Книга тринадцатая

О ЖЕНЩИНАХ [ЗАКОННЫЕ ЖЕНЫ И МНОГОЖЕНСТВО]
(555) 1. Друг мой Тимократ! Когда комедиограф Антифан читал царю Александру одну из своих комедий, и тому она явно не нравилась, Антифан сказал: "Государь, чтобы это понравилось, надо часто кормиться на складчинных обедах и еще чаще ради девок получать и раздавать тумаки". Об этом рассказывает халкидец Ликофрон в книге "О комедии" [frag. 13 Strecker]. Вот для таких читателей и мы собираемся теперь повести речи о делах любви (потому что не раз заходил у нас разговор о гетерах и женах), и поэтому заведем запев, призвав перед таким любовным [b] перечнем на помощь нашей памяти самую любезную из Муз - Эрато [Аполлоний Родосский "Аргонавтика" III. 1]:

Ближе ко мне, Эрато, помоги, расскажи мне какие,

слова говорились о любящих и о любви.
2. Итак, воздавая хвалу замужним женщинам, наш добрый хозяин[1] припомнил рассказ, содержащийся в книге Гермиппа "О законодателях" [FHG.III.37][2] о том, что в Лакедемоне существовал обычай запирать [c] девушек с неженатыми юношами в темном тереме, и кто какую хватал, ту и уводил себе в жены без приданого. Поэтому и был наказан Лисандр, когда бросил девушку, попавшуюся первой, и захотел увести другую, покрасивее. Клеарх Солейский пишет в книге "О поговорках" [FHG.II.319]: "В Лакедемоне на некоем празднестве женщины гоняют холостяков вокруг жертвенника и бьют бичами, чтобы те, избегая такого унижения, оживляли в себе страсть и вовремя вступали в брак. В Афинах [d] первым завел единобрачие Кекроп, а до него люди соединялись беспорядочно, и мужья, и жены были общие. Оттого, по мнению некоторых, его и прозвали "двуприродным",[3] так как раньше человек не мог знать собственного отца среди многих других".
Исходя из этого, можно было бы оспорить тех писателей, которые уверяют, будто у Сократа было две законные жены: Ксантиппа и Мирто, дочь Аристида, - не того, который Справедливый (это никак не возможно по времени),[4] но его внука.[5] (556) Это и Каллисфен [J. 2 В 654], и Деметрий Фалерский [J. 2 В 972], и перипатетик Сатир, и Аристоксен; а навел их на эту мысль Аристотель в книге "О знатном рождении" [frag.93 Rose].[6] Однако так быть не могло, - разве что афиняне ввиду убыли граждан дозволили постановлением народного собрания заводить двух жен; тогда было бы понятно, почему об этом молчат сочинители комедий, так часто поминающие Сократа. Одно постановление, [b] касающееся женщин,[7] приводит в своей книге Иероним Родосский [frag.26 Hiller], и когда я достану эту книгу, то пришлю ее тебе. Тем не менее, Панетий Родосский решительно возражал тем, кто говорил про двух жен Сократа.[8]
3. У персов царица терпит вокруг себя множество наложниц, - во-первых, потому что царь у них полный хозяин своей жене, а во-вторых, потому что, как рассказывает Динон в книгах "О Персии" [FHG.II.92], наложницы с царицей почтительны и падают перед ней ниц. У Приама тоже было много жен, и Гекуба терпела их: так, Приам говорит [Ил. XXIV.496]:

[с] Их девятнадцать братьев от матери было единой;
Прочих родили другие любезные жены в чертогах.

У эллинов, однако, мать Феникса не терпит наложницу Аминтора.[9] Даже Медея, знакомая с варварским обычаем [многоженства], не выносит замужества Главки, уже привыкнув к лучшему, эллинскому обычаю. И Клитемнестра приходит в ярость и вместе с Агамемноном убивает и Кассандру, которую тот, приучившись к варварским брачным порядкам, привез в Элладу на правах господина. "Удивления достойно,[10] - пишет [d] Аристотель [frag. 144 Rose], - что у Гомера в "Илиаде" Менелай нигде не спит с наложницей, хотя у всех мужчин там есть женщины, и с ними спят даже такие старцы, как Нестор и Феникс, - в знак того, что они не изнуряли себя в молодые годы ни пьянством, ни любовными излишествами, и не страдали животом от обжорства, но сохранили телесную крепость до старости. Видимо, спартанец[11] стыдится, что законная жена [е] его - Елена, из-за которой вся эта война, и поэтому отстраняется от любых наложниц. Агамемнона, напротив, Терсит порицает именно за обладание многими женщинами [Ил.II.226]:

Кущи твои преисполнены меди, и множества пленниц
В кущах твоих, которых тебе аргивяне избранных
Первому в рати даем, когда города разоряем.

Однако вряд ли, - продолжает Аристотель, - такое множество женщин было дано ему в наложницы, скорее - лишь как почетный дар: ведь и большой запас вина он имел не затем, чтобы пьянствовать".
4. Геракл стяжал славу величайшего многоженца (а он действительно был бабником), но были они у него не одновременно, а поочередно, как у человека, который в походе попадает в разные места. От них у [f] него и было так много детей; например, как рассказывает Геродор [FHG. 11.30, J. 1.219], в течение семи дней он лишил девственности пятьдесят дочерей Фестия. Много женщин было и у Эгея: первой он взял за себя дочь Гоплета,[12] после нее одну из дочерей Халкодонта,[13] но обеих уступил друзьям и жил со многими, в брак не вступая; лишь потом он взял в жены дочь Питфея Этру, а после нее Медею. (557) Тесей, в свою очередь, похитил Елену, а вскоре после нее Ариадну; Истр в четырнадцатой книге "Об Аттике" [FHG.I.420], перечисляя Тесеевых женщин, говорит, что с иными он сошелся по любви, иных похитил, а с иными был в законном браке. Похищены были Елена, Ариадна, Ипполита и дочери Керкиона и Синида, а в законные жены он взял Мелибею, мать Аякса. Однако Геси-од [frag. 130 Rzach] перечисляет еще и Гиппию, и Эглу, ради которой он, [b] по словам Керкопа [ср.503d], нарушил клятву, данную Ариадне, а Ферекид называет еще и Феребею [FHG.II.240]. Наконец, еще до Елены он похитил Анаксо из Трезена, а после Ипполиты женился на Федре.
5. Филипп Македонский, отправляясь в свои походы, женщин не брал, как делал это Дарий, низвергнутый Александром. Этот Дарий, как пишет в третьей книге "Жизни Эллады" Дикеарх [FHG.II.240], несмотря на то, что вел борьбу за самое существование, возил с собой при этом триста шестьдесят наложниц.[14] Но Филипп, вступал в новый брак, при каждой новой войне: "За двадцать два года своего царствования,[15] - пишет Сатир в его жизнеописании [FHG.III.161], - он был женат на Авдате из Иллирии и имел от нее дочь Кинну, и на Филе, сестре Дерды [с] и Махаты; чтобы породниться с фессалийцами, он завел детей от двух фессалийских жен, одна из которых, Никесиполида Ферская, родила ему Фессалонику, а другая. Филинна Ларисейская, родила ему Арридея. А молосское царство он приобрел, женившись на Олимпиаде, принесшей ему Александра и Клеопатру. Когда он покорил Фракию, к нему [d] пришел фракийский царь Кофела с дочерью Медой и большим приданым; и он ввел ее в дом второй женой, рядом с Олимпиадой. После всех этих женщин он влюбился и женился на Клеопатре,[16] сестре Гиппострата и племяннице Аттала, и тоже ввел ее в дом рядом с Олимпиадой, и этим расстроил и погубил свою жизнь. Ибо тут же, еще во время свадьбы, Аттал сказал: "Вот теперь, царь, у тебя будут рождаться законные сыновья, а не ублюдки!" - на что Александр швырнул в него чашей, которую держал в руке, а тот в Александра своею. После этого Олимпиада [е] бежала к молоссам, Александр к иллирийцам, а Клеопатра родила Филиппу дочь Европу".
Женолюбом был и поэт Эврипид. Иероним в "Памятных заметках" пишет об этом так [frag.6 Hiller]: "Когда при Софокле кто-то назвал Эврипида женоненавистником, Софокл ответил: "Да, но только в трагедиях; в постели он женолюб"".
6. Законные наши жены ничуть не походят на [гетер], изображенных Эвбулом в "Торговках венками" [Kock.II. 198]:

[f] Мне Зевс свидетель, толстыми белилами,
Подобно вашим, лица не расписаны,
Не вымазаны щеки соком тутовым.
Когда из дома в летний зной выходите,
То с глаз две борозды стекают черные,
Со щек на шею пот струится суриком,
А космы надо лбом седыми кажутся,
(558) Затем, что так пропитаны белилами.

Анаксил же в комедии "Птенчик" говорит следующее [Kock.II.270]:

Знаю: всякий, кто хоть малость путался с гетерами,
Подтвердит, что нет породы в мире беззаконнее.
Ни дракон зубастой пастью, ни Химера пламенем,
Ни Харибда и ни Скилла, псица трехголовая,
Гидра, Сфинкс, Ехидна, львица, гарпии крылатые
Не могли бы переплюнуть этих погубительниц.
[b] Все иные беды мира рядом с ними - мелочи.
Вот давай-ка перечтем их! Планго будет первою -
Той Химерой, чье дыханье воспаляет варваров;
Но нашелся обиратель в всадническом звании,
Что пришел, ушел и вынес все ее имущество.
А Синопу не назвать ли множащейся гидрою?
Хоть сама она старуха, с ней Гнафена, дочь ее:
Кто одну беду минует, не минует худшую,
[с] Дальше - Нанния: она ведь, точно Скилла-хищница,
Двух проезжих придушила и ловила третьего,
Но сумел свою ладью он из пучины выгрести.
А напротив села Фрина истинной Харибдою
И глотает с кораблями вместе корабельщиков.
А Сирены? ощипать их - Феано получится:
Женский лик и клик, а когти - птичьи, загребущие,
[d] Сфинксой же назвать фиванской можно всех и каждую,
Ибо все они знакомцам говорят загадками,
Как целуют, как милуют, как соединяются:
"Я скамеечкою стану, как четвероногая",
"Я треножником подставлюсь", "Я двуногой девочкой",
Тот, кто это понимает, как Эдип, уходит цел
[е] И, на все глаза зажмуря, нехотя спасается.
Ну а те, что сладострастны, мигом попадаются
И конец: летят по ветру. Что тут разговаривать!
Нет на свете дикой твари, этих девок гибельней".

7. Когда Ларенсий кончил, много еще наговорив в том же духе, то Леонид, которому противно было самое слово "жена", произнес в ответ такие стихи из "Прорицателей" Алексида [Kock.II.350]:

Несчастны мы, продавши за приданое
Свободу слова, радость, да и жизнь свою!
[f] Живем рабами жен мы в доме собственном,
А пеню мы не платим за приданое,
Прегорькую и женской желчи полную?
Мужская рядом с нею медом кажется:
Ведь мы, мужья, прощаем оскорбления;
Они ж, когда обидят, обвиняют нас!
За что не надо вечно принимаются,
А нужное у них в пренебрежении,
И чуть полезешь - хоть и здоровехоньки,
Клянутся всем святым, что им неможется.

(559) Ксенарх в пьесе "Сон" пишет [Kock.II.473]:

Мужья-цикады разве не блаженствуют,
Имея жен-цикад, лишенных голоса?

Филетер в "Распутнике"[17] [Kock.II.231]:

Как томен, Зевс великий, нежный взгляд ее!
Недаром храм Гетере в каждом городе,
Супруге же законной - ни единого.

Амфид в "Атаманте" [Kock.II.236]:

Не благосклонней разве же супружницы
Гетера? Благосклонней, разумеется:
Супруга на законных основаниях
[b] Владеет домом, к мужу безразличная;
Гетера знает: или обхожденьем
Купи мужчину, иль других ищи.

8. Эвбул в "Хрисилле" [Kock.II.205]:

Пусть пропадет второй, приведший в дом жену:
Ни в чем, беднягу, не виню я первого.
Он, первый, зла не ведал, был неопытен,
Второй же знал, какое зло есть женщина.

И продолжает:

Зевс многочтимый, отзовусь когда-нибудь
[c] О женщинах я плохо? Да чтоб я пропал:
Нам жены - достоянье драгоценное.
И если среди них была плохой женой
Медея, Пенелопа - благо редкое.
Пусть Клитемнестру назовут злодейкою, -
Представлю Алкестиду образцовую.
Бранят ли Федру? Отыщу хорошую
Под пару. Но кого?! Как быстро кончились
Благие жены у меня, несчастного,
Негодных же еще осталось множество!

Аристофонт в "Каллониде" [Kock.II.277]:

[d] Чтоб пропадом пропал вторым женившийся,
Но первый неповинен: ведь не мог он знать,
Какое было зло ввести в свой дом жену.
Но вот второй-то знал о зле заранее!

И Антифан в "Отцелюбе" [Ibid., 108]:

- Женился он.
- Немыслимо! Расстались мы
С живым и на прогулку собиравшимся!

Менандр то ли в "Аррефоре", то ли во "Флейтистке" [Kock.III.22]:

[е] - Коль ты в уме, не женишься,
Не распростишься с жизнью. Сам женился я.
И потому жениться не советую.
- Хоть дело решено, а все же бросим кость
- Попробуй, не спасешься ли. Воистину
Пускаешься ты в море неприятностей,
Не то, что Сицилийское, Ливийское,
Эгейское - ведь там из тридцати судов
Не гибнут три. Женатым нет спасения!

Он же в "Сжигаемой" [frag. 142]:

[f] Пропал бы пропадом,
Тот, кто женился первым, тот, кто был вторым,
И третьим, и четвертым, и так далее.

Каркин в трагедии "Семела" (где первые слова "О ночи!") [TGF2.798]:

О Зевс, сказав "жена", не добавляй "есть зло", -
И одного лишь хватит слова: "женщина"!

9. Так же неразумны и старики, берущие в жены молоденьких: они сами бросаются в пропасть зла, хотя и предостерегал их мегарский поэт [Феогнид 457]:

(560) Нет, не подходит жена молодая для старого мужа!
Мало послушной рулю эта бывает ладья.
Также и якорь не держит ее: оборвавши канаты,
Рада зайти ночевать в гавань чужую она.

И Феофил пишет в "Неоптолеме" [Kock.11.475]:

Нет, молодая старику не в прок жена;
Но, как ладья, что ночью оборвет канат,
Единому кормилу непослушная,
И у чужих причалов будет ластиться.

10. Я не сомневаюсь, дорогие друзья, что всем вам прекрасно известно, [b] каким страшным войнам причиною были женщины. Троянская произошла из-за Елены, чума - из-за Хрисеиды, Ахиллов гнев - из-за Брисеиды; да и так называемая "Священная война", как пишет Дурид во второй книге "Истории" [FHG.II.469], тоже началась из-за замужней женщины, фиванки Феано, которую похитил какой-то фокидянин. Как и Троянская, эта война длилась десять лет, а на десятом году царь Филипп вошел в союз с фиванцами, и тогда фиванцам удалось одолеть фокидян. Как рассказывает Каллисфен в своей книге "О священной войне" [с] [Scr.Rer.Al. 17], десять лет продолжалась и война, названная Крисейской,[18] когда жители Кирры сражались с фокидянами. Причиной ее было похищение киррейцами Мегисто, дочери фокидянина Пелагона, и аргосских девушек, возвращавшихся от Пифийского оракула; на десятый год Кирра была взята. Целые царственные домы рушились из-за женщин: дом Филиппа, отца Александра, - из-за его женитьбы на Клеопатре; Геракла - из-за того, что он взял второй женой дочь Эврита Иолу; Тесея - из-за Федры, дочери Миноса; Атаманта - из-за Фемисто, дочери [d] Гипсея; Ясона - из-за Главки, дочери Креонта; Агамемнона - из-за Кассандры. Даже поход Камбиза в Египет случился, по рассказу Ктесия [frag.37 Muller], из-за женщины. Камбиз, говорят, прослышал, что египтянки в постели искуснее всех женщин, и послал к египетскому царю Амасису, просить в жены одну из его дочерей. Но Амасис не отдал свою дочь, опасаясь, что она будет не женой, а наложницей, и послал вместо [е] нее Нитетиду, дочь Априя[19] - того, который потерпел поражение от киренцев, лишился египетского престола и был казнен Амасисом. Камбиз впрямь был в восторге от Нитетиды, и тогда она ему обо всем рассказала и просила отомстить за Априя; ей в угоду он и пошел войной на Египет. Впрочем, Динон в книгах "О Персии" и Ликей Навкратидский в третьей [f] книге "О Египте" утверждают [FHG.II.91; IV.441], будто Нитетиду Амасис послал не Камбису, а Киру, а Камбис был ее сыном, и пошел на Египет, мстя за мать. А первой войной между двумя женщинами (говорит Дурид Самосский [FHG.II.475]) была война между Олимпиадой и Эвридикой; и Олимпиада выступала, как вакханка, под звук тимпанов, а Эвридика шла в македонских доспехах, выучившись военному делу в Иллирии у Кинны".[20]

[Об Эроте]

(561) 11. После таких речей присутствовавшим философам захотелось и самим что-нибудь сказать о любви и красоте. И много здесь было философских рассуждений, но среди них кто-то припомнил и песни театрального философа - Эврипида, в том числе такую[21] [TGF2.648]:

Эрот,
Вскормленник мудрости, полнота доблести,
Для смертных - сладчайшее из божеств!
Радость его беспечальна, всходы его - к надежде.
А кто к таинствам его не причастен,
[b] Тем я не друг -
Будь же дом мой далек от диких нравов
Не бегите ее, юные,
Но когда придет она к вам в свой час,
Будьте правильны!

А другой привел слова Пиндара [PLG5.I.441]:

Люби и служи любви,
Пока дано тебе время.

А третий прибавил еще и такие стихи Эврипида [TGF2. 399, "Андромеда"]:

Внемли, владыка смертных и богов, Эрот!
Иль не пленяй нас чарами прекрасного,
Иль сделай так, чтоб им завороженные
[c] Труды любви несли легко и счастливо.
Поступишь так - почета удостоишься,
А если нет, - любовью растревожишь нас
Напрасной и лишишься поклонения.

12. Понтиан сказал, что, по суждению Зенона Китайского, Эрот есть бог, приуготовляющий нас к дружбе, к согласию, даже к свободе, и ни к чему иному. Поэтому и в своем "Государстве" Зенон сказал [SVF.I.61]: "что Эрот есть бог, готовый способствовать благополучию города". [d] А что и его предшественники в философии почитали Эрота святым и непостыдным, видно из того, что в гимнасиях его чтут вместе с Гермесом и Гераклом: первый правит речью, второй силой, а от речи с силой рождаются дружба и согласие, а из них - прекрасная свобода, которой исполняются те, кто стремится к этим занятиям. Для афинян он был настолько далек от плотских соитий, что в самой Академии, посвященной [девственной] Афине, [e] они поставили жертвенник Эроту и соединили жертвоприношения обоим божествам. У феспийцев есть праздник Эротидий,[22] как у афинян их Афиней,[23] а у элидян их Олимпии и у родосцев их Галиеи.[24] И вообще Эроту воздается честь при всех общественных жертвоприношениях. Поэтому лакедемоняне прежде, чем стать в строй, приносят жертвы Эроту, ибо в строю дружба помогает выстоять и победить; и критяне, по свидетельству Сосикрата [FHG.IV.501], в строю ставят самых красивых граждан в первый ряд и [f] тем жертвуют их Эроту; и у фиванцев их Священный отряд был составлен из влюбленных и любимцев в знак величия бога, ради которого они предпочитают славную смерть постыдной жизни. Самосцы, как пишет Эрксий в книге "О Колофоне" [FHG.IV. 406], посвятили Эроту гимнасий и в честь этого назначили праздник Элевферии;[25] а афинянам этот бог (562) помог добиться свободы, так что только изгнанные из отечества писистратиды были первыми, кто стал порочить деяния этого бога.
13. После этих слов Плутарх продекламировал по памяти из "Федра" Алексида [Kock.II.386]:

Я из Пирея шел, томясь заботами,
И мне пришло на ум пофилософствовать.
[b] Я понял: никакого представления
У живописцев нет о боге Эросе,
Да и у всех, его изображающих.
Эрот ведь не мужчина, и не женщина,
Не человек, не бог, не глуп, не мудр Эрот,
Но отовсюду собирает качества,
Сливая все черты в едином образе:
Отвага от мужчины, робость женщины,
Безумца глупость, мужа рассудительность,
Напор от зверя, с ними неподатливость
[c] Алмаза и бессмертных честолюбие.
Клянусь Афиной и богами прочими:
Хоть не совсем понятно мне, каков Эрот,
Но я, похоже, недалек от истины.

И Эвбул (или Арарот) в "Горбуне" [Kock.II. 178]:

Кто первым начертал, кто первым вылепил
Эрота с распростершимися крыльями?
Умел, быть может, рисовать он ласточек,
Но знать не знал, каков Эрот характером.
[d] Не легковесен он, и пораженному
Не скинуть бремя бога, - тяжесть страшная.
Могла б летать подобная громадина?
Так утверждавший бредил, разумеется.

Алексид в "Освобожденном"[26] [Kock.II.305]:

Сказано ведь мудрыми,
Что не Любовь летает, а влюбленные,
И живописцы только по невежеству
[e] Эрота представляют окрыленного.

14. Феофраст в книге "О любви" [frag.CVII Wimmer] приводит отрывок из трагика Херемона [TGF.2 787], где говорится, что как вино разводится сообразно наклонностям пьющих, также и Эрот: умеренный он приятен, но тягостен, когда вызывает напряжение и смуту ......... [f] Оттого-то поэт[27] и различает два его действия:

Две у него на луке стрелы
Обе от вышних Харит:
Одна благой нам жребий несет,
Другая смутой смущает жизнь.

Тот же поэт (Алексид [Kock.II.382]) в комедии "Раненый" пишет и о поведении влюбленных:

Кто станет отрицать, что жизнь влюбленного
Трудна? Как на войне ему приходится
Быть наготове, в вечном напряжении,
Быть терпеливым и служить желанию,
Творить, спешить, мужаться, быть находчивым
(563) И в самом тупике, - о доля горькая!

Феофил в "Любителе флейт" [Kock.II.477]:

Кто говорит, что без ума влюбленные,
Наверно, сам был склада тупоумного.
У жизни отнимите наслаждения,
И нам лишь только умереть останется.
(в публику )
Я сам сейчас влюбился в кифаристочку,
Глупышку-крошечку, так что ж, я глуп? Клянусь,
Ее мне целовать куда приятнее,
Чем всякий раз тут вам ломать комедию,
[b] Когда вы на казенный счет сидите здесь!

Аристофонт в "Пифагорействующем"[28] [Kock.II.280]:

Не поделом приговорен к изгнанию
Эрот судом бессмертных небожителей
За то, что без конца смущал и ссорил их,
Был нагл и дерзок с ними, непочтителен?
И, крылья срезав, чтобы в небеса взлететь
Не мог обратно, божества бессмертные
Его прогнали к нам, а крылья отдали
[с] Носить Победе-Нике, как трофей с врага.

Амфид в "Дифирамбе" говорит о любви [Kock.И.240]:

Что говоришь ты? Хочешь убедить меня,
Что есть влюбленный, равнодушный к облику
Друзей, плененный красотой душевною?
Поистине, безумец! И не более
В него поверю я, чем в мужа бедного,
Что все при богатеях отирается,
Но взять с них не желает ни полгрошика.

Напротив, Алексид в "Елене" [Kock.II.320]:

Кто любит только тел красу цветущую,
[d] Другого ж знать не хочет, кроме этого, -
Друзьям не друг он, только наслаждениям;
Открыто смертный оскорбляет Эроса,
И всем внушает к богу недоверие.

15. Напомнив эти строки Алексида, Миртил оборотился на приверженцев стоического учения и для начала произнес стихи из "Ямбов" Гермея Курийского [Diehl III.301]:

Скажу вам, эрегаты,[29] торгаши вздором,
[e] И лицедеи слов, скажу я вам: все вы
Готовы сласть слизать со всякого блюда
И обездолить тех, кто поумней будет.
Красивы на словах, нехороши в деле.

