Предисловие

Достойные памяти деяния и изречения римлян и жителей окрестных земель, широко представлены у многих писателей. Чтобы можно было коротко с ними ознакомиться, здесь я решил разместить истории, выбранные из трудов знаменитых авторов, в надлежащем порядке,[1] дабы у желающих почерпнуть что-то из этих примеров не было нужды в длительных изысканиях. И не только мне, стремящемуся к собирательству, все это выпало на долю. Кто не излагал события всей вечности в скромном собрании сочинений или кто, будучи в здравом уме, не надеялся передать события нашей и иноземной истории от самых истоков, движимый счастливым пером, напряженным вниманием или выдающимся красноречием? К тебе, Цезарь, спаситель отечества, при котором воцарилось согласие людей и богов, власть на суше и на море, взываю с этим начинанием; к тебе, при котором доблести (о них я собираюсь поведать) небесным провидением благосклоннейше поддерживаются, а пороки жесточайшим образом наказываются. Ибо если древние ораторы хорошо начинали от великого Юпитера, если самые выдающиеся прорицатели отслеживали первоначала от какого-либо божества, то моя ничтожность тем справедливее обращается к благоволению твоему, ибо если иная божественность обретается мнением, то твоя, по непоколебимой вере, видится равной небесному светилу твоего отца и деда, благодаря исключительной славе которых многое вошло в наши обряды почитания великой чистоты. Мы получили новых богов, мы дали Цезарей. И так как в душе уже заложено искать всякое начало в культе богов, я поведаю вкратце об этом.

О религии

1.1. Предки хотели доказать, что установленные знанием понтификов ежегодные богослужения, повеления по лучшему ведению дел, основанные на наблюдениях авгуров, предписания по книгам оракулов Аполлона[2] происходили из повседневной практики этрусков. Еще в царствование Тарквиния Древнего дарованы были по божественному соизволению книги на случай гадания, а когда следовало просить о чем-либо; добивались этого мольбой; при разрешении радовались, когда же требовалось предсказать что-либо, обращались к гаданию по внутренностям животных или бросали жребий, стараясь получить доброе предзнаменование. Когда надлежало совершить праздничный религиозный обряд, приносили в жертву животных, вследствие чего выявлялись предвещания чудес и славы. У древних было в ходу не только ревностное изучение религии, но и возвеличивание ее, так что в самой цветущей, богатой стране десять царских сыновей, по постановлению сената, были отданы народу Этрурии для изучения божественной науки, а Церере, которую постановили чтить по греческому обычаю и к которой обращались по имени Каллифана (или, как другие говорят, Каллифона), назначили жреца из Велий (когда этот город не достиг еще уровня общины), чтобы был у богини верховный жрец. В Городе воздвигли в честь нее красивейший храм, и во время гракхианского мятежа люди, побужденные Сивиллиными книгами, почитали ее как древнейшую Цереру, Генну, потому что верили в ее божественное происхождение именно из этого места, и послали десять мужей для ее умилостивления. Равным образом, я полагаю, наши владыки-императоры в благодарность за свои победы часто возносили молитвы Матери богов в городе Пессинунте, откуда она происходила.
1.2. Метелл же, великий понтифик, дабы не отступать от святынь, не провозгласил во всеуслышание, что консул, и он же фламин Марса, Постумий собирается на войну в Африку,[3] и запретил ему отъезд до завершения религиозных обрядов, чтобы не казалось, будто Постумий вместо служения Марсу собирается в сражение и что обряды в честь Марса оставлены без внимания.
1.3. Похвально жертвование двенадцатью религиозными фасциями, еще похвальнее послушание двадцати четырем фасциям в подобном деле. Тиберий Гракх из провинции послал в коллегию авгуров донесение, которым свидетельствовал, что он, когда прочитал книги, распространяющие в народе почитание святынь, обратил внимание, что выборы консуляров, которые он сам организовал, проходят нерегулярно в авгурской палатке. Вследствие этого, по его приказанию, переданному от авгуров сенату, Гай Фигул из Галлии и Сципион Назика с Корсики вернулись в Рим и отказались от консульства.[4]
1.4. По той же причине Публий Клелий (Сикул), Марк Корнелий Цетег, Гай Клавдий из-за чрезмерного любопытства к внешним событиям [когда (алтари) бессмертных богов временем и войнами были разрушены] вынуждены были по приказу, и даже по принуждению, оставить посты фламинов.
1.5. У Квинта Сульпиция во время жертвоприношения с головы слетел венец, и он оставил жреческую должность; крик полевки заставил Фабия Максима снять с себя обязанности диктатора, а Гая Фламиния уйти с поста магистра конницы.
1.6. К этому надо добавить, что когда Публию Лицинию, великому понтифику, доложили, что дева-весталка однажды ночью небрежно поддерживала священный огонь, он счел ее достойной порки.[5]
1.7. Когда догорал огонь, ученица великой девы Эмилии, достойная всяческих похвал, исполнила волю божества. Помолившись, она бросила в очаг свои лучшие домашние одежды, и огонь немедленно вспыхнул.
1.8. Когда Марк Марцелл в свое пятое консульство пожелал вначале освятить в Кластидии храм Чести и Доблести, а затем, завладев Сиракузами,[6] возгласил торжественные молитвы, он был остановлен коллегией понтификов, считавшей, что в одном храме двум богам не место: в будущем, если что-то чудесное здесь произойдет, то как бы не обознаться, кому из двоих воздавать почести, и как бы не принести одну жертву двум богам. Это наставление понтификов привело к тому, что Марцелл соорудил отдельные храмы Чести и Доблести, и не власть самого блистательного мужа из коллегии понтификов, и не превышение расходов задержало Марцелла, но его недостаточная религиозность и внимание.
1.9. Точно так же и многие выдающиеся консуляры чинили препятствия Луцию Фурию Бибакулу, занявшему этот пост сразу после Марцелла: ему с трудом можно найти место в наших примеpax, потому что он не должен был позволить себе попасть под влияние похвалы со стороны благочестивой и религиозной души. Как претор, по приказанию своего отца, магистра коллегии салиев, он нес за идущими впереди ликторами овальные щиты,[7] хотя и был освобожден от этого в силу своей почетной обязанности. Ведь все, что является порождением религии, всегда было заботой нашего государства, которое даже в таких делах желало видеть украшение своего величия. Поэтому носители гражданской власти не сомневались в необходимости служить власти жречества, чтобы будущее правление по достоинству оценило деяния людей, честно и постоянно служивших божественной силе.
1.10. То, что суждение души многое изменило в умах частных лиц, доказывает следующее. Когда в Риме, захваченном галлами, фламин Квирина и весталки, несущие с собой священные предметы, прошли по Свайному мосту и пригорку, который ведет на Яникул, и начали взбираться на этот холм, их заметил Луций Альбаний, везущий в повозке жену и детей, и скорее из чувства глубокой религиозности, нежели по частному побуждению, приказал домочадцам освободить повозку, дабы ее заняли весталки со всеми святынями, собранными во время пути. Затем он довез их в город Церы, где они были приняты с величайшим почтением. И для того же времени достойно упоминания следующее свидетельство о людском гостеприимстве. Именно по этому поводу постановили, чтобы богослужебные церемонии обязательно сопровождались доставкой святынь, потому что церетанцы, потрясенные таким новшеством в государстве и расцветающей религиозностью, решили этим святыням поклоняться. Ибо для них эта грубая и грязная повозка, оказавшаяся к месту, сделалась красивее самой блистательной триумфальной колесницы и сроднилась со славой, даже превзойдя ее.[8]
1.11. В той же потрясенной волнениями республике Гай Фабий Дорсуон подал достопамятный пример служения религии. Когда галлы осаждали Капитолий, он, чтобы не прерывать обряд рода Фабиев, перепоясавшись по-габински[9] и неся в руках священную утварь, прошел мимо вражеских постов на холм Квиринал. Свершив там все согласно торжественному обычаю, он, по божественному благоволению, возвратился на Капитолий как победитель.[10]
1.12. У наших предков в большой чести было достойное религиозности деяние, свершившееся в консульство Публия Корнелия и Бебия Тамфила. На поле письмоводителя Луция Петилия земледельцы глубоко под землей обнаружили два каменных саркофага. На одном была надпись с указанием на то, что здесь покоится тело Нумы Помпилия,[11] а в другом были спрятаны семь латинских книг официальных понтификов и столько же греческих, посвященных науке мышления. Латинские книги со всем тщанием сохранили, греческие же, поскольку было сочтено, что они разлагающе влияют на религиозность, городской претор Квинт Петилий, по повелению сената, при помощи служителей и перед лицом всего народа предал огню, ибо наши предки не желали сохранять в государстве то, что отвращает людские души от культа богов.[12]
1.13. Когда дуумвир Марк Атилий, движимый алчностью, дал Петронию Сабину переписать книгу, содержащую тайны религиозных обрядов и вверенную его попечению, царь Тарквиний приказал зашить Атилия в кожаный мешок и бросить в море — такой способ казни применялся только за отцеубийство, однако в данном случае он оказался самым справедливым, потому что следовало загладить оскорбление, нанесенное отцам-сенаторам и богам.
1.14. Но вот Марк Атилий Регул в деле охраны святынь превзошел все мыслимое. Низведенный коварством Гасдрубала и спартанского полководца Ксантиппа с высоты самого блистательного победителя до печальной участи пленника, он был отправлен в качестве посла к сенату и римскому народу, чтобы предложить обменять себя, старика, на многих плененных карфагенских юношей. На деле, вместо того чтобы следовать наказу карфагенского совета, он поведал сенаторам, что, зная о жестокой доле, которая ожидает его в стане врагов, поклялся им возвратиться в Карфаген, если пленные не будут освобождены. Тем ярче воссияла слава Атилия, а в Третью Пуническую войны столь жестоко подавленные, но при этом и самые благочестивые души отомстили карфагенянам, разрушив их город, несмотря на их очистительные жертвы.[13]
1.15. Насколько же более достойным по отношению к богам предстает сенат нашего государства! Сенат, который после несчастья при Каннах[14] постановил, чтобы матроны соблюдали траур не более тридцати дней, в течение которых могли бы совершить обряды в честь Цереры, потому что не позволяли пенаты скорбеть, когда почти все римские мужчины покоились в этой проклятой и ужасной земле. Тогда матери и дочери, жены и сестры, вытерев слезы по убиенным и отложив знаки скорби, вынуждены были облачиться в белые одеяния и воскурить фимиам над алтарями. Вот каково было постоянство в соблюдении религиозных обычаев, так что ни стыд из-за поражения, ни жажда отмщения, бушевавшая в народе, ни горесть утрат не смогли отклонить римлян от религиозного долга.
О пренебрежении религией
1.16. Известно, что консул Варрон[15] столь несчастливо сражался с карфагенянами при Каннах из-за гнева Юноны, потому что, поручив эдилам проведение цирковых игр, посадил в особую колесницу с изображением великого Юпитера мальчика-актера, приставленного к отнятому у врага вооружению. И это деяние, о котором вновь вспомнили через несколько лет, потребовало искупительной жертвы.
1.17. Говорят, что и Геркулес, когда благочестие по отношению к нему было забыто, потребовал тяжелого и явственного наказания. В свое время право приносить жертву Геркулесу было даровано Потицию и всему его потомству, а позже эта жреческая обязанность была возложена, по наущению цензора Аппия, на общественных рабов. Все уже повзрослевшие Потиции, числом более тридцати, в течение года были забыты, а род Потициев, распределенный между двенадцатью семействами, почти угас; Аппий же лишился зрения.[16]
1.18. Жестоким мстителем предстает, в соответствии со своим именем, Аполлон,[17] который в Карфагене, осажденном римлянами, лишил свою статую золотого одеяния, осколки которого стали добычей нечестивых рук.
