Глава 1

Спор правоведа Секста Цецилия и философа Фаворина о законах Двенадцати таблиц
(1) Секст Цецилий[1] был опытен и влиятелен в юридической науке, а также в изучении и толковании законов римского народа. (2) Как-то раз, когда мы ожидали [возможности] поприветствовать Цезаря на Палатинской площади, к нему подошел философ Фаворин[2] и заговорил с ним в присутствии нас и многих других. (3) В их речах тогда были упомянуты законы децемвиров, которые составила и записала на двенадцати таблицах коллегия десяти, созданная ради этого римским народом.[3]
(4) Когда Секст Цецилий сказал, что, исследовав [право] многих городов, он нашел, что эти законы написаны с полной и безупречной краткостью, Фаворин ответил: "Допустим, в большей части законов дело обстоит так, как ты говоришь; ведь с не меньшим увлечением я читал эти Двенадцать таблиц, чем двенадцать книг платоновских "Законов". Однако там обращает на себя внимание то слишком неясное, <то слишком суровое>,[4] то, наоборот, излишне мягкое и свободное, то совсем не такое, как написано, содержание".
(5) "Неясность, - сказал Секст Цецилий, - давайте не будем вменять в вину писавшим, но припишем глупости непонимающих, хотя и те, кто плохо усваивает то, что написано, тоже освобождаются от вины. (6) Ибо долгий век стер древние слова и нравы, которые помогают постичь смысл законов. Ведь Таблицы были составлены и записаны в трехсотом году от основания Рима, с какового времени и до этого дня, как кажется, прошло немногим меньше шестисот лет.[5] (7) Однако что можно посчитать в этих законах написанным сурово, если не считать суровым закон, который казнит назначенного по закону судью или арбитра, уличенного в том, что он взял деньги, чтобы рассудить дело,[6] или тот закон, который вора, пойманного на месте преступления, передает в рабство тому, у кого совершена кража,[7] а ночного вора дает право убить?[8] (8) Скажи же, прошу, о муж, столь стремящийся к мудрости, разве ты думаешь, что нечестность этого судьи вопреки всякому праву, божественному и человеческому, продающего свою присягу за деньги, или невыносимая наглость изобличенного вора, или коварная жестокость ночного бродяги не заслуживают смертной казни?"
(9) "Не спрашивай у меня, - говорит Фаворин, - что я думаю. Ибо ты знаешь, что я имею обыкновение, сообразно с учением школы, к которой я принадлежу, скорее задавать вопросы, чем выносить суждения.[9] (10) Но римский народ, которому подобные проступки казались заслуживающими кары, однако наказания такого рода - чрезмерно суровыми, - не поверхностный и не презренный судья, ибо он позволил этим законам, которые требуют столь непомерных наказаний, одряхлеть и умереть от старости. (11) Как, например, [римляне] осудили бесчеловечно написанный закон о том, что если человек, вызванный в суд, в силу нездоровья или возраста слаб и не способен прийти [сам], то ему не предоставляют крытую повозку, а выносят и помещают его на вьючное животное (jumentum) и везут из дома к претору в комиции, словно на каких-то невиданных похоронах.[10] Ибо по какой причине человека, ослабленного болезнью и не способного выступить в свою защиту, везут на суд к сопернику привязанным к вьючному животному? (12) Разве и тебе не кажется слишком мягким то, что и мне представляется таковым, а именно, следующее определение наказания за обиду: "Если кто-то нанесет обиду другому, пусть штраф будет 25 ассов"?[11] Ибо кто будет столь беден, чтобы 25 ассов удержали его от желания нанести обиду? (13) Так и ваш Лабеон[12] в книгах, которые он написал о законах Двенадцати таблиц, не одобрил этого закона, сказав: <***>[13] Дуций Вераций был человек чрезвычайно дурной и чудовищно безрассудный. Он ради забавы мог собственной рукой хлестать по лицу свободного человека. За ним следовал раб, несший кошелек, полный ассов; надавав кому-либо пощечин, [Вераций] тотчас приказывал [рабу] уплатить согласно Двенадцати таблицам 25 ассов. Поэтому, - продолжал [Фаворин], - впоследствии преторы приняли решение совершенно отменить этот закон и постановили, что они сами будут оценивать стоимость обиды.
(14) Однако, как я сказал, очевидно, что кое-какие вещи в этих законах даже не находят себе места, как, например, в законе талиона,[14] слова коего, если память меня не обманывает, следующие: "Если кто причинит [другому] членовредительство и не будет достигнуто соглашение [с потерпевшим], пусть будет [тому] равное возмездие (talio esto)".[15] (15) Ведь наказание по закону талиона не может породить ничего, кроме жестокой мести. В самом деле, если тот, у кого член тела поврежден другим человеком, хочет по праву талиона нанести этому человеку такое же повреждение, то, спрашиваю я, может ли он восстановить равенство, нанеся одинаковый ущерб членам тела? В подобном деле неразрешима прежде всего эта трудность. (16) Что если телесный член, - говорил далее [Фаворин], - был сломан другому неумышленно? Ибо то, что сделано по неведению, должно быть и возмещено по неведению. Ведь случайный и обдуманный удар не подпадают под одно и то же возмездие.[16] Итак, каким же образом сможет воспроизвести [действия] человека, [нанесшего ущерб другому] по неведению, тот, кто при совершении возмездия должен по справедливости действовать не по своему желанию, но неумышленно? (17) Но даже если [кто-то] причинит ущерб умышленно, такой [человек], пожалуй, никак не потерпит, чтобы ему нанесли более серьезные и обширные травмы. Я не нахожу [способа], чтобы можно было гарантировать какое-либо равновесие и меру. (18) Если же будет допущено несколько большее или иное [повреждение], то может произойти дело смехотворной дикости, поскольку возникнет противоположное действие ответной мести и взаимное возмездие будет бесконечно нарастать. (19) А о бесчеловечности расчленения и разделения человеческого тела, когда одного человека, осужденного за денежный долг, отдают на растерзание многим,[17] не хочется вспоминать и стыдно говорить. Ибо что может показаться более диким, более отдаленным от человеческой натуры, чем то, что члены и суставы несостоятельного должника жесточайшим образом разрывались, точь-в-точь как ныне вещи продаются по частям?"
