4. Главные вопросы начала Первой Пунической войны

Прежде чем подробно рассказать о событиях в начале войны между Римом и Карфагеном за Сицилию, сначала будет представлено соответствующее содержание рассказов Полибия, Диодора и Кассия Диона. Затем будут рассмотрены проблемы, возникающие из–за противоречий между этими источниками и из–за несоответствий и упущений в сообщениях древних историков, а также ответы, предлагаемые современными исследователями.

Исторические источники

Полибий
Первая Пуническая война началась в сицилийском городе Мессане/Мессене/Мессине, который был занят мамертинцами. Поскольку события в Мессане тесно связаны с городом Регием, расположенным напротив Мессаны на италийском полуострове, Полибий начинает с изложения судьбы Регия. Жители Регия, столкнувшись с переходом Пирра в Италию и опасаясь доминирования морской мощи Карфагена, попросили римлян прислать гарнизон. Сначала четыре тысячи человек под командованием кампанца Деция честно исполняли свою миссию, но затем, соблазненные примером кампанских наемников, мамертинцев, которые установили тиранию в Мессане, обратились против регийцев, стали грабить, убивать и силой овладели городом. Римляне, однако, взяли Регий и отвели оставшихся в живых оккупантов на казнь (Polyb. 1,7). Потеря союзников на материке имела серьезные последствия для мамертинцев, которые также нападали на соседние с Мессаной карфагенские и сиракузские территории и обложили данью значительную часть Сицилии. Ведь, по словам Полибия, после того, как мамертинцы лишились поддержки регийских мятежников, сиракузяне под командованием молодого полководца Гиерона перешли в контрнаступление и оттеснили мамертинцев в Мессану (Polyb. 1,8). В битве на реке Лонган Гиерон нанес мамертинцам сокрушительное поражение [они сделали вылазку? — Исихаст]. По возвращении в Сиракузы победоносный полководец был «единогласно провозглашен царем» (Polyb. 1,9).
Мамертинцы, существование которых оказалось под большой угрозой, теперь искали помощи как у карфагенян, так и у римлян. «Одни из них хотели укрыться у карфагенян и передать себя и замок в их руки, но другие отправили посланников в Рим, предлагая сдать город и прося поддержать их как соплеменников». В Риме просьба мамертинцев о помощи вызвала бурные дебаты. Ввиду решительных действий против оккупации Регия, поддержка столь же преступных мамертинцев была некстати; с другой стороны, существовала опасность, что карфагеняне, если они также получат контроль над Сицилией, будут «угрожать Италии со всех сторон» (Polyb. 1, 10).
Поскольку сенат не смог прийти к решению, оно было передано на волю народа. Народ решил, что мамертинцев следует поддержать, и отправил в Мессану консула Аппия Клавдия. Тем временем мамертинцы с помощью хитрости и угроз изгнали карфагенского полководца, занимавшего крепость Мессаны, и передали город Аппию. После этого, когда незадачливый карфагенский полководец был распят, карфагенская армия напала на Мессану. Положение мамертинцев еще более усугублялось тем, что союз с карфагенянами заключил Гиерон. Римский консул Аппий сначала напал на армию сиракузян, а затем разбил ее после продолжительной битвы (Polybius 1, 11). На следующий день Аппий разбил и карфагенскую армию, так что доступ к Мессане был свободен, а римляне, в свою очередь, осадили Сиракузы (Polyb. 1, 12).
Новоизбранные консулы Маний Отацилий и Маний Валерий появились в Сицилии в следующем году с четырьмя легионами и вызвали отступление большинства городов Карфагена и Сиракуз, как раз когда Гиерон заключил договор о мире и дружбе с римлянами (Polyb. 1,16). Поскольку Гиерон теперь был их союзником, римляне убавили свои легионы на Сицилии, а карфагеняне усилили вооружения, чтобы иметь возможность утвердить свое господство над островом. Город Агригент стал главной карфагенской базой на Сицилии. Таким образом новоизбранные консулы Л. Постумий и Г. Максим сосредоточили свои легионы вокруг Агригента и вступили с окруженной карфагенской армией в ожесточенные бои (Polyb. 1,17). После более чем шестимесячной осады Агригента, после постоянных стычек и победоносного сражения с карфагенскими подкреплениями, Агригент окончательно перешел в руки римлян в 262 году (Polyb. 1,18f.). Согласно Полибию, падение Агригента стало поворотным пунктом в намерениях Рима: теперь римляне уже не довольствовались спасением мамертинцев, но «надеялись полностью изгнать карфагенян с острова и тем самым значительно увеличить свою власть» (Polyb. 1,20).
Диодор
Из рассказа Диодора о событиях, приведших к Первой Пунической войне, существуют только отрывки, которые, к тому же сохранились лишь в виде фрагментов без какого–либо внутреннего контекста. Так, из двадцать второй книги сохранилось довольно подробное описание битвы у реки Лонган (Diod. 22,13,1-6), также во фрагментах сохранилось сообщение о пристрастном отношении карфагенян к мамертинцам и сопутствующем «спасении» ими мамертинцев (Diod. 22,13,7), о чем также свидетельствует тот факт, что после того, как потеря Мессаны (что она уйдет к римлянам? — Исихаст) стала очевидной, карфагеняне и Гиерон заключили договор о союзе с целью совместных военных действий против Мессаны (Diod. 22,13,9). Во фрагментах следующей книги Диодор говорит о союзе карфагенян и Гиерона, который был направлен против римлян и имел целью их скорейший уход из Сицилии, в противном случае с римлянами должна была начаться война (Diod. 23,1,2). Однако то, что наиболее важно для вопроса о данной работе, отсутствует: рассказ Диодора о начале контактов между мамертинцами и Римом, а также об изгнании карфагенян из Мессаны не сохранился.
Кассий Дион и Зонара
Кассий Дион видит истинные причины войны между Римом и Карфагеном в глубоком недоверии, существовавшем между устоявшейся великой державой Карфагеном и Римом, который стремительно поднимался и становился великой державой. Карфагеняне и римляне позволили втянуть себя в войну в своем стремлении получить все больше и больше владений, но также и из взаимного страха перед соперником. Согласно Кассию Диону, неизбежная война между Римом и Карфагеном началась «вот по какому случаю» (Fragm. 43, 1-4), но следующие отрывки Кассия Диона отсутствуют, однако соответствующие выдержки из дионова отчета содержатся у Зонары.
Мамертинцы в Мессане, которым угрожал Гиерон, обратились за помощью к родственным по крови римлянам, которые удовлетворили эту просьбу по стратегическим соображениям. Отказ в поддержке привел бы мамертинцев в объятия карфагенян, которые затем легко смогли бы установить контроль над всей Сицилией, а также посягнуть на материковую часть Италии. Кроме того, контроль над Мессаной связан с контролем над проливами.
Поскольку немедленная помощь от римлян была невозможна, а давление Гиерона на мамертинцев усиливалось, они обратились за помощью к карфагенянам. Карфагеняне же, по словам Зонары, «чтобы римляне не переправились на остров, заключили мир с Гиероном для себя и своих подданных и охраняли пролив и город под командованием Ганнона». Затем консул Аппий Клавдий направил в Мессану римского военного трибуна Гая Клавдия для переговоров с мамертинцами — пока римский флот оставался у Регия — но эти переговоры не увенчались успехом из–за противодействия Карфагена (Zonaras 8,8). Спор между мамертинцами, которые не хотели ни римлян, ни карфагенян, снова привел Гая Клавдия в Мессану для переговоров. Он объяснил собравшимся мамертинцам, что римляне не заинтересованы в Мессане и что он снова отплывет немедленно, когда в Мессане будет восстановлен порядок. Военный трибун потребовал от карфагенян решения: они должны либо уйти, либо, если необходимо, представить аргументированные возражения (Fragm. 43,5). Мамертинцы из страха не дали Гаю Клавдию ответа, а карфагеняне проигнорировали трибуна. Для Гая Клавдия молчание с обеих сторон внесло «достаточную ясность». Молчание карфагенян он расценил как подтверждение их несправедливости, «иначе они оправдались бы, если бы были правы», но он истолковал молчание мамертинцев как их стремление к свободе. Он заверил мамертинцев в своей помощи, так как они были италийского происхождения и просили помощи у Рима (Fragm. 43,6). После этого, как сообщает Зонара, среди мамертинцев начались бурные аплодисменты. Гай Клавдий вернулся в Регий и повел римский флот к Мессане. Переправа закончилась катастрофой из–за численного превосходства и маневренности карфагенского флота, но прежде всего из–за внезапной бури, вынудившей оставшихся в живых римлян вернуться в Регий (Zonaras 8,8).
Ганнон, командующий карфагенским гарнизоном в Мессане, попытался деэскалировать ситуацию и отправил захваченные корабли и пленных обратно к Гаю Клавдию, одновременно обратившись к трибуну с призывом о мире, на что тот не отреагировал. Тем временем Гай Клавдий снова вступил с мамертинцами в переговоры и попросил их привести Ганнона, который закрепился в крепости Мессаны. Ганнон, однако, отказался покинуть крепость (Fragm. 43, 8-10). Зонара сообщает, что Ганнон, опасаясь восстания мамертинцев, в конце концов присоединился к их собранию. Однако переговоры не привели ни к какому результату, пока, наконец, римлянин не схватил карфагенского полководца и не бросил его в тюрьму под одобрительные возгласы мамертинцев. Впоследствии Ганнон был вынужден полностью эвакуироваться из города. Затем карфагеняне наказали Ганнона, потребовали от римлян освободить Мессану и предъявили им ультиматум покинуть Сицилию к определенному сроку. Поскольку римляне не подчинились требованиям карфагенян, пунийцы напали на Мессану при поддержке Гиерона. С помощью обманного маневра римскому консулу удалось незаметно высадить свою армию на Сицилии и нанести Гиерону поражение, так что тот отступил в Сиракузы. Упорная осада Сиракуз римлянами заставила Гиерона пойти на мир и заключить с римлянами договор против карфагенян (Zonaras 8,9).

