М. Валерий Марциал, очерк

Марк Валерий Марциал - выдающийся римский поэт-эпиграмматист, в творчестве которого эпиграмма стала тем, что мы сейчас понимаем под этим литературным термином. Марциал написал 1560 эпиграмм, которые составили 15 книг. Марциал родился в римской провинции Испания Тарраконская (Hispania Tarraconensis), в г. Бильбилис (или Бильбила, Bilbilis, сегодня Cerro de Baubola близ Calatayud), ок. 40 г. н. э. Дата его рождения восстанавливается по одной из эпиграмм (X 24), написанной в конце 90-х гг., где он указывает мартовские Календы (т.е. 1 марта) как свой день рождения и говорит, что ему исполняется 57 лет.
В Бильбиле он получил грамматическое и риторическое образование. В 64 г. он, возможно для того, чтобы подготовиться к профессии адвоката, приезжает в Рим. В столице он налаживает отношения со знаменитыми соотечественниками: философом Сенекой и его племянником, поэтом Луканом. Это был последний период правления Нерона. В 65 г. после раскрытия антинероновского заговора Лукан и Сенека погибли: по приказу императора они покончили с собой, вскрыв вены.
Жизнь Марциала изменилась в худшую сторону. Долгое время он вёл малообеспеченный образ жизни, почти бедствовал, находясь на положении клиента у богатых патронов. В годы правления Тита (79-81 гг.) и Домициана (81-96 гг.) Марциалу сопутствует удача. При Тите он становится известен как литератор, при Домициане к нему приходит слава. В эти годы Марциал сближается с писателями, живущими в столице: ритором Квинтилианом, поэтом Силием Италиком, сатириком Ювеналом, адвокатом и магистратом Плинием Младшим.
Первый сборник эпиграмм Марциала вышел в 80 г. по поводу торжественного открытия амфитеатра Флавиев, Колизея в 80 г. После публикации сборника, который принёс автору литературную известность, со стороны императора последовало почётное вознаграждение: Марциалу было пожаловано "право трёх сыновей" и соответствующие льготы, которыми пользовались римляне, имеющие не менее трёх сыновей. (Во времена Марциала это исключительное право могли получить бездетные и даже холостые мужчины.)
Привилегии, дарованные Титом, были подтверждены и расширены его преемником Домицианом; Марциал был награждён званием всадника. Значительного материального благосостояния это не принесло, но дало возможность жить в достатке и не испытывать нужды. В окрестностях Номентана у Марциала появляется скромное поместье, а в Риме вблизи Квиринала - дом.
К 84 г. были написаны и опубликованы ещё две книги стихотворений: 'Xenia' и 'Apophoreta' ("Гостинцы" и "Подарки"). Сборники составлены из эпиграмм, предназначенные для сопровождения подарков, которые посылались друзьям и которыми обменивались в праздник Сатурналий, в декабре. 'Xenia' были подарками-подношениями съестного типа, 'Apophoreta' - подарки, которые раздавались после праздничной трапезы и уносились гостями с собой.
В 85-96 гг. регулярно (почти каждый год) появляются новые сборники эпиграмм. Они имеют большой успех. Вместе с ростом известности улучшается и материальное положение Марциала, хотя заслугой тому оказались не продажи книг. По поводу своего "всенародного признания" Марциал жалуется: "мой кошелёк вовсе не знает о том" (да и вообще, в стихах Марциал постоянно рисуется своей небогатостью). Книги Марциала продавались у троих книготорговцев, и всё равно за свою обеспеченность он был обязан богатым и влиятельным друзьям. Тем не менее, несмотря на достаток и "всенародное признание", Марциал по-прежнему продолжает вести клиентский образ жизни. (Можно только догадываться, что заставляет его быть клиентом; во всяком случае, не бедность.)
К 88 г. он смог позволить себе длительное путешествие, в Корнелиев форум в Галлии Цизальпийской (где пишет и издаёт третью книгу эпиграмм). Вернувшись в Рим, Марциал не покидает его до тех пор, пока императорами не становятся Нерва, затем Траян. Скорее всего, ему не удаётся снискать должного расположения самодержцев: в 98 г. он покидает город, в котором прожил 34 года, и возвращается в родную Испанию, теперь уже навсегда (деньгами на дорогу его снабдил Плиний).
