Содержание

Аполлодор, сын Пасиона, выполнявший ревностно обязанности триерарха в течение положенного срока, оставался затем на этой должности еще долгое время, так как его преемник Поликл не явился вовремя на корабль; когда же он явился, то не. сразу принял корабль, выдвинув предлог, что он ожидает своего сотоварища по триерархии. Аполлодор требует, чтобы Поликл возместил ему расходы за такое большое время сверхсрочной триерархии.

Речь

(1) Разбирательство такого рода, как наше, требует, граждане судьи, от тех, кто должны будут вынести решение, особого внимания. Ведь это не только мой частный спор с Поликлом, но общее дело, важное для всего государства[1]. Там, где обвинение частное, а ущерб общий, не подобает ли вам, только выслушав обо всем, вынести правильное решение? Если бы я обратился к вам, вступив в спор с Поликлом по поводу какого-либо другого обязательства, то это был бы только мой спор с Поликлом. Но сейчас речь идет о передаче корабля и о расходах по сверхсрочной триерархии в течение пяти месяцев и шести дней, а также о законах - имеют они силу или нет?
(2) Мне кажется, что необходимо изложить вам все с самого начала. Во имя богов, граждане судьи, я прошу вас, не считайте, что я занимаюсь празднословием, если я буду излагать подробно и все мои расходы и все действия, как они совершались в надлежащее время и с пользой для государства. Если кто-нибудь имеет возможность доказать, что я лгу, пусть за счет отведенного для моей речи времени он изобличит меня, показав, в чем, по его мнению, я, выступая перед вами, погрешил против истины. Если же я говорю правду и никто не будет возражать, кроме моего противника, то я обращаюсь ко всем со справедливой просьбой: (3) те из вас, кто, неся военную службу, находились тогда там, вспомните сами и расскажите сидящим рядом о моем рвении, о событиях, происходивших с государством, о бедствиях того времени, чтобы вы из этого поняли, как я исполняю все, что вы предписываете. Те же, которые оставались здесь дома, пусть слушают молча то, что я излагаю вам, представляя в подкрепление каждого пункта, который я буду называть, законы и постановления совета и народа, а также свидетельства[2].
(4) В 24 день месяца Метагейтниона[3], в архонтство Молона в народном собрании были доложены многие важные дела. Вы вынесли решение, чтобы триерархи спустили корабли на воду. В числе триерархов был и я. Мне не следует много говорить о событиях, которые постигли тогда государство: вы сами должны вспомнить, что остров Тенос был тогда захвачен Александром[4], и жители его обращены в рабство, (5) а Милтокиф отложился от царя Котиса[5] и отправил послов к вам, желая заключить союз, прося помощи и обещая отдать Херсонес[6]. Жители Проконнеса[7], наши союзники, обратились к народному собранию, прося помочь и не допустить их погибели. Они заявляли, что жители Кизика[8] непрерывно ведут против них военные действия на суше и на море. (6) Об этом вы тогда слышали в народном собрании и от самих послов, и от тех, которые их поддерживали. В это же время купцы и судовладельцы готовы были отплыть из Понта на кораблях, но византийцы, халкедонцы[9] и жители Кизика, испытывая нужду в хлебе, перехватывали их суда. Видя, как в Пирее хлеб дорожает и его невозможно купить в достаточном количестве, вы приняли постановление, чтобы триерархи спустили на воду корабли и поставили их у мола. Вы постановили, чтобы члены совета и демархи составили списки демотов[10], выставили матросов, приняли меры к срочной отправке флота и всячески способствовали этому. Было решение также принять следующее постановление Аристофонта.
(Псефисма)
(7) Итак, вы слышали, граждане судьи, постановление. Когда же матросы, отобранные демотами, не явились ко мне, за исключением немногих, да и то негодных для службы, которых я отослал, то, заложив свое имущество и взяв под проценты деньги в долг, я первым собрал для своего корабля полный экипаж; я нанял насколько возможно хороших матросов, дав каждому из них большие подарки и жалованье вперед. Кроме того, я оснастил корабль за собственный счет, не взяв для этого ничего из общественных денег, и украсил его[11], насколько было возможно, прекрасней и великолепней, чем остальные триерархи. Я нанял также самых лучших гребцов, каких только мог. (8) Я, граждане судьи, не только потратился тогда на эту обременительную триерархию, но и сделал вовсе немалый предварительный взнос в счет эйсфоры[12], которую вы ввели по случаю отправки флота. Ибо тогда было постановлено вами, чтобы члены Совета составили списки тех демотов и владельцев недвижимости[13], которые предварительно внесут эйсфору за всех граждан дема. Мое имя было внесено в списки трех демов, так как мое имущество состоит из недвижимости. (9) Я первый заранее внес за других эйсфору, не отговариваясь тем, что я триерарх и не могу, мол, выполнять одновременно две литургии, и что это не разрешают законы[14]. Я так и не взыскал внесенную мной за других эйсфору, потому что, неся триерархию, я отсутствовал в это время в Афинах, а когда позднее вернулся, то застал такое положение: все, что можно было взыскать, было уже получено другими, а не взысканным оставалось только то, на что уже нельзя было рассчитывать. (10) В доказательство того, что я говорю правду, вам прочтут свидетельства тех, кто в это время взыскивал деньги на содержание воинов, свидетельства апостолеев[15], а также свидетельство о том, какое жалованье я платил ежемесячно гребцам и эпибатам[16], получая от стратегов деньги только на их пропитание. Будет засвидетельствовано, что я платил жалованье год и пять месяцев, за исключением только двух месяцев; будут названы нанятые моряки, и сколько каждый из них получил денег, чтобы вы составили себе представление и поняли, почему Поликл не захотел принять от меня корабль, когда у меня истек срок триерархии.