(20) Тогда Секст Цецилий, обняв обеими руками Фаворина, говорит: "Ты один в наше время в самом деле сведущ не только в греческих, но и в римских делах. Ибо кто из философов настолько основательно знает каноны своего учения, насколько ты изучил наши законы децемвиров? (21) Но я прошу, однако: сойди понемногу с этого твоего академического пути рассуждений и, оставив всякое стремление к опровержению и наблюдению, рассмотри серьезнее, какого рода те мысли, что ты осудил, (22) и не презирай древность этих законов, потому что большей их частью уже сам римский народ прекратил пользоваться.
Ты ведь, конечно, хорошо знаешь, что применение законов и способы их изменения[18] не остаются в прежнем виде, меняясь сообразно нравам времени, роду государства, из соображений полезности в настоящий момент, в зависимости от буйства пороков, которые следует исцелить; и более того, как лик неба и моря, так и они принимают различные формы под воздействием бурного хода событий и судьбы. (23) Что казалось более здравым, чем знаменитый законопроект Столона о заранее определенном числе югеров?[19] Что более правильным, чем плебисцит Вокония об ограничении наследственных прав женщин?[20] Что для устранения роскоши среди граждан считалось столь же полезным, как закон Лициния и Фанния, а также другие законы о расходах?[21] Однако все эти [законопроекты] потонули в роскоши государства, подобно кораблю, который терпит бедствие в волнах.
(24) Но почему тебе показался бесчеловечным самый, по крайней мере по моему мнению, человеколюбивый из всех законов, который велит, чтобы больному или старому человеку, вызванному в суд, предоставили jumentum? (25) Слова закона, [у которого титул] "Если вызывают в суд", следующие: "Если болезнь или возраст будут препятствием, пусть тот, кто призывает в суд, даст jumentum; если он не хочет, пусть не предоставляет крытую повозку (аrсеrа)".[22]
(26) Быть может, ты полагаешь, что morbus (болезнью) здесь называется тяжелое заболевание с приступами лихорадки и ознобом, a jumentum - какая-нибудь одна-единственная скотина, везущая больного на спине? И потому ты считаешь, что бесчеловечно больного, лежащего у себя дома, посадив на вьючное животное, насильно увозить в суд?
(27) Это, мой Фаворин, совсем не так. Ибо в этом законе указана не болезнь, сопровождающаяся лихорадкой и крайне тяжелая, но какой-то недуг вроде слабости и недомогания, а об опасности для жизни речи нет. Вообще же более тяжелую болезнь, которая причиняет серьезный вред, составители этих законов в другом месте называют не просто болезнью (morbus) самой по себе, но опасной болезнью (morbus sonticus).[23] (28) Jumentum (вьючное животное) же означает не только то, что мы понимаем под этим словом теперь, но и повозку, которую тянет впряженный в нее скот, наши предки также называли jumentum - от глагола jungere (запрягать). (29) А аrсеrа называлась телега, закрытая со всех сторон и защищенная, словно какой-то большой ящик, выстланный покрывалами, в которой обычно перевозят лежащих стариков или тяжело больных. (30) Итак, какая же тебе привиделась жестокость в том, что несчастному беспомощному человеку, призванному в суд, который или ногами, может быть, страдает, или по какой-то другой причине прийти не способен, было сочтено необходимым дать повозку? Однако выстилать изысканную крытую повозку не распорядились, потому что какому угодно больному достаточно телеги. И сделали [законодатели] это для того, чтобы подобная ссылка на телесную немощь не предоставляла постоянные отсрочки тем, кто действует недобросовестно и избегает судебных процессов.
(31) Однако не так уж и легкомысленно[24] было со стороны [децемвиров] определить за нанесение обиды штраф в 25 ассов. Не всякое злодеяние они постановили искупать именно такой суммой, хотя сама эта пригоршня ассов представляла собой солидное количество меди, ибо в те времена народ пользовался ассами весом в один фунт.[25] (32) Жестокие обиды, как, например, переломы, нанесенные не только свободным, но даже рабам, они покарали более значительным штрафом, (33) а за некоторые несправедливости назначили возмездие по праву талиона. Как же враждебно ты, господин хороший, напал на закон талиона и сказал, что он составлен без сколько-нибудь тонкого обращения со словом, потому что равного возмездия не существует и нелегко сломать член "равновесно" (aequilibrium), как ты говоришь, с переломом другого. (34) Действительно, мой Фаворин, крайне трудно совершить полностью равное возмездие. Но децемвиры, желая возмездием уменьшить и ограничить такого рода насилие, как избиение и оскорбление, посчитали, что людей нужно сдерживать также этим страхом, и решили, что относительно того, кто сломает член тела другому и не захочет, однако, договориться об искуплении, должно принимать решение, либо глядя на то, умышленно или неумышленно он сломал, либо воздавать ему за преступление в полной и равной мере. Они скорее хотели восстановить само стремление сломать ту же самую часть тела, а не те же обстоятельства, потому что проявление воли воспроизвести можно, а обстоятельства нанесения побоев нельзя. (35) Если же дело обстоит так, как я говорю и как указывает сам характер равенства, то эти твои "взаимные возмездия" существовали в действительности больше на словах, чем на деле. (36) Но, поскольку ты также считаешь этот вид наказания суровым, скажи, прошу тебя, в чем состоит эта суровость, если с тобой сделают то же, что сам ты сделал с другим; в особенности, если ты имеешь возможность договориться и нет необходимости претерпевать возмездие, если только ты его не выберешь.
