Речь написана Демосфеном для своих клиентов Евктемона и Диодора в 355 г.

Содержание Либания

В Афинах было два Совета. Один из них, Совет Ареопага, был постоянным и судил дела о предумышленных убийствах, нанесении увечий[1] и тому подобных преступлениях; другой занимался государственными делами. Последний менялся через год и состоял из 500 членов, достигших возраста, при котором можно было избираться на эту должность. Существовал закон, согласно которому этот Совет должен был строить новые триеры, а если он не выполнял своего долга, то он лишался права просить народ о награде. На этот раз Совет не построил триер, но Андротион составил проект псефисмы для народного собрания о награждении Совета венком. За это он был привлечен к суду по обвинению в нарушении законов; обвинителями же выступили его враги Евктемон и Диодор. Первую речь произнес Евктемон, затем выступил Диодор в качестве второго обвинителя.
Обвинители прежде всего заявили, что псефисма была внесена на обсуждении народа без предварительного обсуждения Советом. Существовал ведь закон, согласно которому ни одна псефисма не должна была ставиться на обсуждение народа без предварительного одобрения Советом: Андротион уже в нарушение этого закона внес свое предложение без одобрения Совета. Кроме того, был нарушен закон, согласно которому Совет, не построивший триер, лишался права пробить народ о награде. А поскольку Совету в этом случае было запрещено даже просить народ о награде, ясно, что не могло быть и речи о его награждении. На указанные законы они ссылаются по существу самого дела, другие же два обвинения они выдвигают против личности обвиняемого. По первому из них Андротион обвиняется в разврате; согласно другому же он обвинен в задолженности государственной казне. Обвинители требуют лишения его гражданской чести на основании обоих этих обвинений: ведь он занимался проституцией и не выплатил отцовского долга казне.

Другое содержание

(1) У афинян были разнообразные представители власти, из которых одни назначались по жребию, другие - путем поднятия рук, третьи были просто выборными. По жребию назначались судьи, путем поднятия рук в народном собрании избирались стратеги, выбирались же хореги. Из выбиравшихся по жребию людей составлялся Совет пятисот, который мы называем так в отличие от Совета Ареопага. Различий между ними было три. Первое состоит в том, что Совет пятисот решает государственные дела, а Совет Ареопага разбирает только дела об убийстве. Если же кто-нибудь возразит, что Совет Ареопага занимался и государственными делами, то на это мы скажем, что он собирался для решения государственных дел только тогда, когда возникала крайняя необходимость. Второе отличие состоит в том, что Совет пятисот состоял из ограниченного числа членов, а Совет Ареопага - из неограниченного. Как сообщают некоторые ораторы, в число его членов ежегодно включались девять архонтов; другие же сообщают, что только шесть фесмофетов. Дела о разврате разбирали шесть фесмофетов. Было еще три архонта: один - архонт-эпоним, именем которого назывался год, второй - архонт-царь, который разбирал дела, связанные с сиротами, и дела об оскорблении святынь, третий - архонт-полемарх, ведавший военными делами. Фесмофеты занимали свою должность только один год и до вступления в должность подвергались проверке, отчитываясь за всю прошлую жизнь: и если она оказывалась безупречной во всех отношениях, они занимали свою должность в течение одного года. Если обнаруживалось, что они во всем соблюдали справедливость, находясь на своем посту, они включались в Совет Ареопага (по этой причине Ареопаг не ограничивал числа своих членов). Если же вопрос решался в отрицательном смысле, они из Ареопага изгонялись. Третье различие состоит в том, что состав Ареопага был постоянным, тогда как состав Совета пятисот менялся через год. Из Совета Ареопага никто не изгонялся за исключением разве случая, когда член его совершал тяжкое преступление.
Поскольку предметом нашего рассмотрения является не Совет Ареопага, а Совет пятисот, необходимо знать, как он правил государством. (2) Надо помнить, что афиняне вели счет месяцам не по движению солнца, как это делаем мы, а по движению луны. Солнечный год содержит 365 дней так, что месяц оказывается состоящим из 30 дней с третью и еще двенадцатой частью. Десять раз по тридцать будет триста, два раза по тридцать будет шестьдесят. Остается пять дней. Третья часть дня от каждого из двенадцати месяцев в сумме составит четыре дня. Остается один день. Двенадцатая часть от каждого из двенадцати месяцев составит один день.
Год, рассчитываемый по движению луны, содержит 354 дня. Отсюда вытекает, что месяц лунного года содержит двадцать девять дней с половиной. Десять раз по двадцать - двести, дважды по двадцать - 40, десять раз по девять - 90, дважды по девять - 18, и половина дня от каждого из двенадцати месяцев, составит шесть дней. Все вместе они составят 354 дня, что меньше солнечного года на 11 дней. Восполняя эти 11 дней, афиняне через каждые три года вставляли високосный месяц из 33 дней. Итак, год, рассчитываемый по движению луны, содержит 354 дня. Четыре дня афиняне называли днями выборов должностных лиц, в течение которых Аттика не имела правящих магистратов: в эти дни они выбирались. (3) Совет пятисот правил, таким образом, 350 дней. Поскольку Совет состоял из большего числа членов и решение государственных дел было затруднено, он разделялся на десять частей соответственно десяти филам, по 50 В каждой части (столько членов Совета выдвигала каждая фила). Таким образом, пятидесятая часть Совета правила всеми остальными гражданами в течение 35 дней. Эти 35 дней составляли десятую часть года: десять раз по 30 будет триста, десять раз по пять будет пятьдесят. Но так как и 50 человек, в свою очередь, составляют слишком большое число людей, чтобы они все вместе могли управлять государством,[2] эти пятьдесят делились на пять частей по 10 человек. Каждая десятка правила 7 дней, и каждый из десяти, по жребию, правил в свой день, пока не истекали все семь дней. Получалось же так, что три из десяти оказывались непричастными к управлению.
Каждый из тех, кто правил в течение дня, назывался эпистатом. По какой же причине он правил только один день? Ему доверялись ключи от Акрополя и: вся казна государства, и ему разрешалось править только один день, чтобы у него не возникло стремления к захвату тиранической власти над государством.
Надо знать и то, что эти пятьдесят человек назывались пританами, дежурная десятка - проедрами, а тот один человек - эпистатом. Перейдем теперь к содержанию настоящей речи.
(4) Существовал обычай, согласно которому Совет пятисот, получив от народа деньги, строил новые триеры. Был также закон, по которому Совет, хорошо исполнивший, по мнению народа, свои обязанности, награждался венком. Совет же, о котором говорится в этой речи, получив государственные деньги, триер не построил, но во всех прочих делах проявил себя достойным образом. Оратор Андротион, являясь простатой этого Совета, составил псефисму о награждении Совета венком. Против этой псефисмы как противозаконно составленной выступили
Евктемон и Диодор, враги Андротиона. (5) Существо дела, по которому ведется судебный спор, закреплено в письменном виде, и при рассмотрении принимаются в расчет будущие времена - следует ли так поступать в будущем или же не следует, то есть можно ли награждать подобный Совет венком или же этого делать нельзя. Поскольку для того, чтобы разобраться в существе спорных вопросов, затронутых в речи, нам необходимо знание правовых основ аргументации, остановимся вначале на аргументах обвинителей. Евктемон и Диодор выступают с аргументами против псефисмы, ссылаясь на четыре закона. Первый гласит, что нельзя предлагать народу псефисму без предварительного одобрения ее в Совете. Поскольку народ был многочисленным и часто оказывался обманутым, не имея возможности тщательно изучить предлагаемое ему решение (не Содержит ли оно какого-нибудь надувательства), постановления вначале поступали на рассмотрение Совета пятисот, и этот Совет их рассматривал - не содержится ли в них какого-либо злого умысла или чего-нибудь вредного. После этого они поступали на рассмотрение народа. Итак, Андротион должен был вначале обратиться со своей псефисмой в Совет. Но он этого не сделал, так как уже заседал Совет нового состава, и он боялся, как бы не возникло разногласий. Ведь каждый охотно обвинит своего предшественника по должности в том, что он дурно исполнял свои обязанности. Второй закон гласит, что Совет, который не построил триер, не имеет права добиваться награды - венка. Согласно третьему закону, лицо, уличенное в проституции, не имеет права заниматься политической деятельностью (Андротион, уличенный в этом преступлении, не имел права участвовать в политической жизни). Четвертый закон запрещает участвовать в политической жизни лицу, задолжавшему государственной казне." "Ты же, Андротион, задолжал казне и, следовательно, не имеешь права заниматься политической деятельностью".
Скажем теперь о том, к каким оправданиям прибегнул обвиняемый. Что касается первого закона, то Андротион, оспаривая мнение обвинителя, апеллирует к обычаю, заявляя, что победил обычай предлагать на рассмотрение народа псефисму без предварительного рассмотрения в Совете. Против второго закона он выдвигает закон, согласно которому, если народ решит, что Совет достойно исполнил свои обязанности, он награждается венком. Оставшиеся два закона он считает не имеющими к нему отношения, заявляя, что его не имеют права привлекать к суду по таким обвинениям.
(6) Некоторые пытались отнести эту речь к роду таких, где предметом спора является противоречие в законе. "Здесь, - говорят они, - столкнулись два закона в связи со сложившимися обстоятельствами, и из этих законов нарушен один вследствие того, что приведен в действие второй". На это мы отвечаем, что там, где предметом спора являются законы, противоположные по смыслу, не нарушается ни один из них: мы рассматриваем лишь вопрос о том, какой закон должен быть отвергнут. В данной речи этого нет. Один из законов уже нарушен, а именно тот, который запрещает Совету, не построившему триер, добиваться награды. Это не свойственно спору о противоречащих друг другу законах, здесь дело заключается в противоречивости самих законов. (7) Необходимо учитывать, поскольку обвинителями выступают двое, из которых один старше возрастом, а другой моложе, что честь произнесения первой речи отдается старшему. Здесь Евктемон, являясь старшим, произносит речь первым, выступая с введением, рассказом о существе дела, и частично с доказательствами. Диодор же, человек необразованный, воспользовался настоящей речью, составленной для него Демосфеном. Эта речь является второй по порядку и содержит то, о чем не говорил Евктемон.