1.19. Не менее деятельным мстителем за пренебрежение религией стал и его сын Эскулап. Разгневавшись на Туруллия,[18] префекта Антония, за то, что тот вырубил священную рощу близ его храма, откуда добывалась древесина для строительства кораблей, он, после того как сторонники Антония были наголову разбиты, увлек его ясно выраженной божественной волей в то место, которое тот осквернил, и именно там в искупление вины за погубленные деревья Туруллий, причастный к смерти Цезаря, был умерщвлен воинами-цезарианцами. Точно так же бог явил возможность избавления от наказания для преступивших, а благоговение, которое всегда испытывали к нему верующие, он приумножил.
1.20. Не избежал наказания и Квинт Фульвий Флакк,[19] когда перевез мраморные плиты из храма Юноны Лацинии в храм Фортуны Эквестрис, который возводил в Риме. После того как все содеянное сделалось общеизвестным, его сочли повредившимся в уме. И вот, когда он узнал, что из двух его сыновей, сражавшихся в Иллирии, один погиб, а другой был тяжело ранен, он в отчаянии испустил дух. Потрясенный этим событием, сенат постановил, чтобы плиты были доставлены обратно в Локры, и, движимый самым тщательным священным рвением, отменил деяние цензора.
1.21. Как и в примере с Геркулесом, должным образом отомстили Племину,[20] легату Сципиона, собиравшемуся в угоду гнусной жадности ограбить сокровищницу Прозерпины. Богиня велела притащить его в оковах в Рим, где он еще до слушания дела умер в тюрьме от мерзейшей болезни, а похищенные ценности, удвоенные по постановлению сената, вновь были возвращены богине.
Внешние примеры
Внешний пример 1. Отомщенная отцами-сенаторами по поводу злодеяния Племина, богиня могущественно и надежно защитила себя от неистовой жадности царя Пирра. Из хранившихся в Локрах сокровищ большая часть была отдана Пирру по его настоянию, а когда он отплыл, нагруженный нечестивой добычей, внезапная буря, вызванная богиней, выбросила его вместе со всем флотом на соседний берег, и деньги из священнейшей сокровищницы в целости и сохранности были помещены под охрану.[21]
Внешний пример 2. С царем Масиниссой[22] случилось иначе. Его командующий флотом прибыл на Мальту, похитил из святилища Юноны огромные слоновые бивни и доставил Масиниссе в дар. Тот же, узнав, откуда взяты эти бивни, распорядился, чтобы квинкверемы были отправлены назад на Мальту к храму Юноны и чтобы была высечена надпись крупными буквами на его родном языке, сообщающая, что царь по неведению принял дар, но охотно возвращает его богине. Вот насколько содеянное больше приличествует душе Масиниссы, нежели его пунийской крови!
Внешний пример 3. Однако правильно ли я оценил все, что относится к характеру народа? В сердцевине варварского Востока было раскрыто чуждое святотатство. Дионисий урожденный в Сиракузах,[23] для собственной услады совершил такие религиозные преступления, о которых нам еще предстоит узнать, да к тому же сопровождал эти деяния шутливыми высказываниями. После того как было разграблено святилище Прозерпины в Локрах и он вместе с флотом благодаря попутному ветру уплыл, он, смеясь, сказал друзьям: «Вот видите, как бессмертные боги даровали нам благополучное плавание взамен святотатства?» Да и со статуи Зевса Олимпийского он снял тяжелый золотой плащ, которым украсил статую тиран Гелон, взяв золото в качестве добычи от карфагенян, а вместо этого набросил шерстяной плащ, сказав, что золотой слишком тяжел для лета и слишком холоден для зимы, а шерстяной гораздо лучше для любого времени года. В Эпидавре он приказал убрать бороду со статуи Эскулапа, потому что, как он заявил, негоже безбородому отцу, Аполлону, взирать на бородатого сына. А из святилищ перенес он к себе серебряные и золотые жертвенные столы и, поскольку на них были записаны, по греческому обычаю, благие деяния богов, объявил, что и сам удостоен их благоволения. Да еще он насобирал и присвоил себе золотые статуи Победы с жертвенными чашами и венками в простертых руках и заявил, что он их вовсе не похитил, но что глупо не принять дары, о которых мы молимся, из рук, протягивающих их нам. Хотя он и не понес заслуженного наказания, но зато мертвый подвергся всем способам бесчестья, которых сумел избежать при жизни. Постепенно нависало над ним отмщение, и в конце концов испытал он и гнев богов, и тяжелую и мучительную кончину.
Внешний пример 4. Тимосифей,[24] принцепс липарцев, посчитав, что принесет пользу всей отчизне в ином качестве, прославился следующим поступком. Когда его пираты, разбойничавшие в проливе, захватили тяжелый золотой кратер, который римляне собирались посвятить Аполлону Пифийскому под благовидным предлогом десятой части добычи, он, узнав, кому предназначался сосуд, приказал переправить его в Дельфы.[25]

О предзнаменованиях

5. Предисловие. Обозрение всего нижеследующего связано с воздействием религии, зависящим не от случайного движения, но, как принято считать, от божественного провидения.
5.1. Случилось так, что в Риме, разрушенном галлами, сенаторы стали обсуждать, уйти ли им в Вейи или восстанавливать городские стены.[26] В то же время некий центурион, возвратившийся вместе с когортами[27] после сторожевой смены, возгласил в комиции: «Знаменосец, воздвигни знамя: нам лучше всего оставаться здесь». Сенат, услышав этот возглас, счел его за доброе предзнаменование и отказался от призыва переселяться в Вейи. Вот как в немногих словах было подтверждено изначальное место будущей великой империи! И я верю, что изменение римского названия города на Вейи, пусть даже после ценных и самых совершенных гаданий, оказалось бы недостойным деянием по отношению к богам, к прославленной победе. На деле же это решение о неизменности названия стало украшением даже для погребенного под руинами города.
5.2. Творцом нижеследующего славного дела стал Камилл. Он обратился к богам с молитвой, прося, если кому-то из богов покажется, будто счастье римского народа чрезмерно, унять недоброжелательство за его, Камилла счет, — и тотчас после этого он скончался. Это было воспринято как предзнаменование некоего приговора, хотя такое мнение позднее было опровергнуто. Однако заслуженно и в согласии с подвигами этого самого выдающегося мужа соревновались друг с другом победа и благочестивая молитва: ведь человеку доблестному присуще стремиться возвеличивать отчизну благодеяниями, а несчастья сносить самому.
5.3. И вот, насколько же достопамятно то, что приключилось с консулом Луцием Павлом! Когда по жребию ему досталось вести войну с царем Персом,[28] он, возвратившись из курии домой, заметил свою дочь по имени Терция, на то время еще очень маленькую, пребывавшую в печали. Он поцеловал ее и спросил, что такое с ней происходит. Она ответила, что Перс умер. Умер, однако, щенок по имени Перс, услада девочки. Павел мгновенно понял это предзнаменование так, что случайно сказанное заронило в его душу вполне определенную надежду на будущий блистательный триумф.[29]
5.4. А вот Цецилия, супруга Метелла, когда по старинному обычаю искала предзнаменование по поводу первой брачной ночи для своей племянницы, взрослой девушки, устроила его сама. Пока ради своего намерения ее племянница сидела, и уже довольно долго, в маленьком святилище, она так и не услышала никаких голосов, ответивших бы на ее вопрос. Утомленная столь долгим ожиданием, девушка попросила тетю приготовить ей место для короткого отдыха. Та сказала: «Я охотно уступлю тебе мое ложе». Вот это, сказанное от души, привело к действительному осуществлению предзнаменования, поскольку вскоре после смерти Цецилии Метелл женился на этой девушке, о которой я рассказываю.[30]
5.5. Соблюдение предзнаменования без сомнения пошло на пользу Гаю Марию.[31] Ибо однажды он, теперь уже враг, осужденный сенатом, был приведен в дом Фаннии в Минтурне, чтобы спрятаться. И он заметил осла, который бросился было к стогу сена, но пренебрег им и устремился к струящейся воде, в которой, как в зеркале, отражалось божественное предвидение, указывающее в сторону моря. Марий оказался самым опытным из всех толкователей религиозных знамений. Он воззвал к собравшейся толпе и добился, чтобы его отправили в море, и тотчас взошел на суденышко, на котором переправился в Африку, избежав тем самым победоносного оружия Суллы.[32]
5.6. А вот Помпей Великий, разбитый Цезарем в сражении при Фарсале,[33] в поисках пути спасения на острове Кипр, чтобы стянуть туда все свои силы, повернул флот и, причалив к городу Пафосу, заметил на берегу великолепное строение. Помпей спросил у правителя, кому посвящено это здание. Тот ответил, что названо оно κατὰ βασὶλέα.[34] И этот ответ возродил [разрушил] последнюю надежду Помпея. Он не воспринял знамение как лицемерное, но закрыл глаза на двусмысленность и открыто застонал от скорби, которую принесло ему это жестокое предсказание.
5.7. Марку же Бруту, отцеубийце, явилось достойное предзнаменование. Если бы он пожелал, справляя свой день рождения после этого нечестивого деяния, вспомнить надлежащий стих Гомера, то его душе более всего подошло бы следующее: «Пагубный Рок и сын Латоны[35] погубили меня»[36] — стих, которым бог дал знак Цезарю и Антонию обратить свое оружие против Брута.
5.8. Сильно возжелала судьба поразить точно брошенным словом Гая Кассия. Когда жители Родоса просили его не лишать их всех изображений богов, он, движимый спесью алчного победителя, решил ответить им в том смысле, что Солнце он оставляет. И в македонском сражении, где он был разбит, судьба оставила его без изображения Солнца, которое он отдал просителям, и лишила его самого солнца.[37]
5.9. Достойно упоминания и предзнаменование, которое убило консула Петилия, воевавшего в Лигурии. Когда он осаждал гору под названием Лет, то для поддержки своих воинов воскликнул: «Давай-ка я захвачу сегодня Лет». И вот так, нечаянно брошенным возгласом, в самом деле приговорил себя к забвению в Лете.[38]
Внешние примеры
Внешний пример 1. Не будет лишним добавить к нашим примерам два чужеземных. Самийцы, которых умоляли о помощи против карийцев жители Приены, побужденные надменностью, вместо флота и войска послали ради насмешки изображение Сивиллы. Те же охотно приняли это в качестве дара небес и, по предсказанию судьбы, обрели в лице этого образа победоносного полководца.
Внешний пример 2. Не так жалко поступили жители Аполлонии. Потерпев поражение в иллирийской войне, они умолили жителей Эпидамна прийти к ним на помощь. Те ответили, что присылают в порядке помощи изображение протекающей около их городских укреплений реки Эас. Аполлонийцы ответили: «Принимаем, что дается» — и приняли Эас как своего полководца, поместив его в первом ряду. Вопреки ожиданиям, они победили. Они поняли, что это — предсказание, стали молиться образу как богу, победили и во всех последующих битвах с использованием этого имени.[39]

О знамениях

6.1. Следует также отметить, что порой знамения толкуются либо как благоприятные, либо наоборот. Когда Сервий Туллий,[40] будучи мальчиком, заснул, домочадцы вдруг заметили, как вокруг его головы вспыхнуло пламя. Потрясенная этим знамением, супруга Анка Марция Танаквиль[41] воспитала мальчика, рожденного от рабыни, как собственного сына и привела его к царской власти.[42]
6.2. Предвестником счастливого события стало также и пламя, вспыхнувшее над головой Луция Марция, собиравшегося выступить с речью. Он принял командование над двумя обессилевшими армиями в Испании после гибели Публия и Гнея Сципионов,[43] и вот, убежденные таким знамением, прежде сломленные воины вновь обрели отвагу и захватили два пунийских лагеря, битком набитые сокровищами, уничтожив в одном из них тридцать семь тысяч врагов и захватив большое число пленных.
