царями принято решение, чтобы каждый явился на войну со всем своим войском и внес огромную сумму денег, которые должны быть использованы для найма воинов где только возможно и для раздачи подарков кому понадобится. Уже навербовано множество фракийцев, вооруженных длинными мечами[25], и плывут на помощь египтяне[26], числом, как рассказывали, до ста двадцати тысяч, все вооруженные продолговатыми, прикрывающими ноги щитами, длинными копьями, какими они пользуются и поныне, и мечами[27]. Кроме того, ожидается войско киприотов и уже явились все киликийцы, фригийцы из обеих Фригий, ликаонцы, пафлагонцы, каппадокийцы, арабы, финикийцы и вместе с правителем Вавилона ассирийцы[28]. Равным образом принуждены следовать за Крезом ионийцы, эолийцы и почти все другие эллины, живущие в Азии[29]. Крез даже отправил послов в Лакедемон для переговоров о союзе[30]. Вражеское войско собирается у реки Пактола[31], а затем оно намерено выступить в Фимбрары[32], которые и поныне служат сборным пунктом для подвластных персидскому царю варваров, которые населяют приморские области [Сирии][33]; туда же велено всем доставлять продовольствие для продажи воинам. Примерно то же самое рассказывали и пленные. Ведь Кир позаботился и о захвате языков, от которых он рассчитывал получить нужные сведения. Посылал он также и лазутчиков, переодетых рабами, [под видом перебежчиков][34].
Когда воины Кира услышали об этих новостях, их охватила вполне понятная тревога. Они расхаживали теперь тихие и молчаливые, на лицах их не было заметно радости, они собирались кружками и повсюду было полно людей, ведущих расспросы и переговаривающихся друг с другом.
Как только Кир услышал о страхах, распространившихся в войске, он тут же созвал командиров отрядов и вообще всех, чье уныние могло, по-видимому, принести войску вред, а бодрость, наоборот, - пользу. Он велел гиперетам не препятствовать, если и другой кто-либо из вооруженных воинов захочет подойти и послушать предстоящий разговор. Когда все собрались, он сказал так:
- Доблестные союзники, я созвал вас лишь потому, что заметил, как некоторые из вас, когда пришли вести из стана врагов, стали проявлять все признаки чрезвычайного испуга. По-моему, это просто странно: оттого, что враги собираются для похода, иные из вас впадают в панику, а что нас собралось гораздо больше, чем тогда, когда мы побили их в первый раз, и что с помощью богов мы подготовились сейчас гораздо лучше, чем прежде, - это все не придает вам никакой уверенности. Скажите же мне, ради богов, как бы вы тогда поступили, - вы, которых нынче обуял страх, - если бы вам кто-либо донес, что те самые силы, которые теперь находятся в нашем распоряжении, идут походом против нас? И при этом, - продолжал Кир, - вы услышали бы сначала, что те самые, которые прежде победили вас, снова выступают в поход, воодушевленные победой, которую они тогда одержали. Если бы вы узнали далее, что воины, которые тогда свели на нет все усилия лучников и метателей дротиков, снова идут на вас и с ними другие, подобные им, но гораздо более многочисленные? Мало того, вы узнали бы, что подобно своим пехотинцам, которые тогда, выступив в тяжелом вооружении, побили нашу пехоту, всадники их идут против нашей конницы, тоже переменив оружие: они оставили луки и дротики, а вместо этого каждый взял одно крепкое копье и намерен скакать вперед и драться врукопашную. Кроме того, вы услышали бы, что с ними идут колесницы, которые не будут стоять, как прежде, повернувшись и изготовившись для бегства. Кони, запряженные в эти колесницы, одеты в броню, возничие стоят на них, словно в деревянных башнях, и тела их, возвышающиеся над кузовом, сплошь закрыты панцирями и шлемами, а по окружности у осей приделаны железные серпы, чтобы можно было гнать эти колесницы прямо на вражеские ряды. Вдобавок вам стало бы известно, что у них есть еще и верблюды с посаженными на них воинами. При виде одного такого верблюда не устоит и сотня коней. Помимо этого, они везут с собой башни, с которых они смогут прикрывать своих воинов, а вас расстреливать и мешать вам вести бой с их пехотою.
Так вот, если бы кто-нибудь вам донес, что все эти силы находятся в распоряжении врагов, то как бы вы тогда поступили, - вы, которых теперь обуял страх? А между тем вы всего-навсего узнали, что командующим вражеских войск выбран Крез, который оказался трусливее даже сирийцев: эти последние бежали, побежденные в битве, а Крез вместо того, чтобы помочь союзникам, умчался прочь, лишь только заметил, что они терпят поражение. Кроме того, стало известно, что даже сами враги не считают себя достаточно сильными для борьбы с вами; они нанимают теперь других, поскольку те, очевидно, будут сражаться за них лучше, чем они сами. Но если кого-нибудь, несмотря на все это, силы врагов все же устрашают, а наши собственные - кажутся ничтожными, то таких людей, заявляю я вам, воины, лучше просто отослать к неприятелю: будучи там, они принесут нам гораздо больше пользы, чем находясь здесь.
Когда Кир кончил свою речь, встал перс Хрисант и сказал так:
- Не удивляйся, Кир, что некоторые из нас помрачнели, услышав подобные известия. Не от страха они пришли в такое состояние, а от огорчения. Ведь это все равно, - продолжал он, - как если бы ты хотел и уже собирался позавтракать, а тут вдруг сообщают о деле, которое надо выполнить до завтрака, - никто, я думаю, не был бы обрадован таким известием. Точно так же и мы рассчитывали теперь понежиться в роскоши, а когда услышали, что осталось еще одно дело, которое надо выполнить, все сразу помрачнели, но не от страха, а потому что хотели, чтобы и это дело давно уже было сделано. Тем не менее, поскольку теперь нам пред стоит борьба не только за Сирию, где много хлеба, где есть овцы и плодоносные пальмы[35], но и за Лидию, где много вина, много смокв, много масла[36], где плещется море, по которому доставляется больше добра, чем ты можешь себе вообразить, - сознавая это, мы более не сокрушаемся, но, наоборот, загораемся новой отвагой, стремясь поскорее отведать и этих лидийских благ.
Так сказал Хрисант, а все союзники восприняли его слова с удовольствием и одобрением.