Да, уж мальчиков вы любите: только это и переняли вы у Зенона Финикийского, зачинщика вашей мудрости, который ни разу не сошелся с женщиной, а всегда с мальчиками, как заверяет Антигон Каристийский в его жизнеописании [SVF.I.58]. Все-то вы лопочете, будто надо любить не тело, а душу, но сами при этом точно определяете, что любимчики должны быть не старше двадцати восьми лет. Впрочем, кажется, еще перипатетик Аристон Кеосский во второй книге "Любовных историй" [f] хорошо сказал какому-то стоику, который, называл красавцем великовозрастного верзилу по имени Дор ("дар"): "Я бы тебе ответил, как Одиссей Долону [Ил.Х.401]:

Истинно сердце твое взыскует великого Дара".[30]

16. Недаром Гегесандр в "Записках" говорит [FHG.IV.418], что люди 564 любят не мясо и не рыбу, а приправы к ним; никто долго не вытерпит сырыми, без приправ, ни мясо, ни рыбу.
Мальчиков (παίδες), конечно, любили еще в древности, и оттуда, по утверждению Аристона, пошло самое слово παιδικά. И впрямь, - как говорит Клеарх в первой книге "Любовных историй", приводя стихи Ликофронида [PLG4. ΙΙΙ.633]:

[b] Будь то мальчики,
Будь то девушки, все в золоте,
Будь то жены высокогрудые, -
Красота живет не в лике, а в скромности,
Восходя из семени стыдливости.

Так и Аристотель говорит [frag.96 Rose], что влюбленные не смотрят ни на что другое у своих любимых, кроме глаз, в которых обитает стыдливость. И у Софокла Гипподамия говорит о красоте Пелопа [TGF2. 235]:[31]

Как у Пелопа чары обольстительны!
[c] В очах живет любовное сияние,
Которым он согрет, и опаляет им,
Когда меня соразмеряет взглядами;
Тому подобно, как в руках у мастера
Доска с отвесом бережно ровняется.

17. Ликимний Хиосский, рассказывает, что когда Гипнос-Сон влюбился в Эндимиона, то не давал закрываться глазам любимого, даже когда тот засыпал, но усыплял его с открытыми веками, чтобы все время [d] любоваться его взглядом. Слова его таковы [PLG4. III.598]:

Сон,
Радуясь сиянью отроковых очей,
С распахнутыми усыпил его веками.

И Сапфо обращается к юноше, который мнит себя красавцем и не в меру любуется собой [PLG4. III. 100]:

Стань предо мною, друг,
Раскрой мне прелесть, в глазах таимую.

А что говорит Анакреонт [frag.4]:

О дитя с взглядом девичьим,
Жду тебя, ты же глух ко мне:
Ты не чуешь, что правишь мной, -
Правишь, словно возница!

Или громогласный Пиндар [frag. 123]:

[e] Но лучащийся блеск из глаз Феоксена -
Кто, увидев его, не вспенится страстью,
Сердце у того
Черное,
Из железа или стали
На холодном выкованное огне...

Только Киклоп у Филоксена Киферского, влюбленный в Галатею, восхваляет в ней все, кроме глаз, - как бы предугадывая свое ослепление [PLG.4 III.611]:

О Галатея,
Прекрасноликая, златокудрая, ясноголосая,
Порожденье самой Любви.

Вот, поистине, слепая похвала - не то, что в стихах Ивика [f] [PLG4.III.238]:

Эвриал,
Синеоких чадо Харит,
............
Баловень дивнокудрых,[32]
Кипридою и ласково взирающей Пейто
Взращиваемый меж розовых россыпей...

А у Фриниха о Троиле сказано [PLG4. III.561, TGF2. 723]:

Свет любви
На багряных щеках пылает.

18. Вы же, стоики, ищете себе любимчиков среди тех, щеки которых уже бритые. Вообще бритье бород вошло в обычай при Александре, как пишет ваш же философ Хрисипп в четвертой книге (565) "О прекрасном и приятном". Если можно, мне бы хотелось напомнить его точные слова, потому что я люблю его за многознание и благообразие. Он говорит: "При Александре брить бороды стали чаще, но лучшие люди этого еще не делали. Так флейтист Тимофей играл на своей флейте, тряся громадной бородой, а в Афинах помнили, что первый побрившийся [b] человек жил совсем недавно и прозвище имел Щека". Поэтому и у Алексида где-то сказано [Kock.II.394]:[33]

Увидишь человека гололицего,
Чьи волосы смолою или бритвою
Удалены, - так знай, тому причиною
Быть могут два плачевных обстоятельства:
Быть может, он пустился промышлять собой
И делать то, что бороде несвойственно,
А может, здесь иной порок, богаческий.[34]
Что в бороде плохого, боги правые?
А с нею каждый выглядит мужчиною,
[c] Коль нет за ним чего-то несовместного.

"Диоген, увидев однажды бритого, спросил: "Это ты хочешь попрекнуть природу за то, что она сделала тебя мужчиной, а не женщиной". Другого бритого, надушенного и разряженного, он увидел верхом на коне и сказал: Вот теперь я понимаю, что значит слово "коне-шлюха".[35] На Родосе существовал закон, запрещавший бритье, но все брились, и никто о нем не вспоминал. В Византии даже были назначены наказания [d] цирюльникам, имеющим бритвы, но тоже все брились". Вот что пишет славный Хрисипп.
19. А ваш мудрый Зенон, по словам Антигона Каристского [Wilamowitz 118], как будто предсказывая вам вашу жизнь и ваши лицемерные повадки, сказал, что худо слушавшие и не понявшие его слов будут вести жизнь грязную и рабскую, - подобно тому, как отклонившиеся от учения Аристиппа будут пропащими наглецами. Да в большинстве [e] своем вы как раз таковы, - скрюченные [от холода] и неряшливые не только телом, но и душой. Ибо, желая нарядиться в одежды простоты и самодостаточности, вы оказываетесь на пороге грязной скаредности, -в плащах с недохватом, в башмаках на гвоздях, - и называете распутником всякого, от кого слегка пахнет благовониями или надевшего хитон чуть помягче. Поэтому не надо так дрожать при виде денег и таскать с [f] собой парней с выбритыми подбородками и подбритыми задами, которые, по Антифанову слову [Kock.II.58, 98f]:

В Ликей плетутся следом за софистами,
Голодными, до кожи исхудалыми, -
Свидетель Зевс!

20. Я тоже восхищаюсь красотой. Недаром на Эвандриях[36] выбирают самых красивых мальчиков и ставят их во главе шествия. А в Элиде бывают настоящие состязания в красоте, и победителю поручают нести священные сосуды богини, оказавшемуся вторым - вести быка, (566) а третьему - бросить в огонь начатки жертвы. Гераклид Лемб пишет [FHG. III. 168], что в Спарте превыше всего почитаются красивейший мужчина и прекраснейшая женщина, ибо Спарта - родина прекраснейших женщин [Од.ХIII.412]. Потому и рассказывают о царе Архидаме, что когда ему были представлены красивая женщина и богатая уродина, и он уже склонялся принять решение в пользу богатства, то эфоры наказали его, [b] прибавив, что он предпочел "рожать Спарте царьков вместо царей".[37] И Эврипид сказал [TGF2. 367]:[38]

Всего важней - достойный облик царственный;

и у Гомера старейшины, дивясь красоте Елены, говорят [Ил.III.156]:

Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы
Брань за такую жену и беды столь долгие терпят:
Истинно, вечным богиням она красотою подобна!

Сам Приам, даже среди опасностей, восхищается женской красотой [Ил.III.162,172]. И дивится красоте Агамемнона, говоря такие слова [с] [Ил.III.169]:

Ни толико прекрасного очи мои не видали,
Ни толико почтенного: мужу царю он подобен!

Многие народы выбирают царями красивейших; как это по сей день делается у "бессмертных эфиопов", по словам Биона в книге "Об Эфиопии" [FHG.IV.351]. И действительно, красота представляется частью царской власти. Богини спорили друг с другом о красоте, а боги [d] за красоту вознесли Ганимеда в виночерпии Зевса,

Дабы в своей красоте обитал он средь сонма бессмертных [Ил.XX.235, ср.234].

А богини, кого они похищали? разве не прекраснейших? И жили с ними: Эос с Кефалом, и Клитом, и Тифоном, а Деметра с Иасионом, а Афродита с Анхизом и Адонисом. Влекомый зовом красоты и величайший из богов золотым дождем капает с черепицы, обращается в быка, и частенько принимает облик орла, покрываясь оперением, как для Эгины. Сам философ Сократ, презиравший все на свете, разве не был побежден красотой Алкивиада? А величавый Аристотель - красотой своего [e] ученика из Фаселиды.[39] А мы сами даже из неживых предметов разве не предпочитаем красивейшие? В Спарте хвалят обычай обнажать девушек перед гостями. А на Хиосе приятно даже ходить по гимнасиям и смотреть на беговые дорожки, потому что там юноши состязаются вместе с девушками...[40]

[Кинульк против гетер]

21. И тут-то Кинульк набросился на него со словами Кратина [Kock.I.104]: "Ты смеешь говорить мне это, будучи" не "с перстами пурпурными", но с ногой из навоза, обряженной в обноски твоего тезки-поэта?[41] Ты, не вылезающий из кабаков и харчевен? А ведь еще оратор [f] Исократ сказал в "Ареопагитике" [49]: "Поесть или выпить в харчевне прежде ни один раб не осмелился бы, ибо он старался быть порядочным человеком, а не шутом гороховым". А Гиперид в речи "Против Патрокла" (если она подлинная) говорит [frag. 138 Kenyon], что члены ареопага не пускали на Ареопаг всякого, кто хоть раз позавтракал в кабаке. Ты же, о муж премногоученый, целыми днями там валяешься, и не с (567) приятелями даже, но распутничаешь со шлюхами, обложившись книгами соответствующего толка, которые ты продолжаешь таскать отовсюду, хотя и приобрел их уже во множестве, - Аристофана [Византийского], и Аполлодора [афинянина], и Аммония, и Антифана, и Горгия Афинского, - словом всех, написавших трактаты "Об афинских гетерах". Вот она, твоя ученость! Ни в чем не уподоблю я тебя Феомандру Киренскому, который, по словам Феофраста в книге "О счастье" [b] [frag.80 Wimmer], звал к себе, приглашая обучиться у него искусству жить счастливо. Чему, кроме похоти, можешь научить ты? Чем же ты лучше Амасиса Элидского, который, по словам Феофраста в книге "О любви" [frag. 108], страшен был по части распутства? Не ошибся бы и назвавший тебя "блудописцем", подобным живописцам Аристиду и [сикионцу] Павсию, да еще Никофану. Они упомянуты Полемоном в его сочинении "О собрании картин в Сикионе" [frag. 16 Peller], как большие мастера подобных сюжетов. Вот она, друзья мои, его ученость, и он даже не постыдится, а будет так и говорить на людях по "Кекропам" Эвбула [Kock.II. 182]:

[c] В Коринф пришел я, примостился к Окиме -
Превкусный был кусочек, но губительный! -
И проболтал свою попону рабскую...[42]

Хорош этот коринфский[43] софист, разъясняющий ученикам, что Окима ("базилик") - это имя гетеры. Да множество и других пьес, бесстыдник ты этакий, названы именами гетер: "Талатта" Диокла, "Корианно" Ферекрата, "Антия" Эвника или Филиллия, "Таида" и "Фания" Менандра, "Опора" ("урожайница") Алексида, "Клепсидра" Эвбула. Последняя получила свою кличку [d] за то что сходилась с клиентами, отмеряя время по водяным часам-клепсидре, - об этом говорит сын Арея Асклепиад в своей "Истории Деметрия Фалерского" [FHG.III.306], прибавляя, что настоящее ее имя было Метиха.
22. "Да, гетера - как говорит Антифан в "Земледельце" [Коcк.II.13] - горе для поклонников: она их губит, а они и радуются". Поэтому и Тимокл в "Неэре" [e] [Ibid., 462] выводит на сцену человека, оплакивающего свою участь:

Меня влюбиться в Фрину угораздило,
Когда она еще сбирала каперсы
И не купалась так, как нынче, в золоте;
Я разорялся, к ней ходя с подарками,
И вот - я изгнан.

А в комедии под названием "Орест-Автоклид" тот же Тимокл [Коcк.II.462] пишет:

А вокруг несчастного
[f] Старухи дрыхнут: Лика, Планго, Нанния,
Гнафена, Фрина, Мирра, Пифионика,
Хрисида, Коналида, Гиероклия...

Об этих гетерах упоминает и Амфид в "Цирюльнике" [Kock.II.242]:

Да, Плутос слеп, конечно же,
Коль не заходит к этой славной девушке,
Он у гетер Синопы, Лики, Наннии,
И у других мошенниц, с ними сходственных,
Как сел, так и сидит себе безвылазно.

(568) 23. Алексид в драме под названием "Равновесие" [Kock.II.329] следующим образом описывает средства и хитрые уловки, которые применяют гетеры, чтобы казаться красивее:

Ведь они, чтобы нажиться им за счет поклонников,
Обо всем забыв на свете, сети хитрые плетут.
А когда разбогатеют, то берут к себе в дома
Свежих девок, чтоб у старших набирались опыта.
И у тех не остается ни лица, ни облика
От того, что было прежде, - впрямь перерождаются!
[b] Если рост невзрачен - ходит на подошвах пробковых,
Если долговяза - носит тонкие сандалии
И, гуляя, наклоняет голову на плечико.
Так-то с ростом! Если, скажем, ляжки слишком тощие,
То, подбив тряпья, такою станет крутобедрою -
Диву дашься! Если брюхо чересчур надутое,
То корсет она наденет, как актер в комедии:
Затянув его под груди, выпрямляя талию,
[c] Вмиг живот она умерит прутьями корсетными.
У кого белесы брови - те чернят их сажею;
У кого черны чрезмерно - те пускают в ход свинец;
У кого бесцветна кожа - трут себя румянами.
Если в теле что красиво - выставляют напоказ:
Белозубая - смеется: как же не смеяться ей,
Чтобы все могли увидеть рот ее хорошенький?
[d] Если смех не по нутру ей, то она по целым дням
Взаперти сидит и держит, раздвигая челюсти,
Тонкую во рту распорку из дощечки миртовой
(Как у мясников на рынке держат козьи головы),
Чтоб привыкнуть, так ли, сяк ли, раскрывать пошире рот.
Вот какие есть уловки, чтобы стать красавицей!

Поэтому советую тебе, "о фессалиец в расписной колеснице",[44] усмирять свою похоть при помощи девушек по вызову, и не проматывать на пустяки состояние, которое ты должен передать сыновьям. Воистину "лучше всех трахается хромой",[45] а ведь твой отец-сапожник [e] частенько вразумлял тебя и ты постоянно ходил после его уроков с выпоротой задницей. Или тебе неизвестна эта цитата из "Всенощной" Эвбула [Kock.II. 193]:

Из птичек певчих, что на злато ловятся,
Девиц, ученых хитростям Кипридиным,
Одну из тех, что встали для желающих
Все напоказ, под тонкой тканью голые,
Как те, что в Эридане омываются;
От них надежно, в полной безопасности
[f] Ты и за грош имел бы удовольствие.

[То же] говорится и в комедии "Нанния", если эта пьеса принадлежит Эвбулу, а не Филиппу [Kock.II. 187]:

Кто тайно ищет ласки в темных ложницах,[46]
По-моему достоин сострадания!
Ведь он бы мог избрать себе средь бела дня
Одну из тех, что встали для желающих
Все напоказ, под тонкой тканью голые,
Как те, что в Эридане омываются;
И он за грош имел бы удовольствие,
(569) Не гнался бы за тайною Кипридою
И тешил бы не спесь свою, а плоть свою.
"Печалюсь я о бедствующих эллинах",[47]
Что к нам прислали флотоводца Кидия![48]

И Ксенарх обличает в "Пятиборье" живущих подобно тебе и домогающихся самых шикарных гетер и замужних свободорожденных женщин [Kock.II.468]:

Ужасные дела, невыносимые
Творятся молодежью в нашем городе,
[b] А ведь полным-полно во всех блудилищах
Красивых девок - только посмотри на них,
Как напоказ повыстроились, голые,
Подставив солнцу груди неприкрытые,
И выбери любую, кто понравится:
Худую, иль толстушку, коренастую,
Верзилу иль малышку, моложавую,
Старуху, средних лет иль перезрелую, -
Не надо тайно к ней влезать по лестнице,
Или нырять в окошко дымоходное,
[c] Вносить тебя не надо под мякиною.
Уж эти рады взять тебя хоть силою,
Зовут отца папашей, сына мальчиком.
Из них там можно в полной безопасности
Задешево иметь и днем и вечером
Любую и каким угодно способом.
Замужних и увидеть невозможно нам,
А коль увидишь, - вечно в страхе-трепете,
Душа уходит в пятки у любовника.
Кипридою клянусь, морской владычицей,
[d] Да как такую взять, - всегда припомнятся
Драконтовы законы, как придвинешься?

25. И Филемон в "Братьях" [frag.9,10 Schneider] мимоходом упоминает о том, что Солон, наблюдая неодолимый зуд, охвативший юношество, первым учредил публичные дома и накупил для них девок; это подтверждает в третьей книге "О Колофоне" Никандр Колофонский, добавляя, что Солон также первым воздвиг на доходы с этих домов святилище Афродиты Всенародной. У Филемона об этом сказано так:

Солон, ты изобрел закон, полезнейший
Для всех людей, ведь говорят, ты именно
[e] Заметил это первым, - Зевс свидетель мне, -
Спасительную вещь, народоправную:
(Удобней будет мне, Солон, рассказывать),
Заметил ты, что город полон юношей,
Покорствующих естеству природному,
Но сбившихся в ненадобную сторону.
Тогда ты девок закупил обученных,
И расселил и сделал всем доступными.
Стоят нагие, взглянешь - не обманешься!
[f] Ты грустен ходишь, и дела не сладились?
Открыта дверь, за вход - обол, запрыгивай!
Нет болтовни, жеманства и соперников, -
Немедля все, что хочешь, и как хочется.
А вышел в дверь - забыл, она никто тебе.

И Аспасия, сократовская слушательница, привозила [в Афины] множество таких красавиц, и вся Эллада была полна ими, так что милый Аристофан посмеивается, говоря о Пелопоннесской войне, что будто бы раздул (570) это ужасное бедствие влюбленный в Аспасию Перикл из-за похищения мегарцами двух ее служанок ["Ахарняне" 524-529]:

Придя в Мегары, после игр и выпивки,
Симефу-девку молодежь похитила.
Тогда мегарцы, горем распаленные,
Похитили двух девок у Аспасии.
И тут война всегреческая вспыхнула.
[b] Три потаскушки были ей причиною.

26. Поэтому, ученейший наш словесник, от дорогостоящих гетер лучше держаться подальше, ибо

Есть и другие, что способны высвистеть
На флейтах все напевы Аполлоновы,
Зевесовы, [Гермесовы и Пановы,]
А эти знают только песню Ястреба, -

говорит Эпикрат в пьесе "Антилаида", где он также говорит о знаменитой Лаиде следующее [Kock.II.282]:

Лаида - выпивоха и ленивица,
Едою и питьем лишь озабочена;
Похоже, вышло с нею то же самое,
[c] Что и с орлами гордыми случается:
В дни юности на силу полагаются,
Питаются и овцами и зайцами,
Утаскивая в горы, а состарятся, -
На божьих храмах умирают с голоду,[49]
А люди говорят, что это знаменья.
Лаида - это тоже чудо знатное -
Когда была лишь птенчиком молоденьким,
Ее, от золотых статеров дикую,
Трудней, чем Фарнабаза,[50] мог увидеть ты.
[d] Теперь, когда уж столько лет бежит она
Забег свой длинный,[51] скрепы все разъехались,
Ее увидеть ныне - дело плевое.
Да что там! - как на крыльях всюду носится,
На три обола, на статер согласная
Всех принимает, стариков и юношей.
Ручная стала, и поверь, любезнейший,
Монеты прямо с рук уже клюет она.

Поминает о Лаиде и Анаксандрид в "Маразме", перечисляя заодно и ее подружек [Kock.II. 138]:

- Лаиду из Коринфа знаешь?
[е] - Как не знать
Она из наших.
- А ее подругою
Была Антея.
- Вот была забавушка!
- Цвели тогда Лагиска с Феолитою,
Прелестные милашки, и отменные
Тогда надежды подавала Окима.

27. Вот таков тебе, Миртил, мой совет. Так что, говоря словами Фшетера из "Охотницы" [Kock.II.232]:

[f] Кончай свои замашки, ты ж старик седой.
Не так уж сладко помереть над бабою,
Как, говорят, Формисий[52] кончил дни свои.

Или для тебя по-прежнему всего приятнее то, о чем говорит в "Марафонцах" Тимокл [Kock.II.461]:[53]

Какое же различье между ночкою,
С хорошенькой девчонкой проведенною
Или с распутной бабой. Ого-го-шеньки!
Нежна, упруга и свежо дыхание -
О божества! Она не дастся запросто:
(571) А побороться, повозиться надобно,
И нежною рукою быть отшлепану -
Клянусь богами, лучше не придумаешь!

[Миртил в похвалу гетерам]

И еще многое хотел сказать Кинульк, и уже готовился перебить его Ульпиан, вступаясь за Миртила, но тут Миртил опередил его (он недолюбливал сирийца):[54]

Изнемогли еще не настолько надежды,
Чтоб от врагов принимать помощь в жестокой борьбе, -

сказал Каллимах [frag. 134 Schneider]. Право, Кинульк, у нас и самих хватит сил защититься!

Куда уж там тебе косноязычничать,
[b] За левую щеку язык засунувши! -

как сказано в "Филире" Эфиппа [Kock.II.263]. Кажется мне, что ты из тех,

Кто перенял от Муз одни лишь левые буквы,

как сказал один пародист.[55]
28. Ну а я, друзья мои застольники, говорил совсем не о тех уличных девках, о которых говорится в "Дуновениях" Метагена или в "Маменькином сынке" Аристагора [Коск.I.705]:

Раньше я вам говорил о гетерах, которые пляшут,
Нынче скажу о флейтистках - не тех, что еле созрели,
Но за хорошую мзду уже обессилить готовы
Даже в порту моряков, -

нет, моя речь была о настоящих гетерах-подругах, способных на дружбу [c] подлинную и нелицемерную. Кинульк позволяет себе их бранить, но ведь только их из всех женщин зовут словом, означающим дружбу,[56] и может быть, даже по прозвищу Афродиты-Гетеры ("Подруга"), которую почитают афиняне. Аполлодор Афинский пишет о ней в книге "О богах" [FHG.I. 431]: "Афродита-Подруга собирает вместе и друзей, и подруг, и мужчин, и женщин; имя это означает приятельница". Подругами до сих пор зовут свободных женщин, а девушки называют так самых близких и милых [d] приятельниц, как у Сапфо [PLG4. III.93]:

Сладостные эти
Песни я моим напою подружкам;

и еще [PLG4. III. 100]:

Милыми сердцу Лето и Ниоба подружками были.

Конечно, гетерами называют и тех, кто этим зарабатывает деньги, и для этого промысла есть даже слово "гетерить" (ε̉ταιρει̃ν), но это словоупотребление - не от первоначального значения, а только ради пристойности. О том, что "друг" (ε̉ται̃ρος) и "подруга" (ε̉ται̃ρα) обозначают разное, говорит и Менандр в "Закладе" [Kock.III. 110]:

[е] Подружки, не друзья, такое делают.
Два эти слова кажутся похожими,
Но есть меж ними разница постыдная.

29. Эфипп пишет в "Купце" о гетерах так [Kock.II.254, ср.363с]:

Потом, входящего, -
Когда случится огорченным кто из нас, -
Приветливо похвалит, поцелуется
Не сжатыми губами, как целуются
Враги, но распахнув, как пьют воробушки,
[f] Усадит и утешит, побеседует,
Развеселит, разгонит прочь немедленно
Его тоску, и явит жизнерадостным.