(Свидетельство)
(11) Итак, вы слышали прочтенное вам свидетельство о том, что я в моей речи говорил правду. Но и в том, что я намереваюсь говорить, вы должны будете согласиться со мной, что это правда. Ведь все согласны, что триера, можно сказать, перестает существовать, во-первых, когда экипажу не платят жалованья, а во-вторых, если во время похода она зайдет в Пирей. Тут начинается поголовное дезертирство, а те из моряков, кто и останется, не желают снова выходить в море, если им не заплатят дополнительно для того, чтобы они могли устроить свои домашние дела. И то, и другое произошло со мной, граждане судьи, так что триерархия обошлась мне очень дорого. (12) Ведь не получая 8 месяцев никакого жалованья для моряков, я приплыл сюда, имея на борту послов, ехавших на моем корабле, потому что он был самым быстроходным. Отсюда я снова срочно отплыл, потому что решением народа мне было приказано доставить на Геллеспонт стратега Менона вместо смещенного Автокла[17]. Взамен сбежавших матросов я нанял других, дав им большие подарки и жалованье вперед. Тем же из прежних матросов, которые остались служить у меня, я сверх полученного ими прежде дал еще кое-что для устройства их домашних дел и чтобы им было что оставить дома. Я хорошо понимал их трудное положение, каким тяжелым оно было для каждого. (13) Я сам был очень стеснен в средствах, и никто мне, клянусь Зевсом и Аполлоном, пожалуй, не поверит, кроме разве того, кто тщательно следил за моими делами. Заложив участок земли Трасилоху и Архенею, взяв у них взаймы под проценты 30 мин и раздав их морякам, я отплыл, чтобы выполнить, насколько от меня зависит, все, что приказал народ. Услышав об этом, народ вынес постановление в мою честь и пригласил меня на обед в пританей[18]. А то, что я говорю правду, об этом вам прочтут свидетельство и постановление народа.
(Свидетельство. Псефисма)
(14) Когда же мы прибыли на Геллеспонт, закончился срок моей триерархии. Воинам было выдано жалованье только за два месяца; сюда прибыл новый стратег, Тимомах, но он не привез с собой преемников для триерархов. Многие из моей команды, пав духом, удалились, бросив корабль: одни, собираясь наняться на военную службу на материке, другие же бежали на корабли фасосцев и маронитов[19], соблазненные повышенным жалованьем и получив много денег вперед. (15) Они видели, что я уже истратил все, что имел, что афинское государство ни о чем не заботится, союзники сами в безвыходном положении, а стратегам нельзя доверять, так как многие их обманывали, что время триерархии уже кончилось, а они все еще не отправляются домой, и что мой преемник, от которого некоторые ожидали облегчения, все еще не является на корабль. Насколько я, благодаря своему рвению, удачно укомплектовал корабль лучшими гребцами, настолько теперь это привело к тому, что у меня дезертировало матросов больше, чем у других триерархов. (16) Ведь у них, кроме всего прочего, те, что были призваны на корабль по списку[20], оставались, надеясь на возвращение домой, куда их должен был отпустить стратег. Мои же матросы, полагаясь на свои способности гребцов, отправлялись туда, где рассчитывали получить больше денег[21]: они считали, что богатство, полученное сегодня, для них важнее, чем страх перед тем, что Когда-нибудь в будущем они попадут в мои руки[22].
(17) Так вот, когда со мной приключилось все это, стратег Тимомах приказал мне плыть в город Гиерон[23] для сопровождения кораблей с хлебом, но он не выдал никакой платы. Когда же было объявлено, что жители Византия и Халкедона снова принялись захватывать корабли и заставляют их выгружать зерно, я занял взаймы деньги у Архимеда из Анафлиста[24] - 15 мин под проценты. Кроме того, я получил морской заем[25] от случившегося на Сеете[26] судовладельца Никиппа - 800 драхм на условиях, что если судно благополучно вернется в Афины, ему будет возвращен капитал и еще 1/8 в виде процентов. (18) Затем я послал пентеконтарха[27] Евктемона в Лампсак[28], дав ему деньги и письма к гостеприимцам моего отца, и велел нанять как можно лучших матросов. Сам же, оставшись в Сеете, дал оставшимся у меня морякам, которые у меня служили раньше, сколько имел денег, хотя срок моей триерархии уже истек. Я нанял дополнительно за полную плату других матросов; стратег же в это время готовился к походу на Гиерон. (19) Когда Евктемон прибыл из Лампсака, приведя моряков, которых он там нанял, стратег приказал нам отплывать. Случилось так, что Евктемон внезапно заболел и был в очень тяжелом состоянии. Отдав ему его жалованье и прибавив деньги на дорогу, я отправил его домой, а сам, взяв другого пентеконтарха, отплыл для сопровождения зерна. Там я оставался 45 дней до тех пор, пока после появления Арктура[29] корабли не проследовали из Понта. (20) Прибыв в Сеет, я надеялся отправиться на корабле домой, так как мой срок истек и я выполнял триерархию уже два месяца лишних, а мой преемник так и не явился на корабль. Но стратег Тимомах, когда к нему явились послы маронитов и попросили сопровождать их нагруженные зерном корабли, приказал нам, триерархам, взять эти суда на буксир и. тащить их в Маронею на далекое расстояние через открытое море.