- В таком случае, воины, - снова заговорил Кир, - я думаю, надо как можно скорее двинуться на врагов, чтобы по возможности первыми достичь того места, где для их войск заготовляется провиант. Кроме того, чем быстрее мы совершим наш поход, тем меньше готовых войск мы застанем у врагов, тем больше всего им еще будет недоставать. Я, по крайней мере, держусь такого мнения, а если кто-нибудь думает, что есть какой-либо иной образ действия для нас, более надежный или более легкий, то пусть выскажется.
После этого многие высказались в поддержку мнения Кира, что надо как можно скорее двинуться в поход на врагов. Никто не возражал и тогда Кир вновь выступил с такой речью: Доблестные союзники, наши души, тела и оружие, которым нам предстоит сражаться, давно уже с помощью богов приведены в надлежащую готовность. Теперь нужно заготовить припасы на дорогу для нас самих и для наших четвероногих помощников не менее чем на двадцать дней.
По моим подсчетам, нам предстоит идти более пятнадцати дней по местам, где мы не найдем никаких припасов, ибо они здесь частью собраны и увезены нами, а частью - врагами, насколько это было в их силах. Поэтому прежде всего надо заготовить достаточное количество хлеба, потому что без него мы не сможем ни сражаться, ни вообще жить. Что же касается вина, то каждому следует взять с собой столько, сколько необходимо, чтобы постепенно привыкнуть обходиться одною водою. Ведь на значительной части пути нам неоткуда будет раздобыть вино, и потому, даже если бы мы запаслись большим его количеством, нам все равно его не хватит. Поэтому для того, чтобы мы, оказавшись без вина, не стали бы неожиданно жертвами какой-либо хвори[37], надо сделать так: начнем нынче же запивать наш хлеб водой; поступая уже теперь таким образом, мы не подвергнем себя слишком большой перемене. Ведь всякий, кто питается ячменным хлебом, всегда ест эти лепешки, размягчив водою; тот, кто питается пшеничным хлебом, также ест этот хлеб, смочив водою; ну, а все, что варится, всегда приготовляется с большим количеством воды. Словом, если мы будем пить вино только после еды, то душа наша по этой причине будет испытывать наслаждения ничуть не меньше. Затем надо будет постепенно уменьшать и эту послеобеденную порцию вина до тех пор, пока мы незаметно для себя не привыкнем пить одну воду. Ведь постепенное изменение условий позволяет любой натуре выдерживать коренные перемены. Этому учит нас и божество, которое, чтобы мы могли перенести перемену, дает нам возможность постепенно перейти: от зимы - к жаркому лету и от лета - к суровой зиме[38]. Нам следует взять с него пример и, постепенно приучая себя, дойти до того состояния, которое нам все равно надо достигнуть. Затем, вместо подстилок возьмите на такой же вес необходимых припасов; ведь их излишек никогда не помешает. Не бойтесь, что, лишившись своих ковров, вы будете спать с меньшим удовольствием; если так случится, я готов буду принять ваши упреки. Напротив, если у кого есть лишняя одежда, то она будет весьма кстати и здоровому и больному. В качестве закуски надо взять с собой все, что есть острого, пряного и соленого; эти вещи вызывают аппетит[39] и их надолго хватает. Когда же мы вступим в не разоренные земли, где наверняка можно будет раздобыть зерно, тут уже сразу надо будет обзавестись ручными мельницами, с помощью которых можно будет намолоть для себя муки. Эти мельницы - самые легкие из орудий, служащих для приготовления хлеба[40]. Следует запастись также и теми средствами, в которых люди нуждаются при болезни. Вес их ничтожен, а между тем, если случится такая беда, без них не обойдешься. Надо взять с собой также ремни. Ведь все и на людях и на лошадях привешивается по большей части ремнями. Когда они перетираются и рвутся, приходится стоять без дела, если только нет запасных гужей[41]. Затем, тому, кто умеет выстрогать копье, хорошо бы не забыть взять с собою скобель. Хорошо также захватить с собой напильник. Ведь тот, кто натачивает острие копья, одновременно оттачивает и душу свою, ибо у кого копье наточено, тому как-то стыдно оказаться трусом. Следует также прихватить с собой побольше досок для починки колесниц и повозок, потому что при частом использовании многие из них непременно выходят из строя. Для всего этого надо взять с собой также необходимые инструменты. Ведь нужные мастера не будут нам попадаться повсюду, между тем очень немного таких, кто не смог бы сам починить что-либо, чтобы хватило по крайней мере на день. Следует взять также на каждую повозку по заступу и кирке, а на каждое вьючное животное - по топору и серпу. Эти орудия и каждому в отдельности полезны, и часто они приносят большую пользу всему войску[42]. Вам, командиры во оружейных воинов, следует проверить у своих подчиненных запасы необходимого провианта. Нельзя допустить, чтобы у кого-нибудь не хватало чего-либо, ибо нехватка эта обернется против нас самих. А что по моему приказу надлежит разместить на вьючных животных, это проверьте вы, начальники обозной прислуги, и тех, кто отлынивает от погрузки, заставьте полностью уложить багаж. Далее, вы, начальники дорожных рабочих, возьмите у меня списки тех, кто за непригодностью исключен из числа метателей дротиков, стрелков из лука и пращников. Исключенных из числа метателей дротиков надо будет на время похода снабдить рабочими топорами, бывших лучников - кирками, а бывших пращников - заступами. С этими инструментами пусть они идут, разделенные по илам[43], перед повозками, с тем чтобы, если понадобится где-либо исправить дорогу, вы сразу могли ввести их в дело, и чтобы я сам в случае необходимости знал, откуда мне взять людей для такой работы. Я возьму с собой также кузнецов, плотников и кожевников, всех в возрасте, пригодном для военной службы, и всех с необходимыми инструментами, чтобы, если возникнет у войска нужда в мастерах такого рода, все они были под рукой. Эти мастера будут освобождены от участия в боевом построении, однако, исполняя за плату для любого желающего искусную работу, они будут делать как раз то, что надо[44].
Возможно, и кое-кто из купцов последует за войском с намерением что-либо продать[45]. Так вот, если он попадется на продаже чего-либо в те первые дни, на которые воинам велено взять провиант, то он лишится всего, но когда пройдет этот срок, пусть продает что угодно. Более того, кто из купцов предоставит для продажи больше товаров, тот удостоится даров и почести и от союзников и от меня лично. А если у кого- либо из купцов, как он считает, не хватает денег на закупку товаров, то пусть представит мне людей, которые его знают и поручатся, что он отправится с войском, и тогда он получит от нас все необходимое. Таковы мои распоряжения. А если кто знает еще что-нибудь полезное, пусть мне укажет на это. Вы все теперь идите и собирайтесь в дорогу, а я совершу жертвоприношение по случаю нашего выступления. Как только знамения окажутся благоприятными, мы подадим сигнал. Всем воинам надлежит тогда в установленный час явиться к своим командирам вместе с положенным запасом необходимых вещей. Что же касается вас, командиры, то пусть каждый наведет порядок в своем отряде и потом сходитесь к моему шатру, чтобы каждому узнать о своем месте в строю.