Речь

(1) Точно так же, как Евктемон, граждане судьи, пострадавший по вине Андротиона, ныне полагает своим долгом и за себя отомстить, и государству помощь оказать, я попытаюсь сделать то же самое, если только это будет в моих силах. И хотя на долю Евктемона выпали многочисленные и тяжкие обиды, нанесенные ему в нарушение всех законов - они все же меньше тех, жертвой которых оказался я по вине Андротиона. Злоумышленник покушался как на состояние Евктемона, так и на занимаемую им должность. Но если бы вы согласились с теми обвинениями, которые выдвигал против меня Андротион, ни, один из ныне живущих людей не открыл бы мне свою дверь; (2) Он обвинил меня в таких преступлениях, о которых ни один человек не решился бы говорить вслух - разве что только этот человек оказался подобным ему самому - заявив, будто я убил своего отца! Он выдвинул обвинение в нечестивости, не против меня, но против моего дяди, и привлек его к суду, выставив в качестве причины то обстоятельство, что он общался со мной,[3] якобы совершившим подобное преступление. Если бы дело окончилось осуждением моего дяди, кто мог бы оказаться в более тяжелом положении, чем я? Кто из друзей или чужестранцев захотел бы иметь со мной дело? Какое государство предоставило бы мне убежище - мне, человеку, подозреваемому в столь ужасном преступлении? Разумеется, ни одно государство в мире! (3) В суде я был оправдан вами от подобных обвинений, притом столь большим числом голосов, что мой обвинитель не собрал и пятой части голосов в свою пользу. Я постараюсь защитить себя с вашей помощью и ныне, и впредь, на все времена.
У меня есть много что сказать относительно моих личных дел, но их я оставлю в стороне. Я хочу коротко коснуться другого, чего, как мне представляется, не отметил в своей речи Евктемон, но о чем вам необходимо услышать и по поводу чего вы должны ныне подать свой голос, а именно о преступлениях, которые совершил Андротион в своей политической деятельности, - преступлениях, причинивших вам немало вреда. (4) Если бы я считал, что этот человек располагает простыми и ясными оправданиями от тех обвинений, которые выдвигаются против него сейчас, я бы о них не стал упоминать. Ныне же я совершенно точно знаю, что у него нет никаких простых и правдивых оправданий и что он будет лишь пытаться вас обмануть, сочиняя различные коварные доводы и отговорки по каждому из предъявленных ему обвинений. Ведь он мастер говорить, граждане судьи, и этому делу посвятил всю свою жизнь. Для того чтобы вы, обманутые им, не подали свои голоса за него и не нарушили тем самым своей клятвы - чтобы вы не оправдали того, кто должен нести заслуженное наказание за множество преступлений - постарайтесь принять во внимание все, что я буду говорить. Выслушав меня, вы сможете надлежащим образом оценить то, что будет сказано этим человеком.
(5) Есть у него один довод, который он считает особенно убедительным, и он касается решений, вынесенных на обсуждение народа без предварительного рассмотрения в Совете пятисот. "Есть закон, - говорит он, - гласящий следующее. Если Совет, по общему мнению, исполнил свои обязанности достойным награды образом, народ должен ему эту награду предоставить". "Это предложение, - сказал он, - внес эпистат, народ проголосовал за него, и решение было принято". "Здесь не было необходимости, - заявлял он далее, - в предварительном рассмотрении Совета: ведь все совершалось по закону". Я же, напротив, придерживаюсь противоположного мнения, и все вы также согласны со мной в том, что предварительные рекомендации Совета выносятся на рассмотрение народа только по таким вопросам, которые предусмотрены законами; ибо в тех случаях, которые законом же оговорены, вообще недопустимы никакие предложения, даже самые незначительные. (6) Он заявит, конечно, что все Советы, которые получали от вас награды, получали их именно таким образом, и для этого никогда не требовалось предварительной рекомендации Совета. Но я полагаю, что он говорит неправду, и, более того, знаю это совершенно точно. Но если дело и обстоит именно так, то закон требует совсем противоположного решения. Отнюдь не следует ныне нарушать закон по тон причине, что эти нарушения часто совершались в прежние времена. Надо поступить совсем наоборот и привести в действие закон, начиная, Андротион, с тебя самого. (7) Ты говори не о том, как это часто происходило ранее, но о том, как это должно происходить. Ведь если на практике в прежние времена законы нарушались, и ты только следовал установленному обычаю, то на этом основании ты не добьешься справедливого оправдания. Скорее наоборот, ты еще в большей степени должен нести ответственность. Если бы какое-либо лицо из числа нарушивших прежде закон было бы за это наказано, ты бы не выступал ныне с таким предложением. Точно так же, если ты ныне понесешь наказание за свои действия, впредь никто с подобным предложением выступать не станет.
(8) Поскольку существует закон, совершенно определенно запрещающий Совету, не построившему триер, добиваться награды, целесообразно выслушать оправдания, с которыми он собирается выступить, и оценить все бесстыдство его поведения по тем доводам, которые он собирается привести. "Закон, - заявляет он, - не разрешает Совету испрашивать себе награды, если он не построит триер". Согласен. Но в законе нигде не говорится о том, что народу запрещается эту награду предоставлять. Если бы я предлагал наградить Совет, уступая его просьбам, я бы нарушил закон. Но поскольку я даже не упоминал о кораблях во всей моей псефисме, а исходил из совершенно других оснований, предлагая увенчать Совет венком, как же можно назвать мое предложение противоречащим закону? (9) Всем этим доводам вы очень легко можете противопоставить следующие справедливые возражения. Прежде всего проедры Совета и эпистат, проводящий голосование, провели опрос, кто считает Совет исполнившим свои обязанности так, что он заслужил награду, и кто возражает против этого - решая дело открытым голосованием. Ясно, что тем, кто не собирался просить о награде и не надеялся ее получить, не следовало и с самого начала ставить этот вопрос. (10) К этому можно добавить, что, когда Мидий и некоторые другие выступили с какими-то обвинениями против Совета, вскочившие с места члены Совета стали просить, чтобы у них не отнимали награды. И вам, нынешним судьям, нет необходимости обо всем этом узнавать от меня - вы сами, присутствуя на народном собрании, были этому свидетелями. Вам надо, таким образом, соответственно ему возразить, когда он станет заявлять, будто Совет не просил награды. Но я хочу доказать вам также и то, что закон не позволяет народу награждать членов Совета, не построившего триер. (11) Закон имеет именно такую направленность (запрещая не построившему триер Совету испрашивать себе награду) по той причине, чтобы в народном собрании не делались попытки убедить вас в противоположном или обмануть с указанной целью. Законодатель считал необходимым, чтобы решение этого вопроса не зависело от ораторского искусства лиц, выступающих с трибуны народного собрания, стараясь выразить его положениями все то, что может быть справедливым и полезным для народа. "Вы не построили триер? Тогда и не просите о награде!" Поскольку закон не позволяет даже просить о награде, как же можно предполагать, будто он строжайшим образом не запрещает предоставлять ее?!
(12) Целесообразно также, граждане афинские, рассмотреть и такой вопрос: по какой причине Совету, не построившему триер, запрещается испрашивать себе награду, даже если он во всем остальном исполнил свои обязанности достойным образом и никто из его членов не заслужил ни в чем упрека? Вы увидите, что здесь главной целью законодателя было благо народа. Как я полагаю, никто не сможет возразить, если я скажу, что все благополучные моменты в жизни нашего государства (или неблагополучные - я избегаю здесь неприятно звучащих слов), как в прошлом, так и ныне, основывались на изобилии триер или имели причиной (в неблагополучных случаях) их недостаток. (13) Примеров этому можно привести множество, и из старых времен, и из нынешних. Но я хочу привести именно тот, который вам более всего известен, а именно следующий. Вы, разумеется, знаете, что те люди, которые воздвигли Пропилеи и Парфенон, а также соорудили из средств, захваченных у варваров, другие храмы (которыми мы так естественно гордимся), некогда, как вы слышали, оставили город и, оказавшись запертыми на Саламине, спасли свое достояние и все государство, одержав победу в морском сражении. Они оказали многочисленные и великие благодеяния всем остальным эллинам (память о которых не может изгладить время) только благодаря тому, что обладали триерами. (14) "Ну допустим, - скажете вы, - но все это очень старые, древние истории". А вот то, что произошло