2. ПРОИЗВЕДЕНИЯ ПИНДАРА

Поэтическая деятельность Пиндара очень разнообразна. Число его произведений доходило до четырех тысяч.
Из жизнеописания Пиндара, хранящегося в Бреславльской библиотеке (Vita Vratislaviensis), мы узнаем, что стихотворения его делились на 17 книг. Основанием для деления послужило различив стихотворений по содержанию. Гимны и пеаны составляли по одной книге, дифирамбы и просодии - по две книги, эпиникии занимали четыре книги и т. д. Из этих произведений в значительной полноте сохранились эпиникии, разделяющиеся на четыре книги, соответственно различным состязаниям, на которых были одержаны воспеваемые Пиндаром победы. Первая книга посвящена прославлению победителей на Олимпийских играх, вторая - на Пифийских, третья - на Немейских, четвертая - на Истмийских. Отдельные песий располагаются в том порядке, в каком разместили их александрийские ученые, т. е. не в хронологическом порядке, а по отдельным видам состязаний. На первом месте находятся стихотворения, посвященные прославлению побед па конных состязаниях, затем идут песни в честь кулачных бойцов, наконец в честь атлетов.
Уже давно были сделаны попытки определить законы, которыми руководился Пиндар при составлении своих эпиникиев. Еще в XVIII веке Эразм Шмидт старался разъяснить эти законы. Он доказывал, что эпиникии Пиндара составлены по схеме ораторских речей, что они распадаются на те же составные части, какие были установлены греческими риторами для речей. Но теория Шмидта не встретила признания среди ученых. В 70-х годах XVIII века Шнейдер и Гедике также пытались выяснить построение од. Гейне всю жизнь работал над Пиндаром, стремясь вникнуть в связь его мифических образов с темой эпиникиев. Но только А. Бек в своем монументальном трехтомном издании Пиндара (1311-1821 гг.) близко подошел к правильному пониманию поэзии Пиндара. Его ученик и сотрудник Диссен, давший лет десять спустя новое издание Пиндара и продолжавший критическою работу по объяснению текста, пришел к выводу, что Пиндар в своих эпипикиях не развивал мыслей последовательно: мысли, которые должны были следовать одна за другой непосредственно, являются у него рассеянными по различным частям. Пиндар допускал, по выражению Диссена, "implicatio partium" (т. е. переплетение частей). Построение эпиникиев, по мнению Диссена, должно было бы иметь следующую схему: поэт начинает похвалой своему герою, затем переходит к какому-нибудь мифу, имеющему отношение к прославленному герою или К тем играм, на которых он одержал победу, а в конце возвращается к победителю, так что начало соответствует концу. Но Пиндар не следует этой схеме. Он перемешивает, по наблюдениям Диссена, эти части по нескольку раз, переходя от героя к мифам, и наоборот. Все же, вопреки Диссену, под такое построение нельзя подвести многие эпиникии Пиндара. Против Диссена выступил с критикой Готфрид Германн, но мнение Диссена нашло своих последователей в лице Ф. - Г. Велькера и К. - О. Мюллера. Далее, интересен взгляд Вестфаля на композицию эпиникиев Пиндара. Он доказывал, что Пиндар руководился схемою номов, разработанной Терпандром (о номах Терпандра см. гл. XV). И действительно, большая часть эпиникиев согласна с этой схемой. Из 45 эпиникиев Пиндара, сохранившихся до нас, это деление можно найти в тридцати шести. Но еще более общий характер имеют те нормы композиции Пиндара, которые установил Круазе. Подобно Диссену, он принимает в основу композиции три части, причем в первой прославляется герой, во второй излагается какой-нибудь миф, а в третьей поэт опять переходит к герою. Эти основные части распадаются по отдельным лирическим членам, состоящим из строфы, антистрофы и эпода· В большинстве эпиникиев первую часть составляет одна триада, вторую - две или три, третью - одна. К этой схеме композиции подходит 40 эпиникиев Пиндара. Число несогласных с этой схемой так незначительно, что ее можно признать наиболее соответствующей действительному построению эпиникиев Пиндара.
Образцом построения эпиникия может служить первая триада I Пифийской оды в честь тиранна Гиерона Этнейского, колесница которого одержала победу на Пифийских играх в 470 г. до н. э.:

I. Пифийская ода
Строфа А
О златаи лира! Общий удел Аполлона и Муз
В темных, словно фиалки, кудрях.
Ты основа песни, и радости ты почин!
Знакам данным тобой, послушны певцы,
Только лишь ты запевам, ведущим хор.
Дашь начало звонкою дрожью своей.
Язык молний, блеск боевой угашаешь ты,
Вечного пламени вспышку; и дремлет
Зевса орел на его жезле,
Низко к земле опустив
Быстрые крылья, -

Антистрофа А
Птиц владыка. Ты ему на главу его с клювом кривым
Тучу темную сна излила,
Взор замкнула сладким ключом - и в глубоком сне
Тихо влажную спину вздымает он,
Песне твоей покорен. И сам Арес,
Мощный воин, песнею сердце свое
Тешит, вдруг покинув щетинистый копий строй.
Чарами души богов покоряет
Песни стрела из искусных рук
Сына Латоны и Муз
С пышно о грудью.