6.3. Также, когда в ходе тяжелой и затяжной войны римляне не смогли захватить жителей Вей,[44] согнанных внутрь городских укреплений, и особенно в тот момент, когда терпение и осаждающих, и осаждаемых уже истощилось, бессмертные боги чудесным знамением указали путь вожделенной победе. Внезапно Альбанское озеро вышло из берегов, уподобившись переполненной ванне, причем вовсе не из-за проливных дождей, ниспосланных небесами, и не из-за наводнения, вызванного горными ручьями. Чтобы объяснить это явление, к Дельфийскому оракулу отправили послов, которым дано было прорицание, что воду из этого озера следует разлить по окрестном полям: тогда, мол, вейяне попадут под власть римлян. Но, прежде чем послы успели известить об оракуле, один гаруспик из Вей был захвачен нашим воином, под предлогом переговоров, и доставлен в лагерь, где и поведал о предсказании. Вот тогда сенат, убежденный двойным предсказанием, смирился перед временем и религией и овладел вражеским городом.[45]
6.4. Не менее значительным выглядит и такой успех на долю счастливого. Луций Сулла, консул в Союзнической войне, принося жертву на Ноланском поле перед палаткой полководца, внезапно заметил змею, ползущую из нижней части алтаря. После того как гаруспик Постумий на основе увиденного дал пространное предсказание, Сулла вывел войско в поход и захватил лагерь самнитов. Эта победа обеспечила основание для его будущей обширнейшей власти.[46]
6.5. Исключительного удивления достойны пророчества, которые были даны консулам Гаю Волумнию и Сервию Сульпицию после начала войны. Вдруг объявился пред народом какой-то бык и своим мычанием, а также чудовищным видом внушил ужас собравшимся. Его принесли в жертву, рассекли его мясо на части и разбросали. Большую долю частей склевали пронырливые птицы, оставшиеся же так и пролежали несколько дней на земле без всякого отвратительного запаха нетронутыми. Чудеса того же рода вызвали не одно смятение. Рассказывают, что какой-то необыкновенный ребенок родился на голове слона, что в Пицене прошел дождь из камней, что в Галлии волк похитил у часового из ножен меч, что на Сардинии на двух щитах вдруг выступил кровавый пот, что в Антии[47] в корзины жнецов упали сочащиеся кровью прутья, что у жителей Цер текут воды, смешанные с кровью. Известно, что и насчет Второй Пунической войны, якобы, сообщил бык Гнея Домиция: «Береги себя, Рим!»
6.6. Однако вот Гай Фламиний, выбранный консулом без ауспиций, готовясь к битве с Ганнибалом при Тразименском озере, приказал вырвать из земли знамена, сам же скатился через голову своего оступившегося коня и упал на землю, но пренебрег этим знамением. Когда же сообщили ему, что знаменосцы не могут даже сдвинуть знамена с места, не говоря о том, чтобы их выкопать, он разразился угрозами. О, если бы за такую свою безрассудность заплатил он только собой, а не величайшим несчастьем римского народа! Ибо в этом сражении у римлян полегло пятнадцать тысяч воинов, шесть тысяч были захвачены в плен, десять тысяч бежали. По приказу Ганнибала нашли тело изрубленного консула и похоронили все, что от него осталось, предав земле таким образом и римское государство.[48]
6.7. С дерзостью Фламиния сравнима сумасшедшая настойчивость Гая Гостилия Манцина. Будучи консулом и собираясь в Испанию, он получил такое предзнаменование. Когда он захотел принести жертву Лавинии,[49] из клетки выпорхнули птенцы и улетели в ближайший лес, так что даже после тщательных поисков их не смогли обнаружить. В Геркулесовой гавани, куда консул пришел пешком, он, взобравшись на корабль, услышал непонятно откуда взявшийся голос: «Манцин, останься». Когда, устрашенный этим, он решил изменить курс на Геную и прибыл туда в лодке, то первым увидел огромной величины змея и от одного вида его скончался. Таким образом, он сравнял число предзнаменований с числом несчастий: бесславным сражением, позорным договором, злосчастной сдачей в плен.[50]
6.8. Меньшее удивление у простого человека возникает при рассмотрении случая с Тиберием Гракхом, тяжелейшая и прискорбная кончина которого произошла по умыслу, с неизбежным предзнаменованием. Будучи консулом, он совершал жертвоприношение в земле луканов. Неожиданно откуда-то изнутри жертвенного животного, уже заколотого, выползли две змеи, и обглодав печень, скрылись в то же потаенное место. Когда жертвоприношение было продолжено, вновь случилось то же предзнаменование. Внутренности третьей жертвы теперь уже тщательнейшим образом обследовали, но так и не смогли найти места появления или укрытия змей. И хотя гаруспики истолковали все это в пользу императора, Гракх, однако, не избежал козней вероломного гостеприимна Флавия и безоружный встретил свою смерть в том месте, где скрывался вооруженный вождь карфагенян Магон.[51]
6.9. И распря между консулами, и заблуждение общества, и самый род смерти Тиберия Гракха напомнили мне о Марке Марцелле. Вдохновленный славой полководца, впервые заставившего Ганнибала отступить из-под стен Нолы и захватившего Сиракузы, он изо всех сил старался либо разгромить карфагенское войско в Италии, либо изгнать его из Италии. И вот священной жертвой он решил выявить волю богов, для чего сначала заколол перед костром жертвенное животное. Печень его оказалась без головки, а у второй жертвы головка была двойной. Гаруспик с печальным лицом заявил, что это предзнаменование ему не нравится, пусть даже прочие приметы внушали радость. Поверив в это, Марцелл тем не менее принял решение и в последующую ночь с немногими воинами отважился выйти на разведку, но попал в окружение большого числа врагов при Бруттии и смертью своей принес отчизне огромное страдание и вред.[52]
6.10. А вот каким образом консул Октавий не сумел избежать зловещего предзнаменования, хотя и устрашился его. Враждовавший с ним Цинна наткнулся на статую Аполлона, так плотно сидящую в земле головой вниз, что невозможно было ее вытащить. Он решил, что увиденное обозначает его смерть, поэтому вырезал на статуе знак  — печальный знак авгуров, предвещающий конец жизни, и только после этого сумел извлечь статую из земли.[53]
6.11. Заслуживает внимания Марк Красс, который должен быть причислен к величайшим жертвам Римской империи и которого я не могу обойти молчанием в данном случае. Ведь на его долю выпали самые очевидные и явные предзнаменования. Когда он собирался с войском в поход против парфян, то в Каррах ему был поднесен темный плащ полководца, тогда как по традиции перед сражением подносили белый или пурпурный плащ. Печальные и безмолвные воины собрались на главной площади лагеря, а между тем, по древнему обычаю, они должны были выступать на битву с ликующими возгласами. С трудом примипил сумел поднять одно знамя с орлом, а другое знамя, когда его с огромными усилиями извлекли, вдруг обратилось ликом орла в другую сторону. Это были страшные знамения, но грядущие бедствия оказались еще более страшными. Было уничтожено столько лучших легионов, столько знамен было захвачено врагами, такой цвет римской армии был растоптан конницей варваров, глаза отца застила кровь его высокоодаренного сына, а тело главнокомандующего, лежащее на груде трупов, было оставлено на растерзание птицам и диким зверям. Я бы хотел писать более спокойно, но такова правда. Так сбываются предсказания богов, которыми люди пренебрегли, так наказываются людские решения, если люди считают себя выше богов.[54]
6.12. И даже Гнея Помпея всемогущий Юпитер настоятельно предупреждал, чтобы тот не упорствовал в испытании своей судьбы в ходе последней войны с Гаем Цезарем. Он насылал молнии на его войско при выходе из Диррахия, покрывал знамена роями пчел, внедрял уныние в души воинов и посылал им кошмарные ночные сны, когда им грезились животные, убежавшие от алтарей. Но необоримые законы необходимости помешали Помпею, в других отношениях человеку неглупому, правильно взвесить и оценить эти предсказания. И таким образом, не поверив в них, он в течение одного только дня напрочь разрушил свой безупречный авторитет, свою власть, которая была выше власти любого другого человека, утратил все те знаки уважения, которые снискал с юных лет, и навлек на себя всеобщее презрение. Считается, что именно в этот день статуи богов в храмах сами по себе повернулись, возгласы воинов и клацанье оружия были столь громкими в Антиохии и Птолемаиде, что люди сбежались под стены, в Пергаме звуки тимпанов доносились из самых сокровенных глубин храма, в Траллах большая зеленая пальма вдруг выросла между камнями у основания статуи Цезаря в храме богини Победы. Все это ясно указывало на то, что божественные силы благоволили славе Цезаря, и отчетливо вскрыло оплошность Помпея.[55]
6.13. Божественный Юлий, перед твоими алтарями и в твоих священнейших храмах я молюсь, чтобы с помощью благожелательного и благосклонного божества ты смог прочувствовать беды таких людей, взял бы их под свою защиту и поддерживал их своим примером. Мы знаем, что в тот день, когда ты, облаченный в пурпурную тогу, воссел на золотом кресле, ты не желал выказать пренебрежение честью, искренне оказанной тебе сенатом, и прежде чем явить свой долгожданный облик глазам граждан, ты уделил время религиозным обрядам, в которых сам должен был участвовать. И когда первый жертвенный бык был заколот, ты не обнаружил в его внутренностях сердце, но гаруспик Спуринна дал тебе ответ в том смысле, что этот знак касается твоей жизни и твоей мудрости, потому что и то, и другое заключено в сердце.[56] А твои недруги, совершившие отцеубийство и пожелавшие исключить тебя из числа живых людей, ввели тебя в сонм богов.
Внешние примеры
Внешний пример 1. Этим примером пусть завершится повествование о предзнаменованиях в нашем отечестве, потому что если я и далее буду рассказывать о римских делах, то пусть это выглядит так, что из храмов богов мы перенесем наш опыт в частные дома. Итак, я обращаюсь к внешним примерам, которые, будучи изложенными по-латыни, хотя и считаются менее авторитетными, но все же способны внести некоторое приятное разнообразие.
Известно, что в армии Ксеркса, когда он собирался в поход против провинции Греции,[57] кобыла вдруг родила зайца. Появление на свет такого чудища предсказало исход предприятия и судьбу самого Ксеркса, который после разгрома флота и поражения на суше подобно трусливому бегущему животному вынужден был возвратиться в свои владения.[58] Он же, перевалив через Афон и до разрушения Афин, начал строить планы завоевания Лакедемона. И вот тогда за обедом явилось ему предзнаменование: вино, налитое в его кубок, превратилось в кровь и не однажды, но и на второй и на третий раз. Он обратился за советом к магу, и тот предостерег его от воплощения намеченных планов, и будь у него больше разума, он бы внял предостережению богов насчет царя Леонида и трехсот спартанцев.[59]
Внешний пример 2. Когда Фригия находилась под властью Мидаса и когда он был еще ребенком, муравьи, пока он спал, затащили ему в рот зерна пшеницы. На вопрос родителей, к чему это предзнаменование, авгуры ответили, что он должен стать богатейшим из всех смертных. И не напрасным оказалось знамение, так как Мидас изобилием денег превзошел почти всех царей, а свою детскую колыбель взамен незатейливого дара богов наполнил золотом и серебром.
