Приложение. Следы Дуриса в биографиях Плутарха

В поисках дополнительных фрагментов Дуриса биографии Плутарха оказывают большую помощь. Афиней, самый большой склад фрагментов Дуриса (их 24), не имеет непрерывности, необходимой для какого–либо систематического изучения. Плутарх поставляет второе по величине число фрагментов, одиннадцать из которых рассеяны в семи биографиях. Хотя он определенно не упоминается, предполагалось, что Плутарх также использовал Дуриса для значительной части «Деметрия». В Плутархе есть много других возможных дурисовых пассажей. Истории из детства Пирра (Pyrrhus, 1.1ff.) особенно подозрительны, а другие биографии содержат подобные возможности. Но приписывать этот материал Дурису просто потому, что он может напоминать его стиль, было бы бессмысленно. Любой писатель мог быть при делах. Следовательно, назначения должны быть сделаны с определенным основанием, и настоящее приложение содержит только те отрывки, которые могут быть разумно приписаны Дурису. Оно не претендует на полноту и не является бесспорным. Все цитаты (за исключением «Пирра») — из биографий, которые включают в себя остатки Дуриса.

I. Из Македонской Истории:

Demosthenes XXVIII.3; XXIX.2-5
Дурис является кандидатом на хотя бы часть сцены смерти Демосфена (XXVIII-XXIX). После того, как Демосфен укрылся в храме Посейдона в Калаврии, Антипатр послал Архия арестовать его. Плутарх пишет, что Архий был когда–то трагическим актером и что Пол из Эгины, лучший актер своего времени, был учеником Архия (XXVIII.3). Пол был хорошо известен на Самосе и запечатлен в самосской надписи. Возможно, Дурис отвечал за эту дополнительную информацию о Поле в Плутархе. Сильная зависимость от трагического намека в повествовании также поддерживает присутствие Дуриса. За ночь до прибытия Архия Демосфен видел во сне, что он действует в трагедии и соревнуется с Архием за приз. Его выступление принесло ему одобрение аудитории, но отсутствие декораций и костюмов стоило ему победы (XXIX.2). Из–за этого сна Демосфен ответил Архию, который пытался убедить его сдаться, сказав: «никогда не убеждала меня твоя игра, и теперь не убеждают твои обещания» (XXIX.2f.). Тогда Архий обратился к угрозам, и Демосфен заметил: «Теперь … говоришь с македонского треножника, недавно же играл роль» (XXIX.3). Позже, когда Демосфен принял яд, он сказал Архию: «Теперь можешь играть Кронта из трагедии, бросив это тело без погребения» (ХXXIX.5).
Phocion XVlI.2-3.
Александр потребовал заложников из Афин после безуспешной попытки города победить его в 335 году. Точное число было неясно Плутарху, который предлагает две версии в «Демосфене». Дурис и Идоменей отметили, что требовали десять заложников (XXIII.3 (J76 F39)), но Плутарх решил в пользу более уважаемой традиции, где их восемь. Список включал Демосфена, Полиевкта, Эфиальта, Ликурга, Мерокла, Демона, Каллисфена и Харидема. В «Фокионе» (XVII.2) также содержится сообщение о случае. Здесь Плутарх упоминает Гиперида, которого он не назвал среди восьми заложников в «Демосфене». Речь Фокиона включает еще одного нового заложника, Никокла. Поскольку Дурис и Идоменей — единственные, кто сообщил о десяти заложниках, а Гиперид и Никокл не входят в список «Демосфена» из восьми, два новых имени должны были прийти либо из Дуриса, либо из Идоменея. Дурис несет ответственность за другую информацию в той же главе (XVII.6 (J 76 F51)), поэтому он является наиболее вероятным источником.
Pyrrhus VIII.1; XI .6
В «Пирре» есть отрывки, похожие на те, которые отождествляются с Дурисом в «Деметрии», слишком идеально, чтобы не происходить от одного автора.
Сравните:

Pyrrhus VIII.1: Этот поединок и поражение, нанесенное македонянам, не столько разгневали их и вызвали ненависть к Пирру, сколько умножили его славу и внушили свидетелям и участникам битвы восхищение его доблестью. О нем много говорили и считали, что и внешностью своей, и быстротой движений он напоминает Александра, а видя его силу и натиск в бою, все думали, будто перед ними — тень Александра или его подобие, и если остальные цари доказывали свое сходство с Александром лишь пурпурными облачениями, свитой, наклоном головы да высокомерным тоном, то Пирр доказал его с оружием в руках.

