Солдат Христа

Письма

Примерно через четыре года после своего знаменитого перформанса в Массалии Бонифаций появляется в Африке в качестве трибуна, командующего отрядом федератов. У нас нет информации о его местонахождении в промежуточные годы. Однако, как мы увидим, его местонахождение может иметь правдоподобное объяснение. Здесь он начал переписываться с одним из самых замечательных людей поздней античности, Августином, епископом Гиппона Регия. В 417 году Бонифаций получил первое известное послание из их переписки. Но это скорее книга, чем письмо, «миниатюрная история (представленная как учебник для начинающих) о природе христианского конфликта в Африке». В ней подробно обсуждаются проблемы с донатистами, а также делается отступление о типах людей, ответственных за насилие на религиозной почве. Несколько ключевых отрывков проливают свет на самого Бонифация.
«Я должен выразить похвалу и поздравления, и я поражен, мой возлюбленнейший сын Бонифаций, тем, что среди забот войны ты стремишься познать то, что относится к Богу. Отсюда ясно, что ты служишь вере, которую имеешь, во Христа, даже в военной обстановке. Итак, чтобы кратко сообщить твоей милости о разнице между заблуждениями ариан и донатистов, ариане говорят, что Отец, Сын и Святой Дух различны по существу. Но иногда некоторые из них, как мы слышали, желая привлечь на свою сторону готов, когда видят, что у них есть некоторая сила, исповедуют ту же веру, что и готы. Но их опровергает авторитет их предшественников, ибо даже сам Донат, как говорят, не придерживался такой веры, а ведь это его секта, принадлежностью к которой они хвалятся».
Как говорится в письме, Бонифаций продолжал свою военную карьеру и был участником бурных волнений в Африке. Примечателен тот факт, что Бонифаций спросил о разнице между арианством и донатизмом. Как объяснил Августин, первое было ересью, а второе — расколом. Однако донатисты, которые в те времена находились в весьма бедственном положении, отчаянно пытались найти влиятельных благодетелей и хотели прозелитизировать арианствующих готов. Готы, о которых говорит Августин, — это foederati, которыми командовал Бонифаций (Olymp. Fr. 42; Aug Ep. 220.7; Poss. V. Aug. 28.12). Ситуация могла несколько озадачить Бонифация, поскольку его солдаты технически также были «еретиками».
«Поскольку записи очень объемны, особенно для тебя, занятого другими делами, важными для мира в Риме, потребуется много времени, чтобы прочитать, как донатисты были побеждены во всех отношениях на самой конференции, но ты мог бы, возможно, прочитать их сборник, который, я полагаю, есть у моего брата и коллеги епископа Оптата, или, если у него его нет, его можно легко достать в церкви Ситифиса, поскольку эта книга тоже, возможно, утомительна для человека с твоим бременем из–за ее длины».
Тот факт, что Августин посоветовал Бонифацию обратиться к Оптату или в церковь Ситифиса, помогает локализовать область деятельности офицера. Де Леппер был склонен отождествлять его должность трибуна с должностью Praepositus Limitis в Гемеллах, из–за близости к Ситифису и резиденции Оптата. Однако нет никаких свидетельств, подтверждающих это местоположение, в то время как мы знаем, что несколько лет спустя Августин посетил Бонифация на его посту в Тубунах. Последнее место определенно кажется оправданным в качестве его штаб–квартиры и переносит нас в южную Нумидию, регион, где трибун не мог избежать контакта с донатистской церковью. На конференции в Карфагене в 411 году донатизм проиграл перед имперскими чиновниками, и с тех пор его члены постоянно преследовались имперскими властями. Однако секта все еще оставалась на свободе в сельской местности Нумидии, где она продолжала свое сопротивление. Письмо Августина создает впечатление, что донатисты потерпели полное поражение и остались лишь небольшие очаги сопротивления. Однако через несколько лет Августин признает, что многие люди притворились обращенными и что «очаги» на самом деле стали «областями». Другой трибун, Дульцитий, также спрашивал о деятельности этой секты, и Августин ответил ему, что он уже послал наставления другим людям. Не исключено, что он имел в виду и Бонифация.
«Исходя из этого, мы можем без всякого абсурда истолковать заявление блаженного апостола Павла, где он говорит: «Мы готовы наказать всякое непослушание, как только исполнится ваше прежнее послушание». По этой причине Сам Господь велит сначала пригласить гостей на Свой великий пир, а потом уже принуждать их. Ибо, когда слуги Его сказали Ему в ответ: «Господи, мы сделали все, что Ты повелел, и уже все готово», Он сказал: «Выйдите на дороги и тропинки и заставьте прийти всякого, кого найдете».