Внешний пример 3. По веской и основательной причине муравьям Мидаса я бы предпочел пчел Платона: первые несли нечто преходящее и хрупкое, а вторые, когда закладывали мед в ротик спящего в колыбельке младенца, обеспечивали нерушимое и вечное счастье. Слышавшие о том толкователи предсказаний утверждали, что из этого рта будет изливаться ни с чем не сопоставимая сладость красноречия. А мне кажется, что эти пчелы прилетели не с горы Гиметт,[60] пахнущей тимьяном, но посланы были музами со склонов Геликона, зеленеющих всеми видами учености, и очевидно, что богини через пчел внедрили в этот величайший ум сладчайшую пищу для великого красноречия.

О снах

7.1. Коснувшись богатого сна Мидаса и красноречивого сна Платона, я расскажу о том, какие видения возникали во сне у многих других людей. И как мне еще приступить к этой теме без священнейшей памяти божественного Августа? За день до того как римские армии столкнулись на равнине при Филиппах,[61] врачу Августа Арторию явилась во сне Минерва и убедила его предостеречь Августа, который был тяжело болен, от участия в грядущей битве. Когда Цезарь услышал это, он приказал, чтобы его доставили к войску на носилках. И пока он так бодрствовал, напрягая телесные силы, его лагерь был захвачен Брутом. И что же мы теперь должны думать по поводу работы божественной силы, если даже личность, предназначенная для бессмертия, испытала удар судьбы, не подходящий для духа небес?
7.2. Сон Артория предостерег Августа, а также природную силу его ума, способного к тонкому восприятию всех предметов. Он ведь слышал, что Кальпурния, супруга его отца, божественного Юлия, в последнюю ночь, которую тот провел на земле, увидела его во сне, распростертого на ее коленях со множеством ран. Сильно устрашенная ужасным видением, она стала умолять его держаться подальше от здания сената на следующий день. Но, не желая, чтобы подумали, будто он испугался женского сна, он направился в сенат, где руки отцеубийц поднялись против него. Нельзя провести никакого сравнения между отцом и сыном, поскольку они соединены божественным предсказанием, но один уже получил доступ на небеса, а на долю другого остается еще долгая череда земных доблестей. Следовательно, бессмертные боги пожелали устроить так, что первый осознал грядущее изменение своего состояния и что небом даруется ему слава, а другому она обещана.[62]
7.3. Еще один сон, совершенно удивительный и несущий отчетливое предсказание, приснился ночью двум консулам — Публию Децию Музу и Титу Манлию Торквату, — когда во время тяжелой и опасной Латинской войны они стояли лагерем у подножия Везувия. Во сне и тому и другому было дано одно и тоже предсказание, а именно, чтобы командующий первой армией и вторая армия были посвящены Манам[63] и Матери Земле. На следующее утро консулы совершили жертвоприношения, чтобы либо отвратить гнев богов, либо приблизить исполнение пророчества, если содержание сна совпадет с результатом гадания по внутренностям. Они договорились друг с другом, что тот командующий, чье крыло первым попадет в беду, должен своей жизнью умилостивить волю судьбы. Никто не отказался, но судьба выбрала Деция.[64]
7.4. А вот и другой сон, не меньшей важности для религиозных чувств общества. На Плебейских играх[65] один отец семейства выставил для наказания в цирке Фламиния, до того как появилась торжественная процессия, своего раба с колодкой на шее, которого высекли плетьми. Тогда Юпитер явился в сне некоему плебею, Титу Латинию, и повелел тому сказать консулам, что ему не нравится первый из хора танцовщиков на цирковых играх и что, если игры не будут повторены с подобающей торжественностью, Город подвергнется большой опасности. Тот, хотя и был достаточно богобоязненным, не решился, однако, обеспокоить высшую власть своим религиозным чувством и ничего не сказал. Тогда его сын был внезапно разбит болезнью и скончался. И опять во сне его вопросил тот же бог, достаточно ли ему наказания за пренебрежение волей божества, но Латиний продолжал упорствовать и совершенно ослабел телом. Тогда, по совету друзей, его отнесли на носилках к консулам на форум, а оттуда в сенат, где он по порядку рассказал обо всем, что с ним случилось. После этого, ко всеобщему изумлению, его ноги вновь обрели силу, и он сам отправился домой.
7.5. И следующее также нельзя обойти молчанием. Изгнанный из Города в результате заговора врагов Марк Цицерон[66] нашел прибежище на вилле на Атинской равнине. Там, заснув, он увидел во сне, что блуждает по бездорожному пустынному месту, где ему встретился Гай Марий в одеянии со знаками консульского достоинства и спросил, почему он путешествует с печальным лицом без определенной цели. Когда Марий услышал о несчастье, которое обрушилось на Цицерона, он взял его за правую руку и передал под опеку первого ликтора, наказав тому привести его к своей статуе, заметив, что ему там будет лучше отдыхать. В противном случае все так и останется; и это оказалось правдой, ибо как раз в храме Юпитера, воздвигнутого Марием, сенат выпустил постановление о возвращении Цицерона.
7.6. А вот Гай Гракх совершенно ясно был предупрежден во сне об ужасной предназначенной ему участи. Он увидел своего брата Тиберия, который сказал ему, что он никак не избежит гибели и погибнет той же смертью, что и он, Тиберий. Многие слышали этот рассказ от Гракха до того, как он погиб смертью брата на собрании трибунов. Также и Целий,[67] надежный автор римской истории, пишет, что разговор по этому поводу он слышал своими ушами, пока Гракх был еще жив.[68]
7.7. Следующий пример еще более ужасен. После того как при мысе Акции силы Марка Антония были разбиты, Кассий[69] из Пармы, принадлежавший к его партии, сбежал в Афины. Когда он глубокой ночью после всех своих тревог и забот лежал в постели, ему привиделся какой-то человек огромного роста в черном одеянии, с нечесаной бородой и длинными волосами. В ответ на вопрос, кто он такой, тот сказал: «κακόν δαίμονα» (злой даймон). Испуганный страшным видом и пугающим именем, Кассий позвал своих рабов и спросил, видели ли те, чтобы кто-либо с такой внешностью входил или выходил из спальни. Те ответили, что никто не ходил этим путем. Тогда Кассий вновь прилег и заснул. И опять такое же точно видение предстало перед его мысленным взором. Чтобы сон ушел, он приказал рабам внести светильники и не покидать его. Между той ночью и его казнью, напророченной ему Цезарем, прошло совсем немного времени.
7.8. Сон же римского всадника Гатерия Руфа, о котором я сейчас поведаю, был еще более отчетливым видением с очевидным исходом. Когда в Сиракузах проводились бои гладиаторов, он увидел во сне, как его пронзил ретиарий, и на следующий день на представлении рассказал об этом своим соседям. И случилось так, что на арену вывели ретиария[70] и мирмилона,[71] которые оказались совсем близко к нему. Увидев лицо ретиария, он сообщил соседям, что это, как он полагает, как раз тот человек, который заколол его во сне, и немедленно захотел уйти. Но они отговорили его и таким образом обрекли несчастного на гибель. А именно: ретиарий повалил мирмилона рядом с ним, а потом, когда хотел ударить своего распростертого противника, попал мечом в Гатерия и лишил его жизни.
Внешние примеры
Внешний пример 1. Ганнибалу по поводу мерзкого пролития римской крови привиделся как-то такой сон, что не только часы бодрствования, но и сам этот сон были враждебны для нашего государства. Приснился ему юноша ростом выше простого смертного, и он счел, что тот послан ему Юпитером, чтобы он возглавил завоевание Италии. Убежденный юношей Ганнибал поначалу последовал за ним, никуда не глядя, но некоторое время спустя со свойственным людям желанием увидеть запретное оглянулся и увидел огромного змея, сметающего все на своем пути, а вслед за ним разражались бури с раскатами грома и сверкающими в мрачном сумраке молниями. Изумленный, он спросил, какого рода это предсказание и что оно предвещает. Тогда проводник сказал ему: «Ты видишь разорение Италии, поэтому будь спокоен и оставь прочее на волю молчаливых судеб».[72]
Внешний пример 2. Насколько же удачно получилось у Александра, царя Македонии, когда он получил во сне предупреждение внимательнее относиться к своей жизни, тем более что сама судьба постановила вооружить его благоразумием, дабы избегал опасностей! Он увидел во сне несущую гибель правую руку Кассандра,[73] перед тем как почувствовал ее в момент смерти. Ему приснилось, что его убивает человек, которого он никогда раньше не видел. Затем, по истечении некоторого времени, Кассандр предстал перед ним, и внешнее сходство с ночным видением было очевидно. Когда же ему сказали, что это был сын Антипатра, он процитировал греческий стих, пренебрежительно отзывающийся о вере в сны, и отбросил прочь всякие подозрения насчет уже приготовленного для него яда, от которого, поданного рукой Кассандра, он, как считается, и умер.[74]
Внешний пример 3. Гораздо снисходительнее повели себя боги по отношению к поэту Симониду,[75] которого они поддержали спасительным предупреждением, укрепившим его проницательность. Причалив во сне к берегу, он обнаружил там незахороненное тело и приказал его похоронить. Этим сном он был предупрежден о том, чтобы не выходить в море на следующий день, и потому остался на берегу. А те, кто отчалили, прямо на его глазах погибли в волнах и буре, а сам он ликовал, поскольку предпочел доверить свою жизнь сну, нежели кораблю. Помня об этом благодеянии, он увековечил умершего в своем самом изысканном стихотворении, таким образом воздвигнув ему лучший и более долговечный надгробный памятник, чем если он был выстроен в незнакомых пустынных местах.