Эвбул в "Горбуне" благопристойную гетеру описывает так [Kock.II. 178]:

И как пристойно за столом вела себя!
Не как другие, что из лука сделают
Клубки и в рот пихают, отвратительно
(572) Набьют рот мясом, - боги, от всего она
Помалу лишь вкусила, как милетянка!

Антифан в "Гидрии" [Kock.II.103]:

Тот малый, о котором речь идет,
В соседнем доме увидал живущую
Подружку и тотчас влюбился по уши.
Она из граждан, но одна, без родичей.
Нрав - чудо, рождена для добродетели,
Таких мы лишь и вправе звать "подругами",
А от иных лишь срам на этом имени.

[b] Анаксил в "Птенчике" [Kock.II.269]:

- Когда же обеспеченная девушка
Свои услуги отдает безденежно,
За добрый нрав ее зовут подругою.
Итак, тебя влюбиться угораздило
Не в шлюху, а в гетеру? И действительно
В ней нет коварства?
- Нет! Она, свидетель Зевс,
Изящна, утонченна и воспитана.

30. А этот ваш фило-мальчико-софчик принадлежит той же породе, что и персонаж, выведенный Алексидом или Антифаном в комедии "Сон" [Kock.II.385]:

[c] И потому за нашими обедами
Сей блудодей ни разу не дотронулся
До лука: чтоб не огорчить любимчика,
Когда в постель с ним ляжет. Вот в чем дело-то!

О таких же и у Эфиппа сказано в "Сапфо" [Коск.II.262]:

Когда мальчишка прокрадется в дом чужой,
Идет к столу, не вкладывая складчины, -
Уверен будь, что ночью он расплатится.

То же самое говорит и оратор Эсхин в речи "Против Тимарха" [I.75]. [d]
31. Поминает гетер и Филетер в "Распутнице" [Ibid., 322]:

Недаром храм Гетере в каждом городе,
Супруге же законной - ни единого.

Мне известно также, что в Магнесии справляются "Гетеридии", посвященные, правда, не гетерам, но учрежденные по совершенно другой причине, о которой Гегесандр пишет в своих "Записках" [FHG.IV.418]: "Празднество Гетеридии справляют магнесийцы. Они рассказывают, что Ясон, сын Эсона, собирая в поход аргонавтов, первым принес жертвы Зевсу-Гетеру (товарищескому) и назвал празднество Гетеридиями. На Гетеридиях приносят [е] жертвы также и цари Македонии". А в Абидосе есть храм Афродиты-Блудницы: Памфил пишет, что Неанф в книге "О мифах" рассказывает [FHG. III. 11]: когда город был захвачен рабами, то караульщики их однажды совершали жертвоприношение, за которым перепились и нахватали себе девок; одна-то из них, когда они заснули, похитила ключи и, перебравшись через стену, известила абидосцев. Те тотчас выступили с оружием, перебили [f] стражу, овладели стенами и вернули себе свободу, а в благодарность той блуднице возвели храм Афродиты-Блудницы. Алексид Самосский пишет во второй книге "Самосских летописей" [FHG.IV.299]: "Самосскую Афродиту, которую некоторые называют "что в тростниках", а другие "что на болоте", воздвигли афинские гетеры, сопровождавшие войско Перикла при осаде Самоса, ибо за время осады[57] заработали своей красотой достаточно средств". Эвалк пишет в книгах "Об Эфесе" [FHG.IV.406], что (573) храм Афродите-Гетере был и в Эфесе. А Клеарх в первой книге "Любовных рассказов" пишет [FHG.II.314]: "Лидийский царь Гиг, прославился тем, что был предан своей возлюбленной не только при ее жизни, когда он вверил ей себя и свое царство, но и после ее смерти, когда созвал лидийцев со всей страны и насыпал ей курган, до сих пор называемый "Подругиным", - такой высокий, что когда царь объезжал окрестности Тмола, он [b] отовсюду мог на него обернуться, и его было видно со всех концов Лидии". И оратор Демосфен в речи "Против Неэры" (если только она подлинная, потому что произносил ее Аполлодор), говорит [Or.LIX]: "Гетер мы держим ради удовольствия, наложниц ради каждодневных потребностей,[58] а жен - для рождения законных детей и надежного сбережения хозяйства".
32. Так вот, Кинульк, об этих гетерах я начну для тебя в ионийском [c] стиле[59] дивно вытканную речь, как говорится в эсхиловском "Агамемноне" [Эсхил "Агамемнон" 916]. Начну я с прекрасного Коринфа, поскольку ты попрекнул меня тамошней мудростью. Так вот, как рассказывает в книге "О Пиндаре" гераклеец Хамелеонт [frag. 16 Koepke], есть в Коринфе древний обычай: когда город совершает моления Афродите о чем-нибудь важном, то к молению созывают как можно больше [d] гетер, чтобы и они молились богине, а потом участвовали в жертвоприношениях. И когда персидский царь вел войско на Элладу (как рассказывает Феопомп [FHG.I.306], а также в седьмой книге своей истории Тимей [FHG.I.204]), то гетеры Коринфа сошлись в храм Афродиты и молились о спасении эллинов. И когда коринфяне посвятили богине доску с именами всех гетер, участвовавших в этом жертвоприношении (доска эта сохранилась до наших дней), то поэт Симонид сочинил такую эпиграмму [PLG4. III.481]:

Женщины эти за греков и с ними сражавшихся рядом
Граждан своих вознесли к светлой Киприде мольбы;
[е] Слава богине за то, что она не хотела акрополь,
Греков твердыню, отдать в руки мидийских стрелков.

Даже частные лица давали богине обеты: если сбудется то, о чем они молятся, то они для службы богине купят и приведут гетер.
33. Так и Ксенофонт Коринфский, отправляясь на Олимпийские состязания, дал обет подарить в случае победы в храм богини [50?] гетер. [f] Пиндар же сначала написал для Ксенофонта похвальную песнь, начало которой [ol.XIII.l]:

Трижды победный олимпийскими победами
Прославляя дом,

а потом сколий для пения при жертвоприношении, с самого начала которого он обращается к этим самым гетерам, которые рядом с Ксенофонтом участвуют в его жертвах Афродите. Поэтому он сперва говорит [PLG5. I.435]:

О владычица Кипра,
Сюда, в твою сень
(574) Сточленный сонм юных женщин для пастьбы
Вводит Ксенофонт,
Радуясь об исполнении своих обетов.

Потом начинается песня:

Девицы о многих гостях,
Служительницы Пейто богини
В изобильном Коринфе,
Воскуряющие на алтаре
Бледные слезы желтого ладана,
Мыслью уносясь
К небесной Афродите, матери Любви,
И она вам дарует, юные,
Нежный плод ваших лет
Обирать без упрека с любвеобильного ложа:
Где вершит Неизбежность, там все - хорошо.

После такого начала он далее говорит:

[b] Но, что скажут мне правящие над Истмом,
Запев этой песни, сладкой, как мед,
Слыша общий с общими женами?

Видно, что когда поэт обращал свою речь к гетерам, он тревожился, как отнесутся к этому граждане Коринфа. Но уверившись, по-видимому, в себе, он тотчас продолжает:

Мы познали золото пробным камнем.

О том, что в Коринфе гетеры справляют свое собственное празднество, посвященное Афродите, можно найти свидетельство в пьесе Алексида "Влюбленная" [Kock.II.389]:

Тогда как раз справлялись Афродисии,
[c] Другие, для гетер, не те, что в городе
Отдельно для свободных жен справляются;
Гетерам в эти дни велят обычаи
Устраивать гулянки, с нами бражничать.

34. А в Лакедемоне, как рассказывает землеописатель Полемон в книге "О священных приношениях в Лакедемоне" [Preller 48], есть изображение знаменитой гетеры Коттины, которая [кроме других приношений] пожертвовала в храм бронзовую корову. Вот его слова: "Далее находится небольшое изображение гетеры Коттины, которая была в свое [d] время известна столь широко, что и поныне поблизости от Колоны,[60] где храм Диониса, существует публичный дом, носящий ее имя, дом весьма известный и знакомый многим в городе. Кроме приношений в храм Афины Меднодомной, Коттина пожертвовала также небольшую корову из бронзы и вышеназванное свое изображение". И красавчик Алкивиад, - о котором сказал кто-то из комиков [Kock.III.398]:

Алкивиада-душку, боги правые,
Его вся Спарта ищет, совратителя!

в которого была влюблена жена самого Агида,[61] тоже часто ломился в [е] двери гетер, оставляя свободных женщин Лаконии и Аттики. Как рассказывает оратор Лисий в речи против Алкивиада [Thalheim 346], когда до того дошли слухи о красоте Медонтиды из Абидоса, он воспылал к ней такой страстью, что отплыл на Геллеспонт вместе со своим поклонником Аксиохом, и они делили между собой ее любовь. А две другие гетеры сопровождали Алкивиада всегда и всюду, - Дамасандра, мать Лаиды младшей, и Феодота, которая и похоронила его во фригийской [f] деревне Мелиссе, когда он был убит по наущению Фарнабаза. Могилу эту в Мелиссе мы сами видели по пути из Синнад в Метрополь. На ней ежегодно приносится в жертву бык, - распорядился об этом благороднейший император Адриан, установивший на могиле статую Алкивиада из паросского мрамора.
(575) 35. Не следует удивляться тому, что люди влюблялись понаслышке, поскольку Харет Митиленский в десятой книге "Рассказов об Александре и его времени" сообщает, что многие увлекались любовью даже к тем, кого они видели только во сне, а наяву ни разу до того не встречали. Он пишет так: "У Гистаспа был младший брат Зариандр, и народ в тех местах говорил, будто родились они от Афродиты и Адониса. Гистасп [b] был царем над Мидией и землями по сю сторону от нее, а Зариандр - над странами, лежащими за Каспийскими воротами и далее до самого Танаиса. А по ту сторону Танаиса царствовал над марафами Омарт, и у него была дочь Одатида. О ней-то и рассказывают, будто она увидела во сне Зариандра и полюбила его, а его таким же образом постигла страсть к Одатиде. Одатида была прекраснейшей женщиной в целой Азии, и Зариандр тоже был красавцем. И вот Зариандр, увлеченный желанием взять [с] за себя эту женщину, посылает к Омарту; но Омарт отказал, потому что у него не было сыновей-наследников, и он хотел выдать дочь за человека из своего рода.
Вскоре после этого Омарт созвал князей со всего царства, своих друзей и родичей, и устроил свадебный пир, так и не объявляя, за кого он намерен выдать дочь. Когда все захмелели, он призвал Одатиду на пиршество и сказал ей перед всеми: "Дочь моя Одатида, нынче мы справляем [d] твою свадьбу. Оглянись же, посмотри на каждого, а потом возьми золотую чашу, наполни ее и вручи тому, за кого ты хочешь замуж, и ты будешь его женою". А она оглядела всех и отступила в слезах, потому что хотела увидеть Зариандра: Зариандру она перед этим послала весть, что готовится ее свадьба.
А тем временем Зариандр, стоявший станом на Танаисе, втайне от своего войска ночью переплыл реку, сопровождаемый только возницей, и на колеснице понесся далеко в глубь страны, проскакав целых [e] восемьсот стадий. Приблизившись к селению, где справлялась свадьба, он оставил колесницу с колесничим, а сам продолжал путь пешком, одетый по-скифски. И когда он дошел до дома и когда увидал Одатиду, которая в слезах стояла перед поставцом, размешивая в чаше вино, - он встал рядом с нею и сказал: "Одатида, вот я здесь по твоему слову: я - Зари-андр". Одатида, увидев человека незнакомого, прекрасного собой и похожего на того, которого она видела во сне, преисполнилась ликованием и подала ему чашу, а он схватил Одатиду на руки, унес в свою колесницу [f] и вместе с нею ускакал. А рабы и прислужницы, поняв, что это была любовь, не сказали ни слова; и когда отец приказал им говорить, они заявили, что не видели, куда умчались беглецы. Рассказ об этой любви помнят все азиатские варвары и безмерно восхищаются ей; ее изображениями расписываются и храмы, и царские дворцы, и даже дома простых людей; и многие князья дают своим дочерям имя Одатиды".
36. О подобном случае рассказывает и (576) Аристотель в "Массалийском государственном устройстве" [frag. 549]: "Массалия была основана ионийскими фокейцами, прибывшими в те края по торговым делам. Фокеец Эвксен был гостеприимцем царя по имени Нан. Этот Нан, справляя в то время свадьбу своей дочери, пригласил на пир случившегося в Массалии Эвксена. Свадьбы же там справляются так: когда гости насытятся, входит невеста с чашей вина и подает ее одному из сватающихся, объявляя его своим женихом. Петта, дочь Нана, подала кубок Эвксену [b]. Отец не возражал против такого выбора, видя в этом божественную волю. Эвксен взял в жены Петту и поселился с ней, дав ей новое имя - Аристоксена. У них родился сын, названный Протидом, и еще в наши дни в Массалии существует род Протиадов, происходящий от этого человека".
37. А разве Фемистокл, по словам Идоменея, не въехал в Афины при [с] всем народе на колеснице, запряженной гетерами? Имена их были: Ламия, Скиона, Сатира и Нанния. А сам Фемистокл разве не был сыном гетеры по имени Абротонон? Так говорит Амфикрат в книге "О знаменитых людях":

Абротонон из фракийской земли; уверяет преданье -
Славный герой Фемистокл ею для греков рожден.

Впрочем Неанф Кизикийский в третьей и четвертой книгах "Эллинекой [d] истории" говорит, что он был сыном Эвтерпы. А разве Кир, отправляясь в поход на брата, не взял на войну с собою гетеру из Фокеи, о которой говорили, что она была и умнее и прекраснее всех? Зенофан говорит, что сперва ее звали Мильто, а потом стали называть Аспасией. Сопровождала Кира и другая наложница, из Милета. А великий Александр разве не держал при себе Таиду, афинскую гетеру? Клитарх говорит, что это из-за нее был сожжен царский дворец в Персеполе. [e] Эта самая Таида после смерти Александра вышла замуж за Птолемея, первого царя Египта, и родила ему сыновей Леонтиска и Лага и дочь Ирину, которую выдали за Эвноста, царя Сол на Кипре. И второй царь Египта, прозванный Филадельфом (сообщает об этом Птолемей Эвергет в третьей книге "Записок") имел множество любовниц: и Дидиму, [f] самую прекрасную из всех египетских женщин, и Билистиху, и Агафоклею, и Стратонику, чей памятник стоял на морском берегу близ Элевсина, и Миртию, и многих других, потому что этот Птолемей был особенно склонен к любовным утехам. Полибий в четырнадцатой книге "Истории" говорит, что в Александрии стоит много статуй той Клейно, которая была у Птолемея виночерпием: в одном хитоне и с чашей в руках. А разве лучшие дома не называются по имени Миртии, или Мнесиды, или Пофины? А ведь Мнесида была флейтисткой, и Пофина была флейтисткой, а Миртия была одной из самых известных и доступных (577) мимических актрис. А разве царя Птолемея Филопатора не держала в своих руках гетера Агафоклея, переворотившая все его царство? И Эвмах Неаполитанский во второй книге "Истории Ганнибала" сообщает, что Гиероним, тиран Сиракуз, взял в жены Пифо из блудилища и сделал ее царицей.
38. Тимофей, прославленный афинский полководец, заведомо для всех был сыном гетеры-фракиянки; впрочем, она во всем ином была вполне достойна уважения, так как гетеры, переменив свой образ жизни на скромный и пристойный, обычно оказываются лучше тех, [b] которые хвалятся своими добродетелями. Когда однажды над Тимофеем смеялись за то, что у него такая мать, он сказал: "А я так благодарен ей, потому что ей я обязан тем, что я сын Конона". И Филетер,[62] царь Пергама и "Новой земли", был, по утверждению Каристия в "Исторических записках", сыном флейтистки Бои, гетеры из Пафлагонии. А оратор Аристофонт, тот самый, который в архонтство Эвклида внес закон, чтобы не считались гражданами дети, рожденные не от матери-гражданки, [c] сам был изобличен комиком Каллиадом в том, что имел детей от гетеры Хорегиды: об этом рассказывает тот же Каристий в третьей книге "Записок". А Деметрий Полиоркет разве не был безумно влюблен в флейтистку Ламию, от которой имел и дочь Филу? Эта самая Ламия, как рассказывает в книге "О картинах в сикионском портике" Полемон [frag. 14 Preller], была дочерью афинянина Клеанора, она и соорудила сикионцам этот портик. [d] Любовницей Деметрия была и пресловутая афинская гетера Леэна и великое множество других.

[Поэма Махона]

39. Комический поэт Махон в своей поэме, озаглавленной "Изречения", пишет так:[63]

Сперва Леэна-львица позой "львиною"[64]
Искусно прибрала к рукам Деметрия
И процветала. Но явилась Ламия
И одержала верх, ристая "всадницей".
Доволен царь и хвалит, а она в ответ:
"Е.. тогда, коль хочешь, даже "львицею"".[65]

Эта Ламия была легка на язык и остроумна, как, впрочем, и Гнафена, о которой у нас еще пойдет речь. А о Ламии Махон пишет в другом месте так:

[e] Деметрий как-то Ламии показывал
За выпивкою мази благовонные
(Она была флейтисткою, Деметрий в ней
Души не чаял, жал ее без устали.)
Высокомерно все отвергла Ламия
И поглядела на царя с презрением;
Тогда кивнул Деметрий, чтобы вынесли
[f] Им нарда подешевле, сам же, вытерев
О срам свой пальцы, в руки взял щепоточку,
Поднес ей к носу и сказал: "Понюхай-ка!
Не правда ль, благовонье наилучшее?"
Она со смехом: "Вот еще убожество!
Гнуснее вони я еще не нюхала".
В ответ Деметрий: "Боги мне свидетели,
Что это пахнут царственные железы".[66]

40. Птолемей, сын Агесарха, в книге "О [Птолемее] Филопаторе" дает такой перечень царских любовниц [FH.G.III.67]: (578) "У Филиппа, возвысившего Македонию, была танцовщица Филинна, родившая ему Арридея, который наследовал Александру; у Деметрия Полиоркета после других вышеперечисленных была Мания; у Антигона - Демо, мать Алкионея; у Селевка Младшего - Миста[67] и Ниса". Однако Гераклид Лемб в тридцать шестой книге своей "Истории" утверждает [FHG.III. 168], что на самом деле Демо была любовницей Деметрия, но отец его, [b] Антигон, тоже до безумия в нее влюбился, так что казнил Оксифемиду не только за соучастие во многих преступлениях Деметрия,[68] но и за то, что она колесовала служанок Демы.
41. Об имени вышеназванной Мании ("мания, сумасшествие") Махон пишет так:

Быть может, спросит мой читатель нынешний:
Как получилось, что афинской девушке,
Хоть и гетере, в самом центре Греции
Носить досталось это имя подлое,
Которое фригийке полагалось бы,
[с] И стыд Афинам,[69] что не позаботились
Они такую блажь законом выправить?
Так вот, сперва она звалась Мелиссою.
Не отличалась ростом и фигурою,
Зато пленяла всех приятным голосом,
Искусною беседой, поразительно
Была лицом мила, и влюблены в нее
Все горожане были и приезжие.
[d] Лишь только разговор зайдет о женщинах, -
""С ума сойти", - звучало (то есть "Мания") -
Как хороша Мелисса!" - восклицали все.
Однако и сама словечку модному
Мелисса помогла: пошутит кто-нибудь -
Тотчас же закричит она любимое:
"С ума сойти!" - хвалу и порицание;
Там, где она, "с ума сойти!" все слышалось.
Словечком этим кто-то из любовников,
Немножко удлинив,[70] решил назвать ее.
[е] Так имя было вытеснено прозвищем.
Подозревали, что страдала Мания
Болезнью каменной, Гнафена ж пачкала
Постель свою по слабости кишечника
(Дифил[71] за это взбучки ей устраивал).
После одной из них, не в духе будучи,
Гнафена говорит со вздохом Мании:
"Боюсь, сестра, что будет - вдруг окажется
Взаправду камень у тебя?" Ей Мания:
"Не бойся, будет он тебе подтиркою".

[f] 42. О ее метких ответах Махон пишет следующее:

Был Леонтиск у Мании любовником,
Борец-панкратиаст,[72] который с нею жил
Один, как со своей женой законною.
Когда ж узнал он, что была Антенором[73]
Она соблазнена, был вне себя борец.
Она ж ему: "О чем ты беспокоишься,
Душа моя? Я просто любопытствую,
А заодно решила и почувствовать:
Что ж это будет, если олимпийские
(579) Два победителя всю ночь гвоздят тебя".

Упрашивал дать в зад Деметрий Манию,
Она же не давала без подарочка.
Когда принес он, Мания подставилась,
Сказав: "Атрея внук, теперь позволено".[74]
Какой-то чужеземец, поселившийся
В Афинах (он считался перебежчиком),
Однажды на пирушку нанял Манию,
Все заплатив по чести. Он привел туда
И нескольких друзей, афинских жителей,
[b] Приученных над шутками хозяина
Исправно хохотать за пропитание.
Желая показать свою изысканность
И остроумие, хозяин выбрал Манию:
Решил сравнить с зайчихой, - ведь, действительно,
Она была в ударе и застолие
Все время оставляла. "Ради всех богов, -
Сказал хозяин, - парни! Ваше мнение,
[c] Кто по горам быстрее ветра носится?
Что за зверек?" И Мания ответила:
"Мой милый, перебежчик, разумеется".
Когда опять к столу вернулась Мания,
Смеяться принялась над перебежчиком,
Сказала, брошен щит был им в сражении.
Хозяин был расстроен и прогнал ее.[75]
Назавтра же она его утешила,
Сказала: "Что, дружочек, опечалился?
Все пустяки, клянуся Афродитою!
Не ты в накладе, щит свой в бегстве бросивший,
[d] А те, кто этот щит тебе доверили".

Рассказывают, как-то в доме Мании
Была пирушка, и когда черед пришел
Ложиться с ней какому-то негоднику,
Он ей: "Ты сзади хочешь или спереди?"
Она ему со смехом: "Друг мой, спереди,
Конечно: если на живот улягусь я,
Отъешь мне ленты, в локоны вплетенные".

43. Махон собрал рассказы и о других гетерах, которые тоже стоит припомнить по порядку. Вот образчики остроумия Гнафены:

[e] Однажды у Гнафены выпивал Дифил,
"Какое у тебя вино холодное,
Гнафена", - говорит он. "Разумеется, -
Она в ответ ему, - ведь мы кладем туда
Из пьес твоих всегда стишок какой-нибудь".

Рассказывают, что Дифил Гнафеною
Был приглашен на пир, чтоб Афродисии
Отпраздновать. Гнафена же всегда его
Ценила выше всех своих возлюбленных.
Он был польщен ее любовью страстною.
Пришел с двумя кувшинами хиосского,
И четырьмя фасийского, закусками,
Венками, мирром, сладостями, лентами,[76]
Козленком, также поваром, флейтисткою.
[f] Клиент-сириец также ей прислал на пир
Сосудец снегу[77] и саперду-рыбицу.[78]
Гнафена, испугавшись, что заметят их,
А более страшась, как бы Дифил ее,
Не опозорил, выведя в комедии,
Саперду отослать незамедлительно
Велела к людям, в выдумке нуждавшимся,[79]
А снег тайком в кувшин вина насыпала,
(580) Слуге велела десятью киафами
Вина наполнить чашу и подать ее Дифилу.
Тот с огромным удовольствием
Единым залпом выпил и, приятною
Прохладой пораженный, закричал поэт:
"Клянусь Афиной и богами прочими!
Гнафена, винный погреб, без сомнения,
Холодный у тебя". Она ж в ответ ему:
"Конечно: круглый год мы обязательно
В него относим все прологи пьес твоих".