Война Гиерона против мамертинцев

Хронология предыстории Первой Пунической войны обязательно зависит от датировки битвы у реки Лонган, но, возможно, и от вопроса о том, состоялась ли эта битва прежде мамертинской просьбы о помощи или же имело место второе, более позднее поражение мамертинцев от Гиерона. Однако рассказу Полибия о событиях, вызвавших Первую Пуническую войну, не хватает точности, которая обычно характерна для его исторических работ. Гофман описывает эти отрывки в рассказе Полибия как «краткое введение», в котором Полибий «в отличие от более поздних частей его труда довольно словоохотлив». Согласно ему завоевание Регия и казнь оставшихся в живых кампанцев римлянами привели к тому, что потерявшие своих союзников мамертинцы были немедленно изгнаны сиракузянами в Мессану (Polyb. 1,8). Последующее сражение у реки Лонган принесло полное поражение мамертинцам, после чего сиракузяне провозгласили своего победоносного полководца, Гиерона царем (Polyb. 1,9). Хотя Диодор приводит подробное описание битвы при Лонгане, еще до сражения называя Гиерона царем, здесь нет подсказок, которые позволили бы установить точную датировку (Diod. 22,13,1-6). Что касается хронологии предыстории Первой Пунической войны Полибия, то Гофман утверждает: «Если смотреть точно, то он дает только две зарубки: во–первых, как своего рода terminus post переход Пирра в Италию (I,6,5), и, во–вторых, как terminus ante переход Рима в Сицилию, который датируется 129‑й Олимпиадой, которая соответствует периоду с лета 264 года до н. э. по весну 260 года до н. э. (I,5,1). Все, что происходит в промежутке, в принципе может быть лишь приблизительно зафиксировано из общего контекста […]».
Помимо двух фиксаций, упомянутых Гофманом в рассказе Полибия о предыстории Первой Пунической войны, у Полибия можно выделить еще одну зарубку: штурм Регия, который можно отнести к 270 году. Поскольку Полибий устанавливает прямую хронологическую связь между действиями Гиерона против мамертинцев и падением Регия, очевидно, что битву при Лонгане следует поместить сразу после событий 270 года. Точную датировку можно установить по утверждению Полибия, что правление царя Гиерона длилось 54 года. Поскольку Гиерон умер в 215 году, он был провозглашен царем в 269 году, и, следовательно, битва при Лонгане должна быть датирована этим годом.
Однако теперь просьбу мамертинцев о помощи извне можно без сомнения отнести к 264 году или чуть раньше, а поскольку отчет Полибия, похоже, устанавливает причинно–следственную связь между битвой при Лонгане и просьбой о помощи, некоторые ученые помещают эту битву не ранее 265/64 года. По поводу предполагаемой связи между битвой при Лонгане и просьбой о помощи Гампл замечает, что связь (указанная без сомнения у Полибия в 1,8,2) между карательной экспедицией римлян против кампанцев в Регии в 270 году и победоносной кампанией Гиерона против мамертинцев, которая состоялась сразу после этого, показывает, «что впечатление о причинно–следственной и временной связи между битвой при Лонгане и просьбой о помощи к Риму, которое передается в отчете Полибия, обманчиво и что эта битва на самом деле относится ко времени около 270/69 года».
Исследователи, например, Рушенбуш, утверждают, что осада Регия и битва при Лонгане не синхронны, а между завоеванием Регия и битвой при Лонгане существует разрыв. Упрощая текст Полибия (1,10,1), можно сказать: «Мамертинцам, которые и раньше лишились поддержки Регия, теперь из–за поражение при Лонгане стало совсем туго». Поэтому Рушенбуш делает вывод, что для Полибия (как и для Диодора и Зонары, которые, однако, упоминают только осаду, начавшуюся сразу после битвы при Лонгане) просьба мамертинцев о помощи была прямым следствием поражения при Лонгане, и что для Полибия эта битва относится к 264 году. Отрывок Полибия 1,8,2, который служит основанием для синхронизма между падением Регия и битвой при Лонгане, не следует воспринимать совершенно буквально, поскольку сам Полибий помещает битву при Лонгане в 264 году: «Когда мамертинцы потеряли поддержку кампанцев в Регии, они были немедленно […] оттеснены назад в город сиракузянами». Однако уже за десять лет до Рушенбуша Гофман заявил, что Polybius 1,10 явно соответствует Polybius 1,8,2. В 1,10,1 еще раз подводится итог и делается явная ссылка на сказанное прежде в 8,2.
То, что победа Гиерона при Лонгане не была толчком к просьбе мамертинцев о помощи из–за границы, которая предшествовала римской интервенции в Сицилию, проясняется из рассказа Полибия, который сообщает о возвращении Гиерона в Сиракузы после битвы при Лонгане (Polyb. 1,9). Диодор называет причину возвращения Гиерона: его победа спровоцировала карфагенян, которые опасались перевеса Сиракуз и видели, что положение карфагенян на Сицилии в опасности. Карфагенский полководец Ганнибал, стоявший на якоре в Липаре, поставил Мессану под «защиту» карфагенского гарнизона и тем самым помешал сдаче города Гиерону и позволил спастись мамертинцам (Diodorus 22,13,7f.). Мольтхаген утверждает: «Вмешательство Ганнибала полностью соответствует традиционной карфагенской политике, которая стремилась предотвратить большую концентрацию власти на греческом востоке Сицилии. Ведь это легко могло поставить под угрозу карфагенские позиции на западе острова […]».
Если, по мнению Берве, карфагенская интервенция в 269 году была спонтанной, то в 265/4 году часть мамертинцев призвала карфагенян. Велвей также утверждает, что ввиду полного поражения мамертинцев при Лонгане времени для обращения за помощью к карфагенянам было явно недостаточно и требовалось быстрое вмешательство карфагенского офицера.
Просьба мамертинцев об иностранной помощи, упомянутая в Polybios 1,10, которая относится к началу Первой Пунической войны, следовательно, не является прямым следствием поражения в битве при Лонгане, которое можно четко отнести к 269 году, но может быть отнесена к более позднему притеснению мамертинцев в 264 году.