Внешний пример 4. Убедительное видение предстало во сне царю Крезу, причем такое, что сначала напугало его, затем принесло горе. Ибо привиделось ему, что один из двух его сыновей, Атис, который превосходил другого как в умственных способностях, так и в физических и которого он видел своим преемником, был унесен из жизни железным оружием. И вот, чтобы избегнуть этого предсказанного бедствия, Крез всячески стал проявлять отеческую заботу и внимание. Юношу обычно посылали в походы, но теперь его удерживали дома. У него был склад всех видов оружия: его также было приказано убрать. Его соратники обычно носили мечи — им запретили находиться рядом с ним. Но неизбежность все же открыла ворота рыданиям. А именно: когда огромных размеров кабан стал опустошать возделанные участки горы Олимп и убивать деревенских жителей, то для спасения от этой напасти были привлечены царские воины. Атис же принялся умолять отца позволить ему уничтожить зверя, убеждая, что это возможно, поскольку опасались жестокости железа, но не клыка. И вот, когда все горели желанием убить эту свинью, упрямый рок в своей беспощадности повернул копье, нацеленное на зверя, против Атиса, и выбор пал на уже запятнанную одним невольным убийством руку не кого-нибудь, но именно того, кому отец доверил безопасность сына и кого он очистил от предыдущего непредумышленного убийства жертвоприношением в благодарность богам за их доброту.[76]
Внешний пример 5. Кир Старший также явил отнюдь не пустое доказательство необоримой неизбежности рока. Его дед с материнской стороны, Астиаг, тщетно пытался освободиться от двух снов, связанных с рождением Кира и предвещавших ему власть над всей Азией. Он увидел во сне, что его дочь Мандана утопила в своей моче все азиатские народы. Поэтому он приказал выдать ее замуж не за знатнейшего из мидян, не позволив тем самым царскому достоинству проникнуть в его семью, но за перса среднего достатка. Астиаг понял, что предсказание относится к рождению Кира, особенно когда через некоторое время в другом сне увидел, как из чрева Манданы выросла виноградная лоза и разрослась так, что закрыла все части его владений. Он сам себя укорил в попытке, следуя людским советам, воспрепятствовать блистательной судьбе своего отпрыска, продиктованной небесами.[77]
Внешний пример 6. Пока Дионисий Сиракузский скрывался еще в частных владениях, некая женщина из Гимеры, из достаточно известной семьи, увидела во сне, как она взошла на небо. И там, обходя чертоги богов, она обнаружила мужчину мощного телосложения со светлыми волосами и веснушчатым лицом, закованного в цепи и распростертого у подножия трона Юпитера под его ногами. На вопрос, кто это, юноша, который был ее проводником на небесах, ответил, что он являет собой страшную судьбу Сицилии и Италии и что, как только его освободят от цепей, разрушит многие города. На следующий день она рассказала об этом сне. Тогда судьба, враждебно настроенная к свободе Сиракуз и жизни невинных людей, высвободила Дионисия из заключения и наслала его на мирную жизнь и покой, подобно раскату грома. Когда женщина увидела Дионисия, входящего в Гимеру, посреди толпы, которая приветствовала его, она закричала, что именно этого человека видела в своем сне. Об этом рассказали тирану, дав ему повод расправиться с ней.[78]
Внешний пример 7. Сон матери того же Дионисия оказался менее опасным. Пока она носила ребенка в утробе, ей приснилось, что она родит младенца-сатира. Посоветовавшись с толкователем предзнаменований, она получила ответ, что он станет самым знаменитым и могущественным из всех греков.[79]
Внешний пример 8. Карфагенский военачальник Гамилькар при осаде Сиракуз поверил услышанному во сне голосу, возвестившему, что на следующий день он будет обедать в городе. Радуясь, поскольку божество возвестило победу, он подготовил войско к сражению. Однако между сицилийцами и пунийцами вспыхнула ссора, и тогда сиракузяне быстрым натиском овладели его лагерем, а его самого в цепях доставили в город. И тогда, введенный в заблуждение не столько сном, сколько надеждой, он действительно пообедал в Сиракузах, но в качестве пленника, а не победителя, как рассчитывал.[80]
Внешний пример 9. Алкивиад также обнаружил свой конец в ночном видении, которому не поверил. Он обнаружил себя во сне завернутым в плащ свой подруги, а потом увидел себя в том плаще бездыханным и непогребенным.[81]
Внешний пример 10. Следующий сон более продолжителен, но заслуживает внимания из-за насыщенности зрительными образами. Два друга из Аркадии путешествовали вместе до Мегары. Один остановился в частном доме, а другой — в гостинице. Первый, который был в частном доме, увидел во сне, что товарищ умоляет прийти к нему на помощь, потому что держатель гостиницы заманил его в предательскую ловушку, и что он спасется от нависшей над ним беды, если друг его быстро вытащит. Пробужденный сном, этот человек вскочил с ложа и бросился искать гостиницу, где расположился его спутник. Но губительная судьба заставила его отказаться от своего благородного намерения как совершенно ненужного, и он вернулся в постель и вновь заснул. Тогда друг еще раз предстал перед ним, раненый, и стал убеждать его, поскольку он отказался помочь ему при жизни, отомстить за него после смерти. Потому что, как он объяснил, его, убитого владельцем гостиницы, в данный момент везут через городские ворота в телеге, заполненной навозом. Возбужденный повторяющимися мольбами своего друга, он кинулся к воротам, захватил повозку, описанную ему во сне, и добился того, что хозяин гостиницы был приговорен к самому суровому наказанию.[82]

О чудесах

8. Предисловие. Многие вещи происходили и в дневное время с людьми бодрствующими, даже если эти события были скрыты мраком и представлялись как сны. Поскольку невозможно выяснить, откуда приходят эти явления и где они зарождаются, правильно будет назвать их «чудесами». Из великого множества их вспоминается прежде всего следующее.
8.1. Когда диктатор Авл Постумий и вождь тускуланцев Мамилий Октавий столкнулись друг с другом у озера Регилл и ни одна армия при большом напряжении сил не пожелала отступить, Кастор и Поллукс, появившиеся в качестве защитников Рима, наголову разбили вражеские войска.[83]
Таким же образом и в Македонской войне Публий Ватиен из префектуры Реаты, совершавший ночной поход для защиты Города, вдруг увидел двух исключительно красивых юношей на белых конях. Они возвестили ему, что персидский царь день назад пленен Павлом. Когда он сообщил об этом сенату, его бросили в тюрьму за оскорбление величия и распространение ложных слухов. Но когда прибыло послание от Павла, что перс был действительно взят в плен именно в этот день, Ватиена выпустили из-под стражи, наградили землей и освободили от службы.
Кастор и Поллукс в то время осознавались как защитники римского государства: люди видели, как они смывали с себя и своих коней пот, заполнив им озеро Ютурна, и как без всякого участия человека распахнулись двери их храма вблизи источника.[84]
8.2. Для того чтобы оценить власть других богов, покровительствующих Городу, надо отметить, что долгие три года наше общество страдало от морового поветрия. Когда увидели, что ни божественная жалость, ни людская помощь не в состоянии положить конец этому продолжительному бедствию, жрецы позаботились проверить Сивиллины книги и поняли, что былое здравие может восстановиться, только если из Эпидавра будет привезен Эскулап. Отправленные туда послы поверили, что получили дар, предопределенный судьбой, и что это — единственно возможная помощь по причине репутации римлян, которая уже сделалась широко известной. И римляне не ошиблись в своем ожидании. Как они и просили, им была оказана активная поддержка, и эпидаврийцы без промедления проводили римских послов к храму Эскулапа, расположенному в пяти милях от города, и любезно пригласили их чувствовать себя свободными и выбрать для себя все то, что, как они полагают, было бы полезно для их страны. Даже образ самого бога немедленно явил свою милость по отношению к ним, подтвердив слова смертных небесным согласием. И даже змея, которую эпидаврийцы почитали как принадлежащую Эскулапу и которую редко видели, разве что по особому божественному соизволению, начала плавно скользить по наиболее оживленным кварталам города, осторожно вытягиваясь и по-доброму глядя по сторонам. Три дня все наблюдали за ней со священным трепетом, она же оказывала явное внимание наиболее знаменитым строениям и, таким образом, обозначила свой путь к римской триреме. Моряки были испуганы невиданным зрелищем, но она взобралась на корабль к тому месту, где стояла палатка посла Квинта Огульния, и совершенно невозмутимо свернулась в круг из нескольких колец. Послы после завершения своей миссии выразили благодарность и, получив наказы от опытных людей в отношении культа змеи, с радостью подняли якорь и отчалили. Чудесное путешествие привело их в Антий. Змея, которая оставалась на борту, скользнула вниз на землю и свернулась вокруг очень высокой пальмы, возвышающейся над ветвистым миртом в передней части храма Эскулапа. Три дня она олицетворяла собой гостеприимство храма в Антии, перед ней ставили еду, к которой она привыкла. Послы уже стали опасаться, как бы она не осталась здесь навсегда. Но в итоге она прибыла в наш город, и когда послы высадились на берегу Тибра, она переправилась на остров, где располагался храм Эскулапа, и прекратила моровое поветрие, так что именно в ней усмотрели лекарственное средство.[85]
8.3. Столь же добровольно прибыла в наш город и Юнона. Когда Фурий Камилл захватил Вейи, его воины, по приказу своего полководца, попытались снять с постамента статую Юноны Монеты, которую особенно там почитали, чтобы переправить ее в Рим. Один из воинов в шутку спросил у богини, не угодно ли ей прибыть в Рим, на что богиня ответила согласием. Услышав такое высказывание, все восприняли шутку как чудо и теперь уже поверили, что уносят не образ Юноны, но саму ее, как дар небес, и с радостью установили в той части Авентина, где мы теперь видим ее храм.[86]
8.4. Статуя Женской Фортуны была установлена близ четвертого милевого камня по Латинской дороге, ее почитали так же, как и посвященный ей храм. Когда римские матроны своими молитвами убедили Кориолана вернуться и не разрушать Город, богиня, говорят, не единожды, но дважды произнесла следующие исторические слова: «Правильно, матроны, вы доверились мне и правильно посвятили себя мне».[87]
8.5. Когда Валерий Публикола был консулом и, после изгнания царей, вел войну с жителями Вейи и этрусками, последние решили восстановить прежнюю значимость древнего рода Тарквиниев. Этруски и Тарквиний на правом фланге уже начали теснить римлян, как вдруг их охватил такой ужас, что они обратились в бегство, будучи уже победителями, да еще увлекли за собой вейянцев, посеяв панику и среди них. Объяснение этому нашли в чуде: будто бы неожиданно из Арсийского леса, расположенного неподалеку, раздался громовой голос, исходивший, как полагали, из уст Сильвана и возвестивший следующее: «У этрусков будет на одного павшего больше — римское войско победит». Посчитав число убитых и выяснив, что все так и есть, уверились, что это — чудо.[88]
8.6. А разве не достойна упоминания помощь Марса, обеспечившая победу римлян? Бруттии и луканы, обуянные сильнейшей ненавистью и собравшие большое войско, решили разрушить город Фурии.[89] Консул Гай Фабриций Лусцин защищал город с особым рвением. Войска с обеих сторон собрались на одном месте, битва проходила с переменным успехом, а римский гарнизон не отваживался вступить в сражение. Неожиданно появился юноша огромного роста и стал побуждать римлян к наступлению. Увидев, что те колеблются, он достал лестницу, проложил путь сквозь ряды врагов к их лагерю, установил лестницу и поднялся на крепостной вал. Затем, прокричав громовым голосом, что до победы остался лишь шаг, он собрал наших людей для захвата вражеского лагеря, а бруттиев и луканов — для защиты. Обе стороны, сошедшиеся в большом количестве, изнуряли себя в сражении с неясным исходом, как вдруг объявился тот же человек с оружием и сразил врагов, предоставив римлянам убить их или взять в плен. До двадцати тысяч были убиты, пять тысяч были захвачены вместе с двадцатью тремя знаменами Стацием Статилием, командующим обоими народами. На следующий день в честь тех, которые помогли в этой битве, консул объявил, что готов вручить венок за взятие вала человеку, благодаря которому был захвачен лагерь. Поскольку не нашлось никого, кто заявил бы свои права на награду, было решено, что сам отец Марс в это время пришел на помощь своему народу. В числе прочих знаков нашли украшенный двумя перьями шлем, который покрывал голову божества. По решению Фабриция была совершена благодарственная молитва Марсу, и увенчанные за храбрость воины с радостью засвидетельствовали ему свое почтение за его помощь.[90]
8.7. Теперь я сообщу о событиях, известных в свое время и сохраненных для потомства. А именно: Эней установил культ богов-покровителей, которых он доставил из Трои, затем его сын Асканий перенес их в Альбу Лонгу, которую он сам основал, потом их возвратили в прежнее святилище, и наконец, когда решили, что все произошедшее — дело рук людей, их снова отнесли назад в Альбу, посчитав, что такова их воля.
Не знаю, насколько сомнительными могут быть сообщения о передвижении или волеизъявлении бессмертных богов, свидетелями чему стали человеческие глаза и уши. Хотя я и не говорю ничего нового, кроме как рассказываю о делах, переданных потомками, но стоит поверить авторам, от которых до нас сохранились бессмертные письменные памятники, так как они недалеки от истины.
8.8. После упоминания о городе, из которого выросло наше сообщество, предстает перед нами божественный Юлий как счастливый потомок.[91] Гай Кассий, о котором всегда говорят в связи с отцеубийством, в битве при Филиппах стоял твердо и уверенно до тех пор, пока не увидел величественного Цезаря в облике человека — одетого в пурпурный плащ всадника, с грозным выражением лица. Устрашенный виденным, Кассий пустился в бегство, бросив сначала фразу: «Что мне еще сделать, если убийства недостаточно?» Нет, Кассий, ты не убил Цезаря, но раз ты нанес ему вред, пока он пребывал в человеческом теле, ты заслужил враждебность бога.