у вас на глазах. Вы хорошо знаете, как недавно, всего три дня тому назад, вы послали помощь жителям Эвбеи и избавились от фиванцев, заключив перемирие. Разве смогли бы вы сделать все это так быстро, если бы не имели новых кораблей, в которых вы перевезли ваши войска на помощь союзникам? Конечно, не смогли бы! Можно было бы привести много примеров тому, как благополучное осуществление строительства флота становилось причиной удач, выпавших на долю нашего государства. (15) "Допустим, - скажете вы, - а какие беды выпадали нам по причине недостатка кораблей?" Я не буду приводить вам все множество примеров, но остановлюсь на следующем. Во время Декелейской войны (я приведу лишь один пример из прошлого, о котором вы знаете лучше меня), когда на долю нашего государства выпали многочисленные и тяжелые несчастья, наше государство признало себя побежденным только тогда, когда погиб весь наш флот. Но есть ли нужда вспоминать о древних событиях? Вы хорошо знаете, каким было положение государства во время последней войны с лакедемонянами,[4] когда стало ясно, что вы не сможете послать флот. Вам хорошо известно, что тогда в качестве продукта питания на рынке продавалась вика![5] Когда же вы смогли выслать корабли, вы добились такого мира, какого хотели. (16) Так что, граждане афинские, вы совершенно справедливо приняли такое положение в качестве критерия, определяющего, достоин ли Совет награды или нет - поскольку триеры так много значат для изменения хода событий в ту или иную сторону. Даже если Совет во всех других отношениях исполнил свои обязанности достойным образом, но не выстроил того, благодаря чему мы с самого начала обладаем могуществом и сохраняем его до сих пор - я имею в виду триеры - то эти заслуги не имеют никакого значения. То, что служит основой безопасности всего государства, должно быть создано в первую очередь в интересах всего народа. А вот этот человек[6] дошел до такой степени самонадеянности, решив, что ему позволено и говорить все, что угодно, и вносить любые предложения, какие только пожелает, - что он предложил дать награду Совету, исполнившему свои обязанности во всем остальном так, как вы слышали, но не построившему триер.
(17) Заявлять, что все это совершено не вопреки закону, и этот человек не осмелится, и вас не сможет кто-либо в этом убедить. Но, как я слышал, этот человек распространял среди вас такие речи, будто в том, что корабли не построены, виноват не Совет, а казначей, ведающий деньгами, предназначенными для строительства флота, который скрылся, захватив с собой два с половиной таланта. Так что здесь причиной случившегося было несчастье.
Я удивляюсь прежде всего тому, что он счел возможным наградить Совет, с которым случилось несчастье: ведь подобные почести, как я полагаю, предназначены для тех, у кого все дела шли хорошо! Но я хочу в связи с этим сказать вам еще и следующее. (18) Я утверждаю, что нельзя объединять вместе оба утверждения - что предоставление Совету награды не противоречит закону и что Совет не виновен в отсутствии новых триер. Если можно награждать Совет, не строивший триер, для чего нужно тогда объяснять, кто виновен в том, что Совет этих триер не построил? Если же нельзя награждать, тогда тем более неясно, почему этот Совет имеет право на награду (если он укажет, что из-за того-то и того-то триеры не были построены)? (19) Помимо этого, мне кажется, что подобные речи ставят вас перед выбором, решите ли вы выслушивать отговорки и доводы тех лиц, кто приносит вам вред, или же станете приобретать новые корабли. Если вы согласитесь с его рассуждениями, в будущем каждому Совету станет ясно, что необходимо отыскивать для вас убедительные доводы, а не строить корабли. В результате деньги будут расходоваться, а кораблей у вас не будет. (20) Но если вы - как и повелевает закон и как надлежит поступать лицам, принесшим клятву, - со всей суровостью и без обиняков отвергнете отговорки, отказавшись предоставить награду тем, кто не построил кораблей, - в этом случае, граждане афинские, все будут вам доставлять новые триеры, увидев, что прочие заслуги имеют гораздо меньше значения, чем закон. То, что никто другой не должен нести ответственности за отсутствие выстроенных кораблей, я сейчас вам ясно докажу, ибо Совет, преступив закон, сам избрал этого казначея.[7]
(21) Что же касается закона о проституции,[8] то Андротион старается здесь обвинить нас, будто мы нападали на него и поносили его без всякого основания, самым недостойным образом. Он заявляет, что мы должны явиться к фесмофетам[9] вместе с ним и подвергнуться риску быть оштрафованными на 1000 драхм (если наши обвинения будут признаны необоснованными). Ныне же мы, по его словам, пытались действовать обманным путем, сочиняя ложные обвинения и понося его без всяких оснований, причиняя вам хлопоты по делу, находящемуся вне пределов ваших полномочий. (22) Но, как я полагаю, вам необходимо ясно сознавать, что существует большое различие между поношениями и беспочвенными обвинениями - с одной стороны, и изобличениями - с другой. Беспочвенное обвинение сводится к чисто словесным нападкам, когда лицо, выступающее с ними, не приводит никаких доказательств, подтверждающих его слова. Изобличение же имеет место тогда, когда выступающий сразу же доказывает истинность своих утверждений. Поэтому лицам, изобличающим кого-либо, необходимо или опираться на доказательства, с помощью которых они убедят вас в истинности своих слов, или выступать с вполне правдоподобными аргументами, или выставлять свидетелей. Ведь невозможно добиться такого положения, когда бы вы воочию могли убедиться, как происходило то или иное событие. Но когда человек в состоянии выставить доказательства, подобные тем, которые были упомянуты выше, вы каждый раз справедливо полагаете, что истинность утверждений выступающего доказана в достаточной степени убедительно. (23) Мы же докажем истинность наших обвинений не с помощью правдоподобных утверждений или доказательств, но выставив свидетелем человека, который сам сделал себя ответственным за свои показания и которого обвиняемый сразу сможет наказать за ложные обвинения, - а именно того, кто представил документ с историей жизни обвиняемого. Так что, если обвиняемый назовет эти свидетельства поношением и беспочвенными обвинениями, вы сможете возразить, заявив, что именно это и есть изобличение, а поношениями и беспочвенными обвинениями являются его собственные действия. Если же он заявит, что нам следовало обратиться с эпангелией[10] к номофетам, то вы можете возразить, что мы собираемся это сделать, а ныне подобающим образом рассматриваем сам закон. (24) Ибо, если бы мы избрали другой вид судебного разбирательства, ты мог бы с полным правом негодовать по этому поводу. Однако поскольку в настоящем разбирательстве дело идет о незаконно внесенном предложении - а законы не разрешают лицам, ведущим подобный образ жизни, выступать даже с законными предложениями, - и если мы покажем, что Андротион не только выступал с предложением, противоречащим закону, но н всем своим образом жизни нарушал принятые правовые положения, то как же мы можем воздержаться от рассмотрения закона, с помощью которого все это выводится на чистую воду?
(25) Вам необходимо учитывать и то, что Солон, установивший эти, а также и многие другие законы (а Солон был законодателем, нисколько не похожим на этого человека), создал не один вид судебного разбирательства для тех, кто добивался наказания преступников, но различные и многочисленные. Ведь" он, как я полагаю, знал, что в государстве не могут жить во всем одинаковые люди - одинаково одаренные красноречием, одинаково наделенные дерзостью или же одинаково скромные в своем поведении. Если бы Солон собирался установить такие законы, которые были бы удобны для скромных людей, добивающихся справедливости - он при этом непременно подумал бы о том, что многие дурные люди почувствуют себя в безопасности. А если бы он установил законы, удобные для дерзких и красноречивых, то простые люди в этих условиях не смогли бы добиться справедливости для себя. (26) Солон считал необходимым установить такой порядок, при котором каждый в меру своих сил и способностей мог добиваться справедливости. Как же можно этого достигнуть? Этого можно добиться только в том случае, если с помощью законов будет проложено много путей, ведущих к достижению цели - наказанию преступников. Возьмем в качестве примера кражу. Если ты крепок телом и надеешься на свои силы, то отведи вора к судьям: опасность риска здесь равна 1000 драхм.