Просьба мамертинцев о помощи

Одновременная просьба мамертинцев о помощи к Риму и Карфагену (Polyb. 1,10), которую явно можно отнести к 264 году, ставит перед исследователями немалые проблемы, о чем уже говорилось в предыдущей главе. Ибо прямая связь у Полибия между битвой при Лонгане в 269 году и просьбой мамертинцев, игнорирует факт, что между этими двумя фиксациями лежит период в пять лет. Поэтому эти два события не могут быть приведены в причинно–следственную связь, и реальная причина просьбы мамертинцев о помощи предстает в ином свете. Петцольд отмечает, что хотя Polybius 1,10,1 устанавливает причинно–следственную связь между битвой при Лонгане и просьбой мамертинцев о помощи, интерпретация этой причинно–следственной связи как временной связи между двумя событиями противоречит намерениям Полибия.
В свою очередь Зонара сообщает, что Гиерон осадил Мессану, после чего мамертинцы обратились за помощью к Риму. Когда обещанная римлянами помощь затянулась и давление Гиерона на мамертинцев усилилось, они также призвали на помощь Карфаген (Zonaras 8,8).
Диодор упоминает карфагенского полководца Ганнибала, который присутствовал «случайно», но пришел «помочь» мамертинцам сразу после поражения при Лонгане. Таким образом, вмешательство карфагенянина произошло по его собственной инициативе (Diodorus 22,13,7). Если по примеру Хефтнера предположить, что присутствие карфагенского полководца, описанное Диодором как «случайное», было не таким уж случайным, то можно предположить, что мамертинцы обратились за помощью к Карфагену после поражения при Лонгане и последующей осады Мессаны Гиероном. Таким образом размещение карфагенского гарнизона в Мессане было реакцией на просьбу мамертинцев о помощи. [1] Итак, во фрагменте Диодора между 22,13,8 (о вынужденном возвращении Гиерона из Мессаны в Сиракузы в 269 году) и 22,13,9 (о договоре карфагенян с Гиероном, заключенным после потери Мессаны в 264 году) по мнению Гампла содержалась просьба мамертинцев о помощи к римлянам.
Рассказ Полибия об одновременном обращении за помощью и связанное с ним хронологическое противоречие становятся понятными, если по примеру Гофмана предположить, что Полибий ставит вмешательство (по собственной инициативе) Карфагена после битвы при Лонгане в прямую временную и фактическую связь с обращением мамертинцев за помощью к Риму.
У Полибия и Зонары мамертинцы просили защиты и помощи у Гиерона. Тогда карфагенский гарнизон, размещенный в Мессане с 269 года, должен был быть выведен в это время, потому что иначе Гиерон не смог бы решиться снова начать борьбу с мамертинцами через пять лет после битвы при Лонгане. Гиерон снова осадил Мессану, после чего, как сообщают Полибий и Зонара, часть мамертинцев обратилась за помощью к римлянам, а другая часть — к карфагенянам. [2]
Но реален ли вообще предполагаемый вывод карфагенского гарнизона из Мессаны? В источниках нет свидетельств, что карфагенский гарнизон, размещенный в Мессане в 269 году, действительно покинул город к 264 году, и также маловероятно, что карфагеняне оставили бы Мессану по собственной воле без необходимости, тем более что расходы на содержание небольшого карфагенского гарнизона не были бы особенно тяжелым бременем для богатого Карфагена, а политический эффект был весьма существенным. Карфагеняне также должны были знать, что их уход снова приведет к появлению Гиерона и что в восточной Сицилии неминуемо произойдет новая концентрация власти — как в 269 году после битвы при Лонгане.
Таким образом, если карфагенский гарнизон все еще находился в Мессане в 264 году, просьба мамертинцев к римлянам о помощи была направлена не против Гиерона, а против карфагенских оккупационных сил.