(37) Поскольку эдикт преторов об оценке несправедливости ты считаешь более достойным одобрения, я хочу, чтобы ты знал, что само это возмездие также обычно обязательно подвергалось оценке судьи. (38) Ибо если виновный, который не хотел договориться, не подчинялся судье, наложившему на него возмездие по закону талиона, то судья, оценив тяжбу, приговаривал человека к уплате денег, и, таким образом, если подсудимому и договор казался тяжелым, и возмездие жестоким, суровая норма закона позволяла вновь прибегнуть к денежному штрафу. (39) Мне остается ответить относительно расчленения и разделения тела, что показалось тебе самым чудовищным.
Упражняя и взращивая все виды добродетелей, римский народ из малого источника быстро поднялся до значительной величины, но из всех добродетелей более всего и главным образом он взращивал верность и почитал ее священной как в частных делах, так и в общественных.
(40) Так, консулов, славнейших мужей, он отдал врагам ради утверждения общественной честности; так, клиента, которому обещали защиту, постановил он считать дороже близких и охранять его от родственников, и никакое злодейство не следует считать хуже, чем если будет доказано, что кто-то [ради прибыли] подверг клиента разделу (clientem divisui habuisse).[26] (41) Честность же эту наши предки считали священной не только при исполнении должностей, но также и в деловых соглашениях, и особенно при займах денег и торговле; ибо они полагали, что исчезнет это помощь при временной неплатежеспособности, необходимая для общественной жизни, если вероломство должников избегнет суровой кары.
(42) Итак, осужденным за долги, которые они [обвиняемые] признали, давалось тридцать дней на поиск денег для уплаты. (43) Такие дни децемвиры назвали justi (справедливыми), словно это было некое временное прекращение судопроизводства (justitium),[27] то есть остановка и задержка суда в течение этих дней, и в эти дни никаких дел с должниками в суде вести было нельзя. (44) Затем, если [должники] не уплатили долг, их вызывали к претору, и тот приговаривал их к тому наказанию, которое вынес суд; при этом их связывали или сковывали. (45) Ибо так, я полагаю, гласит закон:
"После того как [обвиняемый] признал долг и ему вынесен приговор по закону, пусть [у него] будет тридцать "справедливых" дней. Затем пусть он будет взят под стражу и отведен в суд. Если [должник] не исполнит то, к чему присужден,[28] и никто в суде не освободит его от ответственности, пусть [истец] ведет его к себе и наложит на него колодки или оковы весом не меньше пятнадцати фунтов, а если пожелает, то и больше. Если [должник] хочет, пусть живет на свое. Если не живет на свое, пусть тот, кто держит его в оковах, дает фунт муки в день, а при желании и больше".[29]
(46) В то же время было и право соглашения; если [стороны] не договаривались миром, то [должников] содержали в оковах шестьдесят дней. (47) В течение этого срока их три раза подряд в базарные дни приводили к претору на место народных собраний, объявляя при этом, какая сумма с них взыскивается. В третьи нундины[30] их предавали смерти или продавали за Тибр в чужие края.[31]
(48) Но эту смертную казнь они демонстративной суровостью сделали чудовищной и неизбежно наводящей страх неслыханными ужасами, как я сказал, ради укрепления честности. Ибо если таких, кому виновный был должен, было много, то им позволяли, если они захотят, рассечь и разделить тело присужденного им человека. (49) При этом я произнесу и сами слова закона, чтобы ты не считал, что я боюсь этого зла: "В третьи нундины пусть разрежут [должника] на части. (50) Если отсекут больше или меньше, пусть это не будет вменено им [в вину]".[32] Действительно, нет ничего более дикого, ничего более ужасного, если только, как в самом деле оказывается, такая жестокость наказания не была объявлена этим решением для того, чтобы никогда не доходить до нее. (51) Ибо мы видим, что и теперь к заключению в оковы приговаривают весьма многих, поскольку для совершенно пропащих людей это наказание не является серьезным [сдерживающим фактором], (52) ноя, по крайней мере, никогда не читал и не слышал, чтобы в старину кто-либо был разрезан,[33] потому что суровостью этого наказания нельзя пренебречь. (53) Разве ты думаешь, Фаворин, что если бы та из Двенадцати таблиц, где говорится о наказании за лжесвидетельство,[34] не была отменена, и если бы теперь, как и прежде, уличенных в даче ложных показаний сбрасывали с Тарпейской скалы, лжесвидетельствующих было бы столь же много, сколько мы видим? В большинстве случаев суровость кары за преступление - мера, способствующая организации хорошей и надежной жизни. (54) История о Меттии Фуфетии Альбанском нам, хоть и не часто читающим такого рода книги, хорошо известна. Он, вероломно разорвавший договор и соглашение с царем римского народа, был привязан к двум квадригам, устремившимся в разные стороны, и разорван на части. Кто станет отрицать, что это неслыханное и ужасное наказание? Но послушай, что говорит утонченнейший поэт:

