В настоящей главе рассматриваются те разделы «Артаксеркса», которые с известной долей вероятности можно приписать Динону, хотя они и не приписываются ему прямо. Большинство приведенных здесь эпизодов, которые Плутарх предположительно заимствует у Динона, относятся к периоду после 398 г. до н. э., когда оканчивается ктесиева «Персика».

РАЗДЕЛ I: Plutarch, Artaxerxes, 26-30

Первый раздел, который мы рассмотрим, — это блок, состоящий из последних пяти секций биографии; все события не выходят за пределы царского двора и вращаются вокруг одних и тех же придворных. Рассказ обладает внутренним единством сюжета, что свидетельствует о том, что он происходит из одного и того же источника.
Раздел начинается с вручения титула наследника старшему сыну царя Дарию (26.4: ἀνέδειξε Δαρεῖον τὸν βασιλέα), а не младшему Оху. Говорят, что это произошло еще при жизни царя и должно было разрушить надежды Оха уже на этой стадии, чтобы тот подобно Киру Младшему не предпринял восстание и войну. Согласно персидскому обычаю наследник имел право на исполнение желания, и Дарий просит себе Аспасию, греческую наложницу Артаксеркса, которая раньше находилась в свите Кира (26.5: ᾔτησεν Ἀσπασίαν ὁ τὴν Δαρεῖος μάλιστα σπουδασθεῖσαν ὑπὸ Κύρου, τότε δὲ τῷ βασιλεῖ παλλακευομένην). Затем Плутарх делает отступление, описывает первую встречу Кира и Аспасии (26.6–9) и возвращается к прежнему повествованию. Артаксеркс оскорблен просьбой Дария (27.1: ἠνίασε τὸν πατέρα), и дает Аспасии возможность выбрать самой (27.3: λαμβάνειν ἐκέλευσε βουλομένην). Поскольку она выбирает Дария (27.3: παρ’ ἐλπίδας ἑλομένης τὸν τοῦ βασιλέως Δαρεῖον), царь вынужден уступить, но вскоре меняет свое мнение и забирает Аспасию назад, сделав ее жрицей Артемиды (Анаит) с обетом безбрачия на всю жизнь (27.4: ἱέρειαν ἀνέδειξεν αὐτήν, ὅπως ἁγνὴ διάγῃ ἐπίλοιπον τὸν βίον). Дарий, глубоко оскорбленный этим, вскоре подпадает под влияние придворного Тирибаза, который подстрекает его к действиям против царя (28). Здесь Плутарх снова отступает от темы и рассказывает, как Артаксеркс дважды оскорбил Тирибаза в прошлом, пообещав ему своих дочерей Аместриду и Атоссу, на которых монарх поочередно женился сам (27.7–9).
В заговоре участвовало множество людей, но он раскрыт царю евнухом (29.1: εὐνοῦχος ἐδήλωσε τῷ βασιλεῖ τὴν ἐπιβουλὴν καὶ τὸν τρόπον). Артаксерксу удается сбежать от своих потенциальных убийц после того, как он их разглядел (29.4: οὐκ ἐξανέστη πρότερον τῶν ἢ ἐπ’ αὐτὸν ἐρχομένων καὶ τὰ πρόσωπα κατιδεῖν γνωρίσαι σαφῶς ἕκαστον). Заговорщики разбегаются, а Тирибаз поражен копьем и умирает (29,7). Приговор Дарию выносится царскими судьями (29,8-9). Плутарх приводит две версии смерти Дария: в одной он обезглавлен палачом, который вначале колеблется (29.9–10: ἰδὼν [scil. ὁ δήμιος] δὲ τὸν Δαρεῖον ἐξεπλάγη καὶ ἀνεχώρει πρὸς τὰς θύρας ἀποβλέπων, ὡς οὐ δυνησόμενος οὐδὲ τολμήσων αὐτόχειρ γενέσθαι βασιλέως … ἀναστρέψας καὶ τῇ ἑτέρᾳ χειρὶ δραξάμενος τῆς κόμης αὐτοῦ καὶ καταγαγών, ἀπέτεμε τῷ ξυρῷ τὸν τράχηλον), а в другой сам царь поражает его кинжалом (29.11: τὸν δ’ ὑπ’ ὀργῆς ἀναστάντα καὶ σπασάμενον τὸν ἀκινάκην τύπτειν ἕως ἀπέκτεινεν). Затем говорится, что Артаксеркс вышел во внутренний двор и простерся ниц перед солнцем (29.12). В заключительном разделе рассказывается о планах Оха устранить двух своих братьев, Арсама и Ариаспа. Оху удается, используя ложную информацию, принудить последнего покончить с собой (30.5: τοσαύτην ἐνέβαλον πτοίαν αὐτῷ καὶ ταραχὴν δυσθυμίαν καὶ εἰς τοὺς λογισμούς, ὥστε φάρμακον σκευάσαντα θανασίμων καὶ τῶν τοῦ ζῆν πιόντα ἀπαλλαγῆναι). С помощью Арпата, сына Тирибаза, Ох затем убивает Арсама (30.8: δι ἀπέκτειναν’ ἐκείνου τὸν ἄνθρωπον). Узнав о трагической судьбе своих сыновей, Артаксеркс, как говорят, умирает от горя (30.9: ὀλίγον οὐδ’ ἀντέσχεν, ἀλλ’ εὐθὺς ὑπὸ λύπης καὶ δυσθυμίας ἀπεσβέσθη).
Art. 26 начинается с борьбы за трон среди сыновей царя, напоминая его собственную борьбу с братом. Последний даже прямо упоминается (26.4) в желании царя предотвратить повторение истории с Киром. Среди отпрысков монарха, по–видимому, Дарий напоминает молодого Артаксеркса; он старший среди братьев, как и его отец (1.2), и по этой причине должен получить трон (26.1: ὡς ἔλαβεν αὐτός, οὕτως ἀπολιπεῖν πρεσβεῖα Δαρείῳ τὴν ἀρχήν). Напротив, Ох — младший (26,2), как и Кир (ср. Xen. Anab. 1.1.1); он даже подражает Киру в лелеянии стремления к престолу. Можно отметить у Плутарха намеренное сходство между описаниями Оха и Кира:
26.2: ἤλπιζε δὲ μάλιστα κατεργάσεσθαι τὸν πατέρα διὰ τῆς Ἀτόσσης, «надеялся склонить отца на свою строну с помощью Атоссы» (Ох). 2.3: ἀνέβαινεν εὔελπις ὤν, ὡς κατειργασμένης ἐκείνης διάδοχον αὐτὸν ἀποδειχθῆναι τῆς ἀρχῆς, «ехал в твердой уверенности, что стараниями и заботами матери уже назначен наследником престола» (Кир).
Учитывая это сходство, назначение Дария преемником Артаксеркса вполне понятно. Сам царь играет ту же роль, что и его отец Дарий Нот, разрушивший амбиции альтернативного Кира. Иронический поворот судьбы (который не ускользнул от Плутарха и его источника) идеален: Дарий II назначил наследником своего сына Артаксеркса, а теперь Артаксеркс назначает преемником своего сына Дария. Последний, однако, представлен как желающий подражать самому Киру. Принц Дарий просит себе Аспасию, знаменитую наложницу Кира, которую он любит. Его амбиции напоминают притязания Кира, а не молодого Артаксеркса. Ох, Дарий и Кир связаны между собой женщинами. Как Кир полагался на поддержку своей матери, Парисатиды (Plut. Art. 2.3–4), так и Оху помогает его (мачеха) мать Атосса (которая оказывается его сестрой). Дарий же просит себе самую значимую женщину из окружения Кира. Эта тема подражания является одним из лейтмотивов последней части биографии.
Стремления персонажей вскоре проваливаются: царь, который желает Аспасию (27.3), Дарий, который жаждет Аспасию (27.1, 27.5), Аспасия, которая выбирает Дария (27.3), и Тирибаз, который надеется жениться на Аместриде или Атоссе (27.7–8) — все они не в состоянии удовлетворить свои желания из–за друг друга: Аспасия разочаровывает надежды Артаксеркса (27.3), а выбор Дария раздражает царя (27); Артаксеркс подавляет желание Аспасии (27.4) и расстраивает желание Дария (27.5); то, что царь предпочел жениться на собственных дочерях, а не отдавать их Тирибазу, напоминает разочарование последнего (27.8–9).
В симметричной структуре царь конкурирует с Дарием за Аспасию и с Тирибазом за Атоссу (см. ниже). В обоих случаях царь обещает женщину важной фигуре при дворе, и в обоих случаях он не держит своего слова, расстраивая их желания. В ответ Дарий вынашивает план убийства в компании с Тирибазом и другими. Раздел, посвященный восстанию Дария (Art. 29), начинается с попытки отцеубийства и заканчивается сыноубийством. Во многих отношениях здесь литературная кульминация биографии, картина, к которой читатели подводятся на протяжении всего повествования. В двух отношениях она представляет противоположность предыдущему драматическому изображению, в котором Артаксеркс не наказывает свою мать Парисатиду (Art. 19). С одной стороны, Дарий замышляет заговор против своего отца, в то время как Артаксеркс воздерживается от причинения вреда своей матери; с другой стороны, прежнее милосердие персидского царя больше не проявляется. Действительно, насилие Артаксеркса подчеркивается, когда оно противопоставляется нежеланию палача стать «убийцей царя» (29.9). Палач в конце концов вынужден убить Дария, и эта картина как бы направляет читателя ко второму варианту, в котором царь сам лишает жизни своего сына.
Манфредини, Орси и Антелами предполагают длительный временной разрыв между заговором Дария и событиями, окружающими смерть Артаксеркса, из–за различных типов поведения царя в каждом случае: сначала он энергично подавляет заговор, но в последнем эпизоде он слаб. Однако это предположение игнорирует роль биографа в переделке изначального сообщения. Действительно, впечатление, которое мы получаем от чтения Плутарха и других версий этого дела, разбросанных в древней литературе, заключается в том, что между этими двумя сюжетными линиями существует определенная связь.
Из сходства между историями Плутарха и латинского писателя Юстина (10.1), который сократил сочинение автора первого века до н. э./н. э. Помпея Трога, можно узнать, что Плутарх опирался на один непрерывный рассказ и что разные части Art. 26 (вопрос о правопреемстве и назначении Дария, 26.1–5; история Кира и Аспасии, 26.5–8) также появились в первоначальном варианте, и самое главное, в той же последовательности.
Можно обнаружить, что описание Аспасии было существенным компонентом в рассказе двух авторов. Вероятность того, что эти два писателя вставили эту историю независимо друг от друга, используя различные источники, невелика.
Смит утверждает, что различия между двумя версиями слишком огромны, чтобы предполагать для Плутарха и Юстина (Трога) общий источник. По его мнению каждый из авторов использовал свой собственный источник. Точно так же Отто Нейгауз считает, что гипотеза о том, что оба автора опирались на один и тот же источник, является ein grosser Irrtum (большой ошибкой). На самом деле различия между двумя авторами незначительны и могут быть объяснены как литературные переделки одного и того же рассказа — возможно, даже с помощью определенного промежуточного источника. Так, в то время как Плутарх упоминает один обычай среди персов, Юстин (10.1.2) говорит, что назначение Дария происходило вопреки персидским установлениям. Отдельные ссылки двух авторов на персидское правоведение в одном и том же месте сюжета не могут быть случайными. Несмотря на очевидное противоречие, представляется, что оба автора опирались в конечном счете на один и тот же источник. По–видимому, Трог полагал, что более драматичной историей было бы само назначение Дария, а не невыполнение желания Дария в качестве поведения, противоречащего традиции. Кроме того, Юстин/Трог (10.2.2) говорит, что Аспасия — жена царя, а не его наложница. Это различие можно легко объяснить упрощением и сокращением со стороны Юстина или Трога.
Кроме того, только при постулировании постоянного использования непрерывного источника обоими авторами, описывающими одну и ту же историю, может иметь смысл постоянное сходство между рассказом Плутарха (Art. 27) и изображением Юстина (10). Опять же, Смит подчеркивает расхождения. Очевидное различие заключается в том, что согласно Плутарху, Аспасия назначается верховной жрицей Артемиды/Анаит (Art. 27.4), в то время как согласно Юстину/Трогу (10.2.4) она назначается верховной жрицей Солнца. Казалось бы, описание Юстина (Трога) стремилось сделать сюжет более упрощенным и более стереотипно персидским. Трудно себе представить, что в первоначальной версии описывалась жрица солнца, которой не было в Персии. [1] Более вероятным будет изображение жрицы Анаит, и приписывание безбрачия жрице богини, отождествленной с Артемидой, проясняется. [2] Совокупный вес свидетельств о сходстве между Юстином (Трогом) и Плутархом (см. подробнее ниже) представляется решающим для постулирования общего источника. Отныне мы будем называть его «общим источником».
То же самое касается и Art. 29. Плутарх, по–видимому, следует тому же единственному источнику, который он уже использовал для Art. 26-28. Правдоподобность этого предположения может быть установлена сравнением с Юстином (10.2.5-6), чье непрерывное повествование показывает те же элементы, что и в биографии.
Мало того, что одни и те же темы появляются в рассказах двух авторов, но они также более или менее вводятся в том же порядке. Следует особо отметить наказание детей и роль богов, которые не являются существенными для заговора, но повторяются в обеих версиях.
Сходство поразительно, тем более что Плутарх и Юстин/Трог не зависели друг от друга. Юстин (М. Юниан Юстин) действительно жил позже Плутарха (в промежутке от второго до четвертого веков н. э.), но, как было указано выше, его работа является сокращенной версией труда более раннего автора, Помпея Трога, который жил раньше Плутарха. Теоретически, рассказ Плутарха мог бы зависеть от Трога, но это не представляется возможным. Трудно себе представить, чтобы Плутарх использовал латинский источник, когда греческий текст был более доступен. Более того, хотя утверждение Плутарха (Dem. 2.1-2), что он поздно изучил латынь, является клише (ср. Dionys. Hal. AR 1.7.2-3), он не чувствовал себя комфортно на этом языке, по крайней мере, не настолько, чтобы предпочесть римского автора греческому.
Есть ли у нас какие–либо сведения о природе источника, который лежал в основе Art. 26-30 и Юстина (Трога)? Помимо «Артаксеркса» есть еще пять отрывков, которые могут пролить некоторый свет на этот вопрос и на метод работы Плутарха.
(I) Довольно пространная история Аспасии в Varia Historia (12.1) Элиана завершается моментом, когда Аспасия находится при дворе царя, вероятно, как раз перед тем, как по просьбе Дария ее статус изменится (ибо она не могла пребывать в спальне царя после того, как был издан указ о ее безбрачии: Art. 27.4). Поэтому вполне возможно, что все это описание представляет собой одну непрерывную картину, пришедшую из одного и того же источника и включенную в него после упоминания Аспасии в просьбе Дария и до восстания Дария.
Нейгауз, однако, не считает, что версии Элиана и Плутарха происходят из одного источника, и было бы интересно обратиться к его аргументам. Различий, которые он упоминает, два:
(а) У Плутарха Кир изображен за трапезой (Κύρου δειπνοῦντος), когда Аспасия впервые появляется в его присутствии, в то время как в версии Элиана она появляется ему впервые во время выпивки после обеда (ἔτυχε μὲν ὢν καὶ ἀπὸ δείπνου πίνειν ἔμελλε … μεσοῦντος οὖν τοῦ πότου).
(б) У Плутарха Аспасия отклоняет приглашение Кира сесть рядом с ним, угрожая людям, которые приближаются к ней (κατευνασταί, слуги); у Элиана она угрожает самому Киру.
Но эти незначительные изменения, за которые, как мы можем смело предположить, несет ответственность Плутарх [3], ничтожны, как признает даже Нейгауз (geringfügig). Кроме того, Нейгауз показывает, что между этими двумя рассказами существует сильное сходство в следующих моментах: происхождение Аспасии, ее воспитание, ее поведение по отношению к Киру (которое заметно отличается от поведения других женщин), слова, которые Кир произносит человеку, приведшему Аспасию, и описание интимной связи между Киром и Аспасией после этого инцидента.
Словесное сходство между Элианом и Плутархом может отражать первоначальную версию. Так, Плутарх пишет (26.6), что женщины садятся, и что, когда Кир приступает к забаве, прикасается и шутит с ними, они не выказывают неудовольствия его дружескими ухаживаниями (προσπαίζοντος αὐτοῦ καὶ ἁπτομένου καὶ σκώπτοντος, οὐκ ἀηδῶς ἐνεδέχοντο τὰς φιλοφροσύνας). По словам Элиана, три женщины проинструктированы в том, как привлечь внимание Кира; они обучены не отворачиваться, когда он приближается, и не сердиться, когда он трогает их (ἁπτομένου μὴ δυσχερᾶναι). Когда Кир велит женщинам сесть рядом с ним, они повинуются. Когда он начинает прикасаться к ним (ἁπτομένου δὲ τοῦ Κύρου) и рассматривать их, они не возникают. Аспасия же, наоборот, противится. В версии Плутарха она кричит одному из камергеров Кира: «тот, кто возложит на меня руки, пожалеет об этом» (οἰμώξεται μέντοι τούτων … ὃς ἂν ἐμοὶ προσαγάγῃ τὰς χεῖρας: 26.7), в то время как Элиан пишет, что, когда сам Кир касается Аспазии кончиком пальца, она кричит и говорит, что он пожалеет (ἔφατο αὐτὸν οἰμώξεσθαι τοιαῦτα δρῶντα).
Согласно Элиану, реакция Аспасии приятна Киру (ὑπερήσθη τούτοις ὁ Κῦρος). Он поворачивается к человеку, который привел ее (πρὸς τὸν ἀγοραστὴν), и говорит: «Это единственная свободная и неиспорченная девушка, которую ты привел…» (‘ταύτην μόνην’ ἔφη ‘ἐλευθέραν καὶ ἀδιάφθορον ἤγαγες’). Эта версия особенно близка к описанию Плутарха (Art. 26.8): «Кир обрадовался, засмеялся и сказал человеку, приведшему женщин: «разве ты не видишь, что это единственная свободная и неиспорченная женщина, которую ты привел ко мне?» (ὁ δὲ Κῦρος ἡσθεὶς ἐγέλασε καὶ εἶπε πρὸς τὸν ἀγαγόντα τὰς γυναῖκας ‘ἆρ’ ἤδη συνορᾷς ὅτι μοι μόνην ταύτην ἐλευθέραν καὶ ἀδιάφθορον ἥκεις κομίζων;’).
Конечно, обратная возможность, а именно, что Элиан украсил рассказ Плутарха, также правдоподобна, но у Элиана есть подробности, которые вообще не обнаруживаются в описании Плутарха. Гипотеза, что Элиан включил в этот сырой и неотшлифованный фрагмент полные фрагменты из оригинала до того, как он начал редактировать и изменять их, была бы более вероятной, чем идея о том, что Элиан нашел скелетное изображение в работе Плутарха и начал его разрабатывать (или же нашел промежуточный текст, который украсил версию в биографии Плутарха). Другая возможность состояла бы в том, что Элиан объединил Плутарха и другой источник, но самым простым было бы постулировать, что Элиан и Плутарх использовали один и тот же первоначальный отчет.
(II) Следующий отрывок не из «Артаксеркса» взят из сочинения, приписываемого Плутарху, De Superstitione («О суеверии»). Рассказы о конце Тирибаза в биографии и в этой работе совершенно различны. В «Артаксерксе» (29.7) Плутарх описывает это событие следующим образом:

ὁ δὲ Τιρίβαζος συλλαμβανόμενος πολλοὺς ἀπέκτεινε τῶν βασιλέως δορυφόρων, καὶ μόγις ἀκοντίῳ πληγεὶς πόρρωθεν ἔπεσε.

Тирибаз убил многих стражников царя, когда они пытались арестовать его, и наконец был поражен копьем с большого расстояния и пал.

Итак, брошенное кем–то издалека копье убивает Тирибаза. Пущенное неизвестным копье и слово «издалека», вероятно, были вставлены Плутархом, чтобы создать ассоциацию с предыдущей сценой в биографии, в которой есть метатель копья, но нет упоминания о попадании. Ранее Артаксеркс, как говорят, бросил свое копье (10.2: ἀκοντίῳ), но неясно, попал ли он в Кира. Получается, эта ассоциация была создана для того, чтобы связать окончательное убийство Тирибаза с предыдущей попыткой остановить Кира. В другом рассказе (De sup. 168e), однако, событие совершенно другое:

Τὸν Τιρίβαζόν φασιν ὑπὸ τῶν Περσῶν συλλαμβανόμενον σπάσασθαί τε τὸν ἀκινάκην, εὔρωστον ὄντα, καὶ διαμάχεσθαι· μαρτυρομένων δὲ καὶ βοώντων ὅτι συλλαμβάνουσιν αὐτὸν βασιλέως κελεύσαντος, αὐτίκα τὸ ξίφος καταβαλεῖν καὶ τὼ χεῖρε συνδῆσαι παρασχεῖν.

Говорят, что Тирибаз, когда персы арестовывали его, обнажил свой меч, и будучи силачом, сражался. Но когда ему стали кричать, что арестовывают его по приказу царя, он тут же положил свой меч и протянул обе руки, чтобы его заковали в цепи.

Сходство между началами двух отрывков, по–видимому, исключает возможность того, что эти сообщения обозначают различные действия. Разницу, возможно, следует объяснить тем, что одна версия ближе к первоначальному рассказу, в то время как вторая является переработанным вариантом. Более вероятно, что рассказ, включенный в De superstitione, является первоначальным.
Действительно, версия в «Артаксерксе» представляется пересмотренной, хотя бы из–за ее замечательного сходства со смертью Кира от копья (ср. Art. 11.5: ἀκοντίῳ). По–видимому, Плутарх придумал этот намек с намерением связать смерть Дария, сообщника Тирибаза, со смертью Кира. Можно также отметить это соображение: если в первоначальной истории Тирибаз послушно сдался стражникам, то это может объяснить тот факт, что его сын Арпат все еще был жив после восстания (Art. 30.8), факт, который предполагает некое царское милосердие к семье (ср. Hdt. 3.15).
(III) Третий отрывок связан с вопросом о последовательности Art. 29 и 30. Элиан (VH 9.42) сообщает следующее:

Ἀρταξέρξου ἀποκτείναντος τὸν πρεσβύτερον υἱὸν Δαρεῖον ἐπιβουλεύοντα, ὁ δεύτερος ἀξιοῦντος τοῦ πατρὸς σπασάμενος τὸν ἀκινάκην ἑαυτὸν πρὸ τῶν βασιλείων ἀπέκτεινεν.

После того как Артаксеркс казнил своего старшего сына Дария за заговор, второй сын по приказу своего отца выхватил меч и убил себя перед дворцом.

Манфредини, Орси и Антелами считают, что это еще одна версия конца заговора и его последствий. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что между этим описанием и биографией Плутарха нет никакой существенной разницы. Элиан рассказывает, что сын Артаксеркса совершил самоубийство и что его отец желал этого. В версии Плутарха Ариасп, сын Артаксеркса, обманом Оха был приведен к убеждению, что царь желает ему смерти. Казалось бы, версия Элиана здесь является лишь неадекватным резюме первоначального описания, с опущением плана Оха. Единственное различие между сообщениями — это способ самоубийства. Одна из возможных версий заключается в том, что акинак (ἀκινάκης), типичное персидское оружие, является подробностью, добавленной в процессе приукрашивания, и что самоубийство с помощью яда находилось в первоначальном рассказе. Плутарх в качестве альтернативы добавил питье яда. Дополнительная информация, представленная в версии Элиана, — это место самоубийства Ариаспа — где–то перед дворцом. Согласно Фемистию (32.362С), Артаксеркс одного сына зарезал, а другого принудил к добровольной смерти (τὸν μὲν τῶν ἀπέσφαξε υἱέων, τὸν δὲ ἑκόντα ἀποθανεῖν κατηνάγκασεν). Трудно поверить, что он знал больше подробностей. Из этих описаний можно заключить, что два события, а именно смерть Дария и смерть Ариаспа, принадлежали к одному и тому же источнику.
(IV) Полиэн (7.17) описывает уловку, которую он приписывает Оху:

Ὦχος Ἀρταξέρξου τοῦ πατρὸς αὐτῷ τελευτήσαντος εἰδὼς, ὅτι περιὼν μὲν ὁ πατὴρ φοβερὸς ἦν τοῖς ὑπηκόοις, μετὰ δὲ τὴν τούτου τελευτὴν αὐτὸς εὐκαταφρόνητος ἔσοιτο, τοῖς εὐνούχοις καὶ κατακοιμισταῖς καὶ τῷ χιλιάρχῳ συνθέμενος ἔκρυψε τὸν θάνατον ἐπὶ μῆνας δέκα· ἐν δὲ τούτοις τὴν βασιλικὴν σφραγῖδα διαπέμπων ἐξ ὀνόματος τοῦ πατρὸς προσέταξεν Ὦχον ἀναγορεῦσαι βασιλέα. ἐπεὶ δὲ πάντες ἀνηγόρευσαν καὶ ὑπήκουσαν, τότε ὡμολόγησε τὸν θάνατον τοῦ πατρὸς καὶ τὸ βασίλειον πένθος ἐπήγγειλε κατὰ τοὺς Περσῶν νόμους.

Когда Артаксеркс умер, его сын Ох знал, что его отец при жизни запугивал своих подданных и что после его смерти он сам будет презираем. По соглашению с евнухами, камергерами и тысячником он скрывал смерть в течение десяти месяцев. Рассылая в этот период письма с царской печатью, он повелел от имени своего отца, чтобы все объявили Оха царем. После того, как все провозгласили и поклонились, он признал смерть своего отца, и он объявил траур по царю в соответствии с персидскими обычаями.

По свидетельству Плутарха, после казни наследного принца Дария, по одной версии от рук Артаксеркса (Art. 29.11), царь как бы погружается в безразличие и не препятствует действиям Оха избавиться от своих братьев. В самом деле, царь кажется настолько пассивным, что в свете рассказа Полиэна возникает почти соблазн объяснить нездоровьем эту бездеятельность. Мы можем отметить явное сходство между пассажем Полиэна и изображением Плутарха:
а) В обоих описаниях используется один и тот же обман. Полиэн изображает Оха так, как будто он использует имя царя и царскую печать, делая вид, что от него исходят определенные приказы. В версии Плутарха оч заставляет Ариаспа поверить, что определенные инструкции принадлежат самому царю.
б) Обе версии приписывают Оху одну и ту же мотивацию, которая заключается в том, чтобы обеспечить ему статус царя. В то время как в рассказе Полиэна Ох сначала удерживает власть, а затем добивается успеха в обретении легитимности, Плутарх представляет его достижения как осуществленные исключительно путем устранения своих противников.
в) Обстоятельства, как представляется, примерно одинаковы для обоих сообщений. В частности, заметно отсутствие монарха. В Art. 30 Ариасп не может угадать истинное настроение царя по отношению к нему. Это понятно, если Артаксеркса уже нет среди живых.
Кроме того, кажется, что между этими двумя отрывками есть значительные вербальные совпадения. Например, сравните выражения λόγους φοβεροὺς («устрашающие слова») у Плутарха и φοβερὸς ἦν («был устрашающим») у Полиэна. Обратите внимание на фразы εὐνούχους καὶ βασιλέως φίλους («евнухов и друзей царя») у Плутарха и εὐνούχοις καὶ τοῖς κατακοιμισταῖς καὶ τῷ χιλιάρχῳ («с евнухами, камергерами и тысячником») у Полиэна. Плутарх завершает свою биографию (Art. 30.9) словами, что «Артаксеркс славился мягкостью и любил своих подданных» (δόξας δὲ πρᾶος εἶναι καὶ φιλυπήκοος). Это слово, φιλυπήκοος, напоминает полиэново τοῖς ὑπηκόοις, и здесь, вероятно, комбинирование Плутарха.[4]
Кажется маловероятным, чтобы Полиэн черпал информацию из херонейского биографа. Хотя Полиэн наверняка читал Плутарха и опирался на его произведения в других местах, здесь он добавляет дополнительный факт, не обнаруженный у Плутарха, что Артаксеркс умер и его смерть держалась в секрете в течение десяти месяцев. Скорее можно было бы предположить, что источником Полиэна не является Плутарх; однако, принимая во внимание сходство между ними, может показаться разумным заключить, что оба рассказа зависят от одного и того же источника.
Бриан предполагает, что текст Полиэна вообще описывает не Артаксеркса III Оха, а другого Оха, известного как Дарий II Нот. Согласно практике использования одного и того же имени в разных поколениях, оба царя, чье имя было Ох, были сыновьями лиц, которые приняли царское имя Артаксеркс (первый и второй, соответственно). Бриан упоминает о несоответствии между позитивным изображением Артаксеркса в Art. 30 и его весьма нелицеприятным портретом у Полиэна. Получается, фраза ἦν φοβερὸς τοῖς ὑπηκόοις у Полиэна находится в разительном противоречии с плутарховым φιλυπήκοος. Предположительно можно было бы заключить, что эти два автора указывают на разных царей и опираются на разные источники, а не на один и тот же. Однако этот аргумент можно оспорить.
Во–первых, можно доказать, что оба сообщения похоже, совпадают. Отметим, что по словам Плутарха, образ царя настолько ужасен, что Ариасп решает покончить с собой. Это описание вполне соответствует изображению царя как φοβερὸς ἦν τοῖς ὑπηκόοις в описании Полиэна. Действительно, казалось бы, что эти два сообщения даже дополняют друг друга. Мы можем, например, идентифицировать «друзей царя» (φίλους βασιλέως), упоминаемых вместе с евнухами в версии Плутарха как соратников Оха; это камергеры и хилиарх, обнаруженные в донесении Полиэна. Кроме того, неясно, как, по мнению Бриана, отрывок Полиэна согласуется с тем, что известно об обстоятельствах, сопровождавших восхождение Оха/Дария II к власти (Ctesias FGrH 688 F 15.47–50). В этом рассказе было два промежуточных царствования братьев Дария, конкретно Ксеркса II (который правил в течение одного месяца) и Согдиана (который правил в течение шести месяцев). Ни одно из них не соответствует десяти месяцам, упомянутым Полиэном как период, в течение которого смерть Артаксеркса держалась в секрете.[5]
Поэтому, взвесив эти свидетельства, можно согласиться с Дэвидом Льюисом, который, хотя и с колебаниями, относил отрывок Полиэна к Артаксерксу II и его сыну Оху.
Согласно Рюдигеру Шмитту, Ох пришел к власти в 359 году до н. э., после смерти Артаксеркса II (по версии Плутарха) и скрывал смерть своего отца в течение десяти месяцев (по версии Полиэна), «так что его официальное правление, возможно, началось только в 358/7 году». Эта точка зрения представляется неосуществимой. Если Оху удалось устранить своих конкурентов способом, описанным Плутархом, трудно понять, почему он сразу не стал преемником.
История, обнаруженная у Плутарха, вероятно, не совсем не связана с первоначальным повествованием в его источнике. Ведь в какой–то момент Ох должен был объявить о смерти своего отца и обнародовать ее причину. Казалось бы, официальная версия, принятая в этом повествовании Артаксерксом III, должна была создать связь между концом его отца и известием о кончине его сына Арсама. Эта царская пропаганда утверждала бы, что покойный царь умер от горя и отчаяния из–за жестокой и преждевременной смерти своего сына (которая, напомним, на самом деле была организована Охом). Поскольку других соперников, с которыми можно было бы бороться за трон, не осталось, единственным кандидатом на место Артаксеркса II был бы сам Ох. Плутарх, согласно этому предположению, просто превратил эту сказку, которая была представлена его источником как часть фабрикации Оха, в свое объяснение подлинной исторической реальности.
(V) С этим пунктом тесно связан наш последний внешний отрывок, краткое упоминание о котором можно найти в трактате Плутарха De fraterno amore 480d:

Ἀρταξέρξης αἰσθόμενος Ὦχον τὸν υἱὸν ἐπιβεβουλευκότα τοῖς ἀδελφοῖς ἀθυμήσας ἀπέθανε.

Когда Артаксеркс увидел, что его сын Ох замышляет заговор против своих братьев, он потерял надежду и погиб.

Здесь Артаксеркс, по–видимому, скончался сразу же, как только узнал, что Ох замышлял заговор против своих братьев. Это похоже на то, что рассказывается в «Артаксерксе», но отличается от пассажа Полиэна. Предположив, что наша гипотеза о том, что Плутарх изменил свой источник, верна, мы могли бы заключить, что здесь биограф использовал неточное резюме эпизода, которое он читал независимо от «Артаксеркса». Это ошибочное резюме, возможно, подало Плутарху мысль для его собственного изложения в биографии. С другой стороны, возможно, что трактат De fraterno amorе был составлен после «Артаксеркса» и там приведена сокращенная переделка оттуда.