8.9. Когда Луций Лентул[92] проплывал мимо побережья, он увидел, как сжигают тело Помпея Великого, умерщвленного по вероломному приказу царя Птолемея, причем костер был сложен из досок лодки. Ему явилась сама Фортуна, покрасневшая от стыда за этот костер, и он, хотя и не знал о судьбе Помпея, спросил у товарищей по оружию: «Как знать, а не Помпея ли сжигают в этом пламени?» Это высказывание, посланное свыше, было чудом.[93]
8.10. Это — про человека и случай, а вот что исходило из уст самого Аполлона, когда правдивый оракул пифии предвосхитил смерть Аппия.[94] В гражданскую войну, когда Помпей разорвал дружбу с Цезарем и начал губительные для него действия вместо благоприятного содружества, Аппий решил узнать итог этого мощного потрясения. Используя свою власть (он был тогда наместником Ахайи), он заставил жрицу, сидевшую в Дельфах над священным ущельем, спуститься в самую его глубь, откуда исходили предсказания тем, кто спрашивал, однако для посредников вбирание божественного дыхания оказывалось губительным. И тогда девушка, убежденная в том, что божество находится в плену, спела ужасающим голосом про судьбу Аппия мрачно и запутанно: «Эта война, римлянин, — поведала она, — бесполезна для тебя. Ты попадешь во впадину Эвбеи».[95] Решив, что это — совет Аполлона не принимать участия в войне, он удалился в место, лежащее между Рамнами, известной частью Аттики, и Каристом на побережье Халкидского пролива, называемого «впадиной Эвбеи». И здесь перед битвой при Фарсале он и умер от болезни и был погребен в месте, предсказанном богом.
8.11. Вот еще случаи, которые можно назвать чудесными. Когда сгорела усыпальница салиев, на месте не нашли ничего неповрежденного, кроме авгурского жезла Ромула.[96] Также и статуя Сервия Туллия[97] осталась целой после пожара в храме Фортуны. Статуя Клавдии Квинты[98] в передней части храма Матери богов устояла нетронутой на пьедестале, тогда как святилище горело дважды: в консульство Публия Назики Сципиона и Луция Бестии и вновь в консульство Марка Сервилия и Луция Ламии.[99]
8.12. Костер Ацилия Авиолы также позволяет нам говорить о чуде. Доктора и слуги поверили, что он умер, и на некоторое время оставили его лежащим дома. Вспыхнул пожар, пламя охватило его тело, и тут он закричал, что жив, и позвал на помощь своего педагога, который один остался на месте. Но пламя разгорелось, и он не смог спастись от своей участи.[100]
Считается, что и Луций Ламия,[101] претор, также вскричал на костре.
Внешние примеры
Внешний пример 1. Менее удивительно в сравнении с вышеизложенным то, что случилось с Эром из Памфилии. Платон пишет,[102] что он десять дней лежал среди павших на поле битвы. Когда его на следующий день подобрали и положили на костер, он внезапно пришел в себя и рассказал о действительных чудесах, которые видел, пока был мертв.
Внешний пример 2. И раз уж мы перешли к внешним случаям, то вот в Афинах некий весьма ученый человек был ранен в голову камнем. Он остался жив, обладал цепкой памятью, но забыл лишь о своих письменных трудах, которым всецело себя посвятил. Ужасная боль, как показало тщательное изучение восприятия разума этого человека, становилась сильнее, когда он испытывал чувство радости, и ранение нанесло тяжелый вред тому, что он больше всего любил в себе, то есть в конце концов довело его исключительную ученость до похоронной процессии — ко всеобщему негодованию. Если бы он не был предназначен судьбой к усердным изысканиям, то было бы лучше, чтобы он никогда не получал доступа к ним, чем лишиться их.
Внешний пример 3. Еще более печален рассказ о следующем происшествии. Жена афинянина Навзимена застала своего сына и дочь, лежащими вместе. Подавленная таким чудовищным зрелищем, она потеряла голос и не смогла выразить свой протест в настоящем, а также в будущем. Те же искупили свою вину за грешный союз добровольной смертью.[103]
Внешний пример 4. Таким образом рок отнял голос; но немому атлету Эхеклу с острова Самос даровал благоприятное: когда тот был лишен своего звания и приза за одержанную победу, у него, возбужденного оскорблением, прорезался голос.[104]
Внешний пример 5. Доетойно удивления рождение Горгия из Эпира, мужа храброго и славного. Во время похорон его матери он выскользнул из ее чрева, и его неожиданный истошный крик заставил носильщиков остановиться в недоумении. Этот случай запомнился в его отечестве. Он же таким образом обрел дневной свет и колыбельку почти из погребального костра матери. Она его родила, когда, п© воле рока, уже почти умерла, а он родился, когда его уже несли хоронить.
Внешний пример 6. Врагу, желающему его уничтожить, Ясон[105] из Феры, по воле божественной судьбы, нанес рану. Он пронзил его мечом в месте нарыва, который никто из врачей не мог вылечить, и таким образом освободил от смертельной болезни.[106]
Внешний пример 7. Не менее благоволили бессмертные боги к Симониду, жизнь которого, спасенная от неминуемого кораблекрушения, была вновь спасена от падения дома. Когда он обедал со Скопасом в Кранноне, фессалийском городе, ему сказали, что два молодых человека, ждущие у двери, настоятельно просят его выйти к ним. Он вышел, но никого не нашел. А в этот момент обеденная комната, где пировал Скопас, обрушилась, поглотив хозяина и его гостей. Что может быть богаче этого счастья, которое не дало Симониду погибнуть в свирепых волнах и на земле?[107]
Внешний пример 8. Я охотно добавляю к вышесказанному пример с Дафнитом, чтобы все знали, насколько лучше петь славословия богам, чем недооценивать их божественность. Итак, он в своем учении следовал за своими учителями, которые назвались софистами, и был сторонником пошлых и циничных предположений. В Дельфах он в насмешку спросил у Аполлона, не сможет ли тот найти его коня, которого у него никогда не было. Оракул ответил, что Дафнит найдет своего коня, но это явится причиной его смерти. Он возвратился в приподнятом настроении, как будто услышал доброе предзнаменование. Дафнит прибился к царю Атталу,[108] который стал часто избегать его из-за несметных оскорбительных шуток. По приказу царя его сбросили с утеса, который назывался Лошадиным, и таким образом он расплатился за свою безумную душу, не останавливающуюся перед высмеиванием богов.
Внешний пример 9. Тот же оракул предупредил Филиппа, царя Македонии, чтобы тот опасался колесницы, запряженной четырьмя конями. Тогда он приказал, чтобы все колесницы в его царстве были расформированы, и всегда избегал местечка в Беотии,[109] которое называлось Колесница. И все же он не избежал опасного предсказания. А именно: на рукояти меча Павсания было выгравировано изображение колесницы, и от этого меча царь принял смерть.[110]
Внешний пример 10. Такая же фатальная обреченность, которая преследовала отца, преследовала и его сына Александра. А именно: когда Калан из Индии уже готовился к добровольному сожжению, Александр спросил его, имеет ли тот какое-либо поручение или хотел бы что-то сказать. «Я увижу тебя вскоре», — был ответ. И действительно, довольно скоро вслед за добровольным уходом из жизни Калана последовала смерть Александра.[111]
Внешний пример 11. По значимости чуда судьбу гребца можно сравнить со смертью царей. Один гребец из Тира вычерпывал воду в гексере,[112] когда волна смыла его с корабля. Но волна с другой стороны подхватила его и забросила обратно на корабль. Таким образом, несчастье смешалось со счастьем, оплакивание с поздравлениями.[113]
Внешний пример 12. Так что же? Неужели не должны быть причислены к чудесам насмешки природы над человеческим телом, будь они терпимы, или жестоки? Сын царя Вифинии Прузия звался так же, как и его отец.[114] Вместо ряда зубов у него цельная гладкая кость, что не было уродливым или неудобным для использования.
Внешний пример 13. Дочь царя Митридата и царицы Лаодики Дрипетина обладала двойным рядом зубов, очень уродливым. Она сопровождала своего отца в бегстве после разгрома его Помпеем.[115]
Внешний пример 14. Заслуживает внимания совсем не малое чудо, а именно глаза человека, который обладал столь острым и отчетливым зрением, что в Лилибее мог наблюдать отплытие флота из гавани Карфагена.[116]
Внешний пример 15. Еще удивительнее глаз — сердце Аристомена из Мессины. Афиняне захватили его после того, как он несколько раз хитроумно от них уходил, и за его невероятное лукавство вырезали у него сердце, которое оказалось наполненным волосами.[117]
Внешний пример 16. Поэт Антипатр из Сидона каждый год испытывал приступ лихорадки именно в день рождения. И, достигнув преклонных лет, он умер опять-таки в день своего рождения от болезни, которая посещала его всю жизнь.[118]
Внешний пример 17. Здесь уместно вспомнить философов Полистрата[119] и Гиппоклида.[120] Они родились в один день и следовали учению одного и того же учителя — Эпикура. У них было общее имущество, они вместе содержали школу и умерли в один день. И кто же может подумать, что такой союз волей судьбы, такая дружба была рождена, взращена и завершилась в лоне небесной Конкордии?[121]
Внешний пример 18. Почему случаются все эти странности с детьми самых могущественных царей, с блистательным вождем, общеизвестным талантливым поэтом, человеком выдающегося ума или человеком неясной судьбы, не может объяснить даже сама Природа, прародительница как доброй, так и злой материи. Или почему она в такой дружбе с козами, рожденными на Крите, которых, пораженных стрелами, излечила целебными травами, так что после вкушения они исторгли и стрелы и яд из своих ран? Или почему на острове Кефалления все животные ежедневно пьют воду, поддерживая себя, но вот Природа сделала так, что козы круглый год утоляют жажду, заглатывая ветры с неба? Или почему в Кротоне в храме Юноны она установила такой алтарь, пепел с которого не может сдуть никакой ветер? Или почему Природа пожелала, чтобы вода в Македонии, а также на Каленском поле приобретала бы свойства вина, так что любой человек пьянел от нее? Мы не должны этому удивляться, но должны хранить это в памяти, хотя бы для того, чтобы знали, что ее неограниченная власть оставляет неразрешимой проблему рождения всех явлений и вещей.[122]
Внешний пример 19. Поскольку мы коснулись явлений, превосходящих разумное понимание, давайте теперь припомним змею, обстоятельно и со свойственным ему красноречием описанную Титом Ливием. Он пишет, что в Африке, в реке Баграда, жила змея настолько огромная, что мешала войску Атилия Регула[123] пользоваться водой из реки. Многих воинов она поглотила, многих раздавила кольцами хвоста. Когда стало ясно, что ее невозможно пронзить копьями, использовали против нее осадные орудия, в частности баллисты, и в конце концов ее сразили частые удары камней. Все когорты и легионы, испуганные видом этой змеи даже больше, чем Карфагеном, сняли с берегов реки свои лагеря, потому что вся земля здесь была заражена кровью гадины, и пары, которые источало ее распростертое тело, загрязняли и заражали воздух. Ливий добавляет, что кожу этой змеи длиной в сто двадцать футов отослали в Рим.[124]

---

[1] ...разместить... здесь в надлежащем порядке... — в оригинале digerere — чтение Кемпфа, в рукописях deligere — собрать.
[2] ...по книгам оракулов Аполлона... — имеются в виду Сивиллины книги. Тарквиний Древний — полулегендарный римский царь (672-640 до н. э.).
[3] Постумий отправился не в Африку, но на Сицилию в 242 г. до н. э.