Случилось так однажды, что с Гнафеною
Спал негодяй, бичом исполосованный,
[b] Обняв его, Гнафена вдруг нащупала
Почти по всей спине рубцы бугристые.
"Где ж, горемыка, так ты изувечился?" -
Тот врет: "В святой огонь[80] упал я мальчиком".
"Клянусь Деметрой, так недаром кожицу
Ты со своей сдираешь оконечности:
Не должен грех остаться безнаказанным! (α̉κόλαστος)"

У Дексифеи-девки раз обедала Гнафена.
Видя, что почти все лакомства
[с] Та каждый раз откладывает матери,
Воскликнула Гнафена: "Артемидою
Клянусь, когда б я это знала, женщина,
Я б не к тебе пришла обедать, к матери"

Рассказывают, что когда старухою
Гнафена стала, дряхлою развалиной,
По рынку шла, разглядывая лакомства,
Расспрашивая цены, вдруг заметила
Торговца мясом, паренька смазливого,
[d] И говорит: "Красавчик, ради всех богов,
Во сколько, милый, это мясо станет мне?"
"За три обола станет и наклонится",[81]
Ей отвечал похабник. "Сиротинушка, -
Воскликнула Гнафена, - кто же даст тебе,
В Афинах вешать мерою карийскою?"

Стратокл однажды взялся неожиданно
Знакомых угостить двумя козлятами
И круто просоленными закусками.
[e] Он думал, знать, с удвоенною жаждою
Наутро все решат продолжить выпивку,
Тогда получит взносы с них складчинные.[82]
Гнафена ж, видя, как один клиент ее.
О взносах вздорит, склока разгорается,
Сказала: "Все понятно: под Козлятами
И у Стратокла бури начинаются".[83]

Заметив как-то юношу худющего,
Невзрачного и черного, и, кажется,
Поносом постоянным изнуренного,
К тому же коротышку, принялась над ним
Гнафена хохотать и звать Адонисом.
[f] Когда же он при встрече невоспитанно
Повел себя, переглянувшись с дочерью,
Что рядом шла, Гнафена ей заметила:
"Конечно же, клянусь двумя богинями,[84]
Гораздо справедливее бы, деточка,
.................................. "

Рассказывают, что когда с Гнафеною
Ночь проводил один понтийский юноша,
Подставить зад под утро он потребовал,
Она ж ему: "Зачем под утро требуешь,
Несчастный, зада, нынче время самое
Нам выгонять на выпас поросяточек?"[85]

44. О ее внучке Гнафении Махон пишет следующее:

В Афинах чужеземец поселившийся,
Богатый, очень старый, лет, наверное,
Под девяносто, увидал Гнафению,
Когда она на светлом Крона празднестве
Из храма Афродиты шла с Гнафеною.
Он рассмотрел ее и стал расспрашивать,
Какая плата за ночь полагается.
[b] Увидела Гнафена плащ порфировый,
Копье, и десять мин взялась запрашивать.
Он был сражен ударом неожиданным,
И возопил: "Увы мне! Хочешь, женщина,
Как на войне, в полон живьем забрать меня?
Давай, с тобой заключим перемирие.
Бери пять мин и сена постели-ка нам".
Она же, видя, что богач упрямится
И хочет оказаться несгибаемым,
[с] Сказала: "Сколько хочешь, отдавай сейчас,
Папаша. Ведь во внучке я уверена:
Ты за ночь размягчишься, станешь согнутым,
А значит, утром ей охотно вдвое дашь".

Пройдоха медник был пленен Гнафенией.
Она тогда за плату не работала,
С актером ведь трагическим, Андроником,
Жила и даже сына родила ему,
[d] Андроник был в отъезде, и Гнафения,
Подумав и забрав немало золота,
Позволила мужлану овладеть собой.
Тот был и груб, и глуп, и много хвастался,
Все время проводил в своей компании,
В сапожной мастерской, и о Гнафении
Трепался: мол, он с ней одним лишь способом
Сходился, - и на нем пять раз подряд она,
Как всадник проскакала. О случившемся
[е] Андроник, из Коринфа возвратившийся,
Узнал и разозлился, горько плакался,
За выпивкой он распекал Гнафению,
Что, хоть об этом он не раз просил ее,
Ни разу не дала ему в позиции,
Которой негодяй был удовольствован.
Тогда, как говорят, ему Гнафения
Сказала так: "Считала неудобным я,
В объятья заключать мужлана грязного,
[f] Что в саже до бровей, покрыт весь копотью.
И вот нашла я, взяв немало золота,
Что буду так общаться с тела этого
Лишь с малой частью, самой выступающей".

Рассказывают, что, когда Гнафения
За выпивкой однажды после этого
Не захотела целовать Андроника,
(582) (Сердясь, что никакого содержания
Не получала от него с тех пор она),
Гнафене жаловался трагик: "Видишь, мать,
Со мной бесстыже дочка обращается!"
Старуха негодует: "Ах, ты, глупая!
Коль хочешь, обними и поцелуй его".
"Но как мне целовать, - в ответ Гнафения, -
Того, в ком блага нет; к тому ж под крышею[86]
Он полый Аргос даром получить решил".

[b] Усевшись в праздник на седло дешевое,
В Пирей однажды собралась Гнафения
К заезжему купцу, ее любовнику;
С ней три служанки, три осла, кормилица.
Когда же на дороге место узкое
Случилось, им борец негодный встретился,
Всегда по уговору под противника
Ложившийся. Никак не мог протиснуться,
На край был вытолкнут, и завопил борец:
[c] "Треклятая ослиная наездница!
Когда с дороги не уйдешь немедленно,
Всех девок, вас, на землю опрокину я
С ослами, и поклажею, и седлами!"
Гнафения ему: "Так не получится!
Не знают за тобой подобных подвигов".

45. Далее Махон пишет:

Коринфянка Лаида, как мы слышали,
В саду каком-то с Эврипидом встретилась;
Поэт гулял в тени с дощечкой письменной
И стилосом, что свешивался с пояса.
[d] Она ему: "Что ты хотел сказать, поэт,
Ответь-ка мне, когда писал в трагедии:
"Прочь, пакостник бесстыжий!"" Этой дерзостью
Сражен был Эврипид: "Но кто ты, женщина?
Не тот ли пакостник?" Она в ответ ему
Стихом сказала из его трагедии:
"Там нет стыда, где я стыда не чувствую [fr.из "Эола" (TGF2. 368)]".

Рассказывают, превосходный "ла-ди-он" -
Коринфский новый плащ с каймой пурпурною -
Гликерья получила от любовника
И в мастерскую отдала валяльную.
Когда же срок пришел, служанку с деньгами
Послала за нарядом. Сукновал-шутник
[e] Сказал той: "Вот когда б еще три четверти
"Э-ла-ди-она"-масла поднесли вы мне, -
Тотчас бы получили: только этого
Недостает нам". И когда слова его
Гликерье передали, в простоте своей
Она воскликнула: "Ну вот, морока мне!
Решил зажарить плащ он, как анчоусы?"

Был Демофонт Софокловым любовником,
И жил с Козой-Нико, своей подружкою,
Хоть был ее моложе, и на много лет.
Звалась она Козой за то, что некогда
[f] На Талле[87] ни листочка не оставила:
Ее поклонник, он приехал в Аттику
За смоквами сушеными, уехал же
Мелиттским медом сладостным нагруженный.
Красивым задом обладала женщина,
И Демофонт однажды стал просить ее
Подставить зад. Она ж ему ответила
(583) Со смехом: "Забирай с одним условием,
Что ты потом Софоклу передашь его".

Бранилась с матерью своей Каллистия,
(Она звалась Свиньей, а мать Вороною),
Гнафена их мирила, и когда ее
Спросили, в чем причина ссор, ответила:
"Свинья с вороной ввек поют по-разному!"[88]

Фуражным сеном при дворце заведовал
Чиновник Феодот, его любовницей
[b] Была гетера Гиппа (то есть Конная).
Однажды к Птолемею[89] во дворец пришла
Она к столу с немалым опозданием, -
(Царь выпивать привык с ней), - опоздавшая
Царю сказала: "Птолемей, папашечка!
От жажды умираю. Прикажи налить
В большую меру мне четыре кружечки".
Он ей в ответ: "Уж не в лохань налить тебе?
Подумать можно, что объелась сеном ты".

К феспийской Фрине начал приставать Мерих,
[c] Когда же мину Фрина стала требовать,
Сказал Мерих: "Ты плату, вдвое меньшую,
Не дале, как вчера, взяла с приезжего".
Она ему: "Так то был приступ похоти:
Дождись другого, и возьму я столько же".

Пифон[90] оставил как-то раз Козу-Нико
И взял себе дебелую Эвардию,
Но вновь ее он кличет, шлет раба за ней.
[d] Нико сказала: "Наглотался, знать, Пифон
Свинины, посылает за козлятинкой".

46. Дальше эту поэму Махона я уже наизусть не помню.

[Продолжение перечня гетер]

В самом деле, прекрасные наши Афины явили миру столько гетер, сколько не бывало ни в одном славном мужами городе, и я скажу о них, сколько смогу. Аристофан Византийский перечисляет их сто тридцать пять, но Аполлодор насчитывает еще больше, а Горгий - еще больше: оба утверждают, что Аристофан многих пропустил, в том числе и ту, которую прозвали Выпивохой, и Лампириду, и Эвфросину, дочь суконщика; [e] не названы у него также Мегиста, Агаллида, Фавмария, Феоклея (по прозвищу Ворона), Ленэтокиста, Астра, Гнафена с ее внучкой Гнафенией, Сига, Синорида (по прозвищу Светильня), Эвклея, Гримея, Фриаллида, и еще Химера и Лампада. В названную Гнафену был без ума влюблен комедиограф Дифил - об этом я уже говорил, об этом же повествует и Линкей Самосский [f] в своих "Записках". Однажды на состязаниях он самым позорным образом провалился, и его вышвырнули из театра. Как ни в чем не бывало, он отправился к Гнафене; когда он велел Гнафене вымыть ему ноги, она спросила: "Зачем? Разве не по воздуху летел ты из театра?" Очень она была находчива в ответах. Впрочем, и другие гетеры, будучи о себе высокого мнения, заботились о своем образовании и уделяли время ученым занятиям; они тоже были очень находчивы в ответах. Так, однажды, сообщает (584) Сатир в "Жизнеописаниях" [FHG.III. 164] Стильпон на попойке стал упрекать Гликеру в том, что она развращает молодежь; Гликера ответила: "Нам с тобою, Стильпон, обоим вменяется одно и то же: ты, говорят, развращаешь молодежь, обучая ее бесполезным эристическим хитростям, а я - эротическим хитростям; не все ли равно, с кем развращаться и разоряться - с философом или с гетерой?". Действительно, и Агафон говорит [TGF2.766]:

...Лениво тело женщин,
[b] Но не ленив живущий в теле дух.

47. Много ответов Гнафены записал Линкей. Одна старуха содержала парасита, и тот был очень здоров и крепок. Гнафена сказала ему: - Тельце у тебя прямо цветет, юноша! - А как бы, по-твоему, я выглядел, если бы не спал с женщиной? - Ты умер бы с голоду! - отвечала она.
Однажды Павсаний, по прозвищу Колодец в пляске случайно налетел на ведро. - Колодец упал в ведро! - сказала Гнафена.
В другой раз кто-то подал в чаше очень мало вина, но при этом сказал, что оно шестнадцатилетнее. Гнафена возразила: [c] "Оно что-то слишком мало для своего возраста!".
Когда во время пирушки двое юношей подрались из-за нее, Гнафена сказала тому, кто оказался слабее: "Ничего, малыш! Ведь вы состязались не за почетную награду, а за денежную!".
Другому юноше, который дал ее дочери мину[91] и потом часто ходил к ней, но ничего больше не приносил, она сказала: "Ты думаешь, малыш, что раз ты заплатил мину, то можешь постоянно ходить сюда, словно к Гиппомаху, который обучает детей гимнастике?".
Когда Фрина однажды съязвила ей: "Что, если бы у тебя был камень?", [d] она ответила: "Дала бы тебе подтереться". Действительно, одну подозревали в каменной болезни, другая же страдала слабым кишечником.
Когда однажды за выпивкой в ее доме рассыпали блюдо лука с чечевицей, рабыня, подтиравшая за гостями, спрятала у себя на груди немного чечевиц. Гнафена заметила: "Она хочет стащить у нас целую груду чечевицы".
Трагический актер Андроник однажды выступал в "Эпигонах"[92] и в случае успеха хотел на собранные деньги устроить попойку в доме Гнафены. Когда раб предложил ей заранее потратиться на припасы, она воскликнула:

Проклятый раб, какое слово ты сказал![93]

[е] Какому-то болтуну, рассказывавшему, что прибыл он из Геллеспонта, она заметила: "Что же ты не заехал в первый город на этом пути?" "Какой это?" - спросил он. "Сигей".[94]
Когда кто-то зашел к ней и, увидев лежавшие в горшке яйца, спросил: "Гнафена, это сырые яйца или вареные?" "Они медные, парень", - ответила она.[95]
Когда Херефонт пришел к ней на обед без приглашения, Гнафена протянула ему чашу со словами: "Возьми, гордец". "Это я гордец?" "Как же не гордец тот, кто не приходит, пока его не пригласишь?" - сказала Гнафена.
[f] Нико, прозванная Козой, - рассказывает Линкей, - повстречала однажды парасита, больного и исхудалого. "Как же ты иссох!" воскликнула она. "А как же может быть иначе! Что ты думаешь я проглотил за последние три дня?" "Наверно глодал пустой лекиф[96] или ремни от сандалий".
48. Гетера Метанира, когда парасит Демокл, прозванный Бутылью, упал в кучу извести, сказала: "Ну вот, ты сам вверил себя тому месту, где много камешков".[97] Когда же он перепрыгнул через соседнее ложе, (585) она заметила: "Смотри хоть это не повали". Это рассказывает Гегесандр [FHG.IV.419]. Аристодем же пишет во второй книге "Веселых записок" о Гнафене [FHG.III. 310]: "Гнафену наняли двое, [отставной] воин и какой-то разбойник. Когда солдат грубо назвал ее сточной ямой, она воскликнула: - Вот как? Ну тогда вы - два стекающие в меня потока: Волк-река и Воля-река".
Однажды неимущие поклонники ее дочери стали пьяной гурьбой ломиться к ним в дом, угрожая срыть его[98] до основания, - они-де захватили с собой кирки и заступы, тогда Гнафена крикнула им: "Если бы они у вас действительно были, вы бы, [трусы,] уже давно отнесли их в заклад, [b] чтобы уплатить нам".
И настолько любила Гнафена благопристойность, что в подражание порядку, заведенному в философских школах, составила не лишенные изящества "Правила поведения за столом", которым обязаны были следовать любовники ее и дочери. Каллимах обстоятельно изложил их в третьей таблице "Законов" [d] [frag. 100 25] и даже процитировал их начало: "Вот закон, равный для всех и для всех справедливый", - всего триста двадцать три стиха.
49. Какой-то поротый плетьми негодяй нанял Каллистию, прозванную "Еленой для бедных". Дело было летом, и поэтому он разлегся совершенно [c] голым. Увидев многочисленные следы от ударов плетьми, она воскликнула: "Откуда это, бедняга!" Он в ответ: "Когда был ребенком, меня облили кипящей похлебкой". Она же: "Очевидно, телячьей".[99]
Когда Менандр, потерпев неудачу в театре, явился к Гликере, она поднесла ему [кружку кипяченого] молока и посоветовала выпить до дна. Он отмахнулся: "Не хочется", потому что очень не любил пенок. Она ему: "Сдуй пену и пользуйся тем хорошим, что не бросается в глаза".
Когда любовник Таиды, вся посуда которого была взята в долг у разных [d] лиц, начал бахвалиться, что хочет всю ее перебить и накупить новую, Таида ему сказала: "Ты погубишь все ее своеобразие".
Леонтия возлежала на пирушке с любовником, но когда вошла Гликера, он стал на нее засматриваться. Леонтия приуныла, друг обернулся и спросил, что у нее болит. Она ответила: "Матка", (η̉ υ̉στέρα, также "поздняя (гостья)").
Любовник послал коринфянке Лаиде свою [глиняную] печать с просьбой прийти к нему. Она ответила: "Не могу по глине".
[e] Таида шла к любовнику, от которого разило козлом. Ее спросили, куда она; она ответила: "Чтоб жить с Эге-ге-ге-ем, сыном Пандионовым".[100]
Фрина обедала с гостем, от которого тоже пахло козлом; она протянула ему кусок свиной кожи со словами: "Возьми-ка погрызи".[101] Один из друзей послал ей немного очень хорошего вина, уверяя, что оно десятилетнее, она сказала: "Что-то оно мало для своего возраста".[102] Когда на пиру стали обсуждать вопрос, почему вешают в доме венки, она сказала: "ради привлечения душ [умерших]".[103] Какой-то поротый негодяй дразнился, что она сходилась со многими[104] (женщинами). Она притворилась обиженной, а на его вопрос ответила: "Сержусь на то, что у тебя [f] их тоже много (плетей)". Скупой любовник стал к ней ластиться: "Ты - Праксителева Афродиточка", она ответила: "А ты - Эрот Фидия".[105]
50. Поскольку мне известны высказывания и некоторых политиков, с похвалой или осуждением упоминавших о гетерах, не могу удержаться, чтобы не рассказать и о них. (586) Так, Демосфен в речи "Против Андротиона" [Or.XXII.56] упоминает Синопу и Фанострату. О Синопе ученик Кратета Геродик пишет в шестой книге "О лицах, упоминаемых в комедиях", что под старость ее начали называть Абидос.[106] Упоминают ее Антифан в "Аркадянке" [Kock.II.27], "Садовнике" [Kock.II.57], "Швее" [Kock.II. 18], "Рыбачке" [Kock.II.20], "Птенчике" [Kock.II.80], и Алексид в "Клеобулине" [Kock.II.333], и Калликрат в "Мосхионе" [Kock.II.416]. А о Фанострате Аполлодор пишет в сочинении "Об афинских гетерах" [J.2 В 1105, P.-W.1.2863], что у нее было прозвище Вшивые ворота ("Фтейропилы"), потому что даже стоя в дверях своего дома, она искала на себе вшей.
Гиперид в речи "Против Аристагоры" [Kenyon frag.24] говорит: "вот [b] так вы и этих женщин назвали Анчоусами". "Анчоусы" было кличкой гетер, о которых пишет упомянутый Аполлодор [J.2 В 1105]: "Стагония и Анфида были сестрами; их прозвали анчоусами за бледность, худобу и громадные глаза". Антифан в книге "О гетерах" пишет, что по той же причине анчоусом называли и Никостратиду.
О Гликере тот же Гиперид в речи "Против Мантифея об оскорблении действием" [c] говорит следующее [Blass3 116, Kenyon, frag.121]:[107] "Везя с собой "морскую" Гликеру в повозке парою". Остается неясным, та ли это Гликера, что жила с Гарпалом. Об этой последней Феопомп пишет в "Письмах о Хиосе" [FHG.I.325], что после кончины Пифионики[108] Гарпал выписал из Афин Гликеру, поселил ее в Тарсе в царском дворце, и народ падал перед нею ниц, величая царицей, и велено было, поднося венки Гарпалу, непременно подносить и Гликере. В Россе[109] дошли даже до того, что установили ее бронзовую статую рядом со статуей Гарпала. [d] Не расходится с этим и то, что пишет в "Рассказах об Александре" Клитарх [Scr.Alex.Magn.83]. А сочинитель маленькой сатировской драмы "Аген" [TGF2. 810, 596а-b], - был это Пифон из Катаны или сам царь Александр, говорит:

- Гарпал, гражданство получил афинское
За то, что мириаду мер зерна послал,
Не меньше, чем Аген.
- Зерно Гликерино,
И станет им оно залогом гибели.

[е] 51. Лисий в речи "Против Лаиды" [Thalheim 365], если эта речь подлинная, упоминает таких гетер: "Филира, по крайней мере, бросила свой промысел еще в молодых годах, равно как и Скиона, и Гиппафесия, и Феоклея, и Псамафа, и Лагиска, и Анфия". Может быть, вместо Анфий следует писать Антия, так как мы не можем найти у какого-либо автора упоминания о гетере Анфии, в то же время именем Антии названа целая драма (то ли Эвника, то ли Филиллия), о которой я уже говорил.[110] О ней упоминает также автор речи "Против Неэры" [Ps.-Demosth.Or.LIX. 19]. Тот же Лисий в речи "Против Филонида о насилии" [Thalheim 375], если [f] только она подлинная упоминает о гетере Наиде, а в речи "Против Медонта о лжесвидетельстве" - о гетере Антикире. Это было ее прозвищем, настоящее же ее имя было Эя, как пишет Аристофан [Византийский] в книге "О гетерах", где он, впрочем, говорит, что называли ее Антикирой[111] или оттого, что ее застольники упивались до безумия, или потому что приютивший ее врач Никострат, оставил ей по завещанию только громадный запас чемерицы. А оратор Ликург в речи "Против Леократа" говорит [17], что он жил с гетерой Иринидой.
О гетере Наннии упоминает Гиперид в речи "Против Патрокла" (587) [Кеnуоn 141]. Что ее прозвали Козой, мы уже рассказывали, - она пустила по ветру имущество торговца Талла ("Ветка"). А что козы вообще любят объедать зеленые побеги, и по этой причине не только не допускаются на Акрополь, но и вовсе исключены из числа жертвенных животных Афины, - предмет отдельного разговора. Софокл, по крайней мере, в "Пастухах" говорит, что это животное поедает молодые побеги [TGF2. 242]:

Я на зоре, когда дремали скотники,
Кормил козу зеленой веткой сорванной
[b] И видел войско, шедшее по берегу.

Упоминает Наннию и Алексид в "Тарентинцах" [Kock.II.379]:

С ума по Дионису сходит Нанния, -

то есть смеется над ее пьянством. Менандр в "Лже-Геракле" говорит [Коск.Ш. 150]:

он не отведал Наннию?

Антифан пишет в книге "О гетерах": "Наннию называли "Просцениумом", потому что лицом она была хороша, украшения носила золотые, а наряды дорогие, но раздетая была безобразна. Дочь Наннии, Ворона, имела прозвище Бабушка, потому что была "трижды блудницей"".[112] Гиперид в речи "Против Патрокла" упоминает еще и флейтистку Немеаду [с] [Кеnуоn 13] - странно, как допускали афиняне, чтобы блудница называлась именем славного празднества, когда, по свидетельству Полемона в книге "Об Акрополе" [Preller 38], подобные имена запрещалось брать не то что гетерам, но и вообще всем рабыням.
52. О моей же Окиме (как ты выражаешься, Кинульк) [ср.567с] Гиперид во второй речи "Против Аристагора" упоминает так [d] [Кеnуоn 142]: "Поэтому и Лаида, считавшаяся тогда первой красавицей, и Оки-ма, и Метанира...". А Никострат, поэт Средней Комедии, в "Пандросе" говорит так [Kock.II.225]:

Велел он мне с дороги не сворачивать,
У Аэропы попросить ковры прислать,
Да бронзовые блюда взять у Окимы.

Менандр в "Льстеце" дает такое перечисление гетер [Kock.III.84]:

[е] Хрисидою, Вороной, Антикирою,
И Смоквой ты владел, а также Наннией
Малышкою, что всех была прелестнее.

Филетер в "Охотнице" [Kock.II.232]:

Лет Керкопе, вероятно, вот уже три тысячи,
Десять тысяч - Телесиде, дочери Диопифа,
День рожденья Феолиты вовсе незапамятен,
Смертный час застал Лаиду за совокуплением,
Истмиада и Неэра сгнили вместе с Филою,
[f] Что ж сказать мне о Галене, о Вороне, Коссифе?
Промолчу и про Наиду, уж давно беззубую...