РАЗДЕЛ II: Plutarch, Artaxerxes, 24-25

Перейдем теперь к другому разделу, который опять–таки представляется замкнутым водоемом. Эти две главы касаются военной кампании Артаксеркса против северного племени кадусиев и ее последствий. Art. 24 описывает ход кампании и состоит из трех частей. В первой части царская армия страдает от голода и лишений (Art. 24.2–3), которые заставляют воинов потреблять вьючных животных. Эта картина напоминает о невзгодах Дария у скифов (Hdt. 4.123, 130), страданиях Камбиза в пустыне по дороге в Эфиопию (Hdt. 3.25) и испытаниях Ксеркса на обратном пути в Азию (Hdt. 8.115). В версии скифского похода Страбона (7.3.14) Дарий и его воины почти умирают от жажды.
В этой великой беде вмешивается Тирибаз и спасает положение. Тирибаз был известен своими ораторскими и дипломатическими способностями (в Art. 10.1 его слова важны для ободрения царя). Здесь он придумал хитрость, чтобы положить конец войне. Это простая уловка, с помощью которой он и его сын по отдельности обратятся к двум кадусийским царям, предложат обоим мирный договор и заставят каждого покончить с враждой и прийти к царю первым для заключения договора. Действительно, оба царя прибывают в одно и то же время, чтобы подписать соглашение (24.5-7):

(5) Ὄντων γὰρ δυεῖν ἐν τοῖς Καδουσίοις βασιλέων, ἑκατέρου δὲ χωρὶς στρατοπεδεύοντος, ἐντυχὼν τῷ Ἀρτοξέρξῃ, καὶ φράσας περὶ ὧν διενοεῖτο πράττειν, ἐβάδιζεν αὐτὸς πρὸς τὸν ἕτερον τῶν Καδουσίων, καὶ πρὸς τὸν ἕτερον κρύφα τὸν υἱὸν ἔπεμπεν. (6) Ἐξηπάτα δ’ ἑκάτερον ἑκάτερος, λέγων ὡς ἅτερος ἐπιπρεσβεύεται πρὸς τὸν Ἀρτοξέρξην, φιλίαν μόνῳ πράττων ἑαυτῷ καὶ συμμαχίαν· οὐκοῦν εἰ σωφρονεῖ, χρῆναι πρότερον ἐντυγχάνειν ἐκείνῳ, αὐτὸν δὲ συμπράξειν ἅπαντα. (7) Τούτοις ἐπείσθησαν ἀμφότεροι, καὶ φθάνειν ἀλλήλους νομίζοντες, ὁ μὲν τῷ Τιριβάζῳ συνέπεμψε πρέσβεις, ὁ δὲ τῷ παιδὶ τοῦ Τιριβάζου.

Так как у кадусиев было два царя и каждый из них стоял лагерем отдельно, он [Тирибаз] встретился с Артаксерксом, сообщил ему о своем плане, а сам отправился к одному из кадусийских [вождей], тайно послав своего сына к другому. Каждый из них ввел в заблуждение одного [из двух царей], сказав, что другой [царь] посылает посольство к Артаксерксу, чтобы заключает дружбу и союз только для себя, и что если он благоразумен, то должен сначала встретиться с ним [Артаксерксом]; [каждый из них] сказал, что будет помогать ему во всем, в чем сможет. Оба [царя] были убеждены этими словами и думали, что они должны опередить друг друга; один послал делегатов с Тирибазом, другой с сыном Тирибаза.

Это изображение может напоминать картину Геродота (4.118) о том, что у скифов были цари (τοὺς βασιλέας, во множественном числе); однако в последнем случае разделение на два лагеря имеет для скифов в их борьбе против персов большое преимущество, в то время как в изображении Плутарха персы заставляют кадусийских царей уступить, воспользовавшись их разъединением. Хитрость, которую применяет Тирибаз, хорошо известна: она принуждает людей действовать определенным образом из взаимного подозрения. [6] В результате соглашения между царем и кадусиями персы смогли сохранить господство. Часть соглашения, возможно, состояла в том, что впредь кадусийские войска будут служить в армии Артаксеркса; действительно, экспедиция могла быть направлена для насаждения рекрутинга.[7]
Плутарх начинает этот отрывок с утверждения, что Тирибаз был в это время «в опале и пренебрежении» (τότε ταπεινὰ πράττων καὶ περιορώμενος, Art. 24.4). В конце этого раздела Плутарх изображает овеянного славой Тирибаза и торжествующего царя, возвращающегося домой со своей армией (Art. 24.9):

Ἐπεὶ δ’ ἧκεν ὁ Τιρίβαζος, ἧκε δ’ ὁ υἱὸς αὐτοῦ, τοὺς Καδουσίους ἄγοντες, ἐγένοντο δὲ σπονδαὶ πρὸς ἀμφοτέρους καὶ εἰρήνη, μέγας ὢν ὁ Τιρίβαζος ἤδη καὶ λαμπρὸς ἀνεζεύγνυε μετὰ τοῦ βασιλέως.

После прибытия Тирибаза явился и его сын, каждый с кадусием, затем с обоими были заключены мир и договоры; и Тирибаз, теперь уже выдающийся и славный человек, выступил вместе с царем.

Перед кадусийской кампанией Плутарх сообщает, что Артаксеркс терпит неудачу против Египта, потому что два отдельных полководца (Фарнабаз и Ификрат) ссорятся друг с другом (ниже). Теперь у нас есть два кадусийских царя. Каждый из них действует в своих собственных интересах, и в этом они похожи на предыдущую пару, но тем не менее они смогли заключить мирный договор.
Конфликт между Фарнабазом и Ификратом срывает поход против Египта; царь, который пытается подчинить себе кадусиев, забуксовал и испытывает лишения. Возглавив экспедицию в самом начале лично (αὐτὸς ἐστράτευσε: 24.2), Артаксеркс терпит неудачу, но с помощью Тирибаза торжествует; именно факт, что он опять сам ведет свою армию в конце (αὐτὸς ἐβάδιζε: 24.10), предвещает его следующий моральный провал. Во второй части Тирибаз, который хочет освободиться от своего незавидного статуса, преуспевает в спасении армии и царя. Соперничество между кадусийскими царями приводит их к состоянию, в котором они не могут сотрудничать друг с другом, и они вынуждены пойти на союз с Артаксерксом.
Тирибаз задерживается с возвращением (24.8), что вызывает подозрения и клевету на него, перед царем (ὑποψίαι διαβολαὶ καὶ κατὰ τοῦ Τιριβάζου τῷ Ἀρτοξέρξῃ προσέπιπτον). Сам Артаксеркс теряет доверие к своему придворному и раскаивается, что доверился ему. Можно было бы заметить, что подозрение Артаксеркса по отношению к Тирибазу предвосхищает Art. 25, когда царь беспокоится о своем реноме и казнит многих из своих военачальников.
Здесь одна из связующих нитей между концом Art. 24 и началом Art. 25. Еще одна тема — отношения между царем и его солдатами (24.10–25.3). В конце Art. 24 Артаксеркс выглядит настолько скромным, что готов сойти с коня и идти пешком (24.10, по сути как вьючное животное), маршируя до 200 стадий ежедневно по холмистым дорогам. Его поведение якобы хвалит Плутарх, поскольку трусость и изнеженность (δειλίαν τήν καὶ μαλακίαν) порождаются не роскошью, а низменной и неблагородной природой (μοχθηρᾶς φύσεως καὶ ἀγεννοῦς). Выходит, что царь способен терпеть невзгоды и проявлять определенную самодисциплину. Однако это описание можно понять и по–другому, и оно может быть воспринято как полный сарказм. Картина, очевидно, предполагает, что Артаксеркс свободно позволяет эмоциям вроде тщеславия владеть собой из–за его врожденной природы. Это видно в указании на украшения стоимостью в двенадцать тысяч талантов, которые он не снимает во время похода (24.10: οὔτε γὰρ χρυσὸς κάνδυς οὔτε οὔθ’ ὁ τῶν μυρίων δισχιλίων ταλάντων ἀεὶ καὶ τῷ σώματι περικείμενος βασιλέως κόσμος ἐκεῖνον ἀπεκώλυε πονεῖν).
Следующий раздел начинается с памятной сцены, произошедшей сразу же после кадусийской кампании (Art. 25.1-2):

Ἐπεὶ δ’ εἰς σταθμὸν κατέβη βασιλικόν, παραδείσους ἔχοντα θαυμαστοὺς καὶ κεκοσμημένους διαπρεπῶς ἐν τῷ πέριξ ἀδένδρῳ καὶ ψιλῷ χωρίῳ, κρύους ὄντος ἐπέτρεψε τοῖς στρατιώταις ἐκ τοῦ παραδείσου ξυλίζεσθαι τὰ δένδρα κόπτοντας, μήτε πεύκης μήτε κυπαρίττου φειδομένους. (2) Ὀκνούντων δὲ καὶ φειδομένων διὰ τὰ κάλλη καὶ τὰ μεγέθη, λαβὼν πέλεκυν αὐτὸς ὅπερ ἦν μέγιστον καὶ κάλλιστον τῶν φυτῶν ἔκοψεν. Ἐκ δὲ τούτου ξυλιζόμενοι καὶ πολλὰ πυρὰ ποιοῦντες εὐμαρῶς ἐνυκτέρευσαν.

После того, как он спустился к царской стоянке с великолепно обустроенными чудесными парками в стране, которая была без деревьев и бесплодна вокруг, то из–за холода он позволил своим солдатам рубить деревья в парке и собирать лес, и не щадить сосны или кипариса. Когда они заколебались и воздержались из–за большой красоты и размеров [деревьев], он сам взял топор и срубил самое большое и красивое дерево. После этого они набрали дров, развели много костров и спокойно провели ночь.

Биограф сопоставляет вырубку растений/деревьев и убийства людей. Это сочетание вызывает в памяти образ действий милетского тирана Фрасибула перед посланником от коринфского тирана Периандра (Hdt. 5.92). Тиран срезает все самые высокие колосья (τῶν ἀσταχύων ὑπερέχοντα, κολούων δὲ ἔρριπτε) на пшеничном поле, уничтожая самую спелую и заметную часть урожая (τοῦ τε καὶ τὸ ληίου κάλλιστόν βαθύτατον διέφθειρε). В то время как посланник возражает, что Фрасибул губит свою собственность, Периандр хорошо понимает метафору: он должен перебить видных людей в городе. Плутарх использует ту же идею с некоторыми словесными совпадениями (κάλλιστον). Сразу же после этого Плутарх по сути называет царя тираном (Art. 25.4: τυραννίσιν).
Плутарх делает Art. 25 важной частью биографии с точки зрения характера царя, выделяя насильственный аспект через образ сада. В первой сцене царь заботится о своих воинах, когда он позволяет им рубить деревья для дров, но во второй Артаксеркс внезапно убивает множество людей в гневе и беспокоясь за свое реноме, по–видимому, вследствие фиаско кампании (25.3). В предвещании Art. 29, где Артаксеркс убивает своего собственного сына Дария, царь теперь срубает свое собственное дерево. Обратите внимание, что топор предвосхищает кинжал (29.11), а нерешительность солдат предвосхищает нерешительность палача (29.9). В отступлении Плутарх объясняет состояние деспотов в двух обстоятельствах. Он утверждает, что трусость (ἡ δειλία), руководящая тиранами, наиболее смертоносна (φονικώτατον), но спорадически направляемые самоуверенностью (ἡ θαρραλεότης) они расслабляются и становятся доверчивыми (ἵλεων δὲ καὶ πρᾶον καὶ ἀνύποπτον).
По–видимому, Плутарх (Art. 24.1–2) переносит кадусийскую кампанию на другую провальную войну:

Πόλεμον δὲ πρὸς μὲν Αἰγυπτίους διὰ Φαρναβάζου καὶ Ἰφικράτους ἐξενεγκὼν ἀπέτυχε, στασιασάντων ἐκείνων. Ἐπὶ δὲ Καδουσίους αὐτὸς ἐστράτευσε τριάκοντα μυριάσι πεζῶν καὶ μυρίοις ἱππεῦσιν.

Он [царь] потерпел неудачу в войне, которую Фарнабаз и Ификрат вели для него против Египта, из–за их конфликтов; против же кадусиев он сам предпринял поход с тремя сотнями тысяч пехотинцев и десятью тысячами всадников.

Последовательность действий у Плутарха довольно проста: сначала кампания против мятежного Египта, которая оканчивается полным провалом, а затем (обратите внимание на частицу δὲ, «же») экспедиция против кадусиев, о которой биограф подробно рассказывает в остальной части Art. 24. Сама эта последовательность событий встречается также и в латинском источнике. Она появляется в виде пролога (резюме) 10‑й книги потерянной «Филиппики» Помпея Трога:

Decimo volumine continentur Persicae res. Ut Artaxerxes Mnemon pacificatus cum Evagora rege Cyprio bellum Aegyptium in urbe Ace conpararit, ipse in Cadusis victus, defectores in Asia purpuratos suos persecutus, primum Dotamen praefectum . Paphlagonon origo repetita: deinde praefectum Hellesponti Ariobarzanen, deinde in Syria praefectum Armeniae Oronten, omnibusque victis decesserit filio successore Ocho…

В десятом томе содержатся персидские дела. Как Артаксеркс Мнемон заключил мир с царем киприотов Эвагором и в городе Акке устроил свою войну с Египтом; как он сам потерпел поражение среди кадусиев и [как] преследовал своих вельмож, восставших в Азии, прежде всего Датама, сатрапа Пафлагонии. Упоминается происхождение пафлагонцев; затем [наказание] Ариобарзана, сатрапа Геллеспонта; затем, в Сирии, [наказание] Оронта, сатрапа Армении. После того, как все они были побеждены, он [Артаксеркс] погиб и ему наследовал его сын Ох…

Начало и конец египетской экспедиции можно определить по карьере двух афинян: Хабрия и Ификрата. Фарнабаз вынудил союзника Персии, Афины, отозвать из Египта командира наемников Хабрия и прислать другого, чтобы помочь там ахеменидскому походу. [8] Хабрий был отозван, а на помощь персам послан Ификрат. [9] Диодор (15.29.2–3) помещает обе просьбы под одним и тем же годом, 377/6 до н. э., а египетская война у него начинается летом 374/3 до н. э. («после многих лет [подготовки]». Соответственно, некоторые ученые датируют войну 374 годом до н. э., в то время как другие более убедительно относят ее к 373 году до н. э. Есть даже те, кто выбирает 372 год. Мы узнаем от Диодора (15,43), что египетская кампания оказалась катастрофой главным образом из–за споров между персидскими и греческими военачальниками. Персидская армия отступила из Египта, очевидно, к Акке. Фарнабаз послал гонцов в Афины и обвинил Ификрата в промахе. Афиняне ответили, что если они найдут вину за Ификратом, они накажут его по заслугам, но через некоторое время (μετ’ ὀλίγον χρόνον: 15.43.6) они назначили его командующим флотом. В 373 г. Ификрат защищает остров Коркиру от Спарты, лишив другого афинянина, Тимофея, верховного командования (Xen. Hell. 6.2.13; Diod. 15.47.7). Следовательно, конец египетской войны был бы 373 или 372 год до н. э. самое позднее. Это должно было бы дать нам верхний предел для кадусийской кампании, если мы будем следовать очевидной последовательности в Плутархе и Троге.
Итак, хронология египетской кампании по–видимому, твердо установлена. Однако, Робартус ван дер Спек предлагает рассматривать еще одно свидетельство, относящееся к событию, описанному в греческих источниках как Кадусийская война Артаксеркса II. Это вавилонский астрономический дневник, датированный 369 годом до н. э., который также описывает экспедицию против восточной страны (земли Разаунду):
«XII месяц (= 14 марта-12 апреля), 35‑й царский год, Артаксеркс II (апрель 369 года до н. э.).
[Царь] собрал свой [отряд] для битвы в земле Разаунду».
Ван дер Спек утверждает, что Разаунду находится где–то между озером Урмия и Каспийским морем, и идентифицируется как земля Заранда, урартский район, известный по надписям Саргона II. [10] Ван дер Cпек отождествляет упомянутую в дневнике экспедицию с войной Артаксеркса II против кадусиев. Поскольку египетская война была в 373 году до н. э., новая информация наверняка будет похожа на последовавшую за ней Кадусийскую кампанию. По–видимому, у нас есть идеальное совпадение, и предположение ван дер Спека принято многими учеными, которые были счастливы обнаружить подтверждение греческих литературных текстов другим источником.
Тем не менее оно встретило и серьезные возражения. Во–первых, Диодор прямо помещает кадусийскую войну перед египетской кампанией. Он датирует кадусийскую экспедицию 385/4 годом до нашей эры (15.8.5; 15.10.1), а затем упоминает о попытке захватить Египет в 374/3 году до нашей эры (15.41–3).
Во–вторых, и это еще более разрушительный аргумент, Корнелий Непот в биографии сатрапа Датама, одного из сатрапов Артаксеркса II, приводит следующие два отрывка:

Datames, militare munus fungens, primum, qualis esset, aperuit in bello, quod rex adversus Cadusios gessit. Namque hic multis milibus regiorum interfectis magni fuit eius opera. Quo factum est, cum in eo bello cecidisset Camisares, ut paterna ei traderetur provincia (Dat. 1.2).	Датам, исполняя воинскую повинность, первым делом показал, что он был за человек на войне, которую царь вел против кадусиев; ибо после того, как несколько тысяч людей царя погибли, его действия принесли большую пользу. Случилось так, что в этой войне умер Камиссар, так что он унаследовал провинцию своего отца.
Itaque magnifice Datamen donatum ad exercitum misit, qui tum contrahebatur duce Pharnabazo et Tithrauste ad bellum Aegyptium, parique eum atque illos imperio esse iussit. Postea vero quam Pharnabazum rex revocavit, illi summa imperii tradita est (Dat. 3.5).	Итак, после того как он [царь] вручил Датаму великолепные дары, он [царь] послал его в армию, которая в то время собиралась под предводительством Фарнабаза и Тифраста для египетской войны, и распорядился, чтобы он командовал наравне с ними. Но позже, когда царь отозвал Фарнабаза, верховное командование было отдано ему.