[4] Сложение полномочий Гая Фигула и Сципиона Назики относится к 163 г. до н. э. Детали по поводу этого и последующих примеров передает Плутарх в биографии Марцелла (5): «...Тиберий Семпроний, которого горячо любили в Риме за храбрость и безукоризненную честность, будучи консулом, назвал своими преемниками Сципиона Назику и Гая Марция, и те, приняв командование войсками, уже прибыли в свои провинции, как вдруг Тиберий, просматривая священные книги, случайно открыл старинный обычай, прежде ему не знакомый. Обычай этот состоял в следующем. Если должностное лицо наблюдает за полетом птиц в специально для этого нанятом за пределами города доме или шатре и, не получив надежных замечаний, вынуждено по какой-либо причине вернуться в город, надлежит отказаться от нанятого прежде помещения, выбрать другое и произвести наблюдения еще раз, с самого начала. Тиберий, как видно, об этом не знал и объявил упомянутых выше Сципиона и Марция консулами, дважды воспользовавшись одним и тем же шатром. Позже, обнаружив свою ошибку, он доложил обо всем сенату, который не пренебрег столь, казалось бы, незначительным упущением и написал новым консулам, а те, оставив свои провинции, быстро вернулись в Рим и сложили с себя власть. Но это случилось позднее, а почти в то же время, о котором рассказывается здесь, двое жрецов из числа самых известных лишились жреческого сана: Корнелий Цетег — за то, что, передавая внутренности жертвенного животного, нарушил должную очередность, Квинт Сульпиций — за то, что у него во время жертвоприношения упала с головы шапка, которую носят так называемые фламины. А когда диктатор Минуций (так иронически назван Фабий Максим. — С. Т.) назначил начальником конницы Гая Фламиния и вслед за этим раздался писк мыши, которую называют "сорика" (sorex), римляне отвергли и самого диктатора, и его начальника конницы и выбрали на их место других» (пер. С. П. Маркиша).
[5] Ср.: Ливий, XXVIII. 28.11.
[6] Марцелл захватил Кластидий в 222, а Сиракузы в 211 г. до н. э.
[7] Овальные щиты, — лат. arma ancilia.
[8] Ср. аналогичный рассказ у Ливия (V. 40).
[9] ...Перепоясавшись по-габински... — то есть так, чтобы руки остались свободными: вариант ношения тоги, заимствованный у жителей города Габии, специально для совершения жертвоприношений. Ср.: Вергилий. Энеида, VII. 612.
[10] См. также: Ливий, V. 46.
[11] Нума Помпилий — полулегендарный римский царь (715-672 до н. э.).
[12] Ср. в более подробном изложении аналогичную историю у Тита Ливия (XL.29): «В том же году на поле писца Луция Петилия у подножья Яникула пахарями были найдены два каменных ящика... На каждом ящике была надпись латинскими и греческими буквами: на одном —что в нем погребен римский царь Нума Помпилий... на другом — что в нем находятся книги Ну мы Помпилия. Когда хозяин поля, по совету друзей, открыл ящики, то первый, на котором значилось имя царя, оказался пустым... в другом же... содержалось по семь книг... Семь книг были латинскими... а семь — греческими, о науке мудрости того времени... Первыми прочитали эти книги друзья хозяина, присутствовавшие при находке, потом читавших стало все больше, о книгах пошли слухи, и тогда городской претор Квинт Петилий сам пожелал их прочесть и забрал их у Луция Петилия, — они не были чужими друг другу, потому что Квинт Петилий, еще будучи квестором, ввел Луция Петилия в декурию писцов. Посмотрев эти книги, он обнаружил, что многое в них подрывает основы богопочитания, и сказал Луцию Петилию, что намерен бросить эти книги в огонь, но предоставляет ему возможность вытребовать эти книги по суду или иными средствами, — причем нимало не изменит своего доброго к нему расположения. Писец обратился к народным трибунам, от трибунов дело перешло в сенат. Претор сказал, что готов поклясться: читать и сохранять эти книги не следует. Сенат почел такое обещание претора достаточным; книги же постановил сжечь в скорейшее время на Комиции, а хозяину их выплатить столько, сколько скажут претор Квинт Петилий и большая часть народных трибунов. Денег писец не принял. Служители при жертвоприношениях развели костер на Комиции, и на глазах у народа книги были сожжены» (пер. И. И. Маханькова). Событие имело место в 181 г. до н. э.
[13] История о Регуле, герое Первой Пунической войны (364-241 до н. э.) сохранилась в передаче многих римских писателей. Будучи консулом в 256 г. до н. э., он нанес карфагенскому флоту сокрушительное поражение при Экноме, высадился в Африке с войском в 15000 легионеров, но затем, благодаря удачным действиям спартанца Ксантиппа, нанятого карфагенянами, был разбит и взят в плен. Через пять лет Регул был послан карфагенянами в Рим для переговоров в сенате об обмене пленными и об условиях мира, но на деле произнес речь с призывом к^продолжению войны. Сохраняя верность своему слову, он возвратился в Карфаген, где, как гласит поздняя легенда, умер в страшных мучениях. Конкретно об этом см.: Тертуллиан. К мученикам, 4: «Плененный карфагенянами римский командующий Регул, желая, чтобы те заплатили за него множеством пленных, предпочел вернуться к врагу и, будучи посажен в деревянный ящик с торчащими из стенок гвоздями, испустил в страшных мучениях дух». См. также: Цицерон. Об обязанностях, 1.13.
[14] Битва при Каннах с Ганнибалом в 216 г. до н. э. закончилась сокрушительным поражением римского войска.
[15] Варрон был консулом в 216 г. до н. э.
[16] Ср. рассказ Ливия (1.7): «Тогда-то впервые и принесли жертву Геркулесу, взяв из стада отборную корову, а к служению и пиршеству призвали Потициев и Пинариев, самые знатные в тех местах семьи. Случилось так, что Потиции были на месте вовремя и внутренности были предложены им, а Пинарии явились к остаткам пиршества, когда внутренности были уже съедены. С тех пор повелось, чтобы Пинарии, покуда существовал их род, не ели внутренностей жертвы. Потиции, выученные Евандром, были жрецами этого священнодействия на протяжении многих поколений — покуда весь род их не вымер, передав священное служение общественным рабам. Это единственный чужеземный обряд, который перенял Ромул...» (Пер. В. М. Смирина). Петиций и Пинарии — два старца из Аркадии, которые прибыли в Италию вместе с Эвандром, мифическим внуком (или сыном) аркадского царя. Потиций, по Вергилию (Энеида, VIII. 268-270),— учредитель культа Геркулеса, род Пинариев стал хранителем этого культа. Аппий Клавдий Слепой исполнял обязанности консула (307, 296 до н. э.), цензора (312), был диктатором между 292 и 285 гг. За большую взятку он предложил Потициям отказаться от служения Геркулесу. Таким образом, угасание рода Потициев и ослепление Аппия воспринимались римлянами как небесная кара.
[17] Однокоренной греческий глагол α̉πόλλυμι означает «губить, умерщвлять».
[18] Публий Туруллий — один из убийц Цезаря. В том же 44 г. был квестором в Вифинии, в 43 г. вместе с Кассием командовал флотом, в 42 г., после битвы при Филиппах, вместе с Кассием и Клодием собрал флот на Востоке, а позднее примкнул к Антонию; тот же выдал его Октавиану, который велел его казнить.
[19] Квинт Фульвий Флакк — сын знаменитого полководца, также Квинта Фульвия Флакка, прославившегося во время Второй Пунической войны. Флакк младший был курульным эдилом в 184 г., консулом в 179 г., цензором в 174-173 гг. до н. э. По его инициативе в Риме было развернуто обширное строительство, построены новые дороги, мосты, улицы и храм Фортуны Эквестрис (букв. «Конной Фортуны»). Известен храм Юноны (Геры) Лацинии, находившийся в Кротоне, хотя, возможно, аналогичный храм был и в Локрах.
[20] Племин — иначе Племиний. Подробный рассказ о нем см. у Ливия (XXIX. 8-9).
[21] Там же, ΧΧΙΧ.18.
[22] Масинисса (ок. 240-149 до н. э.), царь Нумидии (Сев. Африка) с 201 г., объединивший восточные (где правил с 205) и западные части Нумидии. Получил образование в Карфагене. В период Второй Пунической войны (218-201) сначала (с 213) выступал на стороне карфагенян в борьбе с римлянами, но около 206 г. перешел на сторону римлян и с их помощью стал единоличным правителем всей Нумидии (восточную Нумидию он наследовал после смерти отца около 205). При нем нумидийское царство значительно укрепилось: расширились границы, выросли города, усилились торговые связи со всем Средиземноморьем. После смерти Масиниссы римляне разделили царство между тремя его сыновьями. Квинкверемы — военные корабли с пятью рядами весел.
[23] Дионисий Сиракузский Старший (ок. 430-367 до н. э.) — тиран Сиракуз с 405 г. Воевал с карфагенянами, прославился как крайне жестокий правитель, но одновременно и как спаситель западных греков. Умер от несварения желудка. Гелон (ум. в 478 до н. э.) в 491 г. до н. э. установил тиранию в Сиракузах и правил 17 лет. В 480 г. разбил карфагенян в битве при Гимере.
[24] Тимосифей — правитель острова Липара, крупнейшего из эолийских островов в южной части Тирренского моря. Римляне за этот поступок щедро вознаградили Тимосифея, распространив данные ему привилегии на его потомство. См. также: Diod. 14.
[25] В конце примера порча текста, переведено по смыслу.
[26] Событие датируется 390 г. до н. э. Ср. рассказ Ливия (V. 55 и след.).
[27] Когорта как тактическая единица тогда еще не существовала.
[28] Под царем Персом (в тексте Persa, должно быть Perseus), конечно, имеется в виду македонский царевич Персей, которого консул Луций Эмилий Павел разгромил в битве при Пидне в 168 г., после чего действительно справил в Риме великолепный триумф, продолжавшийся 3 дня.
[29] В конце примера порча текста, переведено по смыслу.
[30] Может быть, имеется в виду Цецилия Метелла. Рассказ заимствован у Цицерона (О дивинации, I. 104; II. 83).
[31] Гай Марий (156-86 до н. э.) — выдающийся римский полководец и общественный деятель, лидер партии популяров, победитель нумидийского царя Югурты, племен тевтонов и кимвров, враг Луция Корнелия Суллы, аристократа, вождя партии оптиматов.
[32] См. примерно аналогичный рассказ у Плутарха (Марий, 38-39).
[33] Битва при Фарсале между войсками Гая Юлия Цезаря и Гнея Помпея  состоялась  в 48 г. до н. э.
[34] Греческое выражение κατὰ βασὶλεα можно перевести двояко: «в честь царя», «сообразно царю», но и «против царя». Есть еще одно объяснение: некоторые издания дают вариант κατωβασίλεια, что можно понять как «царство мертвых». Отсюда — реакция Помпея и неясность в тексте Максима. Данный пример более нигде не встречается.
[35] Сын Латоны (гр. Лето) — бог Аполлон.
[36] Цитируются слова Патрокла у Гомера (Илиада, XIV. 849).
[37] Гай Кассий вместе с Брутом были разгромлены войсками Марка Антония и Октавиана в битве при Филиппах в Македонии в 42 г. до н. э. Кассий, потерпев на своем фланге поражение от Антония, покончил с собой.
[38] Лат. letum означает смерть, соответственно «захватить Лет» — «погибнуть». Ср.: Ливий, XLI.18. id
[39] Лат. Aeas несколько напоминает имя гомеровского героя Аякса (Ajas). Конечно, было послано изображение реки. Данный пример более нигде не встречается.
[40] Сервий Туллий — римский царь (578-534 до н. э.).
[41] Анк Марций — римский царь (640-616 до н. э.). Здесь — неточность: Танаквиль была супругой Тарквиния Древнего (он же Лукумон), этруска по происхождению, правившего в 616-578 гг.