(21) Я изложил вам все с самого начала для того, чтобы вы знали, сколько я истратил денег, сколь значительна была моя литургия и сколько денег я еще истратил вместо Поликла, исполняя триерархию сверх срока вследствие того, что он не явился на корабль. Вам следует также знать, какие опасности я претерпел вследствие бурь и от врагов. Ведь после того, как я сопровождал суда в Маронею и прибыл на остров Фасос, приплывший сюда вместе с фасосцами Тимомах решил послать зерно и пельтастов[30] в Стриму[31], собираясь захватить там для себя территорию[32]. (22) Марониты выступили против нас на кораблях, защищая эту землю, и были уже готовы вступить в бой; наши же воины, проделавшие долгое плаванье, отбуксировав суда С Фасоса в Стриму, утратили последние силы. К тому же наступило время зимних бурь, местность эта не имела гавани, вся земля вокруг была вражеской, так что нельзя было даже сойти на берег и приготовить обед. У стены расположились наемники и соседние варвары, так что пришлось стоять на якоре в открытом море, проводя ночь голодными и без сна, карауля, чтобы на нас не напали триеры маронитов. (23) Вдобавок в ночной час в такое время года начался дождь, гром, и поднялся сильный ветер. Это было как раз то время, когда заходят Плеяды[33]. Разве вы, граждане судьи, не знаете, какое малодушие овладевает воинами при таких обстоятельствах? Какое началось бегство среди моих людей! Служившие у меня давно моряки перенесли много, а получали мало; к тому, что каждый получил от меня прежде, я добавил теперь сколько мог, взяв взаймы под проценты. Стратег же не выдавал им даже достаточно пищи на каждый день. Прошли уже три месяца моей сверхсрочной триерархии, а Поликл все еще не явился на корабль. Я же нанял моряков вместо бежавших, снова взяв деньги под проценты.
(24) У Поликла, единственного из всех сменивших нас триерархов, не было никакого оправдания для его длительной неявки на корабль. Евктемон, пентеконтарх, когда я его по болезни отправил домой, услышал, приплыв туда, что моим сменщиком является Поликл. Зная, что время моей триерархии истекло и я исполняю обязанности уже сверхсрочно, Евктемон взял с собой моего тестя Диния и, подойдя на рынке в Пирее[34] к Поликлу, потребовал от него, чтобы он как можно скорей отправился к своему кораблю: ведь мои ежедневные расходы, помимо денег, которые давал на пропитание команды корабля стратег, были очень велики. (25) Евктемон перечислял ему по пунктам и выдаваемое ежемесячно жалованье гребцам, эпибатам и матросам, которых он сам нанял в Лампсаке, и жалованье тем, которые появились на корабле позднее вместо сбежавших, и еще то, что я по их просьбам, когда у меня истек срок триерархии, добавил каждому из моряков, служивших у меня с самого начала, а также прочие ежедневные расходы на .корабль. Евктемон все это хорошо знал, так как, будучи пентеконтархом, производил все покупки и все траты. (26) Об оснастке корабля он сказал Поликлу, что она вся принадлежит мне и что ничего государственного на корабле нет.
"Так что, - сказал он, - или подумай, как с ним сговориться, или, отправляясь в путь, захвати с собой корабельную оснастку. Но я думаю, - сказал он, - что Аполлодор не станет с тобой спорить. У него здесь денежный долг, с которым он захочет расплатиться, истратив на это стоимость оснастки".
Когда Поликл услышал это от Евктемона и моего тестя Диния, он ничего не ответил на их слова; согласно их рассказу, Поликл, рассмеявшись, произнес: "Мышь только что отведала дегтя: хотела стать афинянкой"[35].
(27) После того, как Поликл, выслушав Евктемона и Диния, не обратил внимания на их слова, к нему позднее подошли еще ахарнянин Пифодор и Аполлодор из Левконои[36], мои добрые друзья, и потребовали от него, чтобы он отправился в путь и принял корабль. Они также говорили ему об оснастке, что она у меня вся собственная и на корабле нет ничего государственного. (28) "Если ты хочешь ею пользоваться, - сказали они, - оставь деньги здесь и не рискуй, везя их туда с собой"[37]. Они говорили это, рассчитывая выкупить мой участок, отдав 30 мин Архенею и Трасилоху[38]. Они хотели написать Аполлодору документ об износе оснастки и поручиться за меня, чтобы у нас с Поликлом было заключено соглашение, такое же, как у остальных триерархов с их преемниками[39]. А то, что я говорю правду, об этом вам будут прочтены свидетельства.
(Свидетельства)
(29) Так вот, я полагаю, что сумею доказать вам, опираясь на многие доводы, что Поликл ни тогда не собирался принять от меня корабль, ни даже после того, когда мы своим постановлением заставили его отправиться к месту стоянки; придя туда, он не пожелал принять его от меня. Когда он прибыл на Фасос[40], я уже четвертый месяц оставался триерархом сверх срока. Взяв как можно больше свидетелей из граждан, а также эпибатов и гребцов, я подошел к нему на Фасосе, на горе, и потребовал от него, чтобы он, как мой преемник, принял от меня корабль и оплатил расходы за время моей сверхсрочной триерархии. (30) Я собирался представить ему счет в присутствии свидетелей расходов, каковыми были моряки, эпибаты и гребная команда, по каждому пункту в отдельности, так, чтобы я мог тотчас опровергнуть его, если бы он стал в чем-либо возражать. Счет у меня был составлен настолько точно, что были записаны не только сами расходы, но и указано, кому были уплачены деньги и за что. Там было указано и какая была цена, и в какой монете, и сколько именно было уплачено за обмен денег - все, чтобы я мог точно доказать преемнику, если он сочтет, что я как-то обманываю его в расчетах. (31) Я собирался даже скрепить перечисление моих расходов клятвой. Но когда я предложил это сделать по всей форме, он ответил, что его нисколько не заботит то, что я говорю. В это время служитель пришел от стратега и приказал отплыть на корабле