Чтоб держал ты слово, альбанец!"[35]

(55) Когда Секст Цецилий произносил эти и другие речи такого рода, а все присутствовавшие и сам Фаворин соглашались и хвалили его, было объявлено, что уже приветствуют Цезаря, и мы разделились.

Глава 2

Что означает слово "siticines" (музыканты на похоронах) из речи Марка Катона
(1) В речи Марка Катона,[36] которая называется "Не должна власть оставаться у старика, когда пришел молодой", сказано siticines (музыканты на похоронах). Он упоминает siticines (музыкантов на похоронах), liticines (играющих на рожке) и tubicines (трубачей).[37] (2) Но, как говорит Цезеллий Виндекс[38] в "Комментариях к древним чтениям", ему известно, что liticines играют на рожке (lituus), a tubicines - на трубе (tuba); однако, как человек действительно правдивый, он признается, что не знает, что же это за [инструмент], на котором играют siticines (музыканты на похоронах). (3) Мы же нашли в "Заметках" Капитона Атея,[39] что siticines назывались те, кто обычно играл возле siti, то есть умерших и погребенных, при этом они играли на особого рода трубах, отличаясь от других трубачей.

Глава 3

По какой причине поэт Луций Акций в "Прагматиках" говорит, что "sicinnistae" (сикиннисты) - это туманное название (nomen nubulosum)
(1) Название тех, кого народ именует sicinistae (сикинисты), люди, говорящие более правильно, произносят как sicinnistae (сикиннисты) с двойной буквой н. (2) Ибо sicinnium (сикинний) - это род древней пляски.[40] Танцуя [ее], пели так же, как теперь поют стоя. (3) Это слово Луций Акций[41] поместил в "Прагматике" и написал, что sicinnistae - туманное название; употребил же он слово "туманное" (nubulosum) потому, что было неясно, отчего так назывался sicinnium ("сикинний").

Глава 4

О том, что страсть и любовь к сценическим артистам постыдна и позорна: и слова философа Аристотеля об этом
(1) Один богатый юноша, ученик философа Тавра,[42] развлекал и баловал комиков, трагиков и музыкантов-трубачей.
(2) Этот род мастеров по-гречески называется "ремесленники Диониса" (οι̉ περί τον Διόνυσον τεχνι̃ται). (3) Тавр, желая отвлечь юношу от общества людей сцены, послал ему следующие слова, выписанные из книги Аристотеля "Энциклопедические проблемы"[43] (Προβλήματα ε̉γκύκλια), и приказал перечитывать каждый день: (4) "Почему ремесленники Диониса по большей части дурны? Потому что приобщаются к худшим словам и худшей философии из-за занятия необходимым ремеслом в течение большей части жизни и потому что много времени проводят в невоздержанности, а когда и в бедности. И то и другое подготавливает почву для дурных качеств".[44]

Глава 5

Образцы переписки царя Александра и греческого философа Аристотеля, как они изданы и их перевод на латинский язык
(1) Говорят, что у философа Аристотеля, учителя царя Александра, было два вида рассуждений и теорий, которые он преподавал ученикам: одни назывались экзотерическими (ε̉ξωτερικά), а другие - акроатическими (α̉κροατικά).
(2) Экзотерическими назывались те, что были полезны для риторических упражнений, умения пользоваться словесными уловками и для знакомства с гражданским правом; (3) а акроатическими - те, в которых содержалась более отвлеченная и более тонкая философия, касавшаяся размышлений о природе и диалектических рассуждений. (4) Этой наукой, которую я назвал акроатикой, он занимался по утрам в Лицее и не допускал к ней наобум никого, кроме тех, чью разумную способность и уровень знаний, а также прилежание в учебе и труде он прежде проверил. (5) А экзотерические лекции и упражнения в произнесении речей он проводил в том же месте вечером и позволял их [слушать] всем юношам без разбора, именуя такие занятия вечерней прогулкой (δειλινόν περίπατον), а названные выше занятия - утренней (ε̉ωθινόν περίπατον), ибо и в то, и в другое время он рассуждал прогуливаясь. (6) Свои книги и заметки по всем этим вопросам, он тоже делил на две части, так что одни назывались экзотерическими, а другие - акроатическими.[45] (7) Когда царь Александр силой оружия удерживал почти всю Азию и теснил самого царя Дария своими победами в сражениях,[46] он узнал, что эти книги из разряда акроатических были изданы Аристотелем для всех. Несмотря на всю свою занятость, он послал Аристотелю письмо о том, что его наставник поступил неправильно, обнародовав повсюду в изданных книгах акроатическое учение, которому сам Александр у него научился: (8) "Ведь чем еще, - писал он, - мы сможем превосходить других, если то, что мы получили от тебя, сделается всеобщим достоянием? Ведь я хотел бы больше выделяться образованием, чем богатствами и роскошью".
(9) В ответ на это Аристотель написал ему: "Знай, что акроатические книги, об издании и утрате тайны которых ты сожалеешь, и изданы, и не изданы, потому что они будут понятны только тем, <кто нас слушал>".[47]
(10) Ниже я привожу текст того и другого письма, взятый из книги философа Андроника.[48] <Не знаю, смог ли я воспроизвести>[49] тончайшую нить изящнейшей краткости обоих писем: (11) "Александр Аристотелю желает здравствовать. Ты неправильно поступил, издав акроатические сочинения. Ибо чем же мы будем отличаться от других, если речи, которыми ты нас воспитывал, станут доступны для всех? А я хотел бы отличаться скорее знанием о лучшем, чем могуществом. Прощай".
(12) "Аристотель царю Александру желает здравствовать. Ты написал мне об акроатических речах, полагая, что следует держать их в тайне. Итак, знай, что они и изданы, и не изданы; ибо они понятны только тем, кто нас слушал. Прощай, царь Александр".[50]
(13) Пытаясь передать одним латинским словом греческую фразу ξυνετοί γάρ ει̉σιν ("ибо они понятны"), я нашел только то, что написал Марк Катон[51] в шестой книге "Начал": "Итак, я полагаю, - говорит он, - что понятие (cognitio) вполне понятно (cognobilior)".[52]