Глава III
Выслушав все это, они занялись сборами в дорогу, а Кир начал совершать жертвоприношение. Поскольку жертвы дали благоприятные знамения, он тут же выступил со всем войском. В первый день он разбил лагерь как можно ближе от исходных позиций для того, чтобы любой мог вернуться туда, если он что-либо забыл, и запастись там, если он обнаружил у себя нехватку чего-нибудь. Киаксар с третью мидийского войска остался в тылу, с тем чтобы не оголять совершенно собственные владения, а Кир как можно скорее двинулся вперед. Во главе колонны он поставил всадников, а перед ними каждый раз выдвигал на удобные для обозрения пункты разведчиков и наблюдателей. Вслед за конницей он поставил обозы, причем там, где место было ровным, одновременно двигалось несколько рядов повозок и вьючных животных. Позади шла фаланга пехоты, и если какая-либо часть обоза отставала, оказывавшиеся на месте командиры принимали меры к тому, чтобы движение не задерживалось. Если же дорога сужалась, то обозы помещались в середину колонны, а по бокам шли вооруженные воины, и если возникала какая-либо помеха, то находившиеся рядом воины немедленно принимали меры к ее устранению. Все таксисы шли по большей части рядом со своими обозами, ибо всем погонщикам было приказано на походе держаться возле своих таксисов, если только не помешает какая-либо случайность. Погонщик, везший багаж таксиарха, ехал во главе обоза, держа значок, известный людям его таксиса. Таким образом они двигались сомкнутой колонной и все старались, чтобы их обозные не отстали. При таком порядке движения людям не надо было искать друг друга, все находилось налицо и в полной сохранности и воины скорее могли получить все необходимое.
Между тем шедшие впереди разведчики заметили на равнине людей, которые, как им показалось, собирали сено и дрова. Они приметили также вьючных животных, одни из которых, очевидно, увозили собранное, а другие просто паслись на траве. Вглядываясь вдаль, они могли также заметить подымавшийся вверх столб дыма или пыли. Из всего этого они почти с уверенностью заключили, что где-то поблизости находится вражеское войско. Поэтому скопарх[46] тотчас отправил одного из своих людей сообщить обо всем Киру; Тот, выслушав, велел им всем оставаться на своих постах и немедленно докладывать, если заметят что-либо новое. Одновременно он выслал вперед таксис всадников и приказал им захватить кого-нибудь из рассыпавшихся по равнине людей, чтобы можно было точнее разобраться в обстановке. Отряженные для этой цели всадники двинулись вперед, а остальное войско по приказу Кира тут же расположилось на стоянку, чтобы воины успели приготовить себе все, что он считал необходимым, до того как войти в соприкосновение с врагом. Он велел передать, чтобы они прежде всего позавтракали, а затем оставались в строю и дожидались новых приказаний. Когда все позавтракали, Кир пригласил к себе командиров конных и пеших отрядов, предводителей отрядов колесниц, начальников боевых машин, а также людей, заведовавших вьючными животными и повозками. Все эти приглашенные стали сходиться к его шатру. Между тем всадники, спустившись в долину, схватили и привели нескольких пленников. На вопросы Кира захваченные отвечали, что они вышли из своего лагеря и, миновав передовые посты, ушли вперед, кто за фуражом, а кто за дровами, потому что из-за огромности их войска во всем ощущается нехватка. Выслушав их, Кир спросил:
- А как далеко отсюда находится ваше войско?
- Примерно в двух парасангах[47]. Тогда Кир снова спросил:
- А о нас что-нибудь говорили в вашем войске?
- Свидетель Зевс, - отвечали те, - и даже много, а главное, что вы уже совсем близко.
- И что же, - спросил Кир, - ваши воины обрадовались, услышав об этом?
Кир задал такой вопрос специально ради присутствующих командиров. А пленники отвечали:
- Нет, свидетель Зевс, наши люди отнюдь не радовались, а скорее даже опечалились.
- Ну, а теперь, - спросил снова Кир, - чем они заняты?
- Выстраиваются в боевой порядок, - отвечали те. - Они и вчера и третьего дня делали to же самое.
- А кто же их выстраивает? - поинтересовался Кир. Пленники отвечали:
- Сам Крез и вместе с ним какой-то эллин и еще один мидянин, о котором, правда, говорят, что он бежал от вас[48].
- О Зевс Величайший, - воскликнул при этом известии Кир, - если бы мне удалось заполучить его так, как я хочу[49].
После этого Кир велел увести пленных, а сам повернулся к присутствующим, чтобы начать разговор, как вдруг появился другой посланец от скопарха с вестью, что на равнине показался большой отряд конницы. "Мы полагаем, - сказал посыльный, - что они скачут с намерением рассмотреть наше войско. К тому же перед этим отрядом несутся, вырвавшись вперед, еще примерно тридцать всадников, - эти уже прямо на нас; наверное, хотят, если удастся, захватить наш пост, а нас на этом посту всего лишь один десяток". Немедленно Кир приказал части всадников, составлявших всегда его свиту[50], скакать к подножию холма, где находился пост, и незаметно от врагов стать там в засаду.
- Как только десяток наших разведчиков покинет пост, - продолжал Кир, - вы выйдете из засады и нападете на врагов, взбирающихся на холм. Я позабочусь о том, чтобы вас не тревожили всадники из большого отряда. Для этого ты, Гистасп, возьми свою тысячу всадников и скачи прямо навстречу вражескому отряду. Однако ни в коем случае не гонись за ними в глубь неизвестной местности; продвинься ровно настолько, чтобы обеспечить за собой сохранение наблюдательных постов. И еще: если кто-нибудь устремится вам навстречу, подняв вверх правую руку, примите таких людей, как своих друзей[51].