мне, а не этому моему преемнику, который уже должен был выполнять свою литургию. Причину этого я объясню вам в моей речи дальше. Тогда же я решил выполнить приказание и отплыть, куда он велел. (32) Когда же я вернулся на Фасос, отведя корабли в Стриму, как было приказано стратегом, я велел матросам, эпибатам и гребной команде оставаться на корабле, а сам, сойдя на берег, отправляюсь к дому, где остановился стратег Тимомах, так как хотел передать полностью укомплектованный корабль вот этому Поликлу также в присутствии стратега. (33) У стратега я застаю Поликла, триерархов и их преемников[41], также некоторых других граждан. Войдя, я тотчас же перед лицом стратега обратился к Поликлу и потребовал от него принять от меня корабль и возместить мне расходы за сверхсрочную триерархию. Я также запросил его о корабельной-оснастке - купит ли он ее у меня или он явился на корабль, имея свою собственную. (34) Когда я предъявил ему такое требование, он стал меня спрашивать, почему это я, единственный из триерархов, имею собственную оснастку. "Неужели, - говорил он, - в Афинах не знают, что некоторые люди в состоянии представить оснастку для кораблей за собственный счет, так чтобы государству не приходилось самому на нее тратиться?[42] Что же получается, - продолжал он, - ты настолько превосходишь всех своим богатством, что только у тебя одного из триерархов есть и собственная корабельная оснастка, и отделанные золотом украшения корабля? (35) Кто сможет, - воскликнул он, - выдержать твою безумную расточительность? Ведь и команда у тебя развращена и привыкла заранее получать большие деньги, наслаждаться свободой, мыться в бане, а не выполнять положенные ей на корабле обязанности! Эпибаты и гребцы пребывают у тебя в роскоши и получают полностью большую плату. Ты стал в войске рассадником скверны и несешь долю вины за то, что у остальных триерархов воины развратились, добиваясь того же, что имеют твои. Ты обязан был действовать так же, как и остальные триерархи".
(36) Когда он сказал это, я ответил ему: "Я потому не стал брать с верфи оснастку, что ты ее сделал негодной[43]. Но если желаешь, возьми мою; если не хочешь, готовь оснастку для себя сам. Если же ты утверждаешь, что я развратил матросов, эпибатов и гребцов, то, приняв триеру, набери себе сам других матросов, эпибатов и гребцов, которые поплывут с тобой, не взяв за это никакой платы. Но корабль прими, потому что мне уже не положено выполнять обязанности триерарха. Ведь и срок моей триерархии истек, и я уже четыре месяца выполняю ее сверхсрочно". (37) Когда я сказал ему это, он отвечает, что еще не прибыл на корабль его сотоварищ по триерархии: "А один я триеру не приму", - сказал он.
А то, что сказанное мною вам - правда, и что он мне и раньше отвечал, что его не заботит то, что я говорю, да и в доме, где остановился Тимомах, он заявил, что не примет корабль - об этом вам прочтут свидетельства.
(Свидетельства)
(38) Так как, граждане судьи, Поликл не пожелал принять от меня корабль и не возмещал мне расходы за время моей сверхсрочной триерархии, а стратег приказал мне отплыть, я в присутствии стратега, подойдя в гавани Фасоса к Поликлу, в то время как на триере находились все матросы, сделал ему следующее предложение (хотя оно не было справедливым и давало ему выгоду, но в данных обстоятельствах у меня не было другого выхода).
(39) "Так как, Поликл, - начал я, - ты говоришь, что твой сотоварищ по триерархии не прибыл, то издержки за четыре месяца моей сверхсточной триерархии я, если только смогу, взыщу с него. Ты же, приняв корабль, первым делом выполняй обязанности триерарха в течение своего срока - шести месяцев. Если за это время к тебе прибудет твой сотоварищ, то, отбыв свою повинность, ты передашь корабль ему. Если же он не явится, то с тобой не случится ничего страшного, если ты будешь выполнять триерархию два месяца сверх срока[44].(40) Я выполнял обязанности триерарха полный срок и за себя и за моего сотоварища, и был триерархом за вас двоих еще и сверх срока. Так неужели ты не считаешь нужным даже в свой собственный срок, приняв корабль, выполнять литургию и возместить мне мои расходы?" Когда я это сказал, Поликл ответил мне, что я говорю вздор. Стратег же приказал мне взойти на корабль и отплыть. А что он действительно ответил так, прочти мне свидетельство.
(Свидетельство)
(41) Я желаю сообщить вам еще одно обстоятельство, чтобы вы знали, насколько бесспорно были попраны мои права. Ведь в это самое время преемниками триерархов Гагния и Проксикла были назначены Мнесилох из дема Перифоидов[45] и Фрасиерид анафлистиец[46]. Когда Фрасиерид не прибыл на корабль, Мнесилох, явившись на Фасос, принял триеру от Гагния, (42) заключив с ним соглашение, он возместил ему расходы по сверхсрочной триерархии за то время, в которое тот тратил свои средства вместо преемника по триерархии. Он взял у Гагния в аренду корабельную оснастку, а сам выполнял обязанности триерарха. Позднее люди, явившиеся от Фрасиерида, возместили Мнесилоху свою долю расходов и дальше участвовали в тратах на нужды корабля. Прочти мне свидетельство об этом.
(Свидетельство)
(43) Вы, пожалуй, хотели бы, граждане судьи, услышать объяснение, почему, несмотря на то что законы на этот счет очень строгие, стратег не заставил Поликла принять корабль, хотя он и прибыл к нему в качестве моего преемника. Причину этого я хочу раскрыть вам полностью. Прежде всего Тимомах хотел, чтобы у него была хорошо оснащенная, готовая для любой нужды триера.