Реакция римлян на просьбу мамертинцев о помощи

Полибий сообщает, что доставленная мамертинским легатом просьба о помощи, в которой также содержалось предложение сдать Мессану, надолго оставила римлян в нерешительности: хотя мамертинцы были их родственниками по крови и прямо ссылались на это родство, когда передавали свою просьбу о помощи, они, как кампанцы в Регии, совершили серьезные преступления, и не только против жителей Мессаны.
С другой стороны, римляне осознавали стратегическую важность Сицилии и опасались могущества карфагенян, если бы те получили контроль над всей Сицилией. С этой точки зрения Сицилия представлялась карфагенянам плацдармом для перехода в Италию, так что поддержка мамертинцам казалась неизбежной (Polyb. 1,10).
Несмотря на эти стратегические соображения, сенат не пришел к окончательному решению даже после долгих и интенсивных обсуждений. Народ же, по словам Полибия, не испытывал подобных моральных опасений и, надеясь на материальное улучшение за счет трофеев этой военной кампании, решил поддержать мамертинцев.
Далее Полибий сообщает, что после того как народ принял решение о помощи, консул Аппий Клавдий был назначен главнокомандующим и получил приказ переправиться в Мессану и помочь мамертинцам (Polyb. 1,11).
Кассий Дион ничего не сообщает о сомнениях и долгих обсуждениях в сенате. Война между Римом и Карфагеном предстает здесь как нечто неизбежное и становится необходимостью — недоверие между двумя великими державами было слишком велико. Во фрагментах Кассия Диона также нет упоминания о просьбе мамертинцев о помощи, но мы узнаем, что римляне заключили договор о дружбе с Гиероном. Согласно Кассию Диону (Fragm. 43,1-4) и Рим, и Карфаген знали, что невозможно было избежать не только конфликта из–за Мессаны и Сицилии, но и полномасштабной войны [3].
Зонара также сообщает, что римляне, как кровно родственный мамертинцам народ, с радостью согласились им помочь, так как знали, что в противном случае мамертинцев поддержат карфагеняне, а те впоследствии возьмут под контроль всю Сицилию, и таким образом опасность вторжения Карфагена на материк была неминуема.
Поскольку из–за различных неблагоприятных обстоятельств римляне не могли оказать всестороннюю помощь сразу, консул Аппий Клавдий отправил в Регий военного трибуна Гая Клавдия с несколькими кораблями. Тем временем в результате растущего давления со стороны Гиерона и отсутствия помощи со стороны Рима мамертинцы обратились к карфагенянам. Поскольку карфагеняне, заключившие мир с Гиероном и помирившие Гиерона и мамертинцев, охраняли пролив, Гай Клавдий сел в ялик, переправился в Мессану и вступил в переговоры с мамертинцами, однако был отослан карфагенянами, но снова вернулся в Мессану, когда узнал о споре между мамертинцами, которые не хотели зависеть ни от Рима, ни от Карфагена (Zonar. 8,8).
Из рассказа Полибия неясно, знали ли римляне, что мессанский замок был уже в руках карфагенян, он лишь сообщает, что часть мамертинцев обратилась за помощью к карфагенянам и «хотела отдать себя и замок в их руки» (Polyb. 1,10), также может быть, что во время консультации с римлянами цитадель была занята карфагенянами. Во всяком случае, из Полибия ясно, что когда римляне решили поддержать мамертинцев, мессанский замок был в руках карфагенян (Polyb. 1,11). Знали ли римляне, что действия мамертинцев направлены против Гиерона, или они предполагали, что главным противником будет Карфаген?
Основываясь на исторической традиции, Хойс приходит к выводу, что мамертинцы обратились за помощью к римлянам «против тех, кто и так постоянно досаждал им, а не только сейчас». Это были исключительно сиракузяне или Гиерон из Сиракуз — о конфликте с карфагенянами не могло быть и речи. В конце концов, они даже призвали на помощь карфагенян, о чем свидетельствует карфагенский гарнизон, размещенный в Мессане. Кроме того, как сообщает Полибий, карфагенский офицер уступил мамертинцам почти без сопротивления, когда те отказались от карфагенской помощи. Поэтому, по мнению Хойса, вооруженного конфликта против Гиерона римляне могли ожидать только при соединении с Мессаной.
Поэтому неудивительно, продолжает Хойс, что «человек с римской улицы» предполагал легкую прогулку и связывал интервенцию в богатую Сицилию прежде всего с быстрой и обильной добычей. Поскольку отношения между Римом и Карфагеном всегда характеризовались лояльностью, и поскольку Рим намеревался вмешаться только против Сиракуз, традиционного противника Карфагена, и не преследовал на Сицилии никаких далеко идущих целей, римляне не опасались конфликта с Карфагеном. Хойс парирует обвинения в том, что эта точка зрения приписывает римлянам поверхностный образ мышления и наивность, говоря, что в истории всегда делались неверные расчеты, и наивность также всегда определяет ход истории, тем более что римляне в 264 году еще не имели ни наития, ни достаточного опыта в большой политике: «Понятно, что римляне в то время еще не были мастерами большой политики, до недавнего времени ограничиваясь внутренне–италийской областью, да и там лишь центральной частью».
Мольтхаген соглашается с этими соображениями и категорически заявляет, что в 264 году «мысль об антагонизме между Римом и Карфагеном [должна быть] исключена с самого начала». По мнению Мольтхагена, который ссылается на Polybius 1,11 о выводе из Мессаны поставленного там в 269 году карфагенского гарнизона, союз между Гиероном и Карфагеном против мамертинцев, был заключен до того, как римляне приняли решение о вмешательстве. Этим союзом Гиерон хотел предотвратить повторную поддержку карфагенянами мамертинцев. Осада Мессаны Гиероном и карфагенянами послужила поводом для обращения мамертинцев за помощью к римлянам. Поскольку движущей силой этого союза был Гиерон, римская интервенция была направлена против Гиерона, а не против Карфагена. Опираясь на эту аргументацию, Мольтхаген пытается раскрыть более глубокие причины перехода Рима в Мессану: Рим опасался дальнейшего усиления Гиерона и считал возможным посягательство сиракузского царства на греческую Нижнюю Италию, которая лишь недавно перешла под власть Рима. По мнению Мольтхагена союз между Гиероном и Карфагеном придал бы опасениям Рима новый импульс, поскольку экспансионистская политика Гиерона в Сицилии, которая была бы направлена против Карфагена, теперь была остановлена. Для Мольтхагена эти соображения являются истинной причиной того, что римляне приняли просьбу о помощи. Он подводит итог: «Согласно римской концепции, речь шла о защите Мессаны от Гиерона, следовательно, здесь была война против Сиракуз, а не действия против Карфагена. Этот шаг, по–видимому, был в их собственных интересах, чтобы закрепить свое недавно завоеванное господство над Нижней Италией». В качестве доказательства этого тезиса Мольтхаген ссылается на ход первых лет войны, в которой карфагеняне играли настолько незначительную роль, что в «Периохах» Ливия сначала говорится только о сражениях против Гиерона, хотя Ливий указывает, что помощь Мессане была направлена против карфагенян и сиракузян. Только после заключения мирного договора с Гиероном предания сообщают о римских начинаниях против карфагенян. Численность войск, отправленных Римом на Сицилию, также указывает, по мнению Мольтхагена, на то, что война против великой державы Карфагена не рассматривалась.
Флах и Шравен опровергают тезис, выдвинутый Мольтхагеном (что римляне еще до принятия решения о вмешательстве знали, что Гиерон был союзником Карфагена и разграбление Мессаны неизбежно привело бы к войне с Карфагеном), утверждая, что во время рассмотрения мамертинской просьбы о помощи еще не было возможности предвидеть, что Гиерон вступит в союз со своим естественным врагом: «Военная цель — не дать Карфагену превратить этот экономически и стратегически важный портовый город в военно–морскую базу и в плацдарм — могла преследоваться римским главнокомандующим, консулом Аппием Клавдием Каудексом, только тогда, когда он с удивлением обнаружил, что столкнулся не с одним, а с двумя врагами».
Однако если предположить, что карфагенский гарнизон находился в Мессане с 269 года и что с этого времени мамертинцы были в безопасности от Гиерона, то просьба мамертинцев о помощи была направлена против карфагенского гарнизона, и не Гиерон предстает как возможный противник римлян, а Карфаген. Этот тезис подтверждается сообщением Диодора (Diod. 22,13,9), которое ясно показывает, что Гиерон вступил в союз с Карфагеном только после изгнания карфагенского гарнизона из Мессаны. Велвей отвергает вышеприведенные тезисы, согласно которым Гиерон был реальным противником в начале войны, и считает «маловероятным, что Рим в то время не думал о конфликте с великой державой Карфагеном и рассматривал Гиерона II как реального противника […]».
Однако дебаты в Риме выглядят совершенно иначе, если допустить существование Филиновского договора, поскольку тогда римляне прекрасно понимали неизбежность войны с Карфагеном. Так как подробное рассмотрение проблем Филиновского договора вышло бы за рамки данной работы, он не будет здесь обсуждаться подробно. Одно, однако, несомненно, как отмечает Берве: «Тем не менее будет считаться совершенно невероятным, что Гиерон и Карфаген могли объединить усилия для совместной защиты от Рима».
Независимо от того, считали ли римляне Гиерона или карфагенян своими главными противниками, исследователи единодушны в том, что информативная ценность рассказов Полибия о римских дебатах после обращения мамертинцев за помощью ограничена, поскольку они содержат много замечаний, которые можно отнести к более позднему периоду.
Хойс, например, считает аргументы в сенатских дебатах, переданные Полибием, в которых приводились веские геополитические доводы и резко обозначался страх перед господствующим над всем Средиземноморьем Карфагеном «не чем иным, как обоснованием ex eventu, а ясность и внушающая сила, с которой они и сегодня захватывают нас при первом впечатлении, является лишь одним из примеров рациональности, присущей ретроспективному наблюдению, основанному на историческом опыте». Хойс отмечает, что сенатские дебаты, изображенные Полибием, не могли состояться в 264 году, представляя собой «анахронизм». По мнению Хойса, в то время между Римом и Карфагеном не было элементарного противостояния, как и острого осознания угрозы для Италии, исходящей от карфагенских владений на Сицилии, Сардинии и в Испании. То, что карфагеняне уже сидели в Мессане в 269 году без соответствующей реакции Рима, по мнению Петцольда также говорит о том, что накануне Первой Пунической войны римляне еще не вынашивали более поздних властно–политических идей и их «взор еще не был направлен на внеиталийские территории».
Для Хойса этот рассказ о сенатских дебатах является доказательством того, «что Полибий пишет здесь не как бесстрастный историк, а как поклонник экспансионистской римской политики». Более того, Полибий в определенной степени зависел от римского анналиста Пиктора, в записях которого прослеживается доримская тенденция.
С другой стороны, Полибий отвечает на обвинения в антиримской пропаганде, объясняя решение народного собрания удовлетворить просьбу мамертинцев о помощи перспективой богатой добычи. В этом контексте Флах и Шравен выдвигают обоснованное возражение, что если бы уже в этот момент было известно, что для того, чтобы иметь возможность завоевать Мессану, не только Гиерон, но и карфагеняне должны быть побеждены, «римский народ вряд ли ожидал бы надежной победы, обещавшей богатую добычу каждому участнику войны».