[11] Если же ты слишком слаб, то приведи архонтов, и они сделают все полагающееся в этом случае. Если же ты опасаешься и это сделать, то пиши жалобу. (27) А если ты не доверяешь собственным силам и слишком беден, чтобы рисковать суммой в 1000 драхм, то подавай в третейский суд иск по поводу кражи - тем самым ты не подвергнешься никакому риску. Все эти виды судебного разбирательства различаются между собой. В соответствии с ними обвиняемый в непочитании богов подлежит аресту или привлечению к суду с помощью письменного обвинения. Его дело может быть передано для расследования Эвмолпидам,[12] или же по этому делу может быть сделано заявление архонту-басилевсу. Да и со всеми остальными видами преступлений дело обстоит так же или сходным образом. (28) Теперь представим себе, что человек вместо того, чтобы отвести от себя обвинение в совершении преступления, или непочитании богов, или другом подобном проступке, за который он привлечен к ответственности, попытается оправдаться, прибегая к следующему способу. Если вы его арестовали - он станет требовать, чтобы вы передали дело в третейский суд или выступили против него с письменным заявлением, а если дело передано в третейский суд - станет добиваться, чтобы его подвергли аресту, с целью поставить вас перед риском штрафа в 1000 драхм. Разумеется, подобное поведение обвиняемого может вызвать только смех. Ведь человек, не чувствующий за собой вины, должен не возражать против вида назначенного ему судебного разбирательства, а доказывать свою невиновность. (29) Точно так же и ты, Андротион, уличенный в развратном поведении, если и выступаешь с предложениями - все же не надейся избежать ответственности, ссылаясь на то, что мы должны обратиться с фесмофетам. Ты обязан или доказать несправедливость обвинения в развратном поведении, или понести наказание за то, что вносишь предложения, будучи запятнан таким преступлением (ведь у тебя и права нет заниматься политической деятельностью!). Если мы и не используем против тебя всех возможностей, которые предоставляются нам законами, то ты должен только благодарить нас, что мы их оставляем в стороне. Но не пытайся на этом основании уклоняться от всякого наказания!
(30) Полезно теперь, граждане афинские, коснуться деятельности Солона, установившего этот закон, и внимательно рассмотреть, какое внимание Солон уделил государству, осуществляя свою законодательную деятельность, насколько больше он заботился о нем, нежели о явлении, против которого был направлен его закон. Это же можно заметить по многим сторонам его деятельности и особенно по этому закону, запрещающему лицам, уличенным в развратном поведении, выступать с речами или вносить предложения на народном собрании. Ведь он видел, что большинство граждан не стремится использовать свое право на выступление, так что запрещение выступать он сам не рассматривал как серьезное ограничение в правах. Он мог назначить гораздо более тяжкие наказания, если бы цель его состояла лишь в преследовании подобных преступлений. (31) Но не к этому он стремился, истинная цель его запрета заключалась в заботе о вас и обо всем государстве. Ведь он знал, знал он, что лицам, ведущим столь постыдный образ жизни, наиболее враждебен тот государственный строй, при котором всем желающим предоставлена свобода слова и вытекающая отсюда возможность свободно разоблачать их пороки. Какой же это государственный строй? Разумеется, демократический! Солон считал весьма опасным такое положение, когда собирается вместе большое количество людей, красноречивых и дерзких, ведущих постыдный образ жизни и глубоко порочных. (32) Руководя народом, они смогут заставить его совершать множество ошибок. Помимо того, они могут попытаться и вовсе упразднить демократию (ведь в государствах с олигархическим строем людям, ведущим еще более постыдный образ жизни, чем Андротион, не разрешается даже дурно говорить о правительстве!). Или же они до такого состояния доведут народ, когда он станет совершенно порочным, состоящим из людей, полностью подобных им самим. Поэтому Солон прежде всего запретил подобным людям принимать участие в совещательных органах государства, чтобы обманутый ими народ не принимал ошибочных решений. А вот этот "прекрасный и благородный" человек,[13] проявив полнейшее пренебрежение ко всем указанным постановлениям, счел себя вправе не только выступать и вносить предложения (в то время как закон запрещал ему все это делать!), но и предлагать такие, которые противоречат законам.
(33) Что касается закона, запрещающего Андротиону выступать с речами или вносить предложения, поскольку его-отец был должен деньги государственной казне и этого долга не отдал - то вы имеете полное право сослаться на этот закон, если он заявит, что мы были обязаны выступать против него со специальным заявлением.[14] Сейчас же, клянусь Зевсом, пока ты вынужден отвечать за другие преступления, мы этого делать не будем и выступим с таким заявлением позже, когда этого потребует закон. В настоящий же момент мы стремимся доказать, что закон не позволяет тебе выступать с предложениями, какие имеют право вносить все остальные граждане. (34) Ты докажи, что твой отец не был должником, что он не убежал из тюрьмы, не выплатив своего долга! А если ты не сможешь этого сделать - значит, ты тогда не имел права выступать с предложениями. Закон делает тебя наследником гражданского бесчестия, завещанного тебе твоим отцом. И поскольку ты лишен гражданской чести, ты не имел права ни выступать с речами в народном собрании, ни вносить предложения.
Вот то, что вам надо знать относительно законов, на которые мы ссылаемся в этом судебном процессе, и в случае, если этот человек попытается вас обманывать и дурачить, вам, я полагаю, надо возражать исходя из того, что я только что сказал. (35) Но есть у него доводы, связанные с другими сторонами дела, хорошо придуманные и приспособленные к обстоятельствам, к тому, чтобы вас обмануть, и вам следует заранее о них услышать. Один из них звучит у него следующим образом: "Не лишайте награды пятьсот человек ваших сограждан, не позорьте их: судебное дело касается их, а не меня". Что касается меня, то если бы дело шло только о лишении награды этих людей и никакой другой пользы от ваших действий государству не было бы, то я не стал бы придавать столь большое значение этому вопросу. Но если вы, лишив их награды, тем самым сделаете лучшими гражданами 10 000 человек или даже более, то насколько более прекрасным делом будет превращение столь большого количества афинян в честных и добросовестных людей, чем предоставление противозаконной награды пятистам человекам! (36) Я должен сказать вам, что речь идет вовсе не обо всем Совете, но только о некоторых людях, явившихся виновниками бед, и о самом Андротионе. Ведь если Совет не будет увенчан, станет ли испытывать стыд тот его член, кто молчал и никаких предложений не вносил, и, может быть, весьма редко посещал заседания Совета? Разумеется, не станет! А сокрушаться будет тот, кто вносил предложения, принимал участие в обсуждении вопросов политической жизни, убеждал Совет в том, чего добивался сам. Ведь именно по вине таких людей Совет выполнял свои обязанности в течение всего срока своей работы так, что не заслужил венка. (37) Но если мы даже допустим, что речь идет обо всем составе Совета, то примите во внимание, насколько полезнее для вас осудить Андротиона, чем его оправдать. Если вы его оправдаете, Совет окажется во власти выступающих и говорящих, а если вы его осудите - во власти рядовых членов Совета. Большинство людей, заметив, что этот Совет лишен венка по вине дурных ораторов, не станут впредь доверять им решение всех вопросов, но будут сами выступать с предложениями, которые они сочтут наилучшими. Если дело будет обстоять именно таким образом и вы избавитесь от назойливых и сговорившихся между собой ораторов, тогда вы, граждане афинские, увидите, как все дела пойдут надлежащим образом. Так что если не ради чего другого, то хотя бы только по этой причине вы должны осудить Андротиона.
(38) Выслушайте также и следующее соображение, существо которого вы должны ясно себе представить. Возможно, на трибуну поднимутся и станут выступать в защиту Совета Филипп, Антиген, контролер Совета, и некоторые другие лица, которые верховодили Советом вместе с обвиняемым и явились виновниками зла, о котором идет речь. Вы должны ясно понять, что все эти лица воспользуются случаем выступить в поддержку Совета, используя это дело как предлог: на деле же они собираются защищать себя, тот отчет о своих действиях, который им предстоит дать. (39) Дело обстоит следующим образом. Если вы оправдаете того, против кого начат этот процесс, все они также окажутся в безопасности и никто из них никакой ответственности не понесет. В самом деле, кто станет голосовать против них, если вы наградите венком Совет, которым они руководили? Если же вы его осудите, это решение будет полностью соответствовать клятве, которую вы принесли. Далее, слушая отчеты каждого из этих людей, вы сможете наказать того, кто нарушил закон, а не нарушивших оправдать. Так что, внимая их речам, вы должны ясно понимать, что они выступают не в защиту Совета или членов его; вы должны воспылать гневом против тех, кто пытается вас обмануть, чтобы самим остаться безнаказанными.