Гистасп пошел готовиться к выступлению, а гипереты Кира тотчас устремились вперед, как он приказал. На пути им встретился - уже по сю сторону наблюдательных постов - посланный Киром соглядатай со своими слугами, тот самый, который ранее был стражем сузианской пленницы. Как только Кир услышал об этом, он вскочил со своего места и, устремившись навстречу пришельцу, крепко пожал ему руку. Прочие, естественно, как люди непосвященные, были поражены таким зрелищем и не могли оправиться от изумления до тех пор, пока Кир не сказал:
- Друзья мои, к нам вернулся замечательный человек. Теперь уже всему миру надлежит знать о его подвиге. Ведь он ушел от нас не потому, что поддался дурному соблазну, и не из страха передо мной; он был послан мною, чтобы разведать силы врагов и доставить нам о них точные сведения. Что касается меня, Арасп, то я помню о данных тебе обещаниях и достойно отблагодарю тебя при содействии всех этих людей. Вам всем, воины, надлежит почитать его как достойного мужа. Ведь ради нашего блага он подвергался опасности и взял на себя вину, которой страшно тяготился.
Тут все стали обнимать Араспа и пожимать ему руку, пока Кир не сказал, что приветствий, пожалуй, довольно.
- А теперь, Арасп, - попросил он, - расскажи нам о том, что нам важно знать. При этом не умаляй и не приуменьшай силы врагов вопреки правде. Лучше ожидать встречи с сильным противником и натолкнуться на более слабого, чем, наслышав о слабости неприятеля, обнаружить его более сильным.
- Конечно, - отвечал Арасп, - я сделал все, чтобы как можно точнее определить силы врагов; для этого я даже сам принимал участие в построении их войска.
- Стало быть, - заметил Кир, - ты знаешь не только их количество, но и боевой порядок.
- Ну, что касается меня, - сказал Арасп, - то, клянусь Зевсом, я знаю даже то, как они намерены вести битву.
- Тем не менее,-попросил Кир, - ты сначала назови нам их общее число.
- Так вот, - отвечал Арасп, - они все, и пешие и конные, кроме египтян, выстраиваются по тридцать рядов в глубину и занимают около сорока стадиев[52]. Уж я приложил все силы, чтобы выяснить, какое пространство занимает их армия.
- А как построены египтяне? - спросил Кир. - Ведь ты сказал: кроме египтян.
- Этих мириархи выстраивали так: каждый десятитысячный отряд по сто человек в ширину и глубину. Такой порядок построений, заявили они, принят у них на родине, и Крез, хотя и очень неохотно, согласился, чтобы они строились таким образом. Крезу-то хотелось, чтобы их войско своим протяжением по фронту как можно больше превосходило твою армию.
- А для чего ему надо это? -поинтересовался Кир.
- Для того, клянусь Зевсом, - отвечал Арасп, - чтобы окружить тебя превосходящими силами.
- Однако, - заметил Кир, - он, должно быть, не знает, что совершающие обходной маневр сами могут быть окружены.
Но мы уже услышали от тебя то, что нам важно было узнать. Вам всем теперь, воины, надлежит поступить так: сейчас, как только разойдетесь отсюда, тщательно осмотрите снаряжение ваших коней и оружие. Ведь зачастую какой-нибудь ничтожный недостаток может вывести из строя и воина, и коня, и колесницу. А завтра рано утром, пока я буду приносить жертвы, первым делом надо будет накормить наших людей и задать корма лошадям, чтобы, какую бы задачу ни пришлось выполнять, нам не надо было думать о еде. Затем ты, Арсам, <займи со своими воинами левое крыло, а ты, Хрисант,> - правое, которое ты и сейчас занимаешь[53], и прочие мириархи пусть займут те места, которые они занимают сейчас. Ведь когда начинается состязание, некогда перепрягать коней в колеснице. Передайте затем приказ таксиархам и лохагам занять свои места в фаланге, построив каждый лох по два бойца в ряд[54] (А каждый лох состоял из двадцати четырех воинов).
Но тут один из мириархов сказал:
- Неужели, Кир, по-твоему, построенные таким образом, мы сможем противостоять столь глубокой фаланге неприятеля?
- А как по-твоему, - отвечал ему Кир, - на что способна фаланга со столь глубоким построением, при котором воины, стоящие позади, уже не могут достать своим оружием врага? Может ли она причинить вред неприятелю или помочь своим? Я предпочел бы, - продолжал Кир, - чтобы эти их гоплиты, построенные сейчас по сто рядов в глубину, были выстроены в десять тысяч рядов; тогда нам пришлось бы сражаться с горсткой людей. Между тем при той глубине, которую я придаю нашей фаланге, она, я убежден, вся целиком будет в деле и сможет постоять за себя. За воинами, одетыми в панцири, я поставлю метателей дротиков, а за метателями дротиков - лучников. В самом деле, как их ставить первыми, когда они сами признают, что не выдержат никакого рукопашного боя? А если впереди будет заслон из воинов, одетых в панцири, то они выстоят и, кидая дротики и стреляя из лука через головы впереди стоящих, непременно причинят урон неприятелям. И насколько каждый из них навредит врагу, настолько он, без сомнения, тем самым облегчит положение своих. Последними я поставлю тех, кого называют арьергардом. Ведь как от жилища нет проку, если нет у него надежной каменной кладки и кровли, так и от фаланги не будет никакой пользы, если в первых и последних рядах ее не будут стоять хорошие воины[55]. Итак, вы[56] первыми построите своих людей согласно моему приказу. За ними вы, командиры пельтастов[57], выстраивайте в таком же порядке свои лохи, а за пельтастами вы, командиры лучников, таким же образом - свои. Ты же, начальник арьергарда, займи место позади их всех и передай наказ своим людям зорко следить за впереди стоящими, ободрять тех, кто выполняет свой долг, сдерживать угрозами малодушных и карать смертью всякого, кто вознамерится, повернув тыл, совершить предательство. Ведь долгом впереди стоящих является ободрять и словом и делом тех, кто следует за ними, между тем как вам, стоящим позади всех, надлежит вселять в трусов больше страха, чем его внушают враги. Таковы наши задачи. Ты же, Евфрат, командующий воинами на передвижных башнях, позаботься о том, чтобы упряжки, везущие эти башни, следовали вплотную за фалангой. А ты, Даух, начальствующий над обозами, веди свое воинство сразу за этими башнями; и пусть твои гипереты сурово наказывают тех погонщиков, которые слишком забегут вперед или отстанут. Ты же, Кардух, начальствующий над обозом, везущим женщин, поставь свои повозки позади обоза с поклажей. Вся эта следующая за войском масса будет создавать впечатление огромности [и при случае позволит нам устроить засаду][58], а врагов, если они попытаются окружить нас, заставит совершить более далекий обход. Ведь чем большее пространство им придется сгибать, тем, безусловно, более ослабленными они окажутся. Таковы мои распоряжения для вас. Вы же, Артаоз и Артагерс, станьте каждый с тысячью своих пехотинцев позади обозов. Вы, Фарнух и Асиадат, свои тысячные отряды всадников не ставьте в общую колонну, но выстройте их в боевой готовности отдельно позади повозок с женщинами, а затем возвращайтесь ко мне вместе с другими командирами. Вам надлежит быть в такой готовности, как если бы вам предстояло вступить в бой первыми.