Захват карфагенянами мессанской крепости

Что касается захвата карфагенянами Мессанского акрополя, то рассказы историков допускают различные толкования. Полибий сообщает, что мамертинцы, под давлением Гиерона, отправили делегацию в Рим и делегацию к карфагенянам и «хотели отдать себя и замок в их руки». (Polyb. 1,11), поэтому крепость все еще оставалась бы без гарнизона, так же как угроза со стороны Гиерона была возможна только при отсутствии карфагенского гарнизона в Мессане.
Когда замок Мессаны был фактически занят карфагенянами (до, во время или после решения о римской интервенции) из рассказа Полибия невозможно определить, но несомненно, что теперь он находился в руках карфагенян (Polyb. 1,11).
Зонара, в свою очередь, сообщает, что римляне обещали мамертинцам поддержку, но помощь задерживалась, и мамертинцы, находясь в бедственном положении, теперь обратились за помощью и к карфагенянам. Карфагеняне заключили мир между собой и Гиероном, а также устроили согласие между мамертинцами и Гиероном и охраняли пролив и город (Zonaras 8,8).
Но как насчет карфагенского гарнизона, который, согласно Диодору (22,13,7), вошел в Мессану сразу после битвы при Лонгане? Как уже объяснялось выше, по мнению Гофмана фактически маловероятно, что карфагеняне, как предполагают некоторые авторы, [4] покинули Мессану в это время. Более того, ни Полибий, ни другие традиции ничего не знают о втором нападении Гиерона на Мессану.
Циммерман предлагает решение противоречий, предполагая два независимых события: одновременная просьба мамертинцев о помощи к римлянам и Карфагену у Полибия смешивается с просьбой о помощи к карфагенянам против Гиерона в 269 году (что привело к переброске карфагенского гарнизона в Мессану) и со второй просьбой мамертинцев о помощи к римлянам против карфагенской оккупации в 264 году. В то время как Пиктор, чтобы скрыть истинные цели Рима, намеренно смешивал эти два события, Полибий некритично следовал рассказу Пиктора. По мнению Циммермана римские лица, принимавших решения, думали совсем по–другому: «Римский сенат 264 года, тем не менее, должен был быть полностью осведомлен о ситуации».