(40) Я также полагаю, что Архий холаргиец (ведь и он был членом Совета прошлого состава), являясь "порядочным" человеком,[15] будет просить за них и выступать в их защиту. Думаю, что, слушая Архия, вы должны поступать следующим образом. Его надо спросить, считает ли он ту сторону деятельности Совета, в связи с которой против Совета выдвигаются обвинения, заслуживающей одобрения или, наоборот, порицания. Если он заявит, что она заслуживает одобрения, то на него как на принадлежащего к числу "порядочных" людей просто не надо обращать внимания. Если же он заявит, что она заслуживает порицания, тогда спросите его, почему же он допустил такое, претендуя на звание порядочного человека? (41) Если он заявит, что выступал с возражениями, но его никто не послушал, то будет совершенно неразумным с его стороны защищать Совет, не желавший принимать его прекраснейшие предложения. А если он будет утверждать, что просто молчал на заседаниях Совета, то разве это не преступление с его стороны так поступать, когда он, имея возможность предотвратить ошибку, которую намеревались совершить члены Совета, не сделал этого, а ныне же осмеливается заявлять, будто следует наградить венком людей, виновных в столь многочисленных бедствиях?
(42) Полагаю также, что Андротион[16] не удержится от того, чтобы не заявить, будто все это с ним случилось из-за его успешной деятельности по взиманию больших сумм налогов, которые он, по его словам, взыскивал в вашу пользу с немногих,[17] бесстыдно уклонявшихся от уплаты. Он будет их обвинять (дело, как я полагаю, простое) [как не уплативших эйсфоры[18]], утверждая, что если вы его осудите, то лица, уклоняющиеся от уплаты эйсфоры, будут чувствовать себя в безопасности. (43) Вы же, граждане афинские, примите во внимание прежде всего то, что вы дали клятву вынести справедливый приговор не по этим делам, а по делу о соответствии внесенного им предложения существующим законам. Заметьте также, насколько возмутительно поведение человека, выступающего с обвинениями против лиц, наносящих государству ущерб, в то время как он сам пытается избежать ответственности за совершенные им гораздо более тяжкие преступления! Ведь вносить предложения, противоречащие законам, - преступление гораздо более тяжкое, чем уклоняться от внесения эйсфоры. (44) Но даже если бы это действительно произошло - то, что в случае осуждения Андротиона все открыто отказались бы вносить эйсфору или взыскивать этот налог, - даже в этом случае его нельзя оправдать исходя из следующих соображений, как вы сейчас увидите. Из общей суммы эйсфоры примерно в 300 талантов или немногим более[19] со времен архонтства Навсиника[20] у вас накопилось 14 талантов недоимок, из которых Андротион взыскал 7 талантов (я же полагаю, что он собрал всю сумму). Вы не нуждаетесь в Андротионе, когда дело идет о добровольно вносящих эйсфору.
Нужда в нем возникает лишь тогда, когда дело заходит о должниках. (45) Теперь посмотрите, можете ли вы оценить в такую сумму вашу конституцию, существующие законы, вашу верность судейской клятве. Если вы оправдаете этого человека, внесшего предложение, столь явно противоречащее законам, то вы в глазах всех окажетесь людьми, предпочитающими эти деньги законам и клятве, которую вы дали, вступая в должность. Эти деньги не заслуживают того, чтобы вы их взяли, даже в том случае, если бы их предоставил вам один человек (не говоря уже о том, чтобы взыскивать их, с вашего согласия, насильственным путем и со многих людей). (46) Так что, когда он станет говорить об этом, вспомните о данной вами клятве, и то, что в выдвинутом против него обвинении речь идет вовсе не о сборе эйсфоры, а о соблюдении законов. Но я не буду здесь говорить обо всех его уловках, с помощью которых он постарается вас обмануть, отвлекая ваше внимание от закона, о котором идет речь. Я не буду также касаться и того (хотя у меня в запасе есть много аргументов), что вы должны постоянно держать в уме, предупреждая возможность обмана с его стороны, ибо считаю достаточными высказанные мною выше соображения. (47) Теперь же хочу остановиться на политической деятельности этого "прекрасного и благородного" человека.[21] Здесь мы не найдем такого тяжкого преступления, которого бы он не совершил. Я выведу его на чистую воду - бесстыдного, наглого, отличающегося воровскими наклонностями и высокомерного человека, которому место где угодно, но только не в демократическом государстве. И прежде всего давайте рассмотрим ту сторону его деятельности, которой он более всего гордится, а именно взимание денег - обращая при этом внимание не на его хвастовство, а на то, как дело происходило в действительности. (48) Этот человек заявил, что Евктемон[22] присвоил себе ваши деньги из суммы эйсфоры, заверяя при этом, что изобличит Евктемона в преступлении или сам внесет такую же сумму. Под этим предлогом он специальным постановлением ликвидировал должность, получаемую по жребию, и потихоньку пролез на пост сборщика недоимок. Выступив с речью по этому поводу, он заявил, что предстоит выбрать одно из трех: либо уничтожить священные сосуды, приготовленные для торжественной процессии, либо вновь собирать эйсфору, либо взыскать недоимки с должников. (49) После того, как вы, естественно, предпочли взыскать нужные деньги с должников, он увлек всех своими обещаниями. Воспользовавшись случаем и обладая в этот момент широкими полномочиями, он решил, что следует обходить уже существующие законы, которыми регулируются эти спорные дела. Признав эти законы непригодными, он тем не менее не посчитал нужным установить новые, но провел через народное собрание весьма опасные и противозаконные постановления, с помощью которых сумел нажиться, похитив множество ваших денег. Он внес также предложение, чтобы коллегия одиннадцати[23] сопровождала его при осуществлении намеченных им мер. (50) Затем Андротион, сопровождаемый ими, двинулся по домам граждан. Евктемона, о котором Андротион говорил, что либо взыщет с него суммы эйсфоры, либо внесет эти деньги сам, он ни в чем не смог изобличить, и тогда стал взыскивать недоимки с вас, как бы предпринимая эти действия не из вражды к Евктемону, а из вражды к вам. (51) Но пусть никто не заподозрит меня в том, будто я требую, чтобы недоимки с должников не взыскивались. Разумеется, это делать необходимо. Но как? А так, как этого требует закон, ради пользы других людей.[24] В этом суть демократии. Получив столь незначительные суммы денег, таким путем взыскиваемых, вы не столько пользы получите для себя, сколько понесете ущерба из-за подобных нравов, вводимых в практику политической жизни. Если вы захотите узнать, по какой причине тот или иной человек предпочитает жить в демократическом государстве, а не в олигархическом, то вы найдете наиболее простое объяснение, состоящее в следующем: во всех сторонах жизни демократического государства гуманность,является господствующим принципом. (52) То, что этот человек повел себя еще более разнузданным образом, чем в любом олигархическом государстве, я оставляю в стороне. Но когда в нашем государстве - некогда, в прошлом - господствовали самые жестокие правы в политической жизни? Все вы, конечно, скажете, что это было во времена
Тридцати тиранов.[25] Но и тогда, как можно еще сейчас слышать, не было человека, который не чувствовал себя в безопасности, спрятавшись у себя дома: ведь мы обвиняем Тридцать тиранов в том, что они, творя беззакония, хватали людей прямо на агоре. Но этот человек настолько превзошел своей жестокостью тиранов, занимаясь своей гнусной деятельностью, что, будучи политическим деятелем демократического государства, превратил собственный дом каждого афинского гражданина в тюрьму, приводя в эти дома членов коллегии одиннадцати. (53) В самом деле, гра-жда-не афинские, что вы можете подумать о таком случае, когда бедный человек (или даже богатый, но израсходовавший большие средства и не располагающий по каким-то причинам наличными деньгами) станет пытаться проникнуть в дом соседа через крышу, или будет прятаться под кровать, чтобы избежать ареста и заключения в тюрьму, или же попытается прибегнуть к другому недостойному способу, который приличествует рабу, а не свободнорожденному человеку! И все это будет происходить на глазах его собственной жены, с которой он как свободный человек сочетался браком. А виновник всех этих безобразий - Андротион, которому сама его жизнь и совершенные им преступления не позволяют выступать в суде даже в защиту своих прав, а не то что выступать в защиту интересов государства! (54) И все же, если