Ты также, командир воинов, посаженных на верблюдов, поставь свой отряд позади повозок с женщинами; выполняй все, что тебе прикажет Артагерс. Вам, начальники боевых колесниц, надо бросить жребий, и кому он выпадет, тот со своею сотнею колесниц пусть займет место перед фалангой. Две другие сотни колесниц пойдут сбоку фаланги, вытянувшись в глубокие колонны, одна - справа, а другая - слева.
Таковы были распоряжения Кира. Но Абрадат, царь Суз, сказал:
- Кир, я по доброй воле готов занять место против вражеской фаланги, если только не возражаешь.
Восхищенный его готовностью, Кир крепко пожал ему руку, а затем спросил персов, которые должны были сражаться на других колесницах:
- Ну, а вы, воины, согласны ли вы с этим?
Поскольку, однако, те отвечали, что им не хотелось бы уступать этой чести, Кир велел им бросить жребий, и Абрадату выпало стать там, где он хотел, а это было как раз напротив египтян. Затем все разошлись и занялись выполнением приказаний Кира, а потом, поужинав и выставив сторожевые посты, легли спать.
Глава IV
На следующий день утром Кир стал приносить жертвы, а остальные воины, позавтракав и совершив возлияния богам, стали облачаться в красивые хитоны, в великолепные панцири и шлемы. Они украшали и коней, надевая на них налобники и нагрудники; на верховых коней надевали еще набедренники, а на лошадей, запряженных в колесницы, - брони, защищавшие им бока[59]. Все войско засверкало медью и заполыхало пурпуром[60].
У Абрадата его колесница о четырех дышлах, запряженная восьмеркою лошадей, блистала особенно великолепным убором. Когда же он сам собирался надеть на себя льняной панцирь, какие приняты у людей его страны[61], Панфея поднесла ему <новый, золотой панцирь>[62] и золотой шлем, а также налокотники и широкие браслеты для запястий рук, и пурпурный хитон, ниспадавший складками до пят, и султан для шлема гиацинтового цвета. Все это она велела изготовить тайком от мужа, сняв мерку с его доспехов. Абрадат был поражен при виде этого убранства и спросил Панфею:
- Жена моя, неужели ты лишила себя своего драгоценного убора, чтобы изготовить для меня эти доспехи?
- Нет, клянусь Зевсом, - отвечала Панфея, - во всяком случае не самой его драгоценной части, ибо ты для меня и будешь лучшим украшением, если явишься перед другими таким, каким я вижу тебя.
Так говоря, она помогала ему облачаться в новые доспехи, а сама старалась скрыть свои слезы, которые против воли струились у нее по щекам.
Когда Абрадат, на которого и до этого можно было заглядеться, облачился во все эти доспехи, он явился взору всех прекраснейшим и благороднейшим воином, тем более, что природа щедро наделила его своими дарами. Приняв у возничего поводья, он готовился уже взойти на колесницу, когда Панфея, велев всем присутствующим отступить в сторону, обратилась к нему с такими словами:
- Если когда-нибудь были жены, которые дорожили жизнью своих мужей больше собственной, то знай, Абрадат, я одна из таких. Надо ли мне доказывать это? Ведь мое поведение должно говорить об этом более убедительно, чем любые слова, сказанные нынче.
Однако, сколь ни глубоко мое чувство к тебе, как ты это знаешь, я готова поклясться тебе нашей общей любовью, что мне легче оказаться в одной могиле с тобой, доказавшим свою доблесть, чем жить в бесчестье с мужем, покрывшим себя позором. Так сильно я желаю для нас обоих - и для тебя, и для себя - прекрасной участи! Но главное, я считаю, что у нас большой долг перед Киром. Ведь когда я попала в плен и была выделена ему как часть добычи, он не пожелал взять меня ни как рабыню, ни как свободную, но позорную прислужницу[63], а сохранил для тебя, приняв под свою защиту, словно жену брата. К тому же, когда его покинул Арасп, бывший мой страж, я дала ему обещание, что если он позволит мне послать за тобой, то в твоем лице явится к нему воин, намного превосходящий Араспа и верностью и отвагой. Так говорила Панфея. Абрадат же, восхищенный ее словами, коснулся рукой ее головы и, обратив взор к небу, возгласил:
- О Зевс Величайший! Дай мне оказаться мужем, достойным -Панфеи, и другом, достойным Кира, который так нас почтил!
Сказав так, он открыл дверцу колесничного кузова и взошел на колесницу. Когда возничий закрыл за ним дверцы кузова, Панфея, не зная, как еще выразить ему свою любовь, поцеловала край колесницы[64]. Его упряжка тронулась вперед, а она незаметно от мужа все еще шла за ней, пока Абрадат не обернулся и не увидел ее.
- Успокойся, Панфея, - сказал он ей. - Прощай, тебе пора уже возвращаться.
Тут евнухи и служанки подхватили ее и увели обратно к ее коляске и, усадив ее там, задернули полог. И хотя Абрадат и его колесница представляли великолепное зрелище, окружающие не решались оглянуться на него до тех пор, пока Панфея не ушла.
Когда Кир получил при жертвоприношении счастливые предзнаменования, а войско выстроилось согласно его приказаниям, он выдвинул вперед на некоторое расстояние друг от друга ряд наблюдательных постов, затем созвал всех командиров и обратился к ним с такой речью:
- Друзья, доблестные союзники! Боги являют нам в жертвах такие же благоприятные знамения, как и тогда, когда мы в первый раз одержали победу. Со своей стороны я хочу напомнить вам о таких обстоятельствах, которые, как мне кажется, побудят вас идти в бой с гораздо большим воодушевлением. В самом деле, вы закалены в военных делах гораздо больше, чем враги; вы жили вместе и составляли одну боевую колонну гораздо дольше, чем они; вы были участниками общей победы, между тем как они в своем большинстве - участники общего поражения. Что же касается воинов, которые с той и с другой стороны еще не участвовали в боях, то у врагов эти новобранцы в своих соседях по строю видят предателей, тогда как вы, наши новые соратники, знаете, что будете сражаться бок о бок с людьми, всегда готовыми прийти на помощь своим товарищам. Естественно ожидать, что воины, доверяющие друг другу, будут сражаться, охваченные единым общим порывом, не отступая ни на шаг, тогда как те, кто исполнен недоверия, будут помышлять лишь об одном - как бы поскорее бежать с поля боя. Итак, смело устремимся на врагов, с нашими прекрасно оснащенными колесницами против их незащищенных, с нашей конницей, где люди и кони одинаково хорошо вооружены, - против их безоружных всадников; навяжем им сразу же рукопашный бой. Что касается их пехоты, то основная ее масса - та же, с которой вы сражались и прежде; новые только египтяне, которые, однако, также плохо вооружены, также плохо построены. Ведь щиты у них столь велики, что воинам из-за них трудно вести бой и даже видеть что-нибудь впереди, а их построение в сто рядов, несомненно, помешает им же самим участвовать в сражении, за вычетом разве что немногих передовых бойцов.