Эта политика религиозного принуждения предвосхитила бы века религиозной нетерпимости в средневековую эпоху и после нее. Лансель, однако, замечает, что, возможно, было бы несколько чересчур заклеймить Августина как отца инквизиции. Он определенно был против убийства людей, которых считал еретиками, хотя бы потому, что не хотел делать из них мучеников. Первоначально Августин сопротивлялся принуждению. Однако опыт его родного города, где банды донатистов прибегали к насилию и разрушению, заставил его поддержать принуждение, чтобы вернуть в лоно церкви свою африканскую паству. Таким людям, как Бонифаций и Дульцитий, было поручено выполнить имперские указы против осужденного культа. Августин написал письма 185 и 189 Бонифацию в тот период, когда епископ был полностью занят пелагианским вопросом. Между летом 416 и летом 418 года он получил от Орозия в Палестине известия об извращениях ереси и собирал африканских епископов для обжалования их дела у папы. Однако епископ Гиппона Регия нашел время, чтобы написать Бонифацию одно из самых длинных писем, которые он когда–либо писал. Августин не приложил бы таких больших усилий, если бы не знал о заслугах Бонифация.
Он писал Бонифацию: «Мне очень приятно, что среди своих гражданских обязанностей ты не пренебрегаешь также заботой о религии и желаешь, чтобы люди, оказавшиеся в разлуке и расколе, были возвращены на путь спасения и мира». Это письмо ясно показывает, что Бонифаций был христианином, проявлявшим немалый интерес к богословским вопросам. Вскоре после этого Августин отправил ему письмо 189. Это письмо поясняет, что интерес Бонифация к богословию проистекал не только из его служебных обязанностей, но и из его благочестивой натуры. В письме 189 он говорит: «Ты очень желаешь, чтобы я написал тебе что–нибудь, что укрепило бы тебя к вечному спасению, на которое ты надеешься в Господе нашем Иисусе Христе». Как и письмо 185, это послание говорит нам не так много, как хотелось бы, но оно освещает некоторые моменты, важные для реконструкции религиозных взглядов Бонифация.
Например, из письма 189 также становится ясно, что Бонифаций испытывал определенное беспокойство по поводу совместимости христианской веры и военной службы. Августин наставлял его: «Не думай, что невозможно угодить Богу тому, кто, будучи солдатом, носит боевое оружие». Опасения Бонифация иллюстрируют одну из самых больших проблем, с которыми столкнулась католическая церковь в поздней Римской империи: отношение военных к вере и средства, с помощью которых можно было примирить воинственный институт с его посланием о мире. Проблемы, связанные с моралью войны в христианстве, беспокоили апологетов задолго до четвертого века. Однако, по сравнению с другими доктринальными вопросами, это был лишь незначительный спор. Вскоре христианство стало отождествляться с Римской империей, и это переплетение заставило христианских писателей разработать несколько доктрин, с помощью которых они попытались определить надлежащую роль христианского солдата. Ответ Августина Бонифацию следует рассматривать в более широком контексте решения Церкви привести имперскую армию в лоно христианской веры и создать этический кодекс, по которому мог бы жить христианский воин. Он принял концепцию оправдания войны ради восстановления мира и считал, что для христианина не будет грехом убивать в бою. Церковь не пыталась сделать христианство непосильным бременем для военных.

На границе

Письма Августина также дают дальнейшее представление о военных занятиях Бонифация в это время. В письме 189 он пишет
«Те, кто отказался от всех этих мирских занятий, а также служит Богу с совершенным постоянством целомудрия, конечно, занимают более высокое место перед Богом. «Но каждый человек, — как говорит апостол, — имеет свой дар от Бога, один этот дар, другой тот». Поэтому другие сражаются с невидимыми врагами, молясь за тебя; ты же борешься с видимыми варварами, сражаясь за них».