Изгнание карфагенян из Мессаны

По рассказу Полибия мамертинцы изгнали командира карфагенского гарнизона, разместившегося в крепости Мессаны, и передали город римскому консулу и главнокомандующему Аппию Клавдию. Затем карфагеняне разместили свой флот у мыса Пелория, а сухопутная армия карфагенян атаковала Мессану. Гиерон наконец увидел возможность полностью вытеснить мамертинцев с Сицилии и заключил союз с карфагенянами. В то же время армия Гиерона заняла позицию по другую сторону Мессаны, так что город был окружен со всех сторон (Polyb. 1,11).
Зонара сообщил о задержке римской военной помощи, поэтому Аппий Клавдий отправил военного трибуна Гая Клавдия вперед с несколькими кораблями в Регий. Тем временем карфагеняне, немедленно пришедшие на помощь мамертинцам, заключили мир между собой, мамертинцами и Гиероном. Чтобы предотвратить переправу римлян, пролив и город охранялись.
Чтобы подорвать карфагенскую морскую блокаду, Гай Клавдий переправился на лодке в Мессану для переговоров с мамертинцами, но был отослан карфагенянами обратно. Известие о споре между мамертинцами, не хотевшими склониться перед римлянами и одновременно желавшими избавиться от карфагенского гарнизона, побудило Гая Клавдия переправиться в Мессану во второй раз (Zonaras 8,8). В собрании мамертинцев трибун попытался привлечь мамертинцев на свою сторону, заверив их, что хочет освободить город, поскольку римляне не были заинтересованы в Мессане. Однако Гай Клавдий велел карфагенянам уйти или, если они возражают, принять решение о дальнейших действиях. В то время как мамертинцы молчали из страха, карфагеняне Гая Клавдия игнорили. Гай Клавдий истолковал молчание мамертинцев и карфагенян так: мамертинцы желали свободы, поскольку в противном случае они выступили бы в поддержку карфагенян, которые также присутствовали с военной силой, в то время как молчание карфагенян следовало рассматривать как признание вины, поскольку оно доказывало, что они были неправы, ведь если бы они думали справедливо, то могли бы оправдаться. Гай Клавдий обещал мамертинцам помощь, поскольку они были италийского происхождения и обратились с просьбой о помощи к Риму (Fragm. 43,5f.). Зонара сообщает, что после этого мамертинцы разразились бурными аплодисментами, и Гай Клавдий немедленно отправился обратно в Регий, чтобы форсировать переход в Сицилию со всем римским флотом. Численное превосходство более опытного карфагенского флота, бурное течение и внезапная буря помешали переправе и заставили повернуть обратно в Регий (Zonaras 8,8). После того как погода успокоилась, Гай Клавдий снова переправился на Сицилию и созвал мамертинцев на совещание, к которому позже присоединился карфагенский полководец Ганнон, закрепившийся в крепости. Поскольку эта дискуссия между Гаем Клавдием, мамертинцами и карфагенским командующим закончилась безрезультатно, Ганнон был схвачен римлянином и брошен в тюрьму под аплодисменты мамертинцев, так что карфагенскому командующему пришлось под давлением эвакуировать всю Мессану, за что он был наказан карфагенянами (Zonaras 8,9).
Отчет Зонары обсуждается в исследованиях неоднозначно. Хойс, например, считает рассказ Зонары об изгнании карфагенян из Мессаны «чистым продуктом фантазии» и утверждает, что отчет позволяет говорить «сам за себя» и делает критическое обсуждение излишним. Для Хойса деяния Гая Клавдия, широко приукрашенные Кассием Дионом и Зонарой, являются лишь литературным стилистическим приемом, «чтобы оформить начало войны, которое было не очень приемлемым для римских настроений, в римском понимании». В первый год войны еще нечего было сообщить о римских подвигах, но, по словам Хойса, «такая война, как Первая Пуническая, как она предстала в исторической памяти в своем окончательном виде, была невозможна без выдающихся римских достижений в начале. Поэтому была придумана специальная бравурная фигура римского центуриона, который, по преданию, вел римский авангард в Регий». С другой стороны, по мнению Хойса, рассказ Полибия (1,11,4), согласно которому карфагенский офицер дал себя засадить без сопротивления, более правдоподобен, поскольку надежды римлян на то, что теперь им удастся избежать конфликта с Карфагеном, похоже, оправдались. Отчеты Кассия Диона и Зонары противоречат этому, так как они передают впечатление, «что в смелом азарте римляне тут же набросились на карфагенян».
Липпольд, основываясь на других менее достоверных известиях, переданных Зонарой отмечает, что «ко всей истории с трибуном [следует] относиться, по меньшей мере, скептически». Рассказ Зонары об изгнании карфагенской группировки не выдерживает сравнения с гораздо более коротким рассказом Полибия: «Очевидно, что подробный рассказ Зонары, изобилующий анекдотами, предлагает меньше, чем краткое изложение Полибия, которого достаточно для (хотя и отрывочного) объяснения событий».
Гофман также считает достоверность подробного отчета Зонары «весьма спорной», однако он поднимает вопрос о том, не скрывается ли за причудливыми искажениями изначальное ядро, и, по мнению Гофмана, похоже, что так оно и есть. Поскольку Зонара в конечном итоге утверждает не что иное, как то, что римляне уже приложили руку к изгнанию карфагенян из Мессаны, то есть в то время, когда о войне еще и речи не было, нельзя считать, что римляне выдумали эти не очень лестные для них события. Не удивительно и то, что в те дни в Мессане находился посланник Рима. В конечном итоге, однако, Гофман считает неважным то, как римский представитель в Мессане выполнял свою задачу, поскольку, по мнению Гофмана, «важно лишь то, что изгнание карфагенян из Мессаны произошло с ведома и одобрения римлян».
Обещания, которые военный трибун дал мамертинцам, по словам Кассия Диона и Зонары, «похоже, не были взяты из воздуха». Договор, заключенный между римлянами и мамертинцами, обеспечивал Мессане максимальную свободу: Мессана не была оккупирована римлянами, ей разрешалось содержать собственные войска и собирать собственные таможенные пошлины, а также она имела право изгнания и свою юрисдикцию. Таким образом, в 264 году мамертинцы формально получили от римлян тот правовой статус, который они имели до вмешательства карфагенян. Не следует забывать, что окончательно не выяснено, каково было положение Мессаны во время карфагенской оккупации — даже если в крепости стоял карфагенский гарнизон, карфагеняне вполне могли предоставить мамертинцам такую же автономию, как позже римляне в других вопросах, таких как собственные войска, обычаи, юрисдикция.
Что касается функции эпизода с Клавдием, Мольтхаген советует проявлять осторожность в попытках найти «истинное ядро» этого эпизода: «Он служит мостом между принятием просьбы о помощи и появлением римской армии под командованием Ап. Клавдия. В целом, его следует рассматривать как летописное изобретение, в которое были включены отдельные исторически подлинные элементы из кампании Ап. Клавдия, но которое не имеет «подлинного ядра» в целом». Велвей подчеркивает, что эпизод с Клавдием не обязательно следует рассматривать как выдумку анналистов, и приводит фактические основания для своего тезиса: «Принятие просьбы мамертинцев о помощи требовало в Риме немедленных мер, которые сделали обещание римлян исполнимым, так что по фактическим причинам отправка Г. Клавдия кажется вполне вероятной, хотя остается в тумане, действительно ли трибун сыграл в изгнании карфагенян значительную роль».
Мольтхаген возражает против тезиса Гофмана о том, что изгнание карфагенского гарнизона из Мессаны, зафиксированное Полибием, естественно, произошло только после возвращения мамертинской делегации из Рима, поскольку без обязательных гарантий из Рима такой шаг мамертинцев был бы немыслим, что четкое заявление Полибия, согласно которому мамертинцы изгнали карфагенский гарнизон самостоятельно и до прибытия римлян, «безусловно, должно восприниматься серьезно». За это время мамертинцы оправились от поражения при Лонгане, так что в 264 годуи они не были так беспомощны, как во время карфагенской интервенции. Вельвей, однако, считает аргументацию Мольтагена неубедительной, поскольку в действительности мамертинцы все еще зависели от группировки держав в сицилийско–нижнеиталийской области.

Появление Аппия Клавдия у Мессанского пролива

Согласно рассказу Полибия, консул Аппий Клавдий был назначен главнокомандующим сразу после того, как народ решил поддержать мамертинцев, и отправлен в Мессану. Тем временем мамертинцы изгнали карфагенский гарнизон, призвали Аппия и передали ему город (Polyb. 1,11).
Этой немедленной отправке главной римской армии к Мессанскому проливу, как сообщает Полибий, противоречит рассказ Диодора, в котором консул Аппий Клавдий был послан народом к проливу с достаточными силами только тогда, когда в Риме стало известно, что Гиерон и Карфаген заключили союз после изгнания карфагенского гарнизона из Мессаны и теперь вместе осаждали Мессану (Diod. 23,1,4).
Однако, как можно прочитать у Зонары и как было объяснено в предыдущем разделе, отправка основной римской армии задержалась, поэтому морем был отправлен авангард под командованием Гая Клавдия. Это сообщение Зонары становится более правдоподобным, если учесть время, затраченное римлянами на подготовку к войне. Ведь даже если Аппий Клавдий действительно готовился к походу, как утверждает Полибий, то после того, как ему поручили помочь Мессане, прошло еще несколько месяцев, прежде чем он смог прибыть в Регий с основной римской армией. Как убедительно объясняет Берве, консул мог достичь Регия не ранее конца 264 года.
То, что римский авангард действительно высадился на Сицилии до прибытия основной римской армии, видно из рассказа Диодора, согласно которому Гиерон и карфагеняне заключили союз с целью развязать войну с римлянами, если те немедленно не покинут Сицилию (Diod. 23,1,2). Как убедительно доказывает Липпольд, официально этот союз был направлен только против Мессаны, «поскольку даже при наличии римских сил в Мессане вряд ли можно было бы совершить дипломатическую ошибку, говоря о союзе против Рима, когда теоретически еще царил мир и конфликт оставался внутренним сицилийским делом». Липпольд, однако, признает, что на самом деле союз был направлен против Рима, «потому что, вероятно, кто–то хотел попытаться взять Мессану до того, как помощь Рима начнет действовать, и можно было надеяться заставить Рим колебаться в своем решении, когда он столкнется с сильной коалицией».
В конце концов, этот расчет не оправдался, поскольку союз между Гиероном и Карфагеном в конечном итоге привел к отправке главной римской армии, как записано у Диодора в 23,1,4. Гофман справедливо отмечает, что только в этот момент Рим оказался перед альтернативой войны или мира.