С другой стороны, если они рассчитывают простым натиском сбить нас с позиции[65], то, во-первых, им придется противостоять нашим колесницам, то есть силе железа[66], помноженной на силу коней. А затем, если даже какая-то часть их и устоит, как смогут они одновременно вести бой и с нашей конницей, и с фалангой, и с боевыми башнями? Ведь воины с этих башен будут сильно нам помогать; напротив, неприятелей они поставят в трудное положение, поражая их сверху, и лишат возможности сражаться. Впрочем, если вы считаете, что нуждаетесь еще в чем-либо, скажите мне об этом; с помощью богов у нас ни в чем не будет недостатка. И вообще, если кто-нибудь желает что-либо сказать, пусть скажет. Но если желающих нет, то ступайте к месту, где были закланы жертвы, и, помолившись богам, которым мы эти жертвы принесли, расходитесь по своим отрядам. Пусть каждый из вас даст своим воинам такие же наставления, какие я сделал вам. И пусть каждый предстанет перед своими подчиненными достойным своего высокого звания, являя свое бесстрашие и внешним видом, и лицом, и речами.
[1] ... все союзники... – Имеются в виду не все, конечно, воины, а лишь командиры отрядов: ср. выше, V, V, 43
[2] ... относительно роспуска войска (ύπερ της διαλύσεως τού στρατεύματος)– Эти слова исключаются из текста А. Хугом.
[3] ... отделение от основных сил... не пошло нам на пользу. – Имеется в виду неудача, постигшая кадусиев при набеге на земли близ Вавилона; см. – выше, V, IV, 15 слл.
[4] ... этого торжественного собрания. – Торжественным собранием (πανήγυρις), какое бывает лишь по случаю большого общего празднества, называет оратор войско мидян и их союзников, продолжая таким образом начатое сравнение нынешней его походной . жизни с праздником.
[5] ... изнемогая в борьбе с голодом? – Сходную мысль о всесокрушающей силе голода высказывает у Ксенофонта в «Анабасисе» (II, 5, 19) персидский сатрап Тиссаферн.
[6] ... каждый (έκάτερος αύτών)..., – Это разъяснение исключается из текста В. Гемоллем.
[7] ... осадные орудия для разрушения вражеских стен... – О сооружении и использовании Киром осадных орудий говорится также и ниже, VII, II, 2 и IV, 1. Со своей стороны, Геродот (VI, 18) свидетельствует, что при осаде Милета в 494 г. до н.э. персы применяли «всевозможные осадные орудия».
[8] Он старался пополнить ряды персидской конницы... – Целью Кира в то время было довести число персидских всадников до 10 000; ср. V, IV, 32 и VII, II, 7.
[9] ... того способа использования колесниц, который был распространен... во времена Троянской войны... – В героическую эпоху были распространены небольшие колесницы, запряженные парою лошадей.
[10] Киренцы – жители греческого города Кирены в Ливии (Африке) – использовали колесницы, запряженные четверкою лошадей, и славились в древности как искусные колесничие (см. Her., IV, 170 и 189; Soph. Electra, 702 сл; Lucian. Demosth. encom., 23; Aelian. V. h., II, 27).
[11] Этим типом колесниц... пользуются еще и сейчас все народы, живущие во владениях персидского царя. – Ср. у того же Ксенофонта в «Анабасисе» (I, 8, 10) описание боевого порядка армии Артаксеркса в битве при Кунаксе в 401 г. до н.э.
[12] Я слышал, что даже боги покоряются любви... – Ссылка на слабости богов, вкладываемая Ксенофонтом в уста Кира, отражает чисто греческие представления о жизни небожителей.
[13] Да, ведь у меня... целых две души... – По сократическому учению, получившему отражение и у Платона, и у Аристотеля, в каждой душе есть два начала – разумное и неразумное, страстное. У Платона в «Государстве» (IV, р. 439 d) говорится: «Мы не без основания признаем двойственными и отличными друг от друга эти начала: одно из них, с помощью которого человек способен рассуждать, мы назовем разумным началом души, а второе, из-за которого человек влюбляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен другими вожделениями, мы назовем началом неразумным и вожделеющим, близким другом всякого рода удовлетворения и наслаждений».
[14] ... с помощью хитрого софиста Эрота. – В Платоновом «Пире» (p. 203d) Эрот также назван «искусным чародеем, колдуном и софистом».
[15] ... колесницу о четырех дышлах, которую запрягли восьмеркой лошадей. – Возможно, что Абрадатова колесница о четырех дышлах, как и сооруженные Киром, еще большие повозки о восьми дышлах (ниже, § 52), – всего лишь плод авторской фантазии. Все же совершенно исключить возможность существования таких больших колесниц нельзя; например, известно, что тело Александра Македонского было перевезено из Вавилона в Египет как раз на такой колеснице о четырех дышлах (см. Diod., XVIII, 27, 5).
[16] А его жена Панфея... налокотники (ή δέ Πάνθεια ή γυνή αΰτού … περιβραχιόνια). – Вся эта фраза исключается из текста Ф. А. Борнеманом как позднейшая вставка, сделанная на основании более обстоятельного рассказа в VI, IV, 2.
[17] ... в три оргии высотой, считая от самого низа вместе с колесами. – Оргия (буквально «ширина размаха рук», т.е. то же, что русское «сажень») – мера длины, равная 1,79 м. Стало быть, высота платформы достигала 5,5 м.
[18] ... вес клади... достигал двадцати пяти талантов... – т.е. если счет ведется, на аттические таланты, 655 кг.
[19] ... менее пятнадцати талантов. – т.е. менее 393 кг.