Глава 6

Рассмотрение вопроса о том, как правильнее говорить: "habeo curam &lt;vestri" или&gt; [53] "vestrum" (я забочусь о вас)
(1) Я спрашивал у Апполинария Сульпиция,[54] когда, будучи юношей, всюду следовал за ним в Риме, по какой причине говорится: "Я забочусь о вас" (habeo curam vestri) или: "Я сожалею о вас" (misereor vestri), и каков, как кажется, должен быть прямой падеж (casus rectus) от [употребленного] в данном случае uesiri?[55] (2) На это он ответил мне так: "Ты спрашиваешь у меня о том, что мне давно уже не дает покоя. Ибо кажется, что следует говорить не vestri, a vestrum, как говорят греки: "Я забочусь о вас" (ε̉πιμελου̃μαι υ̉μω̃ν, κήδομαι υ̉μω̃ν), где слово ϋμων (вас) лучше по-латински передать словом vestrum, чем vestri, а именительный падеж, который ты назвал прямым (rectus),[56] от него - <vos (вы)>.[57] (3) Однако я обнаружил, что во многих местах говорится nostri и vestri, а не nostrum и vestrum. Луций Сулла во второй книге "Деяний" пишет: "Если может случиться так, что даже теперь мысль о нас (nostri) придет вам на ум и вы скорее сочтете достойным рассматривать нас как сограждан, а не как врагов, чтобы мы лучше сражались на вашей стороне, чем против вас, то это выпадет нам на долю не по нашей заслуге[58] и не [по заслуге] наших предков".[59] (4) Теренций в "Формионе" говорит:

Ita plerique ingenio sumus omnes, nostri nosmet paenitet.
(Мы от природы таковы: всяк недоволен сам собой).[60]

(5) Афраний[61] в тогате:

Nescioqui nostri miseritust[62] tandem deus.
(Бог какой-то, кто не знаю, пожалел нас наконец).[63]

(6) И Лаберий[64] в "Некромантии":

Dum diutius detinetur, nostri oblitus est.
(Он, покуда делом занят, нас совсем уже забыл).[65]

(7) Далее, несомненно, - продолжал он, - что во всех этих [выражениях]: <nostri paenitet (досадует на нас)>,[66] nostri oblitus est (забыл нас), nostri misertus est (пожалел нас) - употреблен не тот же падеж, какой поставлен во [фразах]: mei paenitet (досадует на меня), mei misertus est (пожалел меня), mei oblitus est (забыл меня). (8) Слово mei (меня) стоит здесь в вопросительном падеже, который грамматики зовут генитивом, и склоняется в соответствии с формой ego (я), множественное число от которой - nos (мы). Tui (тебя) также склоняется в соответствии с формой tu (ты); таким же образом множественное число от него - vos (вы). (9) Ибо такое склонение использует и Плавт в "Псевдоле" в следующих стихах:

Si ex te tacente fieri possem certior,
Ere, quae miseriae te tam misere macerent,
Duorum labori ego hominum parsissem lubens:
Mei te rogandi et tui respondendi mihi.
(Коль мог бы что-то я узнать из твоего молчания,
Мой господин, что за напасть тебя так сильно мучает,
Двоих бы от трудов пустых сумел я враз избавить:
Меня (mei) вопросы задавать, тебя (tui) -
на них мне отвечать).[67]

Ибо Плавт производит здесь форму mei (меня) не от meus (мой), а от ego (я). (10) Итак, если ты захочешь сказать вместо pater meus (мой отец) pater mei (отец меня), как греки говорят ο̉ πάτηρ μου, ты скажешь, хотя и необычно, но совершенно правильно, так же, как Плавт говорит labori mei (труд меня) вместо labori mео (мой труд). (11) В этом же самом смысле во множественном числе Гракх сказал misereri vestrum (жалеть о вас),[68] а Марк Цицерон - contentio vestrum (претензия к вам) и contentione nostrum (претензия к нам),[69] а Квадригарий[70] в девятнадцатой книге "Анналов" поместил следующие слова: "Гай Марий, когда-нибудь ты пожалеешь о нас (nostrum) и о государстве!"[71] Итак, почему Теренций [говорит] paenitet nostri, а не nostrum (недовольны нами), Афраний же - nostri miseritus est, а не nostrum (пожалел нас)? (12) Ничего, клянусь Геркулесом, не приходит мне в голову на этот счет, кроме влияния какой-то древности, говорившей без излишней опаски и тщательности. Ибо часто писали vestrorum (ваших) вместо vestrum (вас), как в этом стихе комедии Плавта "Привидение":

Verum illuc esse maxima pars vestrorum intellegit,
(Что это верно, большая часть ваших понимает),[72] -

где он хотел сказать: maxima pars uestrum (большая часть из вас); так же иногда говорится uestri вместо uestrum. (13) Но, без сомнения, тот, кто хочет говорить наиболее правильно, будет говорить скорее uestrum, чем uestri. (14) И потому совершенно бесстыдно поступали те, кто во многих экземплярах Саллюстия портил это совершенно правильное написание. Ибо там, где в "Каталине" написано: "Часто предки вас (vestrum) жалели о римском народе",[73] они затирали uestrum и надписывали vestri,[74] откуда эта ошибка проникла во многие книги".
(15) То, что сообщил мне Аполлинарий, я запомнил и тогда же записал так, как это было сказано.