Согласно Непоту, сначала отец Датама погиб в войне против кадусиев, а затем Датама назначили сатрапом. Лишь позже Датам отправляется готовить экспедицию против Египта. Приготовления к египетской кампании (предположительно в 370‑х или 360‑х годах) упоминаются также в Dat. 4.1; 5.3. Следовательно, Непот и Диодор имеют один и тот же порядок событий, совершенно противоположный Плутарху и Трогу, а именно: сначала кадусийская война, а затем египетская. Ван дер Спек осознает эту трудность, но отметает ее в сноске: «Непот, похоже, как обычно, ошибся». Похоже, это объяснение не совсем убедительно. Неясно, какова была природа ошибки Непота и как она была сделана. Я полагаю, что мы должны согласиться с предположением Николаса Секунды, что в биографии Датама, самой длинной из уцелевших работ Непота, биограф, по–видимому, сохраняет хронологический порядок своего источника. Более того, Непот не одинок в этой ошибке, поскольку Диодор, по–видимому, независимо следует той же последовательности событий.
Другие ученые признают эту трудность, но предлагают решить ее так, чтобы еще больше усложнить вопрос. Они предполагают проведение двух кадусийских кампаний, одной до египетской войны и второй после нее, так что одни из наших источников (Непот или Диодор) говорят об некоей ранней экспедиции, а другие (Плутарх или Трог) сообщают о более поздней. Однако все наши древние источники упоминают только об одном походе, возглавляемом Артаксерксом II; следовательно, это предположение не очень вероятно. Кроме того, если это подразумевает, что обе кампании были описаны одним и тем же древним источником, эта гипотеза не очень правдоподобна. Весьма маловероятно, что существует два описания крупных военных операций одного и того же персидского царя в одних и тех же обстоятельствах против одного и того же народа. Это, безусловно, ослабило бы драматический и литературный эффект. Мы должны полностью согласиться с Ван дер Спеком, который считает «сомнительным делом создавать две кадусийские войны, когда источники знают только об одной». Кроме того, существует тесное соответствие между этими персидскими историями у Плутарха, Трога и Диодора. В частности, и Диодор, и Плутарх в своем рассказе о кадусийской кампании, по–видимому, отводят важное место придворному Тирибазу. Это сильный аргумент в пользу предположения, что это одно и то же событие, а не две отдельные кадусийские кампании.
Если нет других интерпретаций или убедительных свидетельств, мы должны видеть последовательность событий так, как ее изображают Непот и Диодор: сначала кадусийская война, а затем египетская. По–видимому, все, что доказал ван дер Спек, — это то, что Персия вела войну в регионе между Каспийским морем и озером Урмия в 369 году до н. э., но это, вероятно, не экспедиция, описанная в древней литературе как «кампания Артаксеркса против кадусиев».
Давайте рассмотрим рассказ Диодора. Этот автор включает в рамки одного года (385/4 до н. э.) следующие эпизоды:
(1) Последняя фаза войны на Кипре, которую Артаксеркс ведет против Эвагора I. Царь Саламина ведет переговоры с Артаксерксом об условиях мира. Тирибаз, посланник Великого царя, представлен на этих переговорах как командующий всеми силами (ὁ δὲ τὴν τῶν ὅλων Τιρίβαζος ἔχων ἡγεμονίαν). Переговоры в конечном итоге терпят неудачу, потому что Эвагор не соглашается с пунктом, по которому он должен повиноваться персидскому царю как раб своему господину (ὡς δοῦλος δεσπότῃ).
2) Оронт и Тирибаз. После этого дипломатического фиаско Диодор включает историю, в которой другой персидский аристократ, Оронт, заместитель командующего силами царя на Кипре, из зависти к высокому положению Тирибаза ложно обвиняет последнего перед царем в измене. Оронт обвиняет Тирибаза в сотрудничестве с Эвагором (συλλαλεῖ περὶ κοινοπραγίας) и в том, что он заключил приватный союз с лакедемонянами (πρὸς Λακεδαιμονίους συντίθεται ἰδίᾳ συμμαχίαν). Тирибаз немедленно арестован и отправлен в Персию.
3) Кадусийская война. Диодор вмешивается и утверждает, что этот суд был отложен из–за кампании против кадусиев.
4) Урегулирование на Кипре. Тем временем на кипрском фронте все улажено, и мирное соглашение, наконец, заключено между Эвагором и Оронтом, который сменил Тирибаза на посту командующего.
5) Суд над Тирибазом и его оправдание. Наконец, после похода против кадусиев, Тирибаз предстает перед судом. Он оправдан (главным образом из–за услуг, которые он оказал царю в прошлом, ср. Hdt. 1.137), и получает много почестей; Оронт, который был уличен в клевете на Тирибаза, понижен в должности и удален из круга друзей царя (15.11.2).
Эта картина неверна по нескольким причинам. Во–первых, все эти события не могут происходить в течение одного года. Сам Диодор (15.9.2) назначает период в десять лет для кипрской войны. Он даже датирует начало военных действий 391/0 годом до н. э. (14.98.2–3). И все же в этом изображении он укладывает все свои события в один год. Если война продолжалась десять лет, то считать ее окончание в 385/4 году является очевидной ошибкой. Во–вторых, если мы соединим описания Диодора и Плутарха, то картина не сложится. Тем не менее это одно и то же событие, как можно с полным основанием предположить, хотя бы из–за упоминания о Тирибазе как о важной фигуре у обоих авторов. Согласно тому, что говорит Диодор, Кадусийская война произошла между переговорами на Кипре и судом над Тирибазом. Однако, если бы Тирибаза заподозрили в измене и посадили в тюрьму, можно ли предположить, что он отправится в военную экспедицию и завоюет доверие царя в частной и секретной миссии, как рассказывает Плутарх в этой истории? Хотя некоторые ученые не находят это странным, но все же остается вопрос: как мог Тирибаз пользоваться этой свободой действий? Как удачно утверждает Секунда:
«Трудно понять, как человек, ожидающий суда по обвинению в измене, мог убедить царя, что отправить его вместе с сыном к восставшим царям кадусиев было хорошей идеей».
Казалось бы, более вероятно, что человек, обвиненный в государственной измене, будет привлечен к ответственности, а не получит какую–либо дипломатическую миссию в военной кампании. Более того, Плутарх утверждает, что Тирибаз получает почести в награду за успех своей хитрости сразу же после похода. Однако Диодор утверждает, что Тирибаз завоевал уважение только после его оправдания. Наконец, Плутарх не упоминает о судебном разбирательстве, и не держит Тирибаза в тюрьме как Диодор в своем сообщении (15.8.5: κατὰ τὸ μὲν παρὸν παρεδόθη εἰς φυλακήν).
Один из вариантов мог бы заключаться в том, чтобы рассматривать несовместимость описания Плутарха с версией Диодора как свидетельство того, что Плутарх и Диодор в основном использовали разные источники. Более вероятной возможностью будет найти здесь два различных прочтения одной и той же истории из одного и того же первоисточника. Чтобы увидеть это и прокомментировать прочтение этого рассказа Плутархом, давайте сосредоточимся на толковании Диодора.
Факт, что Диодор включает так много разнообразных событий в один 385/4 год, указывает на то, что во всех этих эпизодах он, скорее всего, следует одному и тому же источнику. Вероятно, читая свой источник слишком ёмко, Диодор не пытается разделить описание на отдельные годы (385/4-381/0); вместо этого он передает его как единое целое. Диодор связывает кадусийскую кампанию и кипрскую войну судом над Тирибазом. Было бы вполне логично предположить, что он объединяет все эти эпизоды вместе, поскольку Тирибаз был героем и центральной фигурой всех этих сегментов в первоначальной версии, которую он читал; мы действительно знаем (из версии Плутарха), что Тирибаз был видной фигурой в источнике о кадусийской кампании. Диодор помещает все кадусийское дело совершенно не туда. Мы видели, что нет никакого смысла предполагать, что незадолго до суда Тирибаз был взят в военную экспедицию, а затем задействован в секретной миссии. Как мог Диодор допустить столь серьезную ошибку?
Ответ связан с размещением событий в первоначальном рассказе и изменением хронологической последовательности у Плутарха и Трога. Здесь предполагается, что изложение египетской кампании и кадусийского дела в работах Плутарха, Трога, Непота и Диодора было не хронологическим, а тематическим. Только так можно объяснить то, что Диодору не удалось поместить событие в надлежащее хронологическое место. Источник Диодора, по–видимому, пренебрег хронологией, так что экспедиция против кадусиев была описана вне контекста. Последовательность событий Диодора, касающихся кадусийской кампании, кипрской войны и суда над Тирибазом, по–видимому, основана исключительно на его собственной интерпретации.
Диодор, вероятно, поместил кадусийскую кампанию до суда над Тирибазом, потому что в текстах, которые он читал, поход был упомянут в защитительной речи Тирибаза во время процесса над ним. В рассказе Диодора (15.10.1–4) персидский придворный защищает себя, утверждая, что он служил царю в прошлом, но единственный случай, которым он прямо обосновывает это утверждение, заключается в том, что однажды он спас монарха на охоте. Возможно, в источнике Диодора были и другие подробности, которые он не включил. Представляется, что на то, что было удалено, намекают слова (15.10.4): «говорят, на войне он блистал храбростью, а в совете был настолько полезен, что, когда царь его слушался, он никогда не оставался в проигрыше» (ἔν τε τοῖς πολέμοις ἀνδρείᾳ διενεγκεῖν φασὶν αὐτὸν καὶ κατὰ τὰς συμβουλὰς οὕτως εὐστοχεῖν, ὥστε τὸν βασιλέα χρώμενον ταῖς ἐκείνου παραγγελίαις μηδέποτε διαμαρτεῖν). Если это правда, и в свою защиту Тирибаз упомянул о своей помощи царю во время войны против кадусиев, то мы можем прекрасно понять, почему Диодор решил датировать кампанию до суда (но в совершенно невпопад).
Следовательно, причины, по которым Диодор датировал кампанию против кадусиев, неверны из–за невозможной ситуации, в которой оказался бы Тирибаз. Дата, предложенная некоторыми учеными, т. е. около 380 года до н. э. (между кипрской войной и судом над Тирибазом) в попытке примирить Диодора и Плутарха, также ошибочна. Кадусийская война произошла после 387/6 года до н. э., когда Тирибаз был вовлечен в дипломатические действия по заключению Царского мира в Греции. [11] Можно было бы предположить, что правдоподобный расклад будет состоять в том, что кадусийская война началась до дипломатических усилий Тирибаза на Кипре и до ложных обвинений против него, которые привели к его аресту, судебному разбирательству и оправданию. Тирибаз начал переговоры с Эвагором после битвы при Китии, которую Диодор относит к 386/5 году до н. э. (15.3.6). Независимо от даты морского сражения, вполне возможно, что Тирибаз присутствовал только при последней фазе кипрской войны, и после его роли в заключении Царского мира он задействовался в другом месте, возможно, продолжая дипломатическую деятельность на северо–восточном фронте против кадусиев. Следовательно, дата кадусийской войны также может быть около 386/5 года до н. э.
Урегулирование на Кипре должно предшествовать исходу суда над Тирибазом и падению Оронта. Если бы кипрские дела закончилось в 381/0 году до н. э., вскоре последовал бы приговор по делу Тирибаза. Хотя он был оправдан и реабилитирован, его услуги, вероятно, никогда больше не использовались в деликатных дипломатических переговорах. Царь, по–видимому, все еще не доверял этому придворному (и справедливо, что в конечном итоге станет очевидным). Возможное участие Тирибаза в восстании против царя, за что он, вероятно, был казнен, может быть объяснено этой потерей милости. Хотя некоторые ученые порочат суд над Тирибазом как дело, не имеющее никакой исторической ценности, его историографическое значение неизмеримо. Суд над персидским аристократом и интерпретация его Диодором, возможно, подводят нас ближе к характеру и содержанию работы, с которой консультировался Плутарх.
Как уже упоминалось выше, царь, как говорят, стал проводить массовые казни своих вельмож (25.3: καὶ πολλοὺς μὲν ἀνῄρει δι 'ὀργήν, πλείονας δὲ φοβούμενος) из–за провала своей кампании. Эта картина не известна ни из какого другого источника. Скорее наоборот: в других источниках не говорится, что Артаксеркс проявил на этом этапе какую–либо необычайную жестокость. Кроме того, факт, что Диодор помещает суд над Тирибазом сразу же после кампании против кадусиев, показывает, что он сам не знает о том, чтобы царь казнил многих без суда. В отличие от Плутарха, который говорит о несчастье (ἀτυχία), кампания, по–видимому, не была неудачной. Царь достиг того, чего хотел, и с этой точки зрения кампания проходит успешно. Среди классических работ единственным утверждением, которое подытоживает события как неудачу, является утверждение Трога «ipse in Cadusis victus» (Prol. 10); в других произведениях царь выходит победителем.
Некоторые ученые считают массовые казни реальными. Однако, πολλοὺς ἀνῄρει у Плутарха (25.3) — это, несомненно, явная гипербола. Откуда взялось это изображение? Как отмечалось выше, при сопоставлении рассказов Плутарха и Трога обнаруживается удивительное соответствие между Art. 26-30, 24 и Юстином 10 (с прологом Трога 10). Продолжение этого сравнения показывает, что в этом месте «общий источник» должен был бы описывать истории мятежных сатрапов, или, как говорит Трог, defectores in Asia purpuratos suos persecutus (Prol. 10, «он преследовал своих вельмож, которые восстали в Азии»). Героями нижеследующих историй являются истории Датам, Ариобарзан и Оронт, все «притесняемые» Артаксерксом. Эти сегменты детализированы Диодором (15.90.1–93.6).
Непот описывает жизнь и смерть одного сатрапа, Датама. Восстание Датама присутствовало в первоначальном рассказе Трога как «первое» (Prol. 10: primum), что означает, что история Датама открывала серию выступлений мятежных сатрапов, истории которых будут рассказаны. Диодор, по–видимому, зависящий от того же источника, рассказывает историю Датама (15.91.2–7), называя его в числе непокорных сатрапов. Интересно, что из этой группы лиц (включая Ариобарзана сатрапа Фригии, Мавсола сатрапа Карии, Оронта сатрапа Мисии и Автофрадата сатрапа Лидии) Диодор подробно рассказывает только историю Датама, и этот сатрап оказывается единственным, кому Непот посвящает биографию; он единственный среди этих сатрапов, кого упоминает Полиэн (7.29), приписывая ему семь различных стратагем. Вполне логичным было бы предположить, что в так называемом «общем источнике» существует отдельный раздел, посвященный Датаму.
В исследовательской литературе эти события известны как «Великое восстание сатрапов»; название основано на ложном впечатлении от картины Диодора. Современные ученые добавляют свои собственные гипотезы, которые еще больше украшают эти истории. Некоторые утверждают, что в 370-60‑х годах до н. э. сатрапы Малой Азии подняли широкомасштабное восстание; Стивенсон даже приписывает этому восстанию маловероятный мотив: требование назначить Дария наследником. Воображение ученых объединяет рассказы Диодора и Плутарха для создания потрясающих полотен. Так, Роберт Мойсей видит в казнях, упомянутых Плутархом, причину восстания сатрапов. Согласно его анализу, именно после кадусийской кампании царь искал козлов отпущения, которых он наказывал несправедливо, но по понятным причинам. Секунда предполагает, что Артаксеркс пытался укрепить свои позиции этими чистками, вызвавшими восстания Датама и Ариобарзана. Это описание, однако, не является последовательным: с одной стороны, сатрапы якобы боятся сильного царя; с другой царь изображается слабым, и непрочность центрального правления, усугубленная борьбой за престолонаследие, побуждает сатрапов использовать ситуацию и осуществлять свои планы. Возможно, вторая картина имеет больше вероятности, следуя схеме, известной из более ранних случаев в истории восстаний Ахеменидов в периоды смены правителей.
Майкл Вайскопф прав, утверждая, что столь масштабного и подготовленного восстания, как можно заключить из чтения Диодора, не было, а были лишь локальные волнения в западной части империи, которые никогда не угрожали самому монарху. Казни, упомянутые Плутархом, не были причиной «восстания сатрапов». На самом деле, это, возможно, те же самые события. Казалось бы, и Плутарх, и Диодор ссылаются на одинаковые истории, которые они представляют как одно крупное значимое событие. Эти события не были представлены хронологически «общим источником», как мы можем узнать из хронологии Трога. В этом случае нам трудно датировать события или создавать между ними какую–либо причинно–следственную связь. Диодор, Трог и Плутарх истолковывали их по–разному. Еще раз отметим вероятную ситуацию различных интерпретаций одного и того же текста поздними авторами. Отсюда, вполне возможно, что утверждения Плутарха в Art. 25 являются его собственным пониманием описаний отдельных эпизодов, возможно, доступных ему в форме резюме.