кто-нибудь его спросит, подлежит ли обложению эйсфорой имущество или же личность человека, то он, конечно, ответит, что имущество (если захочет сказать правду); ведь мы вносим эйсфору с имущества. Так почему же ты, Андротион, оставив в стороне такие средства взыскания недоимок, как конфискацию земельных участков и домов, не описывая имущества, начал заковывать в цепи и тяжко оскорблять людей, являющихся гражданами государства, а также несчастных метеков, по отношению к которым ты поступал более разнузданно, чем к собственным рабам?! (55) Если вы захотите задать себе вопрос, в чем разница между положением свободного и раба, вы найдете главное различие в следующем: раб отвечает за все совершенные им проступки своим телом, тогда как у свободного человека, даже тогда, когда он должен нести ответственность за самое большое преступление, есть право неприкосновенности личности. Когда ему приходится отвечать за свои действия, он расплачивается в большинстве случаев деньгами. Андротион же вопреки этому в своих карательных действиях посягнул на личность свободных людей, как будто имея дело с рабами. (56) Он вел себя настолько мерзко и корыстно по отношению к вам, что своему отцу, заключенному в тюрьму за долги в государственную казну, предоставил возможность скрыться, не заплатив долга, без решения судей о его освобождении, в то время как других граждан, не имевших возможности выплатить свой долг, он вытаскивал из их жилищ и заключал в тюрьму. Помимо этого, как будто пользуясь полной вседозволенностью, он вытребовал залог у Синопы и Фаностраты, продажных девок, не имевших задолженности по уплате эйсфоры. (57) И хотя некоторые скажут, что эти девки заслуживают, чтобы с ними так обращались, недопустимо подобное поведение вообще - когда некоторые люди, пользуясь случаем, настолько превышают свои полномочия, что считают себя вправе Врываться в чужие дома и уносить утварь людей, за которыми не числится никаких долгов. Можно назвать много достойных людей, весьма сильно пострадавших и понесших немалый ущерб. Но не этого требуют от нас законы и устои нашей конституции, которые мы должны соблюдать: напротив, они основаны на жалости и сочувствии, всем том, чего должны придерживаться свободные люди. (58) Все это, естественно, совершенно чуждо такому человеку в силу особенностей его натуры и воспитания - ведь ему пришлось испытать немало тяжких оскорблений и быть жертвой наглого обращения, когда он вступал в связь с людьми, которые его не любили, но имели возможность платить ему деньги.[26] Выпавшие на твою долю унижения должны были бы стать причиной твоего гнева, обращенного не против граждан, которые попадаются тебе на пути, и не на девок, занимающихся той же профессией, что и ты, но на тех, кто воспитал тебя таким.
(59) Этот человек не может отрицать того, что все это является тяжким преступлением, противоречащим всем законам. Но он настолько бесстыден, что, готовя свои возражения с целью защитить себя от предъявленного ему обвинения, осмелился заявить в народном собрании, будто именно ради вас и из-за вас он нажил себе врагов и поэтому ныне подвергается крайней опасности. Со своей стороны, граждане афинские, я хочу доказать вам, что этот человек ни в малейшей степени не пострадал и что ничто подобное ему не угрожает в будущем, причиной чему явилась бы его деятельность на общественном поприще. За свое мерзкое поведение, противное богам, он до сих пор не понес никакого наказания (но будет наказан, если вы поступите с ним по справедливости). (60) Подумайте вот о чем: что обещал вам этот человек и для какой цели вы избрали его на должность? Для взыскания денег. Должен ли он был делать еще что-нибудь помимо этого? Да ничего! Теперь напомню вам отдельные случаи из его практики по взысканию денег. Он взыскал с Лептина из Койлы 34 драхмы, с Теоксена из Алопеки 70 драхм или немногим более, с Калликрата, сына Евфера и с юного сына Телеста (не могу вам назвать его имя). Сомневаюсь, чтобы все люди, с которых ему приходилось взыскивать деньги - не буду перечислять каждого в отдельности - были должны казне более одной мины. (61) Теперь, может ли вам прийти в голову, чтобы каждый из этих людей ненавидел бы Андротиона и выступал бы против него из-за этой эйсфоры? Разве дело не обстоит таким образом, что один из них питает к нему ненависть за оскорбление, когда он в присутствии всех в народном собрании был назван Андротионом рабом и сыном раба (при этом Андротион заявил, что ему следовало бы при сборе эйсфоры платить шестую часть вместе с метеками[27]); другой ненавидит Андротиона за упрек в том, что он будто бы завел себе детей от продажной девки; третий - за оскорбление, будто отец этого человека занимался проституцией; четвертый - за обвинение, будто таким ремеслом занималась его мать; пятый - за угрозу, что против него будет подана жалоба в присвоении государственного имущества, которое он якобы награбил, занимая государственную должность;[28] шестой - за упрек еще в каком-то прегрешении; седьмой - за обвинение его во всех тайных и явных грехах, да и все остальные, оклеветанные подобным же образом, также ненавидят Андротиона... (62) Я знаю, что все те люди, которых этот человек так тяжко оскорбил, считали эйсфору необходимым расходом: подвергаясь подобному бесчестию и грубому обращению, они тяжело все это переживали. Я знаю и то, что вы избрали Андротиона для взыскания денег, а не для того, чтобы он упрекал людей за случившиеся с ним несчастья и публично позорил их. Если даже эти несчастья действительно имели место, ты не имел права о них говорить (ведь каждому из нас часто выпадает на долю то, чего бы мы не хотели). А если ты их выдумал, без всяких на то оснований, то можно ли назвать наказание, которого бы ты не заслужил? (63) Отсюда вы с еще большим основанием можете заключить, что каждый гражданин ненавидит этого человека не за то, что он взыскивал с них деньги, а за тяжкие оскорбления и поношения, жертвой которых эти люди стали. Сатир, попечитель верфей, взыскал в вашу пользу не семь талантов, а тридцать четыре с этих же самых людей и из этих денег экипировал выплывшие в море корабли.[29] Но по этой причине и он сам не назовет кого-либо своим врагом, и те лица, с которых он взыскивал деньги, не испытывают к нему никаких враждебных чувств. И это естественно: ведь Сатир только выполнял то, что ему было приказано. Ты же, Андротион, добившись власти и распоясавшись поэтому, решил обрушиться с ложными обвинениями и гнусными оскорблениями на людей, отдавших большие суммы денег на нужды государства, -· людей, которые намного тебя превосходят по своим качествам и происходят из самых порядочных семейств. (64) Смогут ли поверить собравшиеся здесь судьи тому, что ты все это творил ради их же пользы, и взять на себя ответственность за те гнусные и жестокие поступки, которые ты совершил? Скорее они должны возненавидеть тебя по этой причине, чем тебя спасать. Человек, старающийся сделать что-либо для государства, должен следовать его обычаям и нравам, а вам, граждане афинские, следует заботиться о благополучии именно таких людей и ненавидеть подобных Андротиону. Хотя вы и сами, вероятно, это сознаете, я все же буду говорить об этом. В зависимости от того, к каким людям вы станете питать симпатии и заботиться об их благополучии, такое же мнение будет складываться и о вас самих.
(65) Что упоминавшееся здесь взыскание денег происходило вовсе не ради вашей пользы, я и это постараюсь сейчас вам ясно показать.[30] Если кто-нибудь спросит Андротиона, кто, по его мнению, приносит больше вреда государству - те, кто, возделывая землю и ведя скромный образ жизни, оказались должниками по эйсфоре из-за необходимости кормить детей, хозяйственных домашних расходов, других литургий или же те, кто раскрадывает и пускает на ветер средства, получаемые от союзников - то он, хотя и лишен стыда, все же не дойдет до такой степени наглости, чтобы заявить, будто должники по эйсфоре совершают большее преступление, чем разворовывающие общественное достояние. (66) Ты, мерзкий человек, занимаешься политической деятельностью уже более 30 лет. За это время многие стратеги и ораторы совершили государственные преступления и были судимы этими судьями, причем одни из них за свои преступления поплатились жизнью, другие бежали и стали изгнанниками. Почему же тебя никто ни разу не видел в роли обвинителя кого-либо из них, почему ты не проявил и тени негодования по поводу ущерба, нанесенного государству - ты, столь самоуверенный и красноречивый? Но зато ты проявил необыкновенное старание там, где ты получил возможность нанести тяжкие обиды столь многим людям! (67) Желаете ли вы, граждане афинские, чтобы я назвал вам причину таких его поступков? [Дело в том, что он имеет свою долю в доходах, незаконно добываемых за ваш счет, а также наживается от взыскиваемых сумм.