Глава 7

<***>[75]
(1) У греческих поэтов замечается удивительное и даже почти смешное несоответствие в рассказах о числе детей Ниобы.[76] (2) Ибо Гомер говорит, что у нее было шесть сыновей и шесть дочерей,[77] Еврипид - что их было семь и семь,[78] Сапфо - девять и девять,[79] Вакхилид[80] и Пиндар[81] - десять и десять, а некоторые другие авторы писали, что их было всего трое.[82]

Глава 8

О тех предметах, которые, как кажется, подвергаются сужению (σνμπτωσία), [83] когда луна смягчается и идет на убыль [84]
(1) Поэт Анниан[85] в своем поместье, которым владел в Фалернской области, обычно весело и с удовольствием проводил сбор винограда. (2) На эти дни он позвал меня, а также некоторых других друзей. (3) Туда нам на обед прислали много устриц из Рима. Когда они были поданы и оказались, хоть и многочисленными, но тощими[86] и нежирными, Анниан сказал: "Очевидно, луна сейчас стареет, поэтому и устрица, как и все остальное, тощая и сухая". (4) Когда мы спросили, что еще усыхает, когда луна идет на убыль, он сказал: "Разве вы не помните, что Луцилий[87] говорит:

Кормит устриц луна, ежей насыщает, и с нею
Печень мышей возрастает?[88]

(5) То, что увеличивается с ростом луны, когда она стареет, напротив, уменьшается. (6) Также глаза котов вслед за фазами луны становятся или больше, или меньше. (7) Но гораздо более удивительно, - продолжал он, - то, что я прочел у Плутарха в четвертой книге комментариев к Гесиоду: "Участок, засаженный луком, зеленеет и дает отростки, когда луна идет на убыль, и сохнет, когда она растет. Египетские жрецы говорят, что по этой причине жители Пелузия не едят лук, ибо он один из всех овощей имеет периоды роста и увядания, противоположные прибыванию и убыванию луны"".[89]

Глава 9

В каких словах обычно находил удовольствие Антоний Юлиан, читая "Мимиямбы" <Гнея Мация, и что имеет в виду Марк Катон в речи, которую>[90] он написал о своей невиновности, когда говорит: "Я никогда не требовал одежды у народа"
(1) Говорят, что Антоний Юлиан[91] услаждал свой слух стихами, необычно сложенными Гнеем Мацием,[92] человеком образованным, (2) которые тот оставил в "Мимиямбах":

Холодную подружку ты согрей сердцем,
И с ней по-голубиному сплети губки.[93]

(3) Он также часто повторял приятные и милые строки:

Ворсистые ковры напоены краской,
Которую багрянка,[94] словно яд, точит.[95]

<***>[96]

Глава 10

<***>[97]
(1) Ex jure manum consertum ("по закону наложить руку") - это формула древних судебных исков, которую и теперь обычно произносят у претора, когда по закону ведется дело и заявляется претензия. (2) Я спросил у римского грамматика, человека большой славы и громкого имени, что означают эти слова. Он мне презрительно ответил: "Ты, юноша, или ошибаешься, или шутишь, ведь я преподаю грамматику и не отвечаю на вопросы о праве. Так что, если тебе есть о чем спросить из Вергилия, Плавта, Энния,[98] об этом ты можешь спрашивать".
(3) "Так ведь из Энния, учитель, - говорю я, - то, о чем я спрашиваю. Ибо Энний воспользовался этими словами". (4) Когда тот, удивившись, сказал, что упомянутое выражение чуждо поэтам и его нельзя найти в стихах Энния, я по памяти прочитал следующие строки из восьмой книги "Анналов", ибо они запомнились мне среди прочих как замечательно сложенные:

Мудрости места уж нет, дела решаются силой,
Добрый оратор презрен, а воин суровый в почете.
И не в ученых речах состязаясь, не паче в злословье,
Злую вражду меж собою творят.
Руки наложенье (ex jure manum consertum)
вместе с правами забыто,
Все больше мечами дело решают,
К престолу стремясь необузданной силой.[99]

(5) Когда я прочел эти стихи Энния, грамматик сказал: "Теперь я тебе верю. Но я бы хотел, чтобы и ты мне поверил в том, что Энний узнал это выражение не из поэтической литературы, но от кого-то, сведущего в праве. Итак, ты тоже иди и узнай, откуда он это почерпнул".
(6) Я последовал совету учителя, указавшего мне, у кого спросить о том, что он должен был объяснить мне сам. Итак, я полагаю, что в эти записки следует включить то, что я узнал от юрисконсультов и из их книг, поскольку тем, кто проводит жизнь в гуще дел и людей, следует знать эту знаменитую формулу гражданского права. Manum conserere (накладывать руку) <***>[100] (7) Ибо когда идет тяжба о какой-либо <вещи>,[101] то при наличии <этой вещи>,[102] будь то поле или что-либо иное, одновременное с соперником наложение руки на эту вещь и заявление претензии на нее, согласно установленной формуле, называется иском (vindicia). (8) Наложение руки совершалось при наличии вещи и в присутствии претора, согласно законам Двенадцати таблиц, где записано так: "Если кто-то по закону накладывает руку".[103] (9) Но после того как границы Италии расширились и преторы, занятые делами в пределах своей юрисдикции, стали тяготиться поездками ради произнесения формулы иска при отдаленных тяжбах, тогда молчаливым согласием было установлено вопреки Двенадцати таблицам, чтобы стороны налагали руку не в суде перед претором, но призывали ex jure manum consertum ("по закону наложить руку"), то есть один призывал другого наложить руку на тот объект, о котором шел спор, и, отправившись одновременно в поле, о котором шла тяжба, и взяв какую-нибудь часть его, например, ком земли, они приносили его в город на суд к претору и на этот комок земли заявляли претензию, словно на целое поле. (10) Поэтому Энний, желая показать, что не как обычно, законными действиями перед претором или наложением руки, но войной, железом и по-настоящему жестокой силой <***>.[104] Представляется, что он сказал это, сравнивая силу гражданского права и жезла (festuca),[105] которая выражается словом, а не действием, с силой войны и кровопролития.