Деятельность карфагенян и сиракузян

Рассказ Полибия создает впечатление, что сразу после потери Мессаны карфагеняне предприняли широкие военные контрмеры, чтобы восстановить контроль над Мессаной. Согласно рассказу Полибия, Гиерон не стал раздумывать и вступил в союз с карфагенянами против мамертинцев и немедленно осадил Мессану (Polyb. 1,11).
Сообщение Зонары также предполагает быстрое соглашение между Гиероном и карфагенянами, так же как и стремительное начало военных действий против Мессаны (Zonar. 8,9).
Диодор также сообщает о быстрых и целенаправленных совместных действиях Гиерона и Карфагена против Мессаны (Diodorus 22,13,9).
Поскольку описанные выше действия были в высшей степени политическими событиями огромной взрывной силы, для них были необходимы решения правительства в Карфагене, и они, конечно, не были обусловлены инициативой карфагенского полководца в западной Сицилии. Поэтому Гофман указывает, что описанная выше реакция представляет собой «заключительную фазу действий карфагенян».
Таким образом союз между карфагенским полководцем Ганноном и Гиероном, о котором сообщает Диодор и в котором оба решили начать войну с римлянами, если те не покинут Сицилию как можно скорее (Diodorus 23,1,2), следует рассматривать в более широком контексте. Поскольку Карфаген и Гиерон не могли быть заинтересованы в войне против Рима, им пришлось постараться, чтобы высшие лица Рима узнали об этом ультиматуме: «Недостаточно было послать сообщение одному из офицеров, находящихся в Мессане или в Регии, но нужно было обратиться непосредственно к сенату, который один мог дать окончательный ответ» (Гофман). Поскольку реакция Рима на этот ультиматум, по–видимому, не устраивала, карфагеняне и Гиерон начали осаду Мессаны, а карфагенский флот отправился вверх по проливу (Diodorus 23,1,3).
Ультиматум Карфагена и Гиерона Риму, записанный Диодором, ясно показывает, что римляне уже были размещены в Сицилии. Кажется разумным предположить, что это был римский авангард, который участвовал в изгнании карфагенского гарнизона из Мессаны, как записано у Зонары. Берве утверждает: «Поскольку не следовало ожидать, что они [карфагеняне] легкомысленно отдадут Мессану, Г. Клавдий остался там со своими войсками и кораблями, несмотря на требование пунийцев, чтобы римляне оставили город и убрались со всей Сицилии». Соответственно, римский авангард под командованием Гая Клавдия также оказался в ловушке в Мессане.
Но когда был заключен союз между Гиероном и карфагенянами?
Согласно Полибию Гиерон заключил союз с Карфагеном только после того, как карфагеняне уже предприняли военные действия против Мессаны, так как теперь он видел возможность «полностью изгнать занявших Мессану варваров из Сицилии» (Polyb. 1,11).
В сообщении Диодора о союзе между Гиероном и Карфагеном сначала можно прочитать только то, что после потери Мессаны они заключили союзный договор, чтобы вместе вести войну против Мессаны (Diod. 22,13,9). В следующем отрывке Диодор немного уточняет: союз между Гиероном и карфагенянами был заключен с целью изгнания римлян из Сицилии и, при необходимости, для ведения войны против них, если римляне отвергнут ультиматум (Diod. 23,1,2). Что касается точного времени заключения альянса, то эти два сообщения противоречат друг другу. После детального филологического анализа Гоф приходит к выводу, что отчет Диодора должен использоваться как дополнение к Полибию, чтобы иметь возможность точно классифицировать договор по времени. Последовательность событий после изгнания карфагенян из Мессаны такова: «Карфагеняне предъявляют римлянам ультиматум (покинуть Мессану и Сицилию), который римляне не выполняют. После этого Ганнон, сын Ганнибала, достигает Сицилии […] После его возвращения к армии из вояжа в Акрагант […] прибывают посланцы от Гиерона. Они заключают союз для борьбы с римлянами, если те не покинут Сицилию как можно скорее. После того, как оба привели свои войска в Мессану, карфагеняне размещают свою сухопутную армию вокруг Сол и свой флот у мыса Пелория, а Гиерон разбивает лагерь у Халкидской горы. Они осадили Мессану».
Из рассказов Полибия и Диодора ясно, что инициатива этого союза исходила от Гиерона. Из обоих рассказов также ясно, что карфагеняне уже собирались самостоятельно атаковать Мессану в то время, когда Гиерон обратился к ним с предложением о союзе. Союз между двумя давними противниками кажется удивительным только на первый взгляд, но и Гиерон, и карфагеняне знали, что мамертинцев прикрывает Рим и что Рим теперь заинтересован в Мессане. «Если бы дело было только в мамертинцах, карфагенянам и Гиерону II было бы трудно поддерживать друг друга», — говорит Велвей о подоплеке союза между Гиероном и Карфагеном. Хотя Карфаген рассчитывал, что союз с Гиероном укрепит его позиции против Рима, и надеялся, что ему удастся убедить римский сенат уступить, Гиерон отказался от своего давнего плана овладеть Мессаной. Для Гиерона была слишком велика опасность, что новая ситуация на северо–востоке Сицилии поставит под угрозу и его собственные интересы в этом регионе.
Если предположить, что решение римского народа о мамертинцах было принято в середине лета 264 года, то развертывание карфагенских войск и союз с Гиероном приходятся на осень или зиму, так что Гиерон «не мог в свою очередь начать блокаду города до конца 264 года».

Переговоры Аппия Клавдия с карфагенянами и Гиероном

Когда Аппий Клавдий прибыл в Регий с основной римской армией зимой 264/3 года, осада Мессаны карфагенянами и Гиероном была в самом разгаре.
В этой критической ситуации консул вступил в переговоры с Гиероном и карфагенянами. Полибий сообщает, что Аппий Клавдий ночью переправился в Мессану и, учитывая вездесущность врага, решил сначала договориться с обоими осаждающими, прежде чем начинать рискованные сражения, чтобы таким образом облегчить положение мамертинцев. Соответственно, Аппий Клавдий уже был в Мессане, когда начал переговоры. Полибий ничего не сообщает о содержании переговоров, которые закончились безрезультатно (Polyb. 1,11).
Диодор также сообщает о переговорах Аппия Клавдия с Гиероном и карфагенянами, с той разницей, что консул остался в Регии и оттуда послал к осаждающим переговорщиков, чтобы добиться снятия осады. Аппий Клавдий попытался освободить Гиерона от союза с карфагенянами, пообещав ему, что не будет вести против него войну. Гиерон ответил консулу, что мамертинцы справедливо осаждены из–за своих преступлений, и римляне, ценящие добрую волю, не должны защищать этих коварных убийц. Однако если бы римляне начали войну из–за этих святотатцев, то всем стало бы ясно, что на самом деле они были озабочены не мамертинцами, а завоеванием господства над Сицилией. Об ответе карфагенян у Диодора ничего не сохранилось (Diod. 23,1,4).
С точки зрения намерений, конечно, есть разница, вступил ли Аппий Клавдий в переговоры с Гиероном и карфагенянами из Регия или из Мессаны. Берве комментирует переговоры, записанные Диодором: «Поскольку теперь было ясно, что поддержка мамертинцев и занятие Мессаны будет означать для римлян войну с карфагенянами и Гиероном, если противники не уступят, Aпп. Клавдий, находясь в Регии, […] стремился добиться их ухода путем переговоров и таким образом избежать большой войны. По крайней мере, он хотел создать такое впечатление и, предвидя, что его требование освободить Мессану будет отвергнуто, хотел возложить ответственность за войну на другую сторону». В отличие от рассказа Диодора, в рассказе Полибия, как считает Липпольд, консул вел переговоры не ради мира, а с учетом своей сложной стратегической ситуации. Шварте не принимает эту интерпретацию и видит поведение консула у Полибия в другом свете. В то время как Диодор оставляет открытым вопрос о том, какие мотивы были решающими для усилий снять осаду, Полибий показывает римского полководца, который предпочел бы сдержать обещание, данное мамертинцам, путем переговоров, потому что он столкнулся с неожиданно трудной военной задачей в Мессане. Вопреки доминирующему сегодня мнению, которое объединяет сообщения Диодора и Полибия, [5] Диодор и Полибий, возможно, сообщают о двух разных событиях, Гофман указывает: «В первом случае обращение консула к Гиерону было связано с созданием более благоприятной стартовой позиции для римлян дипломатическими средствами. С другой стороны, послание, которое он отправил из Мессаны предводителям осаждающей армии, в отличие от обоснования, данного Полибием, следует понимать уже не как пожелание мира — это было уже невозможно — а как объявление войны в соответствии с древними формами, о которых Невий и Энний уже сообщили более подробно».