Военные обязанности Бонифация неоднократно отмечались в письмах Августина. В данном случае прямо указано, что он борется с «видимыми варварами». Точный характер его службы станет очевиден из письма, написанного через много лет после их первого обмена письмами, в котором Августин напомнил Бонифацию о его первых днях службы в качестве штабного офицера в Африке: «[Бонифаций] как трибун умиротворил все эти племена силой оружия и угрожая им федератами». Звание трибуна было одной из низших должностей комитатов. Трибуны командовали полками, основной единицей полевой армии, численность которых обычно составляла около 400 человек для конницы и 800 человек для пехоты. Трибуны также могли называться препозитами и, как в случае с Бонифацием, могли командовать федератами. Если Бонифаций был обычным солдатом в Массалии, то должность трибуна во второй половине 410‑х годов, безусловно, была значительным продвижением в его карьере. В эти годы magister utriusque militiae Констанций после устранения галльских узурпаторов и своего соперника Гераклиана получил фактический контроль над всеми военными эшелонами.
В 416 году был заключен договор с вестготами, и Плацидия вернулась в Италию (Oros. 7.43.12–13; Olymp. Fr. 31; Philost. 12.4; Prosp. s. a. 416). Бонифаций мог остаться в Массалии до окончания войны между готами и римлянами. В качестве альтернативы он мог присоединиться к войскам Констанция в Испании. К этому времени его репутация героя войны могла стать известна на высших военных уровнях, возможно, даже подкреплена Галлой Плацидией, которая могла узнать о карьере солдата из первых рук через своего бывшего мужа Атаульфа. Констанций наверняка способствовал его продвижению, и в этом случае уместно снова поднять вопрос о происхождении Бонифация. Одной из особенностей реорганизации провинций Констанцием было то, что важные должности были доверены местным римлянам. Это определенно произошло в Галлии в 418 году, когда был создан совет семи провинций, призванный сблизить провинциальную аристократию с имперским правительством в Италии. Вполне совместимо с этой политикой было бы наградить местного солдата за выдающиеся заслуги престижной должностью, охраняющей границу его родной провинции. Для сравнения, современник Бонифация Астерий, испанец из Тарраконы, занимал должность comes Hispaniarum. Я подозреваю, что готские федераты могли быть ветеранами, назначенными Бонифацию после того, как Констанций и Валлия заключили свой договор.
Действуя из своего штаба в Тубунах, Бонифаций должен был патрулировать нумидийскую границу. Это была пустынная область соленых озер, часть предсахарской области, отделенной на севере высокогорными, хорошо орошаемыми районами Средиземноморской североафриканской зоны и характеризующейся полосой полузасушливых внутренних равнин. Африканские варвары, с которыми он здесь столкнулся, были племенами мавров. Следует отметить, что в большинстве случаев задача пограничных гарнизонов заключалась в контролировании этих кочевников, когда они выходили за пределы провинций для перекочевки, а не для борьбы с ними. Одной из обязанностей трибуна здесь было выслушивание клятв, которые они давали, когда выходили. Хотя реальные военные действия происходили редко, серьезные набеги время от времени все же случались. [1] В этих случаях вмешивалась римская кавалерия. Если слова Августина «умиротворяющий» и «устрашающий» поместить в правильный военный и дипломатический контекст, они означают, что Бонифаций смог подчинить их и навязать им договор. Августин написал это около 419 года коллеге в Салоне. Когда он упоминает, что некоторые варварские народы «умиротворены», он использует тот же язык, что и тогда, когда он говорил об успехе Бонифация в борьбе с этими племенами.
«Ибо среди нас, то есть в Африке, есть бесчисленное множество варварских народов, где Евангелие еще не проповедовалось; нам легко узнавать это каждый день от тех, кто был взят в плен и теперь находится среди рабов римлян. Но только несколько лет назад некоторые из них, исключительные и немногочисленные, были умиротворены и вошли в состав римских территорий, так что у них нет своих царей, но есть правители, поставленные над ними Римской империей, и они и их правители стали христианами. Но те, кто обитает дальше вглубь страны и не находится под властью Рима, никак не связаны с христианской религией, и все же ни в коем случае нельзя сказать, что к ним не относится Божье обетование».
Действительно на границах римской Африки действовали два типа мавров. Несколько местных племен, рассеянных внутри провинций, образовали королевства, но были и кланы, сформировавшиеся за границей. В пятом веке они начали свою «этническую экспансию» подобно готам и вандалам в Европе, которые объединили группы разного происхождения и заложили основу для внушительных региональных держав, доставивших восточным римским правителям столько хлопот в шестом веке.