Динон?

Давайте кратко рассмотрим основные аргументы в пользу предположения, что источником Art. 24-25; 26-30 была «Персика» Динона.
(1) Описание того, что Артаксеркс жил до преклонного возраста девяноста четырех лет (Art. 30.9), прямо приписывается Динону в «Макробиях» Пс.-Лукиана (15):

᾽Αρταξέρξης ὁ Μνήμων ἐπικληθείς, ἐφ᾽ ὃν Κῦρος ὁ ἀδελφὸς ἐστρατεύσατο, βασιλεύων ἐν Πέρσαις ἐτελεύτησε νόσῳ, ἓξ καὶ ὀγδοήκοντα ἐτῶν γενόμενος· ὡς δὲ Δίνων ἱστορεῖ, τεσσάρων καὶ ἐνενήκοντα.

Артаксеркс, прозванный Мнемоном, против которого сражался брат его Кир, правил в Персии и умер от болезни в возрасте восьмидесяти шести лет, а Динон сообщает о девяноста четырех.

Работа Macrobioi, приписываемая Лукиану, представляет собой неуклюжую мешанину данных, в основном сомнительных, как и некоторые из ссылок на потерянные работы. Но если это конкретное назначение Динону верно, то можно с большой долей вероятности предположить, что Динон был источником Плутарха для подробностей, упомянутых в конце «Жизни», и Якоби правильно поместил Art. 30.9 и Macrob. 15 в одном фрагменте (FGrH 690 F 20a+b). Греческая традиция описания числа царских лет персидских царей встречается у Геродота (например, 1.214, 3.66, 7.4) и была общепринятой (Ctesias: FGrH 688 F 13.14, 13.23). Если Динон следовал этой практике в случае с Артаксерксом, то его текст был также источником утверждения относительно числа лет царского правления у Плутарха как шестьдесят два.
(2) Изображение Оха как злодея в De Iside et Osiride, явно приписываемое Плутархом Динону (31.363 c), соответствует намеку на его жестокость в конце «Артаксеркса». Было бы разумно полагать, что Ох был злодеем в первоначальном рассказе Динона. Соперничество между Охом и Дарием по поводу наследования Артаксерксу составляет один из ключевых элементов в заключительных разделах биографии. Конкуренция между Артаксерксом и Охом за Атоссу является еще одним центральным элементом сюжета и связывает Art. 30 с более ранним повествованием (Art. 26.2–3). Мы предположили выше (в главе 4), что упоминание Плутархом (11.355 c) убийства быка Аписа и последовавший за этим используемый местными жителями порочащий эпитет «нож» (μάχαιραν), являются подробностями, которые, скорее всего, происходят из работы Динона. Мы можем добавить в эти отрывки другой раздел из Элиана (VH 2.17), в котором маги предсказывают дикость Оха и его убийственные тенденции к своим подданным, на основании того, что он возложил свои руки на один из ножей (τῇ τῶν μὲν τῶν δεξιᾷ μαχαιρίων παρακειμένων ἓν ἔλαβε). Вполне вероятно, что этот отрывок предвосхитил египетскую кампанию в оригинальной работе. Образ ножа и примененное к Оху уничижительное прозвище могут повториться в игре слов Плутарха (Art. 26.2) для представления Оха: (Ὦχος ὀξὺς, «Ох был острым», т. е. «резким, страстным»).[12]
Это приписывание Динону усиливается очевидным использованием этого автора Элианом в другом месте той же работы (VH 4.8), чтобы рассказать о пребывании Оха в Египте, описание чего близко к описанию Плутарха:[13]

Ὅτι τὸν Ὦχον οἱ Αἰγύπτιοι τῇ ἐπιχωρίῳ φωνῇ Ὄνον ἐκάλουν, τὸ νωθὲς αὐτοῦ τῆς γνώμης ἐκ τῆς ἀσθενείας τοῦ ζῴου διαβάλλοντες. ἀνθ’ ὧν ἐκεῖνος τὸν Ἆπιν πρὸς βίαν κατέθυσεν Ὄνῳ.

Египтяне называли Оха ослом на своем родном языке, ругая его тупость ума глупостью этого животного. В отместку он с жестокостью принес Аписа в жертву ослу.

Динон, вероятно, является главным источником для этих портретов, независимо от того, использовал ли Элиан его работу прямо или нет.
(3) Тирибаз изображен как главная фигура в последних эпизодах «Артаксеркса» (27.6–9, 28, 29.1, 6-7). Он занимает центральное место и в кадусийской кампании (Art. 24). Как мы видели из сопоставления с разделами Диодора, его фигура была заметной в кипрском деле, которое закончилось судом. Внутренние связи между кадусийской кампанией и Art. 30 также очевидны в упоминании сына Тирибаза (30.8), предположительно того же самого сына, который был занят против царей кадусиев. Это, по–видимому, соответствует ключевой роли Тирибаза в Art. 10, которая приписывается Динону. [14] Тирибаз также появляется в другом фрагменте Динона (Nepos, Conon 5.2), где он, как говорят, арестовал Конона. Тирибаз, вероятно, занимал центральное место в рассказе Динона, так как шансы многократного обнаружения одного и того же персонажа в нескольких фрагментах, которые мы имеем, не высоки, если он был всего лишь второстепенной фигурой. Структура параграфа Непота, по–видимому, предполагает, что он в значительной степени следует Динону:

Tiribazus … Cononem evocavit … huius nuntio parens cum venisset, in vincla coniectus est, in quibus aliquamdiu fuit.	Тирибаз … призвал Конона… Когда он пришел повинуясь зову, (Конон) был заключен в цепи, в которых он находился некоторое время.
inde nonnulli eum ad regem abductum ibique [eum] periisse scriptum reliquerunt.	Некоторые оставили записи о том, что его увезли к царю, и там он умер.
Contra ea Dinon historicus, cui nos plurimum de Persicis rebus credimus, effugisse scripsit; illud addubitat, utrum Tiribazo sciente an imprudente sit factum.	На фоне этих рассказов историк Динон, которому мы наиболее доверяем в персидских делах, писал, что он [Конон] бежал. Неизвестно, было ли это сделано с ведома Тирибаза или же он не знал об этом.

Кажется очевидным, что оба упоминания Непота о Тирибазе являются частью одного и того же повествования. «Записи некоторых», возможно, вообще не касалась Тирибаза, или, насколько нам известно, здесь могла быть краткая и неточная эпитома этого эпизода, неверно толкующая предлог Тирибаза для вызова Конона (ad regem eum se mittere velle magna de re, «вызвал Конона, как будто желая отправить его по делу большой важности к царю», 5.2) и представив его как фактическое событие. Заключительный намек на то, что тирибаз позволил потенциальному врагу царя бежать невредимым, возможно, напоминает обвинения, выдвинутые против Тирибаза во время кипрской экспедиции (и, по–видимому, намекать на отсутствие Тирибаза в Кадусийской войне). На самом деле Конон, как известно бежал на Кипр (к тому же Эвагору) и, возможно, сделал это и в версии Динона.
(4) Поскольку Плутарх признает, что он использовал Динона в первых двух третях «Артаксеркса», представляется вероятным, что он также использует его работу и в последней части, и, следовательно, Динон был общим источником. Действительно, здесь могут присутствовать некоторые стилистические и тематические особенности, а также вербальные совпадения, указывающие на Динона как на «общий источник». Если то, что мы сказали о размещении эпизодов, последней части правления Артаксеркса II в биографии Плутарха и других параллельных рассказах (Юстина/Трога, Диодора и Непота), верно, то работа, используемая для этих разделов, следовала тематическому, а не хронологическому порядку. Эта особенность проявилась более чем в одном случае (кадусийское дело, истории отдельных сатрапов). Как мы видели в главе 4, это могло быть одним из признаков работы Динона (ср. Art. 6.9).
Другие особенности не кажутся убедительными, но их также следует отметить. История Аспасии у Элиана (VH 12.1) упоминает человека, который купил ее (ἀγοραστής). Слуги, исполняющие обязанность поставщиков, появляются в отрывке, прямо приписываемом Динону (τοῖς ἀγορασταῖς, Athen. 14.652 c). В последней части биографии Плутарх упоминает персидскую корону (Art. 26.4, 28.1), и мы знаем, что у Динона был особый интерес к головному убору персидских царей (Athen. 12.514 a). Динон также описал наложниц царя и их присутствие рядом с царицей (Athen. 13.556 b), тема, повторяющаяся в Art. 27.2. Стивенсон предполагает, что ссылка на повозки персидских женщин (Art. 27.1) происходит из Динона, ибо эта подробность фигурирует и в биографии Фемистокла (Them. 26.4-5), где в качестве одного из источников упоминается Динон (Them. 27.1). Однако неизвестно, читал ли Плутарх Динона непосредственно или подробно, когда составлял «Фемистокла». Возможно, что сходство между биографиями связано с самим Плутархом, его сферами интересов и его стилем. Если «Артаксеркс» появился позже «Фемистокла», то Плутарх может ссылаться «Фемистокла».