[31] В своей ненасытной жадности он пожинает двойной урожай с государства. Разумеется, навлечь на себя ненависть многих людей, совершивших мелкие проступки, гораздо опаснее, чем восстановить против себя немногих людей, совершивших тяжкие преступления; нельзя также добиться популярности в народе, подмечая ошибки многих, вместо того чтобы следить за немногими. И все же причиной такого поведения Андротиона является именно то, о чем я вам говорил.[32]] Он прекрасно знает, что принадлежит к кругу этих людей, то есть преступников, но вас он ни во что не ставит. Вот почему он обращается с вами таким образом, (68) Даже если бы вы, граждане афинские, согласились с тем, что являетесь государством рабов, а не людей, считающих себя достойными повелевать другими -- то и в этом случае вы не стали бы терпеть от него оскорбления, которыми он на городской площади осыпал всех сразу, метеков и афинян, подвергая их аресту и заключая в тюрьму, вопя на народных собраниях с ораторской трибуны и называя рабами и потомками рабов тех, кто гораздо лучше его и происходит от более достойных родителей. Он спрашивал, неужели же тюрьма выстроена для того, чтобы оставаться без применения? И я охотно согласился бы с твоим заявлением, Андротион, поскольку ведь именно оттуда твой отец, с оковами на ногах, пустился... в пляс[33] во время торжественной процессии праздника Дионисий. В общем никто не сможет перечислить все его бесчинства, такое множество их он совершил. За все их вкупе надо подвергнуть его наказанию, соответствующему его преступлениям, чтобы это послужило напоминанием для всех остальных политических деятелей о необходимости соблюдать умеренность в своих поступках.
(69) Кто-нибудь скажет: "Клянусь Зевсом, это лишь одна сторона политической деятельности Андротиона, во всех же прочих делах он проявил себя достойным образом..." Однако и все остальные его действия по отношению к вам оказались такими, что уже названные факты могут служить лишь ничтожным поводом к враждебным чувствам, которые должны возникнуть - против него. О чем бы я мог вам, если хотите, напомнить? О том, как он готовил к процессии священные сосуды? О том, как он погубил венки? Или о его "великолепных успехах" в изготовлении фиал? Да ведь только за одни эти преступления (если бы даже он никакого другого вреда государству не причинил) он трижды, а не один раз заслуживает смерти! Он повинен и в святотатстве, и в нечестии, и в воровстве, и во всех самых опасных преступлениях.
(70) Значительную часть его речи, в которой он старался вас надуть, я оставляю в стороне. Заявляя, что листья венков осыпались от времени и испортились (как будто это были листья, фиалок или роз, а не сделанные из золота), он убедил вас их переплавить. При сборе недоимок по эйсфоре он внес предложение о том, чтобы это совершалось в присутствии государственного раба в качестве контролера, доказывая свою честность (в то время как каждый из внесших деньги сам практически становился контролером).[34] Когда же дело коснулось венков, которые он превратил в лом - Андротион свою "честность" демонстрировать не стал, но сам стал выступать одновременно и в роли оратора, и в роли золотых дел мастера, и в роли казначея, и в роли контролера! (71) Если бы ты во всех случаях в своей деятельности добивался полного доверия к себе, тогда бы ты не был подобным образом изобличен как явный вор. Ныне для соблюдения справедливости при сборах эйсфоры ты требуешь, чтобы государство доверяло своему рабу, а не тебе: когда же ты занимаешься неким другим делом и самовольно распоряжаешься священными сокровищами (а некоторые из них были посвящены божеству не на нашей памяти) - ты не предлагаешь принимать такие меры предосторожности, как при сборе эйсфоры! Так разве не ясно, с какой целью ты все это сделал? Я думаю, что ясно. (72) Обратите внимание, граждане афинские, также и на то, как он в течение всего этого времени уничтожал прекрасные и достойные завистливого подражания надписи - посвящения государству, приказав вырезать вместо них нечестивые и странные. Как я полагаю, вы все видели внизу на ободках венков вырезанные слова: "Союзники награждают народ за его мужество и справедливость" или "Союзники богине Афине награду за победу", или венки от разных государств: "Такие -то, спасенные народом, награждают "народ..." (как, например, "Освобожденные эвбеяне награждают народ венком" или- же такая надпись: "Конон из добычи, взятой в морском сражении с лакедемонянами"). Таковы были надписи на венках. (73) И вот эти надписи, служившие причиной величайшего восхищения и побуждавшие к честолюбивому соревнованию, исчезли вследствие уничтожения самих венков. На фиалах же, которые вот этот человек, погрязший в разврате, изготовил для вас взамен этих венков, вырезана следующая надпись: "Изготовлены попечением Андротиона". Так имя человека, торговавшего своим телом и по этой причине в соответствии с законами лишенного права даже входить в храм, оказалось запечатленным на фиалах, помешенных в священном месте! Очень похоже на прежние надписи, не правда ли? И также побуждает к честолюбивому соревнованию? (74) [Здесь можно усмотреть три опаснейших преступления, совершенных этими людьми. Они похитили у божества венки, исчезло чувство благородного соперничества и восхищения нашим государством, внушенное подвигами, о которых напоминали венки, пока они существовали, немалой славы лишились по их вине те, кто эти венки посвятил (они лишены теперь и самой надежды на благодарность с нашей стороны, если бы захотели напомнить о своих подвигах). И эти люди, совершив столь опасные и столь многочисленные преступления, дошли до такой степени бесстыдства и дерзости, что напоминают об этих своих преступлениях как о совершенных ими прекрасных деяниях на общественном поприще, и один из них надеется на оправдание, опираясь на поддержку другого,[35] а тот восседает рядом и не провалится сквозь землю от стыда за свои преступления![36]]
(75) Этот человек со своей алчностью к деньгам не только лишен стыда, но и совершенно невежествен, не понимая того, что венки являются символом доблести, тогда как фиалы и подобные им предметы служат лишь признаком богатства. Венок, сколь бы мал он ни был, внушает такие же честолюбивые устремления, как и большие венки, тогда как сосуды для питья или курильницы, если даже они и представлены в изобилии, лишь распространяют славу о богатстве обладающих ими людей. А если кто и станет важничать, обладая немногими подобными предметами, то почет, которого он надеется добиться благодаря им, окажется для него настолько недостижимым, что он скорее прослывет круглым невеждой. Этот же человек,[37] уничтожив символы славы, сотворил символы богатства, стоимость которых незначительна, а сами они вас недостойны. (76) Он не сознавал и того, что наш народ никогда не проявлял страсти к приобретению богатства - напротив, мы всегда стремились к славе как ни к чему другому в мире. Свидетельством же этому является следующее: наш народ, собрав у себя огромные богатства по сравнению с другими эллинами, употребил их на дела, доставившие ему славу и честь; внося деньги из собственных средств, мы никогда не уклонялись от опасности, ценя славу превыше всего. Вследствие этого наш народ обладает бессмертными ценностями: это и слава его подвигов, и красота сооружений, посвященных памяти о них, таких, как Парфенон, Пропилеи, галереи, верфи. И это не пара амфорисков, не три или четыре золотые побрякушки, каждая ценой в мину, которые ты, когда это тебе придет в голову, вновь предложишь перелить. (77) Наши предки посвятили эти сооружения богам, не вымогая десятины у сограждан, не делая того, что навлекало бы на них проклятия врагов; они не взимали двойных сумм эйсфоры и управляли государством, не прибегая к услугам таких советников, к которым обращаешься ты, Андротион. Напротив, они одерживали победы над врагами и оправдали надежды всех честных людей, добившись единодушия в государстве, оставив по себе бессмертную славу, изгоняя из народных собраний людей, которые вели образ жизни, подобный твоему. (78) Вы же, граждане афинские, дошли до такой степени простодушия и легкомыслия, что, имея перед глазами подобные примеры, не стремитесь им подражать, но избираете попечителем священных сосудов Андротиона - Андротиона, о Земля и боги! И подобный нечестивый поступок вы считаете чем-то незначительным. Я же, напротив, полагаю, что человек, которому предстоит вступать в храм и касаться руками священных очистительных сосудов и корзин, на долю которого выпала забота о священных обрядах - должен соблюдать нравственную чистоту не определенное количество дней, но всю свою жизнь - всю свою жизнь не совершать таких поступков, которыми переполнена вся биография этого человека.

