ПУБЛИЙ ВЕРГИЛИЙ МАРОН

Автор: 
Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 

70-19 гг. до н. э.

ГИБЕЛЬ ТРОИ
ЭНЕИДА II, 150-314
Небесный свод
Меж тем свершал круговорот,
Поднялась ночь из Океана
Над небесами и землей
И козни хитрого обмана
Укрыла тению густой.
Ушли Трояне по домам,
И стихло всё. В глубокий сон
Усталый город погружен.
Меж тем к знакомым берегам
Подходит стройными рядами
От Тенедоса в тишине
Суда аргивян при луне.
Блеснул сигнальными огнями
Корабль царя. Тогда Синон
Веленьем гибельным богов
Украдкой выдвинул засов -
И вот уже освобожден
Героев спрятанный отряд.
Из недр огромного коня
Вожди, молчание храня,
Скользят, цепляясь за канат...
Они уже спустились вниз.
Тут был Фессандр, Сфенел, Улисс,
Пелид Неоптолем, Фоант,
И Махаон, и Акамант,
И Менелай, и сам Эпей,
Коня строитель. На людей,
Объятых сном, они смелей
Напали, стража перебита,
Ворота - настежь, и открыта
Дорога. Радостно друзей
Они встречают в воротах
И в их скрываются рядах.
Едва сошел на род людской
Небес дар сладкий, первый сон,
Как в сновиденьи предо мной
Явился Гектор бедный. Он
Предстал очам моим в слезах,
Истерзан быстрыми конями,
Распухли ноги под ремнями,
На теле кровь и черный прах,
Ужасное виденье! Нет,
Совсем иным наш Гектор был,
Когда он к дому подходил,
Ахилла панцирем одет,
Или в Данайские суда
Метал фригийскими огнями...
Залита грязью борода,
Запеклась кровь меж волосами,
И в ранах весь: когда-то их
Он получил у стен родных.
Тут я с невольною слезой
Воскликнул, горестью томимый:
"О свет Дардании родной!
О наш оплот несокрушимый!
Скажи, так долго отчего
Ты не был с нами, Гектор милый?
Откуда ты?.. Уже могилы
Иным из рода твоего
На долю выпали; народ
И город много пострадали
От бедствий тягостных, - и вот,
Сверх этих бедствий и печали,
Каким тебя мы увидали!
Что исказило лик твой ясный?
Зачем изранен ты?" Напрасны
Мои вопросы были. Стон
Глубокий, тяжкий слышу я.
"Богини сын, - воскликнул он, -
Беги, спасайся из огня.
Уж враг царит в родных стенах,
Уж Троя свергнута во прах.
Конец родной стране, Приаму!
Когда бы чья-нибудь Пергаму
Рука помочь еще могла,
Моя б рука его спасла.
Святыни и богов своих
Тебе вручает Троя. Их
Ты должен в путь с собою взять,
Чтоб с ними город основать;
В конце скитаний по морям
Воздвигнешь ты своим богам
Великий город во вселенной". -
Сказал и Весты лик священный
И пламя вечного огня
Из недр глубоких алтаря
Выносит...
Воплем город весь
Вдруг огласился там и здесь.
Растет смятение. Наш дом
Стоял в саду особняком.
Но шум уж ясно доходил:
То ужас битвы слышен был.
Тут я проснулся, и в смятеньи
На кровлю дома я вбежал
И чутко вслушиваться стал,
Так на скале в недоуменьи
Пастух смущенный иногда
Стоит и слушает, когда
Покорный бешеным ветрам
Пожар на ниву набежит
Иль, с гор свергаясь, по полям
Поток стремительный кипит,
Смывает жатву, труд вола
И увлекает дерева...
Открылось всё, ясна была
Рука врагов. В борьбе с огнем
Дейфоба рухнул гордый дом.
Горит вблизи Укалегон.
Огнем пожара озарен,
Блестит вдали залив Сигей.
Послышался и крик людей
И звуки трубные. В смятеньи
К оружию бросаюсь я...
Перев. П.Краснов

ПЕЩЕРА ЭОЛА
ЭНЕИДА I, 50-63
...В сердце, полном огня, унося эти мысли, богиня
Прибыла в облачный край, в обиталище бурное Юга,
В край Эолии. И там царь Эол в необъятной пещере
Стаи рвущихся в бой ураганов и гулкие бури
Тягостной силой оков укрощает и держит в темницах.
В негодованьи они в несмолкаемом ропоте горном
В щелях затворов гудят. Восседает Эол на вершине,
Скипетр держит в руке, умеряет их ярость и страсти.
Если б не он, унесли бы они и небо и глуби
Тут же с собой на крылах, и в пространстве развеял бы землю.
Но всемогущий отец, не желая, чтоб это случилось,
Скрыл их в гротах глухих, взгромоздив на них горные глыбы;
Дал им затем и царя, но такого, который умел бы
Вовремя их обуздать, а иной раз - ослабить поводья.
Перев. Т.Казмичева.