Племена, с которыми сражался Бонифаций, принадлежали ко второму типу, и их не следует отождествлять с теми, которые превратились в местные царства мавров в Ауре. Августина также беспокоило то, что эти племена еще не были христианизированы и даже укрывали римских рабов. Уже с третьего века эти мавры совершали набеги на южную Нумидию, сделав ее одной из самых уязвимых частей римской Африки, которую необходимо было тщательно обследовать и укрепить. Силы, которыми располагал Бонифаций, состояли в основном из кавалерии, которая была наиболее эффективным средством борьбы с быстрыми набегами пустынных кочевников. Африканская кавалерия была одной из самых сильных в империи, составляя почти половину всех сил провинции. В течение нескольких лет Бонифаций был занят поддержанием мира в своем секторе нумидийской границы, когда в его личной жизни произошла катастрофа.

Смерть первой жены

Спустя много лет Августин вспоминал, как Бонифаций написал ему в беде после смерти первой жены и обратился к нему за советом. Он сказал:
«Вспомни, каким человеком ты был, пока была жива твоя первая жена святой памяти, как ты ужасался суете этого мира вскоре после ее смерти и как ты желал поступить на службу Богу. Мы знаем, мы можем свидетельствовать о том, что ты говорил нам в Тубунах о своем душевном состоянии и желаниях, когда мы с братом Алипием были с тобой наедине. Действительно, я не думаю, что земные заботы, которыми ты сейчас поглощен, имеют такую силу, чтобы полностью стереть это из твоей памяти. В самом деле, ты хотел полностью отказаться от общественной жизни, которой ты занимался, и уйти в священный отдых и жить той жизнью, которой живут слуги Божьи, монахи».
Внезапная потеря жены нанесла Бонифацию огромный психологический и эмоциональный удар, ясно указывая на то, что она была важной частью его жизни. Его намерение стать монахом еще раз демонстрирует высокий уровень его личного благочестия, который уже был отмечен. В прошлом отношение Бонифация к религии в свете его будущих поступков оценивалось как лицемерие. Однако пока что это решение соответствовало его более ранним религиозным проявлениям. Мы не должны недооценивать их влияние. Решение Бонифация не было бы уникальным случаем. Еще одним примером того, как известный солдат прекратил свою военную карьеру под влиянием христианства, был галльский воин Тит. Во время правления восточного императора Льва I (457-473 гг.) Тит искал службу на востоке со своими вукеллариями и получил титул комита. Но когда он встретился с Даниилом Столпником, он решил стать отшельником и демобилизовал своих солдат.
«Но что мешало тебе сделать это? Только то, что ты подумал, когда мы указали на это, насколько велика будет польза от того, что ты делаешь, для церквей Христа. Ты делал это с единственным намерением, а именно: чтобы все жили, как говорит апостол, «тихой и спокойной жизнью во всяком благочестии и честности», защищенные от нападений варваров. Но ты также не хотел искать от мира сего ничего, кроме того, что необходимо для поддержания твоей собственной жизни и жизни тех, кто зависит от тебя, в то время как ты был препоясан поясом целомудрия и, несмотря на телесные доспехи, был защищен более надежно и крепко доспехами духа».
Наиболее интересна роль Августина в этом деле. Он был крупным распространителем монастырей в Северной Африке, и Бонифаций, вероятно, послал ему сообщение, чтобы посоветоваться с ним о своем желании стать монахом. Как мы видели в предыдущем письме, Августин прямо заявил, что монахи «безусловно, занимают более высокое место перед Богом». Бонифацию, который был в растерянности, что ему делать со своей жизнью после потери жены, монашество должно было казаться самым идеальным способом провести остаток жизни. Августин присутствовал в Тубунах, когда Бонифаций объяснял свои намерения. Следовательно, он должен был проделать весь путь туда вместе с Алипием из своей резиденции в Гиппоне Регии. Для пожилого епископа это было беспрецедентное путешествие, которое впервые привело его в Нижнюю Нумидию. Контраст между романизированными прибрежными городами, где действовал Августин, и регионом Телль, где патрулировал Бонифаций, не мог быть более резким. Августин определенно был здесь чужаком. Тубуны были расположены на равнине высотой около 470 метров и оставались крепостью до времен экзархата. Это, должно быть, было обременительным путешествием для старого епископа, которому было около шестидесяти лет, и который, как известно, плохо путешествовал. Чтобы добраться до места назначения, Августину и Алипию пришлось преодолеть более 400 километров.