[42] См. то же в изложении Ливия (1.39). Более древний вариант легенды повествует о зачатии Сервия Туллия от пламени (Овидий. Фасты, VI.631 и след.). У Цицерона (О государстве, 11.37) еще до Ливия встречается рационализация мифа: «Царь не мог не заметить искры ума, уже тогда горевшей в мальчике».
[43] Братья Гней и Публий Сципионы были разбиты войсками Гасдрубала и Магона, брата Ганнибала, в 212 г. О Луций Марций, принявшем командование, см. подробнее у Ливия (XXV. 37-39), который сообщает также разные сведения о потерях карфагенян (XXV. 39).
[44] Осада богатейшего южноэтрусского города Вейи действительно была очень затяжной и продолжалась 10 лет (406-396 до н. э.).
[45] Аналогичный рассказ см. у Ливия (V.15-18).
[46] Союзническая война (90-88 до н. э.) велась римлянами главным образом против марсов, но также и против сабеллов, луканов, самнитов и других племен.
[47] Антий — прибрежный город в Лации примерно в 40 км к югу от Рима.
[48] О знамениях перед началом Второй Пунической войны и о случае с Фламинием см. у Ливия (XXII. 1-3). Там же (XXII.7) — сведения о потерях римлян и карфагенян.
[49] Лавиния — дочь царя Латина, супруга легендарного Энея, прародителя римлян.
[50] Манцин был консулом в 137 г. до н. э. Под Нуманцией, кельтиберийским городом, он с войском попал в осаду, заключил с нумантийцами сепаратный мир, условий которого сенат не принял. Манцин был отправлен в Нуманцию в качестве своеобразной искупительной жертвы, там его не приняли, и только после совершения ауспиций ему разрешили возвратиться в Рим. См. подробнее: Цицерон. Об обязанностях, III. 30; Об ораторе, I.40.
[51] Не совсем ясно, что имеет в виду Максим. Тиберий Гракх, как известно, погиб в вооруженном столкновении на римском форуме. Тело его было сброшено в Тибр. Флавий — некий римлянин, предупредивший Тиберия о готовящемся против него заговоре. Магон — брат Ганнибала, по Ливию умер от раны, полученной в бою (XXX. 19). Согласно Аппиану (Ливийская война, XLIX. 211; LIX. 260), Магон еще года два провел в Лигурии; Зонара (IX. 13. 10) сообщает, что он доплыл до Африки, но был вновь отправлен в Италию; по Корнелию Непоту (Ганнибал, 8.1 и след.) Магон, как и Ганнибал, бежал из Карфагена и погиб в изгнании —то ли при кораблекрушении, то ли от рук собственных рабов. Плутарх в биографии Тиберия (19) рассказывает, что смертельный удар ему нанес его товарищ по должности, народный трибун Публий Сатуреи. Тогда наблюдается некоторое согласование с Непотом: и Гракх, и Магон погибли от рук известных им людей. Относительно места гибели неясность остается.
[52] Марк Клавдий Марцелл в 215 г. до н. э. действительно первым сумел нанести поражение Ганнибалу под городом Нолой. В 212 г. он захватил Сиракузы. Погиб в сражении с Ганнибалом в 207 г., будучи в пятый раз консулом вместе другим консулом, Криспином. Подробнее см. его биографию у Плутарха.
[53] Октавий и сторонник Гая Мария Цинна, были консулами в 87 г. до н. э. На деле именно Октавия обезглавили по приказу Цинны, то есть данное предзнаменование было словно переведено Цинной на Октавия.
[54] Марк Лициний Красс (115-53 до н. э.) — политический деятель и полководец. Погиб в походе против парфян в сражении при Каррах (северовосточная часть Месопотамии). В примере упомянут сын Красса — Публий Лициний Красс, который был легатом Цезаря в Галлии и другом Цицерона.
[55] Примерно то же о знамениях сообщается в «Записках о гражданской войне» (III.105. 3-105. 6).
[56] Сердце считалось обиталищем разума. См.: Цицерон. О дивинации, I. 119.
[57] Имеется в виду поход 480 г. до н. э. персидского царя Ксеркса против Греции, которая во время Максима была римской провинцией.
[58] Ср.: Геродот, VII.57: «Когда, наконец, все переправились и персы собирались уже следовать дальше, явилось им великое и чудесное знамение. Ксеркс не обратил на него, конечно, никакого внимания, хотя объяснить знамение было нетрудно: кобыла родила зайца. В данном случае истолковать его было легко: Ксеркс поведет свои полчища на Элладу со всей пышностью и великолепием, а возвратится в свою землю, спасаясь бегством, [как заяц]» (пер. Г. А. Стратановского).
[59] Во фрагменте порча текста — переведено по смыслу.
[60] Гиметт — знаменитая медоносная гора в Греции.
[61] Сражение при Филиппах между войсками Октавиана и Марка Антония с одной стороны и Брута и Кассия — с другой состоялось в октябре или ноябре 42 г. до н. э.
[62] Аналогичный рассказ см. у Веллея Патеркула (II.70.1 и II.57.2).
[63] Маны — боги подземного царства, или обожествленные души умерших.
[64] Ср. рассказ Ливия (VIII.6).
[65] Плебейские игры — на деле это были скорее всего Великие игры в честь Юпитера, справлявшиеся в первой половине ноября.
[66] Цицерон был изгнан из Рима в 58 г. до н. э.
[67] Целий Антипатр — автор II в. до н. э., сохранившийся лишь во фрагментах.
[68] Свой рассказ Максим заимствовал, видимо, у Цицерона. Братья Тиберий и Гай Гракхи погибли, соответственно, в 133 и 121 гг.
[69] Кассий — один из убийц Цезаря. Плутарх (Цезарь, 69; Брут, 36) сообщает, в частности, что Кассий закололся тем же мечом, которым в свое время нанес рану Цезарю.
[70] Ретиарии — разряд гладиаторов, вооруженных трезубцем, мечом или, скорее, кинжалом и сетью.
[71] Мирмилоны, или галлы — другой разряд гладиаторов, чей шлем украшало изображение рыбы mormylus; их выпускали обычно против ретиариев.
[72] Вероятно, предсказание можно датировать 218 г. до н. э., перед началом экспедиции Ганнибала в Итадию. Ср. аналогичные рассказы у Цицерона (О дивйнации, 1. 49) и Ливия (XXI. 22. 6-9).
[73] Кассандр, сын Антипатра, — один из диадохов Александра. Известно, что в 316 г. до н. э. он приказал казнить мать Александра, а в 310 — умертвить его жену, Роксану, и сына.
[74] Случай, в иных источниках не засвидетельствованный.
[75] Симонид (556-468 до н. э.) — греческий лирический поэт. Возможно, ему принадлежит фрагмент «Палатинской антологии» (VII.77).
[76] Более подробный рассказ см. у Геродота (I. 34 и след.).
[77] Там же: I. 107 и след.
[78] О том же рассказ Гераклида Понтийского у Тертуллина (О душе, XLVI).
[79] Ср.: Цицерон. О дивинации, I. 39.
[80] Там же: I. 50.
[81] Там же: II. 143. Алкивиад был убит в 404 г. до и. э. одним персидским сатрапом.
[82] Там же: I. 57.
[83] Битва при Регилльском озере состоялась в 499 или 496 г. до н. э. См. об этом рассказ Цицерона (О природе богов, ΙΙ. 6; III. 11).
[84] События Македонской войны датируются 168 г., равно как и история о Ютурнском озере. См. упоминания у Луция Аннея Флора (I. 28. 14), Минуция Феликса (7. 3) и Плутарха (Эмилий Павел, 25).
[85] См. также: Овидий. Метаморфозы, XV. 62-744 и след. Установление культа Эскулапа в Риме датируется 292 г. до н. э.
[86] Аналогичная история рассказана Ливием (V.22), только у него речь идет о Юноне Регине, храм которой освятил Камилл на Авентине. Храм Юноны Монеты находился на Капитолии. Событие датируется 396 г. до н. э.
[87] Подробнее историю о Кориолане см. у Ливия (11.40). Событие датируется 488 г. до н. э.
[88] Публикола и Луций Юний Брут стали первыми консулами в 509 г. до н. э. после изгнания последнего римского царя Тарквиния Гордого. Первоначально коллегой Брута был Луций Тарквиний Коллатин, которого затем сменил Публикола (иначе — Пупликола). Ср. рассказы Ливия (II.7) и Плутарха (Публикола, 9).
[89] Имеется в виду осада Фурий — колонии, основанной греками на месте города Сибариса в Южной Италии (444-443 до н. э.), — племенами бруттиев и луканов в 282 г. до н. э.
[90] налогичный рассказ см. у Аммиана Марцеллина (XXIV.4.24).
[91] Римляне полагали, что род Юлиев происходит из Альбы Лонги от Энея и Венеры.
[92] Лентул был консулом в 49 г. до н. э.
[93] Похожий рассказ встречается у Плутарха (Помпей, 80).
[94] Аппий Клавдий Пульхер был консулом в 54 г., погиб в 48 г. до н. э.
[95] Здесь, вероятно, игра слов: лат. coelum — небо и гр. κοίλη — впадина.
[96] О жезле Ромула см.: Цицерон. О дивинации, 1.30 и след.: 389 г. до н. э.
[97] О статуе Сервия Туллия: Ливий, XXIV.47; Овидий. Фасты, VI.625 и след.
[98] Римская матрона Квинта Клавдия была известна своей неоднозначной репутацией: Ливий, XXIX. 14; Овидий. Фасты, IV.305-348; Тацит. Анналы, IV.64.4 и след.
[99] Пожары в храме Матери богов случились в 111 г. до н. э. и в 3 г. н. э.
[100] Историю об Авиоле см. у Плиния Старшего (Естественная история, VII. 173).
[101] Ламия, близкий друг Цицерона, был претором в 43 или 42 г. до н. э.
[102] См.: Платон. Государство, Х. 614b.
[103] Более нигде не встречается.
[104] Иная версия у Авла Геллия (V. 9. 6).
[105] Ясон был правителем Фессалии, умер в 370 г. до н. э.
[106] Аналогичный рассказ приводят Цицерон (О природе богов, III. 70), Плиний Старший (Естественная история, VII. 166) и др.
[107] См.: 1. 7 Внешний пример 3. Тот же рассказ с некоторыми особенностями приводит Цицерон (Об ораторе, II. 352 и след).
[108] Аттал I — царь Пергама (241-197 до н. э.).
[109] Место в Беотии неизвестно.
[110] Ср.: Элиан. Пестрые истории, III. 45.
[111] Ср.: Цицерон. О дивинации, I. 47 и след.
[112] Гексера — корабль с шестью рядами весел.
[113] Более нигде не встречается.
[114] Имеется в виду второй сын Прузия II (ок. 182-149 до н. э.).
[115] Аналогичная история встречается у Аммиана Марцеллина (XVI.7.10).
[116] См.: Плиний Старший. Естественная история, VII. 85.
[117] Сердце считалось вместилищем разума. См.: Плиний Старший. Естественная история, ΧΙ. 185.
[118] См.: Плиний Старший. Естественная история, VII. 172.
[119] Полистрат был учеником Гермарха, приверженца школы Эпикура (Диоген Лаэртский, Х. 25).
[120] Гиппоклид ближе не известен.
[121] Конкордия — богиня согласия.
[122] Ср.: Цицерон. О природе богов, II. 126 и след.; Элиан. История животных, III. 12; Ливий, XXIV. 3. 7; Овидий. Метаморфозы, XV. 329-331; Плиний Старший. Естественная история, II. 230.
[123] О Регуле см. прим. к I. 1. 14.
[124] Ливий. Периохи, 18 и след. Случай датируется 266 г. до н. э.