Глава 11

<***>[106]
(1) Книга Публия Лавиния[107] написана не без изящества. Она называется "О вульгарных словах". (2) В ней он сообщает, что народ зовет sculna, равно как и seculna (посредником) того, кого говорящие более изящно называют sequester. (3) Оба слова произошли от глагола sequi (следовать), потому что обе стороны следуют [своему] доверию (fidem sequatur) тому, кого они выбрали посредником. (4) Слово sculna встречается в одном из "Логисториков" Марка Варрона под названием "Кат",[108] и Лавиний упоминает этот пример из той же книги. (5) Но то, что было отдано на хранение посреднику, называлось sequestro positum (помещенное у посредника).[109] Катон[110] в речи "О Птолемее против Терма" говорит: "Клянусь бессмертными богами, вы не <***>".[111]

[2] Фаворин — см. комм. к Noct. Att., I, 3, 27. Учитель Авла Геллия, на которого автор часто ссылается, был в опале при императоре Адриане, но при Антонине вернулся в Рим и провел остаток жизни, окруженный почетом и уважением.

[3] Двенадцать таблиц — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 18.

[4] <Aut durissima> добавляет Гроновий.

[5] Первые десять таблиц, согласно традиционной датировке, были обнародованы в 450 г. до н. э. (в 451 г. до н. э. они были дополнены еще двумя). Соответственно беседа Фаворина и Цецилия имела место около 150 г. н. э.

[6] XII Tab., IX, 3.

[7] XII Tab., VIII, 14.

[8] XII Tab., VIII, 12. О наказаниях за различного рода кражи см. также Noct. Att., XI, 18 с соответствующими комментариями.

[9] Речь идет о Новой Академии, которая в своем отходе от платонизма к скептицизму постулировала свободу сомнения.

[10] XII Tab., I, 3.

[11] XII Tab., VIII, 4.

[12] Марк Антистий Лабеон — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 1.

[13] В тексте лакуна.

[14] XII Tab., VIII, 2. Талион — распространенная в древнем праве мера ответственности в виде причинения виновному такого же вреда, который нанесен им («око за око, зуб за зуб»).

[15] XII Tab., VIII, 2.

[16] Ср.: XII Tab., VIII, 24, где дифференцируется умышленное и неумышленно причинение вреда.

[17] XII Tab., III, 6.

[18] Дословно: «лечение законов» (medela legum).

[19] Закон Лициния Столона и Луция Секстин Латерана 367 г. до н. э. ограничивал землевладение на общественном поле (ager publicus) наделом в 500 югеров. См. также комм, к Noct. Att., V, 3, 40.

[20] Lex testamentaria, предложенный трибуном Квинтом Воконием Саксой в 169 г. до н. э. См. также комм, к Noct. Att., V , 13, 3.

[21] Закон Фанния 161 г. до н. э. ограничивал роскошь на пирах, закон Лициния (между 113 и 97 гг. до н. э.) дополнял его. См. также Noct. Att., II, 24, 2 и соответствующий комментарий.

[22] XII Tab., I, 3.

[23] XII Tab., II, 2.

[24] Sed non insubide — конъектура Маршалла; рукописное чтение испорчено.

[25] Римский фунт — 327,45 г, однако в эпоху Двенадцати таблиц использовался фунт весов в 272, 88 г.

[26] Что имеет здесь в виду Геллий — не совсем ясно.

[27] Ср.: Noct. Att., XV, 13, 11; Геллий объясняет здесь слово justi, обычно понимаемое как прилагательное Justus (справедливый, полагающийся по закону), в качестве эквивалента justitium.

[28] То есть если не уплатит долг.

[29] XII Tab., III, 1—4.

[30] Нундины (рыночные дни) — последние дни римской восьмидневной недели, когда крестьяне приходили в город.

[31] XII Tab., III, 5.

[32] XII Tab.. III, 6.

[33] И правда, в дошедших до нас источниках упоминаний о совершении такой казни нет.

[34] XII Tab., VIII, 23.

[35] Verg. Aen., VIII, 643. Перевод С. А. Ошерова. Правитель Альбы Меттий Фуфетий во время длительной войны римлян с Вейями и Фиденами, выступая изначально как союзник римлян, в решающем сражении их предал, за что и был казнен.

[36] Марк Порций Катон Старший — см. комм, к Noct. Att., I, 12,17.

[37] Fr. 223 Male. Ср.: Non. P. 54, I. 20.

[38] Цезеллий Виндекс — см. комм, к Noct. Att., II, 16, 5.

[39] Fr. 7 Strzelecki. Гай Атей Капитон — см. комм, к Noct. Att., I. 12, 8.

[40] Sicmista или sicinnista — латинская транслитерация греческого σικιννιστής («человек, танцующий сикинний»); σίκιννις — название пляски в сатировой драме.

[41] Луций Акций — см. комм, к Noct. Att., II, 6, 23. «Прагматика» — один из написанных им трактатов на историко-литературные темы, посвященный вопросам драматургии и театра.

[42] Кальвизий Тавр — см. комм, к Noct. Att., I, 9, 8.

[43] См. комм, к Noct. Att., XIX, 4.1.

[44] Fr. 209 Rose. В оригинале цитата дана по-гречески.

[45] Эта классификация трудов Аристотеля лежит в основе той, что принята в наши дни, согласно которой подлинные сочинения Аристотеля распределяются по трем разрядам: экзотерические (опубликованные при жизни, главным образом диалоги); собрания материалов и выписок; эзотерические (научные трактаты, оформленные зачастую в виде «конспектов лекций»).

[46] 331—330 гг. до н. э.

[47] Вставка Гертца по аналогии с приведенным ниже греческим оригиналом.

[48] Андроник Родосский (сер. I в. до н. э.) — перипатетик, живший в Риме в эпоху Цицерона; систематизировал и издал основные трактаты Аристотеля.

[49] <Assecutus sim nescio> — дополнение Гертца; в тексте незначительная лакуна.

[50] Fr. 662 Rose. У Геллия оба письма приведены по-гречески.

[51] Марк Порций Катон Старший — см. комм. к Noct. Att., I, 12, 17.

[52] Fr. 105 Peter. Cognobilis — архаизм, более нигде не засвидетельствованный.

[53] Общепринятое издательское дополнение.