(44) Он знал, что Поликл, если только он примет корабль, будет плохим триерархом. В его распоряжении не будет ни матросов, ни эпибатов, ни гребцов. Ни одного человека у него не останется! К тому же, если бы он приказал ему отправиться в плавание, не выдав денег, то Поликл не снялся бы с якоря, как это сделал я, но причинил бы ему немало хлопот. Кроме того, он взял у него в долг 30 мин на условии не принуждать его принять корабль.
(45) Я хочу показать вам ясно, какова была главная причина того, что он гневался и преследовал меня, и даже ни разу ни по какому поводу не дал мне никаких объяснений. Вам следует знать, что я ставил афинский народ и его законы выше моих тогдашних выгод и выше могущества Тимомаха. Я терпел и обиды на словах, и притеснения в делах - все то, что было мне даже более тяжело, чем расходы[47]. (46) Ведь когда флот располагался у Фасоса, прибыл на остров из македонской Мефоны[48] вспомогательный корабль, доставивший посыльного и письмо от Каллистрата к Тимомаху, в котором, как я позднее узнал, было требование направить к нему самую быстроходную триеру[49], чтобы Каллистрат мог приплыть на базу. На следующий день на рассвете явившийся ко мне служитель доставил мне приказ собрать моряков на корабль. (47) Когда команда собралась, Каллипп, сын Филона[50], из дема Эксоны[51], взошел на корабль и приказал кормчему держать путь в Македонию. Когда мы подплыли к берегу противолежащего материка, к эмпорию фасосцев и, высадившись, стали готовить завтрак, ко мне подошел один из матросов, Калликл, сын Эпитрефа, из Фрии[52], и сказал, что хочет переговорить со мной об одном деле, которое меня касается. Я предложил ему рассказать, и он заявил, что хочет, как может, отблагодарить меня за то, что я помог ему, когда он был в нужде. (48) "Ты знаешь, - спросил он, - куда сейчас плывешь?" Когда я ответил, что не знаю, он сказал: "А я тебе скажу, потому что, услышав это, тебе придется хорошенько подумать. Ты должен будешь доставить дважды приговоренного афинянами к смерти изгнанника Каллистрата[53] из Мефоны на Фасос к его свойственнику Тимомаху". "Я узнал об этом, - сказал он, - от рабов Каллиппа. Ты же, если хочешь поступить благоразумно, не позволишь изгнаннику взойти на корабль: ведь законы этого не разрешают"[54]. (49) Услышав это от Калликла, я отправился к Каллиппу и спрашиваю, куда это он собирается плыть и за кем. Он высмеял меня и стал мне грозить (а как именно, вы легко можете себе представить, так как хорошо знаете его нрав). Я ему говорю: "Мне сказали, что ты плывешь за Каллистратом. Так вот, никакого изгнанника я не повезу и не поплыву за ним: ведь законы не разрешают принимать приговоренных к изгнанию, а нарушителя предписывают подвергнуть тому же наказанию. Поэтому я поплыву обратно на Фасос к стратегу".
(50) Когда матросы взошли на корабль, я говорю кормчему, чтобы плыл на Фасос. Каллипп стал возражать и приказывал плыть согласно распоряжению стратега в Македонию. Кормчий Посидипп отвечает ему, что триерархом является Аполлодор, и он отвечает за корабль; он же получает жалованье от Аполлодора, поэтому и поплывет туда, куда приказываю я, то есть на Фасос к стратегу.
(51) Когда на следующий день мы прибыли на Фасос, Тимомах вызывает меня туда, где он расположился, вне пределов городской стены. Я же, опасаясь, что по навету Каллиппа он ввергнет меня в оковы[55], не подчиняюсь, но говорю служителю, что если Калипп хочет со мной беседовать, то застанет меня на агоре. Вместе со служителем я посылаю раба на случай, если Тимомах захочет мне что-либо приказать, чтобы тот, выслушав, сообщил мне. (52) То, что я сейчас вам изложил, граждане судьи, и было причиной того, что Тимомах не стал заставлять Поликла принимать корабль; кроме того, он и сам желал пользоваться моей триерой, как самой лучшей. Он убедил Фрасилоха из Анагирунта[56] сдать в аренду Каллиппу, как триерарху, ту триеру, на которой плавал сам Тимомах[57], чтобы Каллипп[58], будучи там полновластным начальником, мог привести Каллистрата. Сам же Тимомах, взойдя на мой корабль, плавал на нем повсюду, пока не прибыл на Геллеспонт.
(53) Когда же триеры ему уже не были нужны, он прислал ко мне на корабль начальником Ликина из Паллены[59], распорядившись, чтобы тот ежедневно выдавал деньги матросам; мне он приказал плыть домой. По пути домой, находясь у острова Тенедос, Ликин, которому это было приказано Тимомахом, не выдал матросам деньги на пропитание (от утверждал, что у него их нет, но что он получит их из Митилены); воинам не на что было приобрести пропитание, а без пищи они не могли грести. (54) Тогда я, взяв с собой свидетелей из числа граждан, явился к Поликлу, находящемуся на Тенедосе, и стал требовать от него, чтобы он, как мой преемник, принял корабль и отдал мне деньги за сверхсрочную триерархию, которые я истратил, исполняя эту должность за него после окончания моего срока. Я сделал это, чтобы у него не было предлога оправдываться перед вами, будто я не пожелал передать ему корабль, честолюбиво стремясь приплыть домой на отличной триере и выставить таким образом напоказ перед вами мои расходы.
(55) Когда он отказался принять корабль, матросы стали требовать деньги, чтобы купить продовольствие, я со свидетелями снова подошел к нему и стал его спрашивать, пустился ли он в плаванье, имея при себе деньги, чтобы принять триеру, или же не собирался этого делать. Когда же он ответил, что прибыл с деньгами, я стал требовать от него, чтобы он дал мне деньги в долг под залог оснастки корабля: тогда у меня будут средства для расплаты с матросами, чтобы доставить корабль домой[60] раз уж он, хотя и является моим преемником, не желает принимать триеру. (56) На это он мне ответил, что не одолжит мне ничего. Взяв деньги у Клеонакта и Эперата, тенедосских ксенов моего отца, я раздал их матросам на пропитание. Благодаря тому, что я сын Пасиона, который был со многими в дружеских связях и снискал доверие в Элладе, мне нетрудно было найти, к кому обратиться с просьбой о займе.