В последние годы жизни Марциал пользуется расположением богатой Марцеллы, которая дарит ему поместье, где он проводит остаток дней. В 101 г. он публикует последнюю, двенадцатую книгу эпиграмм. Марциал умер в 104 г.; когда известие о его смерти достигло Рима, Плиний Младший написал в одном из своих писем: "Слышу, умер Валерий Марциал, горюю о нём. Был он человек талантливый, острый, едкий; в стихах у него было много соли и желчи, но не меньше искренности".
Творчество М. Валерия Марциала погружает нас в обстановку Рима второй половины I века нашей эры. Со времён последней гражданской войны, когда власть в 31 г. до н. э. взял в руки Октавиан Август, прошло более ста лет. В течение первого века нашей эры Рим возглавляет череда императоров, характер правления которых непохож. Если правление Августа принято называть "просвещённым", то при его приемниках Тиберии и Калигуле устанавливается то, что принято называть "террористическим режимом", который достигает апогея в середине I в. при Нероне. После относительно мягкого режима Веспасиана и затем Тита, признававших права сената, императором становится Домициан (81-96 гг.), на правление которого приходится расцвет творчества Марциала.
Начав при Тите с эпиграмм о цирковых зрелищах (сборник называется 'Liber de Spectaculis' традиционно, само название Марциалу не принадлежит), первые девять из своих двенадцати книг эпиграмм Марциал написал при Домициане остальные три - при Нерве и Траяне, причём двенадцатую прислал из Испании, куда вернулся в 99 г., где вскоре и умер (ок. 104 г.).
Марциал - один из немногих римских литераторов, кто избегает "глобальных философских проблем" и оторванных от жизни абстракций. Марциал - "чистый этик", он "проповедует" здравый смысл психически полноценного, вменяемого человека, который в окружении нравственной вседозволенности верен себе и до конца следует своему пониманию духа. Соответственно, Марциал полностью свободен от лицемерия; он свободно пользуется любыми средствами, руководствуясь одним принципом: "где надо и сколько надо". Отсюда даже самые "обсценные" эпиграммы никогда не производят отталкивающего впечатления, даже скабрёзного, включая такие случаи, когда Марциал откровенно ругается, понося своих адресатов непристойным образом. Будучи человеком высокого нрава и духа, называя явления и людей своими именами, Марциал может не беспокоиться о "негативных последствиях" грубостей (он сам же и замечает: 'lasciva est nobis pagina, vita proba', "страница наша непристойна, жизнь чиста").
Для своих сочинений Марциал пользовался как и старыми греческими образцами, которые были хорошо известны в Риме (первые известные нам собрания эпиграмм относятся к I в. до н. э.), так и новыми латинскими. В предисловии к Книге I он указывает: "Скабрёзную прямоту слов, то есть язык эпиграмм, я стал бы оправдывать, был бы на то мой пример: так пишет Катулл, и Марс, и Педон, и Гетулик, и всякий, кого перечитывают".
Эпиграммы Марциала от "эпиграмматической продукции" предшественников и современников отличаются в первую очередь метрическим разнообразием. Наряду с традиционным элегическим дистихом он использует семь размеров: дактилический гекзаметр, сотадей, фалекейский одиннадцатисложный стих и холиямб (любимые размеры Катулла), холиямбическую строфу, ямбическую строфу, ямбический сенарий. Содержание эпиграмм очень разнообразно: личные замечания, литературные декларации, пейзажные зарисовки, описание окружающей обстановки, явлений и предметов, прославление знаменитых современников, исторических деятелей, лесть в адрес императоров и влиятельных покровителей, выражение скорби по поводу смерти близких, и пр.
Характерная композиционная особенность эпиграмм Марциала - двух- или трёхчастная структура, при которой последняя часть содержит заключение, которое не разумеется из предыдущих частей, но является "нелогичным". При двухчастной структуре эффект достигается антитезой двух строк (предложений): первая содержит "пролог", постановку, вторая - неожиданный вывод. Напр. II 13:

И судье надо дать, и дать защите.
Секст, послушай совет. Дай кредиторам.

При трёхчастной структуре первая часть содержит "пролог", вторая - вопрос, третья - неожиданный ответ. Напр. V 43:

Зубы Таиды черны, белоснежны Лекании зубы.
Вывод? У первой своё, куплено всё у другой.

К этим схемам тяготеют все "острые" эпиграммы. В "программных" эпиграммах Марциал, как правило, пользуется развёрнутым сравнением-парадоксом, которое заканчивается логично, напр. I 53:

Есть страница одна, Фидентин, твоего сочиненья
в книжках моих, и печать господина её несомненна:
весь твой подлог с головой выдаёт на ней каждая строчка.
Так же, в толпу затесавшись пурпурных тирийских нарядов,
варвара их оскверняет башлык шерстяной лингонийский;
так же горшок арретинский бесчестит хрустальные вазы;
так же смешон чёрный ворон, когда побережьем Каистра
станет случайно бродить с лебедями, созданьями Леды;
так же в благом многозвучном священном лесу Афинянки
вздорная крякнет сорока кекроповым жалобным воплем.
Книжкам моим никогда не нужны ни судья, ни заглавье -
против тебя же страница твоя и кричит она: "Вор ты!".

Хотя сам Марциал признавал, что в эпиграмме уступает Катуллу, которому он отчасти подражает, можно признать, что именно он довёл римскую эпиграмму до возможного совершенства. Начиная от эпиграммы в основном значении этого термина, он подаёт её во многих нюансах: от сатиры-памфлета до элегии, от краткого острого двустишия до средней оды.
Марциал - мастер малой и средней формы, лёгкой, живой, краткой импровизации. Язык Марциала чёток и ясен; он далёк от той искусственной риторики, в которой с самого начала, за небольшим исключением, вязла поэзия императорского Рима. Как свои "коронные" приёмы Марциал наиболее эффектно и эффективно использует антитезу, параллелизм, сентенцию, повтор, неожиданную клаузулу, в гармонии с собственно стилем. Виртуоз эпиграммы, Марциал в этом жанре, по-видимому, намного превосходил всех современных (и последующих) ему эпиграмматистов.
Уже по эпиграммам самого Марциала рисуется тот масштаб, в котором поэты выдавали его эпиграммы за собственные. Вообще, Марциала читали и знали очень многие, и он сам был прекрасно осведомлён о своей известности: его читают и в Британии Дальней и даже такой древнеримской глуши, как г. Вьен в Галлии Нарбонской. Отсюда Марциал, вполне в духе Горация, уже в восьмой книге сулит себе бессмертие: 'me tamen ora legent et secum plurimus hospes ad patrias sedes carmina nostra feret' ("я на устах буду жить, и много с собой иноземцев в отчей пределы страны наши стихи понесут"; это пророчество сбылось точно также как у Горация). По поводу смерти Марциала также писал Плиний, что его ожидает слава и бессмертие: "Бессмертными его стихи не будут, как он писал; может быть и не будут, но писал он их так, чтобы были".
После смерти Марциала продолжали читать и высоко ценить по всему Риму. Известно, например, что император Элий Вер хранил Марциала вместе с "Искусством любви" Овидия у изголовья кровати и называл его "своим Вергилием". (Впрочем, такое соседство показывает, что императора, скорее всего, в большей степени привлекали эротический и/или "обсценный" аспект эпиграмм.)
Между IV и VI вв. Марциала часто цитируют писатели-грамматики; ему подражают поэты Авзоний (IV в) и Сидоний Аполлинарий (V в.). В средние века Марциала знали по многочисленным антологиями; его потихоньку читали схоластики, "целомудренные" епископы и даже папы. В XIV в. Дж. Бокаччо обнаружил и опубликовал рукопись с его эпиграммами. Марциал был одним из самых читаемых авторов Возрождения. Он оказал большое влияние на европейскую эпиграмму XVI - XVII вв. В XVIII в. Лессинг брал его в своих эпиграммах за образец и построил на их основе свою теорию эпиграммы; Марциалом интересовались И. К. Шиллер и И. В. Гёте. Вяземский называл его "кипящий Марциал, дурачеств римских бич". Про Пушкина, любившего "огонь нежданных эпиграмм", С. А. Соболевский писал: "Красоты Марциала ему были понятнее, чем Мальцову, изучавшему поэта".
Творчество Марциала представляет и огромный историко-бытовой интерес (многие аспекты римского быта восстановлены именно по свидетельствам Марциала), и художественный. Марциал - непревзойдённый реалист, умеющий ясно и ярко обрисовать явление или событие, отметить "порок", изобразить своё однозначное к ним отношение, и всё это мастерски выразить в яркой, задорной, лаконичной, убийственной эпиграмме. Своим искусством Марциал не только приобрёл себе первое место в истории римской эпиграммы, стал не только "патриархом эпиграмматистов", но одним из самых заметных поэтов вообще.

По поводу своего "всенародного признания" Марциал жалуется: "мой кошелёк вовсе не знает о том". - Авторского права Рим не знал: издателем книги становился книготорговец, купивший у автора произведение. Приобретая произведение, издатель не приобретал исключительного права на его издание; книга, вышедшая в свет, становилась "публичным достоянием"; каждый купивший мог отдать её в переписку своим или наёмным специалистам-переписчикам и открыть собственную торговлю. Хотя в точности положение дел с выплатой гонораров в Риме нам неизвестно, стать обеспеченным на литературный доход было, во всяком случае, невозможно.
Север Г. М., 2006