Динон и другие

Факт, что у четырех более поздних авторов (Диодора, Непота, Юстина/Трога, Плутарха) был общий источник и этот источник мог быть Диноном, не обязательно означает, что именно Динон был главным источником этих историй. В этом разделе мы исследуем другие сценарии, которые связывают рассказы этих четырех авторов с другими источниками и рассмотрим результаты этих возможностей.
Уловка Тирибаза во время кадусийской кампании напоминает дипломатическую деятельность Адусия (Ἀδούσιος) в «Киропедии» Ксенофонта (7.4.1–11; ср. 8.6.7) с целью положить конец гражданской войне в Карии. Адусий заключает договор с каждой стороной и просит каждую сторону скрыть этот факт. После того, как он вызывает обе стороны в одну и ту же ночь (νύκτα … τὴν αὐτήν), каждый втайне от других (λάθρᾳ ἑκατέρων), Адусий захватывает крепости обеих сторон. На следующий день ему удается устроить мир между вождями обеих сторон, которые чувствуют себя обманутыми (νομίζοντες ἐξηπατῆσθαι ἀμφότεροι). Стратагемы Плутарха и Ксенофонта не являются абсолютно идентичными, и поразительно, что случайный элемент у одного (вожди, покидающие свои места и приходящие к царю одновременно) является неотъемлемой частью у другого. К этому сходству добавляется уникальное имя Адусий. Его персонаж, по–видимому, был специально придуман для эпизода с Карией, и он, очевидно, был назван в созвучии с кадусиями. Это означает один из следующих трех вариантов:
(а) На Ксенофонта оказал влияние более ранний рассказ, в котором описывалась кадусиЙская кампания Артаксеркса II и использование той же самой уловки.
(б) Ксенофонт находился под влиянием более раннего рассказа, в котором описывается кадусийский поход некоего персидского царя и использование той же самой уловки.
(в) Ксенофонт был источником описания этой уловки, и более поздний писатель придумал кадусийскую кампанию, основанную на фигуре Адусия.
Из этих трех вариантов третий должен быть немедленно отвергнут по очевидным причинам. Невозможно себе представить, чтобы редкое имя Адусий послужило источником вдохновения для описания кампании против кадусиев, которые чаще встречаются в литературе (и предшествовали Ксенофонту в работе Ктесия). Давайте рассмотрим первую возможность. Если использование этой уловки в Кадусийской войне Артаксеркса принадлежало к так называемому «общему источнику» и было исключительно связано с ним, то может показаться, что это сообщение появилось до «Киропедии» (написанной в 360‑е годы). Этот «общий источник» тогда не был бы Диноном, поскольку это означало бы, что его работа была составлена и опубликована в течение трех десятилетий (последнее событие, о котором говорится в ней, как вспоминается, является захват Артаксерксом III Египта в 343/2 г. до н. э.). Трудно также согласиться (хотя это и не исключено) с тем, что Динон включил царствование Артаксеркса II в очень ранний сегмент всей своей «Персики» и до фактического конца царствования этого монарха.
В этом случае либо «общий источник» не является Диноном, либо остается только вариант (б). Если вариант (б) верен, то, по–видимому, существовала более ранняя история кампании против кадусиев, которые были побеждены с помощью этой уловки. Эта история вдохновила как Ксенофонта, который привел ее в своем рассказе о гражданской войне в Карии, так и автора «общего источника» (Динона?), который включил ее в царствование Артаксеркса II. Действительно, кажется, есть свидетельства того, что это могло быть так. Единственным рассказом, который был достаточно популярен и влиятелен, чтобы составить описание его преемников, была ктесиева «Персика». Ктесий, вероятно, рассматривал отношения между персами и кадусиями как важную тему, начиная с ранних книг (мидяне и кадусии: FGrH 688 F 1b = Diod. 2.33.1-6) до миссии Кира, найденной в версии Николая Дамасского (FGrH 90 F 66 = 688 F 6b.11-16 у Ленфант). По словам Николая, правитель (ἄρχων) кадусиев, Онаферн, пожелал перейти на сторону мидийского царя и попросил надежного человека, с которым он мог бы договориться об условиях; человеком, посланным Астиагом мидийским, был Кир. Возможно, что Николай упростил первоначальный рассказ, в котором было два кадусийских монарха и изображение той же самой уловки. Если это правда, то в рассказе Ктесия Кир сыграл ту же роль, которую «общий источник»(Динон?) приписал Тирибазу. На этом фоне вполне понятны подозрения Артаксеркса относительно Тирибаза в ходе его дипломатической миссии, поскольку именно во время этой миссии Кир Великий стал подумывать о восстании персов. Мы должны отметить, что переделка Ксенофонта переносит использование этой уловки на Карию, кстати, родину самого Ктесия. Если все это верно, то разработка этих ктесиевых подробностей в рамках «общего источника» соответствует привычке Динона, которую мы предположили выше, приспосабливать и корректировать рассказы своего предшественника.
Однако, возможно, были и другие авторы, которые могли бы пересмотреть описание Ктесия, и это заставляет нас кратко исследовать возможности некоторых других авторов, чьи тексты могли бы быть «общим источником» или которые могли бы повлиять на него.
Традиционное мнение, почти ортодоксальное к настоящему времени, состоит в том, что Эфор из Кимы был единственным источником Диодора для несицилийских частей книг 11-16. Это предположение было сделано Кристианом Фольквардсеном в 1868 году и до сих пор принимается во многих областях исследований сегодня. Идея, лежащая в основе этой простой гипотезы об «одном источнике», состоит в том, что «Библиотека» Диодора представляет собой бесхитростный сборник, основанный на трудах его предшественников. Предполагая, что эта точка зрения верна, Эфор был также предложен в качестве источника Плутарха для Art. 24, а также других авторов, которые писали параллельные версии. Например, Мараско обращает внимание на ряд сходств между Диодором и обсуждаемыми здесь разделами биографии (например, поход в Египет в Art. 24). По общему признанию, нет никаких сомнений в том, что Диодор использовал Эфора, поскольку он цитирует его в нескольких случаях (например 12.38.1–41.1; 13.41.1–3; 13.54.5; 13.60.5; 13.80.5; 14.11.1–4; 14.22.1–2; 14.54.4–6; 15.60.5; 16.14.3; 16.76.5). Но был ли Эфор единственным источником для этой части его работы?
На протяжении многих лет гипотеза о том, что Диодор зависел исключительно от Эфора, подвергалась сомнению во многих отношениях, и некоторые исследования показали, что Диодор использовал и другие источники. Уже предполагалось, что Диодор читал Ксенофонта, в частности для истории десяти тысяч (14.19–31). Метод работы Диодора согласуется с предположением, что он использовал различных авторов. Например, что касается 375-373 гг. до н. э., Вивьен Грей считает, что Диодор вставляет эпизодическое описание Эфора в свою конкретную структуру следующим образом: он сохраняет первоначальное тематическое описание Эфора, разделяя две области (т. е. Пелопоннес и северо–западн Греции) на два разных архонтских года (375/4, 374/3 соответственно). Между ними он вводит персидское вторжение в Египет, взятое, по словам Грея, из специальной книги Эфора по восточным делам. Вместо мнения, что Диодор прибегал к специальной книге Эфора о Персии, существование которой полностью предположительно, более простой интерпретацией будет предположение, что Диодор использует здесь другого автора, чья работа специализируется на области Персии (Динон?). По–видимому, с Диноном для этой цели консультировались некоторые приблизительные современники Диодора, вроде Цицерона (De div. 1.23.46) или Непота (Con. 5.2). Почему бы не предположить то же самое и для самого Диодора?
Другая форма утверждения зависимости Диодора от одного автора состоит в утверждении, что работа Динона была источником описаний Эфора. С другой стороны, Динон, возможно, зависел от Эфора (так что работа Динона была фактически пассажами, взятыми из Эфора).
Подробности, касающиеся жизни этих авторов, на самом деле, как представляется, исключают первый вариант. Мы мало что знаем о жизни Эфора или о точном времени, в которое он жил. Датой его расцвета у Суды, s.v. ‘Ephippus’, ε 3930 Adler, является «год без архонтов в Афинах» (т. е. 404/3 до н. э.), что отмечает его рождение ок. 440 г. до н. э., но эта дата, безусловно, слишком ранняя, так как мы знаем, что Эфор писал об осаде Перинфа в 341/0 году до н. э. в книге 27 (FGrH 70 T 10). Диодор (16.75.5) утверждает, что Эфор сам достиг этой точки в своем труде (то есть это не был отрывок, вставленный позже его сыном). Описание Суды может быть связано со статьей о Феопомпе (s. v. θ 172 Adler): «Феопомп процветал, когда в Афинах не было архонта, во время 93‑й Олимпиады, как и Эфор». Возможно, что он был учеником Исократа (436-338 до н. э.), в соответствии с общей традицией у древних (FGrH 70 T 1, 2a, 3-5, 7-8, 27, 28). Эфор также знал о царствовании Александра (FGrH 70 T 6, F 217). Климент Александрийский (Strom., 1.139.3 = FGrH 70 F 223) утверждает, что, согласно Эфору, от похода Гераклидов до архонтата Эвенета (335/4 до н. э., год похода Александра Македонского против Азии) прошло 750 лет. Если эта фраза происходит из утраченного введения к истории Эфора, то поход Александра, по–видимому, должен был стать конечной точкой произведения, так как Гераклиды описывались в его начале. Вполне возможно, что Эфор написал последний раздел истории уже после воцарения Александра, и по крайней мере после смерти Филиппа. [15] Если это так, то вполне вероятно, что Эфор умер примерно в 330 или 320 году до н. э., возможно, даже позже. Как уже упоминалось выше, последним известным событием, упомянутым в работе Динона, является завоевание Египта Артаксерксом III Охом (343/2 до н. э.), и он, возможно, не продолжил дальше. Этот факт сделал бы Динона и Эфора близкими во временных рамках их предмета, если не с точки зрения времени сочинения, что не является определенным в случае Динона. чтобы рассмотреть вариант, при котором Эфор использовал «Персику» Динона (или наоборот), мы должны были бы предположить, что работа одного писателя уже была опубликована в 330‑х или 320‑х годах, чтобы другой мог ознакомиться с ней, хотя даже в этом случае это очень натужная гипотеза.
Думать, что все четыре автора (Диодор, Непот, Юстин/Трог и Плутарх) использовали при составлении соответствующих разделов совершенно разные источники, вряд ли разумно, если только это не означает, что в конечном итоге эти различные источники происходят из одного и того же рассказа.
Кроме того, следует отметить, что Ксенофонт также ссылается на Аспасию и намекает на ее пленение во время битвы при Кунаксе. Ксенофонт упоминает ее, однако, не по имени, а как «фокеянку» (Anab. 1.10.2). Можно предположить, что если бы Ксенофонт знал ее имя от Ктесия, он, вероятно, упомянул бы его, и если бы он был знаком с ее историей, он, вероятно, не стал бы сообщать об Аспасии наравне с анонимной «милетянкой» (Anab. 1.10.3).[16]
Некоторые ученые склонны различать между источником Плутарха и Трога, с одной стороны, и источником Диодора с другой. Стивенсон, например, в отношении описания кампании против Египта сомневается, что описание Диодора происходит от Динона. Причина, которую она приводит, заключается в том, что, согласно Диодору, когда командиры персидской армии возвращаются из Египта в Азию, и когда разгорается спор между Фарнабазом и Ификратом, последний боится, что его могут заключить в тюрьму и наказать, как Конона до него (μὴ συλληφθῇ καὶ τιμωρίας τύχῃ, καθάπερ Κόνων ἔπαθεν ὁ Ἀθηναῖος, 15.43.5), и поэтому решает тайно бежать из лагеря (15.43.5) в афинский порт. В версии, приписываемой Динону (Nepos, Con. 5.4), продолжает Стивенсон, утверждается, что греческий командир действительно бежал (как мы видели выше). Согласно Стивенсон, Эфор (источник Диодора) использовал в этом месте Каллисфена. Этот аргумент не является решающим, потому что даже в описании, приписанном Динону Непотом, Конон, очевидно, заключен в тюрьму, прежде чем он бежит. Напротив, описание Диодора, по–видимому, заполняет пробелы в подробностях спора между Ификратом и Фарнабазом и потому вполне согласуется с краткими примечаниями Плутарха и дошедшим до нас прологом книги 10 в сочинении Трога. Более того, из замечаний Плутарха и Трога Стивенсон делает вывод о характере первоначального описания египетской кампании Динона. По ее мнению, эти заметки настолько кратки, что кажется странным, что два автора решили бы удалить эти подробности самостоятельно. Она приходит к заключению, что Динон не стал распространяться на эту тему и проигнорировал поражение армии царя. Однако, этот вывод не является необходимым. Плутарх, возможно, значительно сократил первоначальный источник, и трудно обосновать какой–либо аргумент на отсутствии подробностей из сокращенного пролога Трога.
Подобным же образом в отношении экспедиции протиы кадусиев Смит отличает источники Непота и Диодора от источников Плутарха: первые двое не упоминают Тирибаза, в то время как Плутарх упоминает. Смит считает их источником Феопомпа Хиосского. Однако, Диодор не сообщает никаких подробностей относительно кампании против кадусиев, так что из его пропуска действительно ничего нельзя вывести. Кроме того, Диодор прямо создает связь между судебным процессом над Тирибазом и операцией против кадусиев; поэтому Тирибаз, по–видимому, появился в источнике Диодора, как и предполагалось выше.
Источники, которыми пользовался Помпей Трог, неизвестны. Непосредственным источником Трога мог быть греческий труд Тимагена Александрийского (I век до н. э.), историка и ритора (Suda, s. v. Τιμαγένης, τ 588 Adler), который был заведомо враждебен Риму (Seneca, Ep. 91.13), и чей интерес к Персии в древности, возможно, был вызван его вниманием к современной Парфии. Если это так, то соответствующая работа, включающая анекдоты о персидских монархах, возможно, была утерянной работой «О царях» (Steph. Byz. s.v. Μιλύαι = FGrH 88 F 1). Это не исключает возможности того, что источником Тимагена была другая работа. Было бы вполне правдоподобно предположить, что конечным источником этих историй в первой половине десятой книги Трога был Динон. Курций Руф (9.5.21) приписывает историю, в которой Птолемей I якобы участвовал в битве против маллов (и, возможно, спас жизнь Александра), как Клитарху, так и Тимагену. Действительно, Тимаген, возможно, цитировал Клитарха. Любопытно, что оба последних автора упоминаются Квинтилианом (Inst. 10.1.74), который датирует Клитарха периодом после Эфора и задолго до Тимагена (Inst. 10.1.75). Можно было бы предположить, что как группирование Тимагена и Клитарха (у Курция и Квинтилиана), так и относительная хронология между ними были основаны на явных цитатах источников Тимагена. Если это правда, то Тимаген наверняка использовал Клитарха. Существует определенная точка зрения, что он также использовал текст Динона, если то, что мы сказали выше о работе Клитарха, циркулирующей вместе с «Персикой» Динона, верно.
Трог, возможно, использовал труд историка Феопомпа Хиосского. Очевидно, что он основывал заголовок своей работы «Historiae Philippicae» на названии работы Феопомпа. Феопомп умер (вскоре?) после смерти Александра Македонского (ср. Phot. Bibl. Cod. 176 p. 120 b 19). Поскольку работа Феопомпа имела репутацию заимствования или разработки историй других авторов, [17] он, возможно, заимствовал элементы из «общего источника» или Динона и изменил их. [18] Поэтому, если кто–то настаивает на дифференциации Феопомпа как источника Трога и «общего источника» или Динона как источника Плутарха, это объясняет незначительные изменения между версиями истории о Дарии/Аспасии, которые Феопомп мог бы создать в своей переделке «общего источника» или Динона. Однако факт, что оба автора были близкими современниками, делает предположение о литературном присвоении трудным (хотя и не невозможным) в узких границах хронологии.

Фрагменты «общего источника»

В вопросе о конечном авторстве Динона так называемого «общего источника», следует добавить некоторые пассажи. Эти другие тексты, по–видимому, увеличивают наши знания о природе первоначальной работы. Мы главным образом обсудим два отрывка из сочинений Плутарха и посмотрим, как они проливают свет на его метод работы.
I) Плутарх описывает последствия сцены охоты (Art. 5.3-4):

(3) Ἐν δὲ θήρᾳ τινὶ Τιριβάζου δείξαντος αὐτῷ τὸν κάνδυν ἐσχισμένον, ἠρώτησεν ὅ τι δεῖ ποιεῖν. ἐκείνου δ’ εἰπόντος ‘ἄλλον αὐτὸς ἔνδυσαι, τοῦτον δ’ ἐμοὶ δός’, οὕτως ἐποίησεν εἰπών· ‘δίδωμι μὲν ὦ Τιρίβαζε σοὶ τοῦτον, φορεῖν δ’ ἀπαγορεύω’. (4) Τοῦ δὲ Τιριβάζου μὴ φροντίσαντος – ἦν γὰρ οὐ πονηρός, ὑπόκουφος δὲ καὶ παράφορος – ἀλλὰ τόν τε κάνδυν εὐθὺς ἐκεῖνον ἐνδύντος καὶ δέραια χρυσᾶ καὶ γυναικεῖα τῶν βασιλικῶν περιθεμένου, πάντες μὲν ἠγανάκτουν· οὐ γὰρ ἐξῆν· ὁ μέντοι βασιλεὺς κατεγέλασε καὶ εἶπε· ‘δίδωμί σοι καὶ τὰ χρυσία φορεῖν ὡς γυναικὶ καὶ τὴν στολὴν ὡς μαινομένῳ’.

Во время одной охоты, когда Тирибаз показал ему свою порванную одежду, он [Артаксеркс] спросил его, что ему делать. Когда он [Тирибаз ответил: «надень другое платье, а это отдай мне», он [Артаксеркс] так и сделал, заявив: «Я даю тебе его, Тирибаз, но запрещаю носить». Когда Тирибаз не обратил внимания на этот приказ — он был не злой человек, а скорее легкомысленный и безрассудный — и тотчас же надел царскую одежду и заодно золотые и женские украшения царской природы, все негодовали на это; ибо это не было дозволено; но царь засмеялся и сказал: «Я даю тебе украшения, чтобы ты носила их как женщина, и одежду, чтобы ты носил ее как сумасшедший».

Что характерно, здесь не появляются два животных. Первое — это зверь, который, вероятно, разорвал одежду царя. Древняя месопотамская картина изображала царя, сражающегося со львом, первоначально для того, чтобы противостоять угрозе хищников сообществу, а затем как символ конфликта цивилизованной жизни против сил, стремящихся ее уничтожить. В идеологических представлениях Новоассирийской монархии фигура царя, сражающегося со львом, была излюбленной темой, о чем свидетельствуют печати, надписи и рельефы, начиная с IX века до н. э. [19] Сцены, изображающие Великого царя, убивающего льва, явно отсутствуют в Ахеменидской Персии, и все же они присутствуют на печатях. Это отсутствие полностью соответствует остальной части Art. 5, где царь не замечает опасных лиц в своем непосредственном окружении (спартанца, свою мать и Тирибаза в этой сцене), которые в свое время попытаются причинить ему вред. Эта неосознанность также хорошо согласуется с тем фактом, что царь не улавливает опасность, которую представляет собой Кир, его брат, который между тем собирает силы (Art. 4.3). Аллегорически это отсутствие намекает на неосведомленность царя касательно недостатков своей психики, проявляющихся в его пассивности и терпимости к Тирибазу. Второе животное — это лошадь. Можно было бы предположить, что во время охоты царь был либо верхом, либо в повозке, но в этой сцене жеребец не упоминается. Опять же, это непоявление может быть аллегорически истолковано как указание на одну особенность души Артаксеркса, а именно на отсутствие стремления к почестям, что можно увидеть в его нечестивой снисходительности к неповиновению Тирибаза. Кроме того, тот факт, что Артаксеркс не упоминается как верховой, доказывает правоту слов Кира в его письме к спартанцам (Art. 6.4, см. главу 2) о том, что его брат не может усидеть ни в седле на охоте, ни на троне перед лицом опасности. Наконец, отсутствие льва и коня там, где мы их ожидаем, является частью игры Плутарха на тему притязаний царя на то, что он присутствовал там, где его не было, убивая Кира; обратный образ предвосхищает будущую официальную версию, в которой лица, действительно совершившие деяние, из нее устраняются.
Эта сцена может быть той же самой, описанной Диодором (15.10.3), как упомянутая Тирибазом в суде над ним:

κατὰ γάρ τινα κυνηγίαν ἐφ’ ἅρματος ὀχουμένου τοῦ βασιλέως δύο λέοντας ἐπ’ αὐτὸν ὁρμῆσαι, καὶ τῶν μὲν ἵππων τῶν ἐν τῷ τεθρίππῳ δύο διασπάσαι, τὴν δ’ ὁρμὴν ἐπ’ αὐτὸν ποιεῖσθαι τὸν βασιλέα· καθ’ ὃν δὴ καιρὸν ἐπιφανέντα τὸν Τιρίβαζον τοὺς μὲν λέοντας ἀποκτεῖναι, τὸν δὲ βασιλέα ἐκ τῶν κινδύνων ἐξελέσθαι.

Во время охоты, когда царь находился в колеснице, два льва бросились в атаку, разорвали в клочья двух из четырех лошадей упряжки, а затем напали на самого царя; но затем появился Тирибаз, убил львов и спас царя от опасности.