А в доказательство того, что я говорю правду, я представлю свидетельства.
(Свидетельства)
(57) Вам прочли все свидетельства о случившемся, какие я мог представить: они подтверждают, что я многократно пытался передать корабль Поликлу, а он не желал его принимать. Кроме того, приведя убедительные доводы, я сделал для вас очевидными причины, почему он не хотел принять триеру. Я хочу также, чтобы прочли закон о тех, кто сменяет триерархов, чтобы вы знали, какие серьезные наказания установлены для тех, кто не примет корабль в установленный срок. Таким образом, Поликл нарушил не только мои интересы, но пренебрег и вами и вашими законами. (58) Из-за него оказалось невозможным осуществить все то, что нужно было сделать для государства и для союзников. Ведь он не явился согласно закону на корабль, а когда явился, не пожелал его принять[61]. Я же выполнял литургию и в свой срок, и за моего сотоварища по триерархии, а когда мой срок закончился, а стратег приказал мне плыть к Гиерону, я сопровождал на корабле хлеб для афинского народа, (59) чтобы вы могли покупать его в изобилии, и чтобы из-за меня у вас не было ни в чем недостатка. Я выполнил также все остальное, что от меня и от моей триеры потребовал стратег, не только расходуя собственное имущество, но и сам плавая на корабле и рискуя жизнью, в то время как у меня дома произошло такое, что, услышав об этом, вы меня пожалеете.
(60) Пока я отсутствовал, моя мать болела и была при смерти: она не могла помочь мне, обремененному всеми этими расходами, кроме как в очень немногом. На шестой день после того, как я прибыл, она испустила дух, повидав меня и поговорив со мной. Но она уже не могла распорядиться имуществом[62], чтобы передать мне то, что она хотела. Прежде она неоднократно посылала за мной, прося, чтобы я приехал сам, если уже невозможно прибыть с триерой. (61) Моя жена, которую я ценю превыше всего[63], во время моего отсутствия тоже долго была нездорова; дети были маленькими, а имущество обременено долгами. Земля в этот год не принесла никаких плодов: вода, как вы знаете, исчезла в колодцах, и даже овощи не выросли в огороде. Когда закончился год, заимодавцы стали являться за процентами, если должник не вносил деньги в соответствии с соглашением. (62) Я слышал об этом из уст прибывавших из дома, а кое-что узнавал из писем от близких. Как вы думаете, в каком я был состоянии и сколько слез пролил, то размышляя о своих делах, то стремясь душой к детям, жене и матери, которую я уже не надеялся застать живой. Ведь что для нас бывает дороже (семьи), и ради чего еще человеку стоит жить, если он лишится ее?
(63) Когда все это случилось, я все же не поставил свои личные дела превыше ваших: я счел, пусть тратятся деньги, пусть домашние дела остаются в пренебрежении, пусть болеют жена и мать, лишь бы никто не обвинил меня в дезертирстве, в том, что моя триера не принесла для государства пользы.
(64) За все за это я теперь прошу у вас, чтобы подобно тому, как я явил себя послушным законам и полезным для афинян, чтобы и вы сейчас также, позаботившись обо мне, не забыли всего того, что я изложил и, вспомнив свидетельства, которые я представил, и постановления народа, помогли мне, потерпевшему несправедливость, отомстили за себя самих и взыскали те деньги, которые я истратил вместо Поликла. Кто, спрашивается, пожелает ревностно нести вам службу, если увидит, что нет от вас ни награды честным и послушным, ни возмездия подлым и разнузданным. (65) Вам прочтут и закон, и по отдельности перечень моих расходов за время сверхсрочной триерархии, которую я нес вместо Поликла, и список дезертиров с корабля, где кто сбежал и сколько у него было от меня денег, чтобы вы знали, что ни сейчас, ни раньше я не говорил никакой неправды. Я считаю, что в течение определенного законами срока следует выполнять литургии, тех же, кто пренебрегает вами и законами, и не желает повиноваться, следует, изобличив на суде, покарать. (66) Знайте же, что Поликла вы покараете не столько за меня лично, сколько ради самих себя. Вы не только проявите этим внимание к триерархам, уже отслужившим свой срок, но позаботитесь о тех, кому еще предстоит нести эту службу, так, чтобы ни отправляющие литургию не впадали в отчаяние, ни те, кого назначили их преемниками, не пренебрегали законами, а отправлялись на корабли в срок, когда будут назначены. Приняв во внимание это, вам следует вынести правильное и справедливое решение обо всем.
(67) Я рад был бы узнать, граждане судьи, какого мнения были бы вы обо мне, если бы, когда Поликл не явился на корабль по истечении срока, я бы не остался триерархом по распоряжению стратега, а отплыл домой на корабле. Разве вы не разгневались бы на меня и не сочли бы, что я совершаю преступление? Но если тогда вы негодовали бы на меня за то, что я не продолжил мою триерархию сверх срока, разве не следует вам сейчас взыскать с него в мою пользу расходы, которые я нес вместо него из-за того, что он не принял корабль.
(68) А теперь вам прочтут свидетельство: что Поликл не принял корабль не только у меня одного; уже прежде он был сотоварищем по триерархии Еврипида, и между ними было соглашение, что каждый будет плавать на корабле шесть месяцев. Когда же Еврипид отплыл на корабле, а затем срок истек, Поликл не принял от него триеру.
(Свидетельство)[64]