Эпод А
Те же, кого не полюбит Зевс,
Трепещут, заслышав зов
Муз Пиерид, что летят над землей
И над бездной никем не смиренных морей.
Тот всех больше, кто в Тартар страшный низвергнут, противник богов.
Сам стоголовый Тифон. Пещера в горах
Встарь в Киликийгких его воспитала, носившая много имен.
Ныне же Кумские скалы, омытые морем,
И Сицилийской земли пределы
Тяжко гнетут косматую грудь.
В небо возносится столп,
Снежно-бурная Этна, весь год
Ледников кормилица ярких.
(Перев. М. Грабарь-Пассек)

Разбирая произведения Пиндара, следует всегда помнить, что Пиндар был столько же музыкант и композитор, сколько поэт. Его оды, написанные сложным размером, с чередованием длинных и коротких строк, были приспособлены к музыкальной мелодии, к возможности подчеркнуть ту или другую музыкальную фразу особым ударением. Они почти не поддаются переводу в стихах.
Прославляя данного героя, Пиндар широко раздвигает свой кругозор, привлекая к своей теме и мифы, и исторические и родословные воспоминания, и мораль в виде поэтического поучения герою торжества В оде, из которой выше приведено начало, Пиндар прославляет тиранна Сиракузского Гиерона. Он основал город Этну и стал называть себя Этнейским. Пиндар начинает с обращения к лире, изображает могущество песнопения, которое чарует природу и человека, но погружает в тяжкий трепет мятежных противников богов. Здесь Пиндар вводит миф о Тифоне, низвергнутом Зевсом в подземные глубины горы Этны. Но именем этой горы назван новый город, и глашатай Пифийских игр провозгласил название города как прославленное победой имя. В этой победе поэт видит залог будущей славы молодого города; поэт желает воспеть одного лишь мужа (Гиерона), виновника этой славы, и надеется, что стрелы его песни долетят до цели скорее, чем стрелы его врагов, -- может быть, намек на двух поэтов - Бакхилида и Симонида, его соперников при дворе Гиерона.
После пожеланий всякого счастья своему герою Питдар переходит к историческим воспоминаниям о прежних победоносных походах Гиерона, приводя для параллели миф о Филоктете, без стрел которого нельзя было бы взять Трои. Далее он обращается к сыну Гиерона Дейномену, которого отец поставил правителем основанной им Этны, вспоминает мифических предков рода и восхваляет Гиерона и его брата Гелона за то, что они одержали победу над карфагенянами.
В заключительной триаде поэт рисует идеал, к которому должен стремиться правитель, если желает при жизни наслаждаться благополучием, а по смерти жить в песнях поэтов.
Многочисленные мифы, легенды и воспоминания, которыми Пиндар украшает свои произведения, были так близки и так хорошо известны его слушателям, что не затемняли и не затрудняли понимания его поэзии. Но для римлян она становится уже до некоторой степени непонятной.
Пиндар высоко ставил призвание поэта. Восхваление героя не являлось для него единственной целью; поэт воздает достойному достойную награду во вдохновенных песнях, которые переживут краткий век человека; но герой, увенчанный такой наградой, должен быть во всех своих делах достойным ее, - отсюда постоянные указания на пути к добру и совершенству на земле, как они понимались самим поэтом; отсюда поэт - мудрец, учитель, он "славный пророк Пиерид" (Пеан VI, 6), носящий в своем сердце сокровище песни. Созвучные ему мысли встречаются ранее у Феогнида, позднее - у Бакхилида (VIII, 3) и в Риме - у Горация. (Оды, IV, 6, 41 сл.) Эпиникии Пиндара прославляют не только тираннов, одержавших победы на состязаниях, но и различных частных лиц, нередко даже мальчиков-победителей. Все эти песни Пиндар составлял по заказу и брал за них плату, но при этом умел сохранять свое достоинство и самостоятельность. Часто он вплетал в лавры и терновые шипы, язвившие чело победителя.
Эпиникии назначались для исполнения хором товарищей и друзей [победителя, но Пиндар говорит не от лица победителя или хора, а от себя, нередко выражая свое личное отношение к победителю и свои пожелания.
Различие метрического построения зависело от того, назначался ли эпиникий для исполнения на пиру или на пути в храм, где победитель приносил благодарственные жертвы. В первом случае он состоял из строфы, антистрофы и эпода, во втором - только из строф.[1]
Кроме 45 полных эпиникиев от Пиндара сохранилось более трехсот фрагментов произведений разного содержания: здесь есть эпиникии, дифирамбы, френы, просодии и другие виды лирики. Из дифирамбов лучше других сохранилась песнь в честь Диониса; отрывки других незначительны. Френы Пиндара не отличаются таким трогательным чувством, как френы Симонида. Они носят философский характер, а порой и мистическую окраску. Здесь поэт имеет в виду не столько горе родственников и друзей покойного, сколько его загробную судьбу. Ответа на то, что ждет человека за гробом, поэт ищет в учении пифагорейцев.
Из числа гипорхем обращает на себя внимание песнь, составленная для фиванцев по поводу солнечного затмения 463 г. до н. э. Здесь поэт задается тревожным вопросом - что предвещает это затмение: голод, холод, наводнение или другие бедствия. Он говорит, что не боится никаких несчастий и будет переносить их вместе с другими людьми.
Сколии Пиндара не отличались высокими достоинствами. Он не владел тем легким, живым стихом, который необходим для сколиев. Его муза не была склонна воспевать обыденные, иногда мелкие сюжеты, которые брались для застольных песен. Огрызки других произведений Пиндара так незначительны, что на основании их нельзя составить характеристики, а в некоторых случаях нельзя даже уяснить их сюжетов.


[1] Пиф. XII, Нем. II, IV.