Год их встречи определить нелегко. Мы знаем, что Бонифаций был отозван в Италию для большого похода в 422 году, сразу после этой встречи. Разумной датой кажется 421 год, когда Августин мог присутствовать на соборе в Карфагене. Есть все основания полагать, что Бонифаций тогда еще был трибуном, и еще не был комитом Африки. [2] Штаб–квартира последнего находилась в Карфагене, а его присутствие в Тубунах требовалось только во время неизбежных военных действий. В более мирные времена именно трибуны, такие как Бонифаций, оставались там во главе и руководили пограничными операциями. Человек, сознающий свои обязанности, как Бонифаций, не стал бы думать о том, чтобы уйти с поста в период военной борьбы, и кажется очень маловероятным, что Августин рискнул бы проделать столь долгий путь в зону боевых действий. Поэтому Бонифаций, вероятно, хотел уйти из светской жизни, когда его присутствие не было абсолютно необходимым. Однако, как справедливо заметил Браун, именно Августин, как никто другой, отговаривал его от монашества, в то время как за тридцать лет до этого он убедил члена имперской секретной службы стать монахом.
Августин хотел, чтобы Бонифаций остался на своем посту из–за важных услуг, которые он там оказывал, защищая Церковь и провинции от мавров. Августин предложил ему решение: он должен был оставаться офицером, но вести целомудренную жизнь. Если его необычайно длинное письмо о донатистах могло быть показателем того уважения, которое Августин питал к Бонифацию, то его решение отправиться в Тубуны и убедить его продолжать военную службу было неоспоримым признаком важности их отношений. Однако можно спросить, зачем епископу идти на такие большие усилия ради обычного офицера?
Со времени великой конференции в Карфагене в 411 году Августин поддерживал связь с важными военачальниками. С некоторыми из них, например, с Марцеллином, который председательствовал на конференции, у него завязалась настоящая дружба. Однако когда два года спустя Марцеллин был казнен во время восстания Гераклиана, он воспринял это как личный удар, который показал ему, что церковникам рекомендуется объединяться с наиболее мощной военной силой. В отличие от Амвросия, Августин никогда не оспаривал императорскую власть, и в последние два десятилетия своей жизни он благоволил к имперским силовикам, которые присылались в Африку. Бонифаций еще не был важным действующим лицом в имперских делах, но он определенно создавал себе репутацию в Африке. Вскоре он снова привлек внимание из–за границы, о чем может свидетельствовать другое письмо Августина:
«Мне представилась возможность приветствовать твою милость, что, я знаю, очень приятно для тебя, когда люди, которые должны были поспешить к тебе, были пригнаны к нашему берегу. Наблюдая в их случае милосердие, которым один человек обязан другому, и их любовь к тебе, мы приняли этих людей, едва не потерпевших кораблекрушение, и снабдили их всем необходимым, чем могли. Их сильно швыряло и подвергало опасности буйство неба и моря, и они едва избежали смерти, потеряв все свое имущество».
Трудно точно определить, когда именно могло быть написано это письмо, но его тон остается таким же сердечным, как и предыдущие, и не свидетельствует об изменении отношений со стороны Августина, как это произойдет в более поздние годы. Поэтому небезосновательно предположить, что письмо могло быть написано где–то между 417 и 421 годами. Однако дата, более близкая к последней, кажется благоприятной. В письме говорится, что люди из–за границы хотели посетить Бонифация. Что еще важнее, они должны были ускорить контакт с ним. Краткость послания Августина может также указывать на то, что он хотел как можно быстрее предупредить трибуна о случившемся. В конце концов, обычно в своих письмах он не был немногословен. Вскоре после смерти жены Бонифаций будет отозван в Италию. Хотя в письме не указано, что люди, разыскивающие трибуна, пришли от императорского двора, в нем содержится правдоподобное предположение, что от двора.


[1] Мавритания пережила только два серьезных восстания берберских племен, в 253-260 и 290-293 годах. Аналогично, в четвертом веке только Триполитания пострадала от набегов сахарских кочевников (363-367), и только Мавритания — от войны против Фирма (371-375). Сердце римской Африки в этих случаях никогда не подвергалось угрозе.
[2] МакЭвой считает, что он уже был комитом Африки в 417 году. Хизер даже считает Бонифация преемником Гераклиана. Против таких взглядов следует отметить, что мы знаем о существовании по крайней мере еще одного комита Африки, Классициана, в промежуток между 417 годом и встречей в Тубунах. Как будет обсуждаться в следующей главе, Бонифаций был вынужден узурпировать comitiva Africae в 422 году. Поэтому он не мог уже быть comes Africae.