Упоминание о двух львах, нападающих на двух лошадей, встречается довольно редко и, несомненно, связано с другой двойной опасностью, скорее всего, с опасностью от двух царей кадусиев, от которой Тирибаз также спасает царя. Эта сцена может быть адаптирована к известной картине у Ктесия (FGrH 688 F 14.43), в которой Мегабиз поражает льва своим копьем и так спасает монарха. В противоположность наказанию, которое Мегабиз получает от Артаксеркса I, мы узнаем от Диодора, что Тирибаз не пострадал от Артаксеркса II и что фактически его подвиг спас его на его собственного процессе. Эта снисходительность соответствует терпимости Артаксеркса в Art. 5.[20]
Если это действительно так, и сцена охоты в «Артаксерксе» должна быть соединена с той, на которую ссылается Диодор, то можно увидеть две особенности первоначального произведения:
а) Инцидент с охотой, вероятно, был представлен во время выступления Тирибаза в его защиту на суде. Она включала не только сцену, которая оправдала бы Тирибаза за спасение царя, но и изображение неповиновения Тирибаза, [21] предвещавшего его открытое восстание позже.
б) Два любовных треугольника «царь–Аспасия–Дарий» и «царь–Атосса–Тирибаз» напоминают геродотову историю об увлечении Ксеркса его племянницей Артаинтой, дочерью его брата Масиста, и осознание этого факта его женой Аместридой (Hdt. 9.108-113), в результате чего просьба, обращенная к царю, приносит несчастье. Требование Артаинтой царского одеяния (9.109) повторяется здесь в просьбе Тирибаза; он действительно выглядит как «женщина»: ὡς γυναικὶ).
(II) Частью истории о связи царя и Атоссы является участие Парисатиды (Art. 23.3-5):

(3)… ᾔσθετο τῆς ἑτέρας τῶν θυγατέρων Ἀτόσσης ἐρῶντος ἔρωτα δεινόν, ἐπικρυπτομένου δὲ δι’ ἐκείνην οὐχ ἥκιστα καὶ κολάζοντος τὸ πάθος ὥς φασιν ἔνιοι, καίτοι γεγενημένης ἤδη πρὸς τὴν παρθένον ὁμιλίας αὐτῷ λαθραίας. (4) Ὡς οὖν ὑπώπτευσεν ἡ Παρύσατις, τὴν παῖδα μᾶλλον ἢ πρότερον ἠσπάζετο, καὶ πρὸς τὸν Ἀρτοξέρξην ἐπῄνει τό τε κάλλος αὐτῆς καὶ τὸ ἦθος, ὡς βασιλικῆς καὶ μεγαλοπρεποῦς. (5) Τέλος δ’ οὖν γῆμαι τὴν κόρην ἔπεισε καὶ γνησίαν ἀποδεῖξαι γυναῖκα…

… Она [Парисатида] узнала, что из своих дочерей царь испытывал к Атоссе великую страсть, и что он скрывал ее и сдерживал свое волнение не в последнюю очередь из–за нее, как говорят некоторые, хотя он уже тайно общался с девушкой. Когда Парисатида встревожилась, она стала приветствовать девушку еще больше, чем прежде, и хвалила ее красоту и склонность к Артаксерксу, утверждая, что она царственная и выдающаяся. В конце концов, она убедила его жениться на девушке и сделать ее своей законной женой …

Вымышленная история перекликается с «Персикой» Ктесия в изображении доминирующего положения Парисатиды в управлении жизнью царя, а также напоминает описание врачом контроля царицы–матери Аместриды над любовными делами ее дочери Амитиды (FGrH 688 F 14.40). Это также можно рассматривать как умный и тонкий намек на тезку Атоссы в рассказе Геродота (3.31).
Эту историю можно сравнить с разделом об Аспасии у Элиана (VH 12.1), чьи подробности дают некоторое представление об общей структуре первоначального повествования. Вкратце, Кир Младший дарит Аспасии ожерелье, которое, по его словам, достойно матери или дочери царя (ἄξιός ἐστιν οὗτος ἢ θυγατρὸς βασιλέως ἢ μητρός). Аспасия соглашается, что достойно, и отказывается его принять. Когда Парисатида узнает об этом ответе, она удовлетворена тем, что Аспасия, несмотря на любовь Кира к ней, не желает занять ее место (Παρύσατις … ηὔφρανε γὰρ αὐτὴν μάλιστα ἐκεῖνο, ὅτι … ἡ Ἀσπασία, ὅμως ἐν τῷ φιλεῖσθαι ὑπὸ Κύρου ἐβούλετο τῆς Κῦρον τεκούσης ἡττᾶσθαι). Парисатида заваливает Аспасию дарами, от которых гречанка снова отказывается; передавая их Киру, она говорит, что его любовь к ней — ее единственное украшение. Рассказчик Элиана вмешивается и утверждает, что Аспасией восхищаются за ее внешнюю красоту, а также за ее внутреннюю добродетель (ἀναμφιλόγως ἐθαυμάζετο ἥδε ἡ γυνὴ καὶ διὰ τὸ. κάλλος τὸ τοῦ σώματος καὶ διὰ τὴν τῆς ψυχῆς ἔτι μᾶλλον εὐγένειαν). Можно заметить, что изображение Аспасии примерно совпадает с изображением Атоссы в рассказе Плутарха. В треугольнике «Парисатида–Кир–Аспасия» царица–мать одобряет выбор женщины сыном и высоко оценивает ее поведение, поскольку та не пытается затмить ее. И Кир, и его мать уделяют внимание Аспасии и дарят ей дары, от которых она отказывается. Этот раздел, по–видимому, повторяет треугольник «Парисатида–Артаксеркс–Атосса». Опять же, царица–мать поддерживает любовный выбор своего сына, и женщина, о которой идет речь, кажется, не достаточно сильна, чтобы доставить ей серьезную конкуренцию за статус и положение. И снова Парисатида и ее сын проявляют любовь к этой женщине.[22] Эти две женщины, Аспасия и Атосса, позднее составили различные любовные треугольники с участием Артаксеркса. Так, невыполненное обещание отдать Атоссу Тирибазу и ее брак с Артаксерксом спровоцируют будущий мятеж придворного, а история о том, как Дарий встал между Артаксерксом и Аспасией, даст искру, необходимую для разжигания этой нестабильной ситуации. Позднее Атосса оказалась втянутой в другой треугольник между Артаксерксом и Охом, его вторым сыном.
Видное место, которое занимает Парисатида, становится очевидным сразу же после ее примирения с Артаксерксом (Art. 23.2), что является событием, описанным в «общем источнике». Имеется некоторое повторение Art. 23.2 и Art. 17.1. В обоих разделах Парисатида примиряется с царем (17.1: διαλυθεῖσα πρὸς αὐτόν; 23.2: διηλλάγη τῇ μητρὶ), как сообщается, участвует в его личной жизни (17.1: τῶν ἐρωτικῶν ἐκοινώνει συμπράττουσα καὶ παροῦσα, «своим присутствием и сотрудничеством она принимала участие в его любовных отношениях»; ср. 23.4-5) и приводит к казни Тиссаферна и Масабата). Повторение, по–видимому, подразумевает, что Плутарх использовал «общий источник» дважды. Можно себе представить, что когда–то он внимательно следил за своим источником; по–видимому, это был Art. 23. Участие Парисатиды в любовных делах Артаксеркса кажется особенно неуместным в Art. 17, и примирение, по–видимому, наступает слишком рано. И то, и другое имеют больше смысла в Art. 23, после убийства Статиры. Появление тех же подробностей в Art. 17, в последовательности, идущей от Ктесия (в главе 2) показывает, что Плутарх перенес некоторые элементы из «общего источника» в повествование Ктесия, после того, как текст Ктесия прервался (см. главу 2). Здесь предполагается, что основанием для этого переноса подробностей является определенное совпадение между последовательностью Ктесия и последовательностью «общего источника». Сравнение двух предполагаемых последовательностей может наглядно показать это.
О смерти Статиры, по–видимому, сообщалось в разных местах в соответствующих эпизодах: в рассказе Ктесия это произошло сразу после описаний казней лиц, виновных в смерти Кира и осквернении его тела. В «общем источнике» это имело место, возможно, еще до войны и примирения Артаксеркса и его матери. Если это верно, то последовательность в этом источнике полностью соответствует тому, что мы предложили выше (глава 4) относительно тематического порядка в работе Динона.
(III) В работе «Поговорки царей и командиров», приписываемой Плутарху, последнее высказывание человека, принадлежащего к «персидскому» разделу, приписывается Оронту (174b):

Ὀρόντης, ὁ βασιλέως Ἀρτοξέρξου γαμβρός, ἀτιμίᾳ περιπεσὼν δι’ ὀργὴν καὶ καταγνωσθεὶς ἔφη, καθάπερ οἱ τῶν ἀριθμητικῶν δάκτυλοι νῦν μὲν μυριάδας νῦν δὲ μονάδα … δύνανται, τὸ αὐτὸ καὶ τοὺς τῶν βασιλέων φίλους, νῦν μὲν τὸ πᾶν δύνασθαι νῦν δὲ τοὐλάχιστον.

Оронт, зять царя Артаксеркса, впав из милости в бесчестие, в ответ на укоры сказал: как арифметики считают на своих пальцах иногда десятки тысяч, иногда только единицы, точно так же друзья царей иногда могут быть всем, а иногда ничем.

Как мы помним, в рассмотренном нами рассказе Оронт, который выдвигает ложные обвинения против Тирибаза, осужден и опозорен, когда последнего оправдали. В версии Диодора эти два следствия представлены примерно в одинаковой формулировке (15.11.2):

τοῦ δὲ Ὀρόντου καταγνοὺς ὡς ψευδῆ κατηγορίαν πεπλακότος ἔκ τε τῶν φίλων ἐξέκρινε καὶ ταῖς ἐσχάταις ἀτιμίαις περιέβαλεν.

Однако Оронта он [Артаксеркс] осудил как человека, который выдумал ложное обвинение, изгнал его из круга друзей и наделил самыми большими знаками унижения.

Высказывание, приписываемое Оронту, относится к виртуальному характеру почестей, оказываемых придворным царя. [23] Позже в первоначальном тексте Оронт появляется как один из мятежников против Артаксеркса, как мы видим в описании Диодора (15.90.3; 15.91.1).
(IV) Валерий Максим (9.2 ext. 7) продолжает сообщать о жестокостях (crudelitas) Оха, как только он принимает власть: он хоронит заживо свою сестру/мать Атоссу. Своего дядю (предположительно Оксатра и его ветвь семьи) и более 100 сыновей и внуков он заключает в пустом дворе и убивает их стрелами, хотя они невиновны в каком–либо преступлении по отношению к нему. Это описание может происходить из той же самой истории. [24] Ох, по–видимому, делает то, на что не осмеливался его отец, а именно убивает свою мать. Этот контраст, несомненно, должен проявиться, хотя он явно ироничен, поскольку Атосса является не только мачехой Оха, но и его сестрой. Более того, как и Камбиз (Hdt. 3.31.6-32.4), которого фигура Оха в описаниях автора «общего источника» призвана пробудить в сознании читателей, Ох убивает свою собственную сестру.
(V) Еще один сегмент, который следует рассмотреть, похоже, включает все отрывки, в которых Диодор описывает карийца /египтянина Глоса, зятя Тирибаза, во время кипрской и египетской кампаний. Во–первых, Глос появляется в качестве адмирала персидского флота (ὁ τῆς δυνάμεως ναυτικῆς ἡγούμενος, ср. Диод. 14.35.3), который положил конец мятежу солдат на Кипре (15.3.2, ср. Polyaen. 7.20). Затем он играет важную роль в битве при Китии (15.3.5–6). [25] Однако, поскольку он состоит в родстве с Тирибазом (15.9.3), будучи женат на дочери последнего, Глос испугался, как только Тирибаза арестовали. Затем Глос прибегает к открытому восстанию (15.9.3-4), сотрудничая с египетским царем и спартанцами:

εὐθὺς οὖν πρὸς μὲν Ἄκοριν τὸν βασιλέα τῶν Αἰγυπτίων διαπρεσβευσάμενος συμμαχίαν συνέθετο κατὰ τοῦ βασιλέως, πρὸς δὲ τοὺς Λακεδαιμονίους γράφων ἐπῇρε κατὰ τοῦ βασιλέως, καὶ χρημάτων πλῆθος ἐπηγγέλλετο δώσειν καὶ τὰς ἄλλας ἐπαγγελίας μεγάλας ἐποιεῖτο, ὑπισχνούμενος συμπράξειν αὐτοῖς τὰ κατὰ τὴν Ἑλλάδα καὶ τὴν ἡγεμονίαν αὐτοῖς τὴν πάτριον συγκατασκευάσειν.

И тут же он [Глос] отправил послов к Акорису, царю египтян, и заключил с ним союз против царя. Он также писал спартанцам и провоцировал их против царя, предлагая им большую сумму денег и давая другие великие обещания. Он взял на себя обязательство быть их союзником в Греции и помогать им в установлении гегемонии города.

Обращение Глоса к спартанцам похоже на письмо Кира к спартанцам (из Ктесия?), изложенное Плутархом (Art. 6.3-4). Глоса в конце концов убивают (Diod. 15.18.1) и Тахос (его сын?) пытается возобновить боевые действия; он тоже убит (15.18.2), и спартанцы отказываются от своих амбиций в Азии (15.19.1). Поскольку последнее, по–видимому, произошло до завершения Киприйской войны, но рассказывается после нее, последовательность не является хронологической. Это, по–видимому, соответствует признакам, которые, вероятно, принадлежали к первоначальному представлению «общего источника», предположительно использованного здесь Диодором.
Факт, что Диодор упоминает Глоса в рассказе о делах Тирибаза, может привести нас к выводу, что эти две части имели некоторую связь в первоначальной расстановке. Сказание о Глосе, по–видимому, является рассказом о человеке, который состоял на службе у Кира Младшего (Xen. Anab. 1.4.16, 1.5.7, 2.1.3), как и его отец Тамос (Xen. Anab. 1.4.2, Diod. 14.19.5-6), и который, однако, был, по–видимому, прощен царем и задействован им (ср. Xen. Anab. 2.4.24), особенно в морском сражении под Китием. [26] Есть параллели между деятельностью Глоса и деятельностью Кира Младшего, с одной стороны, и Тирибаза — с другой. Во всех этих случаях царь, по–видимому, слишком милостив к человеку, который впоследствии становится настоящим мятежником и которого Артаксерксу в конце концов приходится подавлять.

Заключение и дальнейшие размышления: использование Динона и «общего источника» Плутархом.

Давайте рассмотрим метод Плутарха чтения и переработки его источников, основанный на том, что мы предложили относительно как утраченного текста Динона, так и обсуждаемого здесь источника.
1. Указание на Динона в «Фемистокле» просто перечисляет его среди других авторов. Можно было бы с уверенностью сказать, что Плутарх не имел прямого представления о его работе, когда писал эту биографию.
2. Ссылка на Динона в «Александре» имеет очень краткое упоминание, вырванное из контекста. Поскольку Динон, вероятно, не писал об Александре (как мы можем судить по другим фрагментам), он не был прочитан Плутархом специально для жизни македонского царя. Биограф, скорее всего, столкнулся с указанием, приписываемом Динону на Александра, в другой работе. Вполне вероятно предположить, что Плутарх нашел эту ссылку в компендиуме предметов или анекдотов, связанных с Персией.
3. Другая предполагаемая ссылка на текст Динона в «Аматории» Плутарха может быть датирована, по крайней мере, периодом после 96 г. н. э., поскольку в этой работе упоминается конец династии Флавиев (771c).
4. В какой–то момент Плутарх, по–видимому, знаком с работой Динона, особенно с историями, относящимися к Артаксерксу II и Артаксерксу III, как это можно видеть у Артаксеркса и в De Iside et Osiride.
5. Плутарх не следует канве Динона в Art. 1-22. Что касается смерти Статиры, то он заявляет об этом прямо (Art. 6.9). Он предпочитает следовать Ктесию (главным образом lля Art. 11-19) и иногда вставлять подробности из Динона (на основе заметок или по памяти).
6. Казалось бы, Плутарх заметил большое сходство между Ктесием и Диноном и решил следовать рассказу первого.
7. Еще одна причина нежелания Плутарха использовать расстановку Динона может быть связана с его тематическим порядком. Есть признаки того, что Плутарх не знает, что последовательность Динона не является хронологической.
8. Если это так, то этот факт говорит сам за себя. Плутарх наверняка знал бы об особом характере работы Динона, если бы лично читал ее. В этом случае можно предположить, что ссылки Плутарха на Динона основываются на записях, взятых из его «Персики». Эти записи могли быть составлены его помощниками, рабами или вольноотпущенниками.
9. По всей вероятности, в Art. 23-30 Плутарх следует в основном одному источнику(кроме случайных разделов, которые он нашел в сборниках анекдотов и включил в Art. 22, 23). Истории в этом разделе отображают ссылки внутри и поэтому выглядят одним и тем же текстом. Этот текст, как видно, также использовался другими древними авторами, и поэтому назван здесь «общим источником».
10. Первоначальный тематический порядок «общего источника», находящегося в распоряжении Плутарха, трудно понять, но следует принять во внимание следующие соображения:
а) Египетская кампания поставлена перед кадусийской;
б) Кипрская война, включая обвинения против Тирибаза, поставлена перед кадусийской экспедицией;
в) Дело Глоса связано с историей Тирибаза. Поэтому оно должно было наступить во всей своей полноте (включая конец Глоса) после кипрской войны и суда над Тирибазом.
г) История Глоса и его сотрудничество с египетским фараоном, вероятно, ознаменовали переход на египетскую арену. Этот раздел, вероятно, тематически перенесен в рассказ о неудавшемся вторжении Ификрата и Фарнабаза в Египет. За ней последовала Кадусийская война, в которой Тирибаз вновь занял видное место и спас царя.
д) После Кадусийской войны появились разрозненные фрагменты, касающиеся беспорядков сатрапов в западных сатрапиях (особенно Датама, Ариобарзана и Оронта).
11. Описание дел сатрапов могло бы выглядеть следующим образом:
а) Восстание Глоса и его конец (Diod. 15.18.1-3; он был предан) — эта часть, вероятно, была пересказана в истории Глоса. Стоит отметить, что конец восстания тематически относится к другому разделу — «казням» после раздела о кадусийской войне. В расстановке Диодора, по–видимому, есть некоторое дублирование, поскольку конец Глоса оторван от истории его восстания. Возможно, этот инцидент был дважды упомянут в оригинале.
б) Конец Датама (Nepos, Dat. 11.2.5; см. Polyaen. 7.29.1; предательски убит). [Датам был первым среди упомянутых сатрапов].
в) Восстание в Катаонии, конец Асписа (Nepos, Dat., 4.4).159
г) Борьба с Ариобарзаном и его конец (Harpocration, s.v. Ἀριοβαρζάνης).
д) Действия Оронта (Diod. 15.90.3-91.1) и, возможно, его конец.
12. Есть признаки того, что Плутарх не осведомлен о тематическом расположении «общего источника». Например, описание Плутархом серии казней, вероятно, можно было бы ожидать, если бы описание дел сатрапов было представлено ему кратко в манере пункта 11. Без понимания причин возникновения восстаний и временной связи между ними, описания кажутся цепью убийств царских сатрапов.
13. Это может свидетельствовать о том, что Плутарх имел в своем распоряжении лишь краткое изложение «общего источника».
14. Если наименование принца Дария как νεανίσκος, юноша (Art. 28.1; Justin 10.2.5: iuvenis) понимать буквально, то можно предположить, что Дарий желал Аспасию в своей юности или в относительно молодом возрасте, и он был назначен наследником в то время своей жизни. Изображение Дария как пятидесятилетнего человека (Art. 26.4: πεντηκοστὸν ἔτος γεγονότα) может быть связано с другим временем, датой его предполагаемого восстания. Это предположение могло бы объяснить некоторые странности в изображении Плутарха и Юстина/Трога, хотя оно не прояснило бы, что на самом деле вызвало восстание, за исключением убеждений со стороны Тирибаза.
15. Если это верно, то опять же Плутарх не знает об этой флуктуации в повествуемом времени, и поэтому, возможно, видел только резюме работы.
16. Большинство подробностей, касающихся истории кипрской войны и ее завершения, суда и оправдания Тирибаза, а также позора Оронта (как видно из Диодора), отсутствуют в биографии Плутарха. Этот раздел, по–видимому, был значимым в первоначальном повествовании, изображая взлет, падение и возвращение царедворца Тирибаза. Обвинения против Тирибаза оказались ложными, и царь простил его, но он должен был продолжать не доверять ему, о чем свидетельствует будущее восстание, которое он спровоцировал. Плутарх только взял историю сцены охоты, в которой Тирибаз спас жизнь царя. Важность этой сцены (по–видимому, в пределах всего первоначального судебного раздела) заключается в неосведомленности Артаксеркса о том, что Тирибаз однажды замыслил заговор против него. Плутарх перенес эту сцену в начало «Жизни», чтобы еще больше отдалить ее от возможного восстания и тем самым добиться большего влияния.
17. Чтобы упростить историю возвышения и падения Тирибаза, Плутарх уничтожил следы почти всех других отдельных сатрапов и придворных. Он без колебаний приукрашивает рассказ о разгроме восстаний, указывая на Art. 29 (казнь Дария) и в красках, которые лучше подходят для Оха, при подготовке к сравнению между ними в Art. 30.
18. Если то, что мы сказали выше о последней сцене биографии, верно, то Плутарх сознательно изменил первоначальное описание своего источника. Выходит, вместо истории, связанной с сокрытием смерти Артаксеркса, которое способствовало приходу Оха к власти, мы, по–видимому, получаем искаженный взгляд на «Жизнь». Хотя его источник прямо заявил, что Артаксеркс умер, Плутарх представляет царя еще живым. Он как бы «воскрешает» его, но лишь для того, чтобы он умер в более поздний момент. Плутарх ведет себя точно так же, как и Ох, поддерживая монарха в живом состоянии, хотя он уже мертв. Конечно, чтобы оценить эту тонкую литературную иронию, читатели Плутарха должны были бы знать оригинальный текст, который он модифицировал, — предположение, которое не может быть принято как должное.
19. Вероятно, последним разделом «общего источника» было царствование Оха, включая раздел о его жестокости и его кампании против Египта. Плутарх, скорее всего, знал об этой части работы, когда составлял биографию, но решил не останавливаться на ней подробно. Одна из причин может заключаться в том, что эта работа не касалась конца Оха, как это было предположено в главе 4.