Феофил в "Любителе флейт" [Kock.II.476]:

Чтоб не попал он в лапы к этим женщинам:
Лаиде, Мекониде или Баратрон,
Или Таллусе, или же Сисимбрии,
В чьи сети всех затягивают сводницы...
...или Навсии, или Малтаке".[113]

53. Все это Миртил произнес с большим напором, а потом добавил: (588) "Я надеюсь, что вы, философы, не таковы, хотя и знаю, что еще до гедоников[114] вы уже "подкапывались под ограду [сада] наслаждения", как выразился где-то Эратосфен [Bernhardy 193]. Так что я не буду больше перебирать остроумные словечки гетер и перехожу к совсем другому предмету. Для начала напоминаю вам об Эпикуре, этом пресловутом искателе истины: сам не имея общего образования, он благословляет всех, кто так, как он, приступает к философии [Usener р. 137]: "Счастлив ты, что приступаешь к философии, чистый от всякого образования". Потому [b] и назвал его Тимон [Диоген Лаэртский Х.2]:

Словоучительский отпрыск, невежественнейший меж смертных.

И разве не держал Эпикур любовницей Леонтию, известную гетеру? Она и придя к философии, не оставила своего промысла, отдаваясь всем эпикурейцам в Саду на глазах у самого Эпикура. Ему было от этого много забот, как мы видим из "Писем к Гермарху" [frag. 121].
54. А разве не упоминает о Лаиде из Гиккар Гиперид во второй речи [с] против Аристагора [Вlass3 96, Кеnуоn 13]? Из Гиккар, сицилийского города, ее как пленницу привезли в Коринф, по словам Полемона в шестой книге "Против Тимея"; ее любовниками были и Аристипп, и оратор Демосфен, и киник Диоген; Афродита Коринфская, называемая Черной, являлась ей во сне и предвещала появление богатых любовников. Живописец Апеллес увидал ее еще девушкой, когда она несла воду из источника Пирены, и, пораженный ее красотой, привел ее однажды на пирушку к друзьям. Те стали насмехаться над ним за то, что он привел на попойку [d] вместо гетеры девушку. "Не удивляйтесь, - сказал им Апеллес, - в ее красоте - залог будущих наслаждений, и не пройдет трех лет, как вы в этом убедитесь". Такое же предсказание сделал Сократ об афинской гетере Феодоте, как пишет Ксенофонт в "Воспоминаниях" [ср.III.11.1]. Кто-то сказал, что она замечательно красива и грудь ее не поддается никакому описанию. Сократ сказал: "Надо нам пойти посмотреть на эту женщину: нельзя понаслышке судить о красоте". Красота Лаиды была [е] такова, что живописцы приходили к ней, чтобы срисовывать ее груди и соски. Когда она соперничала с Фриной, ее окружала целая толпа поклонников, и она не делала никакой разницы между богатыми и бедными, со всеми обращаясь без всякой надменности.
55. Аристипп каждый год проводил с нею два месяца на Эгине, во время праздника Посидоний; и когда слуга стыдил его: "Ты ей даешь столько денег, а она ни за грош забавляется с Диогеном-киником", он отвечал: "Я плачу Лаиде для того, чтобы самому наслаждаться ею, а не для того, чтобы не давать другим". Диоген сказал ему: "Ты, Аристипп, [f] спишь с публичной женщиной. Что ж, или становись киником, как я, или брось ее!". Тогда Аристипп спросил: "Скажи, Диоген, ведь тебе не кажется нелепым жить в доме, где раньше жили другие?" "Нет, конечно" - отвечал тот. "Ну а плыть на корабле, на котором уже многие плавали?". "Тоже нет". "Стало быть, нет ничего зазорного и в том, чтобы спать с женщиной, которая у многих побывала в руках!". (589) Нимфодор Сиракузский в сочинении "О сицилийских достопримечательностях" [FHG.II.375] говорит, что Лаида была родом из сицилийской крепости Гиккара. Страттид же в "Македонянах" или "Павсании" называет ее коринфянкой [Коск.I.178]:

- Из мест каких рабыни эти, кто они?
- Недавно из Мегар пришли, но родина
У них Коринф: Лаида вот, Мегакла дочь.

Однако Тимей в тринадцатой книге "Истории" [подтверждает], что она была из Гиккар; то же самое говорит и Полемон [frag.44 Preller, cp.588b-c], прибавляя, что умерла она в Фессалии: она влюбилась в некоего фессалийца Павсания, и фессалийские женщины из зависти и ревности забили [b] ее насмерть деревянными скамеечками в храме Афродиты - отсюда и храм получил название Афродиты Нечестивой. Ее могилу показывают возле Пенея; на ней стоит каменный кувшин и сделана надпись:

Гордая мощью своей всепобедной Эллада Лаиде
Рабски служила, склонясь пред богоравной красой.
Эрос ее породил, возросла она в славном Коринфе,
А почивает она здесь, в фессалийских полях.

[с] Поэтому пустое болтают те, кто уверяет, будто Лаида похоронена в Коринфе на Крании.[115]
56. А разве стагирит Аристотель не прижил сына Никомаха от гетеры Герпиллиды? И он жил с нею до самой смерти, как говорит Гермипп в первой книге "Об Аристотеле" [FHG.III.46, Диоген Лаэртск. V.12], добавляя, что и в завещании философ приказал заботиться о ней должным образом. А разве наш превосходный Платон не был влюблен в Археанассу, гетеру из Колофона? Он даже сложил о ней следующие стихи [PLG4. 11.310]:

Археанасса со мной, колофонского рода подруга -
Даже морщины ее горькой любовью горят,
[d] Ах, злополучные вы, кто на первом кругу повстречали
Юность подруги моей! Что это был за пожар!

А Перикл-Олимпиец - разве он, хотя и славился разумом и могуществом, не посеял смуту во всей Элладе ради Аспасии (как говорит Клеарх в первой книге "О любви" [FHG.II.314]) - не младшей Аспасии, а той, которая беседовала с мудрым Сократом? Перикл был на редкость падок на любовные наслаждения: он ведь был в любовной связи даже с женою [е] своего сына, как повествует Стесимброт Фасосский, его современник и очевидец, в книге "О Фемистокле, Фукидиде и Перикле" [FHG.II.56]. А сократик Антисфен пишет, что когда Перикл был влюблен в Аспасию, то дважды в день приходил в ее дом, чтобы приветствовать эту женщину; и защищая ее на суде от обвинения в нечестии, он пролил больше слез, чем тогда, когда опасность угрожала его собственной жизни и имуществу. Когда Кимон находился в изгнании, а его сестра Эльпиника, [f] с которой он находился в кровосмесительной связи, была выдана за Каллия, то в награду за возвращение Кимона Перикл потребовал и получил ее ложе. О Периандре пишет Пифенет в третьей книге "Об Эгине" [FHG.IV.487], что когда однажды он увидел в Эпидавре Мелиссу, дочь Прокла, одетую на пелопонесский лад - без покрывала, в одном хитоне, она разливала вино для работников - то тут же влюбился и женился на ней. А у Пирра, царя эпирского, третьего потомка того Пирра, который воевал в Италии, была любовницей левкадянка Тигра, и мать молодого царя, Олимпиада, отравила ее ядом".
(590) 57. Тут Ульпиан, словно напав на какую-то находку, перебил Миртила вопросом: "В мужском или женском роде надо говорить "тигр"? Ведь Филемон, я знаю, говорит в "Неэре" [Kock.II.490]:

- Ты видел тигру, что сюда прислал Селевк?
Теперь настало время отдарить его
Каким-нибудь зверьем из нашей местности.
- Пошли жар-птицу! Здесь таких не водится".

Миртил на это сказал: "Ты перебил меня на середине перечня женщин - хоть это и не то, что "Или такой как"[116] [т.е. "Эои"] Сосикрата Фанагорийского или "Каталог женщин" Никенета Самосского или [b] Абдерского; но я все-таки остановлюсь и отвечу на твой вопрос, "Феникс, мой дряхлый отец [Ил.IX.607]". Знай, что Алексид в "Поджигателе" сказал "тигр" в мужском роде - вот так [Kock.II.372]:

Открой же дверь, открой! Теперь понятно мне, -
Я был как истукан, как камень мельничный,
Как столб, как бегемот и как Селевков тигр.

У меня есть и другие примеры, но я отложу их до тех пор, пока не переберу в памяти до конца весь перечень красавиц.
[c] 58. Об Эпаминонде Клеарх пишет так [FHG.II.310]: "Фиванец Эпаминонд был порядочнее тех, о ком я говорил, но и он в отношениях с женщинами позорным образом оказывался ниже своей славы - достаточно вспомнить, что с ним приключилось из-за лаконской женщины". - А оратор Гиперид, выгнав из дому собственного сына Главкиппа, взял в дом Миррину, самую дорогую из продажных женщин; ее он содержал в Афинах, а в Пирее - Аристагору, а в Элевсине - Филу, которую он выкупил [d] за большие деньги и освободил, а потом даже сделал своей домоправительницей, по сообщению Идоменея. В речи в защиту Фрины [Blass3 124] Гиперид сам признается, что влюблен в Фрину; но, еще не исцелившись от этой любви, он ввел в свой дом названную Миррину.
59. Фрина же была родом из Феспий. Эвфий привлек ее к суду по уголовному обвинению, но суд ее оправдал; Эвфия это так обозлило, что с тех пор он не брал на себя ни одного судебного дела, как уверяет Гермипп [FHG.III.50]. Фрину защищал Гиперид [Blass3 125]; так как [е] речь его не имела успеха, и судьи явно склонялись к осуждению, то он, выведя Фрину на видное место, разодрал на ней хитон и обнажил ее грудь, и этим зрелищем придал такую ораторскую силу своим заключительным стенаниям, что судьи ощутили суеверный страх перед этой жрицей и служительницей Афродиты, и поддавшись состраданию, не обрекли ее на казнь. А после этого оправдания было постановлено, чтобы никакой судебный защитник не смел возбуждать жалость в судьях и чтобы никакой обвиняемый или обвиняемая не были выводимы напоказ. В самом деле, тело Фрины было особенно прекрасно там, где оно [f] было скрыто от взгляда. Потому и нелегко было увидеть ее нагой: она носила хитон, облегающий все тело, и не бывала в общих банях. Но на многолюдном празднестве Посидоний в Элевсине она на глазах у всей Эллады сняла одежду и, распустив волосы, вошла в море; (591) с нее и написал Апеллес Афродиту, выходящую из волн. Скульптор Пракситель, влюбленный в Фрину, изваял с нее Афродиту Книдскую; а на подножии своего Эрота, что стоит в театре под сценой, он написал [Anth.Plan. арр.182, 206]:

Точно таким изваял искусный Пракситель Эрота,
Как увидал он его в собственном сердце своем.
Фрине мной за меня самого заплатил он. Отныне
Стрелы не надобны мне: видом я сею любовь.

[b] Действительно, Пракситель предложил Фрине выбрать одну из его статуй - или Эрота, или Сатира, что стоит на улице Треножников. Она выбрала Эрота и принесла его в дар храму в Феспиях. А местные жители посвятили в Дельфы статую самой Фрины, золотую, на подножии из пентеликонского мрамора, и ее изваял Пракситель. При виде этой статуи киник Кратет сказал, что это - дар невоздержности эллинов. Изваяние стояло между статуями Архидама, спартанского царя, и Филиппа, сына [с] Аминты; надпись гласила: "Фрина, дочь Эпикла, из Феспий", как сообщает Алкет во второй книге "О дельфийских приношениях" [FHG. IV.295].
60. Аполлодор в сочинении "О гетерах" пишет [J. 2 В 1106], что было две Фрины: одна по прозвищу "Смех сквозь слезы", другая по прозвищу "Рыбка" (Σαπέρδιον). Но Геродик в шестой книге "Лиц, упоминаемых в комедиях" сообщает [ср.586а], что ораторы называли одну из них "Скребком" за то, что она как бы раздевала и обдирала своих [d] поклонников, а другую - "Феспиянкой". Фрина была очень богата: она даже обещала отстроить фиванские стены, если фиванцы на них напишут: "АЛЕКСАНДР РАЗРУШИЛ, ГЕТЕРА ФРИНА ОТСТРОИЛА", - так говорит Каллистрат в сочинении "О гетерах". О ее богатстве говорят комик Тимокл в "Неэре" и Амфид в "Цирюльнике" [cp.567f]; их слова я [е] уже приводил [ср.567е]. Триллион, член Ареопага, был параситом при Фрине, как Сатир, олинфский актер, - при Памфиле. Аристогитон в речи против Фрины говорит [В. и S.II.310], что ее настоящее имя было Мнесарета. Небезызвестно мне и то, что речь против нее, приписываемая Эвфию, принадлежит, по мнению землеописателя Диодора, Анаксимену. Комедиограф же Посидипп говорит о Фрине в своей "Эфесянке" так [Kock.III.339]:

Тогда никто не мог сравниться с Фриною
Из нас, гетер. И ты хоть и не видела
Суда над ней, но слышала, наверное:
Она казалась пагубою гражданам,
[f] И приговор грозил ей казней смертною,
Но, обойдя весь суд и тронув каждого,
Она, рыдая, вымолила жизнь себе.

61. Знайте, что и оратор Демад прижил сына Демея от гетеры-флейтистки: (592) когда этот Демей однажды заговорился на трибуне до хрипа, Гиперид унял его такими словами: "Замолчи-ка, малыш: у тебя и так дыхания больше, чем у матери". И философ Бион Борисфенит был сыном лаконской гетеры Олимпии, как сообщает Никий Никейский в "Преемствах философов" [FHG.IV.464]. Даже трагик Софокл уже стариком влюбился в гетеру Феориду и, молясь Афродите, говорил такие стихи:

Внемли молящему мне, о ты, что пестуешь юных:
Пусть отречется она от младых объятий и ложа,
Пусть отраду найдет в стариках, сединой убеленных -
В тех, чья мышца слабей, но дух исполнен желанья.

Эти стихи - из числа приписываемых Гомеру [Epigr. 12 Baumeister]. [b] О той же Феориде он упоминает и в одной хорической песне следующими словами [TGF2. 296]:

Мила ведь Феорида.

А уже на закате жизни, по словам Гегесандра [FHG.IV.418], Софокл был влюблен в гетеру Архиппу, и оставил ее своей наследницей. И когда Архиппа жила с дряхлым Софоклом, то ее прежний любовник Смикрин так остроумно ответил на вопрос, что делает Архиппа: "Она как сова на гробнице".
62. Но ведь и стыдливейший оратор Исократ, как рассказывает в "Письмах" Лисий [frag.258 Tur.], имел любовницей прекрасную Метаниру. Демосфен же говорит в речи "Против Неэры" [21], что Метанира [с] была любовницей Лисия. Был побежден Лисий также гетерой Лагидой, которой написал энкомий оратор Кефал [В. и S. II. 217]; так же как в свою очередь Алкидам из Элей, ученик Горгия, написал энкомий гетере Наиде. Об этой самой Наиде Лисий в речи против Филонида о насилии (если только она подлинная), в следующих словах говорит, что она была любовницей Филонида [Thalheim 375]: "Есть женщина, занимающаяся ремеслом гетеры. Зовут ее Наида. Хозяин у нее Архий, близок с ней Гименей. Филонид не отрицает, что состоит с ней в любовной связи". Упоминает о ней в "Геритаде" [Коск.I.433] и Аристофан. Возможно, о ней [d] же он говорит и в "Плутосе" [179]:

Не чрез тебя ль Лаисы к Филониду страсть?

тогда вместо Лаиды следует поставить Найду Гермипп в своей работе "Об Исократе" [FHG.III.49] пишет, что когда он достиг преклонного возраста, то взял в дом гетеру Лагиску, которая родила ему дочь. Упоминает о ней в следующих стихах и Страттид [Kock.I.712]:

Мне мнилося, еще лежу на ложе я
С Лагиской, Исократовой наложницей,
Она меня щекочет и ласкается,
Но тут явился собственной персоною
Сверлильщик флейт.[117]

[е] Лисий в речи "Против Лаиды" [Thalheim 365], если эта речь подлинная, упоминает следующих гетер: "Филира, по крайней мере, бросила свой промысел еще в молодых годах, равно как и Скиона, и Гиппафесия, и Феоклея, и Псамафа, и Лагиска, и Анфия, и Аристоклея".
63. Что оратор Демосфен имел детей от гетеры, знают все. Когда он произносил речь "О золоте" [В. и S.II.251], то чтобы разжалобить судей, сам привел своих детей, однако не вывел их мать, хотя, [f] как правило, обвиняемые выводили перед судьями и своих жен; ясно, что Демосфен не сделал этого, стыдясь и стараясь избежать скандала.[118] О том, что оратор этот был ненасытен в любовных утехах, пишет Идоменей [FHG.II.492]. Вот и влюбившись в какого-то парнишку Аристарха, он в пьяной драке за него убил Никодема, выбив тому оба глаза.[119] Общеизвестна его расточительность на изысканные блюда, женщин и мальчиков. (593) Поэтому и его собственный секретарь как-то признался: "Что можно сказать о Демосфене? Все, что в течение года он добывал трудами, за одну ночь отбирала одна единственная женщина". Рассказывают также, что имея жену, он взял в дом какого-то мальчишку Кносиона, с которым, желая насолить мужу, ложилась и жена.
64. Самосскую гетеру Миррину держал при себе царь Деметрий, последний из диадохов,[120] и хоть не венчал ее диадемою, но делил с [b] ней царскую власть, как о том пишет Николай Дамасский [FHG.III.414]. И Птолемей, сын царя Филадельфа,[121] начальник войска в Эфесе, держал при себе гетеру Ирину. Когда эфесские фракийцы составили против него заговор, и он укрылся в храме Артемиды, Ирина разделила с ним его убежище, и когда его убили, то она, хватаясь за колотушки храмовых дверей, орошала алтари своей кровью, пока ее тоже не зарезали.
Даная, дочь эпикуровой Леонтии, тоже была гетерою, и с ней жил правитель Эфеса Софрон. Благодаря ей он спасся, когда против него составила заговор Лаодика, а сама Даная была сброшена в пропасть, как [с] о том пишет в двенадцатой книге "Истории" Филарх [FHG.I.339]: "Советницей Лаодики, которой та доверяла, как самой себе, была Даная, дочь Леонтии, ученицы исследователя природы Эпикура. Прежде Даная была любовницей Софрона, и поэтому, когда она заподозрила, что Лаодика замышляет его убить, знаками дала ему знать о существовании заговора. Софрон все понял, но сделал вид, что согласен с предложениями Лаодики и только попросил дать ему два дня на обдумывание; получив же отсрочку, он тою же ночью бежал в Эфес. Лаодика, узнав о поступке Данаи, тут же забыла о прежней дружбе и приказала бросить [d] ее в пропасть. Говорят, что когда Лаодика допрашивала Данаю, та не удостоила ее ответа, хотя знала о грозящей казни. Только когда ее вели уже к пропасти, она сказала, что права презирающая богов чернь:[122] "Я хотела спасти человека, который когда-то был моим, и вот что за это судили мне боги; а убившая своего мужа Лаодика достигает великих почестей и власти"". Тот же Филарх в четырнадцатой книге рассказывает и [е] о Мисте [FHG.I.341]: "Миста была любовницей царя Селевка (см.578а); когда Селевк потерпел поражение от галатов и едва спасся бегством (241 г. до н.э.), она сменила свои царские одежды на лохмотья первой попавшейся служанки, однако была схвачена и уведена в рабство вместе со многими другими пленными. Проданная наравне со своими собственными рабынями, она прибыла на Родос; там она открылась, и была с подобающими почестями переправлена родосцами к Селевку".
65. Деметрий Фалерский, по словам Дииллия[123] [FHG.II.361], был влюблен в самосскую гетеру Лампито ("Светлячок") и сам себя охотно [f] называл Светлячком; называли его также "Миловзором". Гетера Никарета была любовницей оратора Стефана, а Метанира[124] - софиста Лисия. Обе они были рабынями элейца Касия,[125] как и другие гетеры: Антея, Стратола, Аристоклея, Фила, Истмиада, Неэра. Это Неэра была любовницей поэта Ксеноклида, актера Гиппарха и того Фриниона из дема Пэании, который был сыном Демона и племянником Демохара. Этот Фринион и оратор Стефан обладали Неэрой поочередно, через день[126] - так рассудили их друзья. Стефан даже выдал дочь Неэры Стримбелу[127] (впоследствии звавшуюся Фано), (594) как свою собственную дочь, за Фрастора из Эгиллия, - об этом говорится в речи Демосфена "Против Неэры" [116]. Там же упоминается и гетера Синопа [116]: "Вы наказали Архия, верховного жреца, изобличенного в судилище в совершении нечестивого поступка. Вы наказали его за то, что он приносил жертвы богам, не соблюдая завещанных предками законов. Среди других обвинений было и то, что в праздник урожая он принес жертву на алтаре элевсинского храма, [b] доставленную гетерой Синопой - в то время как закон запрещает приносить жертвы в этот день, да и делать это должен был не он, а жрица".
66. Знаменитой гетерой была также Планго из Милета. Она была замечательно красива, и в нее был влюблен один колофонский юноша, бывший любовник самиянки Бакхиды. Планго в ответ на его признания захотела было отвратить юношу от любви к себе и, будучи наслышана о красоте Бакхиды, потребовала от него невозможного - заплатить ей за любовь знаменитым ожерельем, которое носила Бакхида. И от великой своей любви он и впрямь пришел к Бакхиде, умоляя не дать ему погибнуть. [c] И Бакхида, видя его страсть, отдала ему ожерелье. Тогда Планго, видя, что Бакхида ей не соперница, воротила ей это ожерелье, а сама стала жить с юношей даром; и потом они сделались подругами и владели юношей поочередно. За это восхищенные ионяне, как пишет в своем сочинении "О приношениях" Менетор [FHG.IV.452], [d] прозвали Планго Пасифилой ("Милой для всех"). Свидетельствует об этом[128] и Архилох в эпиграмме [PLG4.II.388]:

Очень много ворон смоковница горная кормит,
Всем Пасифила гостям, добрая, служит собой!

Что [гетеру] Гликеру любил поэт Менандр, это общеизвестно. Но случалось, он на нее и сердился: так, когда Филемон влюбился в нее и назвал в одной комедии "честной" [Kock.II.534], то Менандр написал в ответ: "Нет честных женщин" [Kock.III.244].
67. Македонец Гарпал, тот самый, который похитил у Александра [е] много денег и бежал в Афины, большую их часть растратил, влюбившись в гетеру Пифионику. А когда она умерла, он поставил на ее могиле памятник ценой во много талантов. "И во время похоронного шествия, - пишет в двадцать второй книге "Истории" Посидоний [FHG.III.259], - тело ее сопровождал огромный хор из лучших актеров, слаженно [f] певших под звуки разных инструментов". Пишет об этом и Дикеарх в книге "О нисхождении к Трофонию" [FHG.II.266]:[129] "То же можно почувствовать, приближаясь к Афинам по их Священной дороге из Элевсина. Остановившись там, где впервые издали виден акрополь и храм Афины, тут же видишь у дороги исполинский памятник, которому нет даже отдаленно подобного. (595) Сперва хочется сказать, что это, несомненно, памятник Мильтиаду, или Периклу, или Кимону, или иному из доблестных мужей, и что воздвигнут он на общественный счет или хотя бы с общественного согласия. Но когда приглядишься и увидишь, что это памятник гетере Пифионике, то что после этого думать?" И Феопомп пишет в "Письме Александру", разоблачая распутство Гарпала [FHG.I.325]: "Представь только глазами и слухом то, о чем пишут из Вавилона: как Гарпал проводил в последний путь Пифионику. Она была рабыней флейтистки Бакхиды, а Бакхида - фракиянки Синопы, перенесшей свой блудный промысел из Эгины в Афины - так что она как бы трижды рабыня и трижды [b] блудница! А теперь на двести с лишним талантов он поставил ей два памятника, и все только дивятся, что тем, кто пал в Киликии за твою власть и свободу эллинов, еще не украсил могилу ни Гарпал, ни один из наместников, а гетере Пифионике давно уже стоят два памятника, в Афинах и в Вавилоне, - а ведь все знали, что была она общим достоянием всех [c] желающих за общую для всех плату. И вот ей-то Гарпал, именующий себя твоим другом, смеет воздвигать храм с освященным участком и назначать этот храм и алтарь "Афродите Пифионике", презирая божьи кары и оскверняя полученные от тебя почести!" Упоминает о ней и Филемон в "Вавилонянине" [Kock.II.482]:

Царицею вдруг станешь Вавилонскою?
Слыхала ж о Гарпале с Пифионикой.