[2] Текст схолии в этом месте испорчен. В переводе принято чтение, предложенное Жюреном (см. указ. изд. Г. Вайля. С. 15).

[3] Согласно представлениям древних греков, общение с убийцей является преступным актом (ср. речь XXI «Против Мидия». 188).

[4] Имеется в виду, по-видимому, начало войны, которую обычно называют «Беотийской». Она окончилась Каллиевым миром в 371 г. до н. э.

[5] Вика шла на корм скоту, и люди употребляли ее в пищу только в экстремальных условиях.

[6] Имеется в виду Андротион.

[7] Эта фраза доставляла затруднения комментаторам уже в античности. Гарпократион в своем словаре пишет под словом α̉νελου̃σα ... α̉υτη̃: «Выражение Демосфена в речи «Против Андротиона». Так как это место неясно и недостаточно по смыслу, разные люди толкуют его по-разному. В изданиях Аттика написание здесь двойное...» (далее следуют два варианта чтения этого места, из которых ни один не дает удовлетворительного смысла). Наиболее вероятное его толкование дал Жюрен, поставивший запятую после слова του̃τον и отнесший это местоимение к казначею, — читая в конце фразы αυ̉τή. Наш перевод следует этому толкованию. Смысл фразы заключается в том, что казначей должен был избираться народом, но Совет, нарушив закон, сам его избрал — тем самым взяв на себя ответственность за его растрату.

[8] Уличенные в нарушении этого закона лишались политических прав. Все, что мы знаем об этом законе, основано на речи Эсхина «Против Тимарха».

[9] Имеется в виду требование Андротиона открыто высказать эти обвинения в присутствии шести архонтов-фесмофетов.

[10] Эпангелия — заявление, направленное против оратора, потерявшего право выступать перед народом из-за своего порочного поведения, но нарушившего этот запрет.

[11] В Афинах существовал закон, согласно которому обвинитель, собравший в пользу своего обвинения менее одной пятой от общего числа голосовавших судей, платил штраф в 1000 драхм.

[12] По-видимому, здесь идет речь о разглашении тайны Элевсинских мистерий. Евмолпиды были знатным жреческим родом в Элевсине, расположенном вблизи Афин аттическом городке, где справлялись мистерии в честь богинь Деметры и Персефоны: они были частью афинских государственных культов. Разглашение тайны этих мистерий каралось смертью. Евмолпиды поставляли ответственных лиц, ведавших мистериями, гиерофантов. В культовых вопросах род Евмолпидов считался в Афинах высшим авторитетом.

[13] Андротион назван оратором Κάλος καθγα̉ὸς, в ироническом смысле. Этот термин был популярен в кругах афинской аристократии, обозначая идеального гражданина, совершенного в физическом и духовном отношении.

[14] Имеется в виду έ̉νδειξις — так в аттическом процессе называлась особая жалоба, подававшаяся против лиц, совершивших поступок, который не соответствовал их юридическому положению и был им запрещен законом.

[15] έ̉πιεικής — «порядочный», «приличный». Так называли людей своего круга зажиточные и родовитые граждане Афин, противопоставляя себя простому народу. Термин был популярен в среде учеников Аристотеля, у приверженцев его школы («перипатетиков»). Аристотель считал их благонамеренными гражданами, которые и должны были, по его мнению, определять политическое лицо государства. Здесь Демосфен, употребляя этот термин в неодобрительном смысле, старается таким путем завоевать симпатии простых людей, составлявших большинство среди присяжных афинского суда.

[16] В оригинале местоимение αυ̉τόν, но весь контекст говорит за то, что речь идет об Андротионе, а не об Архии.

[17] Слова ά̉ς υ̉πὲρ υ̉μω̃ν ο̉λίγους ει̉σπρα̃ξαι φήσει имеют еще и особый подтекст. В афинском политическом лексиконе слово ο̉λίγοι часто обозначало олигархов, богачей.

[18] Слова τω̃ν μὴ τιθέντων τὰς ει̉σφοράς большинство издателей берут в квадратные скобки: скорее всего, это маргинальная глосса, вкравшаяся в текст. Эйсфора — чрезвычайный военный налог, взимавшийся с имущества афинских граждан и метеков (жителей Афин, не имевших гражданских прав). Размеры и порядок взимания эйсфоры представляют собой один из темных вопросов экономической жизни Афин классической эпохи. О проблемах, связанных с этим вопросом, см. Глускина JI.M. Проблемы социально-экономической истории Афин IV века до н. э. Л., 1975. С. 119 и след.

[19] Названная Демосфеном цифра вызывала известные подозрения у исследователей. Она слишком велика для сумм, взимавшихся в течение одного года, но кажется слишком недостаточной для срока в 23 года, отделяющих время произнесения речи от архонтства Навсиника. Но если учесть, что это был экстраординарный налог, вводившийся каждый раз особым решением народного собрания (см.: Демосфен III.4; XIV.27; XXII.48; XXIV.161), то указанная сумма может считаться приемлемой. Вероятно, в каждом отдельном случае устанавливалась сумма и порядок взимания этого экстраординарного налога. Попытки ряда исследователей доказать, что это был прогрессивный или пропорциональный налог, не увенчались успехом. См. по этому поводу: Глускина JI.M. Указ. соч. С. 119 и след.

[20] Навсиник был архонтом в 378/377 г. до н. э. При нем в систему взимания эйсфоры были внесены существенные изменения, характер которых, однако, не удается выяснить до конца.

[21] του̃ καλου̃ καγαφου̃ τούτου. О значении термина, употребленного здесь оратором в ироническом смысле, см. выше, примеч. 13.

[22] Евктемон был, по-видимому, одним из рядовых сборщиков, назначавшихся в Афинах по жребию. Андротион обвинил его в хищениях и добился того, что была избрана чрезвычайная комиссия, уполномоченная собрать недоимки. В комиссии было 10 членов, одним из которых оказался Андротион, как видно из текста речи «Против Тимократа» (XXIV.179).

[23] Одиннадцать — коллегия по уголовным делам, которая в Афинах ведала содержавшимися в тюрьме узниками, карала смертью осужденных на смерть, представляла суду описи конфискуемого имущества граждан (см.: Аристотель. Афинская полития. 52).

[24] τω̃ν ά̉λλων έ̉νεκα. «Personne n’a pu expliquer ces mots d’ une maniere satisfaisante» — пишет Вайль в примечании к этим словам. Представляется, однако, что повода к такому заключению текст речи в этом месте не дает.

[25] Одержав победу в Пелопоннесской войне (431—404 гг. до н. э.), спартанцы поставили у власти в Афинах комиссию из 30 самых ярых олигархов, которые в историю Афин вошли под именем «Тридцати тиранов». Они установили в Афинах террористический режим.

[26] Имеется в виду развратное поведение Андротиона, о котором речь шла. в § 21.

[27] Метеки вносили эйсфору с одной шестой части своего имущества. Однако некоторые исследователи полагают, что они платили такие же суммы, что и граждане Афин, плюс еще дополнительный налог в одну шестую имущества. См.: Глускина Л. М. Указ. соч. С. 139 и след.

[28] ο̉συφείλετο ε̉ξ α̉ρχη̃ς. Последнее слово можно понять и как указание на начало его политической деятельности.

[29] Триерархи должны были оснащать корабли, которым предстояло вести боевые операции на море. Как можно заключить из этого места речи «Против Андротиона», Сатир взыскал с триерархов, не обеспечивших своевременную оснастку кораблей, требуемые для этой цели деньги, которые он и употребил на экипировку кораблей.

[30] Конец речи «Против Андротиона» почти дословно совпадает с текстом речи «Против Тимократа» (XXIV.172—186).

[31] В большинстве рукописей в этом месте стоят глаголы во множественном числе — μετέχονσι υ̉φαιρου̃νται и т. д. Контекст речи, однако, этому противоречит. Поэтому многие издатели приходят к выводу, что здесь имеет место вставка из речи «Против Тимократа».

[32] Разночтения рукописей и совпадение текста с указанным выше местом речи «Против Тимократа» (§ 174) заставляет большинство издателей заподозрить здесь интерполяцию (взята в квадратные скобки).

[33] В подлиннике непереводимая игра слов — ε̉ξορχησάμένος, «пустился в пляс», вместо созвучного и ожидаемого ε̉ξερχόμενος, «пустившись в бега». Демосфен намекает на бегство отца Андротиона, являвшегося государственным должником, из афинской тюрьмы (ср. выше, § 33, 56). Глагол «пустился в пляс» употреблен потому, что участники торжественной процессии праздника Дионисий пели и танцевали. В праздник Дионисий заключенным в афинской тюрьме предоставлялась кратковременная свобода, которой и воспользовался с целью побега отец Андротиона.

[34] По словам оратора, Андротион старался показать, что его деятельность по сбору эйсфоры проходит под контролем государства, но необходимости в таком контроле, по мнению оратора, не существовало.

[35] Имеется в виду Тимократ, имя которого в речи, однако, не упоминается.

[36] Неожиданный переход в этой части речи к разоблачению уже не одного Андротиона, а двух противников, не поддается объяснению. Так как текст этого параграфа почти дословно совпадает с § 182 речи «Против Тимократа», многие издатели считают, что здесь имеет место вставка из речи «Против Тимократа» (XXIV).

[37] Имеется в виду Андротион.