Битвы Аппия Клавдия против карфагенян и Гиерона: оценка

После провала переговоров Аппий Клавдий атаковал стоявшую перед Мессаной сиракузскую армию, которая после продолжительного сражения была окончательно разбита; затем Гиерон поспешно вернулся в Сиракузы (Polyb. 1,11). На следующий день консул разбил карфагенян, так что осадный пояс вокруг Мессаны был прорван, и карфагенянам пришлось бежать в соседние города. Затем Аппий начал осаду Сиракуз (Polyb. 1,12).
Зонара более подробно описывает сражения римлян с Гиероном и карфагенянами, сообщая, что Аппий Клавдий едва не попал в плен во время осады Сиракуз и спасся только благодаря хитрости, а также о прекращении осады, поскольку римляне страдали от нехватки продовольствия и болезней. Аппий Клавдий оставил гарнизон в Мессане и вернулся в Регий (Zonaras 8,9). [6]
Диодор сообщает, что консул удалился в Мессану только после неудачной осады Сегесты, которая принесла римлянам большие потери (Diod. 23,3).
В следующем году карфагеняне усилились, и поскольку ситуация в Италии снова успокоилась, римляне отправили обоих консулов на Сицилию; таким образом, сил было вдвое больше, чем в начале войны (Zonar. 8,9).
Поскольку кампания Аппия Клавдия, начавшаяся столь успешно, закончилась тяжелым поражением, ему отказали в триумфе и его имя не фигурирует в Триумфальных актах. Может быть, не отказали бы, если бы Гиерон заключил мир с Римом во время его консульства, а не несколько месяцев спустя. Однако положение Гиерона во время кампании Аппия было еще слишком стабильным, чтобы он мог воспринять мирные инициативы римлян. Гиерон верил, что карфагеняне оправятся от поражения, и полагался на фактор времени, ожидая, что первые успехи римлян не продлятся долго. Стратегия Гиерона поначалу была успешной и поставила крест на карьерных планах Аппия Клавдия: «Для честолюбивого Аппия это был тяжелый удар. Принятие Гиероном мирного предложения позволило бы ему завершить свою кампанию, которая также имела свои успешные стороны: удачный переход и подрыв карфагенско–сиракузского осадного кольца вокруг Мессаны. «Спасение» мамертинцев и «умиротворение» сиракузян обеспечило бы ему достаточное количество титулов, чтобы он мог требовать себе общепризнанного триумфа». Хефтнер возражает, что успехи Клавдия не имели решающего значения: «Хотя ему удалось закрепить плацдарм в Мессане и, кроме того, явить впечатляющую демонстрацию римской вооруженной мощи, с другой стороны он не смог нанести действительно прочного поражения ни Гиерону, ни карфагенянам. Как показали события следующего года, костяк их армий уцелел и они были способны в любой момент возобновить осаду Мессаны».
Поскольку имя Аппия Клавдия, в отличие от имени его коллеги М. Фульвия Флакка, завоевавшего и уничтожившего Вольсинии, не встречается в Триумфальных актах, возникло скрытое недоверие к источникам о военных успехах Аппия Клавдия. Однако, были ли военные заслуги Аппия Клавдия решающим фактором в отказе предоставить триумф на утверждение сената, нельзя сказать наверняка, поскольку отношения Аппия Клавдия с большинством сенаторов могли быть не самыми лучшими. Тем более что гораздо менее значительных военных достижений в ходе дальнейшей Первой Пунической войны также было достаточно для присвоения триумфа.
Что касается посмертной славы, то, независимо от оценки действительной важности его военных деяний, Аппий Клавдий гораздо более известен через века вплоть до наших дней, чем его коллега Фульвий Флакк, удостоившийся триумфа и канувший в Лету.


[1] Хефтнер также высказывает там особое мнение: освобождение от карфагенской оккупации из Мессаны легче всего понять, если у операторов этой акции была явная поддержка римского сената. В данном случае, однако, сенат должен был ясно осознавать антикарфагенскую направленность этого союза дружбы уже тогда, когда он принял мамертинцев в римскую amicitia.
[2] Берве считает менее достоверным рассказ Зонары о том, что «мамертинцы» сначала обратились к Риму за поддержкой, которая была им оказана, и только после задержки военной помощи направили просьбу о помощи карфагенянам. Достоверность Полибия в целом выше не только потому, что «анналистическая традиция Зонары, которая, безусловно, налицо, явно хотела изобразить карфагенян как тех, кто, разместив гарнизон в городе, уже принятом римлянами в союзники, все же спровоцировал войну». Гампл считает, что рассказ Зонары о просьбе мамертинцев о помощи «очевидно, в значительной степени вырван из Полибия и мало что может сказать в нашем контексте». Для Мольтхагена, с другой стороны, бесспорно, что рассказ Зонары относится к мамертинской кампании Гиерона в 269 году и в конечном итоге через несколько промежуточных звеньев восходит к Полибию. Временной разрыв в 5 лет между Polybius 1,8,2 и 9,7f. с одной стороны и Polybius1,10,1f. с другой, который Зонара упускает из виду, «не удивителен в свете затянувшегося в поздних исследованиях обсуждения хронологических проблем».
[3] О том, как Кассий Дион пытался объяснить противоречие между договором о дружбе между римлянами и Гиероном и тем фактом, что римляне были готовы оказать мамертинцам помощь против Гиерона, нельзя сказать с уверенностью, поскольку до нас дошел только фрагмент (fr. 43) его первоначального рассказа. В любом случае, в отрывке из Зонары, где также говорится о существовавшей дружбе между Римом и Гиероном, нет никаких указаний на то, что римляне не решались обещать мамертинцам помощь против Гиерона ради этой дружбы.
[4] Для Берве, основывающемся на традиции Полибия и Зонары, нет никаких сомнений в том, что во время просьбы мамертинцев о помощи Мессана не имела карфагенского гарнизона. В противном случае новая война Гиерона против мамертинцев была бы невозможна. По мнению Петцольда, просьба о помощи к карфагенянам у Polybius 1,10,1, доказывает, что карфагеняне эвакуировались из Мессаны сами. Только эта эвакуация позволила Гиерону осуществить свой план, который был сорван пятью годами ранее карфагенской интервенцией. Петцольд считает вероятным, что карфагеняне эвакуировались из Мессаны незадолго до похода Гиерона на Мессану. Для Мольтхагена нет сомнений в том, что карфагеняне эвакуировались из Мессаны в 265/4 году или были вынуждены покинуть Мессану из–за изгнания мамертинцами, и здесь он основывается на Polybius 1,11,14.
[5] Шварте также приводит сочетание сообщений Полибия и Диодора: «Из всего этого можно сделать вывод, что Аппий Клавдий Каудекс чувствовал себя слабее осаждающих сил карфагенян и сиракузян в Мессане и поэтому, прежде чем переправиться на Сицилию, сначала предпринял — тщетную — попытку добиться прекращения осады путем переговоров, но, с другой стороны, после высадки на Сицилии он без колебаний принял бой».
[6] Поэтому Аппий Клавдий вернулся в Регий, вероятно, в июне 263 года, поскольку год его пребывания в должности истек.