Упоминает о ней и Алексид в "Волчонке" [Kock.II.347]. [d]
68. После кончины этой Пифионики Гарпал пригласил к себе Гликеру, тоже гетеру, объявив, как пишет Феопомп [FHG.I.325], чтобы поднося ему венки, подносили их и этой блуднице. "Более того, он поставил Гликере бронзовую статую в сирийском Россе, где обещал поставить памятник тебе[130] и себе. Для проживания он предоставил ей царский дворец в Тарсе, и позволяет людям падать перед ней ниц и величать ее царицей, и иной воздавать почет, [e] приличный скорее твоей матери или супруге". Это подтверждается и маленькой сатировской драмой "Аген",[131] сыгранной на дионисийских празднествах на берегах реки Гидаспа, сочинитель которой - то ли Пифон из Катаны (или из Византия), то ли сам царь. Это было уже после того, как Гарпал отложился и бежал за море:[132] о Пифионике здесь говорится, как о покойной, о Гликере, как живущей с Гарпалом, а афиняне обвиняются [f] в получении взяток от Гарпала. Сочинитель пишет так [TGF2. 810]:

Средь тростников густых, стоит высокая
Твердыня, даже птице недоступная.
А слева - девки храм; когда воздвиг его
Паллид, он предрешил свое изгнание.
Пришел тогда он в крайнее отчаянье,
И убежден был варварскими магами,
Что вознесут-де душу Пифионики
На небеса.

(596) Здесь Гарпал назван Паллидом, но в следующих строках уже настоящим именем:

- Я от тебя узнать хочу -
Живу я далеко, - скажи, чем держится
Земля Аттиды, как теперь живется там.
- Покуда не смирились с долей рабскою -
Обед был как обед; а нынче все, что есть -
Бобы, укроп, и ни зерна пшеничного.
- Гарпал гражданство получил афинское
[b] За то, что выслал мириаду мер зерна,
Не меньше, чем Аген.
- Зерно Гликерино,
И станет им оно залогом гибели.

69. Знаменитых гетер выдающейся красоты рождал также и Навкратис. Такова Дориха, ставшая любовницей Харакса, брата прекрасной Сапфо, [c] который ездил в Навкратис по торговым делам; Сапфо в стихах изобличает, что она присвоила много Хараксова добра.[133] Геродот называет ее Родопидой [II.135], путая с совсем другой гетерой: Родопида пожертвовала в Дельфы знаменитую кучу вертелов, о которых упоминает и Кратин в следующих стихах:...[134] [пропуск] ... О Дорихе написал эпиграмму поэт Посидипп, часто упоминающий ее и в своей "Эзопии". Стихи таковы:

Прах - твои кости, Дориха, повязка, скреплявшая кудри,
Благоуханный покров, миррой надушенный, - прах...
[d] Было... когда-то к Хараксу, дружку, под покровом прильнувши
Телом вплотную нагим, с кубком встречала зарю.
Было... а Сапфовы строки остались - останутся вечно:
В свиток записанный стих песней живою звучит.
Имя твое незабвенно. Его сохранит Навкратида
Впредь, пока путь кораблю нильскому в море открыт.

Из Навкратиса была родом и Архедика, тоже красивая гетера; и вообще, по словам Геродота [II.135], гетеры из Навкратиса отличались дарами Афродиты.
[е] 70. Знаменита была и гетера Сапфо из Эреса,[135] соименная с поэтессой Сапфо: она была любовницей красавца Фаона, - об этом пишет Нимфодор в "Плавании вокруг Азии" [FHG.III.16]. Гетера Никарета из Мегар была из небезвестного рода и отличалась знатностью и образованностью: она - ученица философа Стильпона. Гетера Билистиха из Аргоса, тоже знаменитая, как свидетельствуют аргосские историки,[136] вела свой род [f] даже от Атридов. Знаменитой стала и гетера Леэна, любовница тираноубийцы Гармодия: когда ее пытали прислужники тирана Гиппия, она умерла от мучений, не произнеся ни слова. А у оратора Стратокла была любовницей гетера по прозвищу Лима, которую называли также Парорамой ("недогляд") и Дидрахмой, за то, что, как пишет Горгий в книге "О гетерах" [выше 567а], "за две драхмы она шла к любому желающему". На этом Миртил, собирался уже закончить, но добавил: (597) "Но, друзья мои, я чуть не забыл рассказать вам об Антимаховой Лиде, тем более, что была и другая Лида, любовница Ламинфия Милетского.[137] Оба этих поэта, как пишет в "Любовных историях" Клеарх [FHG.II.316], были влюблены в чужеземных женщин по имени Лида, и один писал о ней элегическими стихами, а другой лирическими, но оба под заглавием "Лида". Я пропустил также и Нанно, флейтистку Мимнерма, и Леонтию, подругу Гермесианакта Колофонского, от любви к которой он написал три книги элегических стихов; в третьей из них он предлагает такой [b] перечень любовных историй [Powell 98]:

71. [Орфей]

Вот была какова Агриопа,[138] фракийская дева,
Вывел которую вновь отпрыск Эагра на свет
Из подземельных глубин. В безжалостный край и суровый
С лирою плыл он своей в край, где скликает Харон
Души усопших к их общей ладье, и гремит его голос
5 Там, где струится река между густых тростников.
[c] К этим однако волнам, препоясавшись в путь одинокий,
С лирой спустился Орфей, всех умоливши богов.
Там он Кокит беззаконный и хмурящий брови увидел
10 И разъяренного пса бешеный выдержал взгляд,
Пса, в чьем лае огонь, и огонь в пугающем взоре
Трех свирепых голов сеял пугающий страх.
Там всемогущих владык умолил он своим песнопеньем
В грудь Агриопы вдохнуть новую нежную жизнь.

[Мусей]

15 Также сын Мены Мусей,[139] радетель Харит, не оставил
[d]Антиопу[140] свою: дар ее истинно свят -
С громким криком "эвай" на краю Элевсинской равнины[141]
Тайну вещих словес мистам[142] являла она:
Должным обрядом верша служенье Рарийской Деметре.[143]
20 Слава не меркнет ее даже в Аидовой тьме.

[Гесиод]

Я возвещу и о том, как, покинув родные чертоги,
Мудрый пришел Гесиод, всякой науки знаток,[144]
В край беотийский, под склон Геликона, в аскрейские нивы
Деву Эою просить в жены себе по любви.
25 Много мук претерпел и песни слагал он,[145] в которых
[e] Первым стояло всегда имя невесты его.

[Гомер]

Сам сладчайший певец, которому Зевсовы судьбы
Дали быть божеством между служителей Муз,
Богоподобный Гомер нисходил, истомленный, к Итаке,
30 Честь Пенелопе воздав, славу разумной жене.
Многое выстрадав, жил для нее он на острове малом,
Родины милой простор в дальнем оставив краю.
[f] Славу Икария роду[146] воспел и Амиклу,[147] и Спарте[148]
Не забывал никогда эти несчастья свои.

[Мимнерм]

35 Много мучений досталось Мимнерму, который сладчайший
(528) Некогда звук изобрел - нежный пентаметра вздох, -
Страстью к Нанно воспылал он и часто с Гексамием вместе
Буйно шумел за вином, лотос прижавши к губам.[149]
Был ему тяжек Ферекл и был несносен Гермобий -
40 К ним он в долгой вражде злые слова обращал.

[Антимах]

И Антимах был сражен любовию к Лиде лидийской,
Долго бродил он в краях, где золотится Пактол,
[b] А по кончине ее, засыпавши мертвое тело
Прахом сухим, от тоски слезы и стоны излил.
45 В горний придя Колофон, он наполнил стенаньями свитки
Чтимых поэм, и затем сам опочил от трудов.

[Алкей, Анакреонт]

Сколько пиров повидать довелось лесбосцу Алкею,
Томную страсть к Сапфо лирною славя игрой, -
[c] Знаешь прекрасно. Влюбленный в ее соловьиные песни
50 Он сладкозвучьем своих мужу-теосцу[150] претил,
Ибо и Анакреонт сладкогласный томился по деве,
Что красотою цвела выше лесбосских подруг.
Часто он покидал то Самос, то отческий Теос,
Располагающий стан под виноградной горой,
55 В Лесбос винообильный стремясь, и часто оттуда
Видел мизийский он Лект[151] за эолийской волной.[152]

[Софокл]

Звон аттических пчел, покинувших всхолмья Колона,[153]
Многоголосым стихом в хорах трагических пел
[d] Вакха и страсть к Феориде,[154] и страсть к Эригоне. которых
60 Зевс певцу подарил, старость Софокла почтив.

[Эврипид]

Как не сказать и о том непрестанно опасливом муже?
Ненависть он вызывал в женах, которых язвил.
Но не погиб он от стрел, слетающих с лука кривого,
Даже мучений ночных он на себе не познал, -
65 Нет, в македонской земле,[155] в тоскливых бродя закоулках,
[е] Шел он искать ключаря[156] в дом к Архелаю царю,
Лютую смерть божество уготовило тут Эврипиду,
Ибо Аррибия псов встретить ему довелось.

[Филоксен]

Сына киферской[157] земли взрастили кормилицы Вакха,[158]
70 Вверили Музы ему лотосы сладостных флейт.
Что испытав, он попал в Ортигию,[159] верно ты знаешь:[160]
Ведь по дороге у нас в городе[161] он побывал,
Слышала также, что страсть и муки его Галатея
Ниже ценила своих перворожденных ягнят.

[Φилит]

75 Ведом тебе и певец, чей кумир под платаном поставлен
[f] Медный во косской земле, властвовал где Эврипид,[162] -
Это Филит, воспевавший Биттиду проворную в беге,
Сколь искушенный в речах, столь искушенный в любви.

[Философы]

Даже и те из людей, что суровою славились жизнью,
80 В темную мудрость вперив свой повивающий ум,
Те, кого разуменье ввергало в борения споров,
И устрашающий дар власти над словом учил,
Даже они не спаслись от безумной Эротовой брани,
(599) Даже их под бичи грозный возничий поверг.

[Пифагор]

85 Это был Пифагор, обуянный безумною страстью
К той, которую он именем звал Феано,[163] -
Он, геометр кривых, вместивший в маленьком шаре
Круг, по которому путь правит небесный эфир.

[Сократ]

Так и Сократ, кого Аполлон возгласил величайшим
90 В мудрости, в силе ума между живущих людей,
[b] Гневной Кипридою был обречен многоогненной страсти:
В глубях своей души он не отыскивал средств
Муку свою облегчить, на пороге Аспасии стоя:
Он, открыватель путей мысли в плетении слов.

[Аристипп]

95 Мужа киренского страсть настигла однажды на Истме -
Здесь он Лаиду нашел из Апиданской земли.
Острый умом Аристипп позабыл об ученых беседах
И погрузился душой в опустошенную жизнь.

72. В этих стихах Гермесианакт ошибочно считает Сапфо и Анакреонта [c] современниками, между тем как один жил во времена Кира и Поликрата, а другая во времена Алиатта, родителя Креза. Хамелеонт в своей книге "О Сапфо" [frag. 10] говорит, что некоторые считают, будто следующие стихи Анакреонта посвящены Сапфо [frag. 14]:

Бросил шар свой пурпуровый
Златовласый Эрот в меня
И зовет позабавиться
С девой пестрообутой.
Но, смеяся презрительно
Над седой головой моей,
Лесбиянка прекрасная
[d] На другого глазеет.

А Сапфо, говорят они, ответила ему так [PLG4. III.98]:

Эту, златотронная Муза, песню,
Что внушила ты, из земли теосской,
Славной жен красой, знаменитый старец
Пел нам в усладу.

Всякому ясно, что песня эта не принадлежит Сапфо; я даже думаю, что эту любовь в шутку выдумал сам Гермесианакт. Сочинил ведь поэт Дифил в комедии "Сапфо", будто ее любовниками были Архилох и Гиппонакт [Kock.II.564].
[e] Вот вам, друзья, мой перечень любовных дел; составлял я его не без усердия, хотя и вовсе не в таком любовном безумии, каким облыжно попрекает меня Кинульк. Я люблю любовь, но я не помешан на любви:

Зачем являть толпе свои несчастия,
А не таить во мраке и молчании? -

сказал Эсхил Александрийский в "Амфитрионе" [TGF2. 824]. Это тот Эсхил, который сочинил также эпическую поэму о Мессении, очень ученый поэт.[164]
[f] 73. Да, я почитаю Эрота божеством величайшим и могущественнейшим, равно как и золотую Афродиту, и вот об этом памятные строки Эврипида [TGF2. 648] (ср. frag.839 Nauck):

Что за богиня - Афродита, знаешь ли?
Не в силах ни измерить мы, ни высказать
Ее величья или всемогущества.
Ее питомцы мы: я, ты, все смертные.
И вот тому важнейшее свидетельство
(600) (Не на словах, на деле покажу его):
Как любит дождь земля в жару иссохшая,
Бесплодная, по влаге истомленная,
Так небо, Афродитой распаленное,
На землю падать любит проливным дождем.
Когда ж они сливаются в единое,
Рождают и питают все живущее.
Тем существует и цветет удел земной.

И у возвышенного Эсхила в "Данаидах" Афродита, говорит такие слова [frag.44]:

[b] Святое небо движимо любовию
С землею слиться, а земля - приять его;
Дождь, с неба страстно бьющий в землю ждущую,
Плодотворит, и на земле рождаются
И люди, и скоты, и все Деметрины
Плоды, и в брачном ливне древеса цветут.
Таков сей брак, и я - тому причиною.

74. И у Эврипида в "Ипполите" говорит Афродита [3]:

[c] И, сколько есть от Понта до Атлантики
Народов, к солнцу взоры обращающих,
Ко всем я благосклонна, чтящим власть мою,
Но гибнет тот, кто дерзко мной гнушается.

Этот юноша,[165] блиставший всеми добродетелями, погиб за один единственный грех - за то, что он не почитал Афродиту; и ни Артемида, любившая его безмерно, и никто из богов и демонов не пришел к нему на помощь. Ибо, по слову того же поэта [PLG2. 438 (из "Авги")]:

[d] К великим божествам не причисляющий
Эрота туп душой и чужд прекрасного,
Не зная бога, над людьми всесильного.

Это о нем только и пел мудрый Анакреонт, чьи песни у всех на устах. Поэтому и сказал о нем великолепный Критий [PLG4.II.283]:

Песни на женственный лад сочинявшего в прежнее время,
Теос в Элладу привел сладкогласого Анакреонта,
Пиршеств зачинщика, жен обольстителя, недруга флейтам,
[e] Звук барбитона любившего, сладкого, гнавшего горе.
Нрав твой веселый не будет стареть, избежит он и смерти,
Воду доколе, вином сочетав и разливши по чашам,
Мальчик разносит, гостям подавая для здравицы справа,
Женские хоры доколе звенят вкруг полночных застолий,
Медная чаша весов доколе стоит на вершине
Коттаба, шест увенчав и готовая к Вакховой влаге.

75. По свидетельству Хамелеонта [frag.27 Koepke], Архит, писавший [f] о музыкальной гармонии, говорит, что первым слагателем любовных песен был Алкман, первым обнародовавший такое свое нескромное сочинение: как в жизни он был падок до женщин, так и в стихах до подобной Музы. Так он и говорит в одной из своих песен [frag.36]:
И сладкий Эрос, милостью Киприды, Нисходит вновь, мне сердце согревая.
Говорит он и о своей безмерной любви к поэтессе Мегалострате, чей один лишь разговор зажигал к ней горячую любовь [frag.37]:

(601) Этот дар сладкогласных Муз
Принесла нам в девах блаженная
Златокудрая Мегалострата.

[О любви к мальчикам (стр.601а-605)]

И Стесихор, не знавший меры в любовных увлечениях, тоже слагал и тот род песнопений, посвященных воспеванию любимых мальчиков, который в древности получил название пайдейя и пайдика. И до такой степени все тогда увлекались любовными предметами, что никто не считал это низменным, так что даже великий Эсхил и Софокл изображали [b] любовников в своих трагедиях: один - Ахилла с Патроклом,[166] другой же в "Ниобе" - мальчиков. Поэтому некоторые называют трагедию педерастической, однако зрители принимали это с радостью.
76. И регийский Ивик стонет и стенает [PLG4. III.235]:

Только весною цветут цветы
Яблонь кидонских, речной струей
Щедро питаемых, там, где сад
Дев необорванный. Лишь весною
И плодоносные почки набухшие
На виноградных лозах распускаются.
Мне ж никогда не дает вздохнуть
Эрос. Летит от Киприды он, -
Темный, вселяющий ужас всем, -
Словно сверкающий молнией
[с] Северный ветер фракийский,
Душу мне мощно до самого дна колышет
Жгучим безумием...

И Пиндар, безмерно влюбленный, говорит [frag. 127]:

Люби и служи любви,
Пока дано тебе время;
Не гонись, душа,
За счетом старческих тягот...

Поэтому и Тимон сказал в "Силлах" [ср.281е]:

Время - любить, и время - жениться и время - остынуть,

и не дожидаться, пока кто-нибудь скажет словами того же Тимона:

Время к закату идет, а он лишь обрел наслажденье.

А вспомнив о тенедосском Феоксене, что говорит влюбленный в него Пиндар [frag. 123] ?

В должное время,
[d] В юные годы
Надобно пожинать любовные утехи;
Но лучащийся блеск из глаз Феоксена -
Кто, увидев его, не вспенится страстью,
Сердце у того
Черное,
Из железа или стали
На холодном выкованное огне,
И Афродита с кружащимися очами
Гнушается им;
Или, верно, надрывается он о наживе,
Или женским бесстыдством
[e] Сбит он, служа ему душою на всех путях.
Но я, по воле богини,
Таю,
Как тает под вгрызающимся пламенем
Воск священных пчел,
Едва увижу
Юную свежесть отроческих тел.
Недаром, явясь на Тенедосе,
Харита и Пейто богиня...
...сына Агесилая...

77. Вообще же мальчиков предпочитают женщинам многие. При этом они ссылаются на то, что в Элладе этот обычай особенно процветает в государствах с наилучшими законами: например, любовью к мальчикам прямо-таки одержимы жители Крита (как мы уже говорили) (cp.561e-f) и эвбейской Халкиды. Эхемен даже пишет в книге "О Крите" [FHG. IV.403], будто Ганимеда похитил не Зевс, а Минос. А вышеупомянутые халкидяне в свою очередь уверяют, что это у них Ганимед был похищен Зевсом, и даже показывают какую-то заросшую прекрасными миртовыми деревьями местность, называемую Гарпагион (похищение). С афинянами [f] у Миноса была вражда из-за гибели его родного сына,[167] но даже с ними он помирился, влюбившись в Тесея и выдав за него свою дочь Федру, - так пишет хиосец Зенид (или Зеней) в книге о своем отечестве [FHG.IV.530].
78. А перипатетик Иероним утверждает [Hiller 104],[168] что любовь к (602) мальчикам так процветала оттого, что юношеская полнота сил и взаимная приязнь, сочетаясь, послужили низвержению многих тираний. Ибо влюбленный в присутствии любимца претерпит все, лишь бы не предстать в его глазах трусом. Это показывают нам и Священный отряд, заведенный у фиванцев Эпаминондом, и покушение Гармодия и Аристогитона на Писистратидов, и любовь Харитона и Меланиппа в сицилийском [b] Акраганте. Возлюбленным был Меланипп, как пишет Гераклид Понтийский в книге "О любви" [Voss 52]. Когда они были уличены в заговоре против Фаларида, их бросили на пытку, понуждая выдать соучастников, но они не только никого не выдали, но даже тронули своими муками сердце самого Фаларида, так что тот приказал их отпустить с великою хвалою. За это и Аполлон, радуясь, даровал Фалариду отсрочку смерти, объявив об этом [новым] заговорщикам, пришедшим вопросить Пифию перед покушением; да и о Харитоне с товарищами у него было прорицание, [c] в котором гекзаметр следовал за пентаметром, как потом в "Элегиях" афинянина Дионисия Медного. Оракул таков:

Счастлив был Харитон и Меланипп был блажен,
Смертным они указали дорогу божественной дружбы.

Широко известен также случай с Кратином Афинским, о котором пишет Неанф Кизикийский во второй книге "Об обрядах" [FHG.III.8]. [d] Когда Эпименид должен был человеческой кровью очистить Аттику от старинной скверны,[169] этот красивый юноша добровольно вызвался умереть за взрастившее его отечество, а за ним умер и влюбленный в него Аристодем, и скверна была искуплена. Тираны, против которых восставали такие дружбы, именно поэтому старались вовсе искоренить любовь к мальчикам, и некоторые доходили до того, что рушили и сжигали гимнастические училища, словно это были осадные укрепления против их акрополей, - так делал самосский тиран Поликрат.
79. Как утверждает академик Гагнон, у спартанцев даже с девушками [е] до брака общаются, как с мальчиками. В самом деле, еще у законодателя Солона сказано [PLG4. 11.50]:

И возбуждающих страсть бедер и сладостных уст.

Так же открыто высказывались Эсхил и Софокл: первый в "Мирмидонянах" [TGF2. 44] (Ахилл над телом Патрокла):

Неблагодарный! Ты за всю любовь мою
Сгубил свои святые бедра чистые, -

а второй в "Колхидянках", говоря о Ганимеде [TGF. 206]:

Могучесть Зевса разжигая бедрами.

Впрочем, я знаю, что землеописатель Полемон в своих [f] "Возражениях Неанфу" [Preller 95] весь рассказ о Кратине и Аристодеме считает выдумкой. Это ведь только такие, как ты, Кинульк, всякую сплетню почитаете правдой и претворяете в жизнь все, что вычитали в стихах про мальчиков...[170]
Тимей полагает [FHG.I.201], что любовь к мальчикам эллины переняли от критян. Другие говорят, что начало ей положил Лай, когда гостил у (603) Пелопа и влюбился в его сына Хрисиппа, которого похитил и увез на колеснице в Фивы; впрочем, Праксилла Сикионская пишет [PLG4.III.568], будто этот Хрисипп был похищен Зевсом. Из варваров предпочитают заниматься любовью с мальчиками кельты, хотя женщины их очень красивы; и нередко спят они даже с двоими на постелях из звериных шкур.
Персы же, по словам Геродота [1.135], переняли любовные сношения с мальчиками от эллинов.
80. До безумия любил Мальчиков и царь Александр. Дикеарх в книге "Об Илионских жертвоприношениях" [FHG.II.241] рассказывает об одном [b] случае, когда он был настолько покорен евнухом Багоем, что на виду у полного театра запрокинул и целовал его; и даже после громогласных криков и аплодисментов публики повторил это еще раз. А Каристий пишет в "Исторических записках" [FHG.IV.357]: "У халкидянина Харона был красивый мальчик, которого он очень любил. Но когда Александр на попойке у Кратера похвалил этого мальчика, то Харон велел ему в ответ поцеловать царя. "Ни за что! - воскликнул Александр. - Мне от этого будет [c] меньше радости, чем тебе горя". Ибо царь, хоть и был влюбчив, но умел и сдерживать себя ради чести и пристойности. Так, захвативши в плен дочерей царя Дария и жену его, замечательной красоты, он не только ее не тронул, но и ничем не дал им почувствовать себя пленницами, распорядившись, чтобы в отношении них все исполнялось по-прежнему, словно Дарий еще царь. Когда Дарий узнал об этом, он простер руки к солнцу, и взмолился, чтобы царем над персами был или он или Александр".
Ивик говорит [frag.32], что у справедливейшего Радаманта любовником [d] был Талое. Диотим в "Гераклее" пишет [frag.ep.213], что мальчиком при Геракле был Эврисфей, для него-то Геракл и совершал свои подвиги. Агамемнон, говорят, влюбился в Аргинна, увидав, как тот плавает в Кефисе, а когда тот утонул (потому что постоянно купался в этой реке[171]), Агамемнон похоронил его и воздвиг там храм Афродиты Аргинниды. Впрочем, Ликимний Хиосский пишет в "Дифирамбах" [PLG4. III.599], что любовником Аргинна был Гименей.[172] А любимцем царя Антигона был [e] кифаред Аристокл, о котором Антигон Каристийский так говорит в "Жизнеописании Зенона" [р. 177]: "Царь Антигон устраивал у Зенона свои попойки. Как-то, возвращаясь с попойки еще засветло, он вломился к нему и стал звать его на пир к кифареду Аристоклу, в которого был жарко влюблен".
81. Если Эврипид был женолюбом, то Софокл в неменьшей степени любил мальчиков. Поэт Ион в своих воспоминаниях, озаглавленных "Посещения", пишет так [FHG.II.46]: "Я встретился с поэтом Софоклом на [f] Хиосе, в то время, когда он в качестве стратега плыл на Лесбос; он был обходителен и любил пошутить за вином. Принимал его Гермесилай, его личный друг и афинский гостеприимец. И вот, когда отрок-виночерпий, красивый и румяный, стоял у огня... Софокл сказал ему: "Хочешь, чтобы мне было вкусно?" Тот сказал "да", а Софокл продолжил: "Тогда подавай мне чашу и забирай медленно-медленно". Мальчик покраснел еще больше, а Софокл сказал соседу: "Как хорошо сказано у Фриниха:

(604) Свет любви
На багряных щеках пылает..."