* * *

В этой речи истцом был также Аполлодор. Разбирательство касалось его триерархии в 362-361 г. еще до того времени, как были образованы симмории триерархов. В обязанности триерарха входило командовать во время похода триерой, которую ему предоставляло государство. Он получал в свое распоряжение также оснастку корабля и экипаж (200 человек), которых государство должно было кормить и выплачивать им жалованье. Однако оснастка часто оказывалась в неудовлетворительном состоянии, да и взыскать ее с предшественника по триерархи было нелегко (см. речь "Против Эверга и Мнесибула". XLVII). Для того, чтобы иметь хороший экипаж, приходилось добавлять к жалованью моряков из собственных средств. Стратеги крайне неаккуратно выплачивали жалованье и деньги на пропитание экипажа, и триерархам, чтобы избежать дезертирства, приходилось выдавать деньги из собственного кармана.
Аполлодор начал свою службу в качестве триерарха в сентябре 362 г. Начиная с конца V в. обязанности триерарха могли быть разделены между двумя гражданами, и у Аполлодора тоже был сотоварищ по триерархии, о котором в речи ничего больше не говорится. Аполлодор должен был нести обязанности триерарха целый год. По истечении этого срока его преемник Поликл не явился, а затем, появившись, не принял триеру от Аполлодора, который был вынужден продолжать нести свои обязанности и связанные с ними расходы. Такое положение продолжалось в течение пяти месяцев, и теперь Аполлодор требует от Поликла возмещения расходов. По афинским законам против Поликла можно было также выдвинуть обвинение в государственном преступлении в порядке исангелии, и Аполлодор в § 57 нашей речи упоминает такую возможность (ср. LI. 8), однако в данном судебном процессе разбирается только гражданский иск к Поликлу. Не исключена возможность того, что Аполлодор извращает в своей речи действительную картину событий и на самом деле он не передал корабль Поликлу из тщеславия (желая возвратиться в Афины на этой образцово оснащенной триере), а теперь требует с Поликла возмещения расходов (см. § 52).
Датировка речи определяется следующими соображениями. В § 6 Аполлодор говорит о 361/360 годе так, как не называли непосредственно предшествующий год - ε̉ν ε̉κείνω τω̃ ε̉νιαυτφ так что, по-видимому, время произнесения речи не могло было ранее июля 359 г. (афинский год начинался в июле).
Из афинских военачальников, участвовавших в описываемых событиях, Аполлодор судился также с Тимархом, Меноном, Автоклом и Калиппом. Ср. речь "За Формина". (XXXVI. 53). Он привлекал их к ответственности по государственному делу, так что правильная оценка речи против Поликла должна быть связана с этими процессами.

[2] Ср. аналогичное обращение в речи «Против Эверга» (XLVII. 44).

[3] В середине сентября 362 г. О месяце Метагейтнионе см. выше примеч. 4 к речи XLII.

[4] Тиран города Фер Александр, державший в то время в руках всю Фессалию, вступил в 363 г. в союз с фиванцами. О захвате им одного из Кикладских островов Теноса мы больше ничего не знаем; это, очевидно, произошло в период между приходом Александра к власти в 369 г. и 362 г.

[5]  Котис — фракийский царь, вступивший в конфликт с афинянами на Херсо-несе Фракийском. О нем и его сопернике Милтокифе см. также речь «Против Аристократа» (XXIII. 104, 169).

[6]  Закрывающий вход из Эгеиды в Пропонтиду полуостров Херсонес Фракийский имел для афинян первостепенное значение, так как, владея этим полуостровом, они обеспечивали снабжение своего государства хлебом.

[7]  Проконнес — остров в Пропонтиде (Мраморном море).

[8] Кизик — город на южном берегу Пропонтиды.

[9] Халкедон — город на восточном берегу Боспорского пролива, напротив Византия (Константинополя, совр. Стамбула).

[10]  Демархи составляли списки граждан своего дема (демотов), а члены Совета 500, очевидно, контролировали их каждый в своем деме.

[11]  Украшения делались на носу и на корме корабля.

[12] Аполлодор предварительно внес чрезвычайный военный налог, т. е. так называемую проэйсфору. См. введение к речи XLII.

[13] Имеются в виду те собственники недвижимости, которые не принадлежали к числу демотов.

[14] См. речь «Против Лептина» (XX. 19).

[15] См. выше: речь «Против Эверга» (XLV1I. 26 и примеч. 15 к ней). Апо-столеи ведали оснащением и отправкой флота.

[16] Эпибатами называли морскую пехоту, т. е. десантные войска, доставляемые по морю. Этот термин, часто встречающийся в дальнейшем, невозможно перевести одним словом.

[17] Против Менона и Автокла Аполлодор выступал обвинителем в связи с их деятельностью как стратегов, о чем упоминается в речи «За Формиона» (XXXVI. 53).

[18] Приглашение на обед в пританей (здание, где заседали пританы) было почетной наградой для граждан и иностранцев, оказавших большие услуги государству. Пожизненным правом обедать с пританами пользовались в Афинах, например, победители на Олимпийских играх и потомки тираноубийц Аристогитона и Гармодия.

[19] Фасосцы — жители лежащего в северной части Эгейского моря острова Фасоса. Марониты — жители города Маронея, на южном побережье Фракии.

[20] О призыве граждан на службу моряками см. выше, § 6 и 7.

[21] Возможно, автор имеет в виду службу у сатрапов Малой Азии.

[22] В этом случае дезертиры могли быть наказаны по закону (см.: Андокид. I. 74), но привлечь их к ответственности было нелегко, тем более что среди них могли быть и не афинские граждане.