Demetrius XLI.3: Пирр стяжал не столько ненависть, сколько восхищение противников, убедившихся, что победа была, в прямом смысле слова, делом его рук. С тех пор имя Пирра пользовалось в Македонии громкою славой, и многие говорили, что среди всех царей лишь в нем одном виден образ Александровой отваги, остальные же — и в первую очередь, Деметрий — словно на сцене перед зрителями, пытаются подражать лишь величию и надменности умершего государя.

 

Сравните:

Pyrrhus XI.6: Нашлись и те, кто осмелился заявить Деметрию в лицо, что, по их мнению, он поступит разумно, если все бросит и откажется от власти. Видя, что это не пустые слова и что им полностью отвечает настроение в лагере, Деметрий испугался и тайком бежал, надев широкополую шляпу и накинув простой плащ.

Demetrius XLIV.6: но затем весь лагерь охватили волнение и тревога, и, в конце концов, несколько человек, набравшись храбрости, явились к Деметрию и посоветовали ему бежать и впредь заботиться о своем спасении самому, ибо македоняне не желают больше воевать ради его страсти к роскоши и наслаждениям. По сравнению с грубыми, злобными криками, которые неслись отовсюду, эти слова показались Деметрию образцом сдержанности и справедливости. Он вошел в шатер и, уже не как царь, но как актер, переоделся, сменив свой знаменитый, роскошный плащ на темный и обыкновенный, а затем неприметно ускользнул.

 