[20] . на войне любое преимущество – одновременно и спасение, и справедливость, и счастье. – Об упомянутой здесь справедливости, т.е. дозволимости добиваться победы над врагами любыми средствами, даже предосудительными с обычной точки зрения, подробнее говорилось выше, при изложении беседы Камбиса с сыном (I, VI, 27 слл.).
[21] ... явились и послы от индийского царя... – Выше рассказывалось о снаряжении Киром специального посольства к индийскому царю с просьбой о денежной помойки; см. Ill, II, 27 слл
[22] ... я хочу быть твоим гостеприимцем.... – Об обычае гостеприимства см. выше, прим. 4 к кн. V.
[23] ... наши лазутчики, переодетые рабами... – О них упоминается и ниже, в § 11.
[24] ... их тип с... ливийского... – Ливийский тип колесниц – то же, что киренский; см. выше, VI, I, 27 и прим.
[25] ... фракийцев, вооруженных длинными мечами... – Фукидид, упоминая о днях – горном фракийском племени, которое поставляло воинов для союзника афинян Ситалка и самих афинян, – также называет характерным их вооружением длинные мечи (μαχαιροφόροι – Thuc, II, 96, 2; 98, 4; VII, 27, 1).
[26] ... плывут на помощь египтяне... – Согласно Геродоту (I, 77), Крез, готовясь к войне с персами, заключил союз с Амасисом, царем Египта.
[27] ... вооруженные... щитами... – Ниже, в VII, I, 33, еще раз отмечаются особенности вооружения египтян. Ксенофонт пишет об этом со знанием дела: в битве при Кунаксе он видел египетских гоплитов в составе войска Артаксеркса и отметил характерную деталь их вооружения – длинные деревянные щиты (Anab., I, 8, 9).
[28] ... уже явились все ... – Из упомянутых здесь народов об одних – киликийцах и пафлагонцах – выше было сказано, что они уже приглашались к союзу против мидяв и персов ассирийским царем, но тогда уклонились от участия в войне; другие – фригийцы, каппадокийцы и арабы (последние на положении подвластного народа) – напротив, согласно Ксенофонту, уже тогда присоединились к ассирийцам (см. I, V, 3 и II, I, 5; для арабов еще I, V, 2); позиция третьих. – ликаонцев и финикийцев – определена нашим автором только теперь.
[29] ... эллины, живущие в Азии. – По свидетельству Геродота (I, 26 сл.), Крезу удалось подчинить себе всех азиатских эллинов.
[30] Крез даже отправил послов в Лаке демон для переговоров о союзе. – О заключении Крезом союза со Спартою подробно рассказывает Геродот (I, 69 сл., 77, 82 сл.)
[31] Пактол (ныне Сарабат) – южный приток Герма (Гедиза); спускаясь с горы Тмрл, протекал через Сарды.
[32] Фимбрары. – О Фимбрарах Ксенофонт упоминает и ниже, в VII, I, 45, но более о них ничего не известно. Позднейший грамматик Стефан Византийский (VI в. н.э.) в своем лексиконе ограничивается ссылкой на Ксенофонта: «Фимбрары, город в Азии рядом с Пактолом, как свидетельствует Ксенофонт».
[33] Сирия. – Само слово «Сирия» (Συρίας) исключается из текста К. Линке. – О сборных пунктах, куда ежегодно сходились войска персидского царя для смотра или в случае войны, Ксенофонт дает специальное разъяснение в трактате «Об управлении хозяйством» (4, 6). В «Анабасисе» Ксенофонт дважды упоминает о долине Кастола (Καστωλοΰ πεδίον) как сборном пункте для войск, поставлявшихся западными областями Персидского государства (I, 1, 2 и 9, 7); этот пункт, должно быть, идентичен со сборным пунктом в Фимбрарах, о котором говорится в «Киропедии».
[34] ... под видом перебежчиков (ώς αύτομόλους). –Эти слова исключаются из текста В. Гемоллем. – О лазутчиках, переодетых рабами, уже упоминалось выше, в § 2.
[35] ... борьба... за Сирию, где много хлеба, где есть овцы и плодоносные пальмы... – Здесь опять Сирия = Ассирия; о богатстве ассирийской земли хлебом и плодоносными финиковыми пальмами подробно рассказывает Геродот (I, 193).
[36] ... за Лидию, где много вина, много смокв, много масла... – Для Лидии названы лишь те особенные продукты, которые отсутствуют в Ассирии (ср. в указанном только что отрывке у Геродота).
[37] ... чтобы мы... не стали бы неожиданно жертвами какой-либо хвори... – Принципиальный взгляд о пагубном воздействии на организм любой резкой перемены был высказан еще до Ксенофонта великим врачом Гиппократом (ок. 460–370 гг. до и. а); см. его «Афоризмы», II, 51.
[38] ... чтобы мы могли перенести перемену... – Аналогичную мысль о постепенной смене времен года высказывает в другом сочинении Ксенофонта Сократ (см, Xen. Mem. IV, 3, 9). Позднее эту же мысль развивал Дион Хрисостом, оратор и философ второй половины I–начала II в. и. э. (см. Dio Chrys., Ill, p. 127 Keiske).
[39] ... эти вещи вызывают аппетит... – Ксенофонт относится здесь одобрительно к употреблению острых приправ, поскольку имеется в виду случай, когда люди в течение. долгого времени должны будут обходиться однообразной пресной пищей. Однако он решительно осуждает употребление этих приправ, когда они служат средством возбуждения аппетита у людей, предающихся излишествам и пресыщенных (см. Mem., I, 3, 6; Hier. T I, 22 сл.).
[40] Эти мельницы – самые легкие из орудий, служащих для приготовления хлеба. – Ручные мельницы состояли из двух камней, из которых нижний служил неподвижным основанием, а верхний с помощью деревянной ручки приводился в движение и перетирал зерно. Вес таких зернотерок был невелик – около 6–7 кг.
[41] ... приходится стоять без дела, если только нет запасных гужей. – В сочинении «Об обязанностях гиппарха» (8, 4) Ксенофонт советует командиру всадников – гиппарху всегда иметь при себе запас упряжных ремней, чтобы была возможность снабдить нуждающихся.
[42] Эти орудия... приносят большую пользу... войску. – Как здесь, так и ниже, в § 37, Ксенофонт устами Кира высказывает пожелания, подсказанные опытом Спарты. Ср. что пишет наш автор в «Лакедемонской политии» (11, 2) о походных обычаях спартанцев.
[43] Ила – небольшое воинское подразделение типа роты или эскадрона.
[44] ... будут делать как раз го, что надо. – Обычное понимание заключительного выражения έν τω τεταγμένω έσονται – «будут находиться в определенном месте».