Но ему возразил какой-то - не то эретриец, не то эрифиец - школьный учитель: "Сам ты, Софокл, славный стихотворец, но вот Фриних нехорошо сказал о щеках красавца "багряные". Ведь если бы живописец раскрасил щеки этого мальчика багрецом, это совсем не показалось бы нам красиво. Поэтому не надо сравнивать красивое с некрасивым". Софокл улыбнулся на слова эретрийца и ответил: "Значит, тебе не нравится и то, [b] что сказал Симонид и хвалят все эллины:

...из багряных уст
Дева песню льет,

и сказанное другим поэтом, назвавшим Аполлона "златокудрым", - ведь если бы живописец написал ему кудри золотой, а не черной краской, это была бы плохая живопись! Или как сказано "розоперстая Эос" - ведь если кто покрасит пальцы в розовый цвет, то получатся руки красильщика, а не красавицы". Тут все рассмеялись, эретриец нахмурился от такого урока, а Софокл опять обратился к мальчику. Видя, что тот пытается [с] мизинцем выудить из чаши какую-то щепочку, он спросил его, не заметил ли тот чего-нибудь в вине. Когда тот ответил, что там щепочка, Софокл сказал: "Так сдуй ее, чтобы не мочить палец". Мальчик наклонил лицо к чаше, а Софокл потянул чашу поближе к своим губам, головы их сблизились, и тогда Софокл привлек мальчика рукою и поцеловал. Все засмеялись, захлопали и закричали, как ловко он управился с мальчиком. [d] Софокл же заметил: "Это я учусь стратегии, друзья, а то Перикл говорит, что стихи сочинять я умею, а вот командовать - нет, но разве не удалась мне моя стратегема?" И он много чего ловко говорил и делал за вином. Но в делах политических он не был ни деятелен, ни умен, а был как любой из состоятельных афинян".
82. Иероним Родосский пишет в "Исторических записках" [frag.7], как Софокл увел однажды хорошенького мальчика за город, чтобы воспользоваться им, и мальчик подстелил на траву свой простой плащ, а [е] сверху они покрылись теплым плащом Софокла. Но когда дело было сделано, мальчик убежал, подхватив Софоклов теплый плащ, поэт же остался с простеньким детским. Конечно, о таком случае пошли разговоры, и Эврипид, насмехаясь, говорил, что он тоже имел дело с этим мальчиком, только без приплаты, а Софокла презирает за распущенность. [f] Услыхав об этом, Софокл написал на него вот какую эпиграмму на тему басни о споре Гелиоса и Борея с намеком на блудные дела Эврипида:

Гелиос, о Эврипид, а не мальчик меня, распаляя,
Так обнажил; а тебя, жен обольститель чужих,
Ветер студеный застиг. Тебе не пристало Эрота
В краже одежды винить, сея в чужой борозде.

83. Феопомп пишет в книге "О дельфийской добыче" [FHG.I.308], что Асопих, редкий храбрец и любимец Эпаминонда, изобразил на своем щите трофей, (605) воздвигнутый при Левктрах, и этот щит висел среди приношений в дельфийском портике.[173] В том же сочинении Феопомп сообщает, что фокидский тиран Фаилл был бабником, а Ономарх предпочитал мальчиков; соответственно, последний подарил из сокровищ Аполлона четыре золотых скребницы, приношение сибаритов ... [имя утрачено], [b] смазливому сыну Пифодора Сикионского, оказавшемуся в Дельфах с посвящением первой стрижки,[174] а Фаилл подарил флейтистке Бромиаде, дочери Диниада, серебряный кархесий,[175] приношение фокейцев, и плюшевый венок из золота, приношение пепаретийцев. "Она, - пишет Феопомп, - даже собиралась играть на Пифийских играх, однако толпа прогнала ее. Сыну же Ликола Трихонейского,[176] красавчику Фискиду, Ономарх подарил лавровый венок из золота, приношение эфесцев; этого мальчика потом отец отвез к Филиппу, там он промышлял собою, но вернулся ни с чем. Красавчику Дамиппу, сыну Эпилика Амфипольского, [c] Ономарх подарил ... [пропуск], приношение Плисфена.[177] А Филомел подарил фессалийской танцовщице Фарсалии лавровый венок из золота, приношение города Лампсака. Эта Фарсалия погибла от рук площадных прорицателей в Метапонте, когда грянул голос из медного лавра, воздвигнутого метапонтийцами в честь пришествия Аристея Проконнесца,[178] прибывшего, по его словам, из страны гиперборейцев: не успела Фарсалия показаться на площади, как обезумевшие предсказатели [d] растерзали ее на части. И когда народ в этом разобрался, оказалось, что она была растерзана из-за венка, принадлежавшего Аполлону".
84. Смотрите же и вы, философы, противоестественной вашей похотью оскорбляющие Афродиту, как бы и вам так не погибнуть! Ведь мальчики хороши лишь пока похожи на женщин, как говорила гетера Гликера, по словам Клеарха [FHG.II.314]. И напротив, согласно с природой поступил, [e] по-моему, Клеоним Спартанский, когда первый взял заложниками от метапонтийцев двести знатнейших и красивейших жен и девушек, как о том рассказывает Дурид Самосский в третьей книге "Истории Агафокла и его времени" [FHG.II.478, см. Диодор XX.104].
Вот так-то - как сказано в "Анти-Лаиде" Эпикрата [Kock.II.284]:

Сапфо знаю я все дела любовные,
Мелета, Клеомена и Ламинфия.

[О сношениях с неодушевленными предметами]

Вы же, философы, если, когда-нибудь влюбившись в женщину станете держать в уме, что дело это невозможное, запомните слова Клеарха [FHG.II.314], [где невозможно],[179] там и любви конец. [f] Так и на бронзовую корову в Пирене пытался взобраться бык, и на нарисованных сучку, горлинку и гусыню набрасывались кобель, голубь и селезень, но, убедившись, что это невозможно, все они отступились - точь в точь как Клисоф Селимбрийский. Ведь этот Клисоф, воспылав на Самосе страстью к статуе из паросского мрамора, заперся в храме в надежде сойтись с ней; но когда оказалось, что это невозможно, и камень слишком холоден и тверд, то он отступился и утолил желание каким-то кусочком мяса. Об этом упоминает и поэт Алексид в комедии "Картина", когда пишет [Kock.II.312]:

(606) Рассказывают, было и на Самосе:
Проснулось вожделенье к деве каменной
У некоего мужа, затворился с ней
Он в храме.

О том же упоминает и Филемон [Kock.II.512]:

На Самосе влюбился в образ каменный
Какой-то муж и в храме затворился с ним.

Статуя эта была работы Ктесикла, как сообщает Адей Митиленский в книге "О ваятелях". И Полемон или кто-то другой, написавший сочинение [b] "Об Элладе", тоже рассказывает: "В Дельфах, в сокровищнице спинийцев, стоят два каменных мальчика, и в одного из них, говорят дельфийцы, влюбился какой-то паломник и затворился с ним в храме, вместо платы оставив венок. Это открылось, и дельфийцы обратились к богу, но бог велел им отпустить человека, ибо плату он внес".

[О любви животных к людям]

85. Влюблялись в людей и бессловесные животные. В некоего Секунда, царского виночерпия, был влюблен петух по кличке Кентавр; [c] как пишет в восьмой книге "Неожиданностей" Никандр [Халкедонский FHG.IV.462], Секунд этот был рабом вифинского царя Никомеда. Клеарх же рассказывает в первой книге "Любовных историй" [FHG.II.314],[180] что в Эгии какой-то гусь любил мальчика. Об этом мальчике Феофраст [frag. 109 Wimmer] пишет в сочинении "О любви", что звали его Амфилохом, а родом он был из Олена;[181] самосец Гермей, сын Гермодора, пишет, что гусем был любим также философ Лакид. Клеарх рассказывает [FHG.II.314], что на Левкадии павлин был до такой степени привязан к девушке, что после ее кончины издох. Дурид пишет в девятой книге [d] [FHG.II.473], что существует история о любви дельфина к мальчику в Иасе. В повествовании об Александре он пишет так: "Было послано и за мальчиком из Иаса. Поблизости этого города жил некий мальчик по имени Дионисий, который однажды пошел со своими друзьями по палестре на берег моря и стал тонуть. Однако из моря к нему подплыл дельфин и подставил спину, далеко пронес его на себе, а потом вынес на сушу". Дельфин - и впрямь самое умное и самое расположенное к человеку животное, и он умеет быть благодарным. Так, Филарх рассказывает в [е] двенадцатой книге [FHG.I.340]: "Керан из Милета увидел однажды, что рыбаки поймали в сеть дельфина и хотят его зарезать; он дал им денег и упросил отпустить его в море. А потом Керан попал в крушение у мыса Миконос; все погибли, и только Керана спас дельфин. Когда в старости он скончался у себя в Милете, и похоронная процессия шла вдоль берега моря, то недалеко оттуда в гавани в этот день появилось большое стадо [f] дельфинов, как будто они тоже хоронили его и оплакивали".
Тот же Филарх в двадцатой книге рассказывает, какую нежную любовь к человеческому ребенку проявила слониха. Вот что он пишет: "При этом слоне была вскормлена слониха по кличке Никея. Жена индуса-надсмотрщика, умирая, подложила ей своего младенца тридцати дней от роду. И когда она умерла, слониха почувствовала удивительную любовь к дитяти: сердилась, когда его забирали, и тосковала, если не видела его рядом. Так что кормилица, покормив младенца, подвешивала его в (607) люльке между слоновых ног, иначе слониха ничего не ела. И целый день, если корм был рядом, а младенец спал, она тростинкой отгоняла от него мух. А когда он плакал, она хоботом качала колыбель, пока не заснет; нередко это делал и ее слон".
86. Вы же, философы, нравом куда свирепей и неукрощенее слонов и дельфинов! Пусть Персей Китийский в "Застольных записках" прямо-таки кричит: [b] "О делах любовных свойственнее всего вести беседы за вином: когда мы пьем понемногу, душа сама к этому склоняется. Кто ведет себя при этом кротко и умеренно, - тот достоин похвалы, тот же, кто ненасытен и упивается до зверского состояния - порицания. А вот если бы диалектики, сойдясь на выпивку, стали обсуждать силлогизмы, [с] это следовало бы считать неуместным там, где даже порядочный человек в праве охмелеть. Даже тот, кто хочет сохранить здравый ум, способен на это лишь до некоторого предела, а когда вино одолевает его, тут и начинаются всякие безобразия. Так и получилось недавно со священными послами из Аркадии к Антигону. Сидели они за завтраком торжественно и мрачно, по своим понятиям, и не глядели не только на нас, но и друг на друга. Но когда подошло время выпивки, начались разные представления, и вышли фессалийские танцовщицы, как у них водится, в одних набедренниках, то эти важные мужи не могли больше усидеть, повскакивали [d] с лож и кричали, какое это чудное зрелище, и восхищались: "Блажен царь, который может так наслаждаться!", и много делали подобных неуклюжестей. За той выпивкой был и один философ; когда вошла флейтистка и хотела сесть рядом с нами, где было место, он принял мрачный вид и прогнал ее; но потом, когда как водится на попойках, ее выставили для того, кто больше даст, философ шумно торговался и выразил свое [е] возмущение продавцу (который слишком быстро предложил ее другому), сказав, что такая сделка не имеет силы, а в конце концов прямо полез в драку. Вот каков оказался этот суровый философ, поначалу не желавший даже рядом сидеть с флейтисткой!" Может быть, это сам Персей и полез в такую драку: Антигон Карийстийский в книге "О Зеноне" пишет [Wilamowitz 117]: "Персей однажды купил на пирушке флейтисточку, [f] но побоялся привести ее домой, где он жил вдвоем с Зеноном. Но Зенон, прослышав об этом, ввел ее сам и запер вместе с Персеем". Мне известно также, что афинянин Полистрат по прозвищу Тирренец, бывший учеником Феофраста, сам любил наряжаться в платье флейтисток.
87. Даже цари сходили с ума от флейтисток и арфисток - это Парменион в "Письме к Александру" после взятия Дамаска, где в его руки (608) попало Дариево добро. Перечисляя пленников, он пишет: "Царских наложниц, обученных музыке - триста двадцать девять, мужчин, плетущих венки - сорок шесть, кулинаров - двести семьдесят семь, горшечников -двадцать девять, молочников - тринадцать, буфетчиков - семнадцать, процеживателей вина - семьдесят, парфюмеров - четырнадцать".
Право же, друзья мои, ничто так не радует глаз, как красота женщины. Вот и Эней (Ойней) у Хэремона в одноименной трагедии рассказывает, каких он видел девушек [TGF2. 786]:[182]

[b] Одна с застежкой, на плече расстегнутой,
Лежала, обнажив две груди белые,
Подставив тело лунному сиянию;
Другая в пляске слева одеяние
Раскрыла и картину живописную
Явила небесам: сквозь тьму кромешную
Как белый снег блистала нагота ее.
Та, оголив свое плечо прекрасное,
Подруги обнимала шею нежную,
Та - из-под разорвавшегося плащика
[c] Бедро открыла взорам, между складками
Все прелести своей любви улыбчивой
Запечатлев, но не даря надежды мне.
Сном одоленные, лежали девушки
На ложах базиликовых, фиалковых,
К их темнолистью лепестков шафрановых
Добавив, расцветив узоры тканые
На одеяньях теплотою солнечной.
И сладкий майоран, росой усеянный,
Распространил по лугу стебли нежные.

88. Столь страстный к цветам, этот поэт и в своей "Альфесибее" [d] пишет [TGF2. 781]:

И белоснежным отвечал сиянием
Ее телесный облик восхитительный;
Но блеск ее смягчался ослепительный
Румянцем нежным девичьей стыдливости;
А кудри, как у статуи[183] роскошные,
Игривым ветерком вздымались в воздухе.

В "Ио" он называет цветы детьми весны [TGF2. 784]:

Вокруг
[e] Детьми весны цветущей все усыпали.

В "Кентавре", драме, написанной полиметрическими стихами, цветы названы детьми лугов [Ibid., см. Аристотель "Поэтика" 1447b]:

Тогда одни из девушек набросились
На войско безоружное цветочное
И на детей лугов они охотились
Бесчисленных, срывая удовольствия.

Опять же в "Дионисе" [TGF2. 783]:

Возлюбленный хоров, питомец года, плющ!

В "Одиссее" он говорит о розах следующими словами [TGF2. 786]:

Цветущими сияли косы розами,
Очами Ор, питомицами вешними.

И в "Фиесте" [TGF2. 784]:

[f] Меж белых лилий розы остроцветные.

В "Миниях"[184] [TGF2. 785]:

Киприды плод был виден в изобилии,
На виноградных лозах в пору вызревший.

89. Красотой, - "гимн Памяти поет певец и в старости", как сказал Эврипид ["Геракл" 678], - красотой были прославлены многие женщины. Среди них - Фаргелия Милетская, которая замужем побывала (609) четырнадцать раз и равно была знаменита красотой и мудростью, - об этом пишет софист Гиппий в книге под заглавием "Сборник" [FHG.II.61]. Динон в первой части пятой книги "О Персии" пишет [FHG.II.93], что жена Багабаза, единокровная сестра Ксеркса по имени Анутис, была красивейшей женщиной Азии и вместе с тем распутнейшей. А Филарх [b] пишет в девятнадцатой книге "Истории" [FHG. 1.343], что Тимоса, наложница Оксиарта, красотой превосходила всех женщин: это ее послал египетский царь[185] в дар жене царя персов Статире. Феопомп пишет в пятьдесят шестой книге "Истории" [FHG.I.324], что прекраснейшей из пелопонесских женщин была Ксенопифия, мать Лисандрида; ее вместе с сестрой Хрисой убили лакедемоняне, когда царь Агесилай, недруг Лисандрида, составил против него заговор и заставил лакедемонян изгнать [с] его. Очень красива была и киприотка Пантика, о которой Филарх в десятой книге "Истории" пишет [FHG.I.338], что когда она проживала при дворе матери Александра Олимпиады, к ней сватался Моним, сын Пи-фиона, но Олимпиада ответила ему: "Негодник, ты выбираешь жену глазами, но не разумом!" - потому что Пантика была еще и распутна. Была еще и женщина, в облике Афины Палленской приведшая Писистрата к тиранической власти, такая прекрасная, что казалась настоящей богиней [d] (так пишет Филарх); что она была торговкой венками и что Писистрат выдал ее за своего сына Гиппарха, рассказывает Антиклид в восьмой книге "Возвращений"[186] [FHG.I.364]: "За своего сына Гиппарха выдал он Фию, дочь Сократа, ехавшую с ним на колеснице, а за Гиппия, своего наследника в тирании, - прекрасную дочь Харма, бывшего полемарха". Этот Харм (говорит он) был любовником Гиппия и первый поставил близ Академии алтарь Эроту с надписью:

О хитроумный Эрот, при гимнасии жертвенник этот
Здесь поставил тебе Харм под сенью дерев.

[е] Гесиод в третьей книге "Меламподии" [frag. 195 Rzach] называет "прекрасной женами" эвбейскую Халкиду. Что женщины там и впрямь красивы, подтверждает Феофраст [Wimmer frag. 110]. Однако Нимфодор в "Плавании вокруг Азии" утверждает [FHG. 11.378], что самых красивых в мире женщин рождает Тенедос, остров напротив Трои.
90. Мне известно также, что некогда было установлено состязание в женской красоте. Рассказывая о нем, Никий в "Истории Аркадии" [FHG. IV.463] утверждает, что установил его Кипсел, когда основал город на алфейской долине: он переселил туда часть обитателей Паррасии, [f] посвятил участок и алтарь Деметре Элевсинской, и в день ее праздника учредил состязание в красоте; а первую победу в нем одержала его жена Геродика. Справляется оно и по сей день, а участвующих в нем женщин называют "хрисофоры" (златоносицы). Феофраст утверждает [Wimmer frag. 111], что состязание в красоте [среди мужчин] есть у элидян: судьи на нем очень добросовестны, а победитель получает в награду оружие - его (610) посвящают Афине (по словам Дионисия Левктрийского), и победитель, украшенный лентами своих друзей, возглавляет процессию, направляющуюся в ее храм. А венок они получают миртовый, как рассказывает Мирсил в "Исторических достопримечательностях" [FHG.IV.460]. Тот же Феофраст говорит в других местах [Wimmer frag. 112], что между женщинами устраивались состязания и в добродетели (σωφροσύνη), и в умении хозяйничать, как у варваров; а кое-где - и в красоте, как у тенедосцев и лесбосцев, потому что и красоту нужно почитать; но так как красота есть дело природы или случая, то награждать следует тех, кто [b] добродетелен, и только такая красота будет прекрасна, в противном же случае она грозит обернуться распущенностью".
91. На этом Миртил кончил, наконец, свой длинный перечень, и все стали восторгаться его памятью. Только Кинульк сказал:

"О премногоученость, что более суетно в мире?

- Так сказал безбожный Гиппон; но и божественный Гераклит говорит: "Многоученость не научает разуму". И у Тимона сказано:

Напоказ выставляет
Ту премногоученость, которой нет суетней в мире.

В самом деле, какая польза от всех этих имен? Скажи нам, о ты, который [с] не столько учишь, сколько мучишь слушателей! А спросить тебя, к примеру, какие герои сидели в деревянном коне? - и ты от силы назовешь одного-двух, да и то не по Стесихору - куда там! - а разве что по "Разрушению Илиона" Сакада Аргосского: этот и впрямь перечисляет их множество. Да что уж! ведь ты не перечислил бы так складно даже спутников Одиссея - кого из них съели киклопы, кого лестригоны, да и точно [d] ли съели? потому что ты этого не знаешь, хотя и поминаешь все время Филарха, который говорил, что на Кеосе в городах не сыщешь ни гетеры, ни флейтистки". Миртил на это возразил: "Где сказано у Филарха? Я читал его "Историю" от начала до конца!" "В двадцать третьей книге", - ответил Кинульк. Тогда Миртил воскликнул:
92. "Ну не прав ли я был, когда говорил, что ваша философия ненавидит филологию? Вас не только царь Лисимах с громкой оглаской [e] изгнал из своего царства, как пишет Каристий в "Исторических записках" [FHG.IV.358], - вас и афиняне изгоняли! Говорит ведь Алексид в пьесе "Конь" [Kock.II.327]:

И это Ксенократ и Академия?
Как божества всегда добры к Деметрию,
Законодателям! Теперь из Аттики
К воронам все говоруны отправлены.

Некий Софокл даже издал закон об изгнании философов из Аттики - тот Софокл, против которого обвинительную речь написал Филон, ученик [f] Аристотеля, а защитительную речь - Демохар, родственник Демосфена. И римляне, лучшие из людей, изгнали философов из Рима за развращение юношества, хотя потом, неведомо как, они опять вернулись. Комический поэт Анаксипп так говорит о вашей глупости в "Испепеленном молнией" [Kock.III.299]:

Никак ты философствуешь? Но право же,
(611) Еще бывает смысл в речах философов,
Но уж в поступках только глупость вижу я.

Неудивительно, что многие города, в особенности лакедемонские, как пишет Хамелеонт в книге "О Симониде" [frag. 15 Koepke], не допускали заниматься ни философией, ни риторикой, справедливо полагая, что мудрствование ведет вас к гордыне, вздорности и неуместным рассуждениям, - они-то и погубили Сократа, затеявшего беседу о справедливости перед плутами и казнокрадами, волею жребия попавшими в судьи; [b] по той же причине погиб и Феодор-безбожник, и Диагору пришлось спасаться бегством, когда он во время морского путешествия принялся пророчить кораблекрушение. Диотим же, написавший книги против Эпикура, был выпрошен [на пытку] эпикурейцем Зеноном и замучен до смерти, - об этом рассказывает Деметрий Магнесийский в "Подобиях".
93. Короче говоря, по словам Клеарха Солейского [FHG.II.310], не в терпении вы упражняетесь, но в собачьей жизни. И хотя природа этого животного замечательна четырьмя качествами, выбрав наихудшие его свойства, вы старательно следуете им. Действительно, обладая удивительным [c] обонянием, собака безошибочно различает свое и чужое, будучи домашним животным, она сторожит дом и лучше всех охраняет имущество зажиточных людей. Ничто из этого не присуще вам, подражающим собачьей жизни. Ибо прирученными вас назвать никак нельзя, ничего не смыслите вы и в делах людей, общающихся с вами, нюха вы лишены полностью и жизнь ведете ленивую и беспечную. А вот бранчливой и всеядной природе животного и бродяжнической, полной лишений жизни его вы, прожорливые сквернословы, следуете с величайшим [d] тщанием, ведя к тому же еще и жизнь бездомную, безо всякого пристанища! Благодаря всему этому вы не только чужды добродетели, но и даже толку никакого от вас ни в чем нельзя ожидать, и нет никого более чуждого философии, чем так называемые "философы".
Вот, например, кто бы мог ожидать, что сократик Эсхин был таким, каким изображает его оратор Лисий в своих речах об обязательствах? Ведь диалоги, ходящие под его именем, исполнены поразительной умеренности и кротости; - разве что, как утверждают сторонники Идоменея, эти сочинения принадлежат перу самого мудрого Сократа, после смерти которого Эсхин и получил их в подарок от Ксантиппы, вдовы последнего.
[е] 94. Во всяком случае, Лисий говорит это в речи, озаглавленной "Против сократика Эсхина по поводу долга". Хоть и длинно это место, но я приведу его по случаю большого чванства вашего, философы. Оратор начинает так: "Я никогда не мог бы предполагать, господа судьи, что Эсхин осмелится заводить такую позорную для него тяжбу; думаю, ему не легко было бы найти другую, более крючкотворную. У него есть долг, господа судьи, меняле Сосиному и Аристогитону, по которому он [f] обязался платить три драхмы процентов. Он обратился ко мне и просил меня принять участие в нем, - не допустить, чтобы он лишился имущества из-за процентов. "Я хочу заняться, - сказал он, - парфюмерным делом, и мне нужен капитал; я буду платить тебе по девяти оболов в месяц процентов". Ремесло парфюмера - это, конечно, завидный итог карьеры (612) философа; да вдобавок приверженца учения Сократа, отвергавшего самое употребление благовоний [Ксенофонт "Пир" 2,3]; занятие этим ремеслом было запрещено мужчинам еще законодателем Солоном. Потому и Ферекрат во "Сне" или "Ночной страже" говорит [Kock.I.162]:

Потом, что должен человек испытывать,
Просиживающий весь день под зонтиком
При всех, в одной компании с мальчишками?