II. Из Самосской Хроники:

Pericles XXVI.3-4; XXIV.1; XXV.1
Плутарх обсуждал Самосскую войну в главах XXIV.1, XXV.1 - XXVIII.3 «Перикла», и включил Дурисово порицание жестокости Перикла XXVlII 1ff. (J 76 F67)). Вероятно, сообщение о клеймении пленных в той же войне также происходит из Дуриса, поскольку оно во многих отношениях соответствует подлинному дурисову фрагменту (см. Pericles XXVI.3-4 и Photius–Suda s.v. Samion o demos estin os polygrammatos (J76 F66)). Во фрагменте афинские заключенные клеймились самосским символом, саменой, в то время как пленные самосцы «отмечались» знаком Афины — совой. Однако Плутарх, похоже, перепутал детали. Самосцев клеймили их собственной саменой, а афинян совами. Кажется маловероятным, чтобы пленные клеймились символами своей собственной «страны», а не признаками силы, которая их победила. Непонятно, как история запуталась. У Фотия–Суда все же была более разумная версия много веков спустя, поэтому виной тому, вероятно, является Плутарх, который признавался, что иногда писал по памяти (Pericles XXIV.7). Поскольку Дурис несет ответственность за значительную часть повествования о Самосской войне в «Перикле», следует также упомянуть, что как Дурис, так и Плутарх приводят Аспазию в качестве причины войны (см. Harpocration s. v. Aspasia (J 76 F65) и Pericles XXIV 1; XXV .1). С потенциальным присутствием Дуриса в главах XXIV, XXV, XXVI и известным присутствием в XXVII необходимо рассмотреть возможность того, что Duris несет ответственность за весь рассказ о Самосской войне в «Перикле».
Alcibiades XVI.5.
Длинный пассаж из Афинея (XII.535B-536A) демонстрирует все признаки того, чтобы быть дурисовым и включает в себя рассказы об обольщении Алкивиадом Tимеи (см. Plutarch Agesilaus III.1f. (J 76 F69)), прибытие Алкивиада в Афины (См. Plutarch Alcibiades XXXII.1ff. (J 76 F70)) и описание Дурисом фантастического костюма Деметрия Полиоркета (J 76 F14). Если весь отрывок — дурисов, то он, по–видимому, является самым длинным непрерывным фрагментом. В этом отрывке также отмечается, что Спарта не могла перенести двух Лисандров, и Афины не могли мириться с двумя Алкивиадами. Подобное замечание можно найти в «Лисандре» Плутарха (XIX. 3), за исключением того, что Афины и Спарта заменены «Элладой». Феофраст, учитель Дуриса, приписывает это замечание об Алкивиаде некоему Архестрату. Ссылка на Феофраста, с которым Дурис, судя по всему, консультировался по другим вопросам (например, Harpocration s.v. Aspasia (J 76 F65)), а также параллелизм между содержанием пассажа Афинея, идентифицированного с Дурисом и «Лисандром», предполагает, что Дурис несет ответственность за оба случая. Если это принять, то Дурис, вероятно, также несет ответственность за пассаж в «Алкивиаде», где повторяется Архестратва клевета (XVI.5).
Alcibiades XXIII.7
Плутарх привел Дуриса для подробностей об обольщении Алкивиадом царицы Tимеи в «Агесилае» (III.1f. (J 76 F69)). Подобный материал в «Алкивиаде» (XXIII.7) и «Лисандре» (XXII.3) также может зависеть от Дуриса. Сравните также рассказ Афинея об обольщении.
Lysander XIX.3. См. Alcibades XVI.5.
Lysander XVIII. 4-5
Прокл усомнился в критике Дуриса, что Платон плохо разбирался в поэтах (in Platonis Timaeum commentarii 1.90.20 Diehl (J 76 F83)). Гераклид Понтийский хвалил Платона за то, что он предпочитал произведения Антимаха из Колофона, когда другие проявляли уважение к Херилу. Сам Гераклид был убежден Платоном собрать стихи Антимаха, когда он путешествовал в Колофон. Следовательно, Прокл не мог понять причину неодобрения Дурисом Платона. Неясно, за что именно Дурис не любил критических способностей философа. Предположительно, он придрался к нему, потому что он предпочел Антимаха Херилу, который был одним из величайших самосских поэтов. Учитывая сильные чувства Дурисова патриотизма, это наверняка вызвало бы его гнев. В «Лисандре» (XVIII.2f.) Плутарх консультировался с Дурисом о наградах, почерпнутых Лисандром в городах Азии. Были воздвигнуты алтари, установлены жертвоприношения и ему исполнялись триумфальные песни. Самосцы даже дошли до того, что изменили название фестиваля Геры в Лисандрии.
Есть несколько примеров трагического намека в «Лисандре», которые должны быть упомянуты как признаки присутствия Дуриса. Когда Лисандр приехал в Азию с царем Агесилаем, его дружба с влиятельными лидерами позволяла ему затирать царя. Плутарх пишет (XXIII.4): «На сцене случается, что трагический актер, играющий какого–нибудь вестника или слугу, стяжает восторженные похвалы и роль его делается первой, владыку же в диадеме и со скипетром зрители едва слушают. Так было и здесь: все достоинство царской власти принадлежало царскому советнику, самому же царю не осталось ничего, кроме титула» (cр. Agesilaus VII 2). Позже, после того, как Лисандр должным образом был оттеснен Агесилаем и составил заговор с целью свергнуть спартанскую монархию, он принял меры предосторожности, чтобы обеспечить своему успеху удачу: «Затем, видя, что задуманный им план переворота по необычности своей и размаху требует средств более бессовестных, он решил пустить в ход против своих сограждан нечто вроде театральной машины и сочинил ложные оракулы и предсказания Пифии (XXV.1). В конечном итоге игра Лисандра была разрушена, когда один из его актеров струсил (XXVI.4).
Agesilaus VII.2. См. Lysander XXIII.4