[45] ... кое-кто из купцов последует за войском с намерением что-либо продать. – В античную эпоху за войском обычно следовали торговые люди; они скупали добычу и пленных и одновременно – или взамен этого – поставляли необходимые припасы (см. Thuc, VI, 31, 5; 44, 1; VII, 24, 1; Xen. Hell., I, 6, 37; Ages., I, 21).
[46] Скопарх – командир разведчиков.
[47] Примерно в двух парасангах. – Т.е. примерно в 11 км (о парасанге см. прим. 14 к кн. II).
[48] ... о котором... говорят, что он бежал от вас. – Имеется в виду соглядатай Кира Арасп; см. выше, VI, I, 31 слл.
[49] ... если бы мне удалось заполучить его так, как я хочу! – Восклицание нарочито двусмысленное: Кир хочет сказать, что он желает заполучить Араспа целым и невредимым, но говорит это так, что другие могут подумать, что он желает захватить Араспа для расправы.
[50] ... части всадников, составлявших всегда его свиту... – Имеются в виду конные гипереты Кира; ср. ниже, § 14.
[51] ... примите таких людей, как своих друзей. – Последний наказ дается Киром ради Араспа. Относительно поднятой вверх правой руки – знака дружественных намерений– ср. выше, IV, II, 17 и прим.
[52] ... выстраиваются по тридцать рядов в глубину и занимают около сорока стадиев. – Указания Араспа не могут привести к точным выводам о численности войска Креза, поскольку он не сообщает, сколько стадиев занимали пешие воины, а сколько – конные (между тем всадник с конем, естественно, занимал больше места, чем пехотинец). Неясно также, сколько именно стадиев приходилось на стоявшую в центре египетскую фалангу. Принимая условно, что все войско Креза состояло из пеших воинов, построенных в 30 рядов, и что каждый воин занимал по фронту примерно 3 фута, т.е. около 0,9 м, можно прийти к такому результату: протяженность войска Креза по фронту – 7400 м (40 аттических стадиев по 185 м в каждом), количество воинов =7400:0,9X30 = 246 660. Что касается египтян, то их количество выше, в VI, 2, 10, было определено в 120 000.
[53] Затем ты, Арсам, <займи со своими воинами левое крыло, а ты, Хрисант,> – правое, которое ты и сейчас занимаешь... – Место в рукописях явно испорченное. Перевод сделан по варианту И. Пантазидеса, который вместо рукописного Άράσπα предложил читать Άρσάμα с последующим дополнением τό άριστερόν, σύ δέ, ώ χρυσάντα (на основании сопоставления с VII, 1, 3).
[54] ... по два бойца в ряд. – В подлиннике стоит просто είς δύο, что может быть отнесено и к ширине, и к глубине построения. Первое нам представляется более вероятным: упор во всем изложении делается на глубину построения, и потому за кратким указанием «по два» следует разъяснение о численности лоха именно для того, чтобы читатель смог живо представить и определить самое главное – глубину построения. Она равнялась, таким образом, 12 рядам, что само по себе было не так уж мало, но в данном случае выглядело недостаточным ввиду чрезвычайно глубокого – в 30, а у египтян даже в 100 рядов – построения неприятеля.
[55] Ведь как от жилища нет проку... так и от фаланги... – Аналогичное сопоставление хорошо построенного войска с прочно выстроенным домом проводится Ксенофонтом и в другом его сочинении – «Воспоминаниях о Сократе» (III, 1, 7).
[56] Итак, вы... – обращение к командирам тяжеловооруженных воинов.
[57] За ними вы, командиры пельтастов... – Здесь пельтастами названы те метатели дротиков, о которых вместе с лучниками шла речь в § 24.
[58] ... и при случае позволит нам устроить засаду (και ένεδρεύειν ήμϊν έξουσία έσται)... Эти слова исключаются из текста В. Гемоллем.
[59] ... на верховых коней надевали еще и набедренники, а на лошадей, запряженных в колесницы, – брони, защищавшие им бока. – Верховые лошади получали набедренники (παραμηρίδια), которые, впрочем, служили набедренниками и самим всадникам (ср. ниже, VII, I, 2 и прим.); боковых броней (παραπλευρίδια) они не получали, так как это сильно отяжелило бы их ход, а кроме того, их бока были прикрыты ногами всадников.
[60] Все войско... заполыхало пурпуром. – Идти в сражение в пурпуровом одеянии было в обычае у спартанцев (см. Xen. Lac. pol., II, 3); иногда их примеру следовали и другие греки, например, греческие наемники Кира Младшего в битве при Кунаксе (Xen. Anab., I, 2, 16). Напротив, воины Артаксеркса в той же битве были одеты поверх панцирей в белые плащи (Plut. Artox., II, 9). Кажется, что и в данном случае Ксенофонт перенес на персов спартанские обычаи.
[61] ... льняной панцирь, какие приняты у людей его страны... – Абрадат был родом из Суз (см. выше, V, I, 3 и VI, III, 35). Что же касается льняных панцирей, то они были в ходу у разных народов: у египтян (Her., II, 182; III, 47), у малоазийских халибов (Xen. Anab., IV, 7, 15), а в ранней древности и у греков (Homer. II., II, 529 и 830; Alcaeus ар. Athen., XIV, p. 627b = fr. 15 Bergk4).
[62] ... поднесла ему <новый, золотой панцирь>... – Перевод сделан с учетом дополнения χρυσοϋν (θώρακα), вносимого в текст Мейером.
[63] как свободную, но позорную прислужницу... – Т.е. как наложницу – слова этого Панфея не решается произнести.
[64] ... поцеловала край колесницы. – Эта деталь повествования Ксенофонта позднее была скопирована писателем II в. н.э. Харитоном в его романе «О Херее и Каллирое» (V, 3, 10): «Занавешенная покрывалом продолжала двигаться армамакса (повозка. – Э. Ф.) дальше, а люди, которые видеть Каллирою больше уже не могли, целовали ее колесницу» (перевод И. И. Толстого).
[65] ... если они рассчитывают простым натиском сбить нас с позиции... – В битвах древности простой натиск (ώθισμός) нередко имел решающее значение: так было, например, в битве при Левктрах в 371 г. до н.э. когда спартанцы не выдержали натиска глубокой колонны беотийцев (см. Xen, Hell., VI, 4, 14; Plut. Quaest. conv., II, 5, 2, p. 639 f).
[66] ... то есть силе железа... – Имеются в виду серпы, прилаженные к осям колесниц.