***

Плутарх изображает малоизвестного автора Динона как обладающего двумя особенностями: его труд является вторичным и основан на других рассказах или свидетельствах, особенно Ктесия и Геродота. Плутарх, возможно, даже предположил, что Динон известен своим читателям благодаря этому качеству. Другой особенностью работы Динона является творческая переработка предыдущих докладов путем распространения одного и того же описания на другие области или периоды времени. Мы предположили, что эта двойственная природа работы Динона сопоставима с различиями в сочинениях Ксенофонта между рассказами, заимствовавшими материал у других авторов (в Анабасисе 1), и новыми описаниями с вымышленными персонажами, хотя и построенными на основе чужих произведений (Киропедия).
Из биографии Плутарха следует, что работа Динона носила в основном повествовательный характер, касаясь исторических событий, и в меньшей степени носила характер этнографического сборника разрозненных подробностей, как это может показаться из ее изложения в ссылающихся на нее некоторых древних источниках. Несмотря на эту особенность, Динон, по–видимому, устраивал свое описание непредсказуемым образом. Мы предположили, что этот порядок был тематическим, а не хронологическим. Были выдвинуты аргументы в пользу отождествления источника Плутарха для Art. 23-30 с Диноном.
Произведение Динона косвенно представлено Плутархом как принадлежащее периоду до Александра, либо по теме, либо по времени, когда она была составлена. По крайней мере, так его воспринимал Плутарх, и, вероятно, его читатели.
В знакомстве Плутарха с этим автором, по–видимому, были две фазы. Ссылка на Динона в «Фемистокле» просто перечисляет его как одного из других авторов. В «Александре» очень краткое упоминание вырвано из контекста, поскольку Динон, вероятно, не писал об Александре. Мы упомянули несколько других отрывков, повторенных в сборниках анекдотов или высказываний вроде тех, что использовал Афиней и предположительно найденных Плутархом в этом виде. На другом этапе Плутарх показывает знакомство с работой Динона, хотя только с разделами, которые касаются Артаксеркса II и Артаксеркса III. Это чтение видно в Артаксерксе и в De Iside et Osiride, откуда Плутарх, кажется, знает относительно непрерывный раздел из работы Динона о кампании Артаксеркса III Оха против Египта. Из двух последних работ можно получить непосредственное знание о работе Динона. Предполагаемое использование Динона в «Аматории» Плутарха может быть датировано после 96 г. н. э., а цитирование в De Iside et Osiride будет позже, ок. 115 н. э. Если знания, представленные в De Iside et Osiride, датировали сбор материала для «Артаксеркса», то можно увидеть, что биография была написана до или одновременно с этой работой, хотя более точное датирование, вероятно, невозможно.
Выше мы предположили — основывая нашу гипотезу на наблюдении, что Плутарх не признает особый тематический порядок работы Динона, а вместо этого приписывает ему хронологическую ошибку — что биограф не читал Динона сам, и это, по–видимому, делали его помощники. В «Артаксерксе» Динон цитируется нечасто, и его книга, по–видимому, не используется для первых двух третей биографии. Это может иметь отношение к сопоставлению Плутархом диноновой работой и ктесиевой «Персикой» и его выводу, что рассказ Динона является вторичным. Действительно, почти во всех ссылках на Динона он сопоставляется с Ктесием. Здесь, кажется, важный момент в анализе метода работы Плутарха,
Мы предложили существование текста, использованного более поздними авторами, включая Плутарха, который мы назвали «общим источником». Мы представили некоторые аргументы для утверждения, что этот текст должен быть идентифицирован с Диноном. Если оставить этот вопрос в стороне, то ясно, что Art. 23–30 — это череда заметок, взятых из этой работы, с которыми следует обращаться как с основным используемым источником.

---

[1] Тиль предполагает, что у Плутарха и Юстина были два различных источника и склонен верить версии Плутарха. Он приписывает «ошибку» Юстину/Трогу. Можно отметить явное сходство с храмовыми женщинами–надиту бога солнца Шамаша в Сиппаре древневавилонского периода (1900-1600 гг. до н. э.), то есть с группой, в которую также входили принцессы и дочери главнейших должностных лиц. Но эти женщины, по–видимому, не были жрицами, и традиция устарела и исчезла в первом тысячелетии до н. э. Это верно, хотя есть одиночная табличка, которая содержит (селевкидскую?) копию поздневавилонского происхождения (до 800 г. до н. э.), в которой упоминается надиту в описании новогоднего праздника. Следовательно, это совпадение случайно; было бы немыслимо, чтобы греческий или латинский автор знал эту устаревшую традицию.
[2] Возможно, что соединение жрицы, поддерживающей целибат с персидской богиней плодородия Анаит, включала в себя смешение двух типов храмовых жриц и, по–видимому, путаницу с изображением, в котором девушки были посвящены в служение Анаит/Анаитиде (связанной с Иштар) в определенных местах (вроде Армении: Strab. 11.14.16). Эта служба в значительной степени представлялась грекам как сакральная проституция. Артемида в мифе ассоциировалась с девственностью (Callim., Hymn. 3.6; Ps.-Apollod. 3.8.2 [сохранение девственности и наказание за ее утрату]) и ритуалом. Отождествление Артемиды с Анаитой, распространенное в Малой Азии, возможно, стало причиной этого смешения образов. Брозиус предполагает, что основой для отождествления двух богинь Артемиды и Анаит было родство с водой и ответственность за рождение. Кажется более вероятным, что «чистую» богиню (значение имени «Анаит») было легче отождествить с богиней–девственницей Артемидой.
[3] Другой аргумент Нейгауза состоит в том, что само слово, употребленное Плутархом, κατευνασταί, указывает на то, что его источником является человек, который был знаком с жизнью при персидском дворе. Поскольку именно это слово отсутствует в рассказе Элиана, ученый полагает, что последний имел в своем распоряжении другой источник. Возможно, однако, что Элиан исключил его из своего описания, особенно если это слово не было столь распространенным.
[4] Слово φιλυπήκοος представляет особый интерес, поскольку оно уникально во всем корпусе греческого языка и встречается только у Плутарха и в речах византийского богослова и ритора XII века Никифора Василаки (Or. In Joannem Comnenum) — у последнего автора как существительное (τὸ φιλυπήκοον).
[5] Бриан продолжает и утверждает, что «то, что Ктесий и Полиэн передают своим собственным способом, вероятно, является обрывком официальной версии, которая распространялась после воцарения Оха». Однако это описание трудно воспринимать как официальное сообщение, поскольку картина Полиэна не является позитивной и по сути показывает, что Ох узурпировал трон.
[6] Ср. Polyaen. 2.1.33 (Агесилай), 2.10.3 (Клеандрид). Ср. Diod. 16.49.7-8
[7] Ср. Anab. 3.19.3: Дарий III требует, чтобы кадусии (и саки) предоставили ему войска на основе предыдущего соглашения.
[8] Ср. Nepos, Chabr. 3.1. Хабрий помог Нектанебу I (Нахтенебефу), основателю последней 30‑й династии, взойти на престол, согласно Непоту (Nectenebin adiutum profectus regnum ei constituit, Chabr. 2.1) в 380 году до н. э. Ср. Dem. 20.76.
[9] См. Nepos Iph. 2.4. Сообщается, что зимой 380/79 года до н. э. Хабрий вступил в бой на афинской границе с царем Спарты Клеомбротом (Xen. Hell. 5.4.14). Он предположительно был выбран в качестве стратега весной 379 года до н. э.
[10] Так называемое «Письмо Ашшуру», 714 г. до н. э.). Столпер определил последнее место как мидийский город под названием Разунда (у Птолемея, 6.2.12, к востоку от Экбатаны). Задок предполагает, что название происходит от иранского *Raza–vant(a), «снабженный лозами, виноградниками».
[11] По–видимому, участие Тирибаза в этом устроении закончилось в 387 году после созыва конференции в Сардах осенью и представления его условий греческим делегатам (Xen. Hell. 5.1.30–1). На другой конференции, в Спарте, в 386 году, были только греки.
[12] В другом отрывке из сочинения Элиана (VH 6.8) рассказывается о том, как евнух Багой убил Оха (ср. Diod. 17.5.3-4) в наказание за умерщвление быка и сделал из бедренной кости покойного царя рукоять ножа. Здесь снова ссылка на тот же самый эпитет (а также намек на Камбиза у Геродота), но неясно, происходит ли это в конечном счете от Динона, который, возможно, не описывал конец Оха, а скорее от автора, который использовал его рассказ (Клитарх?).
[13] Стивенсон предполагает, что Динон в конечном итоге был источником Диодора и Элиана для описания приключений Оха в Египте.
[14] Стивенсон даже полагает, что некто «благоприятный и близкий» к Тирибазу был главным информатором Динона по всем материалам IV века вплоть до конца 60‑х годов.
[15] Согласно анекдоту у Плутарха (De Stoic. Rep. 1043d = FGrH 70 T 6) Эфор отклонил просьбу Александра присоединиться к его походу.
[16] Стивенсон считает, что история Аспасии была придумана (Диноном) в качестве причины для восстания Дария. Это не кажется верным, потому что история Аспасии представляется неотъемлемой частью полной первоначальной истории.
[17] Например, хорошо известная встреча Агесилая и Фарнабаза (Xen. Hell. 4.1.29–39). Смотрите Porphyry ap. Euseb. PE 10.3.9-10 = FGrH 115 T 35, F 21), который утверждает, что Феопомп сильно изменил Ксенофонта и что его кража (κλοπὴν) уничтожила «силу и энергию Ксенофонта». Порфирий утверждает, что Феопомп ‘взял описания действий у одних лиц и передал их другим (πραγμάτων δ᾽ ὑφαίρεσιν πεποίηται μεταθεὶς τὰ ἐπ᾽ ἄλλων ἄλλοις). Более того, Феопомпу не составило труда подробно остановиться на рассказах своих предшественников: см. Thucydides 8.103–5 and Anon. Life of Thucydides 5 (=FGrH 115 F 5).
[18] Очевидным примером может служить описание Феопомпом расходов царя на питание в городах (Athen. 4.145 a), что составляет двадцать или тридцать талантов. Эта информация отличается от той, что приписывается Динону (и Ктесию), а именно, что на царский обед тратилось 400 талантов (Athen. 4.146 cd). Рассказ Динона может быть понятен без постулирования промежуточной стадии Феопомпа, в то время как рассказ последнего может быть попыткой перенести в другую ситуацию (во время путешествия) факты, представленные Диноном (или Ктесием) для суда.
[19] Смотрите хорошо известные примеры рельефов Ашшурнасирпала II (883-860 до н. э.) из Нимруда (северо–западный дворец) и постановочные сцены охоты на львов на арене Ашшурбанипала (668-631 до н. э.) из Ниневии (северный дворец).
[20] Возможно, в оригинале была сложная игра о различии между словами и делами, показанная в сцене Art. 5.3–4, поскольку слова Тирибаза повествуют о его делах. Вариация также может быть замечена в Diod. 15.41.2, в отрывке о ссоре между Ификратом и Фарнабазом, который, возможно, также происходит из того же источника (Фарнабаз — хозяин своих слов, но царь — хозяин своих действий); ср. 15.41.5.
[21] Вызывающее ношение Тирибазом одежды царя может напоминать Xen. Cyr. 8.3.13: ἄλλῳ δ’ οὐκ ἔξεστι μεσόλευκον ἔχειν и cр. 8.2.8 о ювелирных изделиях (ср. Procopius De bello Persico 1.17.28).
[22] Особые отношения между этими тремя фигурами, возможно, намекали на любовный треугольник (в широком смысле). Интересно, что кровосмесительные связи по–другому упоминались Агафием (2.24.4), который рассказывает, что Артаксеркс отказался от ухаживаний Парисатиды, поскольку этот акт был несправедливым, необычным и неестественным (οὐχ ὅσιον ὂν τοῦτό γε οὐδὲ πάτριον οὐδὲ τῷ βίῳ ξυνειθισμένον).
[23] Высказывание Оронта присутствует в двух других версиях в дошедшей до нас греческой литературе: у Элия Аристида (его повторил Фотий в Bibl. cod. 248, p. 435 a–b), и у софиста и историка IV века н. э. Евнапия (Suda s.v. Ἀρβαζάκιος, α 3752 Adler = F 84 Müller 1851: 4.51) по поводу бесчисленных наложниц в гареме исавра Арбазакия. Полибий (5.26.12–13) не приписывает эту мысль какой–либо исторической фигуре, а просто утверждает, что люди при дворах царей подобны фишкам на счетной доске.
[24] Курций Руф (10.5.23) указывает на это массовое убийство, совершенное Охом. Сисигамбис, мать Дария III, вспоминает, как в один прекрасный день восемьдесят ее братьев были убиты Охом, самым диким из царей (saevissimo regum), вместе с ее отцом и шестью ее сыновьями. Ср. Justin 10.3.1.
[25] ὕστερον δὲ τοῦ Γλῶ μετὰ τοῦ καὶ βάρους ἐπενεχθέντος γενναίως ἀγωνισαμένου συνέβη φυγεῖν τοὺς περὶ τὸν Εὐαγόραν πολλὰς καὶ τῶν τριήρων ἀποβαλεῖν, «когда Глос напал с большой силой и сражался благородным образом, Эвагор в результате бежал и потерял много своих трирем».
[26] Тамос бежал в Египет, но был там казнен: Diod. 14.35.3–5.