[23] Гиерон — название различных мест, где находились святилища (Ιερόν). Скорее всего, здесь упомянут город на азиатском берегу Боспора — место, где афинский флот располагался, чтобы защитить суда, везшие зерно из Северного Причерноморья (ср. речь «Против Лакрита». XXXV. 10); комментатор Мёррей (Loeb) считает, что речь идет о Гиероне, лежащем на восточном берегу Боспора Киммерийского, т. е. пролива, соединяющего Понт с Азовским морем.

[24] Анафлист — дем филы Антиохиды.

[25] Морской заем означал заем в поддержку рискованной морской экспедиции и предусматривал поэтому высокий процент (свыше 1/8 капитала).

[26] Сеет — город на европейском берегу Геллеспонта.

[27] Пентеконтарх — начальник над 50 гребцами.

[28] Лампсак — город на азиатском берегу Геллеспонта.

[29] Созвездие Арктура появляется на небе в регионе Эгейского моря во время осеннего равноденствия. Это время считалось благоприятным для плавания. См.: Гесиод. Труды и Дни. 663 и след.

[30] Пельтасты — легковооруженные пехотинцы.

[31] Стрима — город на побережье Фракии, северней Маронеи.

[32] Цель, которую преследовал Тимомах, не совсем понятна. Возможно, он заботился об убежище для Каллистрата (см. ниже, §48 сл.).

[33] Плеяды исчезают с ночного неба в ноябре.

[34] О находившемся в Пирее оптовом рынке (deigma) см. выше, речь «Против Лакрита» (XXXV. 29). На этом рынке выставлялись образцы товаров, откуда и происходит его название.

[35] Эта поговорка применялась к тем, кто попал в беду из-за собственного неразумия (ср.: Феокрит. XIV. 51). Поликл издевается здесь над Аполлодором, который стал афинским гражданином стараниями получившего права гражданства Пасиона, а теперь должен за эти права расплачиваться.

[36] Левконоя — дем филы Леонтиды.

[37] Такого рода операции практиковались нередко. Ср.: Исократ. Трапедзи-тик. XVII. 35 и след.

[38] О том, как Аполлодор заложил участок земли Трасилоху и Архенею, см. выше, § 13.

[39] Характер упомянутого документа и смысл поручительства не совсем ясны. По-видимому, поручители должны были дать гарантию в том, что оснастка судна годна к употреблению.

[40] Постоянным местопребыванием стратега был остров Фасос.

[41] Из этого места видно, что не только Поликл, но и другие преемники триерархов явились с опозданием, о чем оратор раньше умалчивал.

[42] Смысл заявления Поликла не совсем понятен. Не исключена возможность порчи рукописного текста в этом месте.

[43] Следует предположить, что Поликл исполнял обязанности триерарха также в год, предшествующий триерархии Аполлодора.

[44] Из этого места ясно, что единоличное исполнение обязанностей триерарха приравнивалось к двойному сроку совместной службы.

[45] Перифоиды — дем филы Ойнеиды.

[46] Возможно, это тот же Фрасиерид, который упоминается-в речи «Против Тимофея» (XLIX. 43). По-видимому, этот человек взял на себя обязанности триерарха, получив за это вознаграждение от гражданина, которому выпало нести эту литургию (ср. LI. 7).

[47] Вернувшись в Афины, Аполлодор выступил против Тимомаха с политическим обвинением. См.: XXXVI. 53.

[48] Мефона — город в Македонии, лежащий на берегу Фермейского залива.

[49] Ср.: Ксенофонт. Греческая история. I. 6, 36.

[50] Каллипп, сын Филона, упомянут в речи «За Формиона» (XXXVI. 53).

[51] Эксона — дем филы Кекропиды.

[52] Фрия — дем филы Ойнеиды.

[53] Против этого Каллистрата было выдвинуто обвинение в порядке исангелии, но он спасся, уйдя в изгнание   (tunepud. IV. 1; Ликург. I. 93). Аналогичная судьба постигла впоследствии и покровительствовавшего ему Тимомаха (Эсхин. I. 56 и схолии к этому месту). .

[54] Изгнанникам, вернувшимся в Афины без разрешения, полагалась смертная казнь.

[55]  Во время военного похода стратег имел право арестовывать своих подчиненных (Аристотель. Афинская полития. 61. 2).

[56] Анагирунт — дем филы Эрехтеиды.

[57] Увлекшись стремлением объяснить причины враждебности Тимомаха к Аполлодору, оратор не замечает, что приводимый им довод противоречит его построению: ведь Калликратиду было бы легче послать корабль из Мефоны на Фасос за своим свойственником, если бы во главе этого корабля стоял дружественный ему Поликл, а не неуступчивый Аполлодор.

[58] О неблаговидном поведении Каллиппа рассказано в приписываемой Демосфену речи «Против Каллиппа» (LII).

[59] Паллена — дем филы Антиохиды.

[60] Как видно из дальнейшего, Аполлодор отправился в Пирей все-таки на своей триере, что опровергает обвинения, будто Тимомах имел целью воспользоваться его быстроходной триерой.

[61] Аполлодор намекает на то, что после того как он столь превосходно исполнял обязанности триерарха, Поликлу невыгодно было на этом фоне принять на себя его обязанности и быть его преемником (§ 10, 34 и след.).

[62] В действительности мать Аполлодора, по-видимому, оставила завещание, которое Аполлодор оспаривал. См. речь «Против Стефана» (XLV), где он вообще отзывается о матери крайне непочтительно.

[63] В речи «За Формиона» (XXXVI) оратор утверждает, что Аполлодор тратил большие деньги на гетер. Ср., однако: «Против Неэры» (LIX. 2).

[64] Сходная с этой неожиданная концовка встречается также в речи «Против Калликла» (LII).