ИТАЛИЯ
ГЕОРГИКИ II, 156-148
...Но не мидийским лесам, одевающим издавна область,
И не гермийским волнам, златоносным, ни славному Гангу
Не превзойти красоты Италийской; ни Бактре, ни Инду,
Ни утучненной песком, приносящей нам ладан Панхее.
Этой земли никогда огнедышащий бык не ворочал;
Некому - слава богам - было сеять там зубы драконов;
Не подымалось на ней дымно-блещущих шлемами воинств.
Хлебом богата она, и по Массику пенится влага
Вакхова; тенью олив и стадами овец изобильна.
Там боевого коня ты увидишь, бегущего в поле,
Жертвенных белых быков, столь желанных бессмертным,
Клитумний!
Влагой священной твоей омывая их щедро сначала,
Римляне к дому богов их влекут за собою, ликуя.
Перев. Т.Казмичева.

ЛЮБОВЬ
ГЕОРГИКИ III, 272-285
С этой целью быков уводят подальше, пастись их
Там оставляют одних, за горой иль рекой неглубокой.
Иль, заперев их внутри, у наполненных держат кормушек.
Ибо их силы сосет постепенно, сжигает их видом
Самка и им не дает о рощах вспомнить и травах.
Прелести сладки ее: они заставляют частенько
Гордых между собой рогами любовников драться.
В Сильском обширном лесу пасется красивая телка, -
И уж друг с другом они с великой сражаются силой,
Раны себе нанося: по телу кровь черная льется.
Вот направляют рога друг на друга, сражаясь с протяжным
Стоном; гудят им в ответ леса с высоким Олимпом.
В хлеве одном уж не жить сразившимся: бык побежденный
Прочь уходит, живет одиноко в неведомых далях:
Стонет, свой помня позор, победителя помня удары
Гордого, и что любовь утратил свою без отмщенья,
И что, взглянув на хлева, родовое владенье покинул.
С тщаньем сугубым теперь упражняет он силы, меж твердых
Скал всю ночь он лежит, распростерт на непостланном ложе,
Только колючей листвой питаясь да острой осокой.
Он испытует себя, он учится гневаться рогом,
Он на стволы нападает дерев, ударяет по ветру
Лбом и, взрывая, песок рассевает, готовясь для битвы.
После же, восстановив свою мощь, вновь силы набравшись,
Двигает рать и стремглав на врага позабывшего мчится,
Словно волна: лишь вдали забелеется в море открытом,
Всё удлиняясь, изгиб свой влечет и потом, закрутившись,
Страшно гремит у земли меж утесов и вдруг упадает
Встречной не меньше скалы; и даже глубинные воды
В крутнях кипят и песок бросают доверху черный.
Так-то всяческий род на земле, и люди, и звери,
И обитатели вод, и скотина, и пестрые птицы
В буйство впадают и в жар; любовь для всех них едина.
Львица, о львятах забыв, никогда во время другое
Бешено так по полям не блуждает; медведь косолапый
Стольких не делает зверств по лесам и бед без разбору,
Сколько тогда; и грозен кабан, и тигр преопасен.
Горе! Плохо тогда блуждать по пустыне Либийской!
Разве ты не видал, как дрожат, напрягаясь всем телом,
Кони, едва лишь до них дойдет знакомый им запах?
И уж тогда ни вожжам человека, ни плетям жестоким,
Уж ни пещерам, ни скалам, ни встречным не удержать их
Рекам, ни каменных гор обломкам, крутящимся в волнах.
Так же бросается вепрь Сабинский, точит он бивни,
Он ударяет ногой по земле, трет бок о деревья,
С той и с другой стороны приучает плечи к раненьям...
...Или же юноша тот, у которого в жилах струится
Пламя жестокой любви? В час поздний, ночью слепою,
Под разразившейся бурей плывет возмущенной пучиной!
Двери небес грохочут над ним; разбиваясь о скалы,
Воды гудят, понапрасну родители бедные кличут
И вслед за ним умереть в страданьях готовая дева.
А пестрошерстые Вакховы рыси? Свирепые волки,
Псы? Иль олени еще, что, смирные, в битвы вступают?
Всех, однако, сильней исполнены буйства кобылы;
Пыл тот сама им дала Венера, в то время как Главка
Члены челюсти вдруг четверни Понтийской пожрали.
Их уводит любовь за Гаргар и за Асканий
Гулкий; взбегают они на вершины, плывут через реки;
Тотчас, едва лишь огонь разогреет их жадные недра, -
Больше весной, ибо жар весной возвращается в кости, -
Все к Зефиру лицом стоят на утесах высоких,
Ветром легким полны; и часто вовсе без мужа
Плод зачинается в них от ветра, - и молвить^го чудо! -
Тут по утесам они и по скалам, по низким долам
Прочь все бегут, - нет, Эвр, не к тебе, не к солнца восходу! -
В край, где Кавр и Борей, откуда чернейший родится
Австр, где он там небеса дождливою стужей печалит.
Тут-то тягучий течет, называемый меж пастухами
Верным названьем его, "гиппоманом", сок из утробы.
Тот гиппоман, что всегда собирали мачехи злые,
Разных трав примешав и слов далеко не безвредных.
Так! но бежит между тем, бежит невозвратное время.
Мы же во власти любви все по частностям плаваем разным.
Перев. С. Шервинский