И далее:

[b] Ведь поварих никто еще не видывал,
Не говоря уж о торговках рыбою.

Ибо каждый должен вести образ жизни, который ему подходит, не исключая и профессиональных занятий. Далее оратор говорит следующее: "Я поверил такому заявлению его, имея в виду, что он, как бывший ученик Сократа, говоривший много пышных речей о справедливости и добродетели, никогда не вздумает и не решится поступать так, как решаются поступать люди самые скверные, самые бесчестные".
95. После этого оратор опять делает нападение на него по поводу его [с] займа, говорит, что он не хотел отдавать ни процентов, ни капитала, что он не уплатил деньги в срок, назначенный по заочному приговору суда, что в виде залога представил клейменого раба, и много других обвинений выставляет он против него и в конце речи говорит вот что: "Но, господа судьи, таким он выказал себя по отношению не одного только меня, но и по отношению ко всем, кто имел с ним дело. Живущие поблизости кабатчики, у которых он берет вино в долг без отдачи, разве не судятся с ним, разве не запирают перед ним свои кабаки? А соседям его разве не приходится так плохо от него, что они бросают собственные дома и нанимают другие подальше? Сколько ни соберет он взносов, взносы других он присваивает себе, а своих не платит; они разбиваются об этого кабатчика, точно о беговой столб. К его дому с самого утра приходит столько народу требовать уплаты долгов, что прохожие думают, что он умер и что народ сошелся на его похороны. Отношение к нему живущих [e] в Пирее таково, что им кажется гораздо безопаснее плыть в Адриатическом море, чем иметь дело с ним: занятые деньги он считает гораздо более своими, чем оставленные ему отцом. А разве он не завладел имуществом парфюмерного торговца Гермея, соблазнивши его жену, семидесятилетнюю старуху? Притворившись влюбленным в нее, он так ее настроил, что мужа ее и сыновей сделал нищими, а себя - из кабатчика - парфюмерным торговцем. Вот как любовно он обходился с этой девчонкой, наслаждаясь ее молодостью, у которой легче пересчитать зубы, чем пальцы на руке. Взойдите ко мне, свидетели этого!" Вот что, Кинульк, говорит о философах Лисий. Я же, по словам трагика Аристарха [frag.4]

Неправды не стерпев, отмстив обидчику,

на этом закончу разговор с тобой и остальными псами".

Конец Книги тринадцатой


[1] ...наш добрый хозяин... — Ларенсий.

[2] ...в книге Гермиппа «О законодателях»... — Плутарх («Ликург». 15) приводит другую версию спартанских свадеб.

[3] ...прозвали «двуприродным»... — Кекроп имел двойственную природу, будучи получеловеком и полузмеем, однако здесь речь идет о законнорожденности от союза двух полов.

[4] ...не возможно по времени... — Аристид Справедливый умер в 467 г. до н.э. в возрасте около восьмидесяти лет; Сократ родился в 470/469 г. до н.э.

[5] ...его внука. — Сын Лисимаха. Он упоминается в качестве одного из учеников Сократа (Платон. «Теэтет». 151А; «Лахет». 179А; «Феаген» 130В). Версия о том, что Мирто была второй женой Сократа никак не может быть согласована с Платоном («Федон» 60А) и, скорее всего, представляет собой выдумку комедиографов.

[6] ...«О знатном рождении». — Плутарх («Аристид». 27) подвергает сомнению аутентичность этого сочинения.

[7] ...постановление, касающееся женщин... — Диоген Лаэртский говорит, что постановление разрешало мужчине, имея одну жену, заводить законных детей и от другой женщины.

[8] ...про двух жен Сократа. — Не отрицая самого факта, но относя его к другому Сократу. См. схолии к Аристоф. «Лягушки». 1539.

[9] ...наложницу Аминтора... — Ил.IX.447, ср. 450.

[10] Удивления достойно... — Ср. 25f.

[11] ...спартанец... — гомеровский Менелай.

[12] ...дочь Гоплета... — Ее звали Мелита.

[13] ...одну из дочерей Халкодонта... — Халкиопу, согласно схолиям к «Медее» Эврипида (673).

[14] ...триста шестьдесят наложниц. — Ср. 514b.

[15] ...двадцать два года... царствования... — В действительности двадцать три с половиной (359-336 гг. до н.э.).

[16] ...женился на Клеопатре... — См. ниже 560 с.

[17] ...в «Распутнике»... — Имеется в виду прелюбодей. Гетера — эпитет Афродиты.

[18] ...названная Крисейской... — первая Священная война, ок. 600 г. до н.э.

[19] ...дочь Априя... — См. Геродот П.161,169; III. 1; IV. 159. Априй был седьмым царем XXVI династии. Он и есть фараон Иеремии XXXVII.5.

[20] ...Кинна — дочь Филиппа, см. выше 557с.

[21] ...в том числе такую... — Другие песни Эврипида об Эроте: «Медея» 627 сл; «Ипполит» 525 сл.

[22] ...праздник Эротидий... — Празднество, проводившееся каждые четыре года, включавшее в себя атлетические и музыкальные состязания; Павсаний. IX, 31.3.

[23] Афиней — старое название Панафиней.

[24] Галиеи — празднество, посвященное богу солнца Гелиосу.

[25] праздник Элевферии — праздник Свободы.

[26] ...в «Освобожденном»... — На стр. 431 название дано в женском роде.

[27] ...поэт... — не Херемон, но Эврипид «Ифигения в Авлиде». 648 сл.:

Там, где в колчане соблазнов две
Бог злотокудрый хранит —
Ту, что блаженным навек человека творит
С той, что и сердце, и жизнь нам отравит.

[28] ...в «Пифагорействующем»... — название носит уничижительный оттенок, в отличие от пифагорейца.

[29] ...эрегаты... — В оригинале каламбур: στύακες от στύω «вздымать член» и «стоики». Поэтому переведено комбинацией из «элеаты» и «эрекция».

[30] ...великого Дара. — Обыгрывается имя Дор, означающее дар.

[31] Несомненно, что эти стихи принадлежат трагедии «Эномай».

[32] ...дивнокудрых... — Подразумеваются Музы.

[33] Это замечание прерывает цитату из Хрисиппа.

[34] Текст сомнителен и смысл далеко неясен.

[35] ...коне-шлюха. — Префикс гиппо- («конь-») использовался для обозначения громадных размеров (ср. у нас: «лошадиная доза»). Ср. Аристофан. «Лягушки». 931:

И я промучался без сна всю ночь! Понять старался,
Что значит рыжий конь-петух. Ну что это за птица?

[36] ...на Эвандриях... — Состязания, проводившиеся между десятью аттическими филами на Панафинеях и Тесеях. Из «Меморабилий» Ксенофонта (III.3.12сл.) можно сделать вывод, что учитывались не только физические данные, но и интеллектуальные и моральные качества.

[37] ...царьков вместо царей. — Феофраст рассказывает эту историю несколько иначе: эфоры наказали его за женитьбу на маленькой женщине (Плутарх. «Агесилай». 2).

[38] Из «Эола». Поэт хочет сказать, что великая удача иметь физическую красоту при высоком положении.

[39] ...своего ученика из Фаселиды. — Теодекта.

[40] ...вместе с девушками... — Петроний («Сатирикон». 63) использует выражение «хиосская жизнь» как общее место для обозначения распущенности.

[41] ...тезки-поэта? — Миртила, поэта Древней Комедии.

[42] ...попону рабскую... — Собств. эксомиду, одежду рабов и ремесленников.

[43] ...коринфский... — Коринф славился распутством.

[44] ...«о фессалиец в расписной колеснице»... — Цитата из оракула. Поллукс. VII.112.

[45] ...«лучше всех трахается хромой»... — Пословица. См. Свида άριστα. Кок (III.404) дает ее как фрагмент из древней комедии.

[46] ...в темных ложницах... — с чужими женами.

[47] ...«Печалюсь я о бедствующих эллинах»... — Стих 370 из трагедии Эврипида «Ифигения в Авлиде».

[48] ...прислали флотоводца Кидия. — См. Платон. «Хармид». 155 D.

[49] ...умирают с голоду... — конечно, рассчитывая на куски жертвенного мяса.

[50] ...чем Фарнабаза... — Персидский сатрап, очень редко дававший аудиенции.

[51] ...длинный... — Собств. долихос, забег на дистанцию до 24 стадий, который участники бежали семь раз: три раза туда и обратно и последний до цели.

[52] ...Формисий... — см. 229f.

[53] Единственная цитата, дошедшая от этой комедии.

[54] ...сирийца... — Ульпиан был уроженцем г. Тира.

[55] ...один пародист. — Вероятно, на Од.VIII.488.

[56] ...словом, означающим дружбу... — Слово гетера по-гречески значит «подруга».

[57] ...за время осады... — Осада продолжалась девять месяцев (440 г. до н.э.).

[58] Цитата исправлена по изданиям Демосфена (θεραπείας τοΰ σώματος) вместо παλλακείας, как у Афинея.

[59] ...в ионийском стиле... — Об ионийской распущенности см. 523e-526d.

[60] ...поблизости от Колоны... — Холм в восточной части города на берегу Эврота (Павс.III.13.7).

[61] ...жена... Агида... — это была Тимея. См. Плутарх. «Алкивиад». 23; Афиней 535 b.

[62] ...Филетер... — Родился в Тиейе, или Тионе, близ Понта, в молодости был слугой, в 284 г. до н.э. захватил крепость Пергам, впоследствии стал основателем Пергамского царства. Умер в 263 или 260 г. до н.э. Новой землей называлась область, прилегавшая к Пергаму.

[63] См. 348d, сочинение в том же духе приписывалось Аристиппу.

[64] ...позой «львиною»... — за которую она, скорее всего, и была названа Леэной (львица). В схолиях к аристофановской «Лисистрате» (231) говорится: «позиция эта распутная, ее употребляют гетеры».

[65] ...Пародирование стиха Эврипида («Медея». 1358):

Зови тогда, коль хочешь, даже львицею.

[66] ...царственные железы. — В оригинале «железа» (βάλανος); имеет также значение «стержень, затычка».

[67] Миста — См. ниже (р. 593е).

[68] ...во многих преступлениях Деметрия... — ср. 614f.

[69] ...стыд Афинам... — иронический выпад против Афин бывших столицей моды и законодателем хорошего вкуса.

[70] ...удлинив... — По-гречески слово μανία «безумие» (ср. русское мания μανία) имеет краткую альфу, имя же Мания — долгую.

[71] Дифил... — известный комедиограф (см. 243е).

[72] ...Борец-панкратиаст... — Панкратий соединял бокс с борьбой. О Леонтиске см. Павсаний. VI.4.3.

[73] Антенор — другой панкратиаст, победитель на Олимпийских играх в 308 г. до н.э. См. 135d.

[74] Пародия на стих из «Электры» Софокла (2), где воспитатель говорит Оресту: «теперь тебе можно, так как ты здесь, видеть те вещи, которых ты все время так добивался».

[75] ...прогнал ее. — Хотя Архилох и Гораций с юмором признавались в подобном проступке, для воина это было тяжелым оскорблением.

[76] ...лентами... — Возможно, это рыбы-ленты, ценившиеся как изысканное лакомство (см. 325f). Это был складчинный пир, на который все гости приносили свои взносы продуктами (см. 365d).

[77] ...Сосудец снегу... — Об использовании снега для охлаждения вина см. 125c-d.

[78] Саперда — Эта весьма невкусная рыба (род морского окуня) использовалась только для засолки (см. 117а).

[79] ...в выдумке нуждавшимся... — То есть в соли в переносном смысле; ср. «аттическая соль».

[80] Святой огонь — огонь на алтаре или погребальный костер; в обоих случаях это было актом святотатства.

[81] ...наклонится... — В оригинале каламбур, основанный на созвучии греческих глаголов «взвешивать» и «ставить», здесь в похабном смысле означало карийскую позицию.

[82] ...Взносы... складчинные. — Текст предположителен, однако смысл совершенно ясен: Стратокл устраивал складчинный обед. Очень солеными блюдами, вызывающими жажду, могли быть маринованые устрицы (Лукиан. «Ослы». 47).

[83] ...под Козлятами... — Так назывались три звезды в созвездии Возничего, восход которых (6 октября) предвещал штормы на море.

[84] Две богини — это Деметра и Персефона, которыми часто клялись женщины. Возможно дополнение: «назвать его не Адонисом, а Боровом».

[85] ...выгонять... поросяточек. — Женские гениталии часто назывались свиньями (Аристофан. «Лисистрата». 1001; «Ахарняне» ?), см. также 583d.

[86] Этот и последующий стихи содержат реминисценции высокого трагического стиля, как насмешку над профессией любовника. «В ком блага нет» ср. Эсхил. «Прометей». 614 («Всеобщий благодетель»). «Полый Аргос»: эпитет полый означал низменные области (Софокл. «Эдип в Колоне». 378, 1387; ср. Гол -ландия); здесь, конечно в похабном смысле. «Под крышей» — возможно, намек на высокий ранг гетеры, работавшей «под крышей», т.е. в борделе.

[87] Талл — по-гречески «зеленая ветвь», т.е. козлиное лакомство.

[88] Намек на поговорку.

[89] Птолемей — Филадельф (?).

[90] Пифон — некий безвестный клиент, названный именем знаменитого дельфийского змея (Дельфы значит «поросята»).

[91] ...дал ... мину... — Наличие в оригинале определенного артикля указывает, что мина была стандартной платой за ее одноразовую услугу.

[92] «Эпигоны» — Под этим названием написали трагедии Эсхил и Софокл.

[93] TGF2. 837, стих из неизвестной трагедии. Вероятно, из этих самых «Эпигонов».

[94] Сигей — по-гречески значит молчание.

[95] Медные — То есть за них тебе придется заплатить медную монету.

[96] ...пустой лекиф. — Лекифы зачастую делались из кожи и шли в пищу, как, например, во время осады Афин Суллой (Плутарх. «Сулла»).

[97] ...где много камешков. — Демокл состоял под судом, как несостоятельный должник, а в извести было много маленьких камешков, которыми пользовались судьи при голосовании. Следующий каламбур основан на многозначности глагола α̉νατραπέσθαι — перевернуться и разориться.

[98] ...угрожая срыть его... — Частные дома строились в Афинах из необожженной глины.

[99] ...телячьей. — Бичи изготовлялись из телячьей кожи.

[100] Слова Медеи, обращенные к Ясону (Эврипид. «Медея». 1385).

[101] «погрызи!» — По-гречески τράγε созвучно обращению «козел!»

[102] ...для своего возраста. — Выше, 584с.

[103] ...ради влечения душ... — Венки использовались в обрядах почитания мертвых.

[104] ...со многими... — По-гречески так же, как и в ответе Фрины, женского рода.

[105] ...«Праксителева Афродиточка... Эрот Фидия»... — Пракситель — по-гречески — «заламывающий цену», а Фидий значит «бережливый».

[106] Синоп был процветающим городом, Абидос же захудалым.

[107] См. ниже 595d.

[108] ...после кончины Пифионики... — См. ниже 594е.

[109] Росс — портовый город в Сирии.

[110] ...я уже говорил. — На с. 567с.

[111] Антикира — по-гречески чемерица.

[112] ...была «трижды блудницей»... — Может означать «блудница в третьем поколении» или «сверхблудница».

[113] Два последних имени добавлены сверх метра.

[114] Гедоники — термин, обозначавший философскую школу Аристиппа.

[115] Краний или Краней — гимнасий в Коринфе.

[116] ...«Или такой как»... — Вероятно, пародийный перечень знаменитых мужей (ср. «Эои — каталог знаменитых женщин» Гесиода).

[117] ...сверлильщик флейт. — Отец Исократа, державший мастерскую по изготовлению флейт. См. Vit.Isocr. 256 Westerman.

[118] ...избежать скандала. — В этой речи Демосфен защищался от обвинения в том, что он был подкуплен Гарпалом.

[119] Об Аристархе см. Демосфен. «Мид.». 104; Эсхин. «Тим.». 171; Динарх. «Против Демосфена». 30.

[120] ...последний из диадохов... — наследников Александра Великого. Имеется в виду сын Антигона Деметрий Полиоркет.

[121] ...сын царя Филадельфа... — Он был сыном Филадельфа от наложницы. См. выше 576е.

[122] ...презирающая богов чернь... — Важное свидетельство об эллинистическом бытовом атеизме; ср. пеан к Деметрию (Т. I, с. 319).

[123] Кайбель считает этот параграф (до 594b) неподлинным, взятым из Диогена Лаэрция 76 (где, однако, цитируется Дидим, а не Дииллий) и речи Демосфена «Против Неэры».

[124] ...Метанира... — см. выше 592 b-с. О Стефане см. Демосфен. «Против Неэры». 10.

[125] Касий — По другим источникам Харисий (Демосфен. «Против Неэры». 18).

[126] ...поочередно... — см. Демосфен. «Против Неэры». 45-46.

[127] Стримбела — По другим источникам Стрибула (Демосфен. «Против Неэры». 50).

[128] Свидетельствует об этом... — Скорее, об имени Пасифила, которое впервые встречается именно здесь.

[129] Ср. Плутарх. «Фокион». 22; Павсаний. I, 37.

[130] ...тебе... — То есть Александру Великому.

[131] «Аген» — см. выше, с. 586d; Диодор. XVII. 108.

[132] ...бежал за море... — в 325 или 324 г. до н. э.

[133] ...присвоила много Хараксова добра. — PLG4. frag. 138.

[134] Ср. 94е.

[135] Эрес — город на Лесбосе (см. Элиан «Пестрые рассказы». XII. 19).

[136] ...аргосские историки... — Возможно, Деркил (см. с. 86f).

[137] Ламинфий Милетский — Упоминается еще на с. 605е.

[138] Агриопа — одно из имен супруги Орфея Эвридики.

[139] ...сын Мены Мусей... — Мена здесь иносказательное название Луны (от греч. μήνη месяц).

[140] Антиопа — Вероятно, персонаж, вымышленный Гермесианактом или заимствованный из какого-нибудь редкого мифа.

[141] ...на краю Элевсинской равнины... — См. гомеровский гимн Деметре.

[142] ...мистам... — посвященным в Элевсинские мистерии.

[143] ...Рарийской Деметре — Рарион был поселением близ Элевсина.

[144] ...всякой науки знаток... — Как зачинатель дидактического эпоса.

[145] ...песни слагал он... — Имеется в виду «Каталог знаменитых женщин», или «Эои». Каждый персонаж вводился формулой ’ή οι̉ην или такую как та, которая, странным образом рассматриваемой Гермесианактом как имя возлюбленной Гесиода. Ср. 364b, 428b.

[146] ...Икария роду... — Икарий — отец Пенелопы, брат спартанского царя Тиндарея.

[147] Амикл — эпоним города Амиклы близ Спарты, сын Лакедемона (сына Зевса и Тайгеты).

[148] ...Спарте... — То есть Елене, ставшей причиной Троянской войны.

[149] ...лотос прижавши к губам. — Лотос здесь обозначение флейты, которую привязывал во время игры флейтист Гексамий. Ферекл и Гермобий — неизвестные лица.

[150] ...мужу-теосцу... — поэту Анакреонту, бывшему родом с острова Теос.

[151] Видел мизийский он Лект... — Лект — мыс, составляющий юго-западную оконечность Троады.

[152] ...за эолийской волной. — То есть на северо-западном побережье Малой Азии и прилежащих островах (в том числе на Лесбосе).

[153] Колон — предместье Афин, родина Софокла, которого за его язык прозвали «пчелой».

[154] ...страсть к Феориде... — см. выше 592а-b.

[155] в македонской земле... — Последние годы Эврипид провел при дворе македонского царя Архлая.

[156] ...ключаря... — По античному преданию, македонянин Аррибий убедил царского домочадца Лисимаха, подкупив его за десять мин, напустить на Эврипида выкормленных им собак.

[157] Сына киферской земли... — О Филоксене, описавшем историю своей несчастной любви к Галатее, любовнице Дионисия, которого он назвал Киклопом, см. с. 6е-7а.

[158] Кормилицы Вакха — здесь Музы.

[159] ...попал в Ортигию... — Это не полуостров, входящий в состав Сиракуз, но роща вблизи Эфеса, где и умер Филоксен (Страбон. 639).

[160] ...ты знаешь... — обращение к Леонтии, к которой обращена поэма Гермесианакта, см. 597а.

[161] ...у нас в городе... — в Колофоне.

[162] Эврипил — сын Посейдона, царь острова Кос, убитый Гераклом.

[163] Феано — см. Диоген Лаэртский. VIII.1.42.

[164] ...очень ученый поэт. — Из других источников этот Эсхил неизвестен.

[165] Этот юноша... — Ипполит.

[166] ...Ахилла с Патроклом... — в «Мирмидонянах», см. ниже 602е.

[167] ...его родного сына... — Андрогея, о насильственной смерти которого на территории Аттики существуют различные версии.

[168] ...Иероним утверждает... — Цитата простирается до 602е.

[169] ...от старинной скверны... — убийства Килона Алкмеонидами (ок. 636-628 гг. до н.э).

[170] Здесь Кайбель отмечает лакуну. Следующая неполная фраза была бы более уместна на 601е.

[171] ...в этой реке... — Разумеется беотийская, а не аттическая река.

[172] Гименей — или, при ином чтении, Дионис.

[173] ...в дельфийском портике. — Портик расположен к востоку от храма, датируется ок. 506 г. до н.э.

[174] ...с посвящением первой стрижки... ~ Обряд совершеннолетия, совершавшийся юношами по достижении 18 лет.

[175] кархесий — кубок, расширявшийся кверху и книзу.

[176] Сыну... Трихонейского... — город в Этолии. Полибий и Страбон дают форму Трихоний.

[177] Плисфен — Из других источников неизвестен. Возможно, следует читать Клис-фена.

[178] Аристей Проконнесец — Об этом см. Геродот. IV. 13-15; Аристей написал поэму «Аримаспея», в которой описал свои приключения.

[179] Лакуна, отмеченная Швайгхойзером.

[180] Ср. Элиан. «История животных». V.29 со ссылкой на Феофраста.

[181] из Олена... — Кород в Элиде.

[182] Последние семь стихов, очевидно, помещены в конец по ошибке.

[183] ...как у статуи... — разумеется, восковой.

[184] Минии — Имеются в виду аргонавты.

[185] ...египетский царь... — скорее всего, фараон Тахо, упоминаемый на 616d.

[186] В книге восьмой «Возвращений» — В сочинении описывались случаи возвращения к власти.