[54] Аполлинарий Сульпиций — см. комм, к Noct. Att., II, 16, 8.

[55] Множественное число мужского рода, а также генетив мужского и среднего рода от притяжательного местоимения vestri (ваши) совпадает с родительным падежом личного местоимения vos (вы).

[56] На отсутствие единой для всех грамматиков терминологии Гел-лий указывает в Noct. Att., ХШ, 26, где отмечены особенности словоупотребления Нигидия Фигула. В классической латыни формы nostri (нас) и vestn (вас) употреблялись в качестве genetivus objectivus, тогда как nostrum и vestrum имеют исключительно партитивное значение (из нас, из вас). Таким образом, Нигидий в данном случае предлагает кальку с греческого без учета значения формы в латинском языке.

[57] Дополняет Герти.

[58] Immerito — конъектура Мадвига, рукописное чтение — merito.

[59] Fr. 3 Peter.

[60] Тег. Phorm., 172. Перевод А. В. Артюшкова. Это первый случай употребления формы nostri. которую Плавт еще не использует.

[61] Луций Афраний — см. комм, к Noct. Att., Χ, 11, 8.

[62] Miseritust — конъектура Риббека; рукописи дают miseritus.

[63] V. 417 Ribbeck. Перевод А. Я. Тыжова.

[64] Децим Лаберий — см. комм, к Noct. Att., I, 7, 12.

[65] V. 62 Ribbeck. Перевод А. Я. Тыжова. Еще один фрагмент этого мима Геллий цитирует в Noct. Att., XVI, 7, 12.

[66] Добавляет Скутш.

[67] Plaut. Pseud., 3—6. Перевод А. Я. Тыжова.

[68] Fr. 64 Malc.

[69] Cic. Pro Plane, 16; Div. in Caec, 37.

[70] Квинт Клавдий Квадригарий — см. комм, к Noct Att., I, 7, 9.

[71] Fr. 83 Peter.

[72] Plaut. Most., 280.

[73] Sall. Cat., XXXIII, 2.

[74] To есть «ваши предки»; вся эта глава построена на близости и смешении форм личных и притяжательных местоимений.

[75] Заголовок утрачен.

[76] Ниоба — в греческой мифологии супруга фиванского царя Амфиона. Гордясь своим многочисленным потомством, она похвалялась своим превосходством над богиней Лето, родившей лишь двух детей: Аполлона и Артемиду. В наказание за дерзость Аполлон и Артемида поразили стрелами всех детей Ниобы.

[77] Ноm. Il., XXIV, 602.

[78] Eurip. Роеn., 159, а также fr. 455 Nauck.

[79] Fr. 89 Lobel.

[80] Fr. 46 Snell.

[81] Fr. 76 Turyn.

[82] Ср.: Apollod., III. 5, 6; Ael. Var. Hist., XII, 36. Наиболее распространенный вариант — семь и семь.

[83] Конъектура Гертца, рукописное чтение испорчено.

[84] В оригинале — cum luna mansuescente et sentscente («когда луна смягчается и стареет»), причем mansuescente (смягчается) — конъектура Гертца; рукописное чтение — ansuescente — бессмысленно. Хозиус предлагает читать juvenescente (молодеет и стареет), что, однако, не соответствует содержанию главы, где речь идет только о явлениях, имеющих место при ущербной луне.

[85] Анниан Фалиск — см. комм, к Noct Att., VI, 7. 1.

[86] Macriusculaeque — конъектура Гертца, рукописное чтение испорчено.

[87] Гай Луцилий — см. комм, к Noct Att., I, 3, 19.

[88] V. 1201—1202 Marx. Перевод А. Я. Тыжова. Ср. сходные рассуждения: Ног. Sat., II. 4, 30; Plin. Nat. Hist., II, 109; XI, 196; Apul. Met., XI, 1, 2; bid. Etym., XII, 6, 48; Ael. Nat. anim., II. 56.

[89] Fr. 90 Bern.

[90] Лакуну отмечает и заполняет Л. Мюллер.

[91] Антоний Юлиан — см. комм, к Noct. Att., I, 4,1.

[92] Гней Маций — см. комм, к Noct. Att., VII, 6, 5.

[93] Fr. 12 Morel. Перевод Μ. Л. Гаспарова.

[94] Багрянка — род моллюсков, выделения желез которых древние использовали для окраски тканей в пурпурный цвет.

[95] Fr. 15 Morel. Перевод Μ. Л. Гаспарова.

[96] Текст Геллия обрывается.

[97] Заголовок утрачен.

[98] Квинт Энний — см. комм, к Noct. Art., I, 22, 16.

[99] V. 268—273 Vahlen = V. 248—253 Scutsch. Перевод А. Я.Тыжова.

[100] В тексте лакуна.

[101] Появляется в первых печатных кодексах.

[102] Добавляет Гертц.

[103] XII Tab., VI, 5.

[104] В тексте лакуна.

[105] Festuca — жезл, которым, согласно ритуалу, претор касался отпускаемого на волю раба.

[106] Заголовок утрачен.

[107] Персонаж с таким именем более нигде не упоминается.

[108] Fr. 37 Riese. Марк Теренций Варрон — см. комм, к Noct. Att., I, 16, 3. О «Логисториках» см. Noct. Att., IV, 19. где Геллий упоминает то же произведение Варрона.

[109] Sculna и seculna — редчайшие слова, возможно этрусского происхождения, засвидетельствованные только у Геллия и Макробия. Sequester — субстантивированное прилагательное, в данном случае означающее третье лицо, которому на хранение до окончания тяжбы передается спорный предмет. См. также: Fest. Р. 339, I. 21: Isid.Etym., X, 260.

[110] Марк Порций Катон Старший — см. комм, к Noct. Att., I, 12, 17.

[111] Fr